Не звонят колокола

               

   Огромный сибирский город.
   На остановке перед светофором стоит автобус. Горит красный. В автобус влетает девушка и что-то спрашивает у водителя. Тот молчит. Она переспрашивает. Он молчит. Загорается зеленый, автобус трогается, и водитель во всеуслышание объявляет: «Это не семьдесят четвертый. Смотреть нужно!» К девушке подскакивает кондуктор: «Оплатите  проезд». Та платит и выходит на следующей остановке.

               
***


 - Ах, как здорово, что ты из России! – сказал мой новый клиент, едва я переступила порог его квартиры. – У вас такие хорошие люди! И песню ты мне напомнишь!
 
 - Какую? – удивилась я.
 
 - Замечательную! Вроде веселая, а грустно. Я слышал ее в России в сорок третьем. Или в сорок четвертом? Ты должна ее знать!

 - Вообще-то меня еще не было на свете, - засмеялась я. – О чем  она?
 
 - Не помню. Но она очень красивая!

 - У нас много красивых песен.
 
 - Да, но такая одна! Из тех, что не умирают. Ты не можешь ее не знать!

 
   Я пришла к нему одиннадцатого ноября, в Remembrance Day - День Памяти, когда канадцы прикалывают на грудь красные маки и вспоминают всех, кто выжил и кто погиб на войне. На любой войне.
 
   Стояла удивительно теплая осень, и накануне мы ездили в Элору – лесопарк, где  меж крутых берегов, заросших канадскими кленами, летит прозрачная Гранд Ривер. Я привезла целый ворох листьев – желтых, багряных, красных. Мой новый клиент воевал, и я поделилась с ним этой разноцветной красотой. По-моему, наша дружба и началась с того маленького яркого букетика. Я рассказывала ему о красивой стране, в которой так же много озер, как в Канаде, о белорусской деревушке Хатынь, о кедровниках в сибирской тайге, о российских музеях и храмах.
А он рассказывал о том, как после сорока счастливых лет похоронил свою Джоан и какие замечательные у него внуки и сын; как во время войны он бомбил ставку Гитлера – «Жалко, промазал!», как перегонял из Баффало на Аляску американские Аэрокобры, и как зимой сорок третьего его командировали в Иваново обучать советских летчиков летать на этих Аэрокобрах.
 
 - Они были удивительными, ваши летчики. Мы учили их летному делу и учились сами. У них было, чему поучиться. А какую они жарили яичницу! Не знаю, как они это делали, но она ворчала и пузырилась.
 
 - Шкворчала, - сказала я по-русски.
 
 - Как? Шк... шв... Нет, не выговорить.


               
***

   Я принесла ему диск: «Песни военных лет». Той  песней - не то веселой, не то грустной - оказался «Синий платочек».

             Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч.
             Ты говорила, что не забудешь ласковых радостных встреч.
 
 - Ну, наконец-то, - обрадовался Эдвард, - переведи, пожалуйста! А то мелодию  помнил, а о чем поют – не знал. Переведешь?

 - Конечно! Только в прозе.


    Эдвард рано вставал, прочитывал «Toronto Star» и смотрел CNN, а когда я приходила, пересказывал новости, щедро их комментируя.
 
 - Юджиния, - спросил он однажды, - русский президент что, считать не умеет?

 - Умеет, наверное, - засмеялась я. – А почему ты так решил?

 - Да вот, по CNN передали. Он обещал к какому-то, не запомнил, к какому году дать квартиры всем, кто воевал.

 - Ну и что? Он каждый год что-то обещает.

 - Так ведь война уже шестьдесят лет как закончилась! Пусть кто-то воевал двадцатилетним. Что ж получается? Только в восемьдесят он получит квартиру?
 
 - Выходит, так. Если получит.
 
 - Так об этом нужно кричать! Писать в газетах! Звонить во все колокола!
 
 - Звонить? Эдвард, Эдвард... да тогда бы над Россией не смолкал колокольный звон.
 
 - Нет слов, - не сразу ответил он.


   Чтобы у Эдварда не было слов?!

   «Take it easy!» – говорил он мне каждый раз, когда я уходила.
   Удивительный мой клиент! Девяносто лет, а моложе иных молодых.
   «Take it easy». Хороший совет. Только сам он следовать ему не умел.

***
               
 - Я все живу и живу, - сказал  он однажды, - жену пережил, друзей. Кто в Канаде лежит, кто на Арлингтонском.
 
 - На Арлингтонском кладбище? – спросила я. – Мы в Вашингтон в апреле собираемся, на цветение сакур.
 
 - Правда? Вот и передашь от меня привет Теду и Майклу. Мне-то уж не доехать. Просто посмотри на ряды могил и скажи: «Тед, Майкл, старина Эдвард помнит о вас". Я до апреля, может, и не доживу, но ты не забудь.
 
 - Не забуду.
 
 - А у вас тоже есть такие военные кладбища?
 
 - Конечно, есть. И до сих пор находят непогребенные останки.
 
 - Не может быть! – ахнул Эдвард. – До сих пор? Через шестьдесят лет? Но... не может быть!
 
 - Может, Эдвард. К сожалению, может.

 
    Жизнь как череда эпизодов. Ярких или бледных, счастливых или печальных. Что-то забывается, что-то врезается в память.
 
   7-ая перегоночная группа Аляскинского крыла Транспортного командования, полеты над Штатами и Канадой: в любое время, почти при любой погоде. База в ледяном Фербенксе, где их Аэрокобры принимали советские летчики, чтобы дальше лететь по АлСиб в Красноярск. Сколько их не долетело! И русских, и американцев, и канадцев. Зимний Иваново. Советские летчики, зубрившие «метры и футы», «Цельсия и Фаренгейта» и торопившие своих заокеанских инструкторов – «какой там ланч–тайм!» - чтобы скорее лететь на фронт.

 - Замечательные они ребята, ваши пилоты, - часто слышала я.

   Конечно, замечательные.
               
***

 - Сегодня по CNN показывали Россию, - сказал как-то Эдвард, - я не понял, зачем ваши люди носят на головах синие ведерки? Мода, что ли, такая?
 
 - Да нет, - засмеялась я. – Это они так протестуют против спецсигналов на машинах.
 
 - Протестуют? Зачем? У нас тоже у полиции, скорой и пожарных есть спецсигналы! И никто не протестует.
 
 - Есть, но только у них. А в России еще и у многих чиновников. И им все должны уступать дорогу.

 - А если кто-то умирает? Или горит дом? Куда смотрит ваше правительство? Или и это стало нормой?

   Я только развела руками.
 
 - Что случилось с нашими людьми, Юджиния? – возмущался как-то Эдвард. - Я на автобусах сто лет не ездил, а вчера пришлось, и представляешь, водитель не ответил на мое «Thank you»! Ни "You’re welcome", ни "Have a good day!" Представляешь?

 - Представляю, - засмеялась я и рассказала ему тот эпизод в сибирском городе, когда девушке пришлось заплатить за не нужную ей поездку.
 
 - А почему же ты не вмешалась? – удивился  он.
 
 - Мы сидели далеко и не слышали, о чем она спрашивала.
 
 - Но кто-то сидел впереди?
 
 - Да, кто-то сидел впереди.
 
 - И?
 
 - Не знаю. Наверное, не увидели в этом ничего особенного.

 - И колокола не звонят,– не сразу отозвался Эдвард.

 - Не звонят.
               
***


   Тридцать первого декабря я заехала в украинский магазин и купила кусочек сала. Пожарила Эдварду яичницу: на шкварках, с луком, пышную и шкворчащую.
 
 - Такая? – спросила я.
 
 - Почти, - серьезно ответил он. - Компании не хватает.
 

   Я ушла, а он еще долго сидел у окна. Негромко звучала песня – из тех, что не умирают.

                И пусть со мной нет желанной, любимой, родной...
 
   Что же ты натворила, Джоан? Почти двадцать лет назад вышла в магазин и не вернулась. «У вашей жены инсульт», - позвонили ему из больницы. Двадцать лет. Но до сих пор он каждое утро слышит, как шуршат по паркету ее тапки, как бежит из крана вода и закипает кофейник. «А ты принесешь мне когда-нибудь кофе? – спрашивала она. – Наверно, не доживу». «Доживешь!» – отвечал он.
Не дожила. С тех пор он не пьет кофе. И черт с ним, низким давлением!
 
   Какая чудесная песня! Не зря он помнил ее столько лет!
 

                Чувствую, рядом с любящим взглядом ты постоянно со мной.
 
   Скоро двенадцать. Пора встречать Новый Год. Еще один год без Джоан.
   Спасибо Юджинии: пожарила яичницу. Почти такую же, как тогда. Как он назывался, тот русский город? Снегу тогда навалило! Их, инструкторов, русские пилоты пригласили встречать Новый год. Шк...  шв... нет, не выговорить! в общем, шипела на огромной сковороде яичница, открыли тушенку, нарезали черный хлеб – он и не представлял, что хлеб может быть таким вкусным! - поставили пластинку  с «Синим платочком» и разлили по стаканам водку.
 «Cheers!» -  сказал Эдвард.
 «За победу!» - ответили летчики.
  Ах, какие это были люди! Он не помнил их лиц, не помнил имен, но помнил, как спешили они освоить Аэрокобры, чтобы скорее отправиться на фронт.
 
   Ну, вот и двенадцать! С Новым годом, Джоан! С Новым годом, хорошие люди!

   Интересно, что с ними сталось? Дожили ли до Победы? Или лежат где-то непогребенные? Как же так? Шестьдесят лет, как закончилась война, в которой они победили...

   И колокола не звонят.
 
   Медленно падали за окном снежинки, расцвечивалось небо гирляндами фейерверка: Торонто встречал Новый год.

   Старый канадский летчик, много повидавший на своем веку, даже бомбивший ставку Гитлера (жалко, промазал!) сидел один в новогоднюю ночь и слушал удивительную  песню – из тех, что не умирают.