Реальность или сон?

  - Кто-нибудь знает русский язык? Кто-нибудь может это перевести? – спрашивал больной у врача, показывая тетрадь.
   - Успокойтесь, месье. Позвольте взглянуть, - ответил доктор и взял дневник из трясущихся рук пациента.
   Пробежав глазами раскрытые страницы, он пристально посмотрел на больного:
   - Присядем.
   Взволнованный пациент сел на кровать:
   - Вы видите эту запись? Это русский, я точно знаю. Но я не знаю русского языка.
   Врач присел рядом с ним:
   - Господин Моран, - мягко начал он. – Я не вижу ни слова на каком-либо языке, кроме французского. И все они написаны вашей рукой.
   - То, что на французском, конечно, моё. Но вот здесь, - ткнул он пальцем в пустое место на странице. – Половина листа исписана непонятными словами. Видите?
   - Нет, - твердо заявил доктор. - Половина страницы оставлена чистой – вот и всё, что я вижу.
   Пациент сокрушенно вздохнул, но в следующий миг ему пришла идея, и он воодушевился:
   - Я перепишу это своей рукой. Но потом мне понадобится переводчик.
   Доктор улыбнулся и вернул тетрадь:
   - Перепишите, а там что-нибудь придумаем.
   Как только он вышел из палаты, Симон Моран взялся за перо. Через час текст был переписан буква в букву на отдельном листе.
   - Что ж, сударь, - медленно проговорил доктор, вернувшись по вызову больного и рассмотрев исписанный лист. – Это действительно не французский. Вы позволите  взять записку? Завтра я верну ее вам и обещаю узнать: на каком она языке.
   - На русском, - быстро произнес Моран. – Не сомневайтесь. Я хочу только знать перевод.
   - Хорошо, - похлопал его по плечу врач. – А теперь отдохните. Сейчас вам принесут лекарства.
   ***
   Тем же вечером доктор отправился к своему приятелю, бывавшему в России. Будучи действующим офицером, полковник Дармс, в числе прочих изучал и русский язык.
   Просмотрев поданный другом листок, он немного смутился.
   - Вы можете это перевести? – спросил доктор.
   - Н-да… - неопределенно протянул тот. – Давайте-ка, я запишу это на обратной стороне. Читать вслух мне бы не хотелось.
   - Хорошо.
   Когда полковник закончил, он вернул бумагу товарищу. Тот прочёл и нахмурился.
   - Выходит, ваш пациент видит галлюцинации на русском языке, - сделал вывод Дармс.
   Доктор в изумлении покачал головой:
   - Но это невозможно. Если только… он знал русский когда-нибудь в детстве.
   - Хочу заметить, что язык вашего пациента слегка отличается от того, что я изучал.
   - Что вы имеете в виду?
   - Обычно в конце слов, оканчивающихся на согласную, русские ставят твердый знак. Но в вашем письме этого нет. Еще вместо русской «е», которая пишется вот так, - Дармс начертил пальцем в воздухе букву «ять», - здесь стоит латинская «е».
   - И что это значит? – озадаченно посмотрел на него доктор.
   - Понятия не имею, - развел руками полковник.
       ***
   Наутро доктор вернул Морану записку и начал расспросы: мог ли он в детстве слышать русскую речь, не было ли у него русской няньки?
   - Нет, доктор, - быстро отвечал пациент, желая поскорее отделаться от вопросов и остаться наедине с запиской.
   - Ну, хорошо, - сдался тот. – После обеда я еще загляну к вам.
   Как только он вышел, Моран подошел к окну и припал взглядом к бумаге.
   «Дорогой Симон, - начиналось письмо. – Я пришла этой ночью, но не смогла тебя разбудить. Наверное, тебе дали снотворное. Я сижу рядом с тобой. Сейчас я касалась твоих волос. Они мягкие, и я не вижу никакой седины, о которой ты говорил. Один к одному – все черные. А еще я коснулась твоего лица. Губами. Я целовала твой лоб и брови, глаза, губы. Хорошо, что ты не проснулся. Иначе ты выгнал бы меня за такое поведение.
   Любимый! Я боюсь, что уже никогда не приду и не увижу тебя.
   Прошу об одном: пиши. Всё, что ты пишешь в своем дневнике, я читаю в моих книгах.
   Мне пора уходить, я чувствую это. Поцелую тебя на прощанье: не могу удержаться. Прости меня, милый мой, и знай, что каждую минуту я помню о тебе и слышу твой голос в моем сердце.
   Твоя Карина».
   Моран поднял глаза и посмотрел в окно. «Она приходила. Она была здесь». Почувствовав слабость, он сел на кровать, а затем перечитал письмо.
   Закрыв глаза, Симон попытался ощутить на лице ее поцелуи.
                ***
   Два месяца назад Карина впервые появилась рядом с ним. В тот момент Моран, как обычно, расхаживал по палате, размышляя о том, что занятие литературой – не более чем причуда, увлечение, которое вызвано потребностью высказаться. Совершенно естественно, он хотел бы еще и быть выслушанным, воспринятым, но некому было выслушать его и принять.
   Жена Морана восемь лет назад сбежала от него с молодым офицером. По городу N. поползли сплетни, от которых Моран старался отгородиться. Он перестал бывать в салоне, куда дважды в неделю, а иногда и чаще, приезжал вместе с супругой.
   После ее предательства весь городок стоял на ушах. Всем давно уже было известно, что мадам Моран женщина легкомысленная и ветреная. Но она была не единственной в своем роде. Однако поступок ее осуждался всеми, даже теми дамами, которые водили с ней дружбу и хранили в секрете ее предыдущие романы.
   Моран собрался в путешествие, не имея иной цели, кроме той, чтобы удалиться от города и забыть о случившемся. Горожане восприняли это иначе. Полетели слухи о том, что брошенный муж отправился на поиски неверной жены.
   За пять лет путешественник побывал во многих столицах Европы, но остановиться решил в небольшом городке – предместье Парижа. Он купил обширный участок земли и засадил его виноградом; спустя три года виноградники начали приносить доход. Казалось бы, самое время успокоиться и заняться мемуарами, тем более, что написать было о чем, и писать Морану хотелось: он уже пару лет вел дневники.
   Но однажды, приехав в Париж, Моран был сбит лошадью, получив сотрясение мозга и частичную потерю памяти. Обнаружив последнее, медики решили понаблюдать за пострадавшим какое-то время, и поместили его в «дом скорби».
   Так вот, находясь в больничной палате, Моран неожиданно обнаружил сидящую на его кровати девушку. «Когда она вошла? Как она могла войти – в мужское отделение, прямо в палату?»
   - Вы кто? – спросил он ее.
   Девушка, казалось, была удивлена не меньше его:
   - Где я?
   - В больнице для душевнобольных, - ответил Моран и оглядел ее.
   Черные волнистые волосы спускались на плечи, слегка прикрывая их. На девушке была странная, по мнению Морана, одежда. Он никогда еще не видел, чтобы особа женского пола одевалась подобным образом: белая футболка и трикотажные серые брючки. Карина, в свою очередь, тоже рассматривала незнакомца.
   Он был невысокого роста. Черные чуть вьющиеся волосы давно нуждались в стрижке, поскольку спереди падали на глаза, а сзади достигали плеч. Темно-карие глаза под прямыми черными бровями излучали таинственный свет и притягивали к себе взгляд. Чувствуя, что глядя в них, она уплывает куда-то, Карина кашлянула, но продолжила вглядываться в незнакомца. «Нос как нос, прямой и не слишком большой. Губы бледные, но красиво очерченные. Улыбка…»
   Он улыбнулся, забавляясь тем, как искренне-пристально девушка изучает его внешность.
   - Откуда вы взялись, мадмуазель?
   Услышав это обращение, Карина ахнула и прикрыла рот ладонью.
   - Вы Симон Моран, - не скрывая восторга, прошептала она.
      Моран удивленно хмыкнул:
   - Мы знакомы?
       Девушка отрицательно помотала головой, не отводя от него восхищенного взгляда.
   - Кто вы и как сюда попали? – снова задал он вопрос.
   - Я… я никто. Просто Карина. У меня никого нет, в смысле – родственников, - растерянно лепетала она. – А вы действительно Симон Моран?
   - Откуда вы  меня знаете, Карина? – полюбопытствовал он.
   - Я читаю вашу книгу о путешествии, - начала она.
   - Погодите-ка, - прервал Моран. – Какую книгу? Должно быть, вы меня с кем-то спутали.
   - Нет-нет, - быстро возразила Карина. – Послушайте меня минутку. Я, кажется, всё поняла.
   И она рассказала о том, как несколько дней назад наткнулась на книгу Морана в библиотеке своей хозяйки, у которой снимает комнату. Начав читать его заметки, не особо заинтересовавшие ее своим содержанием, Карина была очарована стилем написанного. Ей хотелось читать и читать просто ради того, чтобы «слышать» эти фразы, полные такта и деликатности. Что или кого бы ни описывал автор, он всегда замечал во всем нечто хорошее и достойное уважения и любви. Его взгляд на мир и людей так затронул Карину, что она всей душой пожелала: «Я хотела бы встретиться с этим писателем. Чтобы не просто читать самой, а слышать его голос, произносящий эти слова».
   Несколько дней подряд она пыталась представить себе внешность Морана, поскольку в книге отсутствовал его портрет. И вот, наконец, он приснился ей.
   - Стало быть, я вам снюсь? – улыбнулся Моран.
   - Да. По-другому не может быть, - заверила его Карина. – Потому что вы живете в 19 веке, а я - в 21-м. А еще я уверена, что мы встретились именно потому, что вы в этой больнице. Вам особенно одиноко здесь... Можно мне попросить вас? – обратилась она к нему.
   - Просите, - настороженно отозвался он.
   - Почитайте мне то, что вы пишете.
   Моран невольно взглянул на дневник. Ни одному человеку на свете он не показывал, а тем более – не читал свои записи.
   - Боюсь, мадмуазель, вам будет неинтересно.
   Карина улыбнулась:
   - Прочтите историю о свадьбе, где вам было жаль невесту… В брачную ночь она овдовела, так и не успев стать женой.
   У Морана округлились глаза. Он не смог вымолвить ни слова.
   - Вы это еще не записали? – догадалась девушка.
   Он сглотнул и кивнул:
   - Только начал.
   - Жаль. Ну, тогда почитайте другую.
   Моран не решался открыть тетрадь:
   - У меня здесь только заметки, сделанные в больнице.
   - Читайте, - кивнула Карина, забравшись на кровать поближе к стене и поджав под себя ноги. «Всё равно - что, лишь бы видеть ваши глаза и слышать ваш голос», - подумала она.
   Но в этот момент, не постучавшись, дверь отворили...
                ***
   Проснувшись утром в своей постели, Карина с удовольствием вспоминала сновидение, медленно таявшее под лучами июльского солнца, пробившимися сквозь темные шторы на окне.
   Она удивилась и обрадовалась тому, что придумало ее воображение, вдохновленное чтением произведений Морана.
   С утра и до вечера Карина находилась в приподнятом настроении, свойственном влюбленным. Девушка работала няней в детском доме-интернате, и последнее время всё больше тяготилась своими обязанностями. Но с появлением в ее жизни (или - в воображении) Симона, всё переменилось. В нем она черпала силу терпеть, и сейчас почти позабыла о том, что хотела сменить работу.
   Возвращаясь домой поздно вечером, Карина спешила взяться за книгу. Прочитав одну повесть или пару новелл, она ложилась спать и шепотом повторяла его имя.
   Целый месяц, каждую ночь она встречалась во сне с Симоном.
   Его убеждение в том, что Карина – обычная французская девушка, было развеяно в первую же встречу. Когда Моран потянулся к дневнику, чтобы выполнить просьбу Карины и почитать ей, в палату вошла медсестра. Женщина не заметила молодую особу, открыто сидевшую на кровати больного. Тогда Симон спросил вошедшую: «Нет ли в больнице женского отделения?», на что получил суровый ответ:
   - Когда вас выпишут, тогда и будете интересоваться женщинами. А здесь это строго запрещено.
   Развеяв первое предположение, он решил проверить второе:
   - Мадмуазель Карина, разрешите мне дотронуться до вас.
   Она улыбнулась и протянула ему руку. Он пожал ее: теплая, мягкая, живая. Карина сжала его пальцы в ответ.
   В смятении Моран уселся на кровать рядом с девушкой и усиленно старался найти объяснение происходящему.
   Карина, видя его замешательство, тихонько сказала:
   - Пожалуйста, не волнуйтесь из-за меня. Если вам тяжело от моего присутствия, я постараюсь не видеть вас больше во сне.
   Он взглянул в ее погрустневшие карие глаза и неожиданно успокоился. «В самом деле, зачем я разволновался? Какое мне дело, откуда она?»
   - Нет, мадмуазель. Не исчезайте, - попросил Моран. – Мне приятно видеть вас рядом, и я с удовольствием вам почитаю.
   Он открыл дневник и прочел пару записей, после чего с некоторым стеснением посмотрел на Карину, ожидая оценки своего творчества. Девушка взирала на него с восхищением, окончательно зачарованная и по уши влюбленная в своего героя.
   Не успела она сказать ему и слово, как почувствовала, что исчезает.
   У Симона проходило несколько дней, прежде чем снова являлась Карина.
   Второй раз она появилась в тот самый момент, когда Моран дописал новеллу про свадьбу; девушка тут же упросила его прочесть произведение вслух.
   - Из ваших уст это звучит гораздо приятнее, - сообщила она. – К тому же, редакторы книги резко сократили оригинальный текст.
   Несколько часов они сидели рядом и разговаривали. Сначала об этой истории про невесту, а затем о жизни друг друга. Симон узнал, что Карине всего двадцать лет, живет она в России и работает няней. Примечательных событий в ее жизни было мало, и девушка пересказала их довольно скоро.
   - Вы молоды. У вас еще всё впереди, - с легкой завистью произнес Моран.
   - А вы считаете себя стариком? – усмехнулась она.
   - Ну, в некотором смысле, да, - подтвердил он.
   - Сколько вам лет сейчас?
   - Тридцать семь.
   - У вас тоже всё впереди, - как можно убедительнее произнесла Карина. – По крайней мере, в плане творчества. Знаете, сколько томов ваших сочинений хранится в библиотеке моей хозяйки?
   Он отрицательно покачал головой.
   - Семь, - торжественно объявила она.
   Симон недоверчиво усмехнулся, а Карина неожиданно спросила:
   - Можно я буду называть вас просто Симоном и обращаться на «ты»? Мы ведь друзья?
   - Конечно, Карина.
   Она протянула ему руки ладонями вверх. Симон опустил на них свои ладони, и несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Карина исчезла.
   - Ты сказала, что живешь в 21 веке, - напомнил Моран в ее следующий визит. – Расскажи мне, какая там жизнь.
   Карина принялась перечислять и описывать то, что, по ее мнению, должно было шокировать Симона: радио, телевидение, компьютеры, космические корабли... Но он не особо удивлялся, поскольку не мог в это поверить.
   - А люди изменились? – интересовался он. – Они стали терпимее?
   - Конечно, нет. Совсем наоборот, - удивилась она тому, как можно этого не понимать.
               ***
   В каждую встречу Карина рассказывала о том, что происходит в ее времени. А потом слушала Симона, читавшего ей рассказы, сочинённые в ее отсутствие. Так продолжалось почти два месяца (по календарю 1820 года) и месяц (по календарю 2003 года).
   С какого-то момента Симон начал интересоваться лишь тем, что она чувствует и думает, читая его творения. Карина неоднократно говорила, что все его эмоции и оценки, проскальзывающие в произведениях, настолько близки и понятны ей, что кажется, будто она сама рассказала ему об этом, а он – записал. Внимая подробным объяснениям девушки, Симон изумлялся: насколько они с Кариной похожи душой (явное сходство их внешности уже перестало его удивлять).
   Однажды он вдруг спросил:
   - Откуда ты так хорошо знаешь французский?
   - Я не знаю французского, - изумилась Карина.
   - А я не знаю русского, - серьезно сообщил Симон.
   Она усмехнулась:
   - Да. Это интересно: на каком же языке мы с тобой говорим?
   - На языке сердца, - улыбаясь, ответил он.
   - Симон, - начала она, взяв его руки в свои. – Я вижу тебя лишь во сне. Поэтому мы и говорим на одном языке. Это всё сон.
   Он слегка сжал ее пальцы и покачал головой:
   - Нет, Карина. Ты мне не снишься. И я тоже не сон. Когда ты исчезаешь, я остаюсь здесь и продолжаю жить.
   Она не знала, что ответить на это, и попробовала сменить тему:
   - Ты написал что-нибудь новое?
   Он отпустил ее руки и вынул из кармана больничного халата свернутый лист бумаги.
   - Я хочу, чтобы ты взяла его с собой, - сказал Симон и протянул ей письмо.
   - Боюсь, что не смогу вынести это из сна. Прочитай сейчас, - попросила она.
   - Нет. Давай попробуем. Я хочу доказать тебе, что я – не сон.
   - А если не получится, как я узнаю, что было в письме? – заволновалась Карина, теребя бумагу в руках. – Я бы очень хотела прочесть его, правда. Но если я проснусь, а его у меня не окажется?
   - Я подумал об этом, - спокойно ответил Моран. – Я записал текст письма в мой дневник. Если ты можешь читать мои рассказы из дневников, то и письмо прочтешь.
   - Но как мне найти его? Под каким названием? – спешила узнать она, чувствуя, что начинает исчезать.
   - Письмо Другу, - ответил Симон.
   Карина исчезла, и свернутый лист плавно опустился на больничную койку.
                ***
   Проснувшись раньше обычного, Карина долго лежала с закрытыми глазами, восстанавливая в памяти только что прерванное «свидание». Затем она поднялась и осмотрела постель на предмет письма, которого, как она и предполагала, не оказалось наяву.
   Карина взглянула на часы: «06:15». До выхода на работу оставался еще целый час, и девушка решила проверить правдивость сна: «Существует ли у настоящего Морана такой рассказ, и если да, то о чем он?»
   Она прошла в комнату хозяйки, уехавшей на лето в деревню, и открыла большой книжный шкаф: в нем стояли еще не прочитанные Кариной 5 томов Симона Морана. Просматривая содержание каждого из них, Карина мысленно укоряла себя за то, что занимается ерундой: ищет то, чего не может быть.
   В пятом томе она наткнулась на повесть «Возвращение», каждая глава которой имела название. Одним из них было "Письмо Другу". Карина вздрогнула, но тут же скомандовала себе: "нельзя доверять случайному совпадению!".
   Поставив четыре тома на место, она вернулась с книгой на диван и отыскала нужную страницу. Набрав в легкие побольше воздуха, Карина медленно выдохнула и напомнила себе, что всё это сон и ее выдумка, а значит, любое неоднозначное совпадение нельзя принимать на свой счет.
   Она раскрыла книгу и начала читать письмо, попутно комментируя всё, что подозрительно напоминало события ее снов.
   «Мой милый Друг, К. (Мало ли кого зовут на «К», - усмехнулась Карина).
   Я благодарен Богу за то, что ты оказалась рядом со мной в самый нужный момент. Ты как солнечный лучик согрела мне душу (Обращается к женщине – но мало ли женщин на свете?) своей красотой и молодостью, а в большей степени - интересом к тому, что я пишу. (Наверняка, у него была куча поклонниц.)
   Я уже три месяца нахожусь в больнице, а ты навещаешь меня, как верный друг. (Я не навещаю, а сплю.)
   Через несколько дней меня выпишут. (О, нет!) Я надеюсь: ты пожалуешь ко мне в гости. А если нет? Тогда я не смогу рассказать, а точнее, - признаться, что с некоторого времени называю тебя не другом, а возлюбленной. Я произношу это вслух лишь наедине с собой, боясь потерять твою дружбу, и значит, возможность видеть тебя.
   А сейчас я об этом пишу... Я люблю тебя, моя девочка. Не могу больше молчать, хоть боюсь, что ты не придешь ко мне, прочитав эти слова.
   Но я запомнил твое лицо, твои глаза, тепло твоих рук. Я сохраню тебя в моей памяти, и буду черпать в тебе вдохновение. Ты верно подметила, что я не пишу об искренней, настоящей любви, а только о прозе жизни, в которой любовью именуют и похоть, и расчет, и тщеславие.
   Но теперь я буду писать о любви. Читай, любимая, и слушай все слова и признания, которые будут обращены к тебе.
   P.S. Несколько дней я еще буду здесь. Если тебя не смущает роль моей возлюбленной, умоляю: приди, хотя бы в последний раз. Я хочу посмотреть в твои глаза, когда назову тебя моей любимой».
   Карина уронила книгу на колени и закрыла глаза. «Нет, это не про меня. Симон, дорогой мой, я люблю тебя. Но ты существуешь только в моей голове. Я очень хотела увидеть тебя, поэтому всё и придумала. А сейчас боюсь, что могу свихнуться от собственных грез. Нет! Больше ни одной страницы Морана!» - решила она и убрала его книги на место – в шкаф.
***
   Весь день после прочтения письма, Карина пребывала в тревожном состоянии. На работе всё валилось из рук, а напарнице приходилось окликать ее по нескольку раз, чтобы она, наконец, поняла, что обращаются именно к ней. День прошел как в бреду. Давно Карина не чувствовала такой усталости после работы. Вернувшись домой, она едва успела раздеться и дойти до дивана, как повалилась на него и заснула.
   Симон не спал двое суток после ее «ухода». Под глазами у него потемнели круги, и вид был довольно потерянный. Заметив это, доктор распорядился вколоть больному снотворное, что и было исполнено без промедления. А ночью явилась Карина.
   Сначала она потрясла его, думая разбудить таким образом, но потом догадалась о лекарстве. Присев рядом с Симоном и сделав то, о чем упоминалось ранее, она решила написать ему в тетради сообщение о своем визите. Пера поблизости не оказалось, да и вряд ли бы Карина сумела написать им без помарок. Она воспользовалась тем, что находится во сне, и силой воображения «создала» шариковую ручку, которой и сделала запись.
***
   Прошло несколько месяцев.
   Перестав читать книги Морана, Карина ни разу больше не видела его во сне. Первое время, лишенная «свиданий» с ним, она мучилась душой и изредка плакала. Не выдержав нагрузки на работе, уволилась и сразу нашла новое место: «секретарь директора фирмы». Обстановка офиса, молодой коллектив, внимание мужчин – всё это помогало Карине вернуться в реальный мир и оставить позади свои странные фантазии.
   Незадолго до нового года она простудилась и лежала дома в постели. Пару раз ей звонили с работы, но по делу, а не просто для того, чтобы справиться о самочувствии.
   Внезапное одиночество подкосило ее сильнее, чем простуда. Депрессия стояла рядом, готовясь к нападению. Не отдавая себе отчета в происходящем, Карина достала из шкафа пятый том Морана. Она нуждалась в поддержке и любви, которую встретила только в лице Симона. Прочитав «Письмо Другу», она перевернула страницу и продолжила читать, но недолго. Вскоре из ее глаз хлынули слезы. То, что было написано далее, не оставляло места для прежних сомнений.
   «Рафаэль (так звали героя этой повести) вернулся в свой дом, казавшийся прежде надежным укрытием, крепостью, а теперь - ставший тюрьмой. Он обещал помнить ее и радоваться тому, что она была в его жизни. Но сейчас данный обет тяжким грузом висел у него на душе.
   - Как я могу радоваться без тебя?! – воскликнул он, будто надеясь, что она его слышит. – Почему ты не осталась со мной? Кто ждет тебя в твоей России? Друг, любовник, возлюбленный?
   Рафаэль, обессилев, опустился в кресло и достал из кармана потрепанный лист бумаги, на котором русскими буквами было написано то, что он помнил уже наизусть: «Дорогой Рафаэль. Я пришла этой ночью, но не смогла тебя разбудить…»
   Карина рыдала, прижав раскрытую книгу к груди:
   - Симон! Дорогой мой Симон! Неужели ты был настоящий?
   От нервного напряжения состояние Карины ухудшилось. Ночью она лежала на диване и не могла пошевелиться. Температура тела уже была за сорок, но продолжала расти.   
   Хозяйка, вернувшаяся поздно вечером, напичкала ее парацетамолом и почти не отходила от больной. Жаропонижающее не действовало, и женщина вызвала скорую. Спустя полчаса «карета» приехала, но попасть в подъезд врачи не могли: заклинило домофон. Хозяйка направилась вниз по лестнице, чтобы изнутри открыть им дверь.
   В это время мужчина, неизвестно откуда появившийся в комнате, присел рядом с Кариной. Он взял ее за руку и сказал:
   - Любимая, я пришел.
   Карина с трудом открыла глаза, но тут же опустила веки. Она повозила головой по подушке, надеясь прийти в себя и отогнать «галлюцинацию».
   Симон наклонился к ней и коснулся губами горячего лба. Карина снова открыла глаза: это действительно был он.
   - Обними меня, - тихо попросила она.
   Он просунул руки ей под спину и, слегка приподняв, прижал к себе.
   - Мне так плохо без тебя, - прошептала Карина. – Не оставляй меня, пожалуйста.
   - Девочка моя, - шепнул Симон ей прямо в ухо. – Я пришел забрать тебя с собой. Но мне нужно твое согласие.
   Он слегка отстранился и посмотрел в ее покрасневшие глаза:
   - Я хочу, чтоб ты стала моей женой. Ты согласна?
   Слезы блеснули в ее глазах:
   - Согласна.
   В тот же миг Карина потеряла сознание.
     ***
   Придя в себя, она обнаружила, что находится в незнакомом доме. Поднявшись с кровати, на которой очнулась, Карина оглядела комнату и сразу подошла к письменному столу. На нем в беспорядке лежали бумаги, тетради, книги и перья. Быстро разложив всё по стопочкам, она вдруг припомнила, что была больна и не могла шевельнуться совсем недавно: не больше получаса назад! А сейчас Карина стояла на ногах и чувствовала себя совершенно здоровой.
   В коридоре послышались шаги. Скрипнула дверь, и вошел Симон. На нем уже не было жуткого больничного халата, а волосы, аккуратно подстриженные, уже не прятали черты его лица, которыми Карина любовалась с замиранием сердца.
   Глядя на Симона, ей хотелось кинуться к нему на шею и поцеловать, но она не была уверена: позволительно ли вести себя так в 19 веке?
   Он улыбнулся, видя, что Карина чувствует себя неловко, и подойдя, прильнул к ее губам. Долгожданный для обоих поцелуй, нежные объятия и ласки – всё это не позволило им выбраться из спальни до тех пор, пока на вторые сутки ими не овладел обычный голод.
   Прислуги у Симона не было, и влюбленная парочка готовила обед сама. Он растопил печку, а Карина начистила картошку. Сидя у печки, Симон усмехнулся:
   - Наймем кухарку на пару месяцев, чтобы она научила тебя готовить.
   Карина хотела возразить, мол, дома-то она сама себе варила-жарила, но промолчала: «Печка – это тебе не газовая плита».
   - Я научусь, - пообещала она Симону. – Главное, что я с тобой.
   Спустя несколько дней Моран привез Карине бумагу, заменившую паспорт, а через две недели после ее появления здесь, они зарегистрировали брак.
     ***
   Вернувшись в квартиру с врачами скорой помощи, хозяйка ничего не могла понять: «Куда подевалась больная Карина? Ведь она минуту назад и руку-то от постели поднять не могла». Верхняя одежда и обувь Карины находились в прихожей, сумка с документами лежала на полке. Всё было на своих местах, кроме Карины.
   Хозяйка долго извинялась перед медиками за «ложный» вызов; потом с неделю прождала возвращения квартирантки. Связываться с милицией по поводу розыска Карины женщина не стала: «Себе дороже выйдет».
   Спустя две недели она разместила в свободной комнате другую девушку.
   Карина не вернулась ни через неделю, ни когда-либо еще.