Орлик

Орлик.

 Помню день, когда наш папа Борис принёс щенка.  Было утро. Маленький серенький комочек скулил у ворот. Папа сказал: «Орлик»! Вырос смышлёный пёс. И ровно через год в день смерти папы Орлик три дня выл беспрестанно. Не скулил, а именно выл. Его отцепили. Он метался среди людей и выл.

Осенью 69-го началась наша жизнь с новым папой Андреем. Ина с Адочкой в интернате. Я с Антошечкой дома. На меня были возложены хозяйственные обязанности как: ежедневно убрать сарай, накормить скотину, отвезти навоз на кучу в огород за пятьдесят метров и натаскать воды. Много воды.  Для дома, для скотины, для бани. Сарай убирали с папой. Потом папа задавал корму и поил скотину. А я вывозила навоз в огород.

Именно тогда мне пришла идея приручить Орлика к упряжке. Я заполняла корыто навозом, привязывала собаку и подкармливая Орлика кусочками хлеба, приручала его возить груз. Получалось прекрасно. Потом таким же образом возила воду от колодца. Ставила флягу в корыто, заполняла четырьмя вёдрами воды и с Орликом ехали домой. В порожний от воды рейс я бежала впереди или ехала в корыте сама.
 
Очень тяжело было доставать ведро из самого колодца. Моего веса едва хватало, чтобы удерживать полное ведро. До сих пор удивляюсь, как я ни разу не выпустила ручку  у колодца и как сама, ни разу не кувыркнулась вместе с ведром в глубокий колодец. Смотреть вниз было страшно. Пока я поднимала ведро, периодически отдыхая и отдуваясь, мои валенки намертво примерзали к мокрому льду. Не одну пару валенок я оставила без подошвы. Это видимо меня и спасало. Потом папа мне их подшивал.

А по субботам  была баня и большая стирка. И мы с приехавшей из интерната Адочкой до самого вечера катались: одна сидит в корыте, другая бежит рядом, поддерживает грохочущую пустую флягу. Обратно везём воду. На зависть всей соседской детворе. Ине, как старшей поручали ставить тесто, стирать и готовить. Таких приятных и весёлых поручений ей не давали.

Мы любили нашего Орлика, мы его обожали и жалели. Подкармливали вкусными мамиными пирожками. Орлик не пропускал ни одной чужой курицы.
Через несколько лет, я уже училась в интернате, нашего общего любимца отравили. И звали этого злодея Степа. Отравил крыситом. От зависти. Опять было весеннее или летнее утро. Уже Антошечка вырос. И ворота красовались добротные и новые, сделанные папой Андреем  на славу. Орлик лежал бездыханно у конуры.  Доверчивый пёс взял из рук Степы отравленный кусок. Я его до сих пор не могу простить.

Так мы потеряли самый главный и самый любимый папин подарок. Для меня это была потеря более существенная, чем смерть самого папы, да простит он меня.