Have you ever f-d in the ocean?
- Have you ever f-d in the ocean?
Тьфу, черт! Вот она опять, эта фраза. Но что там дальше? F-d или не f-d? Лихорадочно пролистываю несколько страниц. Возвращаюсь к началу. Читаю. Перечитываю, читаю дальше. Читаю весь вечер. F-d, f-d, f-d. Так вот оно что такое, порнография. Оказалось: обычная литература. В смысле сюжета, характера героев, переживаний там всяких. Роман как роман. Про любовь, брак, измену. Еще раз про любовь. Про это. Только трахаются все время. Нет, я не употребляла тогда это слово. Может быть, не знала его даже. Получается, что слово f-k я узнала раньше, чем слово трах? Получается, так. Но, увы, никогда не трахалась в океане.
Некоторые сцены из того великого покета навсегда отложились в моей подкорке. Всплывают во снах. И наяву тоже. Ну, во-первых, великая океанская сцена в конце первой главы. Они сливаются в поцелуе, переплетаются ногами, руками, и то уходят с головой под воду, то выныривают воздуху глотнуть и чтоб совсем с ума не сойти от желания, и непонятно, руки ли ласкают ли, ноги ли, или – вода, не просто обволакивающая, а поглощающая, откуда пришли, туда и зовет. И вот уже чуть не тонут, а бьются, бьются друг в друга, или друг в друге, и вот победа, экстаз, cum, по-американски, или, смешно сказать, климакс. Она ему говорит, вынырнув окончательно: жжется, мол, там. А он ей, смеясь: это соль.
Когда я описывала деликатному моему другу другую океанскую сцену, сцену с китихой – я видела по телеку, как рожала китиха – и вот это океанское, мощное, вода поглощающая, стихия, водоворот – она рожала, бешено вращаясь, а кит неподалеку, встревоженный, тоскующий, одинокий – и все это: океан могучий и китов счастливых, когда уже помчались втроем с новорожденным, я описывала своему другу, то, конечно, вспоминала ту сцену другую океанскую, но не сказала об этом, конечно, из деликатности.
А один однажды предложил мне поехать с ним и дом построить на берегу океана. И тут магическое слово сыграло злую шутку, так в меня этот океан въелся. Стоит ему сказать: океан, а у меня уже взор туманится и ноги подкашиваются, и я готова ехать за ним на край света, так на меня это слово действовало. А он, конечно, не знал, почему, думал, наверно, что вранье его фантазийное так на меня действует, говорил, мол, дом построим в двадцать комнат, и будет у нас сад и бассейн на берегу океана. Зачем бассейн на берегу океана, смеялась я. А это образ такой, гвидон салтаныч, выброситься на берег океанский, и дом воздвигнуть мановением лебединого крыла, или емелюшка, что ли, так радовал свою милую, бишарашку общежитскую, чтоб нам не в парке по скамейкам обжиматься и не в роще разбойничьей плащ на траве стелить, а чтобы сразу двадцать нам комнат, и чтоб бассейн, а лучше – океан, океан, океан.
И чуть не уехала и не пропала в тоске, в песке, в песках.
Другая сцена в той книжке подкорочная: что-то она со своим мужиком поругалась и в сердцах из дому ушла, а он искать ее бросился, а куда? конечно, на берег того океана. И вот идет он, бредет по берегу, и слышит звук. Как тот Винни-Пух. ВОРРРАВОРРАВОРРА… Незнакомый звук слышит, нечеловеческий. Вглядывается и видит. Далее вуайеристски описывается, что он видит. Жена его лежит - на спине, на песке, на берегу. И издает незнакомое ему ВОРРАВОРРАВОРРА. Цепляясь за песок, вцарапываясь в песок ногтями. А меж ног ее – голова черная кудрявая, голова негра, тогда, в те годы так и было просто написано и неполиткорректно: голова негра. И негр тоже урчит между ее ног: ВОРРАВОРРАВОРРА. Очень самозабвенно. А этот муж находится близко-близко, и так это зрелище его захватывает, и так на его слух это урчание утробное действует, и так он жену свою словно в первый раз видит, что тоже ВОРРАВОРРАВОРРА издавать начинает и производить определенные действия. Потом тот негр встает на какое-то время во весь рост, и мощь его видна грандиозная, и муж тоже трепещет от такого зрелища, а уж жена вообще кричит, зовет, и потом уже могучее действо начинается, а муж в смятении домой отползает.
Там много было разных еще сцен, в той книжке, но всякие диванно-бедрумные меня как-то не очень вдохновляли, душные были больно, скушные. После океана-то. И все равно запомнились. Прелюдии особенно всякие. Как говорят-говорят, вроде, ни о чем, то ли о погоде, то ли отношения легонечко выясняют. “Ты меня еще любишь?” А он при этом любуется на ее нипплз, а те торчат, и вот он уже их пальчиками легонечко, тут, главное, легонечко, легонечко, а она уже на носочки встает, натягивается стрункой, кровь приливает к щекам и не только. Диво просто! А дальше какое-нибудь диво диванное и бедрумное. Безумное, в смысле.
Вот что я думаю насчет порнографии. Пусть ее будет мало. Но пусть она будет. В гениальных гомеопатических дозах, в укусах – засосах, не сходящих потом всю жизнь. С его плеча и с моей шеи. Тогда в нужный момент – когда он станет, наконец, моим бойфрендом, - мы разденемся догола и встанем друг перед другом, как Адам и Ева, нам будет тридцать пять на двоих, и мы прибегнем к спасительной английской речи, он тронет длинными фингерз мои торчащие нипплз, и я натянусь, как корд, и встану на тоуз, и он обнимет жаркими хэндз мой хладный боттом, и ткнется в меня, как бычок, бодливым коком. И даже скушный диван и душный бедрум не смогут испортить нам того великого первого свидания, и ничто никогда уже его не испортит. Мы будем плыть и смеяться, как дети.
Свидетельство о публикации №212061501174
Гера Фотич 15.06.2012 18:27 Заявить о нарушении