яблоко

 А потом наступает день, когда слышишь, как всюду вокруг яблонь одно за другим падают яблоки. Сначала одно, потом где-то невдалеке другое, а потом сразу три, потом четыре, девять, двадцать, и наконец яблоки начинают сыпаться как дождь, мягко стучат по влажной, темнеющей траве, точно конские копыта, и ты — последнее яблоко на яблоне, и ждешь, чтобы ветер медленно раскачал тебя и оторвал от твоей опоры в небе, и падаешь все вниз, вниз… И задолго до того, как упадешь в траву, уже забудешь, что было на свете дерево, другие яблоки, лето и зеленая трава под яблоней. Будешь падать во тьму…
   
    Рэй Брэдбери
   
   
   В комнате у Илги нисколько не темно. И ничуть не страшно. Совсем. На комоде даже есть фонарь-летучая мышь. В нем теплится желтый отблеск огарка свечи. А керосин отец не даёт разжигать. Боится, что спалит весь дом, ведь дочь для него все еще маленькая...

Впрочем, в углу есть пышущая жаром печка-буржуйка с трубой сквозь форточку, можно открыть заслонку и тогда будет совсем светло. Еще на стенах бледно голубые обои казавшиеся теперь темно-синими, они вновь расцветут красками. На них нарисованы пышные фрейлины и  кавалеры в парадной форме с золочёными шпагами. Они нарядные. Они веселы и им ни капельки не страшно.
Рядом стоит стол накрытый веселой розовой скатертью с тремя поросятами. Он круглый и старый престарый. Наверное, он до ре вол юци онный. Сохранился еще с тех времен, когда в этой комнате жила какая нибудь фрейлина. Из тех, танцующих беззаботно в сказке. Она конечно же жила здесь, наверное не очень долго, а потом вышла замуж и все. 
Илга поплотнее закуталась в шерстяной плед. Кровать у нее большая, с балдахином и кучей шелковых подушек. Нет, наверное, здесь жила восточная красавица Шахерезада, которая знала кучу сказок. Илга тоже знала их довольно много, книжек у нее много, читать не перечитать, но только днём, когда светло. А сейчас ночь, полутьма. За белыми окнами зимняя сказка. Это должно быть так, надо лишь распахнуть створки. Скрипят полозья это королевские санки с длинной ручкой, на них какая нибудь принцесса сидит подбоченясь, не шелохнется
в горностаевой мантии. Санки толкает принц в долгополой шубе и старомодных коньках с загнутыми концами.
Впереди и вокруг них разноцветные фонарики и смех, смех весёлых людей. Это там, в другом мире. В ее голове должно быть или на другой планете. Здесь все не так.
 Тьма стояла за ледяными окнами, была где-то рядом, дышала на них холодом, завывала в водосточных трубах, порой заглядывала голодными глазами через испещренные белыми полосками бумаги стекла, но в комнату войти не решалась. Там где теплится свет, где жива надежда, тому не так страшно.  Илге порой казалось, что тьма поглотила соседние дома, в них совсем не было света, но там еще живут.  Это вторая зима, а значит в два раза труднее. И голод...
   Ещё повезло, ей не надо ходить на работу старшим мальчикам и в школу ходить совсем не надо до самой оттепели. Так надо. Так сказал отец. Перед уходом на работу  всегда просит Илгу, что бы она не смела соваться на крышу. Там может быть опасно.
    На крышу она и сама не полезет. Можно запросто свалиться с высоты пятого этажа. И хоть внизу сугробы, но от смерти они не спасут.
    А впрочем, гасить зажигалки ее все равно не пустят. Там дежурят мальчишки. Они старше ее и один - Стасик Надеждинский как-бы ей нравится. Как бы потому что она еще не решила. Ведь он всегда норовит толкнуть ее и дернуть за косичку. А она в ответ пихает его портфелем. Дурак, сказала вслух Илга, старше ее, а такой дурак. Можно просто пригласить в кино, правда? Как папа тетю Зину.
 
    Стул скрипит, вот вот развалится, его надо вообще отправить в печку. Но тогда не на чем будет сидеть. Да и уголь горит жарче. А это самое главное. Батареи не топят, вместо них поставлена раскаленная буржуйка.
    Илга отодвинула кочергой засов и приоткрыв маленькую дверцу пошурудила ей так, что голубые искры разом рванулись вверх. В лицо напахнуло сухим жаром словно заглядывает в топку паровоза. Но если смотреть на огонь долго долго, то начинают слезиться глаза, лучше поудобнее усесться на скрипучий стул балансируя, чтобы короткая ножка не оторвалась окончательно и смотреть на яркую картинку из старого журнала "Работницы" Там под ней расписаны калории. Нудные таблицы для тех кто хочет узнать сколько потребляешь калорий в день.

    Но главное не это. Важная сама картинка: на ней изображены фрукты. Спелые бананы и яблоки, они желтые, а вот апельсины оранжевые. Казалось только протяни руку возьми и надкуси.Если смотреть на картинку долго долго, то во рту появляется слюна и вкус давно забытый, еще с прошлого лета и еще запах... Апельсины пахнут свежестью. Оранжевые апельсины в  х р у с т а л ь н о м блюде. А рядом с ним ярко-красное яблоко. Кожица у него тонкая тонкая, такая что просвечивает, так, словно бы яблоко светится изнутри. Одуряющий запах яблок на белой скатерти. Илга только что поставила на него чернильное пятно. Перо предательски капнуло в самый неподходящий момент и теперь фиолетовые чернила растекаются словно это амеба или даже спрут который хочет схватить щупальцами все блюдо.
    Можно собрать скатерть и попытаться застирать хозяйственным мылом. Но такие пятна выводят как то по другому. Илга ещё не знает как.
    Она теребит краешек скатерти. Не знает как поступить. Потом берет яблоко и надкусывает.
    Сочная мякоть хрустит, яблоко большое и крупное. Апельсины сладкие пресладкие! Оранжевая кожура светится на солнце. Ветер колышет белые занавески. Он теплый такой, этот  ветер.
    Труднее всего представить вкус яблоко. Она не помнит его вкуса. Апельсины помнит, а вот яблока нет.
   
    - Я Б Л О К О, - раздельно произносит она, - яблоко. Яблоня зацветает в мае. У нее такие бело-розовые лепестки, они такие нежные что если дунет ветер, то они враз осыплются. Затем прилетают пчелы. Они собирают нектар. Потом будут яблоки. Но их будут собирать только в сентябре. Венгерские яблоки привозят в к а н у н нового года. И кладут в подарки детям вместе с конфетами и  м а н д а р и н а м и. Мандарины бывают сладкие и кислые. Кислых она не пробовала, но рот наполняется слюной, словно положили кислый лимон.
    Нет, пусть лучше будут сладкие. Кожица у них чистится легко легко, она снимается кружочками, а вот дольки нужно немедля ни минуты есть...
 
    Илга отвернулась от яркой картинки. Слишком пусто вокруг. Одиноко. Отец вернется заполночь. Она будет уже спать. А утром он поцелует ее и уйдет на работу. Она раскрыла другую яркую книгу: Там падишах дарил Щахерезаде золотой поднос с россыпями драгоценных камней. Шахерезада красивая. И ее калиф отец рядом с ней.
    Возле печки тепло. А за окнами, заклеенных крест накрест белыми полосками, опять валит снег. Он будет сыпать всю ночь и утром укроет весь город до верху. И город сверху никто не увидит. Можно будет идти по снежным тоннелям идти долго и выйти когда нибудь посреди теплого лета. Пусть не где нибудь, а на берегу лесного ручья. Или лучше всего возле деревни бабушки. И чтобы обязательно лето только только начиналось.
    Она не заметила как уснула.
    В ее сне все было именно так.
    А утром ее разбудил хрустальный звон. Отец неуклюже топтался на шатком стуле и пытался достать с антресоли фужер для шампанского. Наконец что то хрустнуло и отец виновато покосился на Илгу. - Должно быть разбил. Этоо ничего, Шахерезада, хрусталь слишком хрупкий, но можно ведь из кружек, да?
    Илга кивнула. Это было неважно.
    Важно было то, что
    То, что на большом блюде из розового хрусталя лежали пахнущие морозом и праздником грузинские мандарины. Правда, их было немного, штуки три, не больше, но зато рядом с ними, возвышаясь как памятник самому себе, матово - нежное, прохладное лежало темно-вишневое яблоко. Венгерское. То самое.
    - Они восхитительно пахнут, - сказал отец, - я помню.
     Илга протянула к яблоку руки, а потом словно бы спохватившись, не решаясь взять, словно это было самое великое сокровище, и внезапно отвернувшись к окну провела по глазам словно смахивая слезинку.
    Ничего, папа, должно быть просто соринка попала в глаз.
    Яблоко было как на картинке. Оно ласково и нежно светилось как тот вишнево розовый рубин, который подарил падишах своей Шахерезаде