Кладбищенский медведь

В Федотовке переполох. Бабка Агафья уверяет, что встретила на кладбище медведя, не бутафорского надутого резинового мишку, а настоящего, живого: шерстнатого и глазами черными, как угольки.  Присела, я, значит, около могилки, обихаживаю,  по краям все заросло.   Потом поднимаю голову, а он сидит на соседней могиле, ест оставленные яйца  и печенье. Я, сперва, не поняла. Может, думаю,  Захар Прилучин, притащился, все же родственник схороненному. Только смекаю, во что это он одет? Лето, троица прошла, а он в волосатой  куртке. Я улыбнулась, хотела уже окликнуть, спросить, но вдруг Захар-то повернулся и посмотрел на меня. Да, с таким удивлением, будто, я для него с того света встала.  Сидим оба, смотрим, друг другу в глаза и тут я сообразила, что никакой   это не Захар, а настоящий медведь. Сколько мы так смотрелись, не знаю, у меня от страха ноги отнялись и голос пропал. Хотела его окрикнуть, а не могу, голоса нет. Мишка первый пришел в себя. Поднялся в полный рост, да как рванет вдоль могил к лесу, только я его и видела. 
Рассказ бабки Агафьи восприняли в деревне по-разному.  Коренные жители не исключали, что может и медведь пришлепать в гости. Охотники говорили, что еще давно заметили медвежий помет в «Темном» урочище. Там место глухое, не проехать на машинах, ручей дорогу перегородил. Когда-то там были мостки, ездили на лошадях, но совхозные трактора   разворотили все: и дорогу, и мостки. С тех пор туда мало кто нос кажет: не проехать, а пешком – далеко, так и обходили урочище «Темное». Охотники утверждали, что именно там они и видели следы медвежьей семьи.  Но, чтобы кто-то лично встречал медведя, такого не было. Поэтому к рассказу бабки Агафьи отнеслись с пониманием, ну а дачники, оккупировавшие Федотовку, на рассказ о медведе – только смеялись: какие медведи, ведь до города рукой подать, меньше тридцати километров.  И в урочище  «Темное» они пробирались в сезон грибов, никаких медведей там не встречали. Поэтому между собой они договорились – не спорить с местными, себе дороже. Обидятся, на работу не пойдут.  А сезон в разгаре: копать гряды, картошку окучить, полить, покосить, кто все это будет делать? Сами-то городские, мало что умели в сельском хозяйстве, вот и нанимали местных. Расчет смешной – за сотню рублей, могли пол огорода выполоть, а за триста – выкосить, траву в копны сложить. Мужики, те преимущественно за водку нанимались. Что починить, справить по хозяйству, без бутылки – никуда. Хоть деньги им дай, но они эти деньги все равно пропьют: обменяют на самогон или раздобудут водку из технического спирта. Многие из горожан приспособились на этом даже бизнес делать. Пятилитровая канистра технического спирта, купленная у оптовика значительно дешевле, чем двадцать бутылок паленой водки изготовленной из него. И главное все знали: кто и что продает, по какой  цене, где самогон варят, кто лучше, кто хуже, но молчали. Да и кому скажешь. Участковый милиционер руками разводит: не имею права обыск проводить, нужна санкция прокурора или решение суда. Пишите заявление, дам ход делу. А так извините,  не могу, да, и у самого нос в пушку  часто брал,якобы, в долг деревенское пойло. А местная власть, та вообще от всего открещивалась: не наше это дело с самогонщиками воевать, для этого милиция есть. Круг замыкался, и жители Федотовки давно поняли – бороться за свои права могут только они сами. И в один прекрасный день, в начале весны, когда Зойка Хромая, совсем оборзела и стала продавать вместо паленой водки, чуть ли не керосин, ее дом, стоящий на краю деревни, неожиданно вспыхнул и сгорел, как пионерский костер, в течение часа, даже пожарные не успели из райцентра доехать.  Спасать добро Зойки никто из  мужиков не пошел, хотя и горел дом среди белого дня. После того случая с паленой  водкой попритихли. Поджали хвосты торгаши, ждали милицейской облавы или еще хуже, бунта местных алкашей. Но, все прошло как всегда: выпустили пар, поговорили, и все встало на круги своя. Пьянство в деревне продолжалось с новой силой. Только местный священник, молодой выпускник духовной семинарии, батюшка Сергий, молчаливо молился в небольшой восстановленной заново церквушке за трезвость прихожан. И при встрече на деревенской улице с очередным пьяным мужиком, останавливал, крестил и тихо шептал:
- Помоги Господи, рабу божьему Юрию, избавь от греха, сними с него порчу пьяную, вразуми его, Господи, на трезвую жизнь. Юрий улыбался на молитвы батюшка Сергия.
- Молись, молись батюшка, только толка-то не будет. Где твой, Боженька,  был, когда совхоз разваливали? На небесах сидел, ноги свесив. А у меня работы нет, и у Лехи Михина нет, и у Лешки Фомина нет, и у Витьки Комарова нет. Что твой Боженька нас всех  бросил с детьми и бабами на произвол? Чего не покарает продавцов, торгующих зельем. Ааа? Что молчишь? Собери сход, объясни, почему да как? Чего в своей церквушке сидишь, как сычь, да мозги бабкам пудришь?
- Небесный рай, молитесь…
- А жить на что? Манна небесная, так и не падает. Почему водка дешевле хлеба и колбасы? Что ответит на это батюшка?
Батюшка  Сергий смиренно стоял, выслушивая тирады пьяного мужика, и пытался ему ответить.
- Мол, Бог терпел и нам велел, но справедливость  восторжествует, только молиться нужно и верить.
Но, Юрка уже не слышал тихого лопотания батюшки, он давно осознал, что никто, если он сам  и такие, как он - алкаши,  не придут в себя и не возьмутся за ум. Но, нужен толчок извне, а его не было.  И деревня продолжала пить, спиваться и деградировать. Но при всей безысходности  оставалось несколько непьющих мужиков, которые собственно и поддерживали  в Федотовке жизнь. Один из них тракторист, выкупил, когда при развале совхоза, трактор «Беларусь», стал единственным помощником при серьезных проблемах селянам: дрова привести, песку или щебня при строительстве. Ни отчего не отказывался, брал по-божески, водку не пил и звали тракториста за его  непривычную трезвость – Володькой Непьющим. Сходи к Володьки Непьющему: - поговори с ним. Может, подсобит, привезет тебе доски, советовал какой-нибудь алкаш, дачнику нанявшему его починить сарай или изгородь. Еще два трезвых числились по деревне: Федор Степанович Скумилин, бывший бригадир совхоза, а теперь глубокий инвалид по сердцу. Ходить без палочки не может, да Валерка Блаженный, парень лет тридцати трех, с детства отданный родителями в спецшколу за систематическую неуспеваемость. Вырос, выучился на киномеханика, книги полюбил. И так, вот и жил, тихо и незаметно. Клуб в годы перестройки разрушили, а потом сожгли, в борьбе за демократию, с ним и библиотеку. И теперь Блаженный Валерка ходил пешком за семь километров в соседнее село Гора, где еще действовал клуб, и была небольшая библиотечка. Там он менял прочитанные книги  на новые. Так и жил, никого не трогая,ну а местные над ним смеялись:
- Блаженный, пойдем  с нами, девку любую на ночь отдадим, за так... Делай, с ней что хочешь... Ну, пойдешь?
Валерка мотал  головой.
- Не могу, у меня дела.
- Какие у тебя дела: книги читать,да картинки с раздетыми бабами смотреть,ааа,а тут живая будет?
И все вокруг смеялись. Валерка Блаженный покрывался пятнами от возмущения и стыда, и бежал к себе в небольшой домик, доставшийся ему в наследство от умершей несколько лет назад бабушки Ульяны. Родители Блаженного уехали из деревни в первые годы перестройки, говорят, куда-то завербовались и с тех пор о них никаких вестей.
Витька Комаров, прозванный для краткости Комар, главный пьяница и заводила среди мужиков и парней Федотовки на очередной вечеринке у своего дома, громко кричал в пьяном угаре:
- Врет Агафья все! Никакого медведя нет и быть не ожжет. Это она нас пугает, чтобы на кладбище не ходили, водку не допивали из оставленных стаканчиков. Жадничает, что жмурикам не достанется…
И все безумно хохотали.
- А что, пацаны, представьте, вылезает из могилы жмурик, рукой шарит, рюмку хочет найти у изголовья, а тут его мохнатая лапа медведя цап. Вот умора! И вся компания снова гогочет на всю деревню.
- Мужики, вы бы по тише, уже полночь, а вы все не угомонитесь – вышел к пьяной компании Володька Непьющий.
- У тебя, что дети по лавкам, Володька? – съязвил Витька Комар.
- У меня гости не уснут…
- Володька, ты человек трезвый, вот спор у нас возник. Ответь и мы расходимся.
- О чем спор? – миролюбиво согласился Володька.
- Да, простой. Ходит медведь по кладбищу или нет?
Володька окинул взглядом, ставшую привычным дополнением деревенского ландшафта, пьющую группу молодых ребят, с сигаретами в руках и в развязных позах, сидевших на ступеньках крыльца, не зная, что ответить и хотел было вернуться восвояси. Не воевать же с десятком, хоть и пьяных, но здоровенных парней. Изобьют ни за что. И тут его осенило.
- А  ты, Комар, парень смелый, сходи на кладбище сам и проверь. Ночь сегодня, смотри,  подходящая, сухая, без дождя, луна вон, наметилась... Самое то, для медвежьей прогулки. Сходи, выясни, и поставим точку!
Витька Комар не ожидал такого перехода в разговоре и на какое-то время обмяк, не зная, что ответить.
- А, что слабо, Комар? Володька Непьющий, правильную идею двинул – хриповато, засмеялась красивая, но уже спившаяся Лариска Майская. Это тебе не девок топтать, тут и в штаны наложить можно.
Грохнула очередная порция смеха. Витька Комар вскочил на ноги!
- Ты, лярва городская, фильтруй, что тявкаешь.
Комар трусом никогда не был  и на зоне мужиком остался. А тут медведем испугать решили?
- Х…й вам! Сейчас же иду! Все баста! – и Комар протянул руку за бутылкой самогона. Схватив ее, он решительно бросил Володьке - трактористу.   Пошли, доведешь до кладбища и можно домой топать, а я там останусь,мать... – Комар грязно выругался.
Кладбище находилось на въезде  в деревню, фактически в сосновом лесу…
Сухая, песчаная почва и обильные хвойные леса, сделали свое дело. Когда-то небольшое сельское кладбище разрослось и теперь стало частью лесного массива, отделенное с двух сторон дорогами, одна идущая в  соседнее село  и вторая ,с поворота и прямо- в деревню Федотовку . На развилке дорог Витька Комар, вдруг ни с того ни с сего положил Володьке  руку на плечо.
- Прощай. Может больше не увидимся!
- Слушай, Комар, да ведь я же пошутил, чего тебе на кладбище делать, давай дуй домой, отоспись, я не выдам...
- Нее... дядя Володя, ты мужик правильный, а я слово дал.
 Не могу, – и Витька Комар исчез в темноте  разросшегося кладбищенского сосняка.
Володька Непьющий какое-то время постоял, подождал, выкурил пару сигарет и, не дождавшись Комара, пошел домой.
Рейсовый автобус из города пришел ровно в 5.30 утра к Федотовской развилке и сделал остановку у кладбища. Вышло несколько человек, две женщины и  трое молодых парней с рюкзаками и удочками. Автобус захлопнул двери, загудел  мотором и, стреляя выхлопными газами, попылил дальше. И тут к изумлению приехавших, с кладбища выскочил настоящий бурый медведь, неся на плече, что-то наподобие мешка.
- Медведь! –закричала, что есть мочи, молодая  женщина, окаменевшая от страха.
Все повернули головы.
- Точно, медведь – подтвердила вторая
- Не может быть, розыгрыш  - засмеялись парни. Откуда здесь медведи?
- От верблюда – съязвила вторая женщина. Смотрите, смотрите, он же человека на себе несет.
И тут только все заметили, что медведь нес на плече  мужика. На спине медведя болталась его голова, а спереди рваные белые кроссовки…  Медведь тем временем выскочил из ворот и перебежал через дорогу и быстро исчез в молодом ельнике.
Через неделю тело Витьки Комара нашел в яме, заваленной хворостом, Блаженный Володька. Ночью ему привиделся сон, что Комаров находится   в темной яме. Так и оказалось.   Хоронили Витьку всей деревней.  Медведь его, видимо, поднял и унес еще живым, но мертветцки пьяным и уже там в его логове, заваленными ветками, Витька Комар умер. Выезжала команда МЧС и бригада охотников из охотхозяйства, но медведя не нашли. Видно он ушел из урочища, поняв, что на него устроили облаву. Но с тех пор    в Федотовке стали меньше пить. Народ понемножку стал трезветь. Даже батюшка Сергий удивился: прихожан стало больше, молодые мужики появились. Бригаду строителей создали, подряды появились, а с ними и деньги. Народ исправляться стал. Может, это все из-за медведя? А что если в каждую русскую деревню по медведю направить, может и вовсе на Руси пить перестанут и делом займутся. Не знаю, не знаю, но уж очень опыт положительный...