Змеиный укротитель

 Глава из романа "Земля рождения"

  День выдался удачным. Приехав на место покоса, Жигунов с Еремеем  распрягли лошадей и пустили их пастись, а барышням соорудили шалаш из сломанных веток и травы на видном месте недалеко от речки, и занялись покосом. Солнце только еще поднималось. Было тепло, уютно и тихо, поля зеленели и благоухали ароматом разнотравья и полевых цветов.  Иван с Еремеем взялись за косы и пошла, закипела работа. «Жик, жик», - свистели лезвия кос, укладывая под ноги косарей сочные травы.  Из трав неожиданно вспархивали, засидевшиеся в гнездах, птицы. И даже заяц, подняв свои длинные уши, унесся со всех ног прочь подальше от этого места. 
Остановившись  и видя, как Лопатин неумело держит косу и рубит ею траву, Иван крикнул:
- Дмитрий Силантьевич! Да бросьте вы косу. Мы здесь и сами с Еремой управимся.  Идите лучше рыбу в речке половите, да костер для барышень разведите, а мы уж потом уху на костре сварим.
Лопатин понимающе улыбнулся и сказал:
- Ты прав, Иван, лучше уж заниматься тем, что умеешь делать, чем лезть туда, куда тебя не просят.
Он пошел к повозкам, взял удочку и направился вниз к речке ловить рыбу.
На цветах у тропинки порхали белые бабочки, а высоко-высоко в синеве неба пел свою песню  веселый жаворонок.  Было так хорошо и спокойно, что хотелось вот так вдруг лечь на солнцепеке посреди тропинки и забыться, ни о чем не думая.  Оставить все свои дела и мысли, лежать и впитывать всем своим телом  запахи родной земли и тепло утреннего солнца. 
Накосив достаточно травы, косари к полудню вернулись к шалашу, где Дмитрий уже разжег небольшой костер и, повесив котелок на перекладине между двух камней,  варил уху, а Ольга и Ксения ему в этом помогали.
- У, запах-то какой от ухи - на сто верст слышно, - сказал, подходя к ним Иван.
- Ну, вот и хорошо, давайте тогда, мойте руки и садитесь к нашему костру, будем обедать, - сказала Ксения.
Помыв руки, все начали усаживаться поближе к костру, как вдруг Ольга, отпрянув от камня, закричала:
- Ой, мамочка, змея, спасите! Иван кинулся к ней, схватив валявшуюся неподалеку палку. Но, посмотрев туда, куда указывала Ольга, он успокоился и мирно сказал:
- Это уж. Он безобидный и сам охотится на ядовитых змей. Так что не бойтесь его, Ольга Дмитриевна.
После такого внезапного шока все сразу оживились и сели обедать.  Дмитрий налил из фляги по сто граммов коньяку и пошел разговор по душам.
- А вот у меня был такой случай, - начал рассказывать Иван, - познакомился  я как-то с одним человеком, у которого был зоб на шее, а он мне и говорит:
-  Вы что думаете, это зоб? Нет, это им меня змея  наградила!
И стал рассказывать мне о  случаях, происходивших с ним и смахивавших на  рок.
- Вы знаете, я столько натерпелся от змей, что просто уму непостижимо, - рассказывал он. - Я их как бы притягивал к себе. Помню, когда был еще маленьким, мы жили в деревне и там крестьяне в погребах держали свежее коровье молоко в глиняных горшках, чтобы не скисало. Как-то раз, играя с братом, мы залезли в погреб, и я нашел там какое-то гнездо с яйцами. Мы вытащили его из погреба и спрятали в сарае. Бабушка, увидев гнездо в сарае, начала мне выговаривать.
- Ты где, пострел, нашел это гнездо?
Я признался, что нашел  гнездо в погребе. Она всплеснула руками.
- Ах ты, окаянный, да неужто не знаешь? Неси его немедленно туда и положи на то же место, где взял, точь-в-точь. И больше не смей  там ничего трогать, если не хочешь, чтобы мы все здесь окочурились.
 Я так и сделал тогда,  как велела мне бабушка, и что вы думаете, ночью у нас появились змеи, они заползли даже в комнату. А на следующее утро все горшки с молоком были перевернуты, и молоко все вылилось. А то, что осталось, кошка не стала пить - оно было все отравлено змеями. Но, после того как я отнес их гнездо с детенышами, все прекратилось.  Родители мои недоумевали, что бы это могло быть? Кто перевернул молоко? А бабушка моя объяснила, что в погребе живут змеи, они не трогают хозяев дома. Но вот Михаил выкрал их детенышей, и они решили отомстить за это людям  и отравили молоко. Потом, когда он отнес туда их гнездо и положил на старое место, они успокоились, и чтобы люди не погибли, перевернули все отравленное молоко в кринках.  Не знаю, правда это, но так нам объяснила бабушка,- продолжал рассказчик.
- Наверно и у змей есть тоже чувство порядочности, - усмехнулся  он  и продолжил свой рассказ.
- Во второй раз судьба уготовила мне такое испытание. Занесла меня жизнь как-то на Восток, на границу с Манчжурией, там такие леса и луга, богатейшая растительность, травы по пояс, живности много, водятся и олени, и тигры, и еще большие змеи, «амурский полоз» называется: пять метров длиной, быстрый, а ударом хвоста жерди перебывает.
Познакомился я там с одной молоденькой бабенкой, вдовой бывшего лесничего. Красивая такая, страстная, наскучавшаяся без мужика женщина. И так я в нее влюбился, что ходил за несколько верст через поля и по бездорожью через выпасы, чтобы свидеться с ней. А служил я тогда в армии по интендантской части заготовителем, имел при себе и оружие - наган, на случай нападения грабителей. И вот пришел я к ней однажды, постучал, она и говорит:
- А, это вы, Михаил Федотыч? Проходите  в комнату, раздевайтесь. Я сейчас вас чайком с вареньицем  угощу. Есть и наливочка. Вы, наверно, промокли пока до нас добирались. Ведь так далеко ходите, аль не боитесь? У нас здесь места глухие, жуткие. Скот исчезает и люди, и даже следов не остается. Смотрите, поберегитесь, Михаил Федотыч,  я очень за вас беспокоюсь, - говорила она с душевной теплотой.
- Да что вы, Настасья Петровна, - ответил я, весь млея от счастья и радости. - Я готов за сто верст идти, чтобы увидеть вас.
- Ну зачем же так далеко, неужели поближе никого не найдете, - смеялась она, обжигая меня своими черными очами.
Сели, выпили мы с ней наливочки. Я обнял ее и полез целоваться. Она отстранилась.
- Не надо, Михаил Федотыч. Вы тут набедокурите и уедете к себе на родину, а я потом буду плакать о вас и страдать.
Я начал клясться, что никуда не уеду, что я только ее и люблю, что она мне дороже всех на свете...
- Ох, боюсь я, - сказала она. - Здесь стало так страшно жить, после того, как мой муж погиб, мне ж кажется, что за мной кто-то наблюдает, охотится.
Я стал ее успокаивать, целовать, и мы ринулись друг к другу в потоке нахлынувших чувств. Это была ночь любви, самая лучшая  из всех моих ночей. Утром я выскочил на озеро, чтобы освежиться  холодной водой и тут, на тропинке к озеру меня что-то остановило, как будто кто-то смотрел мне в спину. Жуткое чувство опасности не покидало меня до самого озера. Я окунулся и заспешил назад. Вдруг, в кустах, я увидел маленького зайчика, он весь дрожал и пищал, а на него из высокой травы наползала огромная пасть змеи с гипнотизирующим взглядом стоячих глаз. Я встал как вкопанный, и тоже потерял способность двигаться. Как будто это меня сейчас будут заглатывать  в эту хищную  разинутую пасть.  Наконец, я очнулся, схватил большой камень и бросил его в чудовище.  Камень угодил змее в голову и помешал ее движению к жертве.  Она повернулась ко мне, зашипела и начала буравить меня своими немигающими глазами. Я знал, что нельзя отступать, поворачиваясь к хищнику спиной.  Нужно постоянно держать  его взглядом на расстоянии и ни в коем случае нельзя пугаться и  показывать чувство страха. Хищники это чувствуют: слабых они едят, сильных они бояться и отступают. Я, не мигая,  смотрел на змею и не отступая шарил в поисках другого камня. Когда я его нашел и поднял, то увидел такую ненависть в  застывших глазах гада, что сам озверел и, оскалившись,  с криком кинулся на змею.  Я бросил камень и, видно, сильно перепугал ее, потому что она быстро скрылась. Я минут  пять еще стоял ошарашенный, оглядываясь вокруг, и ждал нападения, но все было тихо.
Придя в дом, я рассказал Насте о том, что со мной случилось. Она забеспокоилась:
- Так вот, кто убил моего мужа.
 Потом рассказала, что его нашли мертвого с перебитым позвоночником, как будто кто-то жердью ударил со всей силы по его телу.
- Надо  пойти в село и позвать охотников, - сказала она. - Они его убьют или отловят. А вы, Михаил, будьте осторожны.
 Но я уже был героем, страх у меня уже прошел. Я упивался своей неустрашимостью и был горд своим поступком, к тому же у меня был наган и я думал, что легко справлюсь со змеем, и мне нечего бояться. С таким чувством радости от содеянного я и пошел назад по тропинке к городу. Я начал даже насвистывать себе что-то веселое. Вдруг, я услышал такой же свист.  Я подумал, что кто-то меня зовет, и тоже свистнул. Свист повторился. Я свистну и он свистнет, все ближе и ближе. Я иду и оглядываюсь, вот, думаю, чудак, решил со мной в свистки поиграть. Оглянулся, а на меня катится, летит со всей силой, большое колесо амурского полоза. Забыв про наган, что есть духу, я пустился удирать от этого чудовища, пятясь  и перескакивая через кусты и рытвины. Мчался к загону для скота. Сходу перескочил через полутораметровую изгородь из жердей, и тут  сзади услышал звук удара. Оглянувшись, я увидел, как огромный полоз со всего маху, накатившись на столб, ударом хвоста перебил его и, довольный свершенным, спокойно направился к себе восвояси. А я весь мокрый   от пота полчаса еще сидел потом и никак не мог отойти от страха.  Та это была змея или не та - не знаю. Но мне потом объяснили, что полозы самцы свистом подзывают  к себе соперников, чтобы показать, кто сильнее, и вот в таком поединке и выясняют отношения между собой за владение территорией и самкой в брачный период.
 - Ну, а зоб я заработал, - продолжал рассказчик, - тоже от змеи, уже позже. Отчислили меня  из армии по состоянию здоровья. Подлечился я тогда местными травами у знахарей и нанялся на судно к какому-то иностранцу в экспедицию, в южную страну.  И вот однажды  отстал я от своих в джунглях. Иду, пробиваюсь  сквозь растительность, остановлюсь, крикну. Да разве кто услышит - везде деревья, листва, лианы. Вдруг, на меня сверху срывается этакая огромная туша змеи - удава. Я успел только втиснуться между тремя, росшими рядом, тонкими деревьями. Он обвился вокруг деревьев и начал давить меня все сильней и сильней, а добраться никак не может. Опомнился я от шока, вижу дела плохи. Вспомнил про наган, который был у меня, кое-как вытащил  его. Смотрю, удав уже пасть раскрывает - я и выстрелил  ему прямо в раскрытую пасть.  Он как «харкнет» мне в лицо своей слюной. Вот от этой слюны и начала у меня расти какая-то опухоль «на горле», - закончил Иван рассказ  Михаила Федотовича.
- Боже, как это страшно… И как интересно! Джунгли, пальмы, лианы, - вздохнула Ольга. – Я ведь нигде не была, а мне так хочется путешествовать…
- Да, история забавная… А ваш рассказ, Иван, достоин публикации в каком-нибудь журнале, - заметил Лопатин.
- Ну, Дмитрий Силантьевич, писать я не люблю и не умею. Я люблю только читать, рассказывать и пить водку. А для писательства нужен особый полет мыслей, - возразил Жигунов.
- А я, вот, кроме гадюк и ужей никаких удавов сроду не видел, - сказал Еремей. – У нас тут такая страсть не водится.
- Ну и хорошо, что не водится, а то загляделся бы на него и очутился бы  у него в желудке, - сказал Иван под общий смех. А вот от гадюк можно легко защитится. Нужно только надевать шерстяные вязанные носки, а вокруг шалаша расстелить свитую из той же овечьей шерсти веревку. Змеи овечьей шерсти не переносят, закончил Иван.
- Ох, эти змеи, везде только и ползают:  рот нельзя открыть, - сказала Ксения.
- А меня после вкусного обеда просто ко сну тянет, так и хочется прилечь… Иван Яковлевич! Вы нас так застращали своими змеиными рассказами, что я теперь боюсь одна и шагу ступить, - сказала она, обращаясь к Ивану. – Пойду-ка я в наш  шалаш, прилягу. Дмитрий, идем со мной! – приказала она мужу.
- Ну, а я тогда сбегаю лошадей посмотрю, с вашего разрешения, - сказал Жигунов, обращаясь к Ольге.
Ольга кивнула ему головой. Она уже чувствовала, как постепенно  ее начинает влечь к этому  интересному человеку. Иван ушел искать лошадей, которые со спутанными ногами паслись где-то неподалеку. Ольга долго глядела ему вслед, готовая идти вместе с ним хоть на край света.  Но он оглянулся и не позвал ее, и она, раздосадованная его безразличием к ней, встала и пошла за шалаш в поле собирать цветы. Цветов было много: белых, желтых, голубых, розовых…
Она услышала, как Еремей крикнул ей:
- Барышня, далеко в поле не отходите, а то заблудитесь.
Но она уже не слушала его, а радостно бросалась от одного цветка к другому, собирая их себе в огромный разноцветный букет. Постепенно успокоившись,  она улыбнулась и подумала: «Вот дура я, размечталась, подумала, что я ему нравлюсь: влюбленная кокетка, купеческая дочка. Кому я нужна такая в этой глуши!».
Но все равно ей было как-то тепло и радостно, то ли просто от молодости лет, то ли от первой любви, внезапно нахлынувшей на нее в этом цветочном крае.  Пахло цветущей кашкой, в траве стрекотали кузнечики, а в небе сияло веселое летнее солнце. Где-то в роще вдруг закуковала кукушка и Ольга, на миг замерев,  шаловливо крикнула ей:
- Кукушка, кукушка, когда я выйду замуж, – и добавила, - за Ивана?
Она начала считать:
- Ку-ку. Раз! Ку-ку. Два! Ку-ку. Три…. Ку-ку. Двенадцать. Ку-ку. Тринадцать!
Потом рассмеялась и махнула вещунье рукой:
- Да ну тебя, врунья! Что это ты меня старой девой оставить хочешь?
Полная веселья, она села и начала плести из цветов себе венок на голову. Закончив свое занятие, она, наконец,  подняла голову и осмотрелась.  Наверно, она ушла в поле так далеко, что шалаша уже не было видно, но зато она заметила с косогора далеко впереди, текущую речку, стреноженных лошадей и пошла  в ту сторону…  А, подойдя поближе,  увидела  возле лошадей сидящего на возвышенности Ивана и сердце у нее радостно заколотилось в груди.
 - Иван Яковлевич! -крикнула она и побежала к нему.
Услышав ее голос, Иван повернул голову и встал, встречая ее приветливой улыбкой.
- Иван Яковлевич, а я заблудилась. Хорошо, что вас увидела издали, - рассмеялась Ольга. – Вот и пришла.
- Хорошо, что заблудились, хорошо, что пришли, Ольга Дмитриевна. Посмотрите, какая красота… Когда я служил в Москве у замоскворецкого купца Крылова, то однажды там познакомился с молодым, только что приехавшим из деревни, поэтом Сергеем Есениным. Как-то, помню, он  прочитал мне свои стихи и они мне так понравились, что я их запомнил. Послушайте, они сочинены словно бы для нас с вами и об этой природе, которая сейчас здесь вокруг нас.

Выткался на озере алый цвет зари,
На бору со звонами стонут глухари,
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло,
Только мне не плачется – на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копна свежие под соседний стог.
Зацелую до пьяна, изомну как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет…

- Боже какие прекрасные стихи, слова в них свежие, сочные и сладкие, как первый поцелуй. Они будоражат мне кровь. Иван, а вы сами когда-нибудь влюблялись? – спросила загадочно Ольга, садясь рядом с ним на траву.
- Конечно, Ольга Дмитриевна! И влюбился я именно в дочку этого купца Крылова. Она мне долго потом еще по ночам снилась, даже и сейчас…
- Ой, неужели правда? – рассмеялась вдруг обрадовано Ольга. – Прямо в дочку купца?
- Истинная правда, Ольга Дмитриевна. Поэтому-то я и бросил это дело и уехал оттуда, - продолжал Иван.
- И напрасно, ведь женщины и особенно красивые, любят сильных и смелых мужчин, - сказала Ольга.
- Ну а я вам не нравлюсь? Ведь я тоже дочка купца, только уже другого, Лопатина, - засмеялась вдруг она звонко и заливисто.
- Вы прелесть, Оля, и в вас любой мужчина влюбится, но мое сердце еще занято той девушкой. Ведь любовь как болезнь – так быстро не проходит, - ответил Иван.
- Так выздоравливайте же скорее и влюбляйтесь в меня, пока я здесь и никем не занята. Ведь клин клином вышибают, - продолжала  она со смехом.
- Ах, Оля, Оля, какая вы все-таки смешливая, - расхохотался Иван, падая навзничь на траву.
- Я так не думаю, - прошептала Ольга настойчиво и страстно, и коснувшись его рукой, стала ласково гладить грудь Ивана, все ближе и ближе  наклоняясь к его губам.
Он неожиданности и блаженства Иван замер и Ольга, обняв его рукой за шею, страстно впилась в его губы. Она навалилась своим молодым горячим телом на Ивана и застонала от счастья…
Потом они долго молча лежали на траве и, улыбаясь, смотрели в голубое небо…
- Оля! Оля! Иван! – послышались вдали, в полях голоса людей…. Это искали их Еремей и Лопатины, проснувшиеся и встревоженные долгим их отсутствием.
- Надо идти, а то нас застукают, - сказал Иван.
- Подождите еще немножко, - задержала его Ольга.
- Что тут ждать, они все равно сейчас нас найдут, - ответил Иван.
- Ну и пусть. А как же нам быть дальше? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Ведь мы скоро с вами расстанемся, и я уеду  к себе, в Северохатинск.
- Не знаю Оля, не знаю, ты ведь сама этого захотела, что уж теперь, - ответил он.
- А знаешь, приезжай скорее к нам в Северохатинск, я тебя там устрою в нашу контору приказчиком, и мы с тобой опять будем вместе, - решила она.
- Хорошо, я подумаю, - сказал Иван, поднимаясь.
- А тут, Ваня, уже нечего и думать. Запомни: ты мой! – сказала Ольга. – И я тебя той московской купчихе никогда не отдам…