Отношение Григория Чхартишвили к Революции

Тема отношения Григория Чхартишвили к Революции меня волновала со времени прочтения «Статского советника». Там сочувствие автора революционерам-террористам было настолько очевидным, что наталкивало на мысль о том, что Акунин, вполне возможно, мог в той или иной мере одобрять события 1917 года в России. 

Интрига для меня сохранялась на протяжение многих лет, пока не вышла последняя книга писателя «Аристономия», в которой он, казалось бы, напротив, осудил Революцию жестко и безапелляционно. «Это провал назад, в историческое прошлое. Отец с матерью думали, что распад империи – необходимая ступень общественного прогресса. А случился распад цивилизации. Как полтора тысячелетия назад, когда Рим захватили варвары. Рогачовский Новый Мир – это беспросветный мрак Средневековья», - так думает о Революции главный герой романа Антон Клобуков. В этом же романе «Рогачовскому Новому Миру» писатель противопоставляет прежний сломанный Революцией порядок как безусловно лучший, чем тот, что пришел ему на смену: "Не могу выразить, с каким наслаждением и с какой печалью прочитал я это… Словно вернулся в русский мир, находившийся на иной, более высокой аристономической стадии". 

В этой связи сочувствие Акунина Грину и его товарищам в «Статском советнике» объясняется ничем иным, как определенным восхищением автора людьми, посвятившими жизнь тому, что было в их глазах высокой целью, и готовыми приносить жертвы в борьбе, которая виделась им праведной. Но при этом писатель выражает собственную точку зрения на тот путь, которым шли эти люди к своим, возможно, и благородным целям, предельно ясно. Приводя Грина в его предсмертные минуты к подобию раскаяния, Акунин, по сути, утверждает, что путь этих людей был преступен и вел во тьму.

Но в "Шпионском романе" есть рассуждение о смысле русской Революции, а в особенности о дореволюционном «русском мире», сильно отличающееся от тех, которые читатель встречает в «Аристономии». Один из его героев майор НКГБ Октябрьский говорит своему ученику Егору Дорину: "Если у 10 процентов отбирают богатство и делят между остальными 90 процентами, что происходит? Все становятся богатыми?.. Все становятся бедными. Но зато исчезают нищие, и это главное завоевание нашей Революции. Жить в тесных коммуналках и давиться в очередях унизительно, согласен. Только еще стыдней, когда одни слушают Моцарта, а вокруг вши, сифилис, голод и неграмотность". Здесь Акунин устами своего героя как будто бы признает положительный смысл великой исторической катастрофы, а в последнем предложении выносит приговор прежнему "русскому миру". Пусть даже "дореволюционные осколки", с которыми довелось иметь дело героям "Шпионского романа", по признанию и Егора Дорина, и майора Октябрьского и выглядят достойнее, и общаться с ними приятнее, чем с массой новых советских людей, все равно их мир был неправилен, несправедлив и потому обречен.

Так что же думает Акунин на самом деле? Согласен ли он с главным героем «Аристономии» Антоном Клобуковым или же с майором Октябрьским из «Шпионского романа»? Возможно, в определении отношения самого писателя к Революции нужно отталкиваться от того, что Октябрьский, хотя и рассуждает сильно и логично, все же не является ни в коей мере альтер-эго автора? (Подробнее развитие мысли о героях, воплощающих альтер-эго автора в романах Акунина, можно найти в другой моей статье «Нравственный выбор героев Акунина»). А потому писатель скорее разделяет позицию Клобукова? А, может быть, спорит сам с собой, наделяя своих героев диаметрально противоположными позициями? И ответ на поставленный вопрос дается ему совсем не так просто?..

Чхартишвили, даже будучи представителем советской генерации, в то же время в силу своей разносторонности и высокой образованности, а главное – глубокого убеждения в невозможности достижения благих целей аморальными средствами (что он неизменно доказывает на страницах своих книг) не мог бы одобрить Революцию. В то же время, идеализация дореволюционной России, намек на которую присутствует во все той же «Аристономии», так же, по сути, несвойственна писателю. Как человек, очевидно, с некоторыми идеалистическими задатками, Чхартишвили просто не может выбрать для себя из двух реальных исторических альтернатив - дореволюционная Россия и Советская Россия - меньшее, со своей точки зрения, зло. Он выбирает иное, то, чего не было и нет в действительности - аристономичное государство, состоящее из людей, обладающих тем, что писатель называет «качеством», способных вести самих себя и общество к неким материальным достижениям и духовным вершинам.