Черно-белое ретро

Странная штука – память.
В круговерти дней вспомнить былое и времени нет.
А тут, фраза, брошенная, чтобы задеть, уязвить, помогла оглянуться назад.  Вспомнить.
«Ты еще расскажи, что воевал за идею и в органы пошел, чтобы с преступностью бороться».
Человечек, с гнилой душонкой, судя всех по себе, искренне считал, что в силовики идут в погоне за властью, а на войну попадают только те, кто от призыва, или от командировки увильнуть не сумел.
Память.
Справедливость штука тонкая. Особенно тяжело тому, у кого это чувство обострено. Он и в армии во время срочной службы имел проблемы, даже со своим призывом.
- Ты че духов не чморишь?
Шипение за спиной:
- Да он сам – «дедушка» не настоящий.
А он действительно не находил удовольствие в унижении более слабых. И «переводить» себя из «духов» в "черпаки" не позволил.
- Вам нравится друг-друга по жопе ремнем лупить, вот и лупите.
Белая ворона.
У пролетарских писателей, несмотря на их политизированность, иногда попадались здравые мысли.
«Человека формирует сопротивление окружающей среде».
И срочку пошел служить, сам. Хотя мог просто развернуться и уйти. Зажравшиеся военкоматские потеряли его личное дело призывника. Когда бы про него вспомнили… Кто-то посчитал бы это подарком судьбы. В разгаре – Афган, цинки.
Общевойсковое командное. 
Как там говорили «курсант должен стрелять, как ковбой и бегать, как его лошадь».
Он поступил туда, никому не говоря об этом. Никому из родных и близких. Поступлю – тогда скажу.  Как же… Отец – офицер, дед –  офицер, прадед – офицер.
«Буду династию продолжать».
Сложностей особых не было. Рапорт написал и все дела. Ведь поступал он уже со срочки, отслужив почти год.
Экзамены сдавали даже не в самом училище, а по округам.
Командование так придумало, чтобы на абитуриентов денежки казенные не тратить, катая их туда-сюда.
Картинки памяти, как цветные фотографии. А может, в силу молодости, восприятие ярче было?
Экзамены сдал. Прибыл на место, а в училище его с ходу назначили заместителем командира взвода абитуриентов. Только гражданских. Строя не знавших, портянок не нюхавших. Хотя командовать ими было легко. Ведь они сами сюда рвались. И даже интересно. Еще бы не интересно.
Как вам в свободную минутку – поединок на зеленой лужайке?
Мастер спорта по самбо против мастера спорта по дзю-до.  Зрелищнее,  чем в любом голливудском боевике.
И прочие невинные развлечения.
Сильно удивил его отец, приехавший на КПП и оравший во весь голос:
«Нахрена тебе армия?!! Я за себя и за тебя давно отслужил!..»
Чем поверг в шок весь состав дежурного наряда.
 В одном отец был прав, его выслуги – двадцати восьми лет, с лихвой  хватало на срок службы офицера и солдата срочной службы, вместе взятых.
Хотя  это его не сильно впечатлило. Разругавшись с отцом, он остался.
Это было покруче, чем любые тусовки.
Марш-бросок, километров десять каждое утро. Ротный, с небрежной гримасой на лице, прибегавший в казарму в красных атласных спортивных трусах и чистеньких белых, жутко дефицитных кроссовках.
Последние стрельбы, когда с полигона за грузовиком на веревке тянется елка – следы заметать.
 Выпускников, сдавших госэкзамены, считали практически офицерами. Они щеголяли в ПШ – обмундирование полушерстяное с офицерскими портупеями. И ждали со дня на день приказа Министра Обороны СССР о присвоении первого офицерского звания. Свободный выход в город… ну, выпивали некоторые, не без этого.
Курсант-выпускник – истинный служака, с вбитыми намертво рефлексами. Вопли среди ночи, поднявшие половину училища.
Прибежавший наряд, обнаружил одного из выпускников, повисшим головой вниз, зацепившимся прочной портупеей за прутья решетки высоченной училищной ограды. Пьяный-пьяный, а помнил, что нетрезвым через КПП – низь-зя… Вот и полез привычным путем, сил не рассчитав. Хотя, кто б его выгнал – без пяти минут лейтенанта…
Прикладное плавание. На гражданке про такие развеселые забавы  и слыхом не слыхивали.
Когда первый раз он, отплевываясь, еле-еле смог всплыть у бортика, практически в том же месте, где и нырнул. Чуть не утонув, на самом деле, в стандартном пятидесятиметровом бассейне, глубиной до шести метров.
А взводный с секундомером ему:
- И хрена ли ты выныривал? Сказано же в наставлении «проплыть дистанцию любым способом». Ну и шел бы себе по дну – туда-обратно, мы бы тебе время засчитали. Х-хе.
Хохма была в том, что практически никто этот норматив с первого раза сдать не мог. А надо было всего-то проплыть на время сто метров… в обмундировании и с автоматом. Плавали в подменке. Правда, чтобы боевое оружие не полоскать – вместо «Калаша» использовали давно списанные, засверленные ППШ, что, в общем-то, плавучести курсанту не прибавляло. И тренироваться надо было поэтапно. Сначала просто в гимнастерке, потом засовываешь сапоги за ремень, и уже, как заключительный аккорд – автомат.
Разочарование при известии, что на неопределенный срок курсантам запрещены официальные тренировки по рукопашке.
- С какого хрена?
- Да, мы тут, это… морячков, в общем, наши в увольнениях лупят постоянно. Вот генерал и запретил.
Жизнь в курсантской казарме не сильно отличается от жизни бойца срочной службы. И привыкший к вольной воле, он в какой-то момент просто заскучал. Одно дело срочка – отслужил и живи, как хочешь. А тут – столько лет слышать команду «Рота, подъем!»
Написал рапорт и ушел назад в войска. Даже проситься не стал – дослужить в каком-нибудь батальоне обеспечения. Что он – маменькин сынок, что ли?
Через много лет, когда они тихо, по-семейному обмывали очередные звезды, мать с грустинкой улыбнулась:
- Вот так сынок. От судьбы не уйдешь. Все равно ты стал офицером. Да еще и воевать пришлось…
Восьмидесятые.
 Они смеялись - «все мы вышли из подвала». Там была качалка, официально – секция по гиревому спорту. Приходилось выступать  в соревнованиях по гирям, чтобы тренер не выгнал. Мало кто знает, что танцоры работают со штангой. А ты партнершу потаскай, хоть в ней еле-еле три пуда.
Он серьезно занимался танцами. Преподаватель готовила его к поступлению. Хотя классика ему не очень нравилась. Та-акая нудятина. Станок-зеркало. Плие… гранд плие…де ми плие…
Вот характерные – это да! – мазурка, вальс, чардаш. А еще зажигательней – рок-н-ролл! Когда партнерша все умеет и может! Когда порхает, как бабочка, невесомо прокручиваясь на руке! Когда зал ревет в экстазе! Волейбол поставил в этом точку. Разрыв и растяжение связок голеностопа.
Только потом он понял, что надо было через это пройти. Боль, гипс, разработка ноги, закачка. Да и кем бы он был после Института культуры?..  Зато танцы помогли. Ненужных знаний не бывает, а растяжка и пластика очень пригодились в другом.
Каратэ под запретом. Приснопамятная статья 219-прим. Если к сэснсэю попадали, то только через очень хороших знакомых с кучей проверок и предупреждений. Секции маскировались под группы ОФП – общефизической подготовки. Или уж если еще экзотичней – оздоровительная китайская гимнастика. Лапша для лохов. В этом виде, если реального результата добиться хочешь, надо лет двадцать всяческие «тао» крутить. Комплексы тайцзи, похожие на медленный танец. Он даже легализовался, съездив в Москву, где прошел обучение на семинаре у чемпиона Китая по ушу. Корочка так и пылится в столе, вместе с другими. Зато официально –  тренер-инструктор по китайской гимнастике. Кто чего стоит, по настоящему, выяснялось совсем в другой обстановке. Договаривались – секция на секцию. Бывало, бились наставники. Ученики уходили к победителю.
Или так. Автобусная остановка. Подъезжает мотоцикл, подбирая одинокого парня. Двое выезжают за город. Разминаются, исподволь оглядывая полянку на предмет как бы обо что не споткнуться. Бой. Не как в кино. Просто поединок, до сдачи, или до крови. До сих пор дружат, хотя прошло лет двадцать пять.
Его многие поначалу не воспринимали всерьез. Рост –  сто семьдесят, боевой вес – шестьдесят семь. Сломанные ребра-пальцы в спортзале – не в счет. Они и тогда были странными ребятами на общем фоне. Уютный южный город. Веселая, хохочущая компания, переходящая из одного кафе в другое. Только если б кто повнимательнее пригляделся – девчонки пьют шампанское, парни – сок, чай, редко – кофе.
Он не лез в откровенный криминал, но по краешку прошел. Как и многие в то время. Сопроводить, купить-продать, хотя статья за спекуляцию вполне действовала. Вовремя понял, что торгашество – не его, не интересно. Тогда же осознал –  и с бандюками не по пути. Дело даже не в том, что криминал и влететь можно в любой момент. Практически все – жадные, за копейку удавятся. Слово   «Честь» рядом не стояло. Воровская романтика – фуфло.
 Впрочем, как и торгашески горящие глаза – тоже.
Память. Девяностые. Стоило учиться в институте, без единой тройки и получать диплом, чтобы работать официально за копеечную зарплату…
«За одну смену ты получишь столько, сколько получаешь за месяц... Что конкретно? Да за ларечками на вокзале присмотреть».
Картинки, как одномоментно застывшие живые фигуры, высвеченные вспышкой стробоскопа.
Ночь. Разборки на том же вокзале. За длинной линией торговых павильонов. У него - цепь. Хорошая такая, никелированная, кусок растяжки от гимнастических брусьев. Сам снимал со списанного спортивного снаряда в своей альма-матер.
У оппонента – ножик, тоже неслабый. Клинок сантиметров двадцать. И свет фар, сполох мигалки!
Высветил патруль обоих, во всей красе, застывших в боевых стойках друг против друга. В патруле оказался знакомый сержант. И не было ничего.
- У вас обыск. Вот постановление.
Жена друга, выбрасывающая из окна пятого этажа револьвер и гранату… Ствол –  чистый, для самообороны, «шоб було».  Кто-то сдал. Хорошо, двор старый, кусты густые, а на стволе не было отпечатков.
Проехали.
Некоторые из бойцов легализовывались, устраиваясь к силовикам инструкторами по рукопашке. Кто-то уходил в криминал конкретный. Вышибание денег, стрельба, гонки на раздолбанных бэшках и вертких восьмерках.
Да, он кое-что умел, даже любил. Хотя никогда не считал себя супербойцом. Но! Заднюю включать нельзя. Никогда! Проигрывать, так в бою, пока тебя не вырубят.  Любимый книжный герой, с детства – киплинговский Рикки-Тикки-Тави.
Охамевший, поддатый чел, думающий, что рост сто девяносто и вес за сто  –  делают его королем улицы. С ходу, в темпе, зарядим ему  маваши в голову – покачнулся, но устоял, схватился за куртку. Оба валятся в осеннюю кашу, снег вперемешку с грязью. Ну, эт мы проходили. В падении, извернувшись и оказавшись сверху, оседлал здоровенного детину и методично в табло – левой-правой, левой-правой.
Нежный девичий голос за спиной с неописуемым изумлением:
- Виктор Евгеньевич?!!
Две третьекурсницы, мл-ля! – проездом домой к мамам… глаза в поллица, привыкшие видеть его вежливым-культурным, дипломат-костюм-галстук…
Или – так. Средь бела дня. Улыбчивый, белозубый чеченец.
- Девочка, деньги из кассы достань. Только тихо.
 За спиной еще двое, обманчиво спокойные, напружиненные. Серьезные и готовые ко всему. Первые ласточки - залетные бригады, приезжавшие грабить, как на работу.
- Доставай, доставай. И не шуми, а то вот это прилетит.
А в ладони кое-что – зеленое, ребристое.
А возле палатки им назло – вчерашняя смена. Они, как сменившись с утра начали, так и не уходили. Обмывали дочку одного из них, ночью родившуюся. Один был уже совсем хороший. Войска Дяди Васи. Море  по колено.
- Слышь ты, чернож… хули ты нас грузишь! Она ж учебная!
Небрежно выхватил у оторопевшего нохчи гранату, вырвал чеку и бросил здесь же, на рельсы тупичка пригородной электрички.
Впавших в ступор чеченцев стоптали в десять секунд.
Придурки, но! – везучие придурки, - констатировал сержант транспортной милиции, достававший гранату с рельсов.
Поддавший герой, так сильно рванул кольцо, что просто оторвал его от предохранительной чеки. Бывает и такое. Фенька - Ф-1, разлет осколков двести метров. Хватило бы всем. Чеченец не шутил. Боевая была граната...
Деньги были, совсем другие деньги. Не как на официальной работе. Но было и четкое осознание временности.
Друг, боевой офицер, прошедший Афган, уволившийся из армии по сокращению, притащил его в угро.
- Слушай, а давай к нам. Нам тоже бойцы нужны и образование у тебя высшее.
Он никогда не думал об этом, а потом решил –  «почему бы и нет».
Уголовный розыск – это не пьяных по подворотням собирать.
Ублюдков, которые воровали и грабили он никогда не уважал.
Первого своего преступника он упустил. Классически.
Ему обрисовали тощего зачуханного темноволосого наркошу. Калитку открыл более чем упитанный, вполне ухоженный парень в шортах, с модной тогда, обесцвеченной челкой. И указал на другую половину дома, пояснив молодому оперу,
что тот – немного  ошибся адресом. Когда он разобрался что к чему – подозреваемого и след простыл. Как в расхожей пошлой шутке, на дорожке валялись тапочки. Сильно мальчик торопился. Оказалось, что мама на тот  момент принудительно пролечила его от наркоты, и отсутствием аппетита он не страдал. Искали его за старые грехи, которые всплыли только сейчас. Месяца через полтора его задержал местный участковый.
Ступор. Мл-ля! Вот сломанное окно, нечеткий след обуви на подоконнике. Отпечатков пальцев нет, свидетелей нет. Из дома уволокли популярное и недешевое тогда сочетание: телик с видео.
Ну, и как это раскрывать? «У преступника сто дорог, у опера – одна…»
Он всегда был упертым. Почему они могут, а я – нет? Благо,  учителя хорошие попались. Два старых участковых, таких, наверное, и нет сейчас. Серьезных. Знавших все и вся. Один проработал на участке десять, другой – пятнадцать лет. И сочетание было неплохое. Один – боевик, по принципу «сначала – в морду, потом – ксиву». Другой – думающий, обстоятельный, неторопливый. Именно этот - думающий участковый Николай и стал его наставником, а потом и близким другом, научил всем премудростям.
Пригляделся, поучился, не боясь спрашивать, когда непонятно.
Пошло. Через несколько лет он сам знал все, что происходит на территории. Зачастую –  не выходя из кабинета. Принесет птичка в клювике информацию. Вот тебе и результат. Но чтобы птичка прочирикала, сначала – ножками-ножками. Уважают и боятся не за то, что у тебя удостоверение в кармане и ствол на поясе. Каждые выходные – по клубам. Лучше пожертвовать собственным выходным и  приехать на свою территорию, на танцульки, пару поддатых «быков в стойло поставить». Чем в понедельник разбираться – кто кому пику за клубом меж ребер сунул. А еще лучше: приехали – построили – уехали. В другой клуб, тоже на танцульки. В том, первом – расслабон. А на обратном пути – опять туда же. Когда не ожидают. Чтоб не расслаблялись и помнили «кто в доме хозяин».
Признание, настоящее. Когда в кабинет вваливаются твои коллеги:
- Спустись в дежурку.
- Зачем? И чего вы ржете, как кони?
- Спустись, узнаешь.
Спустился. В дежурной части тоже хохот – во дворе слышно.
- Ты этого клиента вызывал?
- Ну, я. Повесткой. Да чего вы ржете все?!
- А ты посмотри, с чем он пришел!
Спортивная сумка, с ватником, продетым поперек сквозь ручки. В сумке: белье, чай, сахар, дешевые сигареты без фильтра.
Он собирался просто отработать одного из подозреваемых в квартирной краже.
- Ты придурок? Зачем это все?
- Так это. Товарищ капитан. Звон-то идет – чего вы шукаете. Кто хату по Ленина 115 выставил в поселке? Я как повестку увидел – понял. Хули бегать? Без толку. Я ж вас знаю. Тему распедалите все равно. Вот - пришел.
А участковый таких повесток ранее судимым – штук пятнадцать по поселку развез…
Дежурка застонала.
- Во, дают опера!! Клиент! По повестке! Сам! С вещами!
Память. Оборотная сторона хорошей работы.
Агентесса нервно курит.
Толковая красивая телка, хотя слаба на передок и выпить любит. Немало информашки качается «через это». Он знал, некоторые допускали… Н-да. Хотя старые опера вдалбливали, как молитву: «не спи с агентессами, не воруй с девятки!» (деньги на оперрасходы). Он просто вытащил ее из одной серьезной передряги, и работала она не за страх - за совесть.
Бандочка была небольшая, но очень четкая и организованная. Интернациональная. Главарь – русский, два грека, чеченец, ногаец и армянин. Оружие. Старенький неприметный «Москвич-412», чтоб гаишники не тормозили. Молодые, дерзкие. Самому старшему – двадцать четыре. Абсолютно беспредельные. Не жалеющие никого, да и самих себя тоже.  Как сказали бы психологи – асоциальные типы. Отморозки.
Не докурив сигарету, от нее же,  девчонка прикуривает следующую.
- Нет, ну ты представляешь?! Я Панайоту минет делаю, а они в соседней  комнате стволы чистят. У Валерки обрез ка-ак шарахнет, я этому – чуть член не откусила с перепугу... правда у него он и завял сразу. Выскакиваем в соседнюю комнату. Этот придурок  случайно Леме палец на руке отстрелил – кровища по всей комнате. И по херу. Перемотали руку и дальше бухают. На всю голову - отмороженные!
   Один из банды  получил год «лишака» за пощечину, данную девочке из приличной семьи. На суде мог бы повиниться, покаяться, признать вину, возможно, получил бы условно.
Суд же гуманный.
Весело глядя на судью и дружков в зале:
- Я не признаю свою вину, Ваша честь!
Отсидел двенадцать месяцев, вышел.
Агентесса большими глотками пьет пиво:
 - Ты конкретно им на хвост наступил. Сильно накидались вчера и понеслось:  «совсем опер местный оборзел,  продыху не дает, щемит всех, на дело стремно выходить, так и ждешь подляны  неизвестно откуда, а с оружием ездить вообще влом – он без башни,  стреляет сразу». Они, короче, знают, что ты не боишься ни хрена. И едешь до конечной – автобусом. Потом начинаешь один по всем хазам в поселке шляться. Потом в другой поселок едешь. Так и хлестались – подловим, шмальнем в спину из обреза и все дела.
А он действительно любил ходить пешочком. На машине не увидишь и не услышишь ничего. Джинсы, десантные ботинки -  хорошая штука, редкость в те времена, подаренные другом-курсантом Рязанского десантного - дубинки не надо, кожаная куртка, пистолет-наручники. Вперед! С людьми общаться. Простая тетенька-почтальон или девочки из сельской администрации выдавали инфо не хуже подготовленных агентов.
Он развалил эту банду. Главаря прищучил за вымогательство, убедив терпилу написать заявление. Остальные разбежались. Их пересажали уже поодиночке.
Следак тогда так и не понял, что за тема. Глаза – в глаза.
Прямо при нем, в кабинете.
- Что, Валера, пулю в спину мне обещал?
- Ты о чем, начальник?
- Все о том же. Запомни – я стреляю лучше. И знаю все. Ты понял?
Молчание.
Оплеуха – у следака брови на лоб, все знали, что этот опер  практически не прессует клиентов и снова вопрос:
- Ты понял меня, урод?
- Да понял я, понял…
Девочку, которая его предупредила, отпустил по-хорошему, когда она пришла у него «на волю» проситься. Замуж собралась. Они через несколько лет случайно повстречались  в приличной компании. Муж, оказался небольшой шишкой местной администрации. Ее – не узнать. Аккуратная модная прическа, тонкая золоченая оправа очков – она была похожа на строгую учительницу начальных классов. Гранд-дама… Их представили, думая, что незнакомы. Все – чин-чином. Улучив момент, они улыбнулись друг другу, заговорщически.
Дай Бог ей спокойной жизни. Это фээсбэшники агентуру никогда не отпускают. Попал, так попал.
Майорша-психолог, опытная.
- У тебя хорошие тесты. Есть только одно «но!»
Он вскинулся – что такое?
- Сгоришь быстро на оперской работе, если будешь слишком близко к сердцу все принимать.
А как тут не принимать?
Глаза родителей, изнасилованного педофилом ребенка…
Слезы старушки, у которой украли пенсию…
Бескровные, бледные лица потерпевших, под аппаратами, на койках реанимации…
С одной стороны:
 – Жалоба на вас товарищ капитан, завтра к 10.00 – в прокуратуру.
Он как-то посчитал, за время службы семь раз его пытались отправить за решетку.
И хрен им – обломались прокурорские.
С другой стороны:
- Я выйду! Я тебя достану.
Как-то раз  он посадил на задницу отмороженных уличных гоп-стопников, сдуру попытавшихся его ограбить. Идет какой-то парень цивильный, тихий спокойный. Кожанка на нем модная. Отчего бы у него не попросить сигарету, потом денег… и… ножичек показать. В ответ на ножичек опер показал им свое удостоверение, которое…  преспокойно было выхвачено из его руки и спрятано одним из грабителей в карман своего пальто. Пришлось аккуратно прострелить каждому из нападавших левое бедро и привезти  вместе с вызванным экипажем «Скорой помощи» обоих в приемный покой. После чего,  никто из знавших его оппонентов, осознанно – достать  не пытался.
Ох, и потаскали его тогда, попили прокурорские кровушки, хотя вроде ясно было все.
А трагедия, как всегда превратилась в фарс. Пока следствие идет и служебное расследование по факту применения оружия – табельный ствол у него забрали. Удостоверение – у следака прокурорского в деле, как вещдок, фигурирует,  у разбойничков изъятое. Дали ему справку, как стажеру « старший лейтенант такой-то состоит в должности…». Пока он не взбунтовался и не пришел к начальнику криминальной милиции:
- Отстраняйте меня от службы, товарищ полковник.
- Эт с чего это?
- Удостоверение – у следователя, в деле уголовном. Пистолет – в оружейке до окончания служебного расследования. А кадровики служебку тянут, пока следствие не закончится. Да и нахрена мне пистолет без удостоверения. Так что – отстраняйте.
Пришлось начальникам напрягаться, что опять же любви к нему не прибавило, кланяться прокурорским, чтобы удостоверение вернуть и ствол - выдать, шевелиться, в общем. Кто ж толкового опера от службы отстранит.
Пускай пашет.
- В общем, так, капитан. Можешь ехать на территорию и вообще не возвращаться, пока убийство не раскроешь. Звони только раз в день, вечером, что ты живой там. В помощь кого? – так у тебя участковые есть, вот их и напрягай.
И ехал, и раскрывал... Отбрасывая в сторону все личные дела. А какая "личная жизнь", когда сутками на работе...
У большинства оперов семейная жизнь - опалённые огнем руины.
Парадокс! Женщины оперов любят. Интуитивно чуют женщины эдакий сногсшибательный коктейль: стальной стержень характера, алертность, острый запах опасности и пороха. А семейная жизнь - ни к черту!
Какая, нахрен, семейная жизнь? Звонок:
 - Там убийство у нас, надо выехать.
- Товарищ полковник, побойтесь Бога! Второй день после свадьбы! Вы ж мне сами рапорт на отпуск «по семейным обстоятельствам» подписывали.
- Знаю, помню. Но…некому. Так что собирайся, машина за тобой уже вышла.
Но при этом – конкретный, осязаемый результат. Вот труп. А через некоторое время – вот убийца, вот доказательства.
Мозги. Интеллектуальные поединки, которым «что-где-когда» в пыль не попадает.
Супер! Когда головоломка сложилась. Раскрыл! Красиво задержал!
Ради таких моментов стоит жить.
Кто бы, что ни говорил, в уголовном розыске дураков – нет. Не выживают, не задерживаются.
Были временные, карьеру делающие. Им надо было пять лет проболтаться, чтобы потом по лестничке служебной скакать. Чтобы стать начальником, нужна запись в послужном списке «не менее  пяти лет оперативного стажа». Правда и отношение к ним – «унеси-принеси-подай-идинах- не мешай». Слабаки с дипломами академий убегали в другие службы - в дознание, лицензионно-разрешительную, да хоть куда,  лишь бы в системе остаться... Зато потом в беседах с несведущими, надувая щеки, важно так: «да-а, я в свое время в уголовном  розыске начинал…»
Настоящий интернационализм, без натужных призывов. В одном кабинете – азербайджанец с армянином. Ногаец с евреем. Татарин с русским. Оценка: либо ты –  опер, либо – фуфло. 
Гамбургский счет.
Раскрываешь или нет.
Tertium non datur.
Особое отношение к убийцам, насильникам, разбойникам. Давить и давить, как тараканов.
Черно-белая жизнь.
И даже алая кровь на земле – она ведь тоже черная, когда застынет.
Память.
Недовольное лицо  начальника криминальной милиции:
 - Надо капитану выговор объявить.
???
Немая сцена. Все опера знали, что он только что раскрыл нашумевшее убийство, совершенное среди бела дня. Преступник зашел в квартиру, зарезал женщину и, надев маску, вышел, небрежно растолкав остолбеневших соседей, столпившихся на лестничной площадке. С перепугу, примет толком никто и не заметил.
Информации было – нуль.
Но он все-таки нашел убийцу и задержал его лично. Безо всяких киношных «групп захвата» в черных комбезах с автоматами.
- Да, да. Надо ему выговор объявить. Ведь он мог раскрыть убийство и за два дня, а раскрыл только за три…
Театр абсурда. Кафка – отдыхает.
Профессиональная деформация личности. Она есть, надо честно признаться. Чужие слабости воспринимаешь, как лень, нежелание работать над собой.
Характер становится скверным. Его терпели, только за то, что раскрывал. И хорошо раскрывал. За его территорию начальство не беспокоилось.
Ну а за что бы еще терпели типа, который во всеуслышание мог говорить то, что думает.
Совещание. Только офицеры – опера и участковые. Начальника, как абсолютное большинство начальников, иногда заносило, и он реально нес бред. После долгого «разбора полетов» по нераскрытым преступлениям, выдал:
- Вот статья в газете «Пей, хоть залейся». Это про то, что самогон гонят, а милиция не видит.  Емельянченко, ты читал статью в газете?
Начальник дернул участкового, который честно работал  на своем участке уже шесть лет. И никак не мог добиться хоть какого-то жилья.  Маленький ребенок, недовольная жена, которая собралась с ним разводиться…  Какие нахрен статьи? Когда по съемным квартирам…
У Виктора упала планка.
- Товарищ полковник! Мы должны предупреждать и раскрывать преступления и правонарушения, а чтение местных газетенок не входит в наши служебные обязанности.
Гробовая тишина. Полковник поперхнулся, и ответить-то ему нечего... А в зале около ста офицеров.
Ведь запомнят и обязательно другим расскажут, как шефа прилюдно обломали.
За что такого борзого опера  любить?
Ну, набрал еще штрафных баллов. Только что они ему сделают? Где пахота тяжелее,  чем в уголовном розыске? К ним наоборот, как в штрафбат… Гаишник один залетел на чем-то, а до пенсии – год всего. Турнули в розыск. Искупать. Так он так весь год, ошалевший и проходил, с широко раскрытыми глазами. Но мужик оказался нормальный и его не гнобили. Дослужил до пенсии.
Замполит – тот вообще боялся с ним в дискуссии вступать. Ну куда  недотепе, прискакавшему из армейской части по сокращению,  тягаться с грамотным опером… Очень не любил его замполит. А  сделать ничего не мог. Опер – раскрывает. А то, что говорит неудобные вещи, так на то ты и замполит, чтобы уметь на все вопросы отвечать.
Зато от замполита в итоге польза оказалась великая. Замолвил тот словечко за него.
От души!
В кабинете у начальника все руководство. Весь цвет.
Сам начальник Управления. Начальник криминальной милиции, зам.начальника криминалки, начальник уголовного розыска и замполит – зам. по работе с личным составом, которого все ласково называют «зам. по борьбе с личным составом».
Начальник с недовольной миной держит перед собой рапорт. Два аналогичных предыдущих рапорта были ранее им демонстративно порваны и отправлены в корзину. Тогда беседы проходили  тет-а-тет.
- Вот, товарищи, капитан просит отпустить его на вышестоящую должность – заместителем командира ОМОН. Их начальству он  нравится, и его там ждут.
- Ну да, а раскрывать на его территории я буду? – моментально среагировал начальник угла.
Само собой лицо наиболее заинтересованное.
Трындеть и поучать все могут. Только с блатных мальчиков, которые для стажа в розыске болтались,  по раскрытию не спросишь. Те все больше – поездку на курорт организовать, машину достать по дешевке, или дачку построить на халяву… А у него с участковыми на территории все ровно, что совершается – почти все раскрывается. Какой же дурак рабочего опера отпустит?..
И остальные начальника угрозыска дружно-хором поддержали.
Он не выдерживает.
- Не имеете права на вышестоящую должность не отпускать!
- Ты особо не ерепенься – ласково так, произносит начальник, – сейчас все твои дела оперативного учета проверим, внеочередную аттестацию организуем, выговорочек влепим и никто тебя с действующим выговором на вышестоящую должность не возьмет.
Это был сильный козырь.
И тут – прорывает замполита:
- Да отпустите вы его нахрен!  А то мозги все задолбал своими умничаньями. В подразделении сразу спокойнее станет.
Начальник криминалки попытался его напугать:
- Смотри, пойдешь в ОМОН, там сразу в Чечню. Убьют.
Виктор усмехнулся и ничего не сказал.
Так и отпустили.
А на всех встречах с коллегами он теперь всегда поднимает тост за замполита, не обращая внимания на то, что друзья недовольно морщатся и с улыбкой вспоминает замполитский душевный вопль.
О войне что говорить?.. Она у каждого своя.
А вот будни…
Память.
Выходной день. Ну, это он для всех – выходной. А ответственный от руководства должен в подразделении находиться.
Толстая книжка, кружка с чаем. В кабинете тепло.
Какой-то глухой «бум-м» со стороны центра города.
В кабинет врывается боец с ошалевшими глазами.
- Товарищ капитан! Взрыв на рынке!
Без объявления тревоги бойцы и офицеры сами прилетают к месту взрыва.
Все дома в округе без стекол. Тела на асфальте в неестественных позах.
Из омоновцев сразу создали оцепление.
- Пустите! Пустите! Там моя мама! Она за молоком собиралась...
Он жестом остановил бойца:
- Пропусти. Я сам его сопровожу.
Мужчина метался от тела к телу. Возле одного упал на колени.
- Мама! Мама!!!
Прижимая лицо матери к груди обернулся:
- Скорую, скорую вызовите!
Хотя, какая там «Скорая»... Тело матери на руках сына, как тряпошная кукла... От эпицентра взрыва – метров сорок.
С размаху об асфальт – ни единого шанса.
Четкое осознание, что давить тех мразей надо. Всегда и везде.
И  он будет это делать, пока сил хватит.
Если не ты, то кто?
Память. Стоп-кадр.
Руины. Красно-черная цветовая гамма – битый кирпич, весь в копоти.
Хриплое дыхание парней, выносящих раненого под обстрелом.
Генерал, вручающий небольшую красную коробочку, говорящий что-то красивое и правильное.
Искры от пуль рикошетирующих. Впрочем, давно, до нас, замечено, которая свистнула – не твоя.
Договор с другом-афганцем. Дикий и абсурдный для обычных людей.
Если кто-то из них окажется на койке в безнадежном состоянии, под аппаратом ИВЛ – другой просто поможет уйти. Мелочи какие – рычажком щелкнуть...
Благо, все реанимационное отделение – лучшие подруги, пропустят. Главное, чтобы белый халат с собой был!
Без халата - ну, никак низь-зя...
Должность, перспективы, планы…
Палата. Кровавые бинты.
Когда медсестричка принесла утку – он выматерился и встал.
Двадцать метров до сортира в коридоре, наверное, минут двадцать и полз. Вдоль стеночки, но! - сам.
И… в отставку по ранению, в тридцать восемь.
Ба-альшую конечно выгоду он получил в силовом-то подразделении.
Одноклассники еще смеялись – самый первый пенсионер в классе.
"Выгод" всех –
две дырки в шкуре и,
если с мундира железо-латунь-серебро  снять,
как раз в две горсти, ковшиком сложенные, уместится.
И мальчишка-сирота, привезенный им из развалин Грозного, который вырос настоящим человеком. А больше и не надо ничего.
 Осознание своей нужности. Помощь людям. И по территории своей, бывшей – своей, он по сю пору спокойно ходит. Слова случайно встреченного «сидельца», которого он же на зону и отправлял: «Не, я на тебя зла не держу. Все по справедливости. Ты меня чисто взял. По делу».
 Кайф!
Такого драйва-адреналина не получишь нигде.
Реальная, жесткая, мужская работа. Настоящие игры настоящих мужчин. Кровь и пороха копоть. Интеллект –  кто кого передумает, тот и выжил.
Все эти экстримы, прыжки на тросах, сплавы по речкам, мотогонки, пейнтболы и прочее – жалкий лепет, детский сад.
А слова, недругом сказанные –  помогли задуматься, вспомнить, оценить.
И сказать самому себе – все было правильно.
Не стыдно, когда бреешься – в зеркало смотреть.