Дикие нравы

Дом наш стоял на окраине села, за речкой, на улице, которая тянулась в один ряд домов вдоль речки на узенькой террасе Лысой Горы. Ниже метров десять – пятнадцать, у подножия горы, был родник, над которым стояла будка. Прозрачная вода родника имела вкус необыкновенный, чем больше её пьёшь, тем больше  хочется ещё и ещё ею насладиться. По воду на ключ приходили со всего села. Вечерами женщины собирались в будке и обсуждали все сельские события текущего дня, а потом свежие новости и ключевую воду доставляли по домам, неся вёдра на коромысле. Чтобы вода не плескалась на ходу, клали в вёдра деревянные кружочки.
Зимою сверху над домами нависал снеговой гребень, который частенько, набрав на пятидесяти метровом спуске огромную скорость, обрушивался на улицу, заваливая дома по самые крыши. Поэтому входные двери у нас открывались вовнутрь, а не наружу. Из-за отсутствия места, подворье было весьма мало и скотину мы почти не держали. Но, та, что была, обладала очень своеобразным нравом.

Долго не могли забыть жители улицы нашего поросёнка Борьку. С кормами в те годы были большие сложности, поэтому он самостоятельно питался травой на склоне горы и на луговине у речки.  Он отличался большой преданностью к своей хозяйке и огромной ревностью ко всякому, кто осмеливался к ней приближаться. Выпускали мы его только, когда мать уходила, иначе он ни на шаг от неё не отходил и мог увязаться за ней и на работу. Какой-то приезжий, при галстуке и шляпе, решил оказать матери услугу, взять у неё вёдра, полные водою. Но, Борька  тотчас  же сбил его с ног, вывалял в грязи. Проявив не дюжие гимнастические способности, гражданин сей быстро взобрался на высокую крышу будки родника и целый час ждал, когда поросёнок успокоится и удалится восвояси.

Наша маленькая чёрная курица, по прозванию «Карапет», несла очень мелкие яйца, но почти каждый день. Была она курица, как курица, и вдруг запела петухом. Прекратила нести яйца, стала нападать на других кур, каждый раз одерживая победу,  невзирая на  свой малый рост.

Петух же отличался агрессивностью не только по отношению к соседским петухам, но и к прохожим, вернее к пьяным прохожим. Он, словно коршун, слетал на них с забора или с крыши, клевал сильно и очень больно в голову. Но, однажды обознался и набросился на хозяина, моего отца. Тот, схватив его, решил отрубить нахалу голову. Топора под руку не попалось, и он воспользовался пилой. Обезглавив, бросил петуха на землю, а он вдруг замахал крыльями и полетел с бугра к речке. Отец с матерью пошли искать безголового беглеца. Но тщетно, сколько у речки средь кустов не  ходили – не нашли.

Приобрели мы по осени корову. Всю зиму она прожила у нас во дворе. А по весне, как и все, мы отправили её в стадо. Только под вечер  - нет её, не пришла домой. Пастух говорит: «Сбежала». Стали её искать. Нашли у дома прежних хозяев. Привели. И так целый месяц, изо дня в день - та же история. Так и пришлось нам возвратить её прежним хозяевам.

Отец очень любил кошек и они отвечали ему взаимностью. Казалось, что он понимает их язык, а они на каком-то неведомом уровне улавливали его настроение и мысли. Однажды, когда он работал в лесхозе, одичалая кошка, жившая в тайге, пыталась украсть кусок мяса, из сумки, повешенной на сук. Рабочие прогнали воровку, кидая  в  неё камни и ветки. А отец, отщипнув кусочек, пошёл за нею следом, позвал её, и она подошла к нему. Неделю он её подкармливал, а потом принёс домой. Дома днём она не показывалась, лишь только когда отец возвращался с работы – выходила из укрытия. А ночью она ходила на охоту. В доме и в сарае крупу и зерно стали хранить в мешках, не опасаясь ни крыс, ни мышей.
Были у нас и другие кошки. Последним любимцем отца был кот «Малейка», небольшое бело-серое создание, хвостиком ходившим за отцом, спавшим у него в ногах. Если отец уходил надолго из дома, то по приходу он первым делом спрашивал: «А Малейку кормили?». Когда отец серьёзно заболел, кот не ел, не отходил от него. А после похорон отца кот пропал.

Когда жизнь после войны  наладилась, появились продукты, моя мать часто покупала для синиц сало, маргарин, пшено. Она очень любила синиц, это были её любимые птицы. И они чувствовали каким-то образом особое к ним расположение. Садились на яблоню совсем рядышком с ней. А зимой долбили клювом в форточку: кормить их пора, зная точно время своего завтрака. Воробьи же никогда не подлетали к кормушке, пока синицы там. Словно понимали, что это не для них тут старались, корм выкладывали.


В одиночку волк на человека практически никогда не нападает. В детстве к нашему дому частенько волки приходили, больше собак, чем овец уволокли, но только раз зимой стаей преследовали бухгалтера. Он пешком в пьяном виде поздно ночью возвращался из города, пожёг тогда всё, что было у него в портфеле, и трезвый, как стёклышко, ввалился в крайний дом.