Татьяна Васса, Три мужчины и любовь. Трилогия

Татьяна Васса
Три мужчины и любовь. Трилогия


Дерево

Каждый, кто проходил около этого дерева, испытывал странное чувство. Все деревья были как деревья, а это – с человеческим характером. Казалось, что оно пристально наблюдает за каждым и выражает своё отдельное отношение.

Как-то осенью полупьяные подростки развели под ним костёр, обломав нижние ветки. Наутро их нашли мертвыми около потухших головешек. Патологоанатом так и не смог установить причину смерти абсолютно здоровых ребят, но о дереве с тех пор пошла дурная слава.

Нужно сказать, что никто не знал, какой оно породы. Дуб не дуб, ясень не ясень. Какая-то неопределённая форма листьев при общей кряжистости. Почему-то все считали, что дерево это мужского рода.

С того случая с подростками все, кто "были в курсе", проходили мимо этого дерева с почтением и опаской, пока однажды рано утром первый прохожий не обнаружил на нижней ветви дерева привязанную легкомысленную цветастую ленточку. Дня два спустя появилась и другая, голубенькая. За ней третья, четвертая... И через месяц дерево было не узнать. Всё оно по окружности нижних ветвей было обвязано маленькими кусочками ткани всех расцветок и сортов.

Кто привязывал эти ленточки, никто не видел, пока однажды совсем не старый, весьма даже симпатичный мужчина, не увидел у дерева женщину с фонариком, которая молча старательно привязывала ленточку к пока ещё свободной ветке. Потом женщина почтительно отошла, поклонилась и полушепотом стала просить дерево, чтобы оно помогло исцелить дочь. Высказав просьбу, женщина ещё раз склонила голову и тихонько ушла.

Заинтересованный прохожий на следующий раз пришел к этому же времени уже специально и обнаружил у дерева теперь уже девушку, которая собиралась уходить. Но, судя по всему, тоже ленточку с просьбой привязала.

На третий раз прохожий тоже принёс с собой ленточку. У дерева никого не было. Едва сдерживая волнение и страх, трясущимися руками он привязал свою ленточку рядом с ленточкой женщины, просившей о здоровье дочери. Потом, отойдя в сторонку, обратился к дереву с короткой просьбой: "Дорогое дерево, прошу тебя, сделай так, чтобы ко мне вернулась жена". Едва он успел это произнести, как почувствовал в своём сердце такую лёгкость и тепло, что сразу понял: был услышан и просьба его будет исполнена. С чувством благодарности он встал перед деревом на колени, сделал земной поклон и с радостью в душе отправился домой.

Жил он в хрущёвой однушке, обставленной скудно старой мебелью. После развода он оставил жене всё: и квартиру и обстановку. Снял это недорогое жильё и ушёл в запой. Из запоя он вышел изрядно похудевшим, потерявшим здоровье, с глубоким чувством собственной вины и ущербности.

Что с ним произошло в последние годы, он и сам не мог себе объяснить. Хотелось новых ощущений, пошли вечеринки, случайные связи. Жена делала вид, что не замечает, наверное, считала, что одумается. По утрам после очередной гулянки он прятал от неё глаза, угрюмо молчал, внутри облегченно вздыхая, что не пристаёт с расспросами. Так продолжалось с год. Потом терпение у жены лопнула, и она стала укорять его за поздние появления "с работы" и просить, чтобы он одумался, потому что он причиняет ей глубокую боль.

Но кого останавливали слова? Ещё через год супруга подала на развод. Сыну было пятнадцать, он давно уже отстранился от отца, и вся атмосфера в доме была подобна настроению похоронного бюро, где хоронили брак двух, в общем-то, очень неплохих людей. Не имея сил переносить всё это, он погружался в свои развлечения уже надолго, не приходя домой по нескольку дней.

После суда, где их развели, он зашел домой за вещами и, ничего не говоря, ушёл, в тот же день сняв эту однушку.

Нужно сказать, что после ухода и своего запоя он почему-то вдруг сразу же утратил интерес ко всем этим клубам, коньякам и девочкам. Душу его наполнила глухая тоска, избавиться от которой он не мог, да и не желал. Эта его тоска была добровольно-терпимым наказанием, которое он возложил на себя во искупление той боли, что причинил жене. Так и жил, как бы автоматически, то ли живой, то ли неживой. Мысль о возвращении к супруге у него, как ни странно, не возникала до того самого момента, пока он не увидел ту женщину у дерева.

Домой он пришёл поздно, попав под мелкий дождик. Отряхнув пальто в прихожей и расправив его на плечиках, чтобы высохло быстрее, с весёлым настроением отправился на кухню вскипятить чай. Перед ним чередой всплывали воспоминания о его прежней любви к жене, о том, как они познакомились и как он считал для себя величайшим счастьем, чтобы эта девушка с серыми глазами и лёгкими пепельными волосами, стала его женой. Как он захлёбывался от счастья, когда она согласилась, когда родился сын... Какой добротой и счастливым покоем дышал их дом, пока он не разрушил это всё так странно, бездарно и непутёво.

Череду счастливых воспоминаний вдруг прервал телефонный звонок. Это была жена. В крайнем волнении он нажал кнопку ответа: "Да, слушаю".

- Возвращайся, любимый.

От этих слов у него перехватило горло, и он ничего не мог ответить, так и держа телефон у уха. Лишь изредка его жена могла слышать редкие всхлипы. Он не стеснялся своих слёз. Наконец, овладев собой, он сказал: "Конечно, любимая, сейчас же еду".

Что-то острое кольнуло в груди, и последнее, что он увидел, было красивое, могучее, доброе дерево, обнимавшее его своими ветвями, как будто ограждая от всех бед и несчастий этого мира.

Хоронили его скромно. Немногочисленные коллеги да постаревшая женщина в чёрном с юношей, так поразительно похожим на покойного, бросили по горсти земли. Работники кладбища быстро выполнили все положенные обязанности.

Потом эту женщину часто видели у того самого дерева, разговаривающей с ним как с покойным мужем, почему-то со счастливым выражением лица. Она ничего не просила, никаких лент не привязывала, только иной раз сгребёт под деревом опавшую листву, да уберёт ветхие ленточки с ветвей.

Когда женщина постарела, под деревом появилась скромная, но прочно сколоченная скамейка, на которой её можно было часто увидеть с выражением доброго покоя.

Потом она исчезла, и все поняли, что отошла в мир иной. Говорили, что вскоре пришел молодой мужчина и унёс куда-то старую скамейку.



Мужчина и озеро судьбы

Высокий мужчина в элегантном пальто с седой окладистой бородой в одно и тоже время проходил по старинной брусчатке к набережной большого озера. Глухие удары тросточки на которую он опирался раздавались всегда через строгий промежуток времени.

На набережной он садился всегда на одну и ту же скамью и, заняв удобную позу, вглядывался в серую водную гладь. На самом деле взгляд его всегда был обращён куда-то вовнутрь.  Нет, он не был рассеян, но и не насторожен. Только при виде маленьких детей, гуляющих с мамами, взгляд его оживлялся, теплел. На лице изображалась  радость. И так было всё время, пока ребятишки резвились неподалёку. Стоило им уйти, как взор его снова становился серьёзным и обращался внутрь.

Он вспоминал, что точно также гулял и его маленький сын на этой же самой набережной. Как привели домой его жену, у которой подкашивались ноги, как лежал их сынишка с синим лицом в маленьком гробу. А он всё не мог отделаться от глупой мысли, что гроб этот похож на странную коробку.

- Как можно хоронить в коробке? - эта нелепая мысль не выходила у него из головы во всё время траурной церемонии.

Спустя год был тоскливый развод с женой. Они так и не могли простить друг другу нелепую смерть их единственного ребёнка. А спустя ещё пять лет он хоронил и бывшую жену, потому что хоронить её было некому. К тому времени она совершенно спилась, имела беспорядочные связи. Её убил очередной кавалер, когда она гортанно, как раненная птица, обливала его оскорблениями во время "совместного распития", как было указано в милицейском протоколе.

Много времени прошло с тех пор, а он так и не обрёл новую спутницу жизни, хотя желающих занять это место было предостаточно. Больше того, он ни с кем не имел плотской связи "без взаимных обязательств". Даже сама мысль о таковой казалась ем отвратительной, он понимал, что дело было вовсе не в физиологии.

- Я смотрю, Вы всё время один и всё время постоянно здесь, - совершенно не здороваясь и без всяких предисловий произнесла женщина в светлом плаще и с такими же светлыми волосами.

Он поднял глаза. Перед ним стояла миловидная женщина средних лет с мягкими чертами лица небольшого роста. Он был удивлен, когда увидел, что она в бежевых летних перчатаках - такой редкой сегодня деталью туалета.

Я присяду, -  в голосе её не было просьбы, а скорее - лёгкое уверенное приказание. Незнакомка изящно, но решительно присела рядом.

- Мусолим давние беды? - неожиданно грубо для её женственного вида сказала она.

- Вам какое дело? - сдержанно, но грозно парировал мужчина.

- Мне очень даже какое дело, - тем же тоном ответила женщина, схватила мужчину за руку и резко дёрнула её вперёд и в сторону. Сделано это было настолько неоэжиданно и  непривычно-сильно, что мужчина чуть не слетел со скамейки.

- Что это Вы себе позволяете?! - вскрикнул он.

- А что надо, то и позволяю! - тем же тоном отозвалась женщина, другой рукой нанося ему болезненный удар в середину спины.

- Да Вы же дерётесь?!

- Да. Дерусь!

Следующий удар милой дамы пришёлся в бок, где-то в районе печени, отчего мужчина ещё больше согнулся.

- Я сейчас милицию позову!

Но в ответ ему была тишина. Женщина исчезла. Он ещё раз удивлённо взглянул по сторонам, но ни в каком направлении ее не обнаружил, хотя вся местность была открыта и хорошо проглядывалась. За этим удивлением он совершенно забыл о боли, да и сама боль вскоре прошла.

- Ужас, что стало происходить на улицах. И куда это мы катимся?! - думал он, возвращаясь с набережной. Приличные дамы на улицы бьют совершенно незнакомых им мужчин. Возмущение всё ещё не покидало его.

Дома он снял обувь, надел домашние тапочки и расположился в кресле у телевизора, но мысли об утреннем происшествии всё ещё не шли у него из головы. Вдруг в дверь позвонили. Он вздрогнул, потому что давно никто в эту дверь не звонил. С опаской открыл в дврь. Перед ним стояла женщина невысокого роста с такими же мягкими чертами лица, как у утренней разбойницы, только одета была иначе.

- Ой, простите, - сказала она робко:  Это точно пятнадцатый дом?

- Что Вы, пятнадцатый дом на противоположной стороне улицы, но он уже года три как заколочен и там никто не живёт.

- Да как же это? -  бессильно спросила женщина.

- Вам некуда идти в этом городе?

- Некуда, но Вы не тревожьтесь, я сейчас же на вокзал. Может быть вечером поезд.

- Вы никуда не уйдёте. Больше Вы никуда не уйдёте, - совершенно неожиданно для себя самого произнёс мужчина. В одну секунду поняв, что сейчас перед ним стоит его судьба и другого шанса повстречать её не будет никогда.

Он быстро взял женщину за руку и мягко, но настойчиво перетянул в дом через порог.

- Вы не думайте, я не маньяк.

- Да  я ничего такого и не думаю и даже не думаю думать, - растерянно сказала женщина.

- Где там Ваша сумка? - он взял небольшой баул, стоящий по ту сторону двери.

- Пойдёмте пить чай с дороги. Он как раз горячий. Потом ты отдохнёшь немного и приготовишь обед. Тысячу лет не ел домашнего обеда.

Этот переход с Вы на ты поразил его самого, как и собственная странная решимость.

Что произошло с этими двумя людьми в эту минуту, не смог бы объяснить никто. Они, укутанные жизнью в приличия и условности, даже в самом невероятном воображении не могли себе представить, что будут вот так себя вести.

К вечеру на кухне витал аромат вкусной еды, приготовленной из продуктов, необычайно быстро и без всякой тросточки, принесённых мужчиной из соседнего магазина. 

Когда они сели ужинать за парадно накрытым столом, женщина подняла бокал красного вина и тихо произнесла: "Ну, может быть, познакомимся?".

- Это - неприлично знакомиться с тем, кого знал целую вечность, ответил он с улыбкой, подошел и нежно поцеловал её светлые волосы.



Счастливый монах

Если бы ему сказали перед постригом, что всё так произойдёт в его судьбе, он ни за что бы не поверил.

Пятнадцать лет назад, после окончания высшей мореходки он со своим другом, так, от нечего делать, зашли во вновь открывшийся храм в соседнем переулке.  Приятно и таинственно пахло ладаном, горели свечи, лики икон строго, но доброжелательно выплывали из тёплого полумрака. Небольшая группка верующих сгрудилась у алтаря и очень внимательно слушала проповедь священника. Осторожно подошли и они.

То, что говорил священник, поразило его  в самое сердце.

- Так вот, оказывается, для чего этот мир! Так вот, оказывается, как надо жить!

Со всей глубиной и самоотверженностью юного сердца он принял Христа, крестился. Всё своё свободное время стал проводить в храме. Окончилось всё его постригом в монашество и рукоположением в священный сан.

Молодой иеромонах был направлен на дальний приход, где всё нужно было начинать с нуля. Редкие прихожане собирались для молитвы в старом доме. Он оброс связями и единомышленниками и за пять лет сумел объединить всех так, что на месте пустыря выросла величественная церковь в честь Михаила Архангела.

Жизнь его текла своим чередом, со всеми положенными неурядицами и разочарованиями. Он давно уже разглядел церковную изнанку, многое понял, и жил и служил, скорее по инерции, нежели чем из горячей веры.

Однажды, к нему на исповедь пришла молодая прихожанка. Трудно описать то чувство, которое он испытал в этот момент. Казалось, что она -  настолько родное и близкое существо, с которым он расстался вот, буквально только утром, не более час назад.

Единым мгновением он узрел всё её существо, весь её нрав, мелкие слабости, и очень большую, сострадательную и добрую душу.

Исповедав её во всяких мелочах: прихвастнула, нарушила пост, поссорилась с подругой, но уже помирилась, он поймал себя на мысли, что эта девушка непрерывно присутствует рядом с ним. Служит ли он литургию, едет ли на машине по церковным делам, она, как будто всё время тут. И, в то же время, он непрерывно ждал её прихода, когда же она появится в храме. А в храме она появлялась каждое воскресенье, и каждое воскресенье было для него огромным праздником и радостью.

Однажды, он осмелился и предложил ей подождать его после богослужения. Они долго сидели в храме и разговаривали обо всём на свете. Взаимное сильное притяжение  скрывать было всё труднее и труднее. Наконец, между ними произошла близость. Будучи оба невинными и не очень-то искушенными в этом вопросе, они не думали о последствиях. Вскоре она сказала ему, что ждёт ребёнка.

Тайно от всех они поженились и стали жить одной семьёй. Но шила в мешке не утаишь. И вскоре местный архиерей стал получать от слишком внимательных прихожан подмётные письма, что, дескать, их настоятель загулял, живёт в тайном браке с девицей, и они прижили ребёночка.

Всё время, пока они скрывали свой брак, сердце иеромонаха разрывалось пополам. С одной стороны она, его супруга, являлась всем его существом, и без неё и дочки он не мыслил жизни. С другой стороны он нарушил обет безбрачия, предал свою клятву, стал окаянным грешником и клятвопреступником, жить с таким камнем было невыносимо. Но что самое страшное, он не находил в себе мужества, прийти к правящему архиерею и рассказать всю правду.

Она видела его тяжёлые метания, которые  отравляли им всё счастье, и молча переносила его страдания, стараясь поддержать, ничем не укоряя его за такую их тайную жизнь. Хотя частенько ей было обидно, что она не могла с ним пройтись по улице, и вообще нигде не могла с ним публично появиться.

Подмётные письма внимательных прихожан сыграли свою роль в этой жизненной пьесе. Правящий архиерей назначил проверку, вся правда вышла наружу. Был церковный суд,  иеромонаха запретили в служении и убрали с прихода.

Не скажу, откуда мне это известно, но этот день стал самым счастливым днём. А Христос так и остался в их благодарной жизни. Разве Бог обижается на любовь, которую Сам же и посылает?