Тоби

На улице лил дождь. Кира сидела у окна и смотрела, как желтые листочки, упавшие на асфальт, тонут в осенних глубоких лужах. Девочка чувствовала себя чем-то схожей с ними: такая же никому не нужная, утонувшая в своих проблемах и боли, пожелтевшая от постоянного заточения в четырех стенах, оторванная от мира – большого и интересного, наполненного жизнью и счастьем. Так уж случилось, что, когда она появилась на свет, холодный, пробирающий до костей ветер судьбы унес ее далеко-далеко от той, кого бы она могла назвать мамой. Могла бы… но не назовет ни сейчас, ни когда бы то ни было: слишком уж сильна обида в ее душе. Киру оставили в роддоме, едва узнав, что у девочки диагноз ДЦП. Всего каких-то три буквы в мгновение разрушили все, что связывало ее с родителями.  В тот же день мать написала отказную и исчезла с мужем из города. Испарилась из жизни Киры, словно никто и не носил эту девочку под сердцем целых девять месяцев, заботливо поглаживая и ласково разговаривая перед сном…

Кира отъехала от окна, придвинулась к столу и открыла лежащую на нем тетрадь – ту, что стала когда-то единственной на всем белом свете подругой. На ее сероватых, в мелкую клеточку листах кривыми, размашистыми буквами отпечаталась жизнь одиннадцатилетней Киры и все-все её мысли. И, надо сказать, таких тетрадей у нее уже скопилась целая коллекция.
Неуклюже взяв ручку, девочка начала свое письмо на последнем свободном развороте.
«Здравствуй, мой милый Тоби! Я очень скучаю. Как твои дела? У нас идет дождь. Хочу сказать тебе «спасибо». Ты научил меня писать свои мысли. Смешно. Ты сам ведь не умеешь писать. А меня научил. Ну, все. Пока. Рука болит. Целую тебя. Твоя Кира».
Она положила ручку, снова вернулась к окну и, вспоминая доброго Тоби, еще долго-долго смотрела, как тонут в осенних лужах желтые пожухлые листья.
---
Девочка познакомилась с ним совершенно случайно: как-то в разговоре воспитательница Виолетта Викторовна обмолвилась, что безумно любит лошадей и с удовольствием, когда есть возможность, посещает один конный клуб в соседнем городе. Узнав об этом, у Киры, никогда прежде не видевшей вживую лошадей, загорелись глаза, и она попросила в следующий раз взять ее с собой.  Кира не верила, что воспитательница сдержит обещание, даже постаралась забыть о том разговоре, но Виолетта Викторовна забыть не смогла, и вскоре вместе с девочкой отправилась в соседний город. И не на день, а на целых четыре недели! Для Киры так и осталось загадкой, как ей разрешили уехать за пределы интерната, но тот месяц был самым счастливым в ее жизни, полной обыденности и серых красок.
Они жили в небольшой, но уютной гостинице при клубе, ели вкуснейшую еду, Кира подружилась с несколькими детьми с похожими проблемами со здоровьем, некоторым из них, правда, повезло больше – у них были родители.  Но главное – она не просто видела лошадей, она каталась на одной из них и общалась с ней, рассказывая о своей жизни и всем, что так  волновало. На месяц жеребец Тоби стал самым близким и единственным другом, преданным и ласковым. Кира могла быть рядом с ним много часов подряд, и ей совсем не становилось скучно. С каждым днем состояние  здоровья улучшалось. Она и раньше многое умела, несмотря на болезнь, но здесь, в клубе ее силы как будто удваивались. Казалось,  что Тоби втихаря делится с Кирой своим здоровьем и бодростью духа. Единственное, о чем   жалела девочка, – что рядом с ней в эти счастливые для нее минуты нет мамы и папы, с которыми можно поделиться своими маленькими достижениями и почувствовать в ответ их гордость. Но Кира не унывала, ведь она была совсем не одна, а родителей, в какой-то степени, заменяли добрая воспитательница Виолетта Викторовна и владелец конюшни Олег.
Когда пришло время уезжать, мир девочки вдруг снова стал мрачнеть – она понимала, что вряд ли увидит коня снова. Перед отъездом, она долго стояла, прижимаясь к теплой мордочке Тоби, которую он склонил, понимая, как тяжело ей тянуться к нему.  Он стоял, не шевелясь, и казалось, что даже дышал в эти минуты по-особенному нежно и размеренно, будто, боялся причинить девочке боль или невольно разрушить образовавшуюся между ними связь. Виолетте Викторовне на миг даже показалось, что он тоже плачет...

Сегодня, вспоминая Тоби и его добрые, понимающие глаза, у Киры стало светло на душе, и на время даже забылась боль. Вечером она попросила воспитательницу отнести письмо на почту. Добрая Виолетта Викторовна понимающе кивнула, а на следующий день заботливо положила послание в конверт и отправила адресату…
***
- Не могу понять, Олег, зачем она ему пишет, - обратился к владельцу конюшни его друг Илья, - Ясно же, как дважды два, что лошади не умеют читать и писать.
- Тебе вряд ли удастся это когда-либо понять, - грустно заметил Олег и, облокотившись на деревянное заграждение, стал рассматривать впечатляющие своим размахом пейзажи, открывающиеся с этой части конюшни. Через пару минут, нарушив молчание, он добавил, - Тогда, в день ее приезда, он с первой минуты стал для нее не просто милой лошадкой, а настоящим другом, который к тому же, смог поставить ее более-менее на ноги.  Ты не знаешь, какого это, жить в интернате, да еще быть в инвалидном кресле и не в состоянии себя элементарно обслужить!
- А что ты так закипятился!? Былые раны загноило?
- А если и так? Что с того?
- Да не пойму я, зачем тебе эта благотворительность? Пойми же, ты тратишь сейчас на конюшню в разы больше, чем зарабатываешь. Напомни мне, на что ты там купил корм лошадям?
- Взял у тебя взаймы и, похоже, уже жалею об этом. Ты меня достал, честное слово.
- Я может и достал, но помяни мое слово, твое благородство тебя погубит! С каждым разом таких детей будет приезжать все больше, но богаче ты не станешь.
- Нет, друг, - раздраженно ответил Олег, - однажды я пойму, что проснулся самым богатым человеком на планете!
- Ага, как же! Если так и будет, перечисли мне по дружбе процентик на безбедную старость. Жду не дождусь, когда смогу рассказывать людям о друге, который сумел разбогатеть, занимаясь благотворительностью.
- Боюсь, что валюта моего богатства не по твоему карману. И даже не спрашивай, почему. Ты вряд ли поймешь!
Илья раздраженно махнул рукой и ушел, оставив друга наедине со своими мыслями.
**
Олег добрался до кабинета лишь поздно вечером – Тоби опять неважно себя чувствовал, и хозяин не мог оставить его одного. Сев за стол, мужчина принялся за письмо, которое обдумывал весь день.
«Здравствуй, дорогая Кира! Рад твоему письму, мне прочли его сегодня, когда я грустил в стойле и вспоминал о тебе! Письмо очень меня тронуло, настроение улучшилось, и я даже притронулся к сену. Скушал за твое здоровье! Я тоже скучаю, но знаю, что мы скоро увидимся! Поэтому пишу тебе: до скорой встречи! Твой верный друг, Тоби».
Закончив письмо, Олег запечатал его, и  взял в руки телефон.
- Виолетта Викторовна, здравствуйте! Не поздно?
Женщина была рада слышать своего бывшего воспитанника.
- Деньги я перечислил, всё, как обговаривали. Жду вас с Кирой через выходные – как раз должно потеплеть, если верить прогнозам  погоды.  В этот раз я еще приглашу фотографа – поснимает девчонку, чтобы фото на память остались.
- У тебя большая душа и доброе сердце, Олежек! Спасибо тебе! – сквозь слезы сказала воспитательница.
- Ну что вы! Тоби очень плохо без нее, он скучает именно по ней, я чувствую это. Она светлая девочка!
- Светлая… - нежно прошептала Виолетта Викторовна, и чуть громче, но при этом аккуратно, будто наступая на цыпочках на деревянные полы, спросила, - я все же думаю ее забрать. Без нее мой дом и моя жизнь пустовали.
- Если вы сделаете это, дорогая Виолетта Викторовна, то станете самым счастливым и самым богатым человеком на земле!

Они попрощались в приподнятом настроении. Олег вернулся к письмам. Впереди его ждали еще десять адресатов. В эту ночь он уснул только под утро…