Неправильная дорога домой

Он кормил бы горы с руки, он поил бы реку песком, он носил бы твои сапоги, если б ты оказался он. Но рука его пуста, и песка ему негде взять, снова он считает до ста, а затем начинает опять. Дело в том, чтобы молча упасть на дно, если не удержишься за края. Это очень легко, – как в немом кино, когда звук – это смерть, преступление, яд. Постарайся не двигаться в пустоте; помолчи – избежишь ещё худших бед. Здесь и так полно говорящих тел...
...твоё время думает о тебе.
Если хочешь быть как оно — умри,  не пытайся всё удержать внутри.
...твоё дело...
…только не говори... Ни единого слова не говори.
Не жалей себя, не жалей других, твоё время повисло на волоске.
Твоё время думает — ты погиб, изменяет тебе, и не важно, с кем. Дело в том, чтобы падать и не проснуться. И очнуться там, очень глубоко, чтобы звёзд коснуться прозрачной рукой...
Успокой дурацкие мысли пульса, и других, живущих в тебе мелодий — чтоб осталась блаженная пустота. Ты лежишь неподвижно, и смерть уходит из изящно вскрытого живота.

Помнишь, ты жить не умела без строчек – теперь сумеешь, наверное. Сколько было сказано глупых, ненужных и жалких слов Богу, – мы слышим всё время разное. Сколько я просил — горло всё  мольбой исколото. Пустота падает в меня и отзывается гулким эхом – у меня есть только память, и я не знаю, кто я – из памяти складываю себя по кусочкам, вглядываясь в разбитую мозаику слов, переплетений миров и чувств, чужих красок и осколков. Иногда мне кажется, вокруг черно – от пыли, от сажи, от… чего? От темноты. И небо покрыто чёрной сеткой сияния – я видел его таким мгновения назад и оно испугало меня, потому что прежде я видел лишь живой свет.

Молча смотрю в стену. Шевелю губами, впрочем, без слов:

…это прекрасно, наверное – ловить мгновенья, как капли бесценных вин, и с замиранием о любви говорить; ведь где-то всё так, как должно быть, и тайна эта проста, и в каждом движении живёт красота, – но было же: я научился летать, а после очнулся от  серого сна, точнее сказать — от бреда. Красиво то, что нельзя понять; но было – и смысл прорастал в меня; к тому же мы знаем секрет огня, но он всё так же прекрасен. И если (ты скажешь?) не в том красота, зачем за пониманием красивых вещей уходят люди сквозь тонкую щель (стервятники это празднуют)?.. И есть же здесь где-то тонкая грань; кому-то достаточно солнца с утра, и мир их, должно быть, похож на рай, хотя не бывает рая; но кто-то, кто до утра доживал, проснётся (ужасно скрипит кровать), увидит солнце и вспомнит сперва, как мир его выгорает...

Расскажешь, как ты, с кем и где? Знаю, что провокация. Меня попросили передать этот клочок бумаги. Сами не могут, и я не могу — уничтожаю запасы спиртного и иных интересных препаратов. Но ведь я существую. Я есть, слышишь, слышишь? Нет, не слышишь, конечно, но смотри – читай – я есть. Я настоящий пока ещё, тебе ещё не хватает рук? знала бы ты, как мне не хватает твоих плеч.
У нас их нет. У нас никогда не было ничего, кроме слов. Можно читать в чужих словах то, что хочешь в них прочитать. В теплоте можно прочитать лишь теплоту.
Не стоит даже пытаться коснуться словом будущего. Пока ты металась в танце, в бреду — считай, что тебе везло. Дождись – зацелуют люди глаза на твоём лице. Ты проклята будешь в той мере, в которой боготворима; в тебя перестанут верить; твой лик начертают внутри сердец, внутри глаз и глоток, прижмутся к нему душой. Не принимай близко к сердцу, сходи, развейся, погуляй. Хочешь – босой по снегу, а хочешь – скрываясь от ложных слёз; а хочешь и это считать побегом – считай, бейся сердцем о серый лёд. Мы скованы цепями – какой уж тут танец...

P.S.: «- Он очень просил его не убивать.
- И не убили?
- Нет. Закопали живьём» (с)