Дарья 1

      
             На широкую песчаную отмель, поднимая копытами пыль, выехали трое верховых. Сразу было ясно, что они родственники. Мальчишка лет пяти, вёрткий, смешливый, ясноглазенький. Его отец - с твердым взглядом из-под тёмных бровей, высокий и широкоплечий. И совсем молодой паренёк, с лёгким пушком на скулах, только начинающих обретать мужественную жёсткость.   Измученные, изнуренные, с запёкшимися от жажды губами. Вслед за ними выскочил огромный, лохматый пес, кинулся к воде, стал с жадностью лакать живительную влагу. Время было полуденное – самый солнцепёк.
- Вот и она, родимая, Ахтуба! - отпуская поводья, проговорил Прокофий, широко распахивая, словно для объятия,  ручищи, сладко вдыхая речную прохладу,  - добрались! И дёрнуло же нас… Всё ты! Твоё- «напрямки через степь ровней и потому скорей»… умник…  и я через тебя повёлся, чуть не запалились  насмерть…
   - Вода-аа! И-ии-ха! Подбивая пятками в бока лошади, откинувшись на манер степняков, припустил по берегу, запрокидывая голову, залихватски покрикивая,Васятка.
   Не слушая привычное бухтение старшего брата, проехав чуть дальше по берегу, безмятежно улыбаясь, Григорий оглядел окрестности и закричал:
-Та-ак, братиша! Тут ночевать будем, скидывай котомки*! Оглаживая шею своей лошади, легко соскочил с седла, принялся разнуздывать, давая отдых и не подпуская сразу к воде…
  -Ну-у моя красавица, заморил я тебя маленько, счас, потерпи, остынем, вместе напьемся, хорошая моя, ходи…ходи пока…
- Ох уж и балуешь ты свою Звездочку, Гриша. Как с девкой гутаришь, иной раз и подслушивать  стыдновато…
  Прокофий постоянно подначивал младшего, подстёгивал его, и ждал - как ответит, даст отпор его вдруг повзрослевший, переставший его побаиваться братишка.Маленький он леноватый был, хитрил, отлынивая от работ. Проша, на правах старшего, обещался неслуху ноги повыдёргивать и видел в глазах братишки испуг. Теперь же в его повадках  проявилась уверенность в собственных силах,по гибкому телу проступали  мышцы,  походка стала твёрдая, пружинящая, взгляд дерзкий. На кулачках, в стычках меж парней Григорий почти всегда уверенно брал верх.
- Ты, Проша, с оглядкой шуткуй, а то невзначай спрыснёт кнутовище, лучше глянь вон, Гаршинёнок наш, как бы ни попортил своего. Вишь, пускает вскачь по воде.
- Да не-е, он  напоследок шагом шёл, не замай купаются, - проговорил Прокофий,пряча улыбку, медленно спускаясь с лошади и морщась от боли, с трудом наступил на изъязвлённые ступни.
    Гриша, поглядывая на его мучения, сморщился за компанию,в очередной раз подумал - вот ведь надрало же их связаться с этим купцом Поповицким, позарились на его посулы, продали домишко в Енотаевском уезде, попёрлись на те проклятые баскунчакские соляные прииски за живым рублём. Был бы к тому времени тятенька живой, ни за что не допустил бы этого. А теперь ни жилья, ни заработков, слава  Богу, ноги унесли. Это всё ладно. Язвы  у Прошеньки заживут. А  вот жинку его, Дуняшу, не вернешь - сгорела от холеры. И  Васятка сиротой остался, и сам Прокофий от горя, как заморозился.  Да-а… красавица сношка была, царствия ей небесного, и душою ласковая, приветливая… терпеливая,  хорошо - молчит, плохо – молчит… а потом и вовсе навеки смолкла сердешная. Вот тебе и богатство. Хорошо хоть лошадей приказчик приисковый вернул, а деньжат – курам на смех…
 
- Ты чо там насурмунился*, Гриня? Не бои-ись, живы будем – не помрем, - нарочито уверенно проговорил Проша.
Гриша подошел поближе, взялся стреноживать братнину лошадь.
- Так дело не пойдет, братиша, грязь в болячки попадет,  дольше гноиться будут, счас я тебе подорожника поищу, обложим поплотнее, хорошенько примотаем…
  Продолжая бормотать  себе под нос, Гриша поспешил в низину, поросшую разнотравьем. Нарвав с десяток широких сочных листьев, прополоскал их в воде и понес брату, протирая верхнюю часть листка краем исподней рубашки.
Прохладные, гладкие листья приятно охладили воспалённую кожу, Проша с блаженством вытянул ноги, промурчал довольно.
- Спасибо, мой золотой...  чёрт меня дёрнул в энту соль лезть, не сам я туда попёрся… ты еще слётай нарви, а? А то потом стемнеет -  не найдёшь. Да я вот чего думаю, свежим листом попозднее повторно обложу, а этот счас поверху замотаю холстиной*…   хотя один ляд* не удержится…  потому как в воду лезть, порыбачить надо, да и искупнуться не мешало бы.
      Морщась от боли, Проша поднялся и пошел к своей лошади,  поглядывая на сынишку, который озоровал на меляке.
- Васька-а! Постреленок! Ты кончай дурковать, ещё делов куча, не до баловства! Сушняка вон под тополями набрать, положок натянуть, пока комарь не взбесился, дымовушек* наделать, а то и не поужинаем…
 Девятилетний Васятка нехотя спрыгнул в ласковую, теплую воду, отпуская Воронка, пару раз окунулся с головой и медленно, вразвалочку, падая и загребая  руками,вышел из воды. Неспешно направился к тополиным зарослям.
    Навстречу ему по меляку кинулся Черныш. Преданно заглядывая в глаза, хекал, вывалив розовый язык, скалил, как в улыбке, мощные белоснежные клыки. И вдруг, извиваясь всем телом, отряхнулся, окатив юного хозяина грязными брызгами с головы до ног.
- У-уу! Черныш, хулиган такой!Загваздал меня опять! Опять купаться придётся! - С довольной мордашкой Васек вернулся на глубину, стянул с себя портки, рубашку, шумно выполоскал, выскочил на песчаный бережок, расторопно выкрутил шмотки, встряхнул и развесил на кустах. Посвистывая, голячком, принялся собирать сухие ветки и стаскивать к облюбованному для стана месту:
  - Тятя! Скупались бы, зараз усталость долой, вода – как молоко парное!- прокричал пацаненок.
- Зараз и мы окурнёмся, пробормотал, снимая с себя потную одёжу, Прокофий.
 - Гриша, где у нас мешок с сеткой? Вона за косой, гляди – затончик, весь тальником зарос…  Ну-ко давай о-он те кусты и обтянем, гля как жерешок* кормится, счас на ушицу чего-нибудь сгондобим…
Гриня засвистел Чернышу, призывая,- ты куда, а? Иди, мой золотой, заверни коней, давай-давай паси…
Умнющая собака, понимая каждое слово, вначале понуро поплелась к лошадям, затем увлеклась, зная своё дело, оббежала малый табунок, завернула, скучковала, уверенно подгавкивая, и расположилась на взгорке – глаз острый, уши торчком…
 Выпростав из мешка небольшой бредешок*, мужики по-шустрому разобрали его на песочке, проверили грузила, вырубили из тальника ровненькие, крепкие клячи*,  подвязали. И Проша потихоньку пошел на глубину,  потянул по дну за собою бредень, забирая по кругу и примериваясь, куда бы выбрести, выбирая почище местину. А Гриша - по бережку, пригибаясь, удерживая ровненько кляч, подлезал под тальниковые поросли, время от времени шугая ногами из-под кустов притаившихся  щук.
- Ну, всё, будя,- проговорил Прокофий, - чой-то попалось, трепыхается, а нам много и не надо, только пожрать, а лишок всё равно протухнет, жара-то вишь какая стоит…
Почистив и выпотрошив пару-тройку хороших подлещиков, крупную щуку, штук семь линей и карасиков, довольные мужики вернулись на стан, где догадливый Васятка уже наладил котелок, очистил пяток картошин, луковку…
 Момент, и знатная, янтарная уха вскоре стояла на траве под деревом в полуведерном котелке, а рядом на крышке дымилась рыба, щедро присоленная и обсыпанная сырым лучком. Ржаной хлеб  ломтями лежал на самотканом, когда-то чистом рушнике.
- Эх, укропца бы ещё туда, мечтательно пробормотал Гриня…
- Да пару помидорков бы…- подхватил Васёк.
- А я бы огурцов и яиц вареных пожрал, молочком парным всё это запил,   продолжил Проша.
- Ну последнему убирать… И отвалился, запрокинув руки под голову, широко раскинув ноги, бормоча себе под нос. 
 - Красота, пузо счас лопнет, только для воды места не оставил зазря, на волны, как Черныш гавкать буду, по всему видать…
- Это как это? - удивлённо подскочил Васятка.
- Да известно как, пёс с голодухи не в меру нажрётся рыбы, а рыба она и есть рыба... она плавать любит… а потому ему, хоть он и псина, потом пить ужас как хочется, пьёт-пьёт, пузёнка того гляди лопнет, а пить всё одно охота…   а вода вот она - волны  набегают, а он на них: гав-гав!…
Глядя на ухохатывающегося сынишку, Прокофий стал приматывать к ногам свежую повязку. Он действительно не собирался помогать убирать со стола-дастархана.
Гриша, глядя на такое коварство, удивленно приподнял брови, чуть не подавился, с полным ртом, забухтел возмущенно…
- Ага? Хитрован  ты этакий!
Хотел надавить старшому на живот локтем, в отместку, да Васятка не дал…
- Да ладно, дядёчек, я помою котелок, и харч припрячу, не замай его… Отдыхайте тятенька, родимый, - заласкался мальчишка, приткнувшись ему в подмышку.  Отец, с какой-то суровой нежностью потрепал вихрастую макушку, понюхал…
- Солнышком, полынком  пахнет - верблюжоночек мой, cыночка…  Ну иди-иди… Ты тогда в положок ложись, а то сожрут комары.
  Свистнув для компании пса, Васятка поволок закопченный котелок в воду, хорошенько отодраил его песочком, сполоснул и оттащил к стану, перевернул на травку рядом с кострищем. А сам вернулся к Чернышу, который, убежав по отмели на самый край косы, злобно лаял на каких-то собак на другом берегу.
 Подбежав поближе, Васятка зашумел на собак, отгоняя. Псы вели себя очень странно: будто звали, лаяли незлобно, скулили, отбегали от берега и тут же возвращались, снова начинали призывно лаять, припадая на передние лапы
 Прислушавшись, пацану показалось, будто он слышит детский плач. Берег был яристый*, что там находилось, на той стороне, не понять.
   Превозмогая страх,  домыв посуду, Васёк вернулся на стан. Улегся  к батьке под бочок и замер, напрягая слух.
    Оглушительно трещали в траве сверчки, недалеко паслись лошади, всхрапывая и перетоптывая. В затоне справляли свои свадьбы лягушки. У кострища, завалив тлеющие угольки травой,устроив дымовушку, улёгся под дым, положив голову на седло, дядёк. Всё спокойно, мирно, спи себе, знай, но сон не шел. В душу закралась противная, леденящая робость – далеко, на той стороне Ахтубы тоскливо выли собаки,  и жалобно плакало дитё…
 - Тятя,  а тять… там кто-то есть…- затолкал отца Васёк, - слышите, там что-то стряслось…
- Где? – сонно пробормотал Прокофий, обнял сынишку, устроил у себя на руке, - спи, малой, завтра поутру проверим…

 Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/07/04/1612
Словарик:http://www.proza.ru/2014/07/04/1661