Двенадцатый класс

                Катя Романова

Двенадцатый класс

Повесть

Глава 1. Сборы, встречи, Разговоры

Всё ближе начало учебного года. Летние каникулы агонизируют. Судорожные попытки одновременно доотдохнуть и закупиться к школе, а также вечная дача с подоспевшим урожаем, превращают мои последние деньки дома в настоящий кошмар. Маман недовольны. И если в прежние годы гнало меня из дома главным образом желание встретиться с друзьями, то теперь я готова бежать из-под отчего крова просто потому, что домашние уже достали.
А ведь это мои последние школьные каникулы! Чего я только не успела переделать за лето: в благородном одиночестве накупалась в озере; перечитала стопку книг, и некоторые из них оказались довольно интересными; совершила несколько поездок по славным подмосковным городкам, правда, не в экскурсионно-познавательных целях, а так, по случаю банальных сборищ школьных друзей… Но таким образом я каждое лето промышляю. Новинкой же этого сезона стала ; тараа-тараам, там, там! ; моя первая в жизни работа! ; туру-турум, тум, тум! ; моя настоящая первая зарплата! ; тири-тирим, тим, тим! ; и купленные по такому случаю позолоченные серёжки!
Другим откровением лета стала повзрослевшая дочка маминой одноклассницы ; Настёна. Её родители учились в том же интернате, что и моя мама. Они в один год закончили школу, в одном общежитии стали жить, устроились на единственное в городе учебно-производственное предприятие  (УПП) для слепых, в одном доме получили квартиры, да и дачи у них оказались рядом. И таких друзей и знакомых из УПП полны все близстоящие многоэтажки. Различие проживающих здесь семей ; лишь в судьбах их детей. Зрячая Настька учится в обычной школе, у неё подруги ; обычные девочки. А мне передалось наследственное заболевание глаз, и мой путь ; интернат, и мои друзья ; исключительно инвалиды. Много лет наши родительницы без особого успеха пытались нас сдружить, но, к счастью, им, наконец, это надоело. И так получилось, что мы с Настькой нашли общий язык без чьих-либо навязчивых понуканий. И у нас оказалось гораздо больше общих тем для разговоров, чем я раньше считала. Конечно, той искренности и абсолютного доверия, как между девчонками в школе, всё же не возникло. Ученики моего интерната разбросаны по разным городам и весям, а Настёна обитает в том же подъезде, что и я. Это очень удобно и неожиданно оказалось интересно ; общаться и дружить с кем-то, кто живет совсем рядом, но всё же не вместе с тобой. Можно приходить друг к другу на чай, вместе идти в магазин за хлебом и обсуждать по пути родителей, брать фильмы в прокате и, поедая мороженое, ржать над комедиями. Все эти нехитрые радости ; не тайна и не новость для большинства людей. Но я как-то не могла до сих пор оценить всей прелести добрососедских взаимоотношений, девять месяцев проводя в школе, приезжая домой на выходные и коротенькие каникулы.
Я, конечно, соскучилась по Иринке ; моей соседке по парте, страшно соскучилась по Лёнке и Надюшке ; девчонкам из одиннадцатого класса, ещё по некоторым ребятам и учителям. Но этим летом мы созванивались, встречались вне стен интерната, приезжали друг к другу в гости с ночёвкой, и разлука на три месяца потеряла свою остроту. Что имеем в остатке из всех зовущих прелестей школьной жизни? Старое кирпичное здание буквой «Ш» или «Е» ; это как посмотреть, казарменные порядки и правила. Они теперь не кажутся мне столь уж нужными, они теперь скорее давят. На горизонте маячат скука, серость, бессмысленность учебного года…
Впереди меня ожидает ещё один ; последний ; двенадцатый класс. Абсолютно лишний, на мой взгляд. Можно ли придумать что-либо бесполезнее и глупее режимного однообразия учебного года? Кажется, стоит выйти за железные ворота интерната ; и жизнь интересная и по-настоящему захватывающая ждет меня с распросстертыми объятьями. Ждёт ли?! Страшновато конечно: чт; станет со мной после школы? Как я буду выглядеть на фоне зрячих ребят? Примут ли они меня? Ещё год без ответов, ещё целый год надуманных занятий тем, что подскажет собственная фантазия. При этой мысли моя фантазия лишь недовольно всхрапнула и перевернулась на другой бок. И гадать нечего ; ещё год всеобщее дураковаляние в нашей БШД (Большой Школе Дураков) мне обеспечено.

*****

Наконец, недели за две до конца каникул,  мы  с родителями выбрались на рынок ; подбирать обновки. Бродили в поисках одёжки, одинаково удовлетворяющей и мой взыскательный вкус, и мамин строго экономический подход. Мама инстинктивно определяет, где кофточки дороже всей наличности в семейном кошельке, мастерски заговаривает мне зубы, отводя от таких мест. Приметив нечто кислотно-салатное, чудесным образом осветившее мир серых палаток вокруг, я тяну мать поближе:
; Давай посмотрим, чт; это? ; прошу, а мысленно уже позирую перед девчонками в таком ярком, таком притягательно-эффектном, таком салатном…  пиджаке? свитере? блузке? Что же это?!
Мельком взглянув, маман презрительно фыркает:
; Ты хочешь пиджак как у Насти?! Там таких нет. Я и отсюда вижу. ; Сказала, как отрубила.
; Ну давай я тоже посмотрю-у-у… ; продолжаю ныть я.
; Это свитер, синтетика голимая ; испортишь мгновенно.
; Но я буду аккуратно!
Бочком, бочком, а где чуть ли не волоком ма утаскивает меня дальше в ряды. И продолжает непробиваемыми аргументами изничтожать хрупкую мечту о таком сногсшибательном прикиде:
; Ты на себя посмотри! Да на таком кислотном фоне лица видно не будит! Кожа слишком бледная.
После часа таких шатаний я начинаю обиженно сопеть:
; Ну вот ты уже всем всё купила!!! Кроме меня-я-я… Папе ; трусов и футболок, себе ; новую сумку, бабушке подарок, а мне скоро в школу ехать ; и ничего.
Папа всегда стоически переносит наши с маман шкандалы и долгие примерки. Он просто несёт сумку, иногда курит, иногда матерится сквозь зубы, редко когда рявкнет: «Ну, девки, достали!..» Потом чиркнет зажигалкой, и наша троица снова отправляется в путь.
Наконец мы останавливаемся перед стеной, завешанной одеждой всех оттенков серо-буро-коричневого. Осмотрев критическим оком предлагаемый ассортимент, мама удовлетворённо кивает и деловито интересуется, какого цвета я хочу пиджак, а может, лучше костюм, и юбку тогда покупать не придётся, вот кстати, чёрненький, немаркий, всего четыреста рублей. Чёрт бы побрал мамину практичность! Весь круг её рассуждений ограничен соображениями типа «недорого», «грязь не так заметна», «не мнётся», «надолго хватит». А когда девчонки съезжаются 1 сентября кто в розовом пиджаке, кто в шёлковой блузке, кто в белой юбке, мамины рассуждения теряют всякий смысл. Напоминаю, что чёрный покупали в прошлом году, а в десятом классе ; молочный, зачем повторяться? А как у Насти болотно-коричневый приятно разнообразит мой гардероб. Ха! Я тоже могу быть супер как практичной!
К нам подплыло нечто больших размеров и с женским голосом. Вопросив насчёт «чего подсказать?», тётка перегородила пути к отступлению. Ни о её внешности, ни о возрасте, ни об одежде я не берусь судить. Солнце слепило, окружающее утратило реальность, цвет и форму, пререкания длились и длились…
Мы выбрали пиджак, впоследствии оказавшийся зеленовато-серого оттенка, не такого, как у Насти, чёрные туфли из замши, разумеется, искусственной, зато на невысоких шпильках, и приталенную белую блузку всего за сто пятьдесят рублей. Продавец-кавказец сделал нам скидку; вот интересно, почему: ему стало жаль меня или просто понравился устроенный экспромтом примерочный стриптиз? Ещё мы нашли ; у какой-то очередной маминой знакомой, стоявшей почти на выходе, ; длинную чёрную юбку, чёрные джинсы в обтяг и цыганскую кофточку, хаотично расцвеченную голубым и зелёным. Вообще-то ничего цыганского в этой вещице не было. Но во время примерки ощущение лёгкости захватило меня, послышался гитарный перебор ; и захотелось, тряхнув смоляными кудрями, выступить в такт цыганочке, плавно поводя плечом. Со смоляными кудрями, правда, не сложилось. Волосы у меня прямые и светлые, но это же не может помешать мне быть дикой и страстной Гитой? Огромное декольте  спереди и сзади, болтающиеся хвосты пояса ; моя тонкая талия и нежная девичья грудь выделены и явлены в идеальном ракурсе! Пышный рукав от локтя как нельзя лучше подчёркивает тонкие белые запястья. Я бы даже добавила ; аристократические. Ведь могут же быть у настоящей русоволосой цыганки аристократические запястья?!
Разнообразие покупок смирило мой непокорный дух и подстегнуло богатое воображение. Захваченная сменяющими друг друга образами, я покорно велась от прилавка к прилавку, не замечая дорог и времени.
Я уже отметила своё восемнадцатилетие, и хождения, пререкания с мамой могут показаться непосвящённому смешными и неестественными. Но деньги-то её! Да и бродить-выискивать вещи самой ; увы, исключено: я двадцать раз пройду по одной дороге и на двадцать первый удивлённо спрошу: «Почему мне это место кажется знакомым?» Ещё Р.А., он же Эстетик, самый лучший учитель, отчитывая нас на уроках, говорил: «Вы, взрослые парни и девушки, порой ведёте себя как инфантильные переростки. Вы не способны принимать самостоятельные решения, вы до смешного невежественны, за этими стенами ; это он о стенах интерната ; вас просто сломает реальность…» Он, конечно, преувеличивал. Во многих вопросах мы действительно не дотягиваем до сверстников из массовых школ. У них на порядок шире круг общения, да и тематика его будет поразнообразнее; в восемнадцать лет они уже в вузах учатся, а мы… Но называть нас «детьми» только за то, что из-за искусственных ограничений, созданных системой образования для инвалидов, мы только чуть-чуть отстаём от зрячих одногодков!.. Р.А. Это Вы погорячились. Да, у меня выходит довольно узкое  суждение, потому что говорить я могу лишь о тех, о ком слышала, а это здоровые братья одноклассников и здоровые дети маминых подруг. Что в них такого особенного? Чем их мировосприятие, их мышление и чувственность отличны от моих? Где та грань, перешагнув которую, смело можно утверждать: вот теперь-то я по-настоящему взрослый человек! По каким критериям становится понятно, кого может сломать жизнь, а кого не получится, как она ни старайся?  Я, например, уже работала летом. Этот факт можно считать неким подтверждением взрослости? Или мой горячий молчаливый спор с Р.А. ; только доказательство юношеского максимализма? После которого ещё один ; двенадцатый ; класс лишь время для запоздалого выростание? Э-э-эх! Осталось всего ничего ; и вот она жизнь новая, настоящая; она покажет, кто чего стоит. Искусственные рамки, по звонку ; подъёмы, завтраки, уроки и прогулки, сплетни выживающих из ума учителей ; всё это минует, и я буду сама выбирать, с кем и сколько общаться, кем быть и что делать. Остаётся годик потерпеть, ещё целый год в шараге.
Шарага ; звучит как-то по тюремному, что ли, но это всего лишь одно из имён, подходящее под определённое настроение говорящего, слово для наших привычное, давно не вызывающее эмоций, как старые домашние тапочки. Ну какие ощущения может вызывать дырка на домашнем тапке? Она так знакома, она родная, она так органично совпадает с положением стопы, большой палец ищет её и, найдя, уютно в ней покоится. А стыд и понимание необходимости замены тапок появляются лишь при незваных гостях. Только в этот момент, глядя на себя чужим оценивающим взглядом, ты обращаешь внимание на всякие убогие мелочи и начинаешь стыдиться их.
Раньше мне никогда не приходилось думать о школе, никаких собственных взглядов на неё у меня не было, я не представляла вариантов её оценки. Но как-то раз в разговоре с Р.А. я назвала школу «шарагой», и он прочитал мне целую лекцию о происхождении, значении и употреблении этого слова. И тогда, в первый раз, я осознала, что всё, казавшееся мне до сих пор единственно нормальным и правильным, таковым вовсе и не является для большинства людей. На то, что составляло мой мир, могут быть разные точки зрения, и не все они мне понравятся. С возмущением, чуть ли не обвиняя Эстетика в собственной неосведомленности, я выпалила сообщение о своём открытии.  А он улыбнулся и  сказал, что такая умная девочка, как я, должна была давно догадаться сама. Вначале сравнение собственных представлений о нормальности со взглядами зрячих друзей и знакомых больше походило на игру. Фразы, на которые раньше я бы не обратила внимания, оказались несущими кучу психологических и социокультурных значений. Манера говорить и одеваться, поведение и привычки перестали казаться мне единственно возможными. И, раз приняв иную точку зрения, я вдруг, поняла, что могу попытаться увидеть мир нашей школы со стороны, с десятка углов и в сотне вариантов освещения. А вот к своей старой доброй «дырке в тапке» вернуться уже не получится.

*****

В последний день перед отъездом я собираю вещи, тогда как раньше начинала готовить сумку недели за три. Переживала: а вдруг анализы окажутся плохими, а вдруг их не успеют сделать, а вдруг опоздаю на линейку… ; да мало ли этих «вдруг».
Приехать надо второго сентября. По традиции выпускной класс проводит линейку, и в этом году пришёл наш черёд. Ещё в мае Марина Гавриловна крупными печатными буквами на пяти листах расписала мои слова. Общий сбор в субботу вечером, в воскресенье репетиции. Всё потому, что иногородним далеко ехать, и независимо от того, на какой день недели выпадает праздник знаний, мы торжественно проводим его в понедельник. 
Последние несколько лет я езжу в школу одна. Из года в год мама пишет расписку, в которой берёт на себя ответственность за любые происшествия со мной в дороге. А я, стало быть, личность безответственная. Путь от дома до интерната занимает пять-семь часов, в зависимости от того, на экспрессе или на электричке едешь до Москвы. Билеты на скоростной поезд для инвалидов бесплатные.
Тёплым осенним утречком, собрав баулы, я отправляюсь в родную шарагу. Мои сумки могут показаться неподъёмными, но, по мне, лучше, сжав зубы, взять всё и сразу, чем пару месяцев довозить то одно, то другое. Итак, вперёд! Но, оказалось, я и шагу ступить не могу. Что же там, кирпичи с гантелями?!
Провожу мысленную инвентаризацию: паста, щётка, мыло с мыльницей, стаканчик для полоскания, туалетная бумага, шампунь, крем и лосьон для лица, мусс и лак для волос, антистатик, фен ; это так называемые туалетные принадлежности. Далее: мешок одежды с новыми туфлями, домашние тапочки и халат ; всё вещи первой необходимости. Вспоминая и перебирая каждую обновку, улыбаюсь в предвкушении, что и с чем надену. Чашка для ночных бдений, пачка заварки и сахар, мешок печенья, яблоки, бутерброды ; конечно, без этого в голодные интернатские будни ну просто никак! Утюг, полотенце, вешалки, толстые тетради и альбомы, собственные прибор и грифель, банка варенья и литровая металлическая кружка с кипятильником ; всё страшно тяжёлое, но разве от них откажешься? А если в интернате чайники за лето растащили? Тогда ; что, неделю без чая? А если бумагу больше не выдают? И что ; неделю не рисовать? А казённые полотенца годятся только как тряпки для ног. Увы, кирпичей в сумках нет. Значит, долой сомненья: попрощаться, встать, поднять и ; ать-два! ; вперёд!
Дорога ; с одного вокзала на другой, пересадка на электричку, и после до автобусной остановки, и там ; пешкаря. В целом напоминает неловкое самоубийство. И то, что эта каторга ; добровольная, не успокаивает, а скорее злит. В дороге я помогаю себе всем, на что способна. Например, демонстративно останавливаюсь, поднимая умоляющий взгляд к всевидящим небесам: «Ты это видишь! Не пропусти и отметь моё мужество!» И надуваю щеки, выпуская с шумом воздух: «У-у-уф-ф-ф!» И напеваю вполголоса: «Ещё немного, ещё чуть-чуть…» В другой миг бормочу под нос: «Если сейчас не упаду замертво, то выдержу всё… и если сейчас… и сейчас…» Забавно, наверное, прохожим наблюдать за маленькой обезьянкой с огромными спортивными сумками. Хотя московского зрителя трудно удивить. Почему мне никогда не предлагают помощь? Может, один вид огромных тяжеленных баулов приводит в ужас современных холёных мужчин? Э-э-эх!
Вот иду я ; такая маленькая и беззащитная, тонкая и хрупкая девушка, которой просто необходимо опереться на мужское плечо. Иду, не прося ничьего сочувствия, иду с высоко поднятой головой (при этом волосы мои цвета расплавленного, скажем, золота свободно откинуты за спину), тащу свой непосильный груз. И вот он ; такой благородный и красивый, такой сильный и гордый, такой поражённый моей стойкостью. Взгляд его тёмно-синих глаз ; или лучше чёрных? ах, нет, тёмно-синих, как небо глубокий, ах! ; взгляд его прикован  ко мне одной. Из всей толпы суетящегося на вокзале люда он видит меня одну! Рассыпавшись в изящных выражениях ; «Позвольте, сударыня, как можно…» ; он берёт мои баулы и целует пальчики, выражая своё восхищение. Я удивленно взмахиваю ресницами, несколько секунд изучающе так смотрю ;, а вовсе не таращусь сослепа! ; смотрю, значит, на него, а потом… Понимание того, что мы просто созданы друг для друга, внезапно снисходит на нас. И пусть только попробует не снизойти! Своим глубоким, низким, чуть хрипловатым от волнения голосом ; ведь даже мужчины тоже могут взволноваться, когда неожиданно встретят свою судьбу ; он говорит: «Позвольте представиться! Ретт Батлер (князь Андрей, Жофрей Де Пейрак)». И мы… И я…
Дошла! Во всех, кажется, смыслах. Начало шестого. Зелёные железные  ворота ; родные, можно сказать. Голоса с парадки ; парадного крыльца, то есть: «А вот и Мариночка добралась!» Аллея старых лип и Тамара Максимовна с объятьями. Меня окутывает аромат духов, наверняка французских, и щебет светской кокетки. И не имеет значения, что так мало зрителей. Тамарочка вкладывается в свою роль с упоением, достойным «Оскара». Это её выгодно отличает от прочих учителей и воспитателей. Тамарочкин муж прекрасно обеспечен, а работа в интернате для слепых и слабовидящих ; это так, надо же скучающей леди чем-то занять своё время, да и стаж идёт. Она получает явное удовольствие, высмеивая всех и каждого независимо от должности и положения. И ты смеёшься, пока сам не попадёшь на её острый и ехидный язык. Тамарочка в школе сравнительно недавно, около десяти лет, и только-только к ней перестали относиться, как к новичку, случайно забредшему в наш закрытый мирок. Последние года три она работает в классе Лёнки и Надюшки ; обе её просто обожают. 
; Маришка, повзрослела как, и похудела, что ли! Давай помогу. Боже мой, как ты это дотащила! А у нас ремонт сделали: в вашем туалете всё кафелем покрыли, поставили ногомойку с душем!
; А на каком этаже? ; интересуюсь.
; Ну на третьем, в сто восемнадцатом. А ты знаешь, Елизавета Семёновна у вас теперь будет географию вести. Ведь Галина Ивановна совсем… к-ха, кх-м, м-да…
; А на химии она останется?
; Нет! ; радостно восклицает Тамарочка. ; Снова же объявилась ваша любимая Валентина Викторовна, надолго ли? Так что Фейбол остаётся в воспитатели перейти. Не знаю, правда, какой класс ей дадут, но точно не моих паразитов.
Когда мы переступили порог школы, я остановилась перевести дух, проморгаться со света.
; Так, это кто у нас? ; древнее самой школы, вахтёрша караулила всех прибывающих, бдительно занося каждую фамилию в список. ; Ага, Мариночка! Марина Гавриловна сегодня с вами, она на втором этаже. Анализы все собрала? Иди в медкабинет сразу, а я тебя запишу…
Отдышавшись и привыкнув к полутёмным тонам, я спросила, кто из наших уже приехал. Не успела вахтерша свериться со своими записями в журнале, как её опередила Тамарочка:
; Парни все здесь, а из девчонок только Леночка. ; И не дав мне задать следующий вопрос, добавила: ; Иринка ещё не приехала.
Дверь с улицы открылась, скрипом жалуясь на невнимание ремонтной бригады, и вошла Оля, тоже моя одноклассница, с мамой. Тамара  поймала их в цепкие лапки:
; Оленька, какое на тебе платье оригинальное, с мамой выбирали? А у нас столько нового…
Взглянув на меня, она кивнула:
; Мы с тобой ещё поболтаем сегодня.
Поздоровавшись с Олькой, я потащилась к медкабинету.
Марина Гавриловна ; Гарила по-нашему ; встретила меня на лестнице и вручила ключи от спальни. Тяжело ступая, чуть наклонившись вперед, держась за перила, она двинулась рядом со мной. О том, что ей уже за семьдесят, я вспоминаю лишь в редкие минуты, когда заметна такая слабость, или в день её рождения.
; Ну, рассказывай! Как родители?
; Привет вам передают.
; Спасибо, им от меня тоже. Бабушка здорова?
; Да так, ничего, на грыжу жалуется, и лето, сами знаете, какое было.
; Ой, не говори, сама кое-как с огородом управилась, каждый раз собираюсь бросить, не сажать, и… А мне сыновья говорят: «Бросай, сиди с маленькими, мы тебе всё купим». Да ты ведь не знаешь, у меня же правнучка родилась.
; Поздравляю, как назвали?
; Дашуля. Хорошенькая! Аньку мою помнишь? Так вот Дашуля ей двоюродная племянница.
; Аня же младше меня.
; Ну вот так получается. Пришли, давай располагайся, после ужина репетиция. Ужинать придёшь?
; А что сегодня, не знаете?
; Пшённая каша и омлет. Приходи, чай попей хотя бы. Да, кстати, ты слова выучила?
; Сегодня всю дорогу в экспрессе зубрила. Ну вечером повторю, и всё отлично будет.
; Я в тебе не сомневаюсь. Не опозориться бы. За Ольгу и Мишку волнуюсь, а Лену я уже проверила.
Она вышла, а я свалилась на кровать. Постель уже заправлена. Я мысленно посылаю благодарность Гариле, тёплое чувство спокойствия и близости к этой бабушке, которая двенадцать лет нянчилась с нами, убаюкивает. Фиолетовый штамп на наволочке привычен и даже сочетается с голубыми в сиреневых разводах покрывалами. Так было, и так должно быть всегда, и я всегда была и буду здесь. В комнате вдоль стен четыре кровати. Моя и Иринкина ; изголовьем к окну, между ними вдоль окна два кресла и квадратный столик посередине. «Не время спать!» ; говорю я себе, сажусь и начинаю расшнуровывать кроссовки. Покрывало на Леночкиной койке смято, а на тумбочке громоздится пакет, шкаф в углу не закрыт. Вот клуша! Не могла убрать за собой!
Стук каблуков, резкий пинок, и в дверном проёме возникает знакомая фигура. Она бросила пакеты и кинулась на меня.
; Маринкин, здор;во!
; Иришка, привет!
Мы от души обнялись: я босиком, полураздетая, и она потная, пыльная, пахнущая сигаретами и жвачкой.
; Фу, блин! Еле доехала. А это твой баул, как ты его пёрла? А что, кресла наши на диванчик заменили, вообще ничего ; симпатичненько. Какой урод мои плакаты снял…
; А я думаю, чего не хватает на стене? Слезай, дай хоть на диван взглянуть.
Иринка ; это небольшой тайфун местного значения. За тридцать секунд она заметила перемены в комнате, расшевелила меня и начала разбирать вещи. Я же нахожусь в спальне уже больше получаса ; и с нулевым результатом.
; Ты давно приехала? ; приступает Иришка. ; Чё у тебя хоть там?
Она снова пнула мою сумку.
; Только что; сейчас распакую ; увидишь.
; Слушай, пойдём в сто восемнадцатый, говорят, там ремонт сделали, пописать с дороги, да и покурить хочется.
; Момент! Тамарочку встретить успела?
; Ага. Ух ты, детка, лифчик отпад! Я тоже такой клёвенький приобрела.
Мы захихикали. Я достала из бокового кармана сумы шлепанцы, вытерла пот казенным полотенцем и натянула новый топик.
; Не замёрзнешь? ; озаботилась Иринка машинально.
; Пиджак далеко, рыться не хочется.
; Возьми мой, у меня всё равно водолазка. Упрела!
Я оценивающе взглянула на её пиджак: классического покроя, приталенный, удлинённый. Под джинсы и цыплячьего цвета майку ; как-то не очень…
; А джинсовки у тебя поблизости нет?
; Ван момент!
Достала, встряхнула и подала мне. Куртка старая, в прошлом году я изрядно её потаскала.
; Супер! Обожаю её!
; А меня?
; А тебя больше всех. Спасибки!
И мы двинулись на экскурсию в туалет.
; Ох-х-х…
Я удивленно повернулась к Иринке.
; Пардон! Но посмотри, как здорово!
Я не сразу поняла, где что находится: всё было белым и блестящим. Кафель, ещё не загаженный, сверкал огнями многочисленных отражений горящих лампочек; чистенькие, тоже белые, шесть умывальников в ряд по правую руку, а слева…
; Это вообще что?
Иринка захихикала:
; А это душ с ногомойкой.
; Они бы хоть пластиковую загородку поставили, да и крючки, ну или хотя бы стул не помешал бы. Слушай, может, замок сделали?
; Ага, щас! Ты прыгай в этом корыте голышом с душем на уровне пупка, вся одежда твоя на подоконнике, а тут мальчики из младших классов ночью пописать решили ; вот им и пособие для несовершеннолетних. Хорошие сны им после будут сниться. А здесь ; смотри!
Она открыла дверь слева.
; Туалет.
Мне не осталось ничего, кроме констатации прискорбного факта: восемь открытых толчков, пять по одной стене и три с другой стороны. Опять же беленькие, ещё работающие, стоят и призывно журчат.
; Я в шоке! А пацанов мелких они в мальчуковое крыло, что ли, переведут?! Так что ты говорила про загородки? Тут бы они тоже не помешали! А наше окно осталось, заменить ; денег, наверное, не хватило. Ой! А они его не заколотили?!
Иринка всполошилась и быстро подошла к закрашенному пожелтевшей краской окну.
; Не, нормуль. Будешь курить?
Я прикрыла обе двери и подошла к ней.
; Ты дома курила?
; Не-а, не с кем было, ; отвечая, я инстинктивно прислушивалась. ; Да ты не знаешь, я же работала целый месяц в библиотеке, там директор ; мамина подруга, строгая.
; Да ладно, расслабься, нет там никого.
И мы замолчали. Много о чём хотелось рассказать и спросить, лучше сразу обо всём и в один миг. Молча докурив, выкинули окурки за окно, потом я взяла её под руку, и мы вернулись в спальню.
В первых двух классах мы не дружили, я считала её задавакой, а она меня ; занудой. Но в третьем классе наша общая подружка, Саша, ушла, родители перевели её в другую школу, и ссориться нам стало не из-за кого. Мы стали ходить под руку, ; к слову, это особенность всех незрячих, хотя слепые парни, дабы подчеркнуть свою мужественность, иногда кладут руку на плечо, ; и нас даже стали путать. Мы не похожи, но тем не менее… Иринка ниже меня ростом на пару сантиметров, её волосы на пару тонов темнее моих, как и кожа, черты лица у неё крупнее, и фигура кажется плотней. Но самая яркая отличительная особенность Иришки ; её веснушки, ими усыпано всё лицо круглый год, даже я их вижу. Моя же отличительная особенность, как это ни печально, ; несколько косящие глаза. Можно, конечно, утешать себя, мол, и ноги у меня стройнее, и талия тоньше, но когда во всех романах героинь, даже самых страшненьких, описывают непременно с прекрасными глазами и неотразимой улыбкой, моя раскосость сильно огорчает… С пользой для себя я столько романов перечитала. Бог любит пошутить. Смешно.
Ну да ладно! Не буду мучиться комплексом неполноценности перед несуществующими литературными персонажами, я всё равно симпатичная! Нас с Ириной путали в третьем классе, хотя у неё были оранжевые банты на косичках, а у меня ; зелёные. Путали в седьмом, когда я сделала стрижку каре до мочек ушей, а она ; до плеч. И нас путают сегодня, несмотря на то, что она покрасила волосы в чёрный цвет, а я всего чуть-чуть не дотягиваю до натуральной  блондинки. Не различали нас те, кто не знал нас как следует: вахтерши, повара, шофёр и кастелянша. Другие же, имея с нами дело, удивлялись: как сами когда-то могли путать Ирину с Мариной и Марину с Ириной.
Вернувшись в спальню, мы обнаружили там Ольгу. Она сидела на своей кровати и жевала яблоко. А её мама, бесцеремонно подвинув мою сумку и Иринкины пакеты, разбирала вещички своей беспомощной дочурки. Олька не видит с самого рождения. Помню ту страшную историю, рассказанную ею в детстве, как глупая медсестра в роддоме вместо фурацилина промыла малютке глазки кислотой и сожгла их. Медсестру уволили, а вот зрение девочке вернуть не удалось. Не могу судить, насколько эта история правдива, но один глаз у Ольги искусственный.
Я бы не сказала, что презрительно отношусь к тотальникам, просто лично Ольгу не люблю. В детстве жалела её, добровольно водила в столовую, на спортплощадку. Она сама даже в спальню и в класс не могла найти дорогу. Но однажды я вошла в спальню, а там Ольга сидит и сопит, чуть не плачет, девчонки же, Иринка и Сашка, ходят на цыпочках, молча хихикают и шумно делают вид, что их тут нет. Мы называли это «пользоваться зрением». Я стояла и смотрела на них, не зная, что делать. Закрыв глаза, я попробовала присоединиться к Ольге в её темноте: шорохи, ощущение шевелящейся пустоты, непонимание происходящего и чёткое осознание угрозы, направленной против тебя. Мне стало страшно, и я открыла глаза. Потом Ирка потянула меня за руку и шепнула прямо в ухо: «Цс-с-с!» Я попробовала встать на цыпочки, но, почувствовав себя глупо, рассмеялась и громко сказала: «Девчонки, хватит дурить». Они захохотали во весь голос, повалившись на пол. А Оленька нажаловалась матери, что Марина подначивала ребят издеваться над ней. Мать приехала и громко кричала, бегая по школе: «Где эта тварь, я оттаскаю её за косу, я волосы ей повыдергаю!» Я отсиживалась в туалете, пока не пришла Сашка и не сказала, что Оленьку увезли домой. После чего водить я её перестала раз и навсегда, да и разговаривать с ней ; тоже.
; Упс! Ольга приехала, здрасьте, ; Ира кивнула её матери.
; Девочки, вас Марина Гавриловна на ужин звала, ; откликнулась та вместо приветствия.
Мы переглянулись, я, запихнув шлёпки под кровать, опять влезла в кроссовки:
; Погуляем после репетиции.
 Ирка кивнула, и мы вышли.

*****

У нашей школы огороженная довольно большая территория. Липовая аллея, берёзовая роща, спортивная площадка с доисторическими ; видно, сделанными на совесть и до сих пор крепко стоящими ; брусьями, стадион, луг за школой и вдоль всех дорожек кусты ; не подстриженные, буйно растущие, не избалованные уходом, но всё-таки радостно зеленеющие. У нас красиво осенью и весной. Весной особенно: много сирени и всё такое. Хотя, может, весной даже задохшаяся березка посреди бестолкового города кажется прекрасной. Говорят, что и за забором, у здания старого детского садика, где сейчас частные дома, и с другой стороны, где высится трехметровое кирпичное убожество ; это всё распроданные излишки школьной собственности. Ещё говорят, что раньше школе принадлежала конюшня, и учеников по пятницам на станцию возили в телеге. Эх! Жаль, я не в то время живу! Когда мы пришли учиться, всё было уже так, как сейчас.
Шарага расположена в дачном поселке. Вокруг школы есть где погулять, но мы всё же уходим за территорию. Нас не надо контролировать, старше нас только персонал, многие уже пробовали работать ; совершеннолетние всё же!  Редкая машина нарушает идиллическую тишину безмятежного сельского однообразия. Местная молодежь не балует нас своим вниманием; все эти слухи про страшных местных, залазивших ночью по водосточной трубе к девчонкам-старшеклассницам в спальни, кажутся вымыслом. А если быть точнее, местной молодежи здесь просто нет. Прохожих, кстати, тоже. Небольшая прогулка ; и вот она, Клязьма, грязная-грязная, с хором квакающих по весне лягушек, с мостиками «времён Очакова и покоренья Крыма», с ощущением благостности, которое навевает русская природа в начале сентября. Я думаю о том, что через неполный год всего этого в моей жизни уже не станет. Как и серого щербатого кирпича  школьного здания, и изгороди из сетки рабицы с дырами на все четыре стороны света, и ворот с облупившейся бледно-зелёной краской… Вряд ли по прошествии многих лет они вызовут в моей душе ностальгию. Думаю, что с людьми, приятными мне, важными для меня я и так, без посещения школы, буду поддерживать отношения. А вот эти дорожки, эти кусты боярышника, с которых, обдирая руки, мы собирали красные ягоды, эти рябины, на которые в поисках плодов мы тоже залазали, только зимой, эти толстенные дубы… ; часто ли они  будут всплывать в моей памяти?
Мы идём с Иринкой молча. Слева низенькие полусарайчики-полудома, о качестве и красоте постройки можно судить по высоте и серьёзности забора. А справа виднеется тёмная стена лесного заповедника, нарушая своим нависающим массивом неспешную созерцательность моего настроения. Тонкая игла детского страха мгновенно прошивает тело. Страх ; это физическое осязаемое понятие, и я испытываю его резкой болью в каждой мышце, в каждой клеточки кожи.
Поворачиваюсь к Иринке.
; Слушай, ; восклицает она, ; а помнишь, мы в том году собирались в четырнадцатую переселиться! Отправим Пронькину к Ольге с Ленкой, перетащим ещё кровать, и всё в ажуре! А, как думаешь?
; С Гарилой надо поговорить, ; отвечаю я и улыбаюсь. Насколько всё-таки Ирка удивительный человек! Идёт, молчит, думает о чём-то, а у меня чувство, будто она тоже, вдыхая тёплый сентябрьский воздух, собирает свои ощущения в копилку будущих воспоминаний. А она возьми и ляпни: «Собирались переселиться…» Ну собирались ; ну и переселимся! Обожаю Ирку и немного завидую её непринуждённости.
Незаметно мы возвращаемся к освещённой и даже как-то потеплевшей от закатных лучей сгорбленной старушке-школе. Иринка отпускает мою руку и с визгом бросается на шею нашему однокласснику.
Это огромный добродушный Шурик, наш общий плюшевый Шурик. С четвёртого класса он по очереди влюблялся то в Иринку, то в меня, потом снова в Иринку. В таких, как он, ответно не влюбляются, с такими только дружат. Да и разве можно испытывать страсть к брату, глуповатому, но всегда готовому  протянуть руку помощи и дать выплакаться на своём плече…

*****

Будни. Вот и начались однообразные школьные будни. Ещё один год, последний, лишний двенадцатый класс. Это неправильно ; жить и учиться в одном месте. Мы в школе занимаемся чем угодно: танцуем, сплетничаем, разбиваемся на кружки по интересам, гуляем, встречаемся, выпиваем, но только не учимся. Жизнью это тоже не назовёшь: изначально искусственный запрятанный вдали от города мирок может предложить лишь некую имитацию реальности. Нас явочным порядком отгородили от всего, что может навредить неокрепшей душе, не задумавшись при этом: а как варево из устаревших привычек, болотного однообразия и паршивенького образования скажется на юных умах? Нас показывают редким гостям ; спонсорам, представителям власти, коллегам из других школ ; вот, мол, они тоже люди: «Посмотрите, они двигаются, говорят. Вот Машенька даже петь умеет, спой, Машенька. А Лёшенька в шахматы играет, он может отличить ферзя от пешки. Да, да, не удивляйтесь, есть специальные брайлевские шахматы для незрячих. Покажи, Лёшенька. А Светочка прекрасно играет на баяне. А Сашенька пишет стихи. Они такие же, как вы, только инвалидики». Я страшно злюсь, потому что и меня тоже показывают как зоопарке мартышку: «Посмотрите, пожалуйста, как  рисует наша ученица. У Марины всего ноль целых пять сотых процента зрения на одном глазу, а как рисует! Я бы так не смогла, а вы?»
Конечно, не смогли бы! Вы же не любите рисовать, как люблю я! Вы же не готовы рисовать с утра до вечера каждую свободную минуту!
Школа гордится своими учениками и не преминет это показать каждому, кто способен дать на нужды интерната. У меня до сих пор сохранилась фотка, где я в шестом классе с двумя косичками с белыми праздничными бантами, опустив голову, потупившись, спрятав руки за спину, перед огромным толстенным дядькой стою с лицом… нет, не красным, малиновым от стыда. Толстяк благодушно треплет меня по плечу, на большей части снимка загораживая своей необъятной спиной все мои рисунки, которыми перед ним хвастали. В другой раз, когда меня попросили нарисовать несколько сюжетов, чтобы украсить стенд перед приездом очередной компании благожелательных дядек, я нарисовала штук пять мультяшных карикатур ; как мне казалось, провокационных, с толстенным лысым детиной на переднем плане. Но начальству понравилось, и творения  вывесили, поощрив меня пачкой чистой рисовальной бумаги.
Такое игнорирование силы авторского сарказма меня окончательно разозлило. Тогда на День учителя нарисовала двух тощих ребятишек, убегающих от толпы взбесившихся учителей. Я изобразила конкретных людей нашей школы и конкретные методы обучения: толстую тётку со связкой баранок и конфет; тощую молодую женщину с мешком двоек и троек; старушку, держащую какие-то древние свитки и учебник с крупными буквами СССР; мужичка с вожделенно оттопыренной нижней губой и пустыми руками, жаждущего не учить, а именно поймать ученика, и лучше девочку; а в самом дальнем углу у меня сидел мужчина со стопкой книг, удручённо глядел на всю эту толпу обезумевших учителей и несмышлёной молодёжи. У каждого персонажа от рук исходило бледное сияние, а вокруг одинокого мужчины просто разгорелся пожар. И надписи: «Ученье свет, а неученье тьма», «Сгорим на благо будущей науки», «Знание ; страшная сила»… А нашим учителям понравилось, даже посмеялись, мол, методы разные бывают ; и разошлись.
Зато, когда я, в стиле Задорнова, написала в стенгазету статью под названием: «Мы и наше» (в таком роде, что мы получаем оценки за красивые ; о! прошу прощенья, за не очень красивые, но жалостливо смотрящие ; глаза; или: наши чувства дружбы и любви легко доказуемы, взять хотя бы количество пустых бутылок по углам и число ежегодных абортов), что тут началось! Тамарочка на подъёме вместо обычного: «Девчоночки, что с пацанами вечером делали? Ни один встать не может!» ; заявилась ко мне в комнату без приветствия и с отвращением в голосе изрекла: «Я утром видела, какую бредятину вывесили. Уму непостижимо!» Всегда отстранённая, живущая как будто в замедленном ритме физичка начала урок с фразы: «Я читала. Если это про меня, то ты конкретно, Марина, больше ни одной пятёрки не получишь!» А Риммочка просто сказала: «Каждый имеет право на собственное мнение, но я с твоим, Марина, категорически не согласна» ; и обиженно поджала губы. Странно, удивлялась я, ну не объяснять же теперь каждому, что это юмор и что некое преувеличение ;  всего лишь художественный метод. Взрослые пытались добиться моего публичного покаяния за материал в новом выпуске стенгазеты, но я же гордая и упрямая девушка и имею право на собственное мнение ; не покаялась. И от меня отстали.
Но всё это в прошлом. Теперь я спокойна, даже ; в некотором смысле ;      мудра, и уверена в себе, мало что способно взволновать меня. Я на все показательные выступления иду со снисходительной улыбкой. Сфинксово равнодушие и опыт веков во взгляде. Немного жаль только, что этих перемен во мне никто вокруг не замечает.
И много ли потребовалось для этих перемен? Каких-то одиннадцать лет ; и я научилась подстраиваться под устоявшуюся, закостенелую систему. И разве, спрашивается, был у меня выбор? Не спорить, не доказывать… В споре рождается истина, ха-ха! Я всё так же рисую на всех уроках, только теперь с официального разрешения учителей. Для исторички выдала серию рисунков «Костюмы всех времён и народов». На литературе ; «К юбилею Пушкина». На анатомии… М-да! Всё так просто. А когда Шурик, пытаясь отвлечься от урока, выводит дурацкие рожицы, ссылаясь на меня, мол, а почему ей можно? ; учителя отвечают: «Ну это же Марина», ; и этим всё сказано, это всё всем объясняет.
Чтобы прогулять урок, я сперва иду в медкабинет и, жалуясь на живот, обмениваюсь с медсестрой понимающей улыбкой. И кого волнует, в конце концов, сколько раз в месяц у меня болит живот? Разве кто-нибудь проверяет по календарю периодичность? А жалуюсь я на живот раз в неделю, не реже, и тогда иду отлёживаться на третьем этаже, или пью чай, или слушаю книжку. Приспособилась, но всё равно гложет мысль: зачем так бездарно тратить столько лет своей жизни?
Последнее время эта мысль решительно не даёт мне покоя. Я сижу в классе одна, солнечный свет заполнил всё пространство моего поля зрения, нет ничего, кроме жёлтого сияния. И я плавлюсь. Золото ; на пустом листе, на бледных стенах и вокруг меня, но внутри меня ; пустота. Год от года за этой партой среди людей я ищу одиночества, заглядываю в себя ; и становится страшно от внутренней пустоты. Я кричу про себя: «Пустой, надоевший класс! Неужели таков мой удел?!»
И так, вот так еще месяцы, изо дня в день задаваться дурацкими вопросами. Но как же остальные? Мои одноклассники, девчонки из одиннадцатого, о чем они думают? Чем себя занимают?
Я оставляю пустой лист на столе и решительно поднимаюсь на третий.

*****

Четырнадцатая. Эта девчоночья спальня раза в два больше нашей, двенадцатой, зато не выглядит столь же уютной. Шесть кроватей, четыре разнокалиберных шкафа, постеры, плакаты и рисунки над каждой постелью наглядно повествуют о сфере интересов и симпатий владелицы. Здесь всегда много народу. Мы любим собираться за квадратным столом и пить чай с бутербродами. Лёнка, кстати, профессионально умеет сделать из одной банки шпротов по два бутера на каждого. Парни из старших классов раньше тоже любили посидеть у девчонок. Стол стоит как раз между Лёнкиной и Ксюхиной кроватями, ещё есть двухместный диванчик у стены, места хватает всем. Шумно и сейчас: Шурик с Иринкой возятся на диване, Ксюша у зеркала, и человек семь  полулежат на кроватях.
; О, Маринкин пришла! А мы тебя не ждали, ; восклицает Ирка как всегда бесцеремонно и не обидно ; это же Ирка!
Но я мигом надуваю губки, выпрямляю спину и чуть презрительно отмахиваюсь.
; Ах, боже мой! ; чуть более писклявым, чем мне свойственно, голоском,  я растягиваю слова. ; Сударыня, что за манеры? Сказать, что я поражена, это ничего не сказать! ; я поднимаю брови в притворном ужасе и закатываю глаза. ; И это говорите мне вы, Ирина! Что скажет ваша маман, если прослышит о таком обращении?
Лёна вскакивает с постели, оправляет халат и ночнушку под ним ; уже успела переодеться. Она полуобнимает меня и подхватывает:
; Ах, Мариночка, если бы вы знали! Как сложно мне одной находиться посреди всего этого безобразия!
; Прекрасно вас понимаю. Ваша утончённая душа и прекрасный слух просто не в состоянии долго выносить эту грубость, ; я перехожу на шёпот, ; если не сказать больше ; эту безнравственную обстановку. Просто Содом и Гоморра!
; Да, да! ; Лёна чуть не плачет. ; Невозможно описать словами!  Чего стоит одна только манера этих мужланов произносить… О нет! Не просите, Мариночка, я не могу этого повторить!
; А всё современное воспитание. Эти новые веянья… эта иллюзия нравственной свободы…
; Мон шер, к чему всё это приводит?
Мы медленно двигаемся по ковру и, проходя мимо сидящих на нём ребят, Лёна как бы в подтверждение своих слов пристукивает по лбу Вовку.
; А приводит это к духовной пустоте, ; отвечаю я.
; Как только я начинаю думать об этом, начинаю задыхаться ; тоска! Вы ведь меня понимаете, такая наваливается тоска.
; Всё, всё, не будем более о низменном! А помните, как у Швебермаента в той его знаменитой книге?..
; У кого? ; на секунду выходит из образа Лёна.
; Ну, у Шеденмаера! ; философское подвывание мне особенно хорошо удаётся: «Безумная толпа-а-а не тронет сердца моего-о-о своим нечищеным…»
Я запинаюсь, пытаясь подобрать нужное и по возможности приличное слово.
; Своим нечищеным вниманьем! ; вдохновенно заканчивает Лёна. ; О,  этот гениальный, сумасшедший Шведермаер!..
Мы, будто веерами, обмахиваемся кистями рук и, плавно поводя бёдрами, подходим к трюмо, усиленно делая вид, что не замечаем ржущих над нашим представлением ребят. Внимательно рассматривая вначале себя, потом критически ; друг друга, и наконец кокетливо поправляем несуществующие огромные банты:
; Лёночка, прелесть моя, у вас здесь складочка!
; Ах-ах-ах!
; Не волнуйтесь, пожалуйста, я поправлю, мне это ничуть не трудно!
; О, благодарю, милочка! В этом сезоне модны оборки красного кружева, ; она распахивает полы байкового халата и демонстрирует бледно-голубую хлопковую ночнушку.
; Ах! Какая прелесть! ; восклицаю я, ; всенепременно прикажу своему портному пошить такие же. И рюши!
Случайно толкнув Ксюшу, Лёна смотрит на неё с омерзением, как на ползучего гада.
; Ах, моя дорогая, душечка, будьте осторожнее, одно лишь прикосновение к этой… ; я тоже презрительно смотрю на Ксюшку, ; может запачкать ваши чудненькие кружавчики!
; Боже мой, не говорите так! При одной мысли об этом мне становится дурно!
Она картинно вскидывает руку ко лбу и падает на ковёр в бессознательном состоянии.
Аплодисменты. Занавес.


Глава 2. Достоевщина

Тяжёлый октябрьский воздух. Ни солнца, ни дождя, а сплошь серые, будто ватой обложенные, дни. Не вздохнёшь полной грудью. Единственное моё желание ; укутать ноги одеялом, налить горячего чая, включить интересную книжку и смотреть в окно на потухающий пейзаж. М-да, ещё бы кресло-качалку к этой славной картинке, горящий сбоку камин, то-сё…
В послеобеденное время идти в спальню ещё рановато, на «пообщаться» ; меня не тянуло, да и кого где искать? Наша классная комната, на моё счастье, оказалась пуста, вот и ладушки!
Я даже не стала заглядывать под парту, и так знаю: бумага на исходе; опустив руку, не глядя, вытащила чистый, не тронутый ещё моей мазнёй, лист и задумалась о рисунке.
Глаза ; я всегда начинаю с глаз. Помню, как учительница по рисованию говорила: «Вот, вы рисуете овал будущего лица, мысленно делите его на три части; среднюю часть делите теперь уже вертикально пополам, вместо условной вертикали рисуете нос, а под верхней горизонталью у нас глазки, нижняя же линия проходит над верхней губкой». Я пробовала так рисовать, но лица получались одинаково неживыми, и я стала рисовать как привыкла.
Первые штрихи бессмысленны и портят белизну листа. Но я быстро затемняю полукружья век, чёрные зрачки и серые тени под глазами, брови сдвинуты, и между ними пролегает глубокая складка. Прямой, ясно очерченный нос, сжатые тонкие губы и морщинки в уголках. Упрямый подбородок и впалые щёки. Уши частично прикрыты волосами, на лоб и на глаза падают несколько прядей. Сразу видно, что волосы в беспорядке: человек либо вспотел, либо не мыл голову. Он напряжённо думает о чём-то, ему плохо, и оттого он зол на весь мир. Но вокруг пока белое ничто. Человека самого ещё нет, лишь голова с правой стороны получилась чуть ниже и крупнее, чем мне бы этого хотелось.
Так всегда выходит потому, наверное, что я смотрю на лист бумаги почти в упор, едва не касаясь его носом. Сосредотачиваясь на деталях, вырисовывая отдельные части, я не могу одновременно видеть их в совокупности, как целый рисунок. Всего пара сантиметров остаётся для бокового света от моего глаза до листа. От этого же у меня и нос, и подбородок, и руки часто становятся серыми или цветными.
Ну да ладно! Он будет сидеть, а не стоять. Я делаю паузу и смотрю своему персонажу в глаза: «Кем бы тебя сделать»? Я люблю рисовать такие напряжённые лица, полюбила с тех пор, наверное, как по совету Эстетика в десятом классе прочла Сартра. Антуан долго не выходил у меня из головы, и я помещала его безумные глаза в тетрадях по литературе, на обложке учебника геометрии, на целой стопке чистых листов, ну и, конечно, в своём дневнике.
Но мой сегодняшний герой не Антуан. Тогда я провожу линию от шеи к плечам: он теперь сгорблен и одет в старый пиджак или даже  сюртук. «Раскольников!!!» ; мысленно я подпрыгиваю и хлопаю от радости в ладоши. Не надо самой выдумывать историю, стало легко. Чёрные рукава, локти на столе и руки сжаты замком. Стол деревянный, небольшой; на нём стоит пивная кружка и… Блин! Не помню, ел он что-то в тот день или нет. Но пустой участок стола требует заполнения.
Ха-ха! Чего-то там не терпит пустоты, свинья не терпит чистоты, а Риммочка ошибок не прощает. Поколебавшись, рисую рядом на салфетке нечто, похожее на современный хот-дог. Почему не на тарелке хотя бы? Ведь образ тарелки во все времена одинаков. Снова моё извращённое чувство юмора? Очередная провокация учительницы по литературе? Я улыбаюсь ; и ведь не заметят!
В класс заглянула Гарила.
; Здравствуй, Марина, ты здесь одна?
Когда я кивнула, она попросила, выходя:
; Я на минутку и вернусь, не уходи, мне надо с тобой поговорить.
Я пожала плечами и, машинально засунув кончик карандаша в рот, задумалась над композицией.
На втором плане помещу Мармеладова, пусть он в пьяном экстазе размахивает руками. Самого Родиона хорошо бы сделать ярче, максимально усилить контраст, всё же остальное можно выдержать в светло- и тёмно-серых тонах. Лист небольшой, поместится столика три, а между ними можно пустить официантку с подносом…
Но я откладываю карандаш и отодвигаю набросок. Интересно, чего Гариле  от меня понадобилось? «Мне надо с тобой поговорить…» Сказано таким тоном, что сразу ясно: разговор предстоит секретный, по душам и на серьёзные темы. Высочайшее обращение воспитателей ко мне как к взрослому человеку, внимательное выслушивание и частое соглашательство с моим столь интересным и оригинальным мнением льстило мне класса до девятого. А потом в школу пришёл Р.А., мы резко все и сразу увлеклись психологией, и дальнейшие попытки развести на откровенность стали казаться мне дешёвеньким шпионажем. Раскрывать душу, искать сочувствия и понимания мне как-то не требуется, секретов особых у меня нет, а личные тайны друзей рассказывать не стану. Так чего тогда ей нужно?
Минут пять прошло, но никто не приходил, и я стала нервничать. А потом началось… Марина Гавриловна и Тамара Максимовна, войдя в класс, плотно закрыли дверь, уселись за Шурикову парту передо мной и молча уставились, наверное, на меня, так как их головы были повёрнуты в мою сторону, а я чувствовала себя на редкость неуютно. Кажется, я в первый раз увидела так близко их лица, было неловко вот так бесцеремонно разглядывать морщины, какие-то коричневые пятна, двигающиеся, выведенные розовым червячки губ. По телевизору лица выглядят иначе, даже у пожилых ; они как-то приглажены и напудрены, а сейчас на меня смотрела ничем не прикрытая старость. Они  молчали. Наконец я опустила глаза. Как же зрячие всё время могут это выносить?!
Тамара не выдержала первой:
; Марина, нам нужно серьёзно поговорить.
Ну наконец-то! Какая торжественность!
С недавних пор я навострилась поднимать правую бровь как бы в недоумении с каплей презрения, долго перед зеркалом репетировала, чтобы получалось и в меру, и выразительно.
Так вот, приподнимаю бровь, тихо так, с достоинством роняю:
; Да, слушаю.
; Даже не знаю, как начать… ; Гарила мнётся, ; Марина, я не склонна доверять этим слухам, но лучше поговорить откровенно, ты меня знаешь, я человек прямой, и ты, думаю, врать не будешь…
Я внутренне напрягаюсь, куда без восхваления с реверансом в мою сторону, значит, сплетни или подозрения, хотят глаза мне раскрыть, мне ; наивной, доверчивой девочке, они ; мудрые, добрые, честные…
; Марина, ; инициативу перехватила Тамара, (кстати, если искренне поговорить со мной Гарила хочет, зачем Тамару с собой тащить вздумала?), ; Марина, расскажи нам о своих отношениях с ребятами из седьмого класса.
У меня несколько округлились глаза.
 ; В смысле? ; я не поняла вопроса и никак не могла найти подоплеки в их словах. «Шефы» давно отменены, но роль старшей сестры и советчицы мне определённо нравилась. Мы с младшими стали общаться, когда я училась в восьмом, а они соответственно в третьем классе. Хорошие ребята, весёлые и честные. Если я и засиживалась у них допоздна, ну так у них и другие старшеклассники любили посидеть. А какие ещё могут быть вопросы? Курить с ними пару раз ходила, да ещё раз со злости стреляла сигарету. Узнали! Я сжалась внутренне и начала подбирать оправдания и возможные способы контрнападения.
; Нас интересует, с кем из них ты общаешься и о чём вы говорите? ; пояснила Тамара.
Я расслабилась: просто хотят что-то выведать.
; Общаюсь в основном с Денисом, Серёжей, Вадимом, Таней, Юлей. Говорим о разном. А что?
; Насколько близко ты с ними общаешься? ; Тамара всё не унималась, задавая свои вопросы и не отвечая на мой.
Меня начала раздражать вся эта сцена. Как я сижу в роли девочки, как они напирают в роли прокуроров, все эти дурацкие хождения вокруг да около… Гарила, видимо, поняла моё настроение.
; Марин, я, конечно, не склонна доверять этим слухам, но… ; пауза длинная и многообещающая, ; говорят, что ты учила целоваться мальчиков седьмого класса.
; Че-чего?!
; Просто, чтобы ты знала, ; добавила она, поняв выражение моего лица.
; Ага-а-а… ; на большее меня не хватило. Я сделала попытку ещё что-то сказать, но закашлялась, а потом осталась сидеть с разинутым ртом. Объяснять, что мой первый трепетный поцелуй ещё в принципе не был никем сорван, не пристало такой самоуверенной девице как я. Не суть! Но как они даже могли предположить моё участие в совращении малолеток?! Конечно, во все времена жили оторвы, падкие на развлечения такого рода. И чего там было больше, скуки или комплекса учительницы, не знаю. Но я?! Но ко мне?! На меня напал ступор, и лицо полыхало до самого окончания разговора. Если они считали меня способной на роль растлительницы малолетних, то мои осоловелые глаза и пунцовые щеки доказали полнейшее раскаянье…
; Марина, есть ещё кое-что, ; Гарила была неумолима, ; и тут у меня есть сомнения, но лучше ведь, когда мы с тобой сами поговорим об этом, мы, которые тебя ценят и любят больше, чем кто-либо другой.
Как? Это не всё? А время на раздумье?
; Мы знаем, что ты продолжаешь поддерживать отношения с Р.А. И здесь возникает много разговоров и слухов. Ты знаешь, что на чужом несчастье счастья не построишь. У него семья и дети, ты же молодая и красивая девушка, у тебя вся жизнь впереди, он не пара тебе. Мы говорим тебе это, потому что никто другой тебе этого не скажет. Мы счастья тебе желаем и хотим, чтобы после школы ты училась. Ты, кстати, решила куда пойдёшь?
; Э-э-э…
Они не ждали моих ответов, они говорили и говорили, как в отрепетированной многажды сцене играют актёры и друзья. Я перестала понимать, о чём они говорят. Смотрела в окно на свинец моего настроения и повторяла, что это полная глупость, что такого просто не может быть! Ведь оправдаться нельзя никак, какие тут слова могут быть? Если их слова ; от первого до последнего ; полная глупость!
; … Р.А., без сомненья, очень умный и образованный человек, и мы понимаем тебя, твоё желание тянуться за подобными людьми. Ты много читаешь, а общаться из своего окружения тебе бывает просто не с кем. Но ты должна знать: ты всегда можешь подойти к нам с Тамарой Максимовной, мы выслушаем, посоветуем, не забывай об этом.
Мелькнула у меня мысль, всплеснув руками, оживленно вскричать: «О, кстати, об Р.А.: он мне посоветовал прочитать "Тропик Рака", как вы считаете?» Но я не успевала за сменой предлагаемых ими тем.
; … Мы с Мариной Гавриловной беспокоимся о тебе. В последнее время ты становишься слишком замкнутой и не желаешь думать о своём будущем, о своих родителях. Кстати, они в курсе твоих отношений с Р.А.? Как они смотрят на это?
; Ну ладно, ; вроде бы смилостивилась Гарила, ; есть ещё один вопрос, о котором мы бы хотели с тобой поговорить. Вова…
Тут мне представились чёрные рясы, капюшоны, надвинутые на лица, и морщинистые руки, перебирающие чётки. Тамарочка и Гарила уже не прокуроры, а инквизиторы: ещё слово, и меня приговорят к казни! Не выдержав, я усмехнулась.
; Здесь нет ничего смешного! ; Гарила обиженно поджала губки на мою полуулыбку, в её глазах это, как последнее доказательство полной и окончательной вины.
; Вова любит тебя, и ты и мы об этом знаем, ну что ты ему голову крутишь, он же с ума по тебе сходит! А ты ни да, ни нет! Определись как-нибудь, скажи ему, что не хочешь с ним общаться.
Я наконец не выдержала и вспылила:
; Какие отношения! Какое общение! Вы вообще о чём? Если вы, зная меня, задаёте такие вопросы, значит, плохо меня знаете. А если не претендуете на всезнание, то не думаете же вы, что я буду говорить правду! Какой смысл в этих сплетнях? Какой вывод я должна сделать? Перестать видеть тех, кого я считаю своими друзьями?! 
Со злости я запихнула набросок и карандаши под парту и, резко отодвинув стул, встала.
; Мариночка, у тебя нос вот тут на кончике серого цвета, давай покажу, ; Тамара заговорила елейным голоском.
А я думала, что краснеть сильнее некуда! Они говорили со мной, пересказывали все эти слухи, глядя на меня, на мой нос, на мою красную, глупую, испачканную рожу и, наверное, усмехались! Я тут справедливо захожусь в праведном гневе, мечу молнии, а они хихикают, зрячие старые коровы! Нет, я не буду хлопать дверью, не доставлю этим вешалкам ещё и такого удовольствия. Я мило улыбаюсь Тамаре и таким же сладеньким голосом спрашиваю:
; Только на кончике? Хорошо, что вы сейчас это заметили, а то бы вышла из класса с грязным носом. Хотя, конечно, грязь на носу целоваться не помешает. А тот человек, который всё это рассказывает про меня, он не говорил, как это я и с семиклашками, и с Вовой, и с Р.А. успеваю?
Теперь можно и уходить. Много чего мне бы хотелось сказать им, но шум в ушах такой, что и думать не слышно, сердце колотится, как сумасшедший дятел, и  главное желание ; смыться и спрятать лицо, зарыться в подушку, свернуться клубочком, чтобы никто не видел, чтобы никого не слышать! Почему всё так? Так глупо, так неправильно, неправдоподобно…
Каблуки ; наверное, гневно и угрожающе ; вбивают в старый паркет моё настроение. По коридору иду до конца, потом вверх на третий, шестая спальня ; вторая дверь от входа ; приоткрыта. Влетаю и осматриваюсь. Вовка, как обычно, полулежит на кровати, кто-то из его одноклассников ; против света не видно, кто именно ; сидит за столом, Мишка ковыряется в шкафу.
; Вовка, сигареты есть? Пошли в сотый со мной!
Я хватаю его за руку и тащу к выходу. Хорошо, что он вопросов не задаёт, ждёт, наверное, сволочь, когда я сама расскажу.
Курить в ребячьем туалете стыдно, и я не бываю там, в отличие от любительницы экстрима Иринки. Но теперь мне хочется сделать гадость этим мымрам. Разве нельзя? Вот вам, пожалуйста, стою, курю, и поговорим теперь, зайдите прямо сейчас! Посмотрите, я с Вовой в ребячьем туалете!
Но никто не встретился нам по дороге туда, никто не заглянул, пока мы дымили, и на обратном пути тоже, как назло, дыхнуть оказалось не на кого. Мы вернулись, Вовка, душа-человек, попросил Мишку с Сашкой погулять немного и запер дверь за ними.
; Ну, Малыш, чего случилось?
Я вдруг как-то сдулась. Чт; рассказывать, да и как о таком расскажешь? Я села с ним рядом и попыталась спрятаться у него под мышкой. Блин! Никогда так не делала раньше, снова начала краснеть и, хотя он ни шиша не видит, я глубже закопалась носом в его прокуренную куртку. Он обнял и прижал меня к себе.
; Обижают мою маленькую?
Как же классно, когда не задают идиотских вопросов, когда крепко держат сильные руки, пусть я становлюсь сентиментальной дурой, но это ли не любовь?! Я не хочу никого видеть, ни с кем говорить, пусть просто Вовка держит меня так всегда! Кстати, а почему он уже два года как влюблён в меня ; и ни разу не обнял? Слова говорил, предлагал встречаться, конфеты дарил ; зачем? Когда можно вот так, и всё ; и гори оно синим пламенем!
Мы просидели так минут десять, потом спина заболела, и пришлось распрямиться. Сердце перестало раскалывать мою голову своими беспорядочными и слишком громкими ударами. Если бы это был роман, то я бы, наверное, ужасно побледнела в этот момент. Ну не важно, главное, что щеки гореть перестали и меня зазнобило немного. Захотелось сказать что-нибудь значимое, уже не в отместку Гариле и Тамаре, а для него, за то, что он есть и, несмотря ни на что, ни на какие мои отказы и шутки в его адрес, он всё ещё ждёт. Мне представилась лирическая мелодия, мои глаза крупным планом. Ой, лучше его. А ну этот крупный план, наш ракурс ; это профиль.
; Вова, кажется, я люблю тебя?..
Дура, я сказала это с вопросительной интонацией. Дура, дура! Ни в одном романе признание не происходит так глупо! Идиотка последняя! Ну могла бы сказать: обожаю, не люблю, а обожаю, ; прозвучало бы ни к чему не обязывающе. А  потом непринуждённо так кинуться на шею и чмоки-чмоки во все щёки. Кто меня за язык тянул? И снова, хоть лёд на лицо клади. Бывают же дуры, навроде меня!
; Что?! ; Он поражён, явно не ожидал и не подготовился. Только попробуй переспросить! Только переспроси меня! ; Мне  не показалось? Милая моя, я уже и не верил! Только не бери свои слова обратно, пожалуйста, и не говори, что мне показалось!
Он это сказал, и я растрогалась ; в самое сердце, ё-моё! Я сидела, согнувшись и спрятав лицо в ладонях, не эстетично, но ведь мы одни. Небо, конечно, на нас смотрит, но оно без звёзд. Я попыталась, не меняя позы, принять более приглядное на вид положение. Если сейчас кто-нибудь войдёт, то придётся изображать смех и болтовню. Но если никто так и не помешает нашему уединению, то мы так и будем сидеть, как два идиота, и молчать. Сама-то я точно никуда не уйду!
Вовка берёт гитару, начинает перебирать струны и молчит. Нет, он правда милый! Мне интересно, о чём он может думать, я бы на его месте от любопытства умерла, задала бы кучу ненужных вопросов и обязательно принялась чего-нибудь советовать. А он просто ждёт, когда я сама буду говорить. Промолчу, так он и не станет пытать меня наводящими вопросами, побуждая к излишней откровенности.
В тринадцать лет Вова был хорошенький зрячий мальчик, обожал Есенина, но общался с подростками старше себя, юными уголовниками. Он уже курил и пробовал выпивать. Этакий лирический хулиган. За это я частенько над ним смеюсь. Ведь это не от честности душевной происходит, а, напротив, от слабости и желания оправдаться. Я об этом и ему говорила. Вовка сам пишет и косит под Есенина, кстати. Его стихи плохи, я и над этим тоже смеюсь часто. «Россия встанет вновь с колен! Ля-ля-ля-ля…» ; к чему не нужный пафос? Ты, блин, мусор не бросай мимо урны, выучись и приноси пользу стране, а песенки ура-патриотичные пой по факту лично сделанного! Обижается.
Но есть у него и удачные вещи ; это когда он о своих чувствах и впечатлениях говорит. Как-то в десятом классе после дискотеки я провожала его на третий, и он спел о своих ощущениях, когда потерял зрение. От одной его песни я разревелась как полная идиотка. Я-то всегда видела плохо, и чувства человека зрячего, вдруг, по ребячьей дурости, потерявшего всё, оказались слишком сильными для моего ограниченного понимания. Как, думала я, такое может быть, как в мире, который так разумно придумал Бог, на одного мальчика могло обрушиться небо… Ещё он рассказал, как узнал, что его папа ему не родной отец. Я думала, что такое может быть только в мексиканских сериалах. Он рассказывал про законы улицы, и я принимала за чистую монету слова пацана, не умеющего быть счастливым. А Вова, за многие годы впервые встретив, наконец, слушателя по душе, продолжал рушить мои представления о хотя бы относительной гармонии мира.
Я слишком, наверное, сгущаю краски, но в те дни меня как подменили. С неделю я ходила будто во сне, не понимая, что происходит и что мне, собственно, делать. Как помочь ему, ведь нужны дела, поступки, просто выслушать и посочувствовать любой дурак может. И как он мог не влюбиться в меня после этого? И как же часто повторяется эта история на радио «Шансон». Банальность ; и со мной! Дел и поступков, увы, не получилось. Но у  меня появился друг, возникли долгожданные искренние отношения ; ну или мне так в ту пору казалось. Одно огорчало: делать Вова ничего не хотел, не собирался приобщаться к прекрасному, доброму, книжному, человечному миру, созданному идеей и словом Божьим. Миру, в котором всё подчинено разуму и логике. Вышло совсем наоборот: не я его отучила курить и выпивать, а он меня приобщил к радостям плохих пацанов, научил дурные привычки скрывать и считать их нормальными. Может, просто совпало, может, зря я собственные слабости приписываю другому человеку, но случилось именно так.
За истекшие два года мало что изменилось. Я научилась жить с новым пониманием действительности, новым, но по-прежнему весьма далёким от постижения истины. Впрочем, откуда в спрятавшейся от жизни шараге взяться полноте этого постижения? Мне теперь кажется, образ правильной девочки, льющей слезы по его судьбине, был близок Вовке и давно им ожидаем. Как я в мечтах представляла себе умного, доброго, сильного, спасающего меня от всех детских бед рыцаря, так, наверное, и он, опускаясь ; см. пьесу Горького ; на дно, представлял себе ангела-спасителя в юбке. Я, конечно, отдавала себе отчёт, что не совсем подхожу на эту роль, но, видно, за неимением лучшего, Вова был согласен и на меня. Вопрос в том, можно ли это считать везением?!  Я же так и продолжаю мечтать, наделяя своего героя новыми благородными качествами, а нашу долгожданную встречу ; новыми романтическими подробностями…
Вова продолжал наигрывать, когда раздался звонок на полдник. Я наконец успокоилась. Случившееся сегодня было надуманно и нечестно, всё ложь. Я бы, наверное, не так возмущалась, не будь подозрения Гарилы и Тамары  искажённой трактовкой действительно происшедших событий. И тогда ещё, когда я чмокнула расстроившегося Дениса в щёчку, у меня уже возникло ощущение, что это не лучший способ утешить беспокойного ребёнка. И когда я названивала, а потом приезжала в гости к Эстетику и мы часами разговаривали ; точнее, он говорил, а я, раскрыв рот, внимала ; о книгах, об умении быть честным хотя бы с самим собой, о понимании жизни и о культуре древних цивилизаций, тогда уже где-то на краешке моего сознания гнездилось чувство, что есть в этом что-то неправильное. И даже когда ревела на плече у Вовки в десятом классе, я не просто отдавалась чувствам, а знала, что это лучший выход из дурацкой ситуации, что правильно жалеть человека, в подобной ситуации оказавшегося, а наилучшим показателем женского сострадания являются, конечно, слёзы. Мысль о том, что я могу быть настолько подлой и лживой, сформулированная другими столь бестактно, меня возмутила. Не должно быть два сознания у человека: одно чувствующее и действующее, а другое созерцающее и пожимающее плечами.
Мне стало совсем грустно, и, сказав Вове «Пока», я поплелась в четырнадцатую.
Моё отсутствие на домашнем задании не показалось Гариле демонстрацией неуважения, и меня никто не беспокоил до самого ужина. Ворочаться в джинсах на смятом покрывале ; не самое большое удовольствие. Комкать тощую подушку, прижимаясь к ней то правой, то левой щекой, можно без напряга не больше десяти минут. И первое, и второе действа быстро надоели. Театрально вздохнув и закатив при этом глаза к потолку, я, наконец, поднялась. Меня давно ждали «Идиот» и «Анна Каренина». Посомневавшись секунду, я выбрала Достоевского. Розетка и магнитофон рядом с моей кроватью, и я включила первую кассету…
Не буду рассказывать, как князь Мышкин вошёл в моё сердце, как безостановочно я с вечера и до семи утра слушала этот роман, как я, чтобы не мешать засыпающим девчонкам, не имея наушников, засовывала магнитофон под одеяло, убавив звук до минимума. Я вспотела, руки и ноги отекли, но не могла отодвинуть ухо от динамика, и слушала, глотая слезы. Чего стоят мои переживания, когда я не так чиста, как он! Какое значение имеют слова и мысли недобрых людей, когда суждения и размышления князя не принимаются окружением! И почему так случилось именно с ним, когда с другими всё в порядке? Разве можно с кем-либо и о чём-либо говорить, спокойно жить и как-то при этом улыбаться, совершать поступки, зная о существовании князя Мышкина?
Под впечатлением от книги и после ночи без сна я так и промолчала до третьего урока, а после, сославшись на плохое самочувствие, умотала досыпать. То ли выглядела я, скажем, не вполне обычно, то ли ещё почему, но Гарила с Тамарой больше не доставали меня разговорами, да и вообще вели себя на редкость лояльно ко всем моим выкидонам.
Сознание моё похоже на разбитое витражное окно, лишь чудом не рассыпающееся на тысячи осколков. Ни оторваться от бесконечного самосозерцания, ни разглядеть важного в цветном хаосе чувств и мыслей  ; невозможно. На мне пиджак и длинная юбка, волосы зачёсаны в хвост, я часами безостановочно рисую, я даже на уроках периодически отвечаю. Только это не то… Всё не то!
Мой первый поцелуй взасос уже случился. Не романтично, не как в любовных романах, и всё-таки он случился. Кстати, ничего особенного! Разве что я стала больше курить. Мир не прекратил своё существование после того, как я познакомилась с Бедным рыцарем, что казалось мне удивительным и невозможным. Неопределённого цвета паркет, блеклые стены и люди, люди, люди! Куда от них, от этого безликого однообразия скрыться? Карандаши и краски не спасают. Я не могу читать другие книги. Взялась за «Каренину» и уснула минут через двадцать после начала чтения, да и потом раз пять ещё засыпала.
 Вечерами переодеваюсь в джинсы и кроссовки и сижу с Вовкой, обнявшись. И вся дневная кутерьма, и полуночные посиделки, и разговоры, разговоры, разговоры… Когда я смеюсь, то кажусь себе Настасьей Филипповной, когда плачу ; Аглаей. И то и другое ; ложь. Осень гораздо милосерднее  старости, потому что она проходит, и возвращается рано или поздно надежда, а плачущая душа увядает безвозвратно. Я больше не могу смотреть в окно и мечтать о свободе. Беру куртку и ухожу из царства серого кирпича. Дождь застаёт меня на полпути к Клязьме, но я не сворачиваю. Бежать под дождем, по вдруг ставшему чёрным и зеркальным асфальту; взять охапку мокрых, ставших ярче жёлто-рыжих кленовых листьев; дышать ветром!.. Все попрятались по домам, кому охота мокнуть и мёрзнуть? Меня никто не видит. Я бегу, бросаю перед собой листву и улыбаюсь. Над рекой сломанный мостик, сажусь, задыхаясь, и разглаживаю поверхность своих ощущений для будущего смешения красок. Я никогда бы не осмелилась даже предположить такого разнообразия цвета! Фантазируй, рисуй, сочиняй  нечто, как тебе кажется, новое ; и всё равно ты в лучшем случае только прикоснёшься к краешку многообразия Божьего мира, не сумев передать всей его красоты, неожиданного сочетания, поражающего безумия форм и оттенков.
Глубокие и густые тёмно-серые тучи по краям опоясаны ярко-белой   полоской облаков, будто кружева нижней юбки выбились из-под бального платья. Напоенный влагой, осенний пейзаж завораживает перенасыщенностью красок. Нет выжигающего любое разнообразие солнца, не терпящего даже намёка на индивидуальный окрас. Контуры и изгибы предметов чётко выведены умелой рукой. Какими красками, Господь, ты создавал мир, какой тончайшей кистью его вырисовывал?! Молитва рождается без участия моего сознания. Слова, которые нужно подбирать и складывать в четкие осмысленные предложения льются потоком, перемежаясь с картинками воспоминаний, обрывками ощущений. Глядя в пасмурное небо я открываю свое сердце, обножаю закоулки чувств, транслирую на прямую все свои страхи, надежды, переживания. И по мере освобождения от тяготящих эмоций мое сердце и душу наполняет чувство радостной сопричастности, Бог наблюдает за мной, он слышет меня и улыбается. я ощущаю абсолютную гормонию с окружающей природой и в бложенстве провожу минуты, часы в неподвижности. 
Моё сознание далее не способно вмещать эмоции, запас восклицательных междометий кончился, я, наконец, замёрзла в мокрой одежде…
Проболеть неделю в классе седьмом или восьмом ; страшнее ничего вообразить было нельзя. Но в двенадцатом классе, когда считаешь себя слишком умной и взрослой для этих стен, когда другого легального способа сделать учителям ручкой и, дружелюбно улыбаясь, отбыть домой попросту нет… «О, как я сожалею, что приходится из-за болезни пропускать учёбу! О, мои сожаления, но иначе никак. Бай!» Приходится, грустно улыбаясь медсестре, объяснять, что может, это и ничего такого, но всё время мнится, что холодно, знобит, а ребят заражать… Я доеду сама, вы не беспокойтесь, какие пустяки, дорогу ; наизусть с закрытыми глазами пройду… А дома ждут моя кроватка, мой медвежонок, мама, папа и телевизор ; все соскучились по мне. И я еду, еду ; часами в электричках, на вокзалах с баулами в руках, с температурой тридцать восемь. И если даже я проболею всего дня четыре, то не возвращаться же в школу посреди недели; так что минимум дней десять с выходными включительно будут мои!
Я еду… еду… Жаль только, шарф в этот раз не прихватила, действительно как-то холодно. Ну да ладно! В вагоне согреюсь. Домой ведь еду. Вокруг ; резкие, сшибающие с ног запахи и звуки. Выпадаю из потока, спотыкаюсь и налетаю на людей. Меня несколько раз обматерили, а какой-то парень поймал за плечи, удержав от неизящного падения.
; Осторожно, малышка!
 С этого можно было бы начать роман, но красные вспышки всё чаще мешают сосредоточиться на дороге. Я хочу лечь, мягкий вагон и место у окна ; предел мечтаний, на четыре часа забыться, вытянуть ноги, приклонить голову и спать. И мне везёт: электричка отапливается и вагон не гремящий. Это меня папа научил: каждый чётный не гремит, и я выбрала четвёртый с головы поезда, и место у окна. Но я всё же не могу согреться. Пытаюсь расслабиться, прислоняюсь к окну и дремлю. Люберцы, Воскресенск, Луховицы… далее со всеми остановками, кроме платформы сто какой-то там километр… Вдруг резкий удар, где-то в районе моего уха. Я подпрыгиваю, проснувшись. В испуге озираюсь и хватаюсь руками за голову, не веря ещё, что обошлось без ушибов. Снова удар, и на этот раз визг и звук разбившегося окна.
; Камни бросают, сволочи!
Сказавшая это женщина встала, сняла сумку и вышла в другой вагон. Минут через пятнадцать б;льшая часть наших пассажиров переместилась в более тёплые края. А мы, кучка зимних блеклых птиц, нахохлившись и втянув головы в плечи, остались. Ветер со свистом гулял по вагону, и не спасали работающие печки под лавками. «Мне ещё повезло», ; думала я, обнявшись со своей сумкой. Брошенный камень ударил как раз между окон, не попав в меня и не осыпав дождём из стекла. Мне вдруг стало страшно, я знала, что в другие вагоны нет смысла переходить, потому что мест свободных уже не было, люди возвращались, не желая стоять, пусть даже и в тепле, ближайший час. Я еду, папа, встречай меня, твоя замёрзшая и больная дочка едет… Милый князь, ты тоже мёрз в русских поездах, но переносил это более стоически, чем я.
А дома меня ждут. Когда шли от вокзала пешком, папа надел на меня  свою куртку и кепку, и мы почти бежали  всю дорогу, пока я не начала задыхаться. Мама напекла блинов и, переодевшись в халат и тапочки, я уселась поскорей за стол. У меня не оставалось сил больше ни на что, даже на стакан тёплого молока я смотрела с тоской.
; Чего не ешь?
Мама встала надо мной, а у меня, от невозможности что-либо сказать, хлынули слёзы.
; Что молчишь? Случилось что-нибудь?
После недолгой паузы мама, вдруг испугавшись новой мысли, с гневом в голосе спросила:
; Ты случайно не беременна?
Ну это уже перебор! Я ещё девушка! Чего вы все, сговорились, что ли?!
Я разомкнула губы и улыбнулась:
; Это даже не смешно… Я, кажется, просто заболела.
Температура держалась дня два. Папа принёс новые книжки из библиотеки. Ещё меня ждал давно припасённый лист ватмана. И я кайфовала, наслаждаясь одиночеством. На этот раз Татьяна Николаевна приготовила для меня семь романов Дрюона ; лёгкое чтиво, впрочем после Достоевского почти любая книжка покажется лёгким чтивом. С другой стороны, это и не последняя чушь, в чтении которой стыдно признаваться. Помню, когда папа в первый раз привёл меня в библиотеку, нас встретила милая улыбчивая старушка. Она выбрала самые лучшие сказки для дочки своего любимого читателя. И всегда выбирала всё самое лучшее. С тех пор прошло почти пятнадцать лет, а Татьяна Николаевна всё с той же доброй улыбкой встречает меня, звонит, когда появляются новинки, могущие заинтересовать, передаёт через папу приветы и книги, когда я в интернате. Библиотека не богата, но мне как-то всегда находилось, что  почитать.
Дома я всегда отдыхаю от людей, от лишней болтовни, от незатейливых, но почему-то по большей части злых мыслей. Дома я впадаю в своего рода анабиоз, в эмоциональную спячку ; и мне становится хорошо. Уже к среде я прихожу в себя. В моей голове созревает очередной план перестановок мебели в комнате. Вечером выкладываю идею папе, и он от души матерится. Похоже, он не в восторге, что в моей спальне ему опять придётся передвигать шкаф, стол, кровать и прочую мебель. Этот процесс случается с периодичностью три раза в год. Тогда я привычно начинаю ныть: «Ну, па, ну пожалуйста! Посмотри, как будет здорово, если шкаф передвинуть на другую сторону, а стол наоборот, и ещё ты давно обещал сделать полку для книг. Принесёшь полку и, если передвинуть стол, то её как раз можно будет над ним повесить. Ну здорово ведь?» Папа опять ругается: «Какого хрена двигать! Тут не получится! Кровать придётся вообще из комнаты выносить ; дури много! И вообще, как ты себе это представляешь ; я что, один это всё таскать должен?!» Зря он меня спросил: ответы у меня всегда найдутся… На следующий день, в четверг вечером, он пришёл с работы с Иванычем, и все необходимые изменения были осуществлены. Папа даже полочку для книг принёс, которую уже несколько месяцев обещал смастерить. Теперь у меня приятные заботы: расставить книги и фотографии, разложить игрушки в новой последовательности; я заново перебираю старые журналы, наброски, дневники, рассортировывая их по ящикам. Каждый раз, заходя в комнату, я осматриваю её и радуюсь переменам, будто вместе с перестановкой в спальне я навела порядок в собственной голове. Папе и маме, как бы они поначалу ни ругались, тоже нравится. Когда всё было сделано, папа благодушно сказал: «Ну, в принципе, неплохо». А на следующий день вечером, зайдя ко мне, бросил: «Да, так лучше».
Следующим шагом к обновлению был долгий спор с мамой на тему «Хочу стричься!» Мама сначала пыталась образумить меня восклицаниями: «У тебя прекрасные волосы! Такую косу не отрастишь больше! Тебе очень идёт с длинными прямыми волосами!» Потом в ход пошли угрозы и запугивания: «На кого ты будешь похожа? Тебе не пойдёт! Ты будешь как все!» И, наконец, прямой запрет: «Денег не дам. У меня нет времени с тобой ходить»… 
Выходя из парикмахерской, подстриженная под мальчишку, с густой падающей на глаза чёлкой, с подбритыми висками и непривычно голой шеей, я улыбаюсь. Мне хочется подпрыгнуть и взлететь.
Теперь самое главное: надо совершить необходимые обновления в своей душе и навести порядок в мыслях, главное ; составить подробно расписанный план на ближайший год. И чётко ему следовать, по дням отмечая, чт; сделано и чт; предстоит ещё сделать.
Двенадцатый класс. Мне уже восемнадцать лет. До окончания школы осталось всего восемь месяцев. Куда я пойду учиться? А главное ; на кого? У меня пятёрки по литературе, истории, алгебре и геометрии, я люблю рисовать и читать стихи со сцены, и… ; в общем-то и всё. Не густо!
Вариант первый. Что, если я пойду на журналистику? Грамотность, конечно, подводит, четыре пишем два в уме, но за восемь месяцев непрерывных занятий, до уровня провинциального или социального московского вуза можно и подтянуть. Только вопрос: хочу ли я носиться с блокнотиком и ручкой ; в моём случае это с диктофоном, прибором и грифелем ; за теми, кого потребуется интервьюировать? Да их я просто не увижу или не узнаю! Я представила себя бегающей среди коллег с вопросом: «А звезда ; это вон тот или вон тот? Простите, не подскажете, где тут звезда, для которой у меня заготовлен вопросец?» М-да, незадача… Зато костюмчик молодой перспективной журналистки видится мне совершенно определённо: во-первых, лимонно-жёлтая рубашка, или белая, или небесно-голубая… ; в гардеробе у перспективной журналистки должно быть несколько шикарных рубашечек. Во-вторых, чёрный узкий галстук. В-третьих, высокие лакированные сапоги; где-то в подсознании звучит мамино предостережение: «Вмиг носы посбиваешь», но у меня готово возражение: к тому времени я научусь ходить аккуратно. И наконец, узкая юбка-карандаш до колена, тоже чёрная, и длинное по фигуре пальто, скажем, универсального песочного цвета. Вот это да! Красотка! Отпад! Волосы в живописном беспорядке ; точнее, во французской причёске «ветерок», ; здоровый румянец на щёчках, блеск чуть раскосых глаз, то-сё… Да эти интервьюируемые сами должны ко мне в очередь становиться!
А могу и не гоняться по полям за сверкающими пятками респондента, на ходу отпинывая слишком уж резвых конкурентов. Смогу, наверное, писать  аналитические статьи, работать обозревателем, экспертом. Аналитика у меня, пожалуй, и получилась бы, но... Легко представляю себя с кипой «зрячих» книг, которые за ночь надо проанализировать, чтобы к утру накропать отзыв. «Ма, ну ма, почитай! А то мне думать не над чем!» ; ною я и тяну маму за локоть…
Или вот ещё образ: огромный зал заседаний, длинные столы под зелёным сукном… Нет, почему в моём воображении они смахивают на бильярдные столы, не надо зелёного сукна,  простые деревянные гладкие поверхности, сдержанно и с достоинством; здесь люди думают о серьёзных вещах, а не шары гоняют. На столах перед каждым заседающим разложены листы бумаги. Один деятель записывает за мной, а не выводит забавные рожицы. Другой, хотя сложил руки на животе, вовсе не спит, а просто углубился в навеянными моей речью мысли о государственном, о самом важном. Третий, нервничая, потирает переносицу… Я в строгом элегантном костюме стою за… ; ну за стойкой такой, не знаю как называется, за которыми стоят докладчики ; я провожу параллели, делаю, одним словом, аналитический доклад, который, разумеется, силой моей мысли приводит всех в восторг. Потом рождается интересный научный спор, я с блеском отметаю все возражения и под аплодисменты раскланиваюсь.
Аналитика ; уже теплее, думаем дальше. Минуты славы ; дело хорошее, но за преподавание больших денег не платят, я же хочу не только творить разумное, доброе и вечное, но ещё и разбогатеть. Вряд ли мои статьи и речи будут расхватывать ещё до того, как я их напишу и произнесу, а чтобы сделать себе имя, потребуется порядочное время. Сначала ; сделать имя, потом уж позволять себе выпендриваться: «Ну что вы, за кого вы меня принимаете? Вот другое издательство ; там видно будет, какое именно ; предлагает за каждую строчку в пять раз больше вас, и то я сомневаюсь». Шик! Только до этих приятных мгновений ещё надо дожить, с голоду не умереть. А если подрабатывать, халтурить ; в сфере преподавания? Нет, халтурить я, разумеется, не буду! Опять же за преподавание хорошо не платят…
Итак, журналистика и всё связанное с ней как профессиональное будущее мне не годится. В перспективе я могла бы ; я не гордая ; работать в нашей шараге училкой по литературе. Но, простите, одной литературой не прокормишься, а препод по русскому из меня  уж точно нулевой, даже если успею до экзаменов подтянуть язык. Да и должно быть скучно преподавать в шараге!
Вариант второй ; поступать на исторический. Сразу ; нет! Слишком скучно. Какой смысл копаться в архивах? Другие, значит, будут строить настоящее и будущее, а я буду до скончания дней рыться в старье?
Третий путь ; юриспруденция. Сегодня юристов столько же, сколько психологов, то есть, как собак нерезаных Юристом не буду из вредности. Нет, конечно, та мысль, чтобы везде, куда бы ни ступила моя нога, сеять справедливость, ; эта мысль по мне. Обожаю непафосную справедливость! Опять же облачение в строгий элегантный костюм светло-серых тонов ; только, чтобы не показалось слишком по-старушечьи, лучше в бледно-розовую полосочку, в сочетании с розовой шёлковой блузкой, у которой воротник хомутом выглядывает из v-образного выреза пиджака. После блистательно выигранного в суде очередного дела, я бы лёгким изящным движением скидывала пиджачок, и тогда тонкая ткань блузки эффектно обрисовала бы все мои пленительные изгибы… Так… пора романов читать поменьше. Нет, ну светлые волосы ; к тому времени отрастут снова ; зачесаны в пучок, очки в тонкой оправе ; я, правда, не ношу очков, это так, для имиджу… Ну ещё изысканный маникюр и шпильки. Вау, ай да я! Конечно, моё красноречие и природная тяга к справедливости, мой талант понимать прочитанное ; это ведь не каждому дано! ; помогли бы мне сделать карьеру адвоката. Опять же у адвоката есть шанс заработать много денег…
Ладно, оставляю юриспруденцию как запасной вариант.
Про политологию я вообще ничего не знаю, кроме того, что там так же, как на юридический, нужно сдавать историю. Пойти по принципу «ни бум-бум, заодно и выучу»?
А в психологии ; тоже, конечно, интересная специальность ; равно как и в социологии, много не заработаешь. Так что они тоже отпадают.
Ещё один вариант профессиональной стези ; нечто связанное с экономикой. Здесь надо быть простым реалистом: я не готова пять раз в день говорить преподавателям: «Я с доски не вижу ; прочитайте, пожалуйста, чего вы там написали». Хотя эта проблема встанет, конечно, не только при изучении цифири в экономических дисциплинах, но всё же в гуманитарных специальностях надеюсь этого будит меньше. Разве что закончить не вуз, а какие-нибудь курсы? Пригодится. Сначала поступлю, а после подумаю и об этом.
Ещё есть вариант: делать то, от чего я действительно получаю огромное удовольствие, то, чем я живу, а не просто на что расходую время. Но от сочетания слов «слепая художница» я внутренне сжимаюсь. Ненужное никому, абсурдное, даже в чём-то комичное сочетание! Я буду рисовать всегда, но смогу ли сделать карьеру художницы? Увы! И потом, это как с умением владеть словом: если у тебя есть талант и писательское призвание, то зачем изучать в институте, какие виды стихосложения бывают и чем отличаются историзмы от архаизмов. Рисовать с натуры я и пытаться не буду, всё равно не получится, а начинающие художники все скачут с мольбертами и копируют всё подряд, зарабатывая себе имя и копеечку, заодно набивая руку.
На мгновение приходит мысль о писательстве. И я опять тяжко вздыхаю. Приятно, конечно, получить Нобелевскую премию за какое-нибудь гениальнейшее произведение, написанное кровью и в слезах; других премий, к сожалению, не знаю. Лауреат! Перед глазами сразу встаёт образ худого мужчины с огромным, как бы орлиным носом, печальными светлыми или лучше пронзительными тёмными глазами, длинными тёмными волосами, с пером в руке. Увы, мужчиной мне не довелось родиться. Часто моргаю и пытаюсь вообразить женщину-писательницу, какой я могла бы стать: почему-то выходит полусумасшедшая старушка с белым пучком или, пожалуй, с длинной толстой косой абсолютно седых волос, с длинной сигаретой в мундштуке, внимательными и добрыми глазами и в элегантном платье. А почему бы и нет? Но буду честна: мне ещё не попадалась достойной Нобелевской премии книга, вышедшая из-под пера такой старухи. Да и мои детские попытки стихосложения были просто ужасны: «Я стою одна, в небе сияет луна, Смотрю на неё и мечтаю, И где мой любимый не знаю». Это в период увлечённости поэзией. А вот над идеальным романом я трудилась долго, и до сих пор, когда беру его в руки и перечитываю, ржу самым неприличным образом: золотые волосы моей героини золотым ; опять же ; водопадом спускались до самых колен… ; и как ей, наверное, сидеть-то неудобно было! Её сверкающие изумруды глаз смотрят мечтательно, её пухлые губки как бутоны роз нежны, жемчужные зубки… ; ну а каким же, как не жемчужными, быть зубкам? Описание блеска волос и очередного наряда героини для меня было куда как интереснее, чем сюжет романа. Перечитывая своё творение, я уже давно для себя решила: не всякий любитель музыки является хорошим музыкантом, а любитель почитать ; писателем. Как это не прискорбно.
Другое дело актерское мастерство. Я ; Джульетта, я ; леди Макбет… В волнении пересекаю сцену, меняю наряды, оттенками своего голоса привожу в трепет зрителей. Бесконечные репетиции и, наконец, выступление, как заключительные победоносные аккорды в симфонии… Ослепительная сцена, гастроли, шикарные отели… Я снисходительно улыбаюсь фото- и тележурналистам... Здесь мои рассуждения расплываются, а неясные самой эмоции прячутся в полуулыбке. Откуда-то издалека остатки здравомыслия напоминают: «Слепых актрис не бывает». А я буду! Я не слепая, а слабовидящая! Конечно, на телевидение и в кино ; с моим  косоглазием ; дорога закрыта, но на сцену театра ; простите! Моего недостатка зритель из зала не заметит. А как у нас с экзаменами в театральное? Ни голоса, ни слуха, ни умения танцевать, нужных на экзаменах, у меня, увы, нет. Но дело поправимое: до поступления ; целых восемь месяцев! Я всему научусь, главное не тратить время зазря! А если провалюсь, и надо мной смеяться все будут? Но можно никому не рассказывать! 
Прочь сомнения! Если и делать что-нибудь в жизни, то только то, чему её можно посвятить всю! А если не попытаться, будешь потом жалеть: выпала однажды возможность, а я, дура, испугалась попробовать. И даже если не выйдет в актрисы, карьера адвоката никуда не денется.
Итак, мой план.
Во-первых, зарядка. Обязательно каждый день делать зарядку. Зачем? Чтобы иметь мало-мальскую физическую подготовку. Да и соблюдение распорядка дня само по себе дисциплинирует. И костюм джульетты и молодого перспективного адвоката, журналиста на подтянутой фигуре смотреться куда как привлекательней будит.
Во-вторых, надо всё узнать про поступление в театральный. Какой-нибудь там институт искусств меня мало интересует, а вот Щукинское или Щепкинское училища… Зачем размениваться? Полумеры ; это для неудачников! Да и Олег Меньшиков, например, Щепкинское заканчивал.
В-третьих, репетиции и подготовка в целом. Надо договориться с Антоном Александровичем, чтобы он позанимался со мной пением. И с Натальей Александровной ; научиться хотя бы вальс танцевать.
В-четвертых, ещё надо полностью бросить курить. Говорят, это вредит голосу, а мои голосовые связки и так особенной силой не отличаются.
В-пятых, научиться ходить на высоких шпильках…
Выздоровевшая и обновлённая, я возвращаюсь в школу. Ахи, охи, как ты подстриглась! Боже мой, а мы тебя не узнали! Как тебе идёт, только волосы жалко.
Что мне до ваших досужих мнений? У меня есть план, я теперь знаю, чего хочу.
 Вовка ждал меня. Мы в классе одни. Сейчас около десяти вечера, и воспитатели уже разошлись по домам. Я сижу на парте и обнимаю ногами стоящего передо мной Вовку.
; У тебя потрясающая талия, ; говорит он.
Тоже мне открытие. Принимаю его комплимент равнодушно, хотя лучше пусть восхищается, чем перестанет замечать привычное.
; А если я тебя сейчас уложу и изнасилую прямо здесь?
«Может ведь», ; думаю я и улыбаюсь.
; Попробуй.
Он мнется, целует меня в шею и шепчет:
; Нет, не так, я не хочу, чтобы первый раз был таким.
Многие девчонки из нашей школы теряли девственность на партах. А я хочу так? Нет, я хочу стать актрисой!
; Вов! Куда ты после школы? Думал уже?
Кого я спрашиваю? Ему ещё почти два года можно не париться, если, конечно, за пьянку не выгонят. Да и с его-то успехами в учёбе ; пробовать в вуз?..
; Не думал ещё.
Кто бы сомневался.
; Ну так подумай.
; Ну, когда я закончу школу, ты уже поступишь в институт, я женюсь на тебе, перееду жить к вам в квартиру. Познакомлюсь с твоей матушкой, она меня плюшками будет кормить…
; Не тупи! Я серьёзно спрашиваю.
; Могу писать песни и лабать их под гитару. Я прославлюсь! У меня, конечно, будет множество поклонниц, так что тебе придётся постараться, чтобы продолжать мне нравиться. Ладно, ты сильно не нервничай: я тебя всё равно любить буду ; по старой памяти!
Заманчиво! Сразу восстала картина: вот я, уставшая, одинокая и холодная, в стареньком пальтишке ; но, конечно, весьма идущем мне и элегантном ; возвращаюсь поздним вечером с работы, тащусь по заснеженным улицам, злобный ветер порывами бросает в лицо сиреневый в свете фонаря град колких снежинок. По пути захожу в магазин, на свои кровные закупаю продукты и с тяжеленной сумкой, с терзающей мыслью «сразу лечь не получится, ещё ужин готовить», поднимаюсь по недостойным моего светлого образа ступенькам в грязном подъезде старого дома… А дома ; он. Пьяный, шатаясь, подходит и, не удержав равновесия, падает прямо на меня и сумки. Дыша жуткой смесью алкоголя и сигарет, бормочет: «Не ругайся, дорогая, мы тут… по чуть-чуть… Я всё равно люблю тебя». Я отодвигаю его, молча прохожу на кухню, а он, валясь на коврик в прихожей, с надрывом кричит: «Всё равно люблю тебя ; по старой памяти!»
Мне становится не по себе. Я выскальзываю из его объятий и делаю вид, что ищу нечто в парте. Хочу поскорей закруглить свидание:
; Ну ладно, давай расходиться: мне ещё домашку доделывать…
Становится грустно и даже, пожалуй, тоскливо. Есть в моих мыслях о Вове что-то нечестное. Я, наверное, слишком пугаю себя неслучившимся, а потому  превращаю собственные страхи перед будущим в чужие недостатки и награждаю ими ни в чём не повинного человека. Чтобы сгладить возникшую неловкость, я обнимаю и целую его. Всё-таки здорово просто обниматься и целоваться! Первые несколько минут испытываешь напряжение, удовольствия никакого, но потом… Ловлю осколки прыгающих мыслей: «Кто-нибудь зайдёт… Ой, он положил руку на мою грудь… Интересно, как она ему… Я ведь хотела перечитать параграф по истории…» Наконец время перестаёт существовать. Хотя, наверное, это противоестественно ; так терять голову. Ведь ну ничего же не остаётся! А я, а я?.. Перестаю контролировать себя. А что может быть хуже, чем потерять самоконтроль? Через двадцать минут нежностей я уже не личность, его губы отрываются ; и ощущение пустоты, незаконченности меня просто раздавливает…
Оглушённая, я возвращаюсь в четырнадцатую и, плюхнувшись на кровать, начинаю консультироваться у Иринки. Она спокойно объясняет мне, что это я возбуждаюсь таким образом. Вот она с пол-оборота заводится. Девчонкам-то что, а вот парням не кончать ; вредно. И мне становится жаль Вовку: возвращаясь с наших свиданий каждый вечер не кончивший, он лежит и мучается у себя в спальне. Мысли о том, как он снова меня обнимет, куда и как будет целовать, изводит меня на уроках. Я сбегаю с массажа, зная, что у его класса физра, и всё время, пока длится урок, запершись в его комнате, мы обнимаемся на кровати. В какой-то момент я начинаю понимать, к чему должны привести наши посиделки. Моё тело, в отличие от соображения, уже давно готово и хочет. Кошмар! На прогулке мы с Иркой обсуждаем все подробности, как было у неё в первый раз, и в моем случае ; где лучше? Приходим к выводу: у него дома на дне рождения ; будет самое оно.
Скоро месяц, как мы считаемся признанной парой. Месяц, как я перестала рассуждать и поступать разумно. У нас нет будущего, я это чувствую, и он это понимает. Есть ; лишение девственности как самоцель, доказательство себе и миру, что преданность всегда должна быть вознаграждена. И было бы из-за чего переживать! Ведь из старшеклассниц только я да Лёнка ходим всё в старых девах. Пора, давно пора. И Вовка не лучше и не хуже других. И я ведь определённо испытываю к нему какие-то чувства. И всё же так неправильно. Повторяю как заведенная на все его попытки заменить подготовку «домашки» на поцелуи и обжималки: «Так неправильно». Качаю головой при звяканье стаканов и произнесении тостов после отбоя: «Так неправильно». И всё же каждую минуту я стремлюсь к его рукам, губам, голосу. Жму прослушиваемую книжку на паузу, мечтаю. Но в фантазиях нет места для моего союза с Вовкой, есть только ощущения от его прикосновений, есть его непонятная любовь ; и сцены, в которых при всём моём воображении реальные мы с ним никак не смогли бы побывать. И это тоже неправильно!
После ужина уже темно, фонари светят там, где и должны светить, там, где стоят последние лет двадцать. Нас с десяток человек: из нашего класса ; я, Иринка и Шурик, все остальные из Вовкиного. Вовка смеётся, пытаясь сгрести меня в охапку. Мы пристроились на двух брёвнах под горкой, в нескольких шагах впереди серебрящаяся гладь реки. Пара часов у нас ещё есть. Ребята разжигают костёр, девчонки поджаривают взятый с ужина хлеб, делится на всех пиво…
Обсуждаем близящиеся осенние каникулы, Вовкину днюху, курим. Я помню, что собиралась завязать, но все курят. Ладно, ещё целых восемь месяцев впереди, успею. Мысль о том, что всё никак не получается бросить, сильно расстраивает меня. Неудержимое желание перестать болтать ни о чём и броситься к Вовке начинает сильно напрягать. Я хочу быть свободной от привычек и людей! Гадостное чувство предательства мучает совесть. От осознания этого становится ещё гаже, и я отворачиваюсь ото всех.
; Мариш, ты чего?
; Она решила меня бросить! ; заявляет Вова.
Шурик смеется:
; Ты так спокойно об этом говоришь? Давай выпьем этого прекрасного тёмного, как ночь, пивасика за то, чтобы никто никого не бросал!
Они чокаются бутылками, а Лёна замечает:
; Ты же не вещь, чтобы тебя бросали. И Маринка вроде вполне довольна.
Лёна не одобряет меня: Вовка ей не нравится, хотя я вообще слабо представляю парня, который мог бы завоевать её сердце. Она считает, что с тех пор, когда мы начали встречаться, у меня несчастный вид.
Иринка раздала первую партию поджарившегося хлеба и проворчала:
; Оставьте вы Маринку в покое, закусывайте лучше.
Сегодня мне даже шутить со всеми не хочется. Я пью пиво, мысли, мешаясь с алкоголем, плавно перетекают в пламя костра, оставляя лишь ощущение мути и тепла. Я курю и смотрю в поглощающую бездну реки. В мире существуют лишь чёрный и мёртвый белый цвет. Мёрзну, несмотря на Вовкины руки вокруг меня и его тело сзади. В голове проясняется, и я снова потягиваю из горлышка холодную горькую жижу, а от оранжевого потрескивания сразу теплеет на душе. Не тяну я ни на безвольную Сонечку, ни на Катерину Ивановну, мечущуюся меж Митькой и Иваном. В любви не должно быть желания переделать, в любви не боятся отдать всё. Я льну к Вовке и замираю. Вот так хорошо. Пусть это мгновение останется вне времени.
Лёна забавно пьёт: она терпеть не может на запах никакого алкоголя, поэтому, одной рукой зажимая нос, резким движением запрокидывает голову и вливает в себя содержимое бутылки. Опуская голову, она смотрит несколько секунд осоловелыми глазами на всех. И такое отвращение написано на её лице, что все смеются, даже я. Дети-переростки под хмельком. Мы допиваем и доедаем остатки, и девчонки уходят, оставляя парням тушение костерка. Так нельзя возвращаться в школу, вмиг засекут. И мы бродим по тихим улицам, ходим кружными путями. Чувствуется приход зимы, лёгкий мороз, а нам всё нипочем, мы смеемся, перебрасываемся колкостями, и я думаю: «Плохо ли, хорошо ли, но это вряд ли повторится». Представляю холодную зимнюю ночь, и я, Парфён Рогожин, пьяный, разбитной, мчусь в санях, сгорая от страсти к сумасшедшей женщине. Мой воспаленный мозг уже не способен на здравые мысли, я заливаю вином и разгорячаю нарочно себя, чтобы логика и рациональность, живущие во мне, переданные через поколения, не мешали мне гибнуть. Знаю, к чему это приведёт, и не желаю даже приостановиться на миг и отдышаться; напротив, я подгоняю свою болезнь: «Давай, давай, всё равно, кроме смерти, другого конца нам не получить! Где ты, мой князь Мышкин? Где твой ясный взгляд? Где твой умиротворяющий голос?»
; Всё, пора это заканчивать, ; говорю я на прощанье Вовке, и он понимает, что мои слова могут значить.

Глава 3. Школа радости

Соблазняли нас колбасой, соком и пирожками. Алёнка поехала из-за меня, а я ; из-за Сержа. Точного названия мероприятий и их организаторов мы не знали, но в мотивации часто мелькали слова «реабилитация», «интеграция», «Красный крест»... Ну мы и подумали: наверняка такие слова придуманы умными людьми и несут с собой нечто захватывающее. Тем более что ребята из других классов, побывавшие там, всегда выражали полный восторг и восхищение профессиональной командой, дружным коллективом, оригинальными заданиями и конкурсами, а также разнообразными тренингами, которые помогли им наконец-то понять себя и разобраться во всех возможных проблемах их сложной личности. Прилипло имечко: «Школа радости».
Этот кладезь оптимизма приезжал в нашу шарагу и раньше, на каникулах, когда ребята разъезжались по домам. Несколько активистов из наших влились в сплоченные ряды борцов за радость избавления от комплексов, они-то и позвали  меня с Алёнкой.
Из набора восторженных эпитетов явственно всплывала добавка из «колбасы», «соки на полдник» и «все друг друга любят». Убеждая нас с Лёной, прибавляли: «Там есть кружок рисования ; работают профессионалы. Вам понравится!» Профессионалы? И, чёртовы дуры, мы согласились.
Серёжа и его одноклассники ; Большая Света, Децел и Анетта ; выпустились из шараги в прошлом году; кто-то из них поступил в высшие учебные, кто-то устроился на работу. Куча невостребованных способностей, комплексов подталкивала реализовать себя как бы задним числом, приобщившись, пусть ненадолго, к такой родной, обжитой когда-то среде. Я же просто хотела увидеть Серёжу и, может, хотя бы всего на одну неделю стать ближе к человеку, который мне нравился последние годы.
Сергей, Серёжка, Серж! Он прекрасен! И талантлив! И все девчонки школы были влюблены в него. А что я? Лишь одна из многих, покорённая его песнями под гитару. Моему слабому романтичному сердцу просто необходимо кого-то любить и о ком-то мечтать. Конечно, я не была в своих снах и фантазиях верна исключительно Серёжке. Его сменяли то Олег Меньшиков ; с каждым просмотром «Сибирского цирюльника» или появлением фото в газете моя виртуальная любовь к нему крепла. То Тихонов в образе князя Андрея ; а что, он так благороден и умён. То, чего уж там, Наполеон ; личность, достойная уважения и поклонения, и я ничуть не стесняюсь своих чувств. Но увлечённость без подпитки встречами постепенно проходит, а Серж из года в год остаётся совсем близко. И мы с ним смотримся на сцене так гармонично. Почти во всех спектаклях и миниатюрах мы в главных ролях. И мне этого хватало, пока их класс не выпустился. Определившись с целями, расставшись с Вовкой, вся такая  разумная Марина одним махом решила: хватит мечтать, целоваться уже умею,  пора применить новообретённый опыт на практике. Ну и заодно научиться, наконец, рисовать правильно.
Сгоняв на побывку к родным вместо законных девяти дней каникул всего на один, в пасмурное ноябрьское воскресенье я вернулась в школу. Настроение было паршивое. Билетов на экспресс не оказалось, и мне пришлось ехать на вечно опаздывающей электричке. Я замёрзла, проголодалась, не выспалась, а по прибытию выясняется: при общем распределении и голосовании, на которое я опоздала, нашу с Лёной спальню всю заняли, отселив нас в девятнадцатую. Ужин ещё через два часа, и тогда тащат меня, не даже успевшую разобрать вещи, на коллективные игры. Выборы, кто будет в стаде барашков, кто лошадок, а кому достанется быть козлами. Козликами? Спасибо, это уже слишком! Я послала организаторов вместе со всеми их благожелательными улыбками и вернулась к своим сумкам.
Не тут-то было. Сижу и думаю: пойти в четырнадцатую, узнать, какая сволочь заняла мою кровать, или дождаться приезда Алёнки и уже вместе с ней идти разбираться. С другой стороны, я уже здесь и, как говорится, «поздняк метаться»: явилась в «школу радости», значит должна играть по её правилам. Вот сижу я так, думаю, вдруг топот, голоса:
; В какой?
; Следующая после туалета.
Входят три девчонки чуть старше меня, и покровительственно-материнскими голосами начинают вещать:
; Мариночка, мы бы хотели поближе познакомиться с тобой. Я куратор твоей группы, зовут меня Елена, для друзей просто Лента.
Она, улыбаясь, присела ко мне на кровать, попыталась взять за руку. Я усмехнулась про себя, подумав о трудностях вербального общения при контакте со слепыми детьми. Воспринимая мою улыбку как согласие считать их друзьями, Лента продолжила:
; Это мои помощницы Зоя и Тоня, ; девочки закивали, выразив свой восторг от возможности познакомиться со мной. ; А мы к тебе, Марина, по важному вопросу: ты не была на выборе группы?
Я снова улыбнулась:
; Стада?
Она пожала мне руку:
; Наша группа называется «Облачко».
; Значит, мы овцы, ; догадалась я.
; И всё-таки, Марин, почему ты не общаешься с ребятами, они расстроены.
Я удивилась, ведь ни я никого, ни меня никто не знает, за исключением троих-четверых. Сказавшись сильно усталой, я поулыбалась им в ответ и, сочтя, видимо, что они удачно наладили контакт, кураторши оставили меня одну, ненадолго, впрочем. Минут через пятнадцать прискакала Маша из восьмого класса.
; Ой, Маришка, привет! Как здорово, что ты приехала! Здесь вообще так круто. Я в группе «Облачко», и ты тоже, и Алёнушку к нам поставили…
Она уселась ко мне в ноги и положила руку на моё колено. Да что же они все облапать меня хотят! Пришлось подвинуться и убрать ногу.
Она, наверно, хотела ещё что-то добавить, я отвернулась, не очень-то вежливо процедив:
; А тебя каким ветром занесло?
;  Меня тоже пригласили, я сначала ехать не хотела, а теперь вижу, что зря не хотела. Тебе тоже понравится! А Алёнушка скоро приедет?
; Алёнушка? Ты про какую Алёнушку спрашиваешь?
Она растерянно промычала:
; Ну, твоя подружка, мы её все ждём.
Было смешно наблюдать за этой дурёхой, ни с того ни с сего возомнившей себя равной мне и Алёнке. В школе она и её одноклассницы подойти и заговорить с нами боялись. А теперь вдруг «Алёнушка, Маришка»…
; Мария, ; я говорила медленно, тихо и с лёгкой угрозой, моего нарочитого презрения она не замечала, или делала вид, что не замечает, ; Мария, будь так добра, не мни моё покрывало. Умница, я хочу тебя спросить: почему ты влетаешь в мою спальню, не постучавшись? Правила элементарной вежливости кто-то отменил? Или ты здесь тоже спишь? А если нет, что ты тут забыла? Мы с тобой что, старые подружки, я звала тебя к себе? ; Я сделала паузу. ; Тебе всё ясно? И ещё кое-что, я тебе не Маришка, как и ты мне не Машуля, впрочем.
Она попятилась к двери, бормоча: «Чего это ты, тут все так общаются». И вышла, тихо прикрыв дверь. Другим, беззаботным голосом я пропела ей вслед:
; По-ка, Ма-шу-ля!
Вот дура-то!
Вещи разбирать не хотелось. Затолкав сумку под кровать, я встала, закрылась изнутри, потом брякнулась на свою кровать и растянулась во весь рост. Эти инфантильные переростки, пышущие радостью, как тот самовар паром, не могли даже постель застелить и выдать запасное полотенце. Ладно… Я начала уже задрёмывать, когда в дверь постучали.
; Марин, ты там?
Это наконец-то была Алёнка.
; Хоть одно родное лицо в стане врага! ; встретила я её.
; Ты знаешь, они тут с ума все посходили! Иду, тащу пакеты, Децел, нет чтобы помочь, «О, Алёнка, как я рад тебя видеть!» И лезет обниматься. Я в шоке! Ну взглянула на него… сама понимаешь как.
Я улыбнулась и поморщилась:
; Фу-у-у! Всплыло то самое, что легче воды…
; Оно самое! Он, конечно, извинился, но и после через каждые несколько шагов ко мне кто-нибудь обязательно хотел подойти и пообниматься.
Я вздохнула:
; Они здесь все как с цепи сорвались. Приехала даже Машка из восьмого, дура дурой, а туда же. А ты как доехала?
Алёнка пожаловалась, что хотела остаться дома, но дала обещание мне приехать, и вот…
Прозвенел звонок на ужин. Мы спустились в столовую. Там было оживленно и, несмотря на приевшуюся за двенадцать лет обстановку, всё почему-то казалось чужим и бестолковым. Хаотично движущиеся олигофрены, слепые, глухонемые, да и просто внешне уродливые парни и девчонки кружили от стола к столу, от раздачи к умывальникам и обратно. Они, видевшие друг друга в первый раз, лучились от счастья представиться и протянуть руку помощи, причём не суть важно, нужна она тебе или нет, отказаться и тем обидеть ; не моги.
Наши места, разумеется, были заняты. Тогда Алёнка высмотрела свободный столик в дальнем углу, на котором вверх ногами лежали перевёрнутые стулья. Я заняла место, а она двинулась к раздаче за едой.
; Девчата, можно к вам присесть?
Это был Серж, но обращался он не ко мне. Я не видела его, хотя голос звучал недалеко. Неизвестные мне девчата, смеясь, пригласили его с Дэном к себе. Значит, Дэн! Маленький вежливый Децел здесь Дэн. Теперь я понимаю, почему они так любят «школу радости».
Вернулась Алёнка с тарелкой тёртой свёклы и двумя сосисками.
; Сейчас чай принесу. ; На мой невысказанный вопрос она ответила. ; Я подумала: макароны по-флотски ты всё равно не будешь.
Я сокрушенно кивнула:
; Надеюсь, они хотя бы не наврали по части добавок…
Молча ем, краем уха прислушиваюсь к болтовне за соседним столиком. М-да… Здесь Серёжке с Денисом чуть ли не поклоняться готовы. В ответ на их, прямо скажем, пошловатые шуточки раздаётся просто гомерический хохот. Их  посредственные замечания воспринимаются как гениальнейшие мысли. Заботливые и внимательные поклонницы спешат убрать за ними посуду. В этом шоу-конкурсе на звание самой буйно помешанной мне место нет.
Обещанных вкусных добавок не оказалось, и я окончательно сникла. Спасибо Алёне: она  после домашних харчей отдала в пользу меня, оголодавшей, свою сосиску и салат. Ей-то ехать из дома всего от силы часа полтора, а я с самого утра томилась в ожидании обещанного гастрономического изобилия.
Я начала ныть сразу после ужина: 
; Слушай, Лён, давай уедем…
Она пихнула меня в бок:
; Мы же с тобой договорились, да и потом сегодня первый день, завтра запишемся в кружок рисования. Идём, попробуем договориться насчёт четырнадцатой ; чужим ведь какая разница, где спать.
Но, видимо, разница была: в ответ нам только предложили начать сближение с жаждущими общения ребятами.
В небольшой, в сравнении с другими, комнате, стояло пять коек. Контингент ; я, Лёна, умственно отсталая девочка с ДЦП и ещё две здоровые, на первый взгляд даже симпатичные халды, ржущие, как боевые кони. Как насмешка ; при жеребьёвке они попали в группу лошадок с названием «Ветерок». 
Я заняла крайнюю левую кровать у окна, переложив чьи-то вещи на соседнюю, оставила на подушке своё полотенце, поставила на тумбочку свою кружку и, переобувшись в домашние тапочки, ; за целый день на каблуках ноги устали, ; поставила туфли рядом с сапогами под кровать. Одна из двух дылд, войдя вослед, уставилась на меня:
; Это моя кровать.
Я доброжелательно улыбнулась:
; Ой, прости, пожалуйста, но здесь не было твоих вещей. Я думала она свободна, и уже своё барахлишко разобрала. Обратно всё собирать? Это долго, а уже вечер.
Она зло оскалилась в ответ:
; Ну ладно, ничего, ; отвернулась от меня и обратилась к Лёне. ; Там ваша группа собирается в четырнадцатой палате ; на «свечку».
; А это обязательно?
; Это здорово!
И мы потащились в родную спальню.
В неё набилось человек двенадцать, среди них Лента, Маша, Зоя, Тоня, Алёша и Аркаша. Последние ; олигофрен и даун, но чем они отличаются друг от друга, я если честно, не понимаю. Остальных я не знала. Когда все собрались, Лента взяла слово:
; Ребята, ; многозначительная пауза, ; я очень рада, что сегодня вы приехали и у нас получилась такая отличная команда, ; говорила она тихо и с бархатинкой. ; Я вижу, многие из вас здесь уже не в первый раз, ветераны, так сказать, ; ветераны заулыбались, ; но есть и новички, ; новички тоже, но чуть более смущённо заулыбались, ; мне бы хотелось поприветствовать вас всех. Ребята, давайте похлопаем в ладоши в честь того, что мы собрались сегодня. ; Поаплодировали. ; Давайте сядем в круг на ковре и обнимемся, ведь мы так давно не виделись, и каждый из нас очень хороший человек, и мы очень рады его встретить и обнять его.
Двенадцать полудурков уселись на пол и, подравнявшись, неловко обнялись.
Лента, умилённо глядя на нас, продолжила:
; Я бы хотела пояснить, для тех, кто не знает, и напомнить, для тех, кто, может быть, забыл, что такое «свечка». Каждый вечер группы собираются в палате, каждая в своей, и проводит тренинг, анализируя свои поступки и происшествия за проведённый день. Мы садимся в круг, выключаем свет, зажигаем свечу посередине и потом по очереди берем её. И рассказываем, делимся своими переживаниями, достижениями за день. Говорите, не стесняйтесь, вас поймут и помогут вам. Ребята, правда, мы ведь поможем другу?
Ребята дружно закивали.
; Давайте начнём с представления! Каждый из вас должен назвать имена всех своих друзей слева, а в конце ; собственное имя.
И тут она громко выкрикнула «Лена!» И по кругу пошло:
; Лена, Зоя!
; Лена, Зоя, Маша!
; Лена, Зоя, Маша, Лёша!
; Лента? ; Парень явно не запомнил всех своих друзей слева. ; То есть, Лена? Маша? ; ему шепотом стали подсказывать и дело пошло быстрее, ; Зоя, Маша, Лёша, я тоже Лёша! Ага.
; Лена, Зоя, Маша, Лёша, Лёша, Аркаша!
После проблемы второго Лёши Аркаше подсказывали сразу, во избежание ненужных пауз.
; Лена, Зоя, Маша, Лёша, Лёша, Аркаша, Марина.
Наконец, когда круг был пройден, Лента движением шамана, исполняющего древнейший ритуал, чиркнула спичкой и установила горящую свечу в стеклянную банку из-под майонеза, потом встала и выключила свет.
; Можно я начну, ; усевшись напротив меня и взяв свечку, спросила-констатировала Лента. ; Сегодня я ещё раз поняла, как здорово, что мы живём на свете. Мне было очень приятно познакомиться с новыми людьми. Вы интересные, уникальные в своём роде ребята, ; мы с Алёнкой одновременно ущипнули друг друга и захихикали, ключевое слово «уникальные», ; вы добрые, открытые люди, и я хочу быть похожей на вас…
Тон был задан. Шесть человек, говоривших до меня, оказались счастливы, они отметили доброту Лёши, смешливость Зои, активность Маши и т. п. Подошла моя очередь: я взяла свечу и уставилась на пламя. Врать не хотелось, выходить за рамки общей доброжелательности ; тоже. В конце концов, хочется тебе решать свои проблемы ; решай, зачем навязывать их другим. В этом пятне огня ; оранжевом, единственно сейчас существующем ; заключалось всё: сила стихий, всезнание и безразличие вселенной. Божий глаз смотрел на меня и поглощал меня, о чём тут было говорить. Алёнка заворочалась, незаметно толкнув меня в бок.
Я подняла голову, после яркого пламени свечи не увидела ни лиц, ни даже силуэтов, никого и ничего:
; Я устала: долгая дорога, чужая спальня, голод и при общей эйфории встреч ; полное безразличие ко мне и моим нуждам.
; Мы поможем, мы поможем… ; раздалось вокруг.
; Я просто хочу спать, какая тут помощь. Но всё равно: спасибо…
И я отдала свечу Лёне.
«Не лезь со своим уставом…» ; говорю я себе и опускаю глаза. Ничего не значащие посиделки со свечой опустошили меня. Тем не менее, ; самой интересно ; беря свечу, я волновалась как перед выходом на сцену, а потом, уже передав свечу дальше по кругу, ощутила себя выпотрошенной, будто после  трудной контрольной. Можно врать людям, изобличать их ложь, рвать на себе волосы и рубаху, и можно молчать, играя во всезнание и всепонимание, но это не сделает тебя честнее или мудрее, это не будет шагом вперёд к открытию, это не откровение ; это всего лишь дым, поднимающийся вверх от пламени, создавшего тебя, но не передавшего своей сущности… 
; Всё-таки неплохой психологический ход со свечой они придумали! ; сказала Лёна, когда мы возвращались в спальню, временно ставшую нашей.   
; О, да! Волшебное слово «тренинг»! Теперь ты понимаешь, чт; оно значит?
Лёна хихикнула:
; О, да! Знай мы раньше, что оно значит, нас бы с тобой тут не было.
Я кивнула и объявила заветное:
; Хочу есть и спать, даже не знаю, чего больше. Давай чайник поставим?
Алёнка согласилась.
; Ты заметила, что они сотворили с нашей спальней?
Я, как всегда, ничего не заметила, тогда она пояснила:
; На зеркале отпечатались губы в помаде, на лампочке чей-то носок болтается, Ксюхины постеры содрали.
; Уроды. А ты молодец, как знала, когда плакат с Симпсонами домой увезла.
В девятнадцатой никого не было. Алёнка вскипятила чайник, и мы заперлись изнутри. Я переоделась в свою любимую ночнушку и забралась под одеяло, обставившись горячим чаем, Лёнкиным бутербродом с тушёнкой и несколькими печеньками. Казалось, воцарились мир и спокойствие, но когда мы уже выключили свет и собрались спать, припёрлись остальные девчонки и начали суетиться. Одолжили наш чайник, притащили откуда-то столик, резали хлеб и громко обсуждали, кто к ним должен придти.
Алёнка попробовала договориться: 
; Девчата, а мы вообще-то уже легли.
; Не волнуйтесь, мы вам не помешаем.
; Мы устали и спать хотим, ; повторила она.
; Всё нормально: мы будем потише.
Такая вот непоказушная «помощь» в «школе радости»…
Явились ребята: Сергей, Дэн и ещё два дебила-переростка, ранее мной не виденных. Они сели за стол, нас даже пригласили, и начали, как говорится, «подбивать клинья». Ни флиртом, ни беседой назвать это было нельзя. Девчонки  ржали, парни матерились. Таким Сергей мне не нравился. Я не могла ни уснуть, ни развеселиться.
Минут через сорок моё терпение лопнуло. Я выбралась из-под одеяла, надела тапочки и, подойдя со спины, обняла Сержа. Приложив на секунду голову к его плечу, я достаточно громко, чтобы все могли услышать, прошелистела:
; Серёжка, милый, я обожаю тебя и твои песни, но ты видишь, я хочу спать и мы не одни, давай завтра, а сегодня иди соблазнять других, я устала. Ведь ты меня знаешь…
Я постаралась улыбнуться как можно лучезарнее, выпрямившись, продолжила:
; Прошу меня извинить, но вы же всё понимаете: вечер не получится ; Серж без гитары…
И они ушли, пожелали нам спокойной ночи и, выключив свет, закрыли дверь. Я сыграла небезупречно, колени дрожали, и было немного стыдно за внезапность своих действий и за сам стыд ; тоже. Но они ушли, своего я добилась.
; Круто ты их! ; одобрила Лёна. ; Меня они тоже достали.
В ту ночь мне приснились пустые комнаты школы, совсем пустые ; без кроватей, тумбочек и всего привычного глазу. Кто-то настойчиво называл их «палатами» и предлагал мне отдохнуть с дороги. Да, да, отдохнуть: я страшно вымоталась и искала место, где можно было хотя бы присесть, но так и не нашла. Села на голый пол в пустой комнате. Вокруг голые стены, руки мои тоже, почему-то, голые. И они горят! Мои руки горели как большие перевёрнутые свечи; я смотрела на огонь, не отрываясь. Ни страшно, ни больно мне не было. Пламя уже поднималось к плечам, и я уже видела свою чёрную обгоревшую плоть... Тут я проснулась и сразу поняла происходящее: это пустота комнат при горящей перед глазами свече отозвалась во мне чувством страшного одиночества.
Утро наступать никак не хотело. В ту ночь, несмотря на усталость, просыпалась я часто, долго ворочалась, пытаясь снова уснуть. Не отпускали мысли о вечерней сцене. Зрители… ; что с них возьмёшь, но Серж!.. Такой живой, подвижный, он ведь умеет быть очаровательным, так зачем же вечером был другим? Они, наверное, сочли меня сумасшедшей, но… сами уроды! Серж сегодня не пел ; и не понравился мне. Он оказался совсем не мой романтический герой ; опять себе навоображала…
Тоска… Со двора спальню освещал яркий свет фонаря. Стены, пол, стол, кровати ; всё в комнате казалось сиреневым с зелёным отливом. Чтобы отвлечься, я мысленно стала размешивать краски на палитре: вначале смешала  много белой с капелькой чёрной ; и получила цвет лишённой блеска белой жемчужины; затем добавила совсем чуть-чуть синей краски и сразу ; жёлтой, и получила цвет стены спальни в первый день после ремонта, когда насыщенная глянцевость ещё не пугает зрителя впечатлением казёнщины, неизбежным в скором будущем. Теперь нужно бы растворить эту смесь в лёгкой сиреневатости, но как? Если тупо мазнуть красным, то рисунок приобретёт оттенок беж. Если же, усилив синие тона, накапать красным цветом в конце, то от зелёного и следа не останется. Художница, блин… Чего-то я не догоняю!
Последние признаки  дремоты, а с ними и надежда хорошенько выспаться, оставляют меня. Я вспоминаю то чувство обиды, когда, добившись на палитре, как мне казалось, нового необычайно яркого оттенка, я мазнула кистью по не заляпанному ещё листу ватмана. Положенный на сверкающую белизной бумагу, мазок оказался сер и будничен, как ни посмотри… И тогда мне захотелось скорее чем-нибудь закрасить весь лист, чтобы моё новое смешение цветов не казалось прилипшей грязью, но, напротив, осталось носителем некоего смысла, ярким лучом среди теней, размытостей и полутонов. Я думала о красках. Кто и как их добывает? Пять необходимых цветов ; белый, чёрный, жёлтый, красный и синий ; какие они изначально, в чистом виде?
В школе у нас никогда не было настоящего учителя рисования ; оно и понятно: зачем слепым и слабовидящим учиться мастерству в изобразительном искусстве? Наши с Лёной склонности к рисованию подпитывались регулярными заказами на оформление школьной стенгазеты, тематическими выставками и тому подобным. Но пригласить профессионалов или водить нас в соседний дом детского творчества никому из начальства и в голову не приходило. Опять-таки ; зачем? Потому-то манок о преподавателях рисования в «школе радости» и оказался для нас решающим. Пофантазировав ещё немного с новым оттенком мёртвенно освещённой комнаты, я вдруг решила нарисовать ночь. Изобразить образ женщины-Ночи в платье такого же цвета, каково звёздное покрывало, которое ночь набрасывает на землю. Она должна быть холодна, бледна и прекрасна, а её кожа будто просвечивает, и тонкие прозрачные пальцы. А Солнцу придать мужской облик, только без водянистой размытости: лучше его вывести просто чёрным контуром по золоту, да, чёткими законченными линиями. Черты лица пусть будут жёсткие: густые брови, глубоко посаженные глаза, упрямый подбородок, нос с горбинкой; длинные пряди развеваются за спиной, тело древнегреческого Атланта, и, конечно, он хотя бы до пояса обнажён. Зигзагообразная молния пересекает ватманский лист по диагонали. Теперь композиция: пусть справа, на фоне ночного неба, стоит моя героиня, её правая рука ускользает от протянутых к ней больших ладоней героя с солнечной стороны. Их руки у самой черты молнии, и в её глазах грусть, а в его ; надежда. Тени, блуждающие в складках её платья, лишь чуть выбеленная слюда на чёрном бархате, блики лунной дорожки на волнах. Как мне хотелось отразить всю зыбкость её существа, нечёткие колеблющиеся черты!.. 
Уснула я под самое утро ; радостно и крепко. Не слышала голосов  возящихся девчонок, хлопанья дверей, не обратила внимания и на ставшее уже привычным толкание по утрам, мол, вставай соня, завтрак проспишь. Я спала и когда комната опустела. Но скоро мне пришлось убедиться, что я не дома и даже не в школе в полном смысле этого слова. Пришли вожатые и начали будить меня с той непоколебимой доброжелательностью, что почище любой грубости. Мне хотелось выругать и вытолкать их за дверь, закрыться изнутри на ключ, но эти дуры продолжали долбиться.
; Девчонки, ведь восьми ещё нет!
; Уже без десяти. Марина, почему ты не встаёшь?
Я молчала, цепляясь за остатки сна.
; Ты заболела? Врача пригласить? Температура есть? 
Девки щупали мой лоб и даже ставили диагноз:
; Скажи, Марина, живот, да?
Мне не хотелось поворачиваться, шевелить языком, открывать глаза, но это уже начинало бесить. Я улыбнулась, как Бонни из «Унесённых ветром», и удивленно-ангельскими глазками уставилась на столпившихся кураторш. Просить у девочек моего возраста дозволения поспать ещё немного казалось мне унизительным, врать красиво со сна получалось плохо, и я сделала то, что на людей, мало знавших меня, действовало безотказно. Сладко потянувшись, скинула одеяло и села.
; Я же могу опоздать на завтрак, спасибо, что разбудили, всем доброе утро, ну всё, встаю.
Обрадованные Лента и К° сразу вышли, а я со спокойной совестью снова залезла в нагретое гнездо ночных отдохновений. Но уснуть мне не удалось: лошадиный топот и смех, сшибание двери с петель ; сразу видно, что не у себя дома, ; грохот выдвигаемых ящиков и возмущённые вопли. Я, кажется, начинаю их ненавидеть. Но не опускаться же до рыночной матерщины. Я наконец-то проснулась:
; Девчонки, вы в какой школе учитесь? 
; В сорок четвёртой, ; последовал незамедлительный ответ.
; А, понятно, у вас ведь культуру общения не преподают, этику, эстетику, этикет… ; они заметно смутились. ; Я так и поняла. На будущее: в женскую спальню дверь не распахивают без стука и не оставляют открытой на распашку… Да и у парней тоже.
Пришла Лёнка:
; Хорошо, что ты встала. В комнату завтрак принести не разрешают, а наш чайник уже забрали для какого-то массового чаепития. Иди в столовую, пока не закрыли.
Последние два года в школе мы, вполне взрослые парни и девушки, жили на особых правах. Год от года поводок, определяющий нашу свободу, равномерно приспускался, и теперь, гуляя на максимальной удалённости от воспитателей, мы мнили себя независимыми и самостоятельными. Их слежка за нами ограничивалась вопросами «Ты заданье уже сделала?» или «После ужина гулять пойдёте?» Мы не спрашивали разрешения, мы ставили перед фактом: «Ушли в продуктовый магазин, на плотину, в лес». Или: «Я выучу всё перед сном, я всё уже написала». По утрам я и Иришка всегда спали до последнего, все это знали и не мешали нам. Знали также, что на уроки мы никогда не опаздывали, точнее, на первый урок, если это русский, алгебра, химия или информатика. Некоторые сердобольные воспитатели даже приносили нам бутерброды с завтрака, а девчонки, Алёнка или Ксения, заваривали кофе. И мы с Иркой за десять минут  успевали вскочить, одеться, причесаться и выпить горячего кофе с остатками вчерашних сластей. А заправляли кровати и красились мы, как правило, после первого урока. Ставшая уже привычной принадлежность к высшей касте мешала сейчас нормальному восприятию обрушившейся на меня волны коллективизма. Возведя себя на пьедестал индивидуализма, граничащего с эгоизмом, я испытывала жуткое напряжение всего своего невеликого нервного потенциала. Мне приходилось играть нарочито привередливую и заносчивую фифу, лишь бы они оставили меня за чертой своих нехитрых радостей, лишь бы не заставляли меня держать холодную и сырую, всегда дрожащую лапу олигофрена Аркаши, лишь бы не тащили меня в круг коллективных объятий. В принципе, я не против того, чтобы дети с ненормальной психикой, дети закомплексованные и страдающие от невостребованности своей никому не нужной серости, учились не презирать себя и радоваться, что в мире есть ещё более убогие, но просто меня это мало касается.
Хорошенько позавтракать не удалось: обещанные вкусности, видимо, решили оставить на последние дни ; для самых стойких учеников «школы радости». Меню этой школы не отличалось от привычного: комкастый блин холодной манной каши, осадочный кофейный напиток, зеленоватого оттенка яйцо и заветренный кусок хлеба с кубиком масла. Я люблю солнечные дни,  беспричинную радость и светлое настроение, но на пустой желудок в такие дни особенно остро чувствуешь несправедливость мироустройства. Наверное, я ещё расту, поэтому хочется хорошо кушать. Вот бы прямо тут, в столовке, взбунтоваться! Но против чего конкретно, я не могла сформулировать. Решив уехать домой сразу после обеда, я отправилась на поиски стада.
Весь второй этаж с классами оказался предусмотрительно заперт; в распоряжении «школы радости» оставались спальни на третьем и столовая с актовым ; дискотечным ; залом на первом этаже. Негусто, но опыт предыдущих нашествий показывал: «обрадованные» ребятки отрываются по полной программе, оставляя после себя сломанные кровати, презервативы в тумбочках, засорившиеся туалеты и раковины, оторванные гардины… Ладно, мне ли их осуждать? Равные среди подобных, они возмещали то, чем обычная жизнь их не балует. Но я-то тут зачем?
Искать свою группу мне не пришлось долго: Большая Света вприпрыжку догнала меня. Я не доставала ей и до плеча, а вширь она раза в три превосходит любого подростка своего возраста. Но ; с комплексами надо бороться, она классная девчонка, её принимают и любят за то, какая она есть, а посему ; скачи и пой, если душа поёт! Как бы смешно это ни выглядело, она курсирует в чёрном бабском сарафане и в зелёных домашних шлёпанцах.
; Ты ведь в художественный с Алёнкой записалась? ; и, не дав мне времени для ответа, пропела. ; Пойдёо-о-ом, я тебе покажу-у-у. Будем, будем рисовать мы с тобою, так сказать!
Она попыталась приобнять меня, а когда я вывернулась, шутливо столкнулась со мной плечом:
; Ну чего ты такая смурная?
; А ты ведь в институт поступила? ; спросила я, чтобы хоть что-нибудь спросить и прервать её подвывания.
; В колледж, на детского психолога. Ну вот, пришли-и-и!
 Для занятий художественного кружка была выделена казарма ; семнадцатая спальня. С четвёртого по шестой класс мы спали здесь, четырнадцать девчонок из разных классов. Вечно холодная, шумная и в то же время пустая спальня в четыре окна. Теперь кровати сдвинуты вдоль окон, а посреди комнаты установили шесть парт и множество стульев вокруг.
Алёнка уже сидела, положив кофту на соседний стул. Заметив меня, позвала.
; Ты мне место заняла, спасибо. А чего так все галдят?
; Мне кажется, мы не будем сегодня рисовать.
; Почему?
; Там посередине стоят банки с кистями, но, по-моему, это не краски, а клей. А на подоконнике пачки цветной бумаги. Но видно отсюда плохо. Подожди, сейчас узнаем.
Трудно описать моё разочарование. Лента стояла у центрального стола и,  поворачиваясь в разные стороны, показывала, как надо правильно складывать лист, где провести кистью и куда продеть шнурок. Алёнка не видела, что и как делает Лента, она просто подглядывала за соседями и пыталась повторить, попутно объясняя мне. «Встать и уйти», ; думаю я  ; и сижу.
; Марина, а ты почему ничего не делаешь?
У меня нет слов, предательская слабость, солёный ком мешают говорить. Алёна отвечает за меня:
; Она не видит, что вы там показываете. И я, кстати, тоже.
Лента рада, она готова окружить нас своим вниманием.
Встать и уйти. Куда-нибудь. На улицу, домой. Смотрю в окно, и мысль об отъезде успокаивает меня.
; А нам сказали, в вашей школе рисовать учат, ; откашлявшись и проглотив слёзы обиды, говорю я.
; О, это раньше у нас был кружок рисования, а сейчас модно оригами.  Мы провели анкетирование, и вот Зоя, например, специально ходила на курсы. Мы начинаем с простого, но вы не представляете, какие невероятные вещи можно сделать из обычного листа бумаги. Ну вот ; тебя ведь Алёна зовут? ; посмотри, красиво, правда? Марин, ты поняла?
Я встала:
; Я пойду. Всё равно я не вижу ничего, да меня это мало привлекает.
Она доброжелательно возмутилась:
; Как можно, у нас так не принято…
; Курс «Умелые ручки» для второклассника!
Я взяла пиджак:
; Лёна, остаёшься?
Она тоже встала. Лента продолжала говорить, но мне не хотелось разрыдаться на глазах чужих людей, рассказывая, что я хочу научиться рисовать, что я, полуслепая девочка, мнящая себя талантливой, хочу, чтобы меня научили наконец хотя бы азам любимого искусства, и что мне плохо, когда рядом глупость и ложь, прикрытая добросердечием. Я была близка к истерике, и единственным способом не сорваться был побег.
Умничка Алёнка всегда верно могла определять моё настроение. Она взяла меня под руку и мы вышли. Я не могла говорить спокойно, мы долго молчали. Потом Лёна предложила прогуляться до палаток, купить чего-нибудь вкусненького, освежиться и спокойно поболтать.
; Ты поражаешь меня своим здравомыслием. Спасибо, Лён!
Она рассмеялась:
; Это только на твоём фоне. Ты просто воспринимаешь всё слишком близко к сердцу. Мне тоже обидно, фигня такая-то получается с этим художественным кружком, но переживать-то так зачем?
Помолчав немного и не дождавшись моего ответа, она продолжила:
; Даже кормят здесь тоже плохо. И вообще, чего они всё время заставляют нас прыгать и обниматься со всеми? Не нравится мне обниматься с кем попало. У половины из них изо рта пахнет.
Я кивнула:
; Зато Децела тут зовут по-благородному ; Дэном. А дура Машка ;  весёлая, общительная девочка. Как им самим не тошно от такого сборища неполноценных детей? Сама Лента с подругами ; нормальные здоровые девчонки, какой им кайф от всей этой похабщины, что творится по ночам?
; Ты знаешь, по-моему, они не сильно отстают от больных. Если бы тот же Серж не кинулся окучивать всех этих кобыл, а начал приставать к тебе, неужели бы ты поступила с ним иначе?
Что я могла ответить… Мне куда больше нравилось мечтать о том, что голос Сержа ; протестующий и нежный, звонкий и бархатный ; поёт для меня одной, мечтать, а не трепаться или, того хуже, спать с тем, кого я увидела здесь. Он и отдалённо не походил на созданный мною образ. Р.А. недавно подметил:  моё восприятие дружбы ; чисто мушкетёрское, а представления о любви ; сплошь из романтического кино, вот только реальная жизнь ; не череда мультяшных картинок. Р.А. сказал: идеалисты люди хорошие, но их ожиданиям и требованиям почти невозможно соответствовать. Наверное, я, не находя желаемых качеств в по-своему талантливом парне, могла бы и дальше обманывать себя, теша воображение благородными образами, но столь грубое вторжение реальных сцен в мои мечты оставляет меня с пустыми руками и ; пусть это и пафосно прозвучит ; с разбитым сердцем.
; Лучше уехать, чем участвовать в безобразии.
Алёнка не стала спорить. Мы оделись и вышли во двор, но не успели дойти до ворот, как толпа девчонок и ребят из числа гуляющих перегородила нам путь.
; Нельзя! Нельзя за территорию! Вы куда? Почему не в своей группе? Что вам там надо?
Попытки объяснить, чт; мы хотим есть, чт; мы сто раз бывали в магазине и прекрасно знаем дорогу, чт; они нас попросту достали, не были услышаны.
; Бред какой-то! ; я говорила громко, отчасти чтобы меня слышала не только Алёнка, отчасти чтобы направить своё бессилие не в плач обиженного ребёнка, а в раздражение индивидуалиста, взбешённого скудоумием масс. ; Эта ваша «школа радости» больше похожа на тюрьму презираемых и отверженных! Меня не кормят ; и не дозволяют купить продукты! Желают спокойной ночи ; и галдят, мешают уснуть до самого утра!..
Бесполезно.
Нас пригласили в двенадцатую спальню. Бывшая моя с Иркой комнатка изменилась. Она была не меньше девятнадцатой, но, в отличие от неё, здесь осталось всего три кровати. Зоя, Тоня и Лента ждали нас там. Девочки явно курили только что: форточка была открыта, но запах ещё не успел выветриться. Сесть было некуда, диван занят, а на ближней к двери кровати валялись чьи-то вещи. Мы стояли перед ними, держась за руки, стояли напротив окна, стояли с уверенностью, что только синева небес может быть нашим судьёй.
; Как провинившиеся пионеры, ; шепнула я Лёне.
; Девчата, что же всё-таки случилось?
Алёна взяла инициативу на себя:
; Мы хотим сегодня после обеда уехать домой.
И снова, просящие голоса: что да как, а может, всё же попробуете, что же теперь делать? И ; о чудо! ; с нами пошли на компромисс. Лента, наконец, подвела итог:
; Марина и Алёна, давайте договоримся: вы никуда не поедете сегодня, а мы попросим девочек из четырнадцатой палаты поменяться с вами местами. Сегодня вечером будет дискотека. Если хотите, после обеда Тоня может сходить с вами по магазинам и помочь выбрать продукты. А если не хотите заниматься с другими ребятами, то можете самостоятельно рисовать.
Казалось, они уступили всё, что можно, и продолжать настаивать на отъезде становилось как-то непорядочно. Но мне не хотелось оставаться здесь:  было тошно и гадко, возникло острое ощущение зря потерянного времени ; его вдруг стало невыносимо жалко. Мы с Алёной пообещали вести себя хорошо и не расстраивать добрых кураторш. И нас оставили в покое. Мы сидели весь вечер в спальне, заняв свои старые кровати, болтали о пустяках, лёжа на животе и, уткнувшись носами в тетрадки, рисовали, тяготясь окружающими даже больше, чем вчерашним вечером.
Дискотека была в самом разгаре. Колонки долбили на полную мощь, и в нашей закрытой от посторонних спальне раздавался невнятный шум. Привычно водя ручкой по клетчатому листу, я думала, что глупо, наверное, с моей стороны так расстраиваться по пустякам. Но, с другой стороны, я могла бы сейчас лежать дома, в обнимку с мишкой, слушать книгу, и было бы тихо. Предел мечтаний. Если я не хочу вести себя по их правилам, то какой смысл держать меня здесь; просто чтобы была, мозолила другим глаза, зачем? Отгородиться от всех, делать, что привыкла, не соблюдать общий распорядок ; кому это надо? Вроде бы весь смысл «школы радости» ; в единении доброты и взаимопомощи. Но моих сил  достаточно лишь для самостоятельного существования, я не смогу сделать дуру Машку умнее или побороть комплексы глухого Васи. Вообще с проблемами такого рода человек должен бороться сам, а если его воли недостаёт, пусть с ним работают психологи, это их профессиональное поле. Заниматься самообманом я не хочу и не буду. Знаю: я сама далеко не эталон, и мир, увидев меня целиком, отнюдь не задрыгает ножками от восхищения. И знаю: люди не будут выстраиваться в очередь, желая облегчить мою участь слабовидящей. Так зачем же это самовосхваление: «Ты слепой ; но талантливый! Ты глупый ; но добрый!»
Рожицы на бумаге выходили у меня тёмными и смурными. Я закрыла тетрадь.
; Освещение поганое. А у тебя что-нибудь получается?
Аленка ответила медленно:
; Завтра домой поедем, лежать на животе я и там могу. Хоть часть каникул с родными провести…
Она протянула мне свои художества. Весь разворот занимали пышногрудые красотки с треугольными лицами в различных шляпках, накидках и платьицах. У неё такие соблазнительницы получались всегда легко и непринуждённо, а у меня ; никогда. Даже если я пыталась подражать Лёнкиному стилю, мои героини выходили слишком… тяжеловесными, что ли. У меня не просто девочка в красивом платье, но обязательно судьба, история, ну или на худой конец характер. Сначала я рисовала глаза и не могла идти дальше, пока не вспомню, откуда я их взяла. Это мешает, когда хочешь расслабиться и сделать красивый набросок без претензий. Когда чувства переполняют, рисунок выходит либо очень… либо никакой; второе ; гораздо чаще, и расстройств от творчества, соответственно, больше.
Я улыбнулась:
; Мне нравится вот этот костюмчик, хочу себе такой же. А зачем ты ей такие ляжки нарисовала.
Алёна только рассмеялась:
; А у тебя что?
; Фигня какая-то.
; Вот этот на информатика бывшего похож. А это еврей какой-то. Вообще как они наши рисунки путать могут? Не похожи совсем.
Я согласилась. У Алёны лица одинаковые, с одним выражением, в основном девушки с фигурой, напоминающей классическую восьмёрку, в полупрозрачных одеждах; висят в воздухе, бессюжетно, но красиво. Мне нравится, как она смешивает полутона и как старается заполнить всю поверхность листа. Я же зачастую, с величайшим старанием закончив героя, до мелочей прорисовав каждую чёрточку, тенями максимально усилив впечатление  глубины, так и оставляла его на совершенно белом фоне, потеряв к нему всякий интерес. Я выразила своё настроение, свою мысль, а всё остальное не имеет значение и в некотором роде будет даже лишним, отвлекающим от сути. Поэтому, должно быть, у меня так мало законченных рисунков.
Проявление и фиксация в кадре одной эмоции, порыва, почти действия ; вот то неуловимое, чт; я бесконечно пытаюсь вывести на бумагу. Я ; по жизни ; обычно не вижу и не понимаю выражения лиц окружающих людей, поэтому живые прототипы моих рисованных героев ; загадка для меня самой, и оттого, наверное, мои рисунки приводят учителей и воспитателей чуть ли не в мистический восторг. Откуда, каким зрением она может так смотреть? Некоторое  время даже я пребывала в полном восхищении от самой себя. Ах, какая талантливая! Какое богатое воображение! Быстро прошло… Журналы с яркими фотографиями и десятикратная лупа в руке, телесериалы с лицами актёров во весь экран, с лицами, на которых на долгие минуты запечатлены выражения  какого-то одного чувства, ; они сыграли не последнюю роль в моём «талантливом» понимании расположения светотеней и искусном подражательстве. Моя пламенная любовь к телевидению вполне объяснима: оно даёт возможность узнать такие вещи, которые иным способом я никогда не смогу рассмотреть.
В дверь постучали. Заглянула незнакомая женщина:
; А вы чего не на танцах? Там дискотека в полном разгаре.
; О, мы предпочитаем бальные танцы…
Она плюхнулась и развалилась на диване. Я не знала, как к ней обращаться. Невысокая, но пухлая, похожая на воспитателей, она вела себя достаточно непринужденно для тётки лет сорока. Меня удивило, когда Лёна обратилась к ней на «ты»:
; А ты из какой группы?
; Я помощник в группе «Пятнышко». Зовут меня Наташа, а вы ; Алёна и Марина? Вы ведь из этой школы? Хорошо у вас тут. А Дэн с Серёжей с вами учились? Классные ребята. Мне сказали, вам не нравится у нас. Почему?
Ничего не значащая беседа угнетала. Лёна поддерживала болтовню, а я сидела молча, опять не понимая, зачем я здесь. Пойти некуда, делать нечего, говорить не с кем. Хотелось сказать нечто важное, умное, а я молчала. Хотелось расплакаться, а я улыбалась, хотелось выйти на ночной воздух, а я сидела, глядя на тёмный прямоугольник окна. Шторы к приезду «школы радости» заботливые воспитатели сняли ; вероятно, опасаясь разгрома.
Жизнь не может быть настолько нереальной: не я, а тень моя, поджав под себя ноги, сидит на кровати. Дежа вю. Я вспомнила детский сад и первые годы в  школе. Только в то время могли быть аналогичные лампы, параллельные ряды голубых и оранжевых цветов, и так вот шёл откуда-то издалека, как фон, неторопливый говор… Во мне разливается пустота и безразличие ко всему, ощущение нереальности происходящего: это не я, я не здесь. Такое состояние даже забытьём не назовёшь, скорее тяжкое оцепенение перед пробуждением. «Надо» ; говорит мама, и меня вытаскивают из постели, везут на неделю в сад для слабовидящих. «Надо» ; говорит воспитательница, и вместо того, чтобы радоваться альбому и фломастерам, я стою на улице, не понимая и не зная, куда идти и что делать. «Надо» ; в унисон повторяют учителя, воспитатели, родители, и совершенно посторонние люди, и даже старый школьный звонок стремится оповестить меня об очередной необходимости что-то выполнить. А я сижу на кровати с закрытой тетрадкой на коленях, не чувствую ни рук ни ног, все мои ощущения вопиют: «Не хочу!»
На следующее утро мы постучали к вожатым.
; Мы в час уезжаем домой, ; хором с порога заявляем и собрались уже было уйти, как Зоя, Тоня и Лента загалдели наперебой:
; Мы не можем вас отпустить! Не имеем права! Попробуйте позаниматься ещё! На завтра у нас интересная программа. Давайте поговорим, обсудим, что же всё-таки случилось. Подумайте ещё немного…
Мы даже не смогли ещё раз открыть рты для окончательного заявления, как они выпроводили нас:
; Ну всё, девчонки, договорились, потерпеть не трудно, вы просто не старались, да и мы ну ничего не можем сделать для вас. В четверг будет начальство, с ним и обсудим, если вы, конечно, до того времени не передумаете.
Слоняемся по коридорам. А что ещё делать? В музыкальном кабинете сборище чужой группы. Лёну куда-то позвала Машка, а я зашла понаблюдать за Сержем и Децелом. «Ветерок» скучился в центре комнаты, а парень, видимо  куратор, объяснял:
; Мы инсценируем лес. Нам необходимо выбрать из вас пять деревьев, ; несколько человек перешли на другую сторону, ; два пня, ; дружный ржач, и ещё двое вошли в лесную братию, ; та-а-ак, роль ветра, пожалуй, сыграешь ты, а озеро…
; Наташка, Наташка!
; ОК, пусть Наталья будет озером. Нам ещё нужен Леший. ; На эту роль вызвался Серж. ; Осталась Оксана… Ты будешь путником.
Оксану я знаю, бывшая непробиваемая моя соседка ; с лошадиным смехом и под метр восемьдесят ростом.
; Итак, роли распределены, объясняю суть…
Поговорив с каждым по очереди, парень хлопнул в ладоши: «Начали!» Оксане завязали глаза и пустили в путь-дорожку. Её никто не держал. Децел иногда, имитируя ветер, касался её руки, как бы указывая направление, а как только она поворачивалась и делала шаг, ускользал. Пеньки, видимо, были волшебными, они перескакивали с места на место, норовя попасть ей под ноги. Оксанка спотыкалась, чуть не падая, а деревья, как сумасшедшие, размахивали руками и качались из стороны в сторону. В комнате царила полнейшая тишина, если не считать шорохов, скрипа пола и комментирующей свои действия Оксаны. Наконец леший Серёжка ткнул её пальцем в бок, она обернулась и взвизгнула, отшатнулась, и тогда одно из агрессивных деревьев треснуло её ветвью по щеке. Ребята развеселились. Сверхактивный пенёк подловил её в момент замешательства: кинулся под ноги ; и Оксана-таки рухнула. Её голос больше не был уверенным, она перестала шутить и восклицать, она несколько раз дёрнулась, не узнав ветер, с силой оттолкнула озеро, протягивавшее ей руки. Пара дебиловатого вида деревцев затеяла возню на опушке. Пням явно надоели удары коленей и пяток, ветер проводил путницу уже в третий раз к озеру, а она цеплялась за всё, кроме Наташиных рук. Уже готовая разреветься Оксана вдруг загребла в охапку лешего и не хотела отпускать. Вырвавшись, Серж крутанул её несколько раз и толкнул в объятья Наташи, поддав пенделя. И тут уже настала  очередь озера поймать путника и снять повязку с глаз. Все вздохнули с облегчением, а Оксанка разрыдалась. Вот тебе и непробиваемая кобылка!
От увиденного мне стало противно. Оно странным образом напомнило  детство, когда более видящие ребята «пользовались зрением». Находясь в одной комнате со слепым, они ходили, общались жестами, переставляли вещи с места на место ; и всё без слов. Злая шалость, за которую всегда влетало, стоило кому-то из взрослых пожаловаться…
Тут прибежала Машка, вызвала меня по срочному делу, и я так и не узнала, в чём заключался смысл этого тренинга.
«Срочным делом» оказались поджидавшие меня Лента и К°. Лёну они, видимо, уже отпустили, и настал мой черёд.
; Марин, ; Лена, Леночка, Елена, как всегда, начала с очень трогательных интонаций, ; расскажи о себе, чем ты любишь заниматься, много у тебя друзей?
Удивительно, но когда с тобой обращаются как с недоразвитой, ты начинаешь вести себя соответственно. Лента наверняка имеет психологическое образование, но восемнадцатилетней девице, заведомо непростой особе, задаёт такие «простые вопросы». Вот уровень воспитателей! И как мне отвечать? «Я люблю рисовать. А ещё я люблю читать. У меня есть мама и папа, и друзья, много друзей…» Можно, правда, ответить вопросом на вопрос: мол, а с какой целью вам необходима данная информация? Или сразу перейти в нападение: «Поймите, Елена, если я решила уехать домой и остаток каникул провести с семьёй, то никакие душеспасительные беседы о несформировавшемся моём Я не помогут». Но, кажется, пока я прокручивала варианты ответа, пауза затянулась. Поэтому я удивленно приподняла правую бровь и слегка откинулась назад.
; Я знаю, ты любишь рисовать. ; Жалкая попытка зайти с другой стороны. ; А чт; ты рисуешь?
; По-разному, зависит от настроения. А у вас разве художественное образование? ; последние слова я произношу с видимым скепсисом.
; Нет, я не очень хорошо рисую.
; Вот и ответ на ваш вопрос: я не хочу оставаться, потому что рисовать на занятиях оригами не вижу смысла. Меня интересует здоровая критика профессионала, я хочу научиться новым приёмам и понять, в чём…
Лента расхохоталась. Кажется, я её, наконец, достала.
; Здоровая критика! А разве бывает здоровая критика? И больная критика бывает?
Зоя и Тоня не разделили веселья подруги. Одна из них даже попыталась пояснить, чт; именно девочка, наверное, имела ввиду:
; Марина, наверное, хотела сказать…
; Критика либо есть, либо нет. Она не может быть здоровой или больной, ; Лента несколько успокоилась и вернулась в менторскую тональность.
Я вяло слушала, отвечать не хотелось, и я просто кивала в такт её словам, не забывая при этом держать на лице чуть удивлённое выражение: «Да ладно! А вы в этом точно уверены? А с чего это?»
Им быстро надоело и, поняв, что разговора по душам не получится, меня отпустили.
Когда я вернулась в спальню, Лёна уже одевалась.
; Я знала, что ты быстро закончишь. Идём на улицу.
Мы вышли на спортплощадку и в отдалении уселись на деревянные лодочки. Солнце светило до невозможности ярко. Лежавший снег расчертило на жёлтые полотна и синие полосы теней. В такие дни я хочу петь и кружиться, а не торчать заложником чьих-то дурацких правил. Алёна пыталась шутить: 
; Может, по-тихому соберём вещички да смотаемся? Или позвоним Еве, пусть скажет им: у нас расписки есть ; ещё с восьмого класса, мы способны сами добраться до дома. Не, ну какие они ещё дуры… Молодые недоученные дуры! Тебя тоже пытались развести на откровенность?
Я ни о чём больше не думала, смотрела на небо и слушала дальние голоса ребят. Слезы сами потекли по щекам медленно и щекотно. Мне казалось, начни я их вытирать и хлюпать носом, Лёна сразу заметит. Она остановилась на полуслове:
; Ты что, плачешь?
Я вздохнула и вытащила платок из кармана. Было стыдно. Хорошо, что рядом только она.
; К нам идут.
Ещё издали Наташа взволнованно закричала:
; Девочки, что-то случилось? У вас всё в порядке?
Мы встали и, подхватив меня под руку, Алёна крикнула: «Всё зашибись! Сделаем пару кругов вокруг школы». Гуляли молча, я быстро успокоилась. Медленно подходя к крыльцу, мы обнаружили на нём поджидающих нас испуганных кураторш:
; Послушайте, девочки. Мы посоветовались… мы не знали, что вам здесь так плохо. Мы просто не понимаем ; почему? ; Все они смотрели на меня. ; Вы спокойно можете ехать домой, если действительно этого хотите. Куда вам надо? Может, Тоня вас проводит?
Мы рассмеялись: Лёна ; с облегчением, я ; с грустью...


Глава 4. Загадки декабря

; Добрый вечер, Р.А.
; Солнышко моё! Приятно слышать. Очень рад твоему звонку. Как у тебя дела? Настроение? Что нового?
; Спасибо, нормально.
; Не ожидал, думал, совсем забыли о старом зануде. А вы всё-таки снизошли, осветили мой вечер своим небесным голосом. Вот не поверите, Мариночка, буквально на днях вспоминал вашу школу, своё преподавание. О! эти Майские лягушки… Целый концерт закатывали, когда я шёл с остановки к вам. На обратном пути я каждый раз останавливался на том ненадежном мостике, приходил в себя от общения с учениками, подолгу слушал «ква-а-а, ква-а-а, ква-а-а»…
; Р.А., не надо!
; ой, ну не обижайтесь, Марина, но как же вы учились! Одна ваша одноклассница чего стоит. Перед уроком отпрашивается: «Р.А., можно, я не пойду? Голова болит». А я ведь заранее предупреждал: контрольная будет. Ну отпустил. А во время урока ; через открытое окно ; слышу её вопли! Зовёт какого-то Пахана погулять, причём с мат-перематом.  Не отрицайте, Мариночка, ваш интернат  просто настоящая копилка лени, хамства и невежества.
; Иринка, это Иринка была!
; А так называемый Шурик! Как он у меня четвёрку выпрашивал! «Р.А., не выставляйте, пожалуйста, тройку в четверти, я всё исправлю. Вы только скажите!» А о какой тройке идёт речь, если и двойку ему ставить было не за что? И, паразит какой, ведь не выучил, даже не читал задания! Что же я ему задал тогда?.. Простенькую такую тему... То ли «Судебные реформы шестидесятых-семидесятых годов девятнадцатого века, то ли «Особенности внешней политики Александра Второго»…
; Ладно вам, Р.А. Такую чепуху забыть не можете! А как у Вас дела?
; Спасибо, Солнышко! Заканчиваю работу над диссертацией, в январе выйдет моя статья. Но тебе скучно, наверное, об этом слушать.  Ты лучше скажи: уже решила, куда поступать будешь? –Я не успеваю ни возразить, ни ответить,  -Правильный выбор института фактически определяет, как сложится твоя дальнейшая жизнь. Ежегодно выпускаются тысячи юристов, психологов, но у одних в дипломе значится МГУ или МГИМО, а у других какой-нибудь филиал педа. Чувствуешь разницу? Ты уже была в РИТе?
; Не-а, а что это?
; М-да. Поразительная неосведомленность. РИТ ; работники интеллектуального труда. Организация на проспекте Мира, там оказывают помощь всем студентам-инвалидам по зрению. У Ады Григорьевны есть вся могущая тебя заинтересовать информация о поступлении в вуз: адреса, экзамены, телефоны, контакты ребят, которые уже учатся или учились в этих вузах.
Каким-то образом Р.А. всегда угадывает, зачем я ему звоню. Мне даже и не приходится объявлять о своём интересе. Не то чтобы я так уж косноязычна, но, разговаривая с ним, я чувствую себя больше слушателем, чем оратором. Да и в природе, наверное, нет такого, о чём он бы не знал и о чём я могла бы ему поведать.
; А что, ты уже определилась со специальностью?
; Я вам потом скажу.
; Ясно! Но обещайте, Марина Сергеевна, что, когда станете знаменитой актрисой, будете вспоминать своего бывшего учителя…
 Вот сволоч! Всё то он знает! И всё же, как приятно такое слышать! Почему мне так мало говорят приятных вещей?
; А я Умберто Эко начала читать.
; Меняем тему? Понял, понял. Прекрасный автор, о нём можно говорить часами. А какую книгу: «Маятник Фуко» или «Имя розы»?
; «Маятник».
; Гениальнейшая вещь! У нас на философском факультете в своё время жуткие дебаты были по поводу «Маятника». Ну, а какие мысли у вас?
Дебаты у них! Зато у меня только одно слово в копилке ; «интеллектуально», других нет. Как я могу рассуждать, если половину из уже прочитанного не понимаю?
; Трудно читать, огромные цитаты, смысл не очень-то понимаешь, и термины ; из-за них приходиться в словарь лазить. Но мне нравится! Особенно Бельбо. Автор потрясающе пишет о таких мелочах, о компьютерной программе, например: казалось бы, ничего особенного, а он так интеллектуально это выражает. Вообще в книге всё так интеллектуально! У меня это слово как паразит ; ко всему пристаёт! Интеллектуальный юмор, интеллектуальные герои, даже любовь какая-то интеллектуальная.
Ура! А думала, что не смогу сказать ничего.
; Браво, Марина, суть уловила! В моей библиотеке почти все книги Эко есть, в них из Каббалы и Торы взято много. А Френсиса Бэкона не читала? «Новая Атлантида» очень небольшая книжица, рекомендую прочесть в контексте «Маятника Фуко». Ты в какой части книги сейчас?
; Где Казобон и Ампаро собираются на какой-то обряд или праздник…
; А-а-а, ну «великий план» ещё не раскрыт. Дочитывай скорее, и мы обязательно пообщаемся на эту тему…
Договорились увидеться в РИТе, там Р.А. обещал представить меня Аде Григорьевне, и мы распрощались.

*****

Слушать книжки в школе почти невозможно. Иногда я беру магнитофон в класс после ужина, когда одноклассники разбредаются по спальням или уходят гулять, иногда беру в четырнадцатую, но часто появляются те, кому срочно требуется розетка. А потом я и сама часто гуляю или сижу в компании. Хотя после расставания с Вовкой в шестую мне вход заказан. Меня, конечно, никто не выгоняет, попробовали бы! Но стоит мне заглянуть, как Вова демонстративно вскакивает и вылетает, и сколько бы я не пробыла у них в комнате, он столько же просидит в туалете. Иногда только посылает кого-нибудь из мелких проверить, ушла я или нет. Сначала я смеялась, и нарочно пыталась его довести, а потом  надоело. И почему отношения между парнем и девчонкой обязательно должны подкрепляться поцелуями и объятьями? Мне не хватает его насмешливого тона, его спокойствия, даже одного его перебора на гитаре. Но только ради сохранения дружбы я не собираюсь позволять лапать себя и, тем более, раздвигать ноги. Чёрт его знает, может, я зря? Хотя кого я обманываю: зря я вообще начала с ним встречаться ; всегда же знала, что это ошибка.
Правду сказать, свободного времени у меня теперь не так много, как раньше. После осенних каникул я поговорила с Антоном Александровичем, учителем музыки. И теперь после ужина раза три в неделю прихожу к нему в музыкальный класс и тренирую диафрагму. Ору, короче, во всю глотку под гаммы  на баяне.
Ещё два раза в неделю я хожу на танцы к Наталье Александровне, но она,  кажется, не осознаёт всю важность и ответственность своей роли. В ряду танцующих я стою третьей, под Наташу Королёву прыгаю и оттягиваю носочек. Скучища, но заставляю себя следовать плану.
Курить, правда, не бросила. С каждой сигаретой корила себя: мол, не смогу петь и всё такое. Но я жутко нервный человек, и куренье помогает держать себя в руках… Нет, опять лажу гоню, оправдание для себя ищу. Вот идём мы вечером, на улице темнотища, за детским садом ни одного светящего фонаря, мы сгрудимся там вшестером, и Иринка раздаёт всем по сигарете, потом зажигалка идёт по кругу, и маленькие оранжевые звёздочки вспыхивают и гаснут в хаотичном порядке, ведётся секретный девчоночий разговор, и такое умиротворение испытываешь! Несмотря на холод, тепло и любовь к подругам разливается… Меньше чем через год вот так уже с ними не постоишь… Я бы назвала такое состояние «интимной близостью», если б женские романы не опошлили это словосочетание.
Между тем, всем ребятам понравилась «моя» идея съездить в РИТ. И после обеда в четверг девчонки из одиннадцатого класса и мои одноклассники во главе с Тамарой Максимовной на школьном автобусе выдвинулись в Москву на проспект Мира. Оказалось, так или иначе все уже слышали про эту организацию. Но чтобы вот так взять и поехать ; почему-то в голову никому не приходило.
Ада Григорьевна оказалась слепой женщиной. Лет ей не меньше сорока пяти, пятидесяти, но возраст не помешал ей носить огромные шпильки и разрез чуть ли не до пояса. В аудитории я сидела рядом с ней, и вид её жирной покачивающейся ножищи сильно смущал меня. Стало даже как-то жалко всех незрячих женщин: они в любом возрасте хотят казаться красивыми, у некоторых даже хватает жизненных сил одеваться не только в джинсы и свитера. Плохо, что им ни одна сволочь не скажет, как они порой  ужасно выглядят, как не сочетаются некоторые вещи.
Говорила Ада Григорьевна вполне рассудительно и вполне доброжелательно, мне очень понравилось. Когда после её мини-лекции все ребята разошлись ; кто в библиотеку этажом ниже, кто познакомиться с преподавателем французского с организованных здесь курсов для желающих, ; я подошла к ней поговорить.
; Ада Григорьевна, я Марина…
; А, это не о тебе Р.А. мне рассказывал?
; Наверное, обо мне.
; Да, Марин, чем могу помочь? Ты определилась с вузом?
; А скажите, в театральный уже кто-нибудь из незрячих поступал?
; Дай вспомнить… Навскидку и не соображу. Кажется… ; она порылась в ящиках стола, достала несколько огромных брайлевских тетрадей и зарылась в них минут на пять. ; Ага, вот, Толик поступал!
Я записала его телефон и поблагодарила. На выходе из кабинета, в дверях, столкнулась с Р.А. Он рассыпался в любезностях перед Адой Григорьевной, не обратив на меня никакого внимания. Лишь когда, потоптавшись в неуверенности, я всё же решила выйти, он бросил через плечо, что был бы рад со мной побеседовать и чтоб я его дождалась в коридоре. Я дождалась.
Не встретив по пути Тамарочки, мы вышли на мороз.
; Здесь недалеко есть парк, давайте прогуляемся, ; беря меня под руку, сказал Р.А. каким-то, как мне показалось, странным тоном и перейдя зачем-то на «вы».
; Давайте прогуляемся, но при условии: вы отведёте меня домой вовремя ; у меня родители строгие! ; попыталась пошутить я.
; Вы, Марина, мне очень дороги, ; сказал он. ; Я бы никогда не допустил в отношении вас чего-то, что бы могло вам навредить.
; Это я шучу так, Р.А.
Я всегда старалась не обращать внимание ни на слишком восторженные, ни на излишне категоричные осуждающие высказывания Эстетика. Привыкла уже воспринимать их в качестве свойственного Р.А. эмоционального фона, которым сопровождается то или иное настроение, та или иная мысль . Когда он только начал преподавать в нашем интернате, мы от одного его слова то возносились к небесам, то ; что случалось гораздо чаще ; падали в пропасть разочарования в самих себе. На первом же занятии по эстетике в девятом классе он заявил: нельзя бояться спрашивать, любопытство и жажда новых знаний есть движущая сила прогресса. Потом продиктовал тему и прежде, чем приступить к лекции, ещё раз повторил, чтобы мы не стеснялись спрашивать про непонятные слова и выражения, а он  будет только рад их объяснить. Ну я и спросила: что такое «когнитивное». Р.А. долго смеялся: «Неужели вы этого не знаете? Правда, не знаете? Ну, может, кто-нибудь из класса объяснит Марине?» Отсмеявшись, он дал определение. Но пока не началась основная лекция, я снова подняла руку и спросила, а что такое «концепция». Последовал новый приступ веселья, новые уничижительные восклицания ; и новое определение. Тогда я снова подняла руку. Улыбаясь во весь рот, но внутренне сжимаясь от стыда, я спросила: «А как понимать "эпичность", и заодно ; "архаизм" и "архетип"?» Конечно, у меня в запасе было ещё немало слов, но спрашивать одной во всём классе становилось уже неудобно, даже ради своего прогресса...
; Разговор с Адой Григорьевной оказался полезным?
; Да, интересно. Сейчас в РИТе курсов английского нет, а то бы я записалась.
; Да уж, английский в вашей школе на минус первом уровне. Полгода осталось, ещё можно успеть подготовиться. Правда, тянуть больше нельзя.
; Знаю.
; Значит, преподавателя английского Антонина Иннокентьевна так и не сумела найти. Я всегда был высокого мнения о способностях вашей директриссы. Должна была навести порядок в этом болоте.
; А вы разве не слышали? В конце того года пришла англичанка, проработала один день и ушла. На уроке в том классе, где учатся Лёнка с Надюшкой, она предложила открыть учебники, а Тоха… Вы помните Антона? Короче, Тоха отказался, англичанка ему, мол, не откроешь ; двойку сразу в журнал поставлю. Он: «Не поставите». Ну, она взяла ручку и опять: «Открой учебник, или поставлю двойку». Тоха отвечает: «Если вы мне двойку поставите, я в окно выпрыгну!» Тут уж она сомневаться начала, мол, не выпрыгнешь. В общем, поставила она ему двойку, а Тоха прыгнул. Май ; окна открыты, второй этаж…
Я сделала драматическую паузу.
; Окна того класса выходят на козырёк?
Я захихикала:
; Ага! Но англичанка-то этого не знала. В общем, проработала всего один день.
; Сколько тебе лет, Марина?
; Скоро исполнится девятнадцать.
Какой-то он странный сегодня, нервничает чего-то, закурил даже. Ко мне ; то на «вы», то на «ты»…
; Ну да, ну да… Уже девятнадцать… Вы там совсем взрослые, ; он растягивал слова, будто решался на что-то, ; а только школу заканчиваете…
Я смутилась: он так говорит, будто я показала себя совсем уж маленькой и глупой, такие детские истории рассказываю, сама смеюсь над ними, детский сад!
; Ну да. Конечно, ребята из массовых школ в это время уже на втором курсе в институтах учатся, но так есть!
; Так есть. В девятнадцать иные уже разводятся… То есть... Марина, а вы думали о жизни после окончания школы? О будущем вне стен интерната? О замужестве?
Мне кажется, он всегда на «вы» переходит, когда обобщает меня с моим поколением. Первый раз я подошла к нему после окончания урока, чтобы спросить совета по литературе, и он обратился ко мне, как бы не замечая, что в классе я одна: «Вы наверняка уже читали критические отзывы…» Я слушаю его, потом говорю: «Р.А., все ушли, мы здесь одни», ; а он продолжает: ; «Так я спрашиваю вас, Марина, вы прочли…» И как с ним общаться после такого? Думаю ли я о замужестве? Конечно, думаю! Считай, девятнадцать уже за плечами. Только мысли по большей части безрадостные.
; А что тут думать, Р.А., перспективы у меня не самые лучшие.
; Почему ты так считаешь?
; Во-первых, я вижу плохо, а зрячие ребята не женятся на слепых девчонках. Наоборот ; сколько угодно! Но мужчины менее терпимы к недостаткам своей половины. ; Он нетерпеливо хмыкнул. ; Во-вторых, заболевание глаз у меня ; наследственное, и, скорее всего, мои дети тоже будут инвалидами, а это вряд ли обрадует жениха. А в-третьих, я до сих пор не встретила человека, за которого бы сама захотела выйти замуж, и велика ли  вероятность, что я встречу его в ближайшем будущем? Я весьма привередливая особа…
Я пытаюсь свести разговор к шутливому тону, грустно об этом думать. Но Р.А. не поддерживает мой тон. Он опять умолкает, а потом как бы нехотя произносит:
; Такая вероятность, прямо скажем, не велика, слишком мало «за» и слишком много «против». И всё-таки мне важно знать твое мнение. А предложи я, ты согласилась бы выйти за меня замуж?
Молчу. И как мне прикажете его понимать? Пауза начала затягиваться. Тогда он рассмеялся и, наверное, расслабившись, опять закурил.
; Я жду ответа, Марина Сергеевна!
; Не-е-ет, ; протягиваю я не слишком уверенно.
; Почему?
И я начинаю говорить быстро, бессвязно, проглатывая окончания фраз:
;  Ну вы сами сказали: слишком много «против» и… Вы же учитель! ; Нет, я, конечно, хотела сказать в том смысле, что не отношусь к нему как к мужчине, не воспринимаю его как возможного кандидата в мужья; в общем, «нет» ; потому что он учитель, а не жених. ; Да ведь вы женаты!
; Мы разошлись ; и уже давно.
; Я не знала… Да и потом: всегда надо отвечать за свои слова, а если я, допустим, чтобы не обижать вас, отвечу сейчас «да», то вдруг однажды вы скажете: «Обещала ; выполняй!» А если я отвечу: «Ну не знаю…», это будет выглядеть, как будто я ломаюсь…
; Ладно, не продолжай, ; он снова улыбнулся, тепло и грустно. ; Ты просто само очарование!
Вот тебе пожалуйста! У меня щёки красные, чёлка шапкой помятая, а он: «Само очарование»!
; Смеётесь!
; Нам пора, солнышко: ваши уже собираются у автобуса. Звони обязательно. И забудь о моих приставаниях. Обещаешь?
И я обещала, конечно…

*****

; Здравствуйте, а могу я поговорить с Анатолием?
; Да, я слушаю.
; Меня зовут Марина. Ваш телефон мне дала Ада Григорьевна из РИТа. Я спросила у неё, поступал ли кто-нибудь из незрячих в театральный, и она дала ваш номер. Вы могли бы мне рассказать о поступлении?
Я долго собиралась с духом, прежде чем позвонить незнакомому человеку, репетировала вступительную речь. Постаралась сделать свой голос в меру милым и взрослым.
; Ну давай поговорим. Ты ещё в школе учишься?
; Ага.
; Я заканчиваю пятый курс в институте искусств. Перед основным поступлением у нас проходят отборочные конкурсы: надо читать стихи и прозу, петь, танцевать. Потом уже, когда основная масса поступающих отсеется, начинаются экзамены.
Институт искусств? Фу, какая скука!
; А почему вы в Щепкинское или в Щукинское училища не поступали?
; Там более жёсткий отбор, инвалидам нет места. А в институте искусств многие из наших учатся.
; Из незрячих?
; Ну почему, не только! В моей группе одна девчонка, например, плохо ходит…
Голос у Анатолия глубокий и низкий, я балдею от таких, и говорит  неспешно, чётко выговаривает каждое слово. Я слушаю и расплавляюсь от каждой новой ноты, тембра.
Теперь мы болтаем менее официально, чем вначале, я смеюсь и, кажется, флиртую. Что творится со мной?
; Здорово, Анатолий! А как ты учишься? Ты думал, где будешь работать?
; Ну, пять лет отучился вроде неплохо. По окончании учёбы будем выступать… вроде выпускных экзаменов; тех, кто понравится, может, и пригласят куда…
Понятно, значит, сам ещё не знает, чт; ему с таким образованием делать.
; Маришь, ты приезжай на выступления в январе, нашу группу курирует Павел Любимцев, забавный дядечка!
; Это который чего-то там про натуралиста ведёт?
; Да, он.
; Прикольно! А познакомиться с дядечкой?
; Приезжай, я тебя познакомлю.
; Здорово!
Оказывается, нетрудно в школе заниматься личными делами так, чтобы никто ни о чём не пронюхал. Приходишь в комнату ночной или на вахту после девяти вечера, когда некому подслушивать твои разговоры. При этом совершенно не нужно спрашивать разрешения! И висишь на телефоне до тех пор, пока умник навроде тебя самой, не начнёт топтаться рядом, издавая нетерпеливые звуки. У меня есть собственные тайны, и даже Лёнке и Иринке я не рассказываю ни о своём решении, ни о последнем разговоре с Р.А.
У самой башка пухнет: одолевает масса вопросов без ответов. Главное, как понимать Р.А.? К чему он этот разговор вообще затеял? Могу я ему теперь как ни в чём не бывало звонить или надо ждать, а если ждать, то сколько? Понятное дело, всерьёз он не мог думать о женитьбе на мне, но делать взрослой девушке почти предложение ради шутки ; как-то не смешно. Интересно, смогли бы  девчонки посоветовать мне что-то внятное? Выслушают-то, конечно, с превеликим удовольствием, но опыта у них не больше моего. Я даже связно мыслить об этом не способна: начинаю краснеть, нервничать, и мысли, до этого складно ложащиеся по полочкам, вдруг начинают рваться и ускользать. Нет, лучше вообще об этом не думать и, тем более, никому не проболтаться.
Про свою подготовку и поступление я тоже не могу думать. Чувствую, все мои подскоки и мяуканья на школьной сцене ; лишь пыль в глаза, непонятно для кого. Будто прячу голову в песок, мол, вот, делаю что могу, и не говорите потом, что я не старалась. Наверное, было бы правильнее признаться кому-нибудь и попросить совета. Но кому?
; О, Маринка, я тебя искала!
; Здрасьте, Галин Николавна.
; Значит так: в следующий четверг конкурс чтецов, выучи какой-нибудь новый стих  ; прочтёшь.
Я прилепилась сбоку Николавны, и мы пошли в сторону актового зала.
; А у вас сейчас репетиция с кем-то?
; Нет, просто хочу посмотреть, достаточно там стульев и готовы ли микрофоны.
; Галин Николавна, а вы где учились? Ну чтобы потом драмкружок вести?
Галина Николаевна тоже слабовидящая. Её маниакальная преданность своему делу бросалась в глаза даже слепому! Драмкружок давно уже перестал быть просто дополнительным занятием для желающих. На хор и постановки сказок, на Дни осени, учителя и чтецов, на День победы и масленицу сгонялись все ученики изо всех классов. И нужно было иметь огромную силу воли и желание остаться в тотальном одиночестве, чтобы противостоять ей. Я уж не говорю о таких масштабных по замыслу мероприятиях, как Новый год, 23 февраля и 8 Марта, ежегодный приезд спонсоров и выпускников, первый и последний звонки. Наверняка ещё пару-тройку праздников пропустила, но суть в том, что репетиции были постоянными: после обеда, после полдника, после ужина, а за день до выступления нас даже с уроков снимали. Отговорка, что мы не читали домашнего задания, потому что репетировали или устали после концерта, всегда прокатывала. Мощный голос Николавны раздавался повсюду. Она ругалась с учителями и воспитателями, если те осмеливались не сгонять к ней своих подопечных ; всех и сразу! Разве на свете имеют право существовать такие, кто не хочет петь и читать стихи со сцены?!
; Курское училище заканчивала. А что?
; А почему вы в театральный не поступали?
Она замялась, откашлялась, ещё помолчала, и только когда мы подошли к актовому залу, загремев связкой ключей, ответила:
; Меня бы туда всё равно не взяли.
; Почему? Вы классно можете выступать, и голос у вас мощный!
; Дело же не в моих способностях, инвалидов всё равно не берут.
; Но вы пробовали?
; Вот когда тебе откажут, поймёшь. В театральный слепых не берут ; это жизнь. И ничего с этим не сделаешь.
Ей явно была неприятна эта тема, и я поспешила закончить:
; А что читать лучше? Я Лермонтова новый стих нашла, «Последнее новоселье», и Филатова «Сомкните на время веки». Какое лучше?
; Тема «Золотой век русской литературы» ; Лермонтов подойдёт.
Я согласилась, тем более, что уже выучила этот стих.
Мне срочно надо расслабиться, отвлечься и пораскинуть мозгами. Вдруг нестерпимо зачесались руки, едва слюнки не потекли, так захотелось взять карандаш, чуть-чуть погрызть кончик и лёгкими штрихами, полунамёками создать мир собственной мечты. Быстро-быстро я устремилась в класс. Какая разница, сколько теперь времени, какие недоделанные дела на завтра, кто и куда собирается ; я занята!
Глазки, кудряшки ; они, конечно, голубые и золотые. Очень маленькое и миленькое улыбающееся личико кукольной принцессы. Цвета у платья ; смесь жёлтого, розового, голубого, салатного, оранжевого и совсем редкие полосы сиреневого. Но всё настолько прозрачно, настолько переходит один в другой, что это не выглядит аляповато. Нижние юбки из кружев, шифоновые края шарфа взлетели в танце. Несмотря на всю пышность туалета моей красавицы её крохотные ступни я, сама не знаю почему, рисую босыми. Такие вот маленькие изящные босые ножки на вытянутых носочках застыли на кончике иглы.
Просто прелесть! Я уже люблю эту девочку! Но к чему эти подтексты, в которых сама я не разбираюсь? Теперь её улыбка мне кажется натянутой. Тогда я чуть-чуть приподнимаю её бровки, опускаю уголки губ, а тени на лице делаю резче. Получается смесь надежды, удивления и столетнего одиночества в ожидании чуда. Интересно, кроме меня ещё кто-нибудь сможет прочитать всё это в её лице?
Поправлять дальше ; только портить законченный образ. Я провожу нить через игольное ушко, спиралями и протуберанцами убегающую вдаль. В той части листа, где остался приличный неразрисованный кусок, у начала дороги-нити твёрдо стоит на земле мужчина. Все мужчины у меня выходят почти одинаковыми. Наверное, потому, что в роли своего сегодняшнего героя я всегда представляю Меньшикова. Такого можно ждать хоть всю жизнь! Костюм на герое простой, без соотнесения с определённой эпохой или этносом: белая рубаха с распахнутым воротом, обтягивающие брюки, высокие сапоги. Такой мужчина, мягко ступая своими огромными ногами по самой тонкой ниточке, дойдёт куда следует. Потому что знает, чего хочет.
Остался фон. Ну герой мой, понятно, должен стоять на вершине скалы. Не-е-е, целую скалу здесь уже не уместить, да и перспективу так нельзя соблюсти… Тогда недорисованная каменная глыба трансформируется у меня в каменную ладонь. Всё просто, иглу тоже держат пальчики ; женской руки. А вокруг ; пустота! Зачем внешней мишурой отвлекать внимание от героев? В углах ; чернота, и постепенно к центру ; ослепительное сияние белого совершенства. Не-е-е, не пойдёт. Цветное платье на бело-чёрном фоне? Сделать яркий солнечный свет или свет свечи? В конце концов, разозлясь на себя, я несколькими штрихами очерчиваю внизу листа столешницу, на которой стоит свеча в крохотном подсвечнике. Её оранжевое сияние, сгустившееся в центре, разливается по всему рисунку. Теперь тщательно, не забывая об игре света и теней, не выцвечивая, но придавая всему золотой налёт, смазываю контрасты, смотрю на всё через оранжевое стёклышко.
Получился совершенно бессмысленный, но очень тёплый рисунок. Мне нравится, но ответить, чт; собиралась выразить в нём, я не смогу.
Тогда я загадываю: «Если выиграю первое место на конкурсе чтецов, то меня возьмут в театральный». Решение принято ; и я, успокоившись, перестаю думать о чём-либо. Просто смотрю то на девушку, то на мужчину и радуюсь: ещё немного ; и они встретятся.
Облокачиваюсь на спинку стула и осматриваю класс. В коридорах тишина, за окном ночь. И такая знакомая, такая привычная обстановка: синие крашеные стены, шесть белых парт, кожаный диванчик с тумбой в углу, телевизор и несколько тумбочек вдоль стены, разнокалиберные шкафы и сохранившаяся с советских времен доска с расписанием уроков и красным знаменем. Кошмар! Почему у нас всё такое несочетаемое? Стеллажи цвета тёмного дерева, учительский шкаф ; почти белый, шкаф для учебников ; жёлтый. Старый серо-коричневый паркет, бежевые в бордовых разводах шторы, облупившаяся краска на подоконниках, дверь со скрипучей расшатанной ручкой ; сколько вам лет? Интересно, никто этого не замечает? Впрочем, я и сама годами не обращала  внимания на окружающий меня в школе диссонанс и безвкусицу. Наверное, потому, что пришла сюда ребёнком, привыкла и не задавала вопросов. Так было, а значит, так должно быть. Приняв эту мысль, я привыкла воспринимать всё как должное, и школьный быт, обстановка, принятое здесь поведение кажутся мне вполне естественными. Но являются ли они таковыми? Теперь у меня нет ответа на этот вопрос.
Я пробую абстрагироваться и представить нечто совершенно иное: вместо коротких штор ; бархатные портьеры; ряды гудящих ламп дневного света заменить на мягкое бесшумное освещение светильников под потолком. Вместо телевизора ; камин. Удобный диванчик с высокой спинкой и кресла, на стенах ; картины,. Низкие столики с атрибутами различных настольных игр: шахматы, шашки, карты. Но кроме этой комнаты есть ещё множество других. В кабинете истории ; не брайлевские, ничего не выражающие, рисунки, а куклы в национальных костюмах всех времён и народов, не раздолбанный глобус, найти государство на котором при всем желании невозможно, а огромный насыщенный цветами шар, на котором страны и океаны различаются не только цветом, но и фактурой. А ещё надо, чтобы каждое место было оборудовано специальными электронными устройствами нам в помощь. На территории воображаемой школы, естественно, есть бассейн, конюшня и псарня, ведь есть собаки-поводыри, и учиться ходить с ними слепому обязательно надо…
Я воображаю всё новые и новые оформленные в разных стилях классы: древнекитайская, древнегреческая цивилизации, класс, посвящённый славянской культуре, и индийской тоже. Ведь не достаточно описаний из книг, а взять и потрогать, ощутить себя частью культурного наследия, понять, наконец, простые понятные другим вещи. М-да, преврати кто-нибудь старушку-школу во дворец, облагородь прилегающую территорию, и я б осталась жить здесь насовсем.
Ладно… Уже позёвывая, складываю карандаши в парту, смотрю на рисунок. Не хочется его мять. Пусть лежит. Завтра покажу Лёнке. Выключаю свет и закрываю класс. В коридоре темно и тихо. Только уличные фонари кое-где высвечивают на стене прямоугольники. На втором этаже свет выключают в десять, значит, я засиделась допоздна. В конце крыла ; характерные шорохи, хихиканье. Немного завидую прячущейся парочке. Моё время школьных приключений кончилось, толком не успев начаться. Прятаться, бояться и краснеть всегда казалось мне недостойным. Но теперь, когда отношения такого рода мне уже не грозят, я, кажется, начинаю сожалеть об упущенных возможностях. А вдруг у меня вообще больше не будет шанса узнать прелесть уединения с парнем? Так и останусь одинокой девственницей с дурацкими принципами. Может, надо было всё-таки остаться с Вовкой, или не отказывать тем, кто предлагал встречаться? И я мысленно перебрала наших парней ; по списку. Сейчас не видно, как я кривлю губы и морщу нос. Кривлю-то я и морщу, а вдруг другой человек и моё отношение к нему, когда начнётся близость, изменятся к лучшему? Может, это как с ребятами из класса: зашоренность и необъективность моего восприятия мешают рассмотреть очевидные достоинства?
Коридор закончился, и я вышла на лестничную площадку.
; Чщ-щ-щ… не ори!
Не успев сообразить, что происходит, я уже оказалась зажатой в угол, а парень, зайдя со спины, накрыл мне рот ладонью, а другой рукой удерживал за талию. Я узнала голос Тохи, и парализовавший меня страх сразу пропал.
; Маришка, ты чего по ночам не спишь? ; зашептал он мне в самое ухо.
Сообразив, что его я узнала, он перестал зажимать мне рот, обхватил тело обеими руками и плотнее придвинулся сзади.
; Тоха! Напугал, дурак!
Он тихонько захихикал, а рука с талии поползла на грудь.
; Я маньяк. Не трепыхайся, а то…
Договорить он не успел.
; ты Придурок! ; рявкнула я и ударила его затылком в лицо и локтём ; по рёбрам.
Наверное, переборщила с силой, но не извиняться же! Убегая вверх по лестнице, слышала, как он сквозь зубы матерится… Лирическое настроения и благостные мысли как ветром сдуло. Засыпая, я думала, чт; надеть на конкурс чтецов и какой подарок я получу за первое место. Учителя и воспитатели, да и многие ученики считают меня самовлюблённой сверх всякой меры. Если пишут поздравительные стихи, шутят, сравнивают, то главной темой всегда буду я и моя гордость. И как высоко задран мой нос, и что я никого, кроме себя, не вижу, и так далее и тому подобное. Эта тема педалируется класса с пятого, но если раньше подобное отношение уязвляло меня до глубины души, то теперь я стараюсь видеть в этом лишь ограниченность окружающих меня. Слабое утешение, конечно. Ведь тем самым я признаю грустный факт: моя жизнь, мои бесценные молодые годы проходят в окружении глупых, ограниченных, никчемных людей. Если спросить меня обо мне, то как на духу отвечу: никаким снобизмом здесь и не пахнет, просто я реально представляю свои достоинства и недостатки и способна трезво оценивать их. Отсюда берётся весь мой здоровый скептицизм по отношению к мнению людей, не заслуживших моего уважения. Такой меня и принимайте!
Почему на конкурсе я должна всех победить? Во-первых, по объективным причинам: те, кто побеждал меня раньше, уже закончили школу. Во-вторых, в жюри сидят учителя, которые хорошо ко мне относятся, ну или, по меньшей мере, я с ними не ссорилась. В-третьих, я очень хочу победить! В свете перечисленного кто-нибудь назовёт меня самонадеянной? Я даже не упоминаю о том, что хорошо умею читать со сцены и подобрала классный стих. Беспроигрышный вариант! Я дам такую эмоциональную насыщенность, я столько чувства вложу! Трепещите!

*****

Неделя пролетает быстро, и по-зимнему ясный четверг начинается для меня с настроения радостного предвкушения. Облачаюсь в белые джинсы и блузку, чёрный пиджак и туфли на широком каблуке. С утра ещё вымыла голову  над раковиной и подняла чёлку. Хороша, право слово!
Выхожу на сцену спокойно, правда, оставляю Иринке тетрадку с выписанным стихом ; на всякий пожарный. Оглядываю зал. Как всегда, все места заняты, вдоль стен толпится народ. Шарканье ног и покашливание. Микрофон мне не нужен, и дождавшись абсолютной тишины, уверенно начинаю:
; Михаил Лермонтов. «Последнее новоселье», ; делаю паузу, зал уважительно молчит. ; Меж тем как Франция среди рукоплесканий… ; заставляю свой голос звучать глубоко, всепонимающе, ; и кликов радостных встречает хладный прах Погибшего давно среди немых страданий В изгнанье мрачном и в цепях; Меж тем… ; снова делаю паузу, но не запланированную, а потому, что вдруг понимаю: я забыла слова! Забыла! Как такое может быть? Давлю нарождающуюся панику в зародыше, глубокий вдох. Ирка шепчет что-то, я не понимаю. Волнообразный шум в ушах, грохот. Становятся потными и холодеют руки. А мысленно уже представляю свой позор, разговоры о нём, и мечта о поступлении в театральный делает прощально ручкой. Строки сами всплывают в памяти:
; Меж тем, как мир услужливой хвалою Венчает позднего раскаянья порыв… ; и снова я умолкаю. Ирка, уже не стесняясь, почти в голос пытается разобрать сложные слова, написанные моим корявым почерком:
; И взрослая… взорная?.. Шурик, я не пойму! Тонн?.. тонна?..
; «Вздорная толпа», ; поправляю я свою суфлёршу и, пожав плечами, схожу со сцены при том же молчании зала. Ничего не слышу, не вижу, стараюсь лишь идти не быстро, чтобы не сочли за позорное бегство, хотя как ещё можно назвать мой уход?  Плевать, кто и что скажет или подумает, да и приз их дурацкий мне не нужен. Дура! Набитая бестолковая дура! Зачем с судьбой в угадайку играю? А оставаться и дочитывать не имело смысла.
Пустые коридоры, лестницы, пролёты. В спальне скоро появятся девчонки, в классе Гарила, на улице холодно. Куда же в школе скрыться? Снова думаю о Вовке. Сейчас бы в шестую, запереться на ключ и спрятаться в его куртке. Можно ещё подняться на третий со стороны девчачьего крыла ; тем входом никто не пользуется. Но сколько я смогу просидеть на холодных ступеньках? Да и увидь кто-нибудь, сразу поймут: сбежала и прячусь. Натыкаюсь на открытую дверь в кабинете химии, заглядываю.
; Валентина Викторовна, а вы…
 Химичка сидит за учительским столом у окна и, не отвлекаясь от какого-то своего занятия, машет рукой на дверь второй комнаты.
; Зайди, жди там. Закончу ; подойду.
Как всегда, немногословна. Если основная комната ; это полноценный класс, с партами, доской, с сундучками для всяких там пробирок и реактивов на столах, а то помещение, куда я зашла посидеть, можно назвать только «каморкой». Единственная парта и шкаф для одежды, единственный стул между партой и дверью ; вот и всё, что смогло здесь поместиться. Я закрылась и, опустив голову, прочитала весь стих, без выражения и эмоций. У меня даже намёка на забывчивость не появилось. Кто бы сомневался! А если бы я не ушла? Если бы, вздохнув поглубже, прочитала сначала? Зачем… Не утешительный приз зрительских симпатий и не второе место мне были нужны.
Как же я устала от себя! От вечного самокопания, от всяких условий и условностей. Мой злейший враг и самый строгий критик ; я сама. И даже если предположить, что случайно или за прошлые заслуги мне вдруг досталось бы первое место, смогла бы я тогда считать это победой? Ведь ошибку я совершила. Или «победителей не судят»? Нет, подачки мне не нужны! Я хочу быть лучшей, хочу заслужить первенство своим талантом и упорством, а не случайно или за хорошее ко мне отношение. Или всё-таки нет? Ведь я загадала как: если дадут первое место, поступлю. Поступление должно быть главнее, чем качество победы. Почему я всё время откуда-нибудь сбегаю? От Вовки, из «школы радости», от Р.А., теперь ; со сцены? Кажется, это начинает входить в привычку. И всегда, всегда находится важная причина, по большей части ; эмоциональная. Я сначала говорю себе: это правильный выбор, но потом сохранить ощущение правильности как-то не получается. Начинаются сомнения: а может, это моя слабость, трусость? В любом случае, с поступлением в театральный я пойду до конца, хотя сейчас оно уже больше смахивает не на достижением мечты, а на  доказательство своей состоятельности и твёрдости духа. Вспоминаю Бельбо из «Маятника Фуко», самоистерзанного, самоуниженного Бельбо. Теперь он меня совсем не привлекает, скорее, вызывает жалость. Поговорить бы об этом с Р.А., но позвонить ему я сейчас не могу.
Где эти психологи для подростков? Как-то директриса предлагала: если надо, обращайтесь, и она договорится о консультации. Ну предположим, я обращусь. Как будет проходить консультация? Сможет ли он мне чем-нибудь  помочь конкретно? Моим психологом должен быть мужчина ; к мужчинам   доверия больше. Встреча один на один, иначе я не смогу говорить свободно. Кабинет ; в светло-синих и зелёных тонах: они расслабляют; аквариум с крупными рыбками, глубокие кресла, в которых можно утонуть, мягкое, не режущее глаз освещение. Если там и будет окно, то оно должно быть с задёрнутыми шторами, чтобы вид улицы не отвлекал от погружения в омут откровенных признаний. В таком кабинете я бы, наверное, согласилась поболтать с чужим человеком. А о чём? Знай, как сформулировать свои основные проблемы, я бы, наверное, смогла сама их разрешить. Я даже не совсем уверена, что творящееся со мной можно назвать проблемой. Со мной ничего серьёзного не происходит. Но, допустим, что-то происходит и нужно выяснить. И вот он, психолог со стажем, старше моего отца, с низким и тихим, внушающим доверие, голосом обращается ко мне без снисходительности, как бы по-дружески. Только это должно быть не показушное дружелюбие, мол, ну, Мариночка, умничка, расскажи, чт; там у тебя стряслось… Ложь не скроешь, она и интонациях, а посеешь фальшь ; пожнёшь моё отвращение. Ему по-настоящему должно быть интересно со мной, мой случай индивидуален и встречается в его практике впервые. Допустим, психолога моя проблема заинтересовала, но поверю ли я ему? Подчёркнутый интерес ко мне будет явной игрой. Специалиста со стажем вряд ли вообще может что-либо удивить, и даже просто заинтересовать. А вот безразличия к себе я не потерплю: что угодно, только не равнодушный взгляд зазнавшегося консультанта! Да… Тяжело ему со мной придётся. Вначале, чтобы завоевать доверие и расположение, он расскажет немного о себе ; разумеется, хорошо отработанную для каждого случая легенду. Может даже прибавить парочку забавных случаев, касающихся подростковых проблем. Задаст риторические вопросы, на которые мне захочется ответить, но, распаляя моё желание заговорить о себе, он не сразу даст мне слово. Наконец наступит моя очередь. И я, не формулируя собственные умозаключения, расскажу о себе. По тому, как и чт; я рассказываю, умный человек быстро определит, чт; меня беспокоит, и тогда наводящими вопросами направит меня в нужное русло. А что потом? К каким выводам он придёт? Что мне посоветует сделать? Поверю ли я ему настолько, чтобы принять его выводы? Настолько ли он проницателен и умён, чтобы завоевать моё уважение? Или окажется, что ; исключая Р.А. ; людей, которым я могла бы довериться, на свете больше нет? Сможет ли этот чужой человек  предложить такие ответы, до которых я сама ещё не додумалась? А что если в обшарпанных казённых стенах на продавленном диванчике меня встретит без двух дней выпускница психфака какого-нибудь педа? Девчонка, довольная собой, со всё понимающим видом начнёт с комплиментов или с истории о себе, ведь, наверное, этому учат на лекциях, но начнёт так неубедительно или так скучно, что проще сразу уйти. На роль такой девочки-психолога я подсознательно ставлю знакомую Ленту ; и закрываю дверь в её кабинет.
; Марин, извини, что сразу не подошла. ; В комнатку заглянула химичка. ; Сегодня неожиданно всем понадобилась что-то объяснять. Вот что делают пара двоек и объявление о самостоятельной работе на завтра. Мне уходить пора, но если у тебя что-то серьёзное...
; Не, спасибо, ничего. Всего доброго, Валентин Викторовна.
Встаю, разминая затёкшие мышцы, и выползаю в народ. Пусть не сама консультация с психологом, но мысли о ней всё же успокоили меня. Решаю: не стану зацикливаться на малозначительных неурядицах, а лучше сосредоточусь на главном. А главное ; и я даю себе в том честное слово ; никогда и ниоткуда больше не буду сбегать. Особых причин нервничать у меня нет, школа живёт своими проблемами, всё как обычно, ничто не трогает ни сердца, ни ума, а я лучше высплюсь…

*****

В таком сомнамбулическом спокойствии пролетают несколько дней, и Николавна объявляет о конкурсе между школами нашего города. Конкурс с громким названием ; «Таланты–2000». В течение недели мы отбираем всё лучшее из репертуара школьных музыкантов и танцоров, а также стихи, рисунки и поделки. Ко мне все благосклонны, про позор с Лермонтовым никто не вспоминает, не слышно обычных шуточек, и в результате я попадаю в основной состав и трясусь в школьном автобусе.
Насколько же это скучно! Так обыденно! Я впала в зимнюю спячку. С абсолютным безразличием участвую в сценке, танцую, пою в хоре и читаю ; ха-ха! ; Лермонтова. Получаю первое и третье места за стихотворение и сценку, гран при ; за рисунки, и всё в том же состоянии, закопавшись в него как в одеяло, с головой, возвращаюсь в школу. Возникает цепь вялых изворотливых мыслей: «Первое место за стих не на конкурсе чтецов ; многого ли оно стоит? Но всё равно победить среди других лучших сложнее. Может, это считается? Может, и в театральный получится?» В ответ убеждённость в том, что такая отмаза не прокатит, только пожимает плечами. «Ну ладно, ; изворотливость смущенно отступает, ; это был риторический вопрос». «Но если вдруг? ; шепчет неискоренимая Надежда, ; если можно будет сказать, что главным был стих, а не конкурс?» Опять подвешенное состояние… рассудительность поднимает голову и обрывает робкий спор: «всё это не имеет значения. Есть то, что надо сделать. И я буду это делать. Есть то, о чем можно порассуждать на досуге. Но это будит после.»   


Глава 5. Год Змеи

Близится конец декабря. В последний четверг перед окончанием второй четверти школа празднует Новый год. Это давняя традиция, всё проходит по одному и тому же сценарию. Много надежд, ожиданий и планов на новогодний вечер. Уроки отменяются во всех классах, девчонки заранее и с большим воодушевлением готовят наряды, втайне друг от друга. Привезённые за неделю, а то и за две обновки ждут своего «Вау!» где-то под стопками белья в шкафах. В начальных классах девочки основное внимание уделяют бантам и колготкам, в средних ; плетению на ночь косичек и лаку на ногтях, в старших ; макияжу, чёлке и туфлям. Но главным новогодним сюрпризом во все двенадцать лет учёбы было и остаётся, конечно, платье.
У парней-старшеклассников другие задачи, точнее одна: за месяц начинается поставка алкоголя в стены интерната, его запрятывание и хранение. Контрабандные бутылки проносят в пакетах с одеждой, в рукавах курток и другими нехитрыми способами. Складируются напитки в разных местах, согласно пословице насчёт всех яиц и одной корзинки. Известные мне хранилища: сливные бачки сотого, огромные звуковые колонки в актовом зале, спортплощадка, за батареями, под лестницей и в подвале. За пару дней до дня «Х» завуч, пара воспитателей и физрук начинают обход в поисках жидких сокровищ. Что-то находят и реквизируют в свою пользу, никто не сознаётся в содеянном, и каждый Новый год под девизом «Трезвость старшеклассников плохой пример остальным» праздник проходит одинаково: без дебошей, но с весёлым пьяным дружелюбием, на которое учителя, будучи столь же навеселе, благоразумно закрывают глаза.
Мы с девчонками первый раз побаловались вином ещё в седьмом классе. Тогда в виде  большого одолжения отвязные выпускницы нам купили и протащили в спальню бутылку «Изабеллы». Разделив содержимое на восьмерых, мы чокались пластмассовыми стаканчиками для полоскания. Света не зажигали, чтобы не заметила ночная, разговаривали шёпотом, хихикали сдавленно ; и не дождались даже намёка на опьянение. Но как в этом признаться? Да и с чем сравнивать? В этом искусственном оживлении мы отправлялись парочками в сто восемнадцатый, а там, повстречав своих старших подруг, пробовали затянуться, кажется, это были «L&M».
В восьмом классе нас с Иринкой постигло жестокое разочарование, когда Гарила и Свёкла ; маленькая кругленькая розовощекая ночная с весьма властным характером ; с позором прогнали нас с дискотеки: «Не доросли!» Недоросли, мы, лёжа в своей двенадцатой, около двух часов ночи слышали стук каблуков и смех девятиклассниц, проходящих по коридору в одну сторону, потом обратно. Как же мы их тогда ненавидели! Ведь разница всего в один год! Но мы с десяти вечера в кроватях, а они с выпускниками в два ночи будут пить чай!
Когда же мы, наконец, доросли до новогодней дискотеки, то весь праздник показался мне невероятно скучным. Нетрезвые пацаны выглядели глупо, шутки казались натянутыми и пошловатыми, взрывы смеха неестественно громкими, какими-то натужными, а общее настроение скрывалось ; и угадывалось только за лицемерной улыбочкой: «Нам весело, потому что Новый год, а не потому, что мы выпили…»
В одиннадцатом же классе ; в первый год директорства Нино ; случился настоящий скандал. Никого не предупредив заранее, в двенадцать часов она выключила музыкальный центр в актовом зале, и приказала всем разойтись по спальням. 
; Я повторяю, ; жёстко командовала она, ; ученики школы поднимаются на третий этаж, а выпускники могут разъезжаться по домам либо в классах на втором этаже дождаться первой электрички.
Первоначальный шок, сменился всеобщим возмущением. Можно было посмеяться, но злость, звучащая в голосе такой до сих пор тихой и незаметной Нино, как-то не располагала к шуткам. Сказав «Не фиг!», мы толпой рванули в классы на запланированное после дискотеки чаепитие, громко обсуждая невозможность происходящего:
; Это нарушение всех традиций!
; Она не имеет права!
; Как директор ; имеет, хотя это нечестно, ведь не предупредила заранее.
Голос Нино выделялся из общего гама:
; Всех, кто не подчинится, завтра ждёт исключение из школы!
; Вы несправедливы! ; это возмущённый голос Лёнки.
Только она могла выкрикнуть такую фигню, да ещё с таким выражением,  будто ужаснее ничего не может быть. Дежурным воспитателям идея новой директрисы не понравилась, но пойти на прямой конфликт с начальством они оказались не готовы. Тогда-то физрук, Свёкла и завуч кинулись безуспешно увещевать то разъярённых учеников, то не менее злющую Нино. В какой-то момент всем стало понятно: разогнать нас ; это для неё дело принципа. Ученики не сдавались:
; А что это вы нам указывает?!
; Праздник ; общий: чем это вы лучше нас?!
; А сами-то праздновать ща пойдёте?!
; Что позволено Юпитеру, то не позволено быку! ; вопила она в ответ.
Скандал завершился в классе некрасивой сценой: Нино схватила за волосы Ксеньку, самую безобидную из всех собравшихся, и попыталась протащить её до дверей. Вечер оказался безнадёжно испорчен. Большая часть учеников как-то незаметно скрылась на третьем. Хорошего бунта замутить всё равно бы не удалось, а сидеть за чаем на принцип с какой-то психопаткой было довольно глупо. Мы ушли, потешив самолюбие директора, а она сделала вид, что не заметила, как два часа спустя Свёкла потихоньку открыла двери третьего и второго этажа, и несколько девчонок из двенадцатого, моего одиннадцатого и десятого классов спустились к ребятам. В пять утра мы толпой вывалились из школьных ворот и больше получаса топали на станцию. В ту ночь она потеряла моё уважение, а две недели спустя, когда я не поддалась на уговоры завуча извиниться, и сама Антонина Иннокентьевна не по-доброму запомнила меня.
В этом году никаких сюрпризов не намечалось. Выпускники, оскорблённые прошлогодним скандалом, приехать отказались. Только Серж, Большая и Маленькая Светы, Децел и их одноклассники собирались быть.
В последние перед Новым годом выходные, будучи дома, я выкрасилась в золотую блондинку, выщипала и покрасила брови и ресницы в салоне, купила морковного цвета помаду ; и стала выглядеть как малолетняя дорогая проститутка. Малолетняя ; потому что наивный взгляд, милая улыбка и телесная хрупкость создавали впечатление, что мне не более шестнадцати. Проститутка ; потому что блондинистость и помада вызывающе резко выделяли меня на общем бледном фоне. По пути в школу меня трижды попытались снять: дважды на Ярике и один раз в электричке. Ну а «дорогой» я себя сочла потому, что у меня белая кожа, здоровый румянец, и я не выгляжу уставшей, измотанной жизнью прожжённой девицей. Для завершения колоритного образа я купила плотно обтягивающую кофту с изображением змеи из серебряных квадратов и трапеций, джинсы с заниженной талией, клешёные книзу, также в серебряных и синих блёстках, с поясом из металлических колечек. Я не походила на ту, какой себя всегда знала, но старый образ мне уже порядком осточертел, а нет повода лучше  Нового года для перемен, пусть даже временных. 
Всегда приятно выглядеть на все сто! Я слишком самоуверенна, чтобы заподозрили во мне какую-либо слабость. В конце концов, на время праздников можно и нужно отбрасывать все переживания и сомнения. Не можешь сейчас решить проблему ; отложи её, пока она не найдёт собственного решения. Рассуждение в духе известной нахалки ; Скарлетт О;Хара. Ну или пока не поумнеешь настолько, чтобы увидеть и понять то, чего не видела и не понимала раньше. Я готова напиться, танцевать до утра, а главное ; ни о чём не думать. Мысль о приезде Серёжки меня совсем не вдохновляла. Понимание того, что ему безразлично, кого обхаживать, сработало лучше всех самоуговоров и убеждений подруг на тему, что мы не созданы друг для друга. Одеваться буду я не для него! Он не так уж умен, как я считала раньше, он эгоистичен и неблагороден! Талантлив, без сомненья, но интеллект… Впрочем, зачем ему интеллект? Девчонки и так за ним бегают табунами. Одним словом, скотина!
Узнай Р.А. меня сегодняшней, наверное, он не одобрил бы. Ну и пусть! Кто он такой, чтобы поучать и, тем более, осуждать меня?! Он потерял на это право, так неожиданно закончив нашу дружбу. Он, конечно, больше чем друг, он мой учитель. В течение нескольких последних лет его мнение я считала важным, и теперь вроде как было нечестно отмахиваться. Отмахиваться от чего?  От собственных мыслей о человеке, которому даже в голову не может придти, о чём я тут спорю перед  зеркалом. Почему я вообще о нём вспомнила? Р.А. всё поломал, и без каких-либо объяснений. Кому мне теперь звонить, с кем разговаривать? Зачем ставить меня в неудобное положение и притом не бросить даже намёка на дальнейшее развитие отношений? Это эгоизм, в конце концов! Сволочь он ; и всё! И Вовка тоже гад последний! Любовь, понимаешь ли, у него!..
Часть меня, наблюдая со стороны, понимала: приняв решение не думать и особо не заморочиваться насчёт собственных поступков сегодня, моё сознание взбивает эмоции, как пуховую подушку, чтоб навязчивые мысли не скапливались в закоулках и не мешали развлекаться. Мне представилась помпа, перегоняющая воду из аккуратно стоящих рядком бутылочек в полноводный поток. Потом, можно будет вернуть всё на круги своя, успокоить стихию чувств, расфасовав её по бутылочкам умозаключений и решений. А сейчас получилась рассредоточенная злость, не направленная ни на кого конкретно и не дающая остановиться и задуматься. Но не этого ли я добиваюсь?
День обещает быть насыщенным. Утренняя ёлка для мелких, вечернее представление для старшеклассников и «дискач». Наряд подождёт, а пока, стоя перед зеркалом в четырнадцатой, я заканчиваю подготовку к утреннику. Напялила костюм Слякоти: бесформенная болотного цвета юбка, жилетка чуть ли не до колен, серая широкая футболка, белые кеды, шарф и кепка. Настоящая Слякоть! А Бабой-Ягой буду позже.
В спальню заходят Лёнка с Надюшкой. Они не то чтобы полные противоположности друг другу, но в них гораздо меньше общего между собой, чем по отдельности с каждой из обитателей четырнадцатой.
Лёна ; альбинос со сдобной фигурой, спелыми губами и будто нарисованными круглыми розовыми щёчками. Всё, что делает или говорит Лёна, значимо и наполнено непоколебимой уверенностью. Она часто ошибается, но это уже не имеет значения. Однажды мы ездили на несколько дней в Москву, участвовали в конкурсе «Молодежь и знание», и там было несколько сборных команд из массовых школ. И одна девчонка всё пыталась поближе познакомиться с такими чудными слепыми ребятами ; уж не знаю, чего в этом было больше,  любопытства или жалости. Она просто очаровалась Лёнкой. Той ничего не пришлось делать или говорить, чтобы поклонница всё время таскалась за нами неотвязным хвостом. И духи-то у Алёны самые вкусные, и волосы самые чудесные, а как модно и оригинально было сделать такое мелирование ресниц!.. На самом деле с момента покраски белых от природы Лёнкиных ресниц прошло уже недели две, они начали облезать и выглядели рябыми: где-то серенькие, где-то чёрненькие, а местами уже и беленькие.
Надюшка совсем другая: не жгучая брюнетка, но её волосы признавались в нашей компании самыми тёмно-русыми. Всё, что бы она ни делала или ни говорила, выглядит робким и вопросительным. Она как слепой котёнок с большими серыми глазами, которые постоянно куда-то смотрят, но ничего не видят. У неё тот же процент зрения, как и у меня, но пользоваться им она не научилась. Надюшка тихая и молчаливая, и, может, от этого каждое её слово, хоть и высказанное неуверенно, попадает в самую точку. С Лёнкой Надюшка отнюдь не лёд и пламень, дуэли им не грозят. Они вместе идут на завтрак, спокойно возвращаются и тихо беседуют. Им всегда есть о чём поговорить, и я, если честно, завидую их дружбе. Вообще с Надюшкой легко найти общий язык, она такая уравновешенная. Молча слушает, иногда задает уточняющие вопросы, и ты, счастлива, что можешь заинтересовать эту скромную девушку, и потому говоришь и говоришь, не переставая. Не удивительно, что, не будучи сплетницей, она сколько секретов знает! В начальных классах Надюшка училась в массовой школе, зрение резко начало падать и, когда врачи развели руками, мол, это не лечится, родители перевели её в интернат, чтобы сохранить хотя бы оставшиеся крохи. В шараге все знают друг о друге всё: классы маленькие, событий происходит мало, так что появление каждого нового ученика или учителя становится, в некотором смысле, событием года. В первый же день поступления в интернат Надюшка поразила всех тремя куклами Барби: она не жадничала, и хороший приём ей был обеспечен.
;  О, ты уже готова? ; Лёна заперла дверь на ключ. ; Зря, кстати, на завтрак не пошла: в честь праздника выдали йогурт. ; Она шмякнула баночку с дефицитом на стол и принялась за собственный костюм. ; Учти, Слякоть, я таскать еду для тебя больше не буду. Потрудись вовремя вставать и ходить в столовку.
;  Снегурочке пора растаять! ; мерзким голосом загундосила я и уже нормальным добавила: ; Чего, Лён, не в духе?
Она не ответила, резко вздохнув, как будто собиралась крепко выругаться, бросила бело-голубой наряд Снегурочки на постель и полезла в тумбочку.
; Белые нитки есть?
После недолгой тишины Лёна встала и направилась к выходу.
; Лёнчик, ; тихо окликнула я, ; спасибо!
Дверью она не хлопнула…
Я взялась за йогурт. Плохое настроение? Бывает. Мне почти всё равно. Такие перепады ; от дикой восторженности до почти не контролируемой агрессии ; явление для Лёнки обычное. Иногда я думаю об этом и гадаю о причинах. Лёнка искренна в своих чувствах, и подначивать или утешать её сейчас ; сто процентов нарваться на грубость. Очень короткое время спустя ; не объясняясь, не извиняясь ; внимательная Лёна окружит меня и Надюшку чуть ли не материнской заботой. Раньше я принимала вспышки её гнева на свой счёт и ужасно расстраивалась. Но, видимо, это естественно для столь замкнутого образа жизни, какое мы вынуждены влачить в стенах нашей школы. Просто однажды без какой-либо объективной причины твой лучший друг начинает на дух не переносить тебя, избегать, резко отвечать на вопросы или уходит на прогулку, не позвав тебя с собой. А затем всё возвращается на круги своя. На естественный же вопрос, мол, что с тобой случилось ; пожимание плеч и непонимающая улыбка. И Лёна ещё отходчивая: её взрывы краткосрочны и обычно вызваны простым неудачным стечением обстоятельств.
А вот Иринка совсем другое дело: её отчуждённость, скорее всего, тоже вызывается случайными обстоятельствами, но может длиться месяцами. Иногда мне кажется, что её желание снова дружить напрямую связано с замаячившей на горизонте контрольной или самостоятельной работой.
Случается ещё и массовый психоз, когда трое или четверо начинают дружно беситься из-за одного человека. Самым частым изгоем бывает Ксенька. Ну её просто не за что любить: часами торчит у зеркала, а это отличный повод для насмешек; она о-о-оч-ч-чень, ну очень долго кушает, а ждать её никому не охота; она никогда не делится своими продуктами, но на равных угощается нашими, ну а по законам общежития ; это точно ни в какие рамки. Пару раз мишенью для общей неприязни была и я сама. Мерзкое ощущение! Я, конечно, личность прекрасная во всех отношениях, просто Лёнке в какой-то момент надоело одной мыть заварочный чайник. Она попыталась ввести очерёдность, и на мне эта система дала сбой. Из лучших побуждений я пару раз попыталась это сделать, и мы лишились двух заварников. После я просила кого-нибудь выполнить сию непосильную задачу за меня.
А потом случилась история с пылесосом… Лёнка в день уборки разделила ковёр в спальне на шесть квадратов и предложила каждой отдраить свою часть. Легко сказать! Я даже не представляла, как пользоваться этой противно ревущей штукенцией, а спрашивать у самодовольно ждущих моего часа позора девчонок ; больно надо! Когда все свои части отдраили, я вышла в коридор, позвала первого встречного, ; им оказался пацан из восьмого или девятого класса, не помню, как зовут, ; спросила, умеет ли он пылесосить, и поздравила с выпавшим на его долю партийным заданием. Вот девчонки злились! А я собираюсь быть честной и последовательной в своих неумениях. Я их не скрываю. И если кому-то хочется тратить свои переживания на то, чего нельзя изменить, это его личное бессмысленное занятие, я в нём участвовать не собираюсь.
Йогурт быстро кончился, зато дремавший до сего времени аппетит вдруг  проснулся. Что бы сжевать? Запас домашних гостинцев поделён и съеден ещё во вторник…
; Нет, что бы ещё проглотить? ; уже вслух повторила я.
; У меня, кажется, осталось яблоко и мандарины, будешь? ; отозвалась Надюшка.
; Друзья познаются в беде. Давай!
В комнату подтянулись девчонки: четырнадцатая в полном составе. Ирка поставила чайник и, не обращая внимания на пасмурное настроение девчонок из одиннадцатой, весело болтала:
; Бабцы, я договорилась с ребятами: после детской ёлки мы сходим в магаз, затаримся. Список закупок у меня есть. У кого-нибудь возникли дополнительные пожелания? Может, презики кому? Новый год, Новый год, Новый год пришёл к нам снова! ; пропела она. ; А кофе, между прочим, кончается! Сейчас купить или уже после каникул? Кому наливать? Ну что же вы, девчонки, девчонки, девчонки?!
Ника не выдержала и подхватила:
; Короткие халаты, штанишки, юбчонки!
; О, я, кстати, видела Николавну. Она ждёт, Марин, тебя и Лёну в актовом через полчаса, в костюмах. Итак, скинулись все, кроме Ксюхи! Ксенька, давай гони баблосы!
; Я не смогу, ; после некоторой паузы тихо сказала Ксюха.
Это не оказалось новостью, и как ни в чём не бывало Ирка продолжила:
; Тогда надо сокращать список. Чего не брать?
; Чур, тортиков не убавлять! ; подала голос я.
; Газировка тоже нужна, а то запивки не хватит, ; рассудила Ника.
Лёна, наконец, закончила колдовать над одеянием Снегурочки и подняла голову:
; Во-первых, пока забудь о кофе. А во-вторых, по сколько килограмм мандаринов и бананов у тебя записано?..
Они с Иркой, как два главных хозяйственника четырнадцатой, углубились в минусование продуктов и корректировку списка к вечернему празднованию. А я отправилась в сто восемнадцатый сполоснуть чашку.
; Раз, два ; дурная голова! Три, четыре ; улыбайтесь шире… 
Представление идёт без осложнений. Я ; по сценарию ; воплю, размахиваю руками, кружусь и приседаю. Малышня с огромными разноцветными бантами радостно хлопает и топочет. Я, мерзкая Слякоть, всеми силами пытаюсь испортить новый год ребятне, прячу мешок с подарками, подговариваю разбойников напасть на Снегурочку, пакость уже на мази, но тут неожиданно появляется Дед Мороз и всех спасает. Он приводит с собой вьюгу и метель, танец снежинок, и  ; упс!  ; от слякоти и мокрого места не остаётся! Все довольны, и Антон Александрович, встав рядом с ёлкой, жмёт кнопки баяна. Взявшись за руки, ребята всех классов с учителями образуют три огромных круга и, хохоча, путая и забывая слова, мы горланим «В одной квартире жили котёнок и щенок», ведём хороводы. У всех праздничное настроение, обиды и недопонимания забыты ; на время. Ирка и Ника бегают и увешивают всех мишурой. Когда же утренник подходит к концу, Антон Александровича с баяном сменяет исполнение сборника детских песен, льющееся из колонок.
Мы разбредаемся по классам, где воспитатели уже получили наши  подарки ; коробки с конфетами, которые мы разложим вечером на столы в целях уменьшения праздничных расходов. Раскрыв синюю картонную коробку, я выбираю шоколадки с вафельной начинкой, оставляю для себя отдельную маленькую радость. Время обеда, а до «старшей» ёлки еще пять часов. Чем бы заняться? Выхожу из класса и слоняюсь от четырнадцатой до четвёртой, снова спускаюсь на второй, прохожу коридор насквозь и бреду по первому.
; Кого я вижу! Никак Слякоть Сергеевна!
Это Серж и Децел приехали. Бросаюсь с объятьями. Серёжка подхватывает меня и кружит. Вот произойди такая встреча полгода назад, я бы млела от счастья. А сейчас исключительно показуха. Хотя полгода назад я бы и не решилась столь бурно проявлять эмоции.
; Твоего Дед Мороза не хватает! В этом году им был Горный. А вы ща куда?
; Идём с нами, в музыкальном классе столы накрыли.
; К чёрту обед! Вот и мне нашлось занятие.
Обнявшись, я посередине, Децел и Серж по бокам, мы подпеваем песенке, несущейся из актового зала: «Вот так так, вот так так, это наша ёлка…» Заваливаемся в музыкальный ; он же, по совместительству, танцевальный ;  класс. Он огромен и пуст, одну стену полностью закрывают зеркала; высокие потолки и эхо. Сегодня в центре сдвинуты парты, покрытые белыми простынями вместо скатертей. Посуда из столовой и порезанные страницы Библии исполняют роль салфеток. Я никогда не придавала этому значения, пока Эстетик не выразил своего бурного возмущения: «Как вы вообще додумались разрезать страницы книг религиозного содержания?! Не имеет значения, верующие вы или нет, но соблюсти уважение к вере других просто обязаны!» В начале девяностых нас просвещало много разных религиозных организаций неправославного толка, они расширяли наш кругозор душеспасительными беседами и оставляли в качестве подарков огромное количество брайлевских книг с переложенными в духе инструкции по эксплуатации магнитофона историями Ветхого завета. Несколько лет никто к ним не прикасался. А когда в кризисные времена средств на наряды и украшения к праздникам брать стало неоткуда, всю литературу религиозного характера назвали макулатурой, и воспитанные советской культурой находчивые воспитатели стали потихоньку использовать белую (точки издалека не заметны) плотную бумагу в качестве салфеток, материала для снежинок. А еще из страниц получались большие крепкие буквы, которые очень удобно приклеивать на стены. «Мы в мире добрых людей» ; надпись, посвященная приезду спонсоров. «Учитель есть Бог мудрости» ; ко Дню учителя. И так далее.
Мне быстро находится свободное место между Николавной и Большой Светой. Выпускники в центре внимания. А я отодвигаю импровизированную салфетку, стараясь не запачкать пусть и чужие мне слова. Говорить не обязательно и, поблагодарив Светку за наполненную тарелку ; пара бутербродов с колбасой, один с сыром, пара мандаринов и банан, стакан газировки и конфеты из подарков, ; я принимаюсь за еду и слушаю.
; Родной дом! ; восклицает Аня (тоже из выпускников). ; Я вернулась в родной дом! Вот кто бы что ни говорил, но наша школа самая лучшая на свете!
; Ребята, вот вы ушли, ; голос Николавны с трогательными интонациями, ; остаётся Маринка и класс Лёнки, и всё! Выступать будет не с кем! Сколько мы с вами ездили! Какие концерты давали!
; О! А помните, как в доме ветеранов выступали на День Победы? Андрюха тогда заболел, а ему песню петь.
; Точно! Он тогда почти всё проговорил хриплым голосом, а ветеранам понравилось!
; А как потом в автобусе зажигали!
И, не договариваясь, мы дружно грянули: «Крепче за баранку держись, Юрь Петрович!»
Минут двадцать ещё продолжаются общие воспоминания и восклицательные фразы в никуда, а потом разговор приобретает более осмысленный характер и раскалывается на отдельные беседы.
; Серёж, ну расскажи, как учёба?
; Нормально, Галин Николаевна. Сейчас первая сессия, зачёты я все уже сдал, а экзамены в январе. По двум у меня уже автоматы.
; А как к тебе одноклассники относятся?
; Одногруппники, ; поправляет студент Серёжа, ; нормально. Ведь тут главное, как ты себя сам поставишь. Я отвечаю не хуже других и не реже.
; Ты всегда был умным мальчишкой. Я в тебе и не сомневалась.
; Хотя с материалами трудно, ; продолжает умный мальчишка, ; по Брайлю или озвученных книг почти нет. Но часто к семинарам мы готовимся парами, мне помогают прочитать ребята, а я делаю доклады за двоих. Вот такая взаимовыручка.
; Молодец! А преподаватели как?
; С уважением. Главное учиться на уровне с другими. Не показывать, что тебе нужны особые условия или что ты чего-то не можешь.
; И кем ты в конце концов сможешь работать?
; Детским психологом.
Серж вроде ответил на все вопросы, но мне показалось, что он чего-то не договаривает. Уж слишком тщательно он подбирал слова, рассказывал не с обычной лёгкостью и шуточками, а как-то серьёзно, что ли. Я попыталась придумать свой вопрос, который поможет раскрыть его недомолвки, но зацепиться не за что, а продолжишь череду общих вопросов ; и получишь такие же общие ответы. Но, может, знакомые мне прошлогодние выпускники действительно повзрослели? И мне не понять их, пока я сама не выйду за стены интерната и не попробую на вкус то, с чем им пришлось столкнуться?
; Я, кстати, согласна с Серёжкой, ; втягивается в беседу Анька. ; Главное проявлять активность, не замыкаться в себе! В психологии…
; Ой, а мне всегда казалось, что на психолога идут те, кто не может решить свои личные внутренние проблемы самостоятельно и думает, будто там помогут, ; ляпаю неожиданно для себя.
Народ несколько прибалдело молчит, а потом Светка обиженно говорит:
; Из наших четверо учатся на психологов.
; Упс! Ну ладно, ; пытаюсь исправиться, ; а как ваши одногруппники? Народ закомплексованный?
Но тему не подхватывают, и после некоторой заминки разговор возвращается на круги своя. Воспоминания, забавные истории. И почему мне кажется всё таким неестественным, ненастоящим? Ведь Серж, Анька ; весь их класс ; наконец-то закончили школу, новая захватывающая жизнь должна бить ключом, почему они не говорят об этом без умолку? У меня ощущение, будто никого, абсолютно никого не привлекает тема свободы, открывшейся для них теперь. Неужели через полгода после поступления я так же вежливо и сухо буду отвечать, мол, всё нормально, учиться интересно, стараюсь, получается… А сама буду цепляться за память о днях своего былого благополучия. Если то, что сейчас в интернате, есть благополучие, то как же им хреново там! Но, может, это опять мои домыслы, не имеющие ничего общего с действительностью? Вопросы, вопросы.
; Марин, ; Анин голос неожиданно вырвал меня на поверхность дружных воспоминаний, ; а как дела у Р.А.? Вы ещё созваниваетесь?
; Ну да, иногда бывает. Всё в норме, в январе, кажется, статья его выходит.
; А ведь это благодаря Эстетику оказалось столько желающих пойти на психолога, ; смеясь, призналась Аня. ; Он у нас вёл факультатив по психологии, а историю преподавал на уроках.
; А у нас начал с эстетики, ; продолжаю перечень разносторонних талантов Р.А. я. ; Вот не думаю, что хоть кто-нибудь по его заветам станет читать Софокла в оригинале.
; Ваш Эстетик никогда не ходил на общие праздники, ; с некоторой ноткой обиды включилась Николавна. ; Когда я попыталась вытащить вас, ; кивок в сторону выпускников, ; он с таким возмущением мне сказал, что не считает возможным позволять будущим выпускникам тратить драгоценное время на подготовку бесполезных утренников.
Представив на миг голосистую Галин Николаевну рядом с интеллигентным, вежливым Р.А. и как меркнет весь её запал перед его несокрушимым спокойствием, я рассмеялась:
; Это в его духе! ; Николавна напряглась, блин, опять я не в тему! ; Ну, не обижайтесь, ; толкаю её локтем в бок, ; он со всеми такой.
; Назвать спонсорский концерт детским утренником! Мне никогда не нравился ваш Эстетик.
; А помните, как пародию на «старшей» ёлке на него делали? Это, наверное, единственный праздник, который он посетил.
Я помню, но говорить об этом ; значит показать, что он меня интересует. Р.А. повторил по окончании представления слова Николая Первого, сказанные после просмотра «Ревизора», что, мол, ему досталось больше всех. Но он и до этого приходил. Например: на день чтецов, где я читала письмо Татьяны. Был впечатлён и до сих пор вспоминает иногда.
; А Светланка изображала Тамар Максимовну. Маринка, колись, кого сегодня изображать будете?
; Наш класс не славится пародиями.
; А правда, что вы даже Тоху задействовали?
; И Тоху, и Ксеньку, и даже Мишку.
; На это стоит посмотреть! А ты как обычно?
; Баба-Яга!
; Ну ты Баба-Яга! ; хрипит Кощей.
; Ну Баба! ; гордо восклицаю я.
; Костяная нога, ; продолжает Санёк.
На нём чёрные джинсы и рубашка, а из листов всё тех же пресловутых страниц Библии вырезаны череп и кости, которые Гарила прицепила булавками к одежде. Я внимательно начинаю рассматривать выставленную из-под приподнятой юбки свою ножку.
; Значит, твоего сына должны звать Костей! ; заканчивает свою мысль он.
; А тебя как зовут, девочка? ; подхожу я к дочке Кощея. ; Совсем запугал маленькую! Сколько тебе лет? 
Щёлкаю пальцами перед круглыми непонимающими глазами Ирки, исполняющей роль Кощейки:
; Она у тебя того, туповата малость?
; Сама ты!
; Прости, прости, я нечаянно!
; А за нечаянно, знаешь, бьют отчаянно! ; не успевает он размахнуться, как я брякаюсь всем телом об пол ; чёрт, не рассчитала, локтем ушиблась! ; и, стуча головой о жёлтые доски, начинаю отчаянно рыдать. Изображаем войну титанов.
; Костя, ; ору я, ; атакуй её!
Тоха подбегает к Ирке и нежно обнимает.
; Я сдаюсь, ; воркует она.
А Тоха, довольный собой, улыбается в зал, ; пауза, и я в очередной раз понимаю раньше, чем зрители, что слова снова забыты.
; Мам, я атаковал, ; цежу, не разжимая губ.
 ; Я атаковал, она сдаётся! ; гаркает мой смышленый сын. Народ смеётся.
Сценарий Лёна нашла в одной из книжек Галин Николаевны. Вечерами в четырнадцатой мы втроем ; я, Лёнка и Надюшка ; переделали сюжет почти до неузнаваемости, вставили дополнительные роли для всех желающих выступить и наделили двусмысленностями некоторые сценки.
Обнявшись, Ирка с Антоном чешут за занавес. Им срочно надо переодеться в подобающие королю и королеве костюмы. Минут пять мы с Сашкой тянем время, к нам присоединяется Ника, которая пытается решить наш спор стишками:
; Наша Маша громко плачет, уронила в речку мячик, тише, Машенька, не плачь…
Кощей: ; Это ведь соседский мяч!
; Нет, неправильно! ; топочет гриндерсами Ника. ; Тише, Машенька, не плачь…
Я: ; Украдёшь получше мяч.
Зал подключается со своими вариантами:
; Кому нужен сдутый мяч!
; Он упал в лужу, а не в речку! ; рифму уже подбирать никто не хочет, ; Машке сейчас нет дела до мяча, она с Костей!
И лишь кто-то из воспитателей начальных классов даёт правильный ответ.
За неимением барабанов, Лёнка, спрятавшись за занавесом, хлопает в ладоши и громко и торжественно произносит «бам, бам, бам» ; двенадцать раз. Под музыку вылетают король и королева, которым Лёнка помогала одеваться. Прыгают на импровизированный трон из двух стульев, накрытых жёлтой ; зрители сами должны понять, что золотой ; шторой. С Тохи сваливается корона, и не успели отзвучать последние аккорды, как он ныряет за спинку трона, хватает драгоценность и водружает на голову. Ирка сдавленно хихикает. Одним мановением руки Ника, бывшая до сих пор дедом Ти Хто Пихто, развязывает халат и превращается в фею. На ней чьё-то свадебное платье и огромные чёрные боты. Концовка близится, и моя активная роль уже закончилась, встаю за троном и подсказываю слова почти всем.
; Четыре строчки Пронькина, дура, и то запомнить не могла! ; и дальше шёпотом: ; Тоха, твоя очередь, вставай.
; Маринка, ; так же шепчет он, ; я ширинку застегнуть не успел. Может, сидя?
Безуспешно пытаясь скрыть улыбочку, быстро отвечаю:
; Встаёшь и обходишь трон, когда спиной к залу…
Он понимает и, жестикулируя одной рукой в такт словам, выходит из неудобного положения. Надюшка в роли Снегурочки выводит Дед Мороза Вовку, последние стихи с поздравлениями, и на сегодня с выступлениями всё! Скорее в джинсы! Скинуть платки и бесформенные тряпки! Хочу танцевать!
Не знаю уж, кто убирает стулья в актовом после спектакля, но через час всё готово для дискотеки. Музыку включают около девяти, русская и иностранная попса грохочет из колонок так, что и на третьем слышно, цветные фонарики прыгают по стенам и тёмным окнам. Из старших пока никого, а детвора класса до шестого скачет посреди зала, им скоро баиньки, и тогда наш черёд. Пока девчонки возятся с укладками ; у меня-то волосы короткие, с утра подняла челку, и всё ОК, ; иду к пацанам в шестую, а потом и в четвёртую поздравить с удачным выступлением. Стучу. Шуршанье, звяканье, я улыбаюсь и говорю:
; Это я!
; Одна?
; Ага, ; захожу и, помахивая у носа рукой, советую открыть окошко и проветрить. ; Чё хоть пьёте? Чем закусываете?
; Коньячок, ; Шурик поднимая бутылку, ; давай с нами? Из закуси печенья и яблоко.
; А давайте! ; подумать только, сама демократичность, своя в доску. ; С новым годом! И пускай Змея одарит нас своей мудростью и не тронет своим жалом!
; Молодец, Маринка!
Чокаемся и пьём. Бр-р-р, гадость! ; но я не произношу этого вслух.
; Я только поздравить с выступлением зашла и на дискач позвать. Шурик, ты когда?
; Ща с пацанами ещё посидим, и приду.
На самом деле любителей попрыгать под музыку не так много. Из нашего класса постоянными участниками всех дискотек всегда были Ирка и Шурик, я по настроению ; и это из восьми человек. Из класса девчонок Ксенька и Ника, остальные постольку-поскольку. Из незрячих вообще никто никогда не танцевал. Бывали случаи, когда тот же Вовка в компании Тохи приходил посидеть, дожидался медляка и потом просил того, кто под рукой на данный момент, подвести к интересующей девчонке. А она ведь и отказать может (это я о себе, конечно) или именно в этот момент выйти из зала, и какое удовольствие так сидеть? А как он сам пойдёт и тем более кого пригласит на танец, когда музыка так орёт, что, крича друг другу в уши, ничего не услышишь. Быть беспомощным и ждать, пока по чьей-нибудь доброй воле ты наконец-то сможешь выйти на свободу… Не фонтан! И это Вовка, который всегда делает, что и как захочет. Не знаю, какой такой магией или силой он обладает, но его слушаются. Может, потому, что он был зрячим? Когда он пришёл в седьмом классе, долго смотрел на нас, на порядки школы как на толпу дебилов с дебильными правилами, этак свысока. Для него наша жизнь в интернате не была нормальной, и это его удивляло. Чёрт возьми, даже меня зацепило! Ведь если человек ведёт себя столь отлично от других и всячески пытается подчеркнуть разницу между собой прекрасным и остальными, у него должны быть на это какие-то основания. Вова желал ; и его вели. Другие же, как Оленька из нашего или Пронькина из одиннадцатого, вообще не имели шанса быть приглашёнными. Да мне почему-то кажется, что и без партнёра они не смогли бы танцевать.
Я двигаю бёдрами, в такт притопываю, иногда, чтобы обратить внимание на свою фигуру, поднимаю руки и кружусь. А откуда им знать, как двигаться? Если мне нравится, как что-то новое изображают Ирка или Ксенька, я повторяю. Если не понимаю, то подхожу и жестами прошу повторить. Девчонки, в свою очередь, берут новые движения из всяких там клипов. А на кого посмотрит Оленька? Да и кто по своей воле захочет ей что-либо объяснять! Она как надует щёки, как засопит, ну её на фиг! Вся лояльность сразу испаряется.
Но сегодня в зале просто толпа. Привыкнув к темноте, выхожу в центр отплясывающих под «Руки вверх» ребят. Узнаю Сержа, Аньку и ещё нескольких человек по одежде и характерным движениям. Присоединяюсь к ним.
; Только что девчонкам надо… ; занудствует солист.
За аппаратурой Андрюха и Поляк из выпускников, резко убавляют звук и в микрофон вопрошают:
; Так что же вам, девчонки, надо?
И неожиданно громкий голос Ирки:
 ; Сексу нам надо, большого и чистого!
Дружное «Га-га-га!» ; и снова музыка на всю мощь. Сколько проходит времени? Час, два… Народ топчется, кто во что горазд.
; Супер! ; визжит мне в ухо Ирка. ; Новый год супер! Ты супер! Всё супер! Пойдём выпьем?
Она хватает меня за руку и тащит на сцену. Там, спрятанные за тяжёлыми шторами, в крутящихся креслах сидят ребята. Из-под аппаратуры Поляк достаёт…
; А что это? ; ору я.
И Поляк отвечает:
; Аперитив для девочек, водяра для мальчиков.
; Мне чё покрепче, ; требует Ирка.
Мы выпили. В таком шуме звяканье стаканов не слышно. Ирка ведёт меня обратно в общий зал. В мельтешении цветных пятен не то что ступеньки со сцены, человека не увидишь в метре от себя. Но в паузе между двумя песнями слышу окликающего нас Шурика. Бросаю Иркину руку и с восторженным визгом подбегаю к краю сцены и ; «О! Король и шут!» ; залезаю на спину нашего Шурика. Мелькнула у меня мысль, что я, не рассчитав, попросту грохнусь с края, но это к вопросу о доверии. Я была уверена, что он меня подхватит. Не зная слов, мы подпеваем. Шурик пытается кружить и в такт двигать ногами, а я грудью, плечами и одной рукой, второй, стараясь не задушить, обнимаю и держусь. Песня заканчивается, и мы валимся на стулья. С меня льёт пот, с него тоже.
Следующая песня в стиле хеви метал. Зал редеет: кто в туалет, кто посидеть, кто выпить. Бутылки с газировкой в углу на парте при входе для всех желающих. В центре зала человек пять. Раздвинув ноги шире плеч, согнув одну в колене и наклонив корпус к ней, они трясут башкой в бешеном ритме. Руки согнуты в локте, и прежде чем поинтересоваться у кого-нибудь, что это может означать ; крайнюю озабоченность, возбуждение или чувства к окружающим, я вдруг понимаю, что, наверное, они воображают гитару в руках, а судорожное подёргивание ниже живота ; битьё по струнам.
; Бумс, бумс, бумс… ; они хоть другие движения будут делать? ; бумс, бумс, бумс… ; и как у них голова не отваливается? ; бумс, бумс, бумс… ; ну сколько можно?!
Я не выдерживаю, вскакиваю и несусь в центр импровизированного круга. Встаю между парнями, здесь Серж, Поляк, других не узнаю. Расставляю ноги пошире и начинаю отчаянно трясти башкой. Насколько я поняла, чем ниже ты её опускаешь, тем круче. Я волосами и до пола достать могу. Но в какой-то момент у меня начинает кружиться голова, я судорожно пытаюсь поймать ускользающее равновесие, хотя упрямство не позволяет мне так быстро сдаться. Неужели они не понимают, как глупо это выглядит? Пусть на меня посмотрят. Хотя так трясти несчастной головой ; ничего не заметишь! А меня они, интересно, тоже не заметили? Всё, ща так и грохнусь башкой вниз! Песня наконец заканчивается.
Медляк, и Серж делает единственный шаг, приглашает на танец. Падаю на него, и, пот к поту, мы прилепляемся на несколько минут друг к другу.
; Ты круто танцуешь метал ; хрипло говорит он мне в самое ухо.
; Еле на ногах стою, ; смеюсь я. ; Вы долго тренировались, чтоб всю песню выдержать?
Музыка плывёт, и зал кружится ; ха-ха, не от любви! Просто коньяк, аперитив и ещё какая-то намешенная внутри меня гадость начали свои пляски. Ближе к двенадцати медлячки всё чаще. Меня ведут, и я иду, пьём, и снова прыжки и подскоки. Несколько песен из репертуара нашего кружка во главе с Наташей Королёвой, и мы с девчонками синхронно поднимаем колени и вскидываем руки, приседаем и ржём как ненормальные. Кажется, мне надо выйти…
Бреду приблизительно в сторону выхода, в кого-то врезаюсь, на запах и ощупь ; Вовка.
; Белый танец, ; бормочу я, и тут же обнимаю его за шею. Он не сопротивляется, мы молча танцуем, и мне становится грустно, грустно, что мы не говорили, не встречались, с октября. Ну вот, ещё пьяных слёз не хватало. Мелодия заканчивается, и я, не говоря ни слова, мчусь в сто восемнадцатый.
А там Ирка курит в окошко. На улице зима, а нам жарко. Высовываюсь по пояс, и становится немного легче.
; Не ожидала от тебя! Как вскочит, как выскочит, как отпляшет наша Маринкин! Металлистка, оказывается!
Беру сигарету у Ирки и дымлю на фонарь. Свет яркий, свет мутный. Дым рассеивается ; снова яркий. «Пуф-ф-ф», ; мутный. Ирка забралась на толчок. А меня неожиданно замутило. Надо не на фонарь смотреть. А куда? Небо черным-черно, я только иногда могу увидеть полную луну, звёзды ; никогда. На бледно-сиреневом снегу чёрные дыры теней. Свет фонаря ; единственная доступная мне конкретика. Мутный, мутный, мутноватый. Меня резко выворачивает за окно, ещё, ещё. Ирка что-то продолжает говорить, а я стараюсь издавать как можно меньше звуков. Окурок выскальзывает из пальцев и, если не считать боли в желудке и вкуса желчи во рту, мне становится хорошо, я бы даже сказала, легко.
; Ещё будешь? ; Ирка смыла воду и подошла ко мне.
; Я постою, а ты кури, если хочешь, ; голова окончательно прояснилась. ; Сейчас бы чайку.
Умывшись и почистив зубы, я снова готова выйти в народ.
Чай решили накрывать в классе девчонок. Оказывается, не все ушли на дискач. Лёнка, Надюшка и Тамарочка, Светлана и Анька с Николавной сидят и сплетничают. Мы заходим и, на миг умолкнув, они продолжают. Телевизор негромко концертирует, свет горит на полную. Ну чисто домашний уют.
; Ну что, девчоночки, ; щебечет Тамарочка, ; давайте накрывать потихоньку. Танцульки скоро закончатся, и ребята придут на сладкое.
Мне лениво помогать, и усевшись со Светой на диванчик у стены, кладу голову ей на колени. Две подружки, Большая и Маленькая Светы, сейчас почему-то врозь. Маленькая ; тотальница, она окончательно ослепла ещё в средних классах. Отслойка сетчатки. Все, у кого отслойка, рано или поздно теряют зрение. Когда-нибудь наступит и мой черёд.
; Свет, а почему ты пошла на массажиста?
; Мне нравится массаж.
; Но ты ведь могла и в университет поступить, ты вообще могла стать кем угодно! Почему именно туда? Разве мозгами работать не лучше?
Она тихо смеется:
; Это реальная профессия. Я и по окончании училища могу поступить куда угодно. Зато у меня будет специальность, в которой многие незрячие уже смогли себя зарекомендовать. А ты думала на кого я пойду?
; Мне всегда казалось, что из тебя получится хороший преподаватель. Ты же школу с серебряной медалью закончила.
; Да что она значит, эта медаль. Ты вообще представляешь, какого качества знания нам здесь дают? Не понимаешь, что наши пятёрки имеют чисто символическое значение?
; Так, ребята, с одной стороны три H, а с другой ; два H. Сколько в ответе будет H? ; я подражаю голосу старой химички. ; А кто-нибудь выкрикнет: ; Шесть! ; Химичка мягко предлагает ещё подумать, и умная я отвечаю: ; Пять H. ; Правильно, Мариночка, и тебе в журнал пять.
Мы дружно смеёмся.
; Вот об этом и речь, ; тихо говорит Светланка. ; Там всё по-другому. И мы никак не были к этому готовы.
; Ты о чём? Скажи, чтобы мы были готовы!
; Трудно вот так взять и обо всём рассказать в нескольких предложениях. Ну вот, например, просить о помощи.
; А что тут сложного? ; не понимаю я.
; Здесь нам никогда не приходилось ни о чём просить. Всё происходило само собой. Я не вижу ; и всегда есть кому меня проводить. Андрюха роняет грифель ; и сразу находится кто-то, кто может его поднять. Если же мне надо в спальню или в столовую, я и сама могу дойти, никто не станет хватать меня за руки и толкать во всех направлениях сразу, пытаясь куда-нибудь посадить, чтобы не мешалась. Там же обычные люди не знают, как вести себя со слепыми. К тебе относятся по большей части как к умственно отсталой, часто жалеют, и это ещё хуже. Не знаешь, к кому обратиться, просишь о помощи в никуда, в ответ ; тишина. Ты знаешь, куда и зачем идёшь, а тебя хватают и толкают, врезают лбом в косяки, и думают, что оказывают тебе неоценимую услугу. Здесь мы всегда стеснялись брать трость в руки, нас никто не учил передвигаться самостоятельно, а в реальном мире без неё никуда. Ты вообще понимаешь, о чём я?
; Не очень. Но почему, кроме тебя, об этом никто больше не говорит? Почему тот же Серж и Аня говорят лишь о том, что главное ; не ссылаться на инвалидность и вести себя как другие?
; Это тоже важно. Только как бы ты себя ни вела, для других ты всегда будешь инвалидом. Недочеловеком. Я пошла на массаж ещё и поэтому. Там много наших.
Это слабость или проявление ума со Светкиной стороны? 
; Почему же, ; спрашиваю, ; в школе нас не готовят к этому? Ведь все  дурацкие разговоры о том, как нам будет трудно, заканчиваются лозунгом «Надо лучше учиться!»
; А кому здесь учить? Преподаватель ориентировки зрячая тётка, она в принципе не может понять, с чем сталкивается настоящий слепой. Нас не учат готовить, что реально понадобится в будущем, а учат шить по плану юбки, жилетки и платья, чего мы делать никогда не будем.
Я вспомнила уроки труда и трудовичку, не допускающую нас к советских времён швейным машинкам ; вдруг испортим. И продолжила список:
; Но мы можем рассказать о волне! Ты помнишь? Географичка Фейбол на каждом уроке была готова рассказывать о том, какой длины волна до того, как человек зашёл в церковь, и какая после того, как он оттуда выходит. Длинная такая аурная волна, волочащаяся по асфальту! И к тому ж у нас замечательный хор ; этот навык тебе успел пригодиться?
; Вообще никак, ; рассмеялась Света.
; Хватит там шушукаться! ; нас зовут к общему столу.
Многие уже собрались, несколько чайников закипело в разных классах, их принесли и составили на одной парте.
; О чём вы так увлечённо болтали?
; Об ужасах интернатской жизни, ; страшным голосом отвечаю я.
; Прекрасная жизнь! ; не понимает темы Анька. ; Возвращаешься как в родной дом!
Мне невесело.
; Анют, а тебе не кажется, что есть в этом что-то неправильное? Дом есть дом, а школа ; это место, где дают знания. Не стоит объединять два различных по своему предназначению понятия.
; А что в этом плохого? Здесь наши мамы! ; она обнимает Галин Николаевну и чмокает её в щёку. ; С которыми всегда можно поговорить.
; А ты не думаешь, что теплота и доверие к ним идут за счёт этих же чувств к настоящим родителям?
Глупый спор, зачем я его продолжаю? Но остановиться уже не могу, начинаю говорить запальчиво, слишком серьёзная тема для новогоднего вечера, для такого собеседника, как Анна. Когда я сама ещё не во всём разобралась, ещё не сформулировала собственные выводы и мнение. «Замолчи, Маринка!» ; твердит рассуждающая часть моего я. А язык болтает о своём:
; Насколько доверительные отношения у тебя с родителями? ; «Некорректный вопрос», ; жужжит подсознание. ; Как много у тебя друзей вне стен шараги? ; «Ну вот уже на жаргон перешла, завязывай!»
Анька замялась. А Николавна неожиданно выкрикнула:
; Я тоже проучилась в интернате, и это лучшее время в моей жизни! Ни о чём не жалею! А ты, Марина, просто не сталкивалась с тем миром, тебе ещё не стучали по лбу. Вот посмотришь, похлебаешь и сама вернёшься сюда! И поблагодаришь и Марину Гавриловну и Владимира Викторовича, и поймёшь, что так хорошо. Как здесь, к тебе ещё нигде не относились и не будут относиться!
; А почему? Почему здесь ко мне хорошо относятся? Потому ли, что я хороший человек или только здесь самые лучшие, самые умные люди? Люди везде! И они все разные! Мир огромен! И зачем врастать в единственное место? Наши выпускники ; я сейчас имею в виду не только здесь собравшихся ; могут самореализоваться только в замкнутом пространстве школы. Это ужасно грустно! От самого человека должно зависеть быть счастливым и свободным, а не от места!
; Ты… Пригрели змею. Ты просто неблагодарная! ; в сердцах выдавила Николавна и вышла, печатая шаг и хлопнув дверью.
Никто не ожидал от неё такого сильного всплеска эмоций, и класс на время погрузился в тишину.
; А Маринка металл отплясывала! ; нарушила тяжёлую атмосферу затянувшегося молчания уже жующая Иринка.
Я чуть не бросилась к ней на шею ; расплакаться с благодарностью.
; Да уж, ; подхватил Децел, ; башкой потрясёшь, и мозги потом неделю в норму приходят!
; Ой, а как Белый под конец подпрыгнул и брякнулся! Видели?
Видимо, это случилось уже без меня. Вот и отпраздновали! Говорят: как встретишь Новый год, так его и проведёшь. Ничего не скажешь, интересное времечко меня ожидает. И абсолютно не важно, что отмечаем мы этот праздник не в ночь с тридцать первого на первое.
 
*****

Мы вышли, как обычно после празднования, с утречка пораньше. Моя первая электричка в восемь сорок, и до неё уйма времени. Прощаемся на Ярике с теми, кому в метро или на другие вокзалы, и в одиночестве я тащусь на Казанский. Покупаю хот-дог, не спеша съедаю, растягивая удовольствие. Сажусь в тёплый и не грёмячий вагон одной из первых пассажиров.
В чём я была не права? Почему Галин Николавна так взбесилась? Почему никто не поддержал интересную тему? Не верю, что выпускникам нечего было сказать. Тогда почему? Хотя бы даже на стороне Николавны, но объяснили бы мне, глупой, как и в чём я не права. Жизнь покажет ; это слишком нескоро. Этого как раз можно прождать всю жизнь ; и не понять ничего. Бессонная ночь даёт о себе знать, и стоит заурчать моторам, как я задрёмываю. Вагон начинает покачивать: тук, тук. Тук, тук. «Маленькая глупенькая девочка!» ; шепчет голос Р.А. ; «Тебе ещё пару годков поучиться. Хорошего человека обидела». Тук, тук. Тук, тук. «Ай-яй-яй, Мариночка, как много ещё предстоит узнать, сколько придётся плакать». Я ещё сплю, но чувство стыда за свою запальчивость и глупость уже мучает меня. Просыпаюсь и остаток пути бездумно слагаю строчки, всё ещё не понимая умом, но вполне ощущая, что была неправа.
Я точно знаю ; в жизни будет
Путь мой бесконечно труден.
Но также знаю ; всё стерплю.
И поблагодарю.


Глава 6. А не пора ли попоститься?

Возвращаюсь с экзаменационных чтений в институте искусств, где учится Толик. Обещала ведь посмотреть. Воскресенье. Мы встретились в метро часов в пять и около десяти разошлись на той же станции. Толик предложил переночевать у него, но я не настолько авантюрна. БШД ждёт меня! Хотя брести одной по пустынным улицам ночью ; то ещё удовольствие. Видны лишь редкие фонари да отражающие их свет круги талого снега. 
Увиденное в институте мне в целом понравилось, только непонятно, чему учиться целых пять лет, если можно зазубрить текст и просто рассказать его с выражением. Мне кажется, я это и сейчас смогла бы.
Не холодно, безветрие, а снег незаметно стирает черноту улиц. Хорошо гулять таким вечером, тихо, ещё немного ; и станет красиво. Я смотрю вперёд. Идти надо по ходу автобуса, минут пять вдоль главной дороги, затем плавно в тишину, прочь от бьющей в глаза яркости и грохота центральной улицы. Мысли кружат в зимнем воздухе подобно снежинкам, их много, и каждая по отдельности почти ничего не весит. Это здорово ; просто двигаться, свободно, дышать, наслаждаясь каждым шагом, каждым вдохом. Не замечаю низких веток и прохожу сквозь них. Мне не больно, но лицо становится мокрым от посыпавшихся снежинок. Вытираюсь и поднимаю глаза. Это, наверное, глупо ; так замирать и удивляться? Но, тем не менее, я в полном восторге от увиденного. Новогодняя мишура, переливающиеся нити дождика, нелогично переплетённый лабиринт углов и прямых линий. Сверкающие в мёртвом свете фонаря, обсыпанные снежной пудрой тоненькие веточки отчётливо видны на чёрном фоне ночного неба. Стою и смотрю, пытаясь запомнить простоту рисунка. Мне представляются парящие в танце эльфы ; снежинки. Игра отражённого света, причудливым образом создающая фигурки: вскинутые руки, вытянутые носочки, воланы юбочек и плащей. Свободные души парят в безмолвии ночи, они не видны в мире бодрствующего сознания, они лишены всякого намёка на телесность, а потому не оставляют следов. Бездумная радость, ничем не замутнённый восторг бытия.
Иду дальше, а перед глазами образы будущего рисунка. Продолжаю высматривать новые деревья, чтобы ещё раз удивиться неожиданно открывшейся красоте. И, как оно часто бывает, спотыкаюсь. Уж слишком реальный для моих фантазий звук проезжающей машины, свет фар. Встаю, отряхиваю джинсы и продолжаю путь. Снова тишина, и я пытаюсь сосредоточиться на маленьких танцорах, но что-то уже не клеится. Они всё так же сверкают и переливаются, но внизу на снежной земле я ; вдруг ; начинаю видеть чёрные контуры. Приглядевшись, можно вообразить, что это не просто случайные тени, а брошенные, ненужные вещи: вот пара костылей, трости, коляски… Мне больше не нравится моя картина. Меня пугают черти, выглядывающие из мрака ночи, они ещё темнее чёрного фона неба, бездонного неба без звёзд, они строят рожи и кривляются, изображая эльфов. И я часто моргаю, чтобы отогнать видение, тру глаза кулаком и осматриваюсь.
Дорога от станции до школы одна, иди не сворачивай ; и рано или поздно придёшь, куда надо. Но я не помню этого моста! Езжу и хожу здесь двенадцать лет, и ни разу не замечала, что тут была речка! А если я всё-таки пошла не по той дороге? Или повороты всегда были, а я именно на один из них попала, хоть и не помню этого. Иду уже довольно давно, минут десять, и должна попасть на место. Повернуть назад? «Мне не страшно, мне не страшно», ; мысленно уговариваю себя, только уж очень темно, и тишина какая-то зловещая. Ведь кроме моих шагов ничего не слышно, кроме редких пятен фонарей ничего не видно. А ведь пока проезжали машины, можно было бы поймать одну, наверное? У меня около пятнадцати рублей наберётся. Правда, я не знаю, как это делается. Но можно же просто помахать рукой, наверное? А мало ли кто там сидит. И ведь ни разу мне не пришла в голову мысль, что после одиннадцати автобусы не ходят и брести полчаса ночью в одиночестве не стоило бы. А подумай я об этом, не поехала бы в институт? Да нет, конечно, меня такая мелочь не остановит. Вперёд, считаю шаги, почти бегу. Два шага ; один метр, отмахаю пятьсот  метров, или даже семьсот, и, если школа не появится, поверну назад. Но неожиданно я узнаю остановку автобуса, замечаю забор справа, ещё ускоряю шаг и стучу, как ненормальная, в двери парадки. Ну и дура же я! Сама на себя страху нагнала!
Ночная спускается и открывает двери в тепло и свет. Хорошо! Не сразу верю, что всё обошлось, образы танцующих человечков света эфемерны и быстро забываются, но ухмыляющиеся черти остались внутри меня. Мой тщательно взлелеянный внутренний мир, моё вечное желание скрыться, закопаться в книгах и рисунках ; поощряются и осмеиваются ими. Я не знаю и не понимаю окружающего и вместо того, чтобы влиться в него, стать частью целого, всеми силами отгораживаюсь от реальности. Конечно, творчество для каждого может воплощаться в различных проявлениях. Сегодня это способ самовыражения, завтра ; удобный инструмент, а ещё иллюзорный мир, в который велик соблазн сорваться. Ведь, что не говори, но поглядывать с высоты собственных облачков иногда очень даже приятно. Сны, мысли о высоком, образы и фантазии ; они, за неимением полноценной жизни, окружают, заполняют меня. И самое страшное, как я поняла сегодня, стремятся подменить собою реальность.
Я засыпаю быстро, но с тяжёлой головой, а порождённые моим подсознанием черти парят в небе в инвалидных колясках, подкидывают в воздух костыли, сражаются тростями-шпагами, и я ; в их беснующейся толпе. Декорации «школы радости», ощущение одиночества в поисках сопричастности… Ещё одна картина из числа никогда не нарисованных.
А утром… меня всё бесит! В буквальном смысле, абсолютно всё. Взять хотя бы волосы. Запускаешь в них привычным жестом руку, а они ; бац! ; и уже закончились. Надо ж было сотворить такую глупость ; подстричься и покраситься. Теперь они на ощупь как солома, пока сухие, а моешь ; будто сырая вата. И это на моей же собственной голове!
А ещё я не могу рисовать. Сначала всё как-то не до этого было. Хотя кого я обманываю ; не до этого. Беру карандаши ; и единственное желание: переломать все огрызки, поломанные и заточенные с двух сторон, к чёртовой матери. Смотрю на старые незавершённые наброски и испытываю только отвращение, никак не желание закончить. Удачные же рисунки раздражают ещё больше. Уж я-то знаю, что так с виду оригинально и эффектно поднятая рука не изначальная гениальная идея, а всего лишь результат нечаянно съехавшего карандаша. Никогда, никогда не получалось у меня выполнить задуманное, нарисовать идейную и красивую картину по плану.
Я формулирую, наконец, собственные ощущения в подавляющую своей завершённостью и неотвратимостью мысль: самые удачные мои работы всего лишь рисунки. Мне никогда не нарисовать настоящей картины потому, что я слепая. Моего остаточного зрения хватает на попытку, на годы попыток. Но его недостаточно для создания картины, достойной музея или выставки. Мой предел ; мультяшки, на большее смешно надеяться. Ох, господин Салтыков-Щедрин, «Выше головы не прыгнешь…» ; зачем вам было нужно такое говорить? А мне прочитать и запомнить. Мне не нравится мир, в котором работают подобные правила. Мне бы хотелось верить, что когда-нибудь я научусь рисовать маслом, и смогу достать настоящее полотно и мольберт, и сделаю нечто такое прекрасное, умное, гениальное. Но вопрос ведь не только в технике и умении владеть кистью, основную проблему составляет моё виденье окружающего. Свет и тени располагаются на моих рисунках согласно моей же собственной логике, а не потому, что я копирую смоделированный сюжет. Все образы из головы, искусственный мир нереальных героев, движений и выражений. Я вижу дерево как зелёный шар на коричневой палочке. Я знаю, как выглядят листья, срывала и держала в руках, и мой карандаш, послушный приказам мозга, выводит чёткое очертание листочка на переднем плане, смазанное на втором в тень и глубину. Я испытываю настоящую физическую боль от осознания ущербности своих рисунков, не хочу смотреть на них, не желаю творить пародии на реальность. И чем заниматься, если не рисовать? Как можно слушать книжки, воспринимать учителя, ничего в этот момент не делая? Сосредоточиться и запомнить хотя бы самую малость ; не получается. Я то задрёмываю, хотя чувствую себя вполне выспавшейся, то начинаю думать о совершенно посторонних вещах. А руки! Они готовы теребить что-нибудь, выстукивать ритмы, жить своей жизнью, чем приводят окружающих в раздражение. И с этим я тоже ничего не могу поделать…
Ирка в очередной раз надулась. Ходит букой, цедит что-то невразумительное. Сегодня с утра даже кофе не налила. У девчонок нулевой урок, и пришлось мне самой возиться. Мало того, что весь стол извозила просыпанным порошком и пролитым кипятком, так ещё и обожглась. Спросить было не у кого, а сколько, собственно, на чашку надо ложек кофе, и сухих сливок я не нашла, в общем, много мерзко-горькой бурды я не выпила. Да и где там у нас тряпка лежит, я тоже не знаю. Оставила свинарник, и Лёнка теперь тоже окрысится. Задолбало!
Вообще, стоило вернуться с зимних каникул, и всё пошло как-то не так. Просмотрев видео с последних праздников, я впала в шок. Наши танцы ; это нечто ужасное. Пока не занималась в кружке, не обращала внимания, а теперь вот увидела. Первый ряд ещё куда ни шло, а задние ; кто во что горазд. В такт не попадают, движения путают, выражения лиц совершенно идиотские. Показала дома Настёне, какая я молодец и чему научилась, а она оборжалась над нашим убожеством. Не понимаю, неужели у большинства участников танцевального кружка нарушена координация? Ну с парой тотальниц понятно, пропрыгать под музыку задом на нужное место даже у видящего вряд ли получится идеально, но остальные! То лево с право перепутают, то, развернувшись всем корпусом, пялятся на соседа и копируют движения, как в кривом зеркале. Не свободно выкидывают ногу или руку, а всё как-то сковано, зажато. Увидев нас такими, я расстроилась. Пока танцуешь, никого, кроме ближайших девчонок, не замечаешь, да и важно не сбиться, не врезаться в других, вот и не отвлекаешься. Но по видику, нажимая паузу и перемотку, я рассмотрела всё. Так выглядеть просто стыдно.
Я сказала об этом Наталье Александровне, а она оскорбилась. Разразилась целой тирадой на тему, что это суперкруто, если такие, как Саша, Маша, Наташа выходят на сцену. И если у них не всё получается, так я не тот человек, чтобы их судить. Да у них ни хрена не получается! И я не сужу! Просто ей-то картина понятна изначально, она всех нас видит, и если ей очевидны недостатки движений каждого, то нельзя умалчивать о них. Никакая это не гуманность ; выпускать такое убожество на сцену и умиляться при этом: «Ой,  какие молодцы!» Гораздо честнее с теми, у кого проблемы с координацией, заниматься и заниматься, до тех пор, пока разница не исчезнет. Наталья Александровна заметила, что я тоже не столь идеальна, как о себе думаю. Это меня задело. Я и не считаю себя идеальной. Но трудно судить о собственных недостатках объективно, на то она и преподаватель, чтобы указывать мне на них и избавляться общими усилиями. Неприятный вышел разговор, она обиделась, и с танцами пришлось завязать. Потом, конечно, мне стало стыдно. Я извинилась, но отношения были испорчены, говорить и объяснять мне Наталья Александровна стала с какой-то издёвкой и злорадством, что ли. Будто она выжидает первого промаха, а заметив, тут же привлекает всеобщее внимание. Вот мол, Марина-то наклоны делает хуже Саши, Маши, Наташи. А вы, девочки, молодцы сегодня. Может, и надо было проявить силу воли, остаться и танцевать несмотря ни на что. Да только у меня и раньше наши прыжки не вызывали особого удовлетворения. На экзаменах в театральный я бы не стала включать группу «На-На», и крутить запястьями, стоя в одиночестве посреди зала. А при таком настроении Натальи Александровны просить её о смене репертуара не получится.
Ева тоже подлила масла. Разочаровано глядя на меня, грустным голосом спросила: «Зачем же ты, Марина, так обидела Наталью Александровну?» И тут ничего не скажешь! Действительно, зачем? Вот после этого я уж точно не вернусь в кружок: поссорились ; помирились, а с таким подавляющим чувством вины я не могла смотреть ей в глаза. Ведь всё очень просто: Наталья Александровна в жизни не имела дела со слепыми. Она ; вся такая миниатюрная, с огромными выразительными глазами, со своим пучком тёмных волос. Как она не похожа на всех тех, кто нас окружает! Подвижные руки, изящные движения. Образ вечной танцовщицы. Ей в большей степени, чем любому другому обычному человеку, наш мир должен был казаться диким. Желание, а главное почти удачные попытки ребят из БШД танцевать, наверное, оказались для неё настоящим откровением. И кто я, в конце концов, чтобы критиковать методы достижения такой благородной цели? Как всё просто!
Эта мысль пришла мне, как обычно, поздновато. Весь вопрос в целях. Учитель приходит в школу, чтобы заниматься танцами с детьми. Эти дети не совсем обычные, и стандартные методы обучения и обычные требования здесь не годятся. А где новые? Существуют ли они? И если да, то почему они не были внедрены? А дальше снова всё упирается в поставленные задачи: если главное ; это создать профессиональную танцевальную группу из нескольких лучших, а затем выступать на конкурентной основе, то подход к отбору и к занятиям должен быть более жёстким, что ли. Если главная задача ; помочь в интересной для подростков форме преодолеть их природную инвалидную зажатость, скоординировать движения, научить владеть собственным телом, то, соответственно, и сами занятия, упражнения, фигуры должны быть другими. А так получается ни то, ни сё. Приятное дополнение хоровому пению и стихам. Я обидела человека, потому что посчитала себя равной. А это не так, в силу возраста, опыта, которые, несомненно, я должна уважать. Сама Наталья Александровна никогда не будет считать нас равными себе. Она жалеет бедных полуслепых деток, а жалость не оставляет места уважению. И мои слова  воспринимаются не как переживание за наше совместное творчество, а как чёрная неблагодарность.
Вчера я приехала очень поздно и не выспалась. Мутно-серое небо и ощущение сырости даже рядом с батареями. Это всё, конечно, не оправдание. Просто меня слишком часто обвиняют в неблагодарности последнее время. А чувство вины быстро сменяется злостью. Какого чёрта!
; Какого чёрта я здесь делаю! Не мой выбор, не моё решение находиться в этих стенах! Почему я должна сидеть и слушать тёток, ведущих уроки на автопилоте? Им самим уже давно не интересно не то чтобы обучить нас чему-то новому, но даже просто говорить об одном и том же из года в год. Будь это не так, они бы с такой лёгкостью не переключались на посторонние темы.
 В столовой мы с Лёнкой одни. Время полдника, мелкие быстро разбегаются, а старшеклассники не пьют кипячёного молока. Только я и Лёна ; молочные души, берём разом по три стакана, выбираем дальний столик у окна и сидим, не торопясь, до домашки ещё час, обсуждая всё и вся.
; И заметь, если их не перебивать, то уснёшь от скуки, ; продолжаю я начатый разговор. ; До десятого класса, пока не пришла на полгода Валентина Викторовна, я не понимала, как решать задачи по химии. В алгебре я помню все формулы с самого начала, в геометрии могу доказать все теоремы и повторить аксиомы, не заглядывая в учебник, но как и почему образуется щёлочь, не знала. Химичке быстро надоело, и она уволилась, не первый уже раз. И вернулась Фейбол ; рассказывать об особом составе ауры, это вместо щёлочи. Можно, конечно, набрать учебников с пятого класса по всем предметам и самостоятельно взяться за самообразование, закрыть все имеющиеся пробелы. Но, но, но… ; мы с Лёнкой дружно рассмеялись. ; Ну в общем да. На хрена мне химия, физика, география, биология, массаж, труд и прочее.
В этом году Валентина Викторовна вернулась на очередные полгода, доработала вторую четверть и снова исчезла. Появилась новая географичка, но в двенадцатом классе в расписании география уже не стоит. Зато есть массаж и физра. В нашем классе из восьми человек от физры освобождены шестеро. Массаж противопоказан пятерым. А меня постоянно стыдят, что я отказываюсь ходить на урок. С отслойкой я всё равно никогда не смогу работать массажистом, так на хрена?
; Идиотская система отстойного образования! ; продолжаю свой внутренний монолог уже вслух. ; В чём логика, скажи? Я всем говорю: буду поступать на юридический, и с меня разумные всепонимающие учителя перестали требовать домашку по всем предметам, кроме русского и литры. Физику мне же не сдавать, так зачем требовать? И зачем в школу ходить?
А Лёнка слушает да пьёт. Иногда булькает что-то поддакивающее, иногда вопросительное. Я несколько сдуваюсь и начинаю задумчиво прихлёбывать тёплое молоко.
; А какие варианты? ; наконец протягивает Лёна. ; Ты бы смогла учиться в массовой школе? А все остальные смогли?
И я представляю нашу Ольгу, сидящую одиноко на перемене за партой, сопящую и по-партизански молчащую на любые, даже самые простые, заданные самым дружелюбным тоном вопросы. У таких, как она, нет ни единого шанса. И ведь не дура! Просто неприспособленная, с отвратительным характером девица. А взять Леночку? Её в седьмом классе с облегчением родители перевели в нашу школу. ДЦП, умственная отсталость, небольшая, но есть, падающее зрение. В массовой школе над ней издевались, Тоха и пара моих одноклассников тоже попытались придумать обидное прозвище и почмырить безобидную Ленку, но в моём классе правила устанавливать не им.
А наш Шурик? Он фактически зрячий, очки с небольшим минусом, но это не считается, у него даже группы нет, ему было бы легче остальных в массовой школе, но тёть Наташа, его мама, быстренько перевела мальчишку в интернат. Ну и оторвой был Шурик первое время! Это сейчас он верх уравновешенности, здравомыслия и обстоятельности, а во втором классе скакал между партами, выхватывал фломастеры и карандаши, с воплем «А ну догони, отбери!» вылетал в коридор. Изображал тотальников, ощупывающих парту в поисках грифеля, и строил рожи. Каким бы он вырос среди обычных детей?
А я сама? И здесь связные и такие логичные мысли упираются в неприятную, сотканную из сомнений и неприглядных картин стену. Я бы смогла, в этом я уверена, как бы ни было плохо. Я бы разозлилась, но смогла бы пройти всё. Точно не была бы лидером, у меня не было бы столько друзей. Наверное, я бы тоже хорошо училась, работу мозгов ещё никто не отменял, и если они  работают здесь, то, скорее всего, будут работать и в любом другом месте. Но была бы я там так же абсолютно расслаблена, как в нашей школе? Чувствовала бы я себя так же свободно? Конечно, я готова критиковать правила, быт, образование ; всё, в чём содержание и суть нашей БШД. Но, находя новые недостатки, я не предлагаю разрушить старое здание и распихать всех инвалидов по обычным школам. Я всё-таки пытаюсь придумать новые правила, порядки, наполнить новым смыслом и качеством уже созданную систему. Получается, что я сама себе противоречу. С пеной у рта доказывала в недавнем прошлом, как замкнутая интернатская жизнь пагубно влияет на взаимоотношения с родителями, на общение с соседскими детьми, на способность быть самостоятельным, а теперь сама же готова придать глянец и видимость разумности и необходимости этой системе, лишь бы меня из неё не вытаскивали.
; Лё-ё-он, ; протягиваю, ; так не должно быть. Это уж я понимаю. Ни ты, ни я, да вообще никто, кого воспитывали как нас, не сможет вырасти полноценным, незакомплексованным человеком, учась и живя среди физически здоровых. И ведь та же Ольга или многие другие тоталы даже здесь недостаточно раскрепощены, хотя учатся среди таких же, как они. В каждом классе один-два тотальника, и никто из них не стал душой компании, заводилой или хотя бы старостой. Но ведь это не значит, что ничего не нужно менять? Если с самого рождения не вбивать ребёнку мысль о его инвалидности, беспомощности, ущербности и тому подобном, а воспитывать так, чтобы он, понимая свои особенности, знал пути и способы их преодоления? Не знаю, как понятнее выразиться! Но если всё правильно сделать, то слепота сама по себе не должна быть такой уж проблемой. И если не мы, то следующие за нами всё-таки смогут расти вместе и наравне с любыми другими детьми?
; Я как-то не смотрела под этим углом. А насчёт воспитания… Не скажу, что меня плохо воспитывали, но для большинства родителей со взглядами советских времён инвалид должен учиться в интернате ; это аксиома. Любое другое мнение ; дурь. Они сами не проходили этой системы и думают, что в ней уже обо всём позаботились, за них решили все проблемы. И как хорошо! Домашку проверять не надо, следить за питанием ; тоже, отправил на неделю, а люди, знающие своё дело, специально обученные, прекрасно позаботятся об их чадах, в конце концов, им за это деньги платят.
; А вот мои родители сами из интернатов, и они абсолютно уверены, что всё правильно. Ведь они же стали хорошими людьми. Прошли интернат, перешли на УПП, фактически ничего не изменилось. И для меня путь должен быть таким же. А то, что с каждым годом на УПП всё больше и больше идёт сокращений, так я девочка умная, поступлю в институт, и дальше само всё как-нибудь сложится. Главное ; мне дали жизнь и образование.
; УПП! Та же шарага, только вместо воспитателей мастера и начальники. В школе дети начинают выпивать, а на работе уже просто пьют. И чего беспокоиться: ты точно знаешь, какая у тебя зарплата, когда и какую тебе дадут квартиру и куда девать детей-инвалидов. Спиваются почти все.
; Как угодно, но я не хочу жить и работать среди инвалидов.
; С другой стороны, а куда пойти? Даже с высшим большинство выпускников потыркаются и находят места лишь в инвалидных организациях.
Мы дружно замолкаем. Молоко выпито, а звонок призывает нас. Расходимся с Лёной по классам.
Домашка в нашем классе всегда проходит одинаково. Сначала математика: Ирка или Шурик вслух диктуют примеры. Я хоть и пишу с пятого класса по-зрячему, но возиться с учебниками не люблю, с лупой выискивать нужную строчку, перескакивать в тетрадь, хватать ручку ; и снова в учебник за забытой цифрой. Это много времени занимает ; зрительная память-то у меня никакая. Да и зачем париться, если всегда есть желающие прочитать вслух. Записываю под диктовку не я одна, а весь класс. Затем моя очередь. Вслух я начинаю решать примеры и задачи, проговаривая каждое действие. Народ сосредоточено пишет. Если я ошибаюсь и начинаю перерешать, то же самое приходится делать всему  классу. В конце Шурик сравнивает ответы.
Далее русский: здесь на помощь приходит Санёк. Шурик читает тексты, Санёк подсказывает правильные варианты, и грифели стучат, а ручки строчат в унисон. Все же устные предметы до семи озвучивает нам Гарила. Очерёдность зависит от количества страниц и важности задания: если по плану опрос по истории, то вначале читаем историю, потом самые коротенькие устные задания ; физика, обществознание, анатомия, параграфы по литературе. Основные произведения по программе есть на кассетах в библиотеке, и напоследок мы включаем магнитофон. Если их много, то можно придти после ужина на заключительные чтения, а можно забить, сказав, что сама возьмёшь книжку и перед сном закончишь.
С семи до девяти каждый может найти занятие по душе, будь то очередная репетиция, урок игры на баяне с Анатоль Николаичем, доделывание домашней работы, прогулки вокруг школы или тихие посиделки в любой, на выбор, спальне.
В четырнадцатой на месте почти все. Чайник ставить пока рано, и девчонки, возлежа каждая на своей кровати, лениво перекидываются ничего не значащими фразами.
; А ведь скоро Великий пост! ; неожиданно восклицает Ника.
; И чё? ; не понимает Ирка.
Все, молча, перекатывают новую тему от ушей к языку через мозг. Там, где-то в глубинах черепа, сказанные в никуда слова приобретают очертания идеи.
; А он длинный? ; интересуется Ирка.
; Дней сорок, не помню, ; неуверенно говорит Надюшка.
; Хм… ; задумчиво мычит Лёна. ; Больше полутора месяцев, кажется?
; Вроде. Мясо, рыбу, молоко, мучное нельзя.
; Хороший повод похудеть, ; размышляет вслух Лёна. ; Очистить организм от всяких там шлаков.
А я вспоминаю свои кошмары:
; Там ведь и духовное очищение как-то параллельно должно происходить?
Позвякивая в такт каблучкам ключами, к нам на огонёк заглядывает Тамарочка.
; Девчоночки! Красавицы! Ой, как развалились-то! Что, зады недостаточно отрастили? Пошли бы растрясли бы жирки!
; Тамар Максимовна, а расскажите про Великий пост!
Её трудно огорошить неожиданным вопросом, и с ходу, не меняя тональности, Тамарочка переключается:
; Вот Масленицу в феврале отметим, потом Прощёное воскресенье, и после самый длинный в году пост начнётся. Я каждый год пощусь, и знаете, девочки, как легко потом себя чувствуешь, это не описать. Строгий, конечно, пост, но потом словно помолодела, происходит очищение духовное и физическое. А кто из вас решил поститься?
Лёна отвечает за всех:
; Да мы думаем пока.
; Поговорите с вашей чокнутой химичкой, она помешена на этих вещах, всё вам подробно расскажет.
Фейбол удаётся отловить не сразу. Но как-то на большой перемене мы втроем с Никой и Лёной застали её одну в пустом кабинете. Поговорить на религиозные темы она всегда любила и, не требуя подробностей и уточнений, мы просто слушаем.
; Пост длится семь недель, девочки. Самые строгие требования в первую и последнюю недели. Кроме мяса, нельзя также молочные продукты, будь то сливочное масло, йогурты, сметана. Нельзя сосиски, колбасы, паштеты. Яйца и выпечку, где они содержатся. Кушать можно только раз в день, только в праздничные дни ; дважды. В некоторые дни разрешается еда, приготовленная на постном масле, а в другие даже без него. Да, белый хлеб тоже нельзя. И  конфеты, и шоколадки тоже. На алкоголь также запрет. Можно овощи, фрукты, чёрный хлеб, грибы, каши на воде, постные пироги. Рыбу только по определённым дням. Ведь, поймите, очищая свой организм от всех застарелых накопившихся за год вредных веществ, вы освобождаете и свою душу от всех греховных мыслей и чувств. В эти дни нужно больше молиться, читать Евангелие, стараться поступать хорошо, перестать завидовать или обижаться. Для больных, пожилых, маленьких детей соблюдение всех канонов не обязательно, это вам любой батюшка скажет. Главное больше просить прощенья и стараться не отвлекаться на мирские развлечения. Ну как какие? Гулянки, телевизор, что там у вас ещё может быть? С мальчиками встречаться поменьше. Стараться помогать ближнему.
После разговора с Фейбол нам всем сразу стало ясно, что соблюсти Великий пост мы просто обязаны.
Ника:
; Что там она говорила про больных?
; Мы не больные, ; отвечаю за всех. ; Уж я себя, по крайней мере, таковой не считаю.
Лёна:
; Надо заранее обдумать, чем мы питаться будем. Ведь из школьной жратвы фактически ничего нельзя.
Начинаем думать и составляем примерный список разрешённых продуктов.
Завтрак. Раз в неделю дают гречку, в другие дни чисто теоретически молочная каша, поэтому завтракаем в основном перед уроками в спальне куском чёрного хлеба с чаем с сахаром. Терять в общем-то нечего, эти сопли с очистками или пованивающие яйца я и раньше не особо-то ела.
На первый полдник ; всегда печенье или пряники, так что полдник отменяется. Жаль, конечно.
Обед. Супы вроде как на мясном бульоне, хотя мяса в наших супах не найти. И всё же придётся обойтись без супов, хотя без бульончика… ой, ну ладно. На второе иногда дают солянку, иногда склизкие макароны с котлетой ; гадостные, кстати, котлеты, я и раньше их никогда не ела, сплошные хрящи. Не много потеряю. Ещё бывает типа плов, в котором от мяса реально выворачивает, в каждом кусочке мерзкий жир. А то, чем обливают редкую картошку, так называемая подливка… Вспомнишь это ; и понимаешь: мы и так круглый год постимся. Про курицу я вообще молчу: пачкать руки и не получить при этом удовольствия ; увольте. На обеды иногда дают салат из тёртой или кусочками свёклы, морковку ; отлично! А ещё компот из сухофруктов, ну и, разумеется, чёрный хлеб. Ненавижу чёрный хлеб.
На второй полдник дают, как правило, булку с молоком: моё любимое время, моя любимая еда. Увы!
Ужин. Каши ; нет, омлет или запеканка ; нет. Какао ; нет. На ужин мы не ходим.
Теперь вечерние застольные посиделки в спальне. Ну сказано же, что есть можно лишь раз в день, и это время нашей главной трапезы. Я смогу привозить салаты от мамы, консервированные литровые банки с болгарским перцем или квашеной капустой, ещё варенья или тёртых яблок. Пару литровых баночек в неделю уж осилю. Чёрный хлеб с ужина можно набирать. Лёнка отвечает за шпроты, ведь рыбу можно иногда. У Ники мама тоже закрывает огурцы и варенье. А ещё недавно появились сухие каши в пакетиках; если развести содержимое пакета кипятком, то получится почти порция почти каши. Но это каждый сам на себя, в зависимости от средств.
А что касается духовного очищения, так мне сам Бог велел. Много злюсь не по делу, людей часто ненароком обижаю. И ведь без всякой задней мысли, но что-то, видимо, делаю и говорю не то, вот и обдумаю как раз. Да и перед вступлением в новую жизнь надо, действительно, освободиться от всех старых долгов, зависимостей. Усмирить внутренних чертей. Библию опять же надо почитать нормально. Откуда-то непрошенная мысль: «Всё сделаю правильно, и Господь, увидев моё послушание и смирение, поможет с театральным». Сразу же ругаю себя за невольную попытку сделки с Богом. Если с такими мыслями вступать в Великий пост, ничего хорошего не выйдет. Гоню подленькую мыслишку, но, раз появившись, любая идея, даже изгнанная, оставляет по себе память. И что бы ни случилось, рано или поздно к ней можно вернуться. На душе становится мерзко. Стыдно, что такого рода мысли появляются в моей голове, и  недостаточно душевной чистоты и воли, чтобы изгнать их без следа. Я готова продержаться весь пост, хотя бы для того, чтобы наказать себя. Хотя чего уж скрывать, просто проверить себя на стойкость тоже интересно.
Весь февраль до двадцать шестого Тамарочка весело щебетала о тонкостях соблюдения. Приносила статьи, рассказывала о просмотренных передачах. Первые несколько дней живо интересовалась нашими успехами, вечерним питанием, в подробностях расписывала рецепты собственной постной кухни. Когда же к среде от нашего дружно постящегося коллектива отвалилась Ирка, неожиданно заявила, что она молодец, единственный разумный человек среди баб-дур. Со второй недели начала методично зудеть на тему, что в этой геркулесовой каше живого молока даже при богатой фантазии заподозрить нельзя. А в прекрасном гороховом супчике лишь последний идиот может перепутать картошку с мясом! «И вообще, ; заключала она, ; поиграли и хватит». У Тамарочки бешеный напор, неудивительно, что девчонки в конце концов поддались её пораженческим уговорам. Сначала Надюшка, потом Ника. Лёнка ; кремень! Держалась почти до конца. Мне повезло, ведь в моём классе воспитательница Гарила. А она так настойчиво капать на мозг никогда не любила.
Я взяла в библиотеке Ветхий и Новый завет, шестьдесят восемь кассет в общей сложности. Методично, книгу за книгой, перечитываю. Мои черти угомонились: ага, организм ослаб и буйствовать им стало негде. По ночам теперь ; о! верх блаженства! ; мне снится белый пористый шоколад и стакан молока. Как беру я дольку на язык, а она тает во рту. Мелкие воздушные пузырики сглаживаются и, смешиваясь со слюной, у-у-ум-м-м… ; полон рот сгущёнки. Этот миг, пока не проглотишь, в твоей власти растянуть до бесконечности, невообразимая сласть заполняет не только рот, но пробегает по всем венам и артериям, так  что каждая частичка тела млеет. А потом я делаю глоток прохладного, такого родного, такого вкусного молока, и очищено место для новой дольки, для новой порции блаженства. Кошмары же все как один: либо не хватает денег на шоколадку, я стою перед палаткой и реву; либо я ищу плитку, чтобы съесть, а её нет в тумбочке.
У меня действительно получается ни с кем не поссориться за это время. Стараюсь по большей части помалкивать. Кому нужна честность, облечённая в первые попавшиеся слова? Для каждой правды нужна красивая, ну или хотя бы приемлемая упаковка из удобной полулжи, из бархатных намёков, ну или хотя бы из всем понятных прописных истин. Это не смирение ; думать так о людях. Но и не гордыня заставляет меня оставлять свои соображения при себе. Когда в желудке пусто, голова кружится, общая слабость, как-то не до споров. Навожу порядок в спальне и классе, ведь то, что до недавнего времени я считала творческим беспорядком, по сути обычный бардак.
За эти два месяца, февраль и март, я трижды в будние дни отпрашивалась в Москву. Адреса Щепкинского, Щукинского училищ и ГИТИСа узнать оказалось легко. Шурик купил книжку со списком всех вузов столицы со специальностями. Она кочевала по старшим классам, пока не дошла до меня. Я несколько вечеров провозилась с лупой, буквально ползая носом по страницам, но нужные номера нашла. Подловив свободный телефон на вахте, в отсутствие вахтерши позвонила и узнала удобные для посещений дни. А дальше дело за малым. Один раз съездила со старым приятелем из выпуска девяносто седьмого года, мы иногда встречаемся в компании, да Олег просто милый парень, он никогда не откажет в помощи. Второй раз спутницей была сестра Толика, оказывается, она тоже интересуется Щепкой. А в третий раз со мной поехал Шурик. Вот после третьего отпрашивания меня вызвали к директору. Нино, не склонная к двусмысленностям и полунамёкам, не смогла долго ходить вокруг да около и без обиняков спросила, как дела у Р.А. И добавила, что потворствовать разврату в своей школе не будет. А я даже не взбесилась. Вот что значит Великий пост и долгие раздумья о душе.
; Антонина Иннокентьевна, я ездила по институтам насчёт поступления, но вы мне ведь не верите? У Вас сохранился телефон Р.А., ; абсолютно спокойно, даже не покраснев, сказала я. ; Вы ему позвоните и узнаете, что мы уже несколько месяцев не то что не виделись, даже не созванивались…
Вспомнив об этом, я снова загрустила. Остаётся совсем немного времени до первого отборочного тура. В Щепкинском училище актёрское мастерство будут проверять восьмого апреля. Я выучила рассказ Чехова, басню Крылова, ну и мой любимый Лермонтов на закуску. Спою русскую народную песню, Анатоль Николаич говорит, что с моим вокалом на более сложный репертуар лучше пока не замахиваться. В общем, я готова, а услышать слова ободрения и пожелания удачи не от кого. Я уже давно забила на декабрьский разговор с Р.А. и с удовольствием бы просто позвонила ему ; и мы бы поболтали, как раньше. Но что-то мне мешает. Я несколько раз уже собиралась набрать его номер, но то ночная зайдёт, то окажется слишком поздно для вежливого звонка, а то вдруг сама занервничаю и поворачиваю назад.
Дважды за это время мне удалось сходить в церковь. Первый раз Фейбол организовала выезд старшеклассников в Троице-Сергиеву Лавру, ещё в начале поста. Во всех поездках на экскурсии, какими бы познавательными или разнообразными они не планировались, самое лучшее, что с уроков снимают на целый день. Учителя не в курсе, во сколько мы возвращаемся, так как после обеда уходят, оставляя нас на попечение воспитателей. И на следующий день всегда можно сказать: приехали поздно, устали, домашку сделать не успели… А на  уроках с воодушевлением повествовать о том, как и что случилось вчера. По-настоящему интересной мне всегда казалась дорога туда и обратно. В школьном автобусе, занимая места для друзей, перешучиваясь и горланя песни, можно ехать до бесконечности долго ; и не надоест. Время без обязанностей, переживаний ; а вдруг я проеду свою остановку?! ; время среди людей и внутри себя.
Посещение же музеев ; это, как правило, недостаточно освещённые для слабовидящего человека помещения, натянутые канаты, за которыми ничего, кроме серо-коричневых пятен, не видно, и тётенька-экскурсовод. Последние часто рассказывают довольно интересные вещи, но без наглядности это всего лишь слова, которые я и в книжке могу услышать. Потрогать статуи нельзя, рассмотреть картины «носом» тем более, а то, что прячется под стеклом в отражении многочисленных тусклых лампочек, вызывает зевоту. «Брошь Екатерины Второй» ; жёлтый кружок побольше, жёлтый кружок поменьше, ещё какие-то рядом кружки… ; и что из этого брошь? И чем вообще они отличаются друг от друга, кроме величины? Народ, как правило, скучает. Тотальников водят сопровождающие учителя, переставляют, как мебель, с одного места на другое, иногда пытаясь скудными словами описать окружающее. Незрячие благосклонно слушают, но что им ещё остается делать? Что можно ответить или о чём спросить в ответ на повествование о том, как прекрасен фасад здания, и как высокие белые колонны образуют арку, и как невесомо выглядят вырезанные из мрамора поддерживающие эдакую громаду скульптуры. Тотальник от рождения в принципе не может представить себе ни что такое колонна, ни как и что она поддерживает, ни что такое выглядеть лёгким или тяжеловесным, уж я не говорю о цвете. В качестве знака особого внимания к нуждам слепых их руку кладут на доступную часть изваяния, будто от единственного прикосновения к холодному камню вся красота и величие проникнут через пальцы в мозг, в обделённое образами сознание их подопечных. Не рождающее никаких эмоций и не дающее новых знаний действо.
Экскурсии в усадьбы или парки вызывают куда б;льший интерес. Во-первых, можно гулять и дышать свежим воздухом, болтать с друзьями и фоткаться. Во-вторых, ты просто идёшь, а значит как бы при деле. Поездка в Лавру оказалась из таких. Большая территория, отсутствие звуков будничной городской жизни, молодые мужчины в длинных рясах. Всё это так необычно! Мелькнувшие мысли о Боге и душе ; о чём ещё думать в святом месте? ; быстренько испарились. Хихиканье и подначивания толпы скучающих учеников не дают сосредоточиться. В храме холодно и темно. Понимаю, что один взгляд на иконы должен бы успокоить и помочь предаться мыслям о вечном. Но ликов святых мы не видели, а отдельные реплики, произнесённые громким шёпотом, заставляли сосредотачиваться лишь на том, как не рассмеяться: «А Мишка чуть алтарь не снёс» ; «Возьмите кто-нибудь Пронькину, пока она не начала молиться на колонну» ; «Маша, не надо облизывать воск». Со стороны это должно напоминать кучку дебилов, выведенных из сумасшедшего дома на прогулку. Стыдно и грустно ощущать себя частью этого.
Я понимаю, что первый рефлекс незрячего, если он вляпался в нечто неопределённое, ; это понюхать палец, а потом лизнуть для определения состава и возможного назначения вещества; что, пытаясь обособиться от школьных приятелей и желая на минуту приобщиться к общей церковной душе, ребята отходят в сторонку, но по слепоте идут не туда, врезаются в полутёмном помещении в посторонних людей, по единственной детали одежды пытаясь узнать в незнакомцах своих друзей. Это действительно выглядит странно и пугающе, но по-другому мы не умеем себя вести. Либо так ; чувствовать везде себя как дома, либо, бояться шаг ступить, повсюду ожидая опасности, замыкаясь в себе, уходя в себя, как в то единственное, где всё остаётся неизменным.
Второе посещение храма, за неделю до окончания поста, пришлось на день, который я провела дома, ; на субботу седьмого апреля. Бабушка называет это «пойти в церкву». И мы пошли. Я не собиралась молиться о помощи при прохождении отборочных туров, мне казалось, что Он и так в курсе моих чаяний и, если сочтёт возможным, сам поможет мне. Всё в руках Божьих, и всё, что будет происходить, произойдёт по воле Его. Эту формулу я приняла не сразу. Но даже когда поверила в неё, мне приходилось заставлять себя не спорить или не убеждать Бога в необходимости поступить так, а не иначе. «В церкву» лучше всего ходить в одиночестве, а бабушка ; наименьшее из зол. Она подсказывает, где нужно креститься, сама ставит свечки, ведёт по только ей известному маршруту от иконы к иконе, давая краткие пояснения, занимает одну очередь за другой. Мы проходим через исповедь и причащение. Я прикасаюсь губами ко всему, на что бабушка указывает, пытаюсь разобрать слова священников, поющих молитвы на будто бы незнакомом языке. Мне хочется поговорить с умным батюшкой об образах из Ветхого и Нового Завета, задать вопросы, но люди, ждущие своей очереди покаяться, шумят и колышутся. Так ли важно моё понимание Библии в сравнении с проблемами этой массы? Я наклоняю голову и произношу своё имя. Батюшка задаёт тон моей исповеди:
; Слушаешься родителей? Учителей? Стараешься не обманывать?
Формально я хорошая девочка и мне десять. Как можно задавать такой тон самому сокравенному?
; Я начала читать Библию, и у меня много вопросов. Я не понимаю, как люди, поступающие столь примитивно и прагматично, могут считаться чуть ли не эталоном.
Это не главный и не единственный мой вопрос, но он первый всплывает в сознании, что судорожно дёргается под напором подгоняющего покашливания сзади.
; Загляни в магазин при входе, там достаточно литературы, отвечающей на твои сомнения. Молись чаще и приходи в церковь.
Бабушка исповедалась передо мной и, видимо, сказала, кто я и как со мной разговаривать, но не объяснила, что самостоятельно я не читаю. Мне стало ещё грустнее. На улице, уже за воротами церкви, мы остановились, и бабушка начала оживленно приветствовать маленького старичка. Я смотрела в сторону, стараясь не думать и не мешать разговору. Наверное, он тоже служитель, потому что перекрестил склонившую голову бабушку.
; Коленька, это внучка моя, Марина, она хочет в Москве учиться, благослови её! ; сколько мольбы, даже заискивания в голосе моей бабули!
Хрупкий на вид старичок одной рукой цепко схватил меня за плечо, даже через пуховик мне его пальцы показались слишком жёсткими, а потом троеперстием другой руки впечатал мне в лоб благословение.
; Да, ей в Москве лучше будет, ; а затем обратился ко мне: ; Ты читаешь по Брайлю?
Теперь понятно, зачем он сначала схватил меня за плечо: блаженный Коленька оказался незрячим.
; Да, пишу и читаю.
; Мне помирать скоро, возьми мои книжки! У меня много Писания и молитв по Брайлю. Обязательно.
Он несколько раз повторял одно и то же, и мне показалось, что это для него почему-то важно.
Я пообещала. Распрощавшись с известным в округе блаженным старцем, мы пошли домой. Весь оставшийся день бабуля потчевала меня историями о прозорливости Коленьки и фактах его биографии. А я пожелала поверить ей и посчитать его благословение хорошим знаком перед поступлением.
Родителям не говорю о своих планах. Пройду отборочные туры, тогда узнают. А пока рано. Сказав, что договорились с девчонками в воскресенье встретиться пораньше, на первой электричке в пять утра выезжаю в Москву. Я оделась скромно, но с достоинством: чёрная узкая юбка-карандаш чуть выше колена, тёмно-синяя (говорят, мне к лицу этот цвет) трикотажная кофта с длинными рукавами и глубоким вырезом, но под кофтой майка-сетка, чтоб не казаться слишком вульгарной. Пришлось ехать в ботинках ; хотя то, как они заканчиваются на щиколотках, мне не нравится, будто ногу откусило снизу ; и длинном, покроя типа шинель, пальто.
С утра замёрзла, как бобик. Но снег почти уже сошёл, и зимние сапоги были бы не к месту, а для туфель ещё рано. Длинное пальто хотя бы закрывает обрезанные ботами ноги. Как изящно смотрятся тонкие щиколотки в туфлях-лодочках на шпильке и как по-уродски ; в осенних ботинках. Несправедливо. Еду в электричке и мысленно рисую красивые ножки в разной обуви. Есть же такая форма икры, колена, бедра, на которых даже грины эффектно смотрятся. В этом году я ещё ни разу не взялась за карандаш, и это самый большой перерыв в моей жизни. Я больше не думаю о шедевральности собственных полотен, амбиции отступили на задний план, а картина века… Может, я когда-нибудь и попробую, но сам процесс кажется теперь гораздо заманчивей. Сейчас я просто жду момента, когда мне захочется снова взять карандаш. Жду и мысленно делаю заметки. Интересно, сколько костюмов я смогу придумать используя чёрный, белый и какой-нибудь из кислотных ; оранжевый, салатный, фуксии. Например: маленькое чёрное платье без рукавов с белым воротничком, поясом и перчатками до запястий, на ремне, скажем, розовый цветок, а в руках розовая сумочка.  Или белое в тонкую чёрную полоску платье по фигуре, до колен, рукав три четверти, а плечи открыты, на голой шее чёрный галстук, голубой плащ с чёрными крупными пуговицами и голубые туфли. Или вот ещё: чёрная с канареечного цвета козырьком бейсболка с белой надписью; чёрная спортивная, джинсовая, наверное, рубашка, распахнут ворот, из-под которого виднеется канареечный шейный платок, чёрные узкие джинсы с белыми тонкими лампасами, белые кеды с канареечными шнурками.
Часы в электричке пролетают незаметно в незатейливых фантазиях. Ожидаемого мандража не испытываю, я готова принять любой вариант, и организм, видимо, со мной согласен. До училища иду медленно, спрашивая дорогу примерно каждые десять метров. Как потеряю из виду предыдущего провожатого, так тут же обращаюсь с просьбой к следующему прохожему. Вообще-то мы договорились с сестрой Толика встретиться и попробовать вместе, но, прождав полчаса, я двинула одна. То ли испугалась, то ли не захотела подойти. Ну и ладно! В здании Щепки ориентируюсь в основном на огромные толпы по большей части из девчонок. Хаос неприкаянных возбуждённых подростков. Трудно оценить оформление и стиль училища, даже о размерах не могу судить. Случайно врезавшись в стену, заметила множество фотографий, но не понять ; кто там, да и не время сейчас. Мне выдают триста восемнадцатый  номерок и предлагают заполнить анкету. Прошу соседку помочь, и мы знакомимся.
Надя Малахова выглядит эффектно: юбка, как у меня, чёрная, но значительно короче. Она догадалась взять с собой в пакете туфли и переобулась. Чёрные лайкровые колготки притягивают взгляд. Просто куколка! А кофта! Такого безумно насыщенного синего цвета не на рисунке я ещё никогда не видела. Рукава три четверти, идеальная длина, по-моему, глубокое декольте, а я, дура, постеснялась. И крупные тёмные кудри завершают образ. Мне стало стыдно за себя: ну что я, не могла приодеться поярче?! Да даже если б надела свой умопомрачительно короткий потёртый джинсовый сарафан болотного цвета с салатной рубашкой в оранжевых рыбках, уже стала бы заметней. Этакая девчонка-сорванец. И уродские ботинки смотрелись бы тогда лучше. Но нет, блин, мы дама серьёзная, взрослая, мы должны поразить своим талантом, а не красотой.
Надежда успела познакомиться ещё с одной девчонкой, Настей. И взгляд на неё смирил моё разыгравшееся чувство неполноценности. Она выглядела скромняшкой-припевочкой в светло-серых брючках и голубенькой водолазочке. Длинные каштановые прямые волосы под голубой ободок делали её похожей на ангелочка. Пока мы втроем болтали, почти все успели пройти. Кто-то сказал, что уже счёт пошёл за четыреста, когда Надя рванула к заветным дверям.
Комната оказалась небольшой. За столами у окна сидело несколько человек. Усталая женщина предложила нам начинать.
Первой вышла Анастасия. Взялась за Пушкина, но, вдруг, начала путать слова, занервничала и попыталась сесть обратно.
; Ну что ты волнуешься? Попробуй ещё раз, ; мягко попросила экзаменаторша.
Она сделала вторую попытку, но вышло только хуже.
; Может, споёшь? Что там у тебя?
Настя поблагодарила и запела. Очень нежно, чисто и красиво полился романс, но на первой же высокой ноте её голос задрожал и, расплакавшись, она убежала.
Второй встала в центр комнаты я. Мне не было страшно, и слов я не забывала. Спокойно и уверенно я начала с «Последнего новоселья», но на третьем четверостишии меня остановили. Мне хотелось возмутиться: «Как же насыщенность в середине?! Я же не успела в полной мере показать всю возможную силу и эмоциональность своего голоса!» Ну ладно, взялась за прозу, но и здесь поговорить на разные голоса не удалось: ещё до диалогов героев меня поблагодарили и попросили следующего.
Надежда всех покорила коротюсенькой детской сказкой. С первых же слов громко, чётко жестикулируя ; а не как мы, пионерки, по стойке смирно ; взялась за дело. Этого хватило всем. Её одну выбрали из пятерых и дали координаты следующего тура.
Вот и всё! Вот и всё! Или нет?
Я дожидаюсь окончания проб и стучусь в кабинет.
; Заходи, ; это та милая женщина, так внимательно отнесшаяся к Насте. ; Чего забыла?
; Извините, что отвлекаю, я просто хотела спросить на будущее, почему вам не понравилось, как я прочитала?
Она тяжко вздохнула, а потом быстро и жёстко сказала:
; Ты не маленькая и должна понимать. С таким дефектом глаз на сцене делать нечего.
; Но ведь это в кино имеет значение, на большом экране?
; В театре тоже.
Ей больше нечего сказать и махнув рукой, она попрощалась. Вот теперь точно всё!
А я даже не разрыдалась. Иду, не спрашивая дороги. И каким-то образом попадаю в метро.
Ведь что-то же произошло?
Но на душе усталость, да и только.
И в шумном здании метро
Как бы одна. И всё равно,
И мысли собираю по осколкам.
Вот ещё дурацкого стихоплётства не хватало! Как перестала рисовать, рифмованные строчки так и норовят засорить мозг. Я обязательно попытаюсь на следующий год. Не хочу других училищ, мне здесь понравилось. Буду ходить, пока не надоем. И одеться надо будет получше. Да и репертуар другой подобрать. Хороша я кулаками-то махать! Нет, ну поплакать надо, очень хочется. Может, приеду в школу, останусь вечером одна ; и получится? Но не выходит что-то. Разве яркая внешность и другой репертуар помогут? «Дефект глаз». Удар ниже пояса. Ну почему я не подумала об этом раньше?!
*****

Последние силы остаются в далёком прошлом, и поститься я продолжаю лишь на автомате. Даже нет сил помечтать о таком сладком и любимом шоколаде. Я не ем не потому, что последняя неделя самого строгого поста, а потому, что мне уже ничего не хочется. Ни есть, ни мечтать, ни спорить, ни рисовать, ни плакать. Всё, чем я когда-либо была или хотела стать, растворилось в непонимании. Видимо, надо как-то переосмыслить себя и придумать новую интересную картинку. И, наверное, когда-нибудь я это сделаю.
Через неделю в светлое воскресенье маман ставит передо мной бурое яйцо, полстакана святой воды, пиалу творога с изюмом и кусок кулича. И именно в этот момент прекрасная, многообразная, сложная и невообразимо желанная жизнь опрокидывает меня сначала смесью великолепнейших запахов и вкусов, а потом она же бьёт по моей глупой голове и желудку жутчайшей болью. Я корчусь в туалете, обливаясь п;том, слёз всё ещё нет, но желчи из меня вышло предостаточно. «Так мне и надо», ; между спазмами думаю я.
А вечером, лёжа на кровати со старым мишкой в обнимку, тазик на полу слева, улыбаюсь. Потусторонних голосов не слышу, третьего всевидящего глаза не открылось, в театральный не поступила и своего отца Зосиму не встретила. Но и сказать, что кроме проблем с желудком я больше ничего не вынесла из поста, будет неправильно. Во мне неожиданно появилась какая-то внутренняя уверенность, что со мной всё будет хорошо. Что Он там наверху обязательно присмотрит за мной.
; И как вас, дураков, ещё учить?

 Глава 7. Надежда цвета янтаря

Шифон солнечного света скользит по нашим телам, слегка касается покрывал, и с почти неразличимым шорохом густыми золотистыми волнами сваливается на пол. Окна в спальне открыты, и мы вдыхаем весну полной грудью. С каждым глотком апрельского воздуха растворённые в нём нежность и хрупкость набухающих почек вызывают сердечный трепет и предощущение вкуса лёгкого фруктового крема. Вот-вот, ещё один вдох, более глубокий, и капля сласти будет медленно таять на языке. Какими нужными вдруг становятся руки, ведь они могут обнимать одного человека, весь мир. Какими важными вдруг оказываются ноги, ведь их бег может принести тебя к одному-единственному человеку, заветному месту.
Распластавшись морской звездой по кровати, я пытаюсь поймать мгновение. На своей кровати Надюшка с брайлевской книжкой в позе примерной ученицы методично водит пальцами и переворачивает страницы. Вечер пятницы, и из наших двух классов мы одни остались до субботы. Завтра в ЦДК ВОС  состоится интеллектуальная игра типа «Что, где, когда», и мы в команде. Домой ехать не резон, из школы быстрее, да и дороги мы не знаем, а отсюда нас сопроводит Горный, он тоже представляет интеллектуальную элиту нашей школы.
; Хорошо как! ; Надюшка со мной соглашается. ; А ты чё читаешь?
; Учебник по биологии.
; Много задали?
; Я не домашку. Это учебник за девятый класс.
Я аж села:
; На фига?
; Для себя.
; Да ладно! Колись!
; Обещаешь, что смеяться не будешь?
; Когда я смеялась?
; Это к поступлению. Чуть больше года осталось, и надо как следует подготовиться.
; А на какую специальность нужна биология? ; всё ещё не понимаю, над чем тут можно поржать.
Надюшка ещё немного мнётся, а потом всё-таки выпаливает:
; Я на психолога хочу поступить!
Пауза. Я обещала не смеяться. Получается сдавленный хрюк.
; Зачем тебе этот гемор? ; Она молчит, и я пытаюсь сгладить явно прозвучавшую грубость. ; Ты умеешь слушать, и в твоей будущей профессии это должно помочь. Но зачем тебе копание в этой чернухе?
; Я скорее для себя этого хочу.
; Комплексы?! Ты такая спокойная, уравновешенная, классная, какие у тебя могут быть комплексы?
; Просто я умею хорошо их скрывать, ; смеётся Надька. ; Давай погуляем.
И мы выходим. Как и я, она ориентируемся не очень. Не сговариваясь, просто наматываем круги вокруг школы, за территорию не идём. Нам никто не мешает, на выходные мало кто остаётся.
; А почему ты не готовишься? ; Надя меняет тему.
; Историю я и так сдам, да и литературу тоже. А русским мы с Риммочкой два раза в неделю занимаемся. Я как-то не парюсь.
; Везёт, жаль, что не все так могут. Как твой желудок?
; Болит, сволочь!
; Глупо с нашей стороны было так поститься. Мы же ничего, кроме консервов, не ели. Я поэтому и бросила так быстро, ведь, что не говори, но Тамарочка была права. Не в школьных условиях.
Она замолкает, а мне не хочется продолжать эту тему. Поститься или нет ; личное дело каждого, и не ко всем вопросам можно подходить с мерками одной только практичности. Есть вопросы веры и ощущения. Я чувствовала необходимость поступить именно так, а отсутствие условий, позволяющих делать это с комфортом, не то препятствие, через которое невозможно перешагнуть при желании. Испорченный желудок ; как следствие.
; Тамарочка, конечно, молодец! Сколько воодушевления до начала поста и сколько презрения потом!
Разговор перелетал с темы на тему, пока Надюшка не спросила, как дела у Р.А.
И я ухмыляюсь:
; У всех один и тот же вопрос. Не знаю. Мы месяца четыре  не созванивались.
И неожиданно для себя рассказываю ей всю историю в лицах…
 ; С тех пор и не звоню, ; погрустнела я под конец.
; Слуша-а-ай, как интересно! Вот что он от тебя хотел услышать? Ну, что он всегда тебе симпатизировал, так это все заметили с самого начала.
Я, кажется, начинаю активно краснеть и дышать глубже:
; Так же, как и другим…
; Ой, да ладно! Он всегда улыбался, когда ты приходила, выделял тебя среди нас, никогда не отмахивался, что бы ты ни сказала.
; Ага, как же! Забыла, как он ржал, стоило что-то ответить? Да и если б нравилась, для начала надо об этом сказать, мне кажется.
; А может, он таким образом сразу хотел показать свои благородные намеренья?
; Логика событий нарушена напрочь! Сначала признание, потом добиться взаимности, и только после этого предложение.
; А это его вечное «Мариночка, Солнышко!» чем не признание?
; Да он ко всем так обращался в хорошем настроении! ; Но мысль о том, что Р.А. ко мне как-то по особенному относился, невероятно приятна и греет душу. ; И не обязательно он теперь чувствует то же, что и раньше.
; Ты нравилась ему с девятого класса, это значит ; он молчал целых три года. ; Я не перебиваю Надюшку, пусть в чьих-то фантазиях, пусть на время хочется представить себя героиней столь романтической истории. ; Представляешь? Три года наблюдать, как ты растёшь, взрослеешь. Я думаю, он просто не дотерпел до твоего окончания школы. Опять же, окончи ты школу, поступи у себя в городе, и шанс увидеться в лучшем случае раза два в год. А он хотел найти возможность встречаться часто и созваниваться. Если б ты, конечно, захотела…
Я представляю нарисованную картинку и не верю. Ведь я с самого начала не допускала мысли, что могу нравиться Р.А. Заявляю об этом вслух, но Надюшка не соглашается:
; А чего тут особенного? Учитель влюбляется в ученицу ; классика! И не такая уж у вас большая разница. Лет пятнадцать?
; Вообще-то двенадцать.
; Тем более, Жофрей был старше Анжелики на пятнадцать.
; Да не в возрасте дело. С этим как раз всё в порядке. Но, ; я наконец высказываю беспокоящую меня мысль, ; что он мог во мне найти?
И тут уже очередь Надюшки похрюкивать от сдерживаемого смеха:
; Комплексы! У тебя?!
Мы проходим через стадион, и я поднимаю глаза к небу. Оно стремительно покрывается густой сумеречной синевой, и мне почему-то начинает казаться, что и оно таким образом пытается скрыть улыбку. Разворачиваюсь к подруге, но не вижу лица, оранжевое солнце ослепляет. Опускаю глаза, смотрю на окрашенные рыжим руки и вспоминаю необычайно насыщенный цвет кожи на руках Р.А. Не помню, куда мы шли и что делали, помню лишь, что на нём была тёмно-синяя рубашка, цвета сегодняшнего неба. И оранжевая кожа на руках в свете заходящего солнца. Я ещё подумала тогда: если смешать краски и попытаться нарисовать человека в таких цветах, получится ужасно неестественно. Но смотреть на руки и лицо, покрытое янтарной пудрой, хотелось до бесконечности. От него всегда шла дикая энергия, но в том времени и месте она была тёплой и притягивала.
С утречка пораньше приезжает наш второй воспитатель. Взяв Горного с двух сторон под руки, едем в ДК. Автобус, электричка, метро, троллейбус. Везде билеты бесплатны для нас. На хот-дог денег нет. «Там вас чаем напоят», ; утешает Владимир Викторович. Я, помимо отгадывания с командой всяких там вопросиков, должна прочесть какой-нибудь стих в конкурсе самодеятельности. Думаю об этом и сама же наблюдаю за своими чувствами и мыслями как бы со стороны. По идее, неудача с поступлением в театральный произошла всего две недели назад и должна оставить глубокую психологическую травму в моей хрупкой юной душе. Вот интересно, буду я как-то по-особенному переживать момент выхода на сцену? А может, собрав всю волю в кулак, я стану бороться с сильным эмоциональным потрясением, которое внезапно нахлынет на меня, стоит услышать выжидательную тишину и увидеть полный зрителей зал? Но не отказываться же сейчас, не объяснять же, как мне теоретически должно быть трудно. Это герои американских фильмов под предлогом невероятно страшного эмоционального потрясения могут совершать кучу дурацких действий, которые сразу простятся, стоит лишь узнать о тайном, причиняющем душевную боль воспоминании. Интересно, можно ли испытывать боль от прочтения стихов со сцены? Из какого-то злорадного предвкушения я выбрала басню Крылова, которую так и не прочитала. А может, я просто так глубоко запрятала свои терзания и страдания, что они никак не могут вырваться на волю? И сегодня, когда буду на сцене, плотина прорвется, и я разревусь прямо на глазах у кучи народа? В ожидании интриги я чуть ли не потираю руки: «Ну, ну, посмотрим-ка на это!»
В ДК шумно. Выпускники разных интернатов, сборные из рабочих УПП узнают друг друга, выкликают имена, жмут руки. Горный вливается в одну из кучек, и мы с Надюшкой, оказавшись не у дел, топчемся в сторонке. Недолго, впрочем. Наша команда быстро собирается. Шесть человек, включая нас троих, плюс трое ребят из предыдущих выпусков, Надькин парень один из них.
На людях Андрей и Надюшка ведут себя сдержанно. Она ещё школьница, и вместо бурных объятий и поцелуев ; тихое «Привет». Их отношения мне кажутся очень романтичными. Во-первых, Андрей, весь из себя такой мужественный спортсмен, которому дела нет до глупых женских штучек, со своим жёстким юмором, замашками будущего деспота, вдруг, становится нежным и чутким рядом с ней. Во-вторых, Надежда, тихая скромница: как получилось, что сквозь учебники она смогла разглядеть любовь, а заметив, поверить в неё? Счастливый случай или знак судьбы, что они живут в одном городе? Почти два года назад мы большой компанией собрались на день рожденья к Олегу. Из разных мест маленькими ручейками мы стекались под гостеприимный кров Олеговой дачи. Встретившись на станции, ожидая нужную электричку, Надюшка и Андрей должны были поддерживать светскую беседу. И, что самое удивительное, у них это получилось! На праздник они приехали уже с чувством взаимной симпатии. А дальше… алкоголь, музыка, тёплая компания, случайные прикосновения. По домам все разъехались полными впечатлений от весёлых выходных, а Андрей и Надюшка ; парой. Сейчас он уже закончил массажное училище, вроде бы нашёл работу, и каждый вечер пятницы встречает свою школьницу на станции, где завязалась их дружба.
Начало состязаний в образованности ; в двенадцать. «Если всё пройдёт быстро, то я успею на трёхчасовую электричку», ; думаю по пути в актовый зал. На сцене пять столов, по числу команд. Услужливая тётенька рассаживает участников. Всё очень внимательно и нарочито дружелюбно, а меня посещает предчувствие: стоит чему-либо пойти не по плану, как эта очаровательная дама покажет склочный и властный характер. Излишняя предупредительность меня всегда пугала. Закончив с нами, тётенька представляет команды и членов жюри.
«ОБЖ» ; тихим голосом выдаёт придуманное прозвище Андрей. Надюшка хихикает, на ухо спрашиваю, что это может значить. «Очень Большая Ж…», ; и я давлюсь от смеха. Горный шикнул и сразу же поднялся поприветствовать зал и достопочтенное жюри.
; И как он одновременно слышит и там и тут?
; Талант! Воспитанный годами в БШД.
Все аплодируют, мы присоединяемся, не понимая причины. ОБЖ выводит Евгения Геннадьевича, так он представился, ставит его перед микрофоном, и тот минут пять бухтит о радости встречи, о солнечном дне, о высоких смыслах данного мероприятия. Андрюха тихо комментирует почти каждое высказывание оратора, мы прыскаем, пока вдруг Горный не произносит громко моё имя.
; Что, так сразу?!
; Пора самодеятельности от нашей команды.
; Почему мы первые?! ; шепчу в ужасе, и выхожу.
Я даже не успела нормально подготовиться, поволноваться, и вот оказываюсь перед микрофоном. Молчу, пусть народ проникнется значимостью происходящего, они просто обязаны понимать, что их шуршание и перешептывания ; неуважение к чтецу. Я же, чтец, могу и подождать. ОБЖ сажает в сторонке дядечку ведущего, на миг её огромный зад в облегающей светлой юбке чётко виден мне, и голосом искрящимся весельем, я объявляю автора и название басни. Делаю глубокий вдох. Зачем торопиться? Начинаю читать. Это дело я давно знаю и люблю, мои мысли и чувства уходят на второй план, всё внимание ; переплетению строк. То, чем я всегда так гордилась, из-за чего так переживала, превратилось в спокойную уверенность в собственных силах. Мне не нужно никому ничего доказывать, я делаю то, что всегда хорошо у меня получалось. Чтение стихов со сцены оказалось обычной техникой владения голосом. Здесь добавить яда, лисицы мне особенно удавались; а тут растянуть и округлить гласные, всё-таки лев, царь зверей; интонации автора лиричны и задумчивы, паузы в нужных местах, тоном выше, тоном ниже. Я чувствую, как стих должен звучать, и воспроизвожу это, вот и весь секрет. Мне кажется или зал проникся? Последняя строчка, полшага назад, лёгкий поклон, больше даже кивок ; и подавляющая тишина, слишком долгая, на мой вкус, грохот дружных аплодисментов. Я позволяю себе милую улыбку: «Приятно, чёрт возьми!» ; и возвращаюсь к своей команде.
Видимо, я всё же волновалась, потому что усталость неожиданно пытается согнуть мои плечи, приходит ощущение влажности дрожащих рук. «Ах ты, понтовщица», ; любя подшучиваю над своим слабеньким организмом. Сажусь, попутно споткнувшись об один стул, сбив другой, в глазах немного потемнело, и ; о чудо! ; Андрей, не ценитель подобных номеров, хлопает меня по руке и говорит:
; Ты молодец! Мне понравилось.
И это важно для меня.
Другие стихи мне кажутся скучными и эмоционально неестественными. Неужели я выгляжу так же? И людям нравится?!
Игра начинается, и вопросы, странным образом сформулированные, сыплются с подавляющей неотвратимостью. Наша команда с горем пополам набирает полтора очка в музыкальном задании ; это заслуга Горного, и делит последнее место с неудачниками из сборной московских интернатов. Те справились с большим числом вопросов, но мои таланты таки произвели впечатление на высокое жюри, и баллы конкурса самодеятельности оставляют нас не в самой глубокой заднице. Ох уж этот хитрый маленький дядечка ; Евгений Геннадьевич! Намудрил так намудрил. Последнее слово членов жюри, благодарности участникам и организаторам, восхищение идейным вдохновителем.
Два часа, и если поспешить, то в восемь я уже буду ужинать молоком с блинчиками дома. Андрюха здесь частый гость, по выходным в ДК играют в голбол, спортзал тут тоже имеется. Обещает проводить меня до метро, ну и Надюшку ; до подъезда. Плутаем по узким коридорам в поисках туалета на дорожку. Горный, препоручив нас ответственному молодому человеку, устремился к большой группе, в основном из мужчин, столпившихся в фойе. И снова поздравления, рукопожатия:
; А вон она! ; раздаётся голос Владимир Викторовича. ; Марин, подойди, познакомься.
Делаю шаг и узнаю повернувшегося в мою сторону Р.А. Торможу, а в голове тысяча ; и ни одной толковой ; мыслей: «Может, не заметят? Сбежать, пока не поздно? Поздороваться как ни в чём не бывало? Сделать вид, что не узнала? Что же делать?!» А единственное желание ; броситься на шею с рыданьями и воплями «Р.А. дорогой, Р.А. милый, Р.А. родной!» ; неосуществимо. За секунды варианты дальнейших событий картинками мелькают в моей одуревшей голове. Не ожидавшая моего ступора Надька задевает плечом. Автоматом делаю другой шаг, застенчиво улыбаюсь, осознавая честь знакомства с главным устроителем, вдохновителем игр Евгением Геннадьевичем. Обещаю обязательно ещё приезжать и радовать их своими талантами, а затем уже ; и откуда столько робости? ; протягиваю руку Р.А. Памятный по школьным урокам костюм, тёплое пожатие, мгновение, растянувшееся в бесконечность. Мы всегда стояли и будем стоять так, моя ладонь в его ладонях, как в единственном, необходимом каждому доме. Чувствую взгляды и интерес к нам окружающих. Всё должно выглядеть естественным. Мы давно не виделись, хорошие знакомые, мы имеем право отойти в сторону и поболтать о старых добрых деньках. Р.А. любезен и спокойно, как-то даже расслабленно, с ленцой поясняет другим, откуда меня знает, улыбается Надюшке, что-то вежливое и необходимое в данных обстоятельствах спрашивает. Но моя рука всё ещё тихо прячется в доме его рук. Мы, не сговариваясь, отходим от любопытных ушей к окну. Надюшка рядом. Она понимает, что мешает сейчас, но и не подойти, как бывшая ученица Р.А., не может. Горный наверняка в курсе школьных сплетен, приближается, но и это выглядит тоже абсолютно нормальным, бывшие коллеги всё-таки.
; Р.А., какими судьбами?
; Женя пригласил в жюри посидеть.
; Так вы были в жюри? ; удивляюсь. ; И почему я не заметила?
Р.А. смеется и с нежностью ; или мне показалось ; произносит:
; Ты, Мариночка, вообще редко что замечаешь.
; Как дела? Чем сейчас занимаетесь? ; выдает список стандартных вопросов Горный.
Череда ничего не значащих ответов. Формальности соблюдены.
; Прекрасно выступили! ; Р.А. наконец обращает внимание на нас. ; Как же вы не справились с такими простыми заданьями? Мариночка, Надежда? ; Улыбается.
; Шестой и самый несчастный! ; цитирую вопрос, в обсуждении которого я принимала активное участие. ; Да это может быть кто угодно! ; возмущаюсь я. Надюшка энергично соглашается.
; Ну всем же было понятно, что речь об Иване Антоновиче! Вопрос-то исторический, никто бы не стал использовать материал, не известный вам из школьной программы.
; Кому понятно? И всё равно, нельзя так формулировать, ; продолжаю я упрямиться. ; Намекнул бы, что речь о русских царях, а то за минуту я усиленно вспоминала всех Карлов, Генрихов и Людовиков Шестых, обстоятельства их жизни и так далее, ; обиженно соплю.
; Ну, Солнышко, не расстраивайтесь! Всё ещё впереди! ; подтрунивает Р.А. ; Скажите лучше, чем сейчас увлекаетесь, что читаете?
Кроме него, никому это больше не интересно. Владимир Викторович возвращается к общей группе, и для Надюшки хороший повод развернуться к Андрею и не быть третьей лишней.
; Павича. «Обратная сторона ветра».
; Своеобразный автор, ; голос Р.А. стал тише и мягче. ; Всё ли понимаешь?
; Плохо понимаю, ; честно отвечаю я. ; Но чувствовать его получается гораздо лучше. Я его хорошо ощущаю! ; заканчиваю на пафосной ноте.
; Ты выглядишь немного грустной.
И что на это скажешь! Но Р.А. любитель риторических вопросов, задает их потому, что у него уже готов ответ заранее, и я жду.
; Тебе стоит отвлечься, почитай что-нибудь жизнеутверждающее.
; Это вы о чём?
; Роджер Желязны ; отличный автор, «Хронику Амбера» читала?
; Что-то древне-историческое? ; скучнею я.
; Не совсем. Книга о сильной личности, о герое. В наше время мало места остаётся для героизма, к сожалению. Как считаешь?
Задумавшись над этим, я молчу, и, не дождавшись ответа, он начинает прощаться.
; Почитай обязательно.
Мы снова пожимаем друг другу руки, желаем удачи и расходимся. Как бы для всех Р.А. напоследок диктует свой новый номер телефона, оказалось, что он живёт теперь в другом месте. «Девочки, звоните в любое время, всё, чем могу помочь, сделаю обязательно. Подготовка, поступление, литература, репетиторы ; обращайтесь». Я запоминаю семь цифр, понимая, что никто, кроме меня, ему никогда не звонил и не будет. Теперь главное найти хороший повод для звонка. Например, эта последняя книжка, которую он советует почитать. Быстренько сейчас загляну в библиотеку на проспекте Мира, получу её, за оставшееся время выходных осилю, а в понедельник вечером, когда на вахте никого не будет, можно и впечатления обсудить. Просто сегодня поехать придётся не на трёх-, а на шестичасовой электричке. Подлый желудок начал тихонько ныть, напоминая, что ближайший приём пищи грозит отодвинуться на десять вечера, но я неумолима. И почему мой слабый организм всегда норовит подвести меня в самый неподходящий момент? Мой сильный дух, мой светлый ум, моя разложенная и так разумно объяснённая чувствительность ; всё во мне приведено в порядок, в соответствии с моими же о нём представлениями. Но этот хитрый организм неожиданно начинает потеть или краснеть, или заполняются пустотой мои внутренности. «Я спокойна, и нет повода для волнений», ; говорю себе и верю своим словам, но колени и руки дрожат, а голос вдруг становится слабым и невыразительным. И как после этого доверять себе, если знаешь, что, несмотря на всю эмоциональную и интеллектуальную подготовку, твоё тело всё равно сделает по-своему? Вот и приходиться совершать маленькие уступки, и я прошу Андрея одолжить рублей пять на привокзальный пирожок. Обещаю вернуть на следующей неделе через Надюшку.
Троллейбус, метро, библиотека, метро, вокзал, экспресс. Получив книгу и поразившись объёму, незамедлительно вставляю первую кассету в плеер. Книга оказалась фантастическим романом, это ново. До сих пор я предпочитала реальность выдуманным мирам. Но раз Р.А. сказал, что вещь стоящая... Беру билет за два часа до отправления, и, переживая за героя, наматываю круг за кругом от первого пути до семнадцатого. И что тут гениального? Интересный сюжет ; согласна, но не могла эта книжка заслужить внимание Р.А. только лишь захватывающим сюжетом. Сажусь в вагон второго класса, но в пути не засыпаю, как обычно, а лишь переворачиваю и меняю кассеты в ожидании продолжения. Давно меня так ничего не цепляло! Полчаса пешком до дома также пролетают незаметно, благо аккумулятор заранее зарядила. И вот я дома.
; Ма, Па, привет! Вы ведь не против послушать книжку за ужином? Хорошую! ; уточняю я.
Оказалось, что папа уже читал хронику. Но с удовольствием присоединился ко мне. Во время ужина начинается мрачная часть о заточении Корвина в темнице, и я не чувствую вкуса еды. Ронять слёзы при родителях как-то неправильно, и я ретируюсь в свою комнату. Как ярко и скупо автор описывает слепоту, откуда он может об этом знать? Мечусь от двери к окну, ускоряю воспроизведение, слушаю вторую книгу и заканчиваю её под утро. Проблемы выбора и долга, желания и необходимости не дают мне покоя. Я рада за Корвина,  принявшего правильное решение. Мне непонятно его чувство ненависти, ведь я сама этого чувства не испытала, но его стремление к самоанализу и честности хотя бы с собой мне близки.
В воскресенье я не еду в школу, под предлогом, что вчера из-за игры слишком поздно вернулась и не успела отдохнуть, утром в понедельник на пятичасовой электричке буду как раз к третьему уроку, ничего страшного. Я отказываюсь от прогулки с подружкой, говорю, что не выспалась. Ем, умываюсь и вообще передвигаюсь по дому с магнитофоном под мышкой. Какие могут быть препятствия для желающего прочесть книгу до конца? Но слушаю уже не из-за желания побеседовать с Р.А., просто сейчас, кроме мира Амбера, никакого другого не существует. И я в нём! Ходить из угла в угол надоедает быстро, сама вызываюсь выгладить бельё, чем безмерно удивляю маман. Руки должны быть чем-то заняты, чтобы дать волю воображению и фантазии. Картины Янтарного королевства, ярких и непостижимых теней и отражений с абсолютной чёткостью предстают передо мной. Закончив с полотенцами, я освобождаю стол. Третья книга «Знак единорога» на исходе, и я впервые в этом году без каких-либо тягостных ощущений беру карандаш в руку. Но за изображения карт или мест не берусь, они ещё не до конца сформированы, не прочувствованы мною. Я вообще не думаю над рисунком, а руки сами знают, что делать, надо лишь позволить им это.
«Начинать всегда сложнее всего», ; вспомнила я фразу из своего старого сочинения. Человек ;  главный герой везде и всегда. Провожу первые линии век, красивые глубоко посажанные глаза. «Ярче! Контрастнее!» Взгляд мрачный, получается как-то угнетающе. «Кто так может смотреть, мужчина или женщина?» Ну, Свобода, на автомате расправь свои крылья! Этот взгляд требует продолжения. Короткий нос с явной горбинкой, кривятся в усмешке губы, вот-вот он то ли заплачет, то ли расхохочется навстречу невидимым мне пока врагам. «Чётче! Жёстче!» Разглядываю дикие черты, плывущие в абсолютной пустоте, они захватывают и не отпускают. Чёрные длинные пряди до плеч не закрывают лица. Грязные или просто мокрые, нечёсаные лохмы, когда-то были собраны в аккуратный хвост. «Он ведь почти сошёл с ума», ; наконец доходит до меня. «Быстрее!» Открытую шею и худые плечи не скрывает изодранная рубаха, руки связаны сзади. Мужчина вышел левее, чем изначально предполагалось, и спина к спине, тоже связанную, подсаживаю в пару к нему девушку. Тонкие черты лица, гладкие щёчки и расширенные от ужаса глаза видны вполоборота. У неё короткая современная стрижка и плавный изгиб шеи, переходящий в опущенное округлой формы плечо. Контраст между резкостью черт героя и почти отсутствием линий, лишь намёком, но не завершённостью их у героини ; бросается в глаза. Это нельзя списать на освещение, и я придаю чёткость и яркость тонким линиям, стираю лишнее. Серый туман образовался вокруг головы мужчины, а лицо женщины немного постарело. Я уже придумала сюжет и, не обращая внимания на мелкие недоработки, ускорила движение простого карандаша. Нет, не серый туман ; поработала ластиком, называется, ; но клубы поднимающегося дыма. И уже не рубаха, а изодранный халат медицинского работника на привязанном к модной феминистке мужчине. Та же одета в короткую юбку и открывающую практически все прелести майку. Сломанные ветки с уже занимающимся пламенем разбросаны вокруг них. А вот русалки и водяные, лешие и кикиморы, гномы и эльфы, поместился даже кентавр на заднем плане ; герои многих легенд и мифов неистовствуют, грозя кулаками двум представителям современного общества, попавшим на суд.
Мой рисунок не имеет никакого отношения к читаемой книге, и всё-таки я ощущаю некую взаимосвязь. Лорды хаоса может и выглядят по другому, чем представители всех известных мифов и сказок, но альбиносы жгут ведьму, полотна мечащегося Бранда слишком темны, а Бил Ротт желает поверить в чудо. Всё перемешивается в моей тяжёлой голове, и на свет рождается столь необычный набросок.
В эту ночь мне удалось немного поспать. Сознание терзают видения будто давно забытых, но невероятным образом вернувшихся лиц и сюжетов.
Вот я иду по серым похожим друг на друга улицам, одинокая, как всегда, и не зная куда. Чёрные тени, надвигаясь, выползая из-за угла, мешают пройти в нужную сторону, мне хочется повернуть, но ужас, не выходящий на свет,  поджидает за каждым поворотом. Не спрашиваю уже ставших такими привычными вопросов: куда, да и зачем я иду. Знаю, что направляюсь в одно из тех мест, где меня должны ждать, но не туда, куда мне действительно надо. Всё вокруг серое в согласии с моими мыслями и настроениями. Я ощущаю себя не идущим человеком, а безликим сгустком тумана, движущимся в таком же тумане. Одинаковым образом попадание к свету или тьме грозит уничтожить меня абсолютным поглощением, стиранием моей серой индивидуальности. И наконец я в комнате, тусклое желтоватое освещение которой угнетает. Людей много, они разбиты на кучки, и будто какое-то внутреннее притяжение не отпускает их далеко друг от друга. Они чужие, хотя я и одна из них. И блеклость увиденных красок не удивляет, это уже не серое нечто, но и не реальный мир. Я знаю, что так не должно быть, но другим сказать не смогу. Осознаю мою отличность от окружающей массы ; и вдруг что-то начало меняться. Неделимые кучки людей постепенно стали исчезать. Не выходили через какую-то дверь, не растворялись в воздухе с характерным хлопком, просто вокруг всё больше свободного пространства. Я уже была не той, кем себя всегда помнила, но отделившимся бесполым разумом, до бесконечности одиноким в мире полутонов и стёртых линий. И та пустота, которую я всегда прятала в самые глубины подсознания, оформилась в определённый невидимый барьер, преодолеть который не представляется возможным. И когда сознание моё уже было готово разорваться от собственной беспомощности и от неестественности своего существования в данном месте ; появился он. Он не был человеком в полном телесном воплощении. Но в одном из уголков моего мозга вдруг вспыхнула его искра. Ликование наполнило душу: «Он сам нашёл меня!» А в знак защиты накинул на мои плечи чёрный плащ с застёжкой в виде серебряной розы. И я почувствовала, наконец, что у меня есть плечи! Я ощутила себя личностью, девушкой. И не просто девушкой, но настоящей леди истинного среди всех отражений и вечного Амбера.
Будильник поднимает меня без пятнадцати четыре. На улице темно и было бы страшно, если б не провожающий меня папа.
; Па, а Корвин и Мерлин скоро встретятся? А Корвин и Дара будут вместе? А получится исправить Лабиринт? А кто будет королём?
Он лишь отшучивается:
; Дочитай и узнаешь. Я забыл.
И он непреклонен.
Папа находит мне свободное место и закидывает сумку наверх, прощаемся, и в нетерпении я достаю плеер. Путешествие к концам всего продолжается, две фактически бессонные ночи помогают в полной мере ощутить усталость Корвина. Не могу спать, хотя чувствую необходимость. Поднявшееся солнце выжигает глаза. Ближе к Москве народ в электричке заметно оживляется: продажа всякой ерунды, песни и жалобы, контролёры и мечущиеся пассажиры. Калейдоскоп карикатур. Выйдя из вагона, двигаюсь сквозь жидкий клей. Чаще обычного я сталкиваюсь со встречными и спотыкаюсь. Кульминация первого пятикнижия близка, когда я попадаю в тишину школьного двора. К чёрту уроки! Кого они вообще интересуют?! Мчусь, пока не засекли, на третий, и, разревевшись не первый раз с начала книги, всё-таки блаженно засыпаю.
 Глубокий двухчасовой сон рождает во мне буквально нового человека! Девчонкам удалось растолкать меня к обеду. Я делюсь восторженными впечатлениями о самой гениальной, прекраснейшей, философско-психологической, остросюжетной, великолепнейшей книге всех времён и народов. Но они почему-то не стремятся разделить моих восторгов.
Надюшка рассказала Лёнке, кого мы встретили в ДК. И супердогадливая Лёнка, оказавшаяся рядом Иринка и разумница Надежда окружили меня с расспросами.
; Было б чего сказать!
Но тайны больше не давлеют надомной, и хочется делиться бурлящей во мне радостью. Ничего не произошло, по большому счёту, и в то же время так много случилось. Презираемые и всегда жестоко подавляемые слёзы вернулись ко мне под руку с ощущением жизни. Можно беззастенчиво сплетничать и лопать шоколад. Можно снова разбросать карандаши по парте, пачкать нос и руки, мечтать рисуя и рисовать чувства. Главное ; не просто можно, а снова безумно хочется! Любовь и нежность дорогого голоса, звучали вы на самом деле? Или мне просто хотелось вас услышать? В настоящем это не имеет значения, ведь, сменяя несбывшиеся мечты, появляется надежда на новые. И это прекрасно!

Глава 8. Время прощаться и говорить спасибо

Татьяна Ивановна ; наша первая учительница. Она разрешала нам досматривать мультики перед уроками, начинавшиеся без десяти девять. Мы были ей так благодарны, что старание постичь новые знания не имело границ. Она называла меня «сообразительной тёткой», а её переживания за все наши успехи и неудачи казались слишком искренними, чтобы можно было с лёгкостью от них отмахнуться. Образ мамочки курицы, квохчущей вокруг своих непосед.
Марина Гавриловна ; наша воспитательница с первого и по двенадцатый класс. Скала! Её непоколебимый образ довлел надо мной долгие годы, ровно до тех пор, пока я не увидела разницу на фотографиях начальной школы и старших классов. Из высокой мощной дамы она превратилась в родную старушку чуть выше меня, чёрные волосы теперь скорее серебристо-сиреневатого оттенка, а властный и строгий голос преобразился в добродушное ворчание. Как-то, занимаясь уборкой в классе, Гарила попыталась приобщить и меня к наведению чистоты и блеска, но я рисовала. Так благодушный порыв научить меня бытовым премудростям обернулся брошенным в мою сторону ведром. «Последний раз говорю, либо ты берёшь тряпку в руки, либо с глаз моих долой!» Я собрала карандаши и ушла на третий. Великанша с огромным добрым сердцем и в голубом переднике.
Владимир Викторович ; наш второй воспитатель. Мужчин в школе катастрофически мало, и единственный воспитатель сильного пола достался именно нам. Когда-то он закончил нашу школу, остаток зрения у него хороший, а характер спокойный. Любимым развлечением моим и Ирки было, взяв Горного под руки с двух сторон, поджать ноги и висеть, а он должен был нести нас через весь коридор. Даже не помню, когда мы перестали так делать и почему, но уж точно не потому, что он пожаловался или попросил нас об этом. Его терпение проявляло себя также в длинные воскресные дни, когда я выставляла перед ним огромную коробку с карандашами, а их было точно больше сотни, и лезвием ; никакая точилка не сравнится с ним ; Владимир Викторович кропотливо затачивал их все на следующую неделю. А я, поганка, ещё придирчивого рассматривала каждый и говорила: «Ой, а здесь стержень с боку не видно, а у этого он, кажется, сломался!» И с тяжким вздохом Горный забирал карандаш на исправление. Он напоминает мне трубадура из «Бременских музыкантов», только в очках и постарше.
Римма Дмитревна ; классный руководитель, учительница русского и литературы. Она всегда очень тщательно сохраняла дистанцию между учителем и учениками, но иногда мне казалось, что именно со мной ей очень бы хотелось её нарушить, надавать мне подзатыльников или потрепать по голове. Но она уже не знала, как это сделать. Зато Риммочка, и надо отдать ей должное, таки смогла объяснить почему «сделать» пишется с буквой «с», а «здесь» начинается с «з». А ведь моя безграмотность могла вывести из себя и святого. Таких правильных людей просто не должно быть. Своим видом они сильно смущают, да и попросту раздражают окружающих, наглядно доказывая, что можно прожить всю жизнь и оставаться при этом хорошим человеком. Человеком, который не сплетничает, не завидует, не говорит и даже не думает о других плохо, корректен в замечаниях и всегда немного на расстоянии, в стороне от остальных. Она ровесница Гарилы, но я представляю Риммочку юной и лёгкой, в пышном светло-салатном платье, в том возрасте, когда железные принципы разума были ещё душевным порывом и велением сердца, когда они ещё не заковали её в броню добропорядочности.
Альбина Андреевна ; наша математичка с пятого по десятый класс. Какая-то её тяжёлая болезнь ; и я перестала всерьёз думать насчёт поступления на экономический. Проще было вообще отменить алгебру и геометрию как предмет, чем давать нам другого учителя. Однажды Альбина Андреевна принесла целый мешок леденцов на ниточках, развесила их на ёлке, и каждый, кто решил пример, мог встать и снять один леденец. На одной из пятиминуток для учителей решили, что среди урока надо давать несколько минут ученикам для физических упражнений. «Как они себе это представляют?» ; удивлялась она. ; «Я выведу вас на крошечный пятачок между диваном и шкафами и поочерёдно заставлю приседать?!» Но Альбина Андревна вышла из затруднительной ситуации: запыхтев как паровоз, она начала кружить, обходя парты по периметру класса: «Так, кто вторым вагоном за мной? Кто решит задачу последним, будет в хвосте поезда!» Мы считали себя уже достаточно взрослыми для таких игр, но Альбиночка такая милая, что все дружно заторопились с решением. Фанатик цифр и логических задач, она даже смогла вывести Ирку и Шурика на «почти четвёрку»! А однажды так искренне расстроилась, что была готова вкатить мне «двояк» всего лишь за то, что, решив сложный дополнительный пример из особого учебника, я написала в ответе не «минус шесть», а «шесть». Этот минус был у меня в голове, и он ведь так очевиден, что поспешив записать решение, я сделала глупейший ляп. И, улыбаясь, рисую себе красивую пчёлку Майю в строгом пиджачке с линейкой в лапках…
Антон Александрович ; учитель музыки и тоже выпускник нашей школы. Он никогда и никому не ставил ничего, кроме пятёрки. Он не ругается, разговаривает тихо и очень старается на уроках, жаль, что никто не слушает. В этом году, заинтересовавшись классической музыкой, я стала брать у него на выходные по одной кассете с операми Римского-Корсакова, Мусорского, Чайковского. Перед тем, как благоговейно вручить мне очередной шедевр, он долго и подробно вводил меня в суть дела, читал содержание оперы, биографию композитора, отзывы. И оказалось, Антон Александрович интересный собеседник,  ему присуща ирония, а его любимый герой Пьер Безухов. Я одеваю его в костюм мушкетёра. 
Последнее задание для школьной стенгазеты. Я рисую во весь ватманский лист серый прямоугольник с множеством квадратиков окон. Из каждого окна выглядывает человек. Это наши учителя и воспитатели, наряженные в маскарадные костюмы по моему выбору. На месте предполагаемых лиц оставляю белый овал, потом вклею вырезки из старых фотографий, чтобы узнавание не вызывало разночтений.  По-настоящему хорошие люди окружали нас до сих пор. Каждый из них по-своему вкладывал душу и сердце в работу. Но… Но… Я откладываю фломастеры и с сожалением смотрю на мультипликационную версию одного из множества противоречивых ощущений и воспоминаний. В один ряд с картинами, вызывающим улыбку и тёплое чувство благодарности встают и неприглядные сцены. Безуспешно пытаюсь сосредоточиться на положительных эмоциях: доброта, участие, ведь это было и есть! Хотя, к сожалению, запал уже не тот, энергии хватает разве что для поддержания видимого порядка, у некоторых отсутствует необходимый профессионализм, но равнодушными никого из старой гвардии не назовёшь, это точно. В последние год-два, наконец-то, стали появляться новые молоденькие учительницы в джинсах, но их развязная манерность, нежелание учить брайль, формальное отношение к ученикам и работе пугают больше, чем радуют. Включать их в свой рисунок я не буду. Сколько ещё после нашего ухода продержатся Риммочка и Гарила? Кто будет обучать следующих за нами? А главное ; чему? И что из этого вырастет?
Иногда мне представляется, что укрывшийся в сельской местности мирок нашей школы неожиданно оказался обратной стороной развала девяностых. Тогда всё переделывалось. В интернате же система, оставшаяся с советских времён, не была ничем потревожена, если судить по рассказам выпускников предыдущих десятилетий. Правила остались теми же, как и способы их обойти. Люди, проработавшие по двадцать, тридцать лет, их прозвища, казённая мебель ; всё без изменений. Исчезла лишь идейная наполненность. Ощущение, будто есть улей, пчёлы летают, но соты пусты, а суета насекомых бесцельна. Кто-то и когда-то постановил инвалидов отправлять в интернаты ; и был в этом смысл в том времени и в тех условиях. Но сегодня всё более очевидно: накатанный путь из школы в УПП мешает прокладыванию новых скоростных трасс. Массажное училище ; единственная возможность для выпускника свернуть с основной накатанной дороги. Но не всем же быть массажистами! Нам дают двенадцать лет расслабляться и не думать о будущем, следующие пять лет, благодаря льготам при поступлении в ВУЗ, ещё маленькая отсрочка перед вступлением в большой  мир. Но потом?! Куда и как дальше?! Из года в год, пока формируется личность нам так или иначе дают понять, что жизнь расписана, что всё уже решено, что надо лишь соблюдать правила и всё будет просто замечательно. И всё действительно великолепно ; ровно до окончания школьного срока. Мы неплохо развлекались в эти годы. Не все легко привыкали к порядкам и негласным законам общежития, но в конечном итоге если ты их и не любил всем сердцем, то хотя бы смирялся с ними. Ведь это всё, что тебе дано сейчас, а мыслить дальше сегодняшнего дня мы не умели. Но за всё это время никто не удосужился поведать, по каким правилам вести себя в институте, как должно проходить общение со сверстниками, как искать работу, ходить на собеседования, чт; говорить, как выглядеть, как вести домашнее хозяйство…
Сейчас я хочу представить нашу школу, как элитное учебное заведение, этакую закрытую частную гимназию. Целая пропасть между тем, что есть и тем, чего можно было бы добиться! За двенадцать лет столько всего можно вложить в головы заинтересованных детей, не отвлекаясь ни на какие внешние факторы.  Можно учиться, как завещал Ленин, заниматься спортом, искусством. Можно выпускать в мир не горстки потерянных подростков, а уверенных в себе молодых людей, готовых эмоционально, интеллектуально и физически к будущей жизни, в которой всегда найдётся место по их собственному выбору и желанию. Но добиться этого могут лишь учителя и воспитатели сами абсолютно уверенные в собственном успехе. А наши замечательные и горячо любимые вторые мамы и папы даже сами не способны выйти в этот большой мир и жить в нём, работая на должном уровне в обычных школах. БШД нужна им чуть ли не больше, чем ученикам…
Но в моей прощальной картинке не должно быть места горечи.
Я убираю фломастеры и достаю клей. Внизу на ступеньках крыльца школы осталось поместить фото нашего класса в полном составе.
Есть множество вариантов, как можно частично или полностью потерять зрение, от банальной наследственности до несчастного случая. Если диагноз поставлен человеку до получения им аттестата, то единственный всем известный путь ведёт в интернат. Так случилось, что у каждого с дефектом глаз дополнительным приобретением стало совершенно конкретное, не выбранное лично, а навязанное системой и нежеланием хорошенько подумать, будущее. Восемь почти взрослых людей, почти обыкновенных. Как нас только не называют, пытаясь обойти неудобное слово «инвалиды». «Особые детки с особыми потребностями» звучит особо мерзко. Да, у пятерых очки, прямых взглядов красивых глаз не наблюдается, конечно, а выражение некоторых лиц как застывшая маска отстранённой суровости. Ну и что в этом такого?! Как будто другие люди все без исключения красавцы! Ноги ходят, руки делают, голова думает. Ряд специальностей и профессий для нас закрыт по определению, но разве любой считающийся здоровым подросток способен учиться и работать где угодно? Это совершеннейшая банальность, но произносить её надо часто, чтобы понимание этого вошло в подсознание, чтобы я сама, в первую очередь, в неё поверила. Слабое зрение лишает человека некоторых удобств и многих визуальных удовольствий ; и всё! Оно не делает его неспособным или нуждающимся в специальных условиях. Или нет, нам нужны особые условия, как нужны они каждому человеку. Ровные дороги, наличие бордюров, яркие метки, соблюдение правил дорожного движения, светофоры, дикторы, озвучивающие названия остановок, то, что должно быть нормой, а считается почему-то мало доступным комфортом.
Наличие свободы мысли, свободы воли и свободы передвижения, на мой взгляд, отличают человека от инвалида. Мы не можем во всей полноте оценить красоту мирозданья, и это печально, но сколько зрячих попросту отворачиваются от неё. С другой стороны, неспособность что-либо сделать ещё не причина перестать наслаждаться жизнью и поступать в соответствии со своими желаниями и убеждениями. А значит, не существует никаких «их» и «нас», есть «мы» ; свободные люди, парни и девчонки, вступающие в следующий этап своего взросления.
Осталось лишь сказать последнее «спасибо и прощай» школе, выйти с гордо поднятой головой и беспечной улыбкой в будущее, каким бы оно ни было.
Приготовления к последнему звонку, экзаменам и выпускному уже на исходе. Платья куплены, роли распределены, слова выучены, а сирень перестаёт цвести. Народ, учителя и воспитатели, выпускники и друзья из младших классов ; все без исключения испытывают нервное возбуждение. «Вы уходите!» ; «Всё, что будет в школе дальше, будет происходить без вас!» ; «Другие остаются здесь ; здание, люди, порядки!» Любые разговоры ; по делу и без ; происходят под знаком «прощай!» Все прогулки и чаепития носят оттенок грусти и даже, откуда что берётся, ностальгии: «А помните как?..»
Меня захватывает общее настроение,  я фотографируюсь со всеми и сама снимаю всех. На этой веранде, сразу сбоку от дырки в заборе, мы прятались и курили. А за зданием старого детского садика качалка. Часто, ещё до того как мы сдружились со старшеклассниками, в надежде поближе познакомиться и поболтать подальше от глаз воспитателей мы с девчонками занимали места на широких досках и, грызя семечки, жуя яблоки, по очереди отталкиваясь от земли, качались вверх-вниз. А вот котельная, пару лет тут жила дворняжка Джери. Когда мы в классе шестом узнали об этом, то стали с обеда таскать для неё курятину и котлеты. В берёзовой роще есть отличная горка, которую на зиму заливают. Если хорошая картонка, то можно докатиться почти до забора. Если ты крутой, то можно съезжать стоя. Но если тебе не повезло, можешь врезаться в дерево. На спортплощадке рукоход и разноуровневые брусья, на которых раньше обезьянками вертелись мы с Иринкой, а теперь слышится визг малышни. Не всякой школе везёт иметь большую территорию, нашей ; повезло. Здесь мы всегда чувствовали себя в полной безопасности, а это немало!
Здание школы в виде буквы Ш или Е, в зависимости от того, как посмотреть: два крыла и отросток актового и спортивного залов посередине. Пол поскрипывает под ногами, классы и кабинеты закрыты: незрячие ходят по стенкам и велика вероятность врезаться в распахнутую дверь. Я медленно иду и вспоминаю, вокруг же меня галдит и бурлит школьная жизнь. Маленькими мы как ненормальные носились по коридорам, с визгом и брызгалками, любые попытки остановить нас ужасно раздражали, слова о безопасности казались пустым звуком. А теперь бессмысленно вопящие дети раздражают меня, они мчатся сломя голову, врезаются, спотыкаются на лестнице, шлёпаются на пол, а рядом ведь батареи, углы скамеек, расшибутся же! Я хватаю мелкого пацана за ворот рубашки и строго отчитываю его. Но стоило отпустить, как сделав пару аккуратных  шажков, он вновь срывается с места с воплем: «Ща вы у меня получите!» Левое крыло первого этажа, как всегда, пусто. Музыкальный класс, комната кулинарии. Кабинет информатики ; его как следует оборудовали недавно, появилась новенькая очаровательная учительница, которая рассказывает о компьютере, как о сложном поэтическом произведении. Дверь в кабинет металлическая, и просто так в неё никто не заглядывает. Последний подоконник в этом крыле ; одно из самых уединённых мест, и поздними вечерами в темноте и тишине влюблённая парочка здесь сколько угодно может шушукаться и целоваться. Каждый подоконник облагорожен цветком в горшке и тюлькой, как на окнах в деревне у моей бабушки.
Мне хочется обнять всю школу, всех учителей, воспитателей и друзей. Хочется от души спеть что-нибудь типа «Школьные годы чудесные...» и, чего уж там, пустить слезу на прощанье. Больше не имеет значения, чему я здесь научилась, а чему нет. Меня перестали беспокоить мысли о том чт; могло бы случиться, если бы да кабы… Было так, как было, и уже ничего не изменится. Теперь это всё уже прошлое. И я благодарна ему за то, каким человеком стала, за то, что моё детство и взросление не были затуманены неуверенностью в завтрашнем дне, грязью или жестокостью. Мне дали возможность вырасти, а в кого, это уже зависело исключительно от меня самой. Во всех своих будущих успехах и неудачах винить надо будет не интернат, не окружающих людей, не государство, пустившее всё на самотёк, а только и исключительно себя. Но другие?
Можно ли измерить процент влияния обстоятельств и условий взросления на личность? И так ли уж виноваты тысячи слепых, сидящих в одиночестве по домам в собственной никчёмности? «Ах, какое благородство! Сначала взяла ответственность на себя, а потом милостиво разрешила другим этого не делать!» ; поясничает мой внутренний голос. Уверенные рассуждения о собственной свободной личности поколеблены новыми вопросами и, чтобы ответить, не хватает ни знаний, ни опыта. Противоречащие друг другу суждения находят собственные аргументы, и нет им конца. Как не раз случалось, моё сознание заметалось в поисках якоря. «Ладно, вечерком спрошу у Р.А. чт; он об этом думает», ; обещаю себе и улыбаюсь. У Р.А. наверняка будет совершенно иная точка зрения, неожиданная и потому интересная. Я предлагаю ему два варианта, две противоположные точки на отрезке, а он вместо того, чтобы выбрать удобный вариант, связанный с линией моих рассуждений, скажет нечто такое, что  находится совсем в иной плоскости. Но я смогу его понять, в этом я не сомневаюсь, а он всегда отлично понимает мой лепет. Ведь подумать и сказать то же самое вслух совершенно разные вещи. И то, что так складно звучит в моей голове, стоит открыть рот, становится похожим на невнятное бормотание младенца. Но я работаю над собой. Мы с Р.А. созваниваемся чуть ли ни каждый день, болтаем часа по два. И рядом с ним мне не нужно играть какую-то роль, что в последнее время стало происходить почти машинально в школе и дома.  Почувствовать себя собой невероятно приятно, а осознание, что кто-то любит именно тебя в тебе, наполняет силой и уверенностью. Мне всё равно, чт; и кто об этом говорит. Переживания Риммочки и Гарилы, с одной стороны, очень приятны, ведь это означает, что им небезразлична я и моя дальнейшая судьба; но, с другой стороны, их навязчивые уговоры и безапелляционные мнения как бы лишают меня права на свободу выбора, будто они сомневаются в моей способности поступить правильно. Но моё отношение к ним остаётся прежним. «Снова жест благородного смирения?» ; не может угомониться проснувшаяся язва внутри меня. Но это не портит настроения. Мне весело. Речь, которую я вынашивала к выпускному обретает, наконец, форму и законченный смысл.
Дорогие друзья, настала пора прощаться. Для нас, выпускников, кончается целая жизнь, которую мы прожили в Большой Школе для детей ; так сегодня хочется назвать нашу БШД. Сколько воспоминаний, которые останутся с нами ;  сейчас кажется, что останутся навсегда! Не забыть вас, наши милые учителя и воспитатели. Мне хочется попросить у вас прощения. Честное слово, мы слишком редко это делали. Спасибо за ваше стремление научить нас хотябы чему-то. Это дорогого стоит! Ваши мужество, терпение, настойчивость в борьбе с юношеским максимализмом и дремучей ленью ; урок, который нам не забыть. Пока есть вы, пока у вас остались силы, школа будет стоять. Двери парадки будут гостеприимно открыты, а звонок прозвенит еще ни один раз.
Дорогие родители! Мы стали достаточно взрослыми, чтобы не слушаться вас, но ещё не научились брать на себя полноту ответственности за свои решения, свой выбор. Пришло время повзрослеть по-настоящему. Жизнь ждёт нас, мы пойдём по ней своим путём ; но вместе с вами, с вашей помощью и поддержкой.
Мои одноклассники! Наверное, нам будет нелегко. Но, что бы ни случилось, я желаю нам всегда оставаться людьми! И пусть алгебраические формулы и правила русского языка со временем забудутся, надеюсь, что правила человеческих взаимоотношений, которые на своем примере ежедневно нам показывали учителя и воспитатели, остались в нашей памяти на всю жизнь. Я желаю нам всегда чего-нибудь хотеть: хотеть жить, хотеть любить, хотеть быть счастливыми, и главное всего этого достичь! 
И на этом я заканчиваю. Всё, что я хотела сказать, сказано. Дальше ; будущее, пока неизвестное мне, в котором предстоит сделать то, что я хочу. Добрая память о школе ; навсегда со мной.
А то, чего я не скажу в прощальной речи, но твердо себе обещаю: своих детей я сюда не приведу. Чего бы это ни стоило, они должны жить в мире здоровых людей.
Теперь можно и уйти, не оглядываясь назад.