У закрытых врат Рая...

     - Так-так-так, интересно, - оглядывая мою нескладную понурую фигуру, задумчиво скажет седобородый апостол Пётр, мудро прищурив глаза, и, как заправский таксист, покручивая на указательном пальце связку золотых сверкающих ключей от больших парадных ворот заветного Рая. – Значит, к нам желаешь? Так сказать, на постоянное место вечного отдыха и великого душевного блаженства…?

     - Да, если вас не затруднит, знаете ли, хотелось бы поближе к своим, к праведникам и страдальцам, - скромно потупив взор, скажу я, нервно топчась босыми ногами по мягкой белизне облаков, - а то врачи не рекомендуют мне резкоконтинентальный климат Ада. Излишний холод всеобщего презрения и чрезмерная жара сковородок и котлов со смолой не очень полезны для моего, подорванного всякой-разной жизнью, здоровья. Печень циррозом пошаливает, зрение от разглядывания бутылочных этикеток уже совсем не то, медленное отложение солей в суставах от холодных маринованных закусок и рассола. И вообще покой мне паталогоанатом порекомендовал и райский минеральный нектар для желудка. Так что если есть такая возможность, то я в долгу не останусь….

     - Ну-ну-ну, - скажет суровый старик в белоснежном хитоне, почешет сияющий нимб и, скрипнув кожаным креслом, вытащит откуда-то с верхней полки, теряющейся в высотах небесной синевы, толстую серую папку с шнурочными тесёмками, - давай-ка посмотрим, чем ты на грешной земле занимался, как время жизни проводил? Тут, брат ты мой, всё есть, вся твоя жизнь до самой последней запятой. У нас в небесной канцелярии архивариусы зря святым духом не питаются и нектар напрасно не потребляют.

     «Вот те раз», - подумаю я. Папочка-то какая знакомая! И эти мутные буквы «папка для бумаг», «Дело №», и длинный ряд полустёршихся цифирей, написанных шариковой ручкой! И моя фамилия, имя, отчество с кудрявыми завитушками в заглавных буквах. Мдаааааа-а, начало не очень многообещающее. Листал я пару раз эту папку в ранней молодости, когда директор школы по недосмотру поручил мне самому передать её в канцелярию техникума. Бог же ты мой! Хорошо, что я тогда успел выдрать оттуда парочку-тройку листов самых ядовитых характеристик. А вот что там писалось дальше и позже, я уже был не в силах исправить. Ну разве же я знал, что снова её увижу? Разве же я думал, что Дела земные хранятся на пыльных полках в здании свода небесного.

     - Таааа-ак, родился, всё как положено, доношенный, вес три килограмма пятьсот пятьдесят граммов, рост пятьдесят три сантиметра, хвост, рога и копыта и волосяной покров на спине отсутствуют! Тут тебе повезло, здесь не придерёшься, тут всё в порядке, - задумчиво теребя густую бороду, бормочет апостол Пётр. А вот дальше уже началось! Вот смотри, что в справке есть: «с первого дня младенец беспокойный, постоянно, настойчиво, несколько раз в сутки требует материнскую грудь и очень громко возмущается мокрыми пелёнками», что же ты, подлец эдакий, мать так изводил?

     - Извините ваше высоко…, величест…, преосвященство. Мал я тогда был и неразумен, но клятвенно вам обещаю исправиться, чёрт меня подери!

     - Цыц! – громко хлопает по столу апостол и как молниями палит взором, - не упоминай всуе имя изверга рода человеческого! А то покажу тебе Вельзивулову мать! Что там дальше у нас? Вот например детские ясли, тоже ничего приличного о тебе не сказано. Оказывается, жадный и корыстный ты был? Смотри, русским языком написано: «Днём категорически отказывался спать, вставал и ходил по спальне, отобрал машинку у мальчика Пети, толкнул девочку Верочку, менял конфету на юлу и  бросал комки манной каши под стол», - что на это скажешь, обалдуй?

     - Да Бог ты мой! Вы обратите внимание, ваше высокопреосвященство, в кого выросли эти мои оппоненты ясельные! Коллеги, так сказать, мои по горшкам. Вы ж не поверите, но вот этот самый мальчик Петя из комсомольских вожаков потом переквалифицировался в такие барыги, каких свет не видал, да он за копейку…, да он же всю жизнь от алиментов бегал. А Верочка, та и вовсе в неполные тридцать лет стала такой, прости…, господи, что и клейма ставить негде. Мужей и любовников меняла, как перчатки! Она же только меня три раза бросала. Тут же я почти сам пострадавший!

     - Ну, а вот в детском саду, например,- продолжает старец, - «пытался сбежать через забор от воспитателя, отказался есть кашу, заявив, что она холодная и горькая, опять отобрал машинку у мальчика Пети и снова поцеловал девочку Верочку», - это ли не гордыня и лжесвидетельство? Не это ли ростки прелюбодеяния и морального падения? Не с этого ли семени вырастает злокозненный чертополох и осот, не приносящий добрых плодов? А слова твои, не попытка ли бесовская оправдать чёрные помыслы и дурные наклонности?

     - Так-то поцелуй был обоюдный, ваше небесное высочество! Поэтому прошу скидочку, скощуху небольшую так сказать. А то несправедливо получается, целовались вместе, а отвечать мне одному. Да и целоваться с ней, честно сказать, тогда не очень приятно было. Только губы зря обслюнявил. А так, да! Признаю! Грешен немного, самую малость…! Кто же из нас без греха? Пусть, как говориться, первым в меня бросит камень….

     - Замолчи и не кощунствуй, невежа! – снова хлопает ладошкой по столу апостол, и нимб пружинно качается на его голове, – внемли дальше и трепещи! «Первый класс – подкладывал кнопки на скамейку парты ученику Пете и ученице Верочке! Второй класс – стёр ластиком двойку и с ненавистью посмотрел в сторону школьной учительской! Третий класс – покрасил в зелёный цвет октябрятскую звёздочку и написал на школьной доске – Верка дура! Четвёртый класс – вырвал лист из школьного дневника с двойкой по математике и положил лягушку в карман пальто учительнице! Пятый класс – своровал классный журнал и курил в школьном туалете! Шестой класс – залез под парту и заглядывал под юбку неопытной старшей пионервожатой! Седьмой класс – под видом заболевания заразной болезнью ангиной, сбежал в кино с урока литературы. Восьмой класс – выразился непонятно и нецензурно в адрес директора школы. Говорил что-то про изделие номер два! Девятый класс – на перемене всё время напевал неприличную песню иностранной группы с неприличным названием «Секс пистолз». Десятый класс – распивал с одноклассником портвейн на школьной спортплощадке!» - И это только самый краткий обзор твоего грехопадения…! Что на это скажешь?

     - Напраслина это, ваша заоблачная светлость! Сугубая напраслина! Какая-же это похабная песня? Там все слова приличные, там и начало такое – «У моей милой пышки под платьем две большие шишки». А что касается Светки пионервожатой, то и тут я оклеветан педсоветом. Разве я виноват, что она одевала такую короткую юбку, что не заглядывать под неё можно было, только если на Светку совсем не смотреть. Проявите Божескую милость, не лишайте последней надежды!

     - А что скажешь мне на вот это? Привод в милицию – «всю ночь играл на гитаре во дворе под окнами гражданки Веры Неверной. Дерзко отвечал на замечания соседей и громко пел песни, в частности со словами «ты пела так, что выли все собаки, а у соседа обвалился потолок, а я хотел тебя без шума и без драки взять за ноги и трахнуть об пенёк». Тем самым нарушая покой граждан и совершая деяние, квалифицируемое по статье двести шесть, часть первая…. Как с этим быть?

     - Было дело, ваше высокопреосвященство. Грешен! Прошу учесть смягчающие обстоятельства,  я был влюблен! А любовь, как известно слепа, глуха и нелепа. Не прошу меня оправдать, но прошу хотя бы понять! Потому что, сколько я настрадался от этой любви, столько пережил, столько слёз пролил и, фигурально выражаясь, крови и пота, что моя вина на этом фоне выглядит не такой уж и катастрофической. Вы же сами знаете, эти дочери Евы унаследовали от своей прародительницы такое коварство и хитрость, такие телесные капканы с приманкой из ласки и нежности, что ни один мужчина не сможет противостоять. Сам Адам не устоял, а я что? А я простой смертный со всеми человеческими недостатками. Из-за баб все мои страдания, из-за них, будь они неладны!

     - Ага! Вот ещё документ! Тут из армии тебе весточка, олух царя небесного: «Ночью, после вечерней поверки самовольно оставил часть, и в четыре часа утра был задержан военным патрулём на охраняемой территории женского общежития. Принадлежащего городскому камвольно-суконному комбинату. Распивал крепкие спиртные напитки и громко слушал иностранную музыку в обществе двух неустановленных, одетых в короткие полотенца, прядильщиц-мотальщиц. Предположительно тоже употреблявших спиртное. При задержании оказал сопротивление и пытался скрыться посредством выпрыгивания из окна в форме одежды, состоящей из одних трусов нижнего белья, чем нарушил общественный порядок и совершил деяние, квалифицируемое по статье двести шестой, части первой». Это что? Рецидив? Вакханалия? Содом и Гоморра?

     - Гражданин апостол! Я же там уже в объяснительной, написанной на киче, пояснил, что осознал и раскаялся. Что не знаю этих красивых девушек мотальщиц Аню и Валю, случайно зашедших в чужую комнату после душа с двумя бутылками креплёного вина «местное белое крепкое» и магнитофоном «Вега-335». А высокие фужеры на столе были расставлены для чаепития. Они пришли из душа в полотенцах, а я только собирался идти в душ в трусах, а тут патруль, а я стесняюсь, а форточка открыта, ну и вышел в окно погулять. Говорю как на духу…, хотите верьте, хотите нет….

     Апостол Пётр задумчиво будет дальше листать папку, перекладывая мелко исписанные листы пожелтевших справок и протоколов и грозно хмуря брови.
     - Мать моя! – хлопнет он себя по лбу, подпрыгнув на кожаном кресле, - так ты четырежды был женат? Нуууу-уу, это уже совсем интересно! Вот они! Все четыре копии брачных свидетельств. Так-так-так, Ирина Геннадьевна, Гульчитай Исмаиловна, Оксана Богдановна и Хелена Валтеровна…! Ничего не перепутал? Ну что-же почитаем их отзывы о вашей семейной жизни. Ого! Да тут хватит на целый короткий роман…!

     - Не рекомендую вам ничего читать, ваше небесное высокоблагородие! Только время напрасно потратите и нервы. Ну что могут путного написать о нас с вами, о настоящих мужчинах, четыре глупые женщины с донельзя расстроенными нервами? Я, даже не заглядывая в папку, могу вам пересказать всё, что они там накалякали в припадке гнева. Я же своими вот этими ушами всё это уже слышал устно: «Ты мне испортил всю молодость, подлец», «Я на тебя потратила самые лучшие годы своей жизни», «Гвоздя не забил, только на диване валялся и телевизор смотрел», «Вадик вчера Зинке новую шубу купил, а я уже третий год в старой хожу», «Вместо того чтобы пиво с друзьями глотать, лучше бы на выставку декоративных кошечек с ребёнком сходил»,  «Не смей называть мою маму коброй, она нам каждый месяц картошку и яйца из деревни привозит», «Ты на свой футбол тратишь времени больше, чем на меня», «Ни одной юбки пропустить не можешь, кобелина»…. Ну там и другие всякие мелочные вопросы: «Ты что, снова выпил?», «Что можно делать в гараже до пяти часов ночи?», «Почему от тебя пахнет женскими духами?», «Где записан пароль от твоей почты?». Ну и другие всякие дамские глупости. Это же, я вам доложу, не жизнь была, а сплошное страдание! Это время, когда у меня в паспорте штамп стоял, можно смело засчитывать за тюремный срок из расчета три дня за один день в браке. Это как каторга в железных кандалах из золотых обручальных колец. Но впредь, я вам могу клятвенно обещать, что в Раю буду соблюдать установленные правила райского общежития и буду себя вести ниже воды и тише травы. И если вы….

     - В Раю?- загремит басом архангел Пётр и, подпрыгнув на кресле, изо всей силы швырнёт в меня толстой и тяжелой пачкой мелко исписанных листов. Я зажмурюсь, когда листы на минуту закроют мне обзор, а когда неровной кучей осядут у моих ног, он продолжит:
     - Почитай, гад эдакий, и помысли, что написано в личном деле твоей жизни! Что ни страница, то разврат и преступление. Ни одной заповеди не соблюдено…! Поклонялся идолам и другим богам? Поклонялся, и Аллах и Будда и Один у тебя с языка не сходил! Сотворил себе кумира, хотел стать богатым, как Рокфеллер? Хотел! Произносил имя Господа всуе? И как твой язык только от мата не отсох. Через слово произносил! Соблюдал день покоя и дни труда? Не соблюдал, ленился, на пять дней безделья и гульбищ один день труда! Прелюбодействовал? Ещё как, без стыда и совести! Всем изменял, и жёнам, и любовницам! Воровал? Вся жизнь твоя воровство! Чужое время, чужие деньги, чужие мысли, чужие чувства, всё у тебя ворованное! Приносил ложное свидетельство? Неисчеслимое множество раз, корысти ради! Не желал жены ближнего своего и рабыни его и всего того что принадлежит ближнему твоему? Желал! Ох, как желал! Всегда желал и даже сейчас в плоти бестелесной истекаешь пороком.  И ты посмел, мерзавец, после всего этого явиться перед моими очами…?

     - Прошу учесть, ваше преосвященство, что главную заповедь, под номером шесть, я никогда не нарушал, - скажу я, - а на весах благоразумия и душевной благодати она может перевесить все остальные мои мелкие прегрешения. Обещаю всё исправить, так сказать ударным трудом и примерным поведением. И поэтому….

     - Замолчи, падший! – сурово окрикнет Пётр, - ибо ты и есть самый страшный убийца. Убийца тихий и жестокий, ты как садист всю жизнь убивал себя. Убивал свальным развратом душу, убивал нечистыми помыслами мозг, убивал телесными излишествами своё тело. И наконец, достиг поставленной цели! Ты убийца, и не будет тебе прощения!  Стража небесная!!!  Быстро в Ад нечестивого….

     «Эх, досада», - буду думать я, когда два дюжих ангела передадут меня из рук в руки двум не менее накачанным рогатым служителям преисподней, дышащим смрадной серой и больно наступающих большими копытами на мои босые ноги, - «что-то слаб я сегодня оказался в риторике и философии. Вот что значит, склеил ласты без подготовки. В следующий раз нужно будет заранее речь подготовить».
     - Да что ж вы, волки позорные, так больно руки заламываете? Не-не. Это я так, без задней мысли брякнул. А что, парни, не подскажете мне, есть у вас в Аду какой нибудь холодильник с подогревом, ну или там джакузи-котёл поприличней с кондиционером? Нельзя ли мне, как своему? У меня же здесь столько друзей! Что, никак…? Эх, видно и тут у вас всё по блату…!
     - Хорошо! - раздастся хриплый голос над ухом слева, - мы тебе на сковородке вместо тысячи восьмисот градусов, установим тысячу семьсот девяносто девять!
     - С половиной! - дополнит его загробный голос справа, и загрохочет мерзким смехом ....