Интерпретация на тему Баха

Книга:  «Интерпретация на тему Баха»
Автор: Павел Пряжников
Дата написания: 2013 г.

Ты уже не станешь тем, кем был до этой книги, как и я …

Посвящается  моему отцу - Пряжникову Юрию Ивановичу

1 часть

 Интерпретация на тему Баха

Предисловие
Однажды я задумался о том, почему иногда мое внимание приковывает к себе судьба или история кого-то из известных людей. Будто бы случайно подворачивается статья, или, перещелкивая каналы ТВ, невольно задерживаешься на передаче, которую раньше не жаловал. А то и вовсе продолжаешь смотреть фильм, зацепившись за что-то неуловимое. Есть много других вариаций на тему «неожиданно для себя». Возможно, и вас это не обошло стороной. Значит, у нас есть шанс разобраться с одной из сторон нашей замечательной личности. И это не блеф! У меня есть уверенность, что больше всего трогает человеческое сердце то, что глубоко залегает и не решено в нем самом. Например, оно замирает, когда мы слышим чью-то историю о неизлечимом недуге или ранней смерти родителей, сиротстве или бедности. Сколько сердец — столько и вариантов, не оставляющих их равнодушными. При этом мы могли вырасти в полноценных и обеспеченных семьях и не заботиться о проживании и хлебе. Но почему-то цепляют такие истории, и всё тут!
Герой моей книги — Иоганн Себастьян Бах. Для меня «однажды» наступило, когда я «случайно» заинтересовался его биографией. Несмотря на то что он родился более трех веков назад, некоторые драматические события, произошедшие в его судьбе, я почему-то сопереживал так же остро, будто прожил их сам в какой-то прошлой жизни. Сиротство и ранняя смерть обоих родителей! Обида на отца и неосознанное соперничество с ним! Протест и бунтарство против начальников! Скрытое значение имен и чисел! И наконец, полная слепота и неожиданное прозрение! Всё это находило во мне живой отклик. Далекое прошлое и день сегодняшний вдруг слились в едином потоке. Я начал внимательно изучать историю его жизни, переработал много биографических и архивных материалов. Затем совершил экспедицию в Германию по баховским местам. И созрел, чтобы поделиться c вами всей этой историей. Как мне это удалось — судите сами.
Не спешите настраиваться на обычное биографическое эссе заскучавшего горожанина. Эта книга может дать вам возможность понять что-то и в своей жизни. Конечно, она не претендует на истину в последней инстанции. Наряду с удивительными и порой фантастическими историями, я хотел бы показать вам очень глубокие моменты в судьбе Баха, которые были скрыты от биографов и специалистов. Вы сами можете разобраться, почему его судьба имеет непосредственное отношение и ко мне, и к вам, и к тем, кто с вами связан.
Я хочу поделиться своей версией некоторых знаковых событий в биографии этого великого человека. Они взволновали меня, несмотря на то что его жизнь во все времена не сильно привлекала драматургов и режиссеров. Может быть, они заблуждались? Там столько тайн и загадок, мистических легенд и магии числовых значений, чем Голливуд может кормиться многие годы!
Я никогда не писал книг и очень надеюсь на вашу милость и благосклонность к дебютанту. Может быть, это в равной степени будет интересно как для поклонников и исследователей творчества И. C. Баха, так и для каждого мыслящего и ищущего человека.


О себе

Я родился в 1962 году в городе Баку, на берегу Каспийского моря. Люди там жили разные, как в любом портовом городе. А мое детство прошло в рабочем районе, который назывался «Черный город». Кстати, именно о нем писал в одноименной книге Борис Акунин. Социальное происхождение мое было крестьянско-пролетарским. Со стороны отца я во втором поколении потомок поволжских крестьян, спасавшихся от голода в 30-е годы прошлого столетия. Мой дед, бывший батрак, выучился в школе ФЗУ рабочей профессии и завершил карьеру мастером цеха на авторемонтном заводе. Его сын, мой папа, окончил политехнический вуз и стал инженером в области нефтяного машиностроения. Мы к этому еще вернемся. Со стороны мамы мои предки, не имеющие своей земли в России, прибыли в середине XIX века в Закавказье, потому что там им дали земельные наделы. Мама училась с папой на одном курсе института, потом были свадьба, распределение в Казахстан и возвращение в родные пенаты вместе со мной. Таких семей в Баку было много, и таких детей, как я, тоже было немало.
Я с детства слышал много языков и музыки разных народов. С восьми лет меня отдали в музыкальную школу, в класс аккордеона — бабушки так хотели. Это ведь было исполнение их скрытой мечты! Каждая из них мечтала в детстве быть великой актрисой, но родители не поддержали этот безумный порыв. Бабушке Оле, маминой маме, было сказано: «Все артистки — проститутки, и нечего кривляться». А другая бабушка, Маня, обладала красивым звонким голосом. Она очень любила петь, но делала это только во время всевозможных застолий.
Мои сверстники во многом повторили путь своих родителей. И я понимал, что обречен быть подобным. Или стать военным, каким был мой дед — кадровый офицер, который погиб в годы войны. Мне никогда не приходила мысль, что я могу когда-то стать профессиональным музыкантом. На то у меня не было ни одного примера из нашей семьи. Но, видимо, у Творца на мой счет были свои планы: сначала я стал профессиональным музыкантом, потом был профессиональным военным, а затем, получив инженерное образование, строил нефтепроводы. В общем, угодил всем — и бабушкам с дедушками, и своим родителям. Но появились вопросы: где я сам? Где мое? И зачем я здесь? Прошло немало времени, прежде чем я приблизился к ответам на них.


Как создавалась эта книга

Всё началось, когда мне попалась на глаза книга американского доктора физики Чемпиона Курта Тойча «Сага о Джоэл: чудо любви». Он посвятил ее своей супруге. Сначала, книга не вызвала у меня восторга. Написана она была весьма путанно и читалась тяжело. Возможно, автор поскупился на профессиональных редакторов. Но родители мои научили меня из многого извлекать главное. Меня привлекли интересная судьба главной героини книги — Джоэл Мари Ноэль Тойч и ее смелые идеи. Это была очень необычная женщина. Всего с тремя классами образования, она имела дар исцелять людей и была признанным мастером интерпретации Библии. Кто-то даже считает, что ей удалось раскрыть ее код. Меня же заинтересовало ее сложное и красивое имя. В нем уже была заложена интрига. Почему? Разберемся?
В детстве ее звали Фло, полное имя — Флоранс Даунс. Было не очень понятно, когда и почему она сменила имя на Джоэл Мари Ноэль. Но само это сочетание о многом говорило. Джоэл — это мужское английское имя, произошедшее от древнееврейского имени Йоэль (;;;;;;), что означало Яхве — Господь. Мари — это сокращенное Мария (;;;;;), которое также происходит от древнееврейского имени  Мариам. Так звали мать Иисуса Христа. Ноэль (No;l) переводится с французского как «Рождество». Возможно, что это псевдоним, обозначающий род занятий Джоэл. Сама она говорила о влиянии и значении имени так: «Имя, которое вам дали при рождении, влияет на то, как вы учитесь думать о себе. Если мы изменим имя, то мы изменим и образ мышления». В этом ее новом имени, которое мы не найдем сегодня ни в энциклопедиях, ни в научных справочниках, было заключено послание к миру. Она не училась в университетах и не получала дипломы, но она учила сама. Многие авторитеты и религиозные деятели были против тех идей, которые несла в мир эта женщина. Но были и ученые, которые снимали шляпу. Мне была близка ее мысль о том, что в мире нет случайностей и совпадений, а сам человек управляется логичными вселенскими законами, а не прихотью или шансом. И если он желает влиять на свою жизнь и управлять судьбой, то надо научиться распознавать эти законы.
После кончины в марте 1992 года прах Джоэл был развеян с яхты «Spirit» над Атлантикой. И хотя эта книга о Бахе, а не о Джоэл, я благодарен ей за те смелые идеи, которые в числе прочего подвигли меня решиться написать ее.
На волне воодушевления этой книгой ко мне пришла тщеславная идея — сделать видеоклип об этой удивительной женщине и выложить его на YouTube. «Тщеславная»  потому, что до этого у меня не было подобного опыта. «Что же тебя так зацепило, что ты готов заняться тем, чего никогда раньше не делал?!» — выразила удивление моя супруга Инна, когда я поделился с ней своими планами. Я не имел на это ответа, но знал, что уже ничто не могло остановить меня, подобно герою из песни Высоцкого: «Уж если я чего решил, то выпью обязательно…»
Работа закипела. Я привлек к проекту подругу своей юности, талантливого художника  Маргариту Крибич, которая живет в Германии. Мы были друзьями в Баку, когда она звалась просто Ритой и была невестой будущего немецкого морского офицера, а в то время молодого курсанта Томаса Крибича.
Подбирая музыку к клипу, я остановился на Бахе и выбрал фрагмент Arioso из концерта для клавесина фа минор. Наблюдая за моим творчеством, Инна между прочим спросила меня: «А почему ты выбрал Баха?» «Действительно, почему?» — задумался я. В голове промчалась мысль: нет случайностей и совпадений. Я решил поинтересоваться историей создания этой музыки. Принцип сработал! Выяснилась необычная судьба произведения: оно считалось утраченным, и его воссоздали из утерянных фрагментов. Я захотел пойти дальше и прочел информацию об авторе. В детстве я изучал биографию Баха в музыкальной школе, но помнил лишь то, что у него было много детей, а умер он слепым и в глубокой нищете. Но теперь я видел мир иначе. Просмотрев некоторые ключевые события его жизни, я обнаружил любопытные вещи, которые не были отмечены исследователями и биографами. У меня возникло ощущение, что это имеет отношение и ко мне! Я еще не знаю, какое именно, но то, что имеет, — это точно. Так что же меня зацепило? Глубокая обида на отца и факт прозрения Баха перед смертью. Только теперь я понимал глубину и истинное значение этих событий! И в моей жизни была обида на отца и понимание состояния ослепшего человека, желающего прозреть. Мне надо было разобраться! А для этого потребовалось погрузиться в историю.
Я стал изучать материалы о жизни Баха. Фильмы… Инна, моя жена, спросила меня: «Я никак не пойму, что ты хочешь увидеть в этих фильмах? Везде одно и то же. Даже я теперь знаю его биографию!» «А что ты знаешь? Как труден и тернист путь гения? — поддел я супругу. — Понимаешь, все, кто снимал эти фильмы, видимо, думали, что жизнь Баха была трудной, скучной и не блистала яркими эпизодами. Но никто не затронул тему его обиды на отца. Или историю его прозрения». Инна не унималась: «Так вот чего ты ждал! Наивный человек! Оставь их! Они это делали как могли! Успокойся! И сам напиши свою историю о Бахе!» Эти слова и стали для меня сигналом к действию. Я решил: довольно брюзжать! Мне и карты в руки! Попробую сам осветить эти события, и может быть, мне удастся их по-новому интерпретировать. Это могло выглядеть самонадеянно и даже дерзко, но я решил внести ясность и в свою жизнь.


Экспедиция

План был прост: собрать биографический материал о Бахе, обработать его и изложить всё это на бумаге.
С компьютером и книгами мне стало тесно. Захотелось выйти, так сказать, на оперативный простор — протопать ногами, потрогать руками, увидеть глазами. Но какое же это изыскание, если у вас нет научного оппонента?! Нужен скептик. И моя супруга Инна мужественно заняла эту вакансию. А мужество было ей необходимо! Одно дело спорить или возражать специалистам, а здесь — одержимый дилетант! Да еще и муж…
И хотя  ее тоже захватила эта история, но в дискуссиях о жизни Баха она выражала здравую долю скепсиса. К примеру: «А почему эта история имеет отношение ко мне, к тебе? В чем суть?» Я привлек в союзники логику, но это выглядело неубедительно. Тогда я заявил: «Едем в экспедицию!» «Опять в горы? Или в тайгу, как в прошлом году? — насторожилась она. — Меня тошнит, как вспомню этот сплав по горным рекам». «Нет! Поближе!.. — успокоил я. — В Германию. По баховским местам». Ответ не снял напряжения в ее голосе: «И ты хочешь потратить на это весь наш отпуск? А как же наши планы на лето?» «Это будет приятное путешествие. Мы не лимитированы во времени. Я ушел с работы…»
Накануне я принял решение уйти из компании, которую создавал с партнерами много лет. История с Бахом поменяла мое отношение к жизни.
Наверное, и у вас было такое? Когда хотелось оторваться от всего старого — от своих привычек, от круга общения, от друга, от любимого человека, от мамы… Я не хотел больше зависеть от решений партнеров и производственных планов. Для меня стало важным остановить этот маховик и поменять жизнь. Приоритеты были расставлены. Но я не перестал любить и уважать своих партнеров и сослуживцев. Просто наши ценности уже не совпадали и мы удалялись всё дальше и дальше.
«Поехали!» — Инна вдруг поняла меня и поддержала это решение. Мы оба менялись на глазах друг у друга.
Наступил удивительный период подготовки к экспедиции. Теперь я понимаю, что переживали Магеллан и Васко да Гама, когда собирались в походы. Я составил план поездки, списался с друзьями из Германии, согласовал маршрут, и мы с Инной отправились в путь.
Нам нравятся города, где есть друзья. Вольный ганзейский город Гамбург был одним из таких. И мы сделали его базовым пунктом нашей экспедиции. Здесь живет замечательная супружеская пара, Маргарита Крибич и Гюнтер Рослер, которая очень помогла нам в подготовке и осуществлении этого проекта. Она талантливый художник, а он свободный предприниматель. После прилета и формальностей в отеле мы отправились к ним. Их дом находится в тихом, уютном районе. Они увлечены собиранием христианских икон, поэтому квартира похожа на камерный дом-музей. Всюду развешаны картины и иконы со всего мира. За ужином мы обсуждали детали будущей поездки. Гюнтер скрупулезно проинформировал нас, как и на чем мы будем перемещаться во время экспедиции. Он отвечал за нашу логистику. А я поделился своими ожиданиями: «Мне надо побывать там, где всё началось, — увидеть небо, под которым ходил Бах, пройтись по тем же улочкам, прикоснуться к купели, куда его окунали при крещении». Гюнтер спросил меня: «Почему это так важно? Интерес, который ты проявляешь к деталям, выходит за рамки простого любопытства».
Да я и сам не знал, зачем мне это нужно, поэтому объяснил свою позицию так, как ее понимал: «Знаешь, мне почему-то вдруг оказались близки многие эпизоды жизни Баха. Если говорить на компьютерном языке, то на жестком диске моей памяти есть файлы с историями, которые подобны тем, что были у Баха. Например: оба моих деда, как и он, в девять лет потеряли родителей, и это событие во многом определило их дальнейшую жизнь. А еще мой прадед Яков, которого я никогда не видел, тоже потерял зрение». Мой ответ не выглядел убедительным. Педантичный Гюнтер продолжил задавать вопросы: «Каждый из нас несет в себе пресс унаследованных историй. Многие из них мы даже и не знаем. И ты хочешь сказать, что они оживают в нас, подобно активированным файлам, когда мы попадаем или наблюдаем ситуации, в которых кто-то из наших родителей или предков уже побывал?» «Да, именно так. В этих файлах нашей памяти хранятся все страхи и эмоции, причина которых нам непонятна. Вот почему мы забиваем до отказа продуктами свои холодильники и кладовки, хотя сами не голодали? А по какой причине люди страдают от одиночества, проживая при этом в многомиллионных городах? Ты согласен, что и в Германии, и в любой другой стране многие люди испытывают страх за свою жизнь или враждебность к чужакам, хотя они никогда не видели оккупации и войны? Почему?» Инна решила подставить мне дружеское плечо и игриво вставила: «Короче, ребята, вам придется расшифровать ваши дремлющие файлы. И возможно, мы сделаем удивительные открытия в этой поездке. Так что добро пожаловать в наш шифровальный отдел!» Мы посмеялись, но тему сменили.
На следующий день рано утром на железнодорожном вокзале мы сели в поезд и в 08:15 отправились в город Кассель. Через полтора часа сделали в Касселе пересадку на другой поезд, который уже домчал нас до Эйзенаха, где мы сошли на перрон ровно в 11:58 по местному времени. Экспедиция началась!
Эйзенах

* Из биографии. Иоганн Себастьян Бах родился 21 марта 1685 года в Эйзенахе, где его отец, Иоганн Амброзиус Бах, был придворным и городским музыкантом.

После пересечения границы Северной и Восточной Германии видишь разницу между Западом и Востоком. Ржавые перроны станций напоминают о советском периоде. Можно догадываться, что чувствовали западные туристы, когда прибывали в СССР!
Но Эйзенах (Eisenach) произвел приятное впечатление. Этот город связан с двумя известными людьми. Здесь Мартин Лютер укрывался у местного князя и переводил Библию с латыни на повседневный немецкий. А 180 лет спустя в этом строгом лютеранском обществе родился Иоганн Себастьян Бах.
Мы арендовали автомобиль и поехали по местам его «боевой славы». Старт нашей экспедиции был дан в доме-музее (Bachhaus), где якобы проживал Бах. На самом деле его настоящий отчий дом был разрушен во время Второй мировой войны, а этот музей создали из соседнего, чудом уцелевшего дома. Но это нам сказали по большому секрету, чтобы не травмировать других туристов. Настоящих артефактов, связанных с Бахом и его семьей, практически не осталось. В доме была воссоздана типичная обстановка того времени: в центре стояла большая печь. В спальне родителей, кроме небольшой кровати, стояли кованый сундук и люлька. Мое внимание привлек необычный предмет — большая круглая и плоская латунная банка c деревянной ручкой, в которой были сделаны прорези. Оказалось, что это грелка для кроватей, которая была непременным атрибутом спальни того времени. Отпустив несколько шуток по поводу того, кто мог бы заменить этот предмет, мы пошли осматривать другую, интимную часть дома. Педантичные немцы восстановили даже туалет, в который мог бегать наш герой. Это очень тесное заведение располагалось на втором этаже, на вынесенном за пределы комнаты деревянном балкончике. Внутреннее устройство туалета напоминало своего российского деревенского собрата, только было побелено внутри и имело боковое окошко. Всё, с чем вы пришли сюда расстаться, сваливалось во внутренний дворик через отверстие в полу. Гениально! Главное, чтобы под балконом в это время никто не курил или не целовался. Видимо, для того и нужно было окошко, чтобы подавать через него звуковые сигналы окружающим.
Обстановка скудная, простая, но позволила нам проникнуться ощущением времени. В другой комнате за стеклом лежали школьное расписание и ведомости с отметками учеников класса, в котором учился Себастьян. Маргарита обратила мое внимание на интересный факт: в этом же списке было имя среднего брата Баха — Иоганна Якоба, который был на три года старше. «Они что, ходили в один класс?» — спросила она. Я пожал плечами: «Вопрос не по адресу — спроси лучше у местных теток». И скосил глазами в сторону служительницы музея. Нас отвлек призыв Гюнтера — он чему-то удивлялся, внимательно разглядывая генеалогическое древо рода Бахов. Здесь же была и толстая книга лютеранской общины города Эйзенаха, раскрытая на странице с записью о крещении Баха Иоганна Себастьяна. В ней крестными значились лесник Иоганн Кох и музыкант из города Гота Себастьян Нагель. Они были лучшими приятелями отца Баха — Амброзиуса.
Я спросил у Гюнтера, не знает ли он причину, по которой немцы носили двойные имена. «Это очень старый обычай. Одно из имен обязательно принадлежало какому-нибудь святому из Библии, который должен был защитить новорожденного. Другое давали по имени крестных, уважаемого гостя или друга семьи». Известно, что нашего героя с детства родители звали Себастьян, опуская его первое, библейское имя — Иоганн (Johannes).
В экспозиции музея мое внимание привлекли гравюры с изображением Баха, написанные еще при его жизни, которые я не видел ни в одних биографических материалах. Композитор выглядел непривычно для меня — бросались в глаза вытянутый подбородок и крупный длинный нос. «Эти рисунки больше похожи на комичный шарж, чем на портрет», — не сдержалась Инна. Но после этой фразы она повернулась и взвизгнула. Перед ней на маленьком шесте отливал бликами черный бронзовый череп, а рядом с ним на постаменте стояла полуголова — получереп человека, напоминающего Баха. Для нас это стало впечатляющим зрелищем!
«Какая маленькая голова у такого великого человека! — невольно вырвалось у Маргариты. — Ты не знаешь, какого роста он был?» — обратилась она ко мне. «Для своего времени он был высоким мужчиной — более 175 см», — ответил я, включая камеру. И пока снимал все это великолепие, мои спутники засыпали вопросами служащую музея. Она ждала этих вопросов и с гордостью рассказала о том, что этот необычный экспонат появился у них буквально на днях. Дело в том, что два года назад антропологи из Шотландии производили эксгумацию черепа Баха в Лейпциге, а затем провели реконструкцию его лица. На экране специального монитора она показала нам изображение лица Баха без волос в формате 3D.
 Но, к сожалению, этот музей-«новодел» меня больше ничем не удивил. Не скрывая разочарования, я направился к выходу.
Музей стоял на пригорке. Ожидая своих восхищенных спутников, которые радостно набирали сувениры в музейной лавке, я на мгновение представил себе, как маленький Себастьян с братьями и соседскими ребятами, такие же восхищенные, скатываются зимой вниз с заледеневшей мостовой, сбивая с ног редких прохожих. Дети, они и в Германии дети.
Сложив в автомобиль сувениры, мы пешком отправились в церковь Святого Георгия (Georgenkirche) — главный собор Эйзенаха, где 23 марта 1685 года крестили маленького Иоганна Себастьяна Баха. Путь пролегал мимо дома, в котором три года жил семинарист Мартин Лютер. Мы не стали туда заходить, поскольку это не входило в планы экспедиции. Наш исследовательский интерес был прикован к другой яркой личности. Так что, Мартин, извини — в другой раз!
В местных путеводителях главная церковь еще зовется церковью Бахов, потому что представители этого большого семейства служили в ней органистами с 1665 по 1797 год. А Себастьян в детстве здесь пел в церковном хоре — у него было прекрасное сопрано. Он также участвовал в бродячем хоре, когда в праздничные дни школьные певчие ходили по домам горожан и по предместьям, распевая церковные мотеты.
Мы подошли к храму с его тыльной стороны, через полотняные торговые палатки на Рыночной площади. Вероятно, эта торговля не прекращалась здесь со времен Баха. На часах церковной башни было 13:25. Еще несколько шагов, и… мы уперлись в закрытую дверь. И в божьем храме бывает перерыв. Служители церкви брали паузу, чтобы перевести дух после неугомонных туристов. Коротая время, мы расположились на воздухе прямо напротив собора, в уютном кафе под красными зонтами с надписью «Lisenacher». Поедая местные сосиски с жареной капустой, мои спутники принялись обсуждать неторопливый сервис восточных немцев. А я внимательно разглядывал фасад церкви. Меня привлекла надпись крупными буквами, которая украшала фронтон храма: «Ein feste Burg ist unser Gott». Я попросил друзей перевести. «Господь — твердыня наша», — перевел Гюнтер. Тут я решил похвастаться: «А вы знаете, что эта фраза является девизом протестантизма и ее изрек тот, мимо чьего дома мы сейчас проходили?» «Да, это сказал Мартин Лютер», — спокойно ответил Гюнтер. Мне удалось перевести на себя внимание: «Когда-то под сводами этой церкви звучал и его голос. Именно здесь 2 мая 1521 года, за два дня до своего ареста и заточения в Вартбургскую крепость, Лютер прочел свою знаменитую проповедь, когда ему запретили стать папой римским». Наши немецкие друзья были продвинутыми коллекционерами икон, и разговор под стенами храма о религии их ничуть не смутил. «Ты хорошо подготовился, — иронично заметил Гюнтер. — Судя по твоей теории с хранилищами файлов, эта история с Лютером и протестантами тебя тоже как-то задевает?» Обменявшись еще несколькими словами на эту тему, я раскрыл одну из страниц истории моей семьи: «Да, ты прав, на моем так называемом жестком диске хранится файл, связанный с протестом. В том числе и в религии. Мои предки по отцовской линии были глубоко верующими людьми, но не принимали традиционные обряды православной церкви и власть ее иерархов. Они протестовали против пышности и чванства существующей церковной системы, а ее служителей считали лицемерами и корыстолюбивыми приспособленцами. Особенно это неприятие обострилось во времена советской власти в России, когда священников в приходах назначали в НКВД». «Твои предки не ходили в церковь? А где же они молились или крестились?» — спросила Маргарита. «Их храмами были обычные дома, где они собирались на молитвы. А священниками были уважаемые и авторитетные люди, которых они избирали из своей общины». Маргарита задала вопрос, который ее интересовал как художника и специалиста по иконам: «А у них были иконы или другие атрибуты для обрядов?» «Насколько я знаю, они сами расписывали стены своих молельных домов сюжетами из Библии. И только одна икона Спасителя украшала их домашний алтарь». Тут подключилась Инна: «В нашем доме висит одна из таких икон. Она досталась Павлу по наследству от его прабабушки — бабы Дуни, которая была старостой одного из таких молельных домов». Увидев неподдельный интерес к этой теме, я продолжил свой рассказ: «В ее обязанности входило поддерживать порядок и специальное убранство в молельном месте, оповещать прихожан о днях общих молитв, распространять молитвенники и собирать пожертвования. Отец рассказывал мне, как в детстве по просьбе бабушки Дуни переписывал молитвы на листочки из школьной тетради, раздавал их прихожанам и получал от них копеечку». Гюнтер отреагировал мгновенно: «Хороший бизнес делал твой отец. Наверное, это был для него гарантированный дополнительный доход?» Я остудил его: «Поверь, Гюнтер, в советское время в голове моего отца не было даже такого понятия, как бизнес. А для моей прабабушки это была не самая безопасная общественная должность. Власти преследовали любое инакомыслие или нетрадиционные формы отправления религиозных обрядов. Священник молельного дома, где служила баба Дуня, отсидел годы в сталинских лагерях». «Значит, ты унаследовал не только религиозный протест, но и протест против власти?» — сделал вывод Гюнтер. Теперь я отвесил реверанс его прозорливости: «Да, ты прав. У этого наследственного состояния протеста есть продолжение. Мой дед не поддерживал свою маму в религиозном служении. И вот этот скрытый протест против матери проявился в том, что он стал коммунистом и убежденным сторонником Сталина. В семье мой дед практиковал жесткий подход и фактически был тираном. А вот его сыну, моему папе, этот протест уготовил новые варианты проявления. Он восстал против своего отца — против его деспотии и убеждений. Он спорил с учителями, демонстративно не участвовал в общественной жизни школы и института и отказался вступить в коммунистическую партию! В кругу семьи и друзей он обвинял в лицемерии и ханжестве существующую власть. Так что протест не просто в файлах моей генетической памяти — он у меня в крови». Моя супруга Инна в подтверждение этих слов поначалу слегка кивала головой. И вдруг задала вопрос: «А ты не хочешь продолжить эту цепочку дальше?» Она явно бросала мне вызов. Но я знаю, что у нее есть и своя история протеста. «Мы продолжим эту тему, но позже», — и указал на дверь храма. Партия вновь прибывших туристов начала просачиваться сквозь узкие двери церкви. Перерыв закончился.
Когда мы вошли туда, то на стене я увидел перечень фамилий всех органистов, служивших в этой кирхе. Оказалось, что в день крещения маленького Себастьяна за органом сидел его дядя — Иоганн Кристоф Бах. Внутри собор был строг и красив. Непривычно много света, который пробивался из трех ярусов окон. Я точно знал, что именно мне нужно обязательно увидеть и потрогать руками. В этой кирхе сохранился один реальный артефакт, помнящий самого Баха, — каменная купель, в которую окунали маленького Себастьяна при крещении. Пройдя 40 шагов от двери по красным каменным плитам, я оказался перед ней! В голове пронеслись картинки его крещения. Позже эти впечатления легли в основу сюжета клипа, снятого для презентации проекта о Бахе. Точная копия этой старинной купели, мастерски выполненная из папье-маше кинодекораторами, до сих пор стоит у меня на даче в память об экспедиции и съемках клипа. Пока я как волчок крутился с камерой вокруг купели, любопытные туристы обступили меня, пытаясь выяснить причину моего интереса. Я позвал на помощь Марго и попросил отыскать служителя церкви, который мог бы ответить на несколько важных вопросов, связанных с Бахом. Мы получили все необходимые ответы и, помахав удивленным туристам, с чувством исполненного долга отправились гулять по городу. В центре мы зашли в кафе. Хотелось переварить впечатления от похода. Я рассказал своим спутникам всё, что знал об эйзенахском периоде жизни Баха, чтобы они могли сопоставить это с тем, что увидели.
Именно здесь, в этом городе у Себастьяна сформировались первые впечатления от окружающего мира. Так формируются и наши будущие убеждения. Первые слова, первые шаги, первые самостоятельные ноты, извлеченные из первой скрипки, которую тебе подарил отец в 5 лет. Первые буквы, выведенные на бумаге своей рукой. Всё это было у Себастьяна под этим небом, в окружении молчаливых гор и под присмотром любящих родителей и местных князей из Вартбургской крепости, которая возвышалась над всем городом.

*Из биографии. В 1695 году, когда Иоганну Себастьяну не было еще и десяти лет, отец его скончался. Мать умерла еще раньше. Оставшись сиротой, Бах вынужден был искать пристанище у своего старшего брата Иоганна Кристофа, который был органистом в Ордруфе.

Так скупо повествует первый биограф Баха Иоганн Николаус Форкель об одном из драматичных эпизодов в жизни Себастьяна. В течение полугода Бах потерял маму, обрел мачеху, похоронил отца и был выставлен «новой мамой» из отчего дома. Это была пора великих потрясений для мальчика, который свои первые девять лет прожил в любви и заботе. История не оставила воспоминаний об имени мачехи Баха, и я рассчитывал отыскать какую-нибудь информацию о ней здесь, в Эйзенахе. Но пока не удалось. Инна спросила: «А почему тебя так интересует эта особа? Думаю, что она не оставила существенного следа в жизни Баха — он видел-то ее всего несколько месяцев». «Тебя хоть раз выставляли из родительского дома? — задал я встречный вопрос. — Ты бы не запомнила людей, которые приложили к этому руку? Я бы помнил об этом всю свою жизнь!» «Уж в этом я не сомневаюсь! Смотрите, как мы обиделись! Это твои дедушки-сиротки сейчас проснулись в тебе?» Наши друзья с напряженной улыбкой наблюдали за «научной» дискуссией. Я продолжил спокойным тоном, обращаясь ко всем: «Вы согласны, что детские впечатления всегда самые стойкие? Я уверен, что Бах горько сожалел о своем положении сироты и изгнанника и часто вспоминал главную героиню этого мрачного эпизода». Общество согласилось с моими доводами. «Этот стресс оставил в нем глубокий след и сделал его скитальцем на долгие годы. Заметьте, что Бах больше никогда не задерживался на одном месте более трех-пяти лет. Он скитался по городам, менял работу как перчатки, пока не нашел свое последнее пристанище через 28 лет в Лейпциге». Инна сменила направление: «Неужели он нес в себе обиду только на мачеху? А его папа?! Тоже хорош гусь, не успел еще остыть труп жены, как он привел в дом молодуху!» Мы рассмеялись. «Ты совершенно права! Мачеха — это цветочки. Я считаю, что ключевая обида у него была именно на отца. Она и являлась главной причиной его многочисленных конфликтов с начальством. Помнишь, что я рассказывал о своем папе?» Но Инна не хотела останавливаться: «Да каждый из нас в той или иной мере проносит через всю жизнь свои обиды на родителей! Но не все же из-за этого конфликтуют с начальниками или властью! Мне кажется, что эту теорию ты притягиваешь за уши. Просто Бах вырос легкоранимым и обидчивым человеком, вот и вступал в конфликты». Я не ушел в оборону, а перешел в наступление: «А ты сама-то помнишь момент, когда в тебе погиб чистый ребенок?» На мгновение повисла подозрительная пауза. «Что ты имеешь в виду?» — тихо сказала она, глядя мне в глаза. «А когда твое доверие к окружающим таяло на глазах. Это же не просто стресс! Это начало нового мировоззрения! Я уверен, что ребенок в девять лет воспринимает уход или смерть родителей как предательство по отношению к нему. Его детский разум вопиет: „Меня бросили те, кто говорил, что любит! Разве так можно?!“ И мне это состояние Баха понятно и знакомо, хотя мои родители меня не бросали». «Ты прав», — вдруг согласилась она. Я улыбнулся, и посмотрел на Гюнтера и Маргариту, которые внимательно наблюдали за дискуссией двух супругов. Они уже не улыбались и выглядели напряженными, как и положено интеллигентным европейцам. Я поспешил их заверить, что это не просто спор двух супругов, а часть «научного, исследовательского процесса».
Чуть позже Гюнтер спросил меня: «Тебе действительно известно, что мог переживать Бах в свои девять лет? Или это предположения?» Я ответил: «Ну конечно, это предположения. Но для них у меня есть определенное основание». «Какое?» — заинтересовались все. «Помните, я рассказывал, что в моей генетической памяти есть подобная история? Мой тезка, Павел, дед по маминой линии, в девять лет оказался в похожей ситуации: его мама после конфликта с мужем собрала четверых младших детей и подалась из Тбилиси к родителям в Поволжье. В 1922 году в России шла Гражданская война. Во время путешествия моя прабабушка Пелагея умудрилась заболеть тифом и скончаться на пароходе на глазах у своих малолетних детей. Их разлучили не только с матерью, но и друг с другом, разбросав по разным детским домам. Моего деда, его брата и двух сестер родственники разыскали только через полгода. К этому времени скончался и их отец. За полгода девятилетний Павлик потерял обоих родителей, вкусил все „радости“ детдома времен Гражданской войны и начал скитаться по старшим сестрам и общежитиям, пока не поступил на военную службу. Поэтому меня и зацепила эта сиротская тема Баха». Инна знала эту историю: «Я уже слышала об этом от твоей мамы, но не могла и подумать, что детскую драму Павла Александровича можно привязать к Баху. То есть ты хочешь сказать, что каждый, кто имеет подобный опыт, ментально с ним связан?» «Да это один и тот же опыт! Я уверен, что тот, у кого есть такая история, может сопереживать и понимать истинную природу вспыльчивости, критичности, конфликтности, неприятия любого вида власти Иоганном Себастьяном Бахом».
К разговору подключилась Маргарита. «Значит, если человек конфликтует с властями, причина этого кроется в его детской обиде на родителей? Получается, что все революционеры были на них обижены?» «Да, есть такое мнение, — ответил я. — Истинные причины бунтарства скрываются в детстве. К слову сказать, есть мнение некоторых авторитетных ученых о том, что настоящая причина Великой французской революции заключалась в накопившихся противоречиях между детьми и родителями. Будущие Мараты и Робеспьеры испытывали подавление со стороны отцов, а революция и свержение короля лишь выпустила пар. И в этом я согласен с научными авторитетами, потому что сам имею подобный опыт. Помните, я рассказывал о протесте моего деда и папы? Мы, конечно, забегаем вперед в отношении нашего главного героя. Но по мере продвижения экспедиции вы увидите, как развивается и проявляется этот бунт у Баха».
Инна продолжала копать: «Это ты сейчас такой умный. Но ты ведь плакал в детстве от обиды на своего деда и папу? Сам рассказывал!» «Я не просто плакал — слезы душили меня, когда те, кого я любил, поступали со мной не так, как я ожидал. Ручеек стал рекой! Но важнее, что я теперь делаю с этими обидами и с этим водопадом невидимых никому слез! Сегодня я рассматриваю каждую из этих ситуаций как совершенно необходимую для меня». Инна завелась: «А почему же они были необходимы для тебя?» «Чтобы научиться прощать!» — ответил я, допивая великолепное немецкое пиво.
По завершении этой трапезы я принял решение не ехать в Ордруф (Ohrdruf), где Иоганн Себастьян провел 5 лет в семье старшего брата. Но все-таки хотелось бы остановиться на этом эпизоде из его детства.


Ордруф

После изгнания из дома отца Себастьян и Якоб жили в семье старшего брата, который сам недавно женился. Кристоф был строг с младшими братьями, но позаботился, чтобы они получили хорошее начальное образование — он зачислил их в ордруфскую гимназию (Klosterschule). Именно здесь произошла легендарная история, описанная биографами, когда Себастьян стащил у старшего брата нотную тетрадь с музыкой модных композиторов. Кристоф прятал ее в шкаф, чтобы мальчики не развратились и не потеряли уважение к общепринятым музыкальным авторитетам. Себастьян шесть месяцев переписывал эту тетрадь при лунном свете! Брат разоблачил его и отобрал ее вместе с копией. По силе этот удар для Себастьяна был даже не менее значим, чем недавняя потеря родителей. После их смерти и выдворения из дома это стало для него очередным проявлением отвержения! Бах получил эту тетрадь, но только после смерти брата. Но что интересно, когда он стал взрослым, то проявлял еще большую строгость по отношению к своим ученикам. Он не разрешал им изучать ничего, кроме классических произведений и своих собственных.
Несмотря ни на что, Себастьян считал Кристофа своим первым настоящим учителем. Он воспитывался в семье брата до 15 лет и получил от него хорошее музыкальное образование. Позже сыновья Иоганна Кристофа жили и воспитывались в доме Баха, когда тот служил в Лейпциге.


Люнебург

* Из биографии. В 15 лет Себастьян отправился в обществе своего соученика по имени Георг Эрдман, ставшего впоследствии поверенным в делах российского императора в Данциге, в Люнебург и стал хористом в школе св. Михаэля.

Мы поехали в Люнебург (L;neburg). Здесь Бах провел свои гимназические годы, обучаясь в латинской гимназии имени святого Михаэля.
В 15 лет он уехал на север Германии и по рекомендации своего кантора был принят в школу, которая в народе называлась рыцарской академией. В те времена эта гимназия была образовательным учреждением для сыновей дворян, где на французском языке говорили как на языке политеса. В детстве у Баха было хорошее сопрано. По правилам дети бедных родителей могли посещать латинскую школу и платить за это пением в церковном хоре. Здесь он пел в хоре вместе с другом детства по ордруфской школе Георгом Эрдманом — будущим дипломатом при российском дворе. Однако по документам видно, что в хор (Mettenchor) Себастьяна и Георга зачислили как басовых певцов.
В гимназии Бах получил первые знания в латыни, истории, географии, физике и богословии, а также начал изучать французский и итальянский языки.
В другой церкви городка играл органист Георг Бём (B;hm), ученик великого органиста Рейнкена из Гамбурга. Это был очень продвинутый для своего времени музыкант, и Бах у него многому научился. Возможно, в компании Бёма или по его совету Себастьян иногда совершал 30-мильные прогулки до Гамбурга, чтобы послушать старого виртуоза.
Бах всегда светло отзывался об этом периоде. В гимназии он получал стипендию, а пение в хоре приносило дополнительный доход. Певчие получали гонорар по 12 крейцеров (мелкая монета) за венчание! По воспоминаниям самого Баха, за год набегало до 14 талеров. Для школяров это было очень хорошо, если учесть, что привратнику городских ворот платили 1 талер в неделю.
Здание школы не сохранилось. Мы посетили какие-то развалины, оставшиеся от ее спального корпуса. Но сохранилась церковь Святого Михаэля, чьи высокие своды помнят голос Себастьяна. Нам позволили спуститься вниз, в служебные помещения храма, где собирались юные хористы школы. Когда я присел на старую затертую скамью, мне показалось, что сквозь столетия пробивался гомон молодых школяров, которые сплетничают, дразнятся и хвастаются друг перед другом, пока хормейстер наверху расставляет ноты.
«Что ты хочешь здесь отыскать? — спросил меня Гюнтер. — Мы не поехали в Ордруф, где Бах проживал более пяти лет, но добрались через всю Германию именно сюда, где он провел всего-то три года. Почему?» Этот вопрос уже давно витал в воздухе, и я готов был ответить: «Дело в том, что Люнебург для Баха стал поворотным местом. До сих пор его вели по жизни и принимали за него ключевые решения. Сначала родители, потом мачеха, брат, кантор Элиас Херда и другие. Но именно здесь Себастьян должен был принять самостоятельное решение, куда ему двигаться дальше и какую выбрать стезю. А когда вы впервые принимали свое самостоятельное решение, определяющее дальнейшее направление жизни? Вы помните этот момент?» Видимо, вопрос не понравился моим спутникам, и они стали демонстративно разглядывать витражи храма. Выйдя из кирхи, Инна посмотрела на меня и спросила: «И какой же такой разворот произошел здесь у Баха? Он принял это решение? Эпохальное!» «Да, именно здесь, и возможно, в этих развалинах старой гимназии или под сводами этой кирхи, Бах принял это решение — навсегда связать свою жизнь с музыкой. Благодаря этому, кстати, мы с вами и весь мир сегодня наслаждаемся его талантом», — спокойно ответил я.
Тут в разговор вступил Гюнтер: «Насколько я понял, Себастьян покинул рыцарскую академию, так и не закончив ее? Но если бы он окончил гимназию, то мог бы поступить в университет, стать успешным юристом, чиновником или дипломатом. К примеру, как это сделал его друг Эрдман. А почему он выбрал музыку?» «Ты рассуждаешь, как его мама. Она была дочерью городского чиновника и мечтала именно о такой карьере для своего младшего и любимого сына. Но только не музыкантом, как отец и многие в его роду», — ответил я. Гюнтера поддержала его супруга: «Неужели он думал, что не может позволить себе иную карьеру, кроме музыкальной? В этой гимназии он получил приличное для того времени образование! Выбор в пользу музыки — это что: тщеславие или неизбежность?» Я продолжил отдуваться за Баха: «Думаю, что на тот момент это не было продиктовано тщеславием или желанием стать великим музыкантом. Скорее, это было желание выжить». После этой фразы вновь оживилась Инна: «Почему? Он что, умирал с голоду?» «Нет, необязательно пухнуть от голода, чтобы присоединиться к идее выживания, — ответил я. — Это просто было привычно для него. В Бахе текла кровь потомственного музыканта (шпильмана), и все его предки выживали за счет музыки. Папа, дяди, дед и прадед были музыкантами, органистами в церквях или капельмейстерами в оркестрах вельмож и князей. Они жили музыкой. Им было неважно, где играть, — на свадьбах, на похоронах, на праздниках, на торжествах, потому что благодаря этому они и получали доход». Мой ответ всех удовлетворил, и на этом дискуссия завершилась.
Нам не удалось ознакомиться с документами или артефактами из этого периода жизни Баха. Как и в Эйзенахе, нам сказали, что все документы находятся в баховском архиве в Лейпциге. Оставалось только насладиться пешей прогулкой по узким улочкам замечательного городка. Я включил воображение и фантазировал, о чем бы мог размышлять молодой Бах, гуляя по этим мостовым.
Люнебург был похож на старую рождественскую открытку, а домики будто сделаны из раскрашенных пряников. В центре города — старая ратуша, в подвале которой во времена Баха находился казенный винный погребок. По местным преданиям, он частенько заглядывал сюда с приятелями. Камни на мостовой Ратушной площади, наверное, помнят и цокот башмаков, и звонкий голос юного Себастьяна, который вместе с другими школярами пел здесь на праздниках.
А теперь в этих бывших погребах расположился уютный стилизованный под старину кабачок, который держит немецкая семья и передает его управление из поколения в поколение. Отец семейства заправляет на кухне, мамаша — и администратор, и официант. Нам подавали эксклюзивное блюдо, которое готовят только здесь, — черный баран. Живущий в этих местах, и больше нигде! А на гарнир жареная картошка с лисичками — вкуснятина необыкновенная! Да под пиво! Теперь когда я подхожу на даче к холодильнику и вижу желтый магнитик с надписью L;neburg, то невольно проглатываю слюну и обещаю себе обязательно туда вернуться, хоть на денек!
От Люнебурга до Гамбурга около 45 км (30 миль). Когда-то это расстояние молодой Себастьян легко преодолевал пешком, чтобы послушать игру знаменитого немецкого органиста-виртуоза Иоганна Адама Рейнкена (Reincken) по совету наставника — Георга Бёма. Так пишут биографы композитора. Но если принять скорость пешехода — 5 км в час и поделить на расстояние 45 км, то это не менее 9 часов бодрого хода. А может, в те времена это было нормально? В Гамбурге Себастьян останавливался на ночлег у дальних родственников. Есть свидетельства сыновей Баха, что он иногда ходил из Люнебурга и в замок городка Гелле, который находился в 90 км. Там играли французскую камерную музыку на воздухе — пленэрную, по версальскому образцу. Тогда это было круто. У каждого времени свои фишки и модные темы.
Мы возвращались в Гамбург. Гюнтер вел машину, наши дамы прикорнули после пива на заднем сиденье. А я смотрел через автомобильное стекло на окрестности и представлял, как по обочине этой дороги бодро вышагивает долговязый вдохновленный школяр. У него каникулы и впереди целая жизнь! Мне представлялось, как из проезжавших мимо повозок и телег никто не обращает внимания на юношу — будущего гения всех времен и народов.


Тайна трех селедок

Я уже рассказывал своим спутникам одну легенду, связанную с этими гамбургскими походами Баха. А сейчас поделюсь ею и с вами.
Однажды во время своего музыкального паломничества с ним случилась невероятная история. Позже он часто рассказывал ее своим друзьям. Как-то, задержавшись в Гамбурге, наш герой остался совсем без денег. Голодный, с пустыми карманами, юный Себастьян возвращался по безлюдной дороге обратно в Люнебург. Он остановился у придорожного трактира на отдых. Вдыхая вкусные запахи, услышал скрип открывающегося окна. Постоялец трактира выбросил в кучу мусора несколько селедочных голов. В Тюрингии сельдь считалась очень большой ценностью, поэтому молодой школяр быстро подобрал это «послание». И тут, по словам Баха, случилось чудо: не успел он разломить первую голову, как из нее вывалился… датский дукат! Да-да! В остальных селедочных головах тоже было по монете. Наверное, этот постоялец видел из окна, как голодный мальчишка подобрал его подарок. Благодаря этим дукатам неожиданного благодетеля Бах смог вкусно поесть и провести в Гамбурге еще несколько дней.
Когда я рассказал это, Гюнтер, подкованный в библейских историях, заметил: «Скорее всего, Бах выдумал эту легенду. Уж слишком она напоминает ту, которая описана в Евангелии от Матфея как чудо со статиром. Во Флоренции в одной из церквей даже есть фреска на эту тему, написанная знаменитым художником эпохи Раннего Возрождения - Мазаччо». Я попросил Гюнтера рассказать подробнее. Он согласился: «Дело происходило в иудейском городе Капернауме, куда Иисус прибыл со своими учениками. Тогда был иудейский обычай собирать подать с прибывающих в город людей в пользу храма. Размер подати составлял один дидрахм с человека. Когда собиратели подати подошли к Петру, который еще не был апостолом, а был лишь учеником Иисуса, тот обратился к своему учителю с вопросом: „Учитель, мы будем платить эту подать или нет?“ Не помню точно, что именно ответил ему Иисус, но, видимо, было принято решение не спорить, а заплатить эту подать, раз уж так заведено. Иисус велел Петру сходить к морю, забросить уду и во рту первой попавшейся рыбы найти монету необходимого достоинства, чтобы заплатить сборщикам налогов. Всё так и произошло: Петр соорудил удочку, закинул ее в море, поймал рыбу и во рту обнаружил один статир — это греческая монета, которая в те времена приравнивалась к двум дидрахмам. Таким образом, он смог заплатить подать за себя и за своего учителя. Эта библейская история породила выражение: „Если будешь верить, то найдешь деньги и у рыбы за щекой“».
Бах был верующим человеком и знал эту евангельскую историю. Но его селедочная легенда показалась мне вполне правдоподобной. Ну, может быть, слегка преувеличенной в смысле количества рыбных голов.
Итак, мы завершили поездку по местам, где наш герой возмужал и принял решение посвятить себя музыке. Иоганну Себастьяну исполнилось тогда 18 лет.


Арнштадт

* Из биографии. В 1703 году, когда Баху исполнилось 18 лет, он стал придворным музыкантом в Веймаре. Однако уже в следующем году он сменил это место на должность органиста Новой церкви в Арнштадте.

Наш экспедиционный корпус прибыл в Арнштадт (Arnstadt), где Бах не только начал трудовой путь профессионального музыканта, но и создал семью, вступив в первый брак. Мы побывали с экскурсией в Новой церкви, где восемнадцатилетний Себастьян служил органистом и хормейстером. Он был назначен на должность с тройным жалованием — 84 гульдена в год. Новой эту церковь называли потому, что ее выстроили взамен старой, сгоревшей кирхи Святого Бонифация. Выглядела она гораздо скромнее, чем те, в которых мы уже побывали ранее.
Арнштадтский период был началом карьеры молодого Баха, и он не смог здесь сразу добиться успеха как хормейстер и воспитатель. Себастьян не терпел грубости и лени. Был вспыльчивым и выходил из себя при нарушении порядка своими учениками. К тому же молодой музыкант и сам дерзил начальству, пренебрегал обязанностями, дрался — в общем, вел себя довольно вызывающе. Известен случай, когда он подрался с фаготистом городского оркестра Гейерсбахом, ранив его шпагой. Эта драка наделала много шуму в тихом городке, где проживало чуть больше четырех тысяч жителей. В конце концов, Баха вызвали в консисторию, где ему все-таки пришлось признаться, что он назвал бедного Гейерсбаха «свинячьим фаготистом». Кроме этого, начальство предъявило Баху обвинение в том, что он не умеет управлять хором. И это было правдой. Местная община могла простить ему походы в винный погреб во время службы, но не провалы в воспитании молодого поколения.
В дальнейшем он неоднократно станет попадать в конфликтные ситуации, которые будут омрачать его жизнь и отвлекать от творчества. В жизни Баха не было ни одного начальника, которого бы он не критиковал. Но при этом он сам частенько нарушал дисциплину и пренебрегал служебными обязанностями. Когда мы завершили официальную экскурсию и отошли от гида, Инна подвела гениальный итог под весь ее рассказ: «Короче, его отсюда попросили, а теперь этот городок только этим и знаменит, что здесь когда-то куролесил сам великий Бах». Мы засмеялись и подошли поближе к памятнику молодому Иоганну Себастьяну, где он застыл, опираясь спиной на кафедру, во фривольной позе а-ля «мне все равно — у меня все еще впереди». Увы, впереди было забвение. После отъезда Баха из города Арнштадт забудет его имя на полтора столетия.
Но именно здесь Бах обрел свою первую любовь. Это была кузина, троюродная сестра по отцовской линии, которую звали Мария Барбара Бах. Себастьян и Мария были ровесники, оба рано осиротели, одна фамилия, одна кровь. Она была младшей дочерью Иоганна Михаэля Баха из Герена. В этом городе установлен памятник, посвященный ее отцу — органисту и композитору. Мы отыскали на карте серый трехэтажный домик, с аркой во внутренний двор. Именно здесь молодые Себастьян и его кузина Марийхен встречались на званых обедах у Регины Ведерман, которая была душой родственного круга в Арнштадте.
В сентябре 1707 года, по общему одобрению своей семьи, Себастьян женился на кузине. Незадолго до свадьбы он устроил мальчишник в доме старшей сестры Марии Саломеи. Молодые венчались в деревне Дорнхайм (Dornhaym), которая находилась недалеко от Арндштадта. В этом эпизоде проявилась расчетливость юного главы семьи. Венчание в городе ему было не по карману, там за это нужно было заплатить церковную подать. А в деревенской кирхе в Дорнхайме был знакомый пастор Лоренц Штаубер, который дружил с семьей Бахов и «скосил» им этот оброк. Запомните этот факт — мы еще к нему вернемся. Себастьян, мягко говоря, лукавил, когда заявлял о своем безденежье в тот период. Еще летом того года в Арнштадте скончался родственник с материнской стороны, и Бах получил после похорон одну из частей его наследства — 50 гульденов. Сумма, равная двум третям годового жалованья!


Дорнхайм

Мы отправились в Дорнхайм и посетили старую уютную деревенскую кирху Святого Варфоломея. Войдя во внутренний дворик через деревянные красные ворота, мы буквально обомлели. «Смотрите, это же реальная старинная церковь!» — воскликнула Маргарита. В самом деле, она была не похожа ни на одну из тех, что мы уже видели, — полукаменная и полудеревянная. Основание выложено из камня, а колокольная башня обшита деревом. Мне показалось, что время остановилось! Это действительно была небольшая старинная деревенская кирха. Похоже, что она выглядела так и в тот день, когда молодые Бахи в ней венчались. У меня возникло ощущение, будто чета Бахов только что вышла, пригибаясь, из низкой двери церкви во внутренний дворик.
Внутри кирхи мы присели на крайние лавочки. Шла проповедь, и впереди сидела пара десятков прихожан, которые внимательно слушали пастора. На нас не обратили внимания, поэтому мы спокойно рассмотрели убранство храма. В кирхе не было много окон, но было светло. При входе стоял маленький макет храма, а слева висел портрет Баха и был выложен небольшой стенд c гравюрами и другими материалами, которые посвящались ему. «Скромненько, но со вкусом», — процитировала Инна классика советской комедии, пригибаясь на выходе. Пока я снимал на камеру внутренний дворик, она уселась на скамейке у входа и обтирала спиной многовековые стены, будто желая раствориться в этих камнях. Ей было так уютно, что, видимо, она не хотела покидать это место. «Мне здесь невероятно хорошо! Вот так бы и осталась навсегда! Может быть, дальше поедете без меня?» — кокетливо спросила жена. «А чем ты займешься здесь?» — будто соглашаясь с ее предложением, спросил я. «Буду совершенствоваться в немецком. А еще я могу сажать цветы». Маргарита, будучи свидетелем этого разговора, отнеслась к идее Инны со всей серьезностью: «Ты хочешь нас бросить и оставить команду на полпути? С цветами здесь и без тебя разберутся». Она взяла ее за руку и уверенно сказала словами Великого комбинатора: «Вперед! Труба зовет! Лед тронулся! Ну, как там еще? Короче, вставай, нужно ехать дальше!» Инна подыграла подруге: «Но эту руку мы протянем не всем! А только маленьким и голодным детям!» Маргарита не поняла: «Каким детям? Ты хочешь есть?» Инна махнула рукой: «Расслабься! Это из той же книжки. А вот перекусить не помешало бы».
Мы были очарованы этим местом, но нашли силы продолжить экспедицию. Мне было понятно, что самые главные ответы меня ожидают в Лейпциге, в архиве Баха. И я вновь принял решение сократить маршрут и не задерживаться в Веймаре (Weimar) и Кётене (K;then). После Арнштадта это были следующие города, где жил и работал Бах. Он называл тот период лучшими годами жизни и самыми плодотворными. Это заслуживает небольшого рассказа.


Веймар и Кётен

Здесь родились  первые сыновья Баха — первенец Вильгельм Фридеман, Карл Филипп Эммануил, Иоганн Готфрид Бернхарт. Еще родились близнецы, но они умерли в младенчестве.
Бах и тут был замешан в многочисленных конфликтах и скандалах. В Веймаре ему впервые пришлось отсидеть в тюрьме. Несмотря на прекрасные условия работы у герцога, он хотел сбежать на службу к его зятю — князю Леопольду в Кётен. Но герцог не хотел его отпускать и посадил на гауптвахту. Через месяц строптивого Баха выпустили и уволили под неблаговидным предлогом.
К Баху в Веймар приезжал его школьный товарищ Георг Эрдман. Они учились вместе в Ордруфе и в Люнебурге. Проезжая мимо дорожного указателя поворота на Веймар, я пересказал воспоминания сыновей Баха об этих встречах друзей. При этом невольно сделал акцент на том факте, что после нескольких кружек пива Бах с Эрдманом принимались распевать арии из школьных хоровых репертуаров. Потом курили трубки и громко хохотали, вспоминая времена, когда за гроши подрабатывали хористами на свадьбах и похоронах. В общем, обычный пьяный «гудёж»…
Мой ироничный укол задел Гюнтера. Как нормальный немец, он не находил в таком поведении ничего необычного или предосудительного: «Этот эпизод говорит лишь о том, что нашему Баху не были чужды обычные человеческие слабости! Я ничего дурного в этом не вижу. Как истинный немец, он любил пиво. Ну, и еще любил выкурить трубку. Наверное, в те времена не вели такой пропаганды о вреде никотина, как сегодня. А курение было для него просто удовольствием или одним из способов отдыха». Я порадовался такому проявлению мужской солидарности Гюнтера и подтвердил его предположение: «Действительно, Бах очень рано пристрастился к табаку и курил трубку до конца своих дней. Но для меня этот факт тоже о многом говорит». Марго и Гюнтер оживились. Для них это была болезненная тема, потому что совсем недавно они бросили курить. «И о чем тебе говорит его страсть к табаку?» — спросила меня Маргарита. Понимая ее интерес, я старался тщательно подбирать каждое слово. «Друзья мои! — сказал я. — Прошу расслабиться и не принимать на свой счет всё то, что будет сейчас мною сказано! Это всего лишь мое мнение. Курение табака — это одна из форм неосознанного нанесения вреда!» И добавил: «Себе». Немцы переглянулись. «А если человек получает от этого удовольствие? Какой же это вред?» — не сдавалась Маргарита. Страсти накалились. Но я отстаивал свое мнение: «Послушай, Рита, я заявляю это не голословно, а как курильщик с тридцатилетним стажем. Когда ко мне пришло осознание того, что я делаю на самом деле, смоля сигаретку, — мне стало не по себе! С тех пор я больше не курю!» Инна поддержала меня: «Да, мы оба тогда бросили». Интрига достигла апогея, и Маргарита в сердцах воскликнула: «Боже мой, да что же вы поняли такое?!» Наш дружный хохот разрядил обстановку. «Я, наверное, скажу сейчас жуткие вещи, но лучше говорить об этом с улыбкой, чем без нее. А ты часто задумываешься об истинном значении своих слов и дел? Ведь за каждым из них стоит более глубокий смысл, чем мы думаем. Так, каждой затяжкой курильщик подтверждает свое тайное и неосознанное желание умереть». «А зачем?» — невольно вырвалось у Маргариты. «У тебя на это есть свои причины», — ответил я. «И какие причины ты видишь у Баха?» — спросил меня Гюнтер. «„Все мы родом из детства“ — так говорил Экзюпери. Я думаю, что это его детское желание быть рядом с той, кого он очень любил, — с мамой. А как это сделать? В представлении девятилетнего мальчика для того, чтобы достигнуть этой цели, нужно было умереть! Со временем это желание забылось, но никуда не делось, а стало тайно осуществляться. И какой мы теперь сделаем вывод?» — тут я посмотрел в окно, чтобы затянуть паузу. «Курить вредно! А капля никотина убивает лошадь! — съязвила Инна. — Не томи, отвечай! Народ ждет!» Уважая народ, я завершил: «Вывод такой: будьте внимательны к своим желаниям — они всегда исполняются!» В салоне автомобиля повисла тишина.
Когда мы наконец остановились в придорожном кафе, я рассказал своим спутникам о проживании семейства Бахов в Кётене. Иначе они бы пропустили два очень важных эпизода из его жизни.
Хотя Кётен стал самым спокойным местом для Баха, но эта идиллия длилась недолго. Цитирую известную песню: «Если боль твоя стихает, значит будет новая беда…»
Князь Леопольд исповедовал кальвинизм. Это одно из строгих течений в христианской религии. Поэтому жизнерадостный князь любил выезжать к владельцам других немецких земель за пределы Германии, например в Чехию, где нравы были не так строги. Летом 1720 года он взял с собой Баха в очередную поездку. Пока Себастьян музицировал с князем в Карлсбаде, его молодая жена скончалась от апоплексического удара. Ее похоронили, а он не успел проститься с нею. Бах принял решение покинуть Кётен, напоминающий ему о потере, и стал искать себе другую работу.
Я обратил внимание друзей на факт, который мог бы показаться пустяком, но только не для меня. Бах остался вдовцом с четырьмя детьми на руках, как и его отец. Состав детей был такой же — одна дочь и трое сыновей. «Представляете, какое же мощное скрытое соревнование вел он со своим отцом?!» — поделился я своим наблюдением. «Выходит, что сейчас счет сравнялся? — подсчитал Гюнтер. — Хотя погодите: отец овдовел лишь в пятьдесят лет, а Себастьян — уже к тридцати шести». Я подхватил этот подсчет. И добавил в него факты: «И он был не простым городским музыкантом, а целым капельмейстером — начальником над такими, каким был его отец. Его слава как композитора и виртуоза гремела уже по всей Германии. Чего только стоила одна история с бегством из Дрездена „мировой звезды“ — модного французского музыканта Луи Маршана, когда тот не решился состязаться с Бахом в музыкальном поединке! Нет, он явно вырвался вперед, оставив своего отца далеко позади».
И тут все наперебой стали рассказывать примеры своего состязания с родителями. Иногда это выливается в незримый сбор доказательств, чтобы бросить это к ногам отца и матери. Даже когда их уже нет! Этот вечный спор часто служит людям и хорошей мотивацией для достижений и побед. Но может довести и до создания целой империи или даже Третьего рейха…


Случай в Гамбурге

Мы продолжили путь и двигались по направлению к Лейпцигу. Обсуждая рассказ о кётенском периоде Баха, Маргарита спросила: «Павел, у меня к тебе профессиональный вопрос: как в те времена искали себе работу такие творческие люди, как Бах или ему подобные? Они что, печатали объявления в газетах или ходили по городам, презентуя свои услуги?» Я рассказал один случай, произошедший с Бахом через несколько месяцев после смерти жены: «В сентябре 1720 года Бах отправился к вам — в Гамбург. В церкви Святого Иакова освободилось место органиста. Себастьян решил попытать счастья и занять эту должность, на которую претендовали восемь кандидатов. Никто не сомневался в его победе. Но большинство членов совета отдали свои голоса в пользу купеческого сына, про которого говорили, что он лучше обращается с талерами, чем с музыкальными инструментами. Парень накануне занес в церковную кассу сумму в размере 4000 марок. Через 180 лет Альберт Швейцер, исследователь жизни и творчества Баха, написал об этом эпизоде: „Он (купеческий сынок), должно быть, и не подозревал, что этими деньгами заплатил и за свое место в любой биографии Баха, то есть приобрел бессмертие“». Гюнтер, который раньше слышал об этой истории, подтвердил: «Да, наши городские власти до сих пор кусают локти по этому поводу».
Позже, когда мы вернулись в Гамбург, мы побывали в той церкви Св. Иакова, где Бах держал свой знаменитый экзамен. Все церкви Гамбурга серьезно пострадали во время Второй мировой войны. Их высокие шпили были ориентирами для англо-американских самолетов, которые бомбили портовый город. Реставрационные и восстановительные работы в этих храмах продолжаются до сих пор.


Новый брак

Себастьян не собирался долго оставаться вдовцом. Таковы семейные традиции. Помните о соревновании? Ну чем он хуже папы?! Не прошло и года, как в кётенском доме Баха появилась молоденькая певица, состоявшая на службе у князя, — Анна Магдалена, урожденная Вильке.
Когда она, еще девятнадцатилетней девушкой, приехала в Кётен, то в качестве княжеской певицы заняла одну из самых хорошо оплачиваемых должностей среди придворных музыкантов. Бах, как капельмейстер, имел непосредственное отношение к ее устройству на службу. Он уже тогда заметил юную и симпатичную певицу, которая была моложе его на 15 лет! Но в отличие от отца он формально выдержал годичный траур по жене и имел право завести новые отношения.
По дороге в Лейпциг я рассказал о новом браке Баха и поделился интересным фактом, о котором говорил еще в Дорнхайме. В соответствии с княжеским распоряжением молодые супруги были повенчаны дома. Запись о церемонии была занесена в книгу венчаний придворной церкви, а также церкви Св. Иакова. Позднее эта история с венчанием привела к скандалу и жалобе со стороны местной лютеранской церкви. В очередной раз они не получили с Баха церковные сборы! Вы помните венчание в Дорнхайме? Опять «глубоко верующий» Бах «зажал» церковный оброк за бракосочетание. Но надо отдать ему должное: на «погулять» он денег не жалел. Для празднования Себастьян закупил большое количество рейнского вина. Свадьба прошла весело. Сохранились строчки шуточного кводлибета, который сочинил и исполнил на празднике сам «великий творец духовной и церковной музыки»:
Дом хорош только тогда, когда в нем
Есть камень и известняк,
А дыра хороша тогда, когда ее сверлят;
И если строят всего лишь курятник,
Все же нужны дерево и гвоздь.
Крестьянин молотит пшеницу
Большими и малыми цепами.
Перевод Ксении Стебневой

Вот так в то время шутили и не краснели потомки шпильманов.
Инну заинтересовал весьма практичный вопрос: «А жена Баха после свадьбы больше не работала?» Я ответил: «Анна Магдалена продолжила исполнять свои обязанности придворной певицы и после замужества. Она сопровождала Баха в его немногих поездках, и они вместе выступали». «А как же дети? Кто за ними присматривал?» — не унималась Инна. Я понимал, почему это ее волнует: после замужества и рождения первенца она сама ни дня не работала, полностью посвятив себя семье. «Конечно, ей пришлось взять на себя еще и роль матери четырех детей, которые остались после первого брака Баха. Думаю, что это было непросто для молодой девушки. Она была старше Катарины Доротеи всего лишь на семь лет. Вильгельму Фридеману было 11 лет, Карлу Филиппу Эммануилу — 7 лет, а Иоганну Готфриду Бернхарту — 6 лет». Все понимающе заулыбались, когда я выдохнул от напряжения, перечислив эти сложные для меня имена. И пока переводил дух, Маргарита спросила меня: «Как сложились отношения детей с юной мачехой? Надеюсь, она не отправила их в какой-нибудь интернат или детский дом?» Я спокойно отреагировал на ее иронию: «Нет, не отправила. Наоборот, по воспоминаниям некоторых из них, они с теплотой и благодарностью отзывались о мачехе. Но что чувствовали и переживали, осталось за кадром». Гюнтер, внимательно слушающий наш разговор, спросил: «А ты знаешь, как сложилась их судьба?» Я насторожился: «Ты что, прочитал об этом и теперь тестируешь меня? Или действительно хочешь узнать о них?» «Да, просто хочу узнать. А что здесь такого?» — удивился он. Я рассказал о судьбе этих детей: «Катарина Доротея так и не вышла замуж, завершив свой жизненный путь старой девой. Вильгельм Фридеман — первенец, на которого Бах возлагал большие надежды, — спился и умер в нищете. Та же участь постигла и его младшего брата Иоганна Готфрида Бернхарта, который доставлял своему отцу массу неприятностей. «Дурно воспитанный сын», как называл его сам Бах в письмах друзьям, Иоганн Готфрид Бернхарт спустя рукава исполнял служебные обязанности органиста в церкви, куда его пристроил Бах-старший. Воровал казенные деньги, не оплачивал счета, делал долги, которые за него потом оплачивал отец. Пил, кутил и умер от горячки, когда ему едва исполнилось 24 года. И только Карл Филипп Эммануил, таланты которого сам Бах ценил не очень высоко, добился относительного успеха. Он рано уехал из отчего дома, поступил в университет во Франкфурте-на-Одере и закончил юридический факультет, как и мечтала его бабушка, которую он никогда не видел. Затем стал профессиональным музыкантом и был на этом поприще весьма успешен. В карьерном смысле он перещеголял своего великого отца — служил концертмейстером у прусского короля Фридриха Великого, писал музыку и под занавес карьеры занял в Гамбурге ту должность, которую так и не смог получить его отец. Позже в народе он удостоился почетного прозвища Гамбургский Бах».
Маргарита воскликнула: «Какие разные судьбы, но у всех опять протесты и соперничество!» Мои семена проросли! Я улыбнулся.


Лейпциг

Мы прибыли в конечный пункт нашего путешествия. В Лейпциге (Leipzig) Бах жил дольше всего: 27 лет он находился в одном городе, в одной квартире, и в этом же городе был похоронен. В Лейпциге располагается баховский архив, где я надеялся получить ответы на многие вопросы, которые позвали меня в дорогу. Друзья также пребывали в предвкушении некой развязки. Наберись терпения, дорогой читатель. А пока немного истории.
Когда Бах попал в Лейпциг, крупный университетский центр и центр книгоиздания Королевства Саксонии, там насчитывалось около 30 тысяч горожан. Этот город назывался маленьким Парижем Германии.
Бах стал кантором школы святого Фомы (Thomasschule)  лишь с третьей попытки и исполнил свое решение вырваться из Кётена. Но для него Лейпциг был подобен минному полю. Должность кантора была весьма уязвима. Церковь Святого Фомы (Thomaskirche) была центром сильных лютеранских традиций. А в обязанности Баха входило не только преподавание пения, но и выбор музыки и подбор исполнителей для еженедельных концертов в двух главных церквях Лейпцига.
В принципе, вышло, что Бах получил должность «музыкального директора» всех церквей города. Но и здесь он проявил свой бескомпромиссный характер и бунтарский дух! Ссорился с работодателями, вступал в конфликты с городской администрацией и особенно жестко спорил со своим непосредственным боссом — директором школы, господином Эрнести. Через какое-то время он уже не сомневался в том, что вокруг него собрались одни завистники, невежды и бездари. Вот на его примере мы и видим для себя знакомую картину, когда меняются города, места службы, работа, сослуживцы и начальники, но все повторится вновь.
В Лейпциге семья Баха занимала южное крыло школы. За ремонт квартиры кантора городской совет заплатил кругленькую сумму — более 100 талеров. Дом, где они жили, не сохранился — его снесли еще в 1903 году, поэтому увидеть окно, из которого последний раз смотрел на мир прозревший, но умирающий гений, нам не удалось. Только медная табличка на стене здания, прилегавшего к храму, указывала на это место. Позже в архиве нам показали гравюры и план здания. А в музее мы увидели этот макет в разрезе. По воспоминаниям детей Баха и современников, квартира кантора по оживленности напоминала голубятню. Частные ученики, проезжие музыканты, желавшие нанести визит известному композитору, воспитанники пансиона, которые обращались к кантору с вопросами, — люди шли непрерывным потоком. И как он умудрялся найти время, чтобы сосредоточиться на композиторской работе? Это мне непонятно! Я и сам часто жаловался на недостаток времени и отказывался от многого, что было дорого и чем бы хотел заняться. Но этот пример показал мне, что в жизни для всего можно найти время, а особенно для любимого дела.
Мы бросили вещи в отеле и пошли погулять по вечернему Лейпцигу. Интересно, а как выглядел Бах, гуляя со своим многочисленным семейством на этих улицах? Инна и Маргарита начали рассуждать о тяжелой судьбе жены Баха. Я добавил в этот диспут идею о том, что Анна Магдалена вряд ли имела в Лейпциге возможность продолжать свою деятельность в качестве профессиональной певицы. Там не было княжеского двора, оперу закрыли, а женский вокал в городских церквях не приветствовался. Я знаю, что ей удавалось заниматься вокалом в Лейпциге, лишь изредка выступая на частных мероприятиях или свадебных торжествах. Подводя итог, я высказал свое мнение: «Ей ничего не оставалось, как наступить на горло собственной песне ради любимого человека и заниматься домашним хозяйством». Инна подхватила эту тему: «Я помню, ты рассказывал, что и первая его жена тоже хорошо пела и даже зарабатывала этим до замужества. Выходит, что, живя рядом с гением, невозможно не наступить себе на горло и развиваться в полный рост?» Я оценил ее наблюдательность: «Ты попала в десятку! Именно этот момент объединяет обеих жен Баха, несмотря на их разницу в возрасте и отличие. Каждая в свое время убила в себе стремление к успеху и развитию. Их сознание не допустило даже возможности равноправных, гармоничных отношений с мужем. А совместное проживание с Себастьяном превратило их жизнь в улицу с односторонним движением». Маргарита возразила: «Это судьба всех подруг и жен гениев. Они вынуждены быть в тени славы своих мужей и поддерживать быт. Я могу привести десятки примеров из жизни великих художников». «А ты готова зарыть свои таланты в угоду любимому человеку?» — ответил я. «Никогда не думала об этом», — сказала Марго. Я продолжил: «Кстати, был еще один факт на эту тему. Они обе в разное время вынуждены были терпеть проживание под одной крышей со старшей сестрой первой жены Баха Фриделеной Маргаретой! Незамужняя, не имеющая средств к существованию, она жила в семье Баха со времен его первой свадьбы и никогда не покидала его дом». Девушки закачали головами: «Так, наверно, когда Анна Магдалена стала госпожой Бах, ей пришлось неоднократно выслушивать наставления о том, как надо вести хозяйство, от этой „милой женщины“», — съязвила Инна. Я подхватил ее сарказм и добавил: «Истинное облегчение она испытала, когда „тетя Фриделена“ наконец-то скончалось после непродолжительной болезни летом 1729 года». «А у тебя нет ее портрета в компьютере?» — спросила Маргарита. «Какого портрета, тети Фриделены?» — пошутил я, зная, что она спрашивает о жене Баха. — Вы что, забыли, зачем мы здесь? Мы должны разрешить ряд загадок и разрушить некие легенды. И этот вопрос тебе придется завтра задать в архиве».
И вот мы подошли к Ратушной площади, чтобы выйти на Катериненштрассе. Моей целью было разыскать знаменитую лейпцигскую кофейню Циммермана. Здесь Бах проводил время и руководил Музыкальной коллегией (Collegium Musicum). Я уже рассказывал моим друзьям о том, как владелец этой кофейни, желая привлечь клиентов и поддерживать реноме своего заведения, дал Баху и его музыкантам большой зал и сам приобрел несколько инструментов, чтобы они устраивали в кофейне концерты два раза в неделю. И вот мы пошли по этой улице, оказались у бывшего дома бургомистра, напротив которого находилась кофейня. Нашему взору предстал засеянный травой пустырь. И только на следующий день нам сказали, что здание, в котором находилась эта кофейня, было разрушено во время бомбежки доблестными англо-американскими авиаторами.
Утром мы встретились и обсудили дальнейший план. Это был решающий день экспедиции. Сегодня я хотел бы поставить точку! Все домыслы, предположения, легенды и вопросы должны быть для меня решены. Мои друзья поддержали меня. Мы вышли из отеля и отправилась в Томаскирхе. По дороге девушки купили цветы, а Гюнтер решил прокомментировать информацию, которую накануне вычитал в путеводителе: «Легенда утверждает, что в этом храме хранятся мощи самого святого апостола Фомы. Якобы в 1217 году менестрель Генрих фон Морунген привез их из Индии в дар местному монастырю». Маргарита, зная педантичность своего супруга, на всякий случай уточнила: «У тебя есть какие-то сомнения на этот счет?» «Конечно есть! — ответил он. — Ведь католическая церковь долгое время отрицала апостольскую миссию Фомы в Индии. А тут такая реликвия, да еще из Индии! Странно». Инна, которая не питала особого пиетета к институту церкви, иронично заметила: «Скажите спасибо, что эти лицемеры не сожгли того парня вместе с его подарком. А ведь могли бы — когда им хочется, они костры жгут, а когда выгодно, могут и покаяться». Больше мы не обсуждали историю Томаскирхе.
И вот перед нами предстал большой храм, выполненный в позднеготическом стиле. Когда мы вошли, в нем звучал орган. «Наверное, это тот, на котором играл Бах!» — обрадовались мы. Но увы — это была копия. У меня был план, и я знал, что нужно было найти здесь, — плиту, под которой лежали останки Баха. Она находилась в алтарном помещении. Девушки положили на нее цветы и отошли к деревянному кресту, куда, по местным преданиям, можно было приколоть свою записку с прошением к Богу. На кресте не было места — он весь был утыкан разноцветными бумажками. Но мои спутницы все равно решили воспользоваться в корыстных целях этой традицией и приколоть свой запрос в небесную канцелярию.
Я остался у бронзовой надгробной плиты c высеченным именем — Johann Sebastian Bach. Мне бросилась в глаза деталь — прямо над плитой на обеих стенах висели портреты с изображением бывших руководителей школы и храма Св. Фомы. Возникло впечатление, что они смотрят на могилу Баха. Я пытался угадать портрет директора школы, который конфликтовал с Бахом и стал его недругом. Это был Иоганн Август Эрнести, известный немецкий теолог и филолог. Получилась занятная картина — два непримиримых врага не расстались и после смерти. Господь — великий юморист!


Баховский архив

Но могила великого композитора, конечно же, не являлась целью нашей экспедиции. Впереди были очень интересные моменты — разгадки тайн и развенчание легенд. Мы пришли в архив Баха, который располагается в старинном здании напротив храма. Этот дом принадлежал семье Бозе, которая дружила с семьей Бахов, и сам маэстро частенько бывал у них. В архиве нас встретил радушный прием администрации, и мы договорились плодотворно поработать. Я приготовился вывалить на этих милых архивариусов свои вопросы. Меня интересовало имя мачехи Баха, которое не названо ни в одной из его биографий, ее возраст и любые подробности жизни. Нас потрясли ответы, которые мы получили. Еще мне не давала покоя история, связанная с рукописью последней фуги Баха. Вокруг ходили различные мифы и легенды. Скажу сразу, что еще один миф нами был развеян. Но о нем позже. И еще один вопрос: а было ли прозрение Баха на самом деле, или это тоже легенда?
Нас проводили в помещение, в котором было много стеллажей с книгами, а у окна стояли два письменных стола. Тут работают с архивными материалами. Обстановка напомнила мне детство, когда я сидел в читальном зале Некрасовской библиотеки на улице Низами в городе Баку. Там я готовился к сочинениям по литературе и находил материалы для докладов по истории. Сегодня в этом помещении находится турагентство и билетная касса. Как говорят, уходят времена, уходят люди — и ценности меняются.
Работники архива терпеливо выслушивали меня и делали пометки в блокноте. Но два моих вопроса поставили их в тупик. Велась ли служба в Томаскирхе по субботам в 1750 году? И как звонили в колокола при жизни Баха? К чести архивариусов, я получил практически все ответы.


Тайна имени мачехи

Служащих архива очень удивил мой запрос о мачехе Баха. «Я знаю, что у нас где-то есть сведения об этой женщине, но не помню, чтобы кто-то ею интересовался», — сказала Марион Соенел, которая была прикреплена к нам руководством архива. Она удалилась, а мы начали осваиваться в этом пространстве. Мы с Гюнтером листали книги, а девушки рассматривали гравюры с видами школы Томасшулле, которой уже не существовало. Маргарита с Инной пытались определить, где находились кабинет и спальня Баха.
«Вот, кое-что нашли», — радостно сказала Марион, выкладывая на стол толстые папки. Я приготовился конспектировать. Через несколько минут, когда Маргарита закончила переводить все, что сообщила Марион, в комнате повисла тишина. Я и мои спутники многозначительно переглядывались. Мы были ошеломлены тем, что услышали. Марион искренне не могла понять, что ввергло нас в такое состояние. Она собрала папки и деликатно удалилась за следующими документами, которые были в списке нашего запроса. Итак, у нас на глазах сложилась красивая картинка.
27 ноября 1694 года, через 6 месяцев после смерти жены, отец девятилетнего Себастьяна  Амброзиус Бах женится на очень интересной даме. Ее имя — Барбара Маргарета Бартоломей Бах, урожденная Кеул (Barbara Margaretha Bartholomaei Bach, n;e Keul). Она была на 15 лет моложе мужа! Но почему носила фамилию Бах? Это была необычная женщина! К своим тридцати шести годам Барбара уже успела дважды овдоветь. Первый ее муж, Якоб Бартоломей, был дьяконом в Арнштадте и умер после четырех с половиной лет жизни с нею. Вторым мужем стал кузен Амброзиуса — мастер музыкальных инструментов Иоганн Гюнтер Бах, который скончался через четыре месяца после свадьбы с молодой вдовушкой. Наступила очередь самого Амброзиуса. Барбара пришла в его дом, где уже жили трое несовершеннолетних детей, со своей девятилетней дочерью. Через три месяца после свадьбы, в феврале 1695 года, 51-летний Иоганн Амброзиус Бах заболел и умер. Дети осиротели, а молодая жена стала трижды вдовой и хозяйкой нового дома. Городской совет Эйзенаха не разрешил «черной вдовушке» заправлять хозяйством мужа и исполнять его служебные обязанности, используя помощников и учеников. Барбара решила упростить себе жизнь. Она отправила мальчиков, Себастьяна и Якоба, в соседний Ордруф к их старшему брату. Но позволила их сестре остаться в родном доме до замужества. Через год Мария Соломея была выдана замуж и уехала в Арнштадт.
Существует легенда, которая тоже не добавляет шарма этой необычной даме: якобы она, будучи не в силах смотреть на любые музыкальные инструменты, распродала или заложила все, что только могло издавать звуки в доме очередного мужа. Среди инструментов оказалась и та первая скрипка маленького Себастьяна, которую подарил ему отец в пять лет.
Инна нарушила молчание: «Выходит, что Бах в точности повторил папу, когда женился во второй раз на женщине, моложе его на 15 лет?! Прямо какая-то магическая цифра!» Маргарита тоже оживилась: «А вы не обратили внимания, что эта цифра повторилась еще в одном фрагменте его жизни? Бах пережил своего отца также на 15 лет!» Я торжествовал! Это был переломный момент для скепсиса моих спутников, которые совсем недавно с недоверием относились к моим заявлениям. Во Вселенной не бывает случайностей и хаоса, а все события в ней строго подчинены определенным законам и порядку. «А вы знаете, что Бах при жизни тоже интересовался цифрами и числовыми закономерностями? Сегодня многие математики признают, что его музыка рассчитана, как тончайшее цифровое устройство. Например, цифра 14 — это сумма порядковых номеров букв ВАСН в немецком алфавите. Она часто встречается в его произведениях, — это небольшое вступление я сделал перед тем, как добавить еще немного перчика. — Теперь вы видите, что он повторил всё, за что обижался и гневался на отца всю свою жизнь? Я думаю, что это исполнение вселенского закона бумеранга. К нам возвращается всё, что мы критикуем и в чем ищем недостатки у других. Со временем мы можем обнаружить их и в себе». Друзья согласились. «Но я вижу, что вы не обратили внимания еще на один весьма интересный и почти мистический момент. — Я взял паузу, после чего продолжил: — Как только я услышал имя его мачехи, меня будто током ударило! Даю руку на отсечение, что никто из биографов Баха никогда не упоминал об этом!» Все застыли в нетерпеливом ожидании: мол, за что же это он готов отдать свою конечность? Я нагнетал интригу: «Помните, что первый раз Бах женился на своей родственнице? Здесь он поступил так же, как и его папа во втором браке, который взял в жены вдову с фамилией Бах. Это нам уже понятно. Но какое имя носила его кузина — она же и первая супруга?» Мои товарищи никак не могли взять в толк, в чем суть моих рассуждений. Поэтому Инна ответила за всех, пытаясь поторопить меня: «Ее звали Мария Барбара. Хорошее имя. Ну и что в нем необычного?» Я заговорщицки осмотрел помещение, будто опасаясь, что нас подслушают, и продолжил: «Когда я напомню вам имя его матери, вам всё станет ясно. Итак, ее звали Мария Элизабет. А теперь посмотрите сами, из каких частей складывается имя первой жены Баха? Будто бы нарочно, оно состоит из первых имен самого любимого человека — его матери, Марии Элизабет, и мачехи — Барбары Маргареты, которая являлась для него олицетворением зла! Теперь можно лишь включить свое воображение и догадываться, какой скрытый раскол был в его разуме, когда он произносил имя своей первой супруги!» Девушки понимающе кивнули головами, а Гюнтер уже открыто не скрывал своего восхищения. В задумчивости он произнес цитату из Библии: «Грехи отцов падут на головы детей…»
Затем он обратился ко мне: «Павел, а ты предвидел подобные неожиданности, когда отправлялся в эту поездку? Или все эти открытия для тебя закономерны? Ведь ты же не веришь в совпадения и случайности?!» Я ответил: «Да, сегодня я уверен, что любое событие, которое люди привычно называют совпадением, является лишь подтверждением определенного закона природы. Но так было не всегда. Еще несколько лет назад я рассуждал иначе». «Что же изменило твои взгляды?» — спросил он меня. «Это отдельная история. Когда-то я подошел к определенному рубежу. Я уже не мог жить по-старому, а как по-другому — еще не знал, но хотел найти КАК. А ты же знаешь, кто ищет — тот находит». Гюнтер улыбнулся и продолжил развивать свою тему: «Получается, что все эти события и факты из жизни Баха позволяют тебе увидеть лишь красоту и стройность исполнения этих законов? Или есть нечто иное, что привлекает тебя в этом? Какая от этого практическая польза?» «Конечно, есть польза! У меня, можно сказать, корыстный интерес. Благодаря этим открывшимся фактам, я могу глубже понять те повторения, которые были не только в жизни Баха, но и в моей. И ты, и все остальные тоже можете увидеть это в своей жизни». Инна по-своему поддержала меня: «Да уж! Некоторые повторения я наблюдаю уже и в наших детях!» «Может, расскажешь нам?» — попросила Маргарита. Но я видел нежелание супруги продолжать эту животрепещущую тему и перехватил инициативу. К тому же мы все равно ожидали очередную партию артефактов из хранилища и надо было скоротать время.
«А знаете, у меня ведь тоже есть своя история с повторением имен и цифр. Помните, я уже говорил, что мне дали имя Павел в честь моего деда? Он был кадровым офицером Красной армии и погиб в 1942 году, в 29 лет, защищая Севастополь. Его супругу, мою бабушку, звали Ольга. Они поженились, когда ему было 25. До нашего брака с Инной я был женат, и мою первую супругу тоже звали Ольгой. И женился я в 25 лет. История совершила свой круг, и через полвека в нашей семье появилась еще одна пара „Павел и Ольга“. Но это еще не все! В 29 лет я так же, как и мой дед Павел, стал профессиональным военным и оказался в мирное время в одной из горячих точек нашей страны. Тогда мне казалось, что я лишь чудом остался жив. Видимо, у Вселенной на меня были иные планы». «И что теперь ты с этим делаешь?» — спросил Гюнтер. «Хороший вопрос! Я просто стараюсь понять причину, чтобы найти решение. В свое время Джоэл говорила, что если ты не понял и не решил тех задач и проблем, которые стояли перед твоими родителями и предками, то пойдешь на штрафной круг». «Это что, как в биатлоне?» — удивился Гюнтер. «Ну да, только это уже не олимпийский, а семейный биатлон: если понял и решил свои унаследованные задачи — ты избежал штрафного круга, а не решил — вперед, давай-ка намотай еще один кружок! Только кружок будешь бежать уже в других исторических условиях: иная эпоха, другие люди — а проблемы те же. Да, и еще хорошо, если ты сам отрабатываешь. А то потом глядишь — уже кто-то из детей с винтовочкой побежал…» «Ну хорошо, допустим, я увидел и понял, что повторяю чужую нерешенную проблему, мамину или папину, неважно. А что теперь мне делать? Куда идти — кому сдаваться?» — воскликнул Гюнтер. Эта тема, видимо, задевала его за живое. «Меня учили так: чтобы устранить проблему, нужно найти ее корень или причину. Потому что у каждого явления есть своя цель. Например, какая главная цель тех повторений у Баха, которые мы наблюдаем? Чтобы наконец-то хоть кто-то из рода завершил ту многовековую обиду на родителей, которая переходила из поколения в поколение и разъедала им душу». «А какая цель была в том, что твоего деда показательно расстреляли на глазах у тысяч военнопленных? Только в том, чтобы он исполнил перед расстрелом „Интернационал“ этой „благодарной“ публике? — съязвила Инна, которую по-своему беспокоила моя семейная история. — Ты лучше скажи мне, какой практический урок должен вынести его потомок? Например, ты или твои дети?» Инна с достоинством держала марку походного скептика, но к этой теме она проявила особое внимание — ведь это касалось ее детей! Я взял паузу, после чего ответил вопросом на вопрос: «Я отвечу, но сначала и ты мне скажи: в чем заключена главная цель любого провала или неудачи?» Она растерялась: «Наверное, чтобы не сдаваться и двигаться дальше. А в чем еще?» «Да в том, чтобы все тайное стало явным! Ты знаешь, что мой дед был комиссаром легендарной 25-й Чапаевской дивизии и, как идейный коммунист, имел весьма жесткие взгляды. И при этом не ценил свою жизнь. Вот главная причина! Иначе он бы не получил тот результат, который получил. Ну а целью всего этого было то, чтобы потомок этого человека разоблачил ложную суть такого подхода и стал гибким в суждениях. Чтобы научился ценить свою жизнь превыше всего. А не отдавал бы ее, как он, — „за Родину, за Сталина“, но только уже в новых исторических декорациях! Вот в чем главный урок». Инна притихла и больше не проявляла желания спорить со мной. «Но как же узнать, что ты решил свои унаследованные задачи?» — наивно спросила Маргарита. «Думаю, — ответил я, — ты сможешь узнать это только по тем результатам, которые начнешь получать, а точнее — по их качеству. Когда они будут тебя радовать, а не огорчать, как прежде. Допустим, если бы Бах понял и простил отца, то не пребывал бы в состоянии гнева и постоянных конфликтов, приговаривая „Ну вот опять!“ или „Я так и знал!“. Но они продолжали раз за разом отравлять его жизнь и вели к слепоте». Гюнтер задумчиво произнес: «Выходит, что у каждого своя цена пробуждения? Видимо, Баху нужно было ослепнуть, чтобы понять нечто главное для себя? Я прав, Павел, ты тоже так думаешь?» «Да, только каждому нужно пройти свой конкретный опыт, чтобы по-своему прозреть или так и оставаться во тьме. Вряд ли кому-то прабабушка оставила список нерешенных проблем, которые должны решать следующие поколения!»
 «Ты так и не сказал ребятам о том, как эта история с дедом получила еще одно продолжение: нашего старшего сына тоже зовут Павел, и он после завершения учебы в военном вузе также будет носить офицерские погоны, как и его прадед. И мне уже не смешно», — обреченно сказала Инна.
Мне вдруг показалось очень символичным то, что мы разговариваем на тему своих нерешенных проблем посреди хранилища истории жизни, творчества и смерти одного из величайших гениев на земле.
Я взглянул на своих спутников и понял, что в них что-то изменилось с момента старта нашей экспедиции. Они уже не были теми, кем были до поездки. Да и я уже был другим. Было ощущение, что я прожил еще одну жизнь, но не свою.


Легенда о последней фуге

Во время нашей поездки мы не раз обсуждали с друзьями творчество Баха, но меня особо интересовал его последний период. Еще в Москве я подробно изучал материалы и сейчас делился всем, что знал. В том числе и загадочной историей последней, неоконченной фуги Баха. Я не хотел развенчивать мифы, разоблачая кого-то. Мне просто необходимо было для себя поставить точку в этой истории.
Одна из распространенных легенд гласила: смерть застала Баха с пером в руке над последним произведением из цикла «Искусство фуги». И жизнь его оборвалась, когда он ввел в фугу музыкальную тему ВACH (си-бемоль — ля — до — си). В доказательство поклонники этой версии как флагом размахивают нотной бумагой, где рукой сына Баха  Карла Филиппа Эммануила написано, что во время работы над этой фугой автор скончался.
Существует много других версий, и одна фантастичнее другой. Например, Бах не окончил эту фугу намеренно и поддразнил потомков своей именной темой в ее последних тактах. По другой версии фуга на самом деле была завершена, но только само окончание, состоящее из одного листа, было впоследствии утрачено. А я видел, что в «Некрологе», составленном сыном Баха и его бывшими учениками, последняя недописанная фуга вообще рассматривается как предпоследняя.
Меня больше заинтересовала другая история: якобы изначально Бах дал название фуге  «Когда мы в тяжелой беде». Но вдруг, незадолго до смерти, видимо, предчувствуя скорый уход, он попросил своего зятя Альтниколя зачеркнуть предыдущее название и написать новое — «Пред троном Твоим предстаю». Как сказал один из поклонников этой версии: «Завершается наполненная трудом и откровениями жизнь. Остается немногое — расстаться с миром».
Я попросил архивариусов разыскать черновик рукописи этого хорала, чтобы убедиться, есть на нем зачеркнутое название или нет. Мои друзья знали о том, какой глубокий смысл заключался в этом факте, и вместе со мной ожидали разгадку. Наконец «архивная фея» вернулась к нам с кипой бумаг. Среди них были ноты последнего произведения, написанного Бахом. Возможно, у нее в руках сейчас и была эта страница. Мы оживились, окружив плотным кольцом хрупкую Марион, пока она аккуратно раскладывала на столе желтоватые листы. Наше волнение было не меньше, чем у героев Дэна Брауна из «Кода да Винчи», когда они стояли на пороге разгадки очередного исторического ребуса. «Эти страницы держал в руках сам Бах!» — вырвалось у сдержанного Гюнтера. «Нет, это лишь копии, сделанные с подлинников, которые хранятся в музыкальном отделе бывшей Королевской библиотеки в Берлине», — невозмутимо «расстроила» нас Марион. Но это было лишь небольшим замешательством. «Но их ведь сделали с подлинников!» — успокаивали мы друг друга.
Итак, перед нами лежали три желтых нотных листа. На одном были записаны последние такты заключительной фуги из цикла «Искусство фуги» — «Fuga a 3 Sogetti» («Фуга на 3 темы»). На вид это был забракованный лист нотной бумаги, на котором плясали ноты — всего-то на двух строчках! Окончание автографа сопровождалось надписью рукой сына Баха на старонемецком языке, которая переводится дословно так: «При работе над этой фугой, там, где в противосложении проводится имя BACH, автор скончался». «Что же было на самом деле?» — спросил я у Марион. «В действительности, как установили исследования последних лет, дело обстояло так. Бах закончил фугу кодом своего имени почти за полгода до смерти и даже сам участвовал в подготовке к изданию цикла. И он продолжал после этого работать и редактировать ранее написанные сочинения. Ему помогали ученики. В последние дни он уже не мог сам писать и диктовал своему зятю Кристофу Альтниколю этот предсмертный хорал». Я торжествующе зашептал Инне: «Значит, он уже не мог умереть с пером в руках». Отлично! Одним мифом стало меньше.
Марион продолжала то, что умела делать хорошо — красиво и уверенно излагать факты из жизни Баха: «Иоганн Кристоф Альтниколь был одним из любимых учеников Баха. Композитор очень тепло относился к нему и благословил его брак со своей дочерью Елизаветой Юлианой Фридерикой. Их свадьба стала единственной, которая проводилась в доме Бахов. В те времена был принят обычай — среди гостей передавать так называемую свадебную кружку. Сумма денег, собранная таким образом на этой свадьбе, составила четыре талера, один грош, пять пфеннигов и на следующий день была передана городскому управлению, занимающемуся пожертвованиями для бедных». Она посмотрела на нас, чтобы оценить нашу реакцию. Мы натянуто заулыбались, не отрывая взгляда от листов на столе. Будто уловив наше нетерпение, Марион развернула перед нами еще два нотных листа и продолжила вещать поставленным архивно-музейным тоном: «Вот перед вами первая страница предсмертного хорала с заглавием Vor deinen Thron tret’ ich hiermit («Пред троном Твоим предстаю»). И последняя, которая обрывается на 239-м такте. Как видите, нет никакого зачеркивания. Бах редактировал свой старый хорал из „Органной книжечки“ и изначально присвоил ему такое название». Я спросил: «Почему именно такое?» Она ответила: «Наверное, господин Бах пришел к осознанию, что его собственный путь окончен. А история со сменой названия — это всего лишь легенда, но очень красивая».
Завершив свой рассказ, Марион выпрямилась и стала нас пытливо осматривать, будто видела впервые. Никто не проронил ни слова — внутри была какая-то пустота. Так часто бывает, когда достигаешь цели, к которой шел очень долго. Каждый думал о своем. Вот так, тихо и спокойно, разрушаются мифы и легенды. Никакого грома и молний! Я понимал, что чудес не бывает, но втайне надеялся, а вдруг все-таки Бах велел зачеркнуть название, как перечеркивают старые идеи о тяжести и беспросветности жизни, и готов был написать новое, обретя смирение перед волей Того, кто восседал на Небесном Троне. Это был бы факт великого внутреннего прозрения! А так это похоже на плановый отчет и подготовку к последнему аудиту. Но я все равно был рад, потому что достиг своей цели и поставил точку. В этот момент на башне Томаскирхе зазвонил колокол. Это было очень символично! Марион прервала ход моих мыслей. «Да, кстати, вы спрашивали, как звонил колокол при Бахе. Вот именно так и звонил! Колокол сохранился с тех пор».
Я слушал этот звон и смотрел на лист, на котором едва прочитывались ноты. Мое воображение уносило меня в прокуренный кабинет мастера, где его музыка замерла навсегда как почтительное молчание перед великой тайной бытия. Именно здесь остановилось глубокое размышление Баха на пороге Вечности, когда каждый из нас предстает перед троном Всевышнего.


История прозрения

Остался последний вопрос, который, собственно, и позвал меня в дорогу: а было ли прозрение Баха на самом деле? Я не поделился ни с кем своим тайным страхом разочарования. А если вдруг выяснится, что эпизод с неожиданным обретением зрения Бахом был выдумкой, очередной легендой? Мне казалось, что я подведу не только своих товарищей по экспедиции, но и всех страждущих обрести надежду на прозрение. Например, своего прадеда Якова, который ослеп в результате несчастного случая и мечтал вновь увидеть небо и своих родных. Я не мог подвести и деда Егора, и близких моей супруги Инны, которые потеряли зрение в разные периоды своей жизни. Они и многие другие, с кем мы были связаны незримой нитью, ждали этого ответа. Пусть даже их уже не было в живых, но эта боль и отчаяние продолжали жить в потомках и требовали обретения надежды.
Марион уже давно освоилась и привыкла к нашему обществу и к нашим необычным вопросам. Но от нее не скрылось волнение, с которым мы ожидали ответа о прозрении Баха. Поэтому она обстоятельно рассказала подлинную историю и подробно поведала о хронологии и деталях события: «О развитии болезни глаз Иоганна Себастьяна Баха, к сожалению, мы знаем мало. Известно, что от природы ему была свойственна близорукость. По воспоминаниям сыновей, ему приходилось очень много работать. Иногда ночи напролет! Его зрение ухудшалось с каждым годом. Это необъяснимое явление по незнанию трактовалось как последствие чрезмерных нагрузок в молодости. В последние годы жизни здоровье и зрение Баха ухудшилось еще больше. В начале 1749 года он пережил легкий апоплексический удар. И на обоих глазах стала прогрессировать катаракта. Это событие заставило его начать заботиться о преемнике на свою должность. Постепенно силы вернулись к нему, но зрение продолжало падать. Усилились головокружения и боли в голове. В это время в Лейпциг приехал английский офтальмолог Джон Тейлор, пользующий в своей практике спорные методы. Он обладал неоднозначной репутацией, и некоторые современники вообще считали его шарлатаном. Однако по настоянию друзей Бах согласился на операцию по удалению катаракты. Для того времени это был рискованный шаг. После первой операции зрение сначала восстановилось, а затем просто пропало. Тейлор оперирует Баха еще раз. Но обе операции оказались неудачными. Композитор стал слепым! С этого времени кантор живет с зашторенными окнами и уже не покидает пределы своей служебной квартиры. Но мастер продолжает работать, когда отпускают головы. Ему помогают ученики — Альтниколь и Мюттель. Они с его слов редактируют старые хоралы. И помогают продвигать издание последнего цикла контрапунктов. В субботу 18 июля Бах неожиданно прозрел!» Я невольно спросил: «В котором часу?» Марион даже вздрогнула, но продолжила: «Этот момент никем не был зафиксирован, но, по воспоминаниям близких, Бах видел несколько часов. Он был в радостном расположении духа и просил открыть шторы на окнах, чтобы посмотреть на улицу, на город, на людей… Но вечером с ним случился удар. Этот факт отмечен не только в воспоминаниях сыновей Баха и его учеников, но и двумя лучшими врачами Лейпцига, которые присутствовали при этом. Они зафиксировали высокую температуру и лихорадку, после этого Бах впал в кому. В забытьи он пребывал 10 дней — до самой смерти. 22 июля был совершен обряд последнего причастия, при бессознательном состоянии кантора. Через 6 дней, 28 июля 1750 года в 20:15 сердце его перестало биться».
Я внимательно слушал каждое слово Марион. Когда Маргарита перевела все фразы, я всё понял и внутренне ликовал: так это было на самом деле! Он получил привилегию вновь увидеть свет! Вот где триумф духа!
Инну заинтересовала конкретика: «А что все-таки было написано в медицинском заключении?» Марион ответила: «Причиной смерти указан апоплексический удар. В настоящее время его обозначают термином „геморрагический инсульт“ или „кровоизлияние в мозг“. Тогда врачи в этих ситуациях разводили руками. Сегодня его быстро бы поставили на ноги». Инна многозначительно посмотрела на меня. Она знала, что я не понаслышке знаком с этим диагнозом. Он встречался в моем роду. Марион продолжила: «В семье Бахов были наследственные болезни. В XVII столетии произошло несколько случаев душевного расстройства. Некоторые его дети тоже страдали от этого недуга. Но многие из рода Бахов скончались в результате инсульта. Например, его отец, первая жена Мария Барбара и старший брат Иоганн Кристоф. Можно сказать, что Бах умер от наследственной болезни, а не от катаракты. А ведь она тоже передается по наследству! В нашем архиве есть вырезка из берлинской газеты от 7 апреля 1750 года, где размещена заметка о состоянии здоровья лейпцигского кантора после очередной операции. В ней есть указание на то, что, возможно, Бах страдал и от диабета».
Мой следующий вопрос привел «архивную фею» в некоторое замешательство: «Скажите, велась ли в храмах служба в субботу в год, когда скончался Бах?» Я знал, о чем спрашиваю. «В лютеранских церквях службы идут по воскресеньям и праздничным дням. Я не слышала, чтобы они шли и в субботу». В ее глазах стояло искреннее непонимание моего вопроса. Я как мог разъяснил его суть: «Насколько мне известно, в период болезни кантора ответственность за организацию церковной музыки для воскресного, праздничного и иного богослужения основных церквей Лейпцига лежала на его супруге Анне Магдалене. Руководство музыкантами в таких случаях обычно брал на себя заместитель руководителя хора. Вы говорили, что в доме кантора проживали его ученики, которые помогали ему. Они вполне могли исполнять обязанности руководителей хора в разных церквях, помогая его жене. Неожиданное прозрение Баха произошло в субботу. Если предположить, что в тот день проходила служба в городских церквях, то выходит, что в самый первый момент прозрения Баха рядом с ним не оказалось никого. Ни супруги, ни преданных учеников. Он остался совершенно один и ни с кем не мог поделиться своей радостью. Конечно, это всего лишь мои фантазии». Марион внимательно выслушала перевод Маргариты, сделала записи на листочке и удалилась.
«Ну и закрутил ты детектив! Шерлок Холмс отдыхает!» — ерничала Инна. «Ты знаешь, что в жизни не бывает мелочей. Любой незначительный факт может оказаться причиной чего-то большого. Я думаю, что, несмотря на суету и шум, окружающие Баха в доме, на самом деле он остро переживал свое одиночество». Мне возразила Маргарита: «Это удел всех гениев! Маяковский сказал: „Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека!“». Тут и Гюнтер оживился: «Я вижу, что ты для себя уже все решил? И твои расчеты это подтверждают. Скажи нам, что должно произойти, если Марион сейчас придет и подтвердит твою версию? Какая сложится картинка?» Я немного подумал и ответил: «Даже если архив не подтвердит, я уверен, что Бах прозрел без свидетелей. А вся последующая суета с учениками и врачами была потом». «Но почему ты так уверен в этом? У тебя же нет фактов!» — воскликнул Гюнтер. «У меня есть главное! — твердо ответил я. — Понимание причины его прозрения! Факты нужны, чтобы подтвердить версию для окружающих. А лично для меня они уже не играют никакой роли!»


Судьба вдовы

К нам вернулась Марион c озадаченным видом. «К сожалению, Павел, я не могу пока в полной мере поддержать фактами вашу гипотезу. Но мои коллеги подтверждают ваши слова по поводу жены Баха». Все посмотрели на меня. Я остался спокоен и слушал перевод Маргариты. «До вступления в должность преемника кантора вдова несла ответственность за организацию исполнения воскресной и праздничной музыки в храмах города. Значит, она могла нести эту нагрузку и во время болезни Баха. Эта практика в школе святого Фомы существовала и ранее. Она была связана с выплатой жалования кантора его вдове в течение какого-то времени после его смерти. После смерти Баха Анна Магдалина имела право подать в совет города прошение о выплате ей так называемого почетного полугодового жалования. Супруга кантора не могла бы претендовать на это, если бы она отказалась выполнять его обязанности. А в отношении субботних служб я вам обещаю проверить эту информацию тщательно и сообщить результат по электронной почте».
Нам всегда интересна судьба себе подобных. Видимо, потому Инну и заинтересовала жизнь супруги Баха: «Марион, скажите, а как сложилась судьба Анны Магдалены после смерти мужа?» — «Я с удовольствием отвечу. Анна Магдалена Бах, как вдова, вела очень скромный образ жизни. Вдовы капельмейстеров относились к той немногочисленной категории получателей, которые могли регулярно рассчитывать на максимальную сумму выплаты в размере одного талера со стороны властей города Лейпцига. Карл Филипп Эммануил находился среди претендентов на освободившееся место кантора школы. Но должность передали другому кандидату. Если бы сын Баха смог стать преемником своего отца, то Анна Магдалена и ее несовершеннолетние дети были бы намного лучше обеспечены и семья осталась бы вместе. А так вдова получила третью часть наследственного имущества, а оставшаяся часть в равных долях была присуждена детям».
Гюнтер, как настоящий немец, задал вопрос: «А какое наследство оставил после себя Бах? Говорят, что он умер в нищете». Стало ясно, что Марион была хорошо подкована: «Размер наследства — предметов домашнего обихода, одежды, музыкальных инструментов, ценностей, наличных денег, а также теологической библиотеки — составил после вычета задолженностей около тысячи талеров. Компенсационные выплаты в связи с дележом ценных вещей привели к тому, что в скором времени изначальная доля наличных денег Анны Магдалены в значительной мере сократилась. Она получила и часть партий отдельных голосов годового издания церковных кантат своего мужа. Вскоре, правда, передала это имущество во владение школы для того, чтобы, с одной стороны, облегчить начало новой деятельности преемнику Баха, а с другой стороны, склонить городской совет к выдаче финансовых пособий». Это заинтересовало Маргариту. Видимо, потому, что ее мама жила в Германии на государственном обеспечении. Она спросила: «Вдова Баха жила только на пособия, или у нее были другие источники? Например, авторские гонорары». «Вдова не имела дохода с авторских отчислений, и ей приходилось довольствоваться весьма ограниченными условиями жизни. Она умерла в приюте для малоимущих горожан, будучи получателем пособия по бедности — одного талера и восьми грошей в месяц. Правда, до этого она получала пособие не только от города, но и от университета, а также отдельные специальные пожертвования. В то время практиковалась форма учреждения состоятельными гражданами Лейпцига легатов (денежных фондов. — Авт.) для поддержки вдов и студентов. Вдовы из таких легатов получали дважды в год по пять талеров. А учредитель легата сам выбирал кандидатов, кому он желает выплачивать свои стипендии».
Инну беспокоила судьба малолетних детей: «Скажите, а с кем остались младшие дети?» Марион ответила не задумываясь: «Вдове Баха пришлось сделать заявление в суде об отказе повторно вступить в брак, что гарантировало право голоса в вопросах, касающихся ее малолетних дочерей. Они остались с ней до совершеннолетия».
«А в архиве не сохранился ее портрет?» — спросила Маргарита, которая помнила и вынашивала свой вопрос, как профессиональный художник. «Нет, к сожалению, история не сохранила для нас ее изображения. Единственный прижизненный портрет, написанный художником Кристофори, на данный момент считается пропавшим».
«Она похоронена рядом с мужем или в общей могиле?» — спросила Инна, потому что накануне была в Вене на кладбище, где Моцарта погребли в общей могиле. Марион засияла — мы задавали знакомые ей вопросы. «Вдова Баха пережила своего мужа на 10 лет и умерла в возрасте 58 лет. Торжественные похороны, которые ей были положены, в связи с событиями Семилетней войны не могли быть организованы. Документальные свидетельства о месте захоронения Анны Магдалены отсутствуют. Но в пасторском доме церкви Святого Иоанна, к которой относилось лейпцигское кладбище, еще долго хранились кольцо и обувная пряжка, обнаруженные в результате раскопок. В конце XIX столетия в захоронении Иоганна Себастьяна Баха был найден скелет женщины, а еще кольцо, наперсток и обувная пряжка. Можно предположить, что она упокоилась в совместной могиле над останками своего мужа. Вероятно, наперсток указывает на занятие Анны Магдалены шитьем. Кольцо и наперсток не сохранились, но у нас где-то есть их фотография, сделанная еще до 1935 года. Бомбежка во время Второй мировой войны навсегда лишила нас и этой памяти об Анне Магдалене».
Теперь я точно знаю, как закончилась эта улица с односторонним движением. И мы никогда не увидим лица Анны Магдалены Бах!


До свиданья, Лейпциг!

Больше вопросов не было. Мы стали прощаться. Марион первая начала завершающие реверансы: «Мне было очень интересно провести время в вашем обществе и оказать посильную помощь в ваших изысканиях. У нас бывают специалисты и музыканты из России, но я не припомню, чтобы кто-то из вашей страны занимался частным исследованием жизни Баха».
Мы поблагодарили «добрую фею» и ее начальство за радушный прием и содействие. Обменявшись реквизитами и теплыми рукопожатиями, мы забрали копии нот, документы и направились к выходу. После тиши архива шум города мне показался бодрящей музыкой. Нас переполняли впечатления от обилия полученной информации. Еще оставалось время до поезда, который должен унести нас обратно, на север Германии — в Гамбург. До отъезда мы коротали время в легендарном «Погребке Ауэрбаха», где, по слухам, Гёте писал своего «Фауста». На данный момент это было самым подходящим для нас местом. Мы сделали заказ и подвели итоги нашего путешествия. Я предложил не спешить и дождаться, когда принесут вино, чтобы закрепить триумфальное завершение этой творческой экспедиции салютом в виде звона бокалов! Нам необходимо было поставить точку.
Пока несли наш «салют», я рассматривал стены этого старого заведения, расписанные сценами из «Фауста», и поделился вслух мыслями, которые мне навеяли эти фрески: «Теперь, когда я столько знаю о Бахе, мне становится непонятным, почему драматурги не жаловали его своим вниманием». Маргарита ответила: «Возможно, они считали его жизнь скучной и однообразной: ни скандалов, ни любовных интриг, ни детективных историй. Даже зацепиться не за что». Я вздохнул: «Но теперь ты понимаешь, что это узкий взгляд? Тут тайна на тайне! Экшен такой можно устроить, что Голливуд зарыдает!» Все засмеялись, потому что каждый представил сценарий своего фильма.  Принесли вино. И мы устроили салют в честь своей победы! Мы отпраздновали ее как воины, с доблестью окончившие ратный поход.
Гюнтер после бокала вина решил поделиться впечатлениями: «Для меня эта поездка не просто прогулка по баховским местам. Это было подобно сказочному путешествию внутрь себя, чтобы найти иголку в яйце, яйцо — в утке, а ту утку — в зайце, зайца — в сундуке, а сундук — на высоком дереве». Он так широко жестикулировал, что Маргарите пришлось одернуть его: «Любимый, не маши руками, пожалуйста! А то нас примут за ветеранов сельского хозяйства». Мы засмеялись. Когда дело завершено, можно позволить себе и шутить. Гюнтер перестал изображать мельницу и продолжил: «Павел, мне очень понравился твой принцип бумеранга. Что ко мне возвращается всё, что осуждаю. Я принял это». Но я возразил: «Это не мой принцип — это закон, на котором держится вся Вселенная. Я не могу присвоить то, что мне не принадлежит. Гюнтер, не склоняй меня к воровству, а то ведь вернется…» Мы рассмеялись, а он завершил тост: «Если такая глыба, как Бах, при всей гениальности и мудрости не смог избежать драматичных повторений и действия закона бумеранга, то нужно увидеть в этом урок для всех нас». Мы подтвердили этот тезис звоном бокалов.
Маргарита тоже высказалась: «Послушайте, я только сегодня, когда мы были в архиве, вдруг ясно осознала, какая скрытая силища у чувства мести и соперничества! Бах многократно превзошел своего отца! А его скрытая месть мачехе за первую скрипку?! Помните, когда Марион показала нам опись завещания: в доме уже было столько музыкальных инструментов, что хватило бы на целый оркестр!» Мы рассмеялись. «Я получила в этой поездке понимание многих вещей. А особенно по отношению к своим родителям. Мне есть о чем подумать. Спасибо вам за эту возможность!» — завершила тост Маргарита, обратившись к нам с Инной. Мы выпили и приступили к горячему.
Инна не любит говорить тосты, но и она решила поделиться с нами: «Я тоже рассуждаю: в чем для меня главный урок из всего этого? Думаю, что в новом понимании роли родителей в своей жизни и ничтожности тех обид на них, что подтачивали меня всю жизнь. Не надо ждать чуда! Нужно простить их, и всё! Сказать себе: „У меня всё было правильным — и родители, и учителя“». По ее щекам потекли слезы. Я понял, что эти слова она сказала сейчас своим родителям, которых уже нет. И возможно, это было впервые, когда Инна смогла это выразить. Мы поняли ее.
Теперь все ждали моего выступления. Я хотел рассказать о многом, но сдержал себя: «Друзья, мы — отличная команда! И результаты экспедиции превзошли все ожидания! Но теперь, как говорится, должна осесть пыль, чтобы увидеть главное. Многое еще придется переосмыслить — и мне, и вам. Но одно я знаю точно: мы уже не будем теми, кем были до этого путешествия!» Мои спутники закивали в знак согласия и подняли бокалы.
Когда стих звон очередного салюта, Маргарита спросила меня: «Какие теперь у тебя ощущения, после того, как ты убедился, что прозрение Баха произошло на самом деле? Тебя это вдохновило или, наоборот, прибавило вопросов?» Она попала в самую точку, потому что я не переставал об этом думать, как только вышел из архива. Но это было моим сокровенным, и я не хотел бы этого обсуждать. «Если быть кратким, то эта история еще больше укрепила меня в мысли, что Бог все-таки есть!» Маргарита удивленно подняла брови и продолжила интервью: «Ты говорил, что стал лучше понимать истинную причину этого события. Можешь сказать, в чем причина?» «Я думаю, что Бах получил откровения, раскаялся и был прощен», — мой краткий ответ показал, что я не настроен продолжать эту тему, но он потянул следующий вопрос: «А от кого же он получил откровения и прощение, если ты сам считаешь, что рядом с ним никого не было в тот момент?» «От Того, кто действительно имеет власть прощать». «И в чем же он, по-твоему, раскаялся?» — спросил Гюнтер. «В лицемерии», — ответил я. Тема была закрыта. Мы расплатились и пошли на вокзал.


Эпилог

Через неделю после возвращения из Германии Маргарита переслала мне на почту оригинал и перевод письма от нашей «архивной феи». После реверансов Марион сообщила о том, что ей удалось разыскать ответ по поводу церковных служб в субботу. «В то время в главных церквях города действительно проводились субботние службы, которые, в отличие от воскресных, начинались в 14:00». В конце письма Маргарита дописала: «Ура! Мы победили! Поздравляю!» Я ликовал! Всё сложилось — Бах остался один на один со своим Творцом в этот сокровенный для него миг! Я подумал: «Пора писать».
Но книга — это не клип на YouTube. Мне надо было переработать всю информацию, убрать сумбур и оформить в стройные ряды абзацев и строк, которые могут превратиться в то, что люди будут читать. Мне показалось, что это нереально. «Это происходит не со мной — это происходит с кем-то другим! Это ему надо было сделать, а не мне!» Но с некоторых пор вместо слова «Ой!» я научился говорить «Ух!». Это означает: если надо сделать то, что ты никогда не делал, значит пришло время — иди и делай! Я произнес заветное слово и набрал телефон своего старого друга Игоря Ветрова, актера и режиссера. Мы договорились о встрече. Не буду рассказывать, чем она закончилась, но этой книгой я в большей степени обязан именно ему.


Послесловие

Если попробовать перевести все достижения Баха в цифры, то это будет выглядеть примерно так.
Он создал более 1000 тысячи музыкальных произведений. Для того чтобы их переписать, понадобится несколько десятилетий. Бах вырастил более 150 учеников и произвел на свет 20 детей, из которых 12 умерли в младенчестве, а 4 стали известными композиторами. Они вошли в историю музыки как создатели своего музыкального стиля. Но именно «благодаря» некоторым из них будут выброшены на помойку произведения их великого отца, медные доски с гравировкой нот его последних работ будут отданы на переплавку и будет утеряна часть его музыкального наследия.
Гений — это всегда обуза. А непризнанность гения своими близкими или даже его ненужность на родной земле — это вечная тема. Ведь есть и другие цифры, связанные с Бахом: его 1-я биография будет опубликована только через 52 года после смерти; интерес к его творчеству возродится лишь через 79 лет; 1-й памятник поставят через 100 лет; затеряется его могила, и через 144 года ее случайно обнаружат при строительстве дороги.
Но что до сих пор остается загадкой для человечества и не поддается оцифровке, так это миг предсмертного прозрения Баха! Здесь обычное человеческое понимание бессильно — лучше предоставить слово поэтам.

…Там, над обломками эпох,
с улыбкой на губах,
ведут беседу Бах и Бог,
седые — Бог и Бах.
Глеб Семенов (Деген), стихотворение «Бах», 1966 г.