Не зарекайся

            Каждый приезд на дачу, я стараюсь помыть машину сам. И не потому, что я скупердяй и не могу 400 руб. потратить... Просто я дорожу ею, как раньше дорожил свей лошадью добрый хозяин – она была для него первая помощница в домашних делах. И поэтому, когда я её мою, всегда разговариваю с ней, как с живым существом. Произношу вслух самые добрые и ласковые слова. Я знаю,- она слышит меня и радуется, что хозяин соизволил уделить ей хоть какое-то внимание...

            Дом мой стоит как раз у дороги, ведущей в лес, а, проходящий за грибами знакомый, всегда рад приветствовать меня. И я рад с живой душой перекинуться новостями, что за это время понабрались. Бывает целую зиму не видимся. Мало ли, что случится за это время. Конечно, хочется выведать: что, да как? 

            Вот только начнёшь у машины очередную деталь отмывать, а по дороге уже новый человек движется...Смотрю, не Людка ли Васильева?  Ничего себе «Людка» - женщине под шестьдесят уже, а для меня они по-прежнему, – «Людки», «Петьки», «Васьки». Так, наверное, до конца и останутся.

            Издали, как будто и не изменилась совсем - такая же молодуха, а подошла ближе - мешки под глазами, взгляд потухший, да и улыбка натянута, словно бельё на просушку...

            Обменялись дежурным фразами. Так бы и прошла в лес, на меня не глядя. Но я сам влез с расспросами: о детях, муже её... Вижу заинтересовалась. Испытующе на меня смотрит, хочет понять - нужны ли мне её излияния или я так - ради приличия только... Ведь, как у нас часто бывает: спросим - "Как дела"?.. а сами дальше бежим, знаем, что вдогонку - "Нормально"! - последует..., а то не ровен час, встречный остановится и начнёт душу тебе свою излагать, что наболело на ней рассказывать, а ты стой потом и жди,- когда это всё закончится?..

          - А ты знаешь, Саш, я ведь, тут болела сильно... - начала Людмила, а сама на меня смотрит, как бы спрашивая - не заметны ли на её лице какие изменения?.. Я их сразу приметил, но научился скрывать свои эмоции и глаза в сторону отводить умею, да и вид делать непринужденный, как будто невдомек мне, что на лице её вся жизнь высыпала...

          - А, что приключилось с тобой?.. Расскажи?!. – насторожился я.

          - Ты слышал, я в том году Святую Землю посещала с паломниками – помолится... И в Храме Гроба Господня была!.. И многие другие места Святые посетила. Молилась всё за Вовку, сына своего. Ты же слышал, наверное, по какому пути он пошёл?..

            Я молчал и только в знак согласия утвердительно качал головой, хотя ничего об этом не слышал, да и знать не мог, - откуда мне, - человеку, который пять дней в году на даче бывает, знать об этом.

          – Так, вот, – продолжала она. – Стою я в одном храме, перед иконой Богородицы и слёзно прошу её о пощаде, чтобы предстала она за меня перед сыном своим небесным. И кто толкнул меня сказать слова такие, я и сама не знаю, но говорю ей: «Спасительница наша, молю тебя, отведи все напасти от сына моего беспутного, от его пагубного пристрастия?!.  Переведи все беды его на меня, но Владимира - раба Божьего, освободи... Я тебе всё отдам... Возьми мою почку хотя бы или ещё, что ты посчитаешь нужным …»

            Людмила замолкла, потупив глаза в землю. Я стоял окаменевший, предвидя всё наперёд. Как часто совершаются такие тяжкие грехи, я знал не понаслышке. Сам испытал на себе подобное, но хорошо ещё, что отделался легко – пока жив, да и ума после такого, чуть поприбавилось.

            На всё воля Божья! И у него ничего купить нельзя. Его воля дать, его же – взять и не нам об этом просить. Наше дело в грехах каяться, да и то, - в своих только... Это единственное, что мы делать можем.
 
            Саш, ну, ты слушаешь меня?!.  – допытывалась у меня Людмила, видно заметив во мне некоторое смущение.

          - Ну, что ты, продолжай, я внимательно тебя слушаю.

          - Приехав домой, я ничего не замечала первое время, а потом спина побаливать стала. Но болит и болит, сам знаешь, у женщин в таком возрасте чего только не болит?.. А потом, ночью так схватило...Скорая, правда, сразу приехала… Отвезли в больницу. Там УЗИ... Смотрят, а в правой почке киста огромная - резать надо. И не кисту вынимать, а почку удалять,- «поезд ушёл», раньше надо было думать... Так что, я сейчас с одной почкой хожу. Ничего справляюсь. Уже привыкать стала...

            Я видел, что она "хорохорилась", показать себя хотела - здоровой и довольной жизнью, но получалось у неё это плохо, наигранно, как у актрисы провинциального театра, которую пригласили в Москву на один спектакль.

            А тут Володька подошёл, сын Людмилы. Парень лет двадцати пяти, довольный, улыбающейся, по нему и не скажешь, что наркотиками баловался - было дело, такое в карман не спрячешь...

           - Ма, а я тебя ищу везде. Ты сходила уже в лес, а то наши давно на стол накрыли, тебя ждут, праздник все-таки... А, здрасте, дядя Саш. Ну, что, как «Спартак» ?.. Выиграет сегодня?!.

           - Обязательно, Володя, верить только надо!..   

            Сын взял мать под руку и она, не попрощавшись, вся согнутая, как старушонка побрела к дому. Я ещё долго стоял и смотрел им вслед, а в голове моей мешались слова из писания. На ум приходило, то одно, то другое, но это я вспомнил очень хорошо – "не клянитесь, ни перед Богом, ни перед людьми, а ваше да - должно быть «ДА», а нет – «Нет». Потом, вдруг ясно увидел глаза апостола Петра, который услышал, как в третий раз петух пропел над утренним Иерусалимом...

                Май 2013г*+ к