Чертов мост или тройной обман

  Глава из романа "Алунта: время холодных зорь"

  Утром, чуть свет, защитники вернулись в местечко, но там их ждала неприятная новость: в Конюхах бандиты этой ночью  расправились с учителем. Поэтому их группа в полном составе, без посредников, срочно направлялась на место происшествия. Так и не пообедав дома, не мешкая ни  минуты, они вновь уходили на операцию, теперь уже не подстроенную, а настоящую. Некогда было долго разбираться: что к чему. Ночью в Алунту  прискакал человек из Конюх и сообщил о происшествии Вагонису. Было воскресенье и никому не хотелось вновь идти в эту бандитскую глушь -  так окрестили защитники  места возле Конюх.
Вагонис отвел Валентина в сторону и вкратце сообщил ему, что им так и не удалось задержать на кладбище агента с шифровкой для бандитов, и поэтому теперь им нужно идти в Конюхи очень осторожно, чтобы не напороться на засаду.
- Возьми вместо старичков Петра, Сергея и Василия, - велел ему Вагонис, - и выставь во время движения боковой и передний дозоры. Ну, давайте, не задерживайтесь! Ситуация не позволяет.
Жигунов построил бойцов, проверил их снаряжение и дал команду к выходу. Отряд быстрым шагом направился по дороге на Конюхи. Уже пройдя метров семьсот, они услышали звон алунтского колокола. Валентин остановил отряд. Выставил в головной дозор Сергея и Ваську. Виктор и Петр ушли в боковой дозор. Дорога проходила по краю ржаного поля. Густая рожь, высотою выше пояса,  могла скрыть любое количество сидящих  в засаде людей. Отряд шел медленно, прислушиваясь к каждому шороху, и напряжение нарастало с каждым километром удаления от Алунты. Но все прошло благополучно, если не считать, что из-под ног у Виктора выскочил неожиданно перепуганный заяц и с треском умчался вглубь ржаного поля, а Виктор  чуть было не нажал на спусковой крючок своего автомата.
Когда  пришли в Конюхи и вошли в дом учителя, то увидели его тело, лежащее на полу, прошитое автоматной очередью. Виктор знал его.  Когда  они в прошлый раз приходили в Конюхи, учитель позвал его в свой дом и завел патефон с пластинкой, на которой была записана на русском языке песня о партизанах «Борода моя бородушка…». Учитель, видно, любил ее слушать и подпевал вслед за  пластинкой: «Я не буду ссориться, пусть растет до пояса…». Хороший был мужик – этот  учитель, добрый  и веселый, любил русские песни. За это, видно, и поплатился своей жизнью. Защитники нашли брошенную рядом записку с надписью: «Так будет со всеми, кто против нас. Лютас». Виктору впервые было так жалко этого, в общем-то чужого для него, но совершенно невинного, доброго человека, с которым он познакомился здесь случайно…
Еще в субботу отец Яни, парторг Новицкий, собирался посетить могилу своей жены, которая была похоронена на кладбище в Свобишках. Он пошел и договорился со знакомым ему мужиком Пятрасом, который часто обслуживал  партработников, насчет лошади, чтобы тот подвез его в воскресенье до Свобишек и обратно. Пятрас, конечно же, согласился. Он не мог  отказать начальству - секретарю парторганизации Новицкасу. Но у Лютаса в Алунте тоже  была своя агентура. Сосед Пятраса, Казис, ненавидел советскую власть и особенно ее партработников, во главе которых  и стоял Новицкий. Услышав, что те договариваются о  поездке в Свобишки, он решил воспользоваться  этим случаем и сообщить о поездке Лютасу.  Он когда-то жил в Скудитишках и был связником Лютаса, но как-то попался «на деле», не выдержал допроса и его перевербовали  в органах  госбезопасности – так он стал «стукачем» и у Лютаса, и у Советской контрразведки, спасая таким образом себя. Казис вел  двойную игру, боясь как тех, так и других. Он быстро захомутал в повозку свою лошадь и «аллюром» подался в условленные места, искать Лютаса.
Лютас уже несколько   последних дней  проводил  в кутеже  и гульбе со своими любовницами – молодыми красивыми девками на хуторе, недалеко от Свобишек. У него был фотоаппарат со вспышкой и он любил фотографировать раздетых женщин, а его адъютант доставлял их ему без особого труда.
Главарь сидел на диване вместе с полуголыми девахами и вся их компания была изрядно пьяна. Стол ломился от закусок и выпивки. В углу играл патефон какие-то немецкие фокстроты и танго. Девки сидели на коленях у Лютаса, обнимая и целуя его пьяную «морду».
- Хватит, - повелительно крикнул Лютас, - давайте еще выпьем.
Он налил себе в стакан самогонки и залпом выпил. Девки тоже пригубили из своих стаканов и стали ласкать его своими взглядами. Лютас пьяным взором зло уставился на одну из них и запел: «… Ар ту жюри, ар ня жюри, ту мано ня буси…» (Иль ты смотришь, иль не смотришь, ты моей  не будешь). Потом, еле ворочая  языком, скомандовал:
- А ну-ка, девки, раздевайтесь! Сейчас я вас буду фотографировать.
Девки, пьяно жеманясь  и попискивая, начали раздеваться. Лютас заставлял их принимать разные позы и, пьяно шатаясь, снимал их фотоаппаратом, затем потушил свет и набросился на одну из них…. К двум часам ночи оргия, наконец, прекратилась.
Утром полуголую, ничего не помнящую компанию, разбудил  адъютант Лютаса и сказал ему, что прибыл связник и хочет сообщить  ему очень важную весть….
Лютас бросил своих девок, взял  парабеллум и вышел в другую комнату, приказав адъютанту:
- Давай, веди его сюда, пусть  расскажет, какую он  такую  важную весть мне хочет сообщить.
Адъютант ввел в комнату к Лютасу связника. Тот поздоровался и низко поклонился ему.
- Ну, говори, с чем пришел? – приступил к нему Лютас.
- Да, господин начальник, - начал тот, - я узнал, что наш алунтский парторг собирается завтра в Свобишки посетить  могилу своей жены,  так сказать, помянуть ее. Это хороший случай, чтобы поймать его там и придавить как гниду…
 - Спасибо за новость, но это лишь мне решать  кого давить, а кого жаловать, - ответил Лютас. -  С кем он  будет, в какое время, как будет  выглядеть  и есть  ли у него оружие, но главное не ловушка ли это? Вот что для меня важно, - продолжил Лютас.
Связник обрисовал Лютасу  приметы, по которым  он узнает парторга.
- А насчет засады? Будет ли она или нет, я не знаю. Надо проверить. Ведь я только слышал разговор Новицкаса с Пятрасом о том, чтобы он повез его на могилку к жене, –  заюлил связник.
- Ну ладно, разберемся, хорошо, что сообщил мне эту новость. Но смотри, чтоб о нашем разговоре никто не знал, иначе мои люди тебя и под землей достанут. - Иди и забудь, что ты здесь был, понял? – сказал он в конце разговора.
- Да, - ответил, поклонившись ему, Казис.
У него волосы вставали  дыбом  при виде этого волосатого господина свирепого вида,  который мог сейчас запросто застрелить его здесь же, знай он его планы.
Адъютант и еще двое бандитов вывели его из хутора с завязанными глазами и отвезли на то место, откуда они  его привезли (километров пять от хутора, где находился Лютас).
- Давай, едь поскорей отсюда… - ухмыльнулся ему здоровый верзила с автоматом в руках, выводя его лошадь на дорогу.
Казис испуганно  ударил вожжами по лошади и конь его  со всего духу понесся по грунтовке.
Проехав так километров пять, он успокоился и направил лошадь прямо на Скудутишки. В Скудутишках он встретился с представителем органов безопасности и рассказал, что у его друга остановились бандиты и он случайно подслушал  их разговор о том, что в воскресенье в Свобишках на кладбище у них будет какая-то сходка. При этом он ничего не сказал, что туда же в воскресенье на могилки приедет и алунский парторг Новицкас. Скудутишские защитники, приняв все это за чистую монету, организовали еще с четырех часов утра засаду на свобишском кладбище, подключив тудаи подразделение солдат. Те засели в кустах возле кладбища и стали ждать…
А Лютас в это время ночью совершил свой кровавый налет на дом учителя в Конюхах, чтобы отвлечь внимание алунтских защитников, и той же ночью на лошадях верхом подался в Свобишки, но не стал делать засаду, а решил  проверить и переждать невдалеке в мелком кустарнике возле ржаного поля. Они опередили солдат на один час и спаслись от неминуемой смерти. Только они залегли ночью  на краю  поля, как тут же увидели, что кладбище окружили солдаты.
- Мать твою… - оторопел Лютас, увидев солдат, - еще немного попозже и нам бы «каюк»…
- Значит парторг был приманкой для меня, - усмехнулся он, - но мы их хитрее.
Своим людям он подал сигнал потихоньку по ржи отползать подальше, и затем уходить как можно быстрее из этих мест.
Новицкий ехал в Свобишки на повозке с Пятрасом, но на душе у него было как-то нехорошо. Им овладела такая тоска, что хоть ложись и вой. Еще утром он сказал Яне, что чувствует себя неважно и сердце как-то ноет.
- Может ты не поедешь на могилки? Зачем тебе в таком состоянии ехать в такую даль? – отговаривала его дочь.
- Да нет, надо ехать, – сказал с коммунистической решительностью ее отец.
- Если я буду раскисать, то на меня глядя и вся ячейка наша развалится, - добавил он, - тем более, что я уже договорился с Пятрасом и он меня повезет туда и обратно.
- Ну, ладно, - парторг взял свою старую винтовку, обнял дочь, прощаясь, и вышел с ней на улицу, где его уже ждал Пятрас в повозке. Яня вышла на крыльцо, помахала им рукой и ей тоже стало тоскливо….
Всю дорогу до Свобишек Новицкий с Пятрасом ехали почти что молча. Иногда только немного переговариваясь.
- Вот съезжу, посоветуюсь с женой, приеду домой, выдам дочку замуж и уйду на пенсию - буду их детей растить и воспитывать, - мечтательно рассказывал парторг о своих планах на будущее.
Так незаметно  часам к одиннадцати они и подъехали к свобишскому кладбищу. Новицкий слез с повозки, и в плаще с винтовкой на плече так и пошел по тропинке на кладбище. А Пятрас остался ждать его в повозке на дороге. Еще подходя к могилкам, Новицкас почувствовал что-то неладное… Как будто кто-то следил за ним и ветки тысячами копий, как бы впились в его тело. Над кладбищем висела мертвящая тишина… Не выдержав, Новицкий повернул назад, но вдруг услышал окрик по-литовски:
- Стой, бросай винтовку и руки вверх!
«Бандиты! - мелькнула мысль в голове парторга, - ведь команда была по-литовски». И он побежал назад, к дороге, на ходу срывая с плеча винтовку. Но не сделал и десяти шагов, как был изрешечен сотней летящих пуль. Стрельба была такая, что Пятрас с перепугу упал под воз и метров пятьдесят полз на брюхе по придорожной канаве, пока его не нашли и не подняли из нее солдаты. Они его спрашивали, а он не мог вымолвить от страха ни одного слова. И лишь через несколько минут, очнувшись, он начал отвечать на их вопросы.
- Кто вы и откуда? – спросил командир у Пятраса.
- Мы из Алунты… - заикаясь ответил Пятрас, - я конюх, а он парторг Новицкас, он приехал на могилу своей жены и вот… здесь и останется.
- А его там в Алунте дочь ждет… - заревел Пятрас, не в силах сдержать катившихся ручьями слез.
- Ах, твою мать, как же так получилось, - схватился за голову командир, - своего же угробили.
Все стояли, опустив головы и  не глядя друг другу в глаза. Потом командир опомнился и велел прочесать всю ближайшую территорию и когда они нашли те места, где у ржи лежал и уползал по ней  Лютас, то поняли, что бандиты их обхитрили и ушли восвояси, оставив расправляться с парторгом его же товарищам. За это, конечно, полетят чьи-то головы, но этим делу не поможешь и жизнь человеку не вернешь.

 Уже ближе к полудню, закончив обследование места ночной расправы над сельским учителем и выяснив из показания допросов нескольких селян, что это были люди из банды Лютаса, которая ушла в сторону Свобишек, защитники двинулись по их следам, надеясь догнать и уничтожить безжалостных убийц. Пройдя некоторое время ускоренным шагом, они очутились в глухой местности на берегу бурной реки. С одной и другой стороны речки берега в этом месте были высокие и обрывистые. На одной стороне возвышалась выступающая из-под земли скала, на другой же огромный песчаный холм, а между ними натянуты тросы подвесного моста, старого и обветшалого. Высота его была метров десять-пятнадцать, мост скрипел и чуть раскачивался от порывистого ветра, как бы предупреждая подошедших к нему о грозящей опасности.
Молодые парни – Виктор, Петька и Серега кинулись к нему, готовые первыми испытать свои нервы  на крепость, но Валентин вдруг крикнул:
- Стоп! Лечь, занять позицию за каменными глыбами. Приготовить оружие.
«Этот заброшенный мост наверно не раз послужил бандитам для экстренной переправы», - подумал он.
Место было очень опасное и удобное для бандитской засады. Вокруг леса - сыпучие пески и обрывы. Жара, как на сковородке. Вокруг в траве гудят то ли пчелы, то ли лесные мухи. Состояние было удручающее. Виктор с Петькой сели там, где остановились и начали оглядывать место. Виктор заметил вдруг что-то торчащее из песка. Он копнул палкой глубже, песок осыпался, и наружу показались человеческие кости….
- Петь, посмотри, что это такое? - позвал он Петра. Петр повернулся к нему:
- Какое-то захоронение, наверно, здесь, – сказал он после того, как в осыпавшемся песке показался высохший человеческий череп и древние кости.
- А… да! Я вспомнил, - сказал Петька, - кто-то рассказывал, что здесь еще в 1812 году отступала из России французская армия Наполеона. Это они здесь оставили своих умирать. И этот подвесной мост через речку тоже они построили, а потом уже местные жители его укрепили и отремонтировали. Видно много французов-то здесь полегло. Вон сколько костей-то валяется…. Тут, наверно, и оружие и вещи захоронены.  Этот мост называется «Чертов мост», такой же как в Альпах, которые еще в давние времена Суворов брал.
- Фу ты, знаешь, мне как-то даже не по себе становится. Лежим здесь как на кладбище, на костях французских солдат, - ответил Виктор, - ну и места здесь.
- Да, место здесь неприятное, гиблое и нам нужно поскорее отсюда выбираться. Что-то подозрительно тихо здесь. Даже птиц не слышно, только мухи в траве гудят….
- Конечно, радом такое капище, столько черепов. Ясно, что мух здесь будет полно, - заметил Виктор.
Валентин в полевой бинокль пристально осматривал каждый кустик и кочку противоположного берега.
«Кажется, там все в порядке», - сказал он  сам себе и скомандовал:
- А ну, давай, пошли вперед через мост, по двое на ту сторону. Пулеметчик! Возьми на прицел подходы к мосту на том берегу.
Петька с Виктором первыми осторожно и неуверенно двинулись по качающемуся над рекой хлипкому сооружению. Сверху земля казалась им далекой и страшной,  и Виктор еле-еле передвигался, страхуя Петра и держась сам за натянутые над мостом канатные поручни. После них, таким же образом, пошла вторая пара – Сергей с Ляйшисом. Но лишь они перешли через мост, Валентин вдруг  заметил, как на том берегу что-то мелькнуло – к мосту  с того берега кто-то осторожно приближался.  «Кто  это мог быть? Здесь, в таком месте? Так осторожно, крадучись, могли идти только бандиты. Видно мы их  чуть-чуть опередили, - подумал он, - надо предупредить переправившихся защитников и ударить первыми по подходящим бандитам». Он подполз к Ряйшису и сказал ему:
- Видишь, вон тот куст у дороги на той стороне?
- Да, -  ответил пулеметчик.
- Давай-ка, рубани по нему короткими. Там кто-то есть. Только наших, смотри, не задень. Я думаю, мы напоролись на банду.  Их нужно напугать, чтобы они как можно скорее отсюда удрали, иначе нам будет плохо…  Мы ведь не сможем помочь нашим ребятам на том берегу.
Ряйшис прицелился и дал по бугоркам у тропинки короткую очередь. Было видно, как заклубилась пыль, поднятая пулеметной очередью  «Дегтярева», от бугорков на том берегу. Следом он дал еще несколько коротких очередей по кустам и затих. Все стали ждать – что же будет дальше? Но там установилась мертвая тишина.
После того, как пыль от пулеметных очередей рассеялась,  на том берегу прекратилось всякое движение. Если кто-то там до этого и был, то после этого удара он удрал уже, наверно, довольно далеко.  Минут через двадцать Валентин подал команду и остальным защитникам переправиться через  этот «чертов мост». Конечно, все были довольны таким исходом. Потому что,  это неожиданное встречное движение и столкновение с противником на переправе, когда  взвод был разъединен на две части, могло окончиться совершенно непредсказуемо, а для некоторых ребят, может быть, и трагически…
Переправившись через реку таким необычным десантным способом, защитники собрались вместе на том берегу, перекурили и, возбужденные происшествием, двинулись в сторону Алунты. А банда Лютаса, а это была именно она, благодарила Бога за то, что избежала встречи с алунтскими защитниками, потому что они со всех ног удирали из Свобишек от поджидавших их на кладбище солдат, и попали «из огня да в полымя». А это для них было уже не приемлемо. Лютас, с простреленной фуражкой, зло сплюнул и сказал адъютанту:
- На этот раз мы легко отделались, лишь дырочкой в фуражке, но зато показали им, что национальное движение существует и мы его передовая карательная сила…
Виктор с защитниками еще не вернулись в Алунту, когда убитого Новицкаса, отца Яни,  привезли в местечко. Увидев его мертвого, Яня лишилась чувств.  Ее начали откачивать близкие ей люди. Вагонис и председатель сельсовета, а с ними и пришедшие сюда партийные работники суетились, давая распоряжения о всех делах, касающихся устройства похорон парторга. Гроб с телом покойного для  прощания с жителями городка выставили в городском клубе. С Яней постоянно  сидели ее подруги и знакомые. Она еще  не могла поверить, что отца уже нет в живых. Ведь утром еще она стояла и разговаривала с ним – и  вот его уже нет. Как пьяная, ни о чем не думая и никого не замечая, она сидела возле гроба, уставившись в одну точку, и ее усталый ум как из тумана выхватывал одну за другой картинки из ее прошлой жизни….
Вот, она еще маленькая у отца на руках… потом уже постарше…. Отец ведет ее, взяв за руку, на праздник. В сорок первом, когда пришли  немцы, он ушел в лес к партизанам, а летом сорок пятого вернулся  с товарищами и стал налаживать  здесь новую жизнь. Вспомнила она, как он оберегал ее от трудностей жизни и неверных поступков, был строг с ее ухажерами, но по-отцовски добр и ласков с  уже выросшей и ставшей взрослой дочерью…  «Теперь я совсем одна. Нет ни мамы, ни папы», - думала она, сидя  у тела отца.
На второй день похорон из Вильнюса  приехали какие-то дальние родственники Новицких, и Яне стало немного легче. Хоть кто-то из родственных душ  у нее остался. Двоюродная  сестра отца с мужем и сыном – молодым  лейтенантом милиции, сразу же взяли Яню по свою опеку. Альгирдас,  так звали лейтенанта, ни на шаг не отпускал Яню и ходил за нею, как тень.  Тетка, оставшись с нею как-то наедине, сказала ей:
-  Яня, поскольку у тебя здесь родных никого нет, мы тебя одну не оставим – заберем  жить с собой в Вильнюс, побудешь пока у нас. Поживешь, привыкнешь, а там видно будет. Может, вон, за Альгирдаса замуж выйдешь.
Как только Виктор пришел с операции и узнал о трагической гибели Новицкаса, он умылся и тут же побежал к Яне. Он прекрасно понимал, что творилось у нее в душе. Выбрав момент, он подошел к ней, чтобы выразить ей свое соболезнование. Возле нее все время вертелся какой-то молодой лейтенант и Виктору было неудобно  разговаривать с ней в присутствии этого молодого человека. Но Яня ему сама шепнула на ухо:
- Обо всем поговорим после похорон. Сейчас не хочу говорить ни о чем…
Новицкого похоронили на его родине, как он завещал, на том же кладбище, где он и погиб, рядом с женой.
После похорон, Виктор встретился с Яней, вызвав ее на минутку из дома. Она вышла к нему, но он ее не узнал. Это была другая Яня. Она ему сказала:
- Я не знаю, как жить дальше. Я, наверное,  уеду к своим родственникам в Вильнюс.
- Яня, а как же я, ведь я же люблю тебя, - выпалил ей в ответ Виктор, - не уезжай, прошу тебя, я буду здесь с тобой… - молил он ее.
- Понимаешь, я здесь осталась одна и я не могу ждать, когда ты нагуляешься и предложишь мне выйти замуж. Ведь ты еще такой молодой… Да, и твои родители будут против нашего брака. Видишь, нам не суждено быть вместе. Прощай…
- Нет, не надо… Не уходи, Яня,  не уезжай. Мы поженимся, я сейчас пойду к отцу, я поговорю с родными, они будут согласны.
- Нет, Виктор, они не согласятся, нет, нет, нет, - замотала она головой.  – Хотя, если хочешь, поговори, я еще подожду эти последние наши два часа. Все зависит от тебя, но в любом случае - я буду тебя вспоминать.
Она улыбнулась ему сквозь слезы и выдавила:
- Прощай, мой  маленький, глупенький мальчик… - поцеловала  его в щеку и, повернувшись, убежала домой.
Виктор, как оглушенный, поплелся прочь, не разбирая дороги. Придя домой и, увидев отца, он еще с порога обратился к нему:
- Пап, я хочу поговорить с тобой об очень важном деле…
- А что с тобой? Ты какой-то сам не свой? Что случилось?
- Пап, ты пойми меня, я люблю, - мямлил Виктор, - я хочу жениться на Яне Новицкой. Что ты мне скажешь? Вы будете согласны на наш брак?
 - Знаешь, сынок, вот что я тебе скажу… - тихо и серьезно начал отец. - Тебе еще только девятнадцать лет, ты еще так молод.  Ты еще не окреп духом. У тебя еще нет ни дома, ни средств, чтобы содержать семью. А потом, Яня ведь литовка, ты хочешь здесь в Алунте остаться навсегда? А, может, завтра нас расформируют и всех уволят, и мы уедем на Украину. Что ты тогда будешь делать здесь один?
- Нет, я тебе не советую жениться сейчас на Яне, да и у нас нет средств, чтобы помочь вам. И поэтому, сынок, я на ваш брак согласиться не могу, - сказал отец, утешая Виктора.
А Виктор стоял и молча плакал. Отец, видя такое состояние сына, смягчил тон, обнял его.
- Ну, что ты плачешь, ведь  ты уже мужчина, а не мальчик. Яня у тебя первая любовь. Она также пройдет, как весенняя гроза, а после нее все будет свежее и радостнее. У тебя еще будет много любимых девушек. Я уверен в этом, ты еще встретишь свою настоящую любовь.
После этого разговора Виктор еле доплелся до своей кровати, упал на нее  и так остался лежать, не раздеваясь до ночи. Сердце ныло, как открывшаяся рана, на душе было пусто и сиротливо, а в уме вертелись слова, объединенные лишь одной мыслью: «Как времена уходят люди…. Проходит все…. Любовь и боль. Что Бог нам даст, за что осудит – все называется Судьбой».