Semper idem. Глава 9

Дождь из денег произвёл фурор. Люди выбегали на улицы в холод без верхней одежды, чтоб только урвать себе кусок больше. В том, что инициатором стал Даниэль Велиар, мало у кого возникли сомнения. Данное произошло так закономерно, что только закрепило за ним образ своего человека. Такая благотворительность значительно задобрила тех, кто точил зуб на него. Кто-то уверял, что видел его в одном из вертолётов, когда он самолично выворачивал наизнанку мешок с деньгами. Кто-то пустил слух, что на одной купюре сам Велиар оставил автограф, а с нашедшим её он встретится лично… А у Генри из соседнего дома семнадцатилетняя красавица-дочь выкрасила в зелёный свои белые локоны, сделала татуировку, проколола бровь и «ушла протестовать в «Лимб». У подполья же появился предмет гордости – они присутствовали тогда, когда к ним ворвался Вун со своей охраной, а Велиар «с завидной лёгкостью его заткнул за пояс»… Говорили ещё многое... И нежно пересчитывали пойманные или подобранные со снега деньги. Теперь они все готовы идти за ним.
 
Он, их бесстрашный герой, в своём особняке на склоне этого дня продумывает дальнейшие тактики с такими политическими воротилами и лучшими умами, что Вун против них – ничто. Он медленно помешивает с серьёзным и важным видом горячий чай с лимоном. Он начинает говорить – все приближённые его степенно слушают с уважением… Вот такой, оказывается, Даниэль Велиар. Ни больше и ни меньше – именно такой.
 
Мидиан не знал, что у него была на все цитрусовые аллергия, а вся команда его – это Рейн, Скольд, Иен и Алесса. Мидиан не поверил бы, что блистательный борец за правду и права угнетённых совершенно небезупречно сейчас обнимается с раковиной, куда его уже где-то час рвало от гремучей смеси алкоголя с таблетками. Он сделал волосы сзади неаккуратным узлом, чтоб не запачкать их. Он сгорбился так, что позвонки и треугольники лопаток значительно и весьма непривлекательно выпирают на исхудалой спине. Он выглядит уязвимым.

…Нет! Вы что? Он же герой. В нём всё совершенно, потому что он синоним благодетели. Он не может быть простым смертным. Он Даниэль Велиар. Он сейчас пьёт  горячий чай с лимоном с серьёзным видом в обществе лучших умов и воротил с засекреченными именами. Точка.
 
И ещё … Мидиану плевать, что он не стал бы раскидывать деньги из вертолётов, а сделал бы доброе дело молча, без единого звука, без пафоса. Да мало ли, что бы он сделал. Здесь применимо выражение Рейна Авилона: «У нас теперь есть всё, но только нет выбора».

Сама же скромная компания Даниэля совсем скоро пришла в особняк по его же приглашению. Он позвонил им сразу же, как проснулся, и голосом хриплым, слишком растерянным и почему-то замирающим и холодеющим от некого огромного чувства сказал коротко и ясно: «Приходите ко мне».
 
И они пришли, хотя час был поздний. Метро ещё ходило. Там не было никого из крылатых. Только слякоть, серость, суета и люди, растворённые в них. Часть их держала в руках книгу Вуна, читая, а другая же перешёптывалась, сплетничала, удивлялась о деяниях их доблестного Даниэля. Компания Дани выглядела пришельцами с другой планеты. С ними явно что-то не так. Нужно быть слепым, умалишённым или глухим, чтоб не принадлежать ни к обожателям Андерса, ни к сторонникам Даниэля. И первые и вторые подозрительно и колко поглядывали на четвёрку из «Лимба», которая не читала «Изотерических основ…» и не говорила о подвиге Велиара.

Так ныне и присно и вовеки веков единственные, знающие правду, знающие, как всё есть на самом деле, становятся смешными безумцами. Компания предугадывала, что Дани не сыграл никакой роли в сегодняшнем событии…

Уже в особняке то стало неопровержимым, когда Даниэль несколько отчуждённо дал своё подтверждение, что это Андерс всё устроил. Дани знобило. Он ощущал огромную слабость, голова его кружилась.

И в нём что-то изменилось. Он стал более умиротворённым, как будто увидел, вспомнил или узнал нечто особенное, большое, что затмило его проблемы. Он был спокоен как природа, которую прекратил терзать ночной шторм, рванувший дальше во мрак.

В них, в его друзьях, тоже что-то изменилось для его понимания. Он по-особенному любил их за то, что их жизни такие хрупкие, что, если что-то случится, то их просто может и не быть. По щелчку пальца.

Они находились в гостиной. Должно начаться их обсуждение. Перед этим Скольд ненароком увидел одно из самых страшных сочетаний, которые возможны . Два предмета и их близкое расположение друг к другу заставили его воскликнуть, обращаясь к Даниэлю:

- Ты знаешь, что будет, если смешать именно это снотворное с алкоголем? Если немного перебрать, то тебя могут увезти в коме.
- Я недоперебрал, - еле слышно промолвил Даниэль, сидящий в углу дивана и зябко обнимавший колени.
- Дуракам везёт! – заключил Скольд . 
- Человек случайности причастен к судьбоносному, - немного лукаво отметил Рейн.

Одновременно Авилон хотел и не хотел бы оказаться на месте Дани. Известность – это, в его понимании, здорово. Но цена её может быть большой. Фортуна изменчива и капризна. И общественная любовь адресована не настоящему Даниэлю, а его подделке. Но нереализованность Рейна в качестве лидера не утихала.
 
Даниэль никак не отреагировал на его слова. Медленно он огласил самое главное интонацией меланхоличной:

- Я разговаривал с Андерсом. Он предложил мне (то есть нам) выступить на главной площади перед всеми, кто ловил деньги.

Четвёрка притаилась, ширя глаза. Мой герой продолжил отчуждённо и спокойно:

- Придут все ненавидящие его. Будет весь «Лимб» в первых рядах. Я должен спеть одну вещь, что перевернёт их сознание. Вун даст мне текст, где есть некое заклинание. Ну, формула, шифр, код – называйте как хотите… Они прослушают. Всего-то. И тут же волнения их и недовольства по поводу Андерса затихнут вплоть до того, что люди эти перейдут на его сторону. Вот что нам нужно будет сделать. По идее. Но его текст с песней полетит в мусорное ведро. Я напишу свой.

Его друзья не знали, радоваться ли тому, что им наконец-то выпала значительная роль, или же ужаснуться всему риску, что такой ход действий предполагал. Сцена, на которой они будут играть может вполне обернуться эшафотом.
 
- Ты понимаешь, что тебе и нам будет за это? Это же сродни самоубийству… - тихо проговорила Алесса в воцарившемся молчании, холодея.

Её лицо чем-то напомнило Даниэлю образ той несчастной убитой девочки. Даниэль пугающе еле улыбнулся на мгновение. Это движение губ – судорога в лихорадке. Скольд выявил наверняка, что Дани очень необходима чья-то поддержка. Авилон , мягко говоря, не был уверен, что на Даниэля в его неустойчивом состоянии можно положиться. Он не внушал Авилону уверенности тем, что человек, за собой ведущий в бой, не должен быть таким. Во множестве фильмов и книг герои бесстрашны, тверды в своей доблести. Они не делают рандомно смертоносной смеси из виски и снотворного. Они не сидят так в углу дивана. И одежда на спине и на груди их не белеет пятнами соли, как то у него сейчас. Иен предположил, что улыбка Дани означала одно: он понимает, что им всем грозит и что ему необходимо совершить, чтоб всего избежать.

Даниэль собрался было говорить, но звук голоса его безмолвно застыл в гортани. То, что он хотел озвучить было тяжелее, чем он предполагал. Когда идея находится в голове, то она не так сильна. Когда она облекается в слово, то раскрывается всецело, обретая плоть. Смысл тех слов, что он собирался вымолвить, ввергли его в оцепенение. Смысл тех слов имел бы облик чудовища.

Он поднялся с места, неловко и нерешительно вышел на середину комнаты, остановился спиной к ним. Подбежал Кот, который тут же начал лосниться о его ноги. Даниэль взял его на руки, бездумно погладил, отпустил. Он приблизился к книжному шкафу, стал рассматривать позолоченные ручки. Казалось, если его окликнуть, то его из него вырвется душа. Он молвил неровно, тяжко и отрывисто, выпрямив напряжённую спину, как по струне:

- Есть одна женщина. Она влюблена в меня и одновременно меня же и ненавидит. Она безумна в этом. Если я попытаюсь быть с ней ближе, то она не допустит того, чтоб для нас было всё так прескверно. У неё власти больше, чем у Вуна. Андерс ей подчиняется. Вся власть - у неё. Поэтому я должен владеть ей. Сейчас она думает, что я с ней жесток. Буду переубеждать.

- Она точно вступится не только за тебя? Любовник – это одно, а вот мы… - несколько предвзято сказал Рейн.

Даниэль сорвался с места, поспешил ближе к ним со словами, что есть на что сделать ставку - предмет для шантажа имеется.

- Как ты будешь манипулировать ей? – продолжил уточнять Авилон, которому не хватало гарантий.

- Собственной жизнью, - ответил тихо и незамедлительно Даниэль. Его глаза горели.
- Она тебе хоть чуть симпатична? – промолвил Иен.
- Это не играет роли, - проговорил наш герой, совершенно не желающий затевать эту тему.

Эсфирь отвратительна его нутру. Она убийца. Воспоминания о распятиях заиграли в его сознании так явно, что он слово опять перенёсся в темницы её замка. Душу объял не только сильнейший холод, но и священное отторжение Злого. Цепи этого состояния несколько сникли, когда ему пришлось переключиться на нечто другое. Авилон медлительно и мрачно произнёс, подперев подбородок рукой, на которой заживала рана от выстрела:

- Мы должны согласиться, подкреплённые лишь твоим обещанием?
 
У медали две стороны. Диксы и Мортен не могли решить, что им делать. Или не соглашаться на выступление, потому что последствия, когда всё раскроется, наверняка будут для них плачевны. Или же просто довериться Даниэлю. То, что он может поставить на кон свою жизнь, чувствовалось, виделось, читалось в нём. Но… Вдруг пойдёт что-то не так? Вдруг они поплатятся самым худшим образом? Они в замешательстве слушали его дальнейшую речь. Он говорил довольно плавно, рассудительно:
 
- Наше выступление состоится в тот же час, что и первый показ фильма, о котором я Вам уже сказал. Можно сделать так: заснять скрытой камерой нашу с Вуном беседу, где он скажет всё про то, как людей дурит, и показать на большом экране. Я куплю всех и всё, если нужно.

Он прервался, сделал паузу. Дальнейшее им сказанное явилось огнём, от которого по коже бежали мурашки. Его взгляд жадно взывал, как стрела вонзаясь в зрачки в смотрящих на него. Он говорил быстро, громко и чётко:

- Это будет решающий момент. Решающий! Либо мы проиграем, если не сделаем то, что я озвучил, либо победим. Если у нас ничего не получится, то всё кончено. Поймите это. Просто поймите. Вот взгляните на картины вокруг вас. Этот мир погибнет, потому что не будет тех глаз, что смогут его созерцать, любя. Ваши дома сгорят ещё до того, как вы их постоите. Наших детей сделают рабами ещё до их рождения. Люди будут умирать ещё до своей смерти, потому что в них не будет ничего Человеческого и Божьего. Так не должно случиться! Не должно!..

Он остановился, переводя дрожащее огромное дыхание.

- Вы же мне верите?..

Они молчали, хотя были полностью согласны с ним. Даниэль взорвался, расценив их безмолвие оскорбительным:

- Да! Вам нужны гарантии! Залоги от меня??? Вам расписку дать? Заплатить? Ведь всё, что происходит здесь - не шутка, не сказка, не кем-то придуманное и вымышленное из ничего. Так и есть в реальности. Я прошу, поймите!!! Лучше умереть, что-то пытаясь изменить, чем малодушно ничего не делать . Не будьте дешёвками! Или в Мидиане верят только тому, что я солгал?!

Вдруг из его носа хлынула кровь. Он прислонил ладонь, а затем и тыльную сторону кисти. Он взглянул на окрашенные своим проклятым пурпуром руки. С выпачканными ярко-алым губами, скулами и подбородком, со взором неуёмно печальным он прошептал растерянно:

- Простите меня. Я не должен так заставлять. Простите… Я сейчас.
 
И он вышел из комнаты. Вскоре Скольд последовал за ним. Последнее, что он слышал, находясь ещё в гостиной , принадлежало Рейну. Авилон задумчиво произнёс:

- Он сказал мне как-то раз, что необходимо уметь дарить взамен, а не только рваться брать. И мы ему воздадим за всё, что он делает.

…Скольд последовал за ним попятам. Спешно Даниэль вышел из особняка, спустился по лестнице крыльца во двор.

Снег шёл стеной. Уже через несколько метров не было видно ни зги в его колко-пушистых покровах. Даниэль прикладывал его горсти подобранные со спящей земли, к носу, чтоб унять поток крови. Шуткой Скольд было хотел разрядить обстановку:
 
- Ты той леди будешь конфеты дарить? Букеты ? Можно будет выложить ей под окнами лапшой сердечко.

Дани стоял, запрокинув голову и закрыв глаза. Он глухо и тускло промолвил:

- Ничего не говори о ней.
- Она старая и носит кандибобер ?
- В другом дело. Не будем об этом.   
- На самом деле всё так плохо?..

У Даниэля зазвонил телефон . Он взял трубку, не посмотрев даже, кому он понадобился. Но как только услышал голос и его ноты то тут же изменил интонацию с понурой на радостную. Дикс услышал ненароком: «Да? Адели… Всё прекрасно! Списибо. Конечно, я заеду. Конечно, я поговорю с твоими домашними. Очень жду встречи. Доброй ночи тебе…»

Даниэль мягко вздохнул. Через мгновение по его сердцу лязгнуло чувство, что необходимо предусмотреть и для его Адели обстоятельства, что обезопасят её от мстительности Эсфирь. Он начал искать возможные варианты у своей голове.

- И? Как группу-то назовём? Мы же играли раньше, и, возможно, возьмём старое название? – весело и невероятно значительно спросил Скольд.
 
- Только не прежнее… Может, что-нибудь на латыни… Какое-либо крылатое выражение. Ты же знаешь латынь? – после паузы вымолвил Даниэль.
 
- Хм… «Lux in tenebris». «Свет во тьме».
- Слишком просто. Не хочу быть прямолинейным.

Дикс начал в мыслях искать что-то подходящее. За это крошечное время Даниэль, кажется, выхватил в своём раздробленном от утомления рассудке идею, что поможет ему уберечь Адели. Здесь он тоже не станет действовать прямолинейно.
 
- «Semper idem»,- Скольд щёлкнул пальцами, - давно мне нравилось по звучанию.
- А как переводится ?
- Что-то вроде «постоянства», «гармоничности»… То есть выражение призывает в меру радоваться и в меру грустить. Дословно: «Всегда один и тот же».
- Это то, что надо. Однозначно.

Дикс рассмеялся:

- Только человек с твоей натурой может вполне насладиться красотой этого выражения, потому как тебе этого «semper idem» и не хватает.
- Я не способен заставить себя жить в меру, - почти шёпотом произнёс Даниэль, как по секрету. 
- Всё никак не можешь забыть свой легендарный бордюр на крыше?
- И не забуду. Надо же доходить до конца.
- И дойдём! И откроем свою звукозаписывающую студию. А перед этим мы сыграем на главной площади, да так, чтоб у Вуна челюсть отвисла. Да! «Semper idem» - это прекрасное название! Ироничное! Я же знаю, что один альбом ты захочешь записать в стиле готики с похоронным ледяным органом, другой будет очень задорный и зажигательный, что хоть сходу пускайся в пляс, третий получится вообще электронным. Потом ты скажешь: «Ребят, давайте играть гламурный рок! Наденем лосины с блёстками!» Ты же истеричка чувственная. Ещё и любишь всякие нестандартности. Только не говори мне, что не солишь шоколад, чтоб он был для тебя съедобней.

- Я кофе недавно посолил. Правда, не специально. Даже попробовал, - значительно повеселев, подметил Даниэль. Он улыбался сквозь кровь.
- Я почему-то не удивлён. Надеюсь, этого никто не видел.
- А ещё кстати Вун обеспечит нас хорошей репетиционной точкой…
- И что ты ноешь после этого?! Не хочется ему старухи с кандибобером! Или от кого ты так чураешься? 
- Какой ещё кандибобер?! – хохоча , воскликнул Дани .
- Головной убор, изысканный и утончённый. Так вот. Днём будешь с Адели, а ночью станешь пудрить мозги другой, той, которая не нравится. Да, это плохо. Это же не навсегда. Перевалочный пункт. Это же прекратится. И будет нормальная жизнь! И будет всё хорошо! Мы тебя не оставим, придурка такого… А у тебя есть ещё виски?
- Да.

- У нас теперь есть название. Пойдём праздновать!

Закрывая дверь за собой и Диксом дверь, Даниэль взглянул в снежный зимний мрак  – чёрный океан, где дрейфует ветхое судно человека, который был для него ценен. Где-то в холодных пространствах он безнадёжно и рьяно тоскует о своей Королеве, слагает ради неё каждый момент своего бытия, беззаветно посвящает ей свою жизнь. Он даже не ведает, что именно Дани планирует по поводу неё, даже не знает , что она испытывает к моему герою… «Прости и ты меня, Кристиан!» - безмолвно и жалостливо заскрежетало где-то в душе Даниэля.

Узел из нитей трёх жизней Эсфирь, Даниэля и Кристиана. Постараться развязать его нельзя: слишком туго и намертво сплетены между собой его составляющие, что горят и страдают. Комок из обнажённых вен. Или они втроём были сравнимы с различными водными потоками, что воссоединились в падении с уступа, образуя один водопад. Что будет?  Достигнув земли, они разобьются невесомой водяной пылью о камни, или, если уцелеют, после уже не сумеют обрести желаемого своего русла?..

Или просто эти думы Даниэля не так важны, когда здесь и сейчас существует необъятный океан тьмы?

Дани закрыл за собой дверь.
 
Мы с вами остаёмся одни в холодном и зловещем городе демона.