Тот самый Тотлебен

Эдуард Иванович Тотлебен



(8 мая 1818, Митава, Россия – 19 июня 1884, Соден, Пруссия)
граф, генерал-адъютант (1855)


Учеба. Боевое крещение на Кавказе. Дунайская кампания – осада Силистрии

Тотлебен [von Totleben (Todleben), Eduard], граф, Эдуард Иванович, генерал-адъютант, родился в Митаве [сейчас г. Елгава, Латвия] 8  мая 1818 г., умер 19 июля 1884 г. в Содене [около г. Франкфурт-на-Майне]. Похоронен в Севастополе 5 октября 1884 г.

Тотлебен принадлежал к старинному дворянскому роду Тюрингии, но дед его, выселившийся в прибалтийские губернии России, отказался от феодальных прав и занялся торговлей, и отец его Иоганн Генрих также занимался коммерческими делами, приписавшись к купечеству (2-я гильдия). Эдуард Иванович был пятым из семи детей Иоганна Генриха от брака с Анною Цандер. Первоначальное образование он получил в пансионе доктора Гюттеля, лучшем учебном заведении Риги, куда вскоре после рождения Э.И. переселился его отец. На 14-м году жизни он был отвезен в Петербург и осенью 1832 г. принят был кондуктором в 3 класс главного (ныне Николаевского) инженерного училища. В январе 1836 г. Тотлебен произведен был в полевые инженер-прапорщики и 2 месяца спустя отчислен, вследствие болезни сердца, в Динабургскую [сейчас г. Даугавпилс, Латвия] инженерную команду. Через год он вернулся в Петербург для продолжения курса; но, перейдя с чином подпоручика (9 января 1838 г.) в старший класс, вынужден был по болезни вторично и окончательно отказаться от мысли окончить курс. 5 февраля 1838 г. Тотлебен был отчислен от училища с назначением на действительную службу в Рижскую крепостную команду, где занял должность дежурного офицера в крепостном управлении. Отсюда, в апреле 1839 г., Тотлебен переведен был в гренадерский саперный батальон, а в следующем году (16 июля) назначен поручиком в учебный саперный батальон.

Летом 1840 г., участвуя в практических работах саперов в Красном Селе, Тотлебен познакомился с генералом К.А. Шильдером; знакомство это имело решающее значение для дальнейшей карьеры Тотлебена. Шильдер поручил ему производство опытов над своей трубной контрминной системой, и эти опыты велись Тотлебеным в течение двух лет с выдающимся успехом; достигнутые им результаты побудили императора Николая I приказать продолжать начатые опыты в более крупных размерах в Киеве при 2-й саперной бригаде. Тотлебен был командирован с 3-мя нижними чинами л.-гв. саперного батальона в распоряжение начальника 2-й саперной бригады и пешком, не отлучаясь от команды, везшей 2-а минных сверла, сделал переход от Петербурга до Киева, куда прибыл 19 июня 1844 г. В примерной минной войне контрминная трубная система снова дала блестящие результаты. За труды по этой командировке Тотлебен 12 мая 1845 г. был произведен в штабс-капитаны.

В 1845 г. киевские опыты были продолжены под руководством Тотлебена, прибывшего в Киев [173] со сверлом, усовершенствованным по его проекту. Но характер опытов изменился. Тотлебен решил отступить от предложений Военно-ученого комитета, лишавших оборону всякой инициативы в предстоявшем маневре. Впервые сказалась здесь отличительная черта его военного дарования: строго активный характер его оборонительных действий и необыкновенное умение пользоваться моментом. Работы этих лет были крайне полезны Тотлебену, дав, с одной стороны, богатый опыт, нашедший себе блестящее применение во время Севастопольской обороны, а с другой — сделав его любимым сотрудником К.А. Шильдера и обеспечив тем ряд служебных успехов.

В 1848 г., 28 марта, Тотлебен был командирован на Кавказ для применения минного сверла при осадах укрепленных пунктов, возведенных Шамилем в Дагестане», и 7 апреля выехал в Темирхан-Шуру, где поступил в распоряжение князя Аргутинского-Долгорукова. Боевое крещение Тотлебен получил под Гергебилем, куда 9 июня прибыл отряд Аргутинского. Но долгое время Тотлебену пришлось «бездействовать под огнем», как писал он: ему не давали поручений. Только по обложении Гергебиля ему приказано было построить брешь-батарею, под прикрытием огня которой хотели подойти скрытой сапой к башне у Аймакинского ущелья, где находился резервуар для воды, и, разрушив её, отвести воду. 5 дней, пока шла работа, Тотлебен не смыкал глаз, лично руководя саперами под сильным картечным и ружейным огнем неприятеля.

После падения Гергебиля (7 июля) Тотлебену было поручено разработать дорогу по Аймакинскому ущелью на расстоянии 7 верст, что было исполнено им к 15 июля. За участие во взятии Гергебиля Тотлебен награжден был чином капитана; затем, за участие в бое на Мискенджийских высотах (22 сентября 1848 г.), — орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом. Зиму 1848 г. Тотлебену пришлось провести в Темирхан-Шуре, обучая людей осадным и минным работам, и саперов — сверлению труб.

В 1849 г., когда во время осады аула Чох капитан фон-Кауфман, начальник инженеров, был ранен (24 июля), заведование всеми осадными работами перешло к Тотлебену. Тотчас 25 июля он произвёл с инженер-штабс-капитаном Поповым смелую рекогносцировку местности и наметил места для батарей, которые были построены к 10 августа. Но несмотря на страшное разрушение, произведенное нашими снарядами, горцы держались стойко: они успевали по ночам увенчивать турами все бреши с внутренней их стороны. И вскоре, 22 августа, в виду наступления осенней распутицы, Аргутинский должен был снять осаду; наступление горцев было остановлено взрывами обыкновенных и камнеметных фугасов, заблаговременно заложенных Тотлебеным. Труды его при осаде Чоха были награждены золотой саблей «за храбрость».

Его слабое здоровье было очень расстроено двухлетней походной жизнью и ввиду этого, отказавшись от предложенного ему места старшего инженера в Дагестане, Тотлебен уехал в Тифлис, чтобы испросить у кн. Воронцова позволение вернуться в Петербург. Вскоре затем, 30 ноября 1850 г., он был переведен в Варшаву, во 2-й саперный батальон с назначением адъютантом к Шильдеру. Здесь, в ожидании более интересных работ, ему пришлось заняться осушкой Уяздовского плаца и т.п. Отношения его с Шильдером за это время несколько обострились ввиду раздражительности генерала, вызванной его усилившейся болезнью; Тотлебен стал хлопотать о переводе в Петербург и 31 декабря 1851 г. был назначен обер-офицером в штаб ген. фон-Цурмилена с переводом в гвардейские инженеры. 23 февраля 1852 г. Тотлебен обвенчался с баронессой Викториной Гауф, дочерью гессен-дармштадтского генерального консула. В 1852 и 1853 гг. Тотлебен заведывал летом, наряду с другими офицерами штаба, участком на практических работах в лагере под Петергофом, а в остальное время года, кроме служебных занятий, усердно изучал произведения теоретиков инженерного дела — Вобана, Дюфура, Шумара, Мориса де Селлона и др., с особым вниманием останавливаясь на действии артиллерии и активной защите обороняющимися ближайшей к крепости местности. В конце 1852 г. по приказанию начальства им были составлены два обширных проекта: атаки капонирного фронта и атаки на вновь предложенную систему бастионного начертания. На проектах этих сказалось несколько увлечение Тотлебена немецкой школой, выразившееся в том огромном значении, которое придал он кирпичным редутам и капонирам. Проект весной 1853 г. был утвержден Государем и летом того же года отчасти получил применение в практических работах на Петергофском учебном полигоне. За эти годы Тотлебен [174] дважды удостоен был Высочайшего благоволения, объявленного в приказах 8 ноября 1852 г. и 20 августа 1853 г. Кроме службы в Управлении, Тотлебен работал в Министерстве государственного имущества у гр. П.Д. Киселева, где имел задания по технической части.

В начале Дунайской кампании Шильдер назначен был начальником инженеров действующей армии и просил о командировании в распоряжение его, в числе других, Тотлебена. Ген. Шильдер не только разрешил, но «в том внимании, чтобы он (Тотлебен) мог при действующих войсках быть употреблен в качестве штаб-офицера с особой пользой, по отличным познаниям и способностям своим», представил его к производству в подполковники. Производство состоялось 16 января 1854 г., и 26 января Тотлебен выехал через Киев и Яссы в Бухарест. Отсюда 22 февраля Тотлебен был командирован в Ольтеницу (против Туртукая). Стоявшему здесь генералу Хрулеву (11-я пехотная дивизия, кавалерийский полк и 3 сотни) приказано было очистить большой лесистый остров, занятый турками после неудачного для нас Ольтеницкого дела 23 октября 1853 г. В ночь с 26 на 27 февраля Тотлебен приступил к устройству ложементов для штуцерных и затем в течение 6 суток днем и ночью, находясь под сильным огнем, руководил постройкой батарей на берегу и на острове Малый Кичи и наводкой понтонного моста. Когда выяснилось, что на левом фланге переправа невозможна без крупных потерь, Хрулев, не знавший об успешном наступлении нашем на правом фланге, послал Тотлебена в Бухарест к кн. Горчакову за инструкциями. Горчаков приказал немедленно прекратить всякие попытки к овладению островом. 3 марта Тотлебен выехал в сел. Бекет (Малая Валахия), где ему предписано было, если командовавший там генерал Баумгартен найдет нужным, устроить береговые батареи, чтобы вредить неприятельским судам в Рахове; оттуда он отбыл в сел. Модловиты, в распоряжение ген.-лейт. Липранди, стоявшего в 8 верстах от укрепленного турецкого лагеря Кала фата. Здесь Тотлебену поручено было детально ознакомиться с позицией турок и сообразить способы к атаке её или к производству демонстрации. В облегчение задачи Шильдер снабдил его проектом, составленным на данных имевшегося плана; но план оказался, при поверке на месте, неверным, и таким образом Тотлебену пришлось совершенно самостоятельно разрешать эту задачу. Взявшись за дело со свойственной ему энергией, Тотлебен путем ежедневных рекогносцировок и точной съемки местности убедился в доступности Калафата и стал усиленно уговаривать Липранди штурмовать. Но Липранди, следуя осторожной политике Горчакова на Дунае, отказался наотрез. Наступил томительный период бездействия, прерываемый только небольшими кавалерийскими схватками во время усиленных рекогносцировок; в одной из них (20 марта) под Тотлебеным ранена была лошадь. Занимаясь обучением саперов и пехоты, Тотлебен горько сетовал на то, что наиболее интересный момент кампании — переправа через Дунай — совершался без него.

Кн. Варшавский, принявший от Горчакова 5 апреля командование, решил очистить Малую Валахию. Ввиду отступления наших войск от Калафата и предстоявшей осады Силистрии, Шильдер вызвал Тотлебена к себе, в Калараш, под Силистрию. 20 апреля Тотлебен явился к Шильдеру и на следующий день после рекогносцировки сообщил ему свой проект осады: Тотлебену представлялось наиболее выгодным вести атаку против первого (северо-восточного) полигона Силистрии, вдоль берега, в связи с осадными работами против ближайших к нему нагорных фортов. Мнение его вполне совпало с мнением Шильдера; последний не одобрял только того развития осадных работ против нагорных фортов, которое предполагал дать им Тотлебен.

В ночь на 7 мая начались «практические саперные работы против учебного турецкого полигона», как называл ген. Шильдер осаду Силистрии, всячески тормозившуюся кн. Варшавским, который не сочувствовал этому предприятию. Тотлебен был назначен траншей-майором, но на деле являлся ближайшим помощником главного руководителя осады — Шильдера, безотлучно проводя дни и ночи в траншеях. Размолвки между ними, имевшие место ещё в Варшаве, здесь стали повторяться все чаще и чаще. После одной из них Тотлебен с досады попросился на отдых и был уволен на ночь в лагерь. По странной игре случая, это было в ночь с 16 на 17 мая, когда самовольный штурм Араб-Табии и последовавшая затем вылазка турок завалили наши траншеи трупами: быть может, в числе их был бы и Тотлебен, если бы он, по обыкновению, остался в передовой линии окопов. Под непосредственным наблюдением Тотлебена велись работы на возвышенности. [175] Дойдя тихой двойной сапой до контрэскарпа Араб-Табии, саперы Тотлебена перешли крытым ходом через ров, вывели под внутренний гребень бруствера минную галерею, опрокинули взрывом контрэскарп и увенчали его, доведя венчание до исходящего угла укрепления. 1 июня Шильдер был выведен из строя раной в ногу. Назначенный вместо него ген.-лейт. Бухмейер все работы левого фланга возложил на Тотлебена. Он энергично продолжал минные работы против Араб-Табии и 7 июня взрывом образовал вполне удобовосходимый обвал (до 20 сажен протяжением по линии огня). Заняв тотчас же неприятельский бруствер, Тотлебен устроил в нем ложементы, причем был легко ранен пулей в щеку. На следующую ночь назначен был штурм, но в час пополуночи кн. Горчаков получил приказ главнокомандующего очистить правый берег Дуная и отойти к Каларашу. 11 июня 1854 г. началось обратное движение наших войск; 15-го отошел арьергард, при котором находился и Тотлебен. В это время, 11 июня умер Шильдер, в лице которого Тотлебен лишился своего главного покровителя.

По отступлении от Силистрии Тотлебен некоторое время находился в лагере у Мая-Катаржи, на дороге в Трансильванию, в 50 верстах от Бухареста. Из Катаржиского лагеря Тотлебен вызван был в Фратешти к Горчакову и не раз производил по поручению его рекогносцировки. Кавалерская дума, собранная в Фратешти, единогласно присудила Тотлебену за Силистрию орден Георгия 4-й ст. (приказ 3 сентября 1854 г.). 16 июля 1854 г. армия выступила на родину. Во время следования, на продолжительных остановках, Тотлебен разрабатывал веденный им журнал осады Силистрии и вычерчивал подробные планы атак.

Оборона Севастополя

Между тем слухи о предстоящей высадке союзников в Крыму становились все определеннее. Кн. Горчаков, хорошо осведомленный о положении инженерного дела в войсках светл. кн. Меншикова, решил командировать к нему Тотлебена. В письме, которое Э. И. должен был вручить светлейшему князю, Горчаков рекомендовал его как лучшего ученика Шильдера, основательно изучившего инженерное искусство, но более благоразумно применяющего его, чем его учитель; указывал на боевой опыт Тотлебена и его испытанную храбрость. 10 августа Тотлебен прибыл в Севастополь, обороной которого ему суждено было обессмертить своё имя, и вечером того же дня представился кн. Меншикову. Князь и в данном случае проявил обычную свою щекотливость к чужим услугам: прочитав письмо кн. Горчакова, он заметил Тотлебену, что пославший его, очевидно, забыл, что в Севастополе есть саперный батальон. «Отдохните после дороги и поезжайте обратно к вашему князю на Дунай». Но Тотлебен не уехал. На следующий день он приступил к осмотру фортов и береговых батарей Севастополя, преграждавших неприятельскому флоту вход на рейд, и нашел их в превосходном состоянии. Этот отзыв, переданный кн. Меншикову адъютантом его Панаевым, смягчил князя: Тотлебен получил приглашение на обед к главнокомандующему и в последовавшей затем беседе успел окончательно приобрести его симпатии. «Первого инженера встречаю дельного и скромного, — отозвался о нем Меншиков. 0б отъезде речь уже не возобновлялась, хотя Тотлебен остался все-таки на положении волонтера, прикомандированного к штабу Корнилова. По предложению Меншикова, Тотлебен продолжал осмотр укреплений, объехав Городскую и Корабельную стороны. Впечатление осмотра получилось совершенно иное: здесь, строго говоря, укреплений не было — одни «фортификационные намеки» едва обозначали направление оборонительной линии, раскинувшейся на 7 верст; на полу развалившихся бастионах стояло не более 80 орудий; оборонительные стенки без труда разваливали рогами козлы городского стада, что вызвало даже приказ полицмейстера, запрещавший выпускать скот на улицу, «так как он разрушает городские укрепления».

Сообщив о результатах своего осмотра, Тотлебен представил соображения относительно необходимых работ. Но Меншиков сухо ответил, что «со стороны крымских татар не ожидает никаких покушений на крепость», и вопрос об усилении сухопутной обороны оставался открытым до 31 августа, когда, после совместного с Меншиковым объезда укреплений, Тотлебен произвёл разбивку проектированного им редута на Зеленой горе, ближайшей к городу командующей высоте. Но осуществить этот проект не удалось, так как на следующий день Лукульский телеграф известил, что у берега показалось 100 неприятельских вымпелов. Высадка, в которую до сих пор ещё не верил главнокомандующий, стала очевидной, и наши полевые войска спешно двинулись к Алме, навстречу неприятелю. В Севастополе, где оставлены [176] были только флотские экипажи и 4 резервных батальона, началась лихорадочная работа по подготовке обороны на северной стороне, откуда, в случае неудачи под Алмой, надо было ждать штурма. Руководил работами Тотлебен, все ещё не получивший официального назначения.

8 сентября, узнав о завязавшемся бое, Корнилов и Тотлебен поспешили к армии, но опоздали и встретили Меншикова уже по дороге к Каче. Главнокомандующий приказал Тотлебену немедленно осмотреть местность по северную сторону рейда и выбрать на Инкерманских высотах фланговую позицию, с которой можно было бы угрожать неприятелю при движении его против северного форта. На следующий день, после 8-часовой рекогносцировки, Тотлебен доложил, что на всем протяжении между Бельбеком и долиной Черной речки удобной позиции нет. На доклад его Меншиков ничего не ответил, и Тотлебен вернулся к работам на северной стороне.

Несмотря на то, что благодаря талантливому руководству Тотлебена и напряженному труду рабочих, в неделю, по свидетельству Корнилова, было сделано больше, чем раньше делали в год, северная сторона к подходу союзников все-таки была почти беззащитна. Фронт позиции, правда, удалось довести до 1; верст; по обеим сторонам северного форта высились вновь насыпанные батареи; но вновь возведенные укрепления носили скорее декоративный характер: бруствера были так низки, что едва прикрывали пешего, позиция оборонялась только фронтальным огнем 29 орудий, и гарнизон из 11 тыс. моряков, частью вооруженных одним абордажным оружием, конечно, не в состоянии был выдержать удара 60-тысячной армии противника. Но высланные неприятелем на рекогносцировку офицеры были введены в заблуждение «декорацией», набросанною талантливой рукой Тотлебена, и донесли «о многочисленных и сильных земляных укреплениях левого фланга русских у северного укрепления». Сообщение это, в связи с заграждением входа на рейд затопленными судами Черноморского флота, заставило союзников отказаться от штурма, и, обойдя фланговым маршем Севастополь, они высадились против южной стороны.

12 сентября инженер-подполковник Тотлебен назначен был заведующим всеми оборонительными работами. Ему предстояла нелегкая задача: ввиду многочисленной неприятельской армии создать из Севастополя крепость. Успех казался немыслимым. 15 сентября Тотлебен написал жене письмо, прощаясь с семьей, так как всецело разделял единодушное решение гарнизона: после «русской защиты» умереть на позиции. Тем не менее он с полной энергией приступил к своей знаменитой «импровизации»; существовавшие до того времени образцы и схемы не могли быть полезны ему в этой совершенно необычайной обстановке; приходилось создавать нечто новое, импровизировать в полном смысле этого слова.

По недостатку времени и средств Тотлебену пришлось отказаться от мысли встретить неприятеля в отдалении от города, выдвинув укрепления на впереди лежащую, крайне выгодную местность, которую теперь приходилось уступить противнику. Не было времени и на основательное усиление уже существовавшей оборонительной линии; на первых порах надо было приложить все усилия к тому, чтобы заставить союзников отказаться от штурма, как удалось сделать это на северной стороне. Поэтому Тотлебен начал работы сразу на всей линии, с небольшой профили, обеспечивая сначала только прислугу при орудиях. Работа шла день и ночь. Главные оборонительные пункты связывались стрелковыми траншеями, наскоро присыпались барбеты к бастионам и усиливались фасы их; с судов свезены были орудия, усилившие фронтальную оборону позиций, причем их устанавливали, не дожидаясь окончания батарей. Упорный труд защитников увенчался полным успехом. Производимые неприятелем с дальнего расстояния рекогносцировки дали преувеличенное представление о силе этой внезапно почти выросшей сплошной оборонительной линии, вооруженной орудиями крупного калибра, и союзники решили подготовить штурм бомбардировкой, приступив к постройке осадных батарей. Со своей стороны, осажденные использовали данное им время, чтобы достойно приготовиться к предстоящему артиллерийскому состязанию, от исхода которого зависел штурм. С 14 сентября по 5 октября Тотлебеным было построено свыше 20 батарей, большей частью полевой профили, и усилено вооружение всей почти оборонительной линии, дабы оказалось возможным развить сильный фронтальный огонь.

5 октября произошло первое бомбардирование [177] Севастополя. На Городской стороне, благодаря сосредоточенному охватывающему огню, направленному Тотлебеным с оборонительной линии, наша артиллерия взяла верх над французской; но на Корабельной — перевес остался за англичанами. Линия наших укреплений пострадала сильно, так как грозные издали, но построенные на скорую руку батареи легко рассыпались под ударами неприятельских снарядов, а глиняная одежда амбразур обваливалась от собственных выстрелов, и их приходилось постоянно расчищать, неся сильные потери в людях. Тем не менее, поражение французских батарей заставило союзников и на этот раз отказаться от штурма, и в ночь на 6 октября против IV бастиона заложена была первая параллель: началась постепенная атака несуществующей крепости. С этого момента защитники Севастополя могли вздохнуть свободнее: первый, наиболее острый момент опасности миновал. Избранный неприятелем путь к овладению городом давал возможность укрепить его. В первую же ночь исправлены были все повреждения, причиненные бомбардировкой. Затем начались работы по усилению атакованного фронта. Несмотря на ежедневную канонаду, Тотлебен успел к 20 октября построить и вооружить 20 новых батарей, главным образом на Городской стороне, против французской атаки, так как англичане вели свои работы на Воронцовой горе очень вяло.

В ночь на 21 октября французы вывели свою третью параллель в 65 саженях от IV бастиона и приостановили работы. Тотлебен увидел в этом признак перехода к минной войне, немедленно приказал рыть пробные колодцы на дне рва и спешно стал подготовлять необходимые для закладки мин средства. В то же время перебежчики сообщили о готовящемся в ноябре штурме. Не надеясь, что нам удастся выдержать удар на передовой линии, Тотлебен приготовил к подорванию наиболее слабые — III и IV бастионы и, на случай отступления с Корабельной, стал приводить в оборонительное состояние морские казармы, с целью составить из них общий редут. На Городской стороне все ближайшие к IV и V бастионам здания были приведены в оборонительное положение; в более прочных постройках помещены каронады; выход из продольных улиц загражден баррикадами из камня, вооруженными орудиями малого калибра. Но штурм не состоялся.

Разыгравшееся 24 октября Инкерманское сражение убедило союзников в присутствии у нас значительных сил и заставило на время отказаться даже от решительного развития своих осадных работ и приступить к большему обеспечению своих позиций.

Во время Инкерманского боя Тотлебен был при войсках, на правом фланге. При отступлении он случайно попал на дорогу, где остановилась наша артиллерия, которой загородили путь повозки, разбитые английскими снарядами. Оставшаяся без прикрытия артиллерия легко могла попасть в руки английских стрелков, преследовавших по пятам отступавшие войска. Тотлебен немедля рассыпал в цепь оказавшуюся вблизи роту Углицкого полка, послал к адмиралу Истомину на Малахов курган донесение с просьбой о помощи и с подошедшими к этому времени двумя батальонами Владимирского полка и батальоном Бутырского атаковал англичан, бывших уже в нескольких шагах от орудий. Атака, поддержанная огнем четырех орудий, выдвинутых Тотлебеным на позицию, удалась в полной мере, и под её прикрытием прибывшие с Малахова саперы и матросы на руках вынесли пушки. Об этом случае в донесении главнокомандующего умалчивается. Командир Бутырского полка хотел возбудить ходатайство о присвоении Тотлебену мундира Бутырского полка, так как благодаря ему славный полк отличился ещё раз. Но из хлопот этих ничего не вышло. Временное ослабление действий противника после 24 октября дало возможность Тотлебену придать более солидный, долговременный характер наскоро построенным укреплениям. Но так как равномерно укрепить всю линию было решительно невозможно, принимая во внимание огромность протяжения её и условия местности, Тотлебен решил расположенные в главных пунктах её сильные укрепления сделать сомкнутыми (т.е. обеспечить с горжи). В случае прорыва неприятеля сквозь слабейшие промежуточные части оборонительной линии сомкнутые таким образом укрепления могли не бояться обхода с тыла и представлялось вполне возможным удержать их до подхода резервов. Вместе с тем подобная система давала возможность уменьшить число войск на оборонительной линии и усилить главные резервы, что неизбежно должно было повлечь за собой уменьшение потерь при ежедневных перестрелках. Таким образом, сомкнуты [178] были бастионы II, III, IV, V и Малахов курган, предназначенный служить главным опорным пунктом всей Корабельной стороны. Оборона Городской стороны усилена была устройством второй линии баррикад и 4 редутов. Значительные работы предприняты были также на северной стороне — на случай высадки союзников на Каче. Наряду с этим повсеместно усилены были профили, амбразуры обделаны прочными одеждами из фашин и туров; для войск устроены были блиндажи; улучшены сообщения.

Всю зиму осадные работы союзников подвигались крайне медленно. Тотлебен воспользовался этим, чтобы перейти к более активной обороне. Опыт кавказских войн убедил его в огромной пользе завалов, дающих возможность с близкого расстояния наблюдать за противником и беспокоить его ружейным огнем. С конца октября наши наблюдательные посты стали прикрываться ими (перед III и IV бастионами и перед Малаховым). Вскоре затем Тотлебен изменил характер этих завалов, обратив их в правильную систему ложементов. Представляя собой небольшие траншеи, ложементы закладывались летучей сапой впереди оборонительной линии — обыкновенно в две линии, в шахматном порядке: первая — для стрелков, вторая — для резервов. Первые ложементы заложены были в ночь с 20 на 21 ноября перед редутом Шварца, а затем широкая сеть их выдвинулась далеко вперёд, навстречу неприятельским подступам — на кладбищенской высоте и между кладбищем и Карантинной бухтой. С первых же дней сказалась значительная польза ложементов: стрелки наши поражали во фланг французские работы, в высшей степени затрудняя ведение их.

Не менее успешно применил Тотлебен к делу опыт минной войны, приобретенный им во время работ над трубной системой ген. Шильдера. К тому же он нашел себе в высшей степени дельного, энергичного помощника в лице штабс-капитана 4-го саперного батальона Мельникова. Под руководством Тотлебена, ежедневно посещавшего работы, Мельников вывел под дном рва IV бастиона, на глубине 21 фута, окружающую галерею, и к 18 января вышел из неё двумя слуховыми рукавами на 20 и 25 сажен. 18 января в рукаве на капитали бастиона в первый раз услышана была работа неприятельского минера, шедшего в том же слое, но ещё на далеком расстоянии. Не желая производить большого взрыва на поверхности, Тотлебен приказал, выделав комору и зарядив её 12 пудами пороха, ждать приближения противника. 22-го, когда ясно слышен был уже говор в неприятельской галерее, произведен был первый взрыв. Эта неожиданная встреча до такой степени поразила французов, что они, не пытаясь даже взрывом усиленных горнов на далекое расстояние разбить контрмины, поспешно отступили, заградив свою галерею действием малого горна, взорванного на расстоянии более 10 сажен от нашей воронки. Тотлебен двинулся вперёд, увенчал неприятельскую воронку, вывел вперёд рукав, взорвал ещё малый горн и 9 февраля захватил брошенный участок французской минной галереи. В конце января, с прибытием сильных подкреплений к союзникам и с приездом французского инженера генерала Ниеля, главную атаку решено было перенести на Корабельную сторону против Малахова кургана, и 21 января 1855 г. начаты были осадные работы в этом новом направлении. Как только выяснилось намерение неприятеля, Тотлебен сосредоточил все внимание своё на этом фронте, до сих пор игравшем второстепенную роль, а потому далеко не в должной степени усиленном. Даже высота в 250 саженей перед Малаховым, командовавшая над всей Корабельной стороной, до сих пор не была занята нашими войсками, хотя захват её атакующими самым гибельным образом отразился бы на ходе обороны. Но, чтобы не только занять, но и удержать за собой эту высоту, необходимо было в то же время утвердиться и на Килен-балочных высотах, чтобы не дать французам, выдвинувшись здесь, поражать её во фланг и в тыл. После подробной рекогносцировки Тотлебен 9 февраля вечером произвёл разбивку редута (названного Селенгинским), 4-угольного начертания, в 450 саженях от II бастиона. Несмотря на попытки французов помешать работам, к 16 февраля редут был вооружен и в ту же ночь в 100 саженях впереди и левее его заложен был второй «Волынский», законченный к 26-му. Для фланкирования его построена была несколько левее его батарея № 83; с фронта оба редута прикрылись сетью ложементов. Таким образом, новая позиция наша на Килен-балочных высотах составилась из трёх линий укреплений, и занятие её надолго отсрочило падение Малахова кургана. Обеспечив себя со стороны Килен-балочных высот, [179] обороняющийся приступил к занятию кургана впереди Малахова. В ночь на 27 февраля Тотлебен произвёл разбивку укрепления на нем, придав ему вид отрезного редана, открытого с горжи (линия огня 117 саж.). Важность этого укрепления, названного «Камчатским люнетом», немедленно оценена была французами и заставила их поспешить началом своей левой атаки на этом фронте. В ночь на 1 марта они заложили участок первой параллели и, несмотря на то, что выдвинутые вперёд на 150 сажен линии наших ложементов сильно затрудняли работу, к 9 марта ближайшие траншеи их были всего в 40 саженях от наших ложементов. Но к этому времени люнет был уже окончен и вооружен. Попытка овладеть нашими ложементами 10 марта окончилась неудачей.

К 28 марта Тотлебен обратил ложементы впереди редутов и Камчатского люнета в непрерывную сеть контрапрошных траншей; в обе стороны люнета выведены были траншеи: вправо — до Докова оврага, влево — до Килен-балки; впереди III бастиона устроены 2 линии траншей, причем левый фланг 2-й линии через Доков овраг связан с контрапрошами Камчатского люнета; наряду с этим, ожидая вторичного бомбардирования, Тотлебен укрепил бруствера и амбразуры на всей почти оборонительной линии, увеличил число блиндажей и пороховых погребов на батареях.

Его ожидания сбылись. Затруднения, которые на каждом шагу, благодаря распоряжениям Тотлебена, встречали осадные работы атаки, быстрое усиление Севастопольских твердынь заставили союзников вновь штурмовать, ослабив артиллерийскую оборону усиленным бомбардированием. 23 марта осадные батареи открыли сильный огонь, с перерывами продолжавшийся до 6 апреля. Но каждую ночь гарнизон исправлял причиненные бомбардировкой повреждения, и к утру оборонительная линия снова была в состоянии открыть огонь. За 10-дневное бомбардирование союзникам удалось привести в совершенное расстройство только IV бастион и устроить первую параллель в 200 саженях от Камчатского люнета. Но общая оборона не могла считаться значительно ослабленной, и штурм был отменен.

Работы последнего периода в известной степени обезопасили Корабельную сторону; наиболее слабым пунктом оборонительной линии являлся теперь IV бастион, полуразрушенный бомбардировкой: к овладению им и направились усилия неприятеля. 3 апреля французам удалось взорвать перед ним 3 усиленных горна на расстоянии 35 сажен от исходящего угла и 8-го, приведя бастион к молчанию, успели соединить воронки сапою и приспособить к ружейной обороне. Не меньшая опасность грозила бастиону и со стороны шедших к редуту Шварца осадных работ. Немедленно перенес Тотлебен всю свою деятельность на угрожаемый пункт. В ночь на 11 апреля он занял площадку впереди редута Шварца линией ложементов, выдвинув их на расстояние всего 50 сажен от неприятельских подступов. Но контрапроши, сослужившие незаменимую службу на левом фланге, на этот раз оказали только крупную услугу неприятелю. В ночь на 20 апреля французы атаковали их превосходными силами, выбили малочисленный гарнизон и за ночь успели обратить контрапроши против нас и соединить их со своими траншеями. Отдаленность резерва не дала возможности восстановить бой своевременно, а сделанная на следующий день попытка вернуть потерянные ложементы произведена была слишком незначительными силами и повела только к новым потерям. Таким образом, хотя и не по вине Тотлебена, контрапроши наши приблизили французов сразу на 50 сажен к нашей оборонительной линии. К счастью, неприятель не развил своего успеха, и до 9 мая все работы атаки свелись к устройству параллели на Килен-балочных высотах и новых батарей; задержкой этой мы обязаны ожиданию приезда императора Наполеона и прибытия новых подкреплений. Тотлебен использовал этот перерыв, сделав новую попытку остановить неприятельские подступы у редута Шварца. Он предложил военному совету занять кладбищенскую высоту впереди V бастиона, где до тех пор были только ложементы, и заложить на ней, параллельно ограде кладбища, траншею длиною около 200 сажен, левый фланг которой соединить ходом сообщения с люнетом № 7 (Белкина), образовав таким образом обширный плацдарм, состоящий из 2 фасов. Такое положение давало возможность фланговым огнем остановить подступы и затем атаковать с шансами на успех. Военный совет одобрил предложение Тотлебена, причем решено было, по совету ген. Хрулева, устроить контрапроши также у Карантинной бухты. Ночью 8 мая Тотлебен произвёл разбивку [180] линии траншей, а на следующую ночь начались работы, настолько скрытно, что неприятель обнаружил их только к утру, когда оба фаса плацдарма и соединительная траншея были открыты на расстоянии 450 сажен и на всем протяжении установлены туры с землей. Оцепив значение наших работ, французы решили обратить их в свою пользу и 10-го ночью атаковали. После упорной штыковой схватки русские были оттеснены, но Тотлебен двинул оставшийся в резерве батальон Орловского полка и восстановил бой. Плацдарм всю ночь переходил из рук в руки, и только перед рассветом французы отступили. Но главнокомандующий, предвидя, что атака возобновиться и защита плацдарма повлечет за собой крупные потери, приказал, в случае появления перед этим пунктом неприятеля в превосходных силах, отступить. В ночь на 11-е французы повторили попытку и почти без боя заняли траншеи. Контрапроши у Карантинной бухты были взяты французами ещё ночью 10-го. Таким образом, все соображения Тотлебена рушились, и контрапроши снова сослужили службу не нам, а неприятелю, сразу приблизив его на значительное расстояние.

25 мая началось третье бомбардирование, продолжавшееся и 26-го. К шести часам этого дня передовые укрепления нашего левого фланга были полуразрушены, в 6; ч. вечера союзники двинулись на штурм и после упорного боя овладели Килен-балочными редутами и Камчатским люнетом. Но ген. Пелисье не воспользовался подъемом духа в войсках, и вместо дальнейшего решительного штурма занялся подготовительными к нему работами, дав, таким образом, обороняющемуся возможность не только исправить повреждения, но и усилить наиболее угрожаемые пункты. Позиция между Доковым оврагом и рейдом усилена была постройкой большой фланкирующей батареи (Парижской); траншея между II и I бастионами приспособлена к артиллерийской обороне; на Корабельной стороне приступлено к возведению общего ретраншемента для доставления внутренней обороны всей оборонительной линии этой стороны и фланговой обороны Малахова кургана; во всех бастионах к траверсам и блиндажам стали присыпать банкеты.

5 июня бомбардировка возобновилась. Несмотря на то, что всю ночь не прекращался навесный огонь против Корабельной стороны, к 2 часам ночи гарнизон успел исправить все повреждения. После 2 часов, под личным наблюдением Тотлебена, продолжали насыпать барбеты в закруглении переднего фаса Малахова кургана, в то время как со стороны Килен-балки уже доносился гул приближавшихся неприятельских батальонов. В 3 часа ночи союзники бросились на штурм, но были повсюду отбиты. Атака на Малахов курган не удалась главным образом благодаря огню полевых орудий, только что установленных Тотлебеным на переднем фасе; действуя через банк, они имели большой обстрел. Большую помощь оказали также стрелки, размещенные Тотлебеным на траверсах. Во время боя Тотлебен был легко ранен в лицо над правым глазом жестянкой от картечи.

Потерпев 6 июня неудачу, союзники снова вернулись к своим работам. Не теряя времени, Тотлебен приступил к устройству обширной контрминной системы перед Малаховым. Кроме того, он решил придать перекрестную артиллерийскую оборону местности против II и III бастионов и Малахова, возведя на фасах ретраншемента Корабельной стороны сильные возвышенные батареи, и для обстреливания Камчатского люнета построить за оборонительной линией, на отлогости от III бастиона к Докову оврагу, ряд батарей. Но осуществить эти предположения Тотлебену не удалось. 8 июня вечером, спускаясь с Малахова к батарее Жерве, он был ранен штуцерной пулей в правую ногу навылет, с повреждением надкостной плевры. Рана приняла опасный характер; в течение двух месяцев Тотлебен только изредка мог выслушивать доклады и давать инструкции, не входя при этом в подробности. За это время ему пришлось перенести несколько операций. Нервная раздражительность его усилилась до того, что можно было опасаться осложнений в области мозговой. Хотя во дворе его дома неоднократно ложились снаряды, Тотлебен ни за что не соглашался переехать на северную сторону и был перенесен поэтому в казематированную Николаевскую батарею. Но значительное ухудшение здоровья заставило его, наконец, согласиться покинуть осажденный город, и он в полубесчувственном состоянии был перевезен в долину Бельбека, в 11 верстах от Севастополя, на хутор помещика Сарандинаки. Здесь заботливый уход и чистый воздух быстро восстановили его силы, и в августе он снова начинает [181] принимать деятельное участие в обороне Севастополя, снабжая подробными инструкциями и указаниями сменивших его инженеров. Но никакие инструкции не могли заменить личного присутствия Тотлебена на бастионах. С его уходом дело быстро шло к развязке. Перед боем на Черной речке главнокомандующий навестил Тотлебена, чтобы посоветоваться с ним относительно направления предполагаемой атаки. Тотлебен решительно высказался против выбранного военным советом направления и предлагал произвести атаку непременно внезапно, большими силами, между Килен-балкою и Лабораторной, последовательно овладевая Воронцовской высотой, Камчатским люнетом, редутом Виктории. Но кн. Горчаков, после некоторого колебания, подчинился мнению большинства и прибавил к ряду наших неудач ещё одну новую. 24 августа Тотлебен вернулся в Севастополь и поселился в одной из казарм Северного форта. С вала этого укрепления видел он 27-го падение Малахова кургана, на оборону которого было потрачено им столько сил. В седьмом часу вечера 27 августа началось отступление гарнизона с Южной стороны.

Много разногласий вызвало обсуждение деятельности Тотлебена за время достопамятной обороны Севастополя. В то время, как одни провозглашают его гениальным инженером, «умом Севастополя», всецело разделяя мнение Нахимова, говорившего, «а без Тотлебена мы бы пропали-с», другие осуждают едва не каждое из тех смелых новшеств, которые ввёл он при обороне совершенно беззащитного к началу обороны Севастополя. Больше всего вызвали нарекания ложементы и смыкание укреплений с горжи, чему, в частности, приписывали падение Малахова; указывалось, наконец, что, создавая свои земляные укрепления в виду неприятеля и делая их несокрушимыми путем постоянного исправления повреждений под неприятельским огнем, Тотлебен, в сущности, подставлял вместо окопов живую солдатскую грудь. Но вряд ли к этим тяжким упрекам можно отнестись серьезно. Не отрицая, конечно, что главная, быть может исключительная, заслуга беспримерного сопротивления Севастополя приходится на долю живой силы, что именно живая солдатская грудь, а не валы приковали войска союзников на одиннадцать месяцев к Севастополю, должно, тем не менее, признать, что свою задачу Тотлебен выполнил гениально. Отбросив всякие шаблоны, Тотлебен ломал линию огня по местному начертанию, стараясь усилить её фланговой обороной и избегая прямолинейных начертаний, всегда подвергающих обороняющегося напрасным потерям от анфиладных и рикошетных выстрелов; идеально определяя положение, он переносил свою деятельность попеременно на наиболее угрожаемые пункты и за все время осады производил только действительно необходимые в данный момент постройки, где возможно ограничиваясь только перерезкой амбразур и устройством кремальер; широко развитая им система контрапрошей перенесла на много дней борьбу далеко вперёд от главной оборонительной линии, сильно замедлив ведение подступов; минные же работы совершенно остановили подземную атаку французов, в рядах которых не нашлось достойного ему противника. Не выведи пуля Тотлебена из строя, быть может, самый исход осады был бы другим.

Труды Тотлебена при обороне Севастополя были оценены Государем и вознаграждены по заслугам: независимо от зачтения ему, наравне с прочими защитниками, считая по году за месяц, 10 лет, 6 месяцев, 15 дней службы, Тотлебен 18 октября 1854 г. был назначен флигель-адъютантом, 10 апреля 1855 г. произведен в генерал-майоры, с назначением в свиту Его Величества; 25 апреля имя и фамилию его повелено было начертать на мраморной доске в Николаевском инженерном училище; 6 мая он был зачислен в корпус военных инженеров; 15 июня получил орден Георгия 3-й ст., причем Горчаков, представляя к этой награде его и Васильчикова, писал Государю: «Cette d;coration ne les hononera pas, mais c'est elle plut;t qui sera honor;e en brillant sur leurs poitrines»; наконец, 30 августа Тотлебену Высочайше дарована была аренда на 12 лет по 1000 р. в год. После очищения Южной стороны Тотлебен, по просьбе кн. Горчакова, остался при армии. Распорядившись укреплением Северной стороны, Эдуард Иванович 2-го сентября через Бахчисарай отбыл в Симферополь, где рассчитывал провести зиму. Здоровье его восстановилось к этому времени окончательно, но ходить было ещё запрещено: даже по комнате он передвигался на костылях.

Укрепление крепостей державы. Инженерный департамент

9 сентября Горчаков вызвал Тотлебена в Николаев, куда 13 сентября должен был прибыть Государь. 12-го Тотлебен был уже в Николаеве; его тотчас же навестил вел. кн. Николай Николаевич. 14-го Тотлебен имел [182] счастье представиться императору, назначившего его на следующий день (15 сентября) своим генерал-адъютантом, а вскоре затем ему поручено было привести в оборонительное состояние Николаев, стратегическое значение которого после падения Севастополя ещё более возросло. Работы начались с той энергией и быстротой, с которой производились всегда работы под руководством Тотлебена: в начале ноября вооружены были уже береговые батареи по Бугу; доступы к ним со стороны реки прикрыты были подводными минами; сам Николаев обратился в обширный укрепленный лагерь. Государь, пробывший здесь 6 недель, лично следил за ходом работ, инженерной частью которых заведовал великий князь Николай Николаевич, при котором в звании помощника Его Высочества назначен был состоять Тотлебен.

По окончании кампании Тотлебену разрешено было вернуться в Петербург, где, по званию помощника генерал-инспектора по инженерной части, ему предстояло заведовать работами по укреплению Кронштадта. Осмотрев в конце октября укрепления Одессы, Тотлебен прибыл 14 ноября в Петербург Здесь ждал его восторженный прием, как со стороны начальствующих лиц, так и со стороны общества. 15 ноября его приветствовала депутация в составе всех чинов Инженерной академии и училища, фельдфебеля и 5 портупей-юнкеров кондукторской роты. 20-го в залах училища состоялся торжественный обед, который удостоил своим присутствием Августейший генерал-инспектор. Во время обеда начальник Главного штаба Его Императорского Величества по военно-учебной части, ген.-адъютант Ростовцев прочел два Высочайших повеления: о назначении Тотлебена почетным членом Николаевской Инженерной академии и о выставлении портрета его в здании Инженерного училища. Начальник училища, ген. Ломновский прочел журнал конференции 16 ноября 1855 г. о присуждении Тотлебену Михайловской премии не деньгами, а в виде медали, особо по этому случаю вычеканенной.

Но празднества и чествования не помешали Тотлебену немедленно приняться за исполнение Высочайше возложенного на него поручения — укрепления Кронштадта. Особенное внимание было обращено им на усиление Северного фарватера. За зиму поперек Северного рейда заложено было 5 батарей, на 15–25 орудий каждая. Впереди устроено временное заграждение из свай, которых за январь-февраль вбито было свыше 80 000. Однако ожидавшиеся на Балтийском море военные действия не состоялись: 18 марта 1856 г. был подписан Парижский мир.

16 мая 1856 г. Тотлебен был командирован для осмотра крепостей Балтийского побережья: Свеаборга, Ревеля, Риги и Балтийского порта. Поездка эта была для Тотлебена триумфальным шествием: в Риге и Ревеле он был встречен депутациями от магистрата, поднесшими грамоты на звание почетного гражданина указанных городов (еще по возвращении из Севастополя Тотлебен был занесен в списки потомственного дворянства рыцарств Лифляндии, Эстляндии, Семигалии и Эзельской провинции). Такой же восторженный прием был оказан ему и в Гельсингфорсе. По возвращении Тотлебен присутствовал на торжественном короновании императора Александра II в Москве, причем осчастливлен был новой Высочайшей милостью, орденом Св. Станислава 1-й ст.

16 сентября того же года Тотлебен выехал в командировку за границу, на 6 месяцев, в Германию, Францию, Бельгию и Италию, для лечения болезни и собрания сведений о тамошних крепостях, а в особенности об устройстве и управлении строительной части. На поездку эту ему было ассигновано, сверх содержания, 2000 р. Проведя зиму с семейством в Вене, Тотлебен весной выехал в Париж, где был радушно встречен недавними врагами. Император Наполеон принял его в особой аудиенции и долго беседовал о минувшей кампании. 5 апреля Тотлебен выехал в Тулон для встречи ехавшего в Париж вел. кн. Константина Николаевича и, вернувшись с ним в столицу Франции, принимал участие в целом ряде празднеств, которыми Наполеон чествовал своего высокого гостя. 20 мая Тотлебен выехал в Мец, оттуда на воды в Киссинген, куда прибыло из Швейцарии его семейство; затем, осенью, в Висбаден. Здесь во время прогулки Тотлебен упал с лошади и сломал руку. Пришлось просить продления отпуска. Военное министерство разрешило, но без сохранения содержания. Не имея средств, Тотлебен вынужден был перебраться в небольшую комнатку и жить, отказывая себе во всем. Из этого тяжелого положения выручила его Великая Княгиня Елена Павловна, узнавшая о нем через Висбаденский двор. Тотчас по Высочайшему повелению [183] Тотлебену было продолжено содержание, на лечение единовременно выдано 3 000 р., назначена пожизненная пенсия 2261 р. (содержание, которое Тотлебен получал в Севастополе). В 1858 г. Тотлебен посетил Бельгию, где в это время был на очереди вопрос об укреплении Антверпена. Тотлебен по предложению короля рассмотрел поданные на этот предмет проекты и решительно высказался за проект капитана Бриальмонта, который и был после этого принят, хотя большинство бельгийских инженеров его не одобряли. Обстоятельство это положило начало тесной дружбе Тотлебена с Бриальмонтом. Из Бельгии он проехал в Голландию и 1 октября 1858 г. вернулся в Петербург.

13 апреля 1859 г. Тотлебену пожалован был орден Св. Анны 1-й ст. 25 октября он был назначен директором Инженерного департамента, причем принял должность на условии дарования ему права распоряжаться личным составом корпуса военных инженеров (до того департамент ведал только постройками, а личный состав был в ведении штаба генерал-инспектора). 25 ноября 1861 г. Тотлебен был назначен управляющим штабом генерал-инспектора, а 26 января 1863 г. товарищем генерал-инспектора, в высшее заведование которого поступило Главное Инженерное управление, образованное из Инженерного департамента и штаба генерал-инспектора. Должность эту Тотлебен занимал до 1877 г. Таким образом, с 1859 по 1877 г. Тотлебен фактически стоял во главе Инженерного управления и его знаниям и энергии было открыто широкое поле деятельности.

Главное, почти исключительное внимание Тотлебена в этот период было обращено на завершение начатого императором Николаем дела устройства крепостной обороны наших границ, при Александре I ещё совершенно открытых. В 1862 г. Тотлебен представил военному министру обширную записку «Общий обзор состояния крепостей Империи и Царства Польского, с приблизительным исчислением расходов, потребных на приведение как фортификационных сооружений, так и артиллерийского вооружения их в такое состояние, чтобы крепости при современном усовершенствовании военного искусства соответствовали своему назначению». Записка эта послужила на много лет руководством при выполнении работ по усилению нашей оборонительной линии. Но осуществить предположения Тотлебена в полной мере — хотя они всецело одобрены были Государем — оказалось невозможным: положение финансов не позволяло и помышлять о каких-либо сверхсметных ассигнованиях, а Тотлебен требовал 48 млн. р. К тому же техника делала каждый год столь быстрые успехи, что в это переходное время представлялось рискованным предпринимать дорогостоящие постройки, так как через год они могли уже оказаться устаревшими. Ввиду этого Высочайше образованная в апреле 1862 г. комиссия, под председательством вел. кн. Константина Николаевича, после двух заседаний пришла к решению — выждать и работы производить только в двух важнейших пунктах нашей пограничной полосы: Кронштадте и Керчи. На эти крепости в течение многих лет и обращено было особое внимание Тотлебена. Осложнения с Францией, вызванные польским мятежом 1863 г., благоприятно повлияли на ход работ: опасения войны понудили к крупным ассигнованиям на укрепление Балтийского побережья, и Тотлебен удалось не только значительно усовершенствовать к осени 1863 г. Кронштадтские верки, но и укрепить устья Невы, построить батареи на Крестовском, Гутуевском и Канонерском островах, в Галерной гавани и Чекушах. В тот же год усилены крепости Выборг и Свеаборг, а около Тавастгуса построен укрепленный лагерь.

В дальнейшем кронштадтские укрепления усилены были бронею на некоторых фортах передовой линии, что являлось совершенною новостью. Ввиду особой трудности, которую представляло выполнение подобной работы в России, Тотлебеным образована была по этому вопросу особая комиссия при Главном Инженерном управлении. Что касается Керчи, то здесь закончена была постройка береговых батарей и уменьшение ширины пролива каменным заграждением, начатое ещё в 1856 г.; с сухого пути верки передовой линии были насыпаны в полную, а остальные — в уменьшенную профиль. Кроме того, за это время производились незначительные работы в крепостях: Динамюнде, Динабурге, Новогеоргиевске, Александровской цитадели, Замостье, Брест-Литовске, Николаеве. За производством вышеперечисленных работ Тотлебен следил лично, что заставляло его на целые месяцы отлучаться из Петербурга. Личное присутствие его, без сомнения, оказало большое влияние на скорость и качество работ, а во многих случаях не давало возможности возникнуть тем злоупотреблениям, [184] которые, к сожалению, слишком часто повторялись в то время и с которыми Тотлебен пытался бороться путем усиления окладов производителям работ. Во время своих объездов Тотлебен целый день проводил на постройках. Вставая в 4 часа утра, в 5 он был уже на месте и работал до 6-7 часов вечера, с перерывом от 11 до 12.

В 1867 г., проезжая через Киев, Тотлебен произвёл тщательную рекогносцировку окружающей местности и составил проект укреплений этого важного пункта. Он предложил весь город на Старом Киеве прикрыть достаточно сильной укрепленной позицией, устроив на ней несколько укреплений долговременного профиля, связанных между собой укреплениями временного профиля. В этом проекте Тотлебена, особенно в деталях его, без труда можно узнать знакомую схему Севастопольских укреплений; но этот второй Севастополь Тотлебен предлагал устроить среди мирного городского населения, при беспощадном нарушении материальных интересов городских обывателей. Немудрено поэтому, что новые эспланадные правила, предтеча будущих работ, утвержденные Государем 28 апреля 1870 г., вызвали целую бурю в обществе и печати. После посещения военным министром Киева (14 июня 1870 г.) и осмотра им позиции, которую Тотлебен намерен был занять укреплениями, новые эспланадные правила были отменены и проект Тотлебена не был осуществлен.

В общем, за время управления инженерным ведомством Тотлебену удалось выполнить 2/3 первоначально предложенных им работ, несмотря на отсутствие средств. То же отсутствие средств заставило его прекратить постройку всяких новых зданий и все имеющиеся средства употребить только на капитальный ремонт их; при этом ремонт строений, служащих для постоянного размещения войск, был передан самим войскам; совершенно бесполезные для военного ведомства здания были проданы.

Большое внимание было обращено Тотлебеным и на техническую часть. Зорко следя за всеми улучшениями, вносимыми в военное дело западно-европейской наукой, Тотлебен путем учреждения специальных комиссий и организации опытов старался сохранить за Россией тот перевес, который в области инженерного дела приобрела она над Западом во времена императора Николая. Из предпринятых в это время трудов заслуживают внимания: работы комиссии при техническом гальваническом заведении по вопросу о подводных минах, приведшие к созданию новых систем ударных пиротехнических и гальванических мин; опыты над устройством донных мин, взрываемых гальваническим током; опыты с подводной движущейся миной; опыты над различными способами установки и вынимания мин; приготовление нитроглицерина в порошкообразном виде; опыты над понтонами из котельного железа; выработка новых образцов шанцевого инструмента; опыты над бронею; опыты стрельбы по каменным эскарпным стенам; опыты над сопротивлением железной амбразурной обкладки действию 9-дюймовых снарядов нарезной пушки.

Не ограничиваясь специально инженерными вопросами, Тотлебен принимал живое участие и в деле вооружения наших крепостей. Он председательствовал в артиллерийской, инженерной комиссии, подробно разработавшей нормальный проект вооружения нарезными орудиями 7-ми сухопутных крепостей (Новогеоргиевск, Александровская цитадель, Ивангород, Брест-Литовск, Динабург, Киев, Бендеры) и приморских (Кронштадт, Выборг, Свеаборг, Динабург, Николаев, Керчь). Одновременно с нормальным вооружением, утвержденным в 1869 г., составлены были табели переходного вооружения, отличительная особенность которых заключалась в том, что на вооружение назначены были те орудия, которые имелись или ожидались в скором времени. С принятием новых орудий явилась необходимость определить также и состав нового осадного парка, для чего также была учреждена особая комиссия под председательством Тотлебена. Комиссия закончила свои работы в 1871 г., составив положение об осадных парках, утвержденное 25 мая 1871 г.

В области административной реформы, которыми так богата эпоха 60-х гг., шли помимо Тотлебена. Он не сочувствовал той ломке нашей военной организации, которая началась после крымского погрома. Тотлебен находил неразумным забвение исторически выработавшихся у нас за 50 лет основ военной организации, осуждал «искание света» на Западе, где, по наблюдениям его, военное дело стояло едва ли не на низшей, сравнительно с нами, ступени. Свои взгляды он высказывал открыто и громко, что создало ему репутацию [185] «тормоза в деле реформ» и «ограниченного сторонника николаевских порядков». Таким образом, реорганизация инженерного управления, новое положение о специальном образовании инженерных войск ничем не обязаны Тотлебену. Только в 1871 г. он председательствует в комиссии для разработки вопроса об организации инженерных войск, результатом трудов которой явилось введение в саперные бригады военно-телеграфных и железнодорожных частей.

Будучи прежде всего практиком, Тотлебен приложил особое старание к возможно большему развитию практических работ в инженерных войсках. Совместные занятия саперов с артиллерией, введенные императором Николаем ещё в 1851 г. в сводной саперной бригаде, а с 1861 г., стараниями ген. Кауфмана, — в Киевской бригаде, получили при Тотлебене более широкое применение в частях инженерного корпуса. Тот же практический характер старался он внести и в занятия будущих инженеров в Инженерной академии, которая с 1863 г. перешла в непосредственное его ведение как товарища генерал-инспектора. Это стремление привело в 1866 г. к преобразованию академии: курс был увеличен до 2; года, вследствие значительного расширения практических работ. Вообще, училищу и академии Тотлебен уделял много времени. Следя за курсом, просматривая программы, что зачастую приводило к личным переговорам с профессорами, Тотлебен ежегодно объяснял офицерам современное состояние верхов и артиллерийского вооружения наших крепостей, придавая этим объяснения вид настоящих лекций. Проекты старшего курса просматривались им лично.

Наряду с этим, надо отметить и старания Тотлебена поднять образовательный уровень офицеров инженерных войск. Главнейшие из принятых в этом направлении мер: 1) введение ежегодных экзаменационных задач, обязательных для всех инженерных и саперных офицеров, по специальным предметам и главным из вспомогательных (14 июля 1875 г.), 2) комплектование саперных офицеров исключительно питомцами Инженерного Училища.

Незадолго до войны 1877 г. Тотлебен возбудил вопрос об изъятии казарменной части из ведения Главного Инженерного Управления, так как при современной организации до половины общего числа инженерных офицеров были заняты делом, не имеющим ничего общего с их военной специальностью (заведование казармами, госпиталями и т.п.), и в случае войны невозможно было рассчитывать иметь достаточное число вполне подготовленных инженеров. Тотлебен предлагал выделить из состава Корпуса военных инженеров все дистанции и учреждения, заведующие воинскими зданиями вне крепостей, сосредоточить высшее заведывание ими в Главном управлении воинских зданий и комплектование чинов этих новых учреждений производить гражданскими инженерами и архитекторами. Этим путем являлась возможность сделать военных инженеров действительно военными, не отвлекая их гражданскими постройками, и наряду с основательным знанием специальности ознакомить их со строевой частью. Осложнения на Востоке помешали осуществлению предложенных Тотлебеным мер.

Свои теоретические фортификационные воззрения Тотлебен выразил в записке «о взаимных преимуществах полигонального и бастионного начертания», составленной по поводу статьи подполковника Фролова «Сравнительный очерк бастионной и полигональной фортификации» («Инж. журнал», 1863 г.), в предписанных Тотлебеным к руководству при составлении фортификационных проектов основных началах и, наконец, в замечаниях на отчеты о практических работах саперных бригад и приказах его по инженерному корпусу. Замечания его, по мысли генерала Тидебеля, были собраны и изданы в 1879 г. при Инженерной академии в виде особого литографированного сборника «Практические занятия по Инженерному корпусу и замечания товарища Е.И.В. генерал-инспектора по инженерной части генерал-адъютанта Тотлебена, с подробными последовательным и алфавитным указателями 1861–1877 гг.» /Составлено при Николаевской Инжен. академии Н. Кирпичевым (СПб., 1879). Под руководством Тотлебена составлен был атлас образцовых чертежей различных воинских зданий и деталей строений (к 1871 г. вышло 344 листа) и начато составление такого же атласа фортификационных построек. В 1863–1872 гг. вышло капитальное сочинение «Описание обороны Севастополя», составленное и изданное под руководством Тотлебена. Разнообразный состав сотрудников, неполнота бывших в распоряжении их материалов, трудность беспристрастной оценки ещё свежих [186] в то время событий отразились значительно на качестве этого огромного труда, сделав его весьма важным для изучения обороны в инженерном отношении — и только. Попытка сделать «Описание» полной историей Крымской войны должна быть признана неудавшейся.

Подводя итоги деятельности Тотлебена в долгий период его фактического руководства Инженерным корпусом, нельзя не признать, что результаты далеко не соответствуют тем ожиданиям, которые внушали энергия и талант Тотлебена, столь ярко выразившиеся в трудные севастопольские дни. Причина этого кроется как в недостатке времени, так и в обстановке, при которой ему приходилось работать. Проводя обыкновенно лето и осень в служебных поездках, Тотлебен ежегодно почти уезжал за границу для поправления здоровья, ухудшавшегося из года в год, и для осмотра крепостей и военных учреждений Запада. Так, в 1864 г. он посетил Бельгию и Англию, в 1865 был в Вене, в 1867 в Париже на выставке, в 1868 лечился в Мариенбаде, в 1869 — в Теплице, в 1872 г. осматривал поля главнейших сражений франко-прусской войны, в 1873 был на Всемирной выставке в Вене, в 1874 и 1876 гг. лечился на заграничных курортах. Таким образом, для работы канцелярской и кабинетной у него оставалось крайне мало времени, тем более что в Петербурге он тратил целые дни на присутствие на придворных торжествах, обедах, парадах, охотах. Тотлебен считал необходимым быть всегда «на виду», чтобы успешно бороться с происками его многочисленных врагов, не могших примириться с его быстрым возвышением. В этой борьбе «русского Вобана» с завистниками победа обыкновенно оставалась на его стороне. Государь постоянно оказывал Э.И. новые и новые знаки доверия и милости: в 1859 г. император поручил ему главное руководство занятиями цесаревича Николая Александровича военными науками и в особенности инженерным искусством; 13 апреля 1859 г. ему пожалован орден Св. Анны 1-й ст.; 27 августа 1861 г. — орден Св. Владимира 2-й ст. с мечами, при Милостивом рескрипте; 30 августа 1863 г. в изъявление Монаршего благоволения за поднесенный труд «Описание обороны Севастополя» Тотлебену пожаловано было 4 683 десятины 1800 саж. земли из казенных участков Самарской губернии; 4 апреля 1865 г. пожалован орден Белого Орла; 31 марта 1868 г. — орден Св. Александра Невского; 30 августа 1869 г. Тотлебен произведен в инженер-генералы; 23 ноября 1869 г., в день 50-летнего юбилея Главного Инженерного училища, зачислен в л.-гв. Саперный батальон; 28 марта 1871 г. ему пожалованы алмазы к ордену Александра Невского; 30 августа 1874 г. он награжден орденом Св. Владимира 1-й ст.

Независимо от наград высокое доверие Монарха выразилось и в призвании Тотлебена к трудам, не входившим в круг его обязанностей. Так, в начале 1873 г. Тотлебен участвовал в Особом Совещании о стратегическом положении России и об организации армии, работы которого легли в основу дальнейшей реорганизации нашей армии. Он участвовал также в заседаниях железнодорожного комитета (под председательством С. Г Строганова), на результатах трудов которого участие его, впрочем, сказалось мало, так как он обыкновенно расходился во мнениях с большинством; особенно активно проявил он своё несогласие с остальными в вопросе о продлении Лемберг-Черновицкой дороги до Одессы, выступив горячим сторонником указанного соединения с австрийской железнодорожной сетью. В 1874 г. Тотлебену поручены были переговоры с менонитами, выказавшими сильное стремление к выселению ввиду установления всесословной воинской повинности. 10 апреля Государь лично вручил ему инструкцию по этому поводу, и 11-го Тотлебен был уже в дороге. После долгих переговоров в Гальбштадте, главной менонитской колонии Таврической губернии, с вызванными туда депутатами и объезда 50-ти колоний Бердянского уезда Тотлебену удалось убедить большую часть общин остаться в России, что было выражено ими во всеподданнейшем адресе от 24 апреля. В этой поездке Тотлебен сильно простудился и, страдая невралгией левой руки, тем не менее отбыл к менонитам Волынской губернии, которые присоединились к решению своих таврических единоверцев. В результате не более одной десятой общего числа менонитов эмигрировало. 25 июня Тотлебен в Варшаве лично доложил Государю о достигнутом им успехе.

В 1867 г., по мысли императрицы Марии Александровны, Тотлебен занялся выработкой устава Общества попечения о раненых и больных воинах, причем ездил в Москву для совещаний с митрополитом Филаретом, горячо содействовавшим [187] этому делу. Успешное выполнение Высочайше возложенной на Тотлебена задачи давало ему право рассчитывать, что он будет назначен, по утверждении устава нового общества, его председателем. Но на этот раз победа осталась за его противниками, и председателем назначен был генерал-адъютант А.А. Зеленый.

Русско-турецкая война – командование обложением Плевны и войсками

Перед Восточной войной, в сентябре 1876 г. Тотлебен, живший в своем имении Кейданы (купленном Тотлебеным в 1867 г., когда его жена получила крупное наследство после смерти её отца), вызван был телеграммой в Ливадию к Государю и 27 сентября назначен главным распорядителем по обороне Черноморского побережья, с подчинением ему и морских сил. К 25 октября все было готово к встрече неприятеля в Керчи, Очакове, Одессе, Севастополе и Поти. Но в самый разгар деятельности Тотлебен был внезапно отозван в Петербург, так как мысль о назначении его главнокомандующим действующей армией, ввиду «сложных отношений», была оставлена. На оставление Тотлебена «не у дел» не малое влияние имело, конечно, и несочувствие его предстоявшей войне, о котором он всюду открыто заявлял. Со свойственной ему резкой прямотой Тотлебен говорил, что Россия не подготовлена к войне, что выгоднее затратить ассигнованные на войну миллионы на устройство флота, на постройку крепостей на западной границе, перевооружение армии, развитие железнодорожной сети и затем спокойно выжидать удобного политического момента для разрешения восточного вопроса. Первые успехи нашего оружия при начале кампании не заставили его переменить мнение; он утверждал, что положение дел на театре войны должно измениться, так как силы наши недостаточны, операционная линия не обеспечена, и указывал на необходимость устройства широкой и прочной базы, основательной артиллерийской подготовки атак и окапывания на позициях, что в тогдашних военных кругах считалось едва ли не трусостью.

Последующие события доказали, что Тотлебен не ошибался в своих предсказаниях, как не ошибся он в 1862 г., предсказывая Франции её грядущий погром. Плевненские неудачи напомнили о Тотлебене, и на совете 1 сентября, когда генералы отказались от мысли взять Плевну открытой силой, Государь приказал вызвать к армии Тотлебена. 15 сентября 1877 г. Тотлебен прибыл в Горный Студень, где находилась главная квартира. 16 состоялся совет, на котором было решено главным объектом действий в наступавший период избрать Плевну и отправить Тотлебена для ознакомления с положением дел у валов укрепленного лагеря Османа. 18 сентября Тотлебен был в Порадиме и в течение 4 дней рекогносцировал Плевну.

К приезду Тотлебена обстановка была следующая. Войска Западного отряда, силой около 78 тыс. при 404 орудиях, занимали позиции между дер. Вербицы и Тученицким оврагом. Позиции эти были усилены всего несколькими траншеями и батареями, а пехота армии занимала едва треть всей линии кругом Плевны. При войсках находился всего один саперный батальон и не было ни одного инженерного офицера. Действия артиллерии не были объединены; санитарная часть и снабжение организованы были до крайности плохо. «Печально смотреть на все эти бедствия, — писал Тотлебен, — остается только удивляться русскому солдату, с каким терпением и покорностью переносит он все лишения, голод и непогоду».

30 сентября подошли 1-й и 3-й гвардейские пехотные дивизии, гвардейская стрелковая бригада, гвардейский саперный батальон, дивизион конвоя Е.В.; в начале октября ожидались 2-я гвардейская пехотная и 2-я гвардейская кавалерийская дивизии; в 20 числах того же месяца — 3-я гренадерская, а позже 2-я гренадерская дивизии. С прибытием этих частей под Плевной должно было сосредоточиться до 160 тыс. русско-румынских войск. В Плевне у Османа-паши после 3-го штурма оставалось всего 32 тыс. Но, благодаря неудачным действиям нашей кавалерии на Софийском шоссе, блокадная линия постоянно прорывалась и турецкие транспорты свободно ходили между Плевной и Орхание, что давало туркам возможность постоянно усиливаться. 22 сентября, после доклада Тотлебена о результатах рекогносцировок, произведены были перемены в личном составе Западного отряда. Кн. Карл Румынский остался по-прежнему начальником Западного отряда, но помощником к нему назначен был Тотлебен, начальником штаба — кн. Имеретинский, начальником всей кавалерии — ген. Гурко. Таким образом, Тотлебен стал действительным начальником русских сил под Плевной.

Убедившись, что открытой силой Плевну не взять, Тотлебен отказался и от осады её, так как тяжелая работа и служба в передовых траншеях должны [188] были гибельно отозваться на санитарном состоянии и без того уже утомленных войск. К тому же, как в первом, так и во втором случае победа наша повела бы только к захвату валов Плевны, а не уничтожению армии Османа, которой открыты были пути отступления на Софию и Ловчу. Поэтому Тотлебен выбрал блокаду. По расчету его, у турок было не более как на 2 месяца продовольствия, и таким образом главное неудобство блокады — медленность — отпадало. Впрочем, весьма вероятно, что это осторожное, даже излишне осторожное решение подсказала Тотлебену боязнь неудачным боем затемнить тот ореол славы, который окружал его со времен Севастопольской обороны. Трудно допустить, чтобы Тотлебен при его ясном военном взгляде не видел тех вредных последствий, которые должно было иметь долгое бездействие нашей армии под Плевной и которые оно в действительности имело.

Три нелегкие задачи нужно было выполнить Тотлебену для осуществления своего плана: 1) сомкнуть блокадное кольцо, т.е. распространить блокаду на остальные две трети циркумвалационной линии, что сводилось к прочному захвату шоссе на Софию и Ловчу и дороги на Виддин; 2) улучшить во всех отношениях положение блокирующих войск и 3) укрепить в представлении окружавших его лиц идею о блокаде как лучшем и единственно верном пути к победе. Первая задача выполнена была быстро при доблестном участии прибывшей гвардии. 12 октября, в то время как произведенная Тотлебеным под Плевной демонстрация приковала ожиданием штурма войска Османа к валам укреплений, Гурко взял Горный Дубняк. 16-го, при такой же демонстрации, капитулировал под огнем нашей артиллерии Телиш. 20-го без боя был очищен турками Дольний Дубняк, и в тот же день передовые части 3-й гренадерской дивизии, подойдя к Горному Нетрополю, заперли дорогу на Виддин. В то же время части 4-й румынской дивизии, наступая от Вербицы, сомкнули кольцо блокады. К быстрым и сравнительно хорошим результатам привели и заботы Тотлебена об улучшении условий, в которых находились блокирующие войска. Западный отряд скоро почувствовал на себе спокойную, уверенную и заботливую руку. Особенное внимание Тотлебен обратил на устройство санитарной части, организовал вместе с тем более правильную эвакуацию больных. Нераспорядительность и злоупотребления интендантства заставили Тотлебена перейти к системе снабжения войск попечением самих войсковых начальников; это привело к значительному улучшению одежды и пищи; к середине октября были также готовы теплые землянки с печами и дверями.

Усилив позицию массою новых укреплений, Тотлебен ввёл значительные изменения в существовавших уже фортификационных постройках и в их расположении и объединил действия артиллерии боевой линии, установив строгое управление огнем и сосредоточив его на решительных пунктах.

Оставалось, таким образом, только спокойно выжидать результатов блокады. К этому и сводилась третья, и самая трудная, задача Тотлебена, так как главнокомандующий, Скобелев и Гурко, все стояли за энергичный образ действий, и только Государь, по-видимому, разделял взгляды Тотлебена. Крайняя самоуверенность и болезненное самолюбие придавали переговорам и совещаниям зачастую очень острый характер. Тем не менее ему удалось одержать верх на военном совете 4 октября, когда он настоял на отмене приказания об уходе гвардии на усиление Рущукского отряда, и 15-го, когда Скобелев снова поднял было вопрос о штурме. 17 октября Тотлебен узнал, что главнокомандующий, минуя его, отдал приказания ген. Лошкареву и сделал от себя лично некоторые распоряжения по войскам Гурко. Тотлебен тотчас же, через начальника штаба армии, попросил великого князя впредь не делать распоряжения помимо его, предупредив, что в противном случае он слагает с себя всякую ответственность за успех вверенного ему дела. Ввиде ответа на эту просьбу 19 октября состоялся приказ о разделении войск на Западном театре на 3 самостоятельных группы войск: 1) отряд, непосредственно облегающий Плевну (Карл Румынский и Тотлебен), 2) отряд, действующий на левом берегу Вида (Гурко) и 3) Сельви-Ловчинский отряд (Карцев). При этом Гурко подчинены были не только войска на левом берегу Вида, но и Медованский отряд ген. Бремзена, и все распоряжения по блокаде он, Гурко, получал лично от главнокомандующего или через полевой штаб.

Таким образом, с 19 октября во главе войск, блокировавших один и тот же укрепленный лагерь, при такой операции, как блокада, где важнее всего единство действий, поставлены были два независимых начальника, притом с диаметрально [189] противоположными взглядами и характерами: лихой, энергичный и предприимчивый кавалерист и спокойный, методичный и до крайности осторожный инженер, «неохотно уходивший в туманную даль смелых боевых решений». Началась неурядица, усилившаяся из-за болезни Тотлебена, которому пришлось слечь на неделю, после того как 23 октября на смотру его ударила лошадь. Прежде всего неурядица отразилась на устройстве блокадных линий. Несмотря на представления Тотлебена, Гурко неудачно выбрал направление своей блокадной линии, и правый фланг его ушел на три версты от левого фланга Тотлебена, образовав прорыв в кольце блокады. Чтобы вновь сомкнуть его, Тотлебену пришлось податься вперёд и занять высоту, прилегающую с северо-запада к дер. Брестовац. Но так как этой передовой позиции угрожали с правого фланга турецкие окопы, вынесенные на первый гребень Зеленых гор, ему пришлось овладеть и этим гребнем, что и было выполнено в боях 28 октября — 3 ноября. Не ускорив падения Плевны, это вынужденное движение вперёд заставило войска пережить месяц самого напряженного состояния, так как турецкие траншеи находились всего в 100 саженях.

Между тем отступление восточной турецкой армии к Разграду и Шумле, известие о формировании новой армии в окрестностях Софии и Орхание вызвали вновь опасения, что Сулейман, воспользовавшись железной дорогой Ямболи-Татар-Базарджик, перебросит часть своих сил через Балканы к Софии, соединится с вновь формируемыми войсками и двинет эту армию на выручку Плевны. Предвидя возможность такого движения, Тотлебен 22 октября представил Государю записку о необходимости заблаговременно образовать отдельный самостоятельный отряд для действий в поле на случай попытки турок освободить Плевну. 3 ноября вновь сформированный с этим назначением отряд под начальством Гурко двинулся к Балканам, и Тотлебен стал, наконец, полновластным распорядителем блокады.

Прежде всего он разбил блокадную линию на 6 участков и вверил оборону каждого отдельному начальнику. Всего на 47 верст обложения приходилось 125 тыс. чел. и 496 орудий, т.е. 3 тыс. штыков и сабель и свыше 10 орудий на версту. Так как, по мнению Тотлебена, попытка прорыва, которой должно было закончиться плевненское сидение, вернее всего будет произведена против 6-го участка (от ручья Дубняк до оврага Ганин дол), Тотлебен сосредоточил на нем наибольшее количество сил (43 бат., 24 эск., 148 орудий) и ввел серьезные поправки в системе бывших здесь укреплений, причем вся первая линия была построена заново и оборона усилена постройкой 9 новых батарей на 80 орудий, 5 отдельных укреплений и 1500 сажен боевых траншей. Но в пользование этой позицией Тотлебен все же допустил немало промахов, отразившихся на ходе боя, разыгравшегося здесь 28 ноября. К промахам этим надо отнести: многочисленность траншей и батарей, разбросанных на позиции, что предрешало разброс артиллерии и пехоты; многочисленность брошенных и не срытых укреплений (между линиями вообще и между старой и новой передовыми линиями в частности), стеснивших подход резервов и выезд на позицию более крупных артиллерийских масс, а во время боя послуживших опорными пунктами для турок; недостаточный вынос вперёд кавалерийских постов и исходившее отсюда недостаточное знакомство с местностью; незначительность фронтальной обороны впереди лежащей местности вследствие неправильных очертаний траншей, а отчасти и самого расположения их. 6 ноября весть о падении Карса снова подняла в главной квартире вопрос о штурме, и Тотлебену с трудом удалось отстоять принятую систему действий. Вскоре затем, воспользовавшись неудачей лейб-драгун под Новачином, встревожившей Государя, Тотлебен убедил его остановить готовившегося уже к переходу за Балканы Гурко, отряд которого он упорно считал не самостоятельным, а органически и идейно связанным с блокирующими войсками. После погрома под Еленой 23 ноября, возник вопрос о выделении части блокадной армии к стороне Елены и Осман-базара. Немалого труда стоило Тотлебену отговорить Государя от подобной меры, грозившей уничтожить все плоды долгого ожидания. Но это было последним усилием Тотлебена доставить полное и окончательное торжество своей идее: дни Плевны были сочтены. Осман готовился уже к прорыву, и в штабе знали об этом от дезертиров. Ещё 20 ноября Тотлебен разослал всем начальникам участков расчёт сосредоточения к угрожаемому пункту. 21-го Тотлебен объехал блокадную линию для фактической поверки составленных предположений; 22-го ноября с тою же целью произведен был маневр [190] в гвардейской дивизии, а в следующие дни в гренадерском корпусе и у румын. Накануне прорыва в главной квартире известен был не только пункт, но и час удара. Тотлебен ещё раз подтвердил приказ о поддержке войск VI участка войсками соседних; к моменту прорыва на левом берегу Вида должно было сосредоточиться 59 батальонов, т.е. 42% всего блокадного корпуса. Рано утром должен был явиться на левый берег и сам Тотлебен. Прорыв произошел в назначенный срок. Но, несмотря на предписания и предостережения Тотлебена, VI участок был застигнут атакой турок совершенно врасплох, и подоспевшим гренадерам удалось остановить Османа уже за второй линией наших окопов. После отчаянного боя турки в 2 часа пополудни 28 ноября положили оружие. В самом бою Тотлебен не участвовал, руководя наступлением русских войск по правому берегу Вида к брошенной Плевне. За Плевну Тотлебен был награжден орденом Св. Георгия 2-й ст.

29 ноября Государь сообщил Тотлебену, что поручает Восточный (Рущукский) отряд ему вместо цесаревича. Отправляясь к месту своего назначения, Тотлебен, с разрешения Государя, взял с собой в Рущукский отряд штаб, бывший у него под Плевной. Простившись 3 декабря с Карлом Румынским, который пожаловал ему при этом румынскую звезду 1-й ст., Тотлебен выехал в Боготу, где великий князь главнокомандующий передал ему письменное предположение о предстоящих действиях войск Восточного отряда. 8 декабря Тотлебен прибыл в Брестовец, главную квартиру цесаревича.

1 февраля 1878 г., по отъезде цесаревича, Тотлебен принял командование, но на следующий день, в самый разгар переговоров относительно вступления русских войск в Рущук, Тотлебеным получена была телеграмма, предписывавшая ему немедленно выехать в Петербург, сдав команду кн. Дондукову. Тотлебену было слишком больно отказаться от чести вступить во главе наших победоносных войск в Рущук, и он убедил Дондукова повременить принятием командования. 8 февраля состоялся торжественный въезд Тотлебена в город, а на следующий день он, во исполнение Высочайшей воли, выехал из армии в Петербург. Сюда он приехал совершенно больным: невралгия возобновилась, и он чувствовал себя настолько плохо, что в марте перестал даже выходить из дому и усиленно хлопотал о продолжительном заграничном отпуске.

11 марта Государь был в церкви Инженерного училища и оттуда прошел к Тотлебену. Он застал Э.И. погруженным в изучение плана Константинополя. Это навело разговор на тему о взятии Константинополя и мерах для закрытия Босфора для английского флота, стоявшего у Принцевых островов и грозившего прервать сообщения наши с портами Черного моря. Выполнение того и другого Тотлебен признавал вполне возможным. Государь приказал ему подать по этому поводу записку. Начались совещания в Зимнем дворце под председательством Государя. 6 апреля 1878 г., по Высочайшему повелению Тотлебен выехал в Сен-Стефано, куда прибыл 15 апреля. 16-го состоялся приказ о назначении его главнокомандующим действующей армии вместо великого князя, по расстроенному здоровью отозванного в Петербург.

Заветная мечта Тотлебена осуществилась: он стоял во главе славной русской армии и притом в такой момент, когда ворота Константинополя готовы были принять победителя. Но его излишняя осторожность и другие причины повели к тому, что своё командование он не ознаменовал ничем. Он отказался от исполнения проектов, которые в Петербурге казались ему легко выполнимыми; теперь, по ознакомлении с местными условиями, он нашел наиболее целесообразным отойти к Адрианополю по очищении турками Шумлы и Варны, обеспечив себе таким образом тыл. А за это время турки успели сосредоточить около Константинополя до 80 000; вокруг столицы, у Буюк-дере и Маслака выросли укрепленные позиции.

Только в самый последний момент у Тотлебена точно явилось раскаяние, что русская армия ничего не свершила под его начальством. Он всячески старается отдалить эвакуацию; в то же время он деятельно заботится об обеспечении болгарам возможности, подобно албанцам, отстаивать свою независимость; хлопочет об устранении европейских комиссаров от вмешательства в управление, о создании местной милиции с русскими кадрами и инструкциями. Эта заботливость об интересах населения нашла себе оценку в адресе, поднесенном ему перед его отъездом жителями Адрианополя всех национальностей. Всякого рода осложнения задержали Тотлебена в Адрианополе до 22 февраля 1879 г. На обратном пути в Россию он посетил Шипку, [191] Шумлу, Варну и через Одессу вернулся в Петербург (23 марта).

На службе после русско-турецкой войны

5 апреля 1879 г. Тотлебен был назначен генерал-губернатором в Одессу. 21 июня этого же года, за упразднением полевого управления бывшей действующей армии, он был отчислен от должности главнокомандующего с назначением членом Государственного Совета. 1 сентября того же года назначен был командующим войсками Одесского военного округа. 5 октября 1879 г., в день 25-летия со дня первой бомбардировки Севастополя, Тотлебен был возведен в графское достоинство.

По прибытии на место нового своего служения в Одессу (23 апреля 1879 г.) Тотлебен с чрезвычайным рвением приступил к исполнению главной задачи, возложенной на него при назначении генерал-губернатором, а именно к борьбе с крамолой. Обобщая длинный ряд мер, перечисляемых им в «Записке о положении края», представленной на Высочайшее усмотрение, можно сказать, что они сводятся к поголовной отдаче под усиленный надзор всех жителей, благонадежность которых не была вне всяких сомнений; полиция была значительно усилена командированными от войск чинами; наиболее опасные элементы, в числе 104 лиц, немедленно удалены, большей частью в Восточную Сибирь.

Ускорено производство наиболее выдающихся политических дел; все подсудимые признаны виновными и осуждены: 5 — на смертную казнь, 18 — на каторгу, 8 — на поселение. За прессой установлен самый бдительный надзор и «Крымский листок» закрыт ввиду вредного его направления. Власть губернаторов была усилена постановлением в зависимость от них всех назначений в губернии, не исключая и железнодорожной службы. Наконец, распространение слухов о предстоящем переделе земель причислено было к государственным преступлениям. Последние две меры поставили Комитет Министров при рассмотрении отчета в затруднительное положение: первая из них противоречила основным законам Империи, а вторая лишала действия правительства необходимого единства, так как в Харькове, например, за распространение слухов о переделе преследовали слабо или даже вовсе не преследовали. Между тем на отчете Тотлебена была уже положена резолюция Государя: «Все меры эти признаю дельными и целесообразными». Для установления на будущее время единства действий и разрешения ряда назревших вопросов в 1880 г. составлено было Особое Совещание под председательством гр. Валуева, к участию в котором были призваны и временные генерал-губернаторы. На заседании этого Совещания Тотлебен возбудил вопрос об учреждении на местах во временных генерал-губернаторствах смешанных комиссий из чинов судебного и жандармского ведомств, для ускорения производства дел о государственных преступлениях и для облегчения взаимного обмена сведений по этим делам между генерал-губернаторами. За проект этот высказывались генералы Чертков и Дондуков-Корсаков; но большинство было против и постановило усилить численный состав жандармов и судебного ведомства, а для облегчения справок сосредоточивать все данные по указанным делам в генерал-губернаторских управлениях.

18 мая 1880 г. Тотлебен был назначен Виленским, Ковенским и Гродненским генерал-губернатором и командующим войсками Виленского округа. Назначение это не вполне соответствовало его желаниям: он просился в Варшаву, но Государь нашел неудобным назначить «в первую линию» генерала, который в случае войны, несомненно, должен был принять командование армией. 1 июня Тотлебен вступил в должность. Но усилившаяся болезнь все меньше позволяла ему заниматься государственными делами, к которым Тотлебен к тому же чувствовал мало влечения; большую часть своего времени Тотлебен уделял вверенным ему войскам. В 1882 г. Тотлебен вынужден был уехать за границу для лечения. Но там к недугам его присоединилась ещё болезнь глаз, повлекшая за собой тяжелую операцию, произведенную в Вюрцбурге.

15 мая 1883 г., в день коронования императора Александра III, Тотлебен был обрадован последней своей наградой — бриллиантовыми знаками к ордену Св. Андрея Первозванного. Зиму он провёл в Висбадене; весной переехал в Соден, где 19 июня 1884 г. скончался после невыразимых страданий. Тело его перевезено было в Ригу для погребения на Петровском лютеранском кладбище. Но Государь нашел более соответственным, чтобы тело севастопольского героя покоилось у воздвигнутых им в памятные дни обороны валов, и 5 октября 1884 г. прах Тотлебена был опущен в могилу на Братском кладбище, о котором он так заботился при жизни. [192]

Личность Тотлебена в достаточной мере рельефно обрисовывается его деятельностью. Отзывы о нем современников не отличаются беспристрастностью — и притом в дурную сторону, так как его скорее боялись, чем любили. Его резкое обращение с окружающими, безграничная самоуверенность, убежденность в своем превосходстве, чего он не находил нужным скрывать, конечно, не могли способствовать возбуждению симпатии. В армии его не любили также, хотя ценили его неподкупную честность и постоянную заботливость о солдате: в нем не чувствовался русский человек; и в самом деле, его поклонение и покровительство всему немецкому выражалось иногда слишком ярко. Хладнокровный и мужественный в бою, Тотлебен не обладал, однако, талантом полководца, широкого стратегического взгляда у него не было; поэтому в деятельности его в русско-турецкую войну больше отрицательных, чем положительных сторон. Ещё больше темных сторон найдет, быть может, будущий историк в его административной деятельности. Но вокруг имени Тотлебена есть ореол, которого не могут затмить никакие ошибки: этот ореол — Севастополь.

——— • ———


Литература

— Шильдер. «Граф Эдуард Иванович Тотлебен. Его жизнь и деятельность. Биографический очерк». 2 тома. СПб., 1885–86.
— Brialmont. «Le general comte Totleben, sa vie et ses travaux». Bruxelles, 1885.
— M. Frolow. «Le general Totleben» («Nouvelle Revue», 1885).
— «Генерал-адъютант Тотлебен» («Живописный сборник», І857»).
— «Некоторые биографические данные и заметки о прежней служебной деятельности ген.-ад. Тотлебена» («Русский художественный листок», 1857, № 23).
— «Генерал-адъютант Тотлебен» («Живописная русская библиотека», 1856, т. 1, № 12).
— «Граф Э.И. Тотлебен» (биографический очерк) («Военный сборник», 1890, № 7).
— Воронов. «Граф Э.И. Тотлебен» («Русская старина», 1884, т. ХIII).
— «Эдуард Иванович Тотлебен» (некролог) («Исторический вестник», 1884, т. XVII).
— Оболенский. «Наброски из прошлого. Граф Тотлебен и М.Д. Скобелев» («Исторический вестник», 1895, т. LІХ).
— Оболенский. «Еще о Скобелеве и Тотлебене» (« Исторический вестник», 1895, т. LІХ).
— Неклюдов — Кайсаров. «К биографии Э.И. Тотлебена» («Исторический вестник», 1904, март).
— Мазлюкевич. «Опыты над трубною системою контрминной обороны, произведенные в 1844 и 1845 гг. в Киеве» («Инженерный журнал», 1876).
— Тотлебен. «Описание осады укрепленного селения Гергебиль в Дагестане в 1848 году».
— Тотлебен. «Осада и бомбардирование укрепления Чох в Дагестане в 1849 году (обе статьи — в сокращенном виде и без имени автора напечатаны в оффиц. отделе «Инженерный журнал», 1857, № 3 и 4; в полном виде в «Сборнике описаний осад и оборон крепостей», изданном по случаю 50-летнего юбилея Николаевской Инженерной академии и училища в 1869 г.).
— Малков. «О минных взрывах при осаде крепости Силистрии в 1854 г.» («Инженерный журнал», 1862, № 5).
— Малков. «О сообщениях и переправах через Дунай в 1854 году» («Инженерный журнал», 1863, №№ 5, 6).
— «Переход через ров укрепления Араб-Табии под Силистрией в 1854 году» («Инженерный журнал», 1863, № 5).
— Обзор войн России от Петра Великого до наших дней», под редакцией Лесра. Часть III. Кн. 1.
— Богданович. «Восточная война». 4 т., СПб., 1876.
— Дубровин. «Восточная война». СПб., 1878.
— Тотлебен. «Описание обороны Севастополя». СПб., 1863–1872.
— Маслов. «История крепостной войны». В. 1. Севастополь.
— Бельфор. СПб., 1900.
— Камовский. «Под гром Крымской войны. Дневник» («Русский вестник», 1877).
— Васильчиков. «Записки» («Русский архив», 1891, № 6).
— Вейгельт. «Осада Севастополя».
— Niel. «Siege de Sebastopol» («Journal des operations du genie»).
— Дубровин. «Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя». СПб., 1871–1872, 5 томов.
— Guerin. «Histoire de la derniere guerre de Russie».
— Kinglake «The invasion of the Crimea».
— Вроченский. «Севастопольский разгром».
— Меньков. «Записки».
— Ершов. «Севастопольские очерки».
— Орда. «Саперы в Севастополе» («Инженерный журнал», 1862, № 5).
— Хрущов. «Записки».
— Миллер. «История крепостной войны со времени введения огнестрельного оружия до 1880 года» (пер. Модраха).
— Попов. «Записки о пребывании в Крымской армии с 1 октября по 1 декабря 1854 г.» («Русская старина», 1878).
— Schroder. «Todleben und Sebaslopol» («Archiv f;r Artillerie und Ingenieur-Offiziere», l885).
— Алабин. «Четыре войны. Походные записки». Ч. III и IV.
— Гейсман. «Оборона Севастополя. По поводу соч. Алабина». СПб., 1893 г.
— «Из записок севастопольца» («Русский архив», 1867).
— «St. Petersburg zur zeit des Krim-Krieges» («Deutsche Revue», 1899, Juni)
— «Севастополь и его защитники в 1855 г. Из записок Н.А. Крыжановского» («Русская старина», 1886, т. 50).
— «Осажденный Севастополь в письмах убитого офицера (Комстадиуса)» («Русская старина», 1890, т. 60).
— Хрущов. «Выдержки из писем 1853–1859 гг.» («Русская старина», 1895, т. 75).
— «Южная армия и Крымская армия при кн. Меншикове. Из бумаг М.М. Попова» («Русская старина», 1893, т. 79).
— Афанасьев. «К истории Черноморского флота» («Русский архив», 1902. I-II).
— «Сборник рукописей о Севастопольской обороне».
— В. Аничков. «Истор. очерк Крымской экспедиции».
— «Несколько подробностей о жизни ген. Тотлебена в Севастополе» («Отечественные записки», 1857, СХІІ. № 5, отд. III).
— «Пребывание ген.-ад. Тотлебена на Бельбеке, во время лечения от раны» («Русский художественный листок», 1867, № 9).
— «Некоторые подробности жизни Тотлебена в Севастополе» («Русский инвалид», 1856, № 66).
— «Два празднества в честь севастопольских героев. Обед, данный ген.-ад. Тотлебену и князю Васильчикову» («Пант.», т. XXV, кн. I, отд. 3».
— Циммерман. «Заметка о Крымской войне». («Военный сборник», 1859, № 4).
— Орда. «Несколько слов о системе обороны Севастополя (по поводу статьи Циммермана)» («Военный сборник», 1850, № 8).
— Остен-Сакен, гр. «Оборона против нападающих на оборону Севастополя» («Военный сборник», 1861. № 2).
— Орда. «Заметка инженера о причинах взятия Малахова кургана» («Военный сборник», 1858, № 4).
— Артиллерист. «Несколько слов по поводу статьи Орды» («Военный сборник», 1859, № 7. Ответ на неё Орды в «Военном сборнике», 1859, № 11).
— «Праздники в честь ген.-ад. Тотлебена и ген.-лейт. Хрулева» («Русский инвалид», 1856, № 1).
— Обед, данный в честь Э.И. Тотлебена в Обществе любителей шахматной и военной игры в СПб. 5 декабря 1855 г. («СПб. ведомости». 1856, № 2).

Источникъ: А.А. Половцовъ, «Русскiй биографическiй словарь» (1896–1918).