Америка Юрия Вэлла

                Америка Юрия Вэлла.

 На 66-м году жизни ушел из жизни ненецкий поэт и писатель, оленевод и общественный деятель Юрий Кылевич Вэлла (Айваседа). Случилось это 12 сентября 2013 года.
…………………………………………………………………………………………………….

 ( Юрий Вэлла (Айваседа Юрий Кылевич)
Руководитель Нижневартовского филиала Обско-угорского института прикладных исследований и разработок
Почетный оленевод Ханты-Мансийского автономного округа - Югры
Почетный гражданин Нижневартовского района
Лауреат Российской литературной премии имени Д.Н. Мамина-Сибиряка
Лауреат международной премии Открытого общества «Фонда Сороса» за возрождение российской культуры
Лауреат международной литературной премии «Югра» за словарь топонимики «Река Аган со притоками» )
…………………………………………………………………………………………………………………………………

  Юрий Кылевич родился 12 марта 1948 г. в д. Варьеган Ханты-Мансийского автономного округа. Окончил Литературный институт им А.М. Горького. Был охотником, рыбаком, приемщиком рыбы, печником, звероводом, заведующим Красным чумом, воспитателем в интернате, председателем сельского Совета. Член ассоциации «Спасение Югры», основатель и директор этнографического музея под открытым небом в Варьегане, глубокий знаток и хранитель ненецкой и хантыйской культуры. Редактор и издатель газеты «Наша жизнь».

   Юрий Вэлла по-настоящему выдающийся поэт, писатель, гражданин, общественный деятель, хранитель богатейших духовных и культурных традиций своего народа. Талантливый человек с сильным характером, он наделял своих героев особым обаянием и независимым нравом. Из под его пера вышли книги «Белые крики» и «Вести из стойбища», «Охота на лебедей» и «Триптихи», «Поговори со мной: Книга ненецкого студента и для того, кто хотел бы послушать ненецкую душу» и «Земля Любви: диалоги», Автор писал на трех языках – русском, ненецком и хантыйском. Его произведения публиковались в журналах «Урал», «Север», «Нева», «Полярная звезда», «Дружба народов». Уход из жизни Юрия Вэлло – это невосполнимая утрата не только для малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, для всей российской культуры. Свой вклад он внес и в мировую культуру, его произведения переводились на семь языков мира на английский, венгерский, французский, немецкий, эстонский и другие. Свои произведения сам презентовал в Москве, Таллине и Париже.
   Юрий Вэлла был преданным сыном своего народа, горой стоял за сохранение национальных традиций. Основал этнографический музей под открытым небом и национальную школу, которая просуществовала больше 10 лет. В памяти людской он останется и его неутомимая деятельность ради утверждения справедливости на родной земле. В Югре Юрий Вэлло известен как борец за права коренных народов Севера, вести традиционное хозяйство. Он был главой Союза оленеводов частников и неоднократно выступал с критикой деятельности нефтяных компаний на родовых угодьях. Прославился на всю страну своими непростыми отношениями с нефтяниками – он устраивал пикеты, судился с ЛУКОЙЛом и даже выиграл у компании суд, по результатам которого отсудил у нее миллион рублей. За свою активную общественную деятельность стал лауреатом премии Сороса.

   При этом он придерживался традиционного образа жизни – жил на стойбище, занимался разведением оленей.

  Светлая память об этом замечательном мастере навсегда останется в сердцах его соплеменников, друзей, учеников и поклонников его таланта.
…………………………………………………………………………………………………………….

Пролог
 
Когда я был еще маленький, задал вопрос бабушке Ненги:
— Откуда появились люди на Земле — ненцы, ханты, русские, татары, американцы?..
Она ответила скоро и уверенно, как будто ответ этот был у нее припасен давно:
— Все люди, живущие на Земле, когда-то произошли от одной Матери и от одного Отца.
— Значит, бабушка, все люди на Земле родственники?
— Конечно!
— И иностранцы?..
— Сначала у Матери и Отца появились дети — мальчики и девочки. Потом у этих детей появились свои дети… Когда их стало много, им стало тесно жить на одном стойбище. И дети детей решили расселяться. Одни пошли на север, другие пошли на юг, третьи — на восход, а четвертые — на закат солнца. Когда они заселили всю сушу, то стали строить большие лодки, чтобы переплывать через моря и океаны. Новые земли своей растительностью, животным миром и особенностями местной погоды подсказывали людям новые слова, новые фразы… Вот мы — живем с оленями. Наш язык состоит из описания наших способов общения с оленем, климатических условий, в которых живут олени, из слов, связанных с рождением оленят. У человека, который пасет коров и лошадей, другие условия для рождения языка… А тот, кто каждый день кует железку, говорит на третьем языке… Тем, кто пришли на юг, солнце экватора поджарило кожу — их лица стали коричневыми. Те, кто пошли на восток, к восходящему солнцу, стали желтолицыми. А те, кто переплыли через Атлантику на запад, к закатному солнцу, стали краснокожими. Иная земля и иное дело рождали новые языки. Но все эти языки связаны между собой тонкими нитями — нитями родства. Потому что все мы когда-то произошли от одной Матери и от одного Отца.
— Значит, бабушка, если внимательно вслушаться, если очень внимательно вдуматься, можно понять любой язык, можно общаться с любым человеком?..
— Правильно, внучек! Поэтому будь внимателен к собеседнику…
 
21 мая 2010 г.
Стойбище на Тюйтяхе
 
 
Ворон
Записки ненца, побывавшего в Америке в гостях у индейцев
 
Мой родственник Ханя, младший брат моей бабушки Ненги, по ее словам, “оленей не пас, охотиться не умел, рыбачить не любил”. Для ненцев и ханты реки Агана он был никчемным человеком.
Но отыскал он себе почетное место среди “Умных красных” — он депутатствовал. Он на нашем стойбище был единственным, кто побывал в больших городах дальше Сургута и “Ханты-Мынчингпахански” (так звучало название в его повествованиях), его приглашали в “Золотые царские палаты” в самой “Москуй-столице” пить чай и произносить мудрые речи.
Возвращаясь из поездок, он красочно рассказывал о своих похождениях. О том, как он вырос от обычного “кумуниса” до “типуката”.
За то, что он в своей жизни ничего полезного не сделал для стойбища, для семьи, для братьев и сестер, для родителей, за то, что он имел страсть к странствиям, за то, что он избежал участия в войнах и, возможно, поэтому долго жил, к концу жизни его прозвали Вороном. А жил он от начала века до самой перестройки. Он и внешне уже стал похож на ворона. Ссутулился, стал маленький ростом и ходил в черной, старенькой, видавшей виды, кожаной потрепанной малице, без верхницы…
Я подумал, как бы он рассказал о своей поездке в Штаты, если бы вместо меня сюда, в Америку, попал он.
 
Прилетели мы в аэропорт Вашингтона, а чемоданы и сумки нашей маленькой группы в другой терминал ушли. Все пассажиры российского рейса уже уехали из аэропорта, а я служителя афроамериканца донимал: “Найди мой багаж!”.
Пока сквозь аэропорт мы до выхода продвигались, несколько таможен проходили. Сумки наши и чемоданы заставляли несколько раз на ленту транспортерную для антитеррористического досмотра ставить. И снова на каком-то этапе мы со своим багажом разошлись.
Теперь я обратился к служителю афроамериканке: “Найди мой багаж!” Нашла! Оказывается, наш багаж снова уехал в другой терминал аэропорта. На этот раз мы сами на метро-поезде уехали за своим багажом. Потому что, как объяснила служитель афроамериканка, на наших сумках и чемоданах приклеены бирки того, другого терминала, это мы сами не на тот терминал попали. И наш багаж каждый раз, когда мы будем ставить его на таможенную транспортерную ленту, будет уходить в тот терминал, потому что на наших сумках-чемоданах и на наших билетах приклеены бирки того терминала.
Меня в Белый дом звали, чай пить, умные речи говорить. Уговаривали. Не пошел я. Не поддался я. Да, пошли они в туды-т твою, в растуды-т!..
— Своих Умных не имеете, так чужие умные мысли хотите присвоить?..
Гостиница, в которой я ночевал, именуется “Два лебедя”. В фойе маленький бассейн, а в бассейне том два лебедя плавают.
Утром, когда завтракал, я попытался пообщаться с местными лебедями на языке наших сибирских кликунов. Лебедь-отец не реагировал на мой голос. Лебедь-мать в ответ на мои призывы скромно пококетничала, отозвалась, но когда я увлекся чересчур, и она замолчала. Вероятно, поняла, что я — иностранец, что у нас в российской Сибири нет законов о сексуальных посягательствах. Пощадила меня и, чтобы окружающие не сочли мой поступок домогательствами, медленно удалилась в дальний конец бассейна.
Стоял я на высоком крыльце конгресса США, что на Капитолийском холме. Мимо меня колонна демонстрантов прошествовала. Монахи из Индии требовали себе самостоятельного государственного статуса. Вероятно, требовать себе особого статуса легче в чужой стране, чем в своей?..
В Вашингтоне посетил я мемориальный Кеннеди-центр. На маленькой сцене японские танцовщицы в национальной одежде, готовясь к показу своей оперы, репетировали фрагмент своего танца. Та японочка, что танцевала с краю, держась за веер подруги, кокетливо продемонстрировала мне из-под подола кимоно свою пятку. Пятка ее не походила на пятки наших ненецких женщин, она походила на пятки хантыек. А лицо ее было нашим — ненецким.
— Здравствуй, родственница, и ты сюда, в Страну свободы, добралась?!
Когда мы стояли на балконе Кеннеди-центра в ожидании нашего гида с машиной и смотрели на реку, по которой степенно проплывали: теплоходик прогулочный, гордая яхта, стремительная байдарка с восемью гребцами, бултыхалась двухвесельная плоскодоночка, близко возле нас пролетела обычная серая кряква. Я поприветствовал ее по-ненецки...
А когда я хотел это же самое сделать по-хантыйски, то сразу хантыйского имени кряквы не мог вспомнить. Приеду домой, надо пообщаться с родственниками ханты, а то язык забывать стал…
Вечером перед сном вспомнил, что крякву по-хантыйски зовут: тшотш.
 
Проводником, гидом и водителем в Вашингтоне у нас был молодой якут Жоргал. Точнее сказать, бурято-якут — сын российского бурята и российской якутки, специалист по радиотелефонной связи. Внешне он больше похож на бурята, а характер — якутский.
Молодая якутка Вера после учебного заведения не смогла устроиться на работу по специальности. Тут на глаза в интернете попалось объявление, что требуется молодой специалист… в Соединенные Штаты. Была — не была, отправила копии документов. Среагировали, прислали анкету. Одним из решающих факторов было знание английского языка. Никто не обратил внимания на ее происхождение. Короче говоря, оформление загранпаспорта заняло больше времени, чем переписка с работодателем.
Через год ее друг Жоргал, молодой человек, взял отпуск, приехал в гости. Поженились. Остался. В Штатах молодые специалисты на дороге не валяются.
Сейчас у них трое детей, учатся в американской школе. А в семье они общаются на русском и якутском языках.
Вечером, перед отлетом в город Санта Фе, что в Нью Мексике, были в гостях у Маржори Мандельштам, она — доктор наук по этнографии Джорджтаунского университате. Оказывается, мы с ней уже встречались раньше в Москве. Она меня признала, а я ее — не сразу. Только после того, как напомнила мне о нашем чаепитии с Галиной Старовойтовой в конце девяностых годов (у меня дома фотография о той встрече имеется), я стал припоминать Маржори.
Вокруг дома лесок, а в том лесочке зайчонок живет. Он в тот вечер из кучи хвороста специально на нас поглядеть вылез.
— Привет тебе, Косой — Американец-косой! Любопытен ты, братец, однако, ушастый и глазастый! Не поворачивайся ко мне задом, по-ненецки это не принято, не показывай мне свою жопку, прижми ее к земле...
И заяц был вынужден сидеть, прижав зад к земле, хотя ему очень хотелось бежать.
В аэропорту Далласа, где у нас была промежуточная пересадка, молодой индеец, одетый в европейскую одежду, задержал на мне свой взгляд, а потом чуть заметно кивнул. Узнал родственника! Я его тоже поприветствовал…
Почтенный индеец в мексиканской широкополой шляпе тоже улыбнулся мне в самолете. Так что здесь, в Америке, я чувствую себя как местный житель, как представитель Первой нации.
 
На первый ужин в городе Санта-Фе, здесь, на родине предков племени пуэбло, нас накормили супчиком (он оказался немного острым) и гуляшиком с макаронами (я не уверен, что блюдо именно так называется). Но на столе совсем не было хлеба.
Я сидел лицом к окну, глядящему на закат. Левей заката на горизонте виднелась Мать-гора — священная гора местных индейцев, — и я мысленно дух нашей трапезы адресовал здешним богам, восседающим на этой горе, на то, чтоб здешняя земля, на время нашего пребывания, была к нам благосклонна…
Но после еды я все-таки не выдержал и попросил хозяев, чтобы к следующей нашей трапезе на столе хлеб был, ибо (я объяснил им) хоть наши дальние предки и не знали хлеба, мы же, сегодняшние ненцы и ханты, без хлеба чувствуем себя тоскливо. Ведь сегодня мы живем в окружении русских, перенимаем (хоть и сопротивляемся) их образ жизни. А у наших русских главная поговорка: “Хлеб — всему голова”.
 
Сегодня общался со студентами-индейцами из университета IAIA1  и их преподавателями-профессорами. Больше говорили о моей земле, о моих родственниках, о наших ритуалах. Мы подробно рассказали о хантыйском Медвежьем игрище — как о примере драматического произведения, которое включает в себя сцены — по сути дела, самостоятельные пьески, — в которых разрешается участвовать и нам, инородцам-ненцам… Мы говорили о Медвежьем игрище как об эпическом произведении, где повествуется о происхождении всего живого на земле… В конце нашей беседы они благодарили и славили меня, моих родственников и наших богов.
Здесь многие мероприятия начинались с молитв. Я мысленно отодвигался в сторону, чтоб не мешать им. По нашим обычаям, это надо делать на новолуние или на полнолуние. А сейчас луна в последней стадии убывания.
На закате солнца одинокий черный ворон пролетел мимо нашей хижины со стороны города вверх по склону горы, вероятно, на ночлег. Мне показался он знакомым. Это, наверное, тот подросток, который родился невдалеке от нашего стойбища, там, на Тюйтяхе, два года назад и который в прошлом году, пролетая надо мной, какнул мне на плечо.
Нет, я его тогда прекрасно понял, он не хотел оскорбить меня, он просто очень хотел, чтоб я его запомнил. Он с тех пор часто меня сопровождает в дальних поездках.
В начале зимы, когда я был в гостях у студентов и преподавателей Нарьян-Мара, мы совершили поездку на снегоходах к современному местному шаману. Так этот ворон тогда сел на макушку чума, подал голос и какнул в верхнее отверстие, в священную горловину чума, попав прямо на пышущую жаром печку. И когда печка в ответ зашипела недовольно, шаман успокоил всех, сказав, что это добрый знак. Но я-то знал тогда, что это шалости моего вороненка, что таким способом он мне дал знак о себе…
— Привет, тебе! Так ты и сюда добрался за мной?..
Сегодня утром рано встречал солнце. Оно появилось на вершинах гор за долиной, в которой расположен Санта-Фе.
И в это время два ворона спустились в долину, мимо меня, мимо нашей хижины. Задний — это мой вороненок.
— Пройдоха!.. Успел!.. Нашел себе подругу среди местных!.. Это, вероятно, она тебя повела на завтрак в город?..
 
Университет IAIA для студентов-индейцев. В литературной группе преподавателя Сьюзен мы говорили о поэзии, о ценности родных языков в мировой поэзии.
Молодому поэту, пишущему на английском и игнорирующему свой язык, я сказал:
— Десять тысяч лет назад в человеческой цивилизации каждый, кто умел говорить складно, признавался гением. Пять тысяч лет назад был признан гением каждый поэт. Тысячу лет назад — только каждый десятый поэт мог считать себя гениальным. Сегодня в литературах больших языков из тысячи поэтов трудно найти хотя бы одного настоящего гения. Потому что поэтические возможности больших языков почти исчерпаны. Трудней стало находить новый, свежий, не использованный ранее поэтический образ. Сегодня наши младописьменные языки способны привнести в мировую литературу свежие поэтические образы, свежее поэтическое мировоззрение, новое поэтическое Слово.
Во время обеда в студенческой столовой набрал еды и приготовился “расслабить брюхо”. Но не тут-то было! Половину продуктов пришлось оставить — очень для меня острая пища оказалась.
Может быть, и в других своих делах здешние жители так же остры и горячи?..
 
Мой американский родственник-поэт Шервин Битсуи читает вслух свои стихи. Продемонстрировал свое самое короткое стихотворение — семь раз произнес на своем языке, на языке племени навахо, одно и то же слово, которое на бумаге должно писаться столбиком:
to’
to’
to’
to’
to’
to’
to’
Затем он это слово повторил на государственном английском, и мы все узнали, что оно означает: “вода”. Я мысленно это же самое семь наших священных раз выразил на своем ненецком языке:
ви’
ви’
ви’
ви’
ви’
ви’
ви’
Также я мысленно это произнес по-русски. Мне стало очевидно, что на наших малых языках это более походит на капанье, журчание по камням и переливание ручья сквозь корневища деревьев.
Потом, в перерыве занятий, встал я в позу автора и повторил это же вслух для себя на языке моей жены — мне кажется, получился удачный дружеский шарж. Если будет подходящий момент — продемонстрирую моему родственнику-поэту…
 
Днем с юга, с юго-востока дует резкий ветер, прохладно. Подумал: здесь же до экватора рукой подать, со стороны Мексики жаркий воздух должен был дуть. Спросил у местных. Оказывается, плоская долина, на которой расположен город Санта-Фе, находится на высоте около 7000 футов (около 2500 м).
То-то, я подумал, чего это мне все время хочется глубже вдохнуть воздуха? — мы в высокогорье, кислорода не хватает…
 
Чтобы местные микробы от меня шарахались, я каждый раз просил у официанта лимон к чаю. А так как не знаю языка, я выражал свою просьбу гримасой. Я старался изо всех сил, чтобы лицо очень точно выражало, словно мне в рот попал очень кислый лимон. Так как моя просьба всегда удовлетворялась, значит, лицо мое очень точно выражало тонкости языка чужеземного…
Вечером мы посетили ресторан на Плаза, главной площади города Санта-Фе. В ресторане я обратил внимание на некоторых посетителей, заказавших к ужину вино. Люди были веселы, но я не видел ни одного выходящего из ресторана пьяной походкой…
Перед сном думал о своих родственниках. Вспоминал времена, когда моих предков насильно переводили от кочевой жизни к оседлой, как весной с открытием навигации первая баржа приходила в колхозную деревню с водкой вместо муки и чая, как плакал я, когда не было в деревне ни одного трезвого родственника, и написал сегодня строки:
Путь от кочевой жизни к оседлой
 
1. На стойбище соседа:
Открою одну дверь –
Женщина протянет кусок рыбы.
Открою вторую дверь –
Женщина протянет кусок мяса.
В третьем доме для меня
Женщина согласится разделить трапезу.
 
2. На родном стойбище:
Открою одну дверь –
Женщина протянет кусок хлеба.
Открою вторую дверь –
Женщина протянет кусок пирога.
В третьем доме для меня
Женщина подоит дитя коровы.
 
3. В соседней деревне:
Открою одну дверь –
Женщина протянет кружку пива.
Открою вторую дверь –
Женщина предложит отведать водки.
В третьем доме для меня
Женщина в день рождения устроит попойку.
 
4. В родном селе:
Открою одну дверь –
Женщина предложит мне опохмелиться.
Открою вторую дверь –
Женщина предложит обмыть ее новую покупку.
В третьем доме со мной
Женщина будет каждодневно пьянствовать.
 
5. Эпилог:
Сумею ли я
Когда-нибудь
Вернуться к началу пути?
 
Сегодня у меня брали интервью, и один из вопросов был задан о нитях родства между коренными народами Америки и российской Сибири. Я сказал:
— Генетическими поисками родства пусть ученые-генетики занимаются. Этнографы и лингвисты, сравнивая языки, часто запутываются в заимствованных словах. Мы, писатели, должны искать родство в Слове. Я думаю, что истинное родство разноязыких народов проявляется в поэзии, в чувствах, побуждаемых поэзией, не в отдельных словах и строках, а за словами или между строк — там, где поэт глубоко прячет свое сокровенное или чуть-чуть приоткрывает свое нечто тайное и сакральное, доступное и понятное возвышенным душам любой национальности…
Давайте поговорим на этом уровне!..
 
После поэтического вечера, перед сном, мысленно пообщался с тобой… Обычно уже через три дня разлуки начинаю скучать. Тогда я обращаюсь к твоему языку и мысленно начинаю с тобой общаться на твоем языке. Помогает!..
Впервые это случилось, когда я учился в Литинституте. На третий день нашей учебной сессии я впервые мысленно общался с тобой на твоем языке. Для этого не обязательно знать весь язык — достаточно хотя бы одного слова.
Я ясно ощущал твои прикосновения…
В ответ я коснулся твоего плеча, руки, кисти и далее по пальцам до самых кончиков… Здесь я всегда получаю от тебя нечто наподобие слабого электрического разряда… Потом снова: плечо, шея, средним пальцем затылок, а большим — мочку уха… Это только начало, а дальше…
В прошлый раз, когда мы встретились, ты мне поведала, что на третий день моего отъезда ты тоже мысленно общалась со мной и, как во сне, ощущала мои тайные прикосновения…
Потом в нашей жизни это стало повторяться часто, на охоте, в командировках, в загранпоездках. Особенно ярко это я ощущал в Канаде и здесь, в Санта-Фе…
Вероятно, на противоположных сторонах планеты при помощи магнитных полей воображаемые прикосновения можно чувствовать ярче. Вероятно, есть в окружающем мире такие каналы, такие волны, такие нити, по которым два человека могут не только без телефона общаться друг с другом, но способны даже совершать невидимые таинственные прикосновения. Это — не шаманство. Это — то родство, которое невидимо существует между двумя особями разной национальности. Это — обычные способности, подаренные человеку Природой. Ведь возможности реальных телесных прикосновений ограниченны. Возможности мысленных, воображаемых прикосновений — безграничны. Они зависят от широты ваших фантазий…
 
Ночью мне приснился сон о том, что я удачно выменял у местного индейца конскую шкуру, дав взамен лыжи-подволоки. Днем, когда проезжали через индейскую деревню, я видел несколько лошадей.
А действительно, дадут ли мне на таможнях вывезти конскую шкуру для изготовления лыж-подволок?..
 
Директор школы в резервации хемес пуэбло2  рассказал, что он кое-что знает о Сибири. Когда был маленьким, его пугали советской Сибирью, говорили: “Будешь себя плохо вести, тебя в Сибирь отправят”.
Сейчас он мечтает повидать российскую Сибирь. Я ему сказал:
— Но для этого, вам надо всего-навсего себя плохо вести!
Ученики его школы дружно засмеялись. А сам директор от радости в ладоши захлопал…
У них, оказывается, много президентов. Нынче за день здоровался с несколькими из них: с президентом университета IAIA, с президентом школы поэзии в колледже и с президентом индейской деревни в резервации. Но во всех этих учреждениях имеются еще исполнительные должности для повседневной работы.
Хорошая должность президента, почетная. Уважение изнутри от родственников-соплеменников, от подопечных студентов и учеников, а также почтение от внешнего мира, от гостей и деловых партнеров. Не надо напрягаться физическим трудом, только научиться читать молитвы и приветствия.
Приеду на свое стойбище, обращусь к своим родственникам, чтоб и меня тоже стали именовать президентом нашего рода…
Вождь местного племени всю лысину мне облобызал. Потом мне досталось еще от местных красавиц. Так что я здесь получаю солидную порцию почтения!
 
Сегодня местные повезли нас в государственный природный парк. Это древние места жизни индейского племени валатова, которые якобы произошли из-под земли. На въезде с нас должны были взять плату за посещение парка, за экскурсию. Мы уже раскошелились было, но служитель сказал, что сегодня въезд бесплатный. Еще утром власти оповестили, что “в связи с приездом в Штаты представителей сибирских народов” на неделю въезд в парк — за счет государства.
— Молодец, Обама-леворукий, знает, кого надо уважать! Мы тебе не всякие там фигли-мигли! Если пожелаешь, на обратном пути через Вашингтон обязательно зайду чай попить… Я, признаюсь, тебя тоже зауважал!..
 
В первый день наша хозяйка Беверли Моррис рассказывала, что ограда проволочная вокруг хижины установлена для безопасности оленей, которые живут здесь в дикой природе и заходят иногда в город.
Сегодня утром рано я ходил на прогулку за ограду к ручью. Вдоль ручья, действительно, вчера или позавчера с горы вниз спускались два парнокопытных животных. А я — признаю свой грех — подумал, что хозяйка пошутила по поводу того, что здесь живут олени…
 
В СМИ прошло сообщение о том, что в Исландии проснулся вулкан, что большая часть Европы закрыта для авиаполетов. Я вспомнил, что сюда мы летели через Исландию, через южную оконечность Гренландии. Неужели, пролетая над Исландией, наш “Боинг” так сильно сотрясал пространство, что даже вулкан проснулся. Как же мы теперь обратно полетим?
Вечером перед сном думал о том, в какой мере деятельность человека влияет на окружающую среду. Всегда ли стихийные бедствия возникают сами по себе, а не являются плодом нечаянных человеческих поступков? Засухи и наводнения, торнадо и землетрясения — всегда ли они происходят без человеческого участия? И неужели человек совсем уж не способен предотвращать извержения вулканов и отводить метеоритные катастрофы?..
 
Сегодня встретился с американо-русской семьей: Эндрю — писатель, профессор университета, а Ольга — этнограф, общественный деятель. Они мне рассказали подробности трагедии Киняминского леса.
Оказывается, муниципалитет Сургутского района и правительство Ханты-Мансийского автономного округа — Югры продали весь Киняминский лес на корню иностранной лесопромышленной компании без полного и свободно-осознанного согласия жителей киняминских стойбищ на Югане.
Это значит, лесопорубочная компания вырубит весь лес, и киняминским хантам останется только жить среди пеньков, собирать ягоды между пеньков, охотиться и пасти оленей от пенька до пенька. А когда придет время влюбляться, будут влюбляться под пеньками…
Решение муниципалитета и правительства, оказывается, утверждено подписью губернатора Югры без согласования с коренными жителями. А о трагедии Киняминского леса узнал я не у себя в округе, а здесь, на американском континенте.
А так как леса Западной Сибири являются легкими планеты в сегодняшний нелегкий век нефтегазового бума, когда очень тяжелы для здоровья человечества углеводородные выбросы в атмосферу, то разве не должен был губернатор оповестить о своих намерениях хотя бы нас — жителей Югры?..
В моей записной книжке появились новые строки. Это еще не стихи, это только наброски:
 
Приход нефтяников
Уничтожает мои реки.
Приход нефтяников
Уничтожает мои озера.
Приход нефтяников
Уничтожает мои леса.
Приход нефтяников
Уничтожает мои тундры.
 
Приход нефтяников
Отравляет сознание
Моих родственников.
Приход нефтяников
Уничтожает память
Моих родственников.
 
Они уже не желают охотиться,
Они уже не желают рыбачить,
Они уже не желают влюбляться,
Они уже не желают выживать, —
Только бы хапнуть
КОМПЕНСАЦИЮ.
 
А всем, кто на Север идет
За газом,
За нефтью,
За золотом,
За пушниной,
За древесиной, —
Содействует сам губернатор.
 
Неужели я должен их за это любить?
Ведь они уничтожают то,
Что люблю я…
 
Не перестарался ли я?.. Нет ли в моих строках оттенка ненависти?.. Но кто сказал, что ненависть не может служить инструментом поэзии?..
 
Наконец-то мы выкроили время и постояли на берегу местной реки Рио-Гранде.
Я опустил в реку монетку за себя, за то, что осмелился топтать здешнюю землю, корни растений, за то, что осмелился пить здешнюю воду, вдыхать здешний воздух.
Я опустил в реку монетку за своих товарищей-родственников, которые здесь находятся вместе со мной в Америке, и здесь останутся наши следы, наше влияние.
Я опустил в реку монетку за близких, которые остались дома на Тюйтяхе и в Варьегане, потому что я все время чувствую, что и они со мной здесь, что мысленно и они вместе со мной топчут здешнюю траву, опускают руки в воду здешней реки и вдыхают высокогорный воздух здешней земли.
Я чувствую себя проводником между разными континентами.
Я чувствую себя проводником между полюсами нашей Планеты.
Я гляжу на здешнее солнце, но чувствую тепло солнца моей тундры.
Я моюсь прохладой здешней реки Рио-Гранде, но чувствую в этот миг прохладу Тюйтяхи и Оби.
Спасибо вам, Боги, за то, что я есть, за то, что я чувствую окружающий мир, за то, что я способен еще любить Жизнь!
 
Сегодня опять встал утром рано встречать солнце. Опять мимо нашей хижины, играючи, со стороны горы в город пролетели два ворона:
— Не заигрался ли ты слишком, Пахшивец? Не пора ли заканчивать? Позабавился и хватит, пора и честь знать!.. Ну а если это любовь?.. Так забирай ее с собой, я не буду возражать… Правда городские принцессы, возможно, более легкомысленны, нежели лесотундровские?.. Так что сам думай!.. Не ошибись!..
 
…Когда мы учились в школе-интернате, директор наш, Виктор Яковлевич, имевший дефект речи, нас с тобой называл “пахшивцами”, вероятно, за то, что мы шалили больше, чем другие мальчишки. Эта кличка не звучала оскорбительно. Наоборот, в произношении Виктора Яковлевича, в выражении его лица мы с тобой всегда чувствовали нечто подобное отцовской скупой любви.
Отца я лишился очень рано, еще в дошкольном возрасте. Твой отец покинул тебя, когда ты учился в школе, но тоже рано. И мы, двое “безотцовщин”, воспринимали соленые словца, а иногда и подзатыльники директора школы-интерната как отеческие. Он на девять учебных месяцев словно бы заменял нам отца, жесткого, но справедливого.
В пятом классе мы с тобой влюбились в одну девочку, тоже жившую с нами в интернате и тоже в первом классе лишившуюся отца. Ты мне рассказывал каждый день, что ты чувствовал, как ощущал свое отношение к ней. Я — помалкивал. Уже с пятого класса мы с ней тайно встречались.
О тебе я ей не говорил ничего. Я боялся: если расскажу о твоих чувствах к ней, она может перестать встречаться со мной. Ты сам перед ней не открывался, и меня это устраивало. Ты узнал о нашей тайне только к восьмому классу. Ты тогда сильно обиделся на меня, почти месяц со мной не разговаривал, но к тому времени мы с ней уже не просто по-детски встречались тайком, мы уже любили друг друга. И ничто — даже ссора с близким другом — не могло сломать наших взаимоотношений…
Вчера вечером она, моя жена, позвонила мне и сообщила, что, пока я был в дальнем отъезде, тебя не стало. Инфаркт. Прости, что в тот момент, когда наши родственники провожают тебя в последний путь, меня нет рядом. Прости меня за то, что когда-то я не уступил ее тебе. Хотя после восьмого класса ты перестал рассказывать мне о своих чувствах, но я-то по твоим глазам знал, как ты к ней относился, что ты чувствовал, когда мы вчетвером (с твоей и моей женой) чаевничали по вечерам. А однажды мы целую неделю жили вчетвером в одной палатке и строили домик для будущей охоты. Тому лесу, где мы охотились прежде, — участку, расположенному на земле твоих предков, — надо было дать передышку, и мы переехали на новый охотничий участок на земле моих предков. К тому времени я уже рассказал жене о твоих чувствах к ней. Я замечал, как вы иногда обменивались непростыми взглядами. Я ревновал. Знал, что ваши взгляды безгрешны и чисты, но все равно ревновал. Прости меня за это!..
И сейчас, глядя на моего ворона и назвав его нашей общей кличкой “Пахшивец”, я думаю о тебе, вспоминаю тебя и прошу прощения за все печали, которые я принес в твою жизнь. Я не прощаюсь с тобой. Однажды мы снова встретимся. А пока мой вороненок, сопровождающий меня в дальних поездках, будет напоминать мне тебя. И теперь, наверное, я буду звать его Пахшивцем. Ему эта кличка идет так же, как когда-то она подходила нам…
 
На обратном пути мы вновь ночевали в “Двух лебедях”. Еще до того, как оформиться в гостиницу, я подал голос по-лебединому. Лебедь-мать отозвалась сразу.
Потом мы поехали на ужин в китайский ресторан. Попутно заехали в электронный магазин, и я купил компьютер, у которого батарея, по словам продавца, работает одиннадцать часов.
Может, и не совсем так, дорогой продавец, я понимаю, что тебе хочется, очень хочется, чтоб я вдруг не отказался от покупки. Но я, увы, не откажусь, даже если батарея способна работать только половину этого времени. Потому что в условиях стойбища я не могу себе позволить гонять портативную электростанцию круглосуточно.
 
Официант в китайском ресторане принес картофель сладкий, жареный. Глядя на картофель, вспомнил побасенку про Яллу:
Еще до войны с Гитлером Яллу учился в ФЗУ в городе “Ханты-Мынчингпахански”. В конце учебного года собрался на каникулы в стойбище родителей. Но как же ехать на стойбище без подарка? Днем, проходя по городу, видел Яллу, как мужики и бабы в огородах картофель в землю закапывают. Ночью забрался в огород и выкопал несколько картофелин.
Приехал Яллу на стойбище, чего мудрить, сварил картофель “в мундире”. Старый Дедушка Тяай первым отщипнул кусочек от “незнакомого продукта”:
— Ну-ка, Яллу! Ну-ка, Яллу! Еще раз скажи, как этот незнакомый продукт называется?
Яллу, как его учили еще в школе, растягивая слово по слогам:
— Ка-а-аль — то-о-оп — ка!
— Однако, Яллу! Съедобный продукт ты привез на стойбище, Яллу!..
С тех пор мои родственники “этот незнакомый продукт”, картофель, называют — кальтопка.
 
Ночью, сквозь сон, я слышал голос Лебедь-матери. Она поняла вечером, что я снова приехал в ее гостиницу, и поэтому звала. Даже жизнь в условиях каменно-стеклянного жилища не убила в тебе инстинкта природы. Сейчас в моих краях возвращаются на родину лебеди-кликуны, сейчас у них пора любви.
— Может, хватит тебе париться здесь в гостинице! Я понял, что тот, рядом с тобой, не лебедь-отец, а, вероятно, твой несмышленыш. Бросай все, полетели на родину… Кллю!.. Клю!..
— Молодые лебеди у нас сейчас создают пары и готовят гнезда для детей… Хватит томиться в гостиничной духоте, пора на весеннюю свободу! Зови своего сынка, присоединяйтесь к моему Ворону. Полетели! Кллю!.. Клю-клю!..
 
На обратном пути провожал нас в Вашингтоне в аэропорту приветливый якут Жоргал:
— Что тут Обама делал без нас?
— Скучал, наверное, бедолага! — ответил он мне в тон.
— А может, твои олени не давали тебе скучать, Обама-леворукий? У нас лучшие оленеводы обязательно леворукие. Левше оленями управлять удобнее, чем правше…
— Ты имеешь в виду олени — люди?
— Я имею в виду: олени-люди, олени-капиталы, олени — технические и экономические процессы… Да мало ли у настоящего оленевода настоящих оленеводческих проблем…
 
Вылетев из Вашингтона на родину, мы через несколько часов совершили вынужденную посадку в Атлантическом океане на одном из Азорских островов. Спросонок я понял, что мы садимся на дозаправку на военной базе НАТО. Но Александр Ващенко — наш литературовед и переводчик, доктор наук из МГУ — перевел слова командира: “Незначительные неполадки в электросистеме. Надо сесть на ближайшем острове, чтобы местные специалисты провели исследование самолета. Наша вынужденная посадка не связана с деятельностью вулкана в Исландии”. И мы сели.
Когда были пройдены все таможенные процедуры, нас поселили за счет авиакомпании в четырехзвездочном отеле. Накормили в ресторане и отпустили в городок на прогулку.
Азорские острова были перевалочным пунктом для кораблей, везущих сокровища из обеих Америк и с Востока.
На острове Санта-Мария молился Колумб по возвращении из плавания, во время которого была открыта Америка.
Мимо Азорских островов проплывали по пути в Америку и Есенин, и Маяковский, о чем они упоминали в своих произведениях.
На острове Терсейра, где мы приземлились, стоит древний городок Ангра-ду-Эрошимо с героической крепостью, которая защищала город и порт от нападений корсаров.
Городок является курортом для редких, для избранных посетителей. Он чем-то напоминает крымскую Ялту. Только в Ялте в глаза бросаются гостиничные корпуса, а здесь — древние храмы и крепость. И здешние улочки сохранили воздух прошлых столетий…
Я стоял перед церковью Святого Зачатия и молил, чтоб род мой не терял способности любить.
Возле Храма Милосердия, что стоит лицом к океану, я вымаливал облегчение всем страждущим на земле.
А когда стоял перед часовней женского монастыря Святого Гонсала, просил, чтоб окружающий мир не утратил в себе материнского начала, чтоб в лесах жили звери и птицы, чтобы в реках было вольготно рыбам, а в тундре чтобы свободно паслись олени и чтобы их оленята под ногами матерей всегда находили чистый ягель…
— А ты, Ворон мой, ты — мой Пахшивец, ты не залетай сюда, ты лети прямо домой! Нам утром обещали другой самолет. Уже завтра меня здесь не будет. Этот мир хорош, красив, но дома лучше…
В сумерках спустился я к океану попрощаться. В темноте среди береговых валунов слышны были шорохи океанских волн и возня прибрежных чаек. Атлантический океан сегодня очень спокоен, ласков, и ничто не напоминает о том, что в другом его конце на днях проснулся исландский вулкан, на полмесяца перекрывший авиадвижение на большей части Европы…
 
Я приехал на стойбище. Завтра у оленей начинается отел — время рождения новых оленят. Перед стойбищем на макушке высокой сушины восседал черный ворон.
— Привет тебе, Пахшивец! Ты уже здесь, добрался раньше меня? Не плутал? Может быть, по ночам теперь тебе будет сниться Америка и перелет через весеннюю Атлантику?
Ворон взмахнул крыльями, поднялся высоко, потом, сложив крылья, перевернулся в воздухе, издав клекот, и спокойно полетел в сторону летней стоянки, где когда-то он родился.
 
11 апреля — 4 мая 2010 г.
Санта-Фе — стойбище на Тюйтяхе
 
 
Эпилог
 
Древнее определение homo sapiens — человек разумный — мне кажется устарелым, пора переиначить его, как не соответствующее сегодняшнему облику Человека.
Разумный — это рассудительный, это тот, кто умеет считать, просчитывать каждый свой шаг, успешно прогнозировать удачу и счастье, рассчитать очень точно на годы вперед счастливую жизнь для себя, для окружающих, для родных…
А как же любовь, как же эмоции?
Что такое человек без эмоций, пусть даже если эти эмоции приводят к ошибкам? Что такое человек без поэзии, даже если поэзия не приносит полного счастья, а приносит семейные драмы, тюремные решетки? Что такое человек без музы, даже если это иллюзия?
Представь себе — все на белом свете миллионеры!
Человек — без ошибок, с полным счастьем и достатком, это в моем понимании — робот.
Ой, как не хочу быть роботом!..
Пусть меня зовут homo affectionalis — человек эмоциональный…
Только ни в коем случае не роботом! Нет, нет!..
Я согласен быть Вороном — преданным другом, чтоб даже после смерти, оставаясь бобылем, сопровождать друга своего в скитаниях по белому свету, куда бы его ни занесла судьба, и хотя бы изредка просыпаться вместе с ним в его шальных эмоциях…
Или уж лучше быть Медведем, чтоб меня, спустившегося с Водораздела, на тропе подстрелил Охотник; чтоб отец Охотника, их дети и внуки совершили надо мной обряд Медвежьего игрища; а потом целый год вспоминали и еще и еще раз переживали каждую сцену, каждую деталь, каждую фразу, услышанную на празднестве. Чтоб потом в мыслях своих кто-то из них перебирал и оттачивал целый год каждое слово, а на следующем игрище еще более точно, ярко, эмоционально выразил фразу из легенды, песни или словесный поток собственного сочинения.
Разве не стоит ради этого быть Медведем!..
 
23 августа 2010 г.
Новоаганск, муниципальная больница
 …………………………………………………………………………………
 Интервью, записанное   на стойбище Юрия Кылевича. Он надеялся, что хирургические вмешательства и химиотерапия остановят болезнь…
На оставшейся записи он по-прежнему возле своих оленей, в хорошо натопленной избушке охотно отвечает на вопросы журналистов, читает стихи, общается по телефону…
Сберкнижка с рогами
– Юрий Кылевич, если бы вам дано было прожить жизнь снова, как бы вы её прожили?
– Я – реалист. Я знаю, что повторить жизнь мне никто не позволит. Другое дело, новую жизнь с этим опытом, этим сознанием, но в другом теле, под другим именем, может быть, я ещё проживу.
Если такое получится, – наверное, я снова бы жил с оленями. Потому что олени – это как сберкнижка. Они охраняют и сторожат тыл человека в любое время.
Это будущее для моих внуков. Хотя я не знаю, кто из них пожелает жить с оленями. Может, кто-то уйдёт в индустриализированную цивилизацию, уедет в город. Я не внушаю, что только на стойбище настоящая жизнь. Но я уверен, что кто-то из них останется.
И я – не бог для того, чтобы судить, как должно быть дальше. Это жизнь должна решить. А ещё время. У него свои приоритеты. Оно тоже накладывает определённый отпечаток на человека, повелевает им.
Я, например, закончил литературный институт и точно знаю, что если бы не получил высшего образования, то не жил бы на стойбище.
– Почему?
– Потому что в то время, когда я учился в школе, в интернате, такая политика была – учителя, воспитатели каждый день говорили, что мы – коренные жители, жители первобытно – общинного строя. Мы должны приобщаться к высокой культуре. А высокая культура может быть только в городе или в деревне.
Я считаю, что этот постулат сегодня устарел. Высокая культура – она и на стойбище высокая. Я знаю много родственников, которые живут на стойбище, и они обладают очень высокой интеллектуальной культурой, прежде всего словесной. Произносят молитвы, и в молитвах такая мудрость звучит! Красота слова проявляется в медвежьих игрищах, в песнях, сказках, легендах.
– Всё чаще говорят о защите прав аборигенов во всём мире. С чем это связано?
– Однажды вместе с нашими российскими экоюристами я попал на международное совещание в США, в Сан-Франциско. И там вдруг выяснилось, что белые экоюристы (там до сих пор есть разграничения – белые и не белые) в последнее время занялись защитой прав коренных жителей.
Я задал вопрос: почему? Оказывается, если защищаешь права коренных жителей, тем самым ты защищаешь и экологические права белых людей.
Что нужно коренным жителям? Сохранить землю, сохранить память о земле, сохранить связь человека с землёй. А это и есть защита окружающей среды. Коренной житель не хочет, чтобы на земле был какой-то ядерный, нефтяной объект или завод по утилизации бытовых отходов.
Если бы позволил закон, не было давления власти, белых людей, коренной житель настаивал бы именно на этом.
Вот и я хочу сохранить вокруг себя, вокруг своего рода экологически чистую среду. А почему? Потому что мои предки жили на этой земле и сохранили её. И, когда я буду уходить, я хочу знать, что я сохранил эту землю для жизни следующего поколения.
Потому что, какая бы гарантия безопасности ни была у этих технологических объектов, риск аварии всегда существует. Чтобы исключить эту случайность самое идеальное – никого туда не пускать!
Рано говорить о святилищах
– Почему вы занялись топонимикой?
– Чтобы сохранить информацию. Даже если меня не будет, в словаре сохранятся сведения о месте, о деятельности семей, живущих на этой территории. В США, например, топонимика стала фактором, который помогает возвращать коренным жителям исконные земли.
В прошлом году я закончил трёхтомник «Река Аган со притоками». Это топонимика бассейна реки Аган.
В 1900 г. здесь проходил Дунин-Горкавич. Он насчитал 26 стойбищ. Я описывал стойбища, на которых аборигены жили 50, 60, 100 лет назад. И современные населённые пункты, где люди живут, поют песни, плачут, смеются, пасут оленей, охотятся.
Потом я задумал собрать информацию о святилищах р. Аган и об аномальных местах. Вышла осечка. В процессе работы я заболел и в течение всего 2012 года занимался своими болячками.
Я понял, что это знак свыше, что пока нельзя трогать святилища, что наше общество ещё не готово получить информацию о них. Я уже в издательстве, в Ханты-Мансийске, в самый последний момент вынул из рукописи страницы, касающиеся святилищ.
Что касается списка аномальных мест – это не просто список. Я описываю, в чём аномальность той или иной местности. Некоторые места – те же самые святилища, либо бывшие, либо настоящие. Если быть очень внимательным, в трёхтомнике святилища всё равно присутствуют. Просто они на языке коренных жителей...
Воспоминания о Вэлле
Вячеслав ОГРЫЗКО, литературный критик, редактор журнала «Литературная Россия»:
В день рож-дения Юрия, шаман, камлая, предсказал, что его увезёт красная лодка. И Юрий стал секретарём комсомольской организации. Как мог, боролся против не-справедливости. Помню одну из первых его акций против нефтяников. На их стороне стояла чётко отлаженная система. Советская власть фактически обслуживала интересы нефтяных генералов. А кто был Вэлла? Поэт без единой книжки стихов и билета члена Союза писателей. Всё, что он имел – мандат председателя поселкового совета, который ни на что не влиял. Не было ни денег, ни реальной власти. А он совершил невозможное: заставил нефтяников отступить, построить дорогу в объезд. За эту невероятную победу земляки, по идее, должны были носить его на руках. Но многие отвернулись, испугались, что нефтяники обязательно отомстят. Позже они поняли, что Юрий – защитник их интересов.
Анатолий РАЙШЕВ, бывший зам. председателя правительства Югры по вопросам малочисленных народов Севера:
Больше никто из аборигенов не смел так упрямо отстаивать свои интересы. В 2000-м году я побывал на стойбище у Вэллы. Юрий Кылевич тогда отстаивал родные угодья, под которыми нашли месторождение нефти. У властей была цель любой ценой вытеснить местных жителей с месторождения. Юрию Кылевичу предлагали большие деньги, дарили снегоход «Урал», но он говорил: «Если я приму эту подачку, я продамся, а значит – стану соучастником». И нефтяники сдались, отложили разработку месторождения на десять лет.
Мария ВОЛДИНА, хантыйская поэтесса:
Помню, на всесоюзном писательском семинаре Юрий читал одно из первых стихотворений: «Ворвался трактор в мой урман и под себя подмял осину, ей с хрустом ноги обломал…» Я слушала, представляла это беззащитное деревце, и у меня текли слёзы. Юрий любил всё живое. Оленей называл самыми чистыми существами. А себя считал частью природы. Он не боялся быть «неудобным» власти.
Агафья КАЗАМКИНА, бывший директор этнографического парка-музея с. Варьёган:
Когда Вэлла организовал музей в Варьёгане, никто не понимал, для чего. Стойбища были повсюду. Но он оказался прав. Вскоре многие стойбища забросили. А он ездил по ним и собирал ценный материал. Прошло 25 лет, сегодня этих вещей уже не найдёшь – ханты не используют старинные свёрла, традиционные снасти. Вэлла выполнил свою миссию и ушёл пасти оленей, а музей передал нам.
Эмиль КОСПОЛОВ, деятель культуры:
Как-то были с Юрой на охоте. Едем в санях, увижу птицу, покажу, он тут же – раз, и без промаха выстрелит! Каждый день ели патонку из глухаря. А по вечерам выходили на связь по рации: «Ворсинка, Ворсинка, я Пысум!» Это позывные по названиям ручьёв. Пысум – это Вэлла. Как-то на нас два геолога из Ноябрьска вышли. Заблудились. Мы их подобрали, довезли до «бетонки». У одного из них, пока блудил, дома дочка родилась! У Вэллы сыновей не было, вырастил дочерей – Тайну, Сёму и Ладу, они ему внуков нарожали…
Литература: http://ugralit.okrlib.ru/authors/юрий вэлла 
Фильм https://www.youtube.com/watch?v=qBNv3Ks7ovs