Пять и двадцать три

Не открывая глаз, я нашарил на тумбочке орущий телефон и нажал кнопку ответа, мысленно матерясь вопросом: "Кому не спится в ночь глухую?".
   - Слушаю.
   - Это Олег. Помощь нужна. Сможешь приехать в Образцово? Сброс нашел. Нужно поднять. Не оставлять же в зиму. И ребят своих прихвати.
 
   Звоню ребятам. Пара фраз и команда готова к выезду. Запоздалый ноябрьский рассвет встречаем в конце пути. Машина "пересчитывала" последние выбоины асфальта на старинном тракте, окруженном оголившимися перелесками, когда увидели товарищей, стоящих на развилке дороги. Теперь нас уже пятеро.
  Колонной из трёх автомобилей, едем по краю полю. Рискуя забуксовать, сгибая бамперами кустарник, прорезая в раскисшей дернине глубокие колеи, прорываемся через сырую низину. Упираемся в грён олешника, разросшийся вокруг небольшого провала почвы.
  Вытаскиваем из машин необходимый шмурдяк. Холодает. Тучи заволакивают солнце, а небо плачет редкими дождинками. Всего за час, дождь перешел в снег, а осеннее тепло сменилось реальным зимним морозом.
   Напитанные влагой, глинистые стенки то и дело обрушиваются вниз и глухо плюхаются в грязь. После одного такого обвала, на метровой глубине, открывается грунтовая водяная жила, похожая на мутный ручей, затапливающий наш раскоп. Сменяя друг - друга, прыгаем в грязь. Лихорадочно вычерпываем воду, выкидываем лопатами грязь. По локоть, запускаем коченеющие руки в ледяную жижу и вытаскиваем то, ради чего пришли. Выплёскиваемая из вёдер, вода моментально превращается в лёд.
   Глина примерзает к металлу до того, как её стряхиваем с лопаты.
   Те, из нас, кто на верху, перетирают землю голыми руками, чтобы не пропустить, не оставить в куче грунта ни одного самого мелкого фрагмента. Крупные фрагменты достаем из грязи и сразу складываем в мешки.
  А ещё достаем обувь - не изношенные американские ботинки жёлтой кожи, на толстой трёхслойной подошве. Я вытряхиваю на мешковину, словно кости от холодца, содержимое ботинок. Рву полуистлевшую дратву и проверяю, не спрятана ли под каблуком записка с драгоценной информацией. Один ботинок, второй, ... сорок шестой.
 
   ...В войну, немцы называли этот участок "Русским лесом".
   Однажды, из леса вышла и попала под бомбёжку маршевая рота прибывшего пополнения, не внесённая в списки дивизии и даже не получившая медальонов - смертников.
  Выжившие люди начали атаку, раненных отправили в тыл. Тела погибших стащили в бомбовую воронку пожилые солдаты из похоронной команды. Даже новенькие заграничные ботинки не сняли, вопреки грозной инструкции о сборе обмундирования и имущества для нужд Красной Армии.
  Со временем, тела засосала в себя землянистая жижа, сочившаяся из стенок воронки. Припорошила осенняя листва.
   Бойцы, хватит лежать. Подъём!
 
  Мы, закончив работу, покрытые льдом и глиной, грелись водкой и чаем. Смотрели на мешки с останками, загруженные в машины, а представляли два отделения живых красноармейцев, смотрящих на нас. Двадцать три солдата или тысяча шестьсот косточек вернулись с войны. Вернулись через семьдесят два года, которые равны трём биллионам ударов человеческого сердца.
  Горькая арифметика, замешанная на крови, пролитой ради того, чтобы другие жили сладко, "как клубника в шоколаде".