Болото

1.
   
    Арендованную квартиру Олег держал в чистоте. В свои семнадцать он самостоятельно оплачивал её, зарабатывая деньги на компьютерном складе после учёбы.
    На столе царил порядок. Колонки симметрично стояли по бокам от ноутбука, настольная лампа занимала левый край стола, читаемая на данный момент книга - правый. За май здесь сменились "Так говорил Заратустра" Ф. Ницше, "Титан" Т. Драйзера и "Камасутра для оратора" Р. Гандапаса. Ныне Олег изучал мифы Древнего Рима.
    Дух и характер. Воля и лидерство. Интеллект и труд. Вот столпы, на которых держалось мировоззрение Олега и он свято верил в то, что только человек не замаравший себя лживой изворотливостью, ленью, потреблятством и мещанскими, низменными интересами, не опорочивший себя трусостью, двуличием и жалостью к себе, может быть настоящим Человеком. Лидером. А в его случае - будущим лидером государства российского.
    Он уважал только сильных людей. Но при этом любой, посмевший унизить заведомо слабого, в его глазах падал в грязь. Олег был чужд дешёвых понтов. Всё, кем он был, должно было быть понятным без презентаций. Презентации - удел слабаков, лжецов и люмпенов.
    Как-то раз в подземном переходе он минуты три молча слушал какого-то неадеквата, глядя ему в глаза, а когда тот совсем распетушился и принялся орать на Олега с требованием что-то "обосновать", он просто вырубил его ударом и пошёл прочь, думая о том, что всё сделал правильно.
    Олег ни во что не ставил новомодную тенденцию "Казаться". Он предпочитал "Быть". И совершенно неважно, сколько труда требовалось для достижения цели, если Олегу было нужно, он выкладывался весь, но добивался своего. В Сети он нашёл нескольких друзей по интересам - спорт, закалка, выживание в экстремальных условиях, абитуриенты на исторический факультет.
    Музыку Олег предпочитал стройную, выверенную и торжественную. Любил духовые инструменты, и слушал советские, английские и немецкие марши.
    Везде и всюду приходил вовремя, сверяясь с хронометром, дорогим сердцу подарком отца-адвоката.
    Олег превыше всего ценил силу духа, порядок и скромность, а менее всего доверял любому релятивизму. Сомнения после принятия решения он почитал за слабость, предпочитая придерживаться выбранного курса.
    В пять утра, вне зависимости от времени года и усталости, он вставал с кровати. Переворачивал семиминутные песочные часы на полке и включал воду. Умывался, чистил зубы, брился, принимал душ и с удовольствием отмечал, что закроет дверь ванной одновременно с падением последних песчинок в часах.
    Перед тем, как позавтракать, он кормил хоря Гирьку, в котором души не чаял, немного играл с ним, не забывая, однако, про время, и шёл на кухню.
    Завтракал сосредоточенно, в тишине. Телевизора в доме не держал, считая его ящиком для деградантов.
    Покидал квартиру стремительной походкой уверенного в себе человека. На улице смотрел прямо перед собой, взгляд не опускал, кто бы не смотрел в глаза.
    После учёбы, в то время, когда одноклассники собирались в стайки, сутулились у стен и пританцовывали, слушая какой-нибудь "рэпачок" или "аренби", он с плохо скрытым презрением проходил мимо и ехал на работу.
    Работал до восьми вечера, заезжал домой, чтобы покормить Гирьку, переодеться и выбежать на тренировку. Его спортом были турники, брусья, гантели, штанга и бег, и летом ему не стыдно было идти по пляжу. Он с удовольствием ловил восхищённые взгляды девушек, но держался так, чтобы никто не принял его за дешёвого выпендрёжника.
    В десять принимал ванну, в десять тридцать ужинал, с одиннадцати читал, лёжа на диване и лаская Гирьку, что вился рядом. Уроков он обычно не делал, кроме особенно необходимых заданий, и потому, что отлично схватывал информацию во время урока и потому, что далеко не все предметы считал нужными для самообразования и выстраивания карьеры.
    Ровно в полночь Олег ложился спать. Самодисциплина была его вторым "я", Олег уважал пунктуальных, организованных людей, а одним из любимых его персонажей был мистер Фогг.
    Понятно, что при таком образе жизни у Олега оставалось мало времени для контактов с родителями, что жили на другом конце города и совершенно не находилось на общение с прекрасным полом. А с одноклассницами он держался холодно. Большинство из них он даже уважать не мог.
   
    2.
   
    С Ольгой он познакомился в начале апреля, в парке, на вечерней пробежке. Оказалось, что они учатся в соседних школах. На выходных он выкраивал для неё время, они гуляли в парках, ходили в музеи, ужинали в кафе, шутили и смеялись. Он дарил ей цветы и всегда провожал до подъезда, где первое время, прощаясь, позволял себе только целовать её руку. В будни иногда провожал в школу и встречал после уроков.
    Вскоре вечерние прогулки стали чем-то удивительно важным. Настолько важным, что иногда Олег нарушал свой режим, отдавая предпочтение улыбке и голосу Ольги. После он корил себя за слабость, но в дни, когда не видел её, очень скучал.
    Их разговоры чаще всего походили на интервью, кто-то задаёт вопросы, кто-то слушает. Такая спокойная форма общения нравилась им больше всего.
    - Тебе нравится Тайсон? - спросила она как-то раз, когда они гуляли по освещённой вечерним майским солнцем набережной.
    Олег покачал головой:
    - Нет. Мне не нравятся несдержанные негры. Даже быстрые и техничные. Да и вообще негры. Они принесли белым расхлябанность, криминал и сделали кривляние модой.
    - Погоди... Ты что же - расист?
    Олег замолчал, сжав зубы.
    - Чего ты желваками играешь, Олежек? - хмурясь, спросила Ольга. - Ну, правда. Ты как-то так нетолерантно...
    - А я далёк от толерантности, - сухо произнёс Олег. - Мой максимум - отсутствие агрессии, но это не означает, что алкоголиков, гомосексуалистов, наркоманов и сумасшедших я буду считать равными себе и моим родителям. Это стыд и позор нации. И называть негров я буду неграми, а не афрорусскими, понятно?
    Ольга оторопела.
    - Ты чего, Олежек?
    - А чего? - спросил он с вызовом, приподняв подбородок.
    - Ну... - тихо и ласково произнесла она, - я же не наркоманка и не сумасшедшая... вроде... чего ты так жёстко-то со мной?
    Он обнял её и прошептал:
    - Прости. Просто тема больная, вот и всё.
    Они шли по набережной и Олегу невероятно нравилось её присутствие рядом, то, как она брала его за руку своими тонкими прохладными пальцами, как смотрела на него и слушала.
    - Скажи, - спросила она, опираясь на выкрашенное чёрной краской железо кованого заборчика и глядя куда-то вдаль, - а какие люди тебе нравятся?
    - Целеустремлённые. Трудолюбивые. Образованные. Сильные. Лидеры.
    - Например?
    - Например, Ленин.
    Она удивилась:
    - Вот уж не подумала бы...
    - Или Гитлер. Его образ жизни до его службы в армии, его горячую храбрость на поле боя и в госпитале, его целеустремлённость и его идеалы - всё это мне близко. Но при этом я не могу назвать себя наци. Большинство из тех, кого лично я видел - криминал или клоуны, для которых идеи - ничто, а атрибутика и стадность - всё. Им нравится вседозволенность, а я далёк от такого мироустройства. А атрибутику вообще считаю делом вторичным. Но за то, что Гитлер считал славян людьми второго сорта - я, пусть и спустя десятилетия - считаю его мразью. Но это не отменяет того, что я сказал о его храбрости, например.
    - Это я могу понять... А Ленин почему нравится?
    Он остановился.
    - Ты знаешь, как он пахал? С самого детства. Вот некоторые говорят, что он дескать ни дня не работал... Имеют в виду труд. Смотря что считать трудом. Сейчас немало людей вовсе не работают, а только ходят на работку. И считается это ими - трудом. Я таких не уважаю. А вот Ленина уважаю.
    - А кавказцев ты тоже не любишь?
    - Отчего же? У меня два хороших приятеля - кавказцы. Мага и Аслан.
    - И как же это в твоей голове укладывается-то всё? Лидер национал-социалистов Германии, дружба с кавказцами, уважение к Ленину...
    - А запросто! Политические фигуры типа Ленина и Гитлера не чета сегодняшним. При этом Гитлер для меня безусловный враг. А уважаю я его не за то, что он представлял опасность для моей нации, а за то, что он глыба. Понятно?
   Она внимательно смотрела на Олега и говорила:
    - Вот он ты какой... - и во взгляде её читалось восхищение.
    Домой он Ольгу не приглашал. Не потому, что не хотел. Очень хотел. Просто не знал, как это сделать, чтобы она не подумала, что он тащит её в постель. Ему казалось, что если она так подумает, ничего он уже не исправит, и объяснить, с каким трепетом относится к ней, не сможет.
    И что его "выпить чаю и посмотреть хоря Гирьку" означает именно это, а не предлог для того, чтобы снять с неё джинсы.
   
    3.
   
    Незаметно он сдружился с её классом и потому не удивился, когда после выпускного экзамена его позвали на дачу к одной из одноклассниц Ольги. Под суетливое птичье щебетание большая шумная компания ворвалась в освещённый ярким солнцем и заросший зеленью дачный посёлок. Олег, возбуждённый и радостный, прижимал к себе Ольгу и улыбался.
    Едва распаковав вещи, ребята разбрелись по участку. Трое парней взялись за приготовление шашлыка, кто-то ушёл в дом, кто-то позагорать к реке, а Ольга, стоя рядом с Олегом, вдруг хитро улыбнулась ему и молча потянула за руку к крохотному деревянному домишке с маленькими окошками.
    Скрипнула незапертая дверь бани, пропахшей древесиной и еловой смолой. Они оказались в узком залитым солнцем предбаннике.
    Ольга, повернула к себе Олега, обхватила его лицо ладонями и когда он наклонился к ней, принялась жадно целовать его, сначала стоя, прижимаясь к нему всем телом, а потом опускаясь на деревянный пол и увлекая за собой.
    Олег совсем потерял счёт минутам. Столь потрясающих эмоций он не испытывал никогда ранее и всё другое ныне казалось глупым, нарочитым, несущественным.
    Ольга стянула с себя футболку, обнажив качнувшиеся полные, торчащие, нежно-матовые девичьи груди. Олег преисполнился пьянящего восторга, глядя на чарующие холмики, а она изучала его взгляд и мелькало в её глазах какое-то озорство. Вместе с тем, она словно боялась, что ему не нравится то, что он увидел.
    Но Олег был благодарным зрителем. Он ткнулся в нежную шею, осознавая близость ольгиной груди, открытой его взору и доступной прикосновениям. Чувствуя благодарность за доверие, за то, что она подарила ему такую красоту, позволила касаться её, он совсем потерял голову и, возбуждённый, принялся покрывать девичью шею поцелуями, предвкушая, как спустится губами ниже и впервые в жизни будет целовать то, что сейчас так жадно схватил руками.
    Она прошептала "Тише, малыш, тише... не сжимай сильно, лучше легонько..." и он послушно ослабил неопытную хватку, испытывая нежность и трепет. Он бегал губами по шёлку кожи, осознавая мягкость налитых, уже спелых грудей в своих ладонях и мысли его, хаотичные и непонятные из-за восторга и счастья, выпавшего на его долю, стремительно проносились в разгорячённом мозгу.
    Целуя нежную и ласковую Ольгу, Олег наполнялся яркой, небывалой доселе, трепетной любовью к этой безусловной богине, чья кожа так легко пахла цветочными духами.
    В той деревянной бане, нагретой горячими полуденными лучами июньского солнца, не было между ними большей близости, чем поцелуи и ласки, но уже того достаточно было для посвящения в сокрытое до того знание, что он бесконечно, искренне и благодарно влюблён.
    Спустя какое-то время - Олег совсем плохо осознавал его - их позвали.
    Ольга сладко простонала и Олегу послышалось сожаление в этом едва слышном, хрипловатом звуке. Обхватив губами пылающий розовый холмик, соскользнул с него и поднял голову, всматриваясь в мутное стекло небольшого окошка. Отрываться от любимой, разгорячённой ласками девушки было невероятно тяжело, но впереди у них целых два дня и две ночи, и от понимания этого он будто взлетал до небес.
    Она коснулась пальцами его чёлки, нежно улыбнулась и сказала "Пойдём, иначе нас хватятся".
    "Уже хватились" - прошептал он и вновь принялся целовать её.
    Наконец они поднялись, и Ольга, завидев его взгляд, слегка порозовела. Она отчего-то стыдливо отвернулась, надевая футболку, плотно обтянувшую возбуждённую грудь.
    Они вышли из бани, сначала он, следом она, держа его за кончики пальцев, и он смущённо и радостно увидел слегка прищуренный взгляд проходящей поодаль Марины.
    - А, вот вы где, - с улыбкой сказала она. - Вас уже ищут, ребят. Идёмте есть шашлык.
    Олег понимал, что она догадывалась, зачем они уединились. От мысли, что он такой взрослый уже мужчина, ведёт свою красавицу, всецело ему доверяющую, взаимно его любящую в компанию по большинству наверняка неопытных в любовном деле парней, его будто приподнимало над травой. Его, причастившегося плотской любви, возвысило в собственных глазах. Он стал тем, кем никогда не являлся прежде - избранным любовью.
    И после, когда парни и девушки танцевали на веранде выкрашенного зелёной краской деревянного дома, под ритмичные поп-хиты, он смотрел на Ольгу, чувствовал свою значимость и предвкушал новые горячие поцелуи.
    Ему всё время предлагали выпить, а он отказывался, сначала виновато, потом несколько раздражённо. И эти предложения, исходившие от разных людей, всё чаще звучали пьяно и путано.
    Наконец, когда уже начало смеркаться, он понял, что ребята его избегают, а Ольга чувствует непонятное стеснение и предпочитает общаться с бывшими уже одноклассницами. Как они говорили: "о своём, о женском". Это задело его и он, нежно взяв за локоть Ольгу, отвёл её в сторону и спросил в чём дело.
    - Им не нравится, что ты не пьёшь. Они чувствуют себя не в своей тарелке рядом с тобой. Это неприятно, когда ты пьян, а кто-то зачем-то идёт на дурацкий принцип и не хочет даже пригубить вина, хотя вообще-то говорили хорошие тосты.
    Впервые за день он почувствовал одиночество. Холодное, тёмное, знакомое.
    И тогда, будто ощутив это, Ольга обвила его шею руками и разгорячённо прошептала рядом с ухом:
    - Олежек, ну немножко... прошу тебя... ради меня...
    От неё пахло вином, и это был не неприятный запах, скорее он таил в себе сексуальность. Это взволновало его и, поддавшись порыву, он ответил:
    - Хорошо.
    Его, смущённого и улыбающегося, встретили аплодисментами, когда поняли, что он вышел во двор, к столу, пить. Все тут же засуетились, щедро наливая ему вина, а он просил налить немножко.
    Спустя час он изрядно захмелел. Танцы парней и девушек на втором этаже дома всё меньше походили на танцы, но всё больше на секс.
    Все они вскоре сильно напились. Кого-то рвало на веранде, кто-то курил спайс во дворе, кто-то громко стонал среди огородных грядок, и временами то тут, то там раздавались мат и гогот, куда более громкие, чем музыка.
    Олег стоял у окна, а за его спиной, разметав на кровати руки и волосы, сладко спала его богиня. Он лёг подле и укрыл её одеялом. Прижавшись к тёплому телу, всю оставшуюся ночь осторожно гладил мягкие волнистые волосы, пытаясь осознать и огромный букет нежных чувств к этой девушке, которую мог называть теперь своей и ту власть, которую она имела над ним.
    Заснул он поздно, когда рассвело.
   
    4.
   
    На другой день пришло похмелье.
    Ольга, видя, что ему не нравится происходящее вокруг, предпочитала теперь общество одноклассников, а он, не зная, чем себя занять, ушёл бродить к реке. Уходя, он оглянулся, надеясь, что Ольга передумает и пойдёт с ним, но не увидел её.
    Вернувшись к обеду, Олег понял, что все пьяны и так тошно стало ему быть трезвым здесь, что недолго думая, он налил себе вина.
    Но чем больше он пил, тем более мерзким ему казалось само существование людей, с которыми он так весело отдыхал ещё вчера. И чем больше пили они, тем сильнее стирались различия меж их лицами, они превращались в какие-то одинаково скотские маски с похабными грязными улыбочками, расфокусированными взглядами мутных глаз и торчащими патлами волос.
    И только Ольга по прежнему отличалась, хотя что-то в её взгляде стало иным, она будто смотрела сквозь него, будто избегала его присутствия, но не желала обидеть.
    От этой мысли становилось невыносимо больно, словно любимая вела в душе своей страшную борьбу между ним, человеком, и этим стадом...и выбор делала не в пользу Олега... А потом, когда его замутило и он вышел во двор вдохнуть свежего воздуха, то понял, что в этом стаде нет его, человека... что он здесь просто часть стада.
    Олег вошёл в дом, схватил её за руку и сказал, глядя в пьяные серые глаза:
    - Поехали отсюда, а?
    - Ты совсем сдурел? - как-то непривычно зло, будто подговорил её кто, спросила Ольга. - Отцепись. Если тебе не нравится тут, не порти людям праздник!
    Он расслабил пальцы, Ольга выдернула руку и побежала во двор, растрёпанная, прекрасная и... чужая.
    Вскоре совсем стемнело. Олег больше не пил. Он бродил по посёлку, а лай собак изредка звучал аккомпанементом его шагам.
    Какой ужас, думал он, что их такие нежные и искренние поцелуи произошли здесь, среди этой Гоморры, среди этого скота, мочащегося на стены дома, среди обдолбанных спайсами, спящими рядом со своей блевотой... Скотство, от которого он привык отгораживаться...
    Какой кошмар, что именно Ольга растворила, уничтожила эту мембрану, что всегда защищала его. Да, он был одинок, но он себя уважал... А кем он является, не кажется, нет, а именно является сейчас, из-за своей любви?! Кем?! Он пьян, немыт, небрит, зол и раздражён... И совершенно не понимает, как убрать это паскудное чувство внезапно вспыхнувшей в душе мерзости... будто пил что-то приятное, сок виноградный, и вдруг проглотил мочу...
    Нет будущего с этими людьми, а Ольга оказалась частью их мира... И нет никакой возможности отгородиться от них, если он продолжит общаться с Ольгой... Именно из-за неё он не увидел, не заметил этой страшной грани, которую перешёл... Как же это мерзко - презирать самого себя...
    Он побрёл к дому, намереваясь собраться и уйти, просто уйти, но увидел огромный костёр, где распевали песни, увидел Ольгу, что пьяная покачивалась среди других и направился к нему.
    - Послушайте! - прервал он пьяную песню.
    На мгновение возникла тишина, слышался только треск сучьев в костре.
    - Ницше сказал: "Человек есть то, что должно быть преодолено". Суть ясна - либо стремление выковать из себя сверхчеловека, либо деградация! И нет никакого другого пути!
    - Что он несёт? - спросила Ольгу поддатая Марина.
    Та пьяно пожала плечами и помотала головой. Олега это только распалило.
    - Человек без разума и нравственного стержня, суть червь! Желудочно-кишечный тракт с половыми органами и лапками. Но с разумом он может стать сверхчеловеком! В конце девятнадцатого века миру предрекали появление сверхлюдей, людей новой формации, сильных, титанов! И они появились! Первым был дитя модерна, могучий коммунизм... Титан без роду и племени, без нации... но со светлыми идеями и мощью всеобщего образования!
    - Слушай, Олег, ты под чем? - осоловело спросил Борис, ещё вчера весельчак и балагур, а ныне отупевший укурок. - Совсем обдолбался, что ли?
    И пьяно загоготал. Но видя, что его никто не поддержал, притих.
    - Второй титан - национал-социализм, стал воплощением традиций, "кровью и почвой", ужасным в своей мрачной эстетике. Они столкнулись лбами, потому что на Олимпе не было места двоим! И хотя в страшной битве победил первый, в итоге погибли оба. Теперь пришло время скотов? Вы - надежда нации, но у вас нет идеалов и бездумное потребление ведёт вас к скотству...
    В его голосе было столько горячности и столько презрения, что они не смели перебивать его. Озаряемый оранжево-красным светом костра, чёрный силуэт его, рельефный, мускулистый, широкоплечий производил на них подсознательное впечатление гнева молодого бога. И они не находили в себе той силы, которая могла бы его силе возразить.
    Когда Олег закончил свою пламенную речь, они поняли, что он чужой им. И потому никто его не окликнул, когда он, хмельной и страшный, в сердцах ломая кусты, направился в сторону леса.
    Если бы они могли видеть его, то, заметили бы искажённое болью его лицо, и серебристые в лунном свете дорожки от искренних слёз. Они бы поняли, что идёт он, ослеплённый горем, идёт не разбирая дороги и не думая о направлении.
    Они бы вскрикнули, увидев, как цепляясь за сухие ветки и с треском ломая их, он провалился в чёрную болотную жижу и поразились бы его то ли мужеству, то ли глупости, потому что он не издал ни звука, не позвал на помощь, а лишь угрюмо и зло растрясывал затхлую, холодную грязь, желая вылезти самостоятельно, так, как он привык решать все свои проблемы.
    Когда он сгинул, оставив после себя лишь чёрные силуэты трав и кустарников, качаемых июньским ветром, да звёздное небо с белоснежной луной над ними, они спали кто где придётся, и потому видеть всего этого никак не могли.