Счастье безрукого Лёхи. Глава 19

19

И ему снился сон.

Будто идёт он среди зелёных лугов пыльной просёлочной дорогой, наподобие тех дорог, по которым, бывало, ему случалось бегать на рыбалку ещё подростком, когда после девятого класса он почти всё лето провёл в деревне у подруги матери. Но теперь он уже взрослый, прилично одетый молодой человек. На нём тёмно-синий костюм (не его, другой), галстук в бордовую полоску, накрахмаленная рубашка, щекочущая воротником шею, удобные летние туфли. На безымянном пальце правой руки блестит тоненькое обручальное кольцо. Ступает он по дороге весело, с лёгкой душой: он знает, что впереди его ждёт что-то очень-очень хорошее (однако этот момент – что же такое там должно его ожидать – пока ещё остаётся как бы размытым). Солнце стоит в самом зените, но юноше вовсе не жарко в его строгом костюме. Прохладный ветерок из рощицы, мимо которой теперь вьётся просёлок, приятно обдувает лицо молодого человека, развевает его длинные волосы. И юноша с гордостью сознаёт, насколько он красив. Как прелестны его чёрные волосы, спадающие на широкие плечи, как остро-чувственны и в то же время романтичны черты его лица, как строен и гибок его стан, как широка грудь, как изящны его руки с музыкальными пальцами, как длинны и тонки его ноги, как легки стопы... Но тут его внимание привлекает... нет, пожалуй это не роща, а целый лес! За первыми, ещё довольно редкими деревцами, просматривается непроницаемая стена других, уже гораздо более толстых стволов, чаща... И тогда юный путник догадывается: его цель – там, за стеной этих чёрных стволов... И где-то ещё обязательно должна найтись тропинка... так вот! вот же она! Скорее по ней, пока её снова не скрыли стебли густой волнующейся на ветру травы! Вот уже первые деревья остались позади, вот они стоят теснее, уже пару раз юноше пришлось задеть за их стволы плечом. Какое же счастье, что тропинка не теряется! Но вскоре стволы сомкнулись и срослись между собой уже до того, что расстояние между ними сделало недоступным движение в любом ином направлении, кроме как указываемом тропой. Да и сама тропка становится всё уже, уже и уже... Теперь юноша, чтобы двигаться по ней, продираясь между стволами, вынужден идти всё время боком, плечом вперёд... А предчувствие близкого счастья тем временем неумолимо нарастает в его душе! Как будто всё самое лучшее, что только могло когда-либо встретиться ему или ожидать его в жизни, любое возможное или невозможное состояние счастья, реальное осуществление счастья, – всё сосредоточилось тут, точнее сказать где-то уже совсем рядом, но именно на этой тропе, и чем чернее становилась чаща, чем теснее смыкались перед молодым человеком огромные стволы деревьев, тем яснее и отчётливее росло в нём предчувствие счастья... нет! уже достигнутое состояние чистого счастья! сама реальность счастья! его несомненное присутствие... и да! – последние стволы остаются позади, и – вот оно! Алексей знал –  э т о  о н о!  Он вышел на маленькую сумеречную полянку. «И ничего такого! Как же всё просто!», – восторженно произнёс юноша. В самом центре поляны находилась чёрная дыра – вход в берлогу... Больше ничего. Молодой человек с ликованием направился через поляну прямо к чертогу своего счастья, к чёрному провалу берлоги. Но что же это? Как странно! Никаких туфель на ногах его нет. Теперь он ступает босыми ногами! Но и костюма, или рубахи, или даже трусов на нём тоже больше не было! Не было ничего! Он оказался вдруг абсолютно нагим на этой поляне своего счастья! Лишь только колечко из драгоценного золота сияло в полумраке на его пальчике. Явственно ощущая под обнажёнными стопами каждый стебелёк приминаемой им травы, Алексей подошёл прямо к зияющему мглой входу. И тут... Наконец, наконец, вот  о н о!  Из берлоги, на задних лапах, преогромный, чёрный, с высоко – выше леса! – задранной мордой, с отверстой пастью, сверкая углями маленьких глаз, – навстречу Алексею появился  м е д в е д ь!  Но это был отнюдь не плюшевый Мишка из сказки, с милым личиком и шёлковой шёрсткой, нет! – зверь своей тушей заслонил теперь весь лес, чёрная шерсть его свалялась и слиплась грязными сосульками на полуоблезлом брюхе, от тела исходил удушающий запах разлагающихся отходов жизнедеятельности, обжигающий смрад пыхал изо рта, из самых недр звериного нутра, огромные когти на раскинутых в стороны до краёв поляны лапах, гнилые клыки, высовывающиеся из пасти, – всё это надвигалось теперь на хрупкую беззащитную фигурку обнажённого Алексея! И вот животное забирает уже юношу в свои чёрные, бездонные, бесконечные объятия! А Алексей в этот же самый миг испытывает последний восторг и кульминацию счастья всей своей жизни!  Т а к о г о  мига счастья никогда, никогда не было с ним прежде, и никогда уже не случится потом. Это была та самая минута, в предвкушении которой он находился – никогда не веря себе сам! – в наиболее возвышенные моменты своей прежней жизни. «А может ли быть  т а к о е?»,  – спрашивал он себя иногда. И совершенно искренне отвечал: «Нет!». Конечно же нет! Конечно, было бы настоящим безумием верить  в  э т о.  Но вот! вот оно! Юноша утонул не только своим хрупким голым телом, но всем существом своим в жарких медвежьих объятиях, прижался к обросшей спутанной шерстью пахучей груди зверя, как бы желая навсегда исчезнуть, раствориться в ней не только своей бледной никчёмной плотью, но и душой своей, самим своим Я, всецело, навсегда... Но в этот самый момент наивысшего счастья, настоящего, непоколебимого, окончательного счастья, пронзившего Алексея во всём его существе, солнце, зависнув прямо над поляной с зияющим провалом берлоги, ярко осветило восторженные объятия зверя и юноши. И тогда Алексей невольно – но столь неотвратимо! – посмотрел прямо в морду, прямо в глаза гигантскому животному. В морду? Но нет! Это же никакая не морда... И это не шерсть, и не лапы... Прямо перед собой при ярком сиянии солнца юноша отчётливо увидал хорошо знакомое ему бородатое лицо Руслана! Руслана, только что снявшего с него всю одежду... И вот теперь Руслан смотрел на него с каким-то самодовольным и в то же время простодушным прищуром. Весь мир пошатнулся, как при землетрясении. Алёша закричал в голос. А Руслан в ответ на это залился смехом... Ужасным, лязгающим, дребезжащим смехом, проникающим в самую душу и как бы разрушающим её изнутри своей дьявольской вибрацией... смехом, похожим на звук автосигнализации, жужжание бормашины, трель полицейского свистка, на звонок... на телефонный звонок! Преодолевая марево сна, весь в холодном поту, Алексей с огромным усилием осознал наконец, что в комнате разрывается телефон. Старые стенные часы (в отличие от тех, что находились в спальне – круглые) показывали половину десятого. Всё ещё плохо соображая, – до того плохо, что, вскочив и подбежав к столу, он сперва попытался взять телефонную трубку рукой! – Лёша наконец снял трубку. Звонил Руслан. Он был в больнице и хотел предупредить Алексея, что подъедет к нему минут через двадцать, всё расскажет и привезёт еды. Спросил, не нужно ли чего-то ещё.