Булат Окуджава. Любовь и разлука

   Лёнька Королёв. Дорогой мой Лёнька. Он уходит от меня. Уходит надолго. Уходит куда-то далеко в незнакомые края. Первая любовь и внезапная разлука. Его забирают, забирают надолго, на целых три года. Его забирают в армию. На службу. Провожаем его всю ночь. Родня у него весёлая, песни под баян, частушки. Танцы продолжаются до утра. А на рассвете, перед разлукой, я пообещала Лёньке ждать его из армии.

   Так начался роман в письмах. Мои, конечно, были поэтичнее. Я до этого никогда не писала писем парням, да ещё полузнакомым, да ещё в армию. Ах, если бы заглянуть в то время, и хоть на минутку увидеть, что писала моя душа в порыве нежности.

   Помню только, что однажды я услышала песню о моём избраннике и в одном из писем отправила её текст моему Лёньке Королёву:
 
"Во дворе, где каждый вечер всё играла радиола,
Где пары танцевали, пыля,
Все ребята уважали очень Лёньку Королёва,
И присвоили ему званье Короля.

Был Король – как король, всемогущ. И если другу
Станет худо, иль вообще не повезёт,
Он протянет ему свою царственную руку,
Свою верную руку и спасёт.

Но однажды, когда "мессершмиты", как вороны,
Разорвали на рассвете тишину,
Наш Король, как король – он кепчонку, как корону –
Набекрень, и пошёл на войну.

Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
Но некому оплакать его жизнь.
Потому что тот король был один, уж извините,
Королевой не успел обзавестись".

   Я не знала тогда, что автор этих строк – талантливый бард Булат Окуджава. Его имя мне стало известно значительно позже, из разговоров с подругами. От них впервые услышала и другие песни Булата Окуджавы: "Часовые любви", "Молитва", "Ваше благородие, госпожа разлука", "Дежурный по апрелю", "Ваше величество Женщина".

  А тогда, в 1968-ом, я гордилась тем, что есть песня о Лёньке Королёве и мечтала стать его королевой. Я рисовала его в своём воображении статным, мужественным, сильным, одним словом, героем, человеком крепкой породы, похожим на Лёньку из песни. Я писала ему часто, по крайней мере, раз в неделю. Он отвечал на мои письма коротко, не давая особой надежды, не впуская в мир души.  Как он позже рассказывал, все в армии завидовали ему, что такая девчонка его ждёт. А мне было уже достаточно и того, что получала ответные письма, сразу узнавая их по треугольной печати на конверте.

   Слава богу, что время было невоенное, конец шестидесятых годов прошлого столетия. Мой Лёнька Королёв вернулся со службы живым и здоровым, возмужавшим и повзрослевшим.
               
                *  *  *
 
   Прошли годы. Много воды утекло с тех пор. Всё было в жизни – любовь и утраты, счастливые встречи и разлуки, обретения и потери.

   Но однажды, в середине 80-ых годов, мы с мужем совершили туристическую поездку в город Тбилиси. В то время я ещё не знала, что в жизни барда Булата Окуджавы многое связано с этим городом. Мне было также неизвестно, что он родился в Москве. Отец был грузином, мать – армянкой. Оба – партийные работники. В 1940-ом году, через несколько лет после их ареста как врагов народа, он приехал в Тбилиси к родственникам. Именно отсюда, семнадцатилетним, ушёл на войну. После ранения, вернулся в ставший ему родным город. Он встретил здесь и День Победы. Позже окончил филологический факультет Тбилисского университета. Здесь, в Тбилиси, рождались и его первые мелодии, а на основе их – первые стихи и песни.

   Сам он вспоминал об этом времени так: "Первая песня "Нам в холодных теплушках не спалось" появилась в 1943 году. Первая, ставшая известной песня "Неистов и упрям...", была написана в 1946-ом. Я учился тогда на втором курсе, уже что-то писал, и у меня появилось стихотворение. Тут же придумалась и мелодия. Аккомпанировал я себе на фортепьяно одним пальцем. Получилась песня, которую студенты пели с удовольствием.

   Гитара появилась через десять лет. Меня тогда научили трём аккордам (нотную грамоту я так и не освоил), и зародились мелодии. К какому-то стихотворению я придумал музыку, потом ещё к одному, потом ещё и ещё. С помощью магнитофонных записей песни распространились по стране, и меня стали приглашать выступить со сцены".

   Эти сведения о поэте я узнала позже, а тогда, во время экскурсии по улочкам Тбилиси, наша группа остановились около здания, которое напомнило мне дом, знакомый по довоенной фотографии, в котором проживала до войны семья моей мамы.  В первый год войны их выслали в степи Казахстана без права возвращения на малую родину. Маме тогда было семнадцать лет. Отец её, мой дедушка, был арестован раньше, в 1937- ом. Он и сейчас ещё считается без вести пропавшим. В ту памятную поездку в Грузию мы с мужем, к сожалению, не смогли посетить там немецкое селение Катариненфельд, в котором родилась моя мама, но от экскурсовода узнали, что оно было переименовано в Люксембург, а сейчас это – город Болниси.
 
   Может быть, эта встреча с маминым прошлым не оставила бы во мне следа, и с течением времени забылась, но в тот день случилось ещё кое-что непредвиденное. По радио в автобусе транслировали песни на стихи Булата Окуджавы.

  Сначала прозвучала "Грузинская песня", а затем:
 
"Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный,      
и хор в нашу честь не поёт... 
А время торопит – возница беспечный, – 
и просятся кони в полёт.
 
Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,         
не смолк бубенец под дугой...
Две верных подруги – любовь и разлука – 
не ходят одна без другой.
 
Мы сами раскрыли ворота, мы сами   
счастливую тройку впрягли, 
и вот уже что-то маячит пред нами, 
но что-то погасло вдали.
 
Святая наука – расслышать друг друга   
сквозь ветер, на все времена... 
Две странницы вечных – любовь и разлука – 
поделятся с нами сполна".
 
   Слова известного романса композитора Исаака Шварца пронзили. Его строки в сочетании с мелодией звучали проникновенно и затрагивали внутренние струны. Они не оставляли равнодушной. Я растворилась в музыке, может, и слышанной прежде, но именно тогда попавшей на подготовленную почву. Строки вливались в душу лирическими интонациями. Говорят, что можно забыть то, что сделал или что услышал, но никогда не забывается то, что заставило почувствовать.
 
   С этой поездки в Тбилиси, в родные места моей мамы, началось моё знакомство с песнями барда Окуджавы, а строки песни "Любовь и разлука" остались в памяти навсегда.
 
"Чем дальше живём мы, тем годы короче,   
тем слаще друзей голоса. 
Ах, только б не смолк под дугой колокольчик, 
глаза бы глядели в глаза.
 
То берег – то море, то солнце – то вьюга,       
то ангелы – то вороньё...
Две вечных дороги – любовь и разлука – 
проходят сквозь сердце мое".

   В фильме "Нас венчали не в церкви" эту песню исполняет певица Елена Камбурова, родившаяся в моём родном сибирском городе Новокузнецке. Я рада за землячку, о которой Булат Окуджава отозвался так: "Природа позаботилась о её вокальных средствах, но разве у нас мало исполнителей с прекрасными голосами? Я поражаюсь широте возможностей, которые демонстрирует этот мастер: точностью её переходов от острого гротеска к мягкой грустной лирике, от трагической пронзительности к тихому смеху. Не всякому дано счастливое сочетание вокала, ума и таланта. Этим обладает Елена Камбурова".
                *  *  *
   Прошло ещё несколько десятилетий. Прожив почти четверть века в Германии, я вновь вхожу в мир поэзии талантливого композитора, поэта и исполнителя своих песен Булата Шалвовича Окуджавы. Его песни влекут всё теми же лирическими интонациями и какой-то ранее скрытой от меня исповедальной искренностью.
 
   Теперь же, за личными переживаниями поэта я чувствую уже не только его, но и свою затаённую боль, которую научилась с годами прятать от людей, не способных к состраданию и сопереживанию. Мне стали интересны его высказывания о себе, о дружбе, о любви, о воспитании и интеллигентности.  Одна из фраз Булата Окуджавы запомнилась после первого прочтения: "Интеллигентность, я думаю, – это прежде всего способность мыслить самостоятельно и независимо, это жажда знаний и потребность приносить свои знания, как говорится, на алтарь отечества.  Ведь интеллигентность, кроме того, в моем понимании, – это состояние души. Важны нравственные критерии: уважение к личности, больная совесть, терпимость к инакомыслию, способность сомневаться в собственной правоте и отсюда склонность к самоиронии и, наконец, что крайне важно, неприятие насилия".

    Поэт скажет позже: "На войне я рассердился на жестокость судьбы, незаслуженно похитившей близких мне людей, но вместе с тем научился великому чувству прощения и понимания". Эти строки Булата Окуджавы наполнены для меня сегодня особым смыслом.

    Я слушаю его "Сентиментальный марш" в исполнении Сергея и Татьяны Никитиных и поражаюсь умению поэта просто и доверительно делиться со слушателями личными переживаниями. Любовь и Надежда – всегда рядом, они хранят его не только в военные годы, но и по жизни, когда не знаешь, кто друг, кто враг, на кого равняться, кому доверять, кого опасаться.

 "Сентиментальный марш" – эту, одну из первых песен, написанную в 1957- ом году – Булат Окуджава посвятил Евгению Евтушенко. Её исполняли в своё время и "Квинтет физфака МГУ", и моя любимая актриса Татьяна Доронина, и сам Булат Окуджава, а в настоящее время – такие известные певцы, как Олег Митяев и Пётр Старцев.
 
"Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет,
Когда трубу к губам приблизит и острый локоть отведёт.
Надежда, я останусь цел: не для меня земля сырая,       
А для меня – твои тревоги и добрый мир твоих забот.      

Но если целый век пройдёт, и ты надеяться устанешь,
Надежда, если надо мною смерть распахнёт свои крыла,
Ты прикажи, пускай тогда трубач израненный привстанет,
Чтобы последняя граната меня прикончить не смогла.      

Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,
Какое б новое сраженье ни покачнуло шар земной,
Я всё равно паду на той, на той единственной гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной".

   В чём же успех песен барда Булата Окуджавы? Почему они признаны народом? В чём их сила внутреннего притяжения? – эти вопросы заставляют меня обратиться к многочисленным монографиям о творчестве поэта. Пытаюсь восстановить страницы прошлого, найти сведения о поэте как незаурядной личности.

   Хорошо известно, что в разные периоды жизни одни и те же события, как и произведения искусства, воспринимаются по-разному. Взросление помогает задуматься над истинами, без которых жизнь кажется бессмысленной. В процессе формирования личности меняются жизненные установки, нравственные принципы и человеческие   ценности.
 
   Когда зимними вечерами вчитываюсь в стихи Булата Окуджавы, то пытаюсь ощутить не только атмосферу времени, но и заглянуть в сокровенные уголки души поэта.  Меня не оставляют в покое и такие вопросы, как: Какова жизненная философия этого незаурядного человека? Что было для него главным? О чём он думал, находясь среди родных и знакомых ему людей? Был ли он счастлив? Улыбалась ли ему фортуна?
               
                *  *  *
   
   Начало творческой биографии поэта относится к 50-ым годам прошлого столетия. Это время ознаменовано вхождением в советскую литературу множества ярких талантов – Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной, Роберта Рождественского.

    Процесс вхождения Булата Окуджавы в литературу был постепенным, медленным, растянутым во времени. "Он был ни взлётом, ни прорывом, – вспоминает московский писатель Валентин Васильевич Кузнецов. – Сначала это были две-три песни в дружеских компаниях, потом – приглашение в другие компании, переписывание друг у друга записей на магнитофонных кассетах, рассказы друзей о каком-то то ли Акуджаве, то ли Окуджаве, то ли исполнителе с какой-то странной незапоминающейся грузинской фамилией. А когда пошли его выступления в клубах, пошли и критические, а точнее говоря, разгромные, статьи в газетах, которые, как это часто бывало в советское время, только сделали рекламу Булату.
 
   О том, что родители Окуджавы были репрессированы, народ узнал очень поздно, уже после несостоявшейся перестройки. Этот трагический факт не отразился в его раннем творчестве. В нём нет намёка на политику, тем более на протест. Явление Булата Окуджавы – художественное, поэтическое и музыкальное, лирическое и самовыраженческое. На фоне неискренних, набивших оскомину "радиокомитетских" песен появилась свежая струна искренности и правдивости.

   Окуджава был бы тем же самым Окуджавой, даже если бы его родители не были репрессированы: он продукт времени, эпохи, общества. В конце 80-ых – начале 90-ых мы мотались по всем митингам, которые были в то время в Москве, и Окуджава нигде не засветился. Разве что однажды его имя появилось в списке граждан, отправивших свои денежные средства в фонд оппозиционной газеты "Позиция", да и то сумма была небольшой… Нет, Окуджава был вне политики. Да и друзьями его были Белла Ахмадулина, Фазиль Искандер, Юрий Левитанский, Зиновий Гердт – все они далеки от политики и от протестных движений".
 
   Когда я читала эти строки, мне подумалось, что успех песен Окуджавы несомненно в том, что его настроение совпало с мыслями и чувствами "детей Арбата", живущих, с одной стороны, в эпоху молчания, страха, а с другой стороны, в годы так называемой оттепели, с их надеждой и верой, романтикой дальних дорог и мечтой о счастье, недолгими восторгами и десятилетиями разочарований.

   Позывные души Булата, его боль и тревогу услышали геологи, врачи и учителя, и советская интеллигенция запела его песни по всей стране. Чего стоит одно признание Сергея Никитина, что он взял в руки гитару, чтобы петь песни Булата Окуджавы.

   Тексты его песен написаны простым языком и обращены к каждому из нас. Он рассказывает о себе доверительно и искренне, открывая душу и помогая понять себя.

"Вот комната эта – храни её Бог,
Мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
И тень моя с хлебом и солью.

И в комнате этой ночною порой
Я к жизни иной прикасаюсь.
Но в комнате этой, отнюдь, не герой,
Я плачу, молюсь и спасаюсь.

В ней всё соразмерно желаньям моим –
То облик берлоги, то храма, –
В ней жизнь моя тает, густая, как дым,
Короткая, как телеграмма.

Пока вы возносите небу хвалу,
Пока укоряете время,
Меня приглашает фортуна к столу
Нести своё сладкое бремя.

Покуда по свету разносит молва,
Что будто я зло низвергаю,
Я просто слагаю слова и слова
И чувства свои излагаю.

Судьба и перо, по бумаге шурша,
Стараются, лезут из кожи.
Растрачены силы, сгорает душа,
А там, за окошком, всё то  же".
               
    Гражданская позиция Булата Окуджавы с особой силой выражается в прямом обращении к родной земле. Поэт поднимается над миром обыденных повседневных забот и смотрит на происходящее глазами человека, много пережившего и имеющего право говорить с землёй наравне. В наше время эти строки звучат особенно актуально:

"Земля изрыта вкривь и вкось.
Её, сквозь выстрелы и пенье,
Я спрашиваю: "Как терпенье?
Хватает? Не оборвалось –
Выслушивать все наши бредни
О том, кто первый, кто последний?"

Она мне шепчет горячо:
"Я вас жалею, дурачьё.
Пока вы топчетесь в крови,
Пока друг другу глотки рвёте,
Я вся в тревоге и в заботе.
Изнемогаю от любви.

Зерно спалите – морем трав
Взойду над мором и разрухой,
Чтоб было чем наполнить брюхо,
Покуда спорите, кто прав... "

Мы все – трибуны, смельчаки,
Все для свершений народились,
А для неё – озорники,
Что попросту от рук отбились.

Мы для неё как детвора,
Что средь двора друг друга валит
И всяк свои игрушки хвалит...
Какая глупая игра". 

                *  *  *

  "Жизнь – это люди, которых мы встречаем. Всё остальное не так уж и важно", – прочитала я недавно у Ольги Либердовской, интересного человека, поэта, сочинителя музыки и исполнительницы своих песен. Мысли Ольги прозвучали для меня как открытие. Общение, понимание, внутренняя близость, признание – главное, что даёт человеку веру в свои силы и возможности.

   А Булата Окуджаву окружали интересные люди. Он умел ценить дружбу и был верным в ней. Его любили женщины, и он их любил, самозабвенно и каждый раз влюбляясь как впервые.

   У него была очаровательная первая жена Галина, дочь кадрового военного. Тесть, серьезный человек, полковник, к поэтическим опытам Булата относился скептически. Булат не скрывал, что хотел бы увлечение поэзией сделать профессией, а этого Василий Харитонович одобрить не мог. Но одна песня тестю так понравилась, что, как вспоминает его дочь Ирина, он изменил своё отношение к творчеству зятя. Речь идёт о песне "Эта женщина! Увижу и немею...". Ирина Васильевна помнит, что отец хвалил эту песню: "Видимо, содержание затронуло что-то личное, в ней было что-то достоверное и реальное для него... а хорошую мелодию он всегда чувствовал и ценил".

   С Галиной Булат учился в Тбилисском университете. После его окончания они по распределению попали в Калужскую область. Через пять лет вернулись в Москву.

   По свидетельству знакомого Булата, Зураба Казбека-Казиева, "тому, что Булат запел, способствовала его первая жена Галина, у которой был замечательный слух и голос. Они снимали тогда квартиру в Москве на Фрунзенской набережной…".

   Галина Окуджава, в девичестве Смольянинова, умерла в 1965 году.

В статье "Несклоняемая фамилия" Марат Рустамович Гизатулин, журналист, один из основоположников и первый директор народного музея Булата Окуджавы в Переделкине, пишет:

   "В жизни поэта была ещё одна глубокая рана. Речь идёт о смерти первой жены Булата Окуджава — Галина скоропостижно скончалась в возрасте 39 лет, через год после того, как муж оставил её и женился на другой. Её смерть стала для Булата большим потрясением. Чувство вины не покидало его до самой смерти, хотя эта тема была табуирована, и он никогда об этом не говорил. Только написал песню, пожалуй, самую пронзительную, названную "Молитва". Это стихотворение ни в одной из публикаций при жизни поэта не имело посвящений, но многие близкие ему люди, в том числе его родной брат, утверждали, что оно посвящено его первой жене Галине Смольяниновой. И даже говорили, что под словами "зеленоглазый мой" подразумевается зеленоглазая Галина".

"Пока Земля ещё вертится, – Господи, твоя власть! –   
Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
Дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье… И не забудь про меня.

Я знаю – ты всё умеешь, я верую в мудрость твою,
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
Как верит каждое ухо тихим речам твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим.

Господи, мой боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля ещё вертится, и это ей странно самой,
Пока ей ещё хватает времени и огня,
Дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня".
 
                *  *  *

   На Арбате в 40-ые – 50ые годы проживало много интересных людей. Там Валентина Леонтьева, впоследствии телеведущая и Народная артистка СССР, будучи молодой, познакомилась с двумя юношами. Один из них был молодым грузином по имени Булат, маленьким и некрасивым, весёлым и умным. Валя тогда предпочла его второму, тоже весёлому и умному, но высокому и статному. А Булат писал ей потрясающие стихи и пел свои песни. Потом пути их разошлись: Булат уехал в Ленинград, Валя – в Тамбов. Они потеряли друг друга в водовороте событий.
 
   Он тогда, в юности, написал ей стихи, которые никогда и нигде не публиковал, считая слишком личными:

"Сердце своё, как в заброшенном доме окно,
Запер наглухо, вот уже нету близко…
И пошёл за тобой, потому что мне суждено,
Мне суждено по свету тебя разыскивать.

Годы идут, годы всё же бредут,
Верю, верю: если не в этот вечер,
Тысяча лет пройдёт — всё равно найду,
Где-нибудь, на какой-нибудь улице встречу…"

    По свидетельству очевидцев, через сорок лет эти стихи сыграли роль пароля в состоявшемся между ними телефонном разговоре. А ещё через несколько дней он с женой Ольгой Владимировной пришёл к Валентине Леонтьевой на концерт в Центральный дом работников искусств.
 
   "Я даже не представляла, что он придёт, – и вдруг! – вспоминает она. – Мы просто смотрели друг на друга и почти плакали. На своей последней книжке он написал мне: "Мы встретились через 50 лет". Я страшно жалею теперь, что мы потеряли эти сорок лет, не видя друг друга, – сколько всего могло бы быть иначе!"
 
   Булат Окуджава умер через месяц после того, как они встретились.

"Не сольются никогда зимы долгие и лета,
У них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги – та и эта,
Та натруживает ноги, эта душу бередит.

Эта женщина в окне в платье розового цвета
Утверждает, что в разлуке невозможно жить без слёз.
Потому что перед ней две дороги – та и эта,
Та прекрасна, но напрасна, эта, видимо, всерьёз.

Хоть разбейся, хоть умри, не найти верней ответа,
И куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
Неизменны на земле две дороги – та и эта,
Без которых невозможно, как без неба и земли".

   Не знаю, поётся в этой песне о конкретной женщине или это – собирательный образ, но типичность его несомненна.
               
                * * *
               
   Второй супругой Булата Окуджавы стала одна из московских красавиц, физик по образованию, Ольга Владимировна Арцимович. Она появилась в жизни поэта, когда ему было 38 лет.  И последующие 35 он прожил с ней в мире, любви и согласии. Ей посвятил Окуджава "Путешествие дилетантов" и "Вилковские фантазии".

   Несколько дней назад я вышла в интернете на запись программы "Большая семья" об Окуджаве, сделанной 9 мая 2014 года. Главным героем среди гостей программы оказалась Ольга Владимировна Окуджава (Арцимович), вдова Булата Окуджавы. Она – основатель и директор дома-музея Булата Шалвовича Окуджавы в Переделкине. Много усилий приложила Ольга Владимировна для организации вначале народного музея Булата Окуджавы, затем – придания ему статуса городского, позже боролась с Литфондом, возжелавшим получить в своё управление дома в Посёлке писателей.
 
   А в конце 2015-го года Мединский, министр культуры России, подписал приказ о лишении музеев Булата Окуджавы, Бориса Пастернака и Корнея Чуковского статуса самостоятельных и объявлении их филиалами Государственного литературного музея. Ольга Владимировна в письме Президенту обратилась с просьбой не допустить изменения статуса мемориального музея и с заявлением, что сотрудники музея согласны работать и без оплаты их труда.

   С этими подробностями я познакомилась на сайте музея. Мне подумалось тогда, что нужно будет моё эссе о Булате Окуджаве отправить в фонд музея. Хоть маленькое дело, но будет сделано. Так по крупицам и собирается наследие о писателе, сценаристе, композиторе и поэте. Так остаётся след о талантливом барде, сохраняется память о нём.

                *  *  *
 
   Любимые женщины Окуджавы… На эту тему написано много. Не каждому дано любить. Булат Окуджава наделён этим чувством сполна.

"Все влюблённые склонны к побегу
По ковровой дорожке, по снегу,
По камням, по волнам, по шоссе, 
На такси, на одном колесе, 
Босиком, в кандалах, в башмаках,
С красной розою в слабых руках".

   Наталья Горленко, поэтесса, композитор и певица, вспоминает: "… я от многих слышала, что он – замкнутый, очень закрытый. Но его я знала как лёгкого и жизнестойкого… Его письма божественны… Много в них и о любви. И всё написано не просто от нечего делать, а серьёзно… Да, была в нём и сентиментальность… Поэт… мягкий, романтичный, импульсивный. Он ещё любил говорить: я – азиат. Да, он был таким чудесным азиатом! Он был гениален во всех своих проявлениях. Как человек, как мужчина. Он был как князь. Нет, не по крови. Он был абсолютно земной, но при этом очень деликатный, внимательный. Умел от себя отодвинуть ненужное или неинтересное ему, как в песне: "Так природа захотела, отчего – не наше дело".

"В склянке тёмного стекла
Из-под импортного пива
Роза красная цвела
Гордо и неторопливо.
Исторический роман
Сочинял я понемногу,
Пробиваясь, как в туман,
От пролога к эпилогу.

Были дали голубы,
Было вымысла в избытке,
И из собственной судьбы
Я выдёргивал по нитке.
В путь героя снаряжал,
Наводил о прошлом справки
И поручиком в отставке
Сам себя воображал.

Вымысел не есть обман,
Замысел – ещё не точка,
Дайте дописать роман
До последнего листочка.
И пока ещё жива
Роза красная в бутылке,
Дайте выкрикнуть слова,
Что давно лежат в копилке:

Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит,
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить...
Так природа захотела,
Почему – не наше дело,
Для чего – не нам судить".
               
                *  *  *

   О характере Булата Окуджавы говорят по-разному, но, действительно, многие люди, знавшие его, склоняются к мнению, что он был закрытым, зажатым в себе.

   А вот, по словам Натальи Горленко, Окуджава был открытым и откровенным, искренним и естественным, как говорится, самим собой. Мне думается, это оттого, что он видел в ней женщину, обобщённый образ материнской любви. И находясь с ней, женщиной, он чувствовал то, что ему было недодано в детстве и юности. Наедине с ней он становился доверчивым и наивным.

  Его внутренняя закрытость, о которой говорят его современники, могла быть защитой от обострённой ранимости. Зажатость – это своего рода защита, чтобы душу не трогали, не ранили, потому что ей и так больно.

  С подобными фактами несоответствия внутренних движений души и внешних их проявлений я уже сталкивалась и раньше. Например, в процессе написания эссе о кишинёвском поэте Игоре Доминиче. Ольга, жена Игоря Доминича, говорила мне, что с ней он был открытым и весёлым, жизнерадостным и полным оптимизма. Но он осознавал отсутствие признания как поэта, как личности, и переживал свою невостребованность обществом. И это мучило его.  Внутренняя боль вырывалось в стихах криком души.
 
  У Булата Окуджавы боль несколько иного свойства. Причина её, по моему мнению, – внутреннее одиночество, основой которому явилось его прошлое. Он пытался уйти от него, спрятаться, отодвинуть, но оно настигало его, постоянно напоминало о себе: и судьбой брата, и смертью сына, и внутренним страхом, от которого невозможно было избавиться, и непризнанием его таланта отдельным кругом лиц...

   Окуджава настолько велик, что я, простой человек из народа, может быть, и не имею права делать какие-либо предположения относительно внутреннего становления и формирования его личности, но посудите сами: Булат воспитывался практически без родителей. После их ареста, что могло твориться в душе мальчика? Тут нужно было или родителей считать врагами народа или Родину предавать, ненавидеть. Одно это уже могло привести к раздвоенности мироощущения и мировосприятия. Нельзя исключать и того, что в сознании ребёнка мог поселиться страх. Нет, не просто тревога, а страх от непонимания несправедливости происходящего на его глазах.

  И всё же я имею право говорить о страхе. Во мне он тоже когда-то жил, этот страх, щупальцами охвативший тело и чувства. От него у меня с самого раннего детства была   внутренняя зажатость, мешавшая жить. "Я не такая, как все. Я – немка.  Как отнесутся ко мне, если узнают, что я немка? Ведь подумают, что фашистка!" Правда, сама-то я узнала, что немка, что это – национальность, уже когда пошла в школу. А родители скрывали. Эта тема у нас в доме была табу.  Об этом факте биографии я никогда и ни с кем не говорила до 90-ых, когда уехала из страны... В детстве у меня было лишь несколько подруг, которым я могла довериться. Тому виной была моя зажатость.

  А этот мальчик, юноша грузин Булат Окуджава... Что он должен был испытывать, если родители – враги народа? Отец расстрелян, мать – на каторге...  За что ему благодарить страну, родину? Или проклинать? Или предавать в душе родителей?  Он ушёл на войну, может быть, чтобы смыть позор за родителей, избавиться от страха, разъедавшего душу... А мой отец вступил в партию, когда ему это сделать позволили, в 70-ые годы, незадолго до смерти. Он тогда так и сказал, что делает это ради детей, чтобы им, то есть нам, жилось спокойнее...  О годах, проведённых под спецкомендатурой и на спецпоселении, родители с нами никогда не говорили...
 
В 1989-ом году Булат Окуджава пишет:

"Убили моего отца
Ни за понюшку табака.
Всего лишь капелька свинца —
Зато как рана глубока!

Он не успел, не закричал,
Лишь выстрел треснул в тишине.
Давно тот выстрел отзвучал,
Но рана та ещё во мне.

Как эстафету прежних дней,
Сквозь эти дни её несу.
Наверно, и подохну с ней,
Как с трёхлинейкой на весу.

А тот, что выстрелил в него,
Готовый заново пальнуть,
Он из подвала своего
Домой поехал отдохнуть.

И он вошёл к себе домой
Пить водку и ласкать детей,
Он – соотечественник мой
И брат по племени людей.

И уж который год подряд,
Презревши боль былых утрат,
Друг друга братьями зовём
И с ним в обнимку мы живём".

   Это не единственные стихи, в которых Булат пишет об отце. Есть ещё "Мой отец" ("Он был худощав и насвистывал старый, давно позабытый мотив…"). Поэт упоминает о нём и в стихотворениях "Не слишком-то изыскан вид за окнами …", и в "О чём ты успел передумать, отец расстрелянный мой …". Более полувека носит он в себе боль, чтобы она, наконец-то, прорвалась в его творчестве. Полвека ощущение боли, которая сидит глубоко в подсознании мыслью: За что? Почему? Кто виноват?
 
   Эти страшные годы Окуджава пытался забыть в течение всей своей жизни. Отсюда и повышенная ранимость души, которую он пытался скрыть от окружающих... Наверное, у него в детстве и юности, да и позже, было мало родных по духу, которые не обманут, не предадут, к которым он испытывал бы искреннее доверие. Это чувство мне тоже знакомо не понаслышке, а по болевым ощущениям.

   Булат много читал, воспитание души происходило через литературу...  Любимые писатели – Гофман, Лев Толстой, Юрий Нагибин, близкие по духу поэты – Александр Пушкин, Борис Пастернак. Думаю, что уход в мир литературных героев придал его взглядам романтичность, мечтательность, а позже оказал влияние на формирование философских взглядов и настроений. Интерес к чтению привёл юношу на филологический факультет университета. Он стал не таким, как все: на ступень выше сверстников по своему духовному развитию. Да и не только выше их, Булат Окуджава встал и над всеми, кто не дорос до его миропонимания. И эти, вторые, - не простили ему своей посредственности.
 
  "Наверное, другой персонаж не вызвал бы такой полемики, – пишет Дмитрий Быков в книге "Булат Окуджава". – Но Окуджава – случай особый: каждый чувствует его личной собственностью. С помощью сложных, сугубо индивидуальных приёмов… он создавал рамочные конструкции, в которые слушатель может поместить себя и свою судьбу – так сказать, пропитать его стихи, песни и даже прозу личными биографическими обстоятельствами. Каждый был уверен, что Окуджава поёт лично для него и о нём. Каждый – кроме тех, кто с первых звуков его песен и самого имени испытывал к нему необъяснимую, избыточную злобу, подобную той, какую ладан вызывает у чертей".

   Знакомясь с многочисленными статьями о барде, общаясь с людьми, знавшими Булата Окуджаву, я поняла, что его талант как композитора и поэта современники признают или не признают, но никого его творчество не оставляет равнодушным.

                *  *  *

   А моё личное исследование личности и творчества Булата Шалвовича продолжается. Я пытаюсь понять, что давало ему силу подняться над своей израненной душой, встать вровень с эпохой и выстоять в борьбе с самим собой и с тем, что не давало ему покоя?

  Может, это была сила музыки, поселившейся в нём ещё с детства и юности?

  Читаю его "Уроки музыки", написанные им в 1985-ом году, и понимаю, что моё предположение недалеко от истины:

  "Трудно сейчас представить, – пишет Окуджава, – как я всё это проделывал, как не отвалились руки, ноги. Я ли то был, тот кривоногий солдатик с оттопыренными ушами, выброшенный из домашнего убогого тепла прямо в ожесточённые пятерни сержанта Ланцова? Я ли то был?...
 
   Я уже смутно вспоминаю это своё прошлое. Я погружён в горькую оглушающую музыку, встаю под неё, бегу, вылизываю котелок, ползу по грязи, таскаю мины, выслушиваю оскорбления... И всё под неё.
 
   Мы иногда сопротивляемся. Мы иногда пытаемся примирить эти грязь и ожесточение, эти визгливые, дикие мелодии с иными нотами, ещё трепещущими в наших душах. Дрожь обиды ещё сотрясает наши тела. В поисках гармонии мы выглядим нелепо. Но ведь мы маленькие люди с тонкими шейками и детским опытом, и поспешные мысли о расплате с обидчиком гудят в наших головах: отомстить, ответить, оскорбительно глянуть в голубые прищуренные глаза, усмехнуться, не опускать головы, помнить, что ты - центр мироздания, царь природы, пусть в шинели с чужого плеча, пусть на кривых ножках в блёклых обмотках..."

    Музыкант в душе, он долгие годы живёт в своём, только ему принадлежащем мире музыки. Начинает с сочинения мелодии без гитары, при помощи фортепиано, подбирая мотивы на слух. Так, к примеру, написан знаменитый марш для фильма "Белорусский вокзал". Мечтательность, стремление разобраться в происходящем, приводят его к осознанию своего предназначения в жизни. Не отрываясь от реальности, он погружается в мир музыки чувств, которая всегда живёт в его душе. "Музыку я считаю важнейшим из искусств, даже выше, чем слово", - скажет он позже. Им написано много   произведений, центральная тема которых – музыка, нашедшая отражение уже в самих названиях песен: "Заезжий музыкант", "Музыкант играл на скрипке", "Солнышко сияет, музыкант играет", "Черешневый кларнет", "Песенка о Моцарте", "Старый флейтист", "Всё глуше музыка души".

"Всё глуше музыка души,
Всё звонче музыка атаки.
Но ты об этом не спеши,
Не обмануться бы во мраке:
Что звонче музыка атаки,
Что глуше музыка души.

Чем громче музыка атаки,
Тем слаще мёд огней домашних.
И это было только так
В моих скитаниях вчерашних:
Тем слаще мёд огней домашних,
Чем громче музыка атак.

Из глубины ушедших лет
Ещё вернее, чем когда-то:
Чем громче музыка побед,
Тем горше каждая утрата.
Ещё вернее, чем когда-то,
Из глубины ушедших лет.

И это всё у нас в крови,
Хоть этому не обучались:
Чем чище музыка любви,
Тем громче музыка печали.
Чем громче музыка печали,
Тем выше музыка любви".   

   Мне вспомнились сегодня слова Фёдора Михайловича Достоевского о том, что "человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время, я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком".

  Впервые я прочла эти строки, когда изучала творчество классика более сорока лет назад, будучи студенткой педагогического института. Тогда я их приняла за аксиому и потом передавала эту истину моим девятиклассникам на уроках русской литературы 19-го века.

   Может, я бы и не вспомнила их сегодня, но они сопровождали меня всю жизнь.   Только в последние годы я, наконец, осознала их истинный смысл. Каждый из нас – частица мироздания, каждый причастен к всеобщей тайне существования. Мир удивителен, прекрасен, но в то же время таинствен. Во все времена он вдохновлял творческих людей на создание шедевров мировой литературы и искусства. Но по-прежнему тайна внутреннего состояния человека, как и внешнего проявления его психики, осталась неразгаданной. 
 
  Булата Окуджаву эта тема тоже волновала. В свою очередь феноменальные способности композитора и поэта до сих пор волнуют умы современников. Он, как творческая личность, одарённая особыми способностями, пытался сознательно или бессознательно проникнуть в сущность натуры человека и показать ему, каков он есть.  Пользуясь интимно-доверительными интонациями и простой разговорной лексикой, он находит путь к сердцу каждого человека и помогает ему задуматься о себе самом. Именно в этом для меня притягательная сила его слов и мелодий.   

    Посредством музыки и поэзии говорит он со мной, философствуя и одновременно погружая в мир своих чувств. Энергия его мысли ведёт. Он обладает поэтическим и музыкальным талантом, но я нисколько не сомневаюсь и в том, что ему помогает движение души. Да, мы все – атеисты от рождения, но в определённые моменты жизни начинаем понимать, что не так-то всё просто в этом мире, и что что-то есть высшее, что даёт нам духовную силу. Мы ищем смысла жизни, пытаемся познать своё предназначение. Процесс познания важнейших вопросов бытия несомненно происходил и в сознании Булата Окуджавы.

   Литературоведы уже давно пришли к мнению, что одним из секретов феномена Булата Окуджавы является единство стихов, мелодии, ритма, голоса и аккомпанемента. Известно также, что композитор Дмитрий Шостакович выразил однажды сомнение в надобности создания профессиональными композиторами новых мелодий на тексты уже существующих песен Булата Окуджавы.

    Песни Окуджавы воспринимаются слушателем во всей полноте их смысла и замысла, тонкости оттенков только в его исполнении. И в этом – одна из составных частей его успеха. Лучше композитора Окуджавы никто не может исполнять его песни   и в наши дни. Сам поэт в этом плане отдавал предпочтение Елене Камбуровой. Лучше других понял движение его поэтической души композитор Исаак Шварц, написавший около тридцати песен на стихи Булата Окуджавы. И среди них шедевры: "Ваше благородие, госпожа разлука", "Часовые любви", "Кавалергарды" и другие.

    А недавно композитор Владимир Дашкевич в программе "Большая семья" сказал искренне и открыто о том, что музыкальный талант барда оказал большое влияние на его становление: "Окуджава был выдающимся симфонистом двадцатого века, и до сегодняшнего дня я учусь у него".

    По мнению Дмитрия Быкова, высказанного им в предисловии к книге об Окуджаве: "В результате почти любой слушатель Окуджавы имеет свою версию его биографии и тайного смысла его сочинений, а к чужим попыткам истолковать и просто изложить его судьбу относится с пристрастием и ревностью. Это не просто нормально – для поэта это счастье, свидетельствующее о стойком читательском неравнодушии. Проблема в одном: между биографами и исследователями поэта, на которого каждый смотрит как на близкого родственника, существуют неизбежные разногласия, переходящие в конфликты…

   Все, кто любит Окуджаву, заинтересованы в том, чтобы появилась его научная биография, чтобы вышло тщательно выверенное и по возможности полное собрание сочинений с черновиками, вариантами и комментариями, чтобы мы получили наконец полное собрание его песен (честь, которой уже неоднократно удостаивались Галич и Высоцкий). Его творчество активно изучается, чему порукой регулярные научные конференции в переделкинском дачном музее".
               
                *  *  *

"Пускай моя Любовь, как мир, стара,
Лишь ей одной служил и доверялся,
Я – дворянин с Арбатского двора,
Своим двором введённый во дворянство.

За праведность и преданность двору
Пожалован я кровью голубою,
Когда его не станет, я умру
Пока он есть - я властен над судьбою.

Молва за гробом чище серебра
Звучит мне вслед музыкою прекрасной,
Но ты, моя фортуна, будь добра,
Не выпускай моей руки несчастной.

Не плачь, Мария, радуйся, живи,
По-прежнему встречай гостей у входа.
Арбатство, растворённое в крови,
Неистребимо, как сама природа".

   Во время работы над очерком я много общалась с людьми, знавшими Булата Окуджаву по его выступлениям на концертах, по радио, на телевидении. В один из вечеров получила сообщение от знакомой из Москвы. Текст его был в унисон моим мыслям, поэтому и запомнился:

  "Вспомнилось, как в начале 90-ых годов, гуляя по Арбату, на котором началась настоящая вакханалия перестройки, мы встретили Булата Окуджаву. Конечно, обрадовались, и хотели с ним поговорить. Но он, казалось, никого не замечал. Не могу сказать, показалось нам всем или на самом деле мы услышали, будто он грустно напевал: "Ах, Арбат мой, Арбат...". Но каждый раз, слушая песни в исполнении замечательных авторов, всплывает в памяти этот грустный эпизод".

   А мне, когда я читала эти строки, вспомнилось одно из стихотворений поэта последних лет:

"Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.
В Безбожном переулке хиреет мой талант.
Кругом чужие лица, враждебные места.
Хоть сауна напротив, да фауна не та.

Я выселен с Арбата и прошлого лишён,
и лик мой чужеземцам не страшен, а смешон.
Я выдворен, затерян среди чужих судеб,
и горек мне мой сладкий, мой эмигрантский хлеб.

Без паспорта и визы, лишь с розою в руке
слоняюсь вдоль незримой границы на замке,
и в те, когда-то мною обжитые края,
всё всматриваюсь, всматриваюсь, всматриваюсь я.

Там те же тротуары, деревья и дворы,
но речи несердечны и холодны пиры.
Там так же полыхают густые краски зим,
но ходят оккупанты в мой зоомагазин.

Хозяйская походка, надменные уста...
Ах, флора там всё та же, да фауна не та...
Я – эмигрант с Арбата. Живу, свой крест неся...
Заледенела роза и облетела вся".

    А когда я узнала, что Безбожный переулок существовал на самом деле, то поняла, что всё в стихах поэта имеет реальную основу. И его метафоры – жизненны и неповторимы в своей образности и первозданности.

    Читаю в интернете: "Не так давно ещё можно было свернуть с улицы Арбат в арку дома номер 43 и войти в эту жизнь. Позади большого шестиэтажного дома квадрат двора замыкали пристройки – три скромных двухэтажных домика. Над игравшими детьми и отдыхавшими бабушками шелестели деревья. На двор выходил чёрный ход – небезызвестный подъезд, в котором, и правда, не было лампочки, а неподалёку всегда находился чёрный кот – неужели тот самый? Двор был удивительно соразмерен человеку, обращён к нему, дышал любовью и добротой. Входивший сюда – будто оказывался в тёплой, тихой, уютной комнате. И песни Булата Окуджавы, вдохновлённые его двором, именно здесь звучали с особой силой сродства.

   С детских лет Окуджавы до восьмидесятых годов двор почти не изменился. Всегда оставался верен своему двору и поэт, посвящая ему стихи, песни, прозу".

   А совсем недавно нас с мужем посетил друг семьи из Сибири.  Разговоры не обошли и тему Арбата. Посетить Москву и не быть на Арбате, по общему нашему мнению, – просто преступление. Нас, гостей столицы, он привлекает архитектурой зданий, которые не похожи друг на друга, театром имени Вахтангова, рестораном "Прага", кинотеатром документальных фильмов, где однажды мы посмотрели фильм о йогах, после которого муж был долго в восторге, и просто необычной особенной атмосферой, царящей там.
 
   Воспоминания друзей лились рекой…  А песни Владимира Высоцкого звучали в доме весь месяц с дисков, подаренных мужу ещё одним другом, здесь, в Германии, много лет назад. Мне стало интересно, знаком ли наш гость из глубинки, долгие годы работавший там железнодорожником, с поэзией барда Булата Окуджавы. "Да, конечно, – ответил тот на мой вопрос, не задумываясь. – Это же поэт Арбата".
 
   Тот ноябрьский вечер мы посвятили песням Булата Окуджавы. Я слушала "Арбатский романс", подпевала автору, пыталась проникнуться мыслями, посетившими Булата во время создания песни.
 
"Арбатского романса знакомое шитьё,
К прогулкам в одиночестве пристрастье,
Из чашки запотевшей счастливое питьё
И женщины рассеянное "здрасьте"...
 
 Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра,
 Светло иль грустно – век почти что прожит.
 Поверьте, эта дама из моего ребра,
 И без меня она уже не может.
 
Бывали дни такие – гулял я молодой,
Глаза глядели в небо голубое,
Еще был не разменян мой первый золотой,
Пылали розы, гордые собою.
 
   Ещё моя походка мне не была смешна,
   Ещё подошвы не поотрывались.
   За каждым поворотом, где музыка слышна,
   Какие мне удачи открывались!
 
Любовь такая штука, в ней так легко пропасть,
Зарыться, закружиться, затеряться...
Нам всем знакома эта мучительная страсть,
Поэтому нет смысла повторяться.
 
   Не мучьтесь понапрасну: всему своя пора.
   Траву взрастите – к осени сомнётся.
   Вы начали прогулку с арбатского двора,
   К нему-то всё, как видно, и вернётся.
 
Была бы нам удача всегда из первых рук,
И, как бы там ни мяло и ни било,
В один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,
А всё при вас, целёхонько, как было… "

  Наш сибирский гость, слушая песню, настолько глубоко погрузился в свои мысли, что не смог сразу откликнуться на "наши позывные".

 "Вся жизнь перед глазами прошла, – сказал он после затянувшегося молчания, почувствовав наше невысказанное участие. – Да, жизнь меня помяла. Ни за что четыре года, проведённые в "местах не столь отдалённых" и на поселении в Архангельске. Не с Арбата я, родился в Новосибирске, но песни Окуджавы мы пели и там, где бы я и врагу не посоветовал оказаться. А ведь прав Булат: "Всему своя пора". Вот, год назад жену похоронил, без неё я бы тогда на севере не выжил, приехала, колокольчик мой, зазвенела, залечила мои душевные раны, спасла.

Любовь такая штука, в ней так легко пропасть,
Зарыться, закружиться, затеряться...
Нам всем знакома эта возвышенная страсть,
Поэтому нет смысла повторяться.

   Окуджава оставил след в наших душах. Мы пели его и верили в его слова.
 
 В один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,
 А всё при вас, целёхонько, как было.

  Да, спасли меня тогда и беззаветно любящая подруга, и с ней "светло иль грустно - век почти что прожит", и песни Окуджавы стали частицей нашей совместной жизни. Но не в моей власти было сохранить мой колокольчик".

    Грустная история с печальным концом.  В то же время – сила   песни врачует, лечит душу. Через такую правду понятнее и ближе становятся нам слова барда, рядом с нами прошедшего и свой жизненный путь.

"Надежды крашеная дверь,
Фортуны мягкая походка,
Усталый путник средь потерь,
Всегда припрятана находка,
Всегда припрятана находка,
И пусть видна она нечётко,
Но ждёт тебя она, поверь.

Улыбка женщины одной,
Единственной, неповторимой,
Соединённою с тобой
Суровой ниткою незримой,
Суровой ниткою незримой,
От обольщения хранимой
Своей загадочной судьбой

Придут иные времена
И выдумки иного рода,
Но будет прежнею она,
Как май, надежда и природа,
Как май, надежда и природа,
Как жизнь и смерть, и запах мёда,
И чашу не испить до дна,
Как жизнь и смерть, и запах мёда,
И чашу не испить до дна.
И чашу не испить до дна".

                *  *  *

   Слава – несомненная, преодолевающая границы – пришла к Булату Шалвовичу Окуджаве ещё при жизни. Но мне по-прежнему не даёт покоя вопрос, теперь уже не столько, в чём секрет успеха, сколько, в чём тайна феномена Булата Окуджавы. Ведь он – не только поэт и исполнитель своих песен, но и композитор и – более того – личность, перед которой встают залы и поют вместе с ним его песни.

   И до сих пор народ поёт их стоя, в едином порыве. Так, по словам знакомого москвича в один из дней рождения Окуджавы сотни людей, заполнивших Арбат около театра Вахтангова, пели его песни "Возьмёмся за руки, друзья", "Песенка об Арбате", "Грузинская песня", "Молитва", "Пожелание друзьям", "Надежды маленький оркестрик" и другие.  Это ли не свидетельство народного признания Булата Окуджавы!
 
   Для понимания Окуджавы мне интересны и воспоминания режиссёра Владимира Мотыля (они вместе с Окуджавой писали сценарий кинофильма "Женя, Женечка и "катюша"):

   "Он рассказал мне случай, который я считаю примером удивительной честности и чистоты. Однажды его вызвал секретарь ЦК КПСС по идеологии Ильичёв и потребовал опровергнуть напечатанную в "Нью-Йорк Таймс" статью, в которой якобы содержалась "клевета" на жизнь советских людей. В ней говорилось, что в СССР нет свободы слова, и в качестве примера приводился Окуджава, которого не печатали и не давали выступать. Булат попытался сначала отшутиться: мол, советские люди всё равно "Нью-Йорк Таймс" не читают, а потом сказал: "Но ведь меня и в самом деле не печатают, и цензура всё время зажимает".

   "А вы вот напишите опровержение, и сразу получите послабление", – пообещал Ильичёв.
   И тогда Булат ответил: "Вас я, может быть, больше не увижу, а мне с собой жить до конца моих дней... ".
  "При жизни Булата, – продолжает Владимир Мотыль, – я мало задумывался, почему в годы безвременья, удушливых для всех мыслящих людей, многие тянулись к Окуджаве. Его записи расходились сотнями тысяч, если не миллионами! Может быть, дело в том, что он ни разу не сфальшивил ни одной строчкой, писал, "не стараясь угодить".

  Читаю стихи, слушаю песни в исполнении поэта и композитора. Вслушиваюсь в слова, мелодию, голос, чувствую движение души Булата Шалвовича Окуджавы и ещё раз убеждаюсь в том, что главное в творчестве поэта – это умение сердцем услышать мысли человека, живущего рядом с ним, передать их, пропустив через душу, и при этом не сфальшивить.

   Присоединяюсь я и к мнению Ольги Славиной, которая в статье "Булат Окуджава.  Не стараясь угодить" пишет: "Весёлый барабанщик" и "Дежурный по апрелю", "Бумажный солдат" и "Часовые любви" развивали явление, позже названное авторской песней. И пусть дотошные исследователи в начало бардовских координат ставят Михаила Анчарова или даже "Бригантину" Павла Когана, но всё же первым, кого в стране по-настоящему услышали, стал этот аристократичной внешности сухощавый лысеющий "грузин московского разлива", как иронически называл он себя сам".

   И вот я уже слышу "грохот палочек, то ближе он, то дальше,
Сквозь сумятицу, и полночь, и туман.
Неужели ты не слышишь,
Как весёлый барабанщик
Вдоль по улице проносит барабан?!".

   Я уже пою песню "Весёлый барабанщик", которую помню со школьных лет. Кадры ещё не созданного фильма проходят перед глазами:

 Я – ученица пятого класса, пионерка, в белой рубашке, юбочке в складочку, с алым галстуком на груди под звуки горна и барабана громко и звонко пою на линейке в пионерском лагере:
 
"Встань пораньше,
Встань пораньше,
Встань пораньше,
Только утро замаячит у ворот,
Ты увидишь, ты увидишь,
Как весёлый барабанщик
В руки палочки кленовые берёт".

   А вот я уже постарше – на пионерском сборе в школе, председатель совета отряда, отдаю команду: "Отряд! Равняйсь! Смирно! Вперёд, с песней, шагом марш!"

"Будет полдень, суматохою пропахший,
Звон трамваев и людской водоворот.
Но прислушайся – услышишь,
Как весёлый барабанщик
С барабаном вдоль по улице идёт".

   Я в туристическом походе, семиклассница. Мы с друзьями сидим на брёвнах у пылающего костра. Пламя взлетает высоко вверх.  Темнота освещает нас, поющих теперь уже с лирическими интонациями строки всё той же песни на стихи Булата Окуджавы. Как я узнала значительно позже, стихи "Весёлый барабанщик" были написаны им ещё в далёком 1958-ом году.

"Будет вечер – заговорщик и обманщик.
Темнота на мостовые упадёт,
Но вглядись, и ты увидишь -
Как весёлый барабанщик
С барабаном вдоль по улице идёт".

    Такие отсветы прошлого незабываемы и неповторимы. У каждого из нас они в памяти, потому что мы – одного рода-племени – пионеры и комсомольцы 50-ых – 80-ых годов прошлого столетия.
 
                *  *  *

    Закончился двадцатый век, век талантливых людей, которые выходили на сцену и под собственный аккомпанемент вели разговор со слушателями о повседневных делах, о нашей жизни. Некоторых уже нет среди нас, но остались песни, посвящённые великому братству поющих людей.  Булат Окуджава был одним из первопроходцев этого течения, жанра авторской песни. Его новаторство как композитора и поэта в его песнях   налицо. Он пишет о том, о чём прежде не писали и не говорили…

    И в его простых словах присутствует глубина мысли, которая не поддаётся рациональному разбору, разложению на составляющие, как время на часы и секунды, моря на граммы и килограммы... В них присутствует какое-то таинство, которое можно назвать музой, вдохновением, благодарением. Оно не поддаётся психологическому  анализу.

   Слова поэта воспринимаются индивидуально. Каждый слушатель и читатель видит в отдельно взятом слове, фразе, строфе своё, им пережитое, нашедшее отражение в его памяти и вызывающее в нём своеобразные переживания и ассоциации.

   Моё поколение не знает запаха войны… Но каждый день наступившего века несёт за собой не радость побед, а страх от непонимания: почему люди стали так жестоки по отношению друг к другу. Так, к примеру, жители планеты явились свидетелями террористических актов 13 ноября 2015-го во Франции, где мы с друзьями гуляли по Елисейским полям всего за неделю до кровавых событий.

  А через несколько дней по телевидению сообщили, что российский военный самолёт сбит над Турцией... Нет! Он находился в километре от турецкой границы... над территорией Сирии.  Это событие выходит за рамки антитеррористической войны... Что нас ожидает завтра?

   В связи с этими размышлениями возвращаюсь к песням Булата Окуджавы о войне. Они актуальны и в наши дни.

"Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,
На пороге едва помаячили
И ушли за солдатом солдат...
 
До свидания, мальчики! Мальчики,
Постарайтесь вернуться назад.
 
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
Не жалейте ни пуль, ни гранат
И себя не щадите ... И всё-таки
Постарайтесь вернуться назад.
 
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Вместо свадеб – разлуки и дым!
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестрёнкам своим.
Сапоги... Ну куда от них денешься?
Да зелёные крылья погон...
 
Вы наплюйте на сплетников, девочки!
Мы сведём с ними счёты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идёте войной наугад...
 
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад!"

   Поэтические строки взяты из самой жизни. То, что прежде называли прозой жизни, Окуджава выносит на суд читателя, помогая ему понять себя в реальном мире, увидеть личную роль в событиях, происходящих на глазах.
 
    На одном из фестивалей в немецком городе Штутгарте поэт расскажет о себе так: "Родился в Москве в 1924-ом. Отец – грузин, мать – армянка, а я – русский писатель. В 1937-ом году расстрелян мой отец, была арестована моя мать и просидела в лагерях 19 лет. Это было тяжёлое время. Я был сыном врагов народа. Моя жизнь складывалась сложно. Я был романтиком и поэтом. Началась война. Нужно было защищать Родину. Я стал пацифистом. После фронта учился в университете, работал в деревне учителем. В 1956-ом году вернулась моя мать, ей разрешили жить в Москве. И впервые мне захотелось исполнить мою песню под гитару.  Композиторы меня ненавидели, певцы – презирали. С тех пор прошло тридцать лет. Стали выходить мои книги. И теперь я смог приехать к вам".

   Переполненный зал, где его слова переводились на польский и немецкий языки, ответил ему громом аплодисментов.

   Внимательно вслушиваюсь в песни барда и совершаю открытие: поэт ведёт разговор со временем, в котором жить и умирать, которое решает за нас и определяет судьбу каждого. Поэт просит у него отсрочки. Он ещё не довёл всё до конца, ещё нужно доделать то, что задумал, пообещал, наметил.

"Время идёт, хоть шути – не шути,
Как морская волна, вдруг нахлынет и скроет.
Но погоди, это всё впереди,
Дай надышаться Москвою.
 
Мало прошёл я дорогой земной,
Что же рвёшь ты не в срок пополам моё сердце?
Ну не спеши, это будет со мной,
Ведь никуда мне не деться.
 
Видишь тот дом? Там не гасят огня,
Там друзья меня ждут не больным, не отпетым.
Ну не спеши! Как же им без меня?
Надо ведь думать об этом.
 
Дай мне напиться воды голубой,
Придержи до поры и тоску, и усталость.
Ну потерпи, разочтёмся с тобой – 
Я должником не останусь".
 
  Он пишет и о друзьях. Они уходят один за другим, оставляя в его сердце боль и ощущение невосполнимой утраты... Разговор лирического героя со слушателем становится всё более задушевным. Друзья уходят в иной мир в мирное время, оставляя щемящее чувство невосполнимой потери и острую боль, понимание невозможности предотвращения беды.

Им, своим друзьям, он посвящает строки песни:

"Давайте восклицать, друг другом восхищаться,
Высокопарных слов не надо опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты –
Ведь это всё любви счастливые моменты.

Давайте горевать и плакать откровенно,
То вместе, то поврозь, а то попеременно.
Не будем придавать значения злословью –
Поскольку грусть всегда соседствует с любовью.

Давайте понимать друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.
Давайте жить, во всём друг другу потакая, –
Тем более, что жизнь короткая такая".

                *  *  *
      
   Песни Булата Окуджавы живут в нашей памяти. Не ошибусь, если скажу, что их   знает каждый, родившийся в бывшем Советском Союзе. Они звучат на международных фестивалях авторской песни на многих языках мира: русском, польском, японском, иврите, шведском, французском, английском, немецком, чешском, грузинском и других.

   Они звучат на всех интернациональных праздниках бардовской песни. Это –   Международный фестиваль Булата Окуджавы, а также посвящённый Булату ежегодный фестиваль "И друзей созову" в Москве, это – имеющие статус Всероссийских фестивали авторской песни и поэзии "Песня Булата в Колонтаеве" и "Песня Булата на Байкале". А ещё и Открытый городской конкурс патриотической авторской песни имени Булата Окуджавы в Перми, и Международный фестиваль авторской песни и поэзии Булата Окуджавы, проходящий уже много лет в Израиле.

   А сколько их ещё, традиционных и нетрадиционных, созданных бардами и любителями авторской песни, на которых звучат песни Булата Окуджавы! Среди них – Грушинский и Ижевский фестивали авторской песни, "Гринландия" в Кировской области, Вуппертальский в Германии, фестивали в Хакасии, "Бирюсинка" в Приангарье; в Париже, в Ганновере, в Чехии – "За туманом", в Польше…  География эта необъятна. Не знаю точно, как велико всё охваченное бардовской песней пространство, но знаю наверняка, что такие песни Булата Окуджавы, как "Возьмёмся за руки, друзья", "Ах, война, что ты сделала, подлая", "Песенка об Арбате", "Грузинская песня" звучат там всегда.
 
"Виноградную косточку в тёплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь своё сердце настрою.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

Собирайтесь-ка, гости мои, на моё угощенье,
Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву,
Царь небесный пошлёт мне прощение за прегрешенья.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?"
   
   Остановись, слушатель и читатель, проникнись словами поэта и задумайся, хотя бы на мгновение, о своём предназначении на земле.

   "Умирать не страшно – страшно не жить", – произнесёт однажды композитор, поэт и исполнитель своих песен Булат Окуджава как нечто давно выстраданное. Мне кажется, что эту фразу нужно вписать крупными буквами в учебники литературы. В этих словах – его жизненная философия: он всегда не сторонний наблюдатель, а активный участник событий, со своей точкой зрения на них и суждениями, независимыми от диктата эпохи, вождей, классов, партий. Всего несколько слов, а смысл их настолько глубок, что они заставляют задуматься каждого – в любом возрасте – о смысле своей жизни.
 
    В статье "Булат Окуджава: его круг, его век" Галина Белая пишет, что поэзия Булата "соединила в себе землю и небо в одно целое и тем самым возвела повседневную жизнь в высшую степень". Классическим примером этого является его "Грузинская песня".
   
   Слушаю её и понимаю, что уже сегодня нужно получить для себя ответы на вопросы: "Зачем мы пришли в этот мир? Зачем мы живём? Что стоит жизнь моя?  Чего я в ней добился? Не пора ли оставить мелочные обиды, посмотреть на себя со стороны и понять, что ничто не проходит бесследно? А каким он будет этот след?"

   Окуджава словно обращается к моему сердцу, напоминая о вечном смысле таких категорий, как любовь и дружба, понимание и верность.

"В тёмно-красном своём будет петь для меня моя Дали,
В чёрно-белом своём преклоню перед нею главу,
И заслушаюсь я, и умру от любви и печали.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

И когда заклубится закат, по углам залетая,
Пусть опять и опять предо мной проплывут наяву,
Белый буйвол, и синий орёл, и форель золотая.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?"
 
                *  *  *
 
   И всё же судьба нагнала Булата Шалвовича Окуджаву в Париже. Ему было семьдесят три года.
   Вспоминаются строки его первого стихотворения "Неистов и упрям". Я бы сказала, что первые стихи читаются как последние, столько в них глубины мысли и космического понимания. Всё возвращается на круги своя:

"Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори,
На смену декабрям
Приходят январи.
 
Нам всё дано сполна:
И горести, и смех,
Одна на всех луна,
Весна одна на всех.
 
Прожить лета б до тла,
А там пускай ведут
За все твои дела
На самый страшный суд.
 
Пусть оправданья нет,
И даже век спустя …
Семь бед – один ответ,
Один ответ – пустяк!
 
Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори,
На смену декабрям
Приходят январи".
 
   И мне вспоминаются строки поэта Евгения Евтушенко: "... его песни живы потому, что они написаны не на злобу дня, а о вечном – о человеке и его чувствах".
   Булат Окуджава всю жизнь пытался разгадать тайну жизни через тайну сердца. "Предназначение человека, – убеждён поэт, – осознать своё место не просто среди людей на земле, а и в мироздании. Предназначение художника – выразить это единство с миром".  Этой истине посвятил он, композитор, поэт и писатель Булат Шалвович Окуджава всю жизнь.

   Думаю, что разгадать тайну его феномена невозможно в отрыве от разгадки феномена бардовской песни. Поскольку это – целая вселенная, а в ней невозможно разгадать, разложить по полкам эмоции и чувства, возникающие при прослушивании пронзительных по искренности песен талантливых бардов – Юрия Визбора, Владимира Высоцкого, Александра Галича, Виктора Берковского, Дмитрия Сухарева, Юрия Кукина, Евгения Клячкина, Ады Якушевой, Александра Городницкого и их многочисленных последователей.
 
    В человечности и состоит их очарование. Они всегда заставляют сердце восторженно биться при соприкосновении с высшим таинством, происходящим в нас самих.  Мы становимся чище, и наши души открываются навстречу искренним мелодиям. Песни бардов пробуждают душевные порывы и просветляют, зовут в романтические дали и говорят о вечном:
 
"Хороша она или плоха, 
Выплакана или недопета, 
Музыка стиха всегда тиха 
И непредсказуема, как Лета.

Буковок беспечный разворот, 
Слова одинокого наплывы, 
Строфы, что строги, а то глумливы, 
Будто мы не знаем, что нас ждёт.

Странной фразы тусклый силуэт, 
Шёпот, заклинания, надрывы... 
Это не о том, что счастья нет, 
А о том, что всё-таки мы живы".

   Попробуем же с этой точки зрения взглянуть на наследие талантливого человека нашей эпохи. И тогда понимание движений его души придёт к каждому из нас, но в своё время.  Осознание феномена его личности должно состояться. А пока не будем торопить стук часов мироздания. Прислушаемся к нему.

Январь 2016

Ирене Крекер
Германия