Прах. Книга первая. Глава VIII

Папа предусмотрел всё, перед тем, как покинуть меня. Во-первых, люк очень сложно найти. Он практически сливается с паркетом. Во-вторых, спустившись вниз по крутой лестнице нужно уметь открыть заветное хранилище. Опять же, вход в него законспирирован донельзя. Мне потребовалось несколько лет, чтоб успешно всё находить и открывать. Код из сорока цифр и символов учить наизусть не особо просто. Но сейчас я готов произнести его, будучи разбуженным среди ночи. Это как молитва.

В хранилище постоянно поддерживаются необходимые условия. Температура, влажность, освещение… Зал обширен, но не баснословно. Здесь ровно столько места, сколько нужно для достойного хранения каждой вещи.

Хотя, признаться, мне дико называть всё это вещами. Здесь – всё, что создало человечество. И даже больше, чем одно лишь человечество. От памятников античной философии до представителей постмодернизма. Подлинники и репродукции картин. Хранители с терабайтами информации – от записи университетских лекций и конференций до аудиокниг. Виртуальные музеи, виртуальные экскурсии (в двадцать первом веке люди до такой степени не могли оторвать себя от мониторов, да. Но они не знали, что спустя сотни лет это кому-то поможет). Я был в Эрмитаже, Лувре и в Британском музее и во многих других. Я был на лекциях по всем гуманитарным дисциплинам и спокойно могу сдать по любой из них зачёт.

Эти записи, как правило, диктофонные. И я часто смеюсь, возмущаюсь, шучу вместе со студентами, чьи голоса там тоже слышны. Те ребята мне точно сокурсники, точно друзья, хотя они и жили половину тысячелетия назад. Мне их не хватает, и я тоскую по ним. А ещё я был на лекциях по теологии. Хотите узнать что-то об эсхатологии? Я бы с удовольствием поговорил с вами об этом. Всё к этому располагает.

Здесь, разумеется, далеко не всё – здесь то, что удалось спасти. Мои сокровища всегда в нужном положении и на своих местах. Не знал, что во мне хватит педантизма, чтоб так скрупулёзно всё содержать в порядке. Да что там педантизм… Я не знал, что во мне хватит сердца, чтоб каждый раз пропускать через себя ту силу, сокрытую на листах книг, в мазках живописца. И, конечно, же – в музыке. Я бы отдал полжизни, чтоб услышать эти произведения вживую. А так я просто приглушаю свет и, лёжа на бетонном полу, ощущаю, как комнату наполняет небесный эфир. Арии, симфонии, концерты для фортепьяно и органа. Высокое сопрано. Реквиемы. Хоры. И уже не подвал, не секретное убежище, а – импереи. И я в них не главенствую. Я лишь становлюсь одним из тех, кто с содроганием всего существа созерцает Великое.

И я должен это отдать ради куска хлеба?..

Ночь близилась. Я находился в хранилище и читал. Это была одна из хорошо сохранившихся книг с гладкими и прохладными страницами, что крепко держались на черенке. Они белого, чистейшего цвета. Я никогда не видел снега, но, мне хочется их сравнивать именно со снегом, который простирается так далеко, как можно охватить взглядом. По этому простору можно идти и идти в заворожённые, сокровенные дали.

Я сидел в углу на полу, читая. Гудение ламп. Шелест страниц.
Вдруг – звук, такой неожиданный и резкий, что жгучий страх моментально пронёсся по венам. Я и не думал забывать о том, что нахожусь под постоянной угрозой.

Это был грохот закрывающегося люка. Она спускалась ко мне. Зашла в хранилище, щурясь от яркого освещения после темноты, небрежная, всклоченная и уставшая. И она молча села рядом со мной. Тихо пристроилась, положив голову на моё плечо. Так прервалось моё странствие по снежной пустыне, и я вернулся к ласкающему теплу дорогого очага.

По-звериному разлечься около мирного огня, есть с её рук, спать у её ног. Дремучая и сакральная тяга одного человека к другому…

Аврора спросила вполголоса:
- Что ты читаешь?.. 
- Данте. Это самый конец «Божественной комедии». Осилил-таки… - ответил я энергично и радостно, что шло вразрез с её утомлённостью. Меня так воодушевило далеко не то, что я завершаю прочтение этой немалой книги, нет.
И я взглянул на неё. Она отводила в чём-то кающийся взгляд. Я процитировал не спеша:

О Вечный Свет, который лишь собой
Излит и постижим и, постигая,
Постигнутый, лелеет образ свой.

- Как это можно понять? – прижимаясь ко мне сильнее, промолвила она.
- Ну… Земную жизнь пройдя до половины, главный герой проходит через Ад, Чистилище и Рай и в конце видит то, что называет «Вечным Светом», - поясняю я и закрываю книгу. Ставлю её, не вставая, на нижнюю полку прямо за моей спиной.

Ави, я бы тебе рассказал так много!.. Сейчас же я просто объясняю на пальцах. Я пробовал говорить с тобой открыто, но ты и не пыталась понять то, что я хочу донести. Я бы сказал тебе, что «Вечный Свет» - это Любовь, «что движет солнце и светила». А Любовь – это Бог. Но я не могу насильно тебя заставить вникать в того, что не по тебе.

- Иден… - и она плачет, уткнувшись носом в плечо.
- Прощаю, - и мне самому охота разрыдаться. Мы обнимаемся. Как там у Мильтона, не подскажешь, моя любимая? Там Адам говорит Еве, что она… Не вспомню… А, точно!.. «Часть от самого себя, от бытия телесного, ближайшее, у сердца». Мы с тобой первые люди. Я умоляю тебя, не искушайся, не срывай этот чёртов запретный плод. Я не хочу как мильтоновский Адам губить и себя, чтоб только не разлучаться с тобой.

Она успокаивается и светлеет. Так-то, милая моя. Всё хорошо. После – покидаем хранилище.

В гостиной включен телевизор. Видимо, Ави его смотрела, набираясь смелости перед примирением. Он небольшой (хотя у многих сейчас экраны занимают половину стены, а то и всю стену) и сохранился ещё со времён моего детства. Одна Аврора прозябает возле него столько времени в неделю, сколько члены моей семьи не тратили на него за годы. Сейчас там что-то вроде телевикторины. В кресле – кудрявая брюнетка с выкроенной и перештопанной в пух и прах внешностью. Она стремится выглядеть на двадцать с малым. Не удивлюсь, если у неё начался климакс, когда я был ещё в проекте у своих родителей. Ведущий (такой же надувной и пластиковый) задаёт ей вопросы вроде: «В каком году был принят Закон об Искоренении вольнодумства?» И даются четыре варианта ответа: «а: В 2096-ом году», «b: В 33-ем году», «c: В 1-ом году»,  «d: В 195». Если ответишь  «а», то подпишешь смертный приговор: каждый правоверный гражданин должен знать, что летоисчисление ведётся от основания Регула, а не от Рождества Христова(«А что такое Христос?» - спросит правоверный гражданин). Если ответишь «с»(в первом году), то будешь прав, поскольку Король незамедлительно спохватился, что необходимо уничтожать и преследовать тех, кто инакомыслящий.

Они играют.

Мы лежим на диване в лёгком полумраке. Над диваном – зеркало на потолке. Те двое в отражении мне ужасно нравятся. Они красивы, как сама молодость и природная, естественная сила. Выражение лица того парня, довольно живо выражающее эмоции и их смену, становится расслабленно-млеющим, когда он упивается отражением той, что совсем близко. О, она по сравнению с ним совершенно хрупкая и маленькая, даже жалко её как-то.

Аврора говорит мне куда-то в шею:

- Представляешь, я сегодня узнала, что можно запрограммировать генетический код будущего ребёнка. Плоть до мельчайших черт характера.

По зеркалу вижу, что те двое что-то замышляют. Парень, который развязывает пояс на её одеянии, - уж точно.

Она ложится ко мне на грудь и шепчет:

- Я бы хотела, чтоб у моего ребёнка были твои глаза. Тёмно-синие, такого редкого цвета. Именно с таким разрезом. Чтоб уголки немного уходили вниз, как будто грустишь. Так утончённо! Ты самое лучшее, что у меня есть, Иден. Ты самое прекрасное, самое лучшее… Иден…

Ави, зачем так много физиогномики? Нужно без лишних слов притворять великие дела в жизнь.

Между тем брюнетка в телевизоре ответила правильно на вопрос! Аплодисменты! Браво-браво. Умница.

«Забираете деньги или продолжаем игру?»
«Продолжаю игру!»

Аврора останавливает меня, переводя дыхание:
- …Там, под подушкой.
- Что?! Забудем!.. Я их ненавижу.

Она опирается на локти и сжимает колени.
 
«Но мне нужна подсказка зала!» - заключает брюнетка в телевизоре.

Аврора растерянная. Сейчас с её языка сорвутся доводы, почему так нельзя. За секунду до того, как наша страсть была бы заменена на груду синтетических нравоучений, я беру всё в свои руки (и буквально, и фигурально):

- Ты моя. Доверься. Моя.

Подействовало.

Экран после следующего правильного ответа чернокудрой умницы запестрел рекламой. Отвлекитесь от нас и посмотрите рекламу! Вы найдёте и приобретёте всё, что нужно, чтоб стать подобием подобия идеального образа. Вы будете почти небожителями и людьми нового поколения. Будете испражняться фиалками. Процедуры, пилюли, таблетки, инъекции, инновации. От меня пахнет потом. Чёлка прилипла ко лбу. Я не делаю эпиляцию. Я дик и мерзок по меркам нашего общества. Я не был с мужчиной ни одного раза в жизни, хотя для большинства гомосексуализм всегда в моде. Потому что я – Природа. Я – её незапятнанное естество. И они не станут сильней меня. Они начнут вымирать и вырождаться от благ цивилизации, а мы с Авророй продолжим начатое. Они будут изощряться, придумывая новые способы защиты от венерических заболеваний, поскольку они разменивают себя на каждом углу с каждым встречным, а мы с Авророй будем в стороне от их сточных ям. Потому что мы есть друг у друга.

Мы – первые люди. Адам и Ева. «Плодитесь и размножайтесь». Я лежу так, как ложились тысячи тысяч лет. И я так же поднимаюсь за все существующие пределы, чтоб сорваться вниз.   

«Последний самый важный вопрос!» - задним числом до меня доносится возглас ведущего.

Драматическое молчание в экране.
«Как зовут самого мудрого правителя всех времён?»
«Бранд Хакон!» - орёт умница.
«Бранд Хакон! Бранд Хакон!!!»

Я впился зубами в подушку. На несколько мгновений всё растворилось. Роняю себя на диван. Сердце стучит в висках.

Ави улыбается. Теперь жизнь удалась.

На экране между тем показывают, как с потолка падают деньги – брюнетка выиграла супер-игру, ответив на самый тривиальный вопрос. Бранд Хакон – это тот самый Король. В продолжение темы они начинают петь гимн Регула. Участница бегает по студии, как по розовой лужайке, где живут упитанные белые кролики, и ловит деньги. Счастье-радость. Мне сейчас даже презирать вас лень.

Хочу – спать. Просто спать…

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2016/03/16/1364