Игра в ножичики. Часть 3

Друзья!

Прежде чем читать дальше, обратите внимание, что на Ridero.ru вышла моя новая книжка "Персональная политическая история". Приглашаю почитать.


3
Солнце совсем исчезло, оставив только багровую полоску на горизонте. Искры вылетали из пламени и гасли, за секунды исчерпав свой порыв достичь звезд. В окружающем просторе и одновременно в тесноте каменного очага было скрыто что-то неимоверно важное, неимоверно ценное, необходимое для жизни.
- Речная рыба вкусна, хоть и костлява, - сказал Карен, бросая в огонь остатки со своей тарелки и потянувшись за следующей порцией.
- Как и твои натурщицы, - саркастически заметила Валентина, помогая ему перенести куски рыбы с решетки на тарелку.
- Ха-ха! - воскликнул Карен, поднимая стакан, - за умных женщин!
Я заметил, что в стаканах почти ничего нет, взял бутылку и долил всем по кругу. Когда я протянул руку с бутылкой к Карену, он отвел свой в сторону и подмигнул:
- У художника не должны дрожать руки. Особенно утром.
Издалека донесся странный глухой звук, как будто кто-то с уханьем колотил по земле.
- На том берегу ведь лес? Кто в нем водится? - спросила Алена.
- Да всего понемногу. Лоси бывают, кабаны. В основном утки в тростнике и гуси на луга садятся. Зайцев зимой стреляем, - ответил Алексей.
- А твоя живность как, плодится? - спросил Карен.
- Конечно, плодится. Тимофей приглядывает. А Надежда его к уткам привязалась. Забавно - всю жизнь учительницей проработала. А теперь утки. Она с ними разговаривает, а они на нее смотрят, только что клювы не раскрывают.
Алексей подбросил в огонь полено, продолжил.
- А Тимофей, муж ее - инженер. Эскалаторы проектировал. Потом все это никому не стало нужно, дешевле покупать. Подрабатывал, где мог. А в десятых полтинник стукнуло, никому не нужен. Ко мне в блог написал, давай, мол, буду продукцию в город возить, продавать. Так и познакомились. А чего возить, кому надо - сами приезжают. Так и осели. Живут сами и дочерей в городе подкармливают.
- А много с вами на ферме людей работает? - спросила Алена.
Я оценил ее тонкую лесть. Она сказала не "у вас", не "на вас", а "с вами". Этим она подчеркивала, что воспринимает его не просто как центр деловой активности этого конкретно места, а как в некоторой степени духовного лидера.
Не я один был такой умный. Валентина со своего места тоже все слышала и усмехнулась:
- Обрати внимание, Алексей, "с вами"!
Алексей, впрочем, нисколько не смутился. Он продолжал колдовать на следующей порцией рыбы и ответил коротко.
- Четверо.
- И Ахмет здесь? - спросил Карен, - надо бы с него набросок сделать, очень уж характерный разрез глаз у него.
- Ахмет в этом году на том берегу сам землю арендовал. Уже и построился. С урожаем, правда помог. Но в следующем году нужно будет кого-то нанимать.
- Сложно людей найти? - спросила Алена, - нам все фермеры пишут, что главная проблема на селе - люди.
- Да что об этом говорить. Правда, конечно. - Алексей замолчал, как будто эта тема его совсем не интересовала.
А Алена напористо, методично, продолжала:
- Нам пишут, что местное население безнадежно, генетически испорчено - у них с целевыми установками по жизни все перевернуто. Деньги - сразу водка. Ни родителей, ни детей, никого не стыдятся.
- Ну, да. В этом смысле с бывшими городскими проще. У них или Большой Драматический театр, или на худой конец тур по Европе - путеводная звезда. Ради этого и с коровами, и с утками могут поладить. - Алексей отвечал Алене скорее по обязанности воспитанного собеседника, чем из-за личного интереса.
- А вот у нас, у людей гор, все не так!
Карен поджал ноги и подался к огню, продолжил:
- У нас старики - это самое последнее слово, истина в самой последней инстанции. Наверное, это от того, что люди горы видят с детства. Глаза открывают, и сразу - горы. А гора - это иносказательно - авторитет. Кто уважает горы, тот уважает авторитет, и сам имеет авторитет.
- Но все-таки их взрывают, - сказал я, чтобы поддержать разговор.
- Куски откалывают, - покачал головой Карен, - только куски, маленькие такие кусочки. Из космоса не видать.
- Может, кто-нибудь скажет что-нибудь хорошее про ужин? - сказала Валентина.
Как истинный директор она удобно полулежала на расстеленной на камнях теплой куртке и поглядывала на нас немного со стороны.
- У меня первый в жизни такой прекрасный вечер, - сказала Алена.
Я знаю, что бывала она и в Италии, и в Испании, и где только не бывала со своими подружками, но слова прозвучали искренне. А она еще и продолжила.
- И у меня есть небольшой подарок принимающей стороне, вам, Алексей, - Алена встала и достала из заднего кармана джинсов махонький мешочек, завязанный красной ленточкой.
Она протянула руку над огнем и передала мешочек Алексею. Тот тоже встал, чтобы принять подарок, потом снова сел, развязал бантик и вытряхнул на ладонь нечто матово блеснувшее.
Валентина, сменившая позу, чтобы лучше видеть, восхищенно цокнула языком
- Симпатичная штучка!
- Исключительно симпатичная штучка! - поддержал ее Карен, но если Валентина смотрела на ладонь Алексея, то Карен бросил быстрый лукавый взгляд в сторону Алены.
На ладони Алексея лежала крохотная, с десятикопеечную монету в диаметре, репка. В ее крутых боках красной точкой горел костер.
- Серебро? - спросил Карен.
- Несомненно, - подтвердила Валентина.
- Неважно, - сказала Алена, довольная произведенным эффектом.
- Но почему репка? - спросил Карен.
- Я прочитала, что вы их коллекционируете, и случайно увидела. - Алена обращалась к Алексею.
Алена была на высоте. Я то ли с сожалением, то ли с каким-то запоздало зарождающимся азартом подумал, что, может быть, через десяток лет, я буду гордиться, что имел случай вытирать ей спину. Станет она главредом какого-нибудь глянца, или канала. А я знаю, где у нее родинка!
- Вот как! - воскликнул Карен, - а я почему-то думал, что ты коллекционируешь клинки!
- Коллекция репки? Или репок? Это интересно, расскажите, Алексей, - попросила Валентина.
- Ну... - начал Алексей, но тут овчарки разом поднялись и повернули острые морды в сторону берега.
Мы тоже повернулись в ту же сторону, ничем в этой ночи не отличаясь от своих древнейших друзей, может только тем, что приобретаем и теряем мы в неожиданных встречах больше, чем они.
Сначала из темноты донесся шорох сминаемой осоки, потом невнятное бормотание и в неверном свете от костра появилась фигура сутулого тощего мужика, одетого во что-то вроде спецодежды и порванную на плече куртку. К мокрым сапогам человека прилипли листья и стебли травы. Овчарки негромко подали голос и направились в сторону пришедшего, остановились в нескольких метрах от него, заняв позиции в темноте.
Алексей поднялся и пошел навстречу пришедшему.
- Петр, снова?
- Не могу я, Алексей Михалыч, прости. Не могу.
- Какой раз?
- Ну прости, к тебе пришел.
- Ладно.
Алексей вернулся к нам, деловито посмотрел на огонь,
- Посидите немного, я скоро. Карен, не давай гостям скучать.
Они ушли в сторону дома. Алексей шел впереди, сзади плелась фигура незнакомца. Овчарки бежали позади, иногда отвлекаясь, чтобы обнюхать какую-нибудь кочку или куст.
- Это тот самый Петр, что стихи в прошлый раз читал? - спросила Валентина, обращаясь к Карену.
- Похоже, он.
- Так сдал за год! Невероятно!
Валентина поднялась, чтобы положить себе новую порцию рыбы. Вопросительно посмотрела на нас с Аленой. Я с готовностью протянул свою тарелку, Алена свою. Карен снова провел бутылкой по-над стаканами.
Поставив бутылку попрочней на землю, он взял свой стакан. По тому, как Карен обвел взглядом нас троих, я понял, что будет тост в восточном стиле. И не ошибся.
- Этот визит ночного гостя, духа, так сказать, русской ночи, - Карен повел рукой в сторону ушедших, - дает возможность вспомнить одну старинную притчу. Вот она: однажды один хороший человек, но страстный курильщик, попал в рай. И захотел там покурить. Достал сигарету, а спичек - нет. При входе забрали. Он обратился к одному соседу, к другому, ни у кого нет ни спичек, ни зажигалок. Тогда он стал искать дальше и в своих поисках спустился до самого ада. Постучался, ему открыли. Он спрашивает: "Огонька лишнего не найдется?". А черт ему отвечает: "Здесь, в аду лишнего огня не бывает. Сюда каждый со своим приходит."
А суть этой притчи такова: у каждого в глубине живет страсть. Иногда горит, иногда шипит, как змея или паровой котел. И хотя без страсти жить невозможно, да, сладкая? - Карен подмигнул Валентине, - но давайте держать ее в ежовых рукавицах интеллекта.
Поднимаю тост за интеллект! За журнал... и за арт-бизнес моей половины!
Мы чокнулись и выпили. Я подумал, что тост получился за высокую журналистку - Алену, и высокую мадам-директора, поскольку в росте Валентина не уступала Алене. Хотел об этом сказать, но не успел.
- Карен, а что ты имеешь против русской ночи, - спросила Валентина. - Ты что, полагаешь, что Петр - это и есть упомянутый тобой дух. Этот несчастный выпивший человек, которого не пускает в дом жена?
- Извините, никого не хотел обидеть, но справедливости ради должен сказать, что в горах из темноты может появиться только исключительно трезвый человек. Может быть, опасный, но трезвый. Там просто пьяный ходить не может - пропасти справа и слева.
- Отбор, эволюция, - сказал я.
- Коллега меня понимает, - сказал Карен.
Валентина зевнула, элегантно прикрыв ладонью рот. Может быть, она и хотела продолжить дискуссию, но Алена, которая этих заумей слышала столько, что фильтровала их автоматически, уцепилась за фактуру.
- А что это за Петр? Расскажите о нем.
Валентина то ли усмехнулась, то ли поморщилась:
- Пошлая история. Жил неплохой перенек. Закончил педагогический институт - в то время это давало отсрочку от армии. Потом полтора года лейтенантом. Научился выпивать. Вернулся в родной город. Пошел работать учителем. Стал директором школы. Познакомился с дамой, во всех отношениях его превосходящей, вроде из торговли. Ремонтировал школу. То ли попался на откате, то ли подставили его. Ушел из директоров. Отсидел недолго. Вернулся в родной городок. Работы нет. Супруга в грош не ставит. Устроили по знакомству в ту же школу - учителем труда, мастером на все-про все. А куда от выпивки - руки-то ничем не заняты, а голова - у Карена есть такая картина: мужики за столом с запрокинутыми под девяносто градусов головами - легко превращается в воронку. Вот и льет в эту воронку все подряд. А как жена пьяного из дома выставит, она еще, говорят, пользуется успехом, он мается и к Алексею приходит.
- Зачем? - спросил я.
- Ночлег. Участие. Алексей строг. Но не гонит.
- Да и Петр не один такой, бедолага, - вставил Карен. - Я помню, когда мы впервые сюда приехали, четыре года назад, мужики частенько приезжали. Кто на лодке, кто на тракторе - мед привозили, один раз чужую корову привели. Думали, богатый барин приехал, любит всех без разбору.
- Ну, с тех пор Алексей изменился. Немногословным стал. А раньше - душа компании. Помнишь, как вы с ним тост-боулинг устраивали. Удивительно, как не спились. Женились вовремя! - Валентина покачала головой.
- Ну и Палыч появился, - сказал Карен. - Он всех просеивает, через него мало кому пробраться удается. Такого дурня на себя может напустить, особенно, когда за топор хватается.
- Это тот леший возле реки? - спросила Алена.
- Он самый, только он не только у реки, он вообще везде. Но с ним нужно познакомится, без него здесь ничего не понять. Это - как обратная сторона луны. Или как донышко у бутылки, - Карен разлил остатки из бутылки с красным сургучом, - донышко видно только у пустой бутылки.
- Ну и полную бутылку можно перевернуть, - сказал я.
- Так, коллега, поступают только дилетанты. - ответил Карен.
Из темноты вынырнули овчарки, а через пару минут подошел и сам Алексей, принес охапку свежих поленьев. Пару сразу бросил в костер. Взметнулся сноп искр, Алена отшатнулась, спасая свои локоны, а Валентина только прикрылась ладонью - ее ковбойская шляпа оберегала волосы. Подумав об этом, я подумал и о том, что в таком своеобразном наряде деловая леди, очевидно, прячет не только волосы, но и что-то тайное в себе. Или, наоборот, показывает, что тайна присутствует - ищите. Завтра при свете нужно будет сфотографировать ее без шляпы. Поставить на берегу. И хорошо бы туман.
- В котором часу здесь туман? - спросил я.
- Утром. Петухов услышите, вставайте, - сказал Алексей.
- Удивительно, - сказала Валентина. Вот идет человек, и по походке сразу видно, кто идет. Мужчина, мужик или мужичек.
- Дорогая, выражайся художественно, - шутливо вставил Карен, - под рыцарем конь гарцует, мужик землю толкает, а мужичка волоком тащат.
- Можно и так, Каренчик. Я вот о чем: что первично: походка или суть человека. Что кем или кто чем управляет?
- Это моему разуму неподвластно. Я - художник. Я только навешиваю ярлыки.
- А я думала, что ярлыки навешиваем мы, журналисты, - сказала Алена.
- Наши с коллегой, - Карен вежливо наклонил голову в мою сторону, - живут дольше. И они не обсуждаются.
Я почему-то преисполнился уважением к Карену. Если бы не он, про меня бы совсем забыли. Так всегда было с Аленой, она никогда не думала о коллегах.
- Вот, кстати, о мужиках, - Карен взял в руки нож, который Алена в самом начале вытащила из кармана чужой куртки. - На ноже гравировка: "Мужики победили, а нам, отцы-командиры, хана. Атаман Антонов". Что это значит?
- Это уже история, - ответил Алексей. - Мне этот нож один профессор подарил, дальний родственник. Суть в том, что советская власть, как известно, в своих отношениях с крестьянами встретилась с трудностями. Точнее, с жестоким сопротивлением. Никто не хотел ни зерно, ни скот отдавать, ни в колхозы скучиваться. А братья Антоновы были небогатыми помещиками, военными в прошлом. Организовали из крестьян практически регулярную армию, и красным было с ними тяжело. Пока не пришел Тухачевский, который сменил тактику - вместо лобовых атак разбросал среди крестьян листовки, в которых обещал прощение, и кучу кучную всяких благ от советской власти, и награду пообещал за братьев. Крестьяне к тому времени устали, кто-то поверил, кто-то струсил. В общем, предали братьев. И вот, говорят, когда один из них прочитал листовку Тухачевского, он и выразился так о судьбе своей и других командиров, которых крестьяне в искреннем уважении называли отцами.
- Это он так тебя на сельское хозяйство напутствовал? - спросила Валентина.
- Вроде того, - сказал Алексей, морщась от дыма.
На его лицо, оживившееся во время рассказа, снова легла какая-то тень.
- А что Петр? - спросил Карен.
- Оставил ночевать на чердаке у Тимофея. - Алексей встал, чтобы поправить костер, -он тихий. А Тимофей сегодня с Надей, она простыла, из дома не выходит. Он над ней, как над ребенком. Так что за звездами сегодня не наблюдает, - Алексей посмотрел на небо, - хотя сегодня исключительно хорошая ночь для этого.
Я был уверен, что Алена спросит про Тимофея-звездочета. Но она отмерила другой темп для сбора материала - вопросы перемежала лирическими отступлениями. У нее, очевидно, был какой-то коварный план. Как, впрочем, всегда.
Алена поднялась встала рядом с Алексеем, задрала голову:
- Боже! Какая красота! И сколько же их там?
- В нашей галактике под сотню миллиардов, - ответил Алексей, - а вне нашей галактики - сотни, если не больше, миллиардов других галактик. И в каждой миллиарды звезд.
Он посмотрел на наши стаканы:
- Карен, ты не справляешься. Гости ничего не пьют и не едят!
- Да я только что налил, - ответил Карен, - ну, за...
- А в мозгу человека нейронов тоже почти сто миллиардов - сказала из красного полумрака Валентина. Она не торопясь обгладывала кусок рыбы, нанизанного на кончик вилки.
- Удивительно притягательное число сто миллиардов, - сказал Карен, тоже вставая, - ну, за...
- Удивительно то, что там, где нас нет, счет всегда идет на миллиарды, - снова прервала его Валентина.
- Даже не знаю, за что поднять тост. То ли за то, чтобы миллиарды к нам, то ли мы к миллиардам, что не одно и то же, - продолжил Карен, готовясь сказать что-то красивое.
Но тут алкоголь во мне наконец-то сработал, я встал и сказал:
- За женщин. Они всегда знают, как правильно!
- За женщин - до дна! - воскликнул Карен.
Мы запрокинули головы и выпили до дна. Ставя стакан на чурбан, Алена пошатнулась и схватилась рукой за Алексея. Он автоматически, чуть дрогнув, придержал ее свободной левой рукой за спину.
- Белые атакуют и выигрывают, - почему-то подумал я.
После этого мы снова расселись по местам, и принялись за очередную порцию рыбы. Дошла очередь до бутылки Карена. Мы выпили ее половину.
Алена снова вспомнила про репу, и Алексей сказал, что  репа - является полноценным символом русского народа, поскольку она была до картошки, в отличие от круп имеет ярко выраженную форму, и естественным образом основательно подзабыта - как все по настоящему ценное, но чья очередь быть реально оцененным еще не пришла.
- А как же мишка? - поинтересовалась Валентина.
- Медведь для символа не годится, - ответил Алексей, - он одиночка. А у народа, любого народа, символ должен объединять.
- То-то ты и уехал из города, прямо в центр мироздания! - съязвила Валентина.
Она полулежала на своем каменном ложе, как змея, некогда укусившая Олега. И тоже пыталась жалить, но я уже понял, что такова ее манера разговаривать со старыми друзьями. Ничего не поделаешь, острый ум не может не колоть. Иначе какой в нем смысл?
- Я могу вас помирить, - сказал Карен, - вопрос в том, что считать центром? Город или то, что из него уехало?
- Круто! - Алена наклонилась ко мне и на мгновение обожгла дыханием и взглядом.
Я понимал, о чем она. Ей удалось раскрутить присутствующих на спор. А спор - это для нее такое журналистское лего - верти словами и смыслами как хочешь. Она ведь не просто репортеришка какой-нибудь, кто запишет, а потом как есть и тиснет. Алена метит высоко, везде у нее свое нестандартное мнение, захватывающие перспективы. Потому и читают ее, и платят ей не как репортеришке.
- Сейчас еще налью, и не то еще услышишь, - я потянулся к бутылке и налил всем.
Но продолжения не случилось. Валентина снова зевнула, на это раз закрыв лицо обеими ладонями и немного помассировав его. Карен понял ее желания точно и тут же поддержал:
- По последней! Если не возражаете, мы удалимся. Первый день на свежем воздухе, пьянит.
Алена после своего счастливого "круто", как будто на этом закончился огонек в ней, сидела, положив подбородок на колени, и смотрела сонными глазами в огонь. Еще немного, и начнет клевать носом.
- Мы тоже с дороги, - сказал я. - Отличный вечер, спасибо.
- Советую сегодня переночевать на сеновале, - сказал Карен. - Это, может быть, последняя ночь теплая. Мы вам уступим.
- Не отказывайтесь, - подтвердила Валентина. - Очень успокаивает.
Мы и не возражали. Я забрал из дома наши вещи, Алексей выдал нам пару спальников и проводил к высокому сараю, почти до крыши заполненному сеном. Оно лежало египетской пирамидой, освещенное тусклой лампочкой так, что верх терялся в темноте.
- Мышей не боитесь? - спросил Алексей.
- Я ничего не боюсь, - ответила Алена, и мне в ее голосе послышался какой-то тихий вызов - утомилась, даже огрызаться не может. Хотя чему огрызаться, только чему-то своему, бабьему.
За сараем Алексей показал, где у него был устроен летний душ. Он предложил умыться и в доме, где была теплая вода. Я отказался, а Алена достала из сумки зубную щетку и воспользовалась благами. А я с удовольствием попрыгал под холодным душем, смыл с себя пот долгого дня, заодно и хмель практически улетучился. Переоделся в спортивный костюм и забрался в спальник.
Я не успел просмотреть и десяток отснятых кадров, как пришла Алена - тоже в спортивных штанах и майке, умытая, с мокрой челкой и кончиками волос, с полотенцем через шею, сосредоточенная, как никогда.
- Душ великолепно освежает. Не пойдешь? - спросил я, - могу проводить.
- Да, знаешь, Игорек, не от чего пока освежаться, - с легкой грустью, а может, с усталостью ответила Алена. Она сложила принесенную одежду на скамейку, которую я заметил возле входа и втащил под крышу, достала из сумки переносной аккумулятор для планшета, и забралась с ним в спальник.
Включила ай-пэд, и "отключилась" сама - перестала слышать и видеть все вокруг. Закусила указательный палец, закрыла глаза, потом открыла и стала быстро настукивать текст. Во мраке сеновала ее лицо, освещенное светом экрана, обрамленное светлыми локонами, вызывали образы эпохи Возрождения. Я сделал снимок, но она не обратила на щелчок внимания, продолжала творить.
У меня тоже сон отступил. Я знал, что это временный прилив бодрости после прохладного душа, но тоже занялся делом - просматривать снимки и размышлять о будущей обработке. Сквозь приоткрытые ворота с улицы доносились шорохи, кто-то мелкий перебегал там, шуршал по крыше. Потом кто-то вошел во вторую половину сарая, где, как я понял, размещались кролики, походил там, снова вышел на улицу и остановился недалеко от ворот на сеновал.
Послышались другие шаги и разговор. Мужчина был - Алексей, женский голос был незнакомым.
- А ты как здесь?
- Я приехала - на велосипеде. Отца проведать. И у Тимофея сидела, пока ты с гостями был.
- Ну и зачем? На ночь глядя поехала! Я ведь позвонил, сказал, что здесь он.
- Все равно.
- Ну а гопники с пейнтбола могли возвращаться, или еще кто. Не страшно?
- Мне - нет. Тебя все боятся.
- Разве? А ты тут при чем?
- А мне просто не страшно.
- Перестань ездить, Вера. Все женихи разбегутся. Город маленький, парни наперечет.
- Да я их не считаю. Некого считать.
Двое помолчали. Я взглянул на Алену. Она подняла голову от экрана и тоже прислушивалась. А женщина продолжила:
- Ну так что, обратно ехать?
- Совсем сумасшедшая! Оставайся. У Тимофея жена приболела. Устраивайся в доме на первом этаже. Или внизу в маленькой комнате. В большой Карен с Валентиной.
- Вот видишь, как все устраивается, - сказала женщина.
- Ничего не вижу и не хочу видеть, - сердито, как ребенку, ответил Алексей, и они ушли.
Я исподволь наблюдал за Аленой. Она снова уставилась в экран, продолжила настукивать текст, но почти сразу остановилась. Выключила ай-пэд и повернулась на бок лицом в мою сторону.
- Ничего не поменялось. Можно классиков брать и переписывать. Только имена и времена менять, - сказала она.
- Раскрашенное кино лучше не становится, - ответил я.
- А может, не надо лучше. Просто надо заново. Все! Давай спать. Завтра с петухами вставать.
Через минуту она уже мирно посапывала. Я почувствовал, что из полуоткрытых ворот тянет холодком. Пришлось встать и набросить на нее куртку. Потом я сам застегнулся в спальнике до подбородка, и провалился в сон.

Полный текст читайте на Литрессе бесплатно "Игра в ножички" под псевдонимом Дмитрий Ланев