Глава 3. Первая жертва

               Лишь только луч небесного светила
               Коснулся кроны, древо вековое
               Вдруг застонало, горных трав настила
               Настигло дуновение такое,
                Что огненным дыханьем опаляло…
                Разбужен повелитель был крылатый,
                Он чёрной тучей налетел на горы…

               Отрывок из баллады.

По преданию единственная возможная дорога в те земли, что расположены за пределами Долины Хранителей, вела через Ущелье Миров. Этот мир в книгах, написанных основателями религии хранителей, назывался Внешними Королевствами. Тысячи лет ни один человек не мог приблизиться к ущелью, опасаясь дракона, живущего в пещере на пути к проходу и охраняющего ущелье ото всех, кто мог бы посягнуть на этот путь, чтобы выйти из Земель Хранителей до назначенного срока. Но теперь час пробил, песок начал отсчёт времени. Следуя древним письменам, те, кто не имеет имён, должны были выйти за пределы охраняемых драконом земель, и лишь тот из них, кто вернётся назад, впервые за многие века должен будет получить имя, когда потеряет братьев своих.
Подойдя к Ущелью Миров, безымянный оглянулся назад. Он очень волновался, размышляя о том, смог ли спасти младшего из них брат, который ушёл к пещере. Он знал, что останется самый достойный, и не тешил себя мыслью, что является этим достойным. Он был уже довольно стар, менее ловок и вынослив, чем те, кого он по праву считал своими братьями. Но в одном он был уверен точно – для выполнения их миссии необходимо, чтобы до девочки добрались хотя бы двое из них, а, возможно, и все трое. Ни один из них не знал того мира, к которому ведёт это ущелье. Опыт подсказывал мужчине, что рассказанное в преданиях давно устарело. Ничто не стоит на месте. Меняются люди, меняются цивилизации. Опасности внешних земель могут намного превосходить те, о которых известно из книг. Именно поэтому старший из безымянных и решил продолжить свой путь. Не было смысла рисковать двумя людьми там, где может справиться один. Он видел, как чёрный дракон покинул пещеру, и был уверен, что средний брат не найдёт чудовища в его жилище. Безымянный надеялся, что братья вскоре догонят его, он не сомневался, что они поймут те мотивы, которые двигали им, когда он пошёл дальше в одиночестве.
Безымянный повернул голову, осматривая проход – последнее препятствие на пути к Ущелью Миров. Он хорошо помнил древние карты, и был немного удивлён тем, что с тех пор здесь почти ничего не изменилось, а ведь со времени, когда создавались карты, прошло несколько тысячелетий. Монах подумал, что, наверное, сами боги в ожидании грядущих событий не позволили подвижкам земной коры коснуться этого места. Всё было именно так, как описано в древних манускриптах. Проход был очень узким внизу и расширяющимся кверху. Твёрдая скальная порода здесь образовывала острый угол, в котором неосторожный путник мог лишиться не только ноги, но и жизни. Безымянный прикоснулся к стенкам прохода, проверяя, можно ли здесь за что-нибудь уцепиться. Стены были скользкие от наросшего на них мха и какой-то странной слизи, которая не имела даже запаха. Монах вынул кинжал и попробовал проковырять углубление в одной из стенок. Но порода была настолько прочна, что кинжал не оставлял на ней ни следа. Тогда безымянный счистил мох так, чтобы его ноги могли упираться в одну стенку, а плечи – в другую. Так он сможет проползти проход, не рискуя, что стопа застрянет в нижнем углублении. Монах влез между стенами прохода и, счищая перед собой мох, медленно начал продвигаться все дальше и дальше, пробираясь к Ущелью Миров. Через некоторое время коридор прохода изменил направление, повернув чуть наверх. Пробираться стало сложнее. Любое неосторожное движение грозило безымянному возможностью соскользнуть по мшистым стенкам и вывалиться из ведущего наверх коридора прямо в углообразное углубление, откуда без посторонней помощи он вряд ли сможет выбраться. Если застрять там можно даже под собственным весом, что будет, когда упадёшь туда с высоты? А монах был твёрдо уверен в том, что поднялся уже ни на один человеческий рост. Безымянный постарался отвлечься от мыслей о возможном падении и сосредоточиться на самом подъёме. Он долго готовился к грядущему и сейчас никак не мог обмануть ожидание всех тех поколений хранителей, которые на протяжении веков ожидали именно этого времени – времени свершения предзнаменования.
Мысли безымянного перешли к цели их путешествия – последнего путешествия перед тем, как трое станут одним, имеющим имя, – к новорожденной девочке, находящейся где-то за пределами Долины Хранителей. Безымянный не мог отделаться от смутного ощущения, что рожденная в новолуние не находится в безопасности, несмотря на то, что по преданию она дочь короля. Он чувствовал, что нужно спешить, и знал, более сильные и выносливые братья должны быстро догнать его. Тем более что путь их направлялся той же силой, которая двигала сейчас им и гнала его через проход к Ущелью Миров и дальше во Внешние Королевства.
Внезапно монах почувствовал, что направление прохода вновь изменилось. И изменилось не только направление, но и сама форма. Теперь проход представлял собой углубление в виде чаши, и путь его был почти горизонтальным. Сейчас можно было уже встать на ноги. Безымянный осторожно коснулся левой ногой дна. Скользкое… Очень скользкое.. Ступить сейчас на ноги означало неминуемую смерть. Манящее безопасностью почти плоское дно прохода, даже при таком малом уклоне не дало бы возможности устоять на ногах, а если добавить к этому скользкие гладкие стены, за которые просто невозможно ухватиться, то результатом беспечности могло бы стать только быстрое падение к началу прохода, после которого уже вряд ли можно будет остаться в живых. Безымянный вздохнул и продолжил свой путь тем же способом, каким добрался до этого места. Было бы глупо умереть сейчас лишь потому, что очень хочется как можно быстрее выбраться из каменной чаши. Ещё около получаса полз монах, разгребая мох на своём пути, пока не увидел голубой просвет неба между стенками коридора. Подумав, что это вполне может быть конец изнурительного пути по казавшемуся бесконечным проходу, безымянный удвоил свои усилия. Ещё через четверть часа хранитель, наконец, добрался до ожидаемого выхода. Но когда он осторожно высунул голову, чтобы посмотреть, что же там, сердце безымянного замерло. Перед ним зияла гладкая стена неглубокого обрыва, примерно в три человеческих роста. Памятуя о том, что его кинжал не смог даже поцарапать стенки прохода, безымянный сразу сообразил, что как только он спрыгнет вниз, пути назад уже не будет. Никто не в силах забраться на этот барьер, если не имеет крыльев! Монах вздохнул и, ухватившись правой рукой за край стены, вытолкнул себя из прохода.
Перед ним простиралось Ущелье Миров – широкий извивающийся, словно русло реки овраг, вымытый в глинистой почве гор талыми водами. Если проход к Ущелью Миров выглядел точно так, как было описано хранителями древности, то само ущелье сильно изменилось. Безымянный помнил рисунки, изображающие это место. Раньше здесь была широкая дорога, по которой очень легко было пробраться на вершину горы. Сейчас же это место было почти непроходимым. Толстых стволов деревьев монах не видел, но поросль колючих кустарников и молодых деревцев, зачастую уже погибших от потоков бурлящей воды, спускающихся в это место по весне, казалась непроходимой. Старший безымянный ещё раз порадовался тому, что пошёл вперёд. Он сможет очень сильно сократить время путешествия и облегчить путь братьев, занявшись сейчас расчисткой дороги. Монах вынул кинжалы, спрятанные в специальных кармашках рукавов и, не обращая внимание на ссадины и царапины, которыми награждала его поросль, дорогу в которой он прорубал, начал ловко и быстро срезать мешающие быстрому продвижению вперёд ветки и кусты.
Двигаясь по ущелью вверх, безымянный одновременно внимательно осматривал следы, оставленные до него разными живыми тварями. Этой дорогой не пользовались тысячелетиями, поэтому прорубание тропы сильно тормозило его путь. Трудно было определить, куда именно нужно идти, чтобы не наткнуться на очередную преграждающую дорогу скалу. Пару раз совершив ошибку в выборе пути, безымянный полностью положился на интуицию, решив, что раз зов ведёт его к избранной, то он может провести его и по дороге, называемой Ущельем Миров. И с тех пор как, оставив разум, он шёл туда, куда направляло его сердце, особых препятствий на его пути не возникало. Оглянувшись на засыпанный срубленной порослью путь, безымянный улыбнулся. Теперь его братья смогут идти намного быстрее по проложенной им тропе. До сих пор монах не видел ничего, что бы смогло насторожить его. Следы зайцев, лисицы, оленей, да и другой живности, которые он встречал на своём пути, не походили на след того, кто представлял бы опасность для настигающих его братьев. Сейчас монах постоянно поднимался по оврагу вверх, иногда он оставлял нетронутой часть молодых деревьев, чтобы можно было подтянуться, когда подъём становился слишком крутым. Теперь уже он поднялся настолько высоко, что хорошо просматривался и проход к Ущелью Миров, и подножье горы, по которой он поднимался. Уцепившись за очередное деревце, безымянный осмотрелся, рассматривая раскинувшееся под ним пространство. Если остальные пойдут к ущелью, то, скорее всего, их путь пройдёт вдоль скалистых гор. Он внимательно присмотрелся и, наконец, заметил то, что искал у подножья хребтов, – две маленькие точки, быстро перемещающиеся в направлении покинутого им незадолго до этого момента опасного прохода. По расчётам безымянного, братья должны были его нагнать примерно часов через пять-шесть, учитывая то, что сам он пробирался по проходу около четырёх часов. Им не придётся счищать мох со слизью со стен из прочного камня, и это сократит время их пути примерно в два раза. По прорубленной им дороге они поднимутся достаточно быстро. За это время ему необходимо как можно более приблизиться к заснеженным вершинам гор и найти место, где бы они могли устроить привал. Безымянный посмотрел вверх. По мере приближения к полосе снега идти становилось проще. Хотя склон горы и становился более отвесным, но поросли было всё меньше. Сейчас он уже пользовался кинжалами не постоянно. Видимо, здесь почва была менее плодородной, да и холода этих мест давали о себе знать. Растительность стала намного ниже, изредка попадались полянки, на которых росла лишь трава. «Пожалуй, я успею проложить тропу к вершине и вернуться, устроив лагерь до появления остальных», — решил безымянный. Чуть ранее он приметил свалившееся дерево, под ним можно было соорудить шалаш, места в котором вполне бы хватило на них троих. Хотя достаточно бы было и двух мест, так как, несмотря на то, что безымянный на своём пути и не встретил ничего, напоминающего возможную опасность, но ночью всё же необходимо было организовать дежурство. Таким образом, один из них – тот, кто будет сторожить их сон в этот момент – будет отсутствовать в импровизированном жилище. Можно было, конечно, погрузиться в специальный сон, когда часть духа присматривает за отдыхающим телом, но пока они ещё втроём смысла в таком полуотдыхе не было. Не так уж долго длится дежурство одного, пока отдыхают двое других. «Да это будет не шалаш, а дворец!» — безымянный усмехнулся, ещё раз посмотрел на две движущиеся точки, которые уже начинали приобретать очертания людей. Руки его работали машинально, прорубая дорогу среди уже более редких, чем в начале пути, веток, кустарников и молодой поросли, заполонивших старую дорогу в ущелье. Если бы не зов, ведущий его, он, наверное, не смог бы найти пути, о котором говорилось в преданиях.
Как и предполагал старший из безымянных, на гребень горы он выбрался ещё до захода солнца. Подумав о том, что на этой вершине не было ни одного из ныне живущих, и в какой-то мере он может считать себя первопроходцем, монах счастливо улыбнулся. Сейчас он не видел младших братьев, которые незадолго до этого момента вошли в проход. Даже если его братья не успеют до заката подняться к стоянке, которую сейчас собирался организовать безымянный, путь их будет несложным. До ночи они в любом случае дойдут. А ориентиром им будет служить дым от костра, на котором их старший товарищ приготовит им ужин.
Подумав, что отдохнул достаточно, старший безымянный связал несколько длинных веток, соорудив нечто, напоминающее сани, и начал спуск вниз к примеченному ранее сваленному дереву, по пути подбирая валежник, нарубленный им же, чтобы расчистить тропу, и складывая его на сооружённое подобие саней. Когда безымянный добрался до поваленного дерева, на его «санях» уже была внушительная куча веток, щепок и травы. Выбрав наиболее длинные ветки, безымянный аккуратно расставил их по бокам дерева и завалил полученное сооружение валежником. Застелив пол убежища оставшимся сушняком, мужчина критически осмотрел полученное жилище и, довольный увиденным, приступил к разжиганию костра. Памятуя о том, что в этих местах очень легко мог разгореться пожар из-за огромного количества прошлогодней листвы, устилающей землю, безымянный расчистил место под костёр, выложил из камней, изобилующих в ущелье, круг, и внутри полученного каменного очага разжёг огонь. Затем мужчина достал шесть початков кукурузы из взятых с собой в дорогу, завернул их в крупные лопухи и обмазал глиной, из которой состояла почва в Ущелье Миров. Безымянный немного разворошил костёр, вынув из него достаточное для приготовления пищи количество углей, и подбросил в костёр большую охапку валежника. Закопав кукурузу в угли, тлеющие возле кострища, он улёгся прямо на землю, решив, что теперь, наконец, сможет дать отдых своим усталым конечностям.
* * *
Средний безымянный спешил. Сейчас, когда беспокойство за младшего отступило, ощущение нависшей над избранной опасности гнало его, удваивая силы. В голове возникал образ младенца в корзине, увозимой врагом в спешащей куда-то повозке. Другое видение, более неясное – женщина с ножом над спящим ребёнком. Скорее всего, это ещё не произошло, но вполне могло бы случиться, если они не поспешат. Безымянный видел море крови, пролитое королём той страны, куда они сейчас направлялись, и на фоне этой крови неясное лицо избранной с огромными синими глазами. Мысли подхлёстывали монаха, он давно уже перешёл на бег, более не заботясь о том, успевает ли за ним младший брат. Тот просто обязан был успеть, чувствуя то же, что и он.
Подбежав к проходу, средний безымянный резко остановился. Он видел следы срезанного мха. Присев, монах потрогал камень в остром углублении дна прохода. Скользкий настолько, что провалившись туда, можно было выбраться, только подтягиваясь на руках. А судя по тому, что стены прохода были такими же скользкими, единственная возможность для вошедшего в проход – застрять там навсегда. Безымянный вытащил кинжал и попытался вонзить его в стенку, подумав, что если она достаточно твёрдая, то, скорее всего, выдержит его вес, когда он обопрётся на кинжал. Но оружие не оставило на камне ни следа. Безымянный удивлённо вскинул брови. Что это за порода такая? Кинжалы хранителей были очень прочны, и он не знал ничего, кроме разве что некоторых драгоценных камней, на чём кинжал не оставил бы даже царапины. Но этот минерал не был похож ни на один из камней, которые были ему известны, хотя изучил он их немало.
Средний безымянный снова взглянул на очищенный мох и, поблагодарив мысленно старшего брата, который облегчил им путь, ползком начал пробираться по проходу. Уже нагнавший его младший брат быстро последовал за ним, даже не задавшись вопросом, почему средний брат пробирается по проходу именно таким образом. Он доверял своим братьям-монахам, и если они решили что-нибудь, то на это была своя причина, и не было смысла терять время, которого сейчас и так было мало, на то, чтобы это выяснять.
Братья достаточно быстро преодолели отрезок пути до резкого подъёма, но как только они начали подниматься, младший, шедший вторым, чуть было не упал, случайно опершись левой ногой немного ниже того места, с которого был счищен мох. Средний безымянный в последнюю секунду успел ухватить того за воротник, после чего младший перегруппировался, переместив вес на правую ногу. Сердце его колотилось так, что казалось, его биение слышно было на всю округу. Средний монах взглянул в глаза младшему, тот благодарно кивнул и улыбнулся извиняющейся улыбкой, стараясь показать брату, что очень жалеет, что был настолько неосмотрительным. Когда братья добрались до следующего поворота, средний, памятуя о том, как невнимателен был младший брат в предыдущий раз, схватил того за руку, кивнув головой на продолжающиеся следы старшего безымянного, который по какой-то причине не решился стать здесь на ноги. Младший рукой показал среднему уклон и резко перевёл руку вниз, стараясь указать на то, как легко здесь можно заскользить, попав в то страшное место, где его оплошность незадолго до этого чуть не стоила ему жизни. Средний брат кивнул. Было очень неудобно то, что им было запрещено разговаривать до того момента, пока он не найдут избранную, но приходилось следовать древним пророчествам. Расплата за неповиновение могла быть велика, вплоть до того, что могла исчезнуть их связь с девочкой, благодаря которой безымянные намеревались придти к цели своего пути. Братья поползли дальше, и когда они достигли открывшегося перед ними обрыва, переглянулись и быстро нырнули вниз, благодаря богов за то, что в их обучение входила наработка умения прыгать с больших высот, оставаясь при этом невредимыми. Младший брат улыбнулся, вспомнив, как средний учил его прыгать с трамплинов на мягкую землю, объясняя, что возможности здесь безграничны и медленно, день ото дня, увеличивая расстояние от края трамплина до земли. Тогда он говорил своему ученику, что высота, примерно равная его ладони, практически не изменяет высоту трамплина, но через много дней, в каждый из которых он будет увеличивать расстояние до земли на одну ладонь, высота, с которой сможет спрыгнуть его ученик, станет чрезмерной для обычного человека, не прошедшего специальный курс обучения.
Теперь, когда перед глазами братьев раскинулось Ущелье Миров, средний безымянный снова порадовался тому, что ушедший вперёд очистил их путь, дав им возможность передвигаться намного быстрее. За годы, прожитые вместе, безымянные научились понимать друг друга без слов. Старшему брату не нужно было объяснять остальным причину его ухода. Она была ясна каждому из них. Братья просто обязаны были как можно быстрее добраться до цели путешествия. Их жизни уже не ставились в расчёт, не имело смысла ничего, кроме осуществления пророчества. Перед началом подъёма по ущелью средний безымянный, не останавливаясь, бегло оглянулся назад и, встретившись взглядом со своим спутником, продолжил путь.
Младший безымянный не отставал от среднего. Ожидая, что прохождение ущелья потребует от них больше сил и времени, он был приятно удивлён тем, что старший брат сделал всю работу за них, пока они выбирались из пещеры Чёрного дракона. Видимо, старший безымянный тоже очень спешил, и, скорее всего, его преследовало то же чувство опасности провала их миссии, которое младший прочёл не только в своей душе, но и в глазах мчавшегося со всех ног среднего брата, когда тот оглянулся проверить, не отстал ли он. Прыгая с камня на камень, младший из путников поглядывал на вершины деревьев над его головой. Отблески заката уже начали окрашивать их ветви, придавая им зловещий красный оттенок. Младший подумал, что было бы неплохо в этот день добраться до снежных вершин. Решив, что эта же мысль, наверное, посетила ушедшего вперёд старшего брата, безымянный порадовался тому пониманию, которое установилось между ними. Они были единым целым, и младший испытывал боль при мысли о том, что двое из них должны будут погибнуть. Как он не представлял себя без братьев, так был уверен и в том, что братья не представляют себя без него. Они были единым целым, единым организмом, существовавшим лишь для того, чтобы осуществить предначертанное. Они не ценили свои жизни. Именно так воспитывали подобных им многие века, и именно так они сами относились к себе. Не было цели выше осуществления пророчества, потому собственная жизнь мало беспокоила младшего брата, но потерять остальных было для него как удар в спину. Когда один из безымянных умирал, то на смену ему приходил другой. Он должен был быть сиротой от рождения, и обязательным условием было то, что род его с обеих сторон должен был идти от хранителей. Так случалось всегда. Отец мальчика погибал ещё до его рождения в пасти дракона, а мать не доживала до того момента, когда малыш издавал первый звук. Некому было давать имя младенцу. И в момент рождения нового безымянного, оставшиеся двое переносили на него те чувства, которые они питали к почившему брату. Всегда было ощущение того, что дух умершего безымянного словно ожил в ребёнке, отданном им на воспитание. Каждый новый безымянный быстрее обучался и был намного сильнее родившихся до него, словно вбирал силу всех тех братьев, которые оставили этот мир в ожидании осуществления предначертанного.
Лишь когда до путников донёсся слабый запах костра с пекущейся на нём кукурузой, они поняли, как проголодались. Ещё раз порадовавшись тому, что старший брат облегчил им путь, двое остальных сделали последнее усилие и спустя несколько минут добрались до устроенного для них привала, где старший из них уже заканчивал приготовление пищи. Солнце уже зашло, тьма ночи неуклонно надвигалась, заполняя ущелье чернильными тенями. Лишь слабый отблеск костра освещал стоянку людей. Ночь была тёплой, поэтому не было необходимости дополнительно утеплять построенное жилище. Средний брат решил дежурить первым, отправив на второе дежурство младшего. Тот, должно быть, слишком переволновался в этот день, побывав в цепких когтях дракона, поэтому ему нужно было отдохнуть и перевести дух. Старший же из них, прорубая дорогу, скорее всего, смертельно устал, поэтому средний решил, что старший будет дежурить последним, не стоило разбивать его сон промежуточным дежурством.
Когда двое безымянных, наконец-то, удалились в шалаш и заснули, средний, поддерживая огонь, задумался над словами пророчества. Было ощущение, что он уже родился со знанием того, что должно было произойти. Но как во всех пророчествах, у этого предсказания была оборотная сторона. До того момента, пока не появится последнее, седьмое предзнаменование, путь, предначертанный пророчеством, может перемениться. И если до седьмого предзнаменования девочка не будет в руках безымянного, наступит день, когда мир рухнет, погубленный тем, кого нужно остановить. Именно это гнало сейчас их быстрее и быстрее. Но ночь не для путников. Ночь диктовала свои правила, нельзя в этих местах идти ночью. И эта задержка в момент, когда ещё были силы идти, раздражала безымянного. Умом он понимал, что каждому из них необходим отдых, иначе они просто в какой-то момент упадут от усталости, но сердце подгоняло его, не желая слушаться разума, твердившего об опасностях, сопутствующих тем, кто передвигается в скалистых горах в тёмное время суток. Единство души и разума – этому учили безымянных долгие годы их существования, именно это даст возможность выжить достойнейшему из них на трудном пути, который предстоит пройти воинам, на последнем пути к началу исполнения предначертанного. А сейчас дух и разум безымянного находились в состоянии конфликта. Мужчина встал, прислушиваясь к ночным звукам. Не услышав ничего, что могло бы вызвать опасения, он решил обойти лагерь вокруг. Сидеть и думать о том, что может случиться, если что-то пойдёт не так, было просто невыносимо. Медленно обходя окрестности, безымянный внимательно прислушивался ко всем звукам, раздающимся вокруг. Он рассчитывал, что это отвлечёт его от неприятных мыслей, роем копошащихся в его голове. Но отвлечься было не просто. В памяти возникали ужасные видения, навеянные ему снами в период обучения в храме хранителей. Он знал, что некоторые комнаты храма побуждают организм засыпающего там к вещим снам – видениям, которые могут исполниться в обозримом будущем. Тогда он был маленьким мальчиком и не решился рассказать старшим о своих снах. Он видел отрубленные головы в руках огромного человека с обнажённым мечом, с которого капала кровь. Видел младенца в крови женщины, державшей его на руках, видел казни огромного количества людей. И всё это каким-то образом было связано с тем, ради чего он находился в храме и обучался искусству безымянного воина-монаха, всё это было связано с пророчеством. Сейчас видения с новой силой захлестнули его, как будто пытаясь заставить продолжить дорогу как можно быстрее. Лёгкий шорох отвлёк его от мыслей. Весь напрягшись, безымянный быстро развернулся, сжимая два кинжала, выпавшие по мановению его рук из специальных карманов в подкладках рукавов. Прямо перед ним стоял младший безымянный. Увидев сталь в глазах брата и поняв, что обеспокоил его своим тихим появлением, младший безымянный склонил голову в приветствии. Средний брат кивнул в ответ, расслабился, незаметно спрятав лезвия на своё место, поднялся на ноги и, не оборачиваясь, направился к шалашу, поняв, что пришло время сменяться.
После того, как бывший первым в дозоре скрылся в шалаше, младший безымянный подошёл к уже почти потухшему костру и подбросил хворосту. Хотя пока и не возникло причин для волнения, но всё же стоило учесть, что дикие звери опасаются огня и вряд ли нападут на них, пока костёр не погас. Юноша поёжился. Он вспомнил, как дракон тащил его в свою пещеру. Какое-то время ему казалось, что зверь имеет интеллект человека. Когда дракон швырнул его в саркофаг, безымянный собрался сразу выпрыгнуть оттуда и скрыться, но взгляд огромного зверя пришпилил его к месту. Тот словно угадывал все дальнейшие действия жертвы. Зарычав и выпустив когти, дракон угрожающе двинулся к безымянному, и остановился лишь в тот момент, когда человек полностью расслабился, позволив своему пленителю накрыть саркофаг камнем. Безымянный не был уверен, что поступил в этот момент правильно, но что-то подсказывало ему, что ослушайся он своего тюремщика, тот бы убил его на месте, забыв о вечерней трапезе. Младший брат аккуратно прикоснулся тех мест на своём теле, за которые держал его дракон. Он ещё не осматривал себя, но был уверен в том, что практически всё там было покрыто кровоподтёками, оставленными лапами чудовища. По какой-то странной причине зверь спрятал когти, когда нёс его в своё жилище. Рептилия не старалась уберечь свою жертву от боли, лишь от смерти, так как чёрный дракон не питается падалью, в пищу ему идут лишь те жертвы, которые только-только потеряли жизнь в его когтях. Рёбра ныли, видимо, дракон причинил своему пленнику не только наружные увечья, но и внутренние. Скорее всего, одно из рёбер было если и не сломано, то точно ушиблено. Но сейчас не было смысла осматривать себя. Ночь уже опустилась на землю, и вряд ли безымянный смог бы много увидеть, тем более на своей спине.
Монах взглянул на небо. Луны все ещё не было. Мужчина осматривал знакомые очертания созвездий. Его учили определять время и направление по звёздам, читать по ним судьбы людей, и ему совсем не нравилось то, что он видел сейчас. Один из них должен умереть до наступления рассвета. Безымянный знал, что вернётся домой с младенцем только один, но это было пророчество, которому суждено сбыться когда-то. Узнать, что первый из них погибнет сегодня, было для него ударом. Он видел, что не ошибается, хотя не мог определить, кто именно будет принесён в жертву судьбе. Их было трое, и они были единым целым. Безразлично было, кто тот один, который покинет их. Это было так, словно от них отнимали часть тела и духа, которую уже невозможно будет восстановить. Раньше каждый умерший из безымянных сразу заменялся другим, и как они предполагали, дух и сила умершего брата переходили к тому младенцу, который рождался в этот момент. Но теперь всё было по-другому. Теперь больше не будет рождаться безымянных. Некому будет заменить погибшего брата. Ком сдавил горло младшего безымянного. Он не представлял свою жизнь без братьев и был уверен, что и братья не представляют свою жизнь без него. Безымянный быстро вскочил на ноги, стараясь не думать о боли, которую причиняло ему каждое движение, и попытался размяться. К утру становилось холоднее. Странно было, что когда он пробирался по проходу и далее по Ущелью Миров, он практически не чувствовал боли, забыв о ней за теми видениями об избранной, которые преследовали его. Но сейчас, ночью, видения исчезли, видимо, оставив его на то непродолжительное время, когда его братья были погружены в сон. Возможно, видения проявлялись лишь в то время, когда все они бодрствовали, точно трое безымянных были единым проводником знаний о тех событиях, которые происходили по ту сторону гор сейчас, или могли бы произойти в ближайшем будущем. Младший брат хотел отвлечься от мыслей о гибели одного из них, преследующих его, но это было выше его сил. Юноша ещё раз взглянул на небо, где-то в глубине души надеясь, что звёзды изменят своё решение, и, не увидев изменений, бросился ничком на землю, пытаясь хотя бы физической болью заглушить те душевные страдания, которые принесло ему знание. Знание того, как именно закончится для них сегодняшняя ночь.
Лежа на земле, юноша чувствовал, как к нему приближается старший брат. Он почему-то был уверен, что это был именно старший брат, в течение всей недолгой жизни заменявший ему отца. В голове быстро, словно молнии, одно за другим проносились воспоминания… Он, совсем маленький, наткнулся на змею, с которой решил поиграть. Три дня старший безымянный не смыкал глаз, дежуря возле его кровати и рассказывая ему всякие забавные истории… Ему уже десять лет, день его рождения. Он чувствует себя уже совсем взрослым, пробирается в оружейную и берёт меч среднего брата. Меч кажется ему слишком тяжёлым, но он должен научиться им владеть, как настоящий воин-хранитель. В этот момент старший безымянный входит в оружейную и быстро ловит меч, когда он, замахнувшись и не выдержав тяжести, падает и роняет непривычное для руки оружие, которое летит острой стороной лезвия прямо на то место, где находится его живот, грозя разрубить мальчика пополам. Тогда старший брат даже не упрекнул его, понимая, что испуг в этом случае – лучший учитель, но начиная с этого дня братья стали заниматься с ним фехтованием, правда, меч он пока получил намного более лёгкий, чем тот, которым чуть не лишил себя жизни… Вот он уже подросток. Внимательно изучив всё, что касается пророчества о безымянных воинах-хранителях, он ощутил себя настоящим героем. Вооружившись кинжалами, мечом, кистенём и пращёй, он пошёл воевать с драконом. Старший безымянный нагнал его уже на опушке запретного леса, позже оказалось, что как только тот понял, куда именно отправился его младший брат, он опрометью кинулся вслед, молясь богам лишь об одном – успеть, пока мальчишка не натворил глупостей…
 Старший безымянный потряс младшего за плечо, показывая, что пришло его время дежурить. Все годы жизни в монастыре он оберегал своих братьев. Его твёрдая рука часто удерживала младших от необдуманных действий и поступков, способных причинить им и физические страдания, и духовные. Когда подрос средний брат, особой заботы обоих удостоился младший – на редкость бесшабашный, готовый к любой авантюре юнец. Старший брат помнил, как учили его, когда он ещё сам был ребёнком, он помнил тех двоих братьев, которые уже почили, но ни один из них не был настолько самоотвержен и смел. За младшим безымянным постоянно нужно было следить. Его неопытность, присущая юности, часто заводила его в опасные ситуации, из которых он сам выбраться бы не смог. Сейчас младший брат стал юношей, почти мужчиной, он был не по годам умён, и теперь уже на него самого можно было положиться. Но старший безымянный, наверное, по инерции, всё так же внимательно наблюдал за всем, что делает его младший товарищ. Вот и сейчас во взгляде старшего брата младший увидел сочувствие и понимание той душевной боли, которая мучила его, хотя наверняка тот не имеет представления, что именно снедает душу юноши, заставляя изо всех сил сдерживать слёзы. Старший ободряюще взъерошил непослушные волосы лежащего на земле безымянного, подал ему руку, чтобы тот поднялся, ухватив, как обычно, брата за локоть, и мягко подтолкнул к шалашу, показывая, что перед дорогой необходимо отдохнуть. Младший понуро поплёлся ко временному жилищу, боясь, что если ещё раз оглянется на старшего безымянного, то уже будет не в силах сдерживать свои чувства. А старший, не зная, чем вызвано такое настроение юноши, проводил его беспокойным взглядом, и когда тот скрылся в чёрном проёме входа, подбросил веток в костёр. Ещё некоторое время новый дозорный смотрел на языки пламени в сооружённом им каменном очаге. Ему очень не понравилось то, что он увидел в глазах младшего брата. Там была боль, сожаление и утрата. Что могло случиться такого, чтобы так расстроить юного безымянного? Каждый из них был крепок духом. Эта черта была присуща всем безымянным, начиная с сотворения поселений хранителей. Воины-монахи спокойно относились к любым событиям и бедам, постигшим их. Младший брат не мог так расстроиться из-за его приключения с чёрным драконом. В этом старший безымянный был абсолютно уверен. Не могла его расстроить и предполагаемая смерть. Несмотря на то, что младший из них очень юн, идея бренности бытия была не чужда ему, как и каждому из них. Никто из монахов не боялся смерти, и их религия располагала к этому, долгие годы воспитывая в послушниках идею первичности изначально бессмертного духа над телом, которое есть лишь вместилище, временный дом для духа, проходящего обучение в мире живых. И как только обучение окончится, дух переходит в следующий свой дом, приготовленный для него заранее теми, кто распоряжается этим и другими мирами. Отрицая страх перед собственной смертью, монахи, тем не менее, считали жизнь тем основным, что необходимо защитить, потому что без этой ветви обучения дальнейшее развитие духа было просто невозможно. Именно это служило основой их религии, и именно поэтому они были готовы отдать свои жизни и свой храм за то, чтобы в отдалённом будущем сохранить жизни всех обитающих в этом мире.
Когда младший безымянный ложился спать, старший не видел в нём того горя, которое прочёл в его взгляде сейчас. Значит, что-то случилось во время его дежурства. Но что могло случиться такого, чтобы так выбить его из колеи? Старший встал и медленно пошёл вдоль окрестностей, внимательно изучая лагерь. Ничего. Безымянный вздохнул, ему не нравилось то, что он никак не мог определить причины беспокойства своего юного брата. Он поднял голову, посмотрев на небо, оно уже начинало светлеть. Скоро рассвет. Безымянный двинулся дальше, изучая землю под своими ногами. Увидев небольшой холмик, он пнул его и резко остановился. Его взгляд устремился на выкатившийся из ямки человеческий череп, уже заросший мхом и поэтому не замеченный им ранее. Кто-то здесь уже был, и этот кто-то пытался пересечь горы через Ущелье Миров, найдя свою смерть на этой поляне. Безымянный вынул кинжал и лихорадочно начал раскапывать землю вокруг. Он быстро обнаружил всё остальное, что осталось от этого человека – переломанные кости конечностей, перекушенный хребет. Безымянный горько усмехнулся. Нельзя пересечь Ущелье Миров, не принеся жертвы чёрному дракону, охраняющему эти места. Теперь он понимал смысл того, что безымянных всегда было трое. До него дошло и то, почему в предании говорится, что вернётся с избранной только один из них. С детства его учили, что дракон умён и хитёр, и ум его намного превосходит разум всех людей, живущих в долине. Чёрный дракон бессмертен и неуязвим. Есть только один человек, способный победить чёрного дракона. И он уже рождён. Безымянный подумал, что вскоре должно свершиться седьмое предзнаменование, названное в пророчестве предзнаменованием разума. Сейчас он понял, что самый юный безымянный, как все юнцы, обратил свой взор к ночному небу. Но юность не умаляла его знаний. Хватило одного взгляда, чтобы прочесть по звёздам то, что один из них останется на этой поляне. Хотя он и не мог узнать, кто именно и почему останется здесь. Всё свершается так, как должно было свершиться. Он дежурит последним. Не было смысла отдавать жизнь более молодого и сильного. Жертва указана и будет принесена.
Безымянный взглянул на вершины деревьев, окрасившихся светом восходящего солнца, стал на середину поляны, раскинул руки и закрыл глаза в ожидании появления зверя. Всё случилось в одно мгновенье. Он почти не почувствовал боли. Ударом когтя дракон распорол его горло, кровь хлынула из разорванной артерии, залив сочную зелёную траву на поляне, а вместе с ней вытекла и жизнь, добровольно отданная за то, чтобы свершилось предначертанное. Дракон принялся за трапезу, громко разгрызая человеческие кости и отдирая от них куски свежего мяса.
Безымянные, спавшие в шалаше, резко открыли глаза. Страшная боль пронзила каждую частицу их тел. Было ощущение, что их раздирает изнутри, что-то разъедает их плоть. Но эта боль была ничем в сравнении со знанием, пришедшим к ним вместе с пробуждением. Их старший брат мёртв. Они не могли двинуться, пока боль, сопровождающая проникающие в них силы и знания старшего брата, не ослабит свою хватку. Они слышали, как дракон раздирает тело того, кто учил их долгие годы, но не могли ничего сделать, чтобы спасти от надругательства хотя бы то, что осталось. Да и что они могли сделать против чёрного дракона? Выйдя из шалаша, они могли лишь отдать себя на растерзание зверю. А это именно то, что могло провалить их миссию целиком, сделав напрасной жертву старшего из них. Сейчас ощущение того, как мудрость брата проникает в их разум, впитывающий его мысли и чаяния, заботу и любовь, отданную каждому из них, воспринимающий все навыки, знания и умения, пришедшие к погибшему и его предшественникам на протяжении многих веков, прожитых ими в Долине Хранителей, делало боль утраты более резкой, почти невыносимой, такой, от которой не могла их отвлечь даже физическая боль, вызванная проникновением в них силы и опыта. Они познали истории жизней всех тех, кто был до старшего брата, тех, кто отдал ему силу в момент рождения, они восприняли новый опыт, опыт той трети безымянных, который передавался по ветви старшего брата. Теперь им не только было известно, но также и понятно, как именно оставшийся станет единым, вобрав в себя силу всех трёх.
Только через час после того, как дракон покинул поляну, безымянные смогли пошевелиться. Тела их всё ещё болели. Но разве можно было сравнить физическую боль с душевной мукой, испытываемой ими? Им не хотелось смотреть в глаза друг другу. Теперь, когда сила и разум старшего проникли в них, они знали, что он добровольно принёс себя в жертву. Они видели необходимость его поступка. Но души их протестовали против этого решения, сердца твердили, что можно было найти другой выход, хотя разум говорил об обратном. Другого выхода не было. Должен был погибнуть один, чтобы дать возможность остальным продолжить свой путь и исполнить возложенную на них миссию. Безымянные шли по тропе, проложенной за день до того их старшим братом. Не было других мыслей, кроме скорби по утрате. Но, несмотря на горе, лишающее их сил, они должны были идти к своей цели. Зов всё так же звучал в такт биению их сердец, и они машинально продолжали вдвоём тот путь, что был начат тремя. Путь, ведущий их к спасению всего, что было дорого живущим в одном с ними мире.