Участие беловодчан в других событиях 1917-19 гг

СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ ОБ ИСТОРИИ БЕЛОВОДЩИНЫ (1917-1941 гг.)

Часть I

Раздел ІV

Участие беловодчан в других событиях 1917-1919 гг.

Далее, продолжая в хронологическом порядке о событиях на Беловодщине, нам необходимо было бы рассказать об образовании новых органов Советской власти и их влиянии на политическую жизнь края в последующие годы. Однако материалов на эту тему у нас очень мало. Большинство воспоминаний участников событий, повествующих о восстании, фактически на том и обрываются. Представим то, что удалось обнаружить.
В газете «Маяк комунізму» от 1 января 1959 года была опубликована статья И.М.Волкова. Автор пишет, после освобождения Беловодска от белоказаков был образован ревком. В его состав вошли он сам, Хоружий, Ткаченко, Дегтярев, Василенко, Сенченко. Председателем был избран Суперенко. Волкова назначили военкомом. Первым делом ревком занялся организацией всеобуча. Люди были разбиты на взводы, роты и батальоны. Позже почти все они влились в регулярные части Красной Армии. В конце февраля были проведены выборы в волостной Совет. По их результатам Суперенко был назначен председателем исполкома, Волков – военкомом. В мае 1919 года автор был избран делегатом на Всеукраинский съезд волисполкомов, а на съезде – в члены комиссии 50-ти при ЦВК. В Беловодск возвратился в 1920 году, где стал работать в качестве секретаря парторганизации.
Несколько строк о событиях 1919 года проскакивает также в представляемых ранее воспоминаниях Ткаченко Федора Васильевича. Он пишет, второй раз Беловодск был занят деникинцами 31 мая 1919 года. К тому времени почти все дееспособное мужское население слободы ушло в Красную Армию. В подозрении к причастности к восстанию белогвардейцы расстреляли нескольких крестьян. Собрав однажды сходку, белый офицер Литвиненко заявил, что Красная Армия почти разбита, Москва скоро будет занята Деникиным, и все большевики будут повешены. Сам Ткаченко, как он писал теперь уж в «Анкете бывших красных партизан», в мае 1919 года добровольно вступил в Красную Армию в составе Беловодского партизанского отряда Бугаева. Отряд влился в 1-ю Московскую дивизию.
Последнее свидетельствование, в какой-то степени касающееся интересующего нас периода, – упоминаемые ранее воспоминания Т.И.Красношлыка. Их мы представим несколько позже, а пока рассмотрим некоторые материалы, повествующие об участи беловодчан в революционных событиях за пределами края.

Участие И.М.Волкова в обороне слободы Гуляйполе от немцев в 1918 году
(Материал взят из воспоминаний Т.И.Красношлыка)
Волков Иван Михайлович родился в Беловодске. В семье воспитывалось пятеро братьев. После окончания двухклассного училища он стал заниматься «ниточничеством», т.е. торговать мелким товаром, путешествуя по селам. Вскоре на юге Украины, в Гуляйполе, у него появился свой магазинчик. С началом первой мировой войны он подпадает под мобилизацию в царскую армию, где получает нижнее офицерское звание прапорщик. После февральской революции 1917 года возвращается в Гуляйполе. Вместе с ним с фронта возвращается еще один беловодский «ниточник» Д.И.Николаенко (он же Красношлыку и рассказал об этих событиях). В начале 1918 года к Гуляйполю приблизились оккупационные войска кайзеровской Германии. Но еще раньше, сразу после февральской революции, из тюрьмы на родину возвратился Нестор Махно, который стал одним из организаторов ревкома в Гуляйполе. В состав ревкома был избран и Волков, пользовавшийся у демобилизованных солдат и матросов большим авторитетом. Ревком принимает решение дать отпор врагу. С этой целью все мужское население двух сел, способное держать в руках оружие, мобилизуется на оборону. Начальником боевого штаба назначается Волков. В его подчинении в качестве пулеметчика находился и Николаенко. С оружием ревкому помогли матросы-большевики, доставившие винтовки, пулеметы, две батареи полевых орудий и два 6-ти дюймовых орудия. Немцы, определив надежность обороны защитников Гуляйполя, повели с ними по телефону переговоры, предлагая сдаться. На проводе был Волков, который в ответ заявил, что, мол, так как они привели к власти в Украине гетмана, никакой сдачи не будет. На что немцы поставили ультиматум: не сложите оружия – Гуляйполе будет сметено. Серьезность положения обсуждалась на войсковом совете защитников слободы. Половина присутствующих склонялась к тому, чтобы ультиматум принять, утверждая, что немцы подарят крестьянам землю и волю, – зачем, мол, проливать кровь? Другая половина, состоящая в основном из большевиков, в числе которых был и Волков, предлагала дать оккупантам бой. Случилось так, что большевики были арестованы, но вскоре вновь выпущены на свободу. Волков и его товарищи продолжают заниматься укреплением обороны, выставляют передовые посты. Однажды ночью Махно, не имея пропуска из штаба, не был допущен на передовую. Рассорившись с Волковым и пригрозив, что, мол, вы меня еще вспомните, он сел в машину и уехал. Позже ушел в подполье. Вскоре все оружие оборонявшихся было сдано немцам, и те начали производить аресты и расстрелы большевиков. Спасаясь от преследований, Волков летом 1918 года возвратился в Беловодск, где включился в подпольную деятельность сначала против немцев, а затем против белых.

Из воспоминаний А.Д.Кононенко о его участии в событиях на Украине в период Центральной Рады
Этот материал будет взят из двух тетрадей, написанных собственноручно  Кононенко Андреем Даниловичем и хранящихся в Беловодском краеведческом музее. Так как никаких серьезных противоречий между описаниями событий в них не обнаруживается, то работу поведем по обеим одновременно.
Как уже отмечалось, в империалистическую войну Кононенко воевал на Северо-Западном фронте на реке Неман в 55-й стрелковой дивизии. Он пишет, после февральской революции 1917 года часть войск с фронта была брошена на подавление контрреволюционных мятежей, которые возглавляли генералы: Корнилов, Краснов, Каледин, Духонин (лето 1917 года). Нашему земляку пришлось участвовать в освобождении городов: Минск, Витебск, Полоцк, Могилев. Там ими из тюрем было выпущено много арестованных революционеров. Кроме того, были обнаружены большие запасы продовольствия, в том числе 6 тыс. пудов риса и сахара и 36 тыс. пудов – если автор правильно понял – мяса. Генерал Духонин был убит в Могилеве, Корнилов отступил на Псков, а Каледин и Краснов с верными им войсками через территорию Украины ушли на Дон. Вскоре Северо-Западным фронтом была создана 133-я Украинская стрелковая дивизия. Получив четыре эшелона для личного состава и один для интендантской службы, большое количество вооружения и снаряжения, дивизия отбыла на Украину.  На станции Киев, по одной тетради 19 января 1918 года, по другой – 20-го, солдаты, руководимые ротными и полковыми депутатами, взбунтовались. Они принялись разоружать офицеров, срывать с них погоны. Командир дивизии cбежал в Центральную Раду. Вскоре на станцию было подогнано четыре цистерны с водкой. Солдаты стали пить. Автор пишет, он тоже захватил для своих ребят ведро водки. (В тот период он значился ротным депутатом). Но затем к ним подошел безрукий инвалид-подпольщик и сообщил, что цистерны подогнаны специально: их хотят споить, а затем разоружить. Еще добавил, кроме петлюровского гарнизона, на солдат готовят снарядить пленных австрийцев, размещенных в Киеве и насчитывающих около 10 тыс. человек. Узнав обо всем этом, депутатами была подана команда «По вагонам!». Преодолев мост через Днепр, эшелоны прибыли на станцию Дарница. Там, пишет автор, ребята немного «прохмелели» и начали разоружать офицеров и кадетов.
В этом месте временно отвлечемся от воспоминаний. По книге бывшего председателя генерального секретариата Центральной Рады Д.Дорошенко «История Украины», в Киеве на то время находилось примерно 15-20 тыс. офицеров русской армии, большинство которых сохраняли нейтралитет, а часть перешли на сторону Центральной Рады. Поэтому разоружать там, действительно, было кого. Вопрос здесь в другом. Автор пишет, что эти события происходили 19-20 января. Но ведь это – те дни, когда в Киеве полыхало вооруженное восстание рабочих. На заводе «Арсенал», в других местах проходили бои между рабочими и верными буржуазному правительству Украины войсками. И как раз 19 января на помощь Центральной Раде со стороны железнодорожной станции «Гребенка» прибыл отряд гайдамаков под руководством Петлюры, которые потопили восставший народ в крови. На территорию «Арсенала» они ворвались 22 января. По официальным советским данным, кроме погибших в бою (около 400 человек), Петлюрой и Коновальцем было тогда расстреляно еще порядка 1200 человек. И лишь через четыре дня, 26 января, в Киев вошли советские части. Однако Кононенко ни в одной из двух своих тетрадей о том восстании почему-то не упоминает.
Далее он пишет, из столицы Украины их дивизия пятью эшелонами двинулась по Полтавской железной дороге на восток в сторону Харькова. По пути, на станции Кононовка, фронтовики обезоружили батальон австрийцев. Затем в районе станции Ромодан на их интендантский эшелон напали гайдамаки. Солдаты отбили нападение, но дальше двигаться не стали: в дороге от бескормицы начался падеж лошадей. Воротившись на несколько десятков километров назад, они выгрузились на станции Гребенка Перетятинского уезда Полтавской губернии. Там в окрестных селах принялись реквизировать у помещиков фураж. В селе Петровка (правильно – Слободо-Петровка, расположенное в 0,5 км от станции Гребенка. – В.Л.) ими было разгромлено имение генерала Морозова. Всего у того, пишет автор, было три имения. В это время к солдатам приезжали представители Петлюры, требовали сложить оружие и передать в их распоряжение имущество дивизии; в случае отказа угрожали отобрать силой. «Послов» прогнали, пишет автор, заявив, что «везут имущество и оружие для Советов всей России». Еще добавили, что фронтовики войны не хотят, но если тем надо – они ее получат, но тогда «потеряют все». Приезжал разбираться в ситуации и сын генерала Морозова (в чине капитана), находившийся в руководстве петлюровских войск. Его арестовали и закрыли в подвале усадьбы (позже, говорится в воспоминаниях, он был передан большевикам). Кроме фуража, у помещиков реквизировалась мебель, сельхозинвентарь и пр. То, что нужно было для войск, оставлялось себе, а остальное передавалось в местные комитеты бедноты и Советы. Вскоре стало известно, что к станции Гребенка, где они продолжали находиться, со стороны Харькова приближается 1-й Богунский отряд им. Крыленко. Петлюровцы выдвинулись ему на встречу. Когда началась стрельба, Кононенко, будучи на тот момент помощником дежурного по полку, побежал в хвост составов: проверить, что случилось. На станции происходила «метушня» петлюровских офицеров, автор указывает: знак того времени. Петлюровцы собирались отступать. А когда надо было возвращаться обратно, он попросил местных рабочих при встрече с большевиками передать, что, пусть те, мол, фронтовиков не опасаются: «мы будем рады большой встрече». Здесь участник событий вспоминает, когда утром отправлялся в сторону станции, был обут в валенки, но затем солнце пригрело и стало таить. Поэтому обратно он вынужден был переходить реку по железнодорожному мосту, где его неожиданно задержали петлюровцы. Ему удалось их обмануть, наврав, что он местный житель и сейчас возвращается из соседнего села. Когда его отпустили, через мост порожняком прошел петлюровский эшелон, а через некоторое время прогремел взрыв: отступая, те взорвали за собой железнодорожный мост. Второй эшелон националистов, уходящий на юг в сторону Черкасс, наши, пишет Кононенко, обстреляли. А уже вечером 1-й Богунский партизанский отряд занял станцию. На третий день мост был восстановлен. Здесь же, на станции Гребенка, 133-я дивизия передала все свое имущество и вооружение 1-му Богунскому отряду. Происходило это на клети со шпал, вспоминает рассказчик. Было передано шестнадцать орудий, три тысячи снарядов, около двухсот пулеметов, около двадцати тысяч винтовок, три миллиона боевых патронов, гранаты, мины, ракеты. Затем Богунский полк двинулся освобождать от остатков войск Центральной Рады Киев. На следующий день после взятия Киева он был переименован в 1-й Ленинский полк Щорсовской дивизии. В то же время весь личный состав 133-й дивизии, получив продуктовый паек, был отпущен по домам с условием ровно через месяц явиться в окружные комиссариаты. 
 На этом мы временно приостановим изложение воспоминаний А.Д.Кононенко и попробуем их сопоставить с другими источниками. Если не считать некоторой путаницы с датами, то многое в них соответствует той военной обстановке, которая сложилась в первые месяцы 1918 года в Украине. Во-первых, украинские солдаты действительно отзывались с фронтов на родину, а затем, в начале января 1918 года, Центральная Рада издала директиву о массовой демобилизации военнослужащих. Во-вторых, рядовой состав, действительно, в массе своей не хотел выступать против большевиков, отчего войска Центральной Рады пытались их разоружать. В-третьих, пленных солдат германской и австро-венгерской армии, действительно, было немало на территории Украины, и в некоторых случаях их вооружали для борьбы против большевиков. Единственное, в чем присутствует серьезная неточность, – в отношении 1-го Богунского отряда Щорса. Факты указывают на то, что он был создан в сентябре 1918 года. И лишь в начале февраля следующего года принимал участие в освобождении Киева, но уже не от войск Центральной Рады, а от Директории. А в январе 1918 года по Полтавской железной дороге на Киев наступал красногвардейский отряд Егорова. Очевидно, его бойцам и было передано вооружение 133-й дивизии.
Дополним данную тему несколькими выдержками из книги В.А.Савченко «Военная история».* «Военная литература». Сайт: militera.lib.ru/h/savchenko
«16 января (имеется в виду 1918 год. – В.Л.) эшелоны с юнкерами-гайдамаками выехали на позиции и вечером того же дня приблизились к прифронтовой станции Яготин. На этой станции Полтавской железной дороги юнкерам снова пришлось разоружить украинских солдат, которые, подняв «бузу», ждали приход красных как своих освободителей. Эшелоны с юнкерами двинулись на станции Бобрик и Кононовка, где к этому времени сосредоточились части УНР: «Черные гайдамаки», «Красные гайдамаки», юнкера, сечевые стрельцы... – всего 1400 бойцов при 8 пушках. С этими небольшими силами Петлюра рассчитывал провести контрнаступление против красных на станцию Гребенка, защитить Киев со стороны Полтавской железной дороги».
«Тогда же (17 января. – В.Л.) проходил бой у станции Кононовка, где 180 петлюровцев столкнулись с частью 1-й армии Егорова в 1100 человек, состоявшей из донецких и харьковских красногвардейцев. В 20-градусный мороз гайдамаки окопались и приготовились к обороне. Огнем винтовок и пушек были отбиты две атаки противника, после этого красные смогли окружить станцию, а гайдамакам и стрельцам ничего не оставалось, как сесть на поезд и, взорвав позади себя железнодорожный мост через речку, выехать в соседний Яготин, находящийся в 90 километрах от Киева».

Из воспоминаний Т.И.Красношлыка
(продолжение)
Автор пишет, с поражением восстания в Беловодске и отходом повстанцев в сторону Литвиновки, его захватили в обоз офицеры 12-го казачьего полка. (Не будем забывать, он был тогда еще подростком). Боясь преследования, белогвардейцы прошли через Бараниковку на Мусиевку и лишь там решили стать на ночевку. Нашему земляку довелось ночевать в одном доме с ротмистром 6-й казачьей сотни, и он помнит, как утром тот кому-то жаловался, что на Беловодск надеяться было нельзя. Прервав на миг повествование, добавим один штрих из письма, присланного в 1970 году из Ростова в адрес работников Беловодского музея Г.Ф.Вербицким. Ему как-то рассказывал бывший денщик командира казачьего полка Егорова, что тот после спешного бегства из Беловодска сокрушался: «От, черти красные, – как с неба свалились».   
Далее Красношлык пишет, после освобождения 2 января 1919 года частями Красной Армии Беловодска и окончанием рождественских каникул, занятия в гимназии возобновились. Однако некоторых своих одноклассников ученики не досчитались. Выехали с родителями Маслянниковы, Косьмины, еще несколько человек. Руководил гимназией школьный совет под председательством Т.Е.Буроменского. Выбывших педагогов замени новыми. Работал ревком, размещавшийся там, где ранее находилась волостная управа. Его председателем был Бугаев.
Усиливалось сближение женской и мужской гимназий. Как и раньше, организовывались вечера, и, как и раньше, самое деятельное участие во всем этом принимал Тихон Буроменский. Весной 1919 года на принадлежащих ранее купцу Мягкову землях была организована первая сельскохозяйственная коммуна. Но громыхала гражданская война, и Беловодск был «весьма насторожен за успехами Красной Армии». После восстания многие крестьяне вступили добровольцами в 1-й Воронежский полк, руководимый Кесселем. В их числе был и Назаренко Иван Петрович. Кроме того, полностью из добровольцев увели на фронт конный эскадрон Яков Хоружий с политруком Антоном Филоненко. Туда записались Козюменский, Гвоздик, Шулика, Бугаев Иван Иванович, Нелепа и другие. Как-то в феврале 1919 года Красношлык, возвращаясь из гимназии, у дома Уманского (на центральной улице) увидел построенный в две шеренги эскадрон Хоружего. Тот просил командира дивизии, освобождавшего Беловодск, без задержки отправить их на фронт. На что последний ответил: «Вас нужно лучше вооружить, седла сменить. Успеем». После этого бойцы, построившись в колонну и затянув песню, направились к месту своей дислокации. Вскоре эскадрон был переброшен на фронт.
В сельском хозяйстве ощущался острый недостаток кормов, отчего для кормления скота вскрывались крыши сараев. Тем не менее, подчеркивает рассказчик, полевые работы проходили успешно. Вдруг в середине мая где-то вдали забухала артиллерия. Это «ударило громом по настроению Беловодска». Пошли разговоры, что идут французы. Красная Армия отступала. По центральной улице в сторону Новолимаревки прошли на конной тяге тяжелые орудия. На Троицу некоторых беловодчан, в том числе и его, по той причине, что отец после участия в восстании был контужен, мобилизовали в качестве обозников обслуживать красноармейскую часть. Сначала их держали во дворе ревкома, но когда снаряды начали рваться в районе Даниловки, эвакуировали на Чертково, а откуда еще на какую-то станцию, уже километрах в 150–170 от Беловодска. Там выдали справки (выписывал Вербицкий Данил), вручили по 50 рублей украинских денег, дали муки на затирку и отпустили домой. По пути им довелось встретить своих земляков из эскадрона Гвоздика.
В Беловодске и Царевке располагался деникинский карательный отряд. Через месяц под Даниловкой расстреляли четверых жителей округи, включая Назаренко Андрея Петровича, Калюжного (житель Новолимаревки) и почтового служащего из Новоалександровского завода. В состав карательного отряда, квартирующего в Беловодске, входили гимназисты Керчи.
Вскоре возвратились в Беловодск те, кто бежал в дни восстания. Среди прочих автором назван Зеленский, который однажды, наряженный в английский мундир, хвастался перед дамой, дочерью купца Бердникова, как он «косил» из пулемета красных. Прибыли и педагоги гимназии. Казачьи власти, чувствуя недружелюбное отношение крестьян, вели себя настороженно. В период покоса сена была объявлена мобилизация в белую армию пяти возрастов. В ряды призывников попали и некоторые гимназисты, в том числе Уманский Александр Андреевич, который позже будет учительствовать в Бараниковке. Через некоторое время почти все призывники оказались дома. Вторично призыв молодежи был объявлен осенью из Старобельска, но и те вскоре воротились. По Беловодску и окрестным селам деникинцами были расклеены плакаты. На одних изображалось, как красные вешают попов, на других – сколько разгромлено Добровольческой армией на подступах к Москве советских эшелонов. Но, продолжает рассказчик, Беловодск имел связь с фронтом и «твердо смотрел на эту гнусную пропаганду». Автор приводит пример, как жена Якова Хоружего, навестив мужа на фронте и возвратившись в Беловодск, рассказывала народу правду.
Осенью 1919 года занятия в гимназии начались вовремя. Ее коллектив пополнился несколькими новыми преподавателями и учениками. Прибыли из Славянска петроградские гимназисты Смирнов Сергей Иванович, Шалимов Александр Петрович (ставший позже секретарем Меловского райкома КПСС), Лебедев и еще два человека. Один из них умер в январе 1920 года от тифа. Со студентами были направлены из Петрограда новые преподаватели – Орловы, отец и сын. Первый вел русский язык, второй природоведение. Автор воспоминаний подчеркивает, это был отличный состав – выше по культуре и строже по поведению.
В конце ноября 1919 года деникинская армия начала отходить. Снова потянулись следом за ней директор гимназии Панков, «француженка», преподаватели по математике и гимнастике (Соколов). Добровольцами в белую армию ушли три гимназиста: Женька Макухин (меньший), Балюга (средний) и Хрипко Ал(…).
С освобождением Беловодска от белогвардейцев гимназией стал руководить школьный совет под председательствованием Орлова Федора Борисовича (сына). (По воспоминаниям Б.Ф.Косяка, старшего Орлова звали Павел Петрович, младшего Борис Павлович). «Переходной период», продолжает автор, здорово расшатал дисциплину в учебном заведении. За ее восстановление начали бороться не только преподаватели, но и некоторые ребята из старших классов, в том числе Плужников Виталий Харитонович, который зимой организовывал ледяные катки, весной насаждение парка (там, где был лазарет, говорится), водил ребят в походы, участвовал в организации театральных постановок. В числе активистов названы Буроменский Петр Петрович (зарубленный бандитами Блохи в Новоспасовке), Хрипко Иван, Дегтярев Василий (зарубленный махновцами в сентябре 1920 года в Беловодске), Дреев Семен.
Вскоре в гимназии была создана ячейка сочувствующих РКП(б). В нее вошли Орлов Федор Борисович, Дегтярев Василий, Макухин Владимир, Якунин Иван, Дреев Семен, Дреев Павел, Шульгин Андрей, Лядский Владимир. В гимназии было организовано самообслуживание, предоставлялись завтраки. К лету 1920 года мужская и женская гимназии объединились: пять старших классов разместились в здании мужской гимназии, пять младших – в женской. (Автор уточняет, их перевели в то здание, где в момент написания воспоминаний находился детдом, т.е в здание нынешнего военкомата). Старшие классы имели программу профессионально-технической школы, где изучалось плотничество, пчеловодство, садовничество. Младшие осваивали сапожное ремесло. Проводилась серьезная культурно-воспитательная работа. Вечера, постановки перешли на сцену «беловодской общественности». Большой круг молодежи был втянут в ту орбиту. В числе участников самодеятельности автор особо выделяет проживающих на момент написания воспоминаний в поселке Меловом чету Демченковых, а также Семикоз Екатерину.
Весной 1920 года, когда свирепствовал тиф, учащиеся гимназии организовывали сбор лекарственных растений, главным образом горицвета весеннего, отправляя их и некоторые другие вещи с помощью посылок бойцам Красной Армии, дравшейся на ту пору под Перекопом.
В заключение добавим несколько фактов из других записей Т.И.Красношлыка. Там указывается, Дегтярев Василий являлся сыном врача из Евсуга и погиб от рук бандитов Махно в 1920 году. Братья Дреевы, Семен и Павел, были родом из Нижней Бараниковки; младший из них, Павел, был зарублен бандитами, будучи продкомиссаром. От рук бандитов погиб и старший из братьев Макухиных Владимир, в то время как младший ушел в белую армию. Они были беловодчане. В Беловодске, на Довгалевке, проживал и Шульгин Андрей. Последний раз автор встречал его в Старобельске в 1927 году.

Участие беловодчан в боях с белогвардейцами в период наступления деникинских войск на Москву в 1919 году

Общий ход боевых действий
В декабре 1918 года Красная Армия силами 13-й армии, вступив на территорию Украины со стороны Харьковской губернии, начала свое наступление на Донбасс. За короткий срок белогвардейские войска были выбиты из Сватово (19 декабря), Старобельска (27 декабря), Славянска, а 21 января 1919 года – из Луганска. В освобождении Луганска принимали участие 4-я партизанская дивизия Дыбенко и 15-я Инзенская дивизия. В состав 4-й дивизии Дыбенко (будущей 42-й стрелковой дивизии) входили 1-й Воронежский полк им. ВЧК и Старобельский революционный полк, которые через несколько недель будут переименованы в 370-й и 372-й стрелковые полки, соответственно. В обоих этих подразделениях воевало немало беловодчан. Кроме того, в образованный в январе 1919 году под Луганском 1-й кавалерийский дивизион был включен беловодский кавэскадрон, который в период боев под Луганском поочередно придавался в подчинение руководства 15-й Инзенской дивизии, 42-й стрелковой дивизии и 1-й Московской рабочей дивизии. 
Обеспокоенный продвижением советских войск, главнокомандующий белогвардейскими силами Юга России генерал Деникин, сменивший на этом посту Корнилова, скончавшегося в апреле 1918 года под Екатеринодаром, перебрасывает на Донбасс с Кубани и других контролируемых им районов свежие силы. С 23 января белые переходят в контрнаступление. Завязываются ожесточенные бои за железнодорожные станции и города Дебальцево, Попасная, Успенка, Шмидтовка (Лутугино) и другие. К этому времени красноармейским отрядам уже противостояла группировка, насчитывающая около 18 тыс. штыков. Несмотря на это, во второй половине марта советским войскам удалось второй раз отбить Дебальцево. Однако 30 марта перешла в наступление кавалерийская дивизия Шкуро, нанесшая серьезное поражение 13-й армии у Юзовки (Донецк). Вскоре противник продвинулся к самому Луганску.
Для обороны города была создана группа войск под командованием Я.Я.Лациса. В ее состав вошли: а) 15-я Инзенская дивизия, костяк которой составляли латышские стрелки и рабочие Тулы и где воевало немало беловодчан; б) 1-я Московская рабочая дивизия, куда был передан 1-й кавдивизион, состоящий частью из беловодчан и куда попало весеннее пополнение беловодчан-пехотинцев; в) 1-й Луганский рабочий полк; г) отдельные красногвардейские отряды, прибывающие с разных мест (в том числе кавалерийский отряд из Марковки во главе с будущим маршалом Еременко).
Начиная с двадцатых чисел апреля, развернулись ожесточенные бои по удержанию города. Линия фронта проходила в районе Острой Могилы, Большой и Малой Вергунки. О мужестве и славных подвигах, совершаемых в эти дни защитниками Луганска, в разное время было написано немало и такие материалы хранятся в Луганском Госархиве. Кроме воинских баталий, другая борьба проходила внутри города на трудовом фронте. Известен такой факт, что, когда 27 апреля из-за сильных дождей улицы города были размыты и доставка боеприпасов на позиции стала фактически невозможной, по призыву военно-революционного комитета тысячи жителей вышли из домов и, образовав живую цепь длиной около 8,5 км, передавали из рук в руки от проходной патронного завода в сторону Острой Могилы боеприпасы и продовольствие. (Во славу этого события улица, по которой разместилась живая цепь, позже была названа Оборонной). Первый раз Луганск был взят белогвардейцами 4 мая. Однако примерно через две недели белые из города были выбить. И лишь 27 мая советские войска окончательно отступили. С этого момента Добровольческая армия менее чем за две недели отбросила части Красной Армии на север на расстояние до 250 километров. Боевые действия перекинулись на территорию Российской Федерации. 10 июня белые захватили Белгород. Ударная группировка Добровольческой армии, нацеленная на Москву, сначала состояла из одного пехотного и одного кавалерийского корпусов с приданными к ним несколькими небольшими воинскими формированиями. В пехотный корпус входило четыре офицерских добровольческих полка: Корниловский, Марковский, Дроздовский и Алексеевский. Но уже к концу лета 1919 года за счет мобилизации населения занятых территорий, а также «переодевания» взятых в плен бывших красноармейцев пехотный корпус был развернут в четыре дивизии с указанными выше названиями. Двигалась армия вдоль железнодорожной ветки Харьков – Курск – Москва. На правом фланге белогвардейского фронта вела наступление на Москву Донская армия, занимающая ветку Купянск – Елец – Москва.
Остановить продвижение ударной группировки Деникина Красной Армии удалось лишь после сдачи Белгорода. С середины июня фронт несколько стабилизировался на линии, не доходя станции Обоянь, и на восток к городам Короча и Новый Оскол. Здесь Красная Армия даже перешла в контрнаступление. Прорвав фронт на стыке Добровольческой и Донской армий, она отбила Валуйки, Волчанск, Купянск и нацеливалась на Харьков. Однако 1 августа соединения Добровольческой армии, приостановив свое наступление на Обоянь, и развернувшись фронтом на восток, ударили в том направлении. Взаимодействуя с частями Донской армии и кавалерийским корпусом Шкуро, белые вынудили прорвавшуюся в тыл советскую группировку указанные города оставить, а к концу августа те части были почти все разбиты. Однако «недешево» это обошлось и деникинцам. Как вспоминал бывший командир 1-го батальона 1-го ударного Корниловского полка Добровольческой армии М.Н.Левитов, в ночь с 12 на 13 августа попал в окружение 3-й батальон их полка.* «Корниловцы в боях летом  – осенью 1919 года». Сайт: www.dk1868.ru/history/LEVITOV Другие факты неудач деникинцев будут представлены ниже в воспоминаниях участников событий.
Положение советских войск резко ухудшилось в конце июля в связи с прорывом в их глубокий тыл кавалерийского корпуса генерала Мамонтова с особо подобранными личным составом и лошадьми. Корпус насчитывал около семи тысяч всадников, не считая пехоты. Белые принялись громить воинские гарнизоны в населенных пунктах, захватывать железнодорожных станции. Кроме расправы над красноармейцами и уничтожением коммуникаций, они занимались тотальным грабежом. На ликвидацию корпуса советское командование вынуждено было снять часть войск с фронта и привлечь резервы. Побывав напоследок в Воронеже, мамонтовское иго в начале сентября отбыло на нижний Дон. О богатой добыче казаков говорит тот факт, что их обоз растянулся на десятки километров (некоторые исследователи называют его протяженность в шестьдесят верст), а награбленное на территории Советской Республики золото исчислялось десятками пудов.
В последних числах августа ударные полки Корниловской дивизии в третий раз пошли брать город Обоянь. Помогали им в этом батареи соседнего Марковского полка, снабженные английскими пушками и с английской обслугой. Не выдержав невиданного с началом гражданской войны артобстрела, части Красной Армии отступили.
Ожесточенные бои завязались по ходу продвижения Добровольческой армии и на Курском оборонительном рубеже. Город был взят белыми 7 сентября в результате неожиданного прорыва на одноименную железнодорожную станцию трех бронепоездов. Тем удалось подбить находящиеся там два советских бронепоезда, а третий, постоянный их противник в таком единоборстве, – бронепоезд «Черноморец», не смог участвовать в бое из-за повреждения пути.
К середине октября Деникинская армия захватила Орел и находилась от Москвы на расстоянии около 300 километров. Однако в ходе Орловско-Кромской операции (11 октября – 18 ноября) деникинцы потерпели сокрушительное поражение. Моральное состояние войск резко ухудшилось, и к январю 1920 года остатки «доблестных полков непобедимой Добровольческой армии» очутились на нижнем Дону.
Беловодск был освобожден от белогвардейцев 20 декабря 1919 года. Эта дата указана в дневнике бывшего адъютанта 137-го Тамбовского стрелкового полка 16-й имени Киквидзе дивизии генерал-майора И.А.Иконникова. Выписка из дневника, пересланная его хозяином в адрес тогдашнего первого секретаря Беловодского райкома партии П.И.Форощука, хранится в Беловодском краеведческом музее.
Луганск был освобожден 24 декабря 1919 года.
Теперь воспользуемся воспоминаниями бывших бойцов Красной Армии, наших земляков (и не только  их), рассказывающих об участии в этих сражениях.

По воспоминаниям Д.С.Петрова
 (продолжение)
В феврале 1919 года беловодский эскадрон, бойцом которого записался и автор воспоминаний, был направлен в Луганск для дальнейших боевых действий, где влился в 1-й отдельный кавалерийский дивизион. Командиром 1-го эскадрона был назначен Строганов, 2-го – Полищук. Хоружий служил начальником пулеметной команды на тачанках, Филоненко – комиссаром пулеметного дивизиона. Несколько позже их 1-й отдельный кавдивизион был прикреплен к 370-му пехотному полку, бывшему 1-му Воронежскому, командиром которого оставался Кессель.
Через несколько дней дивизиону был дан приказ выступить против кавалерийских частей Шкуро, рвавшихся к Луганску. И здесь рассказчик вспоминает о первом бое с белоказаками, в котором проявил храбрость и выдержку командир 1-го эскадрона Строганов. Петров подчеркивает, мол, если Строганов на данный момент жив, то ему следует отдать «должное предпочтение». Случилось это южнее Луганска в районе железнодорожной станции Семейкино (ныне – Краснодонский район). Выполняя приказ командования, их дивизион вышел в район боевых действий. Спешившись и оставив лошадей коноводам, красноармейцы стали занимать отведенные им позиции. Связи с пехотой по фронту налажено еще не было. Вдруг впереди они увидели густую цепь шкуровцев, которые шли прямо на них, ведя под узды лошадей. По приказу командиров по белоказакам было дано несколько залпов. Те окрыли ответный огонь. Затем под прикрытием артиллерии белые начали обходить дивизион с фланга. Поняв, что их могут отрезать, командир дивизиона дает команду отходить. Петров пишет, по-видимому, командир 2-го эскадрона Полищук в этой сложной обстановке растерялся и, запрыгнув на лошадь, стал «драпать» впереди всех – «только бурка раздувалась». Строганов, сообразив, что бойцами 2-го эскадрона овладела паника, галопом бросился наперерез бегущих на лошадях красноармейцев, крича их командиру: «Полищук, остановись!» Для острастки, как выразился рассказчик, он сделал в его сторону несколько выстрелов. Паника была сбита. Собрав вокруг себя бойцов, Строганов дает приказ: «Умрем, но не отступим!» В ближайшей балке они спешились и, заняв позиции, открыли огонь по наступающим белогвардейцам. Их залпы привели в сознание беспорядочно отступающую пехоту. В том полку оказалась подвода с пулеметом системы «Льюис», который был установлен и начал бить по «шкуровским белобандитам». Вскоре заработал другой пулемет, «Максим». В результате, пишет Петров, в несколько раз превышающие силы противника понесли ощутимые потери. В то же время их дивизион, хоть и с боями, но смог закрепиться на исходных позициях.
Потом были кровопролитные бои за Луганск. Участник событий подчеркивает, белогвардейцам был дан приказ любой ценой овладеть городом, за что было обещано три дня, припадающих как раз на Пасху, творить в городе все, что угодно – грабить, насиловать, убивать...
На защиту Луганска встало почти все население города. Были созданы рабочие дружины, дравшиеся с врагом насмерть. Кавалерийский эскадрон, в котором плечом к плечу со многими беловодчанами воевал Петров, держал оборону в районе Малой Вергунки. В первый день боя под ним, значившимся связным между штабом обороны города и передовыми позициями, было убито два коня. Сильные бои шли и в районе Острой Могилы, пишет автор. Первый раз белогвардейские полки были отбиты. Лишь в конце мая защитникам города пришлось отступить.
Здесь от себя добавим, Деникин пообещал представителям Антанты к осени 1919 года захватить Москву. Возможно, еще и по этой причине с таким ожесточением пытались овладеть Луганском нападающие. Тогда же, 31 мая, Беловодск был второй раз оккупирован белогвардейцами.

По воспоминаниям А.Д.Кононенко
(продолжение)
Предлагаемый ниже материал будет взят из упомянутых ранее двух тетрадей Кононенко и представлен читателям словами автора воспоминаний. Стержнем повествования пройдет рассказ той тетради, где описание событий поданы более детально. В тексте будут расставлены лишь знаки препинания и исправлены орфографические ошибки; иногда по ходу работы будут вноситься дополнения и уточнения, взятые из другой тетради.
Вводя в курс дела, укажем, в отряде Левченко Кононенко был назначен командиром взвода. После освобождения в начале января 1919 года Беловодского района от красновцев их отряд двинулся на юг, освобождая Волошинский район. Там он соединился с основными частями 4-й дивизии И.С.Дыбенко.
«Луганск был взят сходу. 1-й Воронежский полк занял позиции в сторону Большой Вергунки, Левченко в сторону Малой Вергунки, Старобельский полк в сторону Острой Могилы. Остальные полки нашей 4-й партизанской дивизии Дыбенко расположились на юге. Потом наступали отрядом на деревню Николаевку. Перерезали путь белогвардейцам. Батальон белогвардейцев сдался в плен. Между деревней Веселенка нашему отряду было дано указание выступить в сторону села Поллитровка (ныне Новосветловка. – В.Л.), но потом сходу повернули назад в деревню Николаевка. Кононенко расставил посты. Поставил пост у моста на речке Луганчик, второй пост – у крайнего дома у речки Донец, сказал пару слов постовому по службе; не успел отойти, как с тыла, с запада, пробралась рота белогвардейцев, яром вдоль кладбища. Передние шеренги вышли южнее кладбища, а задние были севернее. Кононенко обнаружил, подал команду постовому: «Бей из-за бочки передних, а я буду бить задних». Били по белогвардейцам с двух сторон. Противник в панике тащил свои потери за руки волоком. Отряд по тревоге подбирался к бою. Через пару дней вступили в Поллитровку, а потом в ночную пошли в набег на белогвардейцев в село Церковное. (Какое село в том регионе ранее носило название Церковное, установить не удалось, но села Николаевка и Новосветловка находятся на расстоянии первое примерно двадцать, второе – тридцать километров восточнее и юго-восточнее Луганска. – В.Л.). В час ночи разгромили там карательный конный полк. Взято было более ста двадцати строевых лошадей, обоз бричек с патронами и десятью пулеметами, лазарет, врача, магазин с папиросами «Казбек» и «Ключка», десятки пленных. На долю Кононенко пленных – пять человек, в том числе офицер – командир эскадрона. Десятки убили. На рассвете белогвардейцы навезли на станцию Семейкино дивизию пехоты – четыре эшелона. Пошли наступать с двух сторон: от деревни Дуванной и со стороны станции, в три цепи. Бой разгорелся с ранней зари. Три цепи свалили. Четвертая двинулась в бой на южном участке. Местность: роща, перевал. Белогвардейская пехота зашла к нам в деревню. Патронов не хватало. День уже на исходе. Командира отряда Левченко ранило в живот. Отряд вынужден делать отход к восточному участку. Кононенко взвод держал прикрытие отряду. Сам последний отходил. Через улицу поперек – врагу на пути – преграду встретил: двор, обнесенный каменной стеной. Толкнул Кононенко в стенку левой ногой, руками, винтовкой, быстро вверх подтащился, быстрее вниз опустился. Кононенко отступал на гору по яру позади всех. Увидел раненых двоих товарищей. Подал команду – раненых забрать. Одного посадили к пулемету Тищенко на тачанку, другого – к Курячему на коня, третьего, Жадана Романа, легко ранено в ногу (не чувствовал боли в себе). Кононенко подал команду по отряду: махнул рукой с шапкой вправо, влево, дважды к земле: «Цепь – ложись!» Там раздал запас патронов. Больше полтысячи было при себе трофейных. Саблю офицерскую о двуколку поломали, а товарищам добрым словом говорил: «Бить по врагу огнем редким, метким, защищать свободу кровную свою». Белогвардейцев там отбивали до поздней зорьки, в деревню Поллитровку на третий рубеж зашли. Через пару дней к нам прибыл 1-й Воронежский полк. Освободил село Церковное. Наш отряд был вписан 2-м батальоном 2-го, а затем 1-го Воронежского полка. Командир – харьковский. С деревни Самсоновка начали опять наступать белогвардейцы, примерно батальон. Встретили оружейным и пулеметным огнем. Противник начал обманчиво отступать. Стали преследовать. У нас цепь редкая и малочисленная по сравнению с отступающими, да и то преследовали произвольно, не выходили пулеметы. Как вдруг ударили во фланг. Такое количество противника было в балке от станции Семейкино. Мне пришлось как раз против этих колонн. И от меня двое правее было. По нас били прямо залпами с оврага. Повели ответный огонь на расстоянии не более 150 метров. Прошло несколько минут. Со стороны нашего батальона огня не слышно. Кононенко решил спешно отходить. Быстро поднялся, крикнул: «Братья, батальон наш отступил неизвестно в какую сторону!» Бегу в свою сторону. Мои товарищи Хмеленко Д. и Кравцов Ц. не поднялись. Лежат они неживые, а может, полуживые. Оглядывался к ним – не видать было. Подбегаю к деревне. Там выскочил наш пулемет, начал стрелять в сторону противника. Кононенко принял в сторону, направился в крайний северный двор. Тут во дворе лежит раненый наш красноармеец. Пулемет ушел с тачанкой. Батальона не видать. Пришлось хозяину дома кричать в окно, чтобы прибрал раненого. Хозяин прибрал раненого на чердак. Кононенко пробрался через левады, вышел на западную сторону деревни. Там подскочили пять верховых конников. Кричат: «Мы свои!» Я им отвечаю: «Не подъезжай!» Бо надоели сегодня обманы. Во рту горько было от такой трагедии. Уже до батальона километра полтора. В батальоне беспорядок после события. Подал условный знак: «Рассыпайся! Ложись!» Пошел к батальону.
Через пару дней пошли в наступление на станцию Семейкино. Там жители убежали все от боя. Кононенко пришлось взять старого казака в плен. Лошадь, седло и саблю отправил минутой раньше командиру полка Кесселю, так как у него в том бою была убита лошадь. Этому старому казаку сказал: «Будешь воевать против Советской власти?!» Он сказал: «Не буду». Решение мое такое: в хуторе нет никого, скотина ревет. Говорю ему: «Присягай! Снимай главную икону – в углу стояла «Троица святая», – бей каждому богу поклоны, заклинайся». Все это казак проделал. И казак клятву сдержал. Это было весной 1919 года. А в 1921 году проезжал там проездом – правда…
Вышли к станции Семейкино, направляемся к Должанке, заняли деревни: Курячево, Вешенки и Рашково. Там остановились. Левее нас противник. Кавалерия генерала Шкуро нанесла удар по 15-й Инзенской дивизии: прорвались к нам в тыл. (В другой тетради подразделения противника указываются более точно: 13-я конная Черноморская дивизия. – В.Л.). Через пару дней начали отходить. Оставили позиции по указанию командира полка Рязанцева – это вновь назначенного вместо старого Кесселя. У деревни Нижняя Краснянка был окружен Кононенко со своим взводом прикрытия. Полк пошел на переправу через пруд. Устроена переправа была из бричек: связали одну с одной, сверху положили вербу. Там был разлив, а в деревне – белогвардейцы. Кругом были окружены. Моему взводу был предан пулемет «Максим». Когда полк переправился, переправились люди моего взвода через речку Краснянка. Наш пулемет, привязанный к веревке, при переправе утонул. Взвод остался с винтовками. Кононенко подал команду: «Идти вдоль берега друг за другом». Дело было к вечеру. Мой взвод вышел из окружения на (…), соединились со Старобельским полком. Воронежский полк отошел на север. А мы взводом отошли к деревне Орехово. Переночевал и пошел в штаб узнать о своем полку. Мне дали указание: маршрут через Успенку на станцию Лутугино. К обеду прибыли в Лутугино. Полк пошел долиной на деревню Гаевка в наступление. Нам дали на станции по куску хлеба и по две воблы. На ходу быстро с большим аппетитом покушали. Шли быстро рядом с железной дорогой. Белогвардейцы били из орудий. Мы полк свой опередили, ворвались в деревню Гаевка. Враг бежал, бросив кухни, вареное мясо. Кононенко, сбросив осколком со снаряда – сантиметров двадцать – быстро крышку с кухни, задел винтовкой кипящее мясо – окорок килограммов десять, быстро завернул в шинель, кипящее, горячее, заткнул шинель за ремень, мясо жжет, Кононенко бежит, по животу добыча трет. Выгнали белогвардейцев. Взвод собрался тут на поминки. Еще в долине под деревней Гаевка убит был наш командир роты Шатилов. Недолго тут простояли. Дежурил наш бронепоезд «Дыбенко» прямо в Гаевке. И не видели, когда его отозвали. Подъехал на его место белогвардейский бронепоезд. И начал тут по деревне бить из орудий. Полк быстро отошел. Кононенко от(.) быстро отходил. На краю оврага поднял ящик с патронами. Пулеметчики торопливо бежали, ящик с двумя лентами патронов потеряли. Кононенко поднял ящик с патронами (…) штук. Да, такое количество при себе всегда таскал, груз тяжеловат (…). Тихо там. Полкилометра. Полтора. Подаю команду: «Рассыпайся в стороны, принимай правее от железной дороги». На станции наши выпустили простой паровоз. На полном ходу против белогвардейского бронепоезда. Белогвардейцы с орудия ударили прямо по котлу паровоза. Зацепив его, потянули к себе на станцию.
Переночевали, вышли на позицию в Ореховую балку. Заняли позицию вдоль балки: 3-й батальон севернее, потом 2-й, потом 1-й. И там же, с фланга, со стороны Дуванной двигалась кавалерия. Подъезжает командир пока ко мне на середину 5-й роты. Конница двигалась быстрой рысью. Спрашиваю у Рязанцева: «Что за кавалерия идет прямо во фланг нам?» Отвечает: «Видать, наши, видите, с красными флагами». Кононенко, зная полевой стрелковый устав, что свои к своим высылают дозор для связи, спрашиваю: «Было такое дело, не было?» Кононенко, зная устав, что командир ведет огонь в бою самостоятельно, плюс к тому, являюсь помощником командира роты, отдаю команду: «Направо – налево передай по цепи: готовсь к бою». Тут ожидать долго было нечего: сделал два-три шага вперед: «Полк, частым ружейным и пулеметным огнем – огонь!» Бью первым. За мной полетела туча пуль по врагу. Жертвы у нас незначительные: двое насмерть с 3-го батальона и по одному со 2-го и 1-го, двое ранено саблями. Белогвардейцев полегло – сотни полторы. Противник бежал от неудач.
Воронежский полк после такого руководства отошел на рубеж Конопляновка. По такой причине попросили начальника политотдела дивизии заменить командира полка Рязанцева: полк прибывал трижды на краю гибели. Это было сделано: командира полка заменили. Дали нам другого – бывшего командира Ровеньковского партизанского отряда товарища Толстоусова. Перебросили наши войска под Дебальцево».
Остановим на миг данное повествование, и добавим некоторые материалы со второй тетради. Там пишется, после горячих боев войскам был дан краткий отдых. 4-я партизанская дивизия была отведена к Николаевке, в район Ныркиной таможни, где примерно за десять дней было произведено переформирование войск. Их дивизия получила наименование 42-я стрелковая дивизия, а 1-й Воронежский полк стал именоваться 370-м полком. В него были включены отряды Левченко и Толстоусова в качестве батальонов. Здесь добавим, исходя из других источников, переформирование войск произошло в марте 1919 года, и на должность командира 42-й стрелковой дивизии был назначен бывший офицер царской армии А.В.Станкевич. И чтоб больше к этому не возвращаться, в книге «История городов и сел Украинской ССР Ворошиловградская область» указывается, образованный в конце января 1919 года из шахтеров Боково-Хрустального рудника (Лутугино) и крестьян вокруг лежащих сел вооруженный отряд под руководством И.Н.Толстоусова, вскоре был преобразован в 370-й стрелковый полк 42-й стрелковой дивизии (возможно, правильней сказать, отряд влился в 370-й полк). За боевые действия, проявленные в период гражданской войны, Толстоусов был награжден орденом Боевого Красного Знамени. О командире другого партизанского отряда, Левченко, сведений добыть не удалось. Единственно, в «Анкете бывших красных партизан» указывается, корни этого отряда уходят в город Валуйки Российской Федерации.* По запросу в центральную библиотеку Валуек, было получено сообщение, что по причине уничтожения архива пожаром они не располагают сведениями об отряде Левченко. Еще можем добавить несколько строк из рассматриваемой здесь второй тетради Кононенко, дававшего характеристику своему отряду и его командиру: «Отрядом воевали. Отряд был небольшой. Три сотни с половиной было в нем строевой. Командир отряда был у нас герой. Звать его фамилией Левченко. Такой. Пулеметы в тачанках двигались на тихом ходу». Далее в воспоминаниях повторяется, как был разгромлен карательный полк белых в селе Церковное.
Продолжим по первой тетради.
«…Там  была кавалерия  Шкуро. Нас в ночь подвезли под Дебальцево. Пошли в обход. Захватили станции: Чернухино, Фастово (очевидно, село Фащевка), Кокино. Противник бросил Дебальцево, прорвался на Никитовку. Мы на своем участке всегда отражали противника, а потом ночью отошли. Днем в каком-то совхозе через него отступали. Там Кононенко взвод был на прикрытии. Кононенко увидел две пары волов. Крикнул командиру батальона. Там уже был Левченко. Тот дал устное распоряжение, две пары волов – живое мясо – забрать. Вместо себя оставил командором взвода Игнатенко Г. Повернул назад, отвязал этих волов и гоню следом за полком к деревне Нырково. Стал на ночлег. Туда я с волами напрямик прошел. Увязал быков, стал на ночлег. Полк пошел в обход главной дорогой к центру деревни, к церкви. Май месяц. Ночь быстро кончается. Проснулся на заре – а полка уже нет. Связи со мной не было. Быки мои стоят, а тут как тут – белогвардейцы. Начали через меня по деревне стрелять. Глядь: наши последние колонны отступили. Шинель была в хате. Быстро за шинелью, в руки схватил большую дубину, винтовку одел на ремень прикладом вверх, волов налыгами по парно связал, гоню по улице, так как напрямик неудобно. В огородах посаженное росло. Догнал до перекрестка, повернул на север за своим полком. У меня ничего не осталось – как солдат-бродяга: шинель расстегнутая, шапка раскрылась, и на бойца не похож, но к бою я гож. Противник посчитал за какого-то мужика-беженца, что в степь с волами удирает. Пригнал волов на Нырковский переезд. Ужарился. Махнул на кухню. Обеда нет ни в одной кухне. Попросил у командира батальона Левченко помощника. Дали товарища Приходько. Теперь стало легче гнать. А то было, за ними намотаешься. И волы голодные, и самому так… Пригнали к одной деревне. Расположились возле леса. Ночлег был неважный. Весь день кушать было нечего. Вечером покушали лесных майских яблок не пригодных к пище. Схватил живот – капут. Хоть ночь майская не длинная, но трудная была для Кононенко. Еле дождался утра. А утром побежал в село. Бегу и смотрю, где прикладки соломы побольше. Там, моя думка, двор с хлебом будет. Заскакиваю в такой двор – там удача: ребята нашего полка завтракали: хорошие пышки, сметана и сало. Я хозяйке признался: сутки не ел, помираю с голоду после яблок зеленых. Хозяйка благодарная – подала пышек, сметану и сало. Покушали хорошо и болезни сразу не стало. Прибегаю к своему напарнику. Говорю, беги в село, поищи, где покушать. Он говорит, уже позавтракал, был у меня кусок хлеба. Тут уж наш полк двинулся наступать на деревню,  13-ю роту. (В настоящее время село Калиново Попаснянского р-на. – В.Левченко). Там противник. Противника с 13-й роты выгнали. 14-ю роту прямо в бой в переднем россыпном строю. (Возможно, в предложении присутствует некоторая путаница, и под наименованием 14-я рота имеется ввиду село Троицкое  Попаснянского района. – В.Левченко). Выгнали. Принимали участие и наши волы, были там и верблюды. Наш полк, а может, и вся наша 1-я бригада направились на станцию Попасная. Там нас встретили: с броневиков и с полевых орудий стали бить. Мы давай в сторону отходить. Пришли в 3-ю роту, Переездную. Волов сдали в штаб снабжения. Вызвали меня туда, ну, думаю, беда будет от начальника снабжения за этих волов. А оно наоборот: большая мне благодарность, и мясом снабдили. Наложил в свой мешок печенки, легкие, сердце и почки. Хватит, говорю начальнику. А он мне: я, мол, слышал, как с волами голодовал. В то время бандой Зубкова у Купянска были отрезаны летучки с продуктами. Волы выручили: тысячу человек красноармейцев мясом накормили.
На полустанке от 3-й роты на юг (Лоскутовка, что ли там была) пошли в набег. Отбили три бронепоезда: «Гром», «Молния», «ІІІ Интернационал». (Во второй тетради вместо последнего указан «Черноморец». – В.Л.). В то время бронепоезда действовали хорошо – дальше эшелоны не пропускали. Банда – 13 тысяч – сзади. Спереди – белогвардейцы. 1-я бригада, три полка, – держим позицию на фронте. 2-я и 3-я бригада ушли на разгром банды Зубкова. Туда пропустили три бронепоезда. Банду окружили. Шесть полков нашей дивизии Дыбенко участвовало. Все бронепоезда, на броне – отряд. Банда была за два-три часа разгромлена. Тогда пошли дальше принимать Рубежное, Кременную, Красную Поповку. Там остановились. Ожидали ужин. Ужинать не пришлось. 107-й, 108-й, 109-й полки 8-й армии в Кременной не удержались – отступили. Нас туда направили в сумерках. Белогвардейцев наш полк (.)дил. Заняли оборону у двух рек: с юга – Донец, с востока – тоже река. Думаем подучить баловника (…). Он сунулся под мост, а мы ему как дали жару в нос! Он – назад. То кричал: «Ура!» на мосту, а то повернул свой хвост, кричат: «Не разбегайся!» Выгнали белогвардейцев из Кременной. Наш 2-й батальон – подбирать трофеи. Два орудия отбили. Тянули всей ротой. За посторонки и за дуло напирали, через реку по мосту переправляли, а там серых волов по две пары запрягали и в тыл отправили. После всего надели с товарищем трофейные белогвардейские погоны, командирские. Заходим к мужику, спрашиваем, куда красные отступили. Мужик нас ночью не разузнал, сразу нам ужинать: сала, сметаны, хлеба и пол-литра подал. Ужин очень был хорош. Лучше не найдешь, да еще в ночное время. Поужинали удачно, стали из-за стола подниматься, первый Кононенко, за руку благодарит хозяина и тут же хозяину говорит: «Отец, мы – красные». Старик упал на колени. Я ему говорю: «Не бойся, все люди под страхом». Поблагодарили, ушли заботой о своих людях заниматься. Как моему взводу, не всем такая удача: забежал в поповский дом – там, в кладовке, полно в ящике куриных яиц. Тут попалась большая чаша, медная, наверное та, что детишек поп крестил. Полно туда навалил, ведра два. Принес за реку в безопасное место. Там возле двух орудий было два ведра. Наложили полностью варить. Противник заметил – начал через реку с пулемета строчить: не там ребята костер развели. Огонь перенесли в карьер глиняный. Поварили, в реку окунули, чтоб лучше шкарлупу снимать. Все поели.
Наутро противник бросил в Кременную все резервы. У нас был там 370-й Воронежский полк. Решили отходить. Противник утром занимал Сватово. Нам пришлось отходить через станцию Кисловку, войскам нашей дивизии – через Купянск. 2-й батальон 370-го Воронежского полка в деревне Ольховатка Волчанского уезда принял на себя неравный бой. Там на эту деревню наступал 3-й Корниловский полк. 4-я рота отходила по деревне. Противник ворвался в деревню Ольховатку. 5-я и 6-я роты ударили по вражеской цепи внезапно во фланг. 6-я рота преследует противника, 5-я громит по фронту. Кононенко командует расстрелом. На ходу налетаю на офицера белогвардейца, который поднял руку: бросать гранату. Тут его советская пуля опередила. Граната на него воздействовала – убила. Ворота в деревне в этом бою закрыли. Зарвавшийся противник с попом и ротным командиром и рота пехоты, около 7о0 человек, – взяты в плен. Много было перебито – проучили. Потом отступили к Новому Осколу. Там уже были белогвардейцы. Наш 2-й батальон принял в Великую Михайловку (Великомихайловка). Там было много советского добра, не эвакуированного. В то время, когда мы приняли влево, заведующий обозом нашего батальона ехал к нам в батальон прямо. На него напали белогвардейцы… Вместо него – меня назначили. Там же, в Михайловке, сменили мне командирскую работу на хозяйственную. Эвакуировал. Доложил командиру 2-го батальона Левченко: все сделано. Батальон отступил в деревню Прилепы. В этой деревне расположился штаб батальона в поповском доме у церкви. Поп сбежал к белым. Там же, на хуторе Кузькино, жил кулак, который провел белогвардейцев, тайно, рощей. Наши посты у деревни белогвардейцев не заметили. Ворвались в деревню. Дрались в деревне. На западной стороне с центра села командир батальона подал команду: «В атаку! Вперед!» Помощник командира батальона Токарев – убит в атаке. Кононенко обоз отправить в безопасное место было некуда: мост через реку был занят белогвардейцами. Пришлось отодвинуть по фронту. Там отступала какая-то рота советских войск. Догнал ту роту, погрозил на ротного. Подал команду: «Давай роту вперед, в деревню Прилепы. Там наш командир 2-го батальона тов. Левченко пошел в атаку. Давай быстро». Командир этой роты – наперед роты. Рота – за ним. За ротой – обоз. Подал команду: «Обозу растянуться для всякого случая». Там был разгромлен отборный белогвардейский полк. Взято в плен роту солдат с командиром роты.
После этой операции противник повел наступление юго-восточней деревни Прилепы. Кононенко обоз отправил в безопасное место. Против моста через реку шел бой. Били белогвардейцы с орудий. Наш батальон удерживал позицию у балки. Надо было подбросить им патронов. Взял лучшую подводу. Мужик остался. Только я въехал на равнину, сразу по мне два снаряда. Перелет. Прямо бьет. Кононенко спрыгнул с телеги, потянул вожжи влево. Вперед бежал. Быстро, вовсю. Под углом пробегая метров по сто или немногим больше, – теряю ему прицел. Только дым с двух орудий схватывается, а потом смертное эхо – звук подается. Белогвардейцы десять залпов дали по прилеповской земле, а Кононенко был у балки у цепи с товарищами. Наравне раздал патроны, пополнив расстрелянный запас своих товарищей. Противника атаку отбили; повернул назад, к Михайловской балкой другой стороной. Положение в это время было тяжелое. В тылу на станции Касторное на расстоянии 120 километров находился генерал Мамонтов».
Здесь снова остановим ненадолго повествование. Рейд Мамонтова проходил с 28 июля по 8 сентября 1919 года. О количестве войск называются цифры от 7 тысяч и более. У Кононенко во второй тетради указано 30 тысяч. Он пишет, с их дивизии пришлось бросить на разгром Мамонтова два корпуса, т.е. четыре полка. Двумя другими полками они отбивали войска Шкуро.
Продолжим далее. «Фронт сзади и спереди. Идут упорные бои. А Кононенко был чекист. А тут проходила партийная неделя. Стал коммунистом. Надо оправдывать великое звание. Мамонтовский корпус белогвардейцев выгнали. Пошли по фронту под город Короча. Зашли с тылу. Разгромили гарнизон – до тысячи человек белогвардейцев в плен (взяли). Потом с боем принимали Великую Михайловку».
Еще раз прервемся и добавим выдержку из воспоминаний другого участника событий – бойца той же 42-й стрелковой дивизии Григория Толокольникова, помещенных в упомянутой ранее книге А.Макущенко. Он пишет: «В июле 1919 года в районе села Михайловка и города Короча разгорелся жестокий, неравный бой. Против нашего 372-го полка пошли три белогвардейских полка конницы генерала Шкуро. Мы открыли по ним ружейно-пулеметный и артиллерийский огонь, а затем перешли в контратаку. Наши бойцы дрались как львы. Противник, не ожидавший такого отпора, был опрокинут… На другой день мы бросились в наступление на рассвете. Оно было столь неожиданным для противника, и он понес колоссальные потери. Наш полк захватил свыше 400 бойцов и офицеров белых в плен, большие трофеи».
Продолжим по материалам Кононенко.   
«Кононенко свернул в хутор Васильевка. Увидел подводы, каких-то солдат, восточнее хутора в сторону Михайловки. Там шел бой с противником. Там у Шкуро был штаб. Спросил у мужика за солдат. Он сказал, не знаю, мол, какие. Попросил хлеба и сала. Мужик дал. Еду, кушаю. Верхом навстречу из-за опушки леса едут двое всадников. Быстро соскочил с лошади Кононенко, повод лошади – ногой, стал на колено, винтовку к плечу приложил, направил на всадников, кричу: «В сторону!» Бью. Они кричат: «Свои!» Повернули в сторону. Проводил гостей, сел на лошадь, поехал к обозу, который двигался через (…). На обоз тоже наскакивали белогвардейцы. Там было прикрытие. Пришли под Новый Оскол. Там продержались все лето 1919 года. Брали в плен белогвардейцев. У шкуровцев охота наступать тут отпала. Наше угощение им не нравилось. С осени приказано отступать. Отходили флангами – то там, то там. Приходилось делать задержки. Обозу моему приходилось не раз под угрозой противника отходить. Отходили справа от Старого Оскола. Севернее Старого Оскола в одной из деревень наш батальон незаметно отступил, заняв высоту 22 м. Начал вести сильный ружейно-пулеметный огонь. Кононенко пришлось выезжать в деревне со двора, через который бил сильный огонь. Конь свалился на оглоблю, поломал ее более половины. Мужику кричу: «Держи оглоблю!» Мужик крепко держит оглоблю, Кононенко выскочил вперед коня, потянул уздечку, выехали со двора. Там весь обоз ожидал решения. Подал команду по обозу: «Держать влево ярком на гору. За нарушение – расстрел как за измену». Обоз двинулся порядком один за другим. Там шкуровцы, с полдесятка, бросились на обоз. Кононенко бросил держать оглоблю (ее мужик подкрепил вожжами). Тут мне отважная операция – отбивать конницу. Бью первого. Бью второго. Остальные белогвардейцы, подхватив сраженных, повернули назад. Мой обоз от оврага все удалялся вверх, а мне пришлось отстреливаться. В этом бою, когда возвращался отстреливаться, вражеская пуля незаметно задела правую ногу. Пробила кожу на ноге. На ноге были ботинки, обернутые теплыми толстыми обмотками. На пятый день нога зачесалась. Разулся, оказалось, два струпа. Йодом помазали, опустили в касторку.
Заняли хутор Васильевку. Поджидали противника. Запаслись на ночь патронами. Противник начал наступать. Первый сводный белогвардейский полк подпустили поближе. Ударили с винтовок, пулеметов, перешли в контратаку. Весь белогвардейский полк взяли в плен. Убито в бою тридцать офицеров. Пленных построили, погнали в Касторную. Группа была большая, восемьсот с лишним. Пополнив запасы патронов, перешли в контрудар. На северо-запад во фланг (…) деревни Навесное (…) и еще какая-то, повыше, там наступали англичане. Взяли трофеи: три английских орудия. Артиллерийский парк, запряжены везде мулы. Взяли десять пленных англичан. После операции – на свой участок фронта. Начали по приказу отступать на Орловщину. Эвакуировались в город Чернавск (Чернава). Там были конные изделия. Потом отступили дальше, на линию Ельца. Троцкий дал приказ отступать в город Ефремов. (Во второй тетради: «Вся пехота 42-й дивизии рвалась в жестокий бой»). Наше начальство обратилось по радио к своему начальству, тов. Дзержинскому, чтобы разрешил бить противника по его позициям. Просьба была удовлетворена. Начали громить 1-й Марковский полк. С запада на восток вдоль железной дороги били тремя полками – 370-м, 371-м, 372-м – с тылу во фланг. Разгромили Марковский полк Корниловской дивизии. Белогвардейцы почувствовали... Взято командира батальона в плен. Другой командир батальона был убит на реке Сосна. Сотни две взято в плен живьем. Овладев городом Чернавск, подтянули резервы своей дивизии. Со стороны Ельца повели удар во фланг с тылу на город Ливны. Овладели городом за два удачных боя. Взято в плен Алексеевского и Марковского полков белогвардейской дивизии до тысячи человек, несколько орудий, много пулеметов. Под деревней Кобылье был бой, к нам пришло подкрепление: пятьсот человек матросов Балтийского флота».
Сделаем еще одну вставку с другой тетради. «Деникинское командование, видя, что гибельное у них положение, потеряло всякое стремление на Москву. А так как они захватили Орел, и далее, то бросили на глубокий прорыв в районе деревни Кобылье 13-ю Черноморскую конную отборную дивизию и волчьи конные сотни. Конников собрали с остатков корниловских войск. Однако 42-я дивизия, ни на что не взирая, на шматки рвала врагов и разбивая. Враг не выдержал, без остановки бежал, больше вступать в бой смелости не набирался. Побежденным с этого боя себя признал. Оставил Орел, который на 100 километров по продвижению уже оставался в тылу».
Далее – из первой тетради.
«Кононенко, приняв 1-й взвод 5-й роты Воронежского полка, получил боевое задание зайти в тыл противника у местечка Мармыжи. (Узловая железнодорожная станция на линии Курск – Воронеж. – В.Л.). Двинулся большаком. Осень на исходе. Подошел к железной дороге. Переправился через нее. Двинулся вдоль полотна железной дороги южной стороной. Зашел с востока южной окраины местечка Мармыжи. Сравнялся с противником. В цепь расположились. Подобрались мои бойцы. Кононенко первым набросился на офицера, товарищам дав задание, по четыре – по пять человек по дворам собирать белогвардейцев. Собрали пленных белогвардейцев. Повернули обоз с продовольствием и направили пленных в тыл в свою часть. В местечке Мармыжи закрепились на боевых рубежах до прихода своих войск. Вечером прибыл наш второй батальон. Переночевали. Дальше поутру наступали. Заняли деревню, которая протянулась с севера на юг. Получив задание выйти в разведку, вышел один на юго-запад проселочной дорогой. У большака дежурю возле леса. Тут по большаку проезжал рядом неведомый обоз. Остановился. Потом отпустили троих мужиков. Подъехали ко мне. Кононенко, остановив мужиков, спрашивает, что за обоз. Они говорят, пулеметная команда белогвардейского 1-го Марковского полка. Поблагодарив мужиков, возвратился поближе к лесу для всякого удобства. Остановился и, ну-ка, стоя на первом снегу, бью в самую гущу. А потом перевел свой огонь по угрожающим точкам. Уничтожил первую точку, вторую; когда свалил командира пулеметного расчета, двое остальных, последние, – на коней, один подает другому жертву, которую положили брюхом на лошадь, и галопом погнали от меня. Батальон, было, выступил ко мне на подкрепление, видят: я уже с операцией кончаю. Подбежал к трофеям, повернув пулемет, подал рукояткой – выстрел. Связные уже командиру сообщили. Они бежали от меня быстро к деревне. Собрав разбросанный пулемет, один – заряженный лентой, патрон которой, последний, всадил с лентой, патрон дернул. Аккуратно поставил в двуколку. Запряг гнедого рябого коня. Стал (…) погонять рысью. Навстречу двигалась конная разведка. Миновали, посмотрев на трофеи. Подъехал ближе, встретил одного товарища, сказал, собирай, что поудобней, запрягай оставленного коня в двуколку и вези в деревню. Командир батальона уже направил мужиков с лошадьми за трофеями. Кононенко встречали с музыкой. Взяли на руки, занесли в штаб батальона. Передали по телефону: Кононенко отбито четырнадцать пулеметов, десять бричек, две двуколки, две лошади, много патронов и разного снаряжения». (В другой тетради этот случай также описан; кроме того, добавлено, что на своей трофейной лошади автор вошел на Донбасс).   
«Возле Нового Оскола ночевали на снегу. Утром пошли в сторону Купянска через деревню Ольховатка. Овладели Купянском, Харьковом. Туда двинулась конница Буденного. Направились на Кременную. Там взято в плен до трех тысяч. Одного генерала в Харькове взято. Двадцать тысяч пленных. Им уже отрезали путь через Купянск. Кононенко под Кременной выбыл в 1016-й полевой госпиталь. Долечивался в городе Козлове (Мичуринск), в Красном корпусе. С госпиталя выписали на месяц домой. Поправил здоровье. 17 мая 1920 года явился в военкомат. Просился в свою часть. Не разрешили. Направили в Харьков: в запасной батальон командиром взвода. Ходил на вечерние курсы… Откомандировали на республиканские курсы учителей по ликвидации неграмотности. Осенью по болезни уволился в бессрочный отпуск. В 1921 году – массовое увольнение».
По возвращению в 1922 году на родину Кононенко был принят на работу в рабоче-крестьянскую инспекцию. Председателем РКИ на ту пору значился Машонский Данил. Позже автор воспоминаний жил и трудился в Кононовке.
В завершение рассказа Кононенко еще раз подчеркнем, многие эпизоды боевой жизни 1-го Воронежского полка (затем – 370-го) повторяются записями с другой тетради. Добавим с нее некоторые сведения. Там пишется, штаб Мамонтова позже был разгромлен. У белых было отбито 400 подвод снаряжения, 14 орудий и освобождено 160 человек пленных красноармейцев. Сам генерал бежал.
И последний штрих. По материалам книги Н.Ф.Дятченко, нападение на штаб Мамонтова было совершено эскадроном В.Т.Козюменского 2 декабря 1919 года.

По воспоминаниям  В.Н.Балашова
(Беловодский краеведческий музей)
Ниже будут представлены выдержки из воспоминаний бывшего участника гражданской войны жителя города Тулы В.Н.Балошова, написанные им в 1964 году. Этот человек, как он утверждает, в составе 2-го батальона 2-го Воронежского полка в январе 1919 года освобождал Беловодск от белоказаков.* В.Н.Балашов номер своего полка везде указывает как 2-й (Воронежский). Возможно, он путает номер батальона с номером полка. Известно, что Беловодщину освобождал 1-й Воронежский полк им. ВЧК, куда и влился затем беловодский кавэскадрон.
После нескольких общих фраз в письме следует: «Слава беловодчанам! За Луганском беловодский партизанский конный отряд влился в наш кавдивизион 2-го (1-го) Воронежского особого полка ВЧК. Познакомились мы с беловодчанами. Боевые они. Смелые. Некоторых помню и сейчас… Боевой был командир дивизиона тов. Хоружий, боевой командир эскадрона тов. Козюменский, временами он был комвзвода. И рядовые: тов. Юрченко Гр., тов. Карпак, тов. Онищенко, тов. Гребенюк, тов. Коваленко, тов. Гончаров – 1, тов. Гончаров – 2, тов. Лукин, тов. Зинченко, тов. Пахилько, братья Воробьевы. (В тексте указывается, что некоторые из них были старобельчане. – В.Л.). Василий и Григорий Ткаченко из Беловодска были пожилые защитники Советской власти».
Прервав на миг повествование, добавим, в мае 1919 года в беловодский кавэскадрон добровольно вступил Ткаченко Федор Васильевич, состоявший ранее, как он сам пишет, в отряде беловодчанина Бугаева. Вместе с бойцами беловодского кавэскадрона, приданного во временное подчинение 1-й Московской дивизии, он участвовал в боях по защите Луганска. Касаясь же Бугаева, то в «Анкете бывших красных партизан» имеются сведения на Бугаева Алексея Евстафьевича (1890 г.). О  себе этот человек пишет, что он из батраков, в старой армии – рядовой, затем участник Беловодского восстания, позже – боец беловодского кавэскадрона, влившегося в состав 1-го Воронежского полка 42-й стрелковой дивизии.   
Далее – по воспоминаниям Балашова.
«При отступлении с Украины беловодчане прощались со своими семьями, родичами, своими домами. Уходили далеко далеко в русские области, но врага били при каждом отступлении, а также и наступлении. Беловодчане бились за город Луганск, под Алчевском, под Краматорском, под Сватово, под Валуйками, под Белгородом…   
Отступая по Курской области, белогвардейцы хотели окружить нашу часть в селе Ольховатка. Наша пехота и кавдивизион оставили село, отошли в поле, в низменность (в балку). Белогвардейцы зашли в село и расположились на отдых. В частях у белых были милосердные сестры с красивыми крестами, в обозе белогвардейцы возили много жен, они грабили крестьян: забирали шерсть, пряжу, вязанные шали, варежки, чулки и другие деревенские вещи. За селом у белых были заставы. Они нас не ожидали. Но мы вернулись после того, как они устроились на отдых. Наша пехота 42-й стрелковой дивизии пошла с одной стороны наступать на село, наш кавдивизион – с другой. И мы белогвардейцев окружили и бросились на них в атаку. Тов. Козюменский выскочил вперед и несся с криком «Ура!» впереди нашей цепи. Также пехота бежала с криком: «Ура!» к селу. Пулеметный и винтовочный огонь белогвардейцев умолк, пошла рукопашная битва. Все было смято. Расстреляли всех белогвардейцев в Ольховатке, а оставшихся в живых пленили. В этом бою рядовые беловодчане лихо дрались. Вот так, с такими боями части Красной Армии отступали, изматывая противника, а потом и наносили ему поражения. По старому стилю, под Покров белые выгнали нас из села Покровское. А наутро – Покров, религиозный праздник. Белые собрались отслужить молебен в деревне в честь победы. (По новому стилю Покрова отмечается 14 октября. – В.Л.). В церковь пришли молиться вольные жители села Покровское, белогвардейские солдаты, офицеры. День был солнечный. За селом была расположена белогвардейская цепь. За цепью стояли два орудия, и около орудия на подводе стоял пулемет и несколько солдат прикрывали артиллерию. Наша пехота 42-й стрелковой дивизии 13-й армии пошла наступать на село Покровское, а 1-й кавдивизион под командованием тов. Кучерова обходом вправо поехал во фланг белым. Командир дивизиона дал приказ командирам эскадронов назначить головной и боковые разъезды. В головной старшим назначен был я. В этом дозоре были беловодчане. Помню, был тов. Гончаров: смуглый, вроде, на лице когда-то была оспа. Головной дозор достиг левого белогвардейского фланга. За флангом стояли белогвардейские орудия: стреляли по нашей пехоте. Наша пехота начала вести ожесточенную перестрелку с белогвардейцами. Когда головной дозор достиг фланга белых, я послал кавалериста с донесением командиру дивизиона тов. Кучерову, указав расположение фланга, орудий и пулемета. Бой кипел. Дивизион мчится рысью. Конники обнажили клинки, и, когда стрелки при батарее стали стрелять по нас, дивизион бросился в атаку с криком «Ура!» Я с дозором бросился за отступающими орудиями и пулеметом белых. Дивизион стал громить белогвардейцев. Орудия въехали в село, переехали по мосту через маленькую речушку и удирали по деревне галопом, а пулеметчик на подводе с пулеметом стал на мосту и бил с пулемета по нас. Не доехав до моста метров десять, как пулемет умолк. Потом застрочил, но нас никого не сразил. Горе было пулеметчику... Мы стали догонять орудия. И когда мы гнались за ними по улице, кричали ездовым: «Стой! Стой!» Но они гнали галопом коней. Кони были запряжены по две пары, английские мулы. Здоровые, так что удирали и никак не останавливались. Прислуга артиллерии сидела на орудиях, и, когда тов. Гончаров подъехал к очередному ездовому и крикнул: «Стой!», ездовой гнал галопом и не остановил. Тогда тов. Гончаров клинком нанес удар ездовому. Тогда командир орудия крикнул сам: «Стой!» Бросился через горотьбу к скирде соломы, но поздно… Все было забрано. А дивизион громил в селе на улицах белогвардейцев. Наша пехота в рукопашной схватке колола штыками, била беляков прикладами. Вольные из церкви бежали по всем улицам, кричали: «Мы вольные! Мы не солдаты!» А тут крик: «Ура! Ура!» Некоторые беляки стреляли сами себя. Вот на этот Покров мы покрыли беляков. Много пулеметов забрали, два орудия, винтовок много и забрали большую колонну в плен оставшихся в живых. Много растрясли узлов у беляков награбленной у крестьян добычи с разными вещами. В этом бою беловодчане крепко дрались.
Беловодчане были дружны в бою, веселы в строю, умели петь песни хорошо, замечательные певцы они. Не журились, что далеко от своего родного края удалились. Это все было временно. Не журились, что некоторые, да большинство, временами были в рваном обмундировании, не досыпали, приходилось сражаться в бою ночью, в ненастную погоду. Это потому, что при таких условиях нам было легче делать налеты на белогвардейцев. Так как белогвардейская техника уходила с передовой в тыл: она боялась застрять. А у нас техники было мало. Трудно было бороться нам. Приходилось временно и быть битыми.  Но все равно были в надежде: Деникину с войском от нас не уйти.
Беловодчане как запоют «Реве та стогне Дніпр широкий» – все конники сразу повеселеют. Пели «Ой, там за Дунаєм», «Вечерний звон», «Як умру, то поховайте», «Плачуть, тужать козаки в турецькій неволі». Как они пели: хорошо, ладно… Как будто я с ними повидался, поговорил.
Бились мы вместе под городом Ливны Орловской области. С войсками Маркова, Дроздова, Корнилова, офицерскими добровольцами; под Ливнами белогвардейцы были частью вырублены нашим кавполком, частью наши стрелковые полки, 376-й – 378-й, 42-й дивизии 13-й армии перекололи штыками. Много забрали в плен беляков – оружием все поле было забросано. Это первый наступательный бой был нашей славной 42-й стрелковой дивизии, ее славных полков. 1-й кавполк, 376-й – 378-й стрелковые полки опрокинули мечту Деникина на победу. (Почему здесь не упоминаются 370-й и 372-й стрелковые полки, где как раз и воевало много беловодчан, – не понятно: либо автор путает номера полков, либо они были переименованы. – В.Л.). Вот с этого удара хор беловодчан стал слышен ближе к родным местам. Били деникинцев под Мармыжами, селами Веселое, Дубовка. Здесь у нас получалось удачно: ни один бой не проходил без трофеев и пленных. Под Купянском, под Славянском разгромили беляков и пленили. От Славянска до станицы Мандрыкиной захватили мы четырнадцать белогвардейских эшелонов, полностью груженных разным воинским грузом… 2-й кавэскадрон 1-го кавполка разбил белогвардейцев на станции Юзовка. Захватил семь воинских эшелонов, полностью груженных разным грузом: орудиями, пулеметами, боеприпасами, обмундированием, продуктами. Взяли в плен сто восемьдесят белогвардейцев, оркестр музыки. Беляки сыграли нам «Интернационал». Беловодчане заставили их сыграть украинского «Гопака». Вот под «Гопака» некоторые кавалеристы отбили дробь чечетки. Здесь еще сильней стал петь хор беловодчан и все конники.
Белым уже пахнет азовским Иорданом, где они должны искупаться. Мы уже в городе Мариуполе. Беловодчане участвовали в боях под Перекопом, и там купали в Сиваше врангелевцев… Беловодчане также со всеми конниками участвовали в битвах под Каховкой, Большим Токмаком, Белой Балкой и во многих, многих других боях. Много боев отсутствует в этих воспоминаниях, потому что я уже позабыл названия мест, где это происходило. Славный путь прошли беловодчане. Вот о тех, которых я хорошо помню, – я о них пишу. В особенности о тов. Козюменском, какой он был видный боевой командир взвода и командир эскадрона. Юрченко Григорий – хороший боевой товарищ. Он беловодчанин, а я туляк, тульский. Долго мы с ним были вместе и в бою, и приходилось стоять на одной квартире, когда часть находилась в резерве. Тов. Корпак также близкий был ко мне. А уже Гребенюк, Коваленко, Онищенко, Гончаров П. и другие – это как хорошие певцы. Соловьев обладал голосом баса, хороший бас у Юрченко. Много было пожилых, средних лет беловодчан, но забыл их фамилии. В обозе были беловодчане. Многие беловодчане демобилизовалось в конце 1921 года».
В заключении в воспоминаниях говорится, за умелые действия по разгрому белогвардейских войск 1-й кавполк 42-й стрелковой дивизии был награжден боевым  почетным революционным Красным Знаменем. Такого же ордена был удостоен командир полка Максименко.
Касаясь нередко упоминаемого в воспоминаниях ветеранов геройского кавалериста Якова Хоружего, точных сведений, когда и при каких обстоятельствах он погиб, обнаружить не удалось. В книге Н.Ф.Дятченко указывается, что он умер в госпитале от полученного ранения. Где и когда это произошло – не говорится. По утверждению бывшего бойца 42-й стрелковой дивизии А.Т.Макаренко, Хоружий погиб в районе Нового Оскола (Белгородская область). Но, наверное, более точными являются сведения, представленные в «Анкете бывших красных партизан». Там со слов Хоружей Марии Павловны (очевидно, жены) и Хоружего Данила Ивановича записано, что он был убит под городом Елец Тамбовской области.
И еще об одном человеке, не раз упоминаемом ранее, хотелось бы здесь добавить. Активный участник Беловодского восстания, а затем комиссар пулеметного кавдивизиона, в котором воевало немало беловодчан, Филоненко Антон Павлович был убит в бою с деникинцами под деревней Погожье Курской области.