Волчица

Не судите, не осуждайте и не лезьте в чужие семьи...


По центральной России лёгкой поступью, крадучись, наступала золотая осень:
днём, пригревая, светило яркое солнце.

Ночные туманы, с робостью, приступили перекрашивать природу по – своему. Молодая  осень хозяйничала в ночные часы, направляя туманы выполнять свои обязанности и показать: лету пора в отставку.

Прошедшие сутки добавляли свои краски в общий колорит медленно засыпающей природы.
Желание осени: отправить лето  в отставку и перекрасить на свой лад природу.

На фоне природы особо выделялись заросли осинника.

Ночные туманы успели уже подкрасить листву и не только на деревьях, глаз не отвести.

Разукрашенная листва, пока ещё держится за родительские корни и не желает прощаться с летом и родительскими корнями.

Малейшее колебание ветра и листва зашепчется в осиновой роще.
Порой кажется, что они прощаются друг с другом до следующего лета.

Мне приходилось бывать в это время в осиннике, в осиновой роще и, я с любовью вспоминаю счастливое  время, когда была возможность  наяву прикоснуться к красоте русской природы.

Находясь в роще, всегда испытывал особое душевное блаженство:пронесётся порыв ветерка, шепоток пробежит по листьям. Они, перебивая друг друга, спешат поделиться впечатлениями об уходящем лете. В это мгновение казалось, мы единое целое, человек и природа, и хорошо понимаем друг друга. 

Передать состояние не просто, его надо ощутить, почувствовать, и пережить самому прелесть шепчущейся листвы. 
С шепотом осиновой листвы не хотелось прощаться, хотелось почувствовать и разгадать тайны языка. А тайны-то её не сильно зашифрованы: «Берегите, или хотя бы оберегайте красоту и богатство природы».

Золотая осень в нетронутой русской природе, очарование.
Я вышел из зарослей осиновой рощи на опушку леса и увидал человека: он стоял поодаль, в 150 метрах от меня.

Охотник, промелькнуло в голове.

На его плече висело ружьё  16 калибра, на поясе патронташ.

Рюкзака, как и походной сумки у охотника не было, что свидетельствовало:  пришёл в лес не за трофеями.

Охотник глянул в мою сторону, и было заметно, на встречу со мной не спешит. Он стоял на высоком берегу небольшой речки и разглядывал панораму божественной красоты молодой осени.

Я, конечно же, мог вновь войти в осиновую рощу и раствориться в ней, но ноги приказывали, стоять.

Мне не хотелось развевать чувство единения с рощей, впечатления, которые вынес в своей душе на опушку леса: хотелось в одиночестве побыть, сохраняя в душе прелесть и таинство шепчущейся листвы.

По природе я общительный и встреча с незнакомым человеком не напрягает, а скажу больше:  был всегда рад новому знакомству.

Охотник явно не спешил на встречу со мной, и я присел на оказавшийся рядом пенёк.

В молодые годы, конечно же, достал бы портсигар, или пачку сигарет и затянулся дымком, но сегодня не тот случай: более 20 лет карманы пусты от табака и табачных изделий, и я с радостью это осознал.

Сидя на пеньке, почувствовал присутствие насекомых на ногах.
Муравьи, они жители и санитары леса, потревожил их жилище, подготовленное для зимовки, и напали: по кедам забрались под брюки и, покусывая, бегали по голым ногам.
Поднявшись с пенька, приступил освобождаться от потревоженных мною насекомых.

Незаметно подошёл человек: «охотник» с лесной опушки.
Поравнявшись со мной, молчал, и казалось, не спешит, не торопит время общения.

У меня, с молодых лет выработалось, первым приветствовать человека: не ждал, когда меня поприветствуют, но подошедший к сидящему, обязан всё – таки первым пожелать здравствовать. 

Освободившись от назойливых муравьёв, я выпрямился и в это время, где-то,
вдалеке, в стороне осиновой рощи, прозвучал выстрел.

Выстрел в осеннем лесу.

От неожиданности,  я вздрогнул и в упор глянул на «охотника» с лесной опушки.

Наши взгляды встретились...

Но что это такое...? Мираж...? Видение...?
И когда осознал, что никакой не мираж и не видение, а явь, украдкой глянул  в его изумительно красивые голубые глаза и в душе пронеслось: «Вот за эти глаза, многие годы тому назад, и полюбила его Пелагея».

В одно мгновение, в голове,  пронеслись студенческие годы. . . а с той поры прошло немало лет.

Получив дипломы, мы расстались и больше не виделись.
Я был сражен!
Я не мог осознать встречу до конца, в голове моей не укладывалось. 

Откуда...? 
Как...?
И почему именно сегодня и, именно здесь, на опушке моей любимой осиновой рощи, произошла наша встреча, встреча двух студенческих приятелей через многие годы?!

Я протянул руку,  и мы крепко начали «трепать» друг друга.
Яков, как и я, был рад  встрече.

Но он отличался уравновешенностью: бурно не выказывал своего эмоционального состояния - особенность личности.

Я отстранился от Якова и пристально вглядываясь, старался найти изменения в бесконечно красивом лице, за которое, и не только, в своё время, и полюбила его Пелагея.

Вглядываясь, я пытался найти изменения в его облике.

Мне всегда казалось, что Яков никогда не обращал никакого внимания на свою внешность и это основная особенность человека, наделённого Богом  красотой.
Он всегда небрежно расчёсывал свою роскошную и густую шевелюру, мало улыбался, и мне казалось: «Не желает ослеплять присутствующих жемчужной улыбкой».

Мне Господь Бог не дал подобной внешности и находясь рядом с ним, я невольно, в глубине души, сравнивал себя с ним.
Нет, не завидовал, а сравнивал и могу признаться, разницы не находил.

Я просто напросто всегда жил, любил жизнь и умел радоваться всегда и всему и не комплексовал, считая: «Умей пользоваться тем, что Бог дал, и прими его как божий дар, и с ним иди по жизни».

Внешность изменить нельзя, а те, кто пытается это делать, бывает до курьёзности. А вот душу красивее, чище и добрее, можно сделать и даже необходимо.

Для меня второе, важнее.
Я, когда-то, в юные годы, позволил в обществе молодых девушек обронить фразу: «Не красивая какая» - адресовал мимо проходящей пожилой даме.
Эта старая дама показалась мне исключительно вульгарной, так как своё морщинистое лицо раскрасила большим обилием красок и от этого показалась исключительно страшноватой даже и, я не выдержав, произнёс негромко эту фразу и сразу услышал: «Почему не красивая?... В каждом человеке есть своя изюминка прелести, только её надо отыскать и обратить на неё внимание, и пользоваться ею».
Эти слова, прозвучали из уст рядом стоявшей девчонки.

Я, конечно же, был смущен поспешностью своего высказывания и с одобрительностью посмотрел на девушку, из уст которой прозвучали слова не согласные с моим мнением.

Это была средней привлекательности девчонка, тогда говорили, рядовая.
Я частенько вспоминаю эту фразу.

А что бы было тогда, если бы я не произнёс фразу: «Не красивая дама», то и возражения не последовало, а с поспешностью выводов можно далеко зайти!

Вот сколько событий  в одно мгновение пронеслось в голове!

Наконец-то, Яков произнёс первую фразу:
- Как охота?
 
Я был обескуражен.

Разве при такой встрече речь вести об охоте, но и я не мог найти начало разговора.
Раньше бы при такой встрече сразу стали ощупывать карманы и закуривать, но я давно распрощался, как сейчас говорят, с пагубной привычкой. 

Постепенно, мысли начали укладываться и я спросил:

- Какими судьбами занесло тебя в наши края?
Яков помолчал, и еле слышно произнёс, что это длинная история, в двух словах не рассказать.

- Каковы дальнейшие планы твои на сегодня?

- Я свободен на определённое время, - ответил Яков.

- Слушай, а давай-ка рванём ко мне. Познакомлю со своей семьёй, посмотришь мой быт, тут не недалеко, вёрсты три, не больше, - пояснил я. 

Яков кивнул головой в знак согласия и мы не спеша тронулись по тропе в направление моего дома.

Яркое солнце переходило границу второй половины дня.
Украдкой  поглядывая на товарища, я мгновенно почувствовал:
«Что-то серьёзно надломило этого крепкого и красивого человека!»

Я торопил время, и, конечно же, хотелось поскорее услышать из уст Якова исповедь его жизни с Пелагеей, а если не услышу добровольного его рассказа, то задам вопросы.

Прошли не спеша метров 500, как прозвучал второй выстрел.

Второй выстрел.

Он нарушил тишину осеннего леса и вывел нас из "полусонного" состояния.

Мы, словно по приказу, остановились, и стали вслушиваться в приглушённую тишину начинающейся осени. Как вдруг до ушей долетел стон, или приглушённый крик о помощи и я определил:
«Стон доносится с боковой стороны нашего маршрута, по ветру».

Свернули  с намеченной тропы, не сговариваясь, проверили ружья. Теперь шли и не обращали  внимания друг на друга, старались чётко всматриваться в окружающую нас местность.
Так прошли ещё метров 100, тишина.

Яков предложил выдать наше присутствие в лесу контрольным выстрелом, чтобы случайный выстрел охотников не оказался для нас роковым.
Я предложил: «Не делать пока».

Вдруг, совсем рядом, прозвучал протяжный стон похожий на слабое волчье завывание.
От неожиданности мы одновременно вскинули ружья для  выстрела.

Ждали.

Вдруг, словно из глубины земли, стон повторился. 

Волк, сомнения не было.

Последний стон зверя.               

Держа ружья на изготовке, встали спинами друг к другу и принялись напряжённо просматривать местность.

Слабый стон повторился и ...о, боже...!

Глаза охотников и глаза волка смотрели в упор. Первая мысль стрелять, срочно спускать курок! Но рука задрожала, палец на гашетке  не слушался и в это мгновение волчья голова безжизненно пала в траву.
Отступили на безопасное расстояние.

Волк, зверь коварный и хитрый, и его действия не предсказуемы.

Стоя на безопасном расстояние, неотрывно наблюдали за позой зверя, зверь не проявлял жизни: находился в одной позе. Подойдя вплотную, поняли, мёртвый - истёк кровью.

Перевернув зверя, определили, волчица.

Но вот незадача: «А где охотник, подстреливший зверя, и почему отказался от него, от своего трофея?»

Рассуждая, мы поняли, что случилась, какая-то не предвиденная ситуация.

Обследуя территорию местности, наткнулись на человека лежащего в подозрительной позе. Поза человека заставила нас напрячься: «Жив ли?»

Слабый пульс его говорил, жив. Визуально обследовали тело человека лежащего в неестественной позе: смертельной травмы не обнаружили.
«Надо обследовать голову», - предложил Яков.
Осторожными движениями повернули на бок, пытаясь заглянуть в глаза и определить состояние пострадавшего. Пальцами раздвинули веко глаза и в это время «горе - охотник» простонал.

Чуть приподняв,  осмотрели его череп. На затылочной стороне черепа, рваная рана, кровь затекла по шее за ворот рубашки.

Первое предположение: раненый зверь напал на охотника сзади и уже обессилевший, нанёс слабый укус в шею.

Для обработки раны нужны лекарства и перевязочный материал, бинт.

После суеты и пережитых минут беспокойства, присели рядом с пострадавшим и потихоньку, в пол голоса, стали решать, что будем предпринимать?

Я порылся в своей охотничьей сумке и извлёк чистую, запасную нательную рубашку: её переодеть, влажную на сухую, при выходе из леса, положила заботливая и предусмотрительная жена.

Она всегда так делала. В лесу тепло, согреваешься, а на открытом берегу реки продувает распаренное тело. В сумке также оказались таблетки анальгина и склянка с зелёнкой. Приподняв голову раненого, спросили: «Жив?» - на что охотник, со стоном выдавил из себя, что жив!

Мы воспрянули!

Сейчас надо дать больному хотя бы таблетку анальгина и напоить чаем из термоса.

С трудом проглотив таблетку с двумя глотками чая, больной застонал и отрешённо закатил глаза.
«Не беспокой, - посоветовал Яков, - пусть таблетка делает своё дело».

Выждали определённое время и приступили к обработке и перевязке раны.

Обработав рану, дали больному покой. Через время Яков проверил пульс больного и подтвердил, что угрозы жизни нет, но тревожить пока не желательно. 

Третий  выстрел.

Он прозвучал совершенно неожиданно для  нас и сразу же послышался собачий лай: возможно, идёт облава на волков.

Они на этой территорий обнаглели  до такой степени, что настало время объявить им «войну».

На некоторое время государство запрещало охоту на волков. Зверь размножившись, стал наносить урон животноводству, в том числе и частному. 

Для дополнительного отстрела, охотникам стали выдавали сверх лимита боеприпасы и установили повышенную оплату за сданную волчью шкуру.

Приёмные пункты охотнее приветствовали владельцев волчьих шкур.

В одно время в приёмных пунктах за сданную волчью шкуру платили до 700 рублей.

Деньги по тем временам были большими: мужики на лесоповале такие деньги не всегда зарабатывали за месяц. А женщины, работая рядом с мужиками на лесоповале, и половину этих денег не всегда получали, так что, не удивительно: выстрелы в лесу зазвучали чаще.

Я, не относился к числу профессиональных охотников: нравилось побродить по лесу с ружьём.

Главным для меня не была жертва зверя или птицы, бродил по лесу ради удовольствия и наслаждения природой.

Благополучный исход.       

В скором времени лай собак прекратился, и снова настала лесная тишина.

Мы сидели и рассуждали: «Как будем выходить из создавшегося положения. Если сегодня не доставим пострадавшего в лечебное учреждение, могут быть неприятности.

Да что там неприятности, совесть замучает: не оказание помощи человеку, находящемуся в беспомощном состояние. И это мы осознавали.

Я, житель этих мест, и обязан принять все меры по спасенью человека находящегося в беспомощном состояние.

Для этого необходимо возвратиться домой и привлечь мед. работников к оказанию помощи, а возможно и сообщить о происшествии в надлежащие органы правопорядка.

Я так и поступил.

Оставив Якова наедине с пострадавшим, удалился. Медицинская служба, на лошади, запряжённой в телегу, прибыла на место происшествия, и доставила «горе охотника» в лечебницу.

Пока оформляли больного в стационаре, появился участковый инспектор и предложил мне пройти с ним в отдельно предоставленный кабинет. После, записав мои паспортные данные, и ответив на вопросы работника дознания, как лицо, обнаружившее  потерпевшего в лесу, я покинул лечебное учреждение, больницу.

Свою роль спасителя жизни человека, выполнил. 

Довольный, за удачно выполненное дело, зашёл к себе домой. Объяснив сложившиеся обстоятельства жене, стал готовиться на ночлег в лесу.

Жена моя, человек добрый и лишними вопросами – расспросами не докучала: жили и доверяли друг другу: «Надо, значит надо», - считала она.

Собрала из домашних запасов – припасов сумку с продуктами и подала мне в руки.

Я из домашних припасов прихватил бутылку коньяка и отправился по знакомому мне маршруту в ночной лес. Подходя к месту событий, издали почуял еле уловимый запах дымка.

Через несколько минут огонёк костра выдал место происшествия, а ночное небесное светило, помогало выбирать безопасное направление дороги.

Огонёк костра послужил маячком: он указал место ожидающего меня Якова.

Я присел на обрубок дерева и с глубоким облегчением  выдохнул: «Слава богу, всё разрешилось благополучно!»  «И если ты Человек, то и делай всё по чести и совести», - произнёс вслух.

Теперь основной заботой являлась волчья туша, лежащая поодаль от нашего костра.

Как поступим с ней? Решение пока не пришло.

Подбросив в костёр сухого хвороста, я сказал: «Ну, а теперь, можно вспомнить и студенческие годы!» Но ниточка разговора не хотела показать своё начало и я заключил: «Надо готовить ужин». Разложив у костра содержимое сумки, достал бутылку с коньяком. 

Глянув на бутылку, Яков крепко потёр ладони! И я уверовал: «От коньячка не откажется».

В студенческие годы, закадычной дружбы у нас не было, но проводить свободное время старались вместе.

Одно время я был влюблен в девушку с красивым именем Пелагея. Она, конечно же, догадывалась, но виду не подавала. Не показывал виду и я.
Было очевидно, что Пелагея  предпочтение отдаёт Якову: оба красивые и достойны друг друга, в том числе и по умственному развитию.

В таком состояний оставались  до тех пор, пока окончательно не разобрались, не поставили точку в своих чувствах. Один из нас должен отойти в сторону, отошёл я.

После, мы с ним встречаться стали реже. При встречах, старались не вести разговоров о девушке с красивым именем Пелагея.

После получения дипломов мы расстались, разъехались, и с тех пор не виделись, и связи не поддерживали. Память о студенческих годах постепенно притуплялась, но при сегодняшней случайной встрече всё всплыло вновь и сладко засосало под ложечкой.

Яков стал веселее, и даже пытался помогать мне «сервировать стол». Нарезали  кусочками  хлеб, сало - шпик, почистили сваренные в крутую яйца, нарезали тонкими колечками колбаску сорта «Кызы» и разложили на газету: ужин готов.

Я за свою жизнь, не вошёл в категорию любителей спиртного, поэтому, наверное, открывать бутылку с коньяком не спешил. И когда затягивать время с открыванием бутылки не имело смысла, сделал оживлённый жест и с лёгким пафосом откупорил.

Коньячный аромат, как мне показалось, взбодрил нас. Чокнувшись стеклянными стопками, без комментариев и тоста, с оживлением выпили.

Выпив, Яков поблагодарил пятизвёздочный армянский коньяк.
Похвалу, в том числе и в свой адрес, я любезно принял. Я взял колечко колбаски, потирая ладони, сказал:

- Мы встретились, и всё это уже похоже  на сказку и если рассказать нашу встречу, вряд ли сразу поверит слушатель.

Яков задумавшись, произнёс:
- Лирики в нашей встрече немного.

Я, конечно же, не знал, как реагировать на эти загадочные слова.

Привалившись на бревно и ожидая продолжение разговора, сверлил взглядом бывшего приятеля, потихоньку жуя колечко колбаски.

Вспомнилась и его манера:  не спешить с рассказами и ответами и из всего делать загадку, как бы не договаривая свою мысль до конца: обязательно оставлять интригу. 

Из глубины моей памяти, всплыло: «Якову завидовал в этом».

Его красивая наружность протестовала: не желала начинать сказ о своей жизни.

Но, тем не менее, мы понимали оба: не обойтись без разговора и повествования о себе.

- А давай-ка ещё по одной, - оживился и, повеселев, сказал Яков. Я с радостью взял бутылку в руки и налил полные, по края, стопки. И тут мне припомнились слова Пелагеи, когда обмывали дипломы.

Тогда и звучал её красивый голос: «Лей не жалей, чтобы жизнь была полней!» - и весело хохотала дипломированная, уже бывшая студентка, Пелагея. Я видел её влюблённые в Якова глаза.

Молнией пронеслись студенческие годы жизни! Давно всё было, а начинаешь вспоминать, вроде недавно - быстротечно всё - таки летит время.

Яков держал в правой руке стопку, поднялся и стоя,  без тоста и слова, выпил.

Я продолжал сверлить его красивую стать, подкрашенную бликами ночного костра и пытался понять состояние приятеля.

Яков присел снова на бревно, взял хлебную корочку, покусывая её, произнёс:
- Не волчица тут рядом лежит, Пелагея.

Стопка задрожала в моей руке... я почувствовал, как потекла по ней коньячная влага.
Заметив дрожащую руку, Яков сказал:

- Выпей, расплескается.

Не сводя глаз с него, стуча зубами о стекло стопки, я осушил «склянку». Шоковый удар выбил меня из реальности. Мне показалось: прозвучавшие слова произнёс кто - то невидимый, из болотной глубины тёмного и загадочного ночного леса.

Почувствовав оцепенение, хотел перекреститься, но руки не слушались меня.

Когда я возвратился из «ниоткуда», оказалось:  сижу на том же бревне у костра, и не было «вечности» моего отсутствия.

Яков сидел в позе отрешённости.

Лёгкие, с мелкими искорками  язычки пламени костра, помогли вернуться мне «ниоткуда» и вновь почувствовать реальную жизнь,  встречу двух бывших студентов. Яков понял моё состояние и потихоньку, в пол голоса прошептал первую фразу:
«А я люблю Пелагею».

Я с напряжением вслушивался в слова Якова, и казалось, мысли мои убегают, спешат вперёд, но не по тому пути – маршруту.

Я сидел с ощущением придавленности к земле. Мне казалось, что ночное небо нависло, навалилось надо мной так низко, что стало трудно дышать.

Мне не хватало воздуху, и я не мог произнести ни единого слова.  Я отрешённо сидел, в позе истукана и казалось, потерял связь с реальностью.

Память сверлила мозги:  «Яков и Пелагея, что случилось с вами?» - и припомнил:
когда они появлялись вместе, восхищение преобладало у большинства студентов.

Мне нравилась Пелагея. Да, именно, нравилась, а когда понял, влюбляюсь, отошёл, свернул с её дороги: «Умей управлять своими чувствами!» - звучало в моей голове. 

С юных лет я был реалистом. Эта черта моего характера господствовала надо мной.

Читатель может задать вопрос: «А причём реальность и влюблённость?»
Но, читатель может и имеет право задать и другой вопрос: «Любовь и благоразумие считаются  вещами не совместимыми, а с этим как поступить?» Я отвечу: «А в том, чтобы быть по - настоящему счастливым человеком и ровно, без толчков и потрясений идти по жизни, а не сопротивляться создаваемыми тобою же проблемами, необходимо реально взвешивать каждый свой жизненный шаг и тем более спутника жизни выбирать по себе.

Почувствовав  внешнюю разницу, я приказал себе: «Перестань, не мучай себя и не беснуйся, она не твоя!» - и я отдалился. Избегал и случайных  встреч.

Любовь к женщине, можно создать, а создав, поверить в неё.

Но когда создал образ любви, большая вероятность в неё поверить, поверить в созданный тобою образ идеальности, твоего образа, идеала. 

По моим наблюдениям, Яков полностью подходил на роль избранника Пелагеи. И осознав, я почувствовал огромное душевное облегчение и больший интерес к жизни!

Слова Якова подтвердили моё сознание, сознание, которое, сопровождает меня по жизни.

На какой - то миг, я пожалел обоих, и Якова и Пелагею и мне сделалось страшно. И страшно стало не за себя!

Ночная тишина прекрасного осеннего леса сдавливала: хотелось поскорее освободиться от кошмара услышанных слов, или хотя бы умыться родниковой водой. 

Я пронзил взглядом приятеля и понял, что опровержения сказанным словам не услышу, их не будет.

Для себя решил: «Якову, не задам ни единого вопроса, что посчитает нужным рассказать, расскажет, в душу не полезу. Но в глубине моего сознания крутилось:
«Лучше не слышать этих слов, пусть бы память хранила период прекрасных студенческих лет, прекрасных лет юности, прекрасных лет влюблённости и перехода в мужское взросление.

Наступила тяжёлая пауза молчания: не задаю вопросов, а сам не желает разговора.

Продолжительная пауза начала давить на уши, и я предложил по рюмке коньяку. Яков любезно принял моё предложение.

Выпили без тоста, молча.
Выпив очередную дозу, Яков повеселел.
Его щёки порозовели. Голубые глаза с поволокой, подсвеченные языками пламени костра, снова обретают прежнюю молодость. 

Внезапно, Яков, попросил прощения за поспешно сказанные слова, сравнивающие Пелагею с волчицей.

Я вновь не знал, как реагировать, как вести себя в данной ситуации.

- Измотала меня Пелагея, сам не пойму, что происходит, - выдавил Яков.

Я вновь насторожился и предложил:

- Яков, послушай сейчас меня, давай приведём в порядок и мысли, и чувства  и, нервы, и необдуманные и компрометирующие высказывания, успокоимся! Мужчине не свойственно жаловаться, тем более на жену, пусть даже бывшую.

- Бывшей, Пелагея, для меня, никогда не была, - сказал Яков.

- Так для чего же, скажи мне, твои загадки и не договоры, твоя агрессия? - спросил я.

Яков молчал, и мне стало неприятно его общество. Поёрзав на бревне, я тихо встал, и как можно легче ступая, удалился в тень загадочного ночного леса.
Мне хотелось выдохнуть услышанные слова и освободиться от услышанных слов!

Мягко ступая по «перине» осеннего листопадного «настила», прошёлся вблизи костра.

Блики костра высвечивали сгорбленную позу Якова и я поймал себя на мысли: «Жаль приятеля, не может справиться с чувствами!»
Его муки стали передаваться и мне.

Тихо шурша опавшими листьями, я приблизился до костра и присел на прежнее место. Яков и не повернул голову в мою сторону. Посидев, я предложил по рюмочке:
-  Давай, наливай, - сказал Яков.

Я, не спешил разливать: рука дрожала, а выдать своего волнения не хотелось.

Яков заметил мою дрожь, встал с колоды и, выдохнув, промолвил:
- Такой замечательный поздний вечер, а я со своей хандрой не могу справиться. Вот так и с Пелагеей не мог совладать в последнее время», - пояснил он.

Слова его, я оставил без комментариев.
Разлив, рюмку с коньяком, подал ему в руки.

Выпив, Яков разговорился.
Он попытался объяснить своё состояние и начал сказ.

Сказ Якова.
«Больно! – сказало сердце.
«Забудешь» - успокоило время, но каждый раз я буду возвращаться,- усмехнулась память...

- При последней размолвке предложила Пелагея пожить врозь. Конечно же, меня не могло устраивать такое решение!

И когда вспылил, хлопнула дверью и выскочила из дома. 

Я всю ночь не спал. Я лежал на холодной супружеской постели и думал, думал.

Как поступить? Что предпринять? Решение не приходило.

Тогда  и решился на время покинуть жилище, собрать мысли воедино, наедине с самим собой и природой, а тут случайная встреча с тобой, а мои мысли только о ней.
Где она сейчас и с кем? За долгую нашу жизнь у неё было множество поклонников и хочу открыться, не всех отталкивала от себя.

Я внимательно вслушивался в каждое его слово, а видел перед собою её, Пелагею.

Мне не хотелось задавать ему вопросов, но я пересилил себя и спросил: «Ты её ревновал?» Яков уклонился от вопроса и выдавил: - Ревновал, не ревновал, какое имеет в данный момент значение.

Приходится ворошить в жизни то, что для супружеской пары ворошить не следует! 

Конечно же, я не могу перечеркнуть разом всю свою жизнь, я просто не имею на это морального права как мужчина. 

Я несу ответственность не только сам за себя, но и за неё, за Пелагею».

Всем своим видом хотелось показать, что радуюсь такому его решению и сопереживаю,но боялся прерванного им разговора, боялся не высказанной загадочности его слов и, напрямую, в жесткой форме, выдавил: «Похоже, что ты измучил её ревностью, так, мой приятель!?» 
Но кто и когда признался сам себе, и не только в этом? Яков низко склонив голову, ковырял веткой золу в костре.

Из горячей золы, прогорающего костра, вылетали в темноту ночного мрака искры, и чуть взлетев, на лету, таяли и гасли.

Внезапно,  Яков вытянулся, резко хлопнул веткой по горячей золе костра и произнёс: - Достаточно хандрить, надо взять себя в руки!

Поверь мне, не всё так плохо было всегда, как высветилось в одночасье за сегодняшний вечер. - Слава Богу, - повеселев, сказал я, - только мне не понятно, зачем же было сравнивать жену, с которой прожито столько лет, с убитой волчицей?
Говорю тебе просто, и не жду ответа или пояснения, или объяснения, прими мои слова, как мысли вслух! Хорошо? - продолжил я. Яков, не глядя в мою сторону, кивнул головой в знак согласия.

Время перевалило за полночь. Не сговариваясь, оба встали и пошли вокруг костра.

Выпитый коньяк, на время взбодривший кровь, стал «остывать» и мы принялись собирать хворост для прогорающего костра, не произнося ни единого слова друг другу.
Накидав веток в костёр, снова расселись на свои прежние места. Я украдкой поглядывал на Якова не решаясь спросить: «Какие пути – дороги привели его в эти райские места».

Мне хотелось, чтобы разговор об этом начал он сам, но я понял, что не дождусь и, напрямую задал вопрос и Яков продолжил свой сказ.

Таёжная речка.

- Эти места для меня действительно не знакомые, бывать здесь не приходилось.

Но с десяток лет тому назад, сюда, в посёлок «Таёжная речка», переехал приятель по студенческим годам и постоянно звал заглянуть, как говорят «на огонёк».

Выбраться, не позволяло время, да и особенного желанья не было, но выяснения взаимоотношений с женой, подвигли  на поездку.

Я решил, чтобы «не наломать дров», надо действительно согласиться с предложением Пелагеи и пожить врозь и ... я здесь.

Первое время был вне себя. Ничего не радовало, спал плохо, думал о доме и постоянно находился в тревоге и уже собрался возвратиться назад, как приятель предложил «вылазку», как он выражается, с ружьём в лес, сегодня третья вылазка.

Первый раз ходили – бродили вдвоём. Я отметил, особенного удовлетворения не испытал. Во второй раз, отправился один по тому же маршруту и, испытав первые ростки блаженства, решился и на третий заход. И вот наша встреча. Я ощутил и то, что наедине с природой и, особенно в это время золотой осени, находиться в лесу одному намного приятнее, чем вдвоём: мысли и раздумья глубже, ни кем не отвлекаются.

Я, не сводил взгляда с приятеля и в душе порадовался за него, отходит. «Если бы не моя хандра, то видя прелесть золотой осени, и ценя её каждый перекрашенный лист и все краски природы помещать себе в душу, можно на долгое время обрести состояние покоя. Я мало общался наедине с природой.

Моя Пелагея, отпуск проводить любила ближе к высокой цивилизации.
Ей всегда хотелось показать и себя и свои наряды, которых было немало. Особенность эта, большинства женщин обладательниц дипломов и красивой внешности.

Я, конечно же, её не ограничивал. Красивая женщина должна быть в красивом наряде, так считал я и не только в молодые годы.

Была ли моя Пелагея «вертушкой и соблазнительницей? Анализируя  жизнь свою с ней, прихожу к выводу, что упрекнуть её не могу.

Взаимная любовь, превалировала в наших отношениях:  нам вместе было тепло и уютно.
Споров и расхождений во взглядах, в основном не присутствовало, за исключением не значительных или малозначительных, на которые нет смысла обращать серьёзное внимание.
Находясь рядом с ней, был уверен, не принизит и не унизит своим поведением, амбициозное самолюбие мужчины. За длительное время совместной жизни в это поверил и потерял бдительность.

Однажды, приехав из длительной командировки, Пелагею, дома не застал: вернулся без предварительного сообщения, не телеграфировал.
Конечно же, такое моё поведение, не связано с её проверкой или уличением в чём – либо, в том числе и в измене,  мне и в голову такое не могло прийти.

Дверь открыл своим ключом. Тихо и осторожно ступая, зашёл в прихожую комнату, снял туфли, включил свет.

Было желанье обрадовать жену неожиданным появлением, прошёл в переднюю комнату. Заглянув в спальню, которую вспоминал в период длительной командировки: спальня пуста и красиво застелена.

В доме всё исключительно чисто убрано, как и всегда, но кастрюли на плите пусты, чисто вымыты – давно в них ничего не готовилось.

Холодильника в то время не было, значит, и нет запасов продуктов. Посидев и поразмышляв, вскипятил чайник и с привезенной с собой пачкой печенья выпил чашку горячего чая. На столе лежали газеты «Известия» и «Правда».

Развернув газету, обнаружил вложенную записку:  «Встреча возле кинотеатра в назначенное время». Подписи не было.

Что это, мираж или провокация!

Если провокация, то зачем и ради чего? Мираж отпал сам собой: записку ощущаю, держу в руках.

Пронеслись подозрительные мысли:  «С кем встреча у кинотеатра?» В висках застучало!

Отложив в сторону газету, встал и прошёлся по комнате. Мысли, с сумасшедшей скоростью неслись, обгоняя друг друга: «Где, с кем, а главное для чего и ради чего?!»

Я впервые в жизни ощутил неимоверный страх, безвыходность. Со мной, такие скачки эмоционального стресса редки и справлялся с ними самостоятельно в короткое время.

Зная себя, радовался: нахожусь один в этот момент. Подобное, спасало от дальнейших проблем, в том числе  и от необдуманно сказанного вредоносного слова.

Я подошёл к окну,  завешено. Сдвинув штору, увидал на подоконнике пепельницу: в ней лежали окурки. Сердце застучало с невероятной быстротой и в голове закружилось. 

Мужчина, стучало в висках!

Вдруг мне стало холодно. 
Захотелось в горячую ванну, чтобы смыть все допущенные в голову мысли.

Я зашёл в ванную комнату, воды нет. Я не знал, за что успокоительное можно ухватиться.

Ухватился за газету «Известия», но смог прочитать только заголовок: «Речь генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза на съезде....

На большее не хватило терпения. Неожиданно промелькнула мысль:

«У соседки поинтересоваться, она, склочницей слывёт, и всё за всех знает». Но подумав, решил, что до такого докатиться не могу, просто не имею права на такое низкое мероприятие.

Завтра же всё население улицы будет знать: «Яков весь вечер разыскивал свою красавицу". И ещё добавит от себя, по желанию, не много немало, так процентов на 105, не менее.

Разум мужской всё - таки подсказал: «Всё перемелется! Не делай и не допускай глупостей!» 

Больше всего хотелось поскорее увидеть жену и услышать слова: «У нас всё хорошо и повода для беспокойства нет!» Но, увы и ах!

Время, казалось мне, остановило своё шествие по планете. Я вновь подошёл к окну, вновь увидал пепельницу с окурками и потерял власть над собой. Не помня себя, вышел на улицу и пошёл, чтобы охладиться.

Поздняя прохлада постепенно начинала остужать горячность, и я остановился.

Походив – побродив без всякой цели, направился к дому. У подъезда заметил ту самую «всевидящую» женщину - соседку. Хотелось пройти  не заметно, но было поздно - она заметила меня.

Учтиво поздоровался, женщина сказала: - С приездом, Яков Иванович, из командировки вернулись?  -  Пелагея Михайловна уехала на педагогический семинар в райцентр, тут к ней учителя зачастили один за другим.

Я молчал. Мне не хотелось показывать реального, волнительного своего состояния. - Тоже в командировку направили, на семинар, как и меня, работа требует, - сказал совсем определённо.
И собрав дыханье, вымолвил: - Перед сном решил проветриться.

Сказав, я порадовался сам себе, что не навёл тень на плетень.
Осторожно повернулся и зашёл в подъезд.

Зайдя в квартиру, готов был отбивать чечётку! 

Вот и рассуждай, как хочешь: «А «сорока» то прямо к подъезду, с доставкой на дом, сообщение принесла! И я расхохотался так, как не радовался давно. В командировки ездили оба и не редко.

Почему же, Пелагея не сообщила об этом?»…

В ванну набирается вода.
Её журчанье и лёгкий плеск успокаивает потревоженную нервную систему.

Помолодевшим вышел из ванной комнаты и принялся за чай. Часы показывали 23 часа.

Завалившись на душистое супружеское ложе, лёг на живот, крепко  прижавшись к постели, подумал: «Ах, как жаль, не могу обнять и прижать родное и любимое тело жены. . . соскучился!»

Пирожки.

Проснулся от стука в дверь, машинально глянул на часы. Часы показывали 8 утра.

Накинув халат, открыл двери.

У порога стояла та самая соседка, которую изредка называл «сорокой».
«Яков Иванович, а я пирожков напекла с утра пораньше, и вот решилась угостить вас, вы же сегодня холостой, кто позаботится».

Я и раньше замечал с её стороны повышенный интерес к моей персоне, но надежды и тем более повода никогда не давал.

Я всегда оберегал честь и достоинство семьи моей. Неожиданный визит соседки, обескуражил. Я стоял у раскрытых дверей квартиры, и не знал, как поступить.

Этого ещё не хватало! Только успокоился от вчерашнего созданного самим же собой стресса, а тут вон, пойди, разберись…!

Запахивая надёжнее полы домашнего халата, стал любезно отказываться от раннего угощения, со словами:

- Благодарю, но я так рано не завтракаю, - других слов в голову не пришло.

«Сорока» любезно улыбнулась и произнесла:
- Уже не рано, пора завтракать, - и чуть отодвинув меня локтем в сторонку, прошла на кухню. Она поставила блюдо с пирожками на кухонный стол и села напротив стола.
Мне не хотелось входить на кухню, и я удалился в другую комнату.

Самое неудобное то, что она соседка, не вытолкаешь за порог.
Она нечасто, но иной раз заходила в квартиру, но к жене.
С Пелагеей подружками не были – менталитет разный.

Оставив входные двери открытыми, я вышел переодеться в нормальную одежду для дня.
Переодевшись, вошёл на кухню. Кухня была пуста, соседки не было.

Что это, снова мираж, или приведение было? Но, я явно ощущал её толчок локтем в бок, чтобы освободить проход в комнату и тарелка с пирожками тут под самым носом.

Я не слышал её шагов при выходе из квартиры: «Через кухонную форточку окна вылетела!» - подумал я для юмора, и, взяв чайник, налил в него воды.

Снова глянул на тарелку с пирожками. Вдруг ощутил прилив желанья «съесть такой пышный пирог», но подумав, прогнал мысли прочь.

Выпив чаю с печеньем, вышел из квартиры и направился в магазин за продуктами.

При входе в магазин, встретил сотрудника с сообщением:  срочно прибыть в управление,  для выяснения какого - то обстоятельства.

Отказаться не имел права, несмотря на то, что я по сей день по командировочному документу, нахожусь в командировке.
Но коль «засветился», отказаться нельзя.

Перекусив в столовой по пути на службу, зашёл в кабинет директора школы.

Директор, степенный и уравновешенный человек, с большой любезностью встретил меня и предложил снова командировку.

Он сказал: «Понимаешь, начало учебного года и возникает множество вопросов, которым безотлагательно требуется решение. Надо туда же срочно поехать и до конца решить дополнительно возникшие вопросы».
«Но я ещё и с женой не встретился  после длительной командировки, - сказал я своему «господину», - встретитесь после, - возразил хозяин.
И я понял, что дальнейший  отказ от командировки бессмыслен.

И снова командировка.
Я зашёл в отдел бухгалтерий, где в срочном порядке выписали командировочное удостоверение.

И вновь вечерняя электричка «несла» меня со скоростью 50 километров в час по уже знакомому мне маршруту.

Сидя в вагоне электропоезда, я строил планы встречи с женой через неделю. К 19 часам прибыл на конечный пункт.
Неспешно шагая по перрону: спешить некуда, весь вечер впереди.

Обратил внимание на впереди идущую парочку, явно было видно: не спешат, не опаздывают никуда.
И вдруг меня обожгло: женская поступь показалась родной. От увиденного я лишился рассудка – Пелагея! Что это! Рок судьбы преследует или я схожу с ума от одиночества!

Не изображая никаких любезностей, встретились лоб в лоб. Я, жёстко глянул на незнакомую мне мужскую физиономию.

По лицу Пелагеи пронеслась волна страшного удивления.
Не привлекая внимания, она высвободила мужскую руку «от любезной» мужской руки «кавалера».
Бледнея, Пелагея сказала: «Здравствуй, Яша!»
Не отводя взгляда, я жёстко глядел в глаза жены и видел трепетание её красивых ресниц.

Зная себя, я выжидал время для мало мальского успокоения.

Переводя дыханье, пытался увидеть или уловить хотя бы какую – нибудь зацепку сглаживания встречи.
Пелагея повернулась боком до «кавалера» и сказала: «Извините, теперь я в безопасности». Её словам, значения не придал. «Кавалер», чуть склонив голову, удалился.

Я стоял в стопоре. Мне не приходило в голову дальнейшее моё поведение.  Так мы простояли «вечность», по крайней мере, такой показалась секундная реальность.
И когда молчать уже было невмоготу, Пелагея спросила: «Яша, поясни, по какой необходимости ты здесь на вокзале оказался?»  Я всё ещё соображал и собирался с мыслями. 

Наконец, собравшись, сказал: «Встретить здесь не ожидал тебя, я потрясён встречей и не нахожу слов». «Яша, прошу, не волнуйся, а тем более не делай трагедии, всё хорошо и повода для волнения у тебя быть не должно».

Мне хотелось сказать важное ей, подозревающее в измене, но я настолько истосковался по её телу, что слова, отталкивающие её от меня не приходили на ум.

Пелагея поняла: агрессия мною не проявляется, и предложила сесть на перронный диван и объяснить своё появление на этом перроне. Она сказала: «Затосковала без тебя, мне, захотелось встречи с тобой, я права, Яша? - Я не думала, что ты сегодня едешь домой и окажешься на этом перроне. «Я не еду домой, я только что приехал из дому, - сказал Яков.

Твоя командировка кончается именно завтра, - уточнила она. - Я уже побывал дома и вот сегодня снова приехал на несколько дней. «Яша! Прошу тебя, не подозревай меня в измене.

Мужчина, который проявил ко мне любезность, всего-навсего случайный попутчик поездки. Он тоже учитель и был на семинаре, как и я. У него через час поезд до Ленинграда, - сказала Пелагея.

Я постепенно стал успокаиваться и поселил в душу блаженство встречи.
Жена настолько искренняя, что обвинять в измене у меня пропали все желанья.

Мне всё больше и больше хотелось прикоснуться к её телу, и я, сдавшись, предложил: «Поехали в гостиницу, уговорим, чтоб поселили в один номер».

Гостиница.

Поселиться двоим в номер по паспортам, несмотря на то, что бронь номера была на меня одного, не составило большого труда. Подложив определённую сумму денег в паспорт, прошёл процедуру оформления, без проблем.

Расположились в одноместном номере. Номер оформлен просто, без роскоши: у дверей, справа, шифоньер, у окна, панцирная односпальная кровать, старенькое, овального вида зеркало, на столике, плохо промытый, с жёлтым налётом графин с водой и перекошенный стул с протёртым сиденьем.

По убранству номера и постели, определил: номер для непритязательного мужчины.  Самой роскошной  оказалась общая ванная комната с горячей водой.

После горячей ванны я вновь ощутит разлитое внутри себя блаженство.

Мы спустились на первый этаж, в гостиничный ресторан. Ресторан поразил обилием блюд и роскошью. Поужинав, и выпив по 150 граммов коньяку, возвратились в номер и завалились в пастель. Прикоснувшись к любимому телу жены, я «улетел на седьмое небо!». . .

Проснулся в 7 часов утра: мирно и спокойно посапывающая жена наводила, издавала блаженное спокойствие. «Всё – таки как хорошо, когда всё хорошо!»  – счастливый и помолодевший подумал я.

К 8 часам утра надо быть на кафедре института, на лекции семинара, и я потихоньку удалился.
Возвратившись в номер после лекций чуть за полдень, пригласил жену в ресторан отобедать.
После ресторанного обеда направились на электричку ... завтра жене надо быть на работе.
Помахал в след уходящей электричке, направился в номер.
В номере ощутил пустоту и одиночество: «А всё – таки крепко люблю свою жену».

Возвращение из командировки домой.

Так прошли 5 дней командировки,  и я снова в дороге. И снова «убегают», мелькающие за окном электрические столбы: вагоны мчат меня к дому.  Я зашёл в подъезд,  и достал из почтового ящика корреспонденцию.

Среди газет было письмо. На конверте было написано: «Полине Михайловне», - фамилии не было.
Я посмотрел на конверт, покрутил письмо в руках и понял: письмо из Ленинграда.

В висках снова застучало! Почему Полине? А может быть, ошибочно положила почтальон в наш почтовый ящик?
Сунув письмо в карман пиджака, позвонил в квартиру.

Пелагея в красивом домашнем халате показалась мне принцессой. Я безумно был рад встрече, жена не меньше.
С огромным пристрастием обнялись и с пристрастием поцеловал.
Снова блаженство разлилось по телу и мне спешно захотелось её тела. «Не спеши, ночь впереди», - только и вымолвила Пелагея.
Раздевшись, зашёл в ванную и погрузился в блаженство тёплой воды приготовленной  женою.

Выйдя из ванной, так же как и Пелагея, накинул домашний халат, и мы сели за стол.
На столе стояла бутылка вина. Открыв бутылку, налил по 100 граммов, и выпили за удачную командировку и нашу встречу. 
И я вновь почувствовал: «Как всё – таки хорошо, когда всё хорошо!»  «Не буду начинать разговора о письме», - в одночасье решил я.
Сегодняшнюю встречу омрачать не буду, тем более письмо осталось мною не распечатанным. И вдруг я заметил напряжение в её лице и спросил:
- Тебя что - то тревожит?
И вдруг, совершенно неожиданно для меня прозвучало:
- Пирожки.

Я молниеносно остановил на ней не мигающий взгляд,  плохо усваивая сказанные ею слова. Пелагея нагло смотрела в мои глаза и в них читалось:
«Тарелка с пирожками покрылась мхом за неделю».

Её недельные муки неясности, «загадочных пирожков» передались мгновенно и мне.
Я понял её недельное состояние без моего объяснения, как моё волнение  с письмом, адресованным Полине Михайловне...

Что тут объяснять... Ревность страшна и опасна для жизни любого человека.
Я сидел напротив жены и не понимал, как сосредоточиться, с чего начать.

Чувствуя письмо  в правом кармане висевшего пиджака, я пытался собраться с мыслями и последовательно объяснить.

Но Пелагея была уже не терпима и всем своим видом показывала, от «пирожков» не отвертеться, подкатывая глаза в потолок, требовала объяснения, глянув в упор мне в глаза, выдавила:
- Ну, что случилось, слова подбираешь!?
Я опять заподозрил её в измене.
Так категорично не ставила раньше вопросов. Я с любовью глянул на жену и предложил:
- Давай сейчас не будем говорить на эту тему, она не заслуживает внимания и особенно в этот вечер. «Пирожковый вопрос», никаким образом не заслуживает внимания,  и в этом могу поклясться, ты первая в этом убедишься после моего объяснения и улыбнёшься.

- А зачем клясться, когда очевидный факт на окне, за занавеской, - с трудом выдавила она.

Я, боясь сорваться и наговорить лишнего, ушёл в спальню и как был в домашнем халате, лёг на не разобранную постель.

Сколько по времени пролежал на кровати, не мог вспомнить, так как забылся и мысли перенеслись с бешеной скоростью к письму. Очнувшись, захотелось вскрыть письмо и прочесть его загадочные, как мне казалось, строки. Но эту провокацию, налетевших мыслей, отверг, до особо благоприятного и уединённого момента.

Вдруг раздался глухой стук в дверь.
Я поднялся с постели и пошёл по коридору, но Пелагея уже отворила двери.
За порогом стояла Вера Васильевна, её подруга: учительница русского языка и литературы и заходить отказалась:
«Приступ сердечной недостаточности у мамы», - сказала учительница. Пелагея поняла, что совет и её помощь будут не лишними, и чуть улыбнувшись мне, сказала:
 -Яша, я на часок к Вере.

Я поспешил и сказал, что если потребуется моя помощь, я готов, и подруги удались. Оставшись один, я присел за стол и выпил стакан вина.

После выпитого вина, взял письмо и вскрыл конверт. Красивый мужской почерк выводил: «Здравствуй Поля.
Я вновь ощутил бессмысленное существование без тебя.
Я даже и представить не могу, когда снова встретимся.
По приезду домой моя жена сразу задала мне вопрос о том, что встречался ли ... Что я мог ответить? 
На сей раз сказал правду.
Снова истерика, слёзы, швыряние посуды и угрозы разводом.
На какой - то момент я пожалел... что признался.
Для чего это пишу тебе, а и сам не знаю для чего. На тебя, конечно же, нет надежды. Я знаю, с твоих слов, насколько сильно ты привязана к Якову и как любишь этого человека, мужа. Да и глупо бы было думать другое. Яков, достоин тебя, и ты достойна его внимания.
Если ответишь на мою писульку, адрес у тебя есть, до востребования.

Имени не было, была только не разборчивая подпись.
Письмо «жгло» мне и сердце и руки!
Я не знал, куда его деть, как с ним поступить.

Я налил полный стакан вина и залпом, без остановки осушил до дна. Обошелся без закуски.
В голове всё кружилось, я был на грани срыва.
Посидев несколько минут обдумывая и перебирая случившееся: успокоение не наступало, и я решил напиться и заглушить обиду и боль.
Я вышел во двор, огляделся и направился в гастроном, за водкой.

Вернувшись из гастронома, выпил стакан водки и упал без сознания.
Очнулся в больнице от укола: сестричка вводила препарат в вену.
Она, улыбнувшись, сказала: «Думаю, что укол заменит похмелье.
- Яков Иванович, не играйте с «зелёным змием» в прятки, есть опасение..! 

Она не договорив, замолчала.
Мне был ясен и понятен её намёк.
«А сегодня, лежите и двигаться запрещено, ваше состояние не простит второго раза, его просто не будет.
Ваше сердце работает на пределе», - заключила любезная сестра.
После введенного в вену укола заснул и вновь очнулся уже в сумерки.
Сильная слабость и безразличие ко всему опустошали душу.

Я лежал и бессмысленно глядел в потолок.

Тихо отворилась дверь в реанимационную палату, на пороге появилась Пелагея. Осторожно и мягко ступая босыми ногами по линолеуму, подошла до кровати и присела на стул. «Здравствуй, Яша! Ну как ты?» - я молчал. То ли стыдно было за свои действия, то ли за действия жены, но говорить не хотелось, и я закрыл глаза.
Тёплая рука жены прикоснулась до моей руки и от её прикосновения у меня появилась нервная дрожь в теле.
В это время зашла мед. сестра и попросила жену освободить палату.

Тронув, ещё раз меня рукой, удалилась.

Из больницы вышел опустошённый, хотя жена ежедневно была со мной.

Она оформила часть трудового отпуска и приурочила отгулы за командировку.

В течение стационарного лечения вопрос о «пирожках и письме» не вспоминался. К моменту выписки нервная система пришла в нормальное состояние, и я подумал: «Как же необдуманно можно навредить своему здоровью подозрениями. 
И только тогда пришло понимание, что в жизни здоровье наиглавнейший показатель качества и смысла жизни.

Мы снова возвратились в качественную супружескую жизнь,  и я был снова счастлив.
Как - то выкупавшись в ванной комнате, попросил банное полотенце со словами: «Поля, полотенце подай».

В приоткрытую дверь ванной комнаты заметил, как вздрогнули плечи жены от услышанного имени: раньше не называл никогда таким именем и от произнесённых слов сам похолодел.

Что это со мной?
Вновь ревность или интрига любви на проверку?!

Жена подала полотенце в руки, с каким - то потухшим взглядом и спросила: «Почему Поля?» Я ничего не ответил и закрыл дверь ванной комнаты.

Вдруг появилось желание не выходить, остаться тут, в ванной комнате.
Накинув полотенце на плечи, пристроился на край ванны и погрузился вновь в рассуждения.
Просидел недолго, жена пригласила за стол.

Сели ужинать.
Я украдкой посматривал на жену, и в какой - то момент за-метил в ней перемены: не такой стала жена после моего стационара.

Я чувствовал на себе её необычные, продолжительные  взгляды и подумал: «Прощается что ли со мной?»

В этот вечер я рассказал жене всю историю с пирожками, не утаивая ни единого слова: не убавил, не прибавил, как говорят в народе, по-честному.
О письме из Ленинграда не догадывалась, а я молчал и не провоцировал: «Пусть сама разберётся во всём».
Но сегодня, когда назвал её Полей, в ней дрогнуло, и мне показалось, что она почувствовала - разоблачена.

Унизить, или принизить её самолюбие я и не пытался, так как видел и её страдания.
Помолчав, спросила:
- Почему ты назвал меня Полей? Я не ожидал такого вопроса и замешкался с ответом.
- А всё – таки поясни, - настаивала она.
Деваться было некуда, и я объяснил, что чувствовал и переживал.

Вдруг, совершенно неожиданно для меня, она вскочила со стула, бросила на пол тарелку с салатом, спешно накидывая пальто на плечи, произнесла: «Поживём врозь!» – и выскочила из комнаты.

И вот я здесь, рассказываю тебе, как приятелю студенческих лет.

На востоке заалела заря.
Костёр еле тлел. Чувство прохлады, в том числе и внутренней почувствовалось сильнее. 
Меня начала пробивать дрожь: застучали, зацокали зубы. С этим состоянием не мог справиться и предложил Якову встать, пройтись по ночному лесу вблизи костра.
Поднявшись с коряг, удалились в темноту загадочной ночи. Кругами прошлись вокруг прогорающего костра и, не сговариваясь, остановились.
Вдруг послышался треск сучьев: предутренняя тишина чутко отзывается на любое движенье и шелест.
Прислушались.
Хруст сухих веток приближался.

Кум - «горе охотника».

Зверь, пронеслось в голове!
Предутреннее состояние исключительно возбуди-мое и требует повышенной осторожности и бдительности – нервы на пределе от недосыпа  и рассказа - воспоминания.

Обернувшись назад, неожиданно для себя вздрогнули: до костра подходил охотник с ружьём.
Его уставший вид был вполне дружелюбный. 
Я пытался глянуть в лицо появившегося незнакомца, но узнаваемости не произошло.
«Здорово, мужики!» – еле слышно пробурчал охотник и ночной путник протянул руку для пожатия:

«Степан, из соседнего посёлка «Красная Речка», - сказал охотник, снимая ружьё с плеча.
Он пояснял своё появление в ночном лесу: «Всю ночь «лазил» по болотистым местам, не думал, что выберусь из болота.
Вдвоём, с кумом, вчера вошли в лес и потерялись.
Хотели волков попугать, а вышло, сами перепугались!
Видит бог, искал его всю ночь, как в болото провалился.
Я три выстрела в воздух давал, а ответного так и не дождался.
Уговор был, поодиночке,  не выходить и не покидать лес, как в воду канул»,- снова повторил Степан.

Мы, не прерывая, слушали охотника.
«Я почуял утренний дымок, направление следования стал выбирать, и вышел на вас.
Конечно, можно было заночевать в лесу, но спички намокли: споткнулся в сыром месте и упал на правый бок, как назло, в том кармане и табак и спички.
А без спичек в лесу, погибель: костра не разведёшь. Курить хочу больше всего, угостите, мужики».

Я, вновь пожалел, что не взял табачок, ну хотя бы на всякий случай, как говорят в таких случаях, угостить встречного, если потребуется.

Иной раз я прихватывал «на всякий случай», а сам давно расстался с табачком.

Яков, в разговоре почти не участвовал.
Он принялся собирать ветки – сучья, и бросать в горячие угли костра.

Яркий свет от костра озарил лесную поляну.

Присев на корягу, я рассказал о событиях дня.

Яркая заря окрасила небосвод и на лесной поляне высветилось то, что ночью было не видимым.

Я предложил Степану подойти до трофея и осмотреть волчицу и с радостью воспринял то, что Степан заберёт её тушу с собой.

К счастью, Яков и Степан оказались на сегодня «земляками».
Они нашли согласие между собой и решились проявить дружелюбие по отношению друг к другу.

У меня, в сумке, к счастью, оказался метровый обрывок пеньковой верёвки: это помогло уйти от проблем.

Связав, кусками верёвки передние и задние лапы зверя, и просунув палку, взвалили волчицу на плечи.

Попрощавшись, мужики удалились.

Они шли по таёжной тропе просеки в посёлок «Таёжная Речка».

Впереди, шёл Степан – он коренной житель тайги и лесная тропа для него знакома.

Дойдя до посёлка, Степан пригласил Якова к себе в гости.

На крылечко дома – избы вышла встревоженная жена Степана, осознав, что серьёзного ничего не произошло, удалилась.

Степан быстро, со знание дела, содрал волчью шкуру и чуть присолив, свернул в рулон.
Часа через два женщина пригласила к столу.

Она,  по совету мужа, поставила на стол бутылку водки.

Застолье продлилось не много не мало, за полдень.

Яков стал собираться: «Друг, к которому приехал сюда погостить, волнуется», - пояснил он.

В это время, в избу вошла женщина, соседка за солью, как это водилось всегда на Руси – матушке. Она пронзила Якова таким взглядом горящих глаз, что редкий мужчина останется равнодушным.
«Проходи, Анфиса, а у нас сегодня гость, - сказала женщина и пригласила присесть за стол, -  я хотела убирать стол, а ты ту как тут. Молодец!

Располагайся удобнее, сейчас по рюмочке пропустим!

Яков Иванович, не спешите, посидим ещё, куда нам спешить, на то и выходной дают, отдохнуть и пообщаться, сейчас Степан подойдёт», - продолжила Нюра. 

Отворилась дверь,  на пороге появился хозяин дома.

Он любезно поздоровался с соседкой и спросил, как бы ненароком:
- Нет никаких вестей от мужа-то?

- Нет, как в воду канул мой Коля, - ответила Анфиса и в упор глянула в красивые глаза гостя.

Яков, стоя у порога, украдкой глянул на Анфису и вышел на улицу.

Нюра, блеснув глазами, кивнула мужу:
- Иди с ним вместе, и вернётесь вместе, а один он может не вернуться.

- Что, тебя тоже очаровал, как и соседку? - неожиданно для себя, проявляя игривость, сострил Степан.

- Да ну тебя, тоже скажешь, – покраснела хозяйка дома и глянула на Анфису.

Лицо Анфисы покрыл горячий румянец, и казалось: женщина молодеет на глазах.

Степан, подмигнув женщинам, «вылетел» из избы догонять Якова.

Через час они сидели снова за столом, и Нюра угощала всех и всем, как она выражалась «чем бог послал». 

Она добрая и внимательная жена, и отличалась большой доброжелательностью к окружающим её людям.
За её человеческие качества и Степан был тоже уважаемым мужиком в посёлке «Таёжная речка».

Яков начал хмелеть от выпитой водки и бессонной ночи проведённой в лесу. Чтобы не произвести осуждающего впечатления, встал и вышел тихонько на улицу.

Через минуту Анфиса поспешила следом.

Выйдя на крыльцо, заметила прислонившегося к стене Якова, и уже не владея собою, бросилась к нему на шею.

Она крепко начала целовать его горячими губами,  соскучившимися по мужской ласке, не ощущая стыда.

Отстранившись, предложила:
- Пойдём ко мне, тут не далеко, живу одна.
Она молнией влетела избу, забрала на лавке забытый пуховой платок, подмигнув подруге, выскочила на улицу.

Ослепительно яркое солнце всходило, с какой - то особенной добротой и ласкало красивое лицо Якова.
Лучи солнца скользили по комнате с божественной теплотой.

Незнакомая пастель издавала необыкновенной чистотой и новизной, с запахом трав.

Повернувшись на живот и вытягивая во всю мощь сильное тело, подумал: «Как всё – таки может быть хорошо, когда всё хорошо».

Эта фраза принадлежала ему и была любима, и часто произносимая в часы полной гармоний с самим собой и Яков открыл глаза.
В комнате не было никого, вставать не хотелось, и он снова погрузился в события  ночи... и снова ночная сладость разлилась по горячему его телу. Закрыв глаза, задремал.

Сколько длилось дремотное виденье, вспомнить не мог.
Увидал Пелагею и прокричал её имя.

Встревоженный криком, открыл глаза.
У порога избы стояла Анфиса и улыбалась...

Снова промелькнуло в голове имя Поля.
Это имя дал ей «ловелас» из Ленинграда, и на душе нестерпимо похолодело. 

Сердце заколотилось с бешеной скоростью. Раньше никогда не называл её таким именем.
В семье не принято было произносить уменьшительно-ласкательные слова, звал всегда Пелагея.
Окружающие, в том числе знакомые и друзья – товарищи называли и обращались к ней Пелагея Михайловна.

Чужая постель.
Почему я здесь, почему лежу в чужой постели? И вдруг он ощутил безысходный страх и тоску.

Яков не был «юбочником», как говорят иногда женщины за мужчин, которые пытаются понравиться им, или пытаются ухаживать за чужими жёнами.
Яков, не входил в категорию мужчин, которым приклеивалась кличка «волокита», скорее всего, наоборот, он нравился женщинам, в него безудержно влюблялись женщины.

Окружающие, были почтительны к нему и уважали как человека. 
Случались моменты в жизни и у него, когда и ему приходилось спать – ночевать не в своей постели, но эта тайна была никому не доступной. Этим никогда не гордился и не вёл разговоров на эту тему: охранял, и умело берёг тайну.

Сердечный ритм с бешеной скоростью разносил по венам прожитую жизнь.

Он остерегался, он боялся неопределённости и неясности, созданных ею обстоятельств и в тоже время не хотел обвинять её одну в этом - слишком много прожито совместно лет, но взаимопонимание так и не наступило.

С такими мыслями он отключился и погрузился в дремотное состояние.

От лёгкого цокота каблучками по деревянному полу, очнулся, глянул на входную дверь.
Улыбаясь, стояла и смотрела на него хозяйка домовладения.
С женской грациозностью, как козочка, «подлетела» до постели Якова со словами: «Здравствуй, милый!»

Яков замешкался, и в это время Анфиса вновь впилась поцелуем в его горячие губы. «Вставай, будем обедать»,  - сказала женщина и присела на край постели. Яков, не свойственной ему поспешностью, сказал: «Ныряй под одеяло!». . .

Солнце переваливало зенит.

Анфиса счастливая и взволнованная сидела за столом, рядом с мужчиной, да к тому же с таким, от которого она совсем потеряла голову: «Нет никого в мире счастливей меня на всём белом свете», - пронеслось в её голове, - так постоянно и сидела бы рядом с ним, глядела бы в его голубые глаза, ощущая его сильное плечо, обнимала бы, и целовала бы всю жизнь.

От предложенной рюмочки  водки, Яков не отказался. Налив рюмки до краёв, женщина спросила: «Яша, за что выпьем, скажи тост».

Яков растерянно смотрел по сторонам и не мог найти слова, как ответить. Видя, и чувствуя его замешательство, сказала: «Давай, сначала выпьем, а слова потом и без тоста найдутся», - и она загадочно и мило улыбнулась.

Он поймал её улыбку и в этот миг: улыбка показалась ему особенно красивой, про себя отметил: «Красивая женщина, и умеет пользоваться своей красотой».

Под рюмочку водки, Анфиса предложила отведать рыжиков: «Рыжики, чудесные у меня в этот год получились, закуси ими, Яша! Я для тебя собирала, - повеселев, пококетничала женщина. – Я знала, что у нас с тобой будет встреча.

Я ждала тебя и знала, что любишь их и долгожданная встреча с тобой состоялась: бог направил тебя ко мне.

Якову понравилось её кокетство, и он сказал: «Люблю рыжики, хотя не часто приходилось ими лакомиться, а тем более есть.
- У меня их, заготовлено много, на целый год нам с тобой хватит».

Яков не нашёл слов в ответ, но подумал: «А я, что тут собираюсь целый год прожить?»
Комментировать слова Анфисы не решился: пусть живёт надеждой, тем более, я и сам не знаю, в какую сторону повернётся моя дальнейшая жизнь.

Отводя глаза, Яков на секунду задумался. Анфиса, заметила и спросила: «Яша, а о чём ты сейчас подумал?» - На вопрос, есть и ответ, - сказал он, - на то и голова человеку дана, чтобы думать, думая, не допускать необдуманных поступков».

Комментировать его слова она не решилась, она не могла понять смысла, для чего произнёс он эти слова.
Ответ остался без комментариев.

Вторая рюмочка, взбодрила язычок, и женщина попросила Якова рассказать о себе. «Я о тебе ничего не знаю, расскажи для начала хотя бы коротенько, - помолчав,  добавила, - даже фамилию твою не знаю.

- Не волнуйся, Анфиса, я не вор и не бандит, - ослепив её белоснежной улыбкой, сказал он. Анфиса не сдержалась и бросилась на шею обнимать и целовать его.

Яков нежно обнял и не бритой щекой прикоснулся к нежной щеке её. Он чувствовал сердцем, женщина ему мила, но…!

Поспешные решения, как и заверения, были не свойственны ему и разговор на эту тему дальше не пошёл.

«Я тоже о тебе ничего не знаю, но это не мешает нам быть вместе, так ли я говорю? – сказал он.

Анфиса, качнула головой в знак согласия, и страстно поцеловала его в губы.

-Да и что это я в самом - то деле, пристала до тебя, какое это имеет значение? Ты здесь, ты со мной и мне больше ничего не надо!
 Она, помолчав, тихо, как вроде бы про себя, вымолвила: «Тоже выдумала, откуда, да что, фамилия понадобилась, прости, Яша».

Посидев, Яков сказал: - Моя профессия самая мирная в мире, я школьный учитель и учу наукам и добру, а то, что я оказался здесь, при случае, ничего не утаю, всё поведаю и тебя не обману, и тем более не обижу.

Отпускное время, которое я оформил в спешке, заканчивается через несколько дней и я вынужден к этому времени прибыть к месту работы и решить для себя наиглавнейший вопрос, а какой, если возвращусь назад сюда, расскажу тебе первой.
На дорогу к дому потребуются сутки, через трое суток буду в дороге.
- Яша, а ты вернёшься ко мне?
- Давай оставим пока этот разговор.
Уверяю, как бы ни складывались дела, в них ты будешь посвящена», - сказал Яков и ласково прижал к себе.

И снова в пути…

Снова стучат вагонные колёса.
Снова мелькают столбы за окном поезда, снова  проносятся города, деревни, посёлки, перелески и мосты.

Яков едет домой!
Он едет в неизвестность.
Что его ждёт впереди, об этом он не знает.
На душе смертная тревога. Сердце стучит сильнее вагонных колёс. Многим бы поплатился, чтобы это тяжелейшее время жизни оказалось не явью, пусть бы даже приснилось, но, увы, и ах!

Вагоны мчат в неизвестность, вагоны мчат в пустоту. Не сорвись, Яков, не натвори, не делай необдуманных поступков!

И откуда то, под стуком вагонных колёс, донёсся голос Анфисы:
«Яша, возвращайся!

Я тебя не предам.

Я люблю тебя!

Я сделаю тебя счастливым!»

От этих, то ли слов, или его мыслей, или и из космической пустоты, прозвучавшие слова, вселили...? 
И от прозвучавших слов на сердце стало то ли легче, то ли загадочнее.

В это время, проводница поезда, проходя по центральному проходу вагона, объявила ему конечный путь следования и вручила проездной билет со словами: «Ваш билет, возвращаю, чтобы не забыли маршрут, и она загадочно улыбнулась».

Взяв билет, Яков поймал её слова в каком - то своём понятий: «Пророчащие слова, или намёк на возвращение?»

Но мысли эти отогнал прочь и подумал: «Я становлюсь суеверным, не хорошо, каждую фразу начинаю анализировать и сравнивать со своим состоянием!»

С этими мыслями покинул вагон и направился по перрону родного города, в сторону своего дома.

Впереди, заметил бегущую по перрону женщину навстречу ему. Почему она одета во всё черное? – пронеслось в голове и сердце его дрогнуло: «Пелагея!» 

С бешеной скоростью заколотилось сердце, и пробил холодный пот! Но женщина промчалась мимо.
Только ветер от пол чёрного плаща пахнул на него холодком. . . она  и не глянула в его сторону.
Яков обернулся на убегающую от него женщину и подумал: «Любимого и родного человека побежала встречать, после длительной разлуки».

Подходя к дому, издали, увидел стоящую возле подъезда женщину, и сердце заколотилось снова. «Сорока», промелькнуло в голове.

Захотелось спрятаться или провалиться сквозь землю, но мимо, не замеченным, не пройти... отхода и поворота нет.

Приближаясь к подъезду, заметил, что женщина неожиданно развернулась и пошла от дома, от него.

Яков подумал: «А я приготовился услышать от неё слова: «Пелагея Михайловна дома и ожидает вас!»

Зашёл в подъезд и машинально остановил взгляд на почтовом ящике. . . ящик полностью забит газетами.

Собрал в спешке корреспонденцию, быстро открыл квартиру и включил свет.

Тишина.

Запах не жилого помещения, квартира давно не проветривалась.
Прохладно, или даже холодно.

Положив газеты на столик, разделся и прошёл по комнатам.

Окна завешены тяжёлыми шторами.

Кровать в спальне красиво застелена.

Присев на стул, возле круглого стола в зале, ощутил страшное одиночество и безвыходность или безысходность своего существования и понял: «Пелагея здесь не живёт».

Заглянув в гардероб, всё понял.

Раздеваться не хотелось.

Осень «прошагала» треть первого своего месяца, отведённого ей времени.

Холодные батареи в квартире, добавляли душевного холода: отопительный сезон задерживался.

Надо ждать тепла и отогреваться…!

«Последний день отпуска, завтра на работу, - размышлял Яков, лёжа в постели, согретой своим собственным телом.

Вставать из тёплой постели не хотелось, но и лежать тоже не хотелось.

Часы показали 9 часов утра.

Одевшись, вышел из дома и направился в столовую.

Перекусив, зашёл в школу.

Директор сидел в своём кресле и разговаривал с завучем.

Увидев, сказал: «Присаживайтесь, Яков Иванович, с приездом.

Вам завтра на работу, с графиком работы можете ознакомиться», - папку с приказами по школе положил напротив него на стол.

Раскрыв папку, Яков прочёл приказ: Пелагея Михайловна уволена по собственному желанью в связи с переездом.

В это время в кабинет директора вошла Вера Васильевна и как то тревожно глянула на мужа приятельницы со словами: «Здравствуйте, Яков Иванович, как отдохнули?»
«Спасибо, всё отлично, - ответил он скоропалительно и отвернулся, чтобы не выдать реального состояния.

Спрашивать, или расспрашивать о событиях за период отсутствия своего, было не в его правилах, а узнать хотелось.
Куда уехала Пелагея?

Тревожила неизвестность и не понимание случившегося.
Неужели в Ленинград и знать об этом может только Вера Васильевна и только с Верой делилась Пелагея тайнами своего бытия.

Сам расспрашивать её об этом не был настроен: «Расскажет, послушаю», - заключил Яков и покинул кабинет директора школы.

Проходя по узкому школьному коридору, лоб в лоб столкнулся с Верой.

Вера, легонько тронув его за рукав, прошептала: «Тяжело вам Яков Иванович, я понимаю вас как никто другой, помолчав, добавила, что забежит сегодня на минуточку, ожидайте!» - и удалилась.

На душе стало неприятно, «забегу на минуточку», а может быть не хотелось слышать рассказа подруги.

День клонился к вечеру.

Яков взялся за подготовку к завтрашнему дню: «Надо быть на работе в полной боевой готовности!»

В дверь постучали.

Вера, молнией пронеслось в голове, и он пошёл открывать входные двери.

У порога стояла «сорока».

- Яков Иванович, долго отсутствовали вы, много событий тут без вас произошло, позвольте войти, поделиться хочется, а не с кем», - пролепетала женщина. «А я собрался уходить, да вот ключи куда то завалились, не найду», - не желая общения с женщиной, сказал Яков.

- Я долго не буду, мне бы тарелку отдали, с пирожками приносила, а то я спохватилась, ищу, ищу, и вспомнила, вас угощала: пирожки в ней приносила!» - скороговоркой выпалила «сорока. «Душно - то, как у вас, форточку бы открыли». «Да и в самом деле душно, - подыграл ей мужчина, - убираюсь, а форточку забыл открыть, я сейчас».

Яков подошёл к окну и с силой дёрнул тяжёлую занавесь.

Окно открылось во всю мощь и стало много свету.
- Кота завели, Яков Иванович? - спросила женщина.

Яков не понял вопроса и глянул на соседку.

– Какого кота? - не понял мужчина. 
Соседка указала пальцем на подоконник.

Яков глянул и обмер. . . на окне стояла тарелка с теми самыми пирожками, что принесла полтора месяца назад ему «заботливая» соседка позавтракать. . . тарелка с пирожками была похожа на свернувшегося, крепко спящего серого кота.

Грибковая плесень настолько сильно проросла на пирожках в тарелке, что напоминала свернувшегося в ней кота.

Яков стоял в растерянности и искал выход – оправдание не съеденным пирожкам.

- За задёрнутыми занавесями забыл о них, жалею, полакомиться не удалось! - схитрил мужчина.

Соседка,  неотрывно смотрела на «спящего кота» и молниеносно выпалила: - Не переживайте, Яков Иванович, я завтра свежих напеку, я быстро умею это дело делать! 

- Нет, нет, ни в коем случае, мне нельзя жареные пирожки, язва у меня! - только и мог выпалить  скороговоркой мужчина.

- Тогда я запеку их в духовке, у меня есть она, электрическая, очень удобно.

После этих слов, подошла к окну, взяла тарелку вместе с «котом» и удалилась.

Яков остался стоять в растерянности. . .

Возвращение из отпуска.

Яков проснулся рано и лежал в согретой постели, вставать не хотелось: в квартире холодно, на душе, просто, «мороз».

Его обязательная натура, была на сегодня в «конфликте» с реальными житейскими обстоятельствами: на работу идти не хотелось.

Прогнав хандру, и отбросив теплое одеяло в сторону, по ледяному полу, как мальчишка, босой, принялся бегать по комнате.
Он упал на холодный пол и сделал несчётное количество отжимании.

Разгорячённое тело зарядкой, заиграло. Он остановился посредине комнаты и увидел через зеркало – трюмо себя: своё отражение.

Поиграл бицепсами и произнёс: «Живы будем, не помрём!

Оделся, и ушёл на работу.

Первый, после отпускной день, прошёл спокойно, и казалось, на время отвлёк от основных жизненных проблем.

Придя домой, ощутил вновь одиночество и холод в душе. Он подумал: «Как же тяжело  жить в таком неопределённом состояний!» 

Налив в чайник воды поставил вскипятить.

В дверь постучали.

Перед входом стояла Вера Васильевна.

Она хотя и считалась другом семьи, но общалась только с Пелагеей. «Что же заставило её прийти, - стоя перед открытой дверью, думал Яков.

«Заходите, Вера Васильевна», - любезно, как и раньше, пригласил. «Я чайник только что поставил, будем чай пить».

Вера прошла, осторожничая, и оглядываясь на не снятые туфли и извиняясь за это. «Не стесняйтесь, туфли снимать нет смысла, пол холодный - холод, скорей бы батареи включили», - сказал Яков и подставил женщине стул ближе к столу.

Вера присела на стул и сказала, что завтра пробное включение отопления обещали, и вместе порадовались этому событию.

Закипела в чайнике вода.
Яков заварил «индийского слоника» из маленькой фольговой пачки.

Согреваясь, горячим чаем, неспешно беседовали так, как это свойственно только учителям со стажем.

Через некоторое время беседы, Вера задумалась и сказала: - Как же опрометчиво поступаем мы, женщины, принимая поспешные решения.

Яков молчал, он ждал главных слов, а это только вступление к теме беседы.

-Вот и Пелагея, приняла, на мой взгляд, поспешное и необдуманное решение.
Я судить её не буду, а тем более осуждать, но я обязана сказать, что поступила  гадко и не обдуманно и совета у меня, конечно же, не спрашивала.
Она испоганила свою репутацию учителя теперь на всю жизнь.

Об этом говорит вся школа, как будто и не существует других дел и проблем ни у кого.
Гадко всё это слышать!

А вас, Яков Иванович, жалеют и сопереживают вам».

- Спасибо за сочувствие, но оно мне не нужно. Сочувствием невозможно что - либо поправить, а тем более изменить.
Здесь чувствуется не сочувствие, а тема для разговора, - неожиданно резко сказал Яков.

Задумавшись, спросил:
-Куда уехала Пелагея?» - и тут же засмущавшись, добавил, что её выбор и осуждать не буду, и тем более разыскивать.

Пусть знает об этом вся школа.

Я не красна девица, чтобы краснеть от пересудов и услышанных за углом осуждающих слов.

-Яков Иванович, школа не будет знать нашего разговора, я вас уверяю, не люблю и не допускаю сплетен, - заверила то ли себя, то ли собеседника Вера.

-Вы, Вера Васильевна, учитель литературы и знаете пословицу, «на каждый рот, не накинешь платок», - я готов к этому.

-Ну, а если вы готовы, то слушайте.
Пелагея находится в связях с ним уже давно, с конференций прошлого года.
Он обещал ей развестись со своей женой и жениться.

– А коли, вы посвящены в дела подруги, задам вопрос:
- Что её не устраивало в нашей жизни, делилась? И вдруг, Вера, ошарашила его ответом:
-Любовь к вам, Яков Иванович. . . теперь вы поверили и тем более поняли? – резко сказала Вера.

- Адрес  её в Ленинграде есть у вас? – спросил он.
– Адреса нет, созваниваемся по школьному телефону, - пояснила Вера.

Вдруг, совсем неожиданно, в том числе и для себя, Вера сказала: 
- Если моё сочувствие и "помощь" вам нужна, я готова на жертвенность.

– Этого мне ещё не хватало, взбесившись, выпалил Яков. Чтобы, в дополнение ко всему, ещё и уличили меня в связях с вами? Оставьте и мысли и планы и с сочувствием и с помощью, не требуется мне ничего.
У меня хватит сил и ума разобраться во всём!

Яков резко встал со стула и пошёл по комнате, делая вид: разговор на эту тему окончен.

На следующее утро, «потухший» от бессонной ночи и дум, Яков вёл урок. Он, неожиданно для себя, стал понимать, что в таком состояний, в котором он находится, долго не протянуть.

Не видя перспектив к возврату в прежнюю обстановку жизни, теряется вся-кий интерес ко всему, в том числе и к основной работе и жизни.

Менять и только менять и менять безотлагательно, чтобы не сойти с ума, или натворить то, что поправить никогда уже не удастся.

С этими мыслями он шёл на очередной урок, к ученикам, чтобы с «большой трибуны» говорить им о морали и нравственности жизни! И Яков сорвался.

Зайдя в кабинет директора школы, положил на стол заявление на увольнение.

Директор любезно предложил присесть и не «пороть горячку» как он выразился. «Я знаю твою проблему.
Думай основательно и не раскисай, а без работы будет ещё тяжелее, совсем сойдёшь с ума».
Слова директора не произвели никаких положительных эмоции, оставив заявление на столе, Яков вышел из кабинета.

Опустошённый,  как выжатый «лимон» и раздавленный, шел в направление своей квартиры, квартиры холодной и пустой.

На следующий день, Яков узнал, что заявление подписано директором и лежит у секретаря, в приёмной.

Он зашёл в приёмную директора и убедился: «Предоставить расчет после отработки две недели».
Стало грустно.

В этой школе, Яков работал со дня получения диплома и был в безупречном авторитете, как человек и как профессионал.
Якова Ивановича любили ученики, а коллеги по работе относились с почтением и особым уважением.

Прошло пять дней после подачи заявления на увольнение.
На утре, приснилась жена: ласкал и обнимал любимое и родное тело её.
Как же с такой памятью и желаньем жить дальше?

Поймав себя на такой мысли, дал себе, как говорят «обет», что случилось, то случилось! Её выбор и я не в силах уже ничего изменить.

Я принимаю всё, как свершившееся и безвозвратно ушедшее! Вроде того: ушёл человек в мир иной.
Он повторил эти слова, придуманные в спешке самим собой и успокоился.

На улице, прохаживаясь, лоб в лоб встретился с почтальоном. «Вам телеграмма, Яков Иванович, - сказала женщина и полезла в сумку доставать листок.

Расписался в получение телеграммы и прочёл текст: «Скучаю, люблю, Анфиса».

Перевел дыханье и подумал: «Хотел бы, чтобы эти слова были адресованы ему от Пелагеи, но, увы и ах!

Надо бы дать ответ!
Но что писать?

О любви кричать!?

Пока нет настроения и тем более желанья.
Сегодня обойдусь молчаньем».

С эти решением вошёл в квартиру и лёг на диван. В голове снова прокручивались события недавнего времени и не давали покоя. «Напиться, только и остаётся одно, может быть станет легче. Но незаметно для себя заснул и засыпая, вспомнил слова кардиолога: «Не дразните, Яков Иванович злую собаку!»...

Поворот событий.
На исходе последние дни отработки в школе, очнувшись, от дремотного со-стояния, рассуждал Яков. «Что изменится в моей жизни, когда отработаю последний день в школе?» - звучало в голове без ответа.
От себя труднее всего убежать. . . 

В дверь постучали.
Отворив дверь, увидал учительницу: «Вера Васильевна, входи, - сказал Яков и провёл в переднюю комнату.

Вера села на привычное её место и сказала: «Потухший вид у вас Яков Иванович. Отставить хандру! Что это такое, мужчина вы, или не мужчина? Тем более есть для этого повод!» 
И она скороговоркой выпалила: «Пелагея Михайловна едет, встречать надо завтра к вечеру».
Яков побледнел.
Он не знал и не понимал, как вести себя в этой ситуаций и совершенно не отдавая отчёта своим словам, произнёс: «Зачем?!»

Такого перехода он точно не ожидал.
«Зачем и почему, разберётесь сами без моего участия. Она позвонила мне на телефон школы и просила предупредить тебя об этом», - заключила Вера.

Яков на время потерял связь с реальностью. «А второе сообщение: просьба директора школы, прибыть к нему на приём для беседы.
Он желает уговорить вас забрать заявление.
Я бы тоже присоединилась к его решению и с большой охотой», - заключила учительница.

Она встала со стула и подошла к входной двери со словами: «Как бы ни складывались ваши дальнейшие дела, я желаю вам успехов и успокоения», - закрыв дверь, удалилась.
«Вот так и ни как иначе», - вдруг повеселев, промолвил он.

Выглянув в окно, заключил: «Погода, сегодня хорошая, штиль осенний наступил, а то, какой - то всё моросящий и холодный дождь, надоело, скорей бы весна!»

С этими словами, вышел из дому и направился на беседу к директору школы.

Директор, встав со своего кресла, подошёл и со свойственной ему любезностью, протянул руку для пожатия:

- Рад видеть вас, Яков Иванович, в хорошем расположение духа, выглядишь на зависть женщинам, улыбнувшись, предложил присесть на указанный жестом, стул. -

Я вот думаю, как бы вернуть тебя в прежнее русло жизни школы. Мне совсем не хочется, чтобы ты поступал не обдуманно и нашу школу покинул. За столько лет притёрся, и наработка твоя заслужено авторитетна. И коллектив наш заслуживает доброго слова и внимания. Не отрицаешь?
Яков слушал, молча, он не вставлял своих слов в высказывание директора школы и этому радовался.

Я не прошу, и тем более, не требую моментального ответа, мне хочется тебе помочь выпутаться из заплетенной паутины, в которой ты оказался.

- Выпутаемся, Иван Николаевич, выпутаемся не иначе, - заверил Яков.

- Так что, приказ по школе отложим в сторонку? - с любезностью произнёс директор.

- Да, можно повременить, согласился Яков. 

- Выходи, завтра у тебя много уроков, весь день будешь за работой, на хандру не останется. Яков, окрылённый не понятно чем,  покинул кабинет.

Ранним утром, Яков очнулся от тревожно проведенной ночи.
На душе, дискомфорт, спорящий с ожиданием.
С каким ожиданием, и чего ждёшь, для него было не ясно.

По пути на работу, зашёл в рабочую столовую, позавтракав, пришёл в школу.

Сегодня день напряжённый, целых шесть уроков отчитать надо. Работу любил всегда, и ничего не напрягало, предмет свой знал хорошо и проведённое многолетнее время в школе, радовало.

Он с энтузиазмом, как студент практикант, отработал программу урока, радуясь хорошему настроению.

День клонился к вечеру, а выходить из кабинета не хотелось.

Так, сидя за столом, без особой надобности, перекладывал бумаги: наводил порядок на рабочем столе. «Что это со мной? Навожу порядок в документах, словно перед комиссией из «РОНО» и, улыбнувшись, сам себе, сказал:
«Комиссия, не комиссия, а документы оставлю в порядке и вышел из кабинета, закрыв дверь поворотом ключа.

Проходя по школьной аллее, подумал:
«А день-то на исходе".
 
Поворачивая ключ в замочной скважине, подспудно, где-то  исключительно безнадёжно далеко, надеялся на встречу с женой.

Но комната пуста.

Ещё месяц, другой и выветрится и дух её, подумал Яков и уставший за день, прилёг на диван и задремал.

Очнулся от лёгкого стука в дверь, вскочив с дивана, открыл двери.
За порогом стояли Пелагея и Вера.
Пелагея, засмущавшись, опустила в пол свои красивые глаза.
Вера сказала: «Яков Иванович, пригласите дам войти в комнату и загадочно улыбнулась.
Яков, боролся с волнением, и было заметно, побледнел.

Справившись с волнением, сказал: «А я ни кому и никогда не запрещал переступать порог, а тем более не отказывал никому проживать здесь, так что разрешения спрашивать не обязательно».

Проходя мило мужчины, Вера, не заметно, сильно ущипнула коллегу по работе за локоть и, моргнув, дала понять, и призвать к спокойствию, если потребуется.

Но Яков, не входил в категорию конфликтных мужчин, а ущипнула так, чтобы сгладить напряжение.

Женщины вошли в квартиру, расселись на стулья стоящие вокруг круглого стола.

Яков ушёл в дальний угол комнаты и присел на мягкий диван, стоящий у стенки вблизи окна, согнулся и сидел, глядя в пол и говорить ему не хотелось ни о ком и ни о чём.

Пелагея, знала особенность характера и искала пути к началу разговора. Оглядев комнату, она сказала: «А здесь мне всё родное, соскучилась, вроде сто лет отсутствовала», - и опустила глаза, плечи её содрогнулись.

Она достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. Вера сочувственно смотрела на подругу и искала зацепку начала разговора.

Когда молчать стало не выносимо, Вера обратилась: «Яков Иванович, угостите дам чаем».

Мужчина охотно поднялся и приготовил: он заварил в фарфоровом чайнике «слоника» из фольговой пачки, накрыв кухонным полотенцем, намекнул дамам самим себя обслужить, сказал: «Угощать нечем, извините, к встрече не готов!»

Пелагея тревожно глянула на мужа, она хотела поймать его взгляд, но Яков не пожелал: отвёл глаза в сторону дивана, на котором только что сидел.

Вера, локтем, легонько толкнула подругу со словами: «А ну ка, хозяйка, хватит глазки строить и хандрить, угощай всех чаем!».
Яков встал, подошёл до вешалки, накинув плащ, со словами: «Прогуляюсь», - и вышел из комнаты . . .

Женщины переглянулись. Они не знали как вести себя дальше.

Побродив без всякой цели по улицам и переулкам своего микрорайона, Яков возвратился домой.

Входные двери квартиры закрыты на ключ.
Он вначале подумал, что женщины закрылись, чтобы привести себя в исключительный порядок, в том числе и поправить причёски.

Дрожащими руками достал из кармана ключ и повернул его в замочной скважине. В квартире мрак темноты и глухая тишина, Яков понял: «Ушли». Решение уйти, конечно же, приняла Пелагея.

Вера к нему относилась с большой доброжелательностью и не могла быть организатором или советчиком  покинуть квартиру. И он понял: «Пелагея не настроена на возобновление семейной жизни. На столе стоял не тронутый фарфоровый чайник. К заваренному чаю из маленькой пачки со «слоником», никто и не прикоснулся. «Зачем же было промокать влажные глаза платочком при обзоре комнаты, в которой прожито столько счастливых лет? Или игра в любовь?» 

Яков глубоко осознал: «Связь разорвалась бесповоротно и безвозвратно!» Верить в это не хотелось, но, увы и ах! Как пережить, чтобы не натворить того, что поправить будет не возможно??

День клонился к ночи: думать ни о чём не хотелось.
Желанье было одно: зарыться с головой куда – нибудь и не видеть и ничего не слышать.

Успокоиться, и только успокоиться звучало в голове.
Раздевшись, упал в пастель. «Его всю ночь, нежно ласкала и целовала Анфиса, а он обнимал и страстно прижимался к податливому её телу». Он, даже наяву, почувствовал телесную наготу горячего её тела, как вдруг, в темноте ночи привиделись ему красивые глаза жены.

Но что это такое?
Почему они округляются на голове волчицы?

Волчица!

Да, та самая волчица, что была застрелена незнакомым охотником в чужом для него лесу, чужим человеком.

Яков закричал: «Пелагея. .а.. а.. а!» Но в ответ, откуда-то, то ли от стука вагонных колёс, или сердца ритм понесло в разнос, глухо донеслось до его слуха . . . Поля - а- а-а. . . я теперь Поля..а - а - а!!

Яков резко вскочил с постели и упал на пол: «Ах, как закрутила ночь, как много всего накаверзничала», - сам для себя произнёс Яков.

Поднявшись с пола, соображал сон это или явь.

Осенний ветер порывами, злобно набрасывался на оконные рамы . . .               

Осень завершала отведённое ей время царствования.

Впереди долгая и холодная зима.

Готовься, Яков Иванович к зиме.

Она обязательно придёт, обязательно!
Её не обойти.
Живи с верой: после стужи наступает тепло.

Ласковое солнце весны и сердце женщины, отогреют тебя!

Верь и жди: весна для тебя будет всем!
А зима, она как соседка с кличкой «сорока», постоит у порога и уйдёт, и редко кто с нетерпением будет ожидать её возвращение.
А вот весну, ожидают, она всем люба.

Жди, Яков, она, будет твоей!

Ты заслуживаешь тепла и весны!

Поля в Ленинграде.
«Сёма, - сказала Поля, - я сегодня задержусь на работе, директор школы явно начинает придирки строить.
Он подписал график работы такой, что выдержать нагрузку вряд ли под силу хрупкой и ни кем не защищённой женщине.
Я возразить пыталась, но Марфа Петровна, посоветовала, пока не возражать ему, а укрепить педагогическую наработку, зарекомендовать себя: «отличный педагог», а уже потом, возражать руководителю школы.

Я всегда знала, что новичку везде трудно, но чтобы до такой степени!» Она ждала сочувствия и понимания от Сёмы, но этого не услышала и расстроенная невниманием «любимого», отправилась в школу.

Она знала, что её избалованная вниманием окружающих натура, будет сопротивляться. Она почувствовала и то, что её капризам, здесь никто не собирается потворствовать и это огорчало.
Ещё Марфа Петровна, рассказала, что все новички проходят испытание.

Не каменная я! – нервничая, заключила Поля и добавила, - я не привыкла, чтоб так со мной поступали».
«Привыкай, Поля, новые, свои порядки, твои порядки, устанавливать тебе никто здесь не позволит.
К новым порядкам, а они у нас не простые, здесь Ленинград, а не . . .   и надо привыкать и это только начало, - подытожил Сёма,  - ты не в провинции живешь, и тебе понимать надо это. Ты не девочка и будешь менять уклад жизни на «столичный» ритм, будешь выставлять капризы: в узел завяжут».

Такие слова прокручивались в голове.
Она, цокая каблучками об асфальт тротуара, бежала на работу.
«Но, почему Сёма, мне не сочувствует?

Почему он напоминает о возрасте? Или притворяется, играет в любовь?»

Поля ощутила себя оскорблённой, обиженной, не нужной и теряющей всякий интерес и к работе и, к жизни.
Она со страхом это осознала и потухшая появилась на работе.

Зайдя в учительскую, сквозь зубы поздоровалась.
Ответного приветствия, не услышала, а ещё раз всех поприветствовать, было не в её правилах.

Украдкой обвела взглядом присутствующих учителей и, схватив классный журнал, нервно цокая каблучками, удалилась на урок.

Измотанная за день работой, она уже не цокала каблучками на показ, а тяжелой походкой возвращалась в чужую, съёмную квартиру.

Нажала кнопку звонка.
Открывать ей двери никто не спешил.
Она достала из сумочки ключи и открыла двери.

Света в комнате не было.

Зашла на кухню.

На кухонном столе лежала записка: «Пошёл к жене, надо решить кое какие не-разрешённые вопросы, ночевать не приду.
Обнимаю.
Сёма».

Она привалилась к холодной стене чужой, съёмной квартиры и, начала осознавать поспешность своих необдуманных поступков. Поля прилегла на старенький, чужой диван и отключилась от реальности.

Уставшая, она заснула.
Одинокая, и опустошённая, готовилась выйти из чужой квартиры, в чужом городе, в чужую для неё школу.

Она шла на работу.
 
Посёлок лесной «Таёжная речка».

Как и всегда велось, посёлок подготовился к зимним холодам.
Размеренный ритм жизни без бытовых излишеств, всё просто. О другой жизни никто и не мечтал: не знал таёжный люд другой жизни и радовался каждому дню восходящего солнца. 

Жили, как и повелось с исстари, дружно и мирно.

Жили всегда честно, никто и никого не обманывал: можно даже и поверить – как одна дружная семья, без склок и обид друг на друга.

В субботние дни старались вставать пораньше: управиться с домашними делами, так чтобы весь день не колотиться, и можно с гостями посидеть, поболтать, пообедать.

Степан тоже встал пораньше, глянув в окно, сказал: «Вот так ночь, снегом завалило наш посёлок, пойду, потружусь, за оградой сугробы метровые разгребу».

Он взял лопату и приступил к разгребанию снежных заносов. Через некоторое время выбежала Нюра из избы и сказала: «Побегу в магазин, сахар закончился».

Степан намекнул: «Бутылочку прихвати, посидим в обед, - прихвачу, прихвачу, на то и субботний день», - сказала добродушная и понимающая жена и удалилась в заснеженную даль.

Степан смотрел ей в след: «Хорошая мне досталась баба, понимающая, не лезет со своими нравоучениями, поэтому и люблю её, не конфликтная, - заключил он.
- Это они в городе испоганились.

Вон, сын мой, Лёшка, уехал в город,  нашёл там, не пойми что!
Разукрасила себя красками, на фотке видно, как новогодний клоун, я бы не женился не такой. 
Нюра мне люба, не променяю ни на какую другую». С этими думами вошёл в ограду и поставил в угол лопату и взялся в ограде напилить дров: лишними не будут. Дрова готовил всегда по весне, по сокодвижению.
Поленницы сухих дров оставались и на следующий год - не истапливали.

У них было всё и всегда исправно: лад в семье основа всему.
Так размышлял Степан, присев на бревно закурить. «А что ждёт моего Лёшку? - слова доброго вряд ли услышит.
Знаю тех городских,  краски да туфли на уме».

В это время вошла в ограду Нюра - вернулась с покупками из магазина. «Я привет принесла от Анфисы», - сказала жена, - и пригласила, на обед придёт.
- Да и правда, забыла она к нам стёжку – дорожку?» - подыграл жене Степан.

В полдень сидели за столом и мирно и ладно беседовали.
Выпив по рюмочке водочки, разговоры пошли веселее.

Нюра тайком поглядывала на подругу: ей хотелось поскорее услышать последние новости о Якове, но Анфиса не спешила.
Она относилась к категории не болтливых женщин: лишнего не скажет и тем более, не придумает от себя ничего для убеждения собеседника.
Они поэтому и подружились.

Но даже, для подруги, Анфиса оставляла тайну свою. Она считала, что человек с тайной, симпатичнее и может быть даже красивее болтливых людей.

Но это её выбор и пусть будет всегда с ней, на её право никто не собирается нападать. Или, по другой причине: разберись, в этих женщинах, они порой и сами себя не понимают.
А если бы понимали себя, то опрометчивых поступков не совершали, на то и материнство от бога им дано! Выпили по второй и по третьей и, Нюра предложила спеть песню и начала первая. Она попросту, как это умеют настоящие русские женщины, затянула: 

Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идёт.
На нём защитная гимнастёрка, она с ума меня сведёт.

Анфиса подхватила песню: она пела, опустив глаза в пол. На середине песню продолжать не стали и Нюра, как бы невзначай, спросила: «Не собирается ли Яков Иванович, навестить наше таёжное местечко.

- Нет никаких вестей от него. Да кто я для него, у него своя семья. Я без надежды с ним на встречу, живу и радуюсь, что такой человек был в моей жизни.

Будем считать, был мимолётный таёжный роман в моей судьбе, он кто!
Он Яков Иванович, а я кто?
Я просто Анфиса, продавец поселкового магазина.

 - А ты у его друга, как бы ненароком, спроси, где он и как он, - нет, как то неудобно, ещё на смех пустят!
Да я думаю и то, что Яков Иванович не будет рассказывать приятелю, и как там ещё, другу, о своих личных, а тем более семейных делах.

- Да, но всё равно вижу по тебе, скучаешь, - скучай не скучай, ничего от моей скуки не поменяется».

Степан сидел смирно и слушал разговор женщин, как вдруг выпалил жене: «Он тебя тоже зацепил за сердечный нерв, лезешь в душу человеку? 
- Тоже придумал, зацепил, ты меня зацепил и другого мне никого не надо. Я вот иной раз иду и нет – нет, да и гляну на какого – нибудь мужика и думаю, - а мой Степан, лучше всех мужиков на свете!» - заключила сказ Нюра. Анфиса качнула головой и одобрительно сказала: «Ну и, слава богу, подруга, и спасибо вам обоим за то, что вместе вам хорошо, а мне хорошо с вами!»

Анфиса встала и стала собираться: «Магазин надо открыть к вечеру, может быть товар кому то потребуется и с этими слова вышла во двор. Разговор с Нюрой, вновь растревожил её душу, вновь вспомнился Яков. Сладко засосало, где то под ложечкой.
Вот бы случилось: открываю квартиру, а Яша, мой Яша, ожидает меня: сидит на самом краешке нашей с ним постели.
С этими мыслями зашла в дом: дом пуст.
Она взяла ключи и пошла открыть магазин, поселковый прилавок.

Жизнь Анфисы в посёлке.
 Родилась здесь, в посёлке «Таёжная речка». Она была желанным ребёнком в семье молодых родителей.

Родители её, познакомились здесь же, в посёлке: они приехали молодыми поработать сюда, заработать деньжат, говорили, но создав семью, остались надолго.
Анфиса, закончив поселковую семилетку, больше учиться, не стала. Ей предложили работу: заведующей поселковым магазином.
В скором времени познакомилась с парнем, приехавшим к другу посмотреть на посёлок в таёжном краю, а может быть и деньжат подзаработать, но встретив девушку, остался работать шофёром.

Вместе жили как то без всякого интереса друг до друга: многие семьи так живут. Коля поехал навестить родителей и назад не возвратился.
Вначале, ждала, горевала, жалела, но когда поняла, не вернётся, отпустила от себя. Пожелав Коле, хорошо устроить свою судьбу, с уверенностью отпустила от себя и простила его не затаив обиды.

Она продолжала жить спокойно и пристойно, до встречи Якова: «Значит судьба моя такая», - рассуждала Анфиса, но, встретив Якова, жизнь свою начала переосмысливать и задумываться.

Яков, конечно же, не был сравним с Колей! Красивый, образованный. Коля, а больше и нет ничего. До него никого не было у неё, и приняла его в свои объятия таким, каким был на самом деле.

Он что, отработает смену и к друзьям – собутыльникам в карты играть убежит, а она опять одна в четырёх стенах сидит, да носок или шаль вяжет.

Так, долгими, зимними вечерами рассуждала Анфиса: она ожидала жизненных перемен.

Красивая, ладная, без капризов и особых требований женщина.
Народ, жители посёлка, с уважением относились к ней, и она знала об этом. Ребёночка, они с Колей, не завели, всё как то не получалось. Вот, он, ничем не обремененный и выпорхнул «из гнезда», не видя никакой за сожительство ответственности.
Писем не присылал и в гости к себе не звал.
Молодые мужики, зная её положение, пытались заиграть с ней, но отскакивали, не получив надежды на встречу.

Порядочность и верность в посёлке были в чести.

Не припомнятся подобные сцены заигрывания с чужими жёнами, или женатых мужиков с девушками, не принято.
Анфиса, как и все жители посёлка, имела хозяйство.
Ей нравилось по утрам, в погожую погоду, вывести на лужок козу, выпустить за ограду несколько курочек - несушек: «А зачем мне больше, одной этого достаточно», - говорила она иногда.

Изредка, писала родителям письма и получала вести от них, но уезжать с малой родины не хотела. «Какая тут красота, возможно ли, распрощаться с этой красотой, нет, здесь не тоскливо жить, здесь и малая, и большая Родина», - и слова эти согревали.

А уж, как рыжики собирать любила, это особая тема. Их заготовляла - запасала много на долгую русскую зиму.
Ими и угощать соседей любила.

Нюра порой скажет: «Анфиса набирает столько рыжиков, что и на нашу семью в достатке».
Нечасто, но привозили в посёлок кино в клубе посмотреть.

Сходить в клуб и посмотреть кино, являлось событием для сельчан.
Иногда, правда, какой – нибудь «кавалер» после кино и увяжется к ней в напарники провожатым, но до ограды только, постояв минуту, возвращался восвояси.

Весь люд – народ посёлка, всегда на виду, ничего не утаить.
Она и ничего не утаивала, жила, как и остальные порядочные люди.
Её любимое изречение знали и остальные: «Если ты человеком зовёшься, то и дела и поступки должны соответствовать человеческим».

Утро нового дня, сегодняшнего дня, показалось Анфисе, особенным, ярким, загадочным.
Она ловила свои мысли и им улыбалась, а что это за мысли и сама не могла объяснить, чему улыбалась.
Но чётко знала, что - то должно произойти и произойти именно сегодня: сердцем чуяла. Закрыв магазин на замок, побежала по хрустящему снегу в лёгких серенького цвета валеночках, радовалась, а чему и сама не знала: домой спешила.
И лоб в лоб встретилась с почтальонкой возле своего дома:
- Я к тебе стучусь, а ты тут, по улице бегаешь,- шутила женщина.
- Принесла тебе письмо, а в дом никто не пускает, постой-ка, сейчас нащупаю в сумке его, не много уж писем-то осталось, разнесла по адресам, - с любезностью сказала женщина.

Вручив конверт адресату, отправилась дальше нести радость в дома.

На бегу поблагодарив за вручённое ей письмо, Анфиса помчалась в дом, перечитывая на бегу обратный адрес.
Обратный адрес и почерк не знаком. Сначала подумала, что Коля весточку прислал о себе, но почерк не его.

Забежав в дом, вскрыла загадочный конверт, и горячая кровь обожгла всё лицо: «Яша, мой Яков Иванович, мне написал!» - радовалась, как ребёнок Анфиса.

Прочитав первые строки, залилась слезами радости.

«Яша, родной мой, Яша!
В сотый раз произносила вслух его имя. Скучаю по твоей ласке, мне не хватает тебя, любимый, и родной ты стал мне после первой же ночи проведённой с тобой. Я люблю тебя!» - причитала она в пустоту дома.

С нежностью, с какой - то особой лаской и трепетностью, раскрытое письмо, положила на белую скатерть стола, а сама вышла в другую комнату и встала возле окна.

Я, мой дорогой читатель, напоминаю вам, что нехорошо подсматривать, тем более читать, откровения писаны не вам. Но ваше любопытство не имеет границ?  Удалось??

Тогда пусть останется тайной, если удастся услышать откровения влюблённых. Тайну надо уметь хранить, не вам же писано, а если услышали, то не спешите, чтобы весь мир знал о ней.

Вдруг письмо само заговорило, оно вроде бы заговорило само по себе, ну как в сказке, а в сказки надо верить.
Мы просто послушаем, как слушаем радио и никому не причиним волнения, а тем более вреда.

Письмо Анфисе от Яши.
«Анфиса, здравствуй. Сомнения и муки терзают меня всё это время после отъезда из посёлка «Таёжная речка».

Всё ждал улучшения возникших трудностей в семейной жизни, но дождаться не смог. Мне не хотелось тревожить тебя неопределённостью.

Я и сам до сих пор не хочу верить в сложившуюся ситуацию, в которой я оказался. Она, как гром среди ясного неба, разрушила мою жизнь.
Я считал и считаю, что моя тревога, к тебе не имеет никакого отношения.

Тревожить твой покой неопределённостью не имел права, поэтому и молчал.

Сейчас, когда более или менее стало понятно, решился сообщить тебе о своём существовании. О своей жизни тебе не рассказывал, хотя ты и просила об этом. Я и сейчас не буду этого делать, тебе просто это не нужно знать.
Я, тогда на твою просьбу, рассказать о себе, сказал: «Наступит время, сама всё узнаешь, и утаивать от тебя не буду, и обманывать не буду, это не в моих правилах, но и распускать слухи не мой принцип, тем более, о личной семейной жизни.
Если будем вместе, узнаешь лично из моих уст, что посчитаю необходимым, в то посвящу тебя.

Кричать о неземной любви повременим, обнимаю.
Яков!»

Суховатым показалось письмо, вот и отложила его Анфиса: раскрытым оставила на столе. А сказочный, невидимый "домовёнок", он живёт в её доме, на правах хозяина, не особо просит разрешения на дела, которые ему хочется совершать.
Он порой распоряжается всем, чем только вздумается, что в голову ему взбредёт! С ним же совладать невозможно, всё делай только по нему и не противься, угождай! Он и письмо вслух почитал, какой с него спрос? - а мы с вами послушали, а тайну письма, сохраним в этом доме, для благополучия и спокойствия бытия и жития.

Анфиса снова взяла письмо и много – много раз перечитывала строки адресованные ей издалёка - далека.
Думая о нём, она заснула в той самой постели, в которой так надёжно было ей с этим красивым и сильным мужчиной.

Утром, вскочив с постели, раньше обычного времени, не одеваясь, сразу же схватилась за долгожданное письмо.
Она вглядывалась в каждую написанную букву, она искала между строк сокровенные слова, те, которые спешно изменят её судьбу и приблизят к нему.
Но…

За прошедшую ночь строк в письме не добавилось. Ей хотелось не письмо читать, а его видеть рядом с собой и ощущать его ласки.
Перечитав письмо, села сразу же, поутру, писать ответ.

Главная тема её письма, конечно же: «Томлюсь в ожидание встречи с тобой». А мы с вами, читатель, давайте проявим тактичность, не будем подсматривать, какие подбирает слова влюблённая женщина.

По пути в магазин, опустила письмо в почтовый ящик и легко вздохнула: ей хотелось, чтобы письмо не шло, а летело со скоростью птицы.

Приезд сына Лёшки к родителям.
Вечером к Анфисе прибежала Нюра и сообщила:
- Завтра, сын Лёшка, с женой приедут в гости, отпуск дали им. Надо принять по-людски, городская, всё-таки жена-то у него, чтоб не осудила. Поможешь мне стол-то накрыть?

- Ну как же, Нюра, конечно, не чужие ведь мы с тобой, подруги, - ответила Анфиса и принялась искать  и подбирать посуду, ту самую, которую выставляли на стол по праздникам.
 
-Рюмки-то, где-то у тебя были хрустальные, поставим на стол и угощать водочкой из них будем», - с восторгом суетилась Нюра. Ей хотелось показать, что у нас тут житьё - бытьё, не хуже городского.

- А тарелки-то те, что вместе с тобой покупали, целы? Я часть из того сервиза не сохранила, подбери мне, если они у тебя целы. Да и бокалов красивых штук шесть подбери, квасу в них нальём и на стол поставим, – радовалась встрече с сыном мать. Сложив посуду в сумку, Нюра умчалась к себе в избу.

Она чувствовала, что излишне суетится, но справиться с эмоциями не могла, а может быть не хотела. Целый год сына не видела, а невестку, его жену, Нинку, только на фотке и видела.
Тогда Степан, глянул на фотку из Лёшкиного письма, и сказал: «Ничего, да уж больно тощая, да глаза-то увела, словно ворон в небе считает». Нюра, услыхала, как он буркнул и сказала:
- Придумал тоже, тощая, молоденькая, вот и тощая. Глаза в небо увела, так у них в городе, принято: под артисток подделываются, те, всегда глазки норовят поставить по-особенному, не как у всех, - заключила женщина. Глянула на мужа и продолжила:

- Не вздумай при людях так сказать, беды потом не оберёшься, всю жизнь вспоминать будет.
Степан глянул на жену и про себя подумал:
«Завтра увидим».

Так, в суете, беспокойстве и тревоге день подходил к ночи. Нюра ещё раз всё проверила: пересчитала посуду, вилки, ложки, тарелки, рюмки и заключила: всем всего хватит.

Самое торжественное и вкусное блюдо, пельмени: налепили много. Даже и Степан принимал участие - фарш молол на ручной мясорубке.

Нюра с Анфисой проворными руками заполняли противни слепленными пельменями, да на мороз таскали, в сенцах на полочки ставили.

С мыслями о встрече с сыном, пошли спать - завтра встать надо пораньше, подготовиться, чтоб стыдно не было.
Нюра разделась и направилась в спальню. Степан поспешил за ней, но жена сказала:
- Иди в свою комнату, надо хорошо выспаться, красивыми надо быть при встрече. Степан, подумав, буркнул:

- А что, если переспим, то некрасивыми сделаемся, придумала тоже, - буркнув себе под нос, завалился в постель и заснул богатырским сном.

Рано утром все были на ногах:  работ и хлопот полон рот, говаривали в таких случаях.

Перед обедом, под самые окна избы, подкатила попутка - бортовая трёхтонка.

Из кабины выскочил Лёшка и ни на кого не глядя, стал вытаскивать свою городскую кралю.

Она кокетливо пыталась изгибаться под потолком кабины, с желанием красиво вылезти.

Вначале выставила сапожок – шпильку на обнажённой ноге: явно хотелось удивить селян: «Вот в каких сапожках ходим мы, городские, не то, что вы, валенки!» Но промахнулась, или сапожок – шпилька соскользнул с обледеневшей подножки, и Нинка рухнула на дорогу.

Задуманный сценарий не сработал. Все сразу подбежали её «спасать» от самой себя. «Доченька, ушиблась, ой Господи Боже, ну надо же такому случиться!» - причитала сквозь еле заметную улыбку её свекровь, а некоторые очевидцы случившегося, отвернулись, не сдерживая еле заметной ухмылки.

В сценарий Нинки входила задумка: «Подъедет машина под самые окна избы, Лёшка, откроет красиво кабину, она красиво протянет к нему свои длинные руки в перчатках, он возьмёт её на руки и понесёт сразу в дом, а она величественно и томно будет смотреть в небо, подкатив глаза: «Я приехала, целуйте и обнимайте меня!»
Но Лёшка, не успел подхватить её - сорвалась со скользкой подножки машины.

Большой трагедий не было, но Нинкин план, с «показом себя», рухнул в историю посёлка «Таежная речка».

Потёртый дорожный чемодан, занесли в переднюю комнату и приезжая, собралась разложить свои наряды. В это время в комнату вошла Нюра и предложила идти в баню. «Баня сегодня получилась во славу, ждёт посетителей, весь угар вышел, остался только запах берёзового веничка, попаримся».

Нинка, держала платье с декольте, и в упор смотрела на свекровь, не говоря ни да, ни нет.

- У нас в посёлке принято: первый жар для мужиков: в большом пару они любят париться», - сказала мать и посмотрела на сына.

- Ты, сынок, с мужиками пойдёшь, или вы вместе желаете помыться? - спросила мать, стараясь обоим угодить. Нинка скороговоркой выпалила, что в баню пойдут вдвоём.

- Хорошо, как вам угодно, дети мои», - услужливо сказала мать и удалилась.

Степан узнав, что сын его ходит в баню с бабами, засмущался.

- А мне кто спину будет тереть? - шуткой намекнул он, - пойдём, мать, попаримся.

- Тоже придумал, чего это я с тобой пойду в баню, с каких это пор ты придумал? - шутливо заметила Нюра.

- Давай-ка я сбегаю, да Виктора Лебедева, приглашу тебе в напарники, вот и попарите, друг дружке спины-то, - и проворная хозяйка выскользнула из ограды за соседом.

Через два часа, напарившись в баньке, сидели за столом, весёлые, красивые, нарядные.
Лёшка командовал парадом и, всем казалось, тамада он, да и только. Слова так и отскакивают от него, да всё как то в дело, всё со смыслом.

Тамада, да и всё, других слов у меня нет!» - заключила мать, Она не сводила глаз с сына. Она крепко скучала, порой даже плакала со скуки - год не видела

Она и не догадывалась о таком таланте сына, сидела и только покачивала головой в знак согласия. Она одобряла каждое его слово, и ей подумалось, что город его таким сделал.

Изредка, украдкой, поглядывала и на невестку.
Ей хотелось понять её и услышать что - то благодарственное за такого сына.
Она мать, и естественно, ждёт самых лучших слов о нём.

Они со Степаном, воспитали единственного сына, больше как то не получилось.

Нюра, толкнув легонько мужа в бок, шепнула: «Надо ведь как то благословить их на благополучный брак».

На что Степан сказал: «Ты мать, вот и начни первая слово своё, а я уж после тебя, вроде так полагается, поддержу».

Нюра, тихонько встала, не привлекая особого внимания, вышла в другую
комнату.
В той, другой комнате, у стенки, стоял старинный сундук. На дне сундука, в уголке, обвязанная в тряпочку, была иконка: хранила, чтоб никто не обнаружил.

Через несколько минут, вернулась к столу. Она держала в руках маленькую старинную иконку.

Все молча, ожидали, с чего начнёт мать. А мать, она везде мать, где бы ни была: добрые и поучительные слова, особенно, в адрес детей, всегда с нею.
Она сказала: «Сегодня, мы с отцом радуемся, вырос наш сынок и заводит семью.

Вот посмотрите на святой лик внимательно и живите всегда с Богом. Вспоминайте бога, не гневите бога, счастливы в жизни будете».

Нинка, ёрзала по лавке и не довольная словами свекрови, ни к кому не обращаясь, сказала:
- Придумали, какое благословение может быть в двадцатом-то веке? Все притихли и ждали, как будет «выкручиваться» с ответным словом свекровь. Нюра посмотрела на невестку и промолвила:

- Доченька, добрые слова нам нужны при жизни, людям, а с верой в бога жить легче, они силу имеют большую.

С отцом живём давно по времени, а мне вот кажется, как будто бы вчера поженились.
Нам каждый день в радость, нам хорошо вместе, потому как у нас дела и мысли с ним едины, живём и понимаем друг друга, поэтому и достаток, и уют в доме.

Живём с богом, вот бог и даёт нам достаток.
Пусть и ваша жизнь будет в радость обоим, а мы с отцом будем радоваться за вас и ждать внуков.

С этими словами женщина закончила сказ и помолчав, украдкой глянула на мужа: она призывала его сказать своё мужское слово.

Отец встал и, не подбирая слов, попросту, по-мужски, сказал: «А мать права! С богом или без бога, жить вам, вы сами обязаны разобраться, с кем вам по пути. Но по чести и совести жить, заставит сама жизнь. Жизнь надо полюбить и не конфликтовать с нею».
Нюра одобрительно глянула на мужа и глянула на невестку.

Нинка, опустив накрашенные ресницы, накрашенными ноготками кокетливо поправляла причёску, и молчала.

После выдержанной паузы, как бы невзначай, буркнула: «Провинция». К её словам никто не прицепился: сделали вид, ничего не слышали.

Степан встал и вышел на улицу: ему захотелось глотнуть холодного воздуху.

Он прохаживался по скрипучему зимнему снегу и думал: «Какая же жизнь будет у сына?» «Степан, ты где, ходишь? - сын ответное слово говорит», - сказала Нюра и помчалась слушать слово сына.

Степан, переступив порог, услышал: «Спасибо говорю вам, мои родители.
Вы учили добру и вниманию к людям, отступать в жизни не буду.
Я вырос в таёжном краю, в отдалённом краю, далеко от больших городов и большой цивилизаций.
Хорошо ли это? Я, будучи уже взрослым, осознал, хорошо!
И говорю не ради красивого слова и сегодня, глубже осознал.

Я в детские годы стал понимать и честь и совесть, они вам, мои родители, и вам мои земляки присущи, спасибо всем!
Я насмотрелся на городскую жизнь и честно скажу, напрасно народ рвётся в города, в города тяжёлые, промышленные и не сострадательные к человеку.
Они хороши по картинам».

Лёшка заключил, что хорошо там, где нас нет.
Мать не сводила с сына глаз и радовалась каждому сказанному им слову.

Она тихо встала, подошла к сыну и поцеловала. «Не подражай сынок никому, живи своим умом», - и присела на своё место, с краю.

Отец продолжать разговор не стал, он сказал: «Давайте выпьем, за всё хорошее!» Чокнувшись со всеми хрустальными рюмками, выпил до дна со словами: «Горько».
Молодые поцеловались, улыбнулись родителям.

Анфиса, опустив глаза, негромко начала выводить песню: -

«И всё чаще, чаще, чаще снится мне.
                Он, идёт, по тропке вдоль реки.
                Подбегу, на шею ему брошусь я. . . 
                О любви слова не утаю».

Застолье продолжилось за полночь, без речей и нравоучений, с песнями.

Нюра попыталась поддержать Анфису, но слов песни не знала, толкнув легонько локтем, спросила: «Ты сейчас слова то эти придумала,  я раньше от тебя не слышала их».
Анфиса, улыбнулась и, качнув головой, вышла.

Она шла домой, думая о Якове.

И снова… раздумья Якова.
Дни Якова Ивановича, проходили одинаково - походили один на другой.

Днём наступало успокоение, ночь труднее: думал и мысленно ласкал любимое, когда то тело жены.
Он представлял: оно теперь ему не принадлежит.
Её ласкает, целует и обнимает другой мужчина.
Эти виденья-воображенья, эти представления в ночные часы отдыха были самыми тяжёлыми, верить и осознавать не хотелось.

По просьбе директора школы, взял дополнительные уроки в нагрузку. Домой возвращался поздно, затемно и, садился за подготовку к завтрашнему дню: в напряженном режиме работы, быстрее летело время.
А куда оно летело, куда спешило, где его конечная остановка?

Яков, в глубине души понимал, где может быть его остановка, но...
Осознавать до конца своё внутреннее состояние, душа не готова, не хотела, сопротивлялась.

Но, тем не менее, написал первое письмо Анфисе.
Письмо писал без вопросов, без обещания на встречу, поэтому и получился текст его суховатым,
сдержанным.

Часто ли он заглядывал в почтовый ящик, ожидая ответа? Мне показалось, нечасто. Что с ним, перегорел, или ожидал…?

А чего ожидал?

Жил надеждой на встречу с Пелагеей??
Я, как автор, не возьмусь передавать его мысли, я их оставлю при себе!

А ты, читатель мой, как ты думаешь?

Я тебе передаю его судить или миловать!

Дан тебе выбор!

Ты ощущал подобное состояние?

Нет? Счастливый ты человек! И дай бог, чтобы никогда подобное не приключилось с тобой!

Соседи и окружение по работе все, всё знали, но в душу к нему никто не лез, расспросами не докучали: знали, что темы для разговоров оттуда не почерпнуть. Его душа всегда была и есть на замке для посторонних. Но встречаясь со знакомыми и соседями, испытывал смущение и неловкость.
Он прекрасно понимал: пересудов достаточно, осознавать подобное, оказалось сложнее, нежели напрямую вести разговоры.

Как-то раз задержался с газетой у почтового ящика и услышал женские голоса из соседней квартиры: «Укатила в Ленинград его красавица!
Холостой теперь Яков Иванович, достанется какой то …», - и понял, народ перемывает кости.

Он никогда не ввязывался в суды-пересуды, сторонился и делал вид: «Ничего не случилось, не волнуйтесь, соседи, переживайте за свою жизнь».

Сегодня Яков спешил домой.

На середине пути остановился и подумал: «Куда спешу, что ждёт в пустой квартире?»
С этими словами, с этими мыслями, зашёл в подъезд и открыл почтовый ящик.

Письмо!
По почерку определить не смог.

Неспешно зашёл в комнату.
Прочитанное письмо отогрело внутреннее богатство его души, но от тревоги не смогло освободить раненую его душу.

Слов о любви в письме было много, но с ответом не спешил: «Как окончательно созрею, напишу: сегодня не готов к красивым и возвышенным словам», - произнёс сам себе, - а с сегодняшним пессимизмом добрых слов о любви много не найдётся».

Отложив письмо на середину стола, прилёг на диване.

Очнулся от лёгкого стука в дверь.

На пороге стояла Вера.
Не спрашивая разрешения, вошла в переднюю комнату.

Увидала лежащее на столе письмо и взяла в руки.
- Я прошу вас, Вера Васильевна, не надо его трогать, а тем более читать, оно не вам адресовано, - сказал Яков и взял его из рук удивлённой женщины.

- Яша, от меня у тебя секреты? - спросила Вера и высоко подняла брови.
Яков, не глянул в её сторону.

- А я думала, мы с тобой друзья, - сказала женщина и проницательно прожгла его взглядом.

- Друзья-подруги вы с бывшей моей женой, а не со мной, с вами коллеги по работе, - ответил Яков. 
Вера, засмущалась.

Она совершенно не ожидала такого поворота и густо покраснев, поспешила откланяться.
Закрыв дверь за коллегой, Яков облегчённо выдохнул и снова прилёг на диван, размышляя: «А чем же вызван визит коллеги, что-то хотела сообщить, а быть может узнать».
В течение дня, их пути-дороги пересекались, то в учительской, а то и по коридору и вопросов ни каких не возникало.

Ночь для него оказалась бессонной: писал ответ Анфисе, в посёлок «Таёжная речка».
Разглашать тайну его письма не будем, пусть останется для них.

Я думаю, что мы с ними в недалёком времени, снова встретимся.

Пелагея  в Ленинграде.
Ленинградская промозглая зима радужной не была.

Пелагея осунулась. Походка изменилась. Её каблучки, редко цокали по твёрдому покрытию тротуарных тропинок.

Школьная нагрузка изматывала до предела: приходилось вести до шести уроков ежедневно.

Сегодня, после работы, решила зайти в гастроном, на Невском проспекте.
Войдя в магазин, увидала Сёму, рылся в контейнере с картошкой.

Поля поспешила навстречу с ним.
Огромная очередь покупателей в магазине, затруднила проход к нему.

Протискиваясь сквозь сплошную массу людей, потеряла Сёму из виду.
Выбравшись на более свободную территорию огромного магазина, начала глазеть по сторонам и сшибла с ног незнакомую женщину.
Извинилась, и помогла подняться ей с пола, сказала: «Мужа из виду потеряла, картошку набирал в сумку и как сквозь пол провалился».

В это время сзади подошёл мужчина и передал сумку с картошкой женщине, с которой она разговаривала, со словами: «Лиза, подержи, я за табачком схожу, там тоже очередь».
И Поля обмерла.
Она еле на ногах устояла,Сёма!!

Но что это, галлюцинаций или видение от перегрузки.

Женщина держала сумку с картошкой и смотрела в след мужчине, уходящему в отдел «табак».
Поля готова была бежать следом за ним, но ноги приказывали: «стоять!»
Голова закружилась и Поля упала на бетонный пол.

«Помогите, ну хоть кто – нибудь, подойдите», - закричала Лиза.

Помогите!
Неотложку срочно, женщине плохо!»

В это время, подошёл Сёма, увидал, как Лиза склонилась над женщиной и пытается расстегнуть верхнюю пуговицу на пальто.

-Что случилось, дорогая? - наклонившись, спросил он.
- Сёма, женщина упала, прямо на моих глазах, сильно ударилась головой о бетонный пол, ей плохо стало, - поясняла Лиза мужу.

Зайдя с другой стороны, Сёма узнал, Поля!
«Куда бежать, где спрятаться, крутилось в голове.

Бежать, спрятаться, хотя бы за колонну в торговом зале! - крутилось в голове с бешеной скоростью.

Бежать, спрятаться, чтобы не выдать своего присутствия.
Ничего не видел, ничего не слышал и вообще я тут совершенно посторонний и случайный и незнакомый никому человек.

Он незаметно отошёл и встал за колонну в зале, высовываясь, наблюдал за происходящим.

Подошли врачи, за ними санитары с носилками, погрузили и унесли Полю в карету скорой помощи.

Сёма незамеченным, старался идти поодаль.

Дежурная врач, сказала: «Срочно, как можно быстрее, в больницу, на Невский! Карета скорой помощи помчалась спасать человеческую жизнь.

Лиза стояла у центрального входа в магазин с сумкой картошки: она ожидала мужа.
Сёма сделал вид сочувствия пострадавшей женщине, взял сумку из рук жены и, они пошли в направление своего дома.

Решение Якова.
После бессонной ночи, Яков Иванович, на улицу вышел рано: проветриться перед работой, а заодно и отправить письмо.

Неустойчивое настроение менялось в течение дня по несколько раз: мучила, по-прежнему, неопределённость жизни.

Дни тянулись холодные, без особо видимых впечатлений. Отсутствие письма от Анфисы, сильно не мучило, и он понимал: пережитое позади. «Будущее в моих руках и будет зависеть от самого себя»,- заключил он, надеясь на своё самообладание.

Новизна бытия, мало волновала: «Отчего бы такое состояние?» - рассуждал он. Разбираться сам в себе больше не хотел, устал, да и надоело.

По дороге в магазин, встретилась Вера. Она любезно поздоровалась и попросила коллегу задержаться:
- Неделю целую, Пелагея не выходит на связь со мною, начинаю волноваться – всё ли в порядке? – скороговоркой выдала женщина.
Яков стоял и молчал.
Он не находил слов сочувствия и от этого испытывал неловкость.

В глубине его души, общение с Верой, раздражало, но показать реальное состояние, не хотелось.
И вдруг, сам такого не ожидая от себя, спросил:
- Помощь моя требуется!? - и тут же смутился, глядя в глаза коллеги.

- Да нет, какая от вас помощь в этой ситуаций, - вымолвила женщина, повернувшись спиной, пошла по своему прямому маршруту.
Яков стоял в недоумение и глядел в след уходящей женщине: «А какая от вас помощь?» - с лёгкой иронией повторил слова её Яко, - для чего затронула, для чего остановила, или напомнить о существование подруги? - мучился Яков Иванович, заходя в магазин.

Обдумывая дальнейшее своё существование, пришёл к мысли: «Надо съездить к Анфисе в посёлок «Таёжная речка».

Обдумывая план поездки, пришёл к выводу: « Успокоюсь и отвлекусь от дум, тем более, каникулы в школе две недели. 30 декабря уроков нет, махну - ка сразу».

Утром, секретарь школы, ознакомила с приказом по школе.
Якову Ивановичу вменили: возглавить организацию по проведению мероприятий связанных с проведением и празднованием Новогоднего праздника.

Он, в глубине души ожидал такой поворот, но надеялся, обойдётся и организацию школьного бала – маскарада поручат не ему.
Ему, не хотелось этим заниматься именно в данное время, когда мысленно был уже в объятиях Анфисы, но понял: «Отказаться не удастся» и принял приказ, как обязанность.

Приближались Новогодние каникулы.

В школе, с особой тщательностью, велись подготовительные мероприятия, с работы возвращался поздно.

Пасмурные и хмурые дни тянулись нудно, казалось, никогда им не будет конца и никогда не будет былой радости.

Однажды, в бессонную ночь, размышляя над своей жизнью, пришёл к выводу: «Надо окончательно и бесповоротно успокоиться, взять себя в ежовые «рукавицы», как говорят в таких случаях.

Измученный бессонными ночами, уловил, то ли наяву, то ли видение было, или галлюцинации, но явно услыхал голос: «Яков, ты мне нужен!»
«Чей голос...? Кому он принадлежит?» - поднявшись с постели, размышлял он.
«Я всю свою жизнь считал, что нужен и только одной и любимой женщине, а сейчас, я вынужден признать и отвергнуть всё прошлое».
И именно в это время пришло к нему окончательное размышление:
«А родным ли для меня человеком все годы была Пелагея?»...???
Детей не завели, и казалось, жили для себя: «А сейчас жить для кого?»

Но удивительное состояние испытал Яков... обиды нет, как и нет злости.
«А была ли любовь?"
Если была, почему недолговечной, чтобы жить вместе и умереть вместе, в один день, ну как в сказках и некоторых романах пишут».

Но мечтать, рассуждать, и исполнять не одно и, то же. 
С этими мыслями Яков заснул…

Море, солнце и песок

Мне не удалось подсмотреть, а тем более увидать, проходившие школьные мероприятия, связанные с Новым годом.

Каким организатором был Яков Иванович в эту Новогоднюю ночь, прошло мимо меня.

Я, как писатель, на время, потерял из виду наших героев.
Прошу прощения, не доглядел, каюсь.

Моя встреча с ними, состоялась через годы.

- Соня, не заходи в воду, водичка, для твоих ножек, ещё холодна, бегай
по бережку босыми ножками, по горячему песочку, - сказала мать и глянула на барахтающихся в морской волне мужчин.

- Мама, а Егорке можно заходить в воду? - спросила Соня.
- Егор у нас мужчина, ему можно, он с папой, в надежных руках, - продолжила

Анфиса и ещё раз глянула на мужа и сына, плещущихся в морской воде.

Соня напряжённо глянула в глаза своей мамы и вдруг неожиданно произнесла: - -
 - Мама, а мне с тобой разве не надёжно?
И тут только поняла Анфиса, что не правильно ответила на вопрос дочки и срочно поспешила исправить сказанную фразу.
Она сказала:
- Нам с папой надёжно всем, он наш защитник, он бережёт и защищает нас. А коль защитник он, и мы его любим и бережём и они помахали им рукой: подали знак, что видят их, и наблюдают за ними.

Проходившая по пляжу женщина с ведром креветок, предложила: «Варёные креветки, пожалуйста, не дорого».
Анфиса отказалась.
Она видела впервые и море и креветки.

Соня бегала по берегу и пристально наблюдала за поведением отца и брата в воде.
- Сонечка, - сказала мать, - давай с тобой будем накрывать на стол - обед готовить».
- А где же наш столик, мы его не взяли, забыли? - да, мама?» – спросила Соня. - Это так, для простоты говорят на самом деле, а мы без всякого столика сейчас накроем, просто коврик постелем, чтобы песок не попадал в продукты.

Отец вынес сына из воды на руках. Прижимая, согревал озябшего ребёнка теплом своего тела.

- Яша, - сказала Анфиса, - садись с Егоркой на плед, я укрою вас ещё и покрывалом.
Так проходил первый день на морском побережье Чёрного моря.

Якову приходилось и раньше бывать на море и даже купаться и загорать целую неделю, но это было давно.

Состояние радости при виде моря у всех было необыкновенное, радостное и приподнятое.
Анфиса считала себя самой счастливой и желанной женщиной на земле и не забывала напоминать мужу об этом.

Яков и сам видел её состояние  радости и осознавал: легко и просто ему с этой женщиной. Своё мнение высказывать не торопился, но продолжительными взглядами вознаграждал жену.

Я, как писатель этого рассказа, изредка, из «космической высоты», поглядывал на это милое семейство и радовался за то, что существуют такие семьи. Семьи, в которых, в центре внимания бывают дети, заслуживают почитания и уважения, в сочетании, конечно же, с нормальными взаимоотношениями между супругами - родителями.

Наблюдая за семьями, из «космической дали, с небесной высоты», сравнивая, делал выводы – заключения:
«Разнятся взаимоотношения между взрослыми парами противоположного пола». Подобные семьи, о которых веду речь, встречались нечасто и я с радостью осознавал, что могу находиться почти рядом и наблюдать за этой красивой семейной парой на расстоянии писателя.

Личности, в которых всё красиво, естественно, гармонично: они в ладу сами с собою и окружающим их миром.

Радуюсь тому, что могу находиться рядом, или не рядом, но семью эту знаю, знаю, что они есть на свете, живут, и описываю с особой любовью.
И когда настало время с ними попрощаться, стало грустно.

Грустно от того, что могу совсем потерять из виду этих милых людей, а терять их из виду не хочется. А встретятся ли мне ещё раз такие милые, семейные пары в жизни?
 Прощаясь, питал надежду на новую встречу с ними.
Мне, конечно же, хотелось и вас, мой читатель, посвятить в события их дальнейшей жизни.
Удастся ли?. . .

22 января 2015 год.