Глубоко внутренний мир

Когда Рита хотела объяснить кому-то свое состояние, она говорила:
"Я как пластиковый стаканчик, понимаешь? Хрупкая, как стаканчик, меня можно смять... Я от всего вибрирую, понимаешь? Как желе... в стаканчике..."

Рита путалась и расстраивалась. Ее не понимали, хоть и кивали с готовностью и застывшим лицом.

Рита стыдилась себя. Своей неуклюжести и беспомощности, своей чёртовой социопатии и эмпатии без меры, шут бы ее побрал.

Рита не знала за собой ни одной похвальной выдающейся особенности, ни одного убедительного достоинства - не было в ней ничего устойчивого. Все зыбкое и дрожащее. Как желе в пластиковом стаканчике.

Рита жила нервным зверьком, виноватой сразу во всем. Она соглашалась с тем, что не получилась, не вышла, не сформировалась в жизненную крепкую позицию. Бултыхалась и покачивалась. Была готова к испугу.

В чужие истории Рита впадала как в свои, даже горячее и участливее. Потому что чужая жизнь по определению была бурной, страдательной, с подскоками и репризами. А у Риты жить получалось наметкой мелкими стежками. Ну, так получалось.
 
А со стороны, взглядом чужих людей, Рита совсем не была похожей на стаканчик!
На никакой! Ни на пластиковый, ни на керамический, ни на граненый Мухинский!
Даже на суровую жестяную солдатскую кружку не похожа была Рита.
И если посмотреть на Риту отстраненно-незнакомым глазом и подумать: а что там внутри Риты?..
Ну, никакое не желе!
Не бламанже, не студень, ничего расхлябанного и хлипкого - ничего похожего не ожидалось в Рите при беспристрастном ознакомлении.
Рита с виду была Т-34, по тоннажу и проходимости.
Ее глаза - два дула.
Да, Рита - танк с двумя дулами.   
И стрельбой на поражение без предупреждения.