Через тернии

               

 "Нет уж , лучше мне не смотреть, чтобы вдруг не увидеть хужего.
 Я на всю эту ржавую мреть буду щурить глаза и суживать..."
    (C.А.Есенин, "Сторона ль ты моя сторона")
 

- Каждый год, одно и то же, - с раздражением глядя на часы пробурчал Андрей в адрес суетящейся жены, - говорил же, надо было встать в четыре!
- Ну, тогда надо было выезжать вообще в ночь! – с вызовом отпарировала Анна.
- Нет уж, спасибо за совет, - живо отреагировал Андрей, внутренне содрогнувшись от отозвавшихся болью в сердце и еще не зарубцевавшихся воспоминаний.

В прошлом году, в конце апреля, открывая дачный сезон, они решили выехать в ночь, чтобы обмануть традиционный пробочный коллапс.
Вполне удачно преодолев наиболее “узкие места”, уже почти на финише дачного марафона, двигаясь по вконец раздолбанной дороге, толком не ремонтировавшейся со времен распада Союза, расслабившийся Андрей не заметил в наползающем тумане очередную коварную яму…
Колесо, с выправленным кувалдой, но безнадежно поведенным диском, до сих пор немым укором валялось “в запаске”.

Тем не менее, ожидаемо затянувшиеся сборы подходили, наконец, к завершению.

Виртуозно запихивая в маленький “барсеточный” багажник автомобиля последние дачные шмотки, Андрей удовлетворенно отметил:
- Ну вот, вроде бы и все, а сумки с едой возьмешь в салон.
- И как это тебе удалось все впихнуть, не складывая заднее сиденье? – с неподдельным восхищением похвалила его Анна, по-хозяйски оглядывая заботливо и рационально размещенные предметы нехитрого дачного быта: канистры с питьевой водой, коробки с семенным картофелем, пакеты с удобрениями, упаковки с новым укрывным материалом и полиэтиленовой пленкой, кое-каким инструментом и дачным инвентарем, а также прочими аксессуарами дачных самоистязаний.
- Ну, во-первых: рассаду не брали, а во-вторых: не зря же твой муж который год носит почетное звание “грузчика-комплектовщика”!
- Да куда же ее сейчас брать-то, - сокрушенно поддержала его Анна, - в мае еще не одни заморозки будут, а под этим укрывным им не выжить!
- Вот это уж точно, - согласился Андрей, с неудовольствием бросив быстрый взгляд на приобретенное “по дешевке” на “Садоводе” укрывное китайское барахло, не выдерживающее заявленных  -8 градусов и, подобно пленке, не пропускающее воду.
- Ладно, давай трогаться, а то такими темпами и к вечеру не доберемся, - подытожил он. Садись сзади, не так сильно будет припекать через лобовое стекло.

Путь, и в самом деле, предстоял не близкий. Без малого 200 км, а с учетом объездов “проблемных мест” и того более.
Собственно, это обстоятельство, помимо, естественно, цены самого авто, стоимости обслуживания и запчастей, в основной мере определило выбор автомобиля на долгие годы для столь дальних еженедельных путешествий, основным эксплуатационным критерием которого выставлялся только один параметр – низкий расход топлива. Со всем остальным приходилось мириться.
Впрочем для Андрея, с каждым годом все больше и больше, по мере подрастания дочери, подчинявшего свое существование принципу вынужденной достаточности, нежели осознанной необходимости, данный аспект проблемы стал вполне обыденным явлением текущей действительности.
Отъездив почти восемь лет на “Окушке“ и сочтя этот формат для себя вполне достаточным с точки зрения выполнения поставленных перед ним задач, он ни разу не испытывал на дороге никаких комплексов неполноценности. Все остальное его мало интересовало.
Теперь, уже за рулем “Матиза”, он чувствовал себя если не представителем автомобильного истэблишмента, то, по крайней мере, полноправным членом автомобильного сообщества.

Сразу заехали на заправку, встав в конец длинной очереди, растекавшейся ручейками по мере приближения к колонкам.
Глянув на опять изменившийся ценник, и не в меньшую сторону, Андрей, скрепя сердце, попросил приветливого заправщика залить вместо обычных двадцати на пять литров больше – мало ли где придется “зависнуть”. Расплатившись в кассе и сунув попутно в карман “любезному” десятирублевую монету ( не дашь – проклянет! ), плюхнулся за руль.
- Опять подорожал? - подлила “масла на коллектор” Анна, - эта дача скоро золотой станет: бензин, взносы, свет, семена, удобрения, инвентарь…
- Да ладно тебе, - попытался слабо защититься и так расстроенный Андрей, - положим бензин обходится почти бесплатно, за счет моих “ходовых”…
- Ну хорошо. Бегаешь ты, как молодой лось, каждый день пешком до станции, а потом как бомж едешь зайцем в электричке на свой склад. Ну вот, взял бы да и купил на сэкономленные деньги хоть мебель какую-никакую. Уж больше тридцати лет и спим, и сидим, и едим на советском старье. А ты все в эту дачу бестолковую вкладываешь, а домика нормального до сих пор нет, а уже и дочь невеста…
- Не могу я ее продать, - стал активнее сопротивляться Андрей, - это же Есенинские места, от нас до Константинова по прямой меньше полста километров… Там живет моя душа… Сопьюсь, пожалуй, без нее с тоски…
- Не спился до пятидесяти, так уж не сопьешься …
- Все в наших руках, - огрызнулся Андрей, - в жизни всегда есть место подвигу…
- Ох и язва же ты, - восхищенно засмеялась Анна, поняв всю бесполезность дальнейшего спора.
- Что ты, еще какая! – удовлетворенно подтвердил Андрей, выезжая с заправки и отмечая про себя: еще полчаса потеряли.
- Ну, а когда машину добьешь до ручки, как будешь добираться? – нанесла последний, самый коварный, нокаутирующий удар Анна.

Вопрос остался без ответа. Что будет тогда – думать не хотелось.

Постепенно влились в бесконечный поток таких же страждущих вырваться из цепких объятий мегаполиса.
Начался обычный рутинный процесс большого исхода, ставший уже по весне ритуальным и непременно сопровождаемый традиционной бестолковой толкотней “пузотерок”, хамством джипов, яростной борьбой за сантиметры свободного пространства, завершающейся большим количеством мелких аварий и удлинением, и без того кажущихся бесконечными, пробок.
Андрей, давно живущий в дороге по правилу “3-х Д” (Дай Дорогу Дураку), безразлично взирал на этот вселенский бедлам, накаляющийся с каждой минутой весенним солнцем и атмосферой всеобщей недоброжелательности.
“Слава богу, в этот раз до серьезных разборок не доходит”, - успокаивающе думал он про себя.

Тем не менее, прошло уже больше часа с момента выезда с автозаправки.
 
Постепенно окружающий пейзаж стал терять все признаки столичной принадлежности. За окном поплыли бесконечные подмосковные новостройки, одинаково безликие и унылые в своей однотипности, плотно забивающие своими многоэтажными кварталами все былые колхозные угодья, территории разрушенных предприятий, бывших свалок и вообще все мало-мальски свободные клочки дорогого московского пространства, словно по воле злого волшебника втягивающего в себя, без малого, население всей России, устремившееся к неиссякаемому источнику хлеба и зрелищ.

Потом пошли коттеджные поселки сильных мира сего, отгородившиеся от оного железобетонными заборами с охраной и шлагбаумами. Проехали несколько подмосковных городков в обрамлении традиционных деревень, неумолимо исчезающих под натиском отдельных коттеджных строений местной знати и складских терминалов.

...Солнце нещадно припекало, вынуждая держать окна постоянно приоткрытыми. Надолго установившееся молчание иногда прерывалось удивленными возгласами Анны:
- Надо же, а ведь еще в позапрошлом году мы здесь кукурузу рвали!
- Да, было дело, - соглашался Андрей, поглядывая на спидометр…

Разменяв первую сотню километров, он с удовольствием констатировал, что дорога стала чуть посвободнее.

     Наконец вдали, дружелюбно подмаргивая зеленым глазом, весело засветился последний светофор, обещая за собой хоть и по-прежнему безальтернативное движение в плотном потоке, но, по крайней мере, без постоянных дерганий.
Не захотев наглеть и прорываться по московской привычке на “желтый”, Андрей остановился на перекрестке, задумчиво наблюдая, как медленно исчезает за поворотом хвост шедшей впереди него фуры, отчаянно дымящей сизым дымом. “Наверное, колечки уже подзалегли”, – автоматически подметил он.
Недовольно прозвучавший сзади него трубный глас черного глянцевого джипа - мастодонта с устрашающим кенгурятником впереди и торчащим над крышей шноркелем, вывел его из легкого оцепенения.
Андрей, не съезжая на раскисшую обочину, предупредительно принял максимально вправо. Джип резко вывернул влево и встал рядом впритирку, выдвинувшись на полкорпуса вперед.
В салон потянуло сигаретным дымом с характерным ментоловым привкусом. Анна закашлялась.
Андрей, вращая ручку, поднял стекло, мельком глянув снизу вверх.
Тонкая оперстненная рука белокурой фурии, высунутая наполовину из окна пассажирской двери, с изящной небрежностью стряхивала пепел с кончика сигареты прямо на крышу его автомобиля. Не обращая никакого внимания на реакцию Андрея блондинка продолжала о чем-то весело переговариваться с водителем.
“Вот, курва!”, – ругнулся Андрей. Неожиданно нахлынувшая злость тугой волной ударила в голову и, отразившись от макушки, покатилась кипящей струей по венам, как у водолаза, быстро вынырнувшего с большой глубины на поверхность. Без декомпрессии.
- Аню, пересядь вперед! – неожиданно злым, глухим голосом приказал он сидевшей на заднем сиденье жене.
Та, все поняв, быстро и грациозно, используя преимущества своей модельной фигуры, прошмыгнула между сидениями.
- Пристегнись и сдвинься вперед, - не отрывая глаз от светофора и втыкая первую продолжал командовать Андрей, не отпуская сцепления и поигрывая газом, постепенно добавляя оборотов.
Светофор поперечного направления, отмигав зеленым, зажегся желтым.  Перекресток замер в напряженном ожидании.
“Одна секунда желтого в сухом остатке и 0,8 секунды на реакцию этого урода, прежде чем он сорвется, не дожидаясь зеленого. Более, чем достаточно”, - мозг начал с холодной расчетливостью и безжалостностью ударов метронома выдавать команды  телу.
Андрей решительно вдавил педаль газа в пол, быстро, но плавно отпустив длинноходную педаль сцепления, чтобы не сорвать колеса в пробуксовку.
Матизон, не ожидая такого злого коварства со стороны своего хозяина, уже который год ради экономии топлива ездившего в тошнотно-овощном режиме, взвизгнул от возмущения и, как ужаленный в задницу бык, рванул с места, стремительно уходя вперед, к закрытому повороту.
Опешивший от такой наглости джип, издав рев раненого зверя, резко грабанул всеми четырьмя колесами и выбросив из-под себя столб черно-синего дыма, бросился в погоню.
“Ну вот, дурачок, ты мне еще одну секунду подарил. Все правильно. Это, брат, физика. От нее никуда не денешься!”, - удовлетворенно отметил Андрей, на мгновение кинув взгляд в зеркало заднего вида и продолжая, с полувыжимом сцепления, ударами вколачивать в коробку передачу за передачей: вторая… третья.
Подлетая к повороту, отжал кнопку блокировки на торце ручника, выдернув тот почти до упора. Почувствовав, как Матиз с молодым задором заскользил задней осью наружу, начал веером входить в закругление дороги, четко работая ручником, добавляя газу и доворачивая руль. Приятное чувство наливающегося тяжестью рулевого колеса, всколыхнуло метеором промелькнувшие теплые ностальгические   воспоминания о далекой мадийской раллийной юности.
Уже выходя из поворота, выворачивая руль, прибавляя газу и ввинчиваясь в прямую, подбодрил Матизона, отчаянно завизжавшего передними колесами: “Держать, держать малыш!” .
Через пару секунд из-за поворота вынырнул преследователь, стремительно нагоняющий наглеца.
“Нет, друг, сегодня не твой день!”, - задорно крикнул Андрей, заметив впереди на встречной полосе кусок свободного пространства, пригодного для обгона неумолимо приближавшейся попутной фуры.
Воткнув четвертую, начал “валить на все деньги”. Стрелка уверенно поползла за отметку “120”.
Сидевшая рядом Анна, белая как полотно, судорожно вцепилась ногтями в торпеду.
“До отсечки должен успеть”, - успокоил он самого себя и пролетая кабину фуры, бросив педаль газа, резко с хрустом воткнул вторую, до упора вжимая педаль тормоза и осаждая взбесившийся Матиз сразу двигателем, коробкой и тормозами. Одновременно, как можно более плавно, влился по эвольвенте на свою полосу прямо перед носом встречного грузовика. В ответ на возмущенный паровозный рев клаксона, извиняюще замигал аварийками. Тот в ответ понимающе моргнул фарами – ничего, бывает!
Джип, не решившийся выйти в лобовую, навстречу набегающему потоку автомобилей, пристроился за фурой, время от времени выглядывая из-за нее.
“Нет, дружок, теперь ты будешь нюхать ему задницу километров пятнадцать, - с удовлетворением заключил Андрей, - будешь! Это брат марксизм, от него никуда не денешься!”

Узкая дорога шла по пойме Москвы-реки.

Вспомнив, наконец, что он не один, Андрей опасливо посмотрел в сторону Анны. Та, еще не придя в себя, молчала, глядя вперед на дорогу.
Чтобы как-то прорвать угрожающую тишину, Андрей ни с того ни с сего вдруг брякнул:
- А хорошо, что я загодя перебросил лысую резину с передка на зад! Можно теперь похулиганить, если что!
- Ты что, смерти моей хочешь, пся крэв? – прошипела Анна. В моменты сильного нервного возбуждения она нередко переходила на свой родной, польский. Вылез, да и засунул бы ей эту сигарету в глотку!
- Я с женщинами не воюю, - начал защищаться Андрей. А потом - рядом с ней наверняка сидел быдлак с бычьей шеей и плечами в две газеты. Он бы нашу блоху вместе с нами и всем барахлом одной левой в кювет перевернул.
- А меня под смерть подставлять. Лучше? Гонщик хренов, - уже более примирительно пробурчала Анна.
В салоне надолго установилась обиженная тишина.
Андрей, не отрываясь, смотрел на дорогу.

- Ой, гляди! Что это? – Анна неожиданно толкнула его в бок.
Андрей повернул голову направо. По пойме, на которой схлынувшая после весеннего паводка вода оставила множество озерцов-болотцев, увлеченно, целыми табунами бродили деловитые мужики в высоких болотных сапогах, с большими сачками наперевес, время от времени вычерпывая из луж остатки мелкой рыбешки.
Некоторые умудрялись вытаскивать рыбу прямо из придорожных кюветов.
- Да, чудеса, - искренне удивился Андрей, - много я видел всякой рыбалки. Но чтобы вот так, сачком и прямо с дороги – в первый раз!
Оба засмеялись. Постепенно атмосфера вновь стала комфортной.
- А помнишь, года четыре назад, мы еще на “Оке” ездили, нас гаишники вообще не пустили на эту дорогу.
- Помню, - живо отозвался Андрей, вспоминая, как оглядывал с крутого холма раскинувшийся простор “моря разливанного”, поглотившего и пойму, и дорогу на многие километры вокруг.

Дорога по пойме, наконец, закончилась, уперевшись в третью бетонку. Свернув на нее, помчали уже почти свободно.
Мимо начали проплывать небольшие лесные массивы, чередовавшиеся с уже сильно заросшими, но так и не убранными выкорчеванными остатками стволов обгорелых деревьев - немых свидетелей знаменитого Большого пожара 2010 года. Впечатление полной заброшенности дополняла придорожная полоса, напрочь загаженная разнообразными отходами человеческой цивилизации, весело повылезавшими из под растаявшего снега и спесиво переливающимися на солнце всеми цветами радуги.

Картину бесшабашного упоения радостью солнечного дня удачно дорисовывали выглядывающие из-за кустов озорные головки милых дам, больше подчинявшихся требованиям особенностей женской физиологии, нежели природной стыдливости.
В противовес им, суровые представители сильного пола, с хамским куражом выстроившиеся приметными маяками вдоль обочин, яростно орошали искрящимися под лучами весеннего солнца струями придорожные кюветы.
- Свинска нацыя, - возмущенно изрекла Анна.
- Да, это есть, - удрученно подтвердил Андрей, в голове которого, помимо его воли, нарисовалась панорама столичного культурного и интеллектуального пространства, с таким же бесшабашным куражом все больше и больше загаживаемая “культурой”   нескончаемого потока безудержно прибывающих со всех окраин бывшего Союза.

- О пашни, пашни, пашни. Коломенская грусть…, - начал декламировать Андрей стихи своего самозабвенно любимого поэта и вдруг запнулся.
- Чего это ты, - не поняла Анна, уже привыкшая к тому, что муж, знавший всю легально изданную поэзию Есенина практически наизусть, мог, под настроение, часами читать ей стихи и поэмы, скрашивая, зачастую, долгий путь на дачу и обратно.
- Грусти, по-прежнему, хоть отбавляй, а вот с пашнями у нас нынче, как-то… Да?
- С пашнями у нас нынче, как-то… Нет! – ответила Анна, обозревая проплывающие за окном поля, густо затянутые мелким березняком с осинником и, очевидно, уже окончательно непригодные для культурного земледелия.
- Зато за грибами не надо в лес ехать, - оптимистично заявил Андрей, вспомнив, как по осени все обочины забивались автомобилями страстных любителей “тихой охоты”.

…Шел пятый час их путешествия. Свернули с бетонки на свою трассу, проехали поворот на Егорьевск с приветственным плакатом: “Егорьевск – ворота Мещерского края!”
На душе стало как-то теплее и радостнее. Чем чаще Андрей бывал в этих краях, тем все с большей душевной теплотой и уважением относился к этому небольшому окраинному городку бывшей Рязанской губернии, давнему оплоту старообрядчества.
В его улочках и переулках, с бережно сохраненной архитектурой, как бы предназначенной для съемок фильмов по пьесам А.Н.Островского, до сих пор обитала удивительная аура доброжелательности и приветливости, подкрепленная почти неиспорченным первозданным этносом населяющих его потомков староверов.
Особую зависть вызывали, в сравнении с московским хабальством и безразличием, искреннее участие и стремление помочь при нахождении во всякого рода присутственных местах, а также завидная предупредительность и благожелательность водителей по отношению к пешеходам.

 В раздумьях не заметили, как стали подъезжать к родным пенатам. Настроение, даже несмотря на разбитую дорогу, улучшалось с каждым преодоленным метром.
С легкой грустью сожаления миновали местную церквушку, так и не обретшую со времен горбачевской перестройки и начавшегося возрождения достойного внутреннего убранства и внешнего вида.
Что говорить: каков приход, таков и … Да.
С необъятных просторов заросших бурьяном полей доносились самозабвенные трели весенних жаворонков, тянуло гарью выжигаемой прошлогодней травы – традиционной русской забавы по весне!

“И дым Отечества нам сладок и приятен…”

Впереди – почти четыре дня самозабвенного истязания души и тела!


*Заставка: Веслав Валькуски, киноплакат к фильму А.Вайды "Дантон", Польша 1982г.