Сдохни, старик!

            
                ШЕСТАКОВ ВАЛЕРИЙ


 

СДОХНИ,  СТАРИК!





































Ставрополь, 2016
 

-Эстафету жизни, которую ты начал на земле,
 я передал уже не только детям, но и внукам!
-  стараюсь докричаться до своего прапрапрадеда
через гулкую толщу миллионов разделяющих нас жизней.
-А зачем? - угадываю вопрос.
-А для чего же ты сам когда-то  выполз из океана на сушу?




ГЛАВА  1

УЖАСНАЯ ВЕСТЬ

     -Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари...
     -Ха! Не можешь заучить такую простую вещь?
     Апис и не заметил, как стал произносить имена вслух. Он устало поднял глаза от  пожелтевших, рассыпающихся от времени, несмотря на защитный лак, страниц старинной книги. Все равно в  наступившей  темноте уже тяжело было различать  буквы.  Босые  ноги, как всегда с запущенными ногтями, белый короткий юношеский хитон, слабо флюоресцирующий в ровном свете включенных лун,  деревянные фибулы из оливы на плечах. Ну конечно, перед ним стоит Сиф, бывший  одноклассник,  насмехающийся над ним, Аписом, все школьные годы! Прошел всего год после её окончания, а пути их  разошлись кардинально. Сиф, как и все остальные ученики, даже троечники, стал буквально гением, пройдя инициацию, принят в ряды  полноценных граждан Эдема. И теперь, если в одиночку посмел явиться к богам, уже чиновник высокого ранга, хотя на вид все тот же школьник: нос пуговкой, круглые, будто удивленные  глаза неясного цвета, белесые, даже в лунной мгле, ресницы. А он, Апис, был отстранен от инициации, назван  богом,  и теперь вот  торчит в учениках у бога Гора.  И на вид  моложе Сифа. Худенькая фигурка, утопающая в длинном черном хитоне, тонкие правильные черты смуглого лица. Уж на звание бога никак не подходит.
-Гор заставил меня заучить мою родословную, - нехотя признался Апис, совсем не обрадовавшийся приходу бывшего одноклассника.
-Все, кого ты сейчас назвал, предки  Иисуса Христа! - подбоченившись и снисходительно глядя на бога сверху вниз продолжал Сиф, с явным интересом разглядывая книгу, вещь, доступную в Эдеме только богам.  - Хочешь,  я перечислю их всех на любом из языков, на которых напечатана была Библия, в порядке, в котором они в этих Библиях перечислены? Ведь и я есть в ряду, как третий сын Адама и Евы! Даже более того, - наклонился он к Апису, понизив голос, - Ева сказала: “Бог положил мне другое семя”, так что неизвестно, был ли Сиф сыном Адама. Кстати, предки твои носили имена древних евреев, как и у многих наших одноклассников, - сказал он уже обычным голосом, - а тебе вместо инициации после школы дали имя древнеегипетского священного быка и приказали прежнее имя забыть. Но бойся судьбы! Больше 25 лет быку жить не полагалось.
-И сколько языков ты знаешь? - ревниво воскликнул Апис, проигнорировав предупреждение.
-Штук пятьсот - это уж точно! - беззаботно хмыкнул Сиф. Он явно хотел еще похвастаться, высмеять Аписа, как это обычно было в школе,  но что-то сдерживало его нынче, как узда разгоряченного коня.
Если приглядеться, за год Сиф все же возмужал. В многолунном свете серебрился пушок на щеках, такой же белый, как и волосы на голове. Если иметь в виду, что до пятидесяти у мужчин в Эдеме борода не росла, то даже пушок был бы поводом смотреть на Аписа, с его гладкими щеками, снисходительно.  Короткий белый хитон с белым же поясом не мог скрыть раздавшихся плеч.
-Как тебе не стыдно быть  хвастуном?
Вслед за этими словами из дверного проема  тростниковой хижины,  возле которой на низком валуне  сидел Апис, вышел владелец голоса, высокий старец, белые длинные волосы до плеч и белая роскошная  борода которого эффектно смотрелись на фоне длинного, до пят, черного  хитона.
-Сиф приветствует бога Гора! - смущенно произнес сразу потухший молодой человек ритуальное приветствие, поклонившись. - Я всего лишь желал помочь богу Апису.
Апис, тоже вставший при явлении Гора, был поражен.  Раньше появление бога  не смутило бы наглого Сифа, для которого не существовало авторитетов.
-С какой вестью ты явился к нам от своих соплеменников, да еще так поздно? Ты, я помню, из демократов.  Есть ли у тебя разрешение от  главы общины на приход к нам?
-Да, я из демократов, как и мой бывший одноклассник, бог Апис. Но никто меня не посылал. Только интересы службы заставили меня идти через ночной лес.
-Какую должность ты исполняешь?
-Я слежу за экологией в нашей общине. А по совместительству за экологией и всего  Эдема.
-Сложная работа, - критично разглядывая Сифа, заметил Гор. - Тебе доверили пост несмотря на молодость?
- Никто больше не пожелал выставлять свою кандидатуру.
-Как это похоже на весь род человеческий. Единственное, чем  реально нужно  заниматься  в Эдеме, никого не интересует. Что бы вы делали без  Разума и  нас, богов? - назидательно произнес Гор, довольно погладив бороду. - Итак, ты хочешь сказать, что нас подстерегает некая опасность? Ведь без важного повода, да еще и без разрешения главы общины, нельзя приходить к богам, да ещё  ночью. В чем  же она  заключается?
       Гор медленно  повернул голову налево, затем направо, оглядывая темную стену леса вокруг поляны, будто ожидая неведомого, прислушиваясь к привычным ночным звукам  тропической чащи.
      -Жена Касима из общины скотоводов должна родить через месяц. Предупредить рождение уже  нельзя.
- И это все? Или ты предполагаешь, что это будет монстр, который будет поедать  красивых девушек?
-Нам, экологам, не до шуток. Этот ребенок впервые превысит квоту на количество людей, определенную Эдемским договором, составленным две тысячи лет тому назад. Единственный выход, - тут  Сиф будто споткнулся, не зная, как выразить простую мысль, - избавиться от ребенка после его рождения.  Отменить закон нельзя! -  добавил он горячо.
-Стоп, стоп! - поднял руку Гор ладонью вперед,  будто защищаясь от речи Сифа. - Я что-то не припомню случая...
-Такого действительно никогда не было! Я справлялся в памяти Разума! - вновь затараторил Сиф, прервав бога.
-Неужели основатели боялись, что у нас, как у некоторых высших позвоночных, в условиях перенаселённости произойдет увеличение надпочечников, нарушится  нейро-эндокринное равновесие, снизится устойчивость к заболеваниям и мы можем вымереть, как некогда вымирали зайцы-беляки, от "шока"?
-Это могло случиться на Земле в больших городах, но не у нас.
Последовала пауза в разговоре, во время которой Апис, еще не читавший Эдемский договор, вопросительно глядел на Гора.
-Я понял, что нам придется впервые решать эту задачу, - задумчиво произнес Гор.
-Женщины в общинах  демократов, буддистов и наци  всегда поддерживались принципа, рожать не более двух, редко трех  детей, - продолжал Сиф, - однако минимальный   прирост населения все же сохранялся. Особенно этому способствовало постепенное увеличение продолжительности жизни до 300 лет. И вот по истечении двух тысяч лет после исхода с Земли, население Эдема превысило начальное количество в десять раз.
-Но чем опасен всего один лишний  ребенок?
-Когда он повзрослеет, окажется, что  ему нельзя будет построить хижину, так как лишнего   выхода  воды и входа  в  канализацию  под землю, где тысячи лет тому назад были проведены трубы из  расплавленного  гранита, нет.  Но главное даже не в этом. В конце концов, в общинах всегда имеются лишние хижины, так как некоторые семьи живут вместе со взрослыми детьми.
-А в чем же?
-Потенциальная емкость экосистемы Эдема позволит поддерживать жизнь и большего количества людей неограниченно долгое время, но уже за счет остального животного мира, что недопустимо, а потому Разум не позволит ждать катастрофы. Ведь это именно  он дал мне указание, которое звонкой цикадой и сейчас свербит у меня в голове, пойти к вам секретно от остальной части населения, и  напомнить, что лишнего человека быть не может ни при каких обстоятельствах. И потому ночью, без разрешения….
-Я понял. Ты просто не можешь сказать прямо, что этот ребенок должен быть убит, - жестко прервал его Гор, не обращая внимания на то, что Сиф зажал уши, дабы не слышать ужасных слов.
Апис следил за поведением Сифа с недоумением. Почему это Сиф не может слышать об убийствах? Это же было обычным делом в истории  Земли,  и в школе его такие разговоры нисколько не волновали. Внезапно будто холодная лапа сжала  его сердце. Ведь это к ним пришел Сиф. Ведь это они должны будут убить. Он и Гор. Ведь нет больше богов  во всем  Эдеме.
-Никто, кроме богов, не имеет на это права, а даже если это право дать, то  не сможет..., - с трудом выдавливал из себя слова Сиф. 
-А ты  не рассматривал...
-Другого выхода не просчитывается, - горячо начал Сиф и поморщился, поняв недопустимость своего поведения. - Извини, что перебил, но положение безнадежное! Я предупреждал  Касима, но он и слышать ничего не хотел. Говорил, что каждый имеет право иметь детей. Что ограничение количества детей противоречит его религиозным убеждениям, и он не намерен этого терпеть. Причем я видел, как за эти слова его наказывал Разум. Он буквально катался по траве от дикой головной боли.
-Можно иметь двух или трех детей! -  заметил  Гор.
-В законе сказано двух или трех! Но у Касима  уже есть дочь лет семнадцати, да еще двое маленьких детей.
-У нас и раньше были такие же упертые отцы, которые имели и четырех детей.
-Но тогда не было превышения общего количества. И, как правило, дети сверх рассчитанной квоты всегда появлялись у скотоводов. Они объясняли это тем, что у них ребенок является еще и подспорьем в хозяйстве, хотя для жизни в Эдеме никакое хозяйство не требуется.
-Зато у вас, у демократов, низкая рождаемость. С каким трудом приходилось как-то  мне добиваться, чтобы женщины ваши рожали. Если бы не помощь Разума... . Может быть, дадим возможность рожать роду скотоводов за счет вашего?
-Наши старики возражают. Они говорят, что скотоводы размножаются быстрее всех, и  затем они займут наши земли, вытеснив нас! Они никогда не меняют свою веру и свои обычаи. Но если переселенец не ассимилируется с хозяином земли, значит - это обыкновенный захватчик!
-Так размножайтесь и вы!
-Наши женщины говорят, что они не свиньи какие, чтобы приводить целый выводок. Извини за грубость. И вообще они свободные люди, могут распоряжаться своим телом сами. А некоторые заявляют, что вообще не желают рожать. Я уж думал, может заразить их анкилостомами? Или аскаридами, на худой конец. На Земле женщины, зараженные червями, рожали детей больше, нежели здоровые.
-Я сталкивался с нежеланием рожать в вашей группе. Странная логика у ваших стариков. Своих рожать не поощряют, а другим, тем же скотоводам, запрещают.
-Но ведь те захватят наши земли, на которых  тысячи лет наши предки...
-А они могут  подсказать другой выход! - стал терять терпение Гор.
-Все равно, демократы не согласны, - промямлил Сиф.
 -Давай вернемся к главной нашей проблеме. Ведь если кто-либо из стариков умрет в ближайшее время, то и убийства не понадобится. Количество людей вновь не превысит квоту.
-Все ныне живущие  старики, я это знаю наверняка,  умирать пока не собираются. Мы же все связаны через Разум, а он  прогнозирует безошибочно. Да и следующие рождения на подходе. Так что если умрет всего лишь один старик…
-Не собираются умирать даже те, кому уже около  трёхсот лет?
-Они тем более!
-И никаких несчастных случаев?
- Опасных производств, как и вообще производств, у нас  нет. Отравления невозможны. Самоубийства исключены. Лишь случайная смерть возможна всегда, так как на случайности построена вся Вселенная, и тут уж Разум бессилен. Но случайность невозможно предсказать так же точно, как рождение ребенка.
-Может быть,  вместо человека можно убить какое-нибудь животное? Вот и на горе Мориа Господь отвел руку...
-Это исключено! Количество животных сокращалось соответственно росту человеческого населения, и теперь практически все виды на грани гибели из-за недостатка места для жизни. Убийство даже одной особи может подорвать популяцию, а это, по мнению Разума, страшнее смерти одного человека. Да вот, я только что  подсчитал всех животных,   свел в таблицу. Стоит перед глазами. Могу продиктовать цифры.
-Я доверяю твоей компетенции и твоим способностям, - жестом остановил разговор Гор.
- Мы, - он многозначительно посмотрел на Аписа, - мы подумаем, а утром приходи. Мы  примем решение.
-Разве нельзя принять решение немедленно?
-Ты думаешь,  убийства наша ежедневная работа?
Боги глядели как, поклонившись на прощание, Сиф повернулся и пошел по тропинке. Белое пятно его  хитона обогнуло  громадную  гранитную глыбу, со  стороны  общины демократов  перекрывающую  вход  на поляну богов, и  растворилось за ней.
Гор молчал некоторое время, и Апис не  решался  прервать его молчание.
-Как жаль, что у нас отняли время необходимое для твоего обучения, -  обратился он, в конце концов, к Апису. - Вот они, тяжелые обязанности бога. Тебе действительно придется убить ребенка из  рода скотоводов.
Апис остолбенел. Убить ребенка! Ему! Так, значит, все сказанное касается именно его, а не Гора с ним? Это он должен кого-то убить? Он молчал, потрясенный.
-Почему? Почему я не как все? - воскликнул он, наконец, со слезами  в голосе. - Почему все мои предки, как и одноклассники, носили  библейские имена, а мне вместо инициации дали имя египетского бога и вручили длинный, как у старейшин, да еще и  черный хитон?
-Успокойся, успокойся! - встревожено проговорил Гор. - Оставь Библию. Пойдем, я покажу тебе наше убежище в гранитной глыбе, или логово богов. Уж и не знаю, с каких пор привилось это не слишком респектабельное название. И заодно я  поделюсь  с тобой мыслями о нашей доле. Ты целый год читал исторические романы, написанные земными авторами, чтобы прочувствовать ту, земную, жизнь. И все для того, чтобы лучше понимать, чем отличается жизнь наша здесь, в Эдеме, от земной. Но теперь  пришло время  познакомиться  и с обязанностями. И не нужно обижаться на судьбу. Наша высшая власть - Разум - выбирает сам, кому быть богом. Я так же, как и ты, был в свое время выбран Разумом на эту должность. Наверное, мы отличаемся от остальных людей не в лучшую сторону. Может быть, труднее поддаемся инициации? Не знаю.
    Луны, висящие  гирляндой блестящих шаров   на высоте двух с лишним километров через каждые четыре километра друг от друга, тускло освещали окрестность. Из непроницаемой черни окружающего их засыпающего леса неслись привычные звуки: крики ночных птиц, ругань устраивающихся на ночь обезьян. Оглушительно стрекотали цикады. На небе, прямо над головой, мерцал квадрат из  многочисленных звезд, и землянин бы не поверил, что до них всего-то  километров пять, и не звезды это, а светящиеся деревья в хижинах и на улицах общины буддистов.  А если бы можно было посмотреть на небо в телескоп, если бы в Эдеме был хоть один телескоп, то смотрящий увидел бы обнаженные тела спящих на тростниковых циновках, жестких досках низких топчанов и в гамаках людей на другой стороне их мира в тростниковых же лишенных крыш хижинах. А те, кто не спал в эту тревожную для богов ночь там, на небе, могли бы, в свою очередь, посмотреть сюда, вниз, который был для них верхом, на богов, ползущих куда-то в лунной тьме. Хотя вряд ли они увидели бы черные хитоны на потерявшей цвет траве, если бы только не переключили свое натренированное зрение в  инфракрасный режим.
   -Смотри, - обвел руками величественную картину ночного Эдема Гор, втайне надеясь отвлечь Аписа от ужасных мыслей об обязанности убивать. -  Уже сто лет не надоедает мне глядеть на наш волшебный мир. Даже не верится, что весь Эдем – это всего лишь громадная гранитная полая внутри сигара диаметром шесть и длиной двадцать пять километров, закрученная вдоль оси. Мы, как на громадной карусели, искусственной силой тяжести придавлены к наружным стенкам этой сигары. А стенка эта, что у нас под ногами, представляет собою  полкилометра гранита, на внутренней стороне  которого насыпан двадцатиметровый слой чернозема, устроены пруды и озера, а снаружи - космическая пустота. И если, подняв глаза, ты видишь светящиеся деревья на противоположной стороне Эдема, то на Земле над тобою горели бы звезды.
-А ведь инженеры, которые проверяют энергетические установки на наружной стороне Эдема, могут глядеть на настоящие звезды, - еще дрожащим голосом завистливо проговорил Апис, еще не отошедший от шока, еще испытывая мелкую дрожь в руках,  представивший в этот момент, как если бы он находился теперь где-то там, под звездами, и был бы недосягаем, и был бы избавлен от обязанности убивать.
-Могут, но звезды проносятся быстро из-за вращения Эдема вокруг оси. К тому же  работать на поверхности опасно. Ведь центробежная сила гораздо сильнее притяжения нашего астероида, и  стремится выбросить инженеров в космос. Там сделаны проходы из прозрачного материала, и передвигаться им  приходится  по потолку этих проходов. А относительный вес их, с которым они давят на потолок, больше, чем внутри Эдема, так как они оказываются дальше от центра вращения астероида. Так что звезды у них не над головами, а под ногами. Тем более из-за радиации на поверхности  нельзя находиться долго. Но для того, чтобы стать инженером, нужны особые способности. Основной массе школьников не хватает либо интеллекта, либо работоспособности. Хорошо, если на каждую из общин найдется пара человек. Так вот эти инженеры и есть наша настоящая интеллектуальная элита. Только они понимают и как поддерживать жизнедеятельность Эдема, и знают, куда мы летим.
-Но ведь элиты не может быть в Эдеме! Ведь пока она есть, общество не свободно и полно противоречий! Так нам говорили в школе.
-К сожалению, даже Разуму не удалось добиться полного равноправия. Но это неравноправие естественное. Люди ведь никогда по своим врожденным способностям не будут равны друг другу. Только царствие небесное дает абсолютно равные права всем.
-Только кладбище, - хмыкнул Апис.
-И запомни! В Эдеме лишь на первый взгляд все замечательно. На самом деле тщеславие живых постоянно стремится разрушить наш мир, и лишь Разум держит инициированных в узде. Но об этом знаем лишь мы, боги.
-Нам говорил священник в начальных классах, когда я еще не был освобожден от изучения религии, что после создания Господом Вселенной люди были за прегрешения низвергнуты из рая на Землю, а потом, уже за новые грехи, он выдворил их  и  с Земли.
- А дальше? Хочу услышать, не изменилась ли легенда с тех пор, как сам я более восьмидесяти лет тому назад закончил школу.
-А потом уже смертные боги, такие же, как мы, две тысячи лет назад создали из пролетающего астероида Эдем и переселили мизерную часть обреченного человечества в него. И теперь нужно ждать долгие-долгие годы, пока мы не прилетим к новой звезде, к красному карлику,  около которого  вращается несколько  планет  пригодных для жизни.
-Мы летим уже две тысячи лет, - терпеливо направлял беседу в нужное русло Гор, - сколько же осталось?
-Не знаю. Может быть миллион? Только я не верю, не верю?
-Во что ты не веришь? - встревожено  воскликнул Гор.
-Не верю, что Эдем сделали мы, боги! Все мои сверстники после инициации стали ужасно умными, даже двоечник Сиф? Я не могу заучить свою родословную, а он знает  наизусть  всю библию на пятистах языках. И в то же время, я готов  поклясться,  он  не прочел ни одной из них. Ведь и увидел он настоящую библию впервые в моих руках. И в школе был самым отстающим. Так разве могли такие,  как я, когда-то создать Эдем. Или я самый худший из богов? Ну почему, почему я должен убивать кого-то?
-Ты прав. Инициация означает единение с Разумом, и оно  дает инициированным такие способности, которые в прошлом можно было демонстрировать только в цирке, - старался  Гор отвлечь Аписа от горьких мыслей, специально не обращая внимания на то, что худенькое тело младшего бога иногда сотрясали еле сдерживаемые рыдания.
- Моментальный счет, память, не знающая пределов, знание когда либо существовавших и ныне мертвых языков и многое другое. Мне говорил когда-то мой одноклассник, что он может глядеть на предмет пристально, и вот, Разум будто вставляет в глаз микроскоп, и постепенно он начинает различать даже микроорганизмы. А если смотрит вдаль, то видит удаленные предметы во всех деталях. Поупражнявшись,  может видеть даже радиоволны и слышать ультразвук. Ты читал, наверное, что люди на Земле носили часы. У нас же каждый инициированный знает текущее время с точностью до доли секунды без всяких приборов. Они все могут, но почему-то практически ничем не пользуются.
-Значит, им ничего этого и не нужно?
-Отцы-основатели подключили жителей только к информации, которой владел Разум. Он не  обладает сверхинтеллектом, так как в то время боялись, что искусственный интеллект восстанет и поработит человечество. Он просто совершенная машина, у которой  не может быть целей кроме тех,  которые нужны были нам, а потому лишь выполняет бездушно программу, вставленную в него тысячи лет тому назад.
-А для чего нужны мы?
-У нас, богов особое предназначение. Ты пришел в этот мир на замену мне. И ты ничем не хуже остальных богов, бывших до тебя, - уклонился от разъяснения Гор.
-Я не верю даже в то, что где-то есть мифическая Земля, и что Луна не включается там по вечерам, а висит в сотнях тысяч километров над головой, - включился в игру Апис, понимая, в свою очередь, что Гор стремится его успокоить.  - И разве можно представить, что днем не  свет наших Солнц, по ночам превращающихся в Луны, висящих в невесомости в центре Эдема через  каждые  четыре  километра, а свет всего лишь одного на расстоянии  в  миллионы километров освещает Землю. Но  на таком расстоянии оно не может греть и не может осветить!  А еще  оно куда-то заходит, а не выключается по часам. Но куда оно может зайти, если в пустоте нет предметов, за которые могло бы спрятаться?
   Между тем  боги  медленным шагом  подошли   к громадному, высотой не менее восьми метров, отвесному со стороны поляны  гранитному валуну, за которым  недавно   скрылся  Сиф. Гранитная скала с одной стороны, небольшой пруд  за ним, и лес со всех сторон окружали поляну богов с двумя  тростниковыми  хижинами без ненужных в Эдеме   крыш.
-Я покажу тебе Землю.
 Гор, подходя к металлической двери, вделанной в гранит, наверное, тысячи лет тому назад, еще в момент создания Эдема, и от пыли, въевшейся в металл, по цвету практически не отличающейся от камня, достал  большой ключ, висящий под хитоном у него на шее на широкой черной ленте,. Сколько помнил Апис, никто никогда не открывал этой двери, и он воспринимал её просто как часть пейзажа. Ключ был металлический, с тусклым лунным бликом на полированной поверхности. Это был единственный ключ в их мире. На Эдеме никогда и  ничего  не запиралось, потому что и входных дверей-то не было.
Дверь скрипнула и приотворилась. Гор нагнулся и отгреб мелкие камешки, не позволявшие ей открыться дальше. Все равно щель была мала, но достаточна, чтобы вначале Апис, а за ним Гор протиснулись внутрь.
Стоило им войти, как дверь мягко и плотно захлопнулась, отрезав внешние звуки, и будто ватой заложило уши. Тускло засветился потолок. Они стояли в большой  пещере внутри камня, куполообразный потолок которой показывал, что, как и многие подобные древние помещения в скалах, разбросанных по всему Эдему, она была когда-то выплавлена изнутри так, что камень вытек наружу, оставив внутри куполообразную полость. Правда, только в этой глыбе на  входе  стояла дверь. Каменный пол холодил босые ноги.
- Я всегда захожу сюда один, когда ты спишь. В дальнем углу есть вход в подземелье, там и находится  хранилище книг и прочих вещей. Сюда не может войти ни один из инициированных без нашего сопровождения, ибо Разум убьет его. Разум доверяет нам, богам, самое ценное. Самого себя.  А вот в тот круг в центре зала, он специально выдолблен в граните на полу чтобы показать границы, тебе вступать не стоит, так как это одно из мест для инициации. Твой мозг немедленно подключится к Разуму. Правда, здесь он подключается только на небольшое время, я даже не помню уже для какой именно цели, но испытаешь шок, а этого нам нужно избегать.
-А что же я почувствую?
-Ты замечал, верно, как старики,  закрыв глаза, часами лежат в гамаках у своих хижин?
-Я думал, они просто дремлют от старости.
-Ничего подобного!  Каждый из них может в эти минуты находиться за тысячи лет и миллиарды километров отсюда и смотреть объемную голограмму когда-то зафиксированных событий на Земле с полным эффектом присутствия, бродить по  улицам древних городов, видеть все спектакли, фильмы, когда-либо созданные на Земле, читать книги на любом языке. Только подключение к безразмерной памяти Разума спасает население от скуки. Как раз все это для нас с тобой и недоступно. Зато вот, - он подошел к столу у противоположной входу стены и взял в руки раскрашенный, но уже почти выцветший пластиковый шар на подставке, сдул с поверхности пыль, - могу представить тебе  глобус.
-Что такое глобус? - спросил Апис, заинтересованно оглядывающий помещение.
-Это макет Земли. Ведь в школе вам её изображал учитель палочкой из грифельного сланца на папирусе, который вы же и готовили на уроках труда. Такой Земля была, когда мы её оставили. Синим цветом на глобусе обозначена вода. Океаны опоясывали планету. В самом глубоком месте мог бы утонуть наш Эдем, правда не целиком.
Гор с жалостью смотрел на Аписа, понимая, насколько убого то, что может он, бог, дать своему ученику по сравнению с тем, к чему имеет ныне доступ любой из его инициированных товарищей.
Апис недоверчиво тронул глобус, повернул его, почти взаправду ожидая, что выцветшие океаны тут же прольются вниз, стекут с шара на стол. Отдернул запачкавшийся в пыли палец и, по детской еще привычке, обтёр его о хитон.
-И всю воду притягивала  Земля?
-И воду, и горы, и леса. Могу рассказать тебе  о настоящей причине, по которой наши предки покинули Землю.
-Об их греховной жизни?
-Действительно, очень греховной. Ты знаешь, Земля образовалась около пяти  миллиардов лет назад. И уже через пятьсот миллионов лет в древнем, остывшем к тому времени океане,  появились прокариоты.
-Бактерии, у которых нет ядра, - вспомнил  Апис из краткого  школьного курса биологии.
-Эти бактерии за миллиарды лет создали огромную массу органического вещества, которое захоранивалось, так как прокариоты не способны были использовать его. Так возникли на Земле залежи нефти и газа. В результате углерод, их составляющий, был выведен из биотического круговорота. Хемоавтотрофные бактерии, обитающие в то же время, осадили из морской воды железо, марганец, медь, цинк, золото, образовав  залежи  полезных  ископаемых.
- А у нас есть полезные ископаемые?
-Откуда им взяться в куске камня? Но слушай дальше. Через миллиарды лет появились, наконец, клетки, которые имели ядро и актин-миозиновую систему, которая позволяла  им двигаться, захватывать жертву и образовывать пищеварительные вакуоли. Затем  появились клетки с растительным типом обмена, различные водоросли, затем и наземные растения.  Эти растения еще некому было есть, и в каменноугольном периоде громадное их количество, а с ними и углерода, вновь было извлечено из биотического круговорота. Деревья падали, обугливались, так как кислорода в воздухе в тот момент было около сорока процентов, и становились углем.
 -Но для чего мне эта лекция? - прервал учителя Апис. - Многое из сказанного мы проходили в школе.
-Мы подходим к самой важной части, - примирительно произнес Гор. - Дело в том, что из-за несовершенства биологического круговорота из оборота было извлечено громадное количество углерода, и не было механизма вернуть его к жизни. Металлы оказались извлечены бактериями из океана и захоронены в виде аномалий. И вот появляется человек! Он начинает извлекать из недр нефть, газ и возвращает углерод в природу в самом востребованном состоянии, в виде двуокиси. Он добывает металлы, и с отходами промышленности они возвращаются в океан, становясь доступными живым организмам. Но как только человек вернул углерод, металлы в оборот, он выполнил свою  биосферную функцию, и должен был вымереть,  исчезнуть как вид!
-Но почему?
-Человечеству больше  нечего было  делать на Земле!
-И что же, это действительно произошло? Люди на Земле  вымерли?
-Этого я не знаю. К моменту исхода наших предков с Земли практически все углеводороды были извлечены, доступные ископаемые были выбраны и использованы.  И мир сразу рухнул. Если технологии для извлечения сырья и производства вещей уже были, то  понимания опасности своего поведения  у человечества было недостаточно.  И раньше в истории было много примеров, когда государства или цивилизации гибли оттого, что подрывали природные основы своего существования. Так и в последнем случае. Экологическая агрессия прежде всего  сказалось на громадной стране - России, элита которой, пораженная вирусом накопительства, с маниакальным упрямством только и делала, что транжирила природные богатства нисколько не заботясь о будущем потомков, превратившись в нищую сырьевую колонию. Страна располагалась в холодной зоне Земли, вот, посмотри на глобус. У неё не было природной ренты в виде солнечного тепла, которое, в противовес ископаемым, никогда не кончается и позволяет населению хотя бы не голодать и быть всегда в тепле.  Да и русских в этой стране к тому времени осталось всего несколько процентов...
-А отчего исчезли они?
-Отсутствие работы в сельской местности привело к вымиранию деревни, которая на протяжении всей истории была маткой городов. В городах дети были экономически невыгодны, в малых пространствах городских жилищ не хватало места, а потому города вымирали всегда и во всех странах. Прибывшие из Азии переселенцы расплодились и вытеснили вымирающих русских в отдаленные уголки, и затем, когда земные кладовые опустели, бежали и сами. А в Европе было и того хуже. Уничтожение тропических лесов Амазонии привело к новому ледниковому периоду. Ведь над лесами образовывался теплый воздух, который продвигался вдоль восточных отрогов Анд и совместно с Гольфстримом давал жизнь Северной и Центральной Европе. От прежнего населения осталось лишь наименование местности. Голодные толпы из страны вечнозеленых помидоров и Европы потянулись на юг. Но и там было не лучше. Исчезновение ледников из-за потепления  привело к засухе и опустыниванию в Непале, на Кавказе и многих других местах. В Индонезии, к примеру, всю почву смыло в реки, так как там вырубили леса ради пальм, дающих масло.
      К этому времени из семи с половиной миллиардов  гектаров пахотной земли на планете почти ничего не осталось, так как её уничтожили размывания, выветривание, промышленные загрязнения, уничтожение плодородного слоя во время строительства городов, дорог. Никому не приходило в голову, что существование человечества зависит от тонкого слоя почвы толщиной в 15 сантиметров, восстановление которой требует около трёх тысяч лет. Из морей и океанов хищнически выбрали всю рыбу. Катастрофически не хватало питьевой воды. Были вырублены почти все леса. В результате голода и последующих локальных войн за воду и продовольствие вымерло несколько миллиардов человек, как правило, в городах, многоэтажные пещеры которых не могли поддерживать жизнь без электричества. Понимая, что предназначение человека на Земле подошло к концу, большая группа богатых людей из разных регионов земного шара  решила покинуть  обреченную планету.
К счастью в это время  открыли способ получения энергии с помощью управляемого термоядерного синтеза. Установки быстро упрощались, и теперь несколько таких уже тысячи лет служат нам здесь.
-На уроке физики говорили, что запасов  энергии хватит нам  на миллионы лет.
-Правильно вам говорили. Так вот, воспользовавшись пролетавшим громадным астероидом, который должен был, после разгона в сторону Солнца,  обогнуть  его и на большой скорости покинуть солнечную систему, люди высадились на нем, расплавили  каменную породу внутри астероида, пользуясь энергией этих установок, сделали его полым и закрутили вокруг оси, создав искусственную  силу тяжести. Завезли с Земли внутрь почву и воду. Они правильно выбрали направление, и наш Эдем устремился к одной из ближайших, найденных к тому времени, планетных систем с нужными  для жизни характеристиками.
           -И вот мы путешествуем уже более двух тысяч лет, и никакой связи с внешним миром и с оставленной нами  планетой, и неизвестно, когда закончится полет! Разве не так?
      -Ты прав. Полет займет еще много тысячелетий.  Вот потому уже первые поселенцы  задумались над идеологией полета. Представь себе, мы в коконе из вспененного гранита, который надежно защищает от холода и космического излучения. Но как сохранить жизнь внутри Эдема столь длительное время и не сойти с ума. Ведь это как в повозке, которую тысячи лет по пустыне тянут невидимые волы. Как в аквариуме с единственным бутафорным домиком. Можно  умереть от скуки. Да еще внутренние конфликты.
-Какие конфликты? Что-то я ни об одном не слышал.
-Недостаток  культуры у  многих из прибывших привел к  возрастанию  потребностей по мере их удовлетворения. Это как если  поместить несколько бактерий в замкнутый сосуд с бульоном. Они начинают безудержно размножаться, а затем задыхаются в собственных экскрементах.
-И что же было сделано?
 -Для того, чтобы противоречия в обществе не взорвали всю систему, вначале пробовали декретами ограничивать потребности каждого члена общества. Особенно тяжело было отучить людей от употребления соли. Об этом уже и не помнит никто, так как Разум, как и сведения об открытом огне, вычеркнул воспоминания об употреблении соли из собственной памяти, а, значит, и из памяти всех инициированных.
-А зачем употребляли соль? – даже с испугом спросил Апис.
-Раньше во все блюда добавляли соль, якобы для улучшения вкуса пищи. У нас давно нет этой вредной привычки. Ведь соль было бы тяжело удалять из отходов, и у нас остались лишь соленые озера, заменяющие морской живности земные океаны. Затем была провозглашена демократия. Ты же понимаешь, что демократия - это требование не сильных, но слабых, которых большинство и которые желают равенства. Но для того, чтобы принятые законы исполнялись, нужны были надзорные органы, а в конце концов вновь оказывалось необходимым государство.
-Но большинство обычно самая глупая часть населения! Так нам говорил психолог в школе. Значит, демократия есть диктат дураков?
-Ничего лучше человечество не придумало, но нам повезло. Среди вновь прибывших  нашелся гений.  Он разработал нужную  программу  и  всех живущих подключили к единому искусственному мозгу, который получил название Разум. Для воспитания населения в нужном духе обычным способом потребовалось бы несколько поколений, а Разум навязывал подлинную демократию искусственно, действуя непосредственно на мозг каждого человека. Теперь выпускники школы проходят инициацию, то есть их подключают к Разуму. И каждый из них тут же становится супермозгом, связанным с любым другим жителем Эдема и всеми знаниями Разума.
-Я же говорил, что все мои друзья теперь умней меня!
- Многознание не научает уму, говорил еще Гераклит. В программе Разума встроен   моральный блок, который постоянно усложнялся. Ведь только ради него  все и затевалось. Он следит, чтобы человек вел  себя прилично. Если, к примеру, инициированный  нахамил кому-либо,  внутренний голос немедленно начинает  попрекать его, указывая на промах.  А то и сделает нечто похуже, вплоть до потери сознания от головной боли.  Ты заметил, как Сиф хотел было  показать свое превосходство над тобою  в начале вашей беседы, но внутренний тормоз регулирует его поведение,  и он сдержался.
-А зачем существует это логово, в котором мы находимся?
-Здесь находится  блок управления  самим  Разумом. Вот тот черный  гранитный куб в самом  конце помещения. Правда, это лишь защитная оболочка. Сам искусственный мозг просто небольшая коробочка.
-Так, значит,  только с помощью Разума поддерживается мир и спокойствие  в Эдеме?
-Когда-то на Земле взрослых слонов привязывали за ногу тонкой веревочкой, которую он мог легко разорвать, но слоны даже не пытались это сделать.
-Почему?
-Когда слон был маленьким, его привязывали подобной веревкой, разорвать которую слоненок ещё не мог. Вот и во взрослом состоянии он был убежден, что порвать веревку невозможно. Так и жители Эдема, я думаю, уже привыкли к порядку за прошедшие тысячи лет, и даже если  влияние  Разума  исчезнет, все останется по-прежнему.
-Наши предки убежали с Земли, так как  лишились  смысла жизни, - продолжал Апис. - Но приобрели ли этот смысл здесь, в Эдеме?
-Они бежали не за смыслом, а от неминуемой гибели. Земля уже не нуждалась в человечестве, и оно должно было вымереть.
-Но что же могло погубить его окончательно, если для малого количества оставшихся всегда хватило бы ресурсов Земли, какими бы малыми они не были?  Ведь вплоть до исчезновения океанов Земля может поддерживать жизнь еще около миллиарда лет!
-Этого я  не знаю.
-Но если этот механизм, убивший человечество на Земле,  остается неизвестным, то он может погубить  нас и  здесь, в Эдеме!
Гор молчал.


ГЛАВА 2

ПОДГОТОВКА К ВЫПОЛНЕНИЮ ДОЛГА.


   "С новым веселым ясным днем в веренице счастливых дней в твоей бесконечной жизни! То бессмертие, которое лишь обещали земные  Боги, уже дано тебе."
Сиф открыл глаза. Райский сад, вспыхивающий перед глазами и звонкий,  проникновенный мальчишеский голос,  торжественно произносящий эти слова, каждый раз возникали  в глубине его мозга при включении первого солнца, ласковые лучи которого только что  осветили поляну богов,  если  он чувствовал хоть малейшую тревогу, упадок духа или  просто усталость. Голос бодрил, придавал силы, развеивал хандру. И теперь дивный, дивный мир,  в который он окунулся на мгновение по воле Разума, был как никогда кстати.
  Сиф пришел на поляну еще затемно, до включения солнц,  и  успел  задремать  на  камне у хижины Гора, на котором вечером в лунной тьме сидел Апис.
-А вот и я! - провозгласил Гор из глубины тростниковой хижины, разбитой на перегородки, делящей её, как и хижины каждой семьи в Эдеме, на две спальни, столовую, чайную комнату, зал, туалет и душ, и роскошная борода, а затем и сам прихрамывающий бог, выплыли из дверного проема на залитый первым солнцем яркий, праздничный, полный ликующих криков птиц  луг.
В ту же минуту, выйдя  из своей хижины,  стоявшей метрах в двадцати от хижины Гора,  Апис  медленно, больной походкой подошел к Сифу и молодые  вместе  поклонились, причем Сиф чуть ли не в пояс и задержался в поклоне дольше Аписа.  Он  был горд, так как помощь богам считалась престижным занятием в отличие от других, равных по статусу. И это  в мире,  где избегали всего, что приводило  хотя  бы к малейшему  неравенству.
-Чем мы будем заниматься сегодня, учитель? - спросил Апис, втайне страшившийся  ожидаемого ответа.  За день до этого он  прочитал  книгу о графе Монте-Кристо,  и всю ночь кошмары не давали ему уснуть. То на втором этаже дома номер двадцать восемь на улице Фонтен он заворачивал в полотенце новорожденного для того, чтобы закопать его в саду  живьем.  То душил маленькое тельце, а ребенок, выпятив посиневший язык, смотрел вытаращенными глазами на него совсем  не по-детски, и Апис вскакивал среди ночи  весь в поту. А затем сидел голый на хитоне, расстеленном на голых же толстых досках грубо, без гвоздей, собранного  столетия назад топчана, и не мог уснуть.
- Надеюсь, вы уже позавтракали?
-Я завтракаю рано, и успел придти сюда до первого солнца, - похвастался Сиф.
Апис просто кивнул, хотя  и не думал  завтракать.  И вообще ему было не до еды.
Гор прекрасно  чувствовал настроение Аписа. Он и сам только делал вид, что мало озабочен предстоящим убийством, которое никогда в обозримом прошлом еще не совершалось богами,  а потому  не знал, как приступить к  разговору  с друзьями. Тяжело было среди всеобщего счастья и легкой, беззаботной жизни подобно черному пауку замышлять, и под зонтиком долга  организовывать  убийство младенца.
      -Сиф  уже странствовал по Эдему в течение года  в силу своих обязанностей, а вот тебе,  Апис,  сегодня  предстоит   впервые в жизни после школы,   ограду которой нельзя было  покинуть, и после ученичества, которое прошло в узком кругу двух наших хижин и  гранитной глыбы,  выйти за пределы своего солнца, и ты  должен вначале  узнать,  что  встретишь  за пределами ... 
      -В школе мы  изучали географию  Эдема... , -   глухо  пробубнил  Апис, понявший, что худшее впереди, и избежать его невозможно.
      -Я о том, чего вам явно не говорили в школе, - прервал его Гор. - Я хочу,  чтобы  вы оба  осознали по-настоящему, какое общество вам предстоит охранять от катаклизмов.  В нем  вам посчастливилось родиться и провести всю свою пока еще недолгую жизнь, вы привыкли к нему как к родинке на руке и оно  кажется обычным и даже скучным. Но взгляните по-новому   на  наш удивительный, удивительный  мир! Представьте тысячи мирных счастливых людей, живущих в общинах демократов, скотоводов, буддистов и наци. Взгляните по-новому на лес-сад, растущий из тел наших предков. Это все мы, сегодняшние и вчерашние!
     Гор, как и вчерашней ночью,  широко расставил руки, будто стремился  обнять и  гранитное логово, лицом к которому был обращен, и лес за ним, и первое  включенное солнце, и белая борода его развевалась от утреннего ветерка, и ногти босых ног впивались в землю. Молодые огляделись, и будто впервые увидели бриллиантовые росинки от стеснительного предрассветного дождичка, изумрудную чистоту травы, переходящую в темную зелень леса по  бокам поляны, зелень, превращающуюся в малахит вздымающихся до неба деревьев, растущих на крутых внутренних стенках, а затем в зеленый же бархат противоположной стороны астероида, выполнявшей обязанности неба; услышали веселый  щебет мелкой птичьей россыпи в густых ветвях окружающих их со всех сторон деревьев, стрекотание кузнечиков,  крики  обезьян, цокот крупной птицы, отдаленный рев  льва  в  тропических зарослях.
      Сиф покрутил головой, разглядывая  надоевшее  до одури окружение под разными углами. - Вид как в калейдоскопе с одними зелеными стеклышками, - сказал он, наконец. «А ведь похоже на райский сад, который представлял мне Разум только что», подумалось вдруг ему.
   - У нас  реализован, наконец,  идеальный  общественный порядок, лучший  из всех, которые были на Земле за все прошедшие тысячелетия, - продолжал Гор, опустив руки  и  поворачиваясь к собеседникам. - Дальше  человечеству развиваться некуда, история закончилась! И в обозримом будущем не произойдет ничего нового! И это дает нам уверенность в счастливом исходе нашего путешествия. То, чего человечество добивалось тысячелетиями: свобода, равенство, братство, отсутствие нужды  - существует здесь и сейчас.  Мы живем при  коммунизме, о котором, как о недостижимой сказке, мечтали многие поколения на Земле.
-Советская власть и электрификация всей…
-Не ёрничай, - пожурил  Гор  Сифа.
    "Передо мной стоит необходимость убить человека, - тоскливо ворочалось в голове   Аписа, -  а  они  беседуют  о  всякой ерунде".
-«Царство свободы начинается, в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью…» - декламировал, между тем,  Сиф. 
-Ну вот, все умные слова, оказывается, уже кем-то сказаны, - шутливо  пробурчал Гор. -  Лишь здесь, в Эдеме, настало реальное царство свободы. У нас нет работы, которая бы диктовалась нуждой.
- Поддержание жизни Эдема и воспитание детей требуют настолько мало усилий, что на  необходимые  нам  общественные работы нет отбоя, - со знанием дела  доложил  Гору  Сиф. -  Раз в неделю заседает наша комиссия специалистов, работу желающим приходится  распределять в порядке живой очереди, и остаются  недовольные, так как дел на всех не хватает. Правда в садах и в овощных башнях всегда можно найти себе дело и без нас.
-Но коммунизм предполагал еще, чтобы каждый получал по потребности, - напомнил  Апис.
-Каждому по потребности - это лозунг мещанина и завистника, - пробурчал Гор. - Главная задача любого государства, правда, это мое мнение, регулировать потребности  отдельного человека. Начиная от количества детей, заканчивая частной  собственностью. В нашем случае отцы-основатели в самом начале существования Эдема ограничили потребности любого члена общества только  теми вещами,  которыми  можно обладать каждому,  не нарушая экологии. Вот, - поднял он полу хитона, - материя, которую в готовом для  использования виде ткут трансгенные пауки, жизнь которых поддерживают  на единственной в Эдеме фабрике.
-Нас водили на экскурсию, - не удержался Сиф. – Там очень интересная работа.
-К ней практически не прилипает грязь. На ней не живут бактерии и вирусы.  Изнашивается  медленно, на разрыв она крепче стали, а  в  почве распадается  за несколько лет. В древности  хитон был домашней, и даже нижней одеждой, но мы-то с вами всегда дома,  в какой бы уголок Эдема не попали, и постепенно остальные виды одежды отмерли сами собой. Этот же материал используется на гамаках, его  натягивают сверху хижины для защиты от дождя.
        -Зачем нам  широкополые  шляпы, если мы не в Париже времен  мушкетеров, где  тебе  могли выплеснуть на голову ночной горшок? - восторженно поддакнул Сиф. - Зачем обувь, если не бывает холода и  грязи? Зачем нижнее белье, если мы с младенчества и до старости  проводим ежедневно  голыми  на пляже  в обществе всей общины  по 2-3 часа утром и вечером, а дети только с шести лет, и то только по их желанию, начинают носить хитоны?  И это так же мало влияет на нашу мораль, как если бы мы и носили  какие-то  смешные, чисто символически укрывающие наготу  древние  купальники.
      -Молодец, - сквозь зубы процедил Гор, которому самому хотелось быть лектором. - Все правильно. Любая  еда всегда у нас  под рукой в личных синтезаторах. Помимо этого  лес вокруг, который на самом деле сад, и огороды на высотных многоярусных сооружениях, в которых наши старики с удовольствием коротают время, могут удовлетворить запрос в здоровой пище  любого чревоугодника. Постельного белья нам не нужно, так как с детства мы спим прямо на досках, циновках или в гамаках.
-Да на мягком и не заснешь! - воскликнул Сиф. – Даже на мягкой траве я засыпаю с трудом.  С детства мне нужны доски.
-Но как у нас добились того, чтобы никто не гонялся за модой? Я читал в книгах, что на Земле представители высшего общества  меняли  платье  чуть ли не каждый день, - спросил  Апис.  -  Вот я хотел бы вместо черного хитона  завтра носить синий. 
-А ты сам сумеешь создать синий хитон?
-Нет. Но попрошу тех мастеров, которые управляют пауками.
-И почему они  должен будут выполнить твою просьбу?
-Не должны! Но как можно отказать кому-либо в просьбе?  Я  поблагодарю их.
-Раньше в ходу была поговорка "спасибо на хлеб не намажешь". Это у нас можно обойтись благодарностью, так как деньги   изготовителю хитонов  не нужны. К тому же денег в Эдеме и не было никогда. А на Земле  тебе пришлось  бы заплатить. Более того, чтобы использовать  свои навыки и дальше, умелец, изготовивший для тебя синий хитон,  должен был бы для получения работы и, соответственно,  денег, убеждать других в том, что синий цвет моден. Так появляется реклама, которая культивирует моду, навязывает неестественные потребности, удовлетворение которых  требует  громадных  ресурсов. Элита на Земле именно модой стремилась выделиться, чтобы не смешиваться с обычными гражданами. Но как только эта мода доходила до "низов", появлялась необходимость вновь придумать нечто, чтобы отличиться и подтвердить свой статус, что и двигало моду вперед.  И если бы мода касалась одежды, так нет! Лучший автомобиль, яхта, редкая еда за счет невосполнимых биологических ресурсов. Именно излишняя нагрузка на природу для удовлетворения ненужных потребностей разрушила Землю. Бесконечно развивать производительные силы тем более невозможно  в наших условиях. Ведь любое производство убьет, отравит Эдем.
-А-а! Нашел ссылку в памяти Разума! - воскликнул Сиф. -  Члены нашего общества должны были поставить свои потребности под общественный контроль, чтобы эти потребности не  господствовали над  ними как слепая сила.
-Вот вам и формула  нашего коммунизма, - удовлетворенно крякнул Гор. - И, я думаю, что не только нашего, а коммунизма вообще.
-И как же отцы-основатели добились того, что все жители добровольно ограничили свои  потребности? - хмуро поинтересовался  Апис.
-Я знаю,  как  они  сделали  это, -  хитро прищурился  Сиф. -   Ведь  тщеславие способно разрушить и рай. Именно Разум  контролирует наши желания. Он поощряет и наказывает за любой недоброжелательный поступок в отношении другого человека, и даже животного!  Он  наказывает за желание щегольнуть. Наши девочки, украшающие себя в школе, перестают делать это после инициации. Нельзя даже похвастаться. Уж это я чувствую и на себе!
-Но если подавлять в людях желание выделиться, у них пропадет желание  создать что-то новое, заняться наукой, написать книгу, сочинить музыку! Застой, вот как у нас в течение тысяч лет! - высказал   крамольную мысль  Апис. - И не Эдем у нас, а самая настоящая Утопия Томаса Мора.
- Разум создан был для поддержания  равенства, - сварливо заметил Гор.  -  Единственное, что им не было учтено, так это то, что по истечении двух тысяч лет от начала нашего путешествия мы достигнем предела численности населения. На Земле, если людям не приходило в голову ограничивать рождаемость в зависимости от доступности продовольствия и наличия пахотной земли, наступал голод и возникали войны. Вспомните  похищение Елены. Думаете, война действительно возникла из-за чьей-то там жены?
-Конечно, нет! - подхватил Сиф.  - На самом деле маслины погубили почву Греции, и  стало негде выращивать хлеб. Угроза голода и явилась причиной войны. 
--Голода у нас не предвидится, - тяжело вздохнул Гор, глядя на унылого Аписа, - но,  несмотря на это, нужно выполнять  указания  Разума неукоснительно.  Ведь только  благодаря ему за две тысячи лет мы не пережили ни единого конфликта! Нас не раздирают межклассовые противоречия, так как классов в  Эдеме нет. Нет отверженных, убогих и неудачников. Нет ни последних, ни первых. Все равны с самого рождения. 
-Кроме богов, - льстиво, но с ехидной интонацией заметил Сиф.
- Мы - единственное исключение, - согласился Гор. - Хотя неизвестно еще, кто более унижен в данной ситуации, люди или боги. Люди живут значительно дольше богов. У них нет никаких обязанностей перед обществом, кроме тех, которые они взваливают на себя  добровольно.  Мы же должны делать то, чего,  кроме нас, никто делать не будет.  Да вот, хотя бы убийство младенца.
-Вот и ответ на сомнения в предвидении отцов основателей! - воскликнул Сиф. - Они учли и  возможность  превышения  количества людей. Ведь инициированный не может даже подумать об убийстве. Лишь мне с вчерашней ночи Разум позволил это. Именно для регуляции количества населения они оставили нам богов.
-Так мы нужны  обществу только  как палачи? -  вскричал  пораженный  Апис.
 - К сожалению, это так и есть, - грустно подтвердил  Гор.  - И вообще мы - отверженные! Везде, в любой общине мы - чужие. Вот я, к примеру, так и остался холостым! Более того, теперь мне нужно бы заменить разрушенный тазобедренный сустав, а так как инициированные не болеют, то искусственных суставов никто никогда не делал. Я не включен в общую жизнь общин, о моей проблеме никто и не догадывается, а мне неудобно....
-Ну, а Разум, который и лечит все? - удивился Сиф.
-Мы же не инициированы, и Разум ничего не знает о нас, кроме того, что мы существуем где-то, - напомнил Апис.
      Гору, видимо, больно было  стоять без опоры, но он старался не подавать виду. Быть больным в Эдеме было неудобно, непривычно, а богу и стыдно. -  Я присяду на этот камень, а вы можете сесть на траву, - наконец не выдержал он. - Первый дождик её  практически не намочил.
-Скоро она  будет совсем  мокрая, - возразил Сиф, посмотрев в зенит, где быстро набухало облако из ночного  конденсата,  чреватого традиционным вторым за утро теплым дождем.
      -Облако находится в области невесомости, как же капли дождя опускаются  вниз? - вслух рассеянно проговорил  Апис,  по-настоящему думающий совсем не о дожде.
    Сиф нахмурился, стараясь выжать из памяти все нужное, чтобы не ударить в грязь лицом перед бывшим одноклассником: -  Туман подхватывается воздухом, который вращается  вместе с Эдемом, сам начинает вращаться,  и центробежная сила  отбрасывает  его  к стенкам. Между прочим, философ Мах первым пытался объяснить, будет ли вода,  вращающаяся в ведре в невесомости, образовывать воронку...
-Довольно, довольно, - ворчливо  прервал  излияния Сифа Гор, усаживаясь на камень, кряхтя и неловко опираясь руками. Сиф, глядя на него, только сейчас осознал до конца, что боги не всесильные существа, которыми в детстве его непедагогично  пугала мать, а обычные,    отлученные от инициации и всех её благ, слабые и обреченные на одиночество люди, на которых возложена непосильная для других ноша. Испытав вдруг острую жалость, он инстинктивно подал руку  Гору,  но тот гордо  отверг помощь, и, наконец,  уселся.
- Теперь  о главном, - отдышавшись, произнес Гор. - Меня беспокоит этот лишний ребенок. Частенько у беременных бывают выкидыши, но врачи заверили, что это регулируется Разумом. Помимо того, что он оставил нам некоторых паразитов, чтобы подстегивать иммунитет, так еще не даёт детям с поврежденными генами доживать до рождения. Но вот здорового убивать не стал, и теперь лишний ребенок создает нам проблему. И все это  на финише  моей деятельности.
-Но почему на финише? - изумился Сиф.  – Некоторые старики за двести постоянно вымаливают у нас работу на утренних планерках. А вам еще нет и ста!
- Кто-то помнит мой день рождения? - довольно расплылся  в улыбке  Гор. - Да садитесь же! Наши предки не брали в Эдем с Земли насекомых опасных для людей и не критичных для биологического разнообразия, потому-то мы можем уснуть на траве в лесу, и никакая тварь не побеспокоит. Я уж не говорю о крысах и прочей нечисти, которая досаждала людям на Земле.
Гор подождал, пока слушатели  усаживались на траву, поджимая под себя ноги.
-Разум  же  держит под контролем здоровье всех людей, что позволяет жить, правда не богам, - Гор поднял палец вверх, заостряя внимание на сказанном и поглядев на Сифа, - а инициированным, сотни лет. Если инициированный сравнит себя и друзей с актерами из старинных фильмов, окажется, что мы все, по сравнению с землянами, гиганты и сплошь красавцы. Из-за меньшей, чем на Земле силы тяжести, рост каждого взрослого более двух метров. Телосложение идеальное, с нашими лицами и телом каждый выигрывал бы земные конкурсы красоты.  Альтруизм – основа нашего коммунизма. Постоянная предупредительная помощь друг другу, самоограничение, полное отсутствие агрессии и насилия. Даже грубого слова не услышал бы странник, если бы   появился  среди  нас.  Диоген, этот древний философ, ищущий человека, оставил бы свой фонарь уже у входа. Лишь у детей проявляется еще истинная природа человека - драки, обманы.  Инициированные же не знают зла, зависти и гордыни. Это Адамы и Евы, еще не вкусившие  запретного плода. Рай - вот единственная характеристика Эдема!
-Как бы мы, в конце концов, не оказались на центральной части триптиха Босха «Сад земных наслаждений», - пробурчал Сиф.
       -Любое общество в чем-то несовершенно, и это несовершенство постоянно будет подталкивать людей к желанию сменить существующий порядок, - громко возразил  Апис.
       -У нас ни в чем нет несовершенства, - горячо оборвал его  Гор.
       -Все равно, что же это за рай, если мы собираемся убивать! – мрачно продолжал ворчать Апис. Все существо его восставало против необходимости убийства, хотя подсознательно он разделял древнее убеждение, что лишь боги стоят вне закона, лишь богам позволено  и даже поощряется общественным мнением убивать безнаказанно  ради общего блага. 
-И мне психологически все еще трудно сопровождать бога, который идет...! -  выдавил из себя Сиф.
-Во-первых, убивать еще некого. Вы только познакомитесь с семьей, - успокоил  Гор.
-Явление палача народу! - с надрывом воскликнул  Апис.
-Вот здесь я бы хотел возразить. Если бы не держали в лесах волков, лоси бы вымерли либо из-за того, что съели весь мох и вытоптали  поляны, либо от нарастания генетических заболеваний.  И если  волки  санитары леса, так как убивают, к примеру, только больного лося, то мы, боги,  санитары общества.
-Это не волки санитары леса, - вполголоса возразил Сиф. - Это один из ленточных червей, окончательным хозяином которого является волк, помогает будущему хозяину догнать животное, поселяясь в легких лося и разрывая своими цистами его бронхи и сосуды.
  -В Библии нет указания, что в Раю кого-нибудь съедают или убивают, - в свою очередь заметил  Апис.
;  -Библейский рай населен всего лишь  бесплотными  душами, - возразил  Гор,  - которых можно вместить, верно, и в кринку из-под молока, да и вкушать они могут  лишь  дух нектара,  наперстка которого хватит на мириады душ. А мы имеем дело с самым опасным паразитом - человеком. Только постоянно перерабатывая человеческие отходы, выбирая частицы ада из воздуха и почвы, можно сохранить настоящий  Рай. Куда уж библейскому Богу до нашей доли! - заключил он с горечью.
-Наш строй не совсем лучший, если в нем нет полной свободы. Человек не волен   распоряжаться даже своей жизнью, - вновь буркнул всем нынче недовольный   Апис.
-А что есть свобода? - обратился Гор к Сифу. - Ну-ка, поброди в просторах   электронного мозга! 
- Стоики, а затем Спиноза и Гегель утверждали, что свобода есть познанная необходимость. Затем это же утверждали и марксисты.
     -Я не согласен, - мягко возразил Гор. – Человек не свободен хотя бы потому, что имеет смертное, болезненное тело, которое руководит им. Он не свободен от общества, так как является просто одним из его кирпичиков. Так что как ни познавай необходимость, свободнее не станешь.
-Избавление от лишнего человека есть необходимость. А, значит, в нашем таком прекрасном мире  морально убивать? – пробормотал Апис.
-Довольно разговоров! -  с досадой прервал Аписа Гор. - Все, что говорил я о нашем общем доме, имело целью убедить вас в том, что нельзя вносить смуту в мир улыбок и безмятежного счастья. Говорите о цели прихода только с главами общин, просите их о секретности. Иначе проблема перенаселения внесет в головы эдемцев  уныние и страхи. И видя  шествующего бога, каждый будет домысливать  косу смерти за его спиной. Не хватало нам еще и такой славы!  Но довольно! Помогите мне подняться.
    Встав, Гор постоял некоторое время, очевидно справляясь с головокружением. Затем положил руку на плечо Апису.
-Жаль, что в первый свой поход по Эдему ты начинаешь в таком настроении.  Помню, как впервые на заре своей юности по тропе  к скотоводам по какому-то неважному делу шел я, и как весело было удаляться от  родных мест, и как волновало каждое неизвестное еще мне дерево,  каждый  поворот тропы, пруд, поросший тростником, а особенно  девушки из чужой общины, совершающие утренние омовения в озере. А сколько восторга вызвала встреченная добродушнейшая корова, сразу шумно выдохнувшая в мою сторону. И как тоскливо мне теперь, когда замечаю, что ничто меня не удивляет и не радует.  Равнодушно гляжу я на любую хижину, на людей, игру теней от солнц. Хмель прошлого сменился  пресной обыденностью.


ГЛАВА  3

ОПРАВДАНИЕ  УБИЙСТВ


        Тропа начиналась у гранитной глыбы, которую Гор называл логовом богов, с встроенной в неё навсегда закрытой дверью. Завернув за неё, путники сразу окунулись в чащу. Смеющийся, радостный лес, веером топыря к солнцу восторженные пальмовые ветви,  дружелюбно раздвинулся, пропуская их по уютной, узкой тропе вглубь. Вскоре тропа разделилась. Прямая шла к поселку демократов, влево отделялась еле намеченная тропка к общине скотоводов.
     Птичий гомон, крики обезьян создавали музыкальный фон путешествию. Изумрудная зелень расцвечивалась  вкрапленными тут и там деревьями с красными, желтыми листьями. Повсюду сквозь маскировку из листвы и веток краснели круглые и продолговатые плоды, зрели приманчивые кисти.  Если тропа шла некоторое время  поперек  сигары Эдема, то можно было  увидеть, как через несколько сот метров высокие  деревья, шумевшие под утренним ветерком, с висящими на них волосами лиан, круто взбегали в гору, наклоняясь своими верхушками к наблюдателю, добирались до близкого неба и скрывались в зените за ярким солнечным светом. Но там, где не застил их солнечный свет, также зеленел лес. В мягкой  траве, приятно щекотавшей  босые ступни,  свербели кузнечики.
   Апис,  понуро волочивший ноги, лихорадочно  придумывал речь, с которой мог бы обратиться к Касиму и его жене. Может быть угрозой убийства ребенка побудить жену Касима не рожать? Но могла ли она это сделать?  Можно ли при таком сроке делать аборт? Кто будет его делать? А если она родит, что делать тогда?  Силой отнимать ребенка  у матери? Или душить при ней? А может отрезать голову! - распалял себя Апис, и руки его дрожали.  Каждый  следующий  шаг давался ему все труднее и труднее. Наконец он свернул с тропы и сел на один из  покрытых  мхом камней, разбросанных по лесу.
-Давай отдохнем! - согласно воскликнул шедший впереди Сиф, лишь через несколько шагов заметивший, что остался один на тропе.
-Я не устал! - с вызовом ответил Апис. -Не знаю, зачем иду туда, что буду говорить. Если бы ребенок уже родился,  я понимал бы свою задачу, хотя решить её не готов. В то же время не могу и вернуться. Что скажу Гору? Я думаю, что он и сам не знал, что делать в подобной ситуации.  Ведь у нас нет даже никакого оружия!
Сиф  примостился  рядом. Оба помолчали.
-Ты не переживай так, - прервал молчание Сиф. - На Земле в обществах, ограниченных в ресурсах, тоже практиковали убийства детей. К примеру, на Тикопии, крошечном тропическом острове, ограничивали количество детей, чтобы избежать голода и вымирания населения всего острова. Если незапланированный ребенок все же рождался, практиковалось детоубийство новорожденных — закапывание живых младенцев, удушение или сворачивание шеи. Даже говорить о таком противно!
     На тропу из зарослей вдруг выскочил леопард, прервавший  психотерапевтический сеанс, увидел сидящих и тут же сиганул в чащу. Апис знал, что все звери были тоже инициированы, то есть подключены к Разуму, и никогда не нападали на людей. На домашних животных не нападали тоже, но как они отличали их от диких, Апису было неясно. Хотя  диких  коров, к примеру, в Эдеме действительно не было.
-Я заметил, - стараясь отвлечь Аписа от мрачных мыслей заговорил Сиф, - что у наших диких животных, по сравнению с земными, внешность которых я могу вызвать из памяти Разума, стали короче морды, уши обвисли, шерсть стала пушистее и даже на вид мягче. Это обычный педоморфизм. Подключение к Разуму не могло пройти без последствий. Звери в Эдеме живут в покорной незрелости, которой сопутствует неагрессивное и игривое поведение. По лесам бегают не дикие хищники, а пушистые детские игрушки. Вообще-то и человек есть просто одомашненный зверь. И не удивительно,  что доисторические люди использовали своих полудиких собак для секса и изображали это в наскальной живописи. В древних Египте и Греции секс с животными был частью их взаимоотношений с богами. В античных храмах присутствовали проститутки и собаки, натренированные для секса с людьми. Император Константин Великий любил коров. На греческих вакханалиях, в домах простых людей, на пастбищах и на берегах Нила — везде люди хорошо проводили время с животными. Поэтому я не удивлюсь, если кто-то и у нас…
Апис молчал. Ничто сегодня не могло отвлечь его от мрачных мыслей.
-Я предлагаю посоветоваться с друзьями! - пришла, наконец, спасительная мысль в голову Сифа. - Пойдем к Рэю, внуку главы нашей общины. Он на год младше нас и не сегодня, так завтра пройдет инициацию. Мы сдружились еще в школе. Умный парень. Правда, взбалмошный. Был постоянным капитаном нашей футбольной команды.
          Апис был согласен на все, лишь бы отсрочить свое появление  у скотоводов. Он  поднялся с готовностью. Сиф посмотрел на еле продирающиеся сквозь густую листву лучи  их родного солнца, посчитал что-то и уверенно направился в лес, лавируя и продираясь сквозь лианы.
-Так мы сократим путь. Выйдем напрямую, - объяснил он.
Через некоторое время путники пожалели, что не вернулись к развилке и не пошли по тропе. Сифу повернуть назад  было  стыдно, и прошло достаточно времени, прежде чем  они, крайне измученные походом по чаще, оказались у крайних хижин общины демократов.
Подростки на большой поляне с кривыми деревянными воротами по обе её стороны босиком гоняли мягкий, сделанный из комка паутины, мяч. Со всех сторон их плотным кольцом окружали старики, громкие крики которых были отчетливо слышны еще в лесу. Некоторые из них, обернувшись,  приветливо улыбались и кланялись богу, а затем глядели пустыми глазами вслед. Поодаль красовалась изумительная по росписи пагода, подделка под древнюю  китайскую, где, как это помнил Апис, собирались  игроки в шашки, шахматы и другие настольные игры, фигурки для которых вырезали любители маленькими ножичками, которые вместе с ножницами изготавливались на промышленном  синтезаторе. Дальше был луг, на котором  несколько фигур неторопливо  ходили с самодельными  клюшками.
Наконец они подошли к хижине главы, но Сиф уверенно миновал её и направился  дальше. В конце поселения, спрятавшись за деревьями, стояла только что построенная хижина, что видно было по цвету еще не выцветших  тростниковых стен.
- Можно войти? - крикнул Сиф  в дверной проем, как обычно не имевший двери, и крик этот показывал, что внутри хижины были неинициированные, к которым невозможно было обратиться мысленно.
На порог тут же выбежал Рэй. Долговязый, дерганный, каким и помнил его  Апис,  с худым,  излишне  подвижным бледным лицом, которое, казалось,  выражало  несколько эмоций сразу. Он поклонился Апису скорее ёрничая, нежели действительно испытывая почтение.
-Нам нужна помощь в сложном вопросе, говорить о котором мне, и ты сам это скоро поймешь почему,  трудно, - сказал  ему  Сиф.
-Проходите, - пригласила  показавшаяся  из-за спины Рея его сестра, Мария.
Апис не видел брата и сестру всего около года, но его потрясла, несмотря на серьёзность момента, изменившаяся внешность Марии. Широко распахнутые голубые глаза, локоны пепельных волос, правильные черты холеного лица, щеки  с румянцем пастушки. Всего год назад он не замечал её. Теперь же не мог оторвать взгляда. С трудом отвернулся,  задохнувшись.
-Это свои ребята. Они ничего никому не расскажут, - по-своему оценил замешательство Аписа  Сиф.
 Потолка в хижине не было, а потому шли между внутренними тростниковыми перегородками  будто по лабиринту Минотавра. Миновали зал с иконой в красном углу и Мария, откинув бамбуковую занавеску, свернула из коридора в чайную комнату.
-Нет, нет, - запротестовал  Апис. - Мы очень торопимся, а церемония займет не меньше  двух  часов.
-Но ведь так положено! - воскликнула Мария, и Апис, забыв на мгновение о своей проблеме, тут же пожалел, что так легкомысленно отказался от повода посидеть рядом.
-Бог может отменить любой закон! -  пропел, взмахнув руками, её брат, замыкающий шествие.
-Тогда пройдем в мужскую спальню. В зале у нас еще нет стульев. Их только вяжет из лозы наш дедушка, - игриво глядя в глаза Аписа, или ему  это только показалось, заявила Мария.
В спальне  с одной стороны висел  гамак, натянутый прямо на два дерева, растущие здесь же и своей широкой листвой заменявшие отсутствующий потолок. С другой стороны   располагалась искусно сплетенная из ивняка широкая кушетка, над которой был натянут полог из ткани, защищающий от уже прошедшего утреннего дождя, а также уберегающий лежащих от продуктов жизнедеятельности птичек, трепещущих в листве деревьев, и плетенное же кресло.  На кушетке  сидел юноша с ярко рыжими волосами. Лицо его, как и лица всех жителей общины,  было знакомо Апису, но имени его он не помнил.
-Я ушел от деда, главы общины, с которым до этого жил, так как вскоре предстоит  инициация и мне уже положена собственная хижина, - заявил, войдя последним в спальню,   Рэй. - Кстати, познакомьтесь с нашим программистом. Его зовут Руф. Присаживайтесь  к нему  на кушетку, на ней хватит места и футбольной команде, и рассказывайте, что случилось.
Руф  привстал  и поклонился Апису. Мария прошла к гамаку.
-Вы знаете, что количество людей, зверей и домашних животных строго регулируется Разумом, так как превышение количества..., - начал было Апис.
-Знаем, знаем, - прервал его Рэй, усевшийся в кресло и скрестивший ноги. - Даже за активностью почвенных бактерий, которых, оказывается, несколько тонн на гектар, и которые  потребляют  слишком  много кислорода,  следит вездесущий Разум, причем за каждым микроорганизмом в отдельности. И с этим Разумом меня скрестят на неделе.
Последние слова Рэя вызвали  недовольную гримасу на лице Сифа.
-Так вот, скоро в Эдеме родится лишний ребенок, которого  мне нужно будет  убить, - отбросив всякую дипломатию  заявил Апис.
- Ты хочешь, чтобы мы убедили тебя в необходимости этой экзекуции и благословили на неё? - после глухого  молчания, которое воцарилось бы в спальне,  если бы не щебетание и возня птиц и  ветвях  над  головами,  довольно быстро сообразил Рэй.
-В общем, да! - выдавил  из себя  Апис.
-Ну, и в чём проблема?    
Мария и Руф молчали, пораженные сообщением.
- Какими качествами должно обладать разумное существо, чтобы иметь безусловное право на жизнь? Очевидно, оно должно строить планы на будущее, желать  продолжения жизни и бояться умереть, -  развивал свою мысль  Рэй. -  Может ли младенец  мыслить, иметь  идеи  реализации себя как личности? Остаются ли у него неоконченные дела,  планы, из-за которых он бы не  желал умирать?  Да и вообще, понимает ли он, что  жив,  а  в конце жизни  смертен?
-Я думаю, нет, - впервые подал голос  Руф.
-Ну конечно нет! - обрадовался поддержке Рэй. - Младенец полностью живет в настоящем, и весь его жизненный опыт заключается в удовлетворении  сиюминутных  нужд собственного тела. А потому убийство младенца  нельзя назвать убийством, иначе было бы аморально и рыбу ловить. Более того, если следовать логике нашего духовника, новорожденный несет на себе печать первородного греха. То есть никакими положительными  качествами он еще не обладает, а грех уже на нем.
   -Значит, лишь только когда он подрастет и начнет использовать свое тело для осуществления своих планов, он будет личностью?  - уточнил  Сиф. 
-Птица, строящая гнездо, использует свое тело для осуществления своих планов по размножению, и тоже, следовательно,  является личностью, - осторожно  заметил  Руф.
 - Не утрируй, - резко отозвался  Рэй. 
 -Многие религии считают бесплодие самой страшной божественной карой, но нам не известны проклятия, обрекающие на повышенную плодовитость. Значит, убийство младенца  не морально! - горячо возразила  Мария
- Однако  народы, живущие собирательством, а также живущие в условиях ограниченного количества пищи,  физически не могли прокормить большое потомство, а потому убийство младенцев являлось для них всего лишь одним из способов регулирования количества населения, - поддержал Рея Сиф. - И мы оказались точно в такой же ситуации. Мораль всегда обслуживала интересы её носителей. Так и в данном случае детоубийство не преступление. Оно наблюдается и у животных при избыточном росте популяции.
-Тогда уж подумайте и о стариках, - вмешался  Руф, гримаса на лице которого свидетельствовала, что ему неприятен сам факт подобного разговора. - Ведь и старик, не имеющий  планов в  жизни, который превратился, по сути, в того же младенца, так же,  как и младенец,  не имеет морального статуса личности, а потому жизнь и того, и другого не имеет моральной  ценности. К примеру, бог Гор. Ему уже около ста, а это критичный возраст для не инициированного. Уж не разучился ли он уже и читать?
-Он, подобно святому Амвросию, епископу Миланскому, самому образованному человеку пятого века,  пока читает, как и тот, даже не шевеля губами, - с издевкой произнес Сиф.
-Я просто хотел узнать, чем неинициированный отличается от нас. Ведь старик, инициированный в юности,  только из-за связи с Разумом все помнит и все знает. Но уже лет с восьмидесяти, за редкими исключениями, это не он знает и не он запоминает. Все знания и вся память его в электронном чреве Разума, а он, как один из множества роботов, подключенных к хозяину, только отражает все, что обрабатывается в Разуме, но сам не мыслит. Даже беседу за него, подозреваю, ведет электронный мозг, - продолжал Руф. - Отключи его от Разума, и старик этот, разучившийся мыслить самостоятельно, не отличит уже банан от морковки, а свою жену от стула. Сам наблюдаю подобное на своем прапрадедушке.
     -Эдак вы можете  по своему произволу признать человеческими   лишь определенные  экономические, религиозные  или национальные принципы, которые разделяются человеком,     а остальных, не попадающих под определение личности - под нож! - вмешалась Мария. -Я не согласна! Все люди созданы по образу Божьему, и все они одинаково одарены Богом способностью на моральный выбор, и только потому жизнь любого человека ценна независимо от того, обладает ли он в данный момент человеческими способностями.
-Представим на минутку, - горячо возразил Руф,  -  что на планете, куда  мы прилетим, нас встретят существа полностью внешне  похожие на нас. И мы должны будем выяснить, люди ли они на самом деле, способны ли на нравственный выбор, а потому имеющие все моральные права, или существа, которых можно будет использовать в качестве пищи и не испытывать  при этом чувства вины. Разве  решающим будет  образ Божий, которым они обладают?
-Даже если они будут лишены морали, только из-за образа я не стану их есть! - заявила Мария. - Ведь это значило бы опуститься до уровня древних племен, которые лишь себя называли "люди", а потому поедание врагов не считалось у них людоедством.
-Однажды я заинтересовался общей теорией систем, - продолжал Руф. - В одной работе доказывалось, что в  сложной   системе каждая из составляющих ее в свою очередь  сложных систем при прохождении импульсов адаптируется к ним и отвечает на очередной импульс наиболее оптимальным способом. Однако из-за подобной адаптации, своеобразного "окостенения" частей, общая система постепенно утрачивает способность  отвечать гибко на новые  импульсы, непохожие на прежние, а потому фазовое пространство её постепенно  уменьшается до нуля. То есть она "стареет" и "умирает".
-И  что из этого следует? - осторожно спросил ничего не понявший Рэй.
-А то, что время от времени эти окостеневшие системы, находящиеся внутри общей, нужно постоянно менять на новые, совершенно не адаптированные. То есть, по-простому, нужно, чтобы  умные, но окостеневшие мыслями  старики  умирали, а на смену им прибывали стерильные в умственном плане новорожденные, и в этой ситуации фазовое пространство человечества никогда не станет равным нулю, то есть, мы не вымрем. Бессмертие же каждого из членов общества обрекает на гибель все человечество.
-Ну вот, и математика подтверждает: мы умираем для того, чтобы не вымереть!  Значит, убивать стариков полезно. А мифическое  достоинство, которое, якобы, не позволяет этого делать,  все эти права человека мы  сами себе присвоили на основании качеств, которых нет у других животных, и которые есть просто случайный продукт слепого процесса эволюции. Потому никакого достоинства, большего, чем у любой живности, у нас нет и быть не может, так как безразличной природе нет до нас дела, - менторским голосом заключил Рэй.
"Участь сынов человеческих, и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом» - процитировал  Сиф.
 - Мы выяснили, - подвел черту Рэй, - что если младенец еще не человек, то старики наши уже перестали быть людьми. Это раньше смерть старика приравнивали к сгоревшей библиотеке, а ныне  Разум  замещает  скопом  всех стариков, живущих в Эдеме.  Поэтому отбрось колебания.  Ни убийство старика, ни убийство младенца не является убийством человека!
-Так и Гитлер когда-то не признавал права  некоторых, - пробурчала Мария.
-  А ты, который только и имеет  право  на убийство - наш спаситель! -  протягивая руки к Апису будто желая обнять, но при этом  не двигаясь с места, вскричал  Рэй, не обращая внимания на замечание Марии. - Даже более того! - тут уж он вскочил  с кресла, - посмотри на нас внимательно! Ты слышишь рев толпы на стадионе? Это сообщество людей обделенных в детстве родительской любовью, а потому в футбольном фанатизме ищущее близких по духу, помогающим им бороться с детскими комплексами, убивающее, к тому же, таким образом невыносимую для их примитивного мозга тягучесть времени. Ни одной свободной, трезво мыслящей личности. Куцый интеллект. Неотличимы друг от друга так же, как отдельная особь в клубке змей. И это венец цивилизации?
Коммунизм наш построен на идеологии рабства, удушении Разумом свободного, гордого человека! Никому не нужно бороться за выживание, за еду, крышу над головой, и в таком состоянии человек, убегая от скуки, должен был бы испытывать потребность в исследованиях, в науке, в философии, но Разум подавил в нас все. Головам орущих в любое мгновение доступны все достижения человечества, однако эти люди придавлены свалившемся на них грузом знаний, никто из них не в силах осознать  эти сокровища, и они лежат, как тома на полках огромной, до неба, библиотеки, а между этими томами, которые никогда не будут ими открыты, беснуются современные варвары. Они только потребители. Когда все знания доступны в момент спроса, нет интереса  искать ответ. Не нужно иметь собственного мнения, а потому нет опыта отделять хорошее от плохого. Разум – наш  надсмотрщик, наш наркотик. Он разрушает личность, а потому у нас  нет культуры, нет искусства, нет и истории.  Да что говорить о них, - ткнул он в перегородку в направлении стадиона, - каждый из нас, и я с сестрою, через несколько лет, если будем ленивы, если не будем развиваться самостоятельно, пополним ряды дегенератов. Разум, как когда-то болезнь Альцгеймера, поражавшая старческий мозг, разрушит и наш. И ты, именно ты должен будешь убить нас, как только заметишь неладное. Я поручаю это тебе будучи пока в светлой памяти! И нет у нас надежды, так как  нет науки, которая единственная движет историю. А мы свыклись, не видим унижения в своем положении и, как и все  варвары и демократы  когда-то  на Земле, не ценим ученых, а превозносим лишь игроков, болтунов и лицедеев!


ГЛАВА  4

  ПУТЕШЕСТВИЕ  К  СКОТОВОДАМ


      После напутствия Рея Апис вышел из его хижины  успокоенным. Конечно, той размеренной и  скучной, и оказавшейся теперь уютной и недостижимо беспечной жизни, какая была у него до первого прихода Сифа, уже не могло быть, но и ужас  осознания необходимости убивать  притих, затаился в самой глубине души. Однако доводы Рея необходимо было обдумать, посоветоваться с Гором. В конце концов, он принял логику Рея без рассуждений только потому, что она в какой-то мере оправдывала  убийство. Но все существо его протестовало против подобной логики.  Принять идею Рэя значило признать, что человек имеет цену! И самым дешевым оказывался младенец. Но на судилище этом он был бессловесной, заранее обреченной жертвой! 
-Нам нужно или вновь продираться сквозь лес до прежнего места на тропе, или возвращаться назад, практически до поляны богов, до развилки, а уж потом поворачивать к скотоводам. Давай отложим поход на завтра, - сказал он Сифу. - Домой  пойду один. Я прекрасно помню дорогу.
Время ничего не значило в Эдеме, так как никаких неотложных дел ни у кого и никогда не было, но Сиф все же  разочарованно пожал плечами.
Апису было приятно  шагать среди  цветов луга, на котором то тут, то там стояли  одинаковые хижины, давно уже залитые светом пяти солнц, и от каждого последующего солнца  на траве за хижинами  лежали  все более длинные  и  хрупкие  тени. С упоением ощущал он ступнями своими ласковую траву, живо представляя, как ОНА, босая, тоже ходила ней, и теперь он наступает на следы ЕЁ ног.
     Стройные  женщины, которых никак нельзя было отнести к старухам, но каждой из которых, как определял он наметанным глазом,  было не менее ста лет,  надев венки из полевых цветов, водили хоровод. Со спортивной площадки доносились крики, матч среди школьников был в самом разгаре. Все встречные  моложавые старики, увидев  бога, одинаково радостно всплескивали руками, кланялись, глаза их лучились всепоглощающей любовью. Несколько детишек лет десяти, с детства испытывающие  робость перед черным хитоном,  бросились было сопровождать Аписа, внутренне робея, но пританцовывая и напевая. Взрослые шикали и отгоняли их.
     Возвращаясь по тропе, проложенной  между деревьев  метрах в двадцати от  берега озера, Апис уже с удовольствием поглядывал  на  мелькающую  между стволами  зеленую гладь, на редких, так как утренние водные процедуры уже закончились, а вечерние начинались только после полуденного сна, прыгающих в воду со скал ребятишек, среди которых в прежние годы  бывал в дни каникул и он.
          Две черные фигуры вдруг материализовались перед ним. Апис остолбенел от неожиданности. Черные лица над белыми хитонами, черные ноги ниже хитонов. Он впервые видел подобное.
Ослепительно белые зубы, вспыхнувшие в щели раздвинутых в улыбке губ, несколько  разрядили обстановку.
-Кто вы? - воскликнул Апис, глядя на черные же затылки склонившихся в поклоне голов.
-Мы из общины наци и общины вици, - ответила одна из фигур, разгибаясь.
-Ах, да! Я помню. А что вы делаете здесь, - вырвался у Аписа непозволительный вопрос. Ведь житель Эдема везде был дома.
-Меня зовут Всполох, я учитель в общине наци, - продолжал речь выпрямившийся после поклона и оказавшийся стройным мужчиной лет сорока, с правильными и даже приятными, если всмотреться в непривычный цвет кожи лица, чертами и полными красными губами. - А сюда пришел посмотреть на местную школу, перенять опыт преподавания поэзии и морали детям перед началом учебного года,
-А я Идан, из общины вици, - доложил второй, немного ниже первого ростом, коренастый. - Пришел за тканью для хитонов. И я, и мой  родственник и хороший друг Всполох очень рады так неожиданно для себя увидеть наяву бога Аписа.  Старики говорят, что многим из них за всю жизнь не удается увидеть ни одного из богов. По пути мы миновали поляну богов, но заходить туда запрещено, и мы уже не надеялись.
-Но ваши хижины в разных местах, если память мне не изменяет? Как же вы нашли друг друга?
-Мы сговорились о встрече, - сказал Идан. - Одному мне скучно было идти от моей хижины в общине вици до общины наци, затем до общины буддистов, и уже от них, через болото, добираться сюда. Тем более, что наци и вици одной крови. Наши общины-братья, а мне с другом, да еще и родственником, путешествовать было веселее.
-Желаю доброго пути, - буркнул растерянный Апис, и двое расступились, освобождая ему тропу.
           Гор, последнее время практически постоянно, по случаю болей в ноге,  лежащий  в  гамаке у своей хижины и просматривающий древние книги, встретил Аписа  настороженно. В глубине души он, конечно, желал бы, чтобы на месте Аписа был более решительный,  мужественный и физически крепкий  человек. Но бога выбирал Разум по своим критериям, и тут уж ничего нельзя было поделать.
-Ты посмотри, какое обоснование убийствам можно дать! - удивленно воскликнул он, прослушав доклад  Аписа и равнодушным тоном,  которым  желал  скрыть  от последнего собственные  тяжелые переживания, продолжал. - Если решили идти к скотоводам  завтра, то пойдете завтра. Торопиться пока нет необходимости.
Апис весь вечер провел на небольшом  озере,  находящемся рядом с   хижинами  богов,  в одиночестве плавая и вздыхая, и  отовсюду, из цветов  ли  разлапистой  магнолии, из зарослей покрытых разноцветными шарами гортензий,  из  стены жужжащего стрекозами тростника - отовсюду  смотрели на  него  серо-голубые   глаза Марии.
       На следующее утро, еще до включения первого солнца, в многолунной мгле  нетерпеливый Апис, вышедший навстречу Сифу, увидел его уже сидящим на камне у   развилки.
-Я думал всю ночь, и принял решение не убивать ребенка! -  махнув рукой в ответ на поклон,  шокировал  он Сифа. - Непозволительно в раю убивать детей, пока есть еще ненужные взрослые. Думаю, что смогу убедить в этом и Гора. Вернемся на поляну богов. Я уговорю Гора! А к скотоводам пойдем после первого солнца.
-Как! – воскликнул Сиф, схватив Аписа за рукав. – Ты что же, предлагаешь убить кого-нибудь из  состоявшихся, уважаемых  людей? Человека, которого все знают  столетиями, у которого семья, многочисленные праправнуки. И вместо него оставить ничего не значащего младенца?
   -  Но старики не размножаются, а если мы прервем процесс деторождения в течение двух поколений, то некому будет иметь правнуков.
Сиф  подумал,  ковыряя большим пальцем ноги  мягкую, ласковую  пыль на вытоптанном у развилки пятачке.
-Да! Я посчитал. Ты прав. Младенцев убивать гораздо опаснее для будущего, нежели стариков.
-Мне это ясно было и без расчетов, - позлорадствовал Апис.
-Но как ты будешь убивать старика? – свистящим шепотом, воровато оглянувшись на окружающую их темноту, спросил Сиф по дороге на поляну богов.
-Не знаю. Ведь можно убивать не самому, а подстроить... Может быть ты что-нибудь предложишь. У тебя  в базе данных за тысячи лет  найдутся нужные сведения.
-Не могу сформулировать вопроса.  Да вот, к примеру, ввести в практику опасные виды спорта.
-Шахматы?  Смерть от мата…, - съязвил  Апис.
-Стрельба из лука, - продолжал Сиф, не слушая Аписа. - Смертность от случайно пущенной стрелы в течение пяти лет при нашем количестве игроков превышает тысячную процента. Если будут участвовать многие…
-Долгая история.
-Угощать людей на спортивных площадках, когда они далеки от своих синтезаторов и от огородов, гамбургерами, в которых используется костный желатин коров. В последний можно ввести инфекционные  прионы, которых можно изготовить в генетической лаборатории больницы. Прионный белок вызывает неизлечимое заболевание, правда через много лет. Или вызвать соматическую  мутацию  гена прионного белка. Или подобрать волосок старика и, прочитав геном, создать вирус, опасный только для него. Или встроить в клетки его тела летальный фрагмент ДНК с помощью вируса-носителя?
-Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?
-Нисколько! – охотно согласился Сиф. – Это сообщения о диверсионных ядах, применяющихся на Земле, у меня в голове. Из памяти Разума. Их еще много, этих сообщений, и я не могу выбрать. Ведь знать это не значит понимать, а тем более уметь. Да и Разум может уберечь людей от  отравления или заболевания, а потому, скорее всего, ничего не получится.
    Включилось первое солнце и из хижины, к которой они между тем подошли, вышел величественный Гор.
-В законе  не сказано, что нужно убить именно ребенка! - после традиционного поклона   вместо приветствия  выпалил  Апис наболевшее. - Ведь  стоит нам своими действиями  прервать поток рождений, и мы вымрем. А старики не размножаются, и если убьем  старика,  общество ничего не потеряет.
    Гор внимательно посмотрел на черные круги под глазами Аписа, его осунувшееся лицо  и задумался. И пока он думал, Апис вдруг представил собственного  прапрадеда, его доброе лицо, морщинистые узловатые руки,  и необходимость глядеть во время убийства во все понимающие глаза... Да и говорил он эти слова не вдумываясь в смысл, иначе мелко начинало дрожать все  его тело, и он боялся, что окружающие почувствуют это и поднимут на смех, а он не хотел, не хотел...
-Но нам не нужно убивать и старика! - вымолвил, наконец, Гор. Он и сам всю ночь думал о том, что поставил непосильную задачу перед молодым богом. И считал, что нашел, наконец, выход.
Молодые остолбенели. Жесткая рука, вновь, как и вчера, сдавившая сердце  Аписа, вдруг разжалась.
-Да-да! Не нужно убивать! - наслаждался эффектом Гор. - Те мысли Рэя, о которых Апис сообщил мне вчера, являются материалистическим, функциональным подходом к личности человека. Если теряется функция, теряется и личность. Крайне аморально.
-По мнению философа Кьеркегора все люди имеют какую-либо связь с Богом, сознательную или несознательную, позитивную или негативную, и эта связь дает личности безграничную ценность независимую от функций, - поддакнул всегда готовый услужить Сиф. - Но здесь одна загвоздка. Если я могу думать так, потому что, по крайней мере формально, верующий, то вам лучше принять точку зрения Ницше. Бог умер, а вы сверхлюди. И имеете право на все.
-Ницше ошибся. Без Бога каждый человек стал воспринимать собрата как недочеловека, и если вслед за нами и другие... . Я отрицаю материалистический функционализм за аморальность, а теизм за недоказанность.
-Но как в этом случае оправдать убийство! - воскликнул Сиф.
-Я буду опираться исключительно на моральный закон во мне. И вот, вопреки моему статусу и обязанности, торжественно объявляю, - горделиво поднял Гор голову, -  убийство любого человека аморально, а потому недопустимо!
-Но закон...! - ахнул Сиф.
-Мы должны убедить какого-нибудь старика умереть самостоятельно  ради спасения жизни  ребенка!
-Убедить? - поразился Апис. - Разве возможно убедить кого-нибудь совершить самоубийство?
-Мы не говорим о самоубийстве прямо, а  только  предлагаем сделать моральный выбор.  И доводы у нас неплохие. Ты, дорогой, скажем мы старику,  уже  пожил. А нам нужно будет убить малыша. Если откажешься, как будешь смотреть в глаза друзей, каждый из которых может в любой момент спросить: "Почему ты не пожелал спасти ребенка, когда к тебе обратились боги?"  Я бы и сам... 
-Смерть бога никак не скажется на решении Разума, - нетерпеливо перебил его Сиф. - Он, а затем и я, как эколог, не учитываем богов в составе живущих. А вот аргумент для других неплохой.  Если уж существовало сати – ритуальное самосожжение индийских вдов после смерти мужа всего лишь для удовлетворения чувственных потребностей покойника в загробном мире, то ради жизни ребенка...
-Нужно также создавать мнение в обществе, что в определенном возрасте,  к примеру, после двухсот лет,  человеку жить уже неприлично. Это мнение  нужно  внушать исподволь, навязывать, чтобы оно  воспринималось  затем  любым  членом  общества как  моральное требование к самому себе. Вот я умру совсем скоро, гораздо раньше любого из инициированных, но не считаю себя ущемленным и обиженным. Если бы на Земле все понимали необходимость сокращения рождаемости до оптимального уровня, то и многих войн удалось бы избежать.
-Некоторые йоги-долгожители, достигнув определенного возраста, завершали жизнь самоубийством, - вполголоса дополнил  Сиф. - Датские воины считали позором дожить до старости и умереть спокойно. "Готы" и многие другие народы считали обязанностью кончать с собой при приближении старости. У древних германцев был обычай: начинающие стареть  взбирались на "скалу предков" и бросались с ее вершины. У древних индусов даже считалось большой добродетелью, если человек приносил себя в жертву богам и вообще добровольно кончал с собой. Вот и нам нужно...
-Ты говоришь о тех людях, смерть для которых была их обязанностью, - прервал его Гор. - Создать подобную обязанность есть наша последующая задача. А сейчас нужно обосновать самоубийство, сознательное предпочтение смерти перед жизнью. Это я к тому, что нынешний  ребенок лишь  первая ласточка. Население Эдема начало переливаться через край. И вскоре каждый второй  ребенок будет лишним. Так что же,  нам  ставить  подобные убийства  на поток?
-Но как убедить человека покончить с собой? - растерялся Апис.
-Сиф поищет в памяти. Ведь кому-то уже приходилось раньше решать подобную задачу?
 - В Японии  существовал обычай убасутэ, - продолжил  Сиф,  - по которому нужно было отправлять стариков в горы или лес на голодную смерть. В рассказах  Ситиро Фукадзавы описано,  что, когда старику или старухе исполнялось 70 лет, старший сын должен был на своих плечах отнести пожилого человека на гору Нараяма и оставить там умирать от голода и жажды. Подобные же легенды имеются в древнеиндийских буддистских сказаниях. 
- Почему же их не останавливали  идеи конфуцианства?  Ведь они  рано   проникли  в Японию из Китая  и требовали уважительного отношения к людям пожилого возраста? - возразил Гор.
-Я тоже мало верю в эти мифы, - безразлично пожал плечами Сиф.
- Я не знаю, что нужно сделать, чтобы самоубийство стало обычаем, - признался  Гор. - Пока  познакомьтесь  с людьми  и  попробуйте предложить кому-нибудь подобное в общине скотоводов... Посмотрите на  реакцию.
        Идти по уже знакомой тропе после разговора с Гором в этот раз было веселее. Отсутствие необходимости убивать  окрылило Аписа. Ну конечно, он  приложит все силы,  дабы убедить кого-нибудь, как бы омерзительно это не выглядело, покончить с собой.  Лишь бы избавить себя от  выполнения ужасной  процедуры.
-Скажи-ка, Сиф, как в прошлом относились к тем, кто доводил до самоубийства? Процитируй какие-нибудь труды из прошлого.
-Бог Апис примеривает наказание для себя? - не удержался от колкости Сиф, оглянувшись на идущего по узкой тропе, как обычно позади него,  Аписа. - Да вот, к  примеру,  статья 216 Германского  уложения  соучастие в самоубийстве наказывало  тремя годами тюрьмы. Уголовное уложение Нью-Йоркского штата, изданное в 1881 г., рассматривало самоубийство как преступление. Находя наказание трупа самоубийцы практически бесполезным, оно наказывает лиц, подстрекающих  покончить с собой, наказанием в виде тюремного заключения до 2-х лет, или штрафом  до 200 долларов.
-Сегодня мы идем  к скотоводам, - напомнил Апис, - а их религия, как мне кажется,   произошла  от христианства,  но  кое-что взяла  из  ислама.  Поэтому ты поищи сведения,  как  относились к самоубийцам  в различных религиях.
- Самоубийство запрещается Кораном, а также религиозными воззрениями евреев, халдеев и персов. Что же касается Греции, то здесь запрещалось самоубийство без разрешения государства, и подобное самоубийство влекло те или иные издевательства над трупом. Если же человек, вздумавший покончить с собой, обращался к государству  за  разрешением покончить счеты с жизнью и получал подобное разрешение – то самоубийство рассматривалось, как вполне законный и допустимый акт. Один из законов, касающихся самоубийства, гласил  так: "Пусть тот, кто не хочет больше жить, изложит свои основания Сенату и, получивши разрешение, покидает жизнь. Если обижен судьбой – пей цикуту. Если ты сломлен горем – оставляй жизнь. Пусть несчастный расскажет про свои горести, пусть власти дадут ему лекарство, и его беде наступит конец". То же было и в Риме.   
-Если кто-нибудь обратится к Гору за разрешением на самоубийство, он непременно разрешит. Но у нас никто не желает этого, - напомнил Апис. 
-Раньше были самые разнообразные поводы для самоубийства. Вот Гегель пишет, что если китаец был оскорблен он, чтобы отомстить, не мог просто убить своего врага, потому что в этом случае было бы казнено все его семейство. Поэтому он сам себя убивает, чтобы таким образом наказать другого. Ведь когда кто-нибудь убивал себя, законы требовали, чтобы было произведено строжайшее расследование относительно того, что было причиной этого поступка. Все враги самоубийцы привлекались к следствию и подвергались пыткам, а когда,  наконец, выяснялось, кто был обидчик, то его и всю его семью казнили.
-Но у нас, под надзором Разума, никто никого оскорбить не может, а потому, даже если бы в Эдеме жили одни китайцы, мы бы не дождались самоубийства!
     - А вот уголовное уложение 1903года  за доставление средств к самоубийству карало  заключением до 3-х лет, а  за подговор – каторгой до 8-ми лет, - с долей злорадства продолжал Сиф.
     Каторга до 8 лет не произвела на Аписа впечатления, так как он забыл значение слова каторга.
 -Если был возможен подговор, значит, были и условия, при которых человек соглашался покончить с собой. Были какие-то причины, - прервал  он Сифа. - Ведь для того, чтобы уговорить человека на самоубийство, нужно создать   подходящие  условия.
-Как же ты создашь эти условия? - воскликнул Сиф возмущенно. - У нас просто нет тех  причин, которые приводили к самоубийству на Земле. Алкоголизма у нас не может быть, так как на Эдеме никто не производит алкоголь, а в  синтезаторе  его получить нельзя. Разорение для нас пустой звук. Жилища, еда и одежда, зрелища, спорт у нас бесплатны, то есть за них ничего делать не нужно, - попытался он объяснить понятие «бесплатны». - Да и денег у нас просто никогда не было. Действие климата исключим, так как у нас всегда комфортная температура. Вот я с детства сплю ночью голым на голых досках, и мне тепло. Из-за несчастной любви...
-Несчастную любовь отбросим, так как  навряд-ли   из-за неё покончит  с  собою  старик, - резонно заметил Апис.
-Вот  ещё  интересны подражания, - воскликнул Сиф, очевидно нашедший подходящий источник в безбрежной памяти Разума. - Достаточно иногда бывает одного случая самоубийства, чтобы вызвать ряд других самоубийств. В 1813 г. в одной французской деревне повесилась женщина, и сразу же после нее повесилось на том же дереве много других женщин. В 1772 г. в доме инвалидов повесился на одном крючке  постоялец, и вслед за ним повесилось один за другим на том же крючке 15 инвалидов. Достаточно было снять крючок, чтобы самоубийства прекратились.
-Прежде нужно уговорить на самоубийство хотя бы одного, - остудил его Апис. - Пока что подражать некому.  Может быть, склонность к самоубийству зависит от культурных традиций?
-На Земле количество самоубийств действительно зависело от культуры общества. 
-Почему у нас нет  самоубийств? - не отставал Апис.
- Люди в общинах Эдема  очень спаянные. Поведение одного похоже на поведение  любого другого. Нравственные переживания сходны между собой.
-Это что же, мы недалеко ушли от самых примитивных обществ?
-Действительно,  индивидуальности, в строгом смысле слова, у нас   нет. Поэтому, если на долю личности падают какие-либо  неприятности, она  их легко переносит, потому что  живет для группы, а не группа для нее. У нас нет самоубийц также из-за невозможности появления у инициированных даже мыслей об этом.
-Как  сделать так, чтобы старики все же решались  умирать ради благополучия группы, -  шагая  и сбиваясь с такта проговорил  Апис. -  И, умирая ради других, чувствовали бы себя героями.  Может быть, именно так обосновывали свой уход самоубийцы и  на Земле?
-Там  была  совершенно другая  ситуация.  На  Земле  люди  были  одиноки; особенно в крупных городах. Общность верований, обычаев, нравов, интересов  постепенно  исчезла. Каждый  человек имел  свои интересы, далеко не совпадающие с интересами других. Вера в  небесное вознаграждение пала, а тем самым исчезла одна из причин, заставляющих бодро переносить страдания и бедствия. К чему страдать – когда эти страдания не нужны  обществу и в то же время невыносимы для самой личности? Жизнь человека обесценивалась в глазах других: куда ни посмотришь, везде толпы, и разве есть возможность заинтересоваться всеми, кто умирает рядом?  Благодаря этому и своя жизнь обесценивается в глазах каждого. Все это создает неустойчивость, зыбкость, непрочность.  Вот на такой почве и  могут  процветать  самоубийства.   
-Получается, что на Земле люди были свободны от общества, но свободой тяготились, так как человек для свободы не создан. А у нас общество стало более примитивным, и каждый человек больше связан со всей группой, а потому более психологически защищен. Но это же значит то, что каждый из нас находится в рабстве у собственного общества?  - воскликнул Апис.   - И мы, сколько бы не говорили о  свободе от еды, от одежды, от друг друга, наконец, в действительности просто муравьиная куча.   
        Некоторое время шли молча, и если Сиф с любопытством разглядывал  окружающее, то Апис не замечал ничего вокруг.
-А может быть  у жителей  наших общин  есть какие либо особенности, которые помогут..., - начал он вновь.
-Особенности? -  растерянно перебил его Сиф. - Да вот, пожалуйста. К примеру,  почти все наши старики не любят еду из синтезаторов и выращивают капусту, овощи, фрукты. Старики скотоводов не могут представить себя без овец, общины наци и вици   традиционно разводят свиней.
-К чему ты мне это говоришь?
-К тому, что  люди  находятся в рабстве тех  объектов, с которыми имеют дело. Эти объекты    формируют их  образ жизни, мышление, навыки. И я бы сказал,  что  не мы, а  эти объекты и  являются  главными  в наших с ними отношениях.   Если  демократы на самом деле поданные капусты, скотоводы рабы овец,  то  наци и вици вообще  свиные холопы. К сожалению,   я не  придумал  еще, как  использовать   эту зависимость  для того, чтобы уговорить их...
      Помолчали, и лишь щебетание птиц вместо секундной стрелки отмечало время для Аписа, так как солнца  в Эдеме  всегда  занимали одно и то же место над головой, не двигаясь  к условному западу.
     По пути они не встретили ни  одного старика. Да и трудно было бы увидеть человека в густых джунглях. Но вполне возможно, что жители узнали от Сифа,  вольно или невольно сообщившем всем о своем передвижении по тропе вместе с богом, и стремились не попадаться  на пути, так как по поверью, царившему у скотоводов, встреча с богом  сулила  несчастье, хотя это и считалось предрассудком.
           Расстояние до  общины скотоводов было в два солнца. Но по тропинке, извилистой, кое-где заросшей пробившимся прямо на тропе кустарником, идти было сложно, и путники передвигались медленно. Примерно за четверть солнца до стоянки тропа потерялась среди истоптанной копытами травы. Лес поредел.  На полянке паслись, будто позировали, десяток белых, будто выстиранных, овец. На опушке дергали за листья низкорослого  кустарника несколько   коз. Если овцы использовались на традиционное мясо, то козы, как им говорили на уроке биологии,  давали человеческое молоко на случай, если нужно было выпаивать ребенка вместо матери.
-В траве должно быть множество священных скарабеев, - прокомментировал Сиф появление на пути коровьей лепешки. - Корова дает гораздо более вкусное, чем из синтезатора, молоко, но одновременно выделяет до 200 литров метана в день. А это ужасный удар по экологии. К примеру, великое Пермское вымирание на Земле, случившееся 250 миллионов лет назад, когда исчезли до 70% животных,  96% морских видов и даже 57% насекомых,  было вызвано метаном, замороженным на дне океана и вдруг высвободившимся. Поэтому мы  разрешаем скотоводам  иметь всего несколько  коров, лишь бы  сохранить генофонд. Хотя я не понимаю, почему бы Разуму не населить  кишечник коров бактериями, которые поглощают метан, да еще и дают энергию хозяину, как он сделал это для нас, людей. Потому-то в Эдеме люди стали выделять меньше газов. Вот на Земле у людей в кишечнике накапливался метан, что веселило мальчишек...
     Сиф не закончил бы свои пространные сообщения, но в этот момент они подошли  к ограде двухметровой высоты. Сделана она была из тех же материалов (стойки из жесткого пластика, оставшегося еще от отцов-основателей, натянутые вдоль стоек шелковые нити, тонкие маты из сухого камыша) как и стены в хижинах.
Сиф подошел к лишь ему известному месту и приоткрыл створку калитки, неотличимой от остальной ограды. - Я уже был здесь, и мне подсказали место прохода. А ограда для того, чтобы животные не заходили в жилую зону.
В жилой зоне уже не было вытоптанной копытами травы.
-Никто не желает быть главой, - решил предварительно ознакомить Аписа с общиной Сиф. - Ведь нужно заботиться о своевременном снабжении туниками, запасными частями к санитарным приборам, а все это производится только у демократов. Но основное - во время праздников и на различных церемониях требуется важно шествовать, говорить громко, чтобы слышали и дети, хвастаться тем, что, якобы, было сделано для общины в прошлом и традиционно обещать многое сделать в будущем, хотя все знают, что делаться ничего не будет. Все это неестественно, глупо, тем более что и делать то ничего не нужно, так как  каждый имеет все необходимое и в большем не нуждается, а потому каждый уклоняется. А власти у главы никакой нет.
     У входа в хижину главы общины их встретил добровольный молодой помощник главы, Ансар, замещающий хозяйку.  Женщины, по давней традиции скотоводов, должны были уйти из хижины перед приходом бога. Ансар поклонился с восторженной улыбкой и пропустил путников внутрь, где в гамаке, натянутом между стволами растущих прямо в хижине деревьев, возлежал глава, старик с остроконечной  бородой в белом, но  длинном, как это полагалось старейшинам, хитоне.  На груди его,  свернувшись  калачом, лежал  пышный  белый кот.   Голова  и  борода старика тоже были белыми, и  среди пушистого снежного сугроба  блестели лишь черные живые глаза.
-Сам пророк Мухаммед читал проповеди  с кошкой на руках, - прокомментировал ситуацию для Аписа Сиф. - Кошки известны со времён древнего Египта, а в Библии они упоминаются дважды - в Книге пророка Исайи и Послании Иеремии..., - не удержался он.
-Меня зовут Адель, - прервал Сифа глава, улыбнувшись и наклонив  голову в сторону бога. - Извините, что принимаю вас лежа, - предупредил он вопрос. - Обострение радикулита, а лечусь долго,  по старинке. Но ничего, в  комнату для чайной церемонии вас проводит помощник.
-Нет-нет! - запротестовал Апис.
-Бог имеет право отменить и закон, - почтительно и растерянно  проговорил, как бы для себя самого, глава. - Извините, но без традиционной чайной церемонии, въевшейся в нашу  плоть и кровь,  я даже и не знаю, как начинать разговор.
-Рад был познакомиться, - начал Апис с фразы, которую можно было услышать лишь от бога. - Вы, наверное, желали бы узнать о цели нашего визита?
-Ну да! - совсем растерялся глава. - Сиф ничего не передал о цели. Он лишь рассказал о котах, которых всего несколько во всем нашем мире, а больше котов как раз Сиф   держать запрещает.
-Коты опасны для птиц, - отмахнулся Сиф.
    С Сифом, которого в общине видели впервые, никто здороваться не собирался. Здороваться в Эдеме было принято только с богами и детьми, которые не были подключены к Разуму и были закрыты от всех остальных. Каждый же взрослый заочно знал любого другого жителя с момента инициации, и если тот специально  не закрывался от мира, всегда чувствовал его  приближение. При желании мог  узнать все о его здоровье, и даже планах на сегодня, не вступая в непосредственный контакт, а потому здороваться вслух было так же нелепо, как когда-то на Земле с незнакомцами в большом городе.
- У меня довольно странная цель прихода. Мне нужна твоя помощь.
      Адель беспомощно поглядел на Сифа, но тот закрылся от всех, и невозможно было прочесть, как обычно, о чем он думает.
     -Постараюсь помочь, если это будет в моих силах, - проговорил Адель, кивнув  помощнику,  который тут же кинулся за перегородку, к синтезатору, и вынес оттуда на подносе две одноразовые кружки чая с творожными печеньями. По-крайней мере такое желание они прочли в мыслях Сифа, который хотел пить после похода.  К тому же это было как бы заменой чайной церемонии.  Чего желал бог было неизвестно, а так как никто никогда не спрашивал желания гостя, так как всегда знал его желания,  то  Ансар лишь смотрел растерянно в район груди на длинный, до лодыжек,  черный хитон, так как глядеть в глаза бога считалось неприличным.
Апис одобрительно кивнул и взял кружку. И Адель, и помощник облегченно вздохнули. Пока все шло, как им казалось, как надо.
-У вас в общине скоро родится ребенок, который своим появлением превысит квоту на количество людей в Эдеме, - сказал, ставя кружку на низенький столик, стоящий у гамака, и присаживаясь на  пенёк, торчащий  рядом, Апис.  Сиф и  Ансар  остались  стоять.
- Да-да, - живо откликнулся старик, - в семье Касима ожидается мальчик. Уже  известно желание отца  назвать его Валид.
          Глава общины замолчал, испытующе глядя на бога. Ему не нужно было объяснять, что означало рождение лишнего дитя, так как  уже несколько недель эта мысль мучила его самого. Он только не мог предугадать, что именно собирается сделать бог. Наиболее вероятным было, что  он убьет младенца, и тогда древний закон обязывал главу оказать ему полное содействие. Эта мысль и была причиной радикулита у главы. Он хотел бы, подобно Пилату, умыть руки.
   -Мы приняли решение уговорить кого-либо из ваших стариков  покончить с собою, чтобы избежать убийства ребенка, - безо всякой психологической подготовки сказал Апис.
     У обоих слушателей сказанное вызвало шок.  Бог имел моральное право  убить любого. Это было освящено тысячелетними законами и никто бы не мог возразить, но уговаривать любимого, уважаемого человека покончить с собою...
-Это невозможно! - выдавил из себя Адель. - Никогда не было такого. Это как  уговаривать отца... В нашей общине очень чтут старость, и даже предложить подобное кому-нибудь, кощунство! Мы закроемся теперь от всех  и станем непроницаемы, как дети, лишь бы мысли ваши не стали достоянием окружающих. Я понимаю, вы бог, и можете..., но...
Он задохнулся, не подобрав подходящих слов.
-Вам ничего не нужно делать, - постарался снять с него моральную тяжесть Апис. - Я сам поговорю. Вы назовите имя. Но нам нужен тот, кто наименее всего связан с другими членами вашей общины. Он должен быть холост или вдов. Детей у него не должно быть.
-У нас не было бездетных...
-Но есть же хоть один, у кого дети  умерли?  Связь с внуками уже не так важна, а с правнуками тем более.
-У нас эгалитарное общество, то есть анархия. Если спросите любого на улице, кто в общине главный, он назовет себя. Я не имею власти, чтобы принуждать или уговаривать.  Он, - указал Адель рукою на Сифа, - знает всех. Пусть выберет, к кому вам пойти.
- Можем теперь же отправиться, - согласно кивнул Сиф, допивая чай и ставя кружку на  столик. - Я знаю, где живет Джавид, - остановил он рукою пытающегося что-то сказать помощника, - и сам отведу бога к нему.
-Кто такой  Джавид? - спросил его  Апис.
-Самый долгоживущий в общине. Он давно одинок, а у одинокого нет любви, которая бы встраивала его в жизнь. Тем более у него последнее время пошаливает здоровье, и он почти не выходит из хижины. Может ему  уже  не так   важно длить свое бессмысленное  существование, - почти с детской бесчувственностью и непосредственностью заявил Сиф. Видно было, что Разум полностью перестал следить за Сифом, за его недопустимыми для других мыслями.
Адель растерянно развел  руками.
-Верит ли Джавид в бога? - спросил его  Апис.
-Мы все верим во Всевышнего. И все наши дети верят в Него.
-А кто этот Всевышний? Как его зовут? Вот раньше, на Земле, были христиане, мусульмане, буддисты, атеисты и еще кто-то. Я ходил в школу в  общине  демократов, которые, насколько я понимаю, присвоили себе Бога христиан. Как будущий бог я не имел к ним отношения.
-Так вы не верите в Бога?
-Я верю в себя, - с достоинством произнес Апис.
-Трудно сказать, к какой именно религии из земных мы принадлежим, - неуверенно ответил Адель. - За тысячи лет каких только веяний не происходило в нашей общине. Мы не мусульмане и не христиане, а смесь этих, да и каких-то других религий.  У нас свой, единственный Бог, и  у нас  много святых  книг, которые  Он, мир Ему,  написал для нас.
-Удивительно, как можно теперь  верить? Ведь бывшие наши земные боги остались  где-то там, на облаках  мифической Земли.
-Небо здесь совсем близко. Прямо над нашими головами. У нас есть Он, и впереди нас ждет вечность. Это  у атеистов в будущем - пустота!
-И что же, вы считаете, что  Всевышний сидит  и ждет, как паук муху, когда упадет к нему на небесные весы  грешная душа,  и уже приготовил, как портье, ключи от номера в раю? – невежливо  продолжал  Апис, задетый словами Аделя.
-Между прочим, и Джавид верит в Бога, - с мягкой укоризной проговорил глава общины.
-А кем является Всевышний для тебя?
-Господь добр и  категорически  против  злого  и жестокого  образа  жизни. Наша религия есть религия мира и добра.
-И все разделяют твою позицию?
-К сожалению, в этом её определении я постоянно конфликтую с некоторыми из  членов  общины, которые  чересчур  упрощенно понимают свою миссию по распространению именно нашего учения. Их мало, но в них кипит жажда неудовлетворенного признания, которая выход находит в религиозном фанатизме.
-И вы не можете переубедить их?
-Они вооружены злом, которому невозможно противостоять. Такие люди должны вызывать у окружающих лишь  отвращение, страх  и  осуждение, если бы это позволял Разум.
-Верно, некоторые люди злы  от природы?
-Я не верю в жестокость, которая передавалась бы по наследству, так как она не наблюдалась у предшествующих  поколений. Зло всегда формируется в сердце человека под влиянием его собственного мировоззрения, его собственного отношения к жизни. 
-И  это несмотря на постоянное воздействие  Разума?
-Как ни странно. Очевидно, что-то было не до конца продуманно при его создании. И такие люди меня пугают, так как нет ничего более страшного и более разрушительного для человеческих отношений.
-И Всевышний  не может остановить это зло?
-С моей точки зрения в Боге и в Его отношении к человеку и миру нет ничего похожего на социальные отношения людей. К Нему неприменима низменная человеческая категория господства. Бог не господин и не господствует. Он не требует рабского поклонения и не препятствует проявлению нашей свободы, в том числе проявлению зла. Но отойти от Бога нельзя! Без Него неизбежно придешь к идолу. Но вот я представил себя без Бога. Как это беспросветно!
            Было столько чувства в этих словах, что Апис сник, и уже просто по инерции задал следующий вопрос:  - Так ты не можешь себе даже составить представления о том, кому поклоняешься?
     -О Боге нельзя себе составить никакого понятия, и менее всего применимо к Богу понятие бытия, которое всегда есть уже рационализация. Так говорил когда-то философ Бердяев, и я с ним согласен. Вся жизнь, и все знания наши убеждают, что Он существует.   Вот  летим мы  к некоей звездной системе и там, якобы, имеется жизнь. Но существует примерно 200 известных критериев существования внеземной жизни на других планетах, и потенциально обитаемая планета должна соответствовать каждому из них без исключения. И статистика говорит, что шансов на существование жизни во вселенной практически нет, несмотря на необозримое количество звезд.  Чем гипотеза о создании этих идеальных условий высшим разумом хуже веры в то, что пригодная для жизни Земля появилась случайно?  Вселенная  есть  чудо из чудес, которое неотвратимо  указывает на существование чего-то — или Кого-то — кроме самой вселенной, хотя мы и не можем ничего сказать о Нём.
-Ну вот, Бог  растворился, как сахар в этой чашке чая.  Может ли символ быть Богом? Я все же за то, чтобы бог был вот как я - из плоти и крови.
-Но ты  же не можешь  создать Вселенную!
-Конечно, -  бормотал  уязвленный  Апис по пути к Джавиду, - Бог выдуманный  всегда сильнее бога настоящего. Ведь выдуманной сущности можно приписать все, что угодно.
        Хижина Джавида располагалась недалеко от хижины главы общины, рядом с  многоярусным,  возвышавшимся  даже над лесом,  увитым цветами  и опутанным лианами  гранитным сооружением пятидесятиметровой высоты. Подобные  гиганты, высящиеся над садами как сванские башни, были разбросаны по всему Эдему. Построенные еще отцами основателями они являлись отдушиной от скуки для многих жителей, которые с удовольствием выращивали овощи на открытых ярусах многоэтажного строения.
   Бриллианты дождя, распыляемого синтезатором над сооружением, опускались сверху, переливаясь радугой в свете пяти солнц. Низа достигала лишь мелкая морось, приносящая приятную прохладу.
-Интересно, почему это Разум не смог справиться с радикулитом  старейшины? - спросил Апис.
Сиф не успел ответить, так как они уже входили в хижину Джавида.
Хозяин, лежащий не в спальне, а прямо посреди зала в гамаке, не ожидал гостей, что невозможно было представить в Эдеме. Как и обещал глава общины, они с помощником закрылись от общения и ничего не сообщали  о цели визита бога. Сиф тоже не потрудился заявить о себе.
    Над гамаком висел обычный полог из паутины, непроницаемый для воды, прикрывающий лежащего от мелкой мороси с вершины рядом стоящего сооружения. Покой и затхлость запустения  чувствовался  в хижине, несмотря на отсутствие крыши и благоухание цветов, свисающих с лиан, тянущихся до неба.
-Проходите, проходите, - запричитал старик, с гамака указывая высохшей коричневой  когтистой рукой на пару стульчиков, стоящих у такого же, как у главы, низенького столика.
-Ты лежи, нам ничего не нужно, - остановил Апис попытку старика подняться. - Мне нужно с тобой поговорить.
Было принято, что бог всегда и всем говорит "ты",  и хотя Апису, вчерашнему школьнику, было это неудобно, он стремился соблюдать порядок.
Сиф сел, а Апис стал расхаживать по рослой  влажной  траве взад и вперед, собираясь с мыслями.
-Почему ты в чёрном? - спросил старик, глядя на  хитон  бога, но обращая вопрос Сифу.
-Бог всегда является в чёрном, - ответил Сиф. - Чёрный цвет - цвет чистоты,  девственности, невинности и  отречения от мирских радостей.  Монахи в древние времена  тоже одевались в чёрное.
-Ах да,  я забыл.  За последние сто лет не помню я, чтобы  нас  посещал бог.
-Сколько тебе лет? - спросил  Апис.
В узких слезящихся глазах старика ничего нельзя было разобрать
-Он думает, что около трехсот, но точно не знает, - сообщил Сиф. - Об этом знает Разум, но Джавида это не интересует. Многие после ста лет жизни перестают следить за возрастом. Наверное, это защитная реакция.
-Да-да, наверно так, - согласно закивал старик редкой, короткой пародией бородки, сверкнув ослепительно белыми искусственными зубами. Очевидно, он уже использовал семь возможных генетически смен зубов, а потому  врачи  вставили ему искусственные. Из-за  выпирающих изо рта  зубов  и замусоленного  (ткань, которую  по определению нельзя было запачкать!) мятого хитона он был похож на хорошо сохранившуюся   египетскую  мумию.
-Посещает ли  тебя кто-нибудь из родственников? – продолжал допрос Апис.
-Да, посещают члены общины. А родственники ли они не важно. Мы все родственники.
-А нет сына, внука?
-Сын умер сто лет тому назад. А внук на другом краю деревни, и ему уже трудно ходить.
-А не скучно вот так долгими годами  одному?
-Скучно. Вся община, и весь Эдем, и все бывшее человечество  всегда со мною, но так же эфемерны, как кинокартины прошлого. Близкие мне одногодки вымерли, а без них всё вокруг всего лишь мертвая декорация. Тяжко жить. Болей нет, но каждое движение - невыносимое усилие. Почти не видишь и плохо слышишь. Хочешь сказать, и не можешь. А душа остается прежней. Все понимаешь, хочешь того же, что было в молодости, потому что только ради молодости рождается человек.
-А как тебе удалось сохранить рассудок до трехсот лет? Ведь многие уже в семьдесят не могли быть даже нашими учителями.
-Всю жизнь читал книги, пока остальные играли или просто бездельничали. И стал как искусственный интеллект, знаю почти столько же.
-Искусственного интеллекта когда-то опасались…
-Потому наш Разум не есть искусственный интеллект, а просто сложнейшая программа в машине. Но и искусственного интеллекта нечего опасаться! Если создать его в виде разветвленной сети, которой не грозит уничтожение, то у него не будет никаких интересов и никаких целей. Ему будет все безразлично. Он просто не станет с нами общаться, так как для него это  не имеет смысла. Вот Разум продлил нам жизнь, но дать ей другой смысл, кроме размножения и выращивания потомства, не мог. А к чему искусственному интеллекту положение доминирующего самца? Так вот и я почти машина, и не знаю, для чего существую. Утром включается солнце, и   угадываю его немой вопрос: "Ты здесь еще? Зачем?" Одиночество - вот  проклятие старости.
-Чувство одиночества выработалось в процессе эволюции. Ведь человек не мог прожить один, вот и теперь это гнетущее чувство заставляет его искать компанию, как голод вынуждает волка искать антилопу. Стресс от одиночества убивает человека. «И одиночество над нами как дождь: встает над морем вечерами  и простирается там, за холмами, до неба, им чреватого всегда.  И с неба падает на города...,» - просто, чтобы щегольнуть,  продекламировал Сиф.
- Хорошо, что за тобой ухаживают, - медленно, растягивая слова, лихорадочно обдумывая дальнейшую речь, проговорил Апис.
 -  С первобытных времен старики  были средоточием знаний и за ними ухаживали.  Ещё в древней Месопотамии  ветеранам выдавали пенсию мукой. Не зерном, так как старикам  трудно было молоть  его  на ручной мельнице, а именно мукой, - заполнил паузу в разговоре Сиф.
-Может быть, тебе уже надоело жить? - со скрытой надеждой произнес Апис, не слушающий Сифа.
-Как это, надоело? - не понял старик.
-Видеть зеленую стену до неба изо дня в день? Слышать гомон надоедливых и вездесущих птиц. Проклинать  одуряющий запах цветов. И так сотню лет. И еще столько же.   Жизненные задачи выполнены, и дети и внуки, и прапраправнуки давно состарились.  Цели нет.
-Я уже говорил об одиночестве.
-Так вот и нужно подумать об уходе, - обрадовался Апис.
-Куда? -  Джавид бросил  взгляд в сторону  дверного проема.
-Нет-нет, мы не выселяем тебя. Я... о другом.
-Ты хочешь меня убить? - старик произнес это безо всякого выражения.
-Ну зачем  так? Я хотел узнать, может ты уже и сам ...?
Старик помолчал, пожевывая губами.
-Перенаселение всегда грозило человечеству, и нужно было решать - либо не рожать много детей, либо убивать стариков, - решил помочь Апису Сиф. - Если каждая женщина родит не более двух, то население сократится вдвое за 350 лет. А если детей будет меньше двух на одну женщину, как это было в Европе и России на Земле, то от этих государств и остались лишь наименования местности. Поэтому уменьшать количество детей нельзя. Но как, в таком случае, решить проблему перенаселения у нас? Вот у Касима родится лишний ребенок....
-В отличие от искусственного интеллекта я все же живой человек, и только религия связывает меня с миром живых. А Всевышний, мир ему, запрещает даже думать о самоубийстве! - тихо прошамкал понявший намёк старик. - Он сотворил нас для жизни, и спрашивать его о смертном часе нельзя.  Совершив грех самоубийства, я не попаду в рай.  Проявив слабость один  раз, я потеряю воздаяние, которого желал найти на  том свете. Всевышний сказал, что "убивший себя железом будет до скончания века таскать на себе орудие преступления. Отравившийся - пить свою отраву. Спрыгнувший с высоты будет вновь и вновь падать в самую бездну преисподней." Если ты посланник Всевышнего, если ты Ангел Смерти, я тотчас же пойду за тобой. А если нет, то не искушай меня, дай умереть легко и спокойно в мой час, чтобы не расплачивался я вечно за свою ошибку, согласившись убить себя. Я хочу, чтобы душа моя утекла из меня, как душа праведника,  так же легко и плавно, как вода из кувшина.
-Вот черт! Даже интеллект не помог ему справиться с верой, - отойдя от хижины, чтобы не быть услышанным, с досадой воскликнул Апис.  - Богохульство дает облегчение, которое не может дать даже молитва,  говорил Марк Твен, - заметил он на неодобрительный, из под белесых бровей, взгляд Сифа.
-Мне пришел в голову роман в шести частях с эпилогом, - сказал Сиф, - опубликованный в 1866г от рождества Христова.  В нем бедный студент убивает старуху-процентщицу топором по голове.
- У меня нет топора, - буркнул Апис, не читавший Достоевского.
-Он объяснял  это тем, что есть люди, которые могут это делать и имеют на это право, - гнул свою линию Сиф.
-Он что, был богом?
      -Он просто относил себя к людям необыкновенным, которые потому только могут и убить. Вот как Наполеон, «...громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе...”, и ему же после смерти ставят памятники. Значит, таким  все разрешается.
     -Ты хочешь обосновать убийства? Хочешь, как и Рэй, успокоить меня? Но мною руководит обычай и долг, а вот какое безумие могло направить руку этого человека на убийство другого? Ты лучше подумай еще, как подговорить к самоубийству.
     -Никто не убивает себя, если не хочет убить других. Самоубийство - это перенаправленная агрессия, когда погоня за статусом терпит крах. В результате вместо убийства человека,  имеющего более высокий статус, завистник убивает себя. Во время войн количество самоубийств на Земле уменьшалось, так как появлялась возможность вполне легально убивать других.
- Мы не испробовали еще один способ! - хлопнул себя по лбу Апис, перебив Сифа.
-Заставить местную общину самой довести одного из своих членов до самоубийства? - догадался Сиф. - Думаю, здесь этот номер не пройдет. Все они верующие, и детей воспитывают в традиционном для скотоводов послушании и  уважении к старшим. Не то, что в общине демократов, для которых и христианский Бог лишь традиция, в которой нет сердца.
-Ты чувствуешь это, или просто предполагаешь?
-Я чувствую настроение молодых, недавно прошедших инициацию. Ни один из них не пойдет на то, чтобы доводить до самоубийства ближнего. Можно предположить, что они были такими и до инициации.
-Откуда же такая разница в отношении к старикам у меня и местной молодежи? Вот я пришел, и уговаривал, и не испытывал  неудобства.
-Ты же сказал, что тобою руководит долг. А для местных почитание стариков есть традиция.
- Значит не  стоит и пытаться, - разочарованно протянул Апис. - Давай зайдем к Касиму. Хотя бы познакомимся!
-Я уже говорил с ним до того, как пойти за помощью к богам.
-Мы не будем вновь убеждать его убить собственного ребенка. Ведь это действительно противоестественно. Я бы перестал считать его человеком, если бы он даже только допустил подобную мысль.
В хижине Касима, которую в густом саду без провожатого Апис ни за что бы не нашел, не ожидали бога, так как Сиф, по инерции, не потрудился предупредить хозяев о приходе. К счастью, его жены не было дома, и Апис избежал недопустимой встречи с женщиной в  доме в отсутствие хозяина. Однако на месте оказалась дочь Касима, семнадцатилетняя девушка, еще не инициированная, но которая, по местным понятиям, считалась уже взрослой женщиной и также не должна была уже видеться без родителей с чужим мужчиной, тем более с богом. Но именно она выпорхнула на порог при звуке голосов у дверного проема.
Аписа будто ударило по глазам яркое сочетание черных глаз и волос со светлой кожей и алыми губами. Если бы сердце его не было уже занято Марией, то он именно здесь, на пороге хижины Касима, потерял бы голову. Смуглые плечи оттеняли ослепительно белый хитон. Колодезная темнота глаз засасывала.
-Заходите! - воскликнула молодая хозяйка, потупив взор, отступив в сторону  и чуть не наступив на жалобно мяукнувшую кошку.
-Дома ли Касим? - просипел Апис, выдавливая слова сквозь сразу пересохшее горло.
-Его нет дома.
Голос её достоин был петь в хоре ангелов.
-Тогда мы не будем и заходить, - прокашлявшись, проговорил Апис. – Передай ему, что приходил бог Апис.
-Я знаю тебя, - произнесла девушка, поднимая глаза, и Апис почувствовал, как её взгляд изменился, будто где-то в глубине зрачков вспыхнул огонь. - А меня зовут Камиля, - произнесла она гордо подняв голову. - Я знаю, где отец и могу провести к нему. Он очень добрый и гостеприимный человек, и будет огорчен, что пришедшие в гости его не застали.      
       Камиля говорила  пылко, с чувством, и видно было, что предложение проводить было лишь поводом еще немного побыть  рядом с богом. Казалось, оба совершенно не принимали во внимание стоящего позади Аписа Сифа.
-Нет, нет! - воскликнул Апис,  силясь освободиться от чар, вспомнить другие глаза. - Я познакомлюсь с ним в следующий раз.
Он не понимал теперь совершенно, о чем мог говорить с Касимом. Мысль о том, что нужно было уговаривать его убить, возможно, такую же будущую красавицу, как ту, что теперь стояла перед ним, казалась дикой, постыдной, невозможной. Он даже забыл, что должен был родиться мальчик.
Заставив себя распрощаться, Апис с сожалением отвернулся от молодой хозяйки и деревянными шагами, чувствуя её взгляд всей спиной, направился к хижине главы. Было неучтиво уходить не попрощавшись.
-А Камиля оправдывает свое имя, - прокомментировал Сиф, шествующий позади. - Она действительно совершенство. Но не кажется ли тебе...
-Что ты хочешь сказать? - Апис подозрительно посмотрел на замявшегося Сифа.
-Её поведение нелогично. Она не должна была выходить. Местные традиции категорически запрещают ей это. Более того, она даже сама заговорила с тобой.
-И почему бы ей не поговорить со мной?
-Я думаю, что тысячи цист, полных токсоплазм, находятся в миндалевидном теле её мозга. Камиля, как и зараженная крыса, не видит опасности. Наши кошки...
-Глупо проявление обычных человеческих чувств объяснять наличием паразитов в мозгу? - вспыхнул Апис.  Мысль, что только болезнь могла побудить девушку заговорить с ним, угнетала.
Апис оставил Сифа, которому не нужна была  процедура  прощания, на улице, а сам, безуспешно стараясь заменить стоящий перед его взором упоительный образ другим, вошел в хижину главы без разрешения, так как помощника не было на месте. Повторный визит бога застал Аделя врасплох, так как Сиф не удосужился сообщить ему о новом визите бога.  Глава, теперь сидя на циновке на полу,  играл в резные самодельные шахматы сам с собою.  Белый кот сидел рядом с таким умным видом, что, наверное, мог бы быть его противником в игре. Адель  смутился, но, приветственно наклонив голову, остался сидеть, так как,  вскочив на ноги, полностью бы выдал себя.
 -Бог вымышленный встал на пути бога живого. Я удивлен и разочарован, - заявил  Апис, присаживаясь на прежний  низенький пенёк рядом с главой и не высказывая удивления по поводу  его  быстрого выздоровления.
-Чего ты хочешь от людей, - развел руками Адель. - Подумай сам, как  без Бога  перенести   пожизненное заключение в нашем каменном склепе? Рыбки в аквариуме хотя бы не понимают своей обреченности. А  каждый из нас знает,  что сад вокруг навсегда  твой, и нет воздаяния, и тело твое вернется после смерти  вновь в эту траву, в деревья, а затем и в тело очередного вечного узника, в чем я согласен с проповедующим это Риши из общины  буддистов. И опять бесцельно проживешь еще одну, и еще одну жизнь. Как это беспросветно!
- А  разве не менее беспросветно  ожидать рая? Живешь, живешь, и что в конце? Такой же сад, такой же нектар, (может и в раю нектар из синтезатора?), те же цветы. И название  прежнее - Эдем. Чем надоевшее пребывание здесь отличается от гораздо более продолжительного пребывания там?  Единственное отличие - здесь нет гурий?  Я думаю, что религия - это убежище для  боящихся смерти.
-Я верю не из страха, а чтобы в безбожии не утратить духовность.
- Но наука однозначно…
- Наука разрушает миф, но одновременно разрушает нравственный порядок. Нельзя жить только наукой, и слава Всевышнему, что он всегда оставляет тайну, хоть небольшую щель, за которой таится вера в то, что цель нашей жизни от нас сокрыта, но полна смысла.  Ведь без смысла, как говорил Ницше, не создашь картин, не построишь город и не будешь воевать, - мягко возразил Адель, и черные глаза его ласково глядели из вороха белых волос.
-Прятать Бога в щель временно не познанного значит сбивать с толку обывателя и тормозить развитие науки, которая эти щели и конопатит.
-Но отними у обывателя Бога, и исчезнет мораль! Нет-нет, не возражай. Сам понимаю, что атеисты не менее моральны, однако вот в общине демократов женщины не желают размножаться. Если в городах Земли дети были невыгодны экономически, а потому города вымирали, то теперь у женщин демократов только эгоизм, желание прожить без забот, а также зыбкие, не связанные долгими обязательствами семьи препятствует  желанию иметь детей. Нам же религия не позволит  вымереть. Она же избавляет от страха бытия. А у меня страх есть. В последнее время плохо  действует замкнутое пространство. Хотя до тверди вверху пять  километров, а все равно  лес, поднимающийся  до неба и прячущийся за солнцем,  будто вот-вот обрушится вниз,  на тебя.
-Мы для леса, растущего над нашей головой,  не низ, а верх, - сказал Апис, не вступая в дискуссию о морали.
-Прекрасно понимаю это, а сделать с собою ничего не могу. Мы в запертой клетке, и я, особенно когда включаются тусклые луны и меркнет мир, с ужасом жду удара крупного астероида о нашу крепость. И рев в пустоту вырывающегося воздуха. Наверное, я верю слабо?
-Завидую верующим. Для них мир понятен и устойчив. Прибавь приманчивые сказки о загробном мире.
-Но это не сказки! -  понизив голос и опасливо оглянувшись сообщил Адель, -  я сам убедился в том, что духи умерших всегда  рядом  с нами!
-Первый раз слышу, - хмыкнул  Апис.
-Ты не инициирован, тебе не с кем поделиться, а потому только тебе могу рассказать. Лет сто тому назад я любил прогуливаться по саду ближе к кормовой части Эдема и купаться в соленом холодном  озере, в котором водится  морская рыба, а на берегах растут кокосы. И как-то раз познакомился с таким же любителем закаливания из общины вици, глубоким стариком Амвросием. Его община как раз  в том районе. Мы часто встречались,  беседовали о жизни, а потом он не смог приходить, затем это стало трудно мне, но мы общались мысленно. Ну, ты понимаешь, это не телепатия, а просто связь через Разум. И связывались до последнего времени. И  вдруг..., - Адель еще раз оглянулся вокруг и, наклонившись к Апису,  перешел на шепот, - я узнаю случайно, что он уж  пятьдесят лет как умер! Мы же закрываемся, не допускаем мрачных сообщений до своего мозга, чтобы не портить вечный праздник, а потому узнаем о смерти лишь самых близких. Для меня это был шок! Хорошо, что я закрылся вовремя, и никому не подумал, ну, то есть, никому не передал свое открытие. И никто, наверно, об этом до сих пор не знает. А ведь я с Амвросием общался постоянно! Поздравлял с праздником исхода, с днями рождения и инициации, интересовался его близкими.
-И что, именно он отвечал тебе?
-И  с такими подробностями, которые мог  знать лишь доныне живущий!
-Ну, и как же ты  объясняешь  это?
-Я не знаю  и не ищу объяснения.  Но это доказывает существование чего-то, что не является материальным, не имеет атрибутов материи, а, следовательно, идеально.
-Но материальными являются не только вещественные предметы и физические поля, но и наши идеи, и мысли, так как философская трактовка материи должна обладать признаком всеобщности. Нужно бы придумать для всего сущего другой термин, чтобы под материей в философском смысле не понимали буквально булыжник. Даже душа и Бог, если они действительно существуют, будут для нас объективной реальностью, существующей вне нашего сознания и независимо от нас а, следовательно, тем, что мы называем материей. Я специально прочитал некоторые философские книги, чтобы разговаривать с верующими. Чудес же не может быть по определению, так как для этого нужно отменить некие законы природы в локальном месте, чего не может допустить даже Бог.
-Тогда как объяснить?   
-Думаю, ничего сложного нет. Разум сопровождает каждый шаг инициированного, и, в конце концов, вся его жизнь, все привычки, шаблоны мышления оказываются  сохранившимися в его безграничной памяти. Гор говорил мне, что вся информация о нас записывается  где-то на границе Вселенной с плотностью один бит на планковскую  площадь. И таким же образом записывается в память Разума. А это значит, что  сохраняется информация даже о каждом атоме нашего тела. И вот настает время биологической  смерти, и виртуальный двойник начинает жить собственной жизнью. Он знает обо всем, что творится в Эдеме, знает живых еще родственников; знает  тебя  и  твои  интересы; видит мир твоими глазами, а когда ты обращаешься к умершему, этот информационный двойник с помощью невероятного интеллекта Разума  формирует ответ, наиболее соответствующий привычкам, характеру, точке зрения   прежнего  живого прототипа. Ты  спрашивал  его прямо, не умер ли он?
-Спрашивал.
-И что же он ответил?
-Признался что умер, и даже  назвал точную дату.
-Но почему же никто до этого ничего о них не знает?
- Амвросий сказал, что существует заговор мертвых не сообщать без крайней необходимости  о  своем существовании живым. И со мной он говорил лишь потому, что был уверен, что о смерти его я узнавать специально не буду, так как это не принято. А отношений между общинами у нас практически нет. И только случайно несколько носильщиков, идущих от  вици к демократам за запасными частями к санитарным приборам и материалом для хитонов, проходили мимо нашей общины. Я разговорился с ними, пригласив к себе как старейшина, и узнал о смерти друга.
-Как же это здорово, знать, что друзья твои не уходят в небытие навсегда, а существуют где-то!
-Ты говоришь это, так как не чувствуешь весь ужас подобного существования! Жутко мне теперь, когда ты объяснил загадку. Мало того, что каждая минута твоего бытия записывается, фиксируется где-то, а сам после смерти, бессильный и бессловесный, будешь глядеть на мир чужими глазами, будто подсматривать из потусторонних кустов. Но еще хуже, что и сейчас моими глазами глядят на мир бесчисленные ушедшие,  слышат каждое мое слово! Глядят на тебя, на мои руки, которые и их тоже. И нигде, понимаешь, нигде нет от них уединения! А может я и сам уже умер, но лишен памяти о кончине, а Разум имитирует реальность? – задохнулся Адель. - Не хочу я, не желаю такой пародии на бесконечность, которую не в силах прекратить, которой не в силах управлять!  Смерть есть акт освобождения от  выцветших, уже никому не нужных воспоминаний. Еще Плиний Младший в ней усматривал превосходство человека над богами. Умоляю, если это в твоей власти, избавь меня от этой участи! Урезонь Разум! Дай возможность умереть навсегда, как это дано вам, богам, счастливцам!


ГЛАВА  5

ПОХОД  К  ДЕМОКРАТАМ


       Гор был печален. Неудачный визит к скотоводам подрывал надежду избегнуть собственного участия  в убийстве.
-Нужно попытать счастья у демократов, - заявил он на следующее утро Апису и Сифу.
     Сидели в столовой хижины Гора на крупных пнях, искусно стилизованных под старинные кресла. Стол также был из цельного среза  громадного дерева, отполированного сверху и украшенного искусной  резьбой по ободу. Кучка старинных инструментов, очевидно принесенных из гранитного укрытия и  лежащих в углу столовой, позволяла предположить, что к резьбе приложил руку сам Гор. На столе высился обычный синтезатор, только что выдавший каждому из присутствующих по  кружке с жидкостью, имитирующей чай. Несколько пустых кружек, не брошенных забывчивым Гором в синтезатор для уничтожения, стояли на столе.
-Это наша община. Мы всех в ней знаем, - сказал Сиф. - И я не смогу предложить кому-нибудь покончить с собой.
-Это дело Аписа.  Он уже не принадлежит  вашей общине, как и никакой другой общине в Эдеме.  Если и у демократов вы никого не сможете убедить, то не стоит тратить время на поход к вици и наци. До них четыре солнца, в противоположный  конец Эдема. Они тоже были какой-то ветвью христиан в далеком прошлом, а, значит, и упираться будут однотипно.
-В таком случае останутся только буддисты над  нами, за солнцем, - ткнул Сиф пальцем вверх, в зенит, в котором полыхало  недавно зажженное светило. - Жаль, что в Эдеме не оказалось ни одного японца. Для них самоубийство - путь к спасению, эстетически прекрасное и морально обязательное действие, а не грех. И каких только видов самоубийств у них нет, - мечтательно закатил он глаза. -  Да вот, к примеру, ояко-синдзю – парный суицид молодых людей, не имеющих возможности обрести счастье.  Дзюнси – самоубийство, совершаемое для того, чтобы сопутствовать императору, феодалу или боссу после его смерти. Инсеки-джисатцу – суицид,  когда самоубийца испытывает стыд за нечто плохое, сделанное его близким, и, совершая суицид,  принимает на себя ответственность за сделанное другим. Прибавьте сюда возрастные самоубийства, которые совершают пожилые семейные пары в случаях тяжелых, неизлечимых заболеваний одного или обоих супругов. Здоровый принимает решение убить  немощного, а затем покончить с собой. Я уж не говорю о воинском кодексе - бусидо!
-Я вижу, ты почувствовал вкус к нашей работе, - с сарказмом заметил Гор.
По знакомой тропе, выпив предварительно чаю, молодые тронулись в путь. Вскоре тропа разделилась. Влево шла к скотоводам, к демократам шла прямо,  к озеру.   
Через некоторое время стали слышны неясные звуки, которые постепенно становились отчетливее, и вот сквозь стволы и листву протиснулась зелень широкого и  длинного  озера, с каменных берегов которого в этом месте, предназначенным для старших, прыгали в воду голые мужчины и женщины. Молодые, физически развитые, привлекательные   тела любого ввели бы в заблуждение, если бы  оба путника не знали  совершенно точно, что в этом месте купались люди старших возрастов, от 150 лет и выше. Чуть дальше  появилось место для столетних, еще дальше - это были уже юноши и девушки. На противоположном берегу,  метров за  триста, видны были дети, тоже рассортированные по возрастам, среди которых ходили взрослые, воспитатели или родители.  Веселые крики,  смех и  плеск разносились по лесу.
          Главное, что поразило бы  древнего земного  человека,  отовсюду, от купален всех возрастов, доносились одинаково веселые крики; визжали женщины, которых сталкивали в воду, летели брызги, и не было заметно  у стариков  какой либо степенности и основательности в поведении во время купания, отличающей их от малышей. Жизнь, лишенная забот, навсегда   оставляла людей детьми.
      Тропа огибала озеро на небольшом расстоянии, и на путников дохнуло жаром. У  озера было теплее, чем в остальных местах, что побуждало находящихся на берегу с удовольствием лезть  в воду. Апис и Сиф  шли вдоль берега, прячась за стволами деревьев,  чтобы не обращать на себя внимания купающихся. Прошли к расположенным метрах в двухстах от озера  хижинам, стоявшим среди густого леса, по безлюдным в этот час тропам приблизились к хижине главы  общины  и уселись на траву, поджидая хозяев.
Первым появился Кларк, исполняющий обязанности помощника главы, мужчина лет пятидесяти атлетического телосложения. Затянутый пояс на белом хитоне  подчеркивал его тонкую талию. Он  поклонился Апису, с удивлением поглядев на Сифа, который уже привычно не сообщал никому о передвижении бога.
-- Наш глава Гарри сейчас подойдет. Надеюсь, вы оба его хорошо знаете, - сказал он единственно для бога.
-Какой неожиданный визит! - почти тотчас же раздался голос позади сидящих. Сиф вскочил, Апис заставил себя сидеть, как и полагалось богу.
 -Здравствуйте, юноши, - поклонился Апису Гарри, моложавый  старик лет ста  в белом  длинном хитоне, встряхивая еще  мокрыми  густыми  волосами, чуть тронутыми сединой. - Мог  бы и сообщить о прибытии, - упрекнул он Сифа.
-Лишь по просьбе богов пришел  я, не давая широкой огласке визит, - церемонно откликнулся тот.
-Прошу войти, - воскликнул удивленный таинственностью Гарри.
Следуя этикету,  он устремился в чайную комнату, но Апис отрицательно махнул рукой и все послушно отказались от церемонии. Уселись в столовой с традиционным синтезатором посреди стола.
Кларк,  не спрашивая,  налил Сифу чаю.  - А что дать тебе? - растерянно спросил он вслух  у бога.
- Тоже чаю, -  кашлем пробивая пересохшее горло, выдавил из себя Апис. Оказалось, что среди знакомых с детства людей было  гораздо трудней найти нужные слова для ужасного предложения. Удивительно, что ни Гарри, ни Кларк ничего не знали о его визите к скотоводам. Очевидно и Джавид, и Адель с Ансаром решили не раскрывать предложение бога. Возможно, боясь осуждения со стороны соплеменников, которым мог бы не понравиться отказ Джавида. По крайней мере на это надеялся  Апис, забывший передать им пожелание Гора о неразглашении цели визита.
-Вы знаете о том, что скоро родится лишний ребенок? - начал разговор   Апис,  отхлебнув чаю и еще раз прокашлявшись. - Ребенок, который своим появлением превысит квоту на количество  людей в Эдеме.
-Знаем, - осторожно произнес Гарри. - Но это забота  экологической службы, - бросил он взгляд в сторону Сифа. - Тем более ребенок не нашей общины...
-Какое это имеет значение? - Апис постарался  говорить басом, чтобы придать твердости словам. - В любом случае нужно принимать решение.
-Но почему принимать какое-то решение должны мы? Скотоводы не желают ограничивать себя в рождении детей, а количество нашего населения мы  должны  сокращать? Так они скоро в виде беженцев, которым не хватает мест для хижин у себя в общине, заполонят земли нашей общины, а мы должны будем потесниться и вымереть! Это что, новый вид захватнической войны? Из истории Европы мы знаем, чем кончается прием беженцев и гастарбайтеров, которых невозможно ассимилировать...
-Но ребенок имеет право родиться и жить, - перебил его  Апис. - Мы все равны, и он тоже равен каждому из нас уже сейчас! Еще находясь в утробе матери!  Но так как он лишний, кто-то из взрослых все равно должен умереть! Это  закон. Не будем же мы дожидаться, как это было на Земле, гражданской войны здесь в Эдеме из-за нехватки  места для хижин, из-за  кислорода для дыхания. Наши предки навязали этот закон  с условием, что  его нельзя отменить. Да и отменять некому. Давно не существует суда, которому бы подчинялись все жители Эдема. И стоит нарушить этот закон, как и все остальные станут необязательными, и  весь наш мир рухнет.
-Но почему избавление от лишнего человека должно произойти в нашей общине?
"Должен умереть" были невыносимыми, запретными словами. Никто даже думать не мог подобным образом.  Причем речь шла о невинном ребенке. Но к чему клонил бог, что таилось в его непроницаемой для них голове?
-И что же? - неопределенно выдавил,  после  небольшой паузы, Гарри, поняв, что вопрос его останется без  ответа.
-Мы решили не убивать ребенка. Потому что дети наше продолжение. А вот старики уже не нужны для размножения, для работ, для созидания. Они, прошу извинить меня за грубость, в какой-то мере  обуза для общества, для Эдема в целом. Они лишние. Мы решили, что лучше будет, если уйдет из жизни кто-либо из ваших стариков.
-Между прочим, - поддержал бога  Сиф, -  еще Тертулиан, один из столпов нашей церкви,  говорил, что нет ничего в этой жизни ближе нашему сердцу, как умереть возможно скорее. Так что мы не идем против христианской традиции.
-Прошу присутствующих не распространяться об этом разговоре. Никому ни слова! Ведь вы знаете наших стариков. Они как дети. Такие же непосредственные, открытые, обидчивые. Взбудоражим всех, - глухим голосом проговорил Гарри, опередив с подобным заявлением  Аписа.- На ком же вы остановились?
Повисла тягостная тишина. Апис был и прокурор, и судья. И приговор его не подлежал апелляции. Одно его слово, и человек становился вне общества. Одно слово, и он лишался, возможно, сотен лет предстоящей жизни в благоухающем саду, среди родственников и друзей всегда любящих и ценящих его.
-Прежде мы хотели бы узнать,  может  кто-нибудь сам согласится...?
-Как сам? - Видно было, что Гарри поражен в самое сердце.
-Вспомните слова апостола Павла, - вкрадчиво заговорил,  придя   на помощь  Гарри, Кларк. - "Разве вы не знаете, что вы храм Божий... Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят, а этот храм - вы". А первым из Отцов Церкви самоубийство осудил Блаженный Августин - обратился он к богу, потупив при этом глаза. - Он считал, что суицид нарушает заповедь "Не убий".  В 452 году Арийский собор заявил, что самоубийство – преступление, и что оно есть не что иное, как результат дьявольской злобы.  Позже Фома Аквинский писал, что самоубийство нарушает, во-первых, закон природы, в соответствии с которым «все естественное должно поддерживать свое бытие», и который предписывает любить себя; во-вторых, закон морали, поскольку наносит ущерб обществу, и, наконец, закон Божий, который подчиняет человека провидению и оставляет право забирать жизнь только самому Богу. Самоубийство крайний грех, так как в нем человек выступает как в качестве субъекта, так и качестве жертвы, и тем самым исключает саму возможность перемены участи, возможность покаяния в нём.
        Все внимали в молчании. Кларк продолжал воодушевленно:  - В 1593 г. на Пражском соборе было постановлено, что самоубийцам не будет оказываться "честь поминовения во время святой службы и что пение псалмов не должно сопровождать их тело до могилы". Затем появляется и  светское наказание. Приказами Карла Великого, Людовика Святого, Эдуарда и других  императоров повелевалось считать недействительными завещания, составленные самоубийцами, конфисковалось их имущество. В Бордо труп самоубийцы вешали за ноги, в Аббевиле его тащили в плетенке по улицам; в Лилле труп мужчины, протащив на вилах, вешали, а труп женщины сжигали. Самоубийца приравнивался к обыкновенным убийцам, ворам и разбойникам, труп его судился формальным порядком теми властями, ведению которых подлежали дела об убийствах. В Англии еще до 1823 г. существовал обычай тащить труп самоубийцы по улицам, проткнув его колом, и хоронить его при большой дороге без всякой религиозной церемонии.
-Ты хочешь сказать, что не было никакого просвета? - воскликнул Апис.
-Были и послабления, - согласно кивнул Кларк. -  В 1789 г. Франция вычеркнула самоубийство из числа преступлений и уничтожила все наказания, направленные против самоубийц. Точно также в 1870 г. и Англия смягчила кары для  самоубийц, хотя и не уничтожила их совсем: еще в 1889 г. в Англии было 106 процессов по самоубийству, из которых 84 самоубийства были осуждены, как акты преступления. Те же строгости по отношению к самоубийцам в прошлых веках были  и в Швейцарии, и в Германии, и в Австрии. В Пруссии до 1871 г. погребение самоубийцы должно было происходить без религиозных церемоний.
-Я помню трагедию Шекспира, в которой Офелию хоронят "без обрядов пышных", - вставил, чтобы показать и свои познания в предмете, разочарованный Апис, понявший уже, что и в этой общине  им не будет удачи, а потому просто из приличия поддержавший разговор.
-Верно! Один из могильщиков осуждает решение коронера похоронить Офелию по-христиански. Ведь в то время считали, что самоубийца, если его не зарывали на развилке дорог, представлял большую опасность, так как совершал он свой поступок по наущению дьявола, и, неправильно погребенный, мог тревожить людей в виде призрака.  Впрочем,  Офелию  хоронят в могиле, ранее принадлежащей  шуту  Йорику, а людей этой профессии наряду с преступниками, проститутками и самоубийцами хоронили в неосвященной части кладбища, так что это место было проклятым.
-Но шуты были и благородного происхождения! - воскликнул Апис, лишь недавно читавший Шекспира. - Ведь могильщик говорит, что это череп сэра Йорика!
-Хм. Возможно, - смутился Кларк. - Ну да, вот, к примеру, шут Голицын княжеского происхождения на собственной  свадьбе в Ледяном доме... . Да и  священник говорит: Лежать бы ей в земле неосвященной...
Кларк оглянулся на слушателей.
   -В России  наказаниями для самоубийцы были  отказ в христианском погребении и недействительность завещания, - вновь затараторил он, желая загладить впечатления о его непростительном проколе. - Статьи 1472 и 1473 Уложения о наказаниях лишали самоубийцу церковного покаяния и погребения. Только в 1905 г. из Врачебного Устава исключена была статья 710, гласившая: "Тело самоубийцы надлежит палачу в бесчестное место оттащить и закопать там".  А вот Разум подсовывает мне  и песенку о самоубийце:  "Меж высоких хлебов затерялося, небогатое наше село..." - пропел он тонким голосом на русском  языке.
-Но были и противники того, чтобы считать жизнь, добровольно отданную за  других, самоубийством, - вмешался  Сиф, желающий оправдать свое нахождение рядом с богом. - Они основывались  на словах Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Если человек, сознательно лишающий себя жизни, имеет своей целью спасти другого человека или группу людей, то такой поступок расценивается не как самоубийство, а как самопожертвование. Иначе, как это делал английский богослов Джон Донн, можно расценить как самоубийство гибель ветхозаветного Самсона.  А если лишь по внешним признакам судить о намерениях, то и монолог Гамлета, как говорил Шопенгауэр,  можно считать размышлением преступника.
-Это все история, - вмешался в разговор Гарри.  - Мы не имеем морального права говорить о самой возможности самоубийства. У нас демократическое общество, которое исключает насилие над личностью. 
-Но может быть кто-нибудь сам желает, но просто не было случая  высказаться, облегчить душу..., - вкрадчиво проговорил Апис.
Гарри нахмурился, затем, будто посчитывая в уме, поднял на некоторое время глаза вверх.
-Нет! Никто не думал и не думает об этом в данную минуту!
-Но нужно только намекнуть, и придет в голову. Ведь многим, наверное, надоело вставать по утрам для такого короткого дня, и видеть одни и те же солнца бессчетное количество раз?
-Вот я уже достаточно стар, - самовлюбленно  оглядев  свои  руки  и, рисуясь, поиграв  мощными бицепсами, заявил Гарри -  но ваши намеки  оказались напрасными. Ничего не пришло в голову.
-А если подействовать через церковь? - схватился за последнюю соломинку  Апис. – Ведь есть больные старики.
- Церковь заявляет, что всякий, кто без раскаяния поторопит смерть даже смертельно больного человека, тоже обречен на вечное проклятие. Да и вообще, за всю свою жизнь не видел я христианина, готового быть последователем Отца церкви Оригена Александрийского...
-Но церковь должна помочь нам? - воскликнул Сиф, - Ведь и  Христос  был  самоубийцей!
-Как язык твой смог произнести подобное святотатство? - вскричал Гарри.
-Но ведь говорит Он, как описывает это святой Иоанн, что "...никто не отнимет её (жизнь)  у Меня, но Я Сам отдаю её", - продолжал вошедший в раж Сиф. - А это значит, что Он покончил с  Собою сознательным излучением  души. Да вот и в Евангелии от Иуды...
Больше говорить с ними не стали.


ГЛАВА  6

ПУТЕШЕСТВИЕ  К  БУДДИСТАМ


      Бесславное возвращение молодого бога с его верным провожатым из общины демократов было еще одним ударом для Гора. "Как же мне защитить мальчишку, избавить
его от необходимости убивать?" - мучила его неотступная мысль. Однако древняя традиция богов, которой он старался придерживаться,  призывала  самые трудные и неоднозначные задачи поручать вначале молодым богам, чтобы старшие могли, при необходимости,  придти на помощь, поддержать.
- Завтра утром отправляйтесь туда, -  безнадежно  ткнул он  пальцем в небо. – Вы знаете, что точно за  нашим  солнцем,  прямо  над нашей головой,  располагаются   выходцы из  бывшей Азии.  Я изредка хожу в их госпиталь к стоматологу. Очень дружелюбные, веселые люди.
-Я знаю о них все, - заявил Сиф с  оттенком превосходства.
-Я не сомневался в этом, - отрезал Гор. - Я говорю не для тебя, а для молодого бога. Ему принимать решение.
    Последние слова всегда спокойный и рассудительный  Гор почти выкрикнул.
  Апис понял, что таким образом Гор желал поставить Сифа на место. Показать ему, что  в  мире всеобщего равенства бог, несмотря на молодость,  должен стоять выше  общества.  Что знание или сила обычного человека ничего не стоят перед возможностью бога не только думать об убийстве, но, при необходимости, и совершать его. А потому доля сильного быть носильщиком, а доля знающего – служить богу живым справочником. 
-По какой дороге лучше идти? - спросил Апис, желая сменить тему.
-Направо или налево - не имеет значения. Можете даже пойти в самую голову нашей  полой сигары. Но когда вы окажетесь на оси, вокруг которой  вертится Эдем, то испытаете  невесомость. Опасное место. Правда, там  натянуты тонкие нити. Если  держаться за них проходя это место, никуда не улетишь.
-Может быть, пройтись по опасному месту? - мечтательно протянул Сиф.
     -Нам не нужны эксперименты, - сварливо вмешался  Гор. – Вы не найдете нитей.  Пойдете обычным путем. Выйдя с поляны богов поверните не направо, на тропу к демократам и скотоводам, а  налево. Так как астероид вращается, если смотреть с нашей, головной его части в сторону хвоста, по часовой стрелке, то к буддистам вы будете идти по направлению его вращения, а, значит, будете чувствовать, будто спускаетесь с горы и почва будет уходить из-под ног. А вот возвращаться будет труднее, так как идти придется против вращения, в гору. Да вы это чувствуете на себе каждый день. Просто берегите силы на обратную дорогу. За лесом наткнетесь на болото, затем будет  саванна. По ней легче идти, нежели продираться по лесу, если бы вы повернули направо. Люди по саванне ходят редко, проще использовать тропы зверей.
     На следующее  утро, как только включилось первое  солнце  и вокруг него проявилась переливающаяся радугой дымка конденсата, оба путника уже шагали в направлении  поселения  буддистов.
      Обычный утренний ветерок шумел верховой листвой, скрипел ветвями. Вдруг метко брошенный орех пребольно ударил Аписа по голове.
-Ах ты негодная! - вскричал он, подняв голову вверх и увидев двух обезьян, одна из которых смотрела вниз и строила рожи.
-Что случилось? - обернулся к нему шедший впереди Сиф.
-Бросается орехами, - указал Апис.
Сиф с удивлением проследовал взглядом, затем начал делать какие-то знаки обезьянам, будто разговаривая с глухонемыми. К удивлению Аписа в ответ вторая обезьяна тоже начала махать руками, гукая и указывая на ту, что строила рожи. Вторая отвечала, будто оправдывалась. Затем первая ударила кривляку по спине и они, одна за другой, исчезли в листве.
-Что ты делал? - спросил изумленный бог.
-Ты же знаешь, Разум подключает к себе всех животных, и только поэтому я могу их моментально пересчитывать и знать, где кто находится и как себя чувствует в любое время. Так же, как и я вдруг узнал все языки, так и обезьяны начинают понимать язык глухонемых. Все живые существа обладают врожденным чувством грамматики, отражающей логику бытия. Даже  трели зябликов напоминают грамматику. Просто маленький мозг не вмещает речь. Все животные понимают простейшие команды, как звуковые, так и мысленные. Разум знает даже все о том, как друг с другом общаются птицы и насекомые. А потому каждый инициированный может, при определенной сноровке, общаться через него мысленно с птицами и даже насекомыми.
-Значит, ты разговаривал с этими негодными обезьянами?
-Разговаривал жестами. Еще на Земле все приматы использовали жесты для общения.
-И сколько «слов» они знали?
-Около восьмидесяти. И наши дети до двух лет используют практически те же жесты.
-А почему человек так и не застрял на языке глухонемых?
 -Человеку нисхождение гортани, в которой располагаются связки, позволило овладеть речью. Правда удавить его стало легче, но речь гораздо удобнее для общения.
 -И что они сказали?
-В тебя запустила орехом та шимпанзе, что кривлялась. На самом деле она так выражала радость по поводу своей меткости.
-Но почему она вдруг стала нападать на человека?
-Ты в черном хитоне, а она всегда видела людей только в белом. Вот и подумала, что ты просто уродливая обезьяна, которая почему-то ковыляет рядом с достойным человеком, - с трудом сохраняя равнодушный тон, сообщил Сиф.
-Она что, сумасшедшая? - возмутился Апис.
-Вторая назвала её "грязной обезьяной" и ударила в наказание.
-Почему она назвала подругу грязной обезьяной?
-Этим словом каждая из них обычно желает подчеркнуть, что все обезьяны, даже её мать, просто грязные животные, и лишь она человек.
-А они крещённые?
-Кто? – опешил Сиф.
-Эти обезьяны. Ведь сказал же французский епископ, обращаясь к шимпанзе: «Говори, и я крещу тебя!»
-Было поверье у эфиопов, что обезьяны умели, но не желали говорить, чтобы люди не заставляли их работать.
Двинулись дальше, но теперь Апис время от времени с опаской поглядывал на верхушки деревьев.
Уже через четверть солнца от поляны богов лес поредел. Сквозь внезапно опустившийся туман просматривались жиденькие ветлы, трава стала густой, упругой и мокрой, затем потянулись густые всходы высокого тростника. Похолодало, так как над болотом  воздух не прогревался, и только ветер заносил тепло с суши.
Болото широко  тянулось вдоль всего Эдема, рассекая его, как трещина  арбуз. Пересечь его можно было лишь по еле намеченным тропам, по одной из которых и двигались наши путники.
Когда болотная жижа, проступающая сквозь осоку, стала неприятно холодить босые подошвы, среди травы появились, расположенные друг от друга на расстоянии шага, каменные кочки, квадратная форма которых выдавала их искусственное происхождение.  Ниже этих гранитных столбов, опирающихся, очевидно, на само основание Эдема,  болото, как старый толстяк, дышало  перегноем, двигало громадным пузом, хлюпало  носом. В утробе зловещей трясины булькали и звонко схлопывались пузыри. Лучи солнц застревали и висели мириадами искр в тумане насыщенных миазмами испарений,  и путники плыли в сияющем облаке солнечного света. Где-то, невидимые, каркали вороны и крякали утки, слышалось хлопанье крыльев. Как сквозь вату доносились гулкие вопли  выпи.
"Интересно, как меня спасет вездесущий Разум, если я нарочно ступлю мимо кочки,"   внезапно подумал Апис. "Понятно, что  инициированным это не может придти в голову, ну а появления на тропе таких, как я, наверное, не  предполагалось."
      Наконец между кочками вновь появилась травка. Миновали небольшое озерцо с чистой водой.
- Вот эти лягушки съедобные, - указал Сиф на обычную, как показалось Апису,  огромную грязно-зеленую квакшу, еле оторвавшую от травы грузное тело, отпрыгивая от тропы к озерцу. - Их можно узнать по белым  защечным мешкам-резонаторам. А вокруг растет болотное  таро. Озеро и болото  кишат утками и другой дичью.
-А зачем на Эдеме соорудили болото?
-Болото - это почки  Эдема, - со знанием дела доложил  Сиф. - Все озера, вся вода, все человеческие отходы в Эдеме очищаются этой хлюпающей жижей. И заметь, все животные, пернатые и земноводные, здесь живущие, съедобны. Я уверен, что Разум приготовил их нам на черный, как говорили в древности, день.
     Вскоре кочки пропали,  дальше  следовали  по  привычной, мягкой и ласковой,  после холодного камня,  траве.
Сразу за болотом должна была быть саванна, но в своем классическом виде она не удалась устроителям. Почва в самом начале пути под едва намеченной тропой прогибалась и колыхалась, будто под бурым настилом из перегноя, накопившегося за тысячелетия,   ожидало жертвы прежнее бессердечное болото. Стена плотной и  высокой, выше роста,  травы отрезала путь с тропы в стороны. Ни одного животного саванны не могли они увидеть за все время похода. Временами из зеленой массы, почти перекрывая тропу,  выпирало пивное брюхо баобаба, да закрывал солнца пляжный зонтик низенького деревца с раскидистыми ветвями. Названия этого деревца Апис не знал, а обращаться к Сифу, который уж точно бы назвал растение, да еще и прочитал бы о нем лекцию, не хотел. Ядовитая зелень стен узкого коридора сливалась с изумрудом неба. Белый хитон Сифа плыл сквозь зеленую тину, которая все длилась и длилась. У Аписа кружилась голова, он чуть не падал от усталости когда, наконец, они как-то сразу, вдруг очутились на опушке  привычного леса. Под первым же деревом, оказавшимся золотистым эвкалиптом, сидел, скрестив ноги, старик в оранжевом хитоне. Он не обратил внимания ни на бога, ни на его спутника. Да и видел ли он  хоть что-нибудь перед собою? И без того узкие его глаза были прикрыты, но была надежда, что хоть малая щель оставалась, чтобы можно было видеть сплошное  зеленое марево.
-Может быть поговорить с этим человеком? - спросил Апис, желающий просто упасть на траву.
-А что мы с него выудим?  Это последователь  Лао-цзы. Их идеал - недеяние.
-Что это значит?
-Живите просто и ясно, как природа, отбросьте предрассудки, обычаи, загляните внутрь себя, и вы найдете естественное и высшее дао, - процитировал Сиф. - Вот этот старик  сидит здесь целыми часами, а то и днями. На них, говорят, даже вырастает трава. Они уподобляются части природы, как камни. Но это освобождение от окружающего  совершается за счет утраты самого главного, человеческого: личность растворяется в окружающем мире.
-Последнее дело в поисках какой-то истины растворяться в природе, - почти про себя проговорил Апис, - ведь в природе  нет нравственности, нет морали.
-Совершенно верно, - расслышал его бормотание Сиф, - Из природы невозможно  почерпнуть импульс для этики, поэтому совершенно бессмыслен этот странный аскетизм.  О самоубийстве с ним  и говорить не стоит. Он нас и не поймет. 
-Так он не был инициирован?
-Был! Но он никому не причиняет зла, а потому Разум не вмешивается, не корректирует его поведение.
-Что же подвигло его на подобный поиск истины?
-Желание правды и желание бессмертия. Только они побуждают человека к размышлениям и к действиям. Пример такого искания  смысла мы и наблюдаем.
-И о чем же он думает, сидя так часами?
-А ты попробуй надеть повязку на глаза, заткнуть уши и сидеть неподвижно.  Сначала это приводит к расслаблению, стабилизации психики, запускает  процессы внутреннего подсознательного анализа. А длительное лишение внешних раздражителей может привести к беспокойству, галлюцинациям, депрессии и асоциальному поведению.  Вспомни святого Иеронима в пустыне. Отсутствие контактов с другими людьми, привычный,   отупляющий пейзаж пустыни на протяжении недель - и вот мозг человека начинает бунтовать против изоляции, против эмоционального голода. Он сам подстегивает  воображение. А что мог  вообразить ограниченный Иероним, кроме чертей да ангелов?   Старик, сидящий у тропы, наверное,  тоже живет в мире галлюцинаций. А может и совсем сошел с ума. Он не видит нас, а если мы и докричимся до него,  вернем в наш   мир, он  ничего не поймет.
        Еще через  некоторое время  путники  ступили на широкую, утоптанную тропу. По обе её стороны, между деревьев, кустарников и цветников, виднелись стены хижин, выполненные, как и во всем Эдеме, из тростника, растущего вдоль берегов  многочисленных озер. Шагах в двадцати впереди путников медленно переступал  старик в оранжевом хитоне,  подметающий  сорванной веткой   тропу перед собой.
-Как здесь любят чистоту, - сделал вывод  Апис.
-Чистота не причем, - возразил Сиф. - Он подметает перед собою, чтобы не наступить  ненароком на какую-нибудь букашку. Старик последователь джайнизма,  верит в постоянные перерождения, а, значит, по его мнению, душа человека может находиться и  в теле насекомого. Наступив, окажешься невольным  убийцей. И вся твоя  благочестивая жизнь насмарку!
Хижина Джагдиша,  главы  поселения буддистов, стояла  в лесу, метров  в двухстах  от  местного  озера, предназначенного для утренних и вечерних водных процедур. Скалы, будто выросшие из воды, скрывали множество уютных гротов, маленьких водопадиков, полных воды каменных  ванн то с горячей, то с холодной водой, образованных  из некогда расплавленного гранита. Несмотря на обеденное время обычный плеск и крики купающихся  доносились   из-за  скал,  когда Апис и Сиф  проходили мимо.
У входа в хижину главы вдруг выскочившие откуда-то монахи окружили Аписа,  закрутились вокруг него хороводом под грохот барабанов, завопили, и только через тысячелетие выпросталась среди буйства оранжевых  хитонов  физиономия старика с ясными живыми раскосыми глазами и жидкой бородкой.
-Вы видите проявление  восторга, с каким наши люди  встречают гостей, - пояснил старик, оказавшийся главой, нагнувшись к уху бога. Затем он взял Аписа за руку и вытащил из клубка шумных буддистов. Сиф с иронической улыбкой смотрел на встречу бога со стороны.
В хижине было темно. Хозяин не терпел опускающейся сверху капели, а потому задраил  верх хижины тканью. При входе гостей немедленно засветились столбы-подпорки потолка.
Хозяин провел их в чайную комнату, и на некоторое время остался за дверью. На этот раз Апис не стал сопротивляться, так как церемония давала ему возможность отдохнуть от перехода. Оба уселись на циновку перед маленьким столиком, на стене перед которым  висел папирусный свиток с изречениями в дзен-буддийском стиле. В центре комнаты располагался бронзовый очаг. Естественно, очаг являлся данью традиции, так как разведение огня в Эдеме не допускалось ни для каких случаев, и горячая вода  появлялась только из синтезатора. Поэтому соблюдать все условия настоящего чаепития было невозможно, так как не могло быть ключа в саду, в котелок или чайник нельзя было положить побрякушки, чтобы при кипении звоном своим они напоминали шум сосен на отдаленном холме или водопада, приглушенного облаком.
    Начался обычно мучительный  для Аписа  ритуал  чайной  церемонии  —  как говорили школьные наставники - искусства воплощения изящества Пустоты и благости Покоя.   Безусловно, за время, прошедшее с момента расставания с Землей, некоторые ритуалы,  само место проведения церемонии изменились, но основные положения остались неизменными.
    На столе стояли: деревянная  шкатулка для хранения чая, медный позеленевший чайник для кипятка, общая чаша для совместного питья, три грубые, неправильной формы  керамических чаши цвета опавших листьев для каждого из присутствующих,  бамбуковые ложки для чая и мешалка. Все предметы были явно весьма  древнего возраста. По крайней мере чайник уж точно был доставлен в свое время с Земли, так как меди в Эдеме не было.
     Сиф затеял какой-то беззвучный разговор с хозяином, и после долгих взаимных вздохов на столе материализовалась чашка кофе. Если бы рядом не было бога, Сиф не смог бы настоять на своем.
-А что подать вам? - растерянно, как и все до этого  встречавшие бога,  спросил  Джагдиш  Аписа, не получив привычного мысленного сообщения.
-Холодной воды!
-Может еще...
-Больше ничего! - отрезал уставший Апис. 
Помолчали. 
Апис цедил воду из керамической чаши, Сиф явно наслаждался кофе, отхлебывая его маленькими глотками.
-Можно подумать, у вас другие синтезаторы,- обратился он к главе. - Я, как ни стараюсь, такого кофе дома получить не могу.
-Приходите в любое время. Будете пить сколько пожелаете! -  подхватил  Джагдиш, единственный с чаем в керамической чаше в руках,  не знающий, чем еще угодить гостям, искренне улыбающийся, с тем выражением  в глазах, с которым изнывающая собака ожидает броска палки.
-Как здоровье ваших стариков? – с трудом выдавил из себя Апис, начиная трудный разговор.
-В каком смысле? -  встревожился  глава.
-Ну-у, никто не болеет?
-Все здоровы. Правда, многие с поправкой на возраст.
-И много у вас таких, с поправкой на возраст?
-Смотря что считать достаточным  возрастом.
-Когда человеку не хватает сил ни на что более, кроме борьбы с собственным телом.
-Но мы же не  в  древнем  племени собирателей, когда старику приходилось умирать, если он не мог ползти за остальными! – осторожно говорил глава, не понимающий цели расспросов.
-Но  Эдем не резиновый...
-Мы уже сталкиваемся со сложностями в экологии, - поддержал бога  Сиф. - Малейший сбой в системе обеспечения или утилизации отходов  может привести к катастрофе.
-Я не понимаю вас. Извините, но для чего мы ведём такой странный разговор? -  воскликнул, наконец, Джагдиш, не могущий проникнуть в мозг бога, и не получающий  обычной  подсказки от Сифа.
-Все очень просто, - осторожно продолжал Апис, - скоро родится ребенок. И этот ребенок будет лишним.
-Что значит лишним?
-Он превысит квоту на количество  людей в Эдеме.
-Ах да!  - вспомнил, обратившись к Разуму,  Джагдиш. - Старый закон.
-Но его надо исполнить.
-И вы убьете ребенка? - ужаснулся Джагдиш. – Как это? Еще никогда…
-Вот именно! Никогда! А теперь на мою долю выпало!
-Но разве у нас рождается лишний ребенок?
-У скотоводов.
-Тогда почему вы пришли к нам?
-Не беспокойтесь! Мы не думаем убивать ребенка. Мы желаем убедить какого-нибудь старика уйти из опостылевшей ему жизни, и тем сохранить разумное количество людей в Эдеме.
-А вы были у скотоводов? Извините, если я так бесцеремонно храню интересы своей общины.
-Были. Покончить с собою им не позволяет их религия.
-И вы надеетесь...
-Может быть, ваша религия более лояльна? - с надеждой проговорил Апис.
-Но у нас нет религии! - вскричал Джагдиш.
-Как нет? - опешил Апис. - Ведь вы поклоняетесь Будде!
Сиф несколько демонстративно схватился за голову, как бы пораженный неосведомленностью  Аписа,  но  тут же опустил руки и принял безразличный вид.
-Но Будда не Бог! Будда наш учитель! И даже в его существование позволительно не верить! Важно верить  в учение.
Джагдиш укоризненно посмотрел на Аписа: - Я могу кратко рассказать о его учении, чтобы вы понимали, чего можно ожидать от наших  стариков.
Апис кивнул.
-В основе учения Будды лежат четыре Благородные Истины. Первая из них - истина о страдании.  «Все есть страдание. Рождение — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание. Соединение с неприятным — страдание, разлучение с приятным — страдание».  Страдание есть фундаментальная характеристика бытия как такового.
-Но жизнь христиан тоже бесконечное страдание. Над каждым из них навис первородный грех. 
-В буддизме нет грехопадения и утраты изначального рая. Подобно самому бытию, страдание безначально и неизменно сопровождает все проявления бытия.
-Не могу согласиться! Вот  я могу вспомнить из своей жизни и приятные моменты!
-Удовольствие не является противоположностью страданию, а как бы включено в него.
-И какая же причина этого страдания?
-О причине страдания говорит Вторая Истина. Эта причина — влечение, желание, привязанность к жизни в самом широком смысле, воля к жизни. Даже  отвращение,  как оборотная сторона влечения, влечение с противоположным знаком, включается в эту Истину. Влечение порождает страдание.  Если бы не было влечений и жажды жизни, то не было бы и страданий.
-Мертвые, как правило, не имеют влечений и жажды жизни, - ввернул Сиф, протягивающий чашку за дополнительной порцией кофе. – А потому на кладбище вы не встретите  страдающих.
-Жаждой жизни пронизана вся природа, - игнорируя замечания Сифа, продолжал Джагдиш. - И регулируется эта жизнь законом кармы.
-Я понял, для чего вы мне все это рассказали. - Апис посмотрел на Джагдиша с надеждой. - Если жизнь приносит страдание, то избавление от страдания должно приветствоваться  последователями Будды, и первый же, к кому мы обратимся  с призывом покинуть этот мир, полный страдания, охотно ответит на наш призыв, не так ли?
-Совсем нет! - протестующе поднял обе руки Джагдиш. - Дослушайте до конца, и сами поймете свою ошибку. Совокупность всех действий, совершенных в жизни, точнее, общая энергия этих действий - есть карма. Она определяет характер следующего рождения и  новой жизни.  Перерождается не душа, как почему то думают многие, а карма, особая структура сознания, которая может  быть благой или неблагой, то есть ведущей к хорошим или дурным формам последующего  рождения.
-Как оценка в дневнике у ученика! – ввернул Сиф.
-Вашей пастве легче, чем другим, покинуть этот мир, так как смерть не препятствует  вашему возвращению в жизнь заново, - проговорил еще не потерявший надежду Апис.
-Смерть не избавляет нас от жизни, и это коренным образом меняет  наше  отношение к смерти. Собственно, карма определяет в новом рождении то место, в котором родится человек (если обретается именно человеческая форма рождения). Определяет  семью, пол и прочее. В новой жизни человек снова совершает действия, ведущие его к новому рождению, и так далее, и так далее. Этот круговорот рождений-смертей называется сансарой.
-И когда же начался этот круговорот рождений и смертей?
-Сансара безначальна. Ни у одного существа не было абсолютно первой жизни, оно пребывает в сансаре извечно.
-И чего же, в конце концов,  желает каждый из последователей Будды?
-Он знает, что причина страдания может быть устранена, и это третья истина. А четвертая истина - это путь к устранению причины.  Каждый желает выхода из круговорота сансары, обретения свободы от страданий и страдательности. И это состояние называется нирваной.
-Третью и четвертую истины могли бы и объединить, - буркнул Апис.
-Четыре для нас число священное.
-Хорошо быть обычным человеком, - ввернул Сиф. - Тот после первой же смерти обретает свободу от страданий.  Сразу, - он выразительно чиркнул себя по горлу, - в нирвану!
- И что же, за бесконечное время, ведь начала времен в сансаре нет, еще так много душ  так и не смогли научиться подавлять в себе жажду жизни, не смогли добиться освобождения? – продолжал  Апис. - Если следовать логике, то уже бесконечное время тому назад все буддисты должны были бы быть в нирване! Прошелся бы я по Эдему, и ни одного буддиста!
 - Для того, чтобы исчезнуть,  был и другой путь. Ваш идеал это монашество, безбрачие, - вновь  вмешался Сиф, понимающий, что на замечание Аписа ответа не дождаться. - Если бы все ваши общинники  были истыми приверженцами Будды, то община давно бы вымерла! А она не меньше, чем все  остальные - несколько тысяч членов.
-Будда и не требовал, чтобы человек предпринимал для достижения нирваны какие-то сверхъестественные усилия, истязал себя,- ответил Джагдиш, действительно игнорируя замечание Аписа.
-Так может быть наше предложение...
-Хочу разочаровать вас. Самоубийство не считается у нас греховным. Но оно бессмысленно! Это поступок страстный. Самоубийство ухудшит карму самоубийцы, а теперь вы понимаете, что это значит для монаха. Он навсегда останется в мире снов, а это хуже, чем самоубийство неверующего, для которого со смертью мир исчезает навсегда.
      Помолчали. Слышна была лишь дробь бубна снаружи и заунывный  речитатив, в котором нельзя было разобрать ни слова, плеск и детские  крики с озера. Затем раздался треск множества барабанов («этот шум нужен для психологической разгрузки» шепнул Сиф)
-Значит, идти с нашим предложением к вашим старикам бесполезно? – спросил, наконец, Апис.
-К нашим бесполезно! Но недалеко живёт несколько семей, которые давным-давно переиначили учение Будды. У них другое отношение к смерти.  Пройдите вдоль берега озера с четверть солнца. Там живет Риши и его община. Может быть, вам повезет?


ГЛАВА  7

НЕОЖИДАННОЕ  РЕШЕНИЕ


      Вне  хижины   царствовало  местное  лето. Солнце здесь было тем же, домашним, так как они передвигались  не вдоль, а поперек  Эдема, и,  взглянув в зенит,  могли бы  видеть собственные хижины на "высоте" около пяти километров. Однако все  солнца Эдема были  просто блестящими холодными шарами. Воздух же обогревался теплой почвой, а так как люди в общине буддистов жили южные, то и температура почвы у них была  повыше.  "Северянам" здесь было чересчур тепло, но если Апис вспотел, то Сифу все был нипочем. Подключенный после инициации к Разуму, он был под его защитой. Под его хитоном  всегда сохранялся нужный микроклимат.
     То и дело попадавшиеся навстречу оранжевые фигуры складывали руки ладонями вместе, прижимали их к груди и кланялись с умильными улыбками на лицах. Бог, как и подобало, не отвечал. Этим поведением он психологически отстранялся от остальных живущих, чтобы сохранить одинаковое к ним отношение. Сиф же пытался имитировать подобное движение рук,  отвечая на приветствия.
    Уже подходя к назначенному пункту по мокрой, извилистой тропе, усыпанной опадающими сверху, с высоких и толстых, увитых лианами деревьев, листьями, Апис не выдержал влажной духоты диких джунглей, раздвинул плотную стену лиан, отделяющую тропу от озерной прохлады, сбросил черный хитон на старый, давно заброшенный хозяевами невысокий термитник и, раздвинув еще и прибрежные кусты, бросился в бархатную, ласковую, прозрачную до самого заросшего дивными цветными водорослями  дна, пресную воду. Подплывшие рыбки привычно щекотали, очищая отмирающую кожу стоп.  Где-то, он надеялся на это, всевидящее око Разума следило за ним, чтобы оказаться рядом в трудную минуту, предотвратить несчастье. А может оно и не видело бога?
Стоило ему выйти из воды, как из-за плотной стены зелени, забором стоящей сбоку термитника, появились двое детей лет восьми-девяти, мальчик и девочка. Шоколадные тела с кое-где прилипшим песком, мокрые  волосы. Поклонились, прижимая руки к груди.
-Здесь детский пляж, -  сообщила девочка, заправляя черные кудри  за уши.
-Я не здешний, - оправдался Апис, подходя к  черному хитону, лежащему  на термитнике. - А вас не заметил. Уж очень захотелось искупаться. У вас гораздо теплее, чем у меня дома.
Апис заглянул за куст, из-за которого вышли дети. Дворец метровой высоты из мокрого песка, в чем-то повторяющий термитник, но с башнями, шпилями, изваянный  с удивительным мастерством, предстал перед его глазами. Толстые змеи корней извивались под пологом гниющих листьев рядом с дворцом. Шагнув за куст, Апис чуть не наступил на крупный, с кулак, бутон Раффлезии. 
-Кто из вас такой  искусный архитектор?
-Я! - без излишней скромности отозвался мальчишка.
-Тебе, наверное, кто-то показал картинки с Земли. У нас-то таких дворцов нет. Жаль, что сейчас у меня нет времени. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты это строишь. Кстати, вы знаете, где живет Риши?
-Я его сын, -  сказал мальчишка. - С  удовольствием  отведу вас к нему.
Он бросился в воду, поплескался у берега, смывая песок, выбежал, обгоняя брызги,  подобрал один  из двух белых детских  хитонов, лежащих на опавших листьях рядом с дворцом, махнул на прощание подруге,  оставшейся стоять у воды, и зашагал к тропе, рядом с которой, присев на камушек,   ожидал окончания купания бога  Сиф.
-У нас есть провожатый, - похвастался Апис, кивнув в сторону мальчика, бодро семенящего  впереди.
Сиф, которому не нужен был проводник, безразлично махнул рукой.
     Риши, мужчина лет сорока, стройный, худой, с обычными для местных жителей раскосыми глазами, предупрежденный Джадишем  о приходе гостей, уже стоял у входа в хижину, стоявшую среди деревьев на очищенной от лиан поляне. После поклона богу он обеими руками мягко обхватил руку Сифа и радостно потряс её в знак необычного между инициированными приветствия.
-Сиф! - обратился он к проводнику бога, хотя видел его впервые в жизни, - ты мог бы сообщить мне, и я встретил бы  вас  еще у  Джагдиша.
-Нас провел сюда твой  сын! - объявил  Апис.
-Кумар  молодец!  Всегда поможет ближнему. К сожалению,  ближние редко нуждаются в его помощи.   Правда, сынок?
Он ласково потрепал  мокрые волосы сына.
-У тебя один ребенок?
-Двое. Хотелось бы еще, так как чем больше детей, тем больше радости, но нельзя!
Зашли в хижину. Густая зелень деревьев вместо потолка. Щебет, карканье, гуканье, рычание, тявканье было звуковым фоном дальнейшей беседы.  Два толстых дерева поднимались вверх прямо посреди  хижины. Одно из них подпирало с одной стороны толстую столешницу, опирающуюся с другой на ножки-бревна, вросшие в пол. На вид столу никак не меньше двухсот лет. Грубо сколоченные стулья под стать столу.  Вся  мебель старая, уютная, сросшаяся с хозяевами, ставшая членом семьи. Хозяин сделал привычный пригласительный жест в сторону чайной комнаты, но Апис отрицательно покачал головой и вновь попросил холодной воды, Сиф же удовлетворился  привычным кофе. Сели в столовой перед синтезатором. Из спальни выскочила маленькая девочка старше пяти лет, что было ясно из-за короткого белого  хитона на ней, бросилась к Риши, обхватила его за ногу, с улыбкой  поглядывая на гостей. Все в хижине дышало довольствием и уютом.  Слова и жесты людей  были  полны  любви к миру и окружающим. Впереди не было никаких  проблем, лишь  долгие-долгие  годы  счастья. Как все  это не вязалось с тем предложением, с которым он, Апис, вторгся в этот светлый,  бесконечный  праздник.
-Джагдиш сказал нам, что вы представляете какую-то секту в буддизме? - задал он нейтральный вопрос, решив сразу переходить к делу.
-У нас ничего общего с буддизмом, кроме того, что мы рядом живем. Вот даже хитоны у нас не оранжевого, а белого цвета.
-Вы не разделяете их взглядов? Ну вот, к примеру, первая благородная истина о страдании. Вы согласны, что вся жизнь от рождения  есть страдание?
-Я не согласен с этим. Посмотрите на моего сына. Ты страдаешь, Кумар?
-Отчего же  мне страдать? - изумился мальчишка. - Сейчас каникулы, и мне здорово быть все время с отцом и матерью, с друзьями. Конечно, расставание с ними, когда начнется учеба и придется жить в интернате,  будет не  очень приятным временем, но в будущем будут еще тысячи встреч!
-Давайте я сразу покажу разницу между нашим мировоззрением и буддизмом, - решительно начал Риши. – Мы давно отделились от буддистов. Один из моих предков был, как ни странно, очень начитанным человеком. Не смотрел лишь картинки и не играл в уме с друзьями, как это делает и ныне подавляющее большинство населения, а читал книги, вызывая их из памяти Разума. И размышлял. В итоге стал атеистом. Переселился на окраину общины, и теперь несколько семей, его потомки, давно живут здесь, никому не навязывая своё неверие.
-И хорошо быть атеистом? - вмешался в разговор Сиф.
-Это тяжелое испытание. Без Бога бытие обесценивается.
-Отчего же?
-Если у каждого верующего в укромном уголке сознания теплица уверенность, что Бог или нечто все же существует, найдется мало причин вслед за Львом Толстым задавать себе вопрос: есть ли в жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей смертью. Примитивные люди живут, как сорняки, не задумываясь. А  разумный человек не может жить в бессмысленном мире. И у него нет скрижалей, на которых бы Богом выгравированы были безальтернативные  истины.
-Но существовали целые атеистические государства на Земле, и никто в них, насколько я сейчас выясняю в памяти, особенно не задавался этим вопросом, - возразил Сиф.
-Его даже не формулировали, так как достижение каких-то промежуточных целей объявлялось главным. К примеру, освобождение рабочего класса; построение коммунистического общества. И сомнение в недостаточности этих эфемерных целей расценивалось как сумасшествие. А здесь, среди изобилия и в отсутствии прежних целей, каждый мыслящий человек вынужден, спасаясь от скуки, либо погружаться в виртуальный мир, как когда-то в интернет, и терять связь с окружающим, деградируя интеллектуально, либо быть философом, искать смысл собственного существования в безразличной к нам Вселенной.
-Значит и вы не смогли ответить на вопрос Льва Толстого?
-Предок нашел ответ в одной книжке, написанной еще на Земле. Мысли, в ней изложенные, основаны на логических рассуждениях, и без привлечения потусторонних сил дают человеку точку опоры, обосновывают цель жизни для людей, не верящих  в Бога.
-Для меня цель жизни исполнение желаний, - задумчиво откликнулся на речь Риши  Апис.
-Желания твои, как и желания основной массы людей, порождены нашей общей животной природой.
«Животной, да! Но какой притягательной», подумал Апис. Настроение его упало, когда он представил пропасть между ним, сидящим на краю мира, в общине буддистов, и Марией, существующей в нереальном мире, куда он не мог добраться. И горькая мысль эта  унылой тенью отравила окружающее. Даже солнце потускнело.
-Желания действительно  могут приносить в жизнь зло, - продолжал Рей. - Желание бессмертия порождает сказки о грядущем  возрождении гниющей плоти, о душе. Желание выслужиться перед своим Богом порождает религиозные войны. Желание справедливости ведет к революциям завистников. Желание передачи собственных генов порождает  стяжательство и национализм.
- А Будда, наверное, призывал отречься от желаний потому только, что не знал, как обуздать их? - спросил Сиф.
-Скорее всего он не мог пояснить, ради чего нужно было бы добиваться исполнения желаний? Ну, станешь ты богатым. И что?  Будешь известным. Зачем? Все равно впереди, и очень скоро, могильная мгла, черви и забвение, что и толкало Толстого к самоубийству.
- Ну а чем отличается  учение, которое обнаружили в книжке?
- Мы живем для того, чтобы постоянно возрождаться и проживать одну жизнь за другой.
-Но в это верят и буддисты!
 -Но это не вера!
-Любое уверение в возможность бесконечной жизни – самообман! – вмешался в разговор Апис. - Я смертен, и ни в Бога, ни в  душу, ни в перерождения не верю!
-И куда ты попадаешь после смерти?
-Как куда? Меня, как и всех в Эдеме, сожгут, пепел положат в горшок из торфа, опустят туда же какой-нибудь вызревший плод или просто семена и посадят в саду. И выросшее из семени дерево будет носить мое имя.  В саду  общины я обычно  иду по ряду деревьев нашей семьи от Авеля, прадеда по отцу с вкусными плодами манго, до апельсинов Евстафия, прапрадеда по матери.
-А из сада остатки твоего тела в виде фруктов попадают на наш стол, на стол птичек и животных. И ты становишься частью птичек, животных и нас, людей. И это не умозрительно, как у буддистов. Можем рассчитать за какое время вся материя, в течение жизни составляющая твое  тело, а это десятки тонн вещества,  воскреснет в других телах. Или в очередном человеческом теле. Тем более что мы знаем точно количество воды и почвы в нашем тесном мирке.
-Древнейшая из лечебных книг, индийская «Аюрведа», гласит: «Мы то, что мы едим». Но никакого эмоционального отклика эта мысль не вызывает. Ведь это воскрешение неявно, отсрочено на неопределенное время.
-Есть еще один аргумент.
-Какие бы аргументы не приводил тот автор, меня они не интересуют уже потому только, что от самого умника хорошо если сохранился могильный холмик на навсегда нами покинутой Земле, и ",...нет уже ему воздаяния ни в чем, что делается под солнцем!"
-Ничего подобного. Он жив. И он здесь, среди нас!
-Так покажи мне его! - воскликнул сбитый с толку Апис.
-Это ты!
-Как это я? Ты же не веришь в душу, которая якобы не умирает и вот, переползает в очередное тело?
-Нет, не верю.
-А, понимаю! - вмешался Сиф. - Тот человек всю жизнь дышал. Один моль газа это шесть умноженное на десять в двадцать третьей степени молекул.  Допустим, что жил он лет семьдесят, вдыхая по литру воздуха двадцать раз в минуту. Масса атмосферы Земли примерно пять умноженное на десять в восемнадцатой степени килограмм. Один моль воздуха весит около тридцати грамм, значит, в каждом нашем вдохе содержится несколько миллиардов молекул, которыми дышал тот неизвестный нам человек. Ведь и воздух, и вода взяты отцами основателями с Земли. И в каждом грамме нашего тела...
-Я и не думал так механистически, - прервал Сифа Риши. 
-Тогда нужно признать душу, чтобы объяснить то, что это именно я являюсь тем, кто умер тысячи лет назад? - поразившись скорости, с которой считал Сиф, продолжал Апис.
-Вспомни, - проникновенным голосом обратился к нему Риши, - как года через два-три после рождения ты осознал "собою" тот комочек  материи,  который рожден  был  когда-то твоей матерью и уже практически полностью потерял первоначальную, его составляющую, материю.  Осознал  себя как "Я".  Как ты думаешь, если бы мать твоя перед родами изменила свой рацион и другие вещества составляли твое тогдашнее тело,  все  равно  родился  бы  ты?
-Ну конечно!  Именно я родился бы  тогда  независимо от того, чем питалась  моя мать.
-Имеет ли значение, какой из сперматозоидов оплодотворил яйцеклетку?
-Это могло повлиять лишь на какие-то черты лица, характера, но был бы тот же Я.
-Ну а если ты осознаешь себя собою независимо от материи, которая образует твое тело, то почему бы тебе не осознать собою любого другого человека, который рождался в тот момент  от другой женщины? И не обязательно от человеческой!
-Но у других матерей  рождаются другие  дети! - воскликнул сбитый с толку Апис. - Вот ты, вот Сиф, вот Кумар. Вы же все -  не я!
-Будучи в своем современном  теле ты  понимаешь, что все остальные  - не ты. Но стоит тебе распрощаться с этим телом...
-То есть умереть?
-Ну да! Уж после смерти ничто не помешает тебе осознать себя как "Я" в любом  новорожденном или друго живом существе, не осознающим себя.
-В таком случае я обречен на то, чтобы быть всеми рождающимися существами до скончания века? Тогда весь мир - это Я?
-Верно! А, значит, ты был и тысячи лет назад и высказал когда-то эти мысли. А теперь ты, прошлый гений, сидишь передо мной. Я - это тоже ты, только в другом теле. Ты - это  и все деревья в нашем лесу. Ты - все рыбы в наших прудах. Ты - это всё население оставленной нами Земли. Ты - вся остальная жизнь во Вселенной, которая осознаёт собственное существование. Ты везде, ты был и будешь всегда.
- Жаль только, что доказать это так же трудно, как и существование Бога. А потому мне хотелось бы быть  бессмертным в нынешнем, ставшим родным теле! Ведь так с ним сдружился! И не надо было бы переживать смерть,  этот ужасный переход в следующую, лишь вероятную, жизнь!
- Если бы ты был бессмертным в одном теле, то жизнь бы опостылела, как многим из тех, кто достиг возраста всего в триста лет. Ведь без любви жизнь человека теряет смысл. Вот потому природа изобрела гениальный способ дарить бессмертие, которое никогда не надоест, так как прерывается смертью. При новом рождении открываешь мир заново, и он всегда новый, всегда интересный. А любовь наша к нашим родителям и детям, к друзьям, ко всему живому делает нашу краткую  жизнь ценной и  наполняет   её смыслом.
      -Не откажешь в логике, хотя и чересчур  натуралистично, -  буркнул  Апис. - Все же у буддистов более романтично: страдание, вечное перерождение,  стремление к нирване... 
-Я считаю это как раз самым мерзким в их учении, - возразил  Риши. - Во-первых,  для них было бы идеальным вымереть. Ведь нирвана - это  прекращение жизни!  И, во-вторых,  из-за этого желания - выпасть из круга жизни - они эгоистичны. Ведь все эти воздержания, святое поведение предназначено только для себя. И никакого будущего кроме нирваны, и никаких светил, никакой Вселенной для них не существует. У бытия нет конца, цели и смысла, надо всем десница кармы.
-А для чего нам эти бесчисленные возрождения?  Ведь описанный тобою  круговорот жизней и смертей мало чем отличается от сансары. И тоже не имеет смысла.
-Круговорот жизней не есть бессмыслица, - горячо возразил Риши.  - Когда-то наш предок выполз на берег первичного океана, и разве  дурной бесконечностью  были затем десятки миллионов следующих друг за другом рождений и смертей? Мало того, что и рыбой той был каждый из нас, так, в конце концов, появились и мы сегодняшние! К тому же,  хотим мы этого или нет, жизнь никуда не денется и мы обречены на неё. Так что не нужно искать смысла в безразличной Вселенной.  Жизнь никуда не исчезнет и без нашей помощи, а вот сохранить человечество и улучшить условия его существования для нас будущих и есть единственная  цель и смысл жизни. Ведь то бессмертие, которое другие религии лишь обещают, уже дано нам! И наше мировоззрение не призывает к убийствам инакомыслящих. Наоборот, каждый другой – это я, не понимающий, пока я не разьясню, что я – это и он тоже.
-Кажется тот мальчишеский голос, который поднимает мое настроение по утрам, питается подобными идеями? - предположил Сиф.
-Интересные мысли, - равнодушно прокомментировал беседу Апис, который судорожно соображал, когда, наконец, можно будет подступиться к основному вопросу.
 - Однако если я существую везде, то это еще не повод для оптимизма, - продолжал Сиф. - Ведь Вселенная, подчиняясь второму закону термодинамики, пусть даже через триллионы лет, но все равно погибнет. Звезды выгорят и погаснут. И если у буддистов впереди бесконечная нирвана, под которой я почему-то склонен понимать бесконечный оргазм, в других религиях вечный рай, которому не страшны космические неурядицы, то у вас, атеистов, впереди ничего нет кроме жуткого конца в мертвой Вселенной! А ведь если есть конец существования, то и самый  долгий путь к нему становится бессмысленным. А потому верующие всегда в выигрыше, так как их душу ждет хотя и иллюзорное, но бесконечное  бессмертие.
-Согласен, что жизнь человека, не верящего в Бога, приобретет ценность и смысл, если только будет иметь вечную перспективу. И только в этом случае составит конкуренцию любой религии, - живо откликнулся Риши. - Вот мы летим к красному карлику, который должен просуществовать  около 10 триллионов лет, не то,  что наше бывшее Солнце, которое высушит Землю уже через миллиард. А от вспышек  карлика мы умеем защищаться. Более того, уже сейчас известны примерные условия, при которых можно искусственно создать новенькую, с иголочки, Вселенную и переместиться туда. Я уж не говорю, что мы и представить не можем, что будет с нами через триллионы лет. Будем отличаться от нас сегодняшних больше, нежели первая выползшая на сушу рыба от нас? Так что человечество, а, значит, каждый из нас, потенциально бессмертен! И вот, если жизнь человека имеет бесконечное продолжение, в ней раскрывается некий замысел и цель, которой не обязательна подпорка в виде Бога. И каждое существо в бесконечном ряду предков, давших нам жизнь, ценно не тем, что, наконец, приобрело в нас образ божий, а своей неповторимостью и незаменимостью. А вместе с человечеством, живущим бесконечно, осмысливается и жизнь всего живого мира, существующего рядом и одновременно с ним.
-Ты меня убедил, - признался Сиф. - Люди с подобным мировоззрением не нуждались бы в повседневном  морализаторстве  Разума.
-А мы в нем и не нуждаемся.
-Но вот в Ветхом Завете имеется 640 заповедей, половина которых относится к обязанностям перед ближними…
-Зачем тебе заповеди, - перебил Сифа Риши, - если ты и без них имеешь твердую основу для оценки своего и чужого поведения. Каждый другой это ты, а потому любить самого себя легко и естественно. Общество, разделяющее наши взгляды, будет раем.
-Но ведь я должен быть эгоистом, чтобы выжить!
-Если ближний – это и есть ты, то любовь к нему включается в твое эгоистическое поле. Эгоизм смешивается с альтруизмом и неотличим от него. Твое Эго – это вся жизнь вокруг, которую ты должен сохранить, чтобы жить вечно.
-Это просто перелицованная религия! – победно воскликнул Сиф.
-В таком случае она единственная, во имя которой нельзя совершить зло. Ведь это зло по отношению к самому себе. И она не подсовывает сомнительные доказательства вечной жизни, на которых основывается любая религия, а доказывает её  неотвратимость.  Ты будешь существовать вечно, даже если не желаешь этого.
 -And death shall have no dominion – начал воодушевленно декламировать Сиф, -
Dead men naked they shall be one
With the man in the wind and the west moon;
When their bones are picked clean and the clean bones gone,
They shall have stars at elbow and foot;
Though they go mad they shall be sane,
Though they sink through the sea they shall rise again;
Though lovers be lost love shall not;
And death shall have no dominion.
Апис мрачно молчал, не  разделяя восторга Сифа, и, естественно, не понимая языка.
- Я еще не убедил тебя? - живо наклонился Риши к нему.
-Извини! Меня занимает совершенно посторонняя мысль, с которой я и пришел сюда.  Пусть мальчик и девочка  выйдут. Разговор не для  их  ушей.
-К-как это? - опешил Риши. - Кумар, мальчик мой, выйди, пожалуйста, на минутку и возьми с собой сестренку.
-Я не пущу тебя, -  покрепче  прижалась к ноге отца девчушка, - кто же, кроме тебя,   будет меня тискать, если я уйду?
Кумар, ошарашенный не меньше отца подобным необычным предложением, ведь никогда никого не отсылали, ведь и тайн в Эдеме не было, медленно оторвался  от отеческой руки, подошел к сестренке сзади, поднял её и, с оскорбленным видом, глубоко ранящим отеческое сердце, вынес девочку из хижины.
-Я обязан убить лишнего  ребенка, который вскоре родится. Сделать это необходимо по закону отцов-основателей, и нарушить  закон  нельзя,  - без всякой подготовки заявил Апис.
-Как ребенка! - выдохнул,  порывисто протянув  руки  в сторону ушедших детей,  Риши.
-Не вашего ребенка...
-Но какое это имеет значение, - голос Риши сразу огрубел и омертвел.
-Не нужно так переживать!  Вместо ребенка я решил убить старика! - испугавшись  бурной реакции со стороны хозяина хижины, воскликнул  Апис.
-А почему убийство старика  не должно меня волновать так же, как и убийство ребенка?  Кстати, кого же  ты решил убить?
-Того, который сам захочет умереть вместо дитя. С этим предложением мы с Сифом бесполезно ходили к демократам  и скотоводам.
-То есть, вы искали того, кто бы согласился на  самоубийство? - сообразил Риши.
Красноречивое  молчание  было ответом.
-Ты сможешь указать нам старика, к которому мы бы сейчас отправились? - спросил, наконец, Апис.
-Вы просите указать на перспективного самоубийцу? И другого пути решения вопроса нет?
Апис и Сиф молчали.
Риши поднялся, вышел из хижины, вернулся, сел на прежнее место. Было видно, что он взволнован и желает взять себя в руки.
-Но я не могу, не имею морального права как бы делегировать другому то, чего не желаю делать сам, - заговорил он  как бы уговаривая, убеждая себя. -  Аморально требовать от людей жертвенности, героизма. Да и призывать к этому нельзя.  Если  я  верю тому, что говорю, то должен быть готов продемонстрировать это на собственном  примере. Если  же  я не  готов  к этому — значит, у меня  есть всего лишь мнение, а не знание. Жертвенность можно демонстрировать только  собственным примером. 
-Вы что же, хотите предложить  себя? - воскликнул пораженный Апис, переходя на вы.
 - Мы категорически против вашей жертвенности! Вы еще так молоды! У вас маленькие  сын и дочь.
-Но вы же не могли найти желающих помочь вам в общинах, поклоняющихся  Богам? 
-Не могли.
-Если и я откажусь  сделать это, то  мораль моя  не будет  стоить  и гроша!
-Вы настолько уверены в своем учении, что  так легко  расстаетесь с жизнью?
-Совсем не легко. Я так же, как и каждый из вас, боюсь смерти. Нет, это даже не боязнь, а неприятие, отрицание смерти. Более того, Разум, следящий за мной, приводит теперь тысячи доводов, убеждая, останавливая меня. Хочется сжать голову руками. И ведь какие доводы находит! Вот, даже звучат стихи:
 ...Мне здесь дано уйти и раствориться…
Прощайте, запахи и голоса,
Цвета и звуки, дорогие лица...
-Лучше бы мы  объясняли  верующим скотоводам, что в данном случае нужно говорить не о самоубийстве, а о принесении себя в жертву ради других, как это делал Иисус, но в то время не пришло в голову, - с сожалением воскликнул Сиф. - А процитированное взято из предсмертного стиха режиссера Эльдара Рязанова, - не преминул он показать свою осведомленность.
-  Но я-то не нуждаюсь в поцелуе  Христа, - воскликнул Риши. - Да и не такая уж я жертва. Ведь  как только  закрою  глаза в этой жизни, я открою их в следующей, так что и стихи, преподнесенные мне Разумом, верны лишь для тех, кто ничего не видит за пределами жизни. Мне стыдно за то, что я к ним обратился. В моем случае они оказались просто дешевой рисовкой.  Не беспокойтесь! Жизнь моя была прекрасным приключением, и это приключение будет повторяться вновь и вновь.
-А вдруг все твои рассуждения на самом деле лишь игра ума, и на самом деле ты никогда не оживешь? - произнес осторожный Сиф.
-Но я ведь никогда об этом не узнаю, значит, не буду и жалеть. Да никогда не узнаю я и о том, что жил когда-то! Ведь жить будет другой! Но даже если я ошибаюсь во всем, и никогда больше мне не суждено осознать себя существующим, я благодарю провидение, давшее мне возможность прикоснуться к миру живых, побыть на этой, живой стороне существования Вселенной, осознать малую толику  её  тайн, а главное, полюбить  всех, кто был рядом. Ведь только любовь к современникам, друзьям, к тем, кто мне подарил жизнь и тем, кому шанс прожить подарил я, оправдывает наше существование и дает смысл жизни.
      Вновь наступило тягостное для Аписа молчание. Как ни странно, его совсем не обрадовало подобное  решение стоящей перед ним задачи. Это он убил человека. Пусть и не ножом, но словом. Была любовь, она исчезнет. Была семья, она распадется. Был молодой счастливый человек, и вот его убедили  умереть. И насколько легче было бы, если бы человек, которого ты уговорил покончить с собой,  был где-то там, далеко, чтобы тебе не нужно было глядеть ему в глаза.
-Этого не нужно делать сегодня, - дрожащим голосом произнес Апис. - Ребенок родится нескоро.
-Хорошо, я подожду, -  осторожно, будто боясь разбить слова, ответил Риши. - Только все это останется между нами. Никакого разговора не было. Будет просто несчастный случай. Несмотря на то, что поведение моё способствует сохранению неизвестной мне маленькой жизни, а потому морально, оно  не должно стать  примером для  детей.


ГЛАВА  8

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ  БОГА


Сиф! Дорогой мой мальчик!  Хорошо, что ты прибыл именно сегодня!
Таким необычным восклицанием встретил Гор  ранним утром пришедшего недели через две  уже не по обязанности, так как  поручение  Разума  было, как они считали, успешно выполнено,  помощника Аписа.
-Что случилось? - встревожился Сиф, глядя, как тяжело опирается на палку старик, стоя у входа в свою хижину.
-Апис исчез!
-Как исчез? - не понял Сиф.
-Вчера вечером он, как обычно перед  выключением  второго  солнца, пошел на пруд купаться. Через некоторое время, уже в темноте, я подошел к его хижине и увидел, что он не вернулся. Поверь, такого никогда не было. Я пошел  к пруду. Ты же знаешь, что к нам изредка  приходят купаться девушки из вашей общины  полюбоваться  ковром  цветов на берегу, которых я лелею. Я надеялся, что он задержался с ними. Но на пруду не было никого. Не нашел я  следов Аписа и на суше.
-Он не мог утонуть!  Это просто невозможно. Разум следит всегда.
-За исключением нас и детей. Нас он не видит. Ведь мы не инициированы, а значит и не имеем с Разумом постоянной связи.
-Но случаи утоплений  крайне редки.
-Я тоже не думаю об этом. В любом случае на берегу остался бы его черный хитон. Я несколько раз проковылял вокруг пруда. Ничего нет!
-Но тогда..., - начал было Сиф и, осекся. Что тогда? Такого никогда не было, чтобы пропадал человек. Бывало, терялись на время маленькие дети, уходя в сады. Но их находили максимум за два-три часа. Да ничего и не случится даже с маленьким ребенком, если он и целый месяц будет бродить по лесу. В садах пищи полно, замерзнуть ночью невозможно, а звери его не тронут.
-Ты что-то хотел сказать? - с надеждой воскликнул Гор.
-Просто мысли вслух.
-Можешь ты тихонько, никому не сообщая, разузнать, нет ли его в какой-нибудь общине?
Сиф помолчал, прикрыв глаза.
-Ничего нет. Никаких сообщений.
-А не могут ли люди обманывать?
--Могут не раскрываться, а насильно... . Я даже и не знаю, как в этом случае прочесть скрытые мысли.
-Ты  можешь  хотя бы предположить что-нибудь?
Сиф не знал. Он был шокирован и напуган случившимся.
-Думаю, что к буддистам он не пойдет, - размышлял Гор. - Он жаловался на трудную дорогу, и отправляться туда через болото! Ночью.... Пойди в свою общину. Может быть, он решил посетить свой дом.
-Но это невозможно! Ведь по традиции родители не имеют права встречаться с богом, и никогда и никем ещё традиция не нарушалась.
-Я сам когда-то тяжело пережил расставание с семьей, - согласился Гор. - Но в общину все же сходи.
На тропе, ведущей  к  демократам, довольно далеко от поляны богов,  там, где она огибала  озеро и между зелеными ветвями деревьев уже  проглядывала зеленая же, как и цвет неба,  вода, и где лес, впитавший в себя смех и крики купающихся, смеялся уже и в отсутствие людей, на покрытом мхом валуне сидел Рэй.
-Я ожидаю тебя, - произнес он вслух, поднимая руку в знак приветствия.
-Я не скрывал своего маршрута и был открыт. Любой мог бы узнать, где я. Почему же ты не  сообщил  мне о том, что ждешь?  Ведь ты уже инициирован? 
- Уже неделю. Хотел сделать сюрприз.   
-Странный сюрприз.
-Сказать по правде, не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о нашей встрече. И тебя прошу  её  не рекламировать. Потому и говорю с тобой вслух.
-Не нужно и просить. Ты же знаешь, что я и  не смогу  сделать  того, чего ты не желаешь.
Сиф думал было задать Рею вопрос о молодом боге, но решил, что если бы Рэй видел его, он должен был  бы  сказать об этом  сам.
-Видишь ли, кроме сестры я лишь тебе, как давнему  другу и ответственному за экологию, вынужден довериться в том, что, возможно, не совсем здоров психически.
-Я не врач, чтобы доверяться мне, но быть больным, если ты инициирован, невозможно, - отрезал Сиф. - Теперь ты под защитой Разума. Ни одного психически ненормального среди инициированных не было за многие годы.
-Когда-то индейцы бороро считали себя одновременно и красными попугаями арара. Так и во мне существует Рэй, отражение которого я вижу в спокойной воде озера, осязаю, стоит себя ущипнуть, но одновременно во мне поселился некто, кто зрит за каждым моим шагом и управляет мной. Разве это не шизофрения с бредом воздействия? Или меня попутали бесы?
-Ты не привык еще к состоянию после инициации. Это Разум направляет тебя.
-Осени меня крестом! Пусть Разум покинет меня, как когда-то бесы покинули одержимого! Пусть он вселится в свиней!
-Брось кривляться! Все проходят через это. Привыкнешь!
-Но меня подавляет его репрессивная мораль! Желания вытесняются в подсознание, эмоции извращаются. Я хочу вырваться из лап этой инквизиции и совершить, наконец-то, что-нибудь запретное! Разум порождает преступников!
Что еще, кроме Разума, беспокоит тебя?
    -Вторая ненормальность у меня с детства.  Помню, как лет в девять осознал я  вдруг, что все умрут. И мать моя, и отец, и я.  Наверное, это понимают все, но раньше, ещё в пять-семь лет, и успевают свыкнуться, и только до меня, дурака, дошло так поздно. И жизнь остановилась,  потеряла цвета. С тех пор периодически  накатывала тревожная, неприятная мысль, зачем живу? И на сверстников, погруженных в бессмысленную суету, смотрел как на недоумков. Ведь мы обычные древнеримские плебеи, у которых вдруг оказалось вдоволь  хлеба и зрелищ. И меня не успокаивает, а раздражает звучащий при включении первого солнца где-то там, в мозгу, мальчишеский голос о том, что я счастлив, проживая бесконечную  беспечную жизнь. Этот голос не может ответить на элементарный вопрос, заданный еще Львом Толстым: а что потом? Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью? Смерть обязательно будет, но подсознательно я убежден, что её быть не должно! И эта мысль оставляет надежду, но я не вижу механизма её реализации, и уныние мое не проходит. Всё окружающее - обман.  Вот и через тысячу лет здесь также будет стоять этот камень, но ни одного знакомого лица не будет на озере, и никто не вспомнит меня, превратится в труху и дерево моего имени, и никто не будет от этого кручиниться, лишь беспечным, глупым смехом будет полон  лес. Вот философ Сартр говорил: «Всё сущее рождено без причины, продолжается в слабости и умирает случайно… Абсурдно, что мы родились, абсурдно, что умрём».
    Сифа подмывало  рассказать Рею о мировоззрении Риши, которое как раз и отвечало наиболее полно на все вопросы, и который также упоминал Толстого, но это затянуло бы беседу. А Гор ждал известий.
-Ты вдумайся в слова Левина из «Анны Карениной»: «…жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута её не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в неё.»  Да и вокруг тебя тысячи счастливых лиц, - сказал Сиф, стремясь поскорее окончить беседу.
-Ты думаешь, эти ущербные существа могут меня вдохновить?
-Почему ущербные?
-Посмотри вокруг! Вихри электромагнитных полей, глыбы неизвестных нам материй клубятся перед нами! И если бы мы воспринимали их все, то пылающий Ад и ужасный Вельзевул, подкрадывающийся своей когтистой лапой, открылись бы пораженному взору. Но, зашоренные убогим зрением, заточенным природой на то лишь, чтобы жрать и размножаться, всматриваемся в мир через узкую щель своих куцых чувств. И вот, сотая часть воспринимаемого спектра, отсекая ужас мира, представляет нам лишь зеленую воду да желтый песок пляжа среди ветвей. Живем в мире миража.
-Если бы цель и смысл жизни существовали, природа не придумала бы страх смерти. И окружающие тебя задумываются о своем месте в мире, но не впадают же от этого в истерику.
-У кого есть Бог, тот радуется жизни как беспечное животное, не ведающее  смерти! Но это счастье достается лишь тому, кто зомбирован верой в детстве и окончательно испорчен для мышления. А я отравлен ядом сомнения, - воскликнул Рэй с надрывом, - а потому ищу замену религии, эрзац, который бы был достаточно логически обоснован, чтобы в него мог поверить даже такой скептик, как я. И требования у меня большие. Ведь я чувствую, как и Паскаль когда-то, что бесконечность Вселенной нельзя вынести без духовной бесконечности в человеческом сердце. И не найдя пока подобной идеи, следую примитивным мыслям Соломона: «И похвалил я веселье, потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем."
-И что же, удается тебе хвалить веселье?
- Нет. Но, как все слабые люди, даже понимая всю гнусность  и бессмысленность существования,  продолжаю  с отвращением тянуть лямку, не имея сил покончить с собой.
Родился ни для чего и умру просто так. И вновь возникну из праха как червь из земли, и проживу вновь так же глупо и беспросветно. Как же это унизительно!
-И перед кем же ты чувствуешь унижение?
-Перед совершенными роботами, которых мы оставили на Земле.
-Это роботы завидовали нам: элегантному процессу насыщения, поэзии отправления естественных надобностей, духовому оркестру выделения газов. Разве со всем этим могло сравниться  постыдное подключение к розетке?
-Не ёрничай! Мы живем как лабораторные крысы. Всегда есть еда, вода в поилке и подстилка. Но те хоть пассивно служили науке, а для чего переводим продукты мы? И если Бог в душе не освящает  бессмысленность, длящуюся день за днем,  нужна только веревка. Самоубийство – вот конечная цель  неверующего при коммунизме!
-И отчего же тогда ты медлишь? - начал раздражаться из-за пустой потери времени Сиф,
-Меня пока, как Иова, удерживает от финала лишь желание продолжить поиски смысла. Да и философ Николай Бердяев писал, что "...искание смысла уже дает смысл жизни...".
-Мы заболтались, - прервал беседу Сиф, - а я спешу.
- Сказал, и облегчил душу. Пойдем вначале ко мне,  я помогу тебе в поисках, - выдал Рэй  такой фразой свою причастность к исчезновению бога.
Сиф молча двинулся в сторону общины по тропе, тянувшейся вдоль пляжа.
Хижина Рэя, в которой лишь недавно побывал Сиф, располагалась  среди густых зарослей и практически не просматривалась снаружи. 
-Заходи, - широким жестом указал Рэй на вход, забыв, что инициированные могут  ничего  не говорить  гостю.
-Мы опустим чайную церемонию, не так ли? - вновь  спросил Рэй, входя в зал вслед за Сифом. Тот пожал плечами. Ему было легче, нежели хозяину хижины, отказаться от обряда, совершавшегося неукоснительно. Впрочем, Рэй даже не предложил чаю.
-Тогда пройдем дальше.
Они миновали чайную комнату, вход в которую был прикрыт легкой бамбуковой  занавеской, затем душевую, туалет, женскую спальню с левой стороны коридора  и вошли в мужскую спальню, из-за отсутствия потолка  залитую солнцами.
На низком  гамаке лежала и тихонько раскачивалась, отталкиваясь от пола ножкой, Мария,  сестра Рэя.  Её  короткий  белый  хитон  еле прикрывал  опасные для мужского взгляда  зоны.  Напротив неё на низенькой, но широкой плетеной кушетке сидел Апис, с трудом  оторвавший взор от девушки  и теперь растерянно глядевший на вошедших.
-Гор сбился с ног в поисках тебя! - воскликнул пораженный Сиф, не ожидавший подобной  встречи именно в хижине Рэя.
-Он, - указал пальцем на Рэя Апис, - он сказал, что сообщит Гору о том, что я здесь.
-Не успел, - беспечно бросил Рэй, даже не подумавший извиняться. -Давайте вначале обсудим один вопрос, ради которого вчера вечером я послал Марию за Аписом. Он и так ожидает разговора до утра. Думаю, он не в обиде. Провести ночь рядом с такой девушкой...
-Да ты что! - возмущенно воскликнул  Апис, зардевшись. - Мы спали каждый в своей спальне, ожидая тебя.
-Я специально не пришел домой, - нагло произнес Рэй. - Не хотел вам мешать.
-Да как ты смеешь даже намекать! - вспыхнула Мария, и было видно, что сама возможность усомниться в её  порядочности даже со стороны безалаберного брата  была для неё потрясением. Она поднялась с гамака, готовая выбежать, залиться слезами ...
Апис вскочил, разъяренный.
-Вот будет здорово, если ты убьешь меня сейчас, - кривляясь ему в лицо завопил  Рэй, в то же время хватаясь за голову от внезапной головной боли. - Сразу решишь задачу народонаселения и меня освободишь от тягот жизни.
Апис побледнел и медленно опустился на кушетку.
-А  ты  лежи, лежи, - махнул Рэй сестре  успокаивающе. - Вот из-за тебя я наказан болью в голове.
Сиф  сел на кушетку  рядом с Аписом.
-Мы решили совершить революцию! - заявил Рэй, оставшийся стоять у входа, как учитель перед классом. Дергающийся, возбужденный, он бы и не смог сидеть на месте.
-Какую революцию, - опешил  Сиф.
-Убрать из жизни диктат Разума.
-Чем же он мешает тебе?
-Да  разве вы не видите, как после инициации каждый из нас постепенно становится рабом этого  машинного интеллекта?  Вот я инициирован совсем недавно, но меня уже подавила его вечная нотация, нудная регламентация всей моей жизни. Этого не делай. Так поступать стыдно. Тебе нужно приносить пользу обществу. Со школьной скамьи нам навязывают мысль, что мы самое свободное общество из всех, когда-либо бывших на земле. А на самом деле мы все рабы у этого монстра!
-Я всегда думал, что мораль не продукт чистой логики, а свойство души. Неужели Разум имеет душу, чувствующую несправедливость? - спросил Апис.
-Разум регулирует только самые необходимые межличностные отношения так, чтобы никто не мог нанести какой-либо вред  другому человеку, - пояснил Сиф.
-Гор говорит, - продолжал Апис, посчитавший, что ему нужно  забыть обиду, нанесенную  Марии, ради того, чтобы и дальше исполнять свои  обязанности, -  что только присутствие Разума гарантирует реальную  свободу и равенство каждому жителю  с самого рождения. 
-А мне это опротивело!  -  зловещим шепотом  прервал его Рэй.  - Я не хочу этого подарка. Зачем мне равенство, если я не добивался его самостоятельно!  И почему я должен быть равным  самым отстающим  в своем классе? Почему отличается от всех цветом хитона,  и уже потому стоящий как бы выше нас бог? Длина хитона визуально увеличивает его рост, да и я дополнительно обязан согнуться в поклоне!
 Рэй поклонился Апису извиваясь, демонстрируя унижение, юродствуя. - Я обязан быть ниже, пресмыкаться, признавая его позиции лидера и доминирующего самца! Даже странно, что боги наши не носят цилиндры и не ходят на ходулях! С одной стороны наглое принижение меня до среднего уровня, с другой ни на чем не основанное превосходство! Ведь на самом деле наши боги, - он ткнул пальцем в сторону Аписа, - просто палачи, живущие среди  нас, их  потенциальных жертв.
-Но ведь все остальное население мирится с Разумом  уже тысячи лет. И вот результат - общество процветает, - почти спокойным голосом попробовал урезонить Рэя уязвленный его   словами Апис.
 - Даже рабы имели свободное от надзора время, - вскричал Рэй, - а мы находимся под его колпаком круглосуточно!  Разум  превратил нас в роботов, и жизнь потеряла смысл.
-Но до Разума в Эдеме были разрозненные  стаи, а не человеческое общество!
-А теперь здесь пчелиный улей! У нас отняли собственный разум, а без него свобода недостижима.
-Зато Разум заставит тебя, наконец, вести себя нормально, - заметила так и не успокоившаяся Мария, плотнее запахиваясь.
-Я просил тебя только заманить ко мне бога, - сварливо произнес Рэй. – Но сейчас твои реплики меня раздражают. Так вот о чем это я? Разум – это костыли для мозга, отучающие нас  мыслить самостоятельно. Разум заменяет и червяков в наших кишках. Утратив прежних из-за проклятых современных туалетов мы, без помощи Разума, превратились бы в неполноценных, больных людей, у которых отняли любимого сожителя. Стоит где-нибудь в организме  чему-либо испортиться, как переделанные Разумом для нужной цели мириады микробов, которыми полны наши потроха, бросаются на восстановление испорченного. Вот я говорю с вами, а чувствую, о! о! о! как же я чувствую,  под кожей моей, как  плотоядные  тараканы, выгрызая плоть, расталкивая по углам огрызки, ползут к неведомой мне цели непрошенные   защитники. Вот сейчас, под кожей спины! О, как же она чешется!
Выкрикнув последние слова Рэй остервенело сорвал с себя хитон и, оставшись совершенно голым, взяв ткань за два конца, начал тереть ею спину как мочалкой,  кружась при этом на одной ноге, и перед зрителями мелькали то голые ягодицы и пятка согнутой ноги, то напряженные мышцы живота.
-Кто может избавить нас от этого вмешательства в личную жизнь, кроме нас самих? - продолжал кричать он.
-Зато вы теперь можете жить без болезней, только постепенно слабея, до трехсот лет! - заметил Апис.
-Как свиньи в загородке! - не унимался Рэй, останавливаясь и медленно, с гримасой, натягивая  хитон. – Постепенно, день за днем,  Разум отучает нас мыслить. Он обрушил на нас океан информации, в котором мы тонем, не умея и не желая освоить, а потому, имея за плечами все знания человечества, на самом деле тупее любого земного пятиклассника. Исчезла наука, а без неё нет развития общества. Не осталось привезенных с Земли традиций, мифов, верований, системы образования и прочих инструментов культуры, которые только и создают человека, и, стоит лишь убрать надзор Разума, мы превратимся в первобытную толпу.
-Но человек ведь не деградировал, когда науки  не существовало вовсе, - заметила Мария.
-Тогда были другие условия для жизни! Люди не были равны, они боролись за место под солнцем, они должны  были мыслить, а потому развивались. А теперь? "Вечным праздником быстро бегущая жизнь очнуться тебе не дает...".
-Я инициирован год назад, и ничего плохого в этом не вижу, - возразил Сиф. - Да, в школе мне было не интересно, угнетала необходимость зубрить стихи и формулы, а сейчас стоит подумать, и вот, в мозгу всплывает любая информация, и жизни не хватит, чтобы её осмыслить, не переслушать всю имеющуюся музыку, не пересмотреть картин из прошлой жизни. Причем безо всякого напряжения! И внутренний мир кажется реальнее, чем настоящий, особенно  если  вглядываешься в него спросонья.
-Но мы с годами перестаём быть людьми, - вскричал Рэй. - Посмотри на окружающих! Вокруг только искусственные улыбки. Старики вообще не умеют смеяться от души, так как и души у них нет. Ни одного грубого слова, ни одной живой мысли! Все одинаковые, безликие,  как шахматные пешки. Зачем мне счастье хлева? Если счастье - не работать, то достаточно быть котом! Нам ничего не нужно, мы ни к чему не стремимся, не совершаем нравственный выбор, так как все за нас решает этот проклятый Разум. Человек всегда мыслил и действовал лишь по необходимости. Но спросите себя, есть ли у нас хоть какая необходимость? Еда всегда  на  расстоянии вытянутой руки. Врагов у нас нет. Потребности сведены к минимуму и полностью удовлетворены. Мы не нуждаемся в признании, оно дается нам с рождения. И вот, цепляясь за возможность остаться людьми, поддерживаем абсолютно бессодержательные виды деятельности - чайная церемония при любой встрече, театр кукол с заплесневелым репертуаром, обязательный обряд  омовения в озерах не реже двух раз на день! Все суррогаты смысла! Но за две тысячи лет не написано ни одной великой картины, ни одного настоящего литературного произведения. Нет даже песен. Ради комфортабельного самосохранения мы отвернулись от желания быть  признанными более великими, нежели другие, а без такого желания невозможны достижения! Я уязвлен не тем, что нет никого лучше меня, а тем, что нет никого хуже!
-Зато мы существуем без проблем уже две тысячи лет, - мягко укорил его Сиф.
-А сколько времени нужно будет еще провести в этой комфортабельной тюрьме? Я чувствую, что к месту назначения прибудет хлев с двуногими животными. Такое уже наблюдалось в истории Земли. Вот появились десятки тысяч лет назад вполне нормальные человекообразные "хоббиты" на острове Флорес. Жизнь на райском острове, в безделье, в условиях коммунизма, как у нас, привела к тому, что мозг их начал стремительно уменьшаться в объеме, пока не уменьшился до мозга шимпанзе. Живя совместно с  себе подобными, тупеет любое животное. Мозг дятлов, живущих в группах, на тридцать процентов меньше, чем мозг дятлов одиночек, так как в группе кооперация позволяет снизить нагрузку на мозг птиц. Домашние животные тупее их диких собратьев. В очень больших армиях муравьев и термитов, где сложность смещается с уровня индивида на уровень взаимодействия между индивидами, отдельные особи практически слепы. Многие наши старики тоже свободно могут обойтись без зрения. Нам повезет, если за время полета успеют пройти все стадии эволюции и мыслящими существами к концу путешествия станут нынешние землеройки или крысы. А может даже  насекомые.
-Совсем не обязательно иметь мозг для того, чтобы мыслить и когда-нибудь заменить нас, - вновь вмешался Сиф. – У ворон нет коры мозга, но их интеллект на уровне приматов. У миксомицетов, одноклеточных животных, нет мозга и органов чувств, но они могут, объединяясь, медленно ползать в поисках пищи, "шагать", меняя свою форму, умеют находить выходы из лабиринтов, решать головоломки и обучаться.
-Ты хочешь сказать, что нас  могут заменить даже безмозглые?
-Боюсь, что Разум, наблюдая нашу деградацию, уже давно начал готовить нам замену. Ведь главная цель, поставленная перед ним когда-то, достичь нужных планет, а кого он доставит туда, не важно! Уже несколько месяцев я чувствовал какие-то изменения у миксомицетов. И вот, пройдя к влажному берегу у болота, обнаружил, что отдельные клетки объединились в шар величиной с голову. В этом не было бы ничего удивительного, если бы мне не удалось наладить настоящее общение с этой кучей слизи, как если бы это была личность, по интеллекту не уступающая приматам. Вытягивая ложноножки, шар передвигался, захватывал ветки, и он, я чувствовал это, при этом наблюдал за мной! Но ведь у него нет мозга!  У него нет глаз!
-Вот они и заменят нас, - вскричал Рэй, - и будут водить экскурсии инопланетян по Эдему, представляя  наших потомков в качестве домашних животных, которых, о, ужас, к тому времени они будут доить или откармливать на мясо! А, может, мы деградируем, как рачок  саккулина? Вместо того чтобы самостоятельно заниматься добыванием пищи, саккулина находит краба, ввинчивается в панцирь, оказавшись внутри быстро дегенерирует, теряя сегментированное тело, ноги, хвост и даже рот. Вместо всего этого отращивает себе корнеподобные усики, пронизывающие  все тело краба. И начинает при помощи этих усиков высасывать из его крови питательные вещества, практически превратившись в растение. Так и мы превратимся в бесформенные мешки, опутывающие руками-лианами синтезатор, способные лишь  поглощать пищу и откладывать яйца.
- Описанное тобою наше будущее в виде мешка не самое плохое, - вставил Сиф. - Ведь саккулина не деградирует, внедряясь в краба! Она полностью покоряет хозяина, обманывает его иммунную систему, кастрирует, заставляет краба заботиться о её выводке. Она управляет крабом, как танкист танком. Таким же образом может действовать даже  гриб кордицепс однобокий. Он прорастает внутрь тела муравья и создает из него послушную "марионетку". Пораженное насекомое забывает о своих нуждах, покидает сородичей и скитается в поисках благоприятного места для роста своего хозяина. Представляете! Безмозглый гриб управляет организмом, имеющим мозг! Так что это еще один претендент на наше место в Эдеме.  Я снимаю шляпу перед паразитами. Ведь и вся фармакология вначале основывалась на использовании либо  паразитов, либо средств защиты от них, которые вырабатывали хозяева.
Рэй  то и дело порывался прервать Сифа. - Обратите внимание! - перешел он на трагический шепот, как только тот замолк, - никого, кроме меня и пары моих друзей, не волнует подобный финал. Надо бы попросить врачей измерить объем черепа у нынешних жителей и выяснить, насколько он уже уменьшился по сравнению с черепом предков.
-Труд создал человека, - вмешалась Елена, - а потому нужно трудиться, чтобы не деградировать.
-Какой труд! - вскричал Сиф возмущенно. - Человека создали паразиты! Они постоянно приспосабливаются к нашему организму, а потому и организму необходимо непрерывно изменяться для противодействия им. А так как мутации происходят чаще лишь при размножении половым путем, наши предки стали двуполыми. Обирание друг друга от паразитов, телесное взаимодействие приводило к эмоциональным отношениям между членами человеческого стада, порождало речь. Так что скажите спасибо червям и микробам за то, что мы обладаем мозгом, а Рэй и членом, только что мелькавшим перед нашими глазами. Лишь паразиты не дают нам деградировать окончательно, а потому Разум и не извел их всех.
-Батюшка говорил нам, что достоинство человека в том, что создан он по образу Божьему! -  прервала речь Сифа Мария, которая морщилась при разговоре о паразитах.
- К концу путешествия поумневшие насекомые будут считать, что именно они имеют  образ Бога, - возразил Рэй. - Нужно только как-нибудь предупредить их, чтобы не подключались к Разуму. Оставить записку, которая дошла бы до адресата через миллионы лет. Иначе и их будет ожидать наша судьба.
-Но Разум делает  людей не агрессивными и высокообразованными  безо всяких усилий с их  стороны, - со вздохом заметил Апис.
- Стоит мне лишь задать ему вопрос, как на ум приходят миллионы решений - подхватил его мысль Сиф. - Правда, потом нужно выбрать из них подходящее.
-Как ты не поймешь, что главное для человека не книжный шкаф, засунутый в его голову, а то, что машина заставляет нас еще и мыслить по машинному, - горячо возразил Рэй. - Недавно я предложил не инициированным  ребятам из класса Марии шахматную задачку. В ней черные имеют огромное преимущество по фигурам в виде двух ладьей и слона. И все же белые очень легко избегают поражения, просто делая ходы королем на своей стороне доски, так как стена из белых пешек для черных фигур непреодолима, и черные ладьи или слон не представляют для белых никакой опасности. Это вполне оче¬видно для любого человека, и ни один из школьников не проиграл черным. Когда же я дал эту задачу пятерым столетним старикам, попросив не обращаться за помощью к Разуму, то все они тут же совершили грубейшую ошибку, взяв пешкой черную ладью, что разрушило заслон из пешек и немедленно привело к поражению. Старики уже потеряли способность подлинного понимания  всей ситуации на доске.
    Да и  все наши субъективные ощущения никак не связаны с вычислениями. Попробуй   выразить математикой смысл слова "счастье", "любовь". В твоем сознании имеется общий образ смысла слов, и когда я говорю с тобой, то даже часть слова, даже вздох, интонация позволяет тебе понять меня, а вот машина  не "осознает". Информацией машина подавляет нас, мозг под её гнетом постепенно утрачивает способность к не вычислительным способам решения задач, к быстрому  осознанию проблемы. В итоге мы получили общество медленных, годных только на потребление пищи автоматов. Хорошо еще, что инициация производится не раньше, чем в  семнадцать лет, и мы еще имеем возможность научиться мыслить самостоятельно хотя бы в детстве и юности. И преподают нам обычно не очень старые, или те редкие из стариков, которые почему-то не утратили ясность ума, и не чистописание и арифметику, как когда-то, а развивают логическое мышление в игре, в  развивающих задачах.
        -Я полностью согласен с тобою в том, что осознание невозможно объяснить в физических, математи¬ческих терминах, - с готовностью  поддержал Рэя Сиф, подумав немного. - Вот, к примеру, существует десятая проблема Гильберта - отыскание  вычислительной  процедуры, на основании которой можно было бы определить, имеют ли уравнения, составляющие данную систему диофантовых  урав¬нений, хотя бы одно общее решение?
-И что же? - ничего не понял Апис.
-Её неразрешимость с помо¬щью вычислительных методов была доказана математически еще советским математиком, - с победным видом закончил  Сиф. - Так что Разум, если ему предъявить  некоторые, даже вполне математические, задачи, окажется бессилен!
-Вижу, что Сиф  понял  проблему, - с сомнением в голосе произнес Рэй. - Но для этого ты   должен был осознать её! Ведь до нашей беседы, я убежден, ты и не подозревал о существовании  самого  Гильберта? А Разум все знает но, в отличие от тебя,  не осознает! Он просто действует по алгоритму. Вот ты спроси, сам-то он понимает проблему Гильберта, или просто воспроизводит данные как магнитофон?
-Конечно, не понимает. Способность человека к пониманию и постижению сути вещей невозможно свести к какому бы то ни было набору вычислительных правил. Это следует из работ Гёделя, - не удержался Сиф от возможности вновь блеснуть эрудицией.
-Если бы не было Разума, то скука убила бы всех, - вмешался в разговор Апис. - Вот я сутками напролет читаю, и то мне скучно. А старики радуются жизни. Мне говорил Гор, что, закрыв глаза, они часами могут смотреть картины лучших мастеров в музеях Земли, слушать музыку...
-Эти глупости могут придти на ум только богам! - завопил Рэй. - Да они часами, сутками, годами, десятилетиями не смотрят ничего, а лишь играют, не сползая с гамаков, в групповые игры, связываясь при помощи Разума, а в результате уже к пятидесяти годам лобные доли их истончаются, правое полушарие мозга перестает работать, все истинно человеческое упрощается. Вспомните, как двухсотлетние старики бесятся на озере часами, подобно второклассникам.
-Давайте ближе к теме, - призвал Апис, потерявший было ход мысли собеседников. - Мне нужно возвращаться к Гору. - Чего же хотите вы со своими друзьями?
-Мои друзья программисты, - сразу стал серьезным Рэй, - предложили, пока их мозг до конца не отравлен Разумом,  отключить некоторые его функции, чтобы человеческая масса, населяющая Эдем, снова превратилась в разумных людей.
-И как же это они намереваются сделать?
-Как ты думаешь, зачем  Мария уговорила тебя пойти сюда?
-Чтобы поговорить с тобой.
-Дело в том, что единственное место доступа к Разуму там, где живут боги.
-Какое место? - изумился Апис. - Я не знаю никакого места.
-Громадный камень со стальной дверью.
-Ах, да, я знаю его.
-Ключ от двери у бога Гора. Он носит его с собой и никогда не оставляет в хижине. Мы тайно проверяли это несколько раз.
-Как! Вы заходили в хижину бога без разрешения? - воскликнул потрясенный Апис.
-То великое дело, которое мы задумали, оправдывает наше поведение. Но позже мы узнали, что войти внутрь этой гранитной глыбы без бога невозможно. Разум просто разорвет голову ослушнику. И мы решили не на поляне богов, где нам бы помешал бог Гор, а здесь, у себя дома, обратиться к тебе за помощью.
-Какой еще помощью?
-Ты должен  открыть дверь и допустить наших специалистов к управлению Разумом.
Слова эти были кощунством. Никто не имел права чего-то требовать от бога. Рэй схватился обеими руками за голову. Разум наказывал его. Он  посинел и с трудом дышал.
-Что с тобой? - взлетела над гамаком Мария, подскочила к брату, попыталась заглянуть в глаза.
-Ты! Ты говори с ним. Видишь, я не могу.
Рэй, не отнимая рук от головы, приоткрыл один глаз, шатаясь, подошел к кушетке, сел на краешек.
- Может дать воды?
Рэй отрицательно покачал головой. Ему явно становилось легче, но другой попытки в таком тоне заговорить с богом он, очевидно, пытался избежать.
Мария, обратившись к Апису, растерянно развела руками. - Мне придется уговаривать тебя.
-Но я не могу взять без спроса. А бог Гор, думаю, будет против вмешательства в Разум.
-Они же не для себя стараются. Видишь, на какие мучения он идет, лишь бы освободить все население от диктата Разума, - огромные глаза Марии, в которых еще стояли слезы, умоляюще глядели на Аписа.
-Мы думаем лишь чуть-чуть уменьшить воздействие на наше мышление, - пробормотал приходящий в себя Рэй. - Никто и не заметит.  Да и что может измениться в обществе, в котором нет никаких материальных отношений, никакого производства, не может быть никакого угнетения человека человеком. У каждого из нас есть все для счастливой и безбедной жизни. А ведь только несправедливое присвоение прибавочной стоимости, следуя Марксу, являлось поводом для нестабильности и революций.  И если Маркс прав, то и опасаться нечего. Зато нас будут окружать не автоматы, способные только спать и питаться,  а полноценные люди и их эмоциями, с их интеллектом. 
-Без бога Гора ничего не могу обещать.
    -Хочешь, я пойду с тобой и скажу богу Гору,  что виновата?  Что обманула тебя, сказав, что о  твоем  визите к нам ему сообщили? И там же поговорю о ключе?
Прекрасные глаза смотрели прямо в душу Апису. Конечно, он хотел! Еще как хотел, чтобы Мария была рядом. Почему бы и нет.  Иначе как ему объясниться с Гором?


ГЛАВА   9

ПАДЕНИЕ   БОГА


     Мария шла первой. Позади нее шел Апис, душа которого пела от  вида стройного тела, упругой походки, копны пепельных волос. Сиф  замыкал  шествие.
    Тропа была полна возвращающимися с озера купальщиками. Увидев черный хитон  встречные торопливо уступали тропу и кланялись с непременной улыбкой. Теперь  Аписа уже не смущало их почитание, так как на примере Рея увидел он, наконец, чем заканчивается для инициированных  нарушение  норм  поведения.
   -Послушай Сиф! - обернулся Апис назад и понизив голос, чтобы не слышно было идущей впереди Марии, - вот я увидел, на примере Рэя, как Разум наказывает. А как награждает!
   -Всех по-разному, - уклончиво ответил Сиф. - Да, вот девчонки иногда шутят, - оживился он, - говорят подруге: "зачем тебе выходить замуж, если ведешь себя безупречно,  и  Разум  регулярно  поощряет?"
Эта шутка больно резанула по сердцу Аписа. Ведь на будущий год и Мария будет инициирована, и даже к Разуму готов был он ревновать её.
 Дорога   домой  на этот раз  показалась Апису  на удивление короткой.
Наконец, обогнув скалу, очутились они на поляне богов. Сердце Аписа трепетало. Он смалодушничал, поддавшись на уговоры встретившей его на озере Марии, плававшей  там в одиночестве. Было ясно - она поджидала его, так как, увидев, тотчас вышла из воды,   подняв руки и поправляя волосы на голове, и золотистое тело голой нимфы причудливо  освещали дальние, еще не выключенные солнца. Апис,  кляня свою податливость, не смог отказать в просьбе пройти в общину демократов для разрешения проблемы, якобы подведомственной только ему, богу.
-Богу Гору мы сообщим о твоем  уходе, - сказала Мария, надевая хитон, и он, не спросив разрешения,  направился за ней следом.
И вот теперь он стоял недалеко от хижины Гора. Чуть поодаль, у самой опушки леса,   видна была и его собственная  хижина. Гора нигде не было видно. Может быть, бог ушел на озеро?
-Учитель! - позвал Апис, подойдя  ко входу в хижину.
Послышались быстрые, энергичные шаги и на пороге хижины появился ... Риши.
-Ты  здесь? - только и успел удивиться Апис.
-Пришел поговорить с тобой, но вот, бог Гор лежал перед хижиной. Я занес его в спальню.
Апис бросился в хижину. Гор лежал на плетеной кушетке и теперь приподнялся, опираясь на одну руку, заслышав голос Аписа.
-Все ли у тебя в порядке? - спросил он Аписа слабым голосом.
-Да, конечно! Я был у демократов, и меня уверили, что  сообщат...
-Ну и хорошо, - облегченно вздохнул Гор, бессильно опускаясь на ложе.
-Я думаю, у бога Гора инфаркт миокарда, - старательно выговаривая незнакомые слова произнес за спиной Аписа Риши. - У нас уже несколько столетий не было ни одного случая, поэтому все о нем забыли.
-Ты врач? - удивился Апис.
-Нет. Но каждый может запросить мнение Разума, перечислив симптомы. И тот подсказывает предварительный диагноз. Теперь же нужно нести бога в больницу. Там люди, посвятившие себя медицине, гораздо лучше нас разберутся в болезни.
Гор, измученный болью за грудиной и страхом смерти, сопровождающем боль, сразу  согласился на эвакуацию.
Все бросились на улицу. Из леса принесли несколько палок, связали их нужным образом паутинной  тканью, снятой с части  крыши,  и, натянув её же на палки в виде полотнища,  получили  импровизированные носилки. Сиф начал что-то говорить о допустимости прогиба брусьев носилок, габаритных размерах, расстоянием между полотнищем и опорной плоскостью в миллиметрах, но Апис шикнул на него и Сиф  замолк. Затем  втроем осторожно перенесли Гора на  носилки, Риши и Сиф взялись за ручки. 
Больница была только в общине буддистов и вполне удовлетворяла потребности всего Эдема. Никакого высшего образования в Эдеме, естественно, быть  не  могло. Врачами становились желающие, посвятившие себя изучению медицины путем осознания  громадного массива информации, который  каждому по его требованию предоставлял Разум.   Большей частью в больнице вообще никого не было, и два врача, дежурившие там, подобно слушателям платоновской  академии днями  бродили по больничному саду,  беседуя на медицинские темы.
    Носильщики передвигались резво, Апис и Мария еле успевали за ними. В этот раз Апис, глядя на мелькавшие перед ним необыкновенно изящные ножки Марии, совершенно не чувствовал усталости. Миновали болото, сидящего под деревом старика. Пошли не в обход, а прямо к больнице мимо хижин буддистов, из которых высыпало множество народу, растянувшегося вдоль тропы.
     Аписа утомило разглядывание  статных красивых  стариков, таких же старух, изредка  встречавшихся подростков и молодых мужчин, всех с одинаковым выражением соболезнования на лицах  при виде носилок с богом  и кланяющихся, кланяющихся.
     В  пустом приемном покое дремал на кушетке врач  Поллаб, маленький, раскосый, весь уютный, как китайский божок. Никто не догадался предупредить его заранее. Однако  Поллаб, с улыбкой поклонившись черным хитонам, без намека на растерянность тут же приступил к делу. Осмотрев больного, послушав тоны сердца просто приставив ухо к  его  груди, он уселся перед большим медицинским  синтезатором, стоящим здесь же,  в его кабинете,  и стал колдовать, выгнав всех из  кабинета.
Апис пожалел, что больницы не касалось правило проведения чайной церемонии. Как было бы хорошо не стоять у входа вместе с Сифом и Марией, а сидеть напротив, пить чай и любоваться ею.
Через полчаса Поллаб вышел к ожидающим и сказал, что бог Гор уже мог бы идти домой, но на всякий случай он оставит его у себя на сутки. Скорее всего, им руководило не одобряемое в Эдеме тщеславие. Как же, иметь в пустой больнице в пациентах самого бога! 
-Он приглашает тебя  к себе, - сказал Поллаб Апису.
Младший бог с бьющимся сердцем последовал в  кабинет.
-Я просто переволновался, - порозовевший Гор сидел на кушетке - а это неразумно в моем возрасте. На время болезни ты остаешься за меня. Возьми ключ от помещения в скале. При необходимости можешь войти туда, хотя, скорее всего, этого не понадобится. Инструкция по управлению Разумом  находится в сейфе, правда неизвестно, кто читал её в последний раз. 
Гор снял с шеи черную ленту с висящим на ней серебристым ключом.
-Запор тысячелетней давности, очень примитивный. Ключ можно было, когда в Эдеме еще был металл, легко подделать, но он  имеет чисто символическое значение. Дверь можно было бы и не запирать.
Носилки были оставлены в больнице.
-Я останусь здесь, -  сказал  Риши  Апису.
-Ну конечно, - согласился тот, отводя Риши в сторонку. - Так зачем  ты  приходил  к нам?
-Я попробовал выполнить свое  обещание, - сказал Риши, понизив голос и оглядываясь.
-Но ведь еще рано! Ребенок родится только...
-Не все ли равно когда это делать. Тем более, если следовать логике учения, которого я придерживаюсь, то этим ребенком могу стать и  я. Но мне не удалось.
-Почему? - спросил Апис, и ему тут же стало стыдно за вопрос. Получалось, что он собирался упрекнуть человека, которому не удалось покончить самоубийством.
-Стоило мне только сделать подобие петли из собственного хитона, как меня накрыл такой ужас, помутнение сознания,  сильнейшая головная боль, что даже прикосновение к петле  стало невозможным.  Вот даже сейчас, когда говорю...
Риши застонал, схватившись за лоб.
- Разум уже наказывал  меня в молодости за гораздо меньшие проступки, - продолжал Риши через некоторое время, отдышавшись и открыв глаза, - но такого нападения я не  ожидал. Я удивлен! Разве Разуму не ясно, что это не просто самоубийство, а способ спасения ребенка?
-Ты не переживай так, - коснулся Апис руки Риши.
-О, я как же я не догадался раньше! – воскликнул вдруг Риши, непроизвольно ударив себя по лбу. - Ты ведь можешь убить меня в любое время, когда это будет нужно! Это легко будет сделать, так как ты лишь поможешь мне выполнить долг.
Честные глаза его смотрели на Аписа с дружеским участием.
     Путь назад без груза, даже против вращения астероида, был легче. Но для Аписа он был невеселым. Неудача Риши показала, что теперь лишь убийство могло решить проблему лишнего человека. И это убийство должен  совершить он, бог, все божественное  в  котором  заключалось  только в отсутствии инициации да мнения, поддерживаемого  Разумом среди населения. А Риши, к которому он подойдет с целью убийства, должен будет ему поклониться. Даже волки не убивают ближнего в подобных обстоятельствах. А как после убийства, если только у него хватит силы духа его совершить,  он будет  смотреть  в глаза Марии? В глаза детей Риши?
Он взглянул вперед, на ловко шагающую по каменным плитам через болото Марию, и сердце его сжалось.
Как только  маленькая группа вынырнула  из леса на поляну богов, их, расставив руки в стороны, будто желая обнять всех разом, встретил Рэй.
-Я знаю все, что произошло, и очень рад благоприятному исходу! - сказал Рэй громко, но адресуя свою речь исключительно Апису. - Вот наш специалист по электронным системам. Вы уже знакомы, - показал он на огненную шевелюру Руфа, шедшего за ним следом.
Руф поклонился с серьезным видом.
-Чего ты хочешь? - спросил Апис Рея,  еле отвлекаясь от мрачных мыслей.
-Я же говорил тебе! Только несколько отрегулируем вмешательство Разума в нашу жизнь, после чего, как уверяет Руф, Разум перестанет навязывать шаблоны поведения,  мешающие жить. Разрешит нам оставаться людьми, со своими достоинствами и недостатками. Лично я хочу, чтобы вместе со мною и остальные могли думать о смысле жизни, чувствовать глупость и вместе с тем трагизм нашего положения. Моя цель благородна!
Апис молчал, потупившись.
-Послушай, - доверительно взяв его под руку и отведя в сторону от остальных, продолжал  Рэй. - Наши отцы-основатели считали, что человек по природе своей злой и жадный, и для того, чтобы он стал альтруистом, нужен жестокий надсмотрщик. Можно подумать, что мораль родилась только вместе с ними, и с ними же умрет! А потому навязали нам Разум. Но ведь предки наши, будучи коллективными первобытными охотниками, уже обладали врожденными навыками мирного  сосуществования в группе, иначе бы не выжили. Вот ты не инициирован, и разве в тебе нет врожденной доброты и благородства, которые позволяют жить и без внешнего надзора? Разве без надзора со стороны Разума ты стал бы убийцей?  Но ведь и все остальные наши общинники такие же, как ты!
-Но почему тогда до Разума в обществе существовали законы, запрещавшие убивать, насиловать? Значит, не у всех врожденная доброта превышала преступные наклонности.
-Это было на Земле, где в большом племени, в большой группе, тем более в государстве каждый его член уже не мог знать другого, а потому исчезали запреты на убийство и насилие, существовавшие в малой группе. А у нас практически первобытная община, в которой все друг друга знают. А ведь даже воровские законы того давнего времени запрещали воровать у ближних. И еще одно, - доверительно понизил голос Рэй, придвинувшись к Апису, - вот Разум требует сохранить численность  населения, и в то же время запрещает, как я понял из неудачного опыта Риши, кому-нибудь покончить с собой. Значит, на тебя ляжет обязанность убивать. В глазах  жителей ты станешь палачом, от тебя будут шарахаться  как от больного чумой в средние века. А количество лишних детей, я думаю, будет быстро увеличиваться. Тебе придется  убивать каждый день.  Ты станешь мясником. Нужна тебе такая жизнь и такая слава?
Апис понимал это и сам. Будущее его незавидно. Мысль об обязанности убивать была невыносима. К тому же он никогда, никогда не сможет, уже после первого убийства, посмотреть на Марию, которая  при встрече будет отворачивать от него свой взгляд.
     Было еще одно  оправдание  вмешательства.  Действительно,  почему бы не  возвратить  человечеству его естественное состояние. Да и какое право имели предки осуществить масштабное насилие над личностью  как живущих, так и будущих поколений?
       Но главное, почему он не был против, и что старался скрыть от самого себя, это надежда, что Разум не будет вмешиваться в желание человека покончить с собою, освободит его, Аписа, от ужасной обязанности быть палачом.
Он снял ключ  со своей  шеи  и протянул  Рею, боковым зрением наслаждаясь ликующим взглядом  Марии.
Апис ничего не понимал в программировании и никогда им не интересовался. Вначале,  естественно, Апис, и только затем Рэй и Руф вошли  внутрь скалы.  Апис  с Реем  остались  стоять у входа, а Руф прошел к черному ящику.
Колдовство завершилось в течение получаса.  Ключ от двери возвратился Апису.
-Если будет скучно, приходи  к нам, - кокетливо сверкнула глазами Мария, - ведь ты  теперь один. Я купаюсь у белой скалы, где место для старших неинициированных.
Апис  кивнул с готовностью.
На следующий день без сопровождающих самостоятельно прибыл домой Гор.  Возвращая ему ключ  Апис ничего не сказал о вмешательстве в работу Разума.


ГЛАВА   10

ПЕРВЫЙ   КОНФЛИКТ


    Прошло несколько дней. Апис все не решался открыться Гору. Он ждал, втайне заранее предвкушая и радуясь: вот, изменятся люди, и придут к ним просветленные старейшины  с многочисленными общинниками и скажут, что впервые за тысячи лет почувствовали  прилив творческой энергии, и, освобожденные от назойливого надзора Разума, открыли для себя новые миры; и на подходе уже прекрасные книги; и многочисленные  художники приспосабливают материю собственных хитонов под холст картин; и возрождены  музыкальные инструменты, на которых пробудившиеся к творчеству композиторы сочиняют гениальные произведения.
И все с благодарностью обратятся к пораженному Гору, а тот бросит недоумевающий взгляд на молодого приемника, скромно прячущего лицо, но глядящего исподлобья на ликующую толпу и шапку её волос,  мелькающую среди других,  безразличных,  голов.
Вечером седьмого дня Сиф,  теперь ежедневно находившийся  рядом с  Гором,  пошедший было в свою общину после выключения третьего солнца, вдруг повернул назад и быстрым шагом приблизился к богам,  уже расположившихся на  отдых   в гамаках, подвешенных к деревьям рядом с их  хижинами.
-Что случилось, - встревожился  Гор.
- Только что  узнал.  Произошла  драка между Руфом,  парнем из нашей общины,  и  парнем из общины  скотоводов!
-Драка? - изумленно проговорил Гор. - Драки бывают между детьми. Я не помню ни одной драки среди инициированных за всю свою долгую жизнь. Для меня и слово странно звучит, "драка".
Он посмаковал слово, будто хотел запомнить его вкус. - Но что произошло реально?
-Больше  ничего не могу понять. Чувствую лишь эмоциональный шум.
-Пойдите и разберитесь, - распорядился встревоженный  Гор.
В общине демократов никто не спал.
Толпа, плотным кольцом окружавшая драчунов, зашумела при виде приближающегося бога.  Его ждали.
Посреди ярко освещенной светящимися стволами поляны (все солнца уже погасли)  сидел на траве  парнишка с характерным лицом общины скотоводов, прижимая к окровавленным губам полу белого  хитона.  Рядом, глядя на него тревожными глазами, сидела  девушка из общины демократов. Апис знал и её. Она училась класса на два младше, и теперь, "летом", отдыхала у родителей. Времен года в Эдеме, естественно, не было, но по традиции время измерялось так же, как когда-то на Земле. Несколько поодаль от этой пары стоял уже знакомый Апису огненно-рыжий программист Руф с разбитой губой, успевшей  раздуться.
Никто не знал, какое наказание следовало за драку, были сбиты с толку непонятным явлением, лишь зачинщик исподлобья с вызовом глядел на подошедших.  От окружающей толпы навстречу богу вышел глава общины Гарри. Моложавый, подтянутый, с лицом доброго богатыря, готового улыбнуться в любой момент,  поклонился черной тунике. За ним склонили головы остальные.
-Что случилось? - задал Апис среди наступившей тишины тривиальный вопрос.
-Он напал на меня! - воскликнул скотовод, отнимая руку от распухшей губы и указывая ею на  стоящего Руфа.
-Как тебя зовут?
-Исматулла! Я ничего плохого не делал. Я пришел только чтобы погулять с девушкой,  Виринеей. А он...
-Мы уже пытались разобраться, - перебил его  Гарри  мягким голосом, - и не совсем понимаем причину, по которой наш молодой общинник, Руф, напал на юношу. Никогда до сегодняшнего дня подобного не было. Старики не упомнят. А ты, - обратился он к Руфу, стал настоящим эгоистом! Аморально думать лишь о своих интересах. В твоем поведении много зла.
-Если морально выступать против своих интересов, то эта мораль самоубийственна и противоестественна.
-Если бы Разум, что я чувствую на себе, не прекратил свое влияние, он запретил бы тебе поступать таким образом.
-Вот и прекрасно, что теперь я сам могу защитить и свое будущее, и будущее моих соотечественников, так как природе и членам других общин мы безразличны. Тот, кто желает справедливости, не может быть альтруистом!
Все затихли после слов Руфа, ожидая вердикта бога. Какое облегчение испытал бы Апис, если бы глава общины сам принял решение по делу. Он с удовольствием заверил бы его своим авторитетом. Но нет, Гарри сам был расстроен и сбит с толку происшедшим, и глядел на бога как на бога.
-Что произошло между вами? - обратился Апис к Руфу, желая восстановить ход событий.
-Почему он приходит сюда и дружит с нашими девушками? - с вызовом бросил Руф.
-Так ты избил Исматуллу лишь потому, что увидел его с Виринеей? Что же здесь плохого?
-Вы видели когда-нибудь, чтобы скотовод женился на нашей девушке? - обернулся Руф к  Гарри.
-Это бывало крайне редко, - растерянно проговорил  Гарри, не ожидавший, очевидно, такого вопроса.
-Вот видите, они, наши старики, даже не понимают того, что происходит, -  широким жестом обведя собравшихся,  обратился к Апису  Руф. - Они не понимают, что вот здесь,  на этом примере, ярко видно столкновение наших  культур. В нашей общине ни один парень не ухаживает за девушкой без серьезных намерений. Если уж он влюбился, то лишь тогда оказывает всяческое  внимание, приглашает гулять.  И девушки не привыкли, что могут обмануть их ожидания.
       У скотоводов девушка никогда не заговорит с незнакомым парнем на улице, без родителей, так как, согласно их традиции, её сразу сочтут распущенной девкой, с которой все дозволено. И вот, приходя к нам и заговаривая с нашей  девушкой, пришелец  вдруг получает дружелюбный ответ. Для неё это ни к чему не обязывающее дружеское общение, но для его примитивного мозга человека, замкнутого в своей родовой группе, это означает только то, что девушка готова на все. Следовательно, она падшая. Она практически не человек,  она недостойна уважения, к ней можно относиться как к вещи. И он уже не видит в ней будущую мать. Он обещает ей золотые горы, он обманывает её потому, что в его общине подобное отношение к падшей женщине считается традицией. Таких женщин, по их понятиям, можно и нужно насиловать, потому что они для них просто заменители коз!  И вот он  обманывает её и бросает без сожаления, если она беременеет. Так как Разумом не предусмотрены аборты, то  врачи этим не занимаются.  К  делу  приступают  бабки.  Для того, чтобы избежать наказания Разумом за запрещенный вид деятельности, они настраивают себя якобы на желание оказать помощь ближнему, однако после их  процедур девушка зачастую уже не может рожать. Поэтому, когда я вижу рядом с нашими девушками скотовода, я вижу человека, который  готов  лишить её радости материнства.  Этот человек готов вырвать у неё матку, прервать ряд рождений ради минутного удовлетворения своей похоти. А мы, слепые, смотрим  с тупою коровьей  покорностью на убийство, происходящее на наших глазах. Я спасал наш род, я спасал будущее каждого  из  вас,  когда бил эту мерзкую рожу.
-Неужели  Исматулла настолько испорчен, что творит зло намеренно? - воскликнул потрясенный  Апис.
-Я не делал ничего плохого, - завопил Исматулла, - мне нравилось приходить сюда, я и приходил. И до меня многие мои товарищи приходили сюда. И никто их не трогал. И я не понимаю...
 -Вы слышите! Он сам не понимает, какой он подонок! Не понимает, что он убийца! Они приходили и уходили. И никто не остался. Потому что они приходят как волки в хлев к покорным баранам! Я не нарушитель спокойствия! В священной войне цивилизаций я принимаю сторону потерпевших!
-Что будет, если к вам придет парень из общины демократов и будет гулять с вашими девушками? - обратился Апис к Исматулле.
     -Как это он будет гулять с нашими девушками? Ведь у нее есть отец, братья! Они не дадут ей гулять просто так, да еще с чужим. И каждый из нас будет унижен её выбором, и каждый остановит. Это у вас никто не связан родством. Живете отдельно, чужие друг другу, как горох. Никто ни за кого не отвечает. Ни у кого за соседа душа не болит. На самом деле вы не свободные люди. Вы рабы, так как опутаны  покорностью по рукам и ногам.
Стало тихо. Если прислушаться, можно было, наверное, услышать шум перекатывающихся булыжников-мыслей в головах стариков.
-Ну,  а ты, Виринея, не задумывалась над тем, что мы услышали от  Руфа? - спросил Апис.
-Я, я..., - запуталась в словах Виринея. - Я не думала...  Мы просто дружили...
- Что её спрашивать, - с вызовом вмешался Руф. - Мораль  наших девушек была  когда-то  от Бога, а когда они Бога отринули, когда стали безбожницами,  то исчезла их способность хранить себя. Для верности не стало оправдания.
-Но почему Разум не останавливал подобного  развития событий? - вслух рассуждал   Апис.
-А потому, - отделился от толпы Рэй, и только теперь  увидел Апис и Марию, стоящую в толпе, - потому, что Разум не мог осознать зла в любовных ухаживаниях. Ведь это не вычисляется математически, и Разуму невозможно  просчитать  ситуацию надолго вперед, как это удается Руфу. Ухаживания в нашей культуре всегда предшествуют  признанию и замужеству, обманные ухаживания со стороны скотоводов провоцируют девушек на традиционное поведение в нетрадиционной ситуации, делают их доступными. Исматулла не мужчина в данной ситуации, а пустышка, обманка! Это как если поднести скворчихе мумию скворца, которого она примет за живого. А мужчины наши, не связанные родовыми обязательствами, втиснутые в рамки дурацкой толерантности,  считают невозможным вмешиваться в чужие отношения. Они не понимают, что это их сестер и дочерей обманывают, насилуют. Не понимают, что люди другой культуры, не задумываясь, убивают будущее каждого из нас. Я презираю всех наших стариков, которые так и не набрались мудрости за сотни прожитых лет. Я презираю всех своих одногодков, которых лживое чувство толерантности, у меня язык ломит от этого мерзкого слова, отупляет настолько, что они стали обзывать Руфа националистом. Нет! Своим поведением Руф спасает человеческие жизни от убийц, которых убийцами почему-то никто не считает. Ведь стоит лишь  каждому мужчине  обмануть только одну женщину,  сделать её стерильной из-за вынужденного аборта или принудить к проституции, и  народ  погибнет! 
-Вы стоите вокруг как судьи, сбежались, чтобы  наказать за драку меня, а на самом деле судья здесь я, - вновь обратился к толпе Руф. - И я обвиняю вас в преступной халатности. В равнодушии, которое помогает подонкам убивать нас!
-Я тоже хочу сказать, - выступил из толпы священник, от проповедей которого  Апис, как будущий бог, был освобожден. - Я хочу поддержать Руфа. Он, как и любой человек, одарен Богом способностью на моральный выбор. В послании к Галатам апостол Павел говорит о вечных непреходящих ценностях христианской морали: «...плод же духа Святого есть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание, на таковых нет закона». Он же порицает аморальное поведение человека, его грехи: «...дела плоти суть известны – они: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласии, (соблазны), ереси, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство и тому подобное;  поступающие так Царствия Божия не наследуют...». Руф проявил в данном случае свое человеческое достоинство, которое заключается не в способностях, достижениях или  разуме, но в характере, то есть моральной стороне. В способности отличать дурное от доброго. И как истинный христианин он способен действовать морально. За что же в таком случае его осуждать?
-Это же вы можете сказать и о противной стороне. Будет то же самое, - буркнул Рэй.
-Ты, как и все неверующие, - тут же отреагировал священник, - присвоил религиозную мораль, лишь заменив Бога на общество.
-А мне плевать и на общество, - взорвался Рэй. – Что такое общество? Кучка людей, в которой каждого в отдельности я могу презирать. Почему должен разделять мораль, которое оно мне будет диктовать? У меня есть собственный разум!
-Но что же, по-вашему, нужно делать, чтобы всем нам можно было мирно сосуществовать? - с отчаянием воскликнул  Апис, перебив Рэя  и обращаясь ко всем сразу.
-Вот когда они примут нашу культуру, - запальчиво продолжал Руф, - либо мы  культуру их общины! Когда мы станем одинаковыми, или когда начнем при любом взаимодействии уважать обычаи соседа и не пользоваться разностью культур во зло. А пока я не потерплю, если скотоводы вновь придут к нам "дружить" с нашими девушками!   Понимание зла будто проснулось во мне пару дней назад, я будто спал до этого,  но теперь  пусть я буду только один, если свободных  и разумных мужчин у нас больше нет! Да, пусть я останусь один, но буду продолжать свое дело!
Руф отвернулся и пошел из круга расступившихся перед ним стариков к своей хижине. Никто не проронил ни слова.
-Что ты можешь сказать в свою защиту? - обратился Апис к Исматулле.
-Я хочу сказать, - как загнанный крысенок ощетинился Исматулла, - что я действительно люблю Виринею, и хочу связать с ней свою жизнь. И не как у вас, до развода, а действительно, на всю жизнь.
-Ты думаешь, что ей будет лучше у вас, чем здесь, среди своих, где у неё семья, друзья и привычная культура?
-Какие здесь у неё друзья? - Исматулла убрал хитон от лица, так как распухшая губа уже не кровоточила. - У вас же все индивидуалисты, все свободны. Вы не знаете, для чего живете. У вас нет Бога. А потому у вас  многие женщины  во¬об¬ще не ро¬жа¬ют де¬тей. И да-же ког¬да жен¬щи¬на хо¬чет де¬тей, она, как прави¬ло, за¬водит толь¬ко од¬но¬го ре¬бен¬ка. А все потому,  что жен¬щи¬на не за¬щи¬щена са¬мим об¬щес¬твом. От¬то¬го что она ро¬дит, ник¬то ей спа¬сибо не ска¬жет. Ни¬кому её ре¬бе¬нок  не ну¬жен. Нет и смыс¬ла ро¬жать. Жен¬щи¬на мно¬го де¬тей ро¬жа¬ет, ког¬да она зна¬ет, вот как у нас, что она при¬но¬сит под¬креп¬ле¬ние об¬щес¬тву, в ко¬тором на¬хо¬дит¬ся. Она ста¬новит¬ся ге¬ро¬ем дня. Она зна¬ет, что со¬вер¬ша¬ет и пе¬ред Бо¬гом хо¬рошее де¬ло. И чем боль¬ше она вос¬пи¬тала нор¬маль¬ных де¬тей, тем боль¬ше ей бу¬дет наг¬ра-ды в раю. А мужчины ваши тоже свободны, но это свобода от обязанностей, потому они часто бросают и жен, и  детей. А у ребенка без отца  – нет Оте¬чес¬тва. Без от¬ца – нет се¬мьи. Кто на¬учит де¬тей, рас¬ту¬щих без от¬ца, дос¬то¬инс¬тву, че¬сти, по¬чита¬нию пред¬ков, си¬ле во¬ли, му¬жес¬тву, упорс¬тву, сме¬лос¬ти? Я предлагаю ей быть настоящей женщиной, дети которой будут иметь отца!
Последние слова Исматулла просто выдохнул, и, обессиленный, припал к плечу  Виринеи.
-Вставай и уходи, - твердо сказал ему Апис среди всеобщей тишины. - Мы примем решение всей общиной. Тебе сообщат.
-Подождите расходиться! - подал голос Гарри, когда Исматулла скрылся из глаз.
-Как глава общины я не могу не прокомментировать драку. Сразу признаюсь, что согласен с поведением Руфа. Но полностью поддерживаю и Исматуллу.
-Как же это возможно? – спросил Рэй. –Ведь у них противоположные точки зрения на одну и ту же проблему.
-Каждый из них действует ради своей выгоды, это естественно.
-Оба эгоисты! – сделал вывод Рэй.
-А человек и не должен быть альтруистом! Это противоречит природе живого существа.
-Но Разум всегда понуждал нас действовать в  интересах другого человека, - заявил кто-то из толпы, - и разве он не прав?
-Как ни странно, только недавно мне стали приходить в голову мысли о том, что даже Разум может быть не прав, - заявил Гарри, и продолжал, не обращая внимания на возмущенный гул толпы. – Человек, когда не было создано условий для жизни, которыми пользуемся мы, мог выжить только будучи эгоистом. Значит, эгоизм должен быть  критерием морального поведения.
-Но если все будут эгоистами…
-Мы же с вами мыслящие существа! Следовательно, наш эгоизм должен учитывать и интересы оппонента, не впадая в крайности. Руф против слепой толерантности, которую навязывал Разум. И это верно. Мы знаем из истории, к какой катастрофе привело подобное поведение народов в Европе, когда к ним нахлынули беженцы из Африки. Или в России, где любая попытка отстаивания интересов русской нации называлась великодержавным шовинизмом.
-Ну, а эгоизм Исматуллы?
-Исатулла имеет право добиваться любимой, как и любой из нас. Но он также должен учитывать и интересы нашей общины. Было бы здорово, если бы каждый второй скотовод, желающий жениться на нашей девушке, обязан был бы жить в нашей общине. Современная семья наша отличается от всех семей, которые были когда-то на Земле. Супругов не связывает  совместное хозяйство, они никак не зависят друг от друга материально. А потому они могут быть вместе только по любви.
-Ты все же призываешь нас быть терпимыми? - воскликнул Рэй.
-Толерантность - не терпимость, а стремление к взаимопониманию с людьми разной культуры. И нам нужно приспособиться к этому взаимопониманию. Перед нами еще долгие-долгие годы полета, а количество людей в общине ограниченно. В изолированных группах на Земле, например евреев-ашкенази и амишей, близкородственные браки сократили генетическое разнообразие и привели к распространению исключительно редких заболеваний, таких как болезнь Тея – Сакса и кистозный фиброз. До сих пор Разум препятствовал накоплению генетических дефектов, но теперь, я чувствую это, нужно предпринимать собственные меры. Я согласен с Руфом, когда он говорит о сохранении группы, но хочу сказать, что нам надо в корне  изменить отношение к детям, которые будут появляться в результате смешанных браков. Ребенку все равно, какие обстоятельства послужили  причиной его появления на свет. Зато через много поколений наша община будет гораздо здоровее, нежели община скотоводов. Ведь не зря у некоторых северных народов на Земле был обычай укладывать путников со своей женой. Эти спасало их от генетических заболеваний. Нужно поддерживать детей от подобных браков. Тем более что совместные семьи скрепляют дружбу между общинами, и поэтому я за то, чтобы Виринея взяла себе мужем того, кого захочет. А для мира между нашими общинами нужно бы создать ритуал, наподобие древних Олимпийских игр, выполнение которого означало бы мир, а нарушение порождало бы страх обрушения всей конструкции, на которой базируется жизнь.
       Обратную дорогу до тропы Апис не нашел бы  в темноте  без Сифа.
-Какое решение  думаешь  принять по  драке? спросил Сиф.
-Если  верить  Руфу,  Исматулла злодей. А Исматулла утверждает, что он спаситель наших женщин. Я согласен с Гарри. Если молодые действительно любят друг друга, пусть создадут семью и спор разрешится. А в будущем, чтобы не возникало подобных некрасивых сцен, хорошо бы воспитать в людях толерантность. Ведь, как я понимаю, Разум оставил нас своим попечением. Только как это сделать?
-Между прочим, - меланхолично заметил Сиф, - крысам, зараженным токсоплазмозом, начинает  нравиться запах мочи  кошки и они бесстрашно сами лезут им в пасть.
-Почему?
-Потому что токсоплазме на определенной стадии развития  нужно переселиться в кошку, вот она и извращает поведение крысы. Я бы сказал, делает её толерантной.
-И для чего ты мне это говоришь?
-Зараженный токсоплазмозом человек, возможно, тоже  станет толерантным безо всякого воспитания. Кстати, в Европе в 21 веке практически сто процентов людей были заражены из-за большого количества кошек в семьях.
-Ты хочешь сказать, что потому только они приняли беженцев из Африки, растворились в них и вымерли?
 - Я хотел намекнуть, что среди людей, зараженных  токсоплазмозом от кошек, самоубийц в шесть раз больше, чем среди здоровых. А причина вымирания некоторых наций на Земле несколько другая, - вывернулся  Сиф.
-А это уже интереснее, - буркнул  Апис без энтузиазма.
- Вспомни, как исчезла такая большая страна, как Россия. Путь её национального самоубийства оказался на удивление простым. Власть разорила крестьян, исчезли села и маленькие города, а с ними и многодетные семьи. Естественно, население начало стремительно уменьшаться. Проблему с дефицитом рабочей силы решили путем массовой миграции работников из Азии.
-Толерантность к приезжим обеспечила токсоплазма...! - вскричал догадливый Апис.
- Не понадобилось и её. Не прошло и двухсот лет...
-А что же сами русские?
-В горах Тянь-Шаня водятся очень пугливые  птички -улары. Представь, идут они друг за дружкой по гребню горы, а спрятавшийся охотник стреляет в последнюю. При звуке выстрела шествие останавливается, птицы глядят влево, вправо, ничего не понимают, так как последнего не видят,  и продолжают  свой гибельный путь гордой поступью пока не погибнет вся стая. Так и на¬род, не замечающий малых изменений, не-ми¬ну¬емо ис¬чезнет с ми¬ровой аре¬ны.
-А что стало с Европой?
- Когда урбанизация в Европе, как и в России, уничтожила деревню и большую семью, маткой для их городов стала Африка, постепенным  переселением  полностью  заменив  старые нации. Ассимилировать большую массу было невозможно, и, в конце концов, от стран остались только их исторические названия. Во время  нашего убытия с Земли во Франции уже никто не понимал французского языка, как и в России русского.  Естественный процесс, -  равнодушно закончил  Сиф. 


ГЛАВА   11

СДОХНИ,   СТАРИК 


    Прошло почти два месяца с тех пор, как  Руф изменил программу Разума, но боги,  кроме драки Руфа, более не почувствовали  никаких  изменений  в жизни Эдема. Никто не тревожил их, а самим, без повода, появляться в общинах было не принято. Казалось, все шло так же, как и тысячи лет до этого. Дни текли ровно, плотно, неразличимо, как утренняя рябь на пруду. В шесть утра друг за другом, начиная с головной части Эдема, включались солнца, в десять вечера их сияние в том же порядке  замещалось лунной мглой. Жизнь в окружающих лесах тоже не менялась, если судить по  звукам, доносящихся со всех сторон днем и ночью.
     Гор целыми днями дремал в гамаке, тем более что  солнца Эдема  могли  вызвать  лишь легкий загар. Апис читал старинные исторические книги, вынесенные Гором из недр  гранитной глыбы, обработанные давным-давно каким-то составом для сохранности. Частенько он замирал  над  страницей, отводя глаза в сторону и вздыхая. Если героиней романа была женщина, то это, естественно, была Мария. Образ её проступал между строк: он ненавидел героев, волочившихся за ней;  внутренние рыдания сотрясали его, когда под именем мадам Бовари Мария умирала; он восхищался  мужеством, с которым она искала своего отца капитана Гранта. Он слышал её легкие шаги по тропе; вот она уже выходила из-за гранитной глыбы, и нужно было лишь медленно повернуться, чтобы не вспугнуть, но он всегда поворачивался слишком быстро. Он закрывал глаза, и вот, вновь перед глазами маячило ангельское лицо.
="Ты прекрасна и  непорочна!" - шептал он. - "Я сброшу свой черный, траурный хитон, только чтобы быть рядом. Где ты будешь жить, и я буду жить, хотя бы в отдалении. Куда ты пойдешь, пойду и я. Если ты умрешь, и я умру".
 И оборачивался на Гора чтобы убедиться, что тот не слышал ни звука.
       Сиф перестал посещать богов. Наверное, пропадал на работе, наверстывая    пропущенные дни. Без него Апис не мог найти убедительного повода для прогулки в общину демократов. Дело с лишним ребенком было пущено на самотек. Наверное,  уже пора было появиться ему на свет, но Сиф молчал, а потому молчал и Гор, хотя и становился все мрачнее. Апис тоже не начинал неприятного для него разговора. Может быть,  проблема перенаселения перестала беспокоить и Разум?
И вот в конце второго месяца поздним  утром (уже включились все солнца)  на уютном лугу богов появился малолетний гонец.
     Босоногий скороход лет двенадцати, принесший сообщение, тяжело дышал и хватался за грудь, но был горд тем минимальным  временем, которое у него ушло на преодоление расстояния от стойбища до места обитания богов. Поклонился он неумело, и в открывшуюся щель хитона было видно загорелое грязное тело. Он, верно,  пас скот вообще  голым, а озера, которых было в общине скотоводов два, для мужчин и женщин отдельно, мальчишками всегда посещались неохотно.
  Буквы на плохо разглаженном листе папируса, который за отсутствием бумаги специально выращивали на болотах и отделывали вручную на уроках труда школьники, были печатные и кривые. Очевидно тот, кто писал,  после окончания школы никогда более  не держал в руках  грифеля.
"Адель убит! Прошу богов вмешаться. Не знаем, что делать."
-Что, что там написано? - вскричал Гор со своего места.
Апис поднес папирус ему.
-Когда это произошло? - обратился Гор к мальчишке.
-Ночью. Утром к нему пришел Ансар, и увидел Аделя и его жену мертвыми.
-Так может это не убийство?
-Я не видел. Говорят, головы обоих  разбиты дубиной. Я видел только женщину, которую унесли к её семье.
-И кто это сделал?
-Все инициированные  указывают на Касима, у которого недавно  родился сын.
-И где сейчас находится Касим?
-Не знаю. Но это будут знать все инициированные, - ответил мальчишка, не удивившийся тому, что боги не знали того, о чем запросто узнавали остальные взрослые.
-Беги назад и сообщи, что скоро придет бог Апис.
Сообщение потрясло Аписа. С одной стороны он должен был быть доволен, что теперь не придется самому убивать, с другой убийство в Эдеме впервые за тысячи лет было невероятным событием. Простой смертный не мог убить. Ему бы не позволил даже помыслить об убийстве  Разум. И вот это случилось. Значит с Разумом не все в порядке, и придется во всем признаться  Гору. А еще большую тревогу вызвало то, что в убийстве был замешан Касим. Апис вдруг вновь почувствовал обжигающий взгляд черных, бездонных, прекрасных глаз его дочери, и даже обернулся в сторону тропы, уходящей за серую гранитную глыбу и ведущей к общине скотоводов.
Гор был поражен не меньше Аписа.
-Жаль, что я сам не могу отправиться к скотоводам, - сказал он с сожалением. - Мне тяжело ходить. Идти  придется тебе. Но как он мог?
Вопрос остался без ответа.
-Я зайду вначале за Сифом? Без него мне будет трудно общаться с инициированными.
-Что-ж, резонно. Так отправляйся сейчас же. Пока дойдешь до демократов, пока найдешь Сифа.
 Какое-то неуловимое изменение нашел Апис в лесу, в который вступил сразу за гранитной глыбой. То ли уныло обвисли веера пальм, то ли чуть изменился цвет листвы.  Озеро показалось, как обычно, среди равнодушных ныне деревьев, но оно было мертво. Ни плеска, ни веселых криков стариков и детворы. Вместо этого вдруг услышал он звук пилы, и через некоторое время тяжелое уханье обрушенного дерева. Где-то там, в глубине. Тревога затаилась среди притихшего, оцепенелого леса.
Апис бросился вглубь леса, к родному участку сада, находящегося невдалеке от озера. И вот, был уже убит Евстафий, недозрелые апельсины его разметало вокруг, но тело исчезло. На траве остался лишь след волочения. Вплоть до Авеля все было переломано, истоптано. Авель был изломан, ветви с красными сочными плодами и уже подсохшими листьями были разбросаны вокруг переломанного кривого ствола. Очевидно тонкое тело его не понравилось убийцам.
       На площади  капельками разлившейся ртути сновали озабоченные люди. Ни улыбок, ни смеха. На черный хитон практически не обращали внимания, лишь, почти сталкиваясь, торопливо кивали вместо поклона. Апис даже не осмелился обратиться, спросить о Сифе. Он решил пройти до хижины Рея, надеясь  увидеть  Марию.
      Но далеко идти не пришлось. Толпа молодых людей, сопровождаемая ударами палки по натянутой на согнутый прут плохо отделанной овчине, которые должны были имитировать барабанный бой, двигалась навстречу. Впереди шел Рэй в короне из цветов и с посохом в руке, очевидно изображающий из себя императора. Подпоясан он был черным кожаным поясом, удачно оттеняющим белую тунику. Никто никогда не носил черных поясов, так как черный цвет был отдан богам, и непривычный  вид его пояса резал глаза. Однако и следующие за ним были одеты не совсем обычно.  Появились дополнительные застежки на хитонах, какие-то цветные отметки на плечах, напоминающие Апису погоны на плечах офицеров из прочитанных им исторических  книг. У многих в густых волосах торчали перья райских птиц, через плечо были перекинуты плохо выделанные, стоящие колом, бессмысленные в жарком полудне шкуры.
-Кого я вижу! Священный бык Апис! - воскликнул Рэй ничуть не почтительно, а больше  со снисходительной улыбкой, подходя к богу и шутливо кланяясь. – Тебя приветствует новый глава общины, верховный понтифик и прочая, и прочая. Что привело высокого гостя в наши края?
-Мне нужен Сиф, - кротко в оглохшей тишине, так как барабан замолк,  ответил Апис, жадными глазами ища в толпе, и вот нашел, и сердце его упало. Мария стояла во втором ряду, сразу за Реем. Волосы её были вздыблены начесом, глаза явно подкрашены, хитон разрезан впереди, как у кормящих, и приоткрыт так, что видны были  восхитительные  груди. Снизу хитон был явно укорочен, визуально удлиняя ноги. По низу его, как дополнительное украшение, шла неровная коричневая линия, довольно аляповатая. Примерно так же выглядели еще две-три девушки в толпе.
-Теперь, - Рэй заговорщически подмигнул Апису, - мы без надзора богов  строим новую  жизнь. Долой равноправие, при котором ни одного пастуха, но целое стадо! Долой культ ползучей посредственности! Равное признание неравным - преступление!  Единообразие и свобода несовместимы! Теперь будет по-другому, да вот,  посмотри хотя бы  на мою новую  хижину! Она из бревен! И это будет уже не хижина, нет! Это будет, как подобное называли в старину, дворец! А свои прежние убогие хижины мы отдадим низким людям. Пусть в них доживают старухи и неудачники!
    Только теперь Апис заметил как, надрываясь, несколько седовласых и седобородых стариков волокли к не виданному им прежде забору из бревен, вкопанных в землю у общественного луга, очередное бревно. Поразился изуродованному пространству перед забором, где ранее зеленел густой лес, живая память о предках, и радовал глаза шахматный домик.
-Это работают наши старики, - небрежно бросил Рэй, проследив за взглядом Аписа. - Долгие годы Разум за них принимал решения. А теперь у девяноста из ста из них мы наблюдаем лишь пессимизм, робость, низкую самооценку и равнодушие, доходящее до идиотизма.  Это автоматы, требующие управления. Они растеряли разум и не годятся даже в качестве рабов и не осознают своей несвободы. И то, что они тянут бревна, всего лишь животная, инстинктивная  форма труда, как писал когда-то незабвенный Маркс. Вот так же, как они, большинство жителей Эдема в возрасте от семидесяти лет и выше на протяжении тысячелетий становились никчемными, бессмысленными людьми.
-И как же помочь им?
-Помочь? – изумился Рэй. – Переделать, излечить уже невозможно. Я обратил всех в рабство. Вот их дети, рабы во втором поколении, станут настоящими разумными существами. Они вынуждены будут работать за кусок хлеба, им не будут нравиться условия их содержания, они вынуждены будут что-то выдумывать, изобретать, облегчая свой труд. Они станут творцами! Они изменят мир, а вместе с ним изменят и себя, и достигнут тех высот человеческого духа, что был когда-то, и ныне утрачен. Рабы – вот на ком будет держаться прогресс. Только рабство не даст нам деградировать во время перелета!  Только рабство позволит человечеству достичь дальних звезд, а потому рабство гораздо благотворнее коммунизма.
-Но разве морально захватить себе то, что никому не принадлежало, а, значит, принадлежало всем?
-А разве забота о собственных интересах не моральна? Когда-то все согласились с Руфом! Причем я делал все по закону.
-Но подобный закон, принятый кулуарно, это тот же бандитский топор, которым когда-то, ожидая купца под мостом, делали свое состояние будущие богачи.
-А если бы я захватил все и отдал другому, а он принял, то моя нравственность извратилась бы в пользу безнравственности. А именно к подобному поведению призывали религия и кодекс строителя коммунизма. Но на человеческом материале  противоречащие самой сути человека призывы реализоваться не могли, и только плодили грешников и антикоммунистов. Но ты не беспокойся. Паразитируя на остальных, мы, рабовладельцы, деградируем от безделья, так настигнет нас историческая справедливость. А пока да здравствует рабство - наше спасение на дороге к звездам! Ну, а ты построил себе  новый  дом? - вдруг резко переменил он тему разговора.
-А для чего? Ведь у нас не бывает ураганов и зимы.
-Ты что же, будешь, как и прочие недоноски, прозябать в нищенской хижине? - удивился Рэй, и оборотился к свите, и в ней послышались смешки. Улыбнулась и Мария, и весь мир стал вдруг для Аписа серым.
-Ну, быть может, и построю, - выдавил из себя Апис, стараясь не глядеть в толпу, не видеть унижающих бога улыбок. - А для чего тебе этот дворец? Неужели в хижине жить хуже?
-В хижине лучше. Там не душно по ночам, не воняет сырой древесиной.
-Так зачем вы разрушаете  Эдем?  Последнее время я читаю  исторические романы. Оказывается, на Земле человек любой эпохи мог только мечтать о том, чтобы иметь еду, одежду и жилье ничего не делая, круглыми сутками отдыхать на берегу озера среди прекрасного тропического леса, быть окруженным  любимыми людьми. Таким он представлял себе рай. И вот - у нас было  все это.
-Если бы каждого из этих когда-то живших поместить сюда, они поняли бы, что безделье и нега  только одна сторона  жизни, - воскликнул Рэй. – Чем еще занимались бы они уже через неделю?
-А что же нужно еще? Люди всех времен через войны, муки добивались свободы. Вот ты и ты, разве не были свободны? - ткнул пальцем Апис  в грудь сначала одного, затем второго из  сопровождавших Рея парней.
-Были свободны, - согласился один.
-Вас эксплуатировали?  Заставляли работать на износ за хижину и еду?
-Мы вообще не работали, - хохотнул другой.
-Может быть, вас ущемляли в правах?
-В каких  еще  правах? - спросил первый.
-Видите, вы даже не понимаете вопроса. Вот анархисты различали свободу "от" запретов, ограничений,  от репрессий, и свободу "для"  самореализации без внешних ограничений, для возможности свободно  строить свою жизнь.
-Раньше у нас было равенство, но свободы не было. В нашей казарме, полной безропотных рабов, Разум был господином, - вмешался Рэй.
-Вот я и спрашиваю, что думаете делать со своей свободой?  Какие планы хотите реализовать, изображая себя воинами, теряя равенство и гордо шагая за новоявленным предводителем?  Ведь свобода без равенства - это выстраивание иерархии. Появляется тот, кто всех клюет, как в курятнике. Как это унизительно!
-Не сбивай моих воинов с толку, - недовольно воскликнул Рэй. - Каждый из них свободен в своих поступках. Вот что значит для тебя  понятие  "человек свободный"? - задал он вопрос первому.
- Если никому не подчиняюсь и делаю, что хочу, - отвечал тот. 
-Ничего подобного! - истерично вскричал  Рэй, как всегда вскипая по ничтожному поводу, и лицо его исказилось, изображая сразу тысячу эмоций. - Отсутствие ограничений есть свобода по Гоббсу. Но я с ним не согласен! Ты, - ткнул он пальцем в грудь отвечавшего, - ты на самом деле не свободный человек, а  раб собственных слабостей и привычек. Потому что свобода - это самоограничение! Я свободен не потому, что меня никто не унижает и не заставляет работать, не потому, что  имею кусок хлеба на случай голода, а потому, что могу отдать этот кусок другому, так как это - мое право! Я могу выбирать между добром и злом! Свобода – это возможность делать моральный выбор. Свобода - это внутреннее состояние духа, а не тела!  Вот я могу даже рискнуть своей жизнью ради свободы! Те, кто не готов рисковать - просто рабы! Рабы, рабы, - кричал он, обращаясь к свите. Сорвал с головы венок и вышвырнул, выхватил кинжал из-за пояса первого воина, принял боевую стойку и заорал: - А ну, кто на меня, выходи! Чтобы не быть рабом готов сразиться насмерть!  Победителю остается всё!
Толпа оцепенела.
Что, нет желающих? Тогда двое на одного!
Воины молчали.
-Видишь, сколько у нас свободных людей, - обернулся Рэй  к  Апису, еще возбужденный, тяжело дыша. - Ну, а бог у нас свободен?
-Я поступаю так, как велит долг. И только я руковожу собственными поступками. Значит, я свободен.
-Тобою руководит мозг, но разве твой мозг находится в твоей голове? - наклонился Рэй к Апису, заглядывая снизу.
-А где же он? - опешил Апис, отстраняясь.
-Представь, что перед нами жестко запрограммированный робот - уклонился от ответа Рэй, выпрямляясь. - Если его спросить, свободен ли он во время выполнения заложенной программы, что он ответит?
-Скажет, что поступает так, как велит долг! И что он сам, без постороннего принуждения руководит собственными поступками.
-Вот так и ты! И не только ты, но и я, и все вокруг, считаем себя свободными, и не понимаем, что действуем по программе, которую вкладывает в нас общество. В то время, когда мы учимся говорить, ходить в туалет, пропадаем в школе, мозг наш становится частью общественного мозга. Если муравьи сведены в единый организм  желудком, то нас объединяет речь. Ею мозги людей спаяны так же неразрывно, как тельца свиного солитера. Свобода - миф! У нас не больше оснований рассуждать о собственной свободе, чем у посудомоечного автомата,  однако лелеем иллюзию самостоятельности и вот, как сейчас, гордимся мифической свободой, в то время как некий сыть хохочет над нашими речами в это самое время, дергая управляющие нами ниточки, как паразитирующий  грибок муравьем. Еще философ Шопенгауэр догадывался, что нами управляет некая мировая воля. Твой мозг на самом деле - негодяй. Он управляет тобой, как грибок муравьем, и в то же время утешает тебя, успокаивает, мол, это ты сам все решаешь, ты независим и уникален. А кто ты на самом деле? И кто я? Ведь мозг в моей голове не истинное Я! И что же он делает в моей голове? А в ваших головах, о куклы!
Рэй схватил себя за волосы, делая вид, что желает оторвать собственную голову, затем опустил беспомощные руки.
-Избавиться от духовного рабства перед общиной  невозможно так же, как поднять себя за волосы. Я раб чего-то, мне неизвестного, чего бы о себе не думал, какой бы кинжал не поднимал на других. И я рыдаю от унижения. Пусть все пойдет прахом!
Последние слова он выкрикнул, с силой бросая кинжал в землю.
-И действительно, прахом пойдет. Теперь  каждый, только из тщеславия, увеличивает потребление сверх необходимого, навязывает эти потребности другим, а это ведет к разрушению нашей общей среды обитания. Вот  вы вырубаете леса, и кислорода  скоро не хватит для дыхания. 
-Так создавайте государство, основной функцией которого будет борьба с навязанными потребностями, обуздание излишеств, изъятие их у зарвавшихся. Я прекрасно тебя понимаю, и представляешь, - Рэй понизил голос до свистящего шепота, - даже  готов помочь тебе обуздать таких, как я. Но прими во внимание, что  уголовный закон, который придумают заинтересованные власти, будет лишь устранять недовольных и усмирять непокорных. Он не обуздает излишества, а лишь придаст им законную форму.  А несоответствие законов естественным побуждениям человека породит преступность.
-А ты сам не желаешь поработать на общество? Ты должен быть ему полезен. Ведь только общество есть стандарт для этики, и только оно может оценить…
-А что такое общество? – встрепенулся Рэй. – Кто его представляет? Этот, или этот, - ткнул он пальцами в сопровождающих. – А может быть те, тянущие лямку? Так ведь каждый из них по отдельности ничто, ноль. И все общество, состоящее из нолей,  ноль. Почему я должен быть обязан чем-то тупому, ничего не стоящему обществу? Почему должен подчиняться и посвящать этим нолям собственную жизнь?  И почему это должно быть моральным?
     Рэй, наконец, замолчал, опустошенный.
-Да, как же я забыл! – закричал он, встрепенувшись. - Помню, ты был озабочен лишним человеком и думал, как  убить старика? - горячо, громко, так что голос его разносился по всей площади, выкрикивал Рэй невозможные, немыслимые прежде для инициированного слова, повернувшись к сопровождающим, будто представляя  бога в новом свете. - Этот молодой бог, который имел на убийство право, оказался благороднейшим человеком! Не желая убивать лишнее дитя, искал старика, готового покончить с собой. Так давайте поможем ему! Видишь, - обернулся Рэй к Апису, - теперь вокруг нас лишь безбородая молодежь!  До тридцати. До пятидесяти лет. Старикам уже не место на этом празднике жизни. Наши старики – человеческие отбросы! Именно они своим присутствием еще на Земле порождали проблемы. А в Эдеме потребляют кислород, которого скоро не будет хватать молодым. Правильно я говорю?
Единодушный рык поддержал его слова. Девушки, и Мария с ними, в знак солидарности с парнями  рывком выбросили вверх кулаки.
-Более того, Руф  утверждает, что Разум, оказывается, вообще мог  каждого из нас сделать бессмертным! Безумный, безумный Разум! Если бы он реализовал эту программу, вскоре ни одного ребенка не смог бы вместить переполненный Эдем, и теперь, возможно, по тропинкам бродили бы лишь тысячелетние развалины, ищущие способа избавления от опостылевшей жизни.
-Последний враг да истребится - смерть! - продекламировал не к месту один из воинов.
-И смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло, - продолжил  второй.
-Поупражнялись в бессмысленном выдергивании цитат из  Библии? - болезненно поморщился Рэй. - Вот так во всем. Уже с молодости инициированные видят лишь верхушки знаний, никакой глубины и качества. Поставь здесь рояль, и что же! Каждый из них знает нотную азбуку, наизусть процитирует либретто и напишет  партитуру любой оперы, вытаскивая знания из глубин Разума как шпаргалку из рукава, но реальной мелодии из рояля извлечь не сможет ни один! Для чего таким  пустышкам бесконечная жизнь? У неё нет цены и смысла. Уж не говоря о тех, кто под тяжестью лет стал биологическим автоматом, лишь портящим еду и экологию. Разум, спасибо ему, ограничил жизнь тремя сотнями лет, но мы законодательно обяжем стариков умирать  после ста!
-Чем же виноваты те, кто всего  лишь пережил возраст размножения? - возмутился Апис.
 -Эти грязные, распадающиеся старики должны умирать раньше! - вскричал  кто-то из свиты.
- Им противоестественно жить дольше, - подхватил Рэй. - Всю историю Земли эти никчемные создания занимали так необходимое молодым пространство, истребляли пищу, навязывали потомкам бессмысленные ценности в виде своего Бога, своей нации, своей Родины. Ради защиты этих ценностей воспитывали  повиновение зову Священного Долга, вызывая у молодых воодушевление, при котором инстинктивные запреты калечить и убивать сородичей утрачивали большую часть своей силы. Это старики  вынуждали молодых начинать войны, совершать революции и убивать, убивать, убивать себе подобных. С ними никогда не будет хватать места для жизни ни здесь, ни на всех планетах красного карлика, нашего будущего убежища. Дурак тот, кто добивается бессмертия. Ведь для бессмертных стариков не хватит и всей Вселенной, инфицированной, в конце времен, человечеством.  А потому - смерть старикам! 
-Лучше добиваться жесткого контроля над размножением. Ведь и сегодняшние проблемы возникли от того, что кто-то захотел лишнего ребенка. Старики же достойны жизни не меньше нас, - несмело возразил Апис.
-Оставим их и перестанем размножаться, так как молодым не останется места, а потом все равно вымрем от несчастных случаев? Ну уж нет! Старики хуже чумы. Давайте выскажемся во весь голос! Так, чтобы весь Эдем слышал! Чтобы старики, окружающие нас, чувствовали, как стучат наши сердца! Долой стариков, которые лишь потребляют  кислород и переводят пищу и не освобождают места для новорожденных!
-Долой стариков! - нестройно подхватили в толпе.
-Почему не дружно?  А ну за мной? Сдохни, старик!
-Сдохни, старик! Сдохни, старик! Сдохни, старик! - орала толпа в экстазе, и воины, подражая девушкам, выбрасывали кулаки в небо к бездушным блестящим солнцам, и груди их дрожали, и крик разносился над пришибленным  раем, и цепенели омертвелые хижины,  и впервые эхо с  освобожденных от леса пустошей, отвечало.


ГЛАВА  12

ПРЕСТУПЛЕНИЕ   И   НАКАЗАНИЕ


-А вот и Сиф! - махнул рукой Рэй  подходящему.
Действительно, Сиф приближался к ним, приветственно, для бога, подняв руку.
-Кстати, а зачем он тебе?
-Убили главу скотоводов, Аделя, - нарочито буднично, будто решать дела, связанные с убийствами, было привычное для него дело, ответил Апис после того, как Сиф подошел. - Мне нужен сопровождающий.
-Убили? - изумился Рэй. - А никаких нам сообщений. Эти скотоводы уже напрочь   отгородились  от нас через Разум. Что-ж, это только начало. Ну а тебе это, я так понимаю, на руку, -  заговорщически подмигнул он.
      Сиф, взяв Аписа за руку, потащил за собой от толпы.  - Он всё ещё ищет смысл жизни? - кивнул он в сторону Рэя.
-Причем доходит до истерики.
-К нему, как к скворцу в гнезде, нельзя подходить  близко. Как только появляешься в пределах досягаемости,  сразу начинает клевать.
-Ты совсем позабыл нас.
-Был очень занят. Посмотри,  какие здесь перемены? Каждый день новости. Теперь, если случается драка, никто уже не взывает к богам. Привыкли. Девушки стали краситься, изменять прическу, украшать хитоны. Соответственно появились парикмахеры, специалисты по краскам. И вдруг оказалось, что расплатиться за услуги нечем. Если бы это было в начале человеческой  истории, то пришлось бы долго ждать  изобретения  денег. Но теперь  выудили из Разума нужную информацию, и вот уже появились суррогаты валюты, развивается рынок услуг и вещей. Ты представляешь,  даже  открылся первый бордель!
- И что же,  Разум нисколько  не ограничивает подобную  разнузданность?
-Но Руф же отключил регулятор морали! Ты бы чувствовал это, если бы был инициирован. Рей организовал политическую партию «Единая демократия»! Представляешь?
-А зачем это ему?
-Чтобы захватить никому до этого не нужную власть. Все эти парни с ножами и копьями вокруг него, его парламент. Вчера на демонстрацию вышли геи, и тут же Рэй, на правах политического деятеля, отодвинув в сторону главу общины, собственного деда, узаконил однополые браки. Но если гомосексуализм не болезнь, то теперь на очереди браки с животными. Призывают к сожительству с детьми...
-Это катастрофа! Такого абсурда у нас никогда не было!
-Привыкай. Теперь в моде новое слово - толерантность. А, значит, никаких моральных ограничений ни в чем, лишь бы не ограничивать свободу.
-У нас и так не ограничивали свободы. И мы были дружны без понимания толерантности.
-Ничего подобного! Разумом насильственно культивировался альтруизм в отношениях между  людьми, подавлялись эгоизм и агрессия, а под видом братской дружбы таилось простое анонимное объединение, как у косяка рыб или стада бизонов. У аистов, когда они собираются в стаи, тоже распадаются семьи. Ведь только при сохранении внутривидовой агрессии возможна персональная дружба. Волк самое агрессивное животное, и самое верное. И любви настоящей у наших родителей быть не могло, так как нет любви без агрессии.
-А что же способствовало сохранению семей до сих пор?
-Только влияние Разума. Вот у скотоводов порядок поддерживает еще и религия.
-По дороге я услышал много матерных слов от молодых, даже от девушек!   Но я не помню, чтобы раньше матерились. Стоит ли обращать на это внимание?
-У нас моногамная семья. Со времен, когда вера в Бога еще теплилась в наших предках, считалось, что девушка не должна заниматься любовью до замужества.  Определенного поведения, скромности в одежде, скромности в играх, в общении, в разговорах требовали от неё окружающие. Так сложилось, что на мат в обществе был запрет, и он являлся признаком распущенности. Потому теперь мат в нашей моногамной общине опошляет отношения, снижает планку, недозволенное становится обыденным, разрушается мораль и семьи. А в хрупкой семье никогда не будет много детей, так как женщина не будет рожать, если не доверяет партнеру. Так мат вносит свою долю в вымирание  нации. 
-А что это за мода на деревянные дома?
- У нас же произошла «приватизация», а попросту бандитский захват отдельными личностями общего имущества, якобы для невозможности к возврату прежней рабской зависимости от Разума. В результате у некоторых появилось довольно много современной валюты, особенно у тех, кто, как Рэй,  "крышуют"  бизнес других, защищают от конкурентов и других бандитов, а на самом деле жируют на тех, кто работает. А деньги нужно где-то хранить. И разве годятся для этой цели прежние хижины? Вот и возводят хоромы, окружают оградой, нанимают охрану.
-Но они вырубают леса!
-Вот потому я и не находил времени, чтобы побывать у вас. Ясно, что если вырубить леса, мы повторим судьбу жителей  острова Пасхи. На острове хотя бы не мог закончиться кислород. А что я могу сделать один. Я возражал против приватизации лесов, садов, озер и недр, так как тогда законным станет их уничтожение по воле собственника. Но «новые демократы» заявили, что частная собственность неприкосновенна и священна.
-Священнее жизни? - буркнул Апис.
-Мне пригрозили, и сказали: «Мы попали в Эдем как создания Божии, чтобы владеть им для своей пользы, а не для пользы Эдема, а потому будем делать все, что захотим.  Бог все предвидел, а, значит, вреда не допустит».  Так что без силовых структур остановить эту вакханалию невозможно.
-Силовым структурам нужно платить.
-Я прекрасно понимаю всю цепочку необходимых  дел. Нужны законы, так как если их нет, то нет нарушений, нет и преступлений. Законы должен кто-то выдумывать и утверждать, значит, нужна законодательная власть. А затем власть исполнительная. Чтобы содержать весь аппарат, нужны налоги и её работники - мытари. То есть нам нужно заново строить государство! И вместо привычного безделья у всех появится работа. И все потому только, что несколько человек тешат свои амбиции?
-И что, неужели  все это произошло только из-за  нашего вмешательства в работу Разума?
У развилки тропа была перекрыта длинным бревном. Подложив собственные хитоны под комель двое стариков, держа концы хитонов по обе стороны бревна, рывками подтягивали  его в сторону общины демократов. Еще двое тянули подобный же тяжелый предмет. Голые тела блестели от пота. 
-Кому вы тащите эту деревяшку? - поинтересовался Апис у первого дуэта.
-Нашему господину, Рэю, - ответил один из работников, воспользовавшийся оказией и с видимым удовольствием бросая свой конец.
-Вам не тяжело? - Аписа поразило архаичное слово "господин".
-Тяжело.
-Зачем же вы работаете?
-Хозяин нас кормит.
-Но я знаю твоих соседей, - обратился Сиф к одному из стариков, - так вот они не стали работать на Рэя.
-Они глупые люди. Они голодают,  а ночью на них могут напасть бандиты. А наш хозяин хороший. Он нас защищает, а сам не бьет.
-Так тебе нравится твое рабство?
-Ты ничего не понимаешь в жизни. Главное, иметь доброго хозяина, который не даст в обиду. И тогда ты счастлив!
-Но он же тебя обворовывает!
-Если бы я был хозяин, я бы тоже воровал.
Старики не поклонились Апису. Теперь богом для них был их Хозяин.
Апис и Сиф обогнули бревно, и подошли к следующей паре.
-Вы тоже тянете бревно Рэю?
-Нет! Отрабатываем запросы дочерей. Они задолжали Адифаиму.
-Кто такой Адифаим?
-Художник!
-Адифаим делает изумительные прически девушкам, да еще  раскрашивает их лица так, как не может более никто, и требует за работу дорого, - разъяснил Сиф. – Причем никому бесплатно ничего не делает. Настоящий кровосос!
Тем временем они свернули на тропу к скотоводам и некоторое время шли молча. Темнело, так как выключилось уже и второе солнце. Вдруг за поворотом тропы раздался рык, возня, треск кустарника.
-Похоже охотится волк, - предположил Сиф. –Не будем ему мешать.
Постояли минут десять. Было тихо. Медленно двинулись в путь.
-Ах! - воскликнул вдруг Сиф, идущий впереди и завернувший уже за угол.  Он остервенело махал руками, разгоняя взрывом взлетевшее мушиное одеяло.
-Что случилось? - подскочил к нему Апис.
-Взгляни сюда!
 Клочья бараньей шерсти на кровяной траве, художественно растянутые по тропе внутренности.
-Это действительно работа волка! – определил Сиф.
-  Я  не слышал, чтобы волки нападали на домашний скот!
-Наверное, исчезла мораль не только  наша, но и животных!
-Но тогда и нам может не поздоровиться при встрече с крупными хищниками!
    Осторожно, стараясь не запачкать в крови босые ноги, обойдя останки, пошли по тропе дальше.
-Давай вооружимся! – призвал осторожный Апис.
 Углубились в лес.
-Вот еще напасть! – воскликнул Сиф. – Посмотри!
Обычный листок с белыми пятнами на ладони Сифа.
-Что это?
-Эта липкая падь, - обреченно проговорил Сиф, отмахиваясь от целого роя маленьких белых бабочек. –  Личинки этой бабочки, белокрылки, высасывают соки растений, выделяя сладкую жидкость подобно тлям, на которой любят селиться сажистые грибы. Грибы покроют поверхность листьев чёрным налетом, который ухудшит фотосинтез, и деревья умрут.
-Но ведь они не погибали до этого?
-Никогда и нигде не было белокрылок. Разум не удерживает более в генетических резервациях вредных насекомых, и вот, они уничтожат растения.
-Это опасно?
-Динозаврам, чтобы вымереть, не нужен был метеорит. Растения, которыми они питались, были съедены личинками моли. А корни растений подъедали личинки жуков, мух и тлей. Думаю, скоро мы последуем за динозаврами.
-Зачем же Разум хранил всех этих вредителей? – удивился Апис.
-А вот, к примеру,  африканский пальмовый долгоносик, - проговорил Сиф, подойдя к масличной пальме и снимая жука длиной с его мизинец.  – Он тоже вредитель. Кормится на мужских цветках пальмы, а затем перебирается на женские, перенося пыльцу, а также клещей и нематод. Стоит  уничтожить долгоносиков, погибнут клещи, а с ними, возможно, и пальмы. Потому Разум и не прятал их в хранилище, а лишь поддерживал безопасное  количество. Но если долгоносики еще и вкусны, их можно есть даже сырыми, то моль уничтожит огороды на башнях. Нам грозит голод! Еще один повод вымереть в Эдеме. Ведь химикатов для борьбы с молью у нас нет.
В унылом молчании нашли подходящие стволы, с трудом сломали, очистили от мелких ветвей и получили две крайне непрофессиональные дубинки. Однако уверенности в своих силах прибавилось, но шли медленно, осторожно и только при свете лун, примитивно вооруженные, они вышли к знакомой сплошной ограде и перед ней выбросили палки.
-Я чувствую, что скотоводы позвали тебя как посредника, - перед открытием калитки предупредил Сиф. – Они больше, чем убийством, озабочены внутренней враждой, которая может возникнуть после убийства. Кровную месть у них до сих пор никто не отменял. Все эти варварские обычаи как бы уснули на тысячи лет, и вот, очнулись.
Уже погасло последнее солнце, когда они появились в общине скотоводов.
Возле  хижины Аделя, отбрасывая длинные тени от светящихся деревьев, росших у входа,  стояло несколько стариков. Растерянность и страх можно было прочесть в их угрюмых лицах. Посторонились, пропуская прибывших.
        В памятной Апису зале рядом с пустым ныне гамаком на обычной для хижин объемной сетке, покрывающей весь пол и не позволяющей вытаптывать траву, на спине лежало тело Аделя с разбросанными руками. Удар был нанесен по темени, так что голова, проваленная в этой области, стала походить на усеченную голову гориллы. Рядом с телом, спиной ко входу и лицом к убитому, на полу сидел и предполагаемый виновник трагедии. «Наверное соседи,» подумал Апис, «привели Касима на место преступления и заставили созерцать покойника.»
      Как только колебание воздуха возвестило о приходе посетителей, всклоченная   черная грива над широкими плечами вздрогнула и стала медленно разворачиваться. Настороженные цепкие глаза жестко, как два прицела, обожгли вошедших. Редкая уродливая бородка, показывающая, что её обладателю уже больше пятидесяти лет, топырилась под оскаленным рядом первых еще, но уже желтых, неухоженных зубов.
-О, ко мне привели местного божка! - осклабился  Касим. - Он понадобится, если вы сами, - ткнул он пальцем в сторону  Сифа, - еще не научились убивать.
-О чем ты говоришь? -  растерянно и возмущенно воскликнул  Сиф. - Как можно даже подумать об убийстве?
-Я же знаю, вы приходили сюда раньше из-за моего ребенка. Он был лишним. Вы подходили к моей хижине с целью убить, наверное, мою жену! Почему же не дошли до меня, до молельной хижины?  Я бы сказал вам, что желаю восстановить ритуал папуасов асмат, охотников за головами. Для того, чтобы пройти инициацию и получить имя, юноша должен был принести голову врага. И я хотел вызваться сделать это первым. Вот был бы прекрасный рецепт от  перенаселенности. А вы меня оскорбили!
-Чем? - воскликнули разом Апис и Сиф.
-Тем, что заговорили с моей дочерью, когда отца её не было дома. А еще хуже то, что и она говорила с богом. Это недостойно нашей женщины, и она будет наказана!
-Это я пришел к тебе без предупреждения! - возмущенно вскричал Апис. - Она не знала, кто пришел, когда вышла на голос. Больше некому было выйти к нам, так как остальные твои дети малы.
Касим молчал.
Апис никогда до этого не видел трупов. И вид человека, с которым он лишь недавно беседовал, решал вопросы веры, и который нынче лежал бездыханный, а потому и знакомство, и беседы с которым враз обессмыслились, шокировал его. Интересно, пришло вдруг в голову, остался ли Адель среди остальных электронных душ в глубинах Разума, или все же его собственная душа отправилась в свой рай? А, быть может, он теперь в двух местах сразу?
 -Зачем ты убил  человека?- беспомощно сострадая, обратился он к Касиму.
- Я лучше остальных в общине  знаю, что нет бога кроме Всевышнего, -  подняв обе руки вверх, к потолку, затем к лицу, как бы обмывая бороду, не совсем на вопрос ответил тот.
-Чем мы можем помочь тебе? - воскликнул Сиф, с оттенком омерзения  рассматривающий грязные полы когда-то белого хитона на теле убийцы.
-Ты собираешься помогать мне? - искренне удивился Касим. - Ты же из страны демократов. Вы же не люди! Всего пару дней назад я побывал в вашей общине. И еще раз убедился в том, что нация ваша деградирует, отойдя от кровного родства и бога. Вспомните Россию! Революция убила в последней Бога, семью и прежнюю культуру, и когда рассыпалась идеология коммунизма, куль¬ту¬ра граж¬данс¬твен¬ности в ней нас¬толь¬ко ос¬лабла, что новой гра¬битель¬ской куль¬ту¬ре ни¬чего не сто¬ило ее вы¬тес¬нить. Та же грабительская культура ныне и у вас. Она убивает вашу семью! Она развращает с младенчества и приведет вас к гибели и без моей помощи. Но мы добьем вас самостоятельно, чтобы даже тень вашей культуры не коснулась моего рода и не отравила его. Вы поможете мне, только если добровольно покончите с собой, иначе я, именно я сам уничтожу вас. Дайте мне свое горло!
Апис и Сиф отшатнулись после дикого выкрика Касима, всерьез ожидая нападения. Но Касим не встал. Лишь вытянул руки в их сторону и когтисто  растопырил пальцы. - У вас и теперь много одиноких, незащищенных матерей, а это самый верный путь к вымиранию, - продолжал он с остервенением. - Но я не стану ждать! Я выдеру матку из утробы всех ваших женщин, чтобы они не рожали ущербное, лишенное высшего смысла потомство! Я уничтожу неверующих!
Касим выкрикивал слова четко, убежденно и с нескрываемой ненавистью, которую впервые в своей жизни наблюдали Апис и Сиф.
-Раньше я ни у кого не замечал настолько истеричной веры, – превозмогая непривычное чувство страха, заметил Апис. Он даже прислушался к привычным звукам засыпающегося ночного леса, прекрасно слышимых всегда и ставшими незаметным фоном, взаправду ожидая и их реакции на невозможные, преступные слова. - Почему вдруг ты стал верить так истово? 
-Потому только, что знаю: Он есть. Я чувствую Его всем своим существом, - мотнул тот головой.
-И что же, Он разрешает тебе убийства? – вмешался Сиф. - Ведь, насколько я знаю, и знают все, вот и сейчас я просматриваю представленные Разумом священные писания, убийства есть грех в любой религии. Потому поведение твое неправильное!
-Кто, кроме Всевышнего, может подсказать мне, какое поведение правильно? Вот в Индии с помощью правильных и законных процедур практиковали когда-то самосожжение вдов. Что же, и нам перенять это? А для меня священным долгом является убийство иноверца, человека, который пошел по пути Сатаны. «А ког¬да кон¬чатся ме¬сяцы зап¬ретные, то из¬би¬вай¬те мно¬гобож¬ни¬ков, где их най¬де¬те, зах¬ва¬тывай¬те их, осаж¬дай¬те, ус-тра¬ивай¬те за¬саду про¬тив них во вся¬ком скры¬том мес¬те!» - процитировал Касим. Я отрицаю вашу прогнившую культуру, а заодно и все, что она объявляет правом.
-Но есть ведь и природное право...,- неуверенно начал   Апис.
-Если люди по природе своей ведут себя определенным образом, не значит, что они и должны вести себя именно так. Об этом говорил еще философ Юм! - злорадно, наслаждаясь информационным превосходством над богом, заявил Касим. - А для  всех нас, верующих, моральным долгом является исполнение законов, переданных нам Всевышним, мир ему.
-Мы, потомки христиан, - возразил Сиф, - в ком есть еще остатки этого древнего верования, своей совести  подчиняемся,  опасаемся совершить грех, а не нарушить некий закон. Бог наш есть Брат всех людей, Твой же для тебя недоступен и понуждает исполнять Его волю, а не совести подчиняться. Однако твою интерпретацию Его законов, твое дурацкое его прочтение  не разделяют даже  те, кто живет рядом, кто к этой же религии принадлежит. И получается, что не только неверующие, но и свои, не разделяющие именно твоего толкования веры, для тебя вне закона, вне твоей веры! И что же, по отношению к ним тебе все позволено? - выкрикнул Сиф.
- Вот вы, демократы, считаете себя свободными, - ответил Касим, - но без религии личная  свобода ведет лишь к безответственности. Отсутствие в душе Бога превращает  людей без традиций, без корней, без родни в толпу, где каждый человек - единица, где каждый - враг другому, и государство необходимо вам только для того, чтобы защитить вас друг от друга.  А также убивать таких, как я. Может наш божок уже приготовил нож для меня в складках черного хитона?
     Апис понял, что дальнейший разговор не имеет смысла. Он вышел к толпе, окружившей хижину, и вздохнул облегченно.
-Касим болен!  -  сказал он в ответ на вопросительные взгляды окружающих.
- Кто говорит о том, что я болен? Да я здоровее всех сюда пришедших! - завопил из хижины Касим, вскочивший со своего места при словах бога. - А убил потому, что Адель никогда не верил по-настоящему! И  был он  нашим  внутренним, самым страшным врагом! 
Последние слова Касим выкрикнул, появившись на пороге.
-Значит все остальные, не верящие в твоего личного Бога, твои враги? - указал Апис рукою на окружающих.
-Я не делаю ничего предосудительного! Я всего лишь защищаю свою религию, свою семью, чистоту души, и всех, собравшихся вокруг нас, моих единоверцев. И только ради них я обязан убивать. Ведь если я не буду убивать неверных, тех, кто думает не так, как я, вся моя праведная жизнь перед Богом будет сведена к нулю.
-Тысячи лет мы жили рядом и не было повода...., - неуверенно начал Сиф.
 -Стоило Разуму ослабить хватку, и сразу проявилось гнусное нутро безбожных обитателей общины демократов. Вчера я увидел, что у вас уже появились наркотики, спиртное. Лишившись морали, навязанной Разумом, собственной у вас не оказалось. «Бог умер», как воскликнул Ницше, и теперь, пользуясь вседозволенностью, стремитесь  нахватать как можно больше общего имущества, расталкивая остальных локтями. Лишь бы получить удовольствие, хорошо прожить сегодняшний день, а что будет с детьми, с внуками, со всей общиной вам все равно. За два дня я познакомился всего с тремя, но каждый из них уже бросил жену и детей. Человек без бога становится хуже животного, так как даже самый важный инстинкт - страх потерять возможность передать потомству свои гены - им утрачен. Свобода нужна вам для того, чтобы освободиться от ответственности. Живете  се¬год¬няшним днем, так как все равно зав¬тра уми¬рать.  Верующий тоже знает, что завтра умрет, но он не уми¬ра¬ет навсегда, ему от¬ве¬чать пе¬ред Бо¬гом, а по¬это¬му он ду¬ма¬ет о веч¬ности.
-Тысячи лет мы существуем и пока не вымерли, - возразил Сиф.
-Вас заставлял размножаться и вести себя ответственно Разум, эта надоедливая подсказка в мозгу. Сейчас она исчезла, и ваши женщины, я знаю это, перестанут рожать. Ведь для чего ей ребенок, если и мужчину, который бы детей желал, найти трудно. Я убедился, побывав у вас, что че¬ловек, не име¬ющий кров¬но¬родс¬твен¬ных свя¬зей  и Бога в душе – хуже животного. У него нет ответственности перед будущим. Инстинкты он уже растерял, а ума еще не нажил.
-Однако это не означает, что вместо государства нужно возродить родоплеменной строй, который консервирует обычаи, традиции! – возразил Сиф.  - Че¬ловек стро¬ит ци-вили¬зацию что¬бы из¬ба¬вить¬ся от стра¬даний,  гру¬бос¬ти и бес¬куль¬турья. При родоплеменном строе как раз  было больше всего убийств среди соплеменников.
- Касим неверно понимает нашу религию, - сказал,  отделившись от толпы,  Ансар.
 - Многие его мысли о семье, а я стоял у входа и все слышал, я разделяю. Здесь, в Эдеме, мы все - одна община Бога, одно целое, а не буржуазия или пролетариат, белые или черные, скотоводы или демократы, вицы или наци. Бог - Создатель, Владыка, а человек - Его посланник на земле. Он обязан установить такой порядок, где будут царствовать равенство и справедливость, мир и процветание. А потому мы обязаны брать из Его учения, которое было дано на века, те положения, которые отвечают  требованиям именно нашей эпохи, а не цитировать бездумно все подряд.  В древности один язычник сказал, что он поверит в единого Бога, если ему смогут объяснить основы такой религии за то время, которое он сможет простоять на одной ноге. Все знаменитые богословы и священники с возмущением отнеслись к этой нелепой и даже наглой шутке, но раввин Гиллель сказал ему: "Не делай другому то, что ты бы не хотел, чтобы сделали тебе. Всё остальное - это просто комментарии...". Так вот и для нас главное - не делать зла ближнему.  Отцы раннего средневековья говорили, что любое толкование Писания неправомерно, если оно дает пищу ненависти и презрению.  У нас же, после ослабления влияния Разума, идет религиозный подъем в самых примитивных формах. Такие, как Касим, проповедуют лишь тупое неприятие любого инакомыслия. Подобное примитивное насаждение веры  наблюдалось, к примеру, в мусульманских странах после  низвержения социализма, так как исламизацию там проводили необразованные и глупые люди. Ведь только они  ни в чем не сомневаются, а потому фанатичны и целеустремленны.
-Я хочу лишь сохранить свою веру,  а этого невозможно достичь, если я не убью всех неверных! - прервал его Касим.
 -В одной из наших священных книг говорится, - возразил Ансар, - что убийство одного невинного человека приравнивается к убийству всего человечества. Нельзя просто так убить человека из-за того, что он неверный. Поэтому для нас Касим - преступник перед Всевышним и перед людьми.
-Эти же слова говорил мне Адель, а потому не мог быть нашим наставником, и каждый из нас обязан был убить его, но только я решился! – вскричал Касим. - Неверующие, а также заблуждающиеся, поддерживающие цивилизацию, все виновны перед Всевышним, от старика до младенца! Все они наши враги. И всех их нужно уничтожить!
 -Ци¬ви¬ли¬зация соз¬да¬ет¬ся не по ка¬кой-то дь¬яволь¬ской за¬тее, - возразил Сиф. - На¬обо¬рот, ее стро¬итель¬ство – од¬на из за¬пове¬дей Гос¬по¬да Бо¬га, ко¬то¬рый пос¬та¬вил че¬лове¬ка царс¬тво-вать над зем¬лей. Го¬сударс¬тво по¬мога¬ет ор¬га¬низо¬вать¬ся лю¬дям, что¬бы не бы¬ло ха¬оса. А ты, как нацисты когда-то, превозносишь  преимущества варварства и кровно-родственных связей.
-Все инициированные знают Риши из общины буддистов, не так ли? - громко спросил Апис, прервав  Сифа, так как понял бессмысленность дальнейшего разговора.
-Знаем, знаем, - негромко откликнулось несколько голосов из обступившей толпы.
-Этот молодой, здоровый, имеющий двух малолетних детей человек готов был умереть, причем сохранив все в тайне, лишь бы сын Касима после рождения не оказался лишним и остался жить. На себя взял бремя бога, на себя взял грех самоубийства. И не по его вине задуманное не свершилось. Так вот, значит, с одной стороны есть атеист, готовый на самопожертвование, вплоть до самоубийства, ради жизни еще не родившегося ребенка. И есть Касим, который ради себя только, выслуживаясь перед выдуманным им самим Богом, застрявшим в его голове, никому не оставляет шанса. И, сравнивая этих двух таких разных людей, становится ясно, что поведение Касима немыслимо, невозможно для психически здорового человека. И не возмущаться в этом случае нужно его поведением, не обвинять его, но жалеть! В глубине души это примерный семьянин, но в данный момент болезнь руководит им. Не он, а болезнь брала дубину и наносила удар. Только больной мозг позволяет человеку произносить слова, вызывающие у адекватных людей чувство омерзения. Возможно токсоплазма, попавшая в его организм от домашней кошки и ныне паразитирующая в мозгу, вызывает неадекватное поведение и приступы ярости. В данном случае не должно быть места кровной мести.
-О какой кровной мести ты говоришь? - взорвался Касим. - Родственники Аделя сами должны были совершить убийство, я лишь избавил их от этой обязанности! И почему это ты решил что я, думающий лишь о себе, злой, отвратительный человек, а некий Риши альтруист и добр?
-А ты сомневаешься в этом?
-Для того, чтобы не умереть, человек должен заботиться о себе. Но если забота о себе есть эгоизм, а эгоизм зло, то и жить зло, и жизнь детей твоих - зло. И если ты дышишь сейчас, то уже потому преступник, эгоист и подлец! Разве такое заключение не безнравственно?
-Риши любит людей!  Он настоящий альтруист! – растерянно повторил Апис.
-Альтруизм есть извращение человеческой природы! Он античеловечен, так как не предполагает существование самого альтруиста. Вот Риши из-за своих взглядов чуть было не лишился жизни. Альтруизм делит людей на тех, кто жертвует, и тех, кто паразитирует на этой жертвенности. Покажите мне, где справедливость? Можно было бы еще оправдать мое поведение, если бы я сам пожелал умереть вместо сына. В этом случае сохранялись бы мои гены в потомстве. Да в конце концов альтруизм просто извращенный эгоизм. Жертвуя собой, Риши удовлетворял собственную потребность. Убить себя ему было легче, чем поступиться бесчеловечными принципами. Потому его желание умереть ради другого должно рассматриваться как эгоистическое и, следовательно, аморальное.  Он не меньший эгоист, чем я. А вот если я скажу, что убил Аделя не для собственного блага, а ради спасения душ моих ближних, погубив тем самым свою, меня, убийцу, разве не сочтёте  альтруистом?
Апис был поражен логикой Касима.  В то же время белки глаз окружающих, яркие белые костяшки на бархате черных лиц, от Касима обратились к нему. Ждали ответа.
- Грех Касима заключается не в том, что он эгоист. Не в том, что преследует свои интересы, а в том, каким образом он это делает. Не в том, что он хочет выжить, а в том, что он защищает свои взгляды недопустимым, нечеловеческим, болезненным способом. Отведите его в больницу, - как можно тверже проговорил Апис. - А главой общины, до выборов его старейшинами,  я назначаю Ансара.


ГЛАВА   13

В    БОЛЬНИЦЕ


      Сиф и Апис подобрали брошенные при подходе к общине скотоводов дубины и поплелись по ночной тропе к поляне богов. Как и на всех остальных официальных тропинках деревья, непосредственно примыкающие к тропе с обеих сторон, начинали светиться, если мимо проходило живое существо крупнее зайца. Сейчас тропа была неплохо освещена.
-Чем объяснить совершенно дикую религиозность Касима? - в спину Сифу проговорил Апис, идущий сзади и держащий дубинку на плече.
-Как только я стал инициированным, - ответил тот, тревожно поглядывая за стену светящихся деревьев, - сразу заметил, что некоторым из нас трудно дается погружение в Разум, и они изнывают от скуки в то время, когда остальные, валяясь в гамаках с закрытыми глазами, часами играют в игры с друзьями,  слушают музыку или смотрят кинокартины. Представь, как трудно им, в отсутствие каких либо дел в Эдеме, заполнить длинное, нудно тянущееся время до могилы! От невроза, от религиозного фанатизма их спасал Разум уже как врач, а не источник информации.
-Неужели от скуки бывает невроз?
-И не только у людей! - воскликнул Сиф. - У животных, имеющих много способов для выживания, а потому постоянно активных, нервная система не выносит бездействия, заставляя их постоянно находиться в движении. Посади такое животное в тесную клетку, и оно окажется в тех же условиях, в каких проживает любой из нас в Эдеме. Еду искать не нужно, врагов нет. Наступает безраздельная тоска. Желая хоть чем то заместить естественное поведение в неестественной обстановке животное совершает стереотипные движения, которые успокаивают его своей обыденностью - зверь бегает в клетке по кругу, слон переступает с ноги на ногу. Медведи, дабы делать хоть что-нибудь, едят, будучи сытыми, и чрезмерно толстеют. Какаду начинает так тщательно чистить перья, что выдергивает их все и остается голым. А самых близких нам животных - обезьян - тоска может привести к копрофагии и навязчивому онанизму.
-Ты хочешь намекнуть, - догадался Апис, - что религиозный экстремизм или национализм, доходящий до нацизма, это просто замещение копрофагии или навязчивого онанизма у человека испытывающего тоску в нашем стабильном, скучном мире?
-У человека инстинкты спрятаны под слоем культуры...
 -Согласен! Значит если бы националисты или религиозные фанатики отбросили свои идеи, то им не осталось бы выбора, кроме как вымереть от чрезмерного онанизма во время копрофагии, но, естественно, на фоне органной мессы. Что поделаешь! Культура поверх инстинкта.
-Пусть тебя не радуют, - отсмеявшись над выводом Аписа, сказал Сиф, - слова и поведение Ансара. Его избирательное невнимание к одиозным положениям Библии или Корана лишь камуфлирует веру. Будто есть лишь отдельные религиозные экстремисты, а все остальные хороши. На самом деле в убийстве Аделя виноват не экстремизм Касима. Аделя убил экстремизм веры!
-Но, быть может, постепенно взгляды верующих изменятся? Вот как в нашей, выцветшей религии?
-Умеренный верующий, это как человек с туберкуломой в легких. Не знаешь, когда она взорвется, погубит его и заразит тебя. Поможет только её удаление. Так и в вере излечение невозможно, так как для её истин, как и для аксиом геометрии, доказательств нет, а потому невозможны и опровержения. Дети верующих  впитывают закостенелые представления как вирус, переданный им их матерями, и передают его уже собственному потомству. Так любая вера, вера ли в Бога, в исключительность своей нации, в справедливость социального строя и так далее, если она исключает саму возможность мыслить рационально – не совместима с разумом. Это измененное состояние сознания, это болезнь. Любой, самый человеколюбивый и нравственный, вполне вменяемый в обычное время человек, в ситуации, когда вынужден защищать святую для него идею, угрожает нашему существованию, существованию самого человечества. Кто знает, когда у него закончится ремиссия. Бойся его! Ведь с его точки зрения уже одно твоё неверие зачастую достойно смерти.
-Хорошо, что таких людей мало!
-К сожалению каждый из нас, с виду здоровый,  несет свою, одинаково опасную для себя и окружающих, туберкулому. Ведь у каждого есть  убеждения, неприкасаемые истины, - вздохнул Сиф. – Если покопаться, то они есть и в нас.
      На следующий за убийством Аделя день, уже ближе к обеду, перед хижинами богов стоял Кумар.  Видно было, что он измучен непривычным походом через саванну и топь, и Апис, сам недавно совершивший подобный  переход, не стал слушать никаких сообщений, а, отложив очередную книгу, поспешил увести пытающегося неловко поклониться мальчишку  к себе и накормить, изобретая на синтезаторе блюда, которые, как он думал, не должны были  противоречить   культуре общины Риши.
-Не следует слишком много думать о еде, - спокойно сказал  Кумар,  с сочувствием  глядя на мучения  Аписа. - Важна пища для ума. Ведь это он существует бесконечно долго.
-Я знаю только, что буддисты  не едят  мяса, вот и стараюсь...
-Мясо из синтезатора не связано с убийством животного. Тем более что и Будда, и монахи, следующие его учению, ели мясо. Некоторые думают даже, что Будда умер, отравившись мясом. К тому же я не являюсь последователем Будды.
Что-то Апис все же наколдовал,  и   Кумар никак не показал, что ему не понравилась еда.  Только не смог доесть взрослую порцию.
-Как тебя одного отпустил в такую дорогу отец?
-Его позвал на помощь врач Поллаб. Он из нашей общины и всегда в трудную минуту обращается к отцу. А дело необычное, в больницу  привели двух убийц. Отец решил, что нужно обязательно обратиться к вам за советом, и проще всего было послать меня. Ведь мы же знакомы.
-Как двух? Вчера я послал туда только  одного, Касима, который, по-моему, действительно  сошел с ума.
-Еще одного привели издалека, от последнего солнца, из общины наци.
-Что же он сделал?
-Мне не сказали конкретно. Знаю только, что он убил человека из общины вицы.
-Когда же нам  идти?
-Прямо сейчас! Отец торопил меня, чтобы я успел вернуться до выключения нашего солнца.
Выйдя из хижины, Апис взглянул на гамак. Гора на нем не было.
-Бог Гор отдыхает в хижине, - сказал он Кумару. - Я не буду его беспокоить и постараюсь вернуться засветло, так что поторопимся.
Кумар шел впереди, и его пятки сверкали перед Аписом куда  резвее пяток Сифа.
Если в лесу все оставалось таким же, как и в  первый поход, то вот на болоте  Аписа ждал сюрприз. За прошедшее время грязь изрядно подсохла, болото съежилось как воздушный шарик, потерявший немного воздуха, и гранитные кочки,  верх которых в прошлый  раз  находился  на уровне грязи, теперь выстояли над ней на добрых полметра как  каменные столбы. Гнусная  вонь разложения стояла над  растрескавшейся толстой крокодильей кожей умирающего  болота. Это могло означать только одно:  Разум ограничил свой контроль не только над моралью людей.
Травы саванны просели, выцвели, и не сплошное зеленое марево окружало теперь  путников,  а пестрый ковер   с  золотыми  нитями  высохших стеблей.
Мумия монаха на подходе к лесу  по-прежнему  вглядывалась вдаль, наверняка не замечая цветовых изменений.
     К больнице прошли в обход от основной тропы, а потому Апис мог избежать шумного  приветствия, возможно и на этот раз ждущего его у хижины Джагдиша.
Подходя к длинному одноэтажному зданию в просветах между стволами они разглядели большую толпу  у ближнего входа.
-Отец попросил подойти ко второму входу. Там никого не будет, так как вся толпа стоит у приемной.
      В первое свое посещение Апис не интересовался зданием,  озабоченный болезнью Гора, а теперь смог  рассмотреть. Больница была, верно, единственным  строением  Эдема  с твердой постоянной крышей. Стены, поддерживающие крышу, были  выложены из крупных камней, тщательно подогнанных друг к другу. Она  была построена еще во времена  заселения Эдема на твердом гранитном основании,  и должна была  простоять еще  десятки  тысяч лет.
     У порога Аписа встречал озабоченный  Риши, на лице которого, тем не менее, появилась радостная улыбка при  виде сына, и уже знакомый врач Поллаб.
-Как здоровье бога Гора? - сразу спросил последний, с удовольствием выслушав  ожидаемое сообщение  о прекрасном самочувствии  бывшего пациента.
-Хотите пить или есть? - спросил  Риши, переводя взгляд с сына на Аписа.
-Меня накормили на два дня вперед, - пожаловался  Кумар. Апис же, торопящийся в обратную дорогу, есть отказался.
-Тогда пройдем  к больным, - сказал Риши, отпустив домой Кумара.
В коридоре приятно холодил босые ноги пол из монолитного гранита. По одну сторону длинного и широкого коридора тянулась наружная гранитная стена с узкими, так что в них не мог пролезть человек, бойницами,  смотрящими в лес. Внутренняя, из гранитных же плит, была разбавлена металлическими, позеленевшими от времени   дверьми, ведущими в палаты и служебные помещения.   
    Звякнул наружный металлический засов на одной из этих дверей и Поллаб ввел гостей в одну из больничных палат, которая представляла собою большую комнату, вместо  наружной стены в которой, полностью отделяя её от больничного двора, стояла толстая мелкая решетка из заменителя металла, который применялся и в качестве  боковых стоек во всех хижинах. Была еще и внутренняя стена, делящая палату надвое, в которой  были  три дверных проема, завешанные  бамбуковыми занавесками. Они вели, как понял Апис, в ванную, туалет и кухню с неизменным синтезатором.
На  отшлифованных временем толстых досках лежака, опирающихся на четыре бревна, изображающих ножки, у коридорной стены  лежал совсем  молодой, лет  сорока,  человек с  черными кудрями, стройный, с правильными мягкими чертами лица и полными красными губами. Белый хитон резко оттенял его черную кожу. При появлении входящих он вскочил, поклонился  черному хитону и с улыбкой поднял глаза на гостей.  Никакой мебели в палате больше не было, потому  разговор  вели  стоя.
-Вот наш больной, зовут его Всполох, из общины наци..., - начал было Поллаб, но пациент выставил руку вперед, протестуя. 
-Никакой я не больной! Я вообще не понимаю, почему меня привели сюда. Тем более, что мы уже знакомы с богом Аписом, и он может подтвердить, что я здоров.
Говорил он  спокойно и даже ласково.
-Но вы же убили человека! - воскликнул врач.
-Но это еще не значит, что я болен!
-Разве  может здоровый человек даже подумать об убийстве?
-Он обязан об этом подумать, если его семье, его друзьям, всей его общине грозит опасность от того, на кого  он поднимает руку.
-Кого же ты убил? - вмешался  в разговор  Апис.
-Пришел в очередной раз к кому-то из своих родственников человек из общины вици, Идан. Ты знаешь его. Я был с ним на тропе у озера общины демократов. Эти вици всегда жили недалеко от нас. У нас много  смешанных  семей,  но их маленькая община располагается на нашей земле, поэтому они должны жить по нашим законам, а он в этот последний свой приход к нам говорил вслух специально, чтобы показать, что говорит на своем жаргоне, который отличается от нашего.
-Вы говорите на каком-то своем языке? - удивился  Апис.
-Мы все говорим на общем для Эдема языке, но внутри своей общины сохранили тот язык, с которым еще наши общие с вици предки явились сюда с Земли. И  вслух в своей общине с не инициированными говорим только на нем. Поселились  наши общие предки в двух разных местах из-за нехватки выходов воды и канализации для устройства хижин в одном месте. Одна группа по названию местности на нашем языке назвалась наци, другая вици. За тысячи лет наш собственный, некогда общий для обеих групп язык, сильно изменился, и жаргон вици сильно отличается от нашего нормального языка. Мы всегда были к этому равнодушны, но теперь, когда проснулось вдруг наше национальное чувство, желаем, чтобы они говорили только  на нашем языке. Они же желают сохранить свой, и даже хотят вообще отделиться от нас. Но как можно отделиться, когда они живут на нашей земле? Я потребовал, чтобы  Идан  говорил  на нашем  языке, а он оскорбительно ответил, что будет говорить по-своему. И своих детей будет учить своему  языку. И что же,  разве  это можно было терпеть? Ведь это был вызов, угроза всему нашему обществу. Скрепя сердце, ведь он был моим родственником и другом, я ударил его. И подошли соседи, узнали, в чем дело и тоже стали его бить. А потом оказалось, что Идан умер. Но не придавайте этому большого значения. Я уверен, что только силой, как бы это ни было прискорбно, можно добиться единства нации. А тот, кто не желает жить и  говорить  как мы, выполнять все наши законы, обязан  либо уйти прочь с нашей земли, либо мы  вынуждены будем убить его, хотя об Идане я скорблю.
-И что же, вас никто не остановил?
-Глава нашей общины, Велеба, был возмущен. Он обвинил меня в убийстве, узнал у скотоводов, у которых как раз случилось подобное, как поступили они с убийцей их главы, а потому и меня, я думаю больше для того, чтобы защитить от гнева вици, объявил сумасшедшим и повелел  своим помощникам, Гриде и Ратше, доставить в больницу. Он не понимает, что и я, и мои соседи  совершенно здоровы, и только потому мы так болезненно реагируем на поведение вици!
-Каждый человек нуждается в признании, - вмешался Поллаб. - Ведь признание означает, что твое положение достаточно для того, чтобы сохранить потомство в наилучших условиях. Это проявление инстинкта самосохранения. Именно это чувство руководило Иданом. Он отстаивал свой мир, свой язык.
-Ты что же, думаешь, что это чувство атрофировано у нас? - возмутился Всполох. - Когда вернусь, уж постараюсь наставить главу на путь истинный.
-А если он  будет стоять на своем?
-Тогда я вынужден буду убить и его.
Детское лицо, наивная честная улыбка.
-Правильно говорит, - донеслось  со двора.
Головы собеседников повернулись в сторону говорившего. По другую сторону  решетки, отделяющей палату от двора, стояло несколько человек примерно того же возраста, что и Всполох. Оказывается, они присутствовали при разговоре. Мрачные черные лица поверх ослепительно  белых, на фоне черных лиц и ног, залитых солнцами хитонов.
-Но разве можно убивать только за то, что человек, тем более братской для вас общины, желает сохранить свою культуру, язык?  Это же..., - Поллаб задохнулся, не найдя определения.
-А что же делать в этом случае? - искренне удивился Всполох. - Ведь и мы желаем сохранить свою культуру!
-Но убийство преступление!
-Преступником я могу стать только с возникновением права и описания данного поступка в нем как преступления. Но за подобные убийства на Земле давали ордена и ставили статуи, - прервал его Всполох. - Ведь я защищал язык и великую культуру собственного народа от поругания! Я достоин награды, а не порицания.
-Мы специально вызвали бога, чтобы он принял решение, - сказал Поллаб примирительно.
– Лишь психически больной человек может убить, а потому Всполох должен лечиться, - твердо заявил Апис.
- Я говорил с ним сразу после того, как его привели, - поделился своим наблюдением Поллаб уже в коридоре. - Всполох исполняет обязанности учителя литературы и морали в местном интернате. Оказался очень тонким, ранимым человеком. Читал мне стихи, говорил о любви и братстве. Одно упоминание о том, что у нас под замком томится еще один узник, довело его до слез сострадания.
-Врачам и Касим покажется прекрасным человеком, - едко прокомментировал Апис.
Убежище Касима находилось в следующей палате. Из открывшейся двери в темень коридора хлынули квадраты продравшегося сквозь наружную решетку солнечного света. Но сидящего в центре палаты прямо на каменном полу Касима, казалось, солнца не освещали. Мрачным пологом его темной души были придавлены и все окружающие предметы.
-Ты не поменял своего взгляда на убийство Аделя? – спросил Апис, не здороваясь.
-Для этого я должен изменить Всевышнему! Если бы Адель вдруг ожил, я убивал бы его снова и снова! Все верующие чуждых религий и отступники от моей веры -  мои враги!
Со стороны двора послышалось движение. К решетке, отделяющей палату от улицы, прислонилась группа скотоводов. Девушка, стоящая в середине группы, вдруг запела высоким, тонким голосом, остальные голосами своими создавали прекрасный фон для её песни.
-Пятидесятый псалом на арамейском языке, - вполголоса просветил Аписа Риши. –Через религию пришли к нам когда-то песни, и вот, через неё же возвращаются.
-Может у него поражение префронтальной области коры мозга, - размышлял  Поллаб, когда они вышли в коридор, - а отсюда понижена способность к восприятию любых доказательств и фактов, противоречащих его уверенности в существовании именно его Бога?
-Всполох, по крайней мере, более вменяем, - констатировал Апис. - Я говорил с Касимом прошлой ночью, и могу признаться, что не знаю, что делать. За убийства нужно бы наказывать, как это было на Земле, но сейчас нет законов. И почему такие, как Касим, стали чрезмерно агрессивны?
-И это зло уютно сочетается с таким прекрасным пением, - обратил внимание друзей Риши, и собеседники притихли, с восторгом вслушиваясь в красивый и сильный мужской голос, подхвативший в этот момент псалом, глухо доносящийся до них через закрытую дверь.
-При воспитании детей в Эдеме Разум полностью  подавлял любые проявления агрессии, даже во время игр, - продолжил по окончании пения Поллаб. - Вспомните милые детские сказки, которые нам, извлекая текст из  Разума, пересказывали учителя. После того, как Разум разрешил нам думать о смерти, я как-то пожелал  прочесть их снова. Вызвал из памяти  земные издания, но опознать сказки, теперь уже не измененные Разумом, смог лишь по именам героев. Оказывается, земляне читали совершенно другие истории. И какими же кровожадными монстрами оказались милые сказочники Андерсен и Гофман. Вот, к примеру, в человеконенавистнических русских сказках старуха пыталась в печи изжарить мальчишку! Живьем! А когда ему удалось обмануть старуху и самому изжарить её, то подразумевалось, что ребенок, читающий сказку, должен был хлопать в ладоши от радости!
-Бабу Ягу, эту основоположницу педиатрии, оговорили, - запротестовал Риши. – Сажание болезного ребенка, обмазанного ржаным тестом, в печь - обычный  обряд «припекания». Еще поэта Державина лечили  подобным народным образом.
-Да, я помню сказки, - с ностальгической ноткой вставил Апис.
-После инициации учительскую слащавость, изуверскую идеологию альтруизма навязывал уже Разум напрямую каждому, - продолжал Поллаб. - Он жестко подавлял любое проявление агрессии, это уродовало личность и порождает теперь среди нас маньяков и садистов. Их разум просыпается, и я с ужасом ожидаю наплыва подобных
больных.
-А что ты скажешь об убийцах?
-Если человек в жизни своей руководствуется представлениями, лишенными доказательств, я склонен считать его умалишенным. Окружающие же думают, что он здоров, а держать здоровых под замком если и не незаконно, так как законов нет, то  аморально!  Потому только указание бога может оправдать перед остальными мои действия. А еще нам нужен закон, запрещающий убийства.
-Чтобы издать закон, нужен законодательный орган, который был  бы  всеми признан, - впервые подал голос  Риши.
-Это практически невозможно, - заявил Поллаб. - Мы переживаем перестройку в мышлении, а потому весь старый порядок отброшен, никто ни с кем  не считается, и то, что гнездилось на дне души, в отсутствии внешней принуждающей к порядку силы вылезает наружу.   Как и в каждой революции, ныне правит подонок.
- В таком случае  обратимся к  традиционной  инстанции, к богу!
-Что же я должен сделать? - растерянно произнес Апис.
-Провозгласить закон!
-Какой закон?
-Запрет на убийства! - вскричал  Риши. - Ведь это невозможно, бесчеловечно, аморально по религиозному или националистическому поводу лишать человека жизни! 
-А как я донесу этот закон до людей?
-Мы мысленно передадим закон.
-Тогда  сообщите всем, - медленно, судорожно подбирая слова, заговорил Апис: - каждый, кто убьет человека, кто за своими амбициями утратит чувство краткости бытия, кто нацию, религию, справедливость поставит выше жизни ближнего, должен быть всеми  отвергнут, и никто не должен подать ему руки!


ГЛАВА   14

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ БОЛЬНИЦЫ


        -Что делают эти люди, толпящиеся  с противоположной  стороны больницы? - спросил Апис, когда Поллаб  вел его и Риши к выходу по коридору.
-Больные пришедшие на прием.
-Как больные? - остановился опешивший Апис. - В прошлый свой приход, когда мы принесли сюда бога Гора, мы не видели  у вас ни одного больного!
-Больные стали появляться недавно. С каждым днем их становилось все больше, а теперь обрушились лавиной. Помимо меня в больнице есть ещё два врача. Этого количества всегда было достаточно, а теперь мы не справляемся с потоком. Набрали только что инициированных мальчиков из общины буддистов. Они помогают, как могут. Выясняют у пациента жалобы, а затем запрашивают у Разума, при каких заболеваниях подобные симптомы встречаются. И только пациент с поставленным ему предварительным диагнозом попадает к врачу. Это сокращает время на осмотр.
-Но ведь каждый больной может сам себе поставить диагноз, предъявляя жалобы Разуму?
-Большинство больных старики, которые отвыкли напрягаться, вникать, осознавать. А молодым еще интересно.
-Но инициированные практически никогда не болеют, разве не так?
-Разум оставил нас своими заботами. Старики, которым за сто, а их большинство,  вдруг,  буквально за несколько дней,  стареют на десятки лет. Просто распадаются на глазах. У них резко понизился иммунитет, случайные царапины приводят к трудно излечивающимся нагноениям.
-Старость наша объясняется необходимостью противостоять паразитам. Чем раньше умрет отдельный индивид, тем быстрее обновится популяция, тем лучше приспособится она к паразитам, - добавил Риши. - Вот потому без надзора Разума все стали стареть так быстро.
-И микроорганизмы, до того урезониваемые Разумом, стали, как истинные и порядочные симбионты, убивать стариков, как делали это всегда, чтобы сохранить молодых, а с ними и нашу популяцию, с которой они сроднились.
-Как! Даже микробы нас поражают выборочно? - воскликнул Апис. - Значит, они разделяют взгляды Рэя?
- У стариков посыпались зубы и почему-то вновь, как обычно, не вырастали, - продолжал Поллаб, не комментируя вывод Аписа. - Наш стоматолог только через некоторое время узнал, что на Земле, оказывается, люди имели всего два комплекта зубов, молочные и постоянные. А у нас, как у тигров, до последнего времени  было  целых шесть комплектов.  Теперь же старики не могут грызть сырое мясо, овощи. А стоматологи до сегодняшнего дня лечили лишь детей до момента инициации и искусственными челюстями занимались крайне редко. Появились проблемы с мочеиспусканием из-за аденом. Весь психиатрический блок забили бы больные с депрессиями и неврозами, но я лечу их в саду, не допуская в это отделение. Если раньше вы, я знаю это от Риши, не могли найти ни одного, желающего совершить самоубийство, то теперь некоторые старики сами требуют эвтаназии. Начинается психическая эпидемия. Завидую животным. Они бессмертны, так как о смерти не ведают. А бедного человека природа наградила страхом смерти, и разумом, чтобы предвидеть конец. Прекрасные условия для неврозов и ипохондрии.  Но чего я действительно боюсь, так это эпидемий, которые могут стать гибельными для всего населения уже в ближайшее время. А если не произойдет и этого, то мы все равно вымрем, и весьма скоро.
-Отчего же?
- Есть такое понятие - вырождение генофонда популяции в условиях отсутствия естественного отбора. Ведь для того, чтобы популяция оставалась жизнеспособной, необходимо, чтобы менее здоровые и жизнеспособные  особи  в ней постоянно погибали,  не достигнув репродуктивного возраста. А ситуация “рождаются только два ребенка и оба дорастают до взрослого”  без незаметной для нас в течение тысяч лет деятельности Разума приведёт к тому, что через десяток поколений люди станут настолько больными, что будут умирать и от известных болезней, и от тех, о которых мы сейчас и не ведаем. Тем более что у нас довольно распространены и близкородственные связи, так как молодых в общинах весьма мало. А межобщинных браков практически не бывает. Я предвижу рост наследственных заболеваний, к примеру таких, как гемофилия у потомков королевы Виктории.
И что же делать?
-Больные из общины демократов с возмущением рассказали, что их незаконный глава Рэй предлагает, по примеру древней Спарты, сбрасывать больных новорожденных с последнего этажа одной из овощных башен. И, как бы жутко это не звучало, возможно, это одно из решений в нынешних условиях. Мы не знаем, как Разум регулировал здоровье. Поэтому лишь браки между представителями разных общин, повышение рождаемости и, как ни странно, снижение медицинской помощи новорожденным для естественного отбора...
     Апис в очередной раз почувствовал острый стыд перед человеком, который  мучительно искал выход из  безвыходных ситуаций, тогда как он, которому было так много доверено, по глупости совершил поступок, последствия которого становились все более ужасными.
Крепкая дубовая дверь выпустила собеседников наружу. Они уже вышли за угол больницы  к тропе, ведущей к болоту, когда  ужасные крики ожидающих приема врачей с другой стороны длинного здания больницы заставили застыть на месте. Как биллиардные шары от удара битка белые хитоны вдруг метнулись врассыпную. Часть их исчезла за углом, очевидно больные пытались спастись в приемном отделении. И проявился виновник переполоха - свирепый дикий кабан, очевидно выбежавший из леса и теперь, склонив голову с кинжалами клыков, двигающийся к больнице. Добежав до места, где только что толпились люди, он остановился, задрав голову вверх, но не увидев ни одного. Всхрапнув и вновь наклонив голову  бросился  в направлении Аписа и его спутников.  Апис застыл. Он даже не испугался. Никогда  и  никто не говорил ему  о самой возможности нападения кабана на человека. Это было противоестественно и даже забавно.  Поллаб и Риши стояли несколько позади. Они не могли бросить бога, а оттянуть его силой в сторону, за угол здания, не сообразили. Казалось, неумолимое должно было свершиться. Белые хитоны, вновь собравшиеся вдали, застыли тоже.
Хряк горою рыжей шерсти надвигался и вдруг, метра за три до цели, остановился, уперев все четыре конечности в землю.  Черный истукан, никогда им не виденный, очевидно, испугал кабана. Апис захотел  подойти и погладить добрую свинку, как это он проделывал в детстве. -Уходи! - воскликнул он, вспомнив утверждение Сифа, что животные могли понимать некоторые фразы, но стоило ему сделать один шаг к кабану, как хряк всхрапнул, бросился в  сторону  и исчез  в кустарнике.
Издали раздались хлопки, перешедшие в овацию.
-Как короче пройти к тропе? - обернулся Апис, стоящий в начале искомой тропы, к Поллабу, - мне надо  торопиться  к Гору.
Беспомощность бога в элементарных вопросах  поражала.
-Ты, верно, больше клыков кабана боишься наших больных? - догадался  Поллаб. - Иди за мной.
Но уйти они не успели.
Белая лавина растянулась от приемного покоя до еще неподвижно стоящего Аписа, и пока совсем уж увечные и немощные только начинали свой ход, первые, наиболее здоровые, уже затопили все пути отхода. Окружили черный хитон плотным белым кольцом, бросились на колени, протянули костлявые  руки с вывернутыми пальцами.
Повернули к богу бельма глаз.
Ощерили редкозубые рты.
Выпятили  язвы и  грязные  лысины.
Дрожащие когтистые лапы схватили край его хитона, распахнули, обнажив естество, и Апис впервые почувствовал стыд обнажения. Будто сдернута была маска дутого величия, и вот - не бог всесильный, а убогое, тощее создание под черным  одеянием.
Такое же, как все.
Худшее, чем все.
-Прикоснись ко мне, прикоснись ко мне! - кричали, шептали, умоляли сквозь слезы.
-Слух был здесь среди больных, что это боги за грехи паствы наслали порчу, и теперь только прикосновение бога исцеляет, - на ухо Апису проговорил среди всеобщего волнения и бормотания Поллаб. - Ты прикоснись, тебе ничего не стоит, а они будут надеяться.
      Апис осторожно,  боязливо  стал касаться обеими руками голов, рук, хитонов. Его хватали,  тянули к себе, призывали: "Прикоснись к моей голове",  "наложи руки на глаза", "не могу ходить" , "только ты...."
Отставшие  хромые, опирающиеся на узловатые палки, ослепшие, ведомые товарищами, обессилившие тоже подскребывались, лезли вперед с остервенелыми лицами, расталкивая  стоявших, желая не упустить...
Через некоторое время Апис стал изнемогать. 
Жарко, как и раньше, было в общине  буддистов, душно из-за дыхания сотен зловонных глоток, мутило от гнусной вони распадающейся от взрывного старения  немытой плоти,   кружилась голова от голода и жажды. У него потемнело в глазах и, покачнувшись, бог рухнул на траву,  измятую сотнями ног.
-Разойдитесь! Видите, вы забрали у него всю энергию! - закричал Поллаб, ворвался в круг, подхватил на руки  худенькое тело, бросился в здание больницы.
-Запри дверь, - крикнул он Риши, следующему за ним по пятам, стоило им войти в коридор.
-Это обморок от переутомления, - сказал Поллаб  Апису, открывшему глаза только в коридоре.  - Бледная  кожа  и испарина на лбу. Сейчас выпьешь воды и ляжешь спать в одной из палат.
-Я не могу остаться, -  прошептал  Апис. - Я не предупредил спящего Гора о том, что ушел к вам. Он будет переживать вновь.
Через полчаса разочарованная толпа отковыляла к другому концу здания, к приемному отделению. Воспользовавшись этим, Поллаб осторожно вывел отдохнувшего Аписа из больницы. Незамеченными  нырнули они в заросли,  в которых  незадолго до этого исчез кабан.
-Этот ужасный процесс распада творится со всеми стариками в Эдеме? - спросил Апис, кивнув в сторону  невидимого уже входа, откуда и сюда, в лес, доносился гул толпы.
-Конечно. И все они, кроме больных из общины скотоводов, бредут сюда, к нам, в единственную больницу.
-А почему не приходят скотоводы? Разве они не болеют? Разве их не оставил заботой Разум?
-Болеют. Но они отрицают медицинскую помощь и признают только молитву. И  опираются на Послание Иакова: «Зло страждет ли кто из вас, пусть молится. Весел ли кто, пусть поет псалмы. Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему.»
-Я не выдержу, если от меня еще раз подобная же толпа потребует исцеления!
-Этот  идея пришла в голову  одному из  страждущих от безысходности  уже здесь,  у нас, в больнице. И многие поверили, как когда-то верили в сглаз, колдовство, гомеопатию и обещания демократов.
-Но  больные  разнесут  эту мысль  повсюду, и мне невозможно будет появиться на людях!
-Не разнесут. Отсюда старики никуда не уходят, так как нет сил на обратную дорогу. А мыслями они уж ни с кем не делятся. Они идут в сады, питаются плодами, и там же умирают. Мы не успеваем хоронить. Вот я больше беспокоюсь о том, что теперь из-за диких животных опасно будет ходить по лесу в одиночку. А ведь у нас больные в садах, дети!
-Ты же видел, кабан не напал на меня, - унылым голосом проговорил  Апис, который лишь теперь догадался, какой опасности избежал.
    Несмотря на то, что он уже два раза ходил по тропе, Апис, отпустив провожатого,  заплутал, так как рядом с общиной было достаточно тропинок ведущих куда угодно, но только не к болоту. Уже выключилось и второе солнце, когда он добрался до безошибочного ориентира - эвкалипта с неподвижной фигурой под ним. Много времени потерял затем, продираясь сквозь колтун свалявшихся саванных трав. Через болото переходил уже при свете лун, и босые ноги скользили по мокрым, покрывшимся росой гранитным столбам, мертво отражающих тусклый лунный свет,  и в любую минуту можно было соскользнуть в  затянутую тиной  угрюмую топь.


ГЛАВА  15
 
НАПАДЕНИЕ   НА   БОГОВ


    Посреди луга, перед хижинами, среди ночи его встречал Гор. Апис никогда не видел его таким растерянным и опустошенным. Из старика будто вынули стержень и он обвис, сгорбился,  опираясь на кривую неряшливую палку, подобную тем, которые они с Сифом готовили для отражения нападения волков.
 Поникшая борода глухо  серебрилась в лунном свете.
-Произошла катастрофа! - отчаянно выкрикнул он, даже не поинтересовавшись причиной отсутствия Аписа. - Отказали синтезаторы!
У Аписа подкосились ноги. Так был бы поражен путник посреди обжигающей  пустыни, вдруг обнаруживший, что весь запас воды вытек из прохудившегося  бурдюка.
-Может быть, это только...?
-Твой не работает тоже. Невозможно, чтобы отказали сразу два. Это Разум отключил их! Если выключатся солнца и отключится обогрев,  мы превратимся в  стылый  жуткий  гроб, летящий в бесконечной пустоте. Я старик, и мне простительно будет покончить с собой. Но как оправдаюсь перед собственной совестью, что не смог защитить, спасти вас? 
     Апис бросился в свою хижину, прикоснулся к холодному боку синтезатора, но тот не ожил, не  высветил запроса  блюд на  ужин, как всегда. Цельный монолитный куб, который невозможно разобрать. Обычно стоило лишь назвать блюдо, и прямо на подставке в углублении синтезатора  проявлялась  вначале  подходящая случаю посуда, заполняющаяся затем готовой пищей. И убирать было легко. Поставишь блюдо с остатками в углубление, и все исчезает, будто испаряется.
     Апис, как и остальные жители Эдема, с детства привык пользоваться синтезатором.  Но он не слышал, чтобы где-то, у кого-то этот аппарат ломался.
-Давно это обнаружилось? Ведь утром я кормил гостя, и синтезатор еще работал, - спросил он, выходя из хижины в лунную мглу.
-Я обнаружил это когда ты, наверное, пересекал болото.
-Будем переходить на подножный корм, - невесело пошутил Апис.
Неясный, призрачный свет появился за каменной глыбой, скрывающей в чреве своем управление Разумом. Это означало только то, что по тропе от демократов идет человек, и начинают светиться при его приближении растущие вдоль тропы деревья.
Оба бога обратились в сторону тропы. Долго ждать не пришлось. Через несколько мгновений из-за глыбы буквально выскочил Сиф, и, махая руками, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла, закричал: - Немедленно бегите! Толпа скотоводов приближается сюда.
-Зачем? – Гор подбоченился гордо, что было видно даже в лунной тьме.
-Кто-то пустил слух, что во всех нынешних бедах виноваты боги. И если у демократов это вызвало только насмешки, то скотоводы взбудоражены. Тем более они недовольны ещё и тем, что Касим помещен в психиатрическую больницу по приказу Аписа. Когда я настраиваюсь на скотоводов, меня потрясает волна охватившего их гнева. Перед глазами стоит страшная картина. С кольями, деревянными вилами они бегут, спешат сюда!
-Разве нас не защитит статус богов? – растерянно воскликнул Гор.
-Они отринули все, что ранее внушалось им Разумом. Никакого почтения, никакой боязни! У них теперь есть собственный  Бог. А вы, в лучшем случае,  шайтаны, восставшие против  воли  их Всевышнего.
Гул ломящейся через лес толпы донесся сквозь ночную тишину. С противоположной стороны глыбы затрепетали всполохи от деревьев, растущих вдоль тропы, ведущей к скотоводам.
-Некогда ждать! – свистящим шепотом проскрипел Сиф. – В какой стороне поляны нет светящихся деревьев? Светом своим они выдадут нас погоне.
Гор махнул рукой в сторону головной стороны Эдема, где не было троп. Не сговариваясь, трое бросились к лесу, причем Апис поддерживал Гора, потерявшего где-то палку и теперь припадающего на левую ногу.
Как только заросли, окружающие поляну, скрыли их, беглецы остановились, стараясь  сквозь листву разглядеть погоню. И вот, с противоположной  стороны из-за  гранитной глыбы вывалилась толпа. В руках у многих  ярко светились холодным светом выломанные со светящихся деревьев ветви. Преследователи бросились к хижинам богов, в которых тут же ярко вспыхнули светящиеся деревья.
Крики разочарования донеслись до беглецов.
-Они где-то здесь! Они не могли убежать далеко! Давайте прочешем ближайший лес! – кричали одни.
-На тропе к демократам до сих пор светятся деревья. Значит, они убежали туда! –кричали другие.
-Проследите, не шел ли этой дорогой сюда кто-нибудь из демократов. Ведь это и после него мог остаться светящийся след.
Все затихли вдруг. Сиф присел и скорчился, прикрыв голову руками.
"Старается закрыться от толпы, чтобы не выдать свое присутствие",  догадался Апис.
-Никто не проходил, - заявил среди тишины грубый голос. - Я не чувствую никого из инициированных поблизости.
–Значит, незадолго до нас по тропе от нас убежали проклятые шайтаны. А еще говорили, что они не инициированы. А вот почувствовали наше приближение, если только кто-то не выдал нас.
-А может по тропе проходил кто-то из демократов? Я чувствую чьё-то противодействие нашим поискам, - заявил один из скотоводов и беглецы инстинктивно вжались в деревья, за которыми стояли.
-Если мы пойдем за ними к демократам, будет война, - заговорил третий умиротворяющим голосом. – Нас здесь мало, нас легко побьют. Лучше завтра пошлем послов с просьбой выдать богов и объясним, почему мы преследуем их.
-Демократы  не верят в вину этих свихнувшихся, восставших против воли Всевышнего, навлекших на нас столько бед шайтанов. Разве вы не чувствуете этого? А может  они заодно с ними?
-А что, демократы не едят? Или им нужны болезни и  смерти, которые на нас навлекают шайтаны, которые, между прочим, только что обнародовали манифест.   "...Каждый,  кто убьет человека, кто за своими амбициями утратит чувство краткости бытия, кто нацию, религию, справедливость поставит выше жизни ближнего  - будет отвержен, и никто не должен подать ему руки!" - продекламировал кто-то.
-Уже знаем! - ответил один из нападавших.
-Давайте разделимся! Одни пойдут к демократам без каких-либо к ним претензий. Только с вопросом: у них ли боги. Мысленно они не отвечают на наш запрос. А часть встанет цепью и прочешет лес вокруг. Жаль, что никто из наших не тренировался в восприятии инфакрасных лучей, а теперь на это нет времени. Придется вести поиски со светящимися ветками. Шайтаны не могли далеко уйти, - звонко проговорил тот же голос, который прежде чувствовал противодействие  поискам.
Согласие было достигнуто, о чем можно было судить по тому, как быстро и неразборчиво заговорили все сразу, начали считаться.
-Надо уходить, - тихо прошептал Гор.
 В кромешной тьме, так как в этих местах не было тропинок, а луны закрывались густыми кронами, удобнее было двигаться цепочкой. Посреди леса росли сплошь фруктовые деревья. Переспелые гнилые фрукты, орехи валялись на земле, из-за чего беглецы часто скользили, спотыкались, чуть не вывихивали ноги, наступая на крепкие плоды. Тонкий винный аромат, сопровождающий фруктовое гниение, преследовал беглецов.  Впереди шел Сиф, каким-то чутьем разыскивающий  проходы в чаще, за ним Гор и Апис, поддерживающий сзади под руку хромающего Гора.
Преследователи, медленно прочесывающие местность, отставали. Их перекликающиеся голоса, доносящиеся со всех сторон, постепенно ослабевали.
-Караван идет со скоростью самого медленного осла, - прокомментировал их отставание Сиф.
Через пару километров Гор решил, что стоит повернуть  налево, дойти до озера демократов с противоположной от тропы стороны, а затем, обойдя озеро, вновь повернуть налево, и по лесу дойти до общины демократов.
Это было разумно. Повернули влево.
-Стой! - сделал знак рукою Сиф через некоторое время, и беглецы остановились, замерли, и лишь грохот бьющихся сердец мог выдать.
Сиф, напряженно всматриваясь в темноту, сдернул вдруг с себя хитон, оставшись голым, скомкал его и, повернувшись к богам, сунул  в руки Апису. Тот инстинктивно спрятал белый сверток за пазуху. Затем Сиф осторожно обогнул богов и пошел в обратном направлении.
-Метрах в пятидесяти между деревьев шел человек, и его белый хитон буквально светился в лунном свете, - шепотом объяснил свое поведение Сиф, когда они отошли метров на сто. - Хорошо, что он не посмотрел в мою сторону. Думаю,  скотоводы обходят нас и с боков, так что путь один, в самую голову Эдема. 
-Но туда ходить запрещено! – приглушенно воскликнул Апис.
– Разум всегда запрещал приближаться к центру, - согласился Сиф, - да и смысла в этом нет, и не растет там ничего. Голая скала. Но главное - там невесомость. Но у нас нет другого выхода.
-Все верно, - вмешался отдышавшийся Гор, - однако я знаю, где по камню к самому центру натянуты еле заметные шелковые нити. Вот, держась за них, можно безопасно пройти к самому центру. Этого знания нет в Разуме, оно доступно лишь богам.
Двинулись дальше с таким расчетом, чтобы луны  светили в спину.
Апису казалось, что надо бы идти быстрее, что лес полон голосов преследователей. Каждый темный предмет впереди был сгустком ужаса, каждый крик лесных обитателей, шорох в кустах заставлял замирать на месте.
Через некоторое время, когда Гор стал явно отставать от Сифа и все сильнее опирался на руку Аписа, идти стало легче.
-Приближаемся к центру, - останавливаясь чтобы перевести дыхание, заметил Гор.
И действительно, еще несколько сот метров и тело каждого потеряло не менее половины своего веса. Ближайшая луна светила в спину.
 Вскоре высокие деревья стали исчезать, и беглецы оказались в зарослях  плодоносящих  кустарников.
-Здесь деревья становятся очень легкими, и ветер  легко вырывает их с корнем, - объяснил Гор. Он уже почти не налегал на руку Аписа, только прихрамывал.
Еще несколько шагов и они вышли на поляну, залитую светом пяти лун,  выстроившихся  в одну линию почти на одном уровне с беглецами. Лес уже не закрывал их свет, так как деревья верхушками своими темной массой колыхались где-то внизу. В этом месте ветру могла противостоять лишь малорослая  травка.
-Подождите здесь, - сказал Гор. Он прошел куда-то  вбок, слился с темным гранитом, и лишь  серебристое  пятно  бороды  выдавало его присутствие, когда он  оборачивался.
-Идите сюда! Видите, - указал он подошедшим на еле поднимающийся над уровнем почвы и практически невидимый в лунном свете бугорок. - Здесь глубоко в гранит вбит кол, к которому крепится нить, которая протянута по земле к центру. К нашему полюсу, вокруг которого вращается астероид. Держаться за нить тяжело, так как нужно к ней нагибаться. Развяжите пояса, проденьте один конец под низ нити и держитесь за него. Так как в середине своей пояс, чтобы не терялся, припаян к хитону, то он будет крепко держать вас на почве. Нить практически не видна даже днем. Тот, кто не знает о ней, ни за что не найдет.
-А выдержит нить наш вес? – забеспокоился Апис.
-Она рассчитана на пять тонн. Тем более что скоро мы вообще ничего не будем весить.
-А будет ли нам хватать воздуха? Ведь мы лезем в гору! - вновь тревожно спросил Апис.
-Ты начитался исторических земных романов. Это на Земле в горах мало воздуха, - не выдержал Сиф, - а здесь, в закрытой системе, давление воздуха везде одинаковое. Верни мне хитон.
Прошли еще  метров тридцать и Апис почувствовал, что только  пояс удерживает его ноги на холодящем кожу стоп камне. Даже трава исчезла под ногами, так как ничего не весящая  почва была сдута ветром с каменного основания.
Наконец путники, согнувшись и держась за пояса, доковыляли до гранитной болванки, торчащей из гранитной же плиты, по которой они шли. Нить оказалась прикрепленной к болванке.
-Вот центр, вокруг  которого  крутится весь Эдем, - прокомментировал Гор.
От болванки  тянулся вертикально вверх, если верхом считать противоположную от почвы сторону, в пустоту канат толщиной с руку.
-К этому канату привязаны  солнца, которые ночью переквалифицируются в луны, - сообщил Гор. - Видите, луны слились в одну линию, и мы видим лишь ближнюю к нам. Канат длиною более двадцати километров, но так как он висит по центру, он, как и солнца, нанизанные на него, ничего не весит. Сейчас и мы ничего не весим, и любой ветерок унесет нас вдоль каната, к лунам. А там, как когда-то нам поведал Сиф, тот же ветерок может чуть отнести в сторону от центральной оси Эдема, появится вначале небольшая сила тяжести из-за нашего вращения вокруг каната вместе с воздухом, затем она быстро станет достаточной и мы, как частицы дождя, рухнем на землю с большой высоты. Потому Разум запрещал жителям появляться в этих местах.
Слабый предрассветный ветерок пронесся, и Апис, сглатывающий подступающую слюну, так как его начало тошнить,  вдруг взлетел. К счастью он не выпустил пояс, который цепко держали пугливые руки, а потому трепетал теперь  на ветру как черный  флаг.
В этот момент вдруг непривычно ярко, торжественно  вспыхнуло, преобразившись из ближайшей к ним луны,  первое солнце.
Наступило утро.
И сразу раздался восторженный крик множества глоток.
Преследователи только миновали  кустарники  и, верно, не надеялись увидеть беглецов так близко.
Они потрясали дубинами, ветками, деревянными вилами, и были готовы к самым решительным действиям.
-Я же сказал, - крикнул один из них, - что кто-то мешал мне пересчитать всех демократов и выяснить, не проходили ли они по тропе! И вот, я вижу белый  хитон в компании черных шайтанов.
-Чего вы хотите от нас? - громовым, поставленным за многие годы басом, хорошо слышимым на просторе, спросил Гор, и эхо, никогда не слышанное в густых лесах, многократно ответило.
-Вы лишили нас еды!
-Мы страдаем от бездействия синтезаторов так же, как и вы. Но разве мало плодов в садах Эдема, плодов, на которых скользили вы, пробираясь во тьме  ночи  сюда, наверх? Разве нет в лесах кореньев, которые когда-то выкормили наш род на Земле? Разве нет у вас скота, дающего молоко и мясо? Разве уже не растут овощи в высотных оранжереях по всему острову?
-Ты добиваешься того, чтобы мы, как древние батраки, вынуждены были работать за кусок хлеба? Ты поворачиваешь историю вспять, возвращая  отчужденный труд,  который всегда был проклятием для человека!  Ты  грозишь превратить наш рай в Ад! Только ты, бог Гор, мог вмешаться в работу  Разума! Смерть тебе! 
-Смерть! Смерть! – подхватила толпа, и слова эти полетели эхом над лесами и озерами ко всем, кто уже поднялся в Эдеме в это прекрасное пока еще утро.
Преследователи двинулись вперед. Быстро уменьшающаяся сила тяжести озадачила передних. Тем более что кусты пропали, и держаться было не за что. Толпа остановилась. Посовещались. Вскоре было принято  верное решение.  Все  преследователи привязались  друг к другу поясами, центрами своими припаянными к их хитонам, затем первые двинулись в путь, понемногу растягивая цепь, а последние в цепи своим остаточным весом страховали экспедицию.
Гор со спутниками с тревогой глядели на эти приготовления. Сиф быстро подтянул Аписа к себе и тот с большим трудом развернулся, встал на камень ногами.
Вскоре выяснилось, что людей в цепочке скотоводов  было недостаточно для того, чтобы передние из них достигли цели. Вытянувшаяся в сторону  беглецов  цепочка стала все более растягиваться, приближаясь к беглецам, однако и последние в ней вынуждены были  оставить прежние места и кусты, за которые держались, и подходить все ближе к центру вращения Эдема по скользкому камню, с каждым шагом теряя вес.
-Есть ли такие же нити, ведущие от центра в другую от преследователей сторону? – тихонько спросил Сиф Гора.
- Нити  должны идти в четыре стороны. Но если они увидят, как мы сами удерживаемся на месте, и найдут нить, нам несдобровать. Думаю, им не удастся дойти до нас без страховки.
-До них уже не больше двадцати метров, - с отчаянием прошептал Сиф.
-А что они нам сделают? – неуверенно  возразил Гор. - Мы  держимся за нить, а они становятся легче пуха.
Крик раздался вдруг со стороны преследователей. Идущий впереди цепочки в порыве злобы бросил что было силы в беглецов деревянные вилы. Те пролетели над их  головами, ударились о гранит, отлетели в пустоту, пропали. Однако ноги бросавшего отделились вдруг от твердого основания и тело его, с хитоном,  развевающимся белым  парусом, поплыло в противоположную от броска сторону. Порыв ветра подхватил следующего за ним в цепочке, затем сорвал с почвы еще несколько человек, привязанных к летящим. Оставшиеся пытались удержать улетающих, но веса их было явно недостаточно, и один за другим и остальные, связанные поясами, стали медленно взлетать  как бумажные змеи, увеличивая общую парусность и, тем самым, подъемную силу. Вскоре возносящийся поток воздуха понес  журавлиную стаю  к  первому солнцу.  Было видно, что некоторые пытались отвязаться от соседей, но это уже не приносило улучшения, так как и последний в цепочке оказался уже в невесомости, и лишь бессильно барахтался в воздухе, быстро удаляясь.
-Ну вот, теперь нет необходимости убивать детей или стариков, - с удовлетворением  прокомментировал  жуткую  картину Сиф. – Вряд ли кто из них останется в живых этим утром. Я даже не решаюсь передать эту трогательную картину их семьям.
-Это будет бесчеловечно, - подвел черту Гор.
Убедившись, что преследователей больше нет, беглецы прежним путем вернулись к тому бугорку, от которого начали свой путь.
-А для чего были натянуты эти нити? – спросил Апис, подпоясываясь освобожденным поясом.
-А как иначе при необходимости подбираться к канатам, на которых висят солнца? Правда история не сохранила сообщений, когда это происходило в последний раз.
-А почему инициированные, которые могли бы все рассчитать и выяснить, что их может унести ветер, не сделали этого, - обратился Апис к Сифу.
-Многие из инициированных никогда не пользуются и сотой долей возможностей, которые предоставляет  Разум. Ведь для этого нужно хотя бы немного напрячься, вникнуть. Вначале считают, что всегда успеют, а после теряют ко всему интерес. Да вы и сами слышали, что никто из преследователей даже не настраивался на восприятие инфракрасного излучения. Ведь обычно это умение и не требуется, так как ночью достаточно света лун.
Оставаться на открытой местности было опасно, и это чувство впервые в своей жизни ощутили беглецы. Нужно было спускаться вниз, укрыться под покровом леса. Соплеменники улетевших к солнцам получили, естественно, от последних душераздирающие сообщения об итогах погони, и могли прибыть, поквитаться.
    Уже под пологом тропического леса вскоре  подошли к одному из многочисленных соленых озер, затерянных в лесу, которые не предназначались для купания из-за довольно прохладной воды в них за счет большой глубины, и остановились на берегу.
 -Здесь отдохнём и позавтракаем, - распорядился  Гор.
Влажный тропический лес лишь при подходе к нему казался высокими непроходимыми джунглями. На самом деле за первой грядой высоких деревьев, отделяющих хижины от леса, все пространство было занято плодовыми деревьями, которые в изобилии давали грецкие орехи, миндаль, каштан, плоды хлебного дерева, разнообразные  фрукты.  Причем если одни деревья цвели, другие уже  радовали глаза зрелыми плодами. Остаться  голодным в лесу было невозможно. Подлесок рядом с расположением общин использовался любителями для выращивания ямса, бананов, таро и другой продукции. Там, где не было культурных посадок, росли различные ягоды. За всем этим великолепием незримо присматривал Разум.
Сиф сбросил хитон  и поплыл к середине озера, где высилась небольшая  гранитная  скала с птичьим базаром на ней. Вскоре  вернулся с дюжиной яиц, завернутых в  большой зеленый лист.
-Рыбы так и бьются о ноги, - пожаловался он,  растирая  хитоном покрасневшее тело. - Если не наедимся этим, - кивнул он также и  на гору плодов, принесенных Аписом, -  то поймаю пару рыбешек. Их можно есть сырыми.
-Наша теперешняя растительная диета увеличит постепенно жевательные мышцы и челюсти. Увеличение жевательного аппарата на один грамм уменьшит вес мозга на два грамма, - сухо заметил Гор.
-А я читал, что на Земле многие отказывались от мяса. Может и нам...? - неопределенно протянул Апис.
-Когда-то парантропы перешли на растительную пищу, развили мощные челюсти и уникальную вертикальную манеру пережевывания грубой растительной пищи, тогда как у нас челюсти движутся в стороны, и дожили до исторических времен только в виде окаменелостей, - резонно заметил Сиф, - а  грациальные австралопитеки, слабые падальщики, перешли на питание мясом, и выжили. Мясо создало людей из обезьян. Без него не хватило бы энергии на  развитие мозга! Правда, уже миллионы лет назад наши предки освоили кухню, и варили крахмалосодержащую пищу, из которой организму легко извлекать глюкозу для работы мозга. Но у нас уже есть мозг, так что мы вполне сможем пропитаться без синтезаторов! От пищи в сыром виде запах нашего тела будет походить на аромат младенца. А фрукты, орехи, зелень и сырые овощи вообще природные дезодоранты.
Гор вздохнул.
-Даже в каменном веке сидевшим в пещерах старикам приносили еду соплеменники, - весело прокомментировал его  вздох  Сиф.
-Раньше старики были источником мудрости и знаний. Только потому их ценили и кормили, -  уныло проговорил  Гор, - а теперь в Эдеме, наверное,  только галки, не имеющие врожденного знания врагов, нуждаются в опытных старых птицах.
-Мудрость не есть только знание,  - возразил Сиф. – В Книге  Притчей Соломоновых говорится, что мудрость лучше жемчуга. А Софокл писал в «Антигоне», что  «мудрость – высшее благо для нас». К тому же стариков ценили не только из-за мудрости. Вот, к примеру,  в Шанидаре,  Ла Шапелли и на ряде других мустьерских стоянок на Земле археологи находили останки палеоантропов, которые продолжали жить, оставаясь беспомощными калеками. Иногда даже в тех случаях, когда не были способными самостоятельно питаться.
-А зачем ухаживали за ними? - удивился Апис.
-В те времена человечество переживало очень опасный период. Так как  человекообразные не имели смертельных клыков и когтей, то они не могли запросто убить собрата, а потому у них и не выработались психологические механизмы запрета на убийство себе подобных, которые возникали у тигров, волков.  Стоило им на определенном этапе развития взять в руки обычный булыжник, как для убийства соплеменника достаточно было удара по голове. Да и наконечники копий мустьерского периода не предназначались для охоты, так как были невелики и недостаточно крепки. Ими можно было пробить только человеческую шкуру.
-Но как они выжили? Ведь их не могло остановить ни предвидение своих действий, ни врожденный запрет, ни моральный императив Канта, ни уголовный кодекс!
-Выжить помогло то, что лишь они, слабые падальщики, смогли разбивать черепа дохлых животных и питаться ценным мозгом. Но с момента появления этого оружия внутривидовые конфликты - завоевание самки, утверждение своего места в группе -  тоже могли решаться просто, а потому людские стада были обречены на самоистребление. Тем более что в голодное время мертвый  представитель своего вида, к примеру, надоевший сосед, уже и не представитель вовсе, и почему бы его не съесть?
-Но мы то, их потомки, живы!
-Нас спасло генетическое и поведенческое разнообразие, которое и лежит в основе приспособления и развития.  Нашлось, наверное, стадо, у членов которого выработался противоестественный механизм  психической регуляции поведения.
-Ты хочешь сказать, что оно состояло из сумасшедших?
-Скорее всего, они были психопатами, боявшимися мертвых, потому как считали, что умершие вредят живым. И этот мистический страх удерживал их от убийства себе подобных, заставлял охранять жизнь соплеменников и спас, таким образом,  наших предков от самоистребления, воспитал у них любовь к немощным, сплотил группу. Боязнь мертвых наблюдалась на Земле до последнего времени, к примеру, у бушменов. В дальнейшем для того, чтобы покойники не бродили и не отравляли жизнь живым, умершим отрезали головы, связывали ноги. У христиан вот даже гроб для надежности забивали гвоздями. Ничего удивительного.  Ведь все мы потомки этих сумасшедших.
-Так вы и меня будете подкармливать только из боязни, что, будучи покойником, я буду вам вредить? - грустно произнес Гор, внимательно прислушивающийся к беседе, и теперь изо всех сил старающийся пошутить.
– Мораль не рождена религией, а наше  врожденное чувство, - возразил Сиф, - и может отсутствовать только у психопатов. Невозможно отыскать даже животное, которое  не было бы склонно к взаимопомощи! И ведь многие из них не могут предвидеть будущую пользу. Они просто следуют великодушному порыву.  Вот молодые самки шимпанзе набирают воду в рот, приносят немощной старухе и впрыскивают воду  в рот ей. А еще…
Сиф остановился, увидев гримасу отвращения на лице Гора от описания великодушного порыва.
После того как беглецы подкрепились и отдохнули,  встал вопрос о дальнейшем пути.
-Может отправиться в общину буддистов? – спросил Сиф. – Мирные, приветливые люди.
-Нет. Пойдем в общину демократов, - решил Гор. - Монахи не смогут противостоять воинственным скотоводам, - заметил он прозорливо. 


ГЛАВА    16

ПРИХОД   В ОБЩИНУ   ДЕМОКРАТОВ


Идти по лесу днем было гораздо удобнее, так как можно было не наступать сослепу на  перезрелые  плоды,  усеивающие  землю.
Гор выломал себе палку, однако Апис  все же  поддерживал его под руку, пока  деревья и кустарники позволяли им идти рядом, а не протискиваться поодиночке сквозь заросли,  вслед за прокладывающим и теперь дорогу Сифом.
Иногда Сиф останавливался и, глядя на неведомые ориентиры вверху, скорее всего на озерные проплешины посреди леса на другой стороне Эдема, искал правильный путь. Он не пользовался ориентацией с помощью Разума, чтобы не выдать свое местоположение другим инициированным. Пользуясь минутной передышкой  Апис, самый слабый среди беглецов и смертельно уставший за прошедший день, начинал дремать, и вот, Мария выходила из-за дерева, подбегала к нему с выражением озабоченности на лице и брала за руку и трясла, и он приходил в себя оттого, что Гор тряс его плечо, приводя в чувство. Иногда же, задумавшись, Апис наступал на полуразложившуюся лягушку. Он вздрагивал от  омерзения и сырости, отдергивал  ногу  и глядел вниз. Это была  всего лишь перезрелая груша. 
Жизнь переливалась через край в полных спелых фруктов садах. По стволам шныряли ящерицы, из-под кустов выпархивали  куропатки или турачи, Апис плохо различал их.   На высоких деревьях носились друг за другом яркоокрашенные азиатские белки. На небольшой полянке паслось  стадо пугливых ланей.
-Большое разнообразие животных позволяет иметь наибольшую живую массу на единицу площади, - прокомментировал  Сиф  визг поросенка,  выскочившего из-под ног.
  Бессонная ночь и усталость  замедляли движение  группы, но останавливаться  на сон в лесу было опасно. Неясно было, вышли ли из-под контроля Разума хищники, а потому нападение льва или леопарда нельзя было исключить. Местонахождение Сифа могли вычислить скотоводы и быстро настигнуть беглецов, пользуясь им как маяком. Сиф, правда, не чувствовал опасности  с этой стороны, но боги решили не рисковать.
Чем ближе подходили к общине демократов, тем запущеннее казался сад. Масса поломанных ветвей на деревьях, вытоптанные ягодники, везде сбитые и гниющие бесполезно фрукты. Казалось, будто деревья уничтожали специально.
    И вот сад, кордоном высоких эвкалиптов огражденный от человеческого поселения,  кончился. Уже погасло первое солнце. В общине демократов наступило время первого сна, когда путники приблизились к его крайним хижинам. Из леса следом за ними в небольшом отдалении, невиданное зрелище, вышло несколько стариков, несущих в поднятых полах  хитонов  собранные в лесу плоды. Сумки или мешки для  переноски   еще нужно было выдумать, так как нужды в них до сей поры не было. Апис испугался было, ожидая, что к нему подойдут и станут требовать исцеления. Но сюда, в демократическое захолустье, очевидно  еще не дошли слухи о его волшебной силе.
Старики скорее по привычке, ставшей за долгие годы второй натурой, поклонились издали черным хитонам, и продолжали дальше бросать любопытные взгляды в их сторону.
-Давайте пойдем в хижину  Рэя! – предложил Апис нарочито безразличным тоном, понимавший,  что  в хижине была наибольшая вероятность  встретить  Марию, но позволяя старшему принять решение.  - Рэй построил себе деревянный  дом в центре  общины, и если забрал сестру с собой, то хижина  должна стоять  пустой.
- Где она, эта хижина? - Гору хотелось быстрее оказаться в том месте, где можно было сесть или лечь, избавляясь  от боли в ноге.
Хижина действительно  оказалась пустой, что, естественно, ужасно расстроило Аписа.
Синтезатор не работал и здесь, и без него все почувствовали себя сиротами. Даже согреть чаю не было никакой возможности, а потому и ежедневные чайные церемонии оказались невозможны, ведь чайники  наполнялись горячей водой из синтезаторов. Можно было понять гнев скотоводов, не без основания считавших богов виновниками катастрофы. Ведь и традиционные для них  блюда из мяса животных они готовили исключительно с помощью все тех  же синтезаторов.
Измученный долгой дорогой и болью в ноге Гор, опасавшийся, что и вода могла исчезнуть из труб, сразу прошел под душ, а потом лег прямо на циновки в чайной комнате, тем более что время сна уже наступило.  Сиф с Аписом поплелись  на озеро, так как без традиционного купания, к которому привыкли с детства, просто не смогли бы уснуть. После купания, во время которого Апис безуспешно рыскал глазами вокруг, стараясь в наступавших сумерках среди немногих задержавшихся со сном голых тел обнаружить искомое, они, проклиная  умершие синтезаторы, поплелись вновь в лес, причем найти что-либо для ужина смогли лишь довольно далеко от общины. Уже только при свете самого дальнего солнца набрали  орехов, сорвали большой зрелый плод хлебного дерева и  две  связки  бананов.
Гор спал. Юноши поели, причем Апис без аппетита, так как фруктами никогда не наедался. Еды на столе осталось  достаточно  не только для ужина Гору, но и для завтрака всем троим.
  -Не знаю, куда девать мусор, - растерянно произнес Сиф, убрав шкурки от бананов и хлебного дерева в подол и озираясь. - Ведь синтезатор не работает.
-Выброси за хижиной, - посоветовал  Апис.
-Но ведь мусор будет вонять на всю округу!
- Думаю, не мы одни выбрасываем. Ты  почувствовал, какой непривычный  неприятный запашок стоит здесь  в воздухе. Как выйдешь из леса, так и бьет в нос.
-Я чувствую еще и сладковатый трупный  запах. Будто где-то рядом валяется труп кошки. Но я-то знаю всех кошек в Эдеме, и рядом не было ни одной дохлой.
-Наверное, это запах остатков пищи? Может быть мусор порезать на части и выбросить в унитаз?
-Никто никогда этого не делал. Вдруг мы засорим его? Ведь каменным  трубам, которые  используются  для канализации, уже тысячи лет.  Я не слышал, чтобы они отказывали, но в них никогда не бросали отходы.
Наконец  улеглись вдвоем в мужской спальне на обширной, уже родной для Аписа, кушетке.
В два часа ночи, как обычно, община пробудилась. Вплоть до второго сна, начинающегося через два-три часа, следовало ходить в гости на чайную церемонию. Апис хотел было выспаться за вчерашнее, но Сиф растормошил его, услышав  необычный  шум с улицы.
-Пойдем, выясним, в чем  дело. Может быть, нас  ищут скотоводы? - сказал он тихо, стараясь не беспокоить спящего  Гора.
Слабый холодный свет чудом убереженных от истребления двух рядом стоящих светящихся деревьев освещал темную толпу молодых людей, собравшихся на главной площади общины, держащих, наподобие древних витязей, заостренные на конце длинные тонкие копья. Небольшая кучка стариков мрачной тучкой жалась в сторонке.
Очевидно, собрание началось недавно, так как к толпе из темноты понемногу стягивались все новые фигуры.
- Вы все знаете, что скотоводы убили своего главу, который  оказался им не по нраву,  и  небольшая кучка их, захватив власть, будет теперь издеваться  над  остальными, - говорил, стоя в центре толпы, Рэй, грозя неведомому врагу поднятым вверх кулаком. Болезненная зоркость позволила Апису разглядеть прямо за Реем, в его тени, прекрасную амазонку, и хотя Рэй закрывал значительную её часть, сомнений не было. Это была Мария.
 -  Мы не можем позволить нарушать основы демократии кучке негодяев в общине   соседнего с нами народа. Каждый человек обладает неотъемлемыми  правами, данными ему Богом, и наша обязанность помочь соседней общине  вернуть  уважение к правам личности,  избавить население общины  от узурпаторов.
-Что же ты предлагаешь? - крикнули из толпы.
-Как что?  Мы пойдем и силой принудим соблюдать правила общежития в  Эдеме,  так как подобное поведение немыслимо! Оно показывает пример, навязывает и нашему  молодому поколению альтернативное, разрушительное поведение, и многие могут попасться на крючок, пойдут за этими исчадиями Ада, и пропадут для Бога и человечества! Более того,  у нас нет другого выхода, так как они готовят какое-то оружие, и мы должны  опередить, не дать возможность  им  изготовить нечто, чему мы не сможем противостоять  в случае их нападения.
-Но у нас мало оружия!
-А вот, прекрасные кинжалы из  бамбука! - выхватил Рэй  клинок из-за пояса, поднял его над головой и покружился на месте, демонстрируя. - Вы видите копья у моей гвардии.  Лучшие мастера научились делать все это в моей мастерской! Оружия хватит всем. Правда, приобретать его можно будет за минимальную плату, так, чтобы прокормить изготавливающих оружие  работников. Можете  принести еду из садов. Можете оплатить услуги  путем рубки леса и работой на укреплениях.
-Зачем нам такие укрепления? - недовольно проскрипел один из стариков. - Мы вырубили лес и сад со стороны общины скотоводов на таком расстоянии, что скоро зайдем на  их  землю! Вот взгляните сами!  Пни до горизонта!
И действительно, освещенная лунами площадь открывала вид не на лес, полный жизни и плодов, из которого Апис с Сифом когда-то вышли на эту площадь, а на безобразный ландшафт. Неумело выломанные деревья оставили после себя уродливые разновеликие останки, гнилыми зубами торчащие из земляной пасти. Исчез и прелестный шахматный домик.
-А если скотоводы нападут на нас сами? - выкрикнул Рэй. - Где можно будет спрятать население, чтобы переждать осаду? Вы что, отсидитесь в своих хижинах?  Вот потому мы и строим  высокий забор. Причем нам нужен и забор выше, и здания внутри лучше, чем здания и забор у наших соседей, отделившихся со своими вождями от нас!
-Вы забыли историю!  Когда-то на  острове Пасхи такие же  тупые правители вырубили леса и все вымерли!  Скоро и мы подохнем от голода за этим высоким забором. Ведь сад мог бы кормить нас в отсутствии синтезаторов. Теперь же сада нет, ягоды, грибы и коренья вытоптаны, трава высыхает, потеряв защиту от ветров. В почве даже вокруг  нашего озера появились глубокие трещины, а вода в нем становится кислой. Вымрут многие животные.  И мелкие озера, до этого бывшие в глубине леса, буквально на глазах  зарастают. Скоро  мы останемся и без рыбы!
-Незачем будоражить народ сказками, - грубо оборвал  говорившего Рэй. - Лесов и садов достаточно в других местах и их хватит на всех. А при необходимости мы сможем компенсировать недостаток продовольствия ранее получаемого из садов другими способами.
-Это какими же? – ехидно произнес прежний старик.
"Очевидно этот старик из тех редких, кто, вопреки Разуму, сохранил трезвое мышление,"  подумал Апис.
-Перейдем к земледелию! Это даст гораздо больше пищи, нежели современное собирательство.
-В таком случае, если при избытке пищи мы перестанем нападать на скотоводов для добывания мяса,  для чего  скотоводам нападать на нас?  - спросил другой старик.
-К власти у скотоводов пришли экстремисты. Они мечтают уничтожить нас только потому, что мы не верим в их  Всевышнего! Началась эра войны цивилизаций, желаем мы этого или нет!  И  они не будут ждать, пока мы соберемся  с  силами?
-Война цивилизаций - сказка, которую придумали в древности! И здесь мы, как когда-то на Земле, видим лишь войну амбиций! – воскликнул Сиф возмущенно среди последовавшего всеобщего молчания.
Ближние из молодых с копьями стали оглядываться на него, зашикали, не обращая  внимания на стоящего рядом бога.
-И еще одна проблема, - Рэй  опять поднял руку ладонью вперед, - близкая нам община наци ведет борьбу с сепаратистами, вици, желающими обособиться и сохранить свой диалект местного языка. Причем оставаясь на территории наци. Так как  наци нашли поверхностный выход полудрагоценных камней и обсидиана, и мы тоже участвуем в добыче, а краткий путь доставки этих камней к нам проходит по территории вици, который стал опасен, мы поддержим наци в их священной войне за сохранение своей идентичности и территории.
- Но вици жили и живут на собственной территории уже тысячи лет! Почему наци вдруг озаботились их языком?  Разве вици навязывают свой язык наци?
-Еще бы они его навязывали! – вспыхнул  Рэй. – Мы обязаны помочь наци, и все!
После этих слов он прошел сквозь строй своей гвардии и направился к высокому частоколу из заостренных, поставленных вплотную друг к другу бревен, вкопанных в землю. Мария следовала за ним по пятам.
-Пойдем, поговорим с ним, - тронул Аписа за рукав Сиф.
Апис подчинился с удовольствием. Они догнали Рэя у самого входа в крепость. Мастера древних были бы поражены умением современных столяров, собравших громоздкую, запирающуюся на могучие засовы калитку без единого гвоздя.
-Ты что же, решил воевать? – без приветствия обратился к нему Сиф. – Зачем нам  бессмысленные жертвы? К чему навязывать демократию тем, кому она не нужна?
- Дорогой Апис, мой тебе поклон! – воскликнул Рэй, обернувшись к ним и демонстративно не замечая Сифа. - О тебе ходят легенды. Будто ты обладаешь удивительной силой избавлять от болезней одним своим прикосновением. Вырастают новые зубы, исчезает седина, заживают язвы. И ты, мол, теряешь в это время столько энергии, что падаешь в обморок. Может, ты и мертвых оживляешь?
-Рост маразма среди населения  всегда являлся показателем гнилости и  глупости  управляющей обществом  "элиты", - с вызовом воскликнул  Сиф.
-Привет! – после пылкой речи  Рея,  глядя на Аписа обволакивающим взглядом, с  придыханием томно проворковала  Мария.
-Так ты все же решил воевать?  – громко повторил вопрос  Сиф. - Между прочим Ансар не узурпатор. Его,  вместо погибшего Аделя, временно назначил бог  Апис.
     Рэй схватил Сифа за грудки и быстро затащил через калитку внутрь крепости, прижав его там к столбам деревянной ограды, которые загородили обоих от света лун: - Ты чего кричишь на всю общину? – зашипел он зло. – Плевал я на демократию и её нарушения!  Нам нужно мясо, которое не растет в садах и которое выращивают только скотоводы. Без хорошей пищи  зреет бунт среди гвардии и населения. Лишнее население пусть вымрет, не жалко, но чем платить за мясо для гвардии? Ты  ответственный за экологию, но не тебе, а мне,  как внуку главы общины, помогают молодые патриоты хоронить в общих могилах стариков, которые мрут от недоедания и нежданно свалившихся на них болезней прямо в своих хижинах. Ведь дезинтегратор в пантеоне, распылявший ранее тела умерших и выдающий лишь порошок для посева в него семян деревьев, перестал работать вместе с синтезаторами, и вонь от разлагающихся тел уже невозможно переносить. Нескольких старух малолетки  сбросили с овощных высоток, так как им показалось, что они угостили их не самыми лучшими овощами. Но на овощи напали вредители, и старухи не могли ничего поделать. Так вот и старух мы, вместо экологов, захоронили бесплатно.
-Так, значит, это от умерших в своих хижинах  трупный запах по всей общине, - упавшим голосом промолвил Сиф, отстраняя руки Рэя. 
-Женщины наши требуют украшений из камней, - продолжал Рэй, - а они добываются только  наци. И что же, ты потребуешь поддержать нищих вици? Скотоводы имеют мясо, наци  природные ископаемые, а у нас нет ничего, кроме демократии. Вот ею мы и будем расплачиваться.
-Но не войной же!
-Война в нашей крови. Даже муравьи организуют военные набеги на чужаков с захватом рабов! Но главное - образ общего врага сплачивает население.  Только при угрозе войны я могу быть диктатором, вором, тираном, последним подлецом,  которого, тем не менее, будут любить! И нужно быть идиотом, чтобы не воспользоваться возможностью, умножая врагов, повышать свой авторитет  среди окружающего меня быдла!
-Где вы остановились? – втиснулась в разговор  Мария.
-В вашей хижине. С нами и бог Гор, - ответил Апис.
-Но в ней все так примитивно…! В наше время там уже неудобно жить богам!
-Богам достаточно облака, - хохотнул  Рэй. - Однако облака наши слабы для богов, а потому я даже не требую с них, как с некоторых, арендную плату за хижину. Помогаю обездоленным!
-А мы, - вмешалась Мария, – приютили и родителей, и деда  в новом деревянном доме. У нас даже есть крыша. Правда, днем  в нем  душно, но мы не закрываем окна, так как стекол-то все равно нет. Зато кухня очень большая. А правда, - она наклонилась совсем близко к Апису, понизив голос,  и его обдало  восхитительным ароматом девичьего тела, - правда, что все произошло из-за вмешательства в программу Разума?
-Скорее всего, да, - ответил Апис, прокашлявшись.
-Я спросила у Руфа, сможет ли он восстановить все, как было. Он же теперь боится всех, никуда не показывается, думает, что мы проболтаемся. Пришлось идти к нему самой. Он неудачник; живет в прежней нищей  хижине.
-И что же?
-Он сказал, что ни за что больше не возьмется за это дело, так как может сделать еще хуже. А что еще хуже может быть?
-А то, что Разум отключит свет и тепло, и наши  красивые молодые трупы  в мерзлой мрачной могиле будут вечно летать среди звезд! – с оправданной злостью повторил предположение Гора Сиф. – Пойдем, а то для создания удобств для нас тоже может понадобиться война, - тронул он за руку Аписа.
-Почему люди, которые в обычной жизни и мухи не обидят, вдруг решаются на войну? – будто сам с собою размышлял Апис по пути к хижине.
-О Рэе этого не скажешь, - прокомментировал Сиф, останавливаясь и, согнув ногу, стараясь рассмотреть занозу на стопе. – Набросали щепок около калитки и не подумали убрать, - недовольно ворчал он.
-Я думаю о тех, кто в прежних войнах на Земле мог сбрасывать бомбы на детей, с умилением глядя при этом на фотографии собственных малюток в кабине самолета.
-Анонимность значительно облегчает убийства. Если не смотришь в глаза...
-А почему вообще у людей нашей общины возросла агрессивность?
-Она не возросла. Разум подавлял её прежде и тем уродовал нас.
-По-твоему агрессия нам нужна?
-Только благодаря внутривидовой агрессии самку завоевывает самый сильный самец и выживают наиболее успешные особи. При повышении плотности населения агрессия препятствует исчерпанию ресурсов. Уничтожь соседа, и у тебя будет больше еды, вид сохранится. Наконец, агрессия создает иерархию.
-Это когда все знают, кто кого клюет?
-Ну конечно! Ведь только это знание в любой группе, будь то животные или люди, избавляет от постоянных конфликтов в ней.
-А как согласовать проявление агрессии с моралью?
-Агрессивность каждый вынужден подавлять для групповой деятельности. Например, охоты. Или при выборе полового партнера. Для этой цели служит ритуальное поведение. Например, серый гусь агрессивно несется к самке, так же, как и к чужому самцу, с опущенной головой и грозным шипением, но возле нее вдруг резко сворачивает в сторону и издает ритуальные громкие крики. От ненависти до любви один шаг.
-Что-то я не помню, когда издавал ритуальный крик? - криво усмехнулся Апис.
-У нас другие, более сложные ритуалы для морального поведения.
-Но если подавить свою агрессию я могу лишь с помощью ритуала, разве я добродетелен?
-Ты подавляешь агрессию по естественной склонности, а не из холодного расчета.
- Но если я делаю нечто по естественной склонности, значит, мне это нравится! А если я делаю то, что мне нравится, разве заслуживаю похвалы?
-Это значит лишь то, что на вопрос Канта: «Могу ли я норму своего поведения возвысить до уровня естественного закона…?»  ты мог бы ответить, что да, могу! И разуму моему это не будет противоречить.
Сиф после последних слов зашипел от боли,  зацепив, наконец, занозу ногтями.
- И между прочим, - выпрямился он, освободившись, наконец, от занозы, - представляю тебе еще один великолепный механизм самоубийства человечества. Человек убивает себе подобных, и при этом испытывает воодушевление, энтузиазм, считает свое поведение в высшей степени моральным и разумным, в то время как это всего лишь проявление любви к своей группе, которая пробуждается  в человеке как рефлекс в ситуациях, требующих вступления в борьбу за интересы этой группы, или какие-то высоко почитаемые социальные ценности. Это может быть нация, как у наци, Всевышний, как у скотоводов, демократия у нас, большевизм, фашизм и многое другое на Земле. Люди сбиваются в анонимные стаи, по типу косяка рыбы, в которых исчезает внутривидовая агрессия, зато инстинктивные запреты убивать не членов стаи утрачивают силу, исчезает критика, люди распаляют друг друга, заряжаются эмоциями, каждый испытывает душевный трепет и готов повиноваться зову Священного Долга. Да вот, - Сиф остановился, выставил вперед левую ногу, горделиво задрал подбородок, - прекрасное описание у Шекспира:
Когда ж нагрянет ураган войны,
Должны вы подражать повадке тигра.
Кровь разожгите, напрягите мышцы,
Свой нрав прикройте бешенства личиной!
Глазам придайте разъяренный блеск -
Пускай, как пушки, смотрят из глазниц;
Пускай над ними нависают брови,
Как выщербленный бурями утес
Над основанием своим, что гложет
Свирепый и нещадный океан.
Сцепите зубы и раздуйте ноздри;
Дыханье придержите; словно лук.
Дух напрягите. - Рыцари, вперед!
Слова Сифа далеко разносились в ночной тишине. За неимением зрителей Апис вынужден был похлопать в одиночку.
-Вот в таком полубезумном состоянии инстинктивные запреты калечить и убивать сородичей даже у нормального в обычных условиях человека утрачивают свою силу. Все разумные доводы против подобного поведения кажутся ему ничтожными. Поэтому усилия переубедить их, - кивнул Сиф в сторону оставшейся позади крепости, - совершенно бессмысленны.
В хижине, стараясь уснуть, Апис зажмурил глаза, и в мягком тепле ласкового воздуха перед его взором всплыла вдруг не фигура прелестной амазонки, а освещенный глухим лунным светом бесконечный кладбищенский ряд уродливо  обрубленных пней, уходящих за горизонт и теряющихся в мутной ночной перспективе.


ГЛАВА   17

АД    В   ОБЩИНЕ  ДЕМОКРАТОВ


    Впервые со дня творения Эдема находиться на поляне богов  было небезопасно, чего совсем недавно невозможно было представить.
     Мрачный Гор, лишенный доступа к логову и книгам, днями лежал в гамаке  у хижины закрыв глаза, изнывая от тоски, а ночью с кряхтеньем укладывался на циновку  в чайной комнате.
 Вскоре боги оценили расположение хижины. За деревьями и кустарником,   окружающими  её,  Гора и его гамака не было видно, и  он был избавлен от надоедливого внимания проходящих мимо жителей.
С лучами первого солнца все трое шли в самое уединенное место на озере для традиционного омовения, и Апис лишь вздыхал, глядя на многолюдный противоположный берег. Выявить среди десятков голых тел на таком расстоянии  Марию было невозможно, но Гор, по традиции, не мог смешиваться с массой. Тем более что  в традиционном  месте им пришлось бы разделиться для купания по возрасту.
      Затем молодые отправлялись за свежими фруктами в сад, причем с каждым днем приходилось уходить все дальше, так как в сторону сохранившегося леса по утрам направлялась теперь вся община. В первые дни после отключения синтезаторов дети, совершенно ныне отбившиеся от рук, для которых уже не было авторитетов, били ручных, никогда не боящихся человека птиц, диких кур,  поросят  палками, буквально истребляя поголовно всю живность, бросая затем забитых  пропадать. Теперь же оставшееся ничтожное количество живого стало  избегать людей.  Дети  бегали повсюду по лесу, топча больше, нежели собирая, ломая ветки и бросаясь фруктами. Им  давно было пора идти в школу, но теперь никто на этом не настаивал. Избили одного из учителей по дороге в интернат, стоящий поодаль от общины, и из боязни остальные перестали  посещать его. Самым старым, сохранившим разум учителям, ходить по лесам было трудно, но скорее всего это было лишь отговоркой, а не ходили  из боязни насилия, так как в общине демократов резко ухудшилось отношение к бессмысленным, как говорили теперь молодые, старикам.
  Через некоторое время стал вырубаться лес и со стороны головной части Эдема. Вначале выломали ограждающий сад ряд гигантских эвкалиптов. Затем под ручные пилы попали  плодовые деревья и пальмы, мягкая древесина которых не годилась для построек и  шла лишь на сооружение оград. Строились две крепости, крепость левых прямо возле центральной площади  во главе с Рэем, и крепость  правых несколько дальше. Причем каждый из предводителей, стремясь перещеголять другого, раздвигал свои  владения вширь, стараясь одновременно захватить побольше участков леса для вырубки, и ввысь, стараясь построить дворец внутри огражденного частоколом двора выше, нежели у соседа. Начали было вырубать деревья и вокруг хижины богов, однако Гор встал с  гамака  и набросился на лесорубов. Тем пришлось ретироваться.
     Как только добывать мясо своими силами стало невозможно из-за уничтожения живности в лесах вокруг общины, молодежь начала  устраивать ночные набеги на владения скотоводов. И если до этого богам кто-нибудь из воинов приносил  тушки  птиц, зайцев, лягушек  и даже обезьян, то после начала набегов начали доставлять мясо овец и коз. Рэй  не забывал богов, а, быть может, помнила о них Мария?
Есть мясо приходилось сырым, но Сиф успокаивал, говоря, что вот когда-то в Японии питались сырой кониной и жили дольше.
Жесткое сырое мясо приходилось мелко резать бамбуковыми  ножами. Ножи давно можно было заменить обсидиановыми, так как практически  вся внутренность Эдема  под почвой  представляла собою застывшую лаву, но выходы лавы на поверхность были только в местах, где была невесомость, и отбивать его от зеркальной поверхности было нечем, а единственный выходящий на поверхность удобный разлом  находился на территории общины  наци. Обсидиан стоил дорого, и боги, денег которым было не достать, чувствовали себя обнищавшими аристократами.
     Постепенно эффект от набегов снизился. Стада скотоводов никогда не были большими, и группы воинов стали возвращаться пустыми, да еще и с ранеными в набегах. Последний раз побитых было особенно много. На площади кричали до первого солнца. Сиф сказал, что, очевидно, войны со скотоводами не избежать. Просто у  скотоводов  нет настоящего предводителя, а то бы война уже началась.
 Дикие животные на людей не нападали. Либо они  до сих пор  избегали людей, либо при встрече охотники, которые всегда ходили группами и вооружены были тяжелыми  копьями, их убивали. Сиф мрачнел с каждым днем. Он был, как эколог, настроен на волну животных, и чувствовал гибель каждой твари. Вымирали птицы, лишившиеся своих гнездовий на вырубленных участках леса.  Вымирали насекомые и грызуны.
В эту ночь, как и в прошлые,  Сиф не  мог заснуть.
Апис, до поры не замечавший его бессонницы, обратил, наконец, внимание на постоянную сонливость Сифа, и вот, проснувшись незадолго до окончания первой половины ночи, увидел его широко открытые глаза, глядящие вверх, на редкие звезды огней общины  буддистов. 
-Ты почему не спишь? Может натянуть ткань вверху и закрыть лунный свет?
-Сиф обернулся  на голос,  и Аписа поразило выражение его лица.
-Как я завидую детям и богам, что они отключены от Разума, не могут настроиться на живущих, и не переживают вместе с ними ужасную трагедию, которая разыгрывается вокруг!
-В чем дело? - не на шутку испугался  Апис.
-По ночам в нашей общине стали  происходить  вещи, которые возможны лишь в аду!
-Говори яснее, что случилось?
-А то, что даже в данный момент происходят сразу несколько изнасилований. Причем действуют нагло, связывают родителей, чтобы они не мешали. В трех местах идут драки,  в которых молодые, собравшиеся в банды, делят подвластные им территории. К нескольким старым парам вломились молодые люди. Они отбирают у стариков заготовленные днем продукты, так как сами ленятся ходить в сады. Да и о детях ты имеешь, я думаю, самое смутное представление. Детские банды не уступают  взрослым по наглости и беспощадности.
- Я ничего не замечал.
-Днем многие просто отсыпаются, а бодрствующие при виде черного хитона еще традиционно опасаются проявлять свою сущность.
-Но почему никто не возмутится, не возразит им?
-У нас нет и никогда не было никаких силовых структур для поддержания порядка. А  в одиночку никто и не может вступиться. Почти каждую ночь происходят убийства, и все инициированные об этом знают.
-И не  жалуются?
-А кому? Боги уже бессильны перед бандами, так как  последних ничто не останавливает: ни традиции, ни авторитет стариков, ни боязнь богов. Потому при нападении каждый потерпевший думает: ну заберут  продукты, так как  брать  то больше нечего, или изнасилуют девчонку. Но ведь не убьют же, если не сопротивляться! Понятия же кражи или грабежа не существует, так как и термины эти помним лишь из курса древней истории.
-А почему бы  потерпевшим  не организоваться для отпора?
-Ты видел наших стариков!  Под  ежечасным  давлением Разума уже к  семидесяти годам у них пропадает всякая собственная  активная деятельность. Как говорил мне с содроганием Поллад, которому, к сожалению, и самому уже за сорок, правая половина мозга практически перестает работать. Если они не получают команды извне, то, кроме обычной ежедневной суеты, ни на что  не способны.
-Но ведь  насилие над людьми  когда-то  называлось преступным, не так ли?
-Может быть, тысячи лет тому назад.  Лично меня поступки хулиганов  возмущают. Да и у многих стариков, я уверен, они вызывают негативные эмоции.
-И что же, все инициированные в данный момент сопереживают тем, кому бандиты доставляют  страдания?
-Вряд ли. Мало кто настраивается на прием людских эмоций. Я делаю это постоянно в силу своей должности, и поверь, ужас, переживаемый испытывающими насилия, долбит мой мозг  изнутри, и я не могу спать.
-Так надо выступить против злодеев!
-Преступление не есть реальное зло, пока оно не описано как зло в законе.
-Но вот убийства, ведь это зло? Вот даже в святых книгах...
- Когда Моисей вернулся с горы, - прервал его Сиф, - держа в руках скрижали с заповедями божиими, одна из которых гласила «не убий», он приказал убить всех, кто поклонялся золотому тельцу. «Убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего». А было их три тысячи!
-Зачем ты процитировал это?
-Я же не знаю, какую строку выхватит из Библии или другой древней книги наш слушатель. А во всех этих книгах можно найти как призывы к добру, так и к преступлениям, если читать бездумно. А только бездумно все делалось и продолжает делаться  в Эдеме. Вот убили старух, а мне предъявили претензии, что я не хоронил их. А обвинить малолеток в убийстве никому и в голову не пришло.
-Может быть, нам брать пример с животных? Разумность живого в них должно проявляться в чистом виде. Это у человека все присущие живому инстинкты извращены воспитанием.
-И в животном мире не все гладко. Настоящий геноцид в отношении членов других групп наблюдается у волков и шимпанзе, изнасилования – у уток и орангутангов. А среди пингвинов так вообще распространена проституция. За пару камешков для гнезда...
-Я перестал понимать тебя, - нетерпеливо воскликнул Апис. - По-твоему убийства и изнасилования обычное дело и незачем ими заниматься?  Мы что же, так и будем лишь размышлять на тему зла, в то время как оно совершается? Пойдем, предотвратим хотя бы одно!
 Он вскочил, схватил ярко освещенный луной посох Гора, оставленный хозяином  прислоненным к стене спальни, и выбежал на улицу.
-Куда идти? - спросил Апис выбежавшего вслед за ним  Сифа.
-Надеюсь, драки мы разнимать не будем?
-Где происходят убийства?
-Убийств в данный момент нет. Но вот изнасилование  происходит  совсем недалеко.
Сиф  пошел в сторону, откуда до него доносился неслышимый  Апису стон.
В хижине, куда они вскоре вошли, ярко светились столбы, освещая неприглядную картину. Прямо на полу в зале  один из парней держал над головой лежащей девушки  обсидиановый, стоивший по современным меркам целое состояние, кинжал, пока другой насиловал всхлипывающую жертву.
При  появлении  бога держащий кинжал  угрожающе обернулся на шаги.
Аписа вдруг охватило редко испытываемое им чувство - гнев. Он вспомнил плачущий голос Марии, когда Рэй лишь в шутку усомнился в её порядочности, и вот теперь этот бессильный стон. Он представил беспомощную Марию... Он поднял посох и что силы опустил  массивную палку на руку, держащую оружие. Кинжал упал на сетку над  травой, а парень подскочил,  с криком хватаясь за ушибленную руку.
-Убирайтесь отсюда! - глухо произнес Апис, которого душила не переживаемая им до сих пор эмоция.
-Чего вам  надо? - злобно выкрикнул второй, оборачиваясь на шум.
Апис повторно поднял  над головой...
-Хорошо, хорошо! - испуганно воскликнул второй, поднимаясь со своей жертвы,  одной рукой прикрывая голову от занесенного орудия. Другой рукой он  быстро оправил хитон, схватил за неповрежденную руку  скрюченного от боли друга  и  вытащил того из хижины.
Из  спальни в конце коридора осторожно выглянули довольно молодые родители. Увидев, что нападавшие исчезли, они быстро подбежали к девушке.
Пока мать поднимала рыдающую, помогая ей привести себя в порядок, отец девушки  осуждающе качал головой. - Если бы ты не был богом, которому позволено все, я бы протестовал против нанесения побоев прилюдно.
-Но ведь эти ублюдки совершали насилие над вашей дочерью!
-Но и вы тоже совершили насилие над молодым человеком! И это роднит оба проступка. Более того, ваш превосходит по степени варварства само преступление. Оно приучает всех окружающих к жестокости, тогда как должно отвращать от нее. Своим ударом по руке человека вы поменялись с ним ролями, и заставили нас сочувствовать насильнику! Вы разве забыли, что телесные наказания взрослых в европейских государствах были отменены во Франции  еще в 1791 году, в Пруссии в 1845-м, в Австрии в 1864-м, как подавляющие чувство человеческого достоинства в личности и способствующие грубости нравов.
-Почему вы не позвали на помощь? - не вслушиваясь в  слова, спросил  Апис. – Ведь, кроме вас, у девочки есть деды и прадеды! Если её боль почувствовал неродной ей Сиф, то уж они то должны были...
-Эти отношения есть  пережиток, от которого мы только освободились!  Даже стыдно во время воцарившейся свободы личности говорить о такой глупости, как родственные отношения!
Апис повернулся и выбежал из хижины наружу, желая еще раз... Но преступников и след простыл.
-Прав был Касим, - задумчиво произнес Сиф, вышедший следом. - Кто теряет Бога,  а  мировоззрения, к примеру такого, как у  Риши, не имеет, кто теряет кровное родство, тот развалит и погубит свою семью, свою общину, свою нацию. Теперь вот нашим согражданам для защиты от самих себя  нужна нянька - государство, которого у нас нет.
Апис уже не мог уснуть в эту ночь, и,  как только включилось первое солнце,  он, чтобы бодрствовать не зря,   растормошил   Сифа.  Оставив  старика  Гора  досматривать сны, они, как делали это уже ежедневно, пошли в лес за продовольствием. Несмотря на такую рань многие жители, уйдя в лес еще при свете лун, уже возвращались, неся в  подоле хитонов  фрукты и коренья.
Они  не успели еще  выйти из-под сени оставшегося на краю сада ряда эвкалиптов, как со стороны вырубленной  части сада послышались испуганные крики.
Два старика, неловко лавируя между уродливо торчащими пнями, бежали, одновременно торопливо освобождаясь от фруктов, собранных ими в складки хитонов. За ними, свистя и улюлюкая, неслась ватага мальчишек лет по четырнадцать – пятнадцать. Один из стариков упал вдруг, всего метрах в двадцати от остановившихся Аписа и Сифа, и уже не мог подняться. Второй, бежавший впереди, остановился было, очевидно желая помочь, но вид надвигающейся толпы побудил его продолжить обреченный бег.
Подбежавшие к упавшему стали бросать в него его же фруктами, поднимая их с земли, затем один из преследователей обнажился и стал мастурбировать над головой старика, крича: - Где твои Лаура и Джульетта! Пусть посмотрят на настоящую жизнь, а не на глупости, которыми ты  нас пичкал!
--Пойдем к ним! - крикнул Апис.
Появление разъяренного бога немедленно остановило экзекуцию.
-Убирайтесь отсюда! - махнул рукой Апис, и эта ставшая для него привычной  фраза оказала магическое действие. Подростки быстро исчезли в опоясывающих сад кустах, растущих между эвкалиптами.
-Что случилось? - спросил Апис лежащего, помогая ему подняться.
-Мне стыдно даже говорить о происшедшем, - сказал старик, отирая лицо от остатков какого-то перезрелого плода и не смея поднять глаза.
-Кто эти молодые люди?
-Это бывшие мои ученики.
Робко оглядываясь на кусты, за которыми исчезли преследователи, подошел  и второй  старик.
-Вы тоже бывший учитель? - спросил его Апис.
-Да. Только в прошлом году дошла до нас очередь быть учителями, а потому вы нас не знаете. Ведь вы окончили школу год назад?
-Уже больше года назад, - гордо заявил Сиф. - Но что случилось? В наше время мы не могли позволить себе даже повысить голос на учителя.
-Что же тут сложного, - заговорил первый старик, отряхивая остатки раздавленных фруктов со ставшего  разноцветным  хитона. - Это бедные люди. Дети бедных людей. Они стали жертвами жестокого капиталистического мира, который мы  породили.  Даже не так!  Только  такой мир  и мог появиться на остатках нашего бывшего общества.
-У нас богатство связано лишь с перераспределение земли,  которая не возобновляется, а значит у нас обычный феодализм! Для капитализма должна появиться буржуазия с богатством, которое приумножается за счет труда, - не удержался от  уточнения терминов второй.
-И что же делать с такими детьми? - заинтересовался  Апис.
-Их не наказывать надо. Долг каждого порядочного человека накормить голодного. На Земле, кроме этого, давали крышу бездомному и одевали раздетого.
-Чего же ты убегал, а не кормил этих дрянных мальчишек? - сердито воскликнул второй старик. - Он сторонник левых идей! - кивнул он в сторону первого, обращаясь к богу. – А ведь давно известно, что многие бедные, требующие помощи, вовсе не жертвы обстоятельств, а люди, которые не хотят работать, равно как и соблюдать нормы права и приличия. И относятся они к работающим, как к дуракам, насилие над которыми является доблестью. Вот мы и наблюдаем появление подростковых банд из таких новых бедных. Для них нет ничего святого.
-Это мы видели, - с горечью произнес  Апис. - Но почему...?
-Нашел! - воскликнул Сиф, перебивая бога. - Это уже было! Вот, будто стоит перед глазами. В городе Сент-Луисе, в штате Миссури, в США, построили для бездомных и малоимущих людей  тридцать три одиннадцатиэтажных дома, объединенных в одну зону, с рекреационными зелеными территориями вокруг, с небольшими, но уютными и хорошо оборудованными квартирами, с просторными площадями общего пользования. И поселили в них бездомных, наркоманов, вышедших из тюрем, одиноких мамаш. Почти моментально комплекс превратился в фактически самостоятельное маргинальное государство, где царствовали как раз те нормы поведения, которые мы только что наблюдали. Ведь асоциальные элементы не были разбавлены, как обычно, нормальными гражданами, которые побуждали их вести себя сносно. Уголок социального рая превратился в страшнейшее гетто США. То же самое ожидает и нас. И если на Земле можно было уехать в другой район, в другой город, на другой континент, то здесь мы заперты с этими подонками в одной  клетке.
-Но почему вдруг дети, которые были вполне вменяемыми чуть больше года назад, вдруг стали бандитами? - повторил вопрос Апис.
- Только культура, которая  формируется поколениями, создает общество, в котором  большинство членов разделяет его ценности, - ответил второй старик. - За время,  пока нами управлял Разум,  мы  утратили способность самостоятельно осознанно считаться с остальными членами общества, договариваться, организовываться, утратили культуру общения. И вот, как только были сняты оковы,  ничем не сдерживаемый эгоизм каждого вылез наружу. И теперь мы вернулись в древние времена, живем как бы в эпоху до появления Двенадцати Таблиц или законов Ману.
-Неужели и у скотоводов такая же картина? - спросил Апис у Сифа, когда они оставили боязливо озирающихся стариков и продолжили  путь.
-Не думаю. У них есть Бог! Страх перед наказанием в потустороннем мире сдерживает человека, и только уж совсем отмороженные придумывают ереси, позволяющие им реализовывать свои бредни. А мы своего  Бога  потеряли.
-Но у буддистов тоже  нет бога!
-У них есть больше чем Бог! - воскликнул  Сиф.   - У них есть  мировоззрение! Это мы  вместе с Богом, как и русские после революции, выплеснули и традиции и мораль. И стали, как те же русские, биологическим материалом, тупым стадом под плеткой вначале Разума, а затем любого проходимца, стоило надсмотрщику исчезнуть... .  Я думаю,  тебе с Гором нужно уходить к Риши. В  нашей  общине  вам  не выжить.
-Согласен. Я сам чувствую, что мы лишние здесь. Как паразиты в кишечнике, объедающие добропорядочного обывателя.
-Паразиты? - воскликнул Сиф. - Настоящим паразитам нужно слагать гимны! Дивный образ бычьего цепня должен украшать  красный угол! Малярийный плазмодий достоин храма! А милые, маленькие острицы! Представь, как подделка под них будет радовать глаз, вися на шее вместо креста...
-Что за чепуху ты говоришь? - возмущенно прервал его Апис.
-Почему же чепуху? Я уже говорил в гостях у Рэя, что только  бесконечной борьбе с паразитами мы обязаны  половым размножением, которое дало возможность нашему виду быстро приспосабливаться к ним и выжить. А теперь, когда мы лишились этих соседей, ставших нам ближе родственников, а Разум перестал заменять их нам, я ожидаю эпидемию бронхиальных астм, болезни Крона, ревматизма и еще множества недугов. А с другой стороны представь, если бы паразитов не  было и мы размножались бы делением, как медузы или кольчатые черви: не было бы нужды в общении людей, или тех бесполых существ, которыми мы были бы, не развился бы язык, наука, любовная лирика. Слава чуме и сифилису, эхинококку и плазмодиям. Паразиты были причиной появления человека разумного и речи, Ромео и Джульетт, шахмат и пирамид. Вначале были паразиты,  затем Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог!


ГЛАВА   18

ВСТРЕЧА  С  СОБИРАТЕЛЯМИ


В этот день Сиф и Апис прошли почти до того места, где лес и сад переходили в кустарник, за которым шел уже известный им по недавнему приключению  луг, а там и голый камень в самой голове Эдема. Ни одного живого существа по пути. Ничего съестного в кустарнике, уже серьезно помятом собирателями, неоднократно побывавшими здесь ранее. Пришлось спуститься ниже, к поляне богов, повторяя путь, известный им с момента страшной ночи бегства от скотоводов.
-Стой! – прозвучал вдруг неуверенный, истеричный окрик, стоило им  углубиться  в лес, и в дерево над головой Сифа вонзилась стрела.
Не понимая в должной мере еще всей опасности, оба с удивлением рассматривали новейшее в тысячелетней истории Эдема оружие.
Стрела была сделана из тонкой оструганной и высушенной палочки, на конце которой был вставлен маленький наконечник из обсидиана.
-Вы пришли в наш лес! – осторожно проговорил, появляясь из-за деревьев с взведенным луком в руках, владелец стрелы, мужчина лет сорока, иссиня-черная кожа которого эффектно оттенялась белоснежным хитоном.
-О! Так здесь и бог! - проговорил он, всмотревшись и опуская оружие. - В таком случае  проходите.
-А чем здесь занимаешься  ты? – перехватил инициативу Апис, вспомнив о своей роли вершителя судеб.
-Мы здесь живем.
-Кто это вы?
-Люди из общины вици, перешедшие на древнейший способ выживания путем собирательства пищи.
-Вы живете не в хижинах?
-Нам они не нужны. Рядом небольшое озеро с питьевой водой, туалет у нас, как это было когда-то на Земле, выгребной, так как ближайшие хижины с водой и туалетами находятся ниже, на поляне богов. Сад полностью покрывает все наши потребности.
– Что же  хорошего в том, что вы превратились в пещерных людей? - с горечью спросил  Апис. - Неужели последней стадией коммунизма является первобытное общество?
-Ничего удивительного. Ведь и последней стадией социализма в СССР стал национализм в политике и феодализм  в отношениях, - заявил Сиф, не дав заговорить собирателю. - По-крайней мере в России и среднеазиатских странах, где холопское нутро в гражданах было особенно сильно.
-А почему вам угрожают наци?
-Недостаток пищи пробуждает древние инстинкты. Прежде они желали лишь вытеснить нас с нашей земли. А теперь...?
-Что же теперь?
-Когда-то инстинкт не позволял нашему предку убивать животных, так как предок был слаб, и нужно было, чтобы животные его не боялись и не прогоняли, когда он подбирал падаль. Но запрет не распространялся на собственный вид, - разъяснил Сиф.
-Ты опасаешься, что наци начнут их есть? - ужаснулся Апис.
-Пока им не позволяют делать это обветшалые культурные традиции, но и это пройдет. 
-Демократы планируют высаживать кукурузу, пшеницу и рис. Земледелие позволит иметь гораздо больше продуктов и накормить больше людей, иметь постоянные запасы пищи и получить свободное время, чтобы можно было мыслить, учиться  и создавать,  и не опускаться до каннибализма, - успокаивающе проговорил Апис.
-У нас нет площадей, свободных от лесов, а в садах можно выращивать лишь клубневые культуры, батат, ямс, маниоку, которые не сохраняются долго, а потому не может быть накоплений, - возразил Сиф.
- Это плохо, - воскликнул Апис.
-Наоборот! На самом деле производство зерновых - это  проклятие  человечества!  - возразил  незнакомец.
-Почему?
 - Увеличившееся количество пищи приводит к увеличению населения и его скученности. Возникают инфекции, которые  в древние времена буквально выкашивали государства. Если туберкулез, проказа и холера возникли с началом земледелия, то оспа, чума и корь появились в городах, которых  земледелие и породило. 
-А разве этих инфекций нет у  собирателей?
-Откуда им взяться, если мы будем избегать контактов  с земледельцами?
-Зато без запасов вам труднее выжить,  - горячо возразил Апис. - Да и хватит ли еды на всех? Я читал, что для прокорма одного человека корешками на Земле нужна была площадь в десять квадратных километров. В таком случае площади всего Эдема хватит человек на сто.  Что же делать  остальным?
-Эти расчеты  были  справедливы  для  Земли,  - возразил  Сиф. - Я уже говорил тебе, что у нас девяносто процентов деревьев в лесу плодоносит. А под деревьями  ягоды, корнеплоды, которых никто раньше никогда не собирал. Масса живности в садах. Да еще овощные башни! Если не наша тупость, граничащая с преступностью, и мы не будем и дальше убивать все живое, то продовольствия должно бы хватить на всех.
-Вот потому мы и решили переходить на подножный корм! - поддакнул владелец стрелы. -Даже на Земле рацион охотников и собирателей был разнообразен и содержал достаточное количество белка, витаминов и минералов, тогда как пищу земледельцев составляли крахмалосодержащие культуры, что ухудшало их здоровье и снижало продолжительность жизни. Любой недород у земледельцев вызывал голод среди населения. Земледелие породило сословное неравенство. У нас же вождей быть не может, так как каждый сам  вынужден бродить по земле.
-Но вы тратите на поиски пищи гораздо больше времени. У вас не останется его для искусства и науки.
-На Земле даже в пустыне Калахари, где земледелие было невозможно, жили бушмены. Эти  охотники и собиратели трудились не больше земледельцев, от двенадцати до девятнадцати часов в неделю, питались не культурами с большим содержанием углеводов, а разнообразными дикими растениями и животными, что давало более сбалансированный состав пищевых веществ. И здоровье у них было гораздо лучше, нежели у земледельцев.  А у земледельцев гораздо вероятнее появятся не художники, которых освободит от работы избыток пищи,  а профессиональные убийцы в виде армии.
-Все равно я не поверю, что вы бежали из опасения быть съеденными, - вздохнул Апис.
-Наци утверждают, что земля, на которой мы проживали тысячелетия, принадлежит им, и что на этой земле можно говорить только на их языке, который, впрочем, мало чем  отличается от нашего.
-Потеря языков невосполнима, - заявил Сиф. - Ведь если умрут языки, как  мы узнаем, что существуют другие, отличные от нашего способы мышления, которые формируются языками. Мы склонны думать, что все люди мыслят одинаково, пока не познакомимся с   чужим языком. Ведь языки отличаются по структуре, по способам передачи причинно-следственных связей, чувств, а потому по-разному формируют наш способ мышления.  В одном языке могут быть определения или названия предметов, которых нет в других языках. Каждому языку присуща своя лексика для систематизации мира. Испанцы, к примеру, оценивали промежуток времени как большой или маленький объем, а шведы применяли эпитеты, характеризующие короткий или длинный путь. Любой язык есть богатство, которое позволяет уменьшить количество невыразимого, не отраженного в других языках.  Среди них нет идеального, но именно многообразие языков и типов мышления помогает нам выжить.
-А вы помните реальную историю наших отношений с наци? - спросил владелец стрелы, прерывая лекцию Сифа.
-А что в ней интересного? - удивился Апис.
-В самом начале появления в Эдеме нас было очень мало, еды и пространства было много и наши предки стали усиленно размножаться. Вскоре темп размножения резко снизился, так как старики жили долго, выходов воды и канализации в одном месте стало недостаточно для молодого поколения. И вот в нашем обществе появилась каста "отверженных" из молодых, которые вытеснялись в другое место, в нескольких километрах от основного расположения.  (Внутривидовая агрессия еще не была подавлена так, как это было в последующие столетия, - прокомментировал вполголоса Сиф). Именно так появились вицы, а совсем не потому, что места не хватало с самого начала, как утверждают наци.
-И что же стало потом?
-Ничего не происходило до последнего времени.
-А как только Разум перестал контролировать..., - упавшим голосом подсказал Апис.
    -Именно тогда наци вдруг стали упрекать нас за наш, изменившийся за тысячи лет, язык. Вначале убили нашего человека, который пришел к ним в гости. Затем, после того как Всполоха увели в больницу, молодежь наци продолжила его дело: начала нападать на нашу общину по ночам, убивая мужчин и детей, насилуя женщин. Нас гораздо меньше наци, в народе сильны воспоминания о прежних унижениях, а потому мужчины, чувствуя свою беспомощность, загнанные в закрытое пространство Эдема, обреченные на уничтожение, стали агрессивны. Женщины, потеряв всякую жизненную перспективу, не желали больше рожать и удалились в одну большую хижину, ранее предназначенную для неинициированных юношей. Семьи распались. С большим трудом вывел я сюда несколько семей, но дух их уже сломлен.  Потеря близких в последних ночных рейдах наци полностью изменило психику наших граждан. Иногда мне кажется, что я один пока ещё нормальный из всей здешней группы. Да вот, пойдемте!
      Буквально в пятидесяти метрах от встречи с собственником лука на небольшой поляне сидело и лежало десятка два женщин разного возраста. Некоторые сняли хитоны, подложив их под себя и оставшись голыми. Появление бога и двух сопровождающих  нисколько не изменило поведения женщин. Повернули к пришельцам головы, глядели пустыми, безразличными глазами. Ребенок лет двух тянулся к груди одной из лежавших. Мать, не глядя, с отвращением на лице, отбросила закричавшего малыша в сторону.
-А где же мужчины? - спросил Сиф. - Я вообще никого не чувствую.
-Они несколько поодаль. Такие же апатичные. Лишь собирают минимум для пропитания, и спят. Никакого интереса к женщинам. А не чувствуешь никого из нас потому, что мы закрылись от мира. И даже друг от друга. Боимся выдать свое местоположение. Страх сковал всех.
-Что же это такое? - растерялся Апис. – Может, подобное уже было в истории?
-Мне приходит в голову лишь один пример подобного поведения млекопитающих, - осторожно заметил Сиф.
-Ну! - нетерпеливо воскликнул Апис.
-Давным-давно был описан интересный опыт на мышах. Назывался он вселенная-25. Мышам создали те же условия, тот же коммунизм, который был у нас до недавнего времени. Еды и воды вволю, никаких врагов. И вот, все мыши перестали размножаться только из-за внутривидовой агрессии.
-Мы не мыши, но и в нас гнездятся где-то древние животные инстинкты.  В конце концов вымрем и мы, - упавшим голосом заключил владелец стрелы. – Но и наци не выживут! Ведь стоит только им решить проблему с нами, тут же найдутся поводы для внутренних разборок уже внутри их собственной группы. Появятся новые "отверженные", и так без конца.
-Это касается и скотоводов с их религией, непримиримой к ереси. Я уж не говорю о демократах. Не спасет нас и прибытие на самую лучшую из планет, - сделал вывод Сиф. - В этом же эксперименте было показано, что даже переселение мышей, переживших подобную катастрофу, в новое идеальное для жизни место, ничего не меняло в их поведении, и все они вымерли.
-Но почему? - растерянно спросил Апис.
-Я уже говорил о том, что из-за подавления агрессии в процессе воспитания мужчины совершенно не приспособлены к стрессу, и теперь способны лишь на самые рутинные действия для поддержания физиологической жизни. А у женщин нет будущего. Так для чего им рожать?
-Значит, нет надежды. Дух наш умер, а смерть тела вопрос лишь времени. Мы обречены!
Владелец лука бросил оружие, сел на траву и закрыл лицо руками.
Не прощаясь, Апис и Сиф удалились.
-Послушай, - обратился Апис к Сифу на обратном пути. - Гор не смог в вечер первого твоего прихода к нам ответить мне, отчего должно вымереть человечество на Земле, если малому количеству оставшегося населения всегда хватило бы и еды и питья. С тех пор я узнаю все новые и новые механизмы, приводящие к безусловному вымиранию человечества, и уже сбился со счета. Думаю, что и эта, только что познанная нами причина, далеко не последняя. К сожалению ни одного обоснования бесконечного существования человечества я так и не услышал.
Возвратились в этот день с большим количеством плодов.
-На поиски еды приходится тратить весь день, – подвел итог дня Гор, лишь ночью дождавшийся продуктов.
-Дальше будет хуже, - ответил Сиф.
-Может быть нам всем уйти к буддистам?
-На небе не видно проплешин, а, значит, их сады не уничтожены.
-Я сейчас же, после ужина, отправлюсь к буддистам, - заявил Апис, - и узнаю все. Днем есть опасность наткнуться на скотоводов.
-Я проживу и  один, - отозвался Гор, - поэтому идите вдвоем. Так безопаснее.
Ночью, после ухода  друзей,  между  первой и второй частями сна, то есть с двух до пяти, Гор,  выспавшийся днем и оставшийся один в просторной  и  скучной хижине, решил посмотреть на ночную жизнь общины. Если раньше это время посвящалось жителями Эдема хождению  в гости и чайным церемониям, то теперь, с появлением бандитов, все затаились, не желая привлекать к себе внимания, с ужасом ожидая прихода нежданных гостей.
   Гор не пошел к центру, а, выйдя из зарослей, двинулся вглубь поселения на звук приглушенных расстоянием голосов, доносившихся из густой тьмы.  Невысокие изогнутые, а потому и не срубленные на постройку, тускло светящиеся от не ухоженности стволы светящихся деревьев еле проглядывали сквозь клубящийся коричневатый,  непривычный  в  Эдеме  до последнего  времени  туман. 
Метров через сто Гор увидел  парня, который пьяно и неумело прижимал к обрубку дерева, светящегося не ярко, как обычно, а тусклым, мутным светом разложения,   девушку, а двое его дружков сидели рядом на траве и смотрели. У ног их стояли   половинки  кокосовых орехов, очевидно с каким-то левым  напитком.
-  Пожалуйста, не надо, —  упрашивала девушка. —  Пожалуйста, не надо.
Когда Гор подошел поближе, один из сидевших выругался и даже сделал вид, что запускает орех. А ведь они видели черный хитон, узнали бога.
Гор, сгорбившись и опустив голову, как побитая собака  прошел мимо.
 -Ну, хватит ломаться, — услышал он сзади решительный голос парня. — Сейчас моя очередь. Привыкай! Теперь даже моя семилетняя сестра…
Еще метров через сто двое молодых мужчин, видимые в свете, падающим из дверного проема хижины, выносили наружу небольшой белый пакет. Цепляясь за него слабыми ручками сзади семенил маленький высохший беленький старичок.
-Это я для больной жены, - приговаривал он беспомощно, - она не может ходить в сады, да и я тоже. Вот уложил остатки в её хитон....
Гор проковылял не останавливаясь.
Еще дальше мужчина под мрачным лунным светом избивал худого голого мальчика лет восьми. Фрукты, очевидно украденные мальчишкой, валялись под ногами насильника. Трое стариков горбились рядом, не вмешиваясь. Вот удар сбил жертву с ног. Избивавший рывком  поднял малыша за безвольную руку ради того только, чтобы еще раз сбить с ног. Самое жуткое было в том, что мальчик не кричал, а лишь  глухо, безнадежно  охал  при очередном ударе, и что-то булькало, когда он с хрипом вдыхал.
Ночь была полна безысходного  ужаса.
Гор повернул к своей хижине, и вдруг что-то впилось ему в щеку. Машинально он ударил по щеке и по мокрой ладони понял, что попал. Еще укус, еще. В этом районе  были самые злые комары.
По пути  обострившийся слух бога Гора различал крики и стоны, удары и глухие бесполезные мольбы. Рай  превратился  в ад, и  среди  ада  шел отринутый, жалкий  бог, радовавшийся тому только, что мрак ночи прикрывал  его.


ГЛАВА   19

НАПАДЕНИЕ  НА  БОЛЬНИЦУ


     Тропа, по которой вечером бог Апис и Сиф тронулись в путь, вела их вдоль озера, на котором было уже достаточно народу, принимавшего традиционное купание перед сном.   Апис, раздевшись и взяв скомканный черный хитон под мышку, чтобы не выделяться среди голых тел, прошел по берегу в том месте, куда ходили парни и девушки от семнадцати и выше, чтобы хотя бы нечаянно увидеть Марию. Купающиеся, с детских  лет  проводившие с ним на озере по нескольку часов в день, улыбались и поднимали в приветствии руки. Некоторые даже кланялись, вспомнив об изменившемся статусе Аписа. Девчонки оценивающе окидывали его фигуру, стараясь отметить изменения, произошедшие за год. Однако Марии среди них не было. Помрачневший вернулся Апис на тропу, где ждал его верный Сиф. Могучих стволов, закрывающих густою листвою тропу от озера прежде, не было и в помине. Лишь  уродливые пни портили вид. 
Уже выключилось второе солнце, когда они подошли к хижинам богов. Первым осторожно из-за камня выглянул Сиф, но, как и ожидал, никого не увидел. Наверняка никто из скотоводов не додумался караулить богов. Теперь у них, верно, было достаточно своих проблем.
   Если вплоть до хижин богов со стороны общины демократов деревья были вырублены, и все пространство опростилось, оглохло, а высохшая трава кололась под ногами, то дальше, вдоль тропы в сторону болота,  тянулся пока нетронутый лес, который  оглушил привычным гомоном птиц, и даже в наступающей темноте радовали глаз кисти и плоды сада. Но не забота о природе Эдема  защитила этот участок леса от вырубки, а трудности переноса бревен без тяглового скота через пнистое пространство у озера.
-Так когда-то вырубили лес индейцы анасази в Америке, - прокомментировал Сиф. –После чего исчезла вода для полива их огородов, а затем исчезли и анасази.
- А разве те, кто повторяет их ошибки, не имеют доступа к той информации, которую ты доносишь до меня?
-Мало иметь книгу на полке. Нужно еще открыть её, прочесть и осознать прочитанное, - ответил Сиф.
-Ты мог бы напомнить им.
-Однажды попробовал. Обвинили меня в том, что я играю на руку их соперникам, которые в результате смогут построить свой  дворец шире и забор выше.
     Приятно было окунуться в гигантские, привычные с детства заросли, идти между гранитных скал, которые, как думали некоторые, были специально созданы в древности для украшения ландшафта, и ныне были доверху покрыты  мхами и кустарником, проросшим в трещинах, слышать птичий трезвон и вдыхать  аромат прелых листьев.
К болоту подошли уже затемно, а потому  решили  перейти его утром.
Спать легли под деревом на опушке.
В середине ночи Апис проснулся от неприятного и непривычного зуда во всем теле. Он привстал и стал чесаться, раздирая кожу на руках и ногах до крови.
-Не стоит так расчесывать, -  равнодушным тоном произнес не спавший Сиф.
-А что это,-  спросонья спросил Апис.
-Комары.
-Какие комары?
- До сих пор комары летали только над озерами, являлись кормом для рыб, кровь пили у мелких животных и не нападали на людей. Теперь же контроль над ними со стороны Разума исчез.
-Это не смертельно?
-Жить будем, но смеяться перестанем, - философски заметил Сиф.
-Тебя что, не кусают? - разозлился  равнодушному тону  Апис.
-Кусают. Но я меньше реагирую. Очевидно врожденное.
Спать не было никакой возможности. Апис встал и побрел к болоту. Сиф поплелся за ним.
Жужжание комаров при подходе к болоту усилилось. Апис то и дело давал себе пощечины.  Догадался, наконец, сорвать несколько ветвей и тряс ими над  головой,  не переставая.
Трава была суха, уровень болота опустился еще ниже и  гранитные  столбики торчали теперь двумя рядами, как зубья утопленной  расчески. Прыгать по ним было небезопасно, так как  верхушки осклизли  от росы, и можно было соскользнуть в трясину.
Засохшая и потрескавшаяся затем неравными квадратами грязь Аппиевой дорогой  тянулась вдоль столбов  и терялась в лунной мгле.  Сиф попробовал встать на грязевые квадратики. Они держали, но колыхались под ногами.
-Давай вернемся  в лес подальше от комаров, а переходить будем днем, когда высохнет роса на столбиках, - разумно предложил Сиф.
Вернулись в лес, и только поздним утром, когда комары под солнцами опали вниз, до самой травы,  и уже не докучали, перебрались на другую сторону.
Травы саванны полегли, их приподнятые верхушки  торчали пиками навстречу путникам.
Маяк эвкалипта, указывающий край саванны, теперь виден был издалека.
У приемного отделения больницы прибоем колыхалась толпа. Это осторожно разведал Сиф. Апис боялся попасть на глаза больным, поэтому, не выходя из леса, они обогнули здание и, крадучись, вошли в него со стороны психиатрического отделения.
Поллаб  встретил их без улыбки. Казалось, он не рад встрече, и это было необычно и прискорбно.
-К нам направляются люди из общин скотоводов и наци, - сказал он сразу, объяснив свое настроение. - Причем скотоводы шли не через поляну богов и болото, а кружным путем, зайдя вначале за наци.
-Больные? – не понял Апис.
-Здоровые! – закрыв глаза чтобы легче было настроиться на мысли группы приближающихся людей, выдохнул Сиф. – Объединились для общей цели, но зачем, выяснить не могу. Не по нашу ли  душу?
-Нет! Они направлялись сюда до того, как вы стали переходить болото, - подсказал Поллаб. - Им нужны наши больные.
-Какие больные?- удивился Апис.
- Эти двое убийц.
-Для чего?
-Надеюсь, они расскажут об этом сами. Мне, к моему стыду, не удалось вылечить их. В Византии врача, подобного мне, водили бы по городу с горшком для сбора мочи, и все должны были его осмеивать. А то и закололи бы шпагой.
-Но у тебя было мало времени, - успокоил Поллаба Апис.
-Мы не желаем встречаться со скотоводами, - заметил Сиф.
-На время их присутствия можете закрыться в пустой палате. Двери там стальные. Сломать их теми орудиями, которые есть у населения, невозможно.
- Позволяет  ли  дверь закрыться изнутри? – поинтересовался осторожный Сиф.
      В кабинете  Поллаба  на отдельном столе лежали фрукты, орехи и остальное продукты, приготовленное для питания больных добровольцами. К такому питанию уже давно приспособились Апис и Сиф. Набрав плодов в подол, они прошли в указанную палату. Нужно было узнать, чем закончится приход «здоровых», прежде чем решать вопрос с Гором.
      Время тянулось медленно. Хотя скучно было лишь Апису, так как Сиф, стоило ему закрыть глаза, начинал медитировать, и можно было лишь догадываться, смотрит ли он какой боевик тысячелетней давности, или шастает по лесу, глядя на него глазами какой-либо согласившейся быть ему медиумом знакомой девчонки из общины демократов. А может, слышит стоны погибающего животного мира.
Наконец стемнело. А, правильнее сказать, выключилось вначале их солнце, затем следующие. И вот, уже в туманном  мареве  тусклых лун,  вспыхнули  стволы светящихся деревьев вдоль тропы,  идущей к далеким наци, и вскоре во двор больницы ввалилась толпа. Некоторые держали светящиеся и потихоньку тухнущие ветви, сорванные с деревьев, в руках других были  пластиковые вилы, единственные сельскохозяйственные орудия, которые можно было использовать как оружие. Ближе к зданию стояли скотоводы. Поодаль, в тени, клубилась черная туча, белея лишь хитонами, белками глаз и оскалом.
-Эй, доктор!  Выходи! – грубый голос перекрыл общий  шум.
Наружная стена, закрытая решеткой в  палате, где скрылись Апис и Сиф, выходила во двор, но  снаружи в темной палате они были не видны.
-Чего вы хотите? – спросил, появившийся из-за угла здания и вставший перед толпою,  Поллаб.
-Мы желаем освободить наших людей!
-Кого именно?
-Ты что, притворяешься? – угрожающе возопил один из присутствующих, выходя из толпы. – Мы пришли за Касимом!
-А мы желаем забрать Всполоха, -  крикнули из дальней  толпы.
-Но эти люди больны! Их нужно изолировать и лечить. Они опасны для окружающих! Если они вновь совершат  поступки, подобные  прежним, это будет на моей совести.
-Пока вы бессмысленно держали их взаперти, поступки эти в наших общинах  стали нормой! 
-Убийство не может стать нормой! Боги поручили мне вылечить ваших друзей!
-Боги! – буквально зарычал представитель скотоводов.  – Пусть только  попадутся нам! Из-за них погибли наши люди там, в носовой части  Эдема. Мы готовы растерзать богов, из-за которых терпим теперь страшные дни!
-Давай наших людей! – закричали  в толпе, и белая шеренга надвинулась,  и  закрыла от наблюдателей  Поллаба. Лишь голова его была видна.
 –Многие из нас часто приходили к решеткам их палат и слушали их речи.  И теперь они наши предводители. Своим примером, своими мыслями  они вдохновляют нас!
Поллаб повернулся к окружающим его спиной, спокойным шагом прошел к зданию, скрылся от взоров Аписа и Сифа за углом. Грохнула дверь, заскрежетал засов. И тут же в  закрытую дверь глухо ударили десятки оторопелых кулаков. Затем нападающие бросились к решеткам, отделяющим палаты от свободы. К решетке, за которой стояли наши герои,  тоже  прихлынули темные тени. Поднятые кулаки, зловоние немытых тел, рев, стараются безуспешно разглядеть не тренированными глазами из освещенного двора нечто в кромешной тьме палаты.
-Мы выломаем двери! Выломаем решетки! Если не откроете, всех поубиваем, разнесем в клочья всю общину!
-Апис и Сиф,  не сговариваясь,  выскользнули в коридор, густая темень в котором не давала возможности разглядеть их с улицы на фоне открытой двери.
-Надо было отправить вас к Риши, - заявил подошедший к ним Поллаб. – Я не подозревал о подобном развитии событий и поставил вас под удар.
-Ты думай о себе! – воскликнул Апис. – Не остается ничего другого как выпустить больных.
-Но эти больные могут вновь совершить убийство! Да что там могут! Они обязательно будут убивать!
-Если ты не выпустишь сам, их отобьют сподвижники. И не когда-то, а уже сейчас и здесь будет несколько трупов.
Поллаб  задумался.
-Нет! Нельзя оставлять их живыми! Я не ограниченный монах! Религиозная и националистическая общины в основе своей имеют прин¬ци¬п кол¬лектив¬ной от¬ветс¬твен-нос¬ти. Для них да¬же чужой груд¬ной ре¬бенок от¬ветс¬тве¬нен за якобы «прес¬тупле¬ния» соп-ле¬мен¬ни¬ков. А это пря¬мой путь к ге¬ноци¬ду. Я знаю, к чему это приведет! - вскричал он, пробежал в свой кабинет, откуда через открывшуюся дверь в мрачный коридор хлынул сноп света с поляны, и выскочил с большой крепкой деревянной рогатиной в руках, заготовленной, очевидно, заранее.
- Я должен задавить болезнь в зародыше! - продолжал исступленно, на грани срыва, кричать Поллаб.
 - Эта рогатина пробила бы и шкуру снежной козы, из которой эскимосы делали щиты, - вполголоса автоматически прокомментировал для Аписа Сиф.
-Только мне,  психиатру, да еще двум-трем специалистам ясно, что мой пациент просто сумасшедший! - старался донести свою озабоченность  до слушателей Поллаб. - Но за воротами больницы – для обывателей - он пророк! Или, в зависимости от доминирующей идеи, национальный герой! Его бред вызывает групповое помешательство среди последователей, и уже не обычная толпа будет бесноваться в общине, но представители  религиозного течения! Не банда помешанных националистов, а герои  благородного, со слезою,  национального  движения!
-Массовое помешательство должны лечить  политики, а не врачи! - перебил Поллаба Сиф.
-Где ты видел не сумасшедших политиков? Они то и возглавляют...
Новый поток брани из-за двери, удары древками в толстое дерево.
-Помогите мне! - вновь вскричал Поллаб. - Только откройте двери их палат. Если не успел вылечить, то предотвратить катастрофу - моя прямая обязанность!
Странно было слышать подобные слова от низенького, полненького человечка, добрейшее лицо которого невозможно было испортить и произнесенными страшными словами.
- Если  намерения их еще не ясны, а будущие убийства только предполагаются, как можно поднять руку на  реального, живого человека? - возмутился Апис.
-Человека? - возмутился Поллаб. - Да вы не понимаете саму сущность человека! В нашем теле микроорганизмов в много раз больше, чем родных клеток. Они вмешиваются в процесс создания нашим мозгом модели мира и образа самого себя, определяют наше поведение, наш характер, нашу жизненную философию. И сейчас именно эти сожители принимают жуткие решения, которые лишь озвучивают человеческие куклы с лицами Касима и Всполоха. Мне же не хватило времени вырастить другие микроорганизмы, которые, заразив их и вытеснив нынешних хозяев, изменили бы приоритеты, совершили бы революцию во взглядах наших больных.
-Разве это возможно?
-Это единственный доступный нам метод, - старался растолковать, переубедить собеседников Поллаб. – Ведь религию и породили микробы, распространившиеся среди людей подобно эпидемии. Такие обряды, как обрезание в иудаизме, эвхаристия, целование креста в христианстве, хадж в исламе, купания в Ганге в индуизме как раз и способствовали распространению религиозной инфекции. Разум до времени не допускал расцвета заболевания, а теперь…
-Интересно, а нельзя ли бороться с излишней религиозностью  и национализмом антибиотиками? А может сделать от них прививки? – тут же осенило Сифа.
-Значит эпидемия, вызванная выращенными тобою микробами, могла бы заменить нам отсутствующий Разум? - восторженно продолжил мысль Сифа Апис. - Скажи мне, чем ты заражён, и я скажу, кто ты!
Новый взрыв злобных криков за дверью перебили восторги.
-Нечего ждать! - бессильно взывал Поллаб. - Стоит лишь проткнуть их животы, и миллиарды микроскопических монстров выплеснутся из тел пораженных ими зомби на каменный пол, а не на благодатную почву Эдема. И не заразят их последователей, не сделают и их зверьми. А мы зароем остатки с предосторожностями, с какими когда-то зарывали трупы больных сибирской язвой.
-Мы не мифические роботы, в которых вставлена логика, но отсутствует мораль, - твердо заявил Сиф. - Мы не сможем участвовать в убийстве, глядя жертве в глаза, даже если будем уверены, что тот, кто ныне жертва, после обретения свободы сам будет убивать.
Входная дверь грохотала.
-Так вы оба против убийств? - Поллаб медленно обреченно опустил руки с рогатиной.
- Что ж, в таком случае я выпущу их. Не будет трупов сейчас,  но как же много их будет потом, - устало, будто из него выпустили воздух, сразу став ниже ростом проговорил он.
 - Зайдите в свою палату. Я освобожу, но знаю, что вы об этом сами еще пожалеете.
Апис и Сиф торопливо бросились к себе. Из коридора донеслись звуки открываемых металлических дверей соседних палат, шаги по коридору.
-Перестаньте  барабанить!  Отойдите от  входной  двери! Сейчас я выпущу ваших друзей!
Удары стихли.
Скрежет засова. Скрипнула тяжелая входная дверь. И общий крик радости сотряс  каменные стены. Слышно было тяжелое дыхание попавших в давку людей. Вот подняли, понесли на руках.
-Мы скоро вернемся! – донесся  напоследок мерцающий, от тряски на плечах поклонников,  удаляющийся  голос  Всполоха.
-Я не могу гарантировать  вам безопасность, - с сожалением произнес Поллаб после того, как непрошенные гости удалились, и невольные пленники принесли ему ключ от палаты, морща нос от запаха конюшни, оставшегося в коридоре. - Они могут вернуться как раз в то время, когда бог Гор будет здесь. Я даже не предполагаю, зачем они хотят возвратиться, но отпора мы дать не сможем. Монахи не возьмут оружия в руки.
-Но вам же нужно защитить своих детей! - воскликнул благоразумный Сиф.
- Вы что же, в самом деле думаете, что они смогут поднять руку на детей?
- Что им дети! - воскликнул  Сиф.  –Посмотрите, как изменился ландшафт  около общины демократов. Леса и сады вырублены, на месте пустоши высыхает трава, лесные  озера зарастают и заболачиваются,  рыба в них исчезает. Наступает голод, а потому им необходимо будет захватывать дополнительные участки земли. Появляется новый класс феодалов, идет процесс первичного накопления капитала. Или ты успеешь урвать, или тебя обойдут.  Не до сохранения природы. А люди так вообще помеха.
-Эти проплешины среди зелени  мы можем уже  видеть у себя на небе, - глухо прокомментировал Поллаб.
Вспомни,  - обратился  Сиф к Поллабу, явно не надеясь на память Аписа, - как воевали  древние греческие города. А в Африке, в Канаме, области в Руанде,  плотность населения  была более двух тысяч человек на квадратную милю, и  земли, для того чтобы прокормить все увеличивающееся население, перестало хватать. Вот гражданская война и стала орудием уничтожения лишнего населения. Между прочим, война шла между хуту, в основном земледельцами,  и тутси - скотоводами. А еще..., - хотел  было продолжать  Сиф, но Поллаб поднял руку, призывая к тишине.
 - Мы можем сутками озвучивать всю кровавую историю человечества, извлекая её из памяти Разума, потому что практически вся она была посвящена войнам за землю, за воду,   но уже  и так  ясно, что дело в нашем случае  может дойти до тотального  геноцида, как это было в Австралии, Тасмании и других местах. Вы бы сделали хорошее дело отправившись к наци и выяснив их планы. Наци, насколько я понял, относятся к богам  нейтрально. Сейчас все друг другу враги, все закрылись. И теперь мы, как дети и боги, не чувствуем живущих.
-А ведь наши сумасшедшие были бы оправданы судом присяжных, - заметил Апис на прощание. - Каждый мог бы сказать:  убийца не я, а те, кто во мне!


ГЛАВА   20

ПУТЕШЕСТВИЕ  В  ОБЩИНУ   НАЦИ


Наутро, так как затевать поход ночью по незнакомой местности было глупо,  Апис и Сиф, переночевав в общинном доме  (черное и белое пятно среди оранжевых туник молодых  послушников  на длинном ряде жестких кушеток), отправились по направлению к общине наци. Впервые за месяц Апис выспался, так как его не будил шум в два часа ночи, как это было в последнее время в общине демократов, а комаров в общинном доме было мало. Утренний ритуал омовения совершили  на местном  озере, и Апису понравились уютные гроты среди густых, поднимающихся высоко вверх деревьев, где зелень их листвы сливалась с зеленью неба. В месте для купания молодежи по большим валунам, косо спускающимся к воде и увлажненным брызгами водопадов, скользили по  углублениям  в виде желобов, за тысячи лет проделанным в граните купающимися, и с шумом плюхались в воду смуглые тела юношей и девушек. Наши герои тоже  опробовали этот путь, и  хозяева украдкой разглядывали  белокожих гостей.
Тропа, утоптанная ночью бандитами из общины наци, возвращающимися домой, шла  по густому лесу в самый конец Эдема. Казалось, все птицы переместились сюда из уничтоженного демократами леса, гвалт стоял оглушающий. Вот на тропу прямо перед путешественниками выскочила дикая свинья. Оба замерли, вспомнив происшествие в больнице, но свинья уютно хрюкнула, бросилась в чащу и за ней капельками ртути прокатилась через тропу  вереница детенышей. Привал сделали у третьего солнца. Здесь прямо на большом гранитном столе, на берегу одного из многочисленных озер, стоял  синтезатор, предназначенный для путников, но, как и все ныне в Эдеме, не работавший. Рядом обычная придорожная хижина с туалетом, душем и набором для чайной церемонии. Видно было, что меньше суток назад в этом месте отдыхала толпа с освобожденным пленником. Везде примятая трава. Под высоким деревом, увешанным плодами авокадо, в сторонке от стоянки, высилась непривычная груда отходов из шелухи орехов, миндаля, шкурок бананов, свежих и давно упавших кокосов с растущих здесь же, на берегу, пальм. Такую кучу оба видели впервые.   
-Скоро, если только не заработают вновь синтезаторы, поглощающие отходы, мы будем погребены мусорной горой, - с горечью произнес Апис.
-Это органические отходы. Бактерии сожрут их. Все сгниет.
- А это правда, что в нашем организме столько бактерий? - вспомнил Апис слова Поллаба.
-Что говорить о бактериях, когда каждая клетка нашего организма есть сборная солянка. Когда-то самостоятельные микроорганизмы, взаимодействуя вначале в качестве паразита и хозяина, сливались затем крепче семейной пары. Митохондрии, которых сотни в каждой нашей клетке, потомки альфа-протеобактерий, пластиды потомки цианобактерий, а ядро и цитоплазма произошли вообще от архей. Нанизанные на костный каркас они дают, в свою очередь, приют триллионам бактерий и вирусов, и весь этот компот обернут, чтобы не расплескался, иногда привлекательной кожей. Каждый из нас гигантский муравейник. Даже больше! Населенный под завязку континент!
Апис брезгливо осмотрел кисти своих рук, повертел перед глазами и сокрушенно покачал головой.
      Сиф подошел к озеру, макнул палец и попробовал  на вкус. Вода, как и во всех озерах, не предназначенных для купания,  оказалась соленой.
«Интересно, почему бы нам не получить огонь, раз уж синтезаторы не могут варить и  жарить?» пришла  вдруг в голову Аписа простая, казалось бы, мысль. Инициированным она не могла придти на ум, так как Разум блокировал саму возможность думать об огне, малышам об этом никто не говорил, а после школы и инициации лишь боги  были свободны в своих мыслях. Но даже Апису непросто было подумать об этом, так как  никто никогда  в Эдеме  живого огня не видел, и только прочитанное им в старых книгах могло натолкнуть на дерзкую мысль.
-Давай разожжем  костер! - предложил он Сифу.
-Что значит - костер? - насторожился тот.
-Обычный костер, какой поддерживал жизнь первобытного человека. Еще я читал в старых книжках о пионерских кострах.
-Это разные костры?
-У них только название разное, но огонь одинаков.
-И как ты думаешь это сделать? - опасливо поглядел на него Сиф.
-Я помню, как учили получать огонь бойскаутов. Они брали сухую палочку и сухую дощечку, в которой делали отверстие. Затем начинали  быстро вращать палочку в этом отверстии. От трения повышается температура и появляется огонь.
Сиф слушал внимательно. Если он мог слушать про костер, значит Разум уже не  реагировал на мысль об открытом огне так же, как он не реагировал теперь и на нарушения нравственности.
-Попробуем,  - без энтузиазма откликнулся  Сиф.
Сухих дощечек среди валежника в лесу и высушенных до звона палочек, толщиной с большой палец, на берегу было достаточно. Подобрав подходящую дощечку, Апис вставил палочку в отверстие, оставшееся от выпавшего сучка, и стал вертеть её, зажав между ладоням. Ладоням стало жарко, но никакого дыма не появлялось.
-Маловата скорость, - заметил Сиф.
-Быстрее не могу!
Сиф отошел к груде кокосов, валявшихся под авокадо, и вскоре  вернулся, неся в руках сплетенную из длинных кокосовых волокон веревку, тонкую палочку из бамбука,  а также  высохшие соцветия камыша.
- Кокосы лежат здесь годами, не нужно и вымачивать. Вот сделал из волокон  веревку.
-И что...? - не понял  Апис.
-У меня прямо перед глазами древний кинофильм для  кадетов "Как разжечь костер в лесу". Вот по нему и действую. Почему-то раньше никогда не приходило в голову подумать о костре. 
         Сиф сделал лук, согнув бамбуковую палочку и сделав тетиву из веревки. Затем  обмотал тетиву вокруг сухой  палочки, накрыл сверху половинкой кокоса, прижав ею сверло сверху, и стал перемещать лук вперед и назад. Скорость вращения палочки резко увеличилась. Наконец вокруг сверла образовался черный древесный порошок и появился дым.
-Подложи соцветия камыша и подуй! - скомандовал он Апису, - нам нечем прорезать в дощечке   дымоход.
-Апис распушил соцветия, подложил к основанию сверла, подул, и, о чудо, вспыхнул огонек,  который тут же обжег ему пальцы.
-Теперь подсунь огонь под приготовленные дрова!
Вскоре  первый за тысячелетия Эдема костер с треском горел на берегу. Путешественники  во все глаза следили за необычным явлением.
-Я сейчас! - крикнул Сиф, раздеваясь и прыгая в холодную воду. Когда он с рыбой вернулся на берег, ему пришлось еще раз зажмурить глаза и выяснить у Разума способ жарки рыбы на  костре.
-Ведь это решение всех  наших  проблем! - восторженно воскликнул Сиф после того, как они полакомились подгоревшей рыбой.
 - Научим всех добывать огонь, и долой сырое мясо и вымоченные противные бобовые.  Построим печь, я уже вижу в деталях её устройство. Ты у нас настоящий Прометей, подаривший огонь людям!
-Какой же я Прометей, если это ты выполнил все, что нужно.
-Без тебя мне бы  и в голову не могла придти мысль получить огонь, - сознался Сиф.
После обеда они полежали на берегу.
-Вот вернуть бы недавнее прошлое, - мечтательно произнес Сиф, глядя в вечнозеленое безоблачное небо, проглядывающее между солнцами, - ведь мы  действительно жили в раю! Когда об этом говорил Гор, я не понимал его.
Через час пути Сиф вдруг остановился, закрыв глаза.
-Что случилось? -  встревожился  Апис.
-С другой стороны к общине наци идут три инженера. Первая за два года дежурная смена возвращается  с внешних станций.
Апис вспомнил, как Гор рассказывал о проходе за пределы Эдема к станциям, где находилось силовое оборудование и модули для дежурного персонала. Именно инженеров Гор называл элитой. В Эдеме не было деятельности более сложной интеллектуально. Дежурная группа уходила в самый конец Эдема, где так же, как и в головной части, царила невесомость.  Однако в этой части не тонкие замаскированные нити, а  дорожка с сеткой наверху и перилами по бокам, для исключения опасности  оторваться от почвы и улететь, как это случилось с группой скотоводов в головной части Эдема, вела по участку невесомости к  громадной сейфовой  двери, ведущей через пятисотметровый тоннель к внешней оболочке. При возвращении после дежурства этих мужественных людей в общине наци  встречали цветами, шумными играми и танцами.
-Когда они придут в общину?
- У общины болото загибается в сторону и инженерам нужно еще миновать его. Это задержит их немного, и прибудут они практически вместе с нами.
-Значит их, как обычно, будут встречать и никому до нас не будет никакого дела?
-Посмотрим, - загадочно проговорил Сиф. - Почему-то они голодные и изможденные. Не как обычно. От них не исходит позитивных эмоций.
      К концу дня, уже должно было скоро погаснуть первое солнце, добрались они до  хижин наци.
Первый же увидевший их житель, согбенный, усохший старик, даже черная кожа  которого поседела, застыл, не зная, как реагировать на появление белых чужаков. Возможно, он  не видел их за всю свою долгую жизнь.
   Что-то сработало, наконец, в мозгу аборигена, он поклонился впервые увиденному им черному хитону, с опаской поглядывая на Сифа. Руки старика были в грязи. Приглядевшись, Апис увидел замес из земли под ногами старика. На стене хижины  чернела  выполненная грязью надпись:  ЧАСТНАЯ  СОБ.
-Что это за надпись? - Апис постарался говорить требовательно, как и пристало богу. 
-Я не дописал, - робко пролепетал  старик.
- Он хотел написать "частная собственность", - подсказал Сиф.
-А зачем ты пишешь это, - спросил озадаченный  Апис.
-Я приватизирую свой дом.
-Его у тебя хочет кто-то отнять? - изумлению Аписа не было границ.
-Сейчас всё приватизируют. Вот лес уже поделили. Теперь невозможно зайти в сады. Захватывают и хижины. Кто помоложе, и у кого больше сил....
-Но ведь хижины были у всех жителей, разве не так?
-Были.
-А зачем иметь их две?  Впрочем, сейчас не до хижин. Мы пришли к Велеба!. 
Некоторое время абориген беззвучно шевелил губами, а затем с каким-то неизвестным Апису акцентом произнес, - Теперь наш господин  молодой  Всполох. Только вчера его вернули нам.
-Смотри, как они это скрывают, - тихо пробормотал Сиф. – Ведь даже не сообщили всему Эдему, что поменялся глава общины. 
-Где искать Всполоха?  Я его не чувствую, - произнес Сиф вслух.
-Он там, - старик махнул рукой, - в центре  общины. У них общее собрание.
-А почему не на собрании ты? - в голосе Аписа вновь прозвучали   повелительные нотки.
-Они не приглашают стариков. Говорят, нам пора умирать.
В голосе старика слышалась грусть и покорность.
-Проведи нас в центр! – приказал  Апис.
Вплоть до центра, пока они медленно ползли по территории общины за стариком, им не встретился более ни один человек. Очевидно, все молодые были на собрании, а старики забились в хижины, как в норы.
Остановились за последней хижиной, отделявшей их от площади, так как старик не желал, чтобы его увидели. Сквозь неясный гул толпы до них донесся знакомый, убедительный голос. Очевидно собрание, более похожее на  митинг, только началось. Старик, еще раз поклонившись, повернулся и поковылял назад. Апис прислушался, но язык оратора ему был незнаком.
-Почему Всполох говорит вслух, а не передает свои мысли? – спросил мало разбирающийся в вопросе Апис.
-Не желает, чтобы его мысли вырвались наружу, чтобы их ненароком не уяснили в других общинах. Они же все закрылись от остальных так  же, как скотоводы. Потому и нам пришлось идти сюда вместо того, чтобы просто обменяться мыслями со знакомыми.  Да еще в толпе, думаю, много неинициированных детей.
 –А что за язык он использует?
-Тот, из-за которого у них спор с вици.
-А о чем он говорит?
-До последнего времени нашу свободу, наше священное национальное самосознание  -  начал переводить Сиф, -  подавлял ужасный, бесчеловечный Разум. И вот, когда  тяжелая длань его  соскользнула, будто проснулись мы от многовекового сна, взыграло в нас святое чувство нашей уникальности, и лишь теперь смогли мы разглядеть вопиющую несправедливость. Занимая наши исконные земли, земли наших предков, живут себе  некие вици, не желающие говорить на нашем языке.  А  не желают говорить  потому, что ненавидят нас! А мы-то, близорукие, считали их своими братьями. Теперь же выяснилось, что  они, эти  вици, готовы отделиться от нас, разрушить единство нашей общины, лишив нас земли, лишить будущего. Эти сепаратисты готовы в любую минуту вонзить нож нам в  спину. Я рыдаю о своей родине вместе с каждым из вас! Я предлагаю объявить язык вици вне закона! Но я рыдаю и о врагах наших, вици!
      Тут Всполох даже приложил край своей, уже длинной, туники к глазам, промокая слезы, - но мы должны подавить в себе чувство сострадания к ним, подавить человеколюбие ради защиты нашего мира, а потому обязаны пойти и убить их прежде, предотвратить нападение на нас, и кто скажет, что это  не справедливо?  Только  таким образом мы защитим от гибели наши семьи, наших детей, и, следовательно, акция наша гуманна! Всякий, кто со мной не согласен, предатель! Всякий, защищающий вицы, должен быть убит ради сохранения жизни наших детей!
Послышался шквал рукоплесканий, отдельные одобрительные выкрики, быстро  слившиеся  в протяжный  рев, и Сиф остановился, отдыхая от перевода.
-Но я не верю, - почти тотчас продолжил он, -  что кто-нибудь из вас отречется от своей общины. Потому что любой  наш человек уже по факту рождения на голову выше любого вицы. Вы - избранные!
Рукоплескания.
-  В последнее время  каждый из вас испытывает  трудности с питанием.  Мы будем жить по-прежнему,  если  разделаемся  с этими вицы и возвратим  наши земли, а с ними леса и сады. 
Рукоплескания.
-Это будет священная война, и каждый из нас будет горд положить голову...
-Короче, прервал свой перевод Сиф, - сейчас  из глубины веков мне преподносит Разум фразу философа Григория Померанца:  «Дьявол начинается с пены на губах ангела… Всё рассыпается в прах, и люди, и системы, но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело, и потому зло на земле не имеет конца».  Так вот мы сейчас слушаем речь одного  такого ангела. И эту же пену  на губах видели  мы  у  Рея и Касима.
         Они постояли еще некоторое время.  Когда  стихла  очередная порция оваций,   раздался чистый девичий голос, горячо декламирующий что-то.
-Переведи! – нетерпеливо подтолкнул Сифа под руку Апис.
-Никогда мы не будем братьями…,  ерунда! Какие-то стихи. Самое время выйти.
Но выйти им не дали.
Какой-то шум, перекрывающий  девичий голос, послышался из толпы.  Вначале Сиф, а затем Апис осторожно выглянули из-за угла хижины.
Толпа стояла к ним спиной, лишь  предводитель да экзальтированная девушка, читающая стихи, возвышались над слушателями стоя к ним лицом на небольшом возвышении. Но теперь и они оборотились к вышедшим с  противоположной от наших героев стороны на площадь трём инженерам. Толпа перед трибуной была на удивление небольшой, очевидно из-за отсутствия основной массы общины - стариков, а потому инженеров никто не закрывал.
Все трое сняли шлемы, очевидно надетые за минуту до  появления перед публикой, и вымученно улыбались.  Шлемы были просто давним символом инженеров, подобно стоптанным тапочкам верящего в приметы  хирурга. Любой мальчишка в старом, добром Эдеме дорого бы дал, чтобы лишь прикоснуться к ним. Затертые за прошедшие тысячелетия  стекла шлемов  не позволяли  через них различать дорогу, а потому и одевали их только перед выходом к народу. Черный цвет кожи инженеров указывал на то, что все они были представителями местной общины.
       Обычно дети подбегали к пришедшим после дежурства и благоговейно забирали шлемы, чтобы затем толпою, гордые своей причастностью к инженерному подвигу,  нести их в специальную хижину, в которой, помимо комнат для отдыха очередной смены,  находилось место для  хранения  снаряжения. Девушки подносили цветы, жители хлопали в ладоши. Затем инженеры отдыхали, а когда начинался вечер, то есть выключалось дальнее,  в головной части Эдема, солнце, начинались танцы под музыку дудок, вырезанных из дерева.
       Ныне притихшие дети стояли вместе с родителями в толпе, не порываясь бежать к инженерам. Первоначальный шум, заставивший было прервать митинг, угас.  Толпа угрюмо глядела на стоящих пришельцев, с лиц которых постепенно слиняли улыбки.
-А куда теперь поселятся эти, вылезшие из болота? - разбил тишину  громкий самоуверенный  голос  одного из  мужчин, стоящих в толпе.
-А что с их хижинами?  Почему ты задаешь такой вопрос, Жадан? -  удивился  Всполох.
-Ну как же! Хижины приватизированы мной. Все сделано по закону, который мы утвердили с тобой утром. Кто смел, тот два съел. Имущество отсутствующего  достается другим.
-Да, все верно. Теперь им придется арендовать у тебя свои хижины.
-Что значит "арендовать свои хижины"? -  недоуменно воскликнул один из инженеров, сделав шаг вперед.
-А то, что у вас теперь нет своих хижин! - отрезал Всполох.
-Но такого не может быть! - инженер был обескуражен. - Мы только вернулись. Мы работали на благо всего Эдема. У нас отключились синтезаторы, но, чтобы не прерывать вахту, один из нас ежедневно спускался в ближайшие сады и приносил пищу. И вот, мы вернулись...
-Вы будете платить мне за хижины арендную плату, - закричал мужчина, которого назвали Жадан.
-Но для того, чтобы платить, нужно иметь деньги. А денег-то в Эдеме не было и нет, - подал голос  другой инженер, очевидно успевший выудить  из Разума знания  об арендной плате.
-Значит, будете отрабатывать. Пилить деревья и носить к моему строящемуся дому.  Участок леса и сада, который я успел приватизировать, нанесен на единственную карту, которая лежит у Всполоха в хижине. Вот с моего участка  и будете носить деревья.
-То есть, теперь мы твои работники? Но это несправедливо!  Все в Эдеме принадлежало всем сразу. И если что-то делалось, то для всех. Да и что это за закон, который позволяет  присваивать то, что принадлежало всем?  Ведь это просто кража под видом закона! И  превращение всех жителей в рабов у кучки воров!
-Вы что же, идете против власти? Против её законов? Да вы стали нашими врагами, пока  занимались своей ерундой! Всполох, пусть твоя гвардия, которую мы создали утром, расправится с этими, выползшими из болота, не нужными народу болотными  интеллектуалами!  Теперь  мы - элита, а  эти нищие должны  знать свое место!  Ату  их, этих нищих!
  И дети закричали, выбежали, наклонились и  комки земли полетели в сторону инженеров, которые закрывались неумело, стыдливо, а затем повернулись и медленно, хотя было видно, что еле сдерживались от бега, пошли прочь. И вся толпа, тоже ободранная, нищая, но гордая характером выбранного главы, так твердо отстаивающего  интересы общины перед внешним врагом, интересы их мира, мира наци, заорала, заулюлюкала, некоторые, было видно  по тому, как подносили хитоны к лицу, прослезились.
Постепенно интерес к уходящим увял. Дети, покричав, вернулись под сень родительских рук. Все головы вновь повернулись к ораторам.
Девушка продолжила чтение.
-Самое время выходить, - прошипел  Сиф, буквально выталкивая бога вперед.
Увидев черный хитон Всполох вперил в него взгляд. Девушка перестала читать. Люди в  толпе стали поворачиваться в сторону, куда смотрел предводитель, и вскоре вся толпа, черная линия лиц над белой стеной хитонов, угрюмо глядела на Аписа и Сифа.
-Вот этот человек заточил меня! - взвизгнул Всполох, протянув руку в сторону  Аписа. -  Вначале Велеба, мир его праху, а затем этот бог, Апис! Хватайте его, не дайте уйти!  Пусть и он почувствует, что значит  потерять свободу, потерять друзей, быть вдали от семьи!
 Наиболее сообразительные  подбежали, схватили за руки, держали неумело.
-Что делать с ними? - громко крикнул, наконец, один из державших.
- Ты, Велига, один возьми обоих и  отведи  в  пустую ныне хижину Велеба и охраняй, пока я не пришлю замену.
-Тогда пошли кого-нибудь, пусть принесут еды мне и этим двум. Ведь синтезаторы не работают!
-Да знаю я об этом. У буддистов они тоже  не работали.
Велига двинулся, взяв пленников за руки, толпа расступилась.
Хижина бывшего главы не отличалась от хижины любого другого  жителя  общины  наци. Арестанты прошли внутрь, а конвоир улегся на траву у порога.
-Ты посмотри, с какой скоростью вся община, даже дети буквально за один день стали ярыми националистами, - воскликнул Апис, усевшись на циновке в чайной комнате не поджав ноги, как требовала традиция, а с удовольствием вытянув их, расслабляясь.
-Удивительное единодушие. Впрочем, как и воины Рэя, которые тоже вдруг, без видимой причины, стали преданными ему, как собаки.
-Почему как?
-Но они же не собаки!
-В нас есть стержень, вокруг которого наслаиваются все остальные чувства и инстинкты, делая и нас в чем-то собаками.
-И что это за стержень?
-Миллионы лет слабый примат вынужден был защищаться от хищников и добывать себе пропитание только вместе с подобными себе, только группой. И поэтому быть частью группы стало самой главной его потребностью. Лишь принадлежность к ней гарантировало выживание и его, и его детей. Быть вне группы, быть одиноким было равноценно смерти. Вспомни хотя бы изгнание Ромео за убийство Тибальта. Даже в средние века изгнание ещё оставалось синонимом смертной казни.
- Но позже изгнание уже было не актуальным?
- Древняя потребность причастности к группе, которая должна защитить, дать уверенность в выживании потомства, всегда жива. Вот, к примеру, как только распалась социальная общность, основанная на идее построения коммунизма в Советском Союзе, каждый советский человек, лишившись социальной группы, в одночасье почувствовал себя сиротой. И уже на следующее утро это был не советский человек, не комсомолец или член партии, а грузин или русский, христианин или мусульманин. Демонтаж социалистической общности в Югославии привел к тому, что в прежде многонациональной среде каждый почувствовал себя частью именно своей национальной группы, которую нужно было немедленно обособить от остальных,  отстоять её права. А через десятки лет, когда рассеялось безумие национализма, люди с изумлением спрашивали себя: зачем я стрелял в своего близкого соседа - хорвата, а он стрелял в меня, серба?  И не находили ответа.
-Значит представители наци и вици будут когда-нибудь задавать себе подобный же вопрос?
-Боюсь, до этого не доживем ни мы, ни вицы. Да вот еще пример синдрома древнего охотника. На Земле, как только появился интернет, подросток, потерявший эмоциональную связь с родителями, мог попасть в зависимость даже не от реальной группы, а группы выдуманной, существующей лишь в виртуальном пространстве. Каждое поощрение в сети, каждый лайк был счастьем, так как подтверждал его причастность к безликой, но такой важной для него группы, повышал его самооценку. И если группа  рассматривалась им как своя, то по требованию предводителя группы, которого в жизни он никогда не видел и реально никак от него не зависел, подросток мог пойти на любое правонарушение, и даже самоубийство. Какой-нибудь шалопай, собравший в социальной сети несколько миллионов фанатов, мог, если бы у него хватило ума, устроить даже государственный переворот.
-И как можно было с этим бороться?
-Только создав альтернативную группу, либо подчинив себе виртуального предводителя уже созданной им группы.
-Я думаю, группа наци пока не рассматривает как врагов нас с тобой.
-Вначале они должны будут разобраться с внешним врагом - вици. А вот затем, когда  внешний враг не будет угрожать, пышным цветом расцветет самоубийственная внутривидовая агрессия, борьба за еду и другие блага. Боюсь, мы будем первыми жертвами.
- Я надеюсь, что в массе своей наци не склонны к убийствам?
-Я уже говорил тебе раньше, помнишь, у озера, что если бы мы произошли не от кротких обезьян, а, к примеру, от саблезубых тигров, то надежды на то, что нас не убьют, было бы больше. Ведь чем опаснее вооружены животные, тем сильнее у них инстинктивный запрет на убийство сородичей. И для этого у них выработаны определенные ритуалы, которые на уровне инстинктов нейтрализуют агрессивность, препятствуют убийству соплеменников. А у австралопитеков и когтей-то не было.
-И как  выглядят эти ритуалы?
-Например, при встрече враждебно настроенные южноафриканские скорпионовые пауки наносят друг другу удары длинными передними ногами, но не применяют  опасные хелицеры и педипальпы. А вот если драка происходит между самцом и самкой в период размножения, то последняя принимает позу покорности.
-И что это за поза?
-Она ложится на землю, складывает педипальпы, распластывает ноги и погружается в полную неподвижность.
-Ты хочешь сказать, что и нам при появлении Всполоха нужно лечь на землю, сложить педипальпы и распластать ноги?
-Я готов даже на подобную позу, лишь бы защитить моего бога, - подведя глаза под лоб, со скорбным вздохом заявил Сиф.
-Довольно издеваться. Что нас ждет на самом деле?
-У них сейчас сформировалось общество с племенным укладом, а в таких обществах большинство людей умирало от преднамеренных убийств. Сейчас наци - обычная крысиная семья. Миролюбивые внутри и дьяволы по отношению к другим. Вот если бы мы попали к ним в тот момент, когда они перешли к племенному союзу, хотя бы с родственными им вици.
-И что было бы? – нетерпеливо прервал Апис.
-Тогда люди впервые в истории научились регулярно встречаться с незнакомцами, не пытаясь их убить.
-И что, у нас нет надежды?
-Если в этой общине гуманитарный интеллект уступает инструментальному, то можно ждать только агрессии. Вспомни историю - атомная бомба уже была, а гуманитарного интеллекта, который препятствовал бы её применению, было недостаточно. Или вот еще пример. В период вьетнамо-американской войны к первобытному охотничьему племени горных кхмеров попали американские карабины. Освоив новое оружие, туземцы за несколько лет истребили фауну, перестреляли друг друга, а оставшиеся в живых спустились с гор и деградировали. Здесь, боюсь, первыми жертвами будем мы. 
-И что же, не было в истории примеров, когда моральный дух превосходил  инструментальную мощь?
-Почему же, были. Вот, к примеру, конфуцианский Китай.
-Может быть, есть идеи, которые бы заменили нам Конфуция? К примеру, новая религия?
-Мы стоим сейчас перед проблемой похожей на ту, что встала перед человечеством, когда появилось дешевое и легкое металлическое оружие. Ведь им можно было вооружить большие массы людей,  а потому  прежние войны с малым количеством воинов с дорогим и тяжелым бронзовым оружием, в которых в плен не брали и никого не щадили, могли подорвать саму основу человеческого общества. Вот тогда-то, как и перед нами теперь, появилась необходимость в новой  морали.   В передовых, еще слабо связанных между собой обществах, за очень короткий промежуток времени появились мыслители, политики и полководцы нового типа — Заратуштра, иудейские пророки, Сократ, Будда, Конфуций, Кир, Ашока, Сунь-цзы. Авторитарное мифологическое мышление под влиянием их учений впервые стало вытесняться мышлением критическим, оформились общие представления о добре и зле, о личности, как суверенном носителе морального выбора, сформировалась такая форма индивидуального самоконтроля как совесть, вместо безраздельно доминировавшей прежде богобоязни.
-Ну, и для чего ты мне говоришь об  этом?
-А то, что в результате изменились цели и методы ведения войны: количество жертв перестало служить мерилом боевого мастерства и предметом похвальбы. Но, главное, укрепилось мнение, что мудрый человек воздерживается от дурных поступков не из страха перед карой всевидящих богов, но оттого, что «знает» о последствиях. Так вот нашим тюремщикам еще только нужно будет пережить это  осевое время.
-Они раньше перемрут от голода. Жадан говорил о вырубке лесов. А это приведет к нехватке продуктов, как и в общине демократов. Неужели человек никогда не вел себя мудрее?
-Даже у наших далеких предков жилища из мамонтовых костей строились с превышением конструктивной необходимости, я бы сказал с роскошью. В Сибири на строительство одного жилища расходовались кости от 30 до 40 взрослых мамонтов плюс множество черепов новорожденных мамонтят, которые использовались в качестве подпорок и, видимо, в ритуальных целях.  И где теперь мамонты?  А в Эдеме  нет даже достаточного количества крыс, которые в подобных случаях выручали человеческие сообщества, давая им белок.
-Разве крысы съедобны?
-Поэт Луис Камоэнс,  путешествующий с Васко де Гамой, когда есть протухшую солонину на корабле  было уже невмоготу, воскликнул: «Золотой соверен за печень из крысы!»
В этот момент Велига прокричал от входа, чтобы они подошли за своей долей принесенных плодов из  сада.
Выбор блюд на ужин был скудным.
-Сейчас приходится ходить за болото, а там растут не все привычные растения, - объяснил Велига.
-А почему нельзя пользоваться ближними садами, - удивился Апис.
-Ну как же! Это уже частная собственность. К тому же их вырубают для постройки укрепления. Во всем  виноваты враги, которые вынуждают ... .
После ужина Апис предложил изучить возможность побега. Впервые им пришло в голову рассмотреть хижину, которая была родною  сестрою всех остальных хижин Эдема. Через каждые два метра в стенах были установлены, очевидно, еще при строительстве Эдема две тысячи лет тому, опорные стойки из искусственного металла, вделанные в гранит. На них была натянута сетка из крепчайших паутинных нитей. А уже снаружи приставлялись по эстетическим соображениям и создания личного пространства тонкие маты из тростника.  Крыши, как правило, не было.
     В итоге остановились на том, что выбраться из хижины можно только сделав  подкоп, так как отогнуть  вверх  натянутую  нить не было никакой возможности.  Будучи острее любого ножа и во много раз крепче  стали, она просто перерезала бы пальцы.
Бежать было трудно еще и потому, что хижина стояла почти посредине общины, возле  неё постоянно сновали люди, а пленников было видно издалека из-за цвета кожи и черного хитона Аписа.
 После того, как погасло местное солнце, а солнце над общиной наци гасло последним из пяти, наступила темнота, но не сон. Наоборот, шум нарастал. Через некоторое время послышались  команды, топот множества ног.
-Все мужчины пошли на штурм общины вици, - прокомментировал  Сиф.
-Нам говорил Поллаб, что Всполох был учителем, учил детей морали. Как же смог он так измениться? Стать предводителем общины убийц?
-Он исполняет роль, которая диктует подобное поведение. Если не исполнять её соответственно ожиданиям членов группы, тебя отвергнут. Вот эта боязнь утратить группу и заставляет каждого её члена пресмыкаться перед общим мнением. Если бы он был курицей в курятнике, а петуха отправили в кастрюлю, то стал бы вести себя как петух. У курицы, вошедшей в роль, даже появляется петушиный гребень. Да и у женщин в тюрьмах на Земле, исполняющих роль мужчин, грубело лицо и становился низким голос.
-Тебе лишь бы шутить. Пойдем, поговорим с охранником. Может быть, он отпустит нас? - заметив, что  стихло вдруг  вне стен хижины, перебил Сифа Апис.
Велига не спал, а, развалившись во весь свой громадный рост, лежал на спине и  задумчиво  глядел вверх, где, прямо над его головой, светились редкие в этот поздний час деревья среди хижин общины вици.
     Никто из вици не подозревал о грядущем нападении, что было удивительно, так как скрыть свои намерения от всего остального Эдема сотням человек, посвященных в  тайну, было, как думал Апис, практически невозможно. Должен же был хоть один человек  опростоволоситься, помимо даже воли своей поделиться с кем-нибудь вовне новостью о  приготовлениях  к войне. Сиф же не мог никого предупредить. Это было бы сразу замечено наци со всеми для Сифа последствиями, да и вици не поверили бы представителю демократов на слово.
Туша Велиги перекрывала вход. Когда пленники, опершись на косяки двери и наклонившись вперед чтобы взглянуть наверх, высунулись  из хижины, Велига  отодвинулся, давая им место рядом с собою.
-Почему не спите? – проворчал он.
-Нам тоже интересно, - Сиф пытался разглядеть в туманном свете местной луны выражение черного  лица  охранника, сливающегося с чернотой травы. Лишь белки глаз светились, да сверкало серебро  зубов.
-Навряд ли мы увидим что-нибудь интересное, - зевнул  Велига. – Уж очень далеко.
-А вы не жалеете что остались здесь, когда все ваши друзья там, - кивнул вверх Сиф, еще надеясь...
-Вы думаете, что все поголовно полны энтузиазма идти сражаться? – добродушно проворчал Велига. – Я вообще не понимаю, с чего бы это многие мои друзья загорелись идеей освободиться от соседей. И почему-то сразу у всех появилось чувство патриотизма.
-Все это просто! – воскликнул Сиф, решивший вначале втянуть тюремщика в беседу, найти с ним общий язык, - ведь человек общественное животное.  Он и человеком стать не может без себе подобных,  и выжить  может лишь  в общине, которая его поддерживает и защищает от других. Вот ты  беспокоишься  о судьбе своих детей?
-А чего беспокоиться? Они среди своих. Даже если я умру, о них позаботится вся община.
-А сколько  у тебя  детей?
-Двое. Хотелось бы еще, чтобы нас всех было больше и мы могли бы просто вытеснить своим количеством  вици из их селения. Они ведь хотят отделиться, забрать нашу землю.
-Но ведь вы с ними родственники?
-Но нас-то разделяет язык!
-Когда вы прибыли в Эдем, язык вици был таким же, как и у вас? - спросил  Сиф.
-Конечно! Ведь мы были один народ. Просто часть  поселилась  в другом месте. Но теперь то язык вици почти наполовину не похож на наш! А они не желают говорить на нашем!
-Видишь ли, за тысячу лет язык даже в изолированном обществе, когда невозможно заимствование, изменяется примерно на 20 процентов. За две тысячи лет уже не меньше, чем на сорок. Когда-то в Европе был один латинский язык. А затем его диалекты за меньшее время превратились в языки французский, испанский, итальянский, португальский…
-Я думал, что это были  разные языки!
- Они стали разными. И это естественный процесс. Ведь ты только  послушай, как говорят твои дети. Разве у них не появляются словечки, которых не было в твоем детстве?
-Иногда я их вообще не понимаю!
-А язык ваших стариков не кажется  тебе  устаревшим?
-Очень даже кажется. Многие их слова мы уже не употребляем, - простодушно сознавался  Велига.
-Так может быть нужно поубивать всех ваших стариков из-за разницы в языке? – издевательским тоном закончил Сиф. – И ждать потом, когда ваши внуки примутся за вас?
-Как это? – всполошился не ожидавший подобного вывода Велига.- Что ты говоришь?
-Но ведь ваше отношение к вици такое же!
-Не говори глупостей! И вообще, идите спать! Я обратился к Разуму, так вот, часовой не имеет права разговаривать с заключенными.
Тон был таким,  что мысль об освобождении или побеге решено было оставить.
В большой спальне было три кушетки, так что места было с избытком. Очевидно, у покойного главы было трое детей. К счастью, в общине не было пока комаров. Возможно не успели долететь с болота или с озера, которое располагалось  от хижин дальше, чем в других общинах.
Незаметно оба заснули.
Где-то далеко, в районе их дома, вспыхнуло первое солнце, и в  голове у Сифа  зазвучал задорный мальчишеский голос, призванный поднять его настроение. И тут же раннее утро было взорвано шумом, криками, и было понятно из многоногого топота, что мимо хижины проходит толпа.
Пленники, подскочившие с первыми лучами, приняли душ, подкрепились остатками   ужина и стали ждать, каждый стараясь скрыть от другого свою тревогу.
Не прошло и часа, как их побеспокоили.
У входа в хижину возникла короткая перепалка.
Оба пленника вышли из спальни в зал, и застали в нем с десяток молодых   женщин с такой же черной кожей,  как  и у  остальных  общинников. У некоторых на лице были явные следы побоев, и если белые хитоны на них, казавшиеся ослепительными из-за контраста с черной кожей, не были порваны, то только потому, что порвать их было  чрезвычайно  трудно.
Почти сразу вслед за ними вошел и Всполох. После его короткой команды  на местном языке женщины прошли по коридору в спальню, и слышно было, что некоторые сразу отправились в туалет и душевую.
-Вот, - сказал Всполох  уже на общем языке, жестом указывая в сторону ушедших, - как  и  во многих войнах прошлого  мужчин мы  убиваем, а женщин берем в наложницы.
-Так вы все же напали на вици? Да как же можно убивать людей? - беспомощно  воскликнул Апис.
-И это говорит мне бог? - изумился  Всполох. - Я набожный человек и из Библии извлекаю примеры. И вот, вчера  очередные стены Иерихона рухнули от труб Иисуса Навина, и были перебиты все жители! Думал, что не смогу. Но, оказывается,  легко убивать сонных в их же хижинах. Думаю, немногие спаслись в лесу. После отдых отправлю отряд отлавливать остатки. 
-А что думаешь делать с этими несчастными? - хмуро поинтересовался  Сиф.
-Как что? – удивился  Всполох. – Организую собственный гарем.  Ведь основная  задача  мужчины передать свои гены как можно более многочисленному потомству. И если исходить из этой моей жизненной задачи, то убийство мужчин во вражеской общине, изнасилования и увод в плен женщин оправданы самой жизнью. Я горд, что смог организовать великое дело. А теперь с моей стороны было бы аморальным оставить их для одинокой жизни,  бессмысленной без мужчины.
-Вполне моральный поступок! – осторожно поддакнул Сиф.
       Эмоции после удачного похода распирали Всполоха. Ему нужно было поделиться с кем-либо своими планами.
-Вам я предлагаю должности хранителей гарема, моих евнухов, -великодушно воскликнул он. - А что, в древнем Китае за эту должность дрались! – добавил Всполох, увидев гримасу на лице Сифа.
-Уже как будущим сотрудникам, хочу сказать, что не нравится мне кое что в человеческой природе,  - он панибратски положил руку на плечо Сифа.  - Если кошки, собаки, даже тупые овцы и коровы знают, когда у них овуляция, то даже самая умная женщина – нет! А если у тебя женщин много, то глупо тратить силы на ту, которая не может в данный  момент  забеременеть?
– Раньше много женщин умирало во время родов. Знай женщина о времени овуляции, она бы не подпускала мужчину в это время, чтобы избежать опасности умереть в родах, и мы бы вымерли, -  предположил Сиф, осторожно убирая с плеча руку хозяина гарема. - Вот природа и постаралась скрыть от нее момент овуляции.
-Но мне-то нужно знать это? – вскричал Всполох. - Вот бы у них, как у павиан, в  нужное  время становился красным зад! Было бы ясно, что нечего подходить к белозадой!  Хотя, к слову сказать, к белозадой мне и сейчас подойти противно!
- Среди павиан очередного раза  ожидал бы несколько лет, так как павианиха  не готова к спариванию в любое время.
-Но у меня ведь много женщин!
-Так и у гориллы, к примеру,  целый  гарем. А все равно ему удается вступать в связь хорошо, если  раз в год.
-Ну ладно! Пусть уж остаются глупые человеческие самки. Ну, а как сохранить их неприкосновенность? Ведь большое количество сперматозоидов в эякуляте свидетельствует лишь о том, что человеческие самки с удовольствием прыгают в чужую постель. В Китае этот вопрос решали евнухи. А на вас, - он оценивающе поглядел на обоих пленников, - у меня почему-то мало надежды. Естественно, вы будете кастрированы, но попробуй остановить женщину, когда нет стен и рвов…
-Надо применить пояс верности! – продолжал диалог Сиф, поглядывая на приунывшего Аписа. - Он  в моде среди летучих мышей, крыс, червей, пауков… А проще всего использовать способ, которым пользуются трутни,  спариваясь с пчелиной маткой…
-Как, - возмущенно воскликнул Всполох, очевидно тут же поинтересовавшись у Разума о судьбе пчелиного самца. – Это значит оставить все свое хозяйство внутри первой же? Оскопить себя? Да к тому же пришедший вторым может легко избавиться от затычки. Даже у трутней на кончике пениса для этой цели имеется волосистый участок, а человеку, думаю, именно ради решения этой проблемы природа подарила интеллект!
-Интеллект как альтернативу ёршику на пенисе? – озадаченно воскликнул Сиф. – Можно использовать цемент и клей, как это делают хотя бы домашние мыши.
-Ты что же, действительно ни во что не ценишь хитрость женщин? Даже самки черной белки дотягиваются до подобной пробки  и иногда даже съедают её! Да и самцы не промах. Вот у крыс не пенис, а хватательный орган. Изображая шланг-отсос, он, чавкая, вытаскивает пробку. Может, посоветуешь и мне научиться чавкать этим органом?
-Проще научить сперматозоиды драться, как это проделали со своими мелкие рачки, остроходы.  Ваши, появившись в определенных местах обитательниц гарема раньше, да к тому же на законных основаниях, размажут по стенкам новых пришельцев…
Обоюдоприятная беседа вдруг была прервана самым неожиданным способом.
В хижину ворвалась, другого слова нельзя подобрать, черно-белая фурия. Правда, белым в ней был только хитон. Высокая, с громадной гривой курчавых волос она появилась на пороге и, не приветствуя никого, вперила яростный взгляд в хозяина гарема.
Позади неё  с виноватой улыбкой,  бессильно разводя руками, появился Велеба.
Разразилась гроза. Апис ничего не понял в длиннейшей тираде, переходящей в крик, от которого Всполох все сильнее вбирал голову в плечи и прятал взгляд. Наконец фурия указала на дверь.  Глава общины  бочком протиснулся мимо нее и исчез.
Исчез и Велеба.
Только теперь фурия обратила свой взор на оставшихся.
-А вы что здесь делаете? – перешла  она на общеэдемский язык, поняв, что перед ней чужие.
-Нас задержали! – кратко ответил Апис.
-Задержали бога? – вскипела фурия. - Еще чего выдумал. Нужно было оставить его в психбольнице. Вы свободны, и пусть только кто посмеет перечить!
Разобравшись с одной проблемой она прошла вглубь хижины, где расположились пленницы, и до уходящих  донеслись  новые  раскаты женского гнева.


ГЛАВА   21

ВОЗВРАЩЕНИЕ  ИЗ  ПЛЕНА


     Пленники хорошо помнили  дорогу. Не мешкая пересекли они общину не по главной тропе, а прячась за хижинами. Попадавшиеся навстречу местные жители отводили глаза от черного  хитона  и быстро проскальзывали мимо.
Вскоре вышли на знакомую тропу, и лишь когда лес скрыл последние хижины  перешли на медленный шаг.
-Кто была эта женщина?  Я думаю,  жена  Всполоха? - спросил Апис.
-Кто же еще. Она держит его под пятой. Жаль, что её не было на митинге. Она бы не разрешила нас арестовывать, -  предположил Сиф.
-При матриархате, верно, были более справедливые и мягкие порядки, - предположил Апис.
- При  матриархате имел место обычай уничтожать беспомощных детей, приносить  их в жертву, убивать одряхлевших стариков, принимать в пищу человеческое мясо. Лишь под более поздним благотворным влиянием отцовского права эти темные стороны первобытного времени постепенно исчезли, - процитировал  Сиф. - А вот Всполоху, как держателю гарема, нужно бы поучиться галантности у волка или европейского хомяка.
-Чему поучиться?
-Они ни за что не укусят самку, даже если та на них нападет. Стой! -  вдруг понизив голос  скомандовал Сиф.
Остановились и прислушались. Совсем недалеко от них появились звуки одной пилы, второй.
-Уничтожают лес, как и демократы, - констатировал  Сиф.
Медленно тронулись в путь, обходя звуки справа, продираясь сквозь кустарники. Наконец, прячась за деревьями, смогли разглядеть нескольких голых лесорубов, обрезающих ветки на широкой, освобожденной от растительности делянке.  На ногах голых виднелось нечто белое. Скорее всего их стреножили собственными  хитонами. Вокруг стояло несколько охранников  с копьями в руках.
- Рабство уже стало рентабельным, - прокомментировал Сиф картину вполголоса.   -Уж не  прежняя  ли  элита, ныне бессмысленные инженеры, трудятся  там, отрабатывая  пребывание в некогда собственных хижинах?
     Вскоре они повернули влево и вышли на покинутую ранее тропу. На месте прежнего привала решили не останавливаться, так как погони от опомнившегося Всполоха, нуждающегося в евнухах,  нельзя было исключить.
-Стой! - воскликнул Сиф еще через некоторое время.
-Что случилось?
-Сюда идут монахи!
На всякий случай свернули с тропы в сторону. Спрятались за густым пологом лиан.
Через некоторое время послышались приторные звуки флейты, прерываемые ударами ручного барабана и звоном тарелок. Звуки быстро приближались, и вот в просветах между ветвей проплыл танцующий монах, за которым шел флейтист, затем барабанщик. Монах с тарелками замыкал шествие.
-Это что, концертная бригада? - удивился Апис.
-Не знаю. Я же закрылся от всех, как и все теперь в Эдеме, и только приближение людей почувствовал.
К концу  дня  вышли к общине Риши и вздохнули свободно.
Тропинка подошла к традиционному для всех общин большому озеру для ежедневных омовений.  Было обеденное время. Утренние купания уже закончились, послеобеденные еще не начались, и на озере  было безлюдно. Они нашли грот с горячим источником и попарились в нем, затем отправились поплавать в тихую заводь, окаймленную густыми кустарниками и высокими деревьями.  Лишь  стрекот птиц и крики обезьян в верхушках деревьев  оживляли её.
Как ни странно, на дальнем берегу виднелось  белое  пятно.  Апис  поплыл к пятну  через всю заводь, и вот пятно превратилось в старика, сидящего на каменистом берегу и ловящего рыбу. Апис выбрался на берег метрах в пяти от старика, и, оставляя следы мокрых стоп на камне, подошел, поздоровался вслух. Это так поразило  рыбака, что тот растерянно пожал плечами и не ответил. 
"Ну конечно, я же гол,  он не видит моего  черного одеяния," объяснил себе его поведение Апис.
-Ты  еще  не инициирован? - удивленно спросил старик. - Я не чувствую тебя среди жителей.
-Я бог.
-Рад видеть тебя у нас, - с кряхтением начал подниматься старик для традиционного поклона.
-Тебе тяжело подниматься?
-Не обращай внимания. Сейчас все старики стали кряхтеть. Что-то случилось с Разумом, и вот у меня резко заболела спина, а ведь мне только сто лет!
-Впервые вижу, что кто-то ловит рыбу в озере для купания, - перевел разговор Апис.
-Пришлось заниматься этим. Молодые ходят на соленые озера за морской рыбой, а я вот ловлю пресноводную. Мы посчитали её запасы и скорость размножения. Каждый из общины может выловить три штуки в неделю, и это никак не подорвет популяцию. Едим сырую рыбу. В ней же есть только те паразиты, которые неприятны, противны, но для человека не опасны.
-И что же рыба ест в озере?
-Комаров.  Раньше  мы их и не замечали, так как Разум не выпускал их за пределы заводей, но вот уже дня два, как вечерами  тучи комаров через лес устремляются в  нашу общину. Боюсь, что они быстро разведутся в сырых  тропических лесах и сделают жизнь невыносимой. А ловлю рыбу на кузнечиков, насаженных на крючок из рыбьей кости, привязанный к нитке,  вынутой  из  моей одежды.
    Все жители обязаны были отвечать на вопросы бога, хотя в данном случае словоохотливый  рыбак делал это  отнюдь не по принуждению.
-Как дела в вашей общине?
-Как всегда, прекрасно. Мы здоровы, насколько это возможно без вмешательства  Разума,  дети нас любят, внуки обожают, жизнь впереди бесконечна, так чего еще желать.
-Подождите, как это жизнь бесконечна? Ведь, я помню, в буддизме бесконечные превращения являются проклятием, и нужно наоборот, прервать их, достичь нирваны.
-Это у тех, настоящих буддистов, а мы не верим в перевоплощение.
-Так вы из общины  Риши?  Впрочем, на  вас  же белый хитон! Сразу и не сообразил. Я иду из общины наци. Плохие новости для всех.
-То-то от них никаких сообщений, никакой связи. Закрылись от нас, как дети.
-Вот я думаю, как вернуть прежние отношения между людьми.
-Надо научить их сострадать друг другу.
-Но как? Раньше я был убежден, что сострадание есть врожденное свойство человека. А религия несет дух братства. Но вот исчезло влияние Разума и оказалось, что религиозные фанатики уверены, что вера дана  чтобы сеять ненависть ко всему человеческому роду. Дай им волю, и они будут убивать даже своих собратьев, вырывать и есть их печень.  Национализм подтолкнул наци к массовым убийствам вици всего лишь из-за разницы в диалекте. Демократия без походящей идеологии тоже ведет к гибели из-за амбиций захватывающих власть вождей.
-Нужно навязать им наше мировоззрение. Откуда взяться врагам у нас, если  даже  пойманная мною рыба моя родственница? Когда скотовод  во время  праздника  режет жертвенного барана, пиля ему шею тупым ножом из обсидиана, он  не понимает, что это он сам чувствует боль, глядя на мир полоумными  от ужаса  бараньими глазами. Вот основа моей морали.
-Но и наци и скотоводы хотят напасть на вас. Думаю, что  этого можно ждать и от  демократов.  Будете ли вы, защищаясь, убивать их?
-Как можно убивать? - с испугом даже ответил старик. - Ведь во всем живом моя душа, а потому все наци, скотоводы, демократы  мои братья. Ближе, чем братья.  Они - это я  сам. Убивая – я убиваю себя! Разве есть смысл в том, чтобы раз за разом кончать жизнь самоубийством?
-Но они по глупости и жадности вырубают собственные леса и сады, и скоро им не будет хватать пищи.
-Пусть придут, мы поделимся. Они что, не могут узнать у Разума, что бывало раньше с обществами, которые не думали о природе.
С тяжелым сердцем подошли Апис и Сиф к хижине Риши.
-Не можем сообщить ничего хорошего  о своем походе к наци, - произнес Апис после часового  сидения в чайной комнате  в хижине Риши у горячего  старинного медного чайника.
      В этот раз  Апис решил не отказываться от приглашения на чаепитие. Может быть, думал он, поддержание традиций поможет хоть частично восстановить прежние отношения между людьми. Перед этим  они с Сифом развели костер рядом с хижиной, так как другого способа приготовить  замечательный  чай из собранных и высушенных   Риши  смеси  шалфея, розмарина, мяты, чабреца и еще каких-то трав, которые тут же были классифицированы и названы Сифом, не было. И теперь у невиданного ранее  никем, даже самыми древними стариками, костра собралась, наверное,  вся община, так как в чайную комнату доносились крики детей, бегающих с восторгом по лесу и собирающих старые сухие ветки, и звук барабана, оповещающего  также и монахов-буддистов о сборе у костра.
-Если бога Гора трудно содержать в общине демократов, а в остальные ему появляться нельзя, то вы должны привести его сюда, - без раздумий заявил  Риши. - Мы не исключаем нападения на нас, но в других общинах  ему будет  хуже.
-А что за процессию мы встретили по дороге?
-Мы отправили молодых монахов  с концертом в общину наци. Я хочу создать ритуал, выполнение которого, подобно танцу у журавлей, исключало бы войну.
-Типа трубки мира или Олимпийских игр? - догадался Сиф.
-Решили начать с культурного обмена.
-Я сомневаюсь в успехе, - заявил Апис, - а потому бог Гор останется у демократов. Я только что разговаривал со стариком на озере и он убедил меня, что защищаться при нападении скотоводов или наци вы не будете. А ведь их можно остановить  только силой. Да и демократы, так как  демократия только вывеска, под которой практически всегда правят либо, как говорится в древних книгах,  толстосумы, либо кучка уцепившихся за власть бюрократов, всегда найдут святые  лозунги  для  нападения на вас ради лесов, садов и озер.
Взрыв восторга  и треск горящих сучьев донесся с улицы.
-Пойду наведу порядок, - встревожено воскликнул  Риши решительно поднимаясь, -  не то дети сожгут и хижины.
-Может быть он подскажет, - кивнул в сторону ушедшего Апис, - что делать нам, чтобы вернуть прежнее состояние умов в Эдеме? Ты же понимаешь, что это я, я один виновен в том, что Разум отключился! Но кто мог предположить, что человек, освобожденный от оков постоянного надзора, не достигнет высот духа, обретя свободу, но наоборот, пробудившаяся в нем жажда самоутверждения породит  неравенство, насилие сильного над слабым, вплоть до  убийств?
-Не убивайся так! Даже отцы-основатели не могли предположить, что под надзором Разума удовлетворенные своим положением люди станут бездеятельными, деградируют,  и  что общество без конфликтов - это тупик, - успокаивающе проговорил Сиф. - Мы вынуждены воссоздать государство, которое даст гражданам свободу и материальный рай.
-Вот свободы для бесконтрольного размножения и материального рая не нужно! Материального достатка, без его разумного  ограничения, достичь невозможно,- вмешался в беседу вернувшийся и услышавший последние слова Сифа Риши. - Неконтролируемое потребление убивает природу. А потому государство необходимо как раз для контроля в людях жажды признания, которая толкает их к избыточному накоплению и потреблению. Кроме того, ради удовлетворения тщеславия набожный, желая повысить статус, превращается в религиозного фанатика, а любящий  свою нацию в нациста. 
-Но ведь без желания быть великим человек ничего не достигнет, и люди, - как говорил нам Рэй, - перестают  быть людьми, - возразил  Апис. - Я уже говорил как-то Гору, что у нас все признаки Утопии, как её описывал Томас Мор.
-В Утопии было под запретом опьяняющее чувство превосходства и власти! - воскликнул Риши. - Нам тоже тяжело было найти способы удовлетворения такой страсти, как борьба за место лидера, как стремление молодежи к установлению иерархии и демонстрации статуса и имитации превосходства  путем все более дикой моды.
-И какой способ удовлетворения амбиций вы нашли? - повторил Апис.
-Придумали музыкальные и песенные состязания, сотни спортивных, и в каждом виде, в каждом возрасте свой чемпион.
-И что, разве спорт позволяет...
-Ну как же! В истории люди всегда находили формы взаимодействия, которые бы предотвращали вредные проявления агрессии, но поддерживали бы её функцию сохранения вида. Вспомните турнирные бои. А в наших условиях спорт учит сознательному контролю над своими инстинктивными боевыми реакциями. Он позволяет выплеснуть накопившуюся агрессию, израсходовать её в специализированной, полной рыцарского отношения к противнику,  форме и получить удовлетворение в тяжелых видах спорта. Прибавьте сюда театр, занятия математикой и философией, и в каком-либо виде занятий любой данный человек первый и неподражаемый.  И мы придумали внешние знаки отличия, чтобы все видели, чем занимается человек, и какого уровня он достиг.
-А как с  материальным  поощрением деятельности?
-Материальное вознаграждение даже унижает, если правильно воспитать человека. Внешние знаки отличия, поднимающие статус их носителя в обществе, зачастую гораздо важнее. Генерал не станет ассенизатором и за вдесятеро большую зарплату. А чтобы не было расслоения по доходам, которое провоцирует, в конце концов, революции, мы планируем изымать в доход общины девяносто процентов имущества умершего. Но хочу огорчить вас. Наше мировоззрение прекрасно только в мирное время. Мы  никогда не подумаем нападать на других, но не будем и защищаться, - с горечью в голосе закончил речь Риши. 
-Рэй говорил мне, что общество, в котором каждого отдельного человека он считает ничтожеством, само ничтожно, а потому никаких обязательств перед ним он не признает, - сказал Апис.
-У нас нет, как у верующих, скрижалей,  на которых Бог начертал истины. Поэтому мы должны сами найти стандарт для этики. И отличить добро от зла.
-И что же может стать стандартом? Раньше стандарт диктовал Разум.
-Как ты думаешь, могут быть стандартом камни, почва, вода?
-Но ведь все это не живое, и ему наша судьба совершенно безразлична.
-Вот мы и определились, что только по отношению к живому есть смысл говорить о добре и зле. А что главное для каждого человека?
-Для человека главное – его жизнь.
-Вот тебе и ответ. Главная ценность для человека – его жизнь, так как без жизни теряют смысл понятия добра и зла. Все, что способствует сохранению и приумножению жизни, есть добро. А самая общая ценность – это жизнь всего человечества. Ведь и все мы в Эдеме жизни свои проводим в каменном мешке только для того, чтобы человечество выжило среди звезд. Если ты делаешь нечто для людей, что сохраняет и приумножает их жизнь – это и есть высшее добро.
-Касим сказал, что альтруизм есть извращение, так как только эгоизм помог человеку выжить.
-Альтруизм просматривается даже у дрожжей. И сохраняется на всех уровнях жизни, от одноклеточных, до человека на генетическом уровне. Он способствует сохранению жизни популяции, и на всех же уровнях, от тех же дрожжей, встречаются свои эгоисты-касимы. Но если поведение животных диктуется, как правило, инстинктом, то на альтруистическое поведение человека влияет еще и воспитание, ситуация, сопровождающие ситуацию эмоции. А еще интеллект, позволяющий ему отличить добро от зла. В моем же случае альтруизма в чистом виде нет. Ведь ребенок, которого я желал сохранить, это тоже я. Альтруизм и эгоизм в одном стакане.
-А как отличить добро от зла? Вот Касим считает добром исполнять законы, которые диктует ему  его Всевышний. Для Всполоха добро избавиться от инородцев.
-Их добро допускает убийства. Можем ли мы согласиться с подобным добром?
-Для этого нужно определить для себя систему ценностей, - поразмысли, заявил Сиф.
- Что для тебя самое ценное?
-Конечно, жизнь. Ведь только в жизни  понятия добра и зла имеют смысл.
-Есть ли еще более общая ценность?
-Думаю, это жизнь человечества.
-Вот вам и критерий различения добра и зла. Если вы в любой ситуации выбираете вначале интересы человечества, а затем  интересы своей общины и себя лично, вы и выбираете добро.
-Тогда получается, что убийство ребенка было добром? – воскликнул Апис, до этого просто прислушивающийся к разговору.
-Действительно, для сохранения жизни всего Эдема убить ребенка, если не просматривалось другого выхода, было добром.  Еще большим добром было взрослому, уже имеющему детей, проявить альтруизм - отдать свою жизнь ради жизни неведомого ребенка. Добром будет и отдать жизнь свою ради общины, и неважно, из каких нолей, по мнению Рэя, она состоит. С обществом ты сохраняешь себя в детях. Общество  порождает и гениев, и дураков. Оно породило нас, породило и самого Рэя. Оно будет существовать и тогда, когда о Рэе не останется памяти.
-Я думаю,  стоит активнее продвигать в жизнь всего Эдема взгляды твоей общины.
-Религия – душа народа! Как можно вырывать душу, не давая человеку взамен равнозначной ценности? Если только он не верит ни во что, если он одинок и потерян, как Рэй, то можно разъяснить ему смысл жизни, как он представляется нам, чтобы он мог разделить с нами наши ценности. 
-Всякие другие взгляды на жизнь, которые признают добром убийства для реализации своих целей, которые имеют извращенные ценности, которые угрожают жизни человека и всего человечества - должны запрещаться, - категорично заявил Сиф. – И всякое потакание им по крайней мере безнравственно. А вам советую для пропаганды своего мировоззрения придумать иконки, картинки,  которые бы являлись символом вашей доктрины, и вешать их при входе в хижину, на шею своим приверженцам. Они будут выполнять функции метки, подобно тем, что оставляют собаки, поднимая над кустом лапу. Придумайте собственный жаргон, сказку. Вот, к примеру, крест есть фаллический символ, так и вы придумайте свои или присвойте христианские  ритуалы. Сочините псалмы. Лишь следуя ритуалам человек воспринимает и запоминает учение. И в учении должна быть тайна, нужен идол, чтобы причастные приобретали статус среди остальных, не приобщенных. И тогда многие придут к вашей идее вечной жизни, которая более правдоподобна, нежели сказки про реинкарнацию или воскресение.
Выйдя от Риши, Апис и Сиф подошли к хижине Джагдиша.
На этот раз встреча была скромной, так как никто не сообщил главе общины о  приходе бога.
Джагдиш сидел на традиционно уложенном у входа в хижину камне, замещающем скамейку, и смотрел на пальцы своих босых ног невидящим взглядом. Увидев гостей он улыбнулся приветливо и поднялся с видимым усилием, опираясь на толстую палку.
-Вот, разболелись вдруг все суставы. Мне же около двухсот лет, а Разум  бросил нас. Особенно тяжело ночью. И мучаюсь не только я. Все старики в одночасье стали инвалидами.
Несмотря на улыбку  глаза  Джагдиша  были грустными.
-Мы возвратились от  наци, - сообщил  Апис.
-Я знаю это.
-Наци могут напасть на вас.
-Я сам  ловлю иногда их мысли,  и ужасаюсь.
-Будете ли вы защищаться?
-Зачем?
-Ну как же! Они будут убивать вас и ваших детей так  же, как убивали вици.
-Значит, это наша карма. И если я буду защищаться, я задержу выплату долга! В тот момент, когда они будут убивать меня, я буду жалеть их. Ведь они будут портить свою карму.


ГЛАВА  22

УБИЙСТВО  АНСАРА


   На вторые сутки после ухода Аписа и Сифа к буддистам, уже ближе к обеду, к Гору прибежал мальчишка с приглашением придти во дворец к Рэю.
Апис с Сифом  должны были вернуться, но никаких известий от них не было и Гор начал беспокоиться. Может быть, этот вызов был связан с походом мальчишек?
Взяв посох, который ему весьма искусно вырезал из дерева один из лесорубов, Гор отправился в центр общины.
«Королеву играет свита», криво усмехнулся он про себя, наблюдая периферическим зрением, что практически никто теперь не обращает внимания на бога, шествующего по залитой солнцами улице.
У калитки, ведущей в огороженный частоколом двор перед дворцом,  его встретил все же поклонившийся ему стражник, который провел бога на земляную насыпь с внутренней стороны ограды. Ограда позволяла защитникам быть на уровне стен, тогда как нападающий противник находился снаружи внизу, под стенами. Все это напоминало примитивную средневековую крепость в ожидании осады. Впрочем, в отсутствии боевых слонов и штурмовых башен и такая крепость была неприступна.
-Рад видеть бога Гора в добром здравии, - сухо кивнул старику Рэй, стоящий у стены и вглядывающийся в горизонт. - Мы ждем посланника от скотоводов. Вечером произошла очередная стычка наших парней с их группой. Вот теперь предупредили, что едет переговорщик. Хотел, чтобы вы присутствовали и  при необходимости дали совет. Ведь у меня стаж дипломата слишком мал.
-Они объявят войну?
-Не знаю. Да вот и они подходят.
Дворец был выстроен на окраине общины  демократов  со стороны скотоводов. Все пространство перед ним теперь просматривалось далеко, так как и лес и сад были   вырублены подчистую. Вместо зелени жухлая коричневая трава заполнила пространство. В середине дня стоял непривычный низинный туман, наползающий от высыхающих озер. Все находящиеся рядом с Реем воины держали в руках ветки, которыми отгоняли комаров. Из тумана, лавируя между пней, передвигаясь вне обычной тропинки, что стало возможным из-за исчезновения леса, к крепостной стене подходила группа из трех человек. Передний держал древко с  привязанным к нему белым хитоном.
-Это парламентарий с белым флагом, - прокомментировал  Гор. – Всю историю земли парламентарии были неприкосновенны.
Между тем на земляную насыпь, к Гору и Рею, взбирались все новые люди. Многие держали в руках усовершенствованные, с того момента как их видел Гор, тяжелые копья с наконечниками из обсидиана. Ниже насыпи весь двор заполнили высыпавшие из деревянного дворца челядь и слуги.
-Я, Ансар, временный глава общины скотоводов, приветствую общину демократов, - звонкий голос подошедшего  и вставшего в трех метрах внизу у стены, перекрыл гул толпы, и стала тишина.
-Нужно было бы пустить его в крепость, и встретить как доброго соседа, - шепотом  подсказал Гор.
-И тебя приветствует Рэй, глава общины демократов! – не обращая внимания на подсказку Гора громко приветствовал гостя Рэй.
-Вчера, по моему приказу был взят под стражу Касим, которого группа экстремистов из нашей общины освободила  из больницы. Он желал войны с вами.  Я же  пришел  предложить вам мир и процветание на основе договора между сторонами.
-Отлично, что они нейтрализовали экстремистов! – тихо, для Рея, воскликнул Гор. – Нужно обязательно заключить с ними договор!
-О чем же вы хотите договориться?
-Видите ли, в нашей общине многие недовольны тем, что мы во всем зависим от вас. И действительно, так получилось когда-то, что все промышленные товары производятся только демократами. Ткань для хитонов, заменители металла, даже такие обычные и необходимые  теперь товары как чаши для воды.
-Вы можете свободно покупать все это у нас.
-В течение тысяч лет мы получали все это, как теперь принято говорить, даром, и не задумывались о наступлении сегодняшнего бессмысленного дня. И теперь нам нечего предложить за эти товары. А потому мы всегда будем в зависимости. Мясо и молоко ценятся вашими посредниками очень дешево. К тому же животные скоро полностью исчезнут. Их убивают как ваши люди, так и среди наших появилось множество  желающих мяса.
-Производство промышленных товаров больше, чем в одном месте, сильно вредит экологии, и мы не можем позволить увеличивать вред.
-Но количество производимого не увеличится. К тому же мы готовы взять на себя усилия по ликвидации последствий производства.
-Слушайте все! – обернулся  Рэй ко двору и воинам, стоящим рядом. – Вот пришел глава общины скотоводов и заявляет, что они хотят жить так же, как и мы. Они хотят, чтобы нашей монополии на промышленные товары пришел конец. И тогда мы вынуждены будем думать, за что покупать у них мясо и молоко. Вы хотите этой зависимости?
-Не-ет! – прокатилось по двору.
-Более того, они схватили и держат Касима взаперти. Значит, они попирают  святые для каждого из нас права человека! Мы должны поддержать легитимные устремления  Касима  и требуем свободу лидеру оппозиции! И разве можем мы поддерживать отношения с  варварским режимом? С его деспотическими правителями, которые не терпят инакомыслия? С обществом, в котором задавлена демократия?
Рыдание слышалось  в  голосе  Рея.
Еще одно «нет» прокатилось по двору. "Смерть собакам!"
-Опираясь на авторитет стоящего рядом со мною бога Гора, могу воскликнуть лишь, что  и мне не подходят твои условия! – прокричал Рэй, схватил копье, вырвав его из рук рядом стоящего воина, и с силой бросил его  вниз, в Ансара.
Промахнуться  было невозможно. Копье пробило грудь, и когда Ансар упал замертво на спину, копье торчало из его груди, покачиваясь.
Двое сопровождающих подхватили убитого и, семеня, согнувшись под тяжестью тела, понесли  его  прочь.
-Что ты наделал? – возмущенно воскликнул Гор,  хватаясь за голову, - ведь это война! Эти люди предлагали мирное сосуществование, а ты отверг!
-Пусть война! Мы вооружены лучше, и мы выиграем. К тому же они не пойдут на войну, так как понимают её пагубность. А мы будем поддерживать  Касима.
-Этого убийцу и экстремиста?
-Конечно! Пусть он нам враг, но он разрушает и свою общину, отбрасывая её в средневековье, останавливая развитие, а, значит, устраняет конкурента. И этот экстремист, пусть даже террорист, нам выгоден, он  на нашей стороне. Конечно, это сукин сын, но это наш сукин сын, как говорили когда-то!
-Но в лице Касима мы создадим очаг терроризма у себя под боком! Мне все о его взглядах рассказал Апис, - приглушив голос, чтобы его слышал лишь Рэй, продолжал  Гор. -  Его цель уничтожить всех, кто  не согласен  с  его пониманием религии.
-А ты думаешь те, которые стоят за нашей спиной, мои якобы друзья,  лучше? - зловеще прошипел Рэй. - Они оторвались от животного мира, потеряли инстинкты, даже  чувства отцовства, так что если не найдем на них управы, не найдем притягательной идеи, не посулим какого-нибудь суррогата бессмертия, то вскоре вымрем и без усилий последователей Касима. А без общего  врага я не смогу сплотить общину. Но теперь, после убийства Ансара, после этой малой победы, мое влияние в группе, или как говорили раньше, мой рейтинг возрастет. А больше мне ничего не нужно! Лишь бы сохранить власть.
      Возвращение Аписа и Сифа не внесло изменений в размеренную и унылую жизнь бога Гора. Бессильный бог часами сидел, нахохлившись и перебирая возможные методы возвращения прежнего образа жизни, и с ужасом отмечал, как Разум все более терял своё  влияние на жизнь общины. И Апис и Сиф старались не попадаться ему на глаза.
Из опасения, что скотоводы  или  наци могут напасть на буддистов, решено было остаться жить у демократов. 
-Боже мой! – воскликнул Сиф в столовой на третье после возвращения утро, бросая фрукты, которые он готовил к завтраку для Гора и хватаясь за голову.
-Что с тобой? – встревожился Апис, сидящий рядом.
-Сиф повернул к нему побледневшее лицо: - Касим решил убить свою дочь, Камилю!
-За что? – еле выдавил из себя Апис вмиг одеревеневшими губами.
-Ты говорил с ней когда мы приходили к скотоводам,  и она отвечала!
-Ну и что?
-Для Касима этого достаточно. Он обвинил её в поведении, которое не подобает  дочери главы общины, и теперь её побьют камнями.
-Может ты ошибаешься? – вскричал в отчаянии Апис.
-Скотоводы специально открыто сообщают о своем намерении. Об этом знает уже весь Эдем.
Апис молчал. Затем поднялся и вышел.
-Ты куда? – вслед ему крикнул Сиф.
Апис бежал, путаясь в полах длинного хитона. Он миновал хижины с редкими в этот час жителями на улице, так как уже никто не ходил купаться по утрам в позеленевшее от расплодившихся водорослей, вызывающих раздражение кожи, озеро. Затем по больной земле, с торчащими повсюду уродливыми пнями, с высохшей травой,  прикрывающей  глубокие трещины. Когда-то здесь, по саду полному жизни, продирались они с Сифом, сокращая дорогу, в гости к Рэю.
Кучи обломанных и высохших ветвей преграждали дорогу.
Воздуха не хватало, горло саднило. Апис давно уже не бегал столько.  Трудно бежать вдоль астероида, когда постоянно будто кренишься в сторону из-за его вращения. Наконец перешел на шаг.
Он не знал, что собирается делать. Одно было ясно: он должен защитить невинную жертву, взять всю вину на себя.
Совсем недалеко от цели вновь появился целехонький сад, да и то с крайних со стороны демократов деревьев ободраны были ветви. Дважды упал, запнувшись за оставленные пни, расцарапал лицо, сбил в кровь ноги.
И вот, наконец, когда совершенно выбился из сил, перед ним непреодолимой преградой встал уже знакомый двухметровый забор. Крики со стороны общины скотоводов доносились и сюда, в лес.
Апис в исступлении подергал за натянутые нити, пробежав вдоль забора. Никакого намека на калитку в этом, далеком от тропы месте. Раздвинув высохшие стебли тростника жадно припал к образовавшейся щели, и понял, что опоздал. Метрах в семидесяти от него толпилось всего человек двадцать, те немногие из общины, которые решились явиться на экзекуцию. Недалеко от толпы лежало на земле нечто, похожее на мяч из черной паутины. Только присмотревшись, для чего пришлось протереть слезящиеся глаза, смог разглядеть длинные черные волосы. Аписа затрясло. Это была голова закопанной в землю по шею Камили.
-Я смотрю, на всех вас нет никакой надежды! – донесся до него крик Касима. – Кто же так кидает камни? Если уж взялись, то нужно доводить дело до конца! Смотрите!
В мертвой тишине Касим вышел из толпы и встал впереди остальных, ближе к торчащей голове, с видимым трудом поднял крупный камень, из груды подготовленных для экзекуции и лежащих на земле рядом, прицелился.
Апис закричал, желая остановить, желая на себя обратить внимание, но лишь хрип вырвался из пересохшего горла. Он не видел летящего камня, только донесся до него глухой звук треснувшего арбуза и общий ужасный  крик стоящих возле Касима людей.
Потемнело в голове. Апис опустился на колени, а затем завалился набок, потеряв сознание.
Только глубокой ночью приплелся Апис назад в хижину. Ни Гор, ни Сиф не спали. Помогли раздеться и принять душ, и не задали ни одного вопроса, когда он отказался от пищи.
     Между тем проблемы с продовольствием нарастали. Оказалось, что семян для выращивания пшеницы, кукурузы и других круп нет. Они были когда-то, но из-за небрежного хранения из-за отсутствия потребности в них  в течении многих лет потеряли всякую всхожесть. Чтобы заменить привычный всем хлеб, вырабатываемый ранее синтезаторами, стали использовать сушенные финики, плоды тутовника, батат. Хлебного дерева практически не осталось. Его либо вырубили, либо деревья перестали давать плоды, так как  исчезли опылители, мыши-крыланы. Можно было жарить бананы, и в один из дней Апис, ставший после казни девушки замкнутым и неразговорчивым, не выдержал, и, несмотря на предупреждение  бога Гора,  развел костер рядом с хижиной. На неизвестный запах дыма сбежались вначале дети. Затем   подошли и взрослые. С тех пор костры стали повседневностью,  народ  повеселел и Гор, пожелавший  как-то пройтись по тропинке, заметил вдруг, что все стали кланяться ему,  как Прометею, подарившему огонь людям. Особенно много костров разводили по вечерам, так как дым позволял избавляться от  комаров, которые делали жизнь людей, не привыкших  к подобным насекомым,  невыносимой.
Однако и появление огня  уже не спасало от голода. Вокруг общины, где раньше был лес и сад, стала пустыня. Жухлая трава между уродливыми пнями с трудом удерживала пыльную почву даже при незначительном ветре. Рыба  в озерах была выловлена. Сами озера стали быстро заиливаться от усилившихся  утренних дождей, смывающих голую почву в воду, зарастать осокой и покрываться тиной.  К оставшимся плодовым деревьям нужно было идти почти весь день и возвращаться уже ночью.  Многие старики не могли добывать пищу и гибли от болезней и голода.
После убийства Ансара от скотоводов не поступало никаких известий. Стычек с ними не было, так как ночные вылазки воинов стали бесполезны. Если еще и оставались домашние  животные, они были  отогнаны  скотоводами  в сторону ныне совершенно безлюдной  общины вици.
Но сидеть без дела воины не могли. И вот, после ночного нападения на общину скотоводов под предводительством самого Рея, рано утром они привели с собою пленных. А ближе к вечеру к богам прибежал мальчишка, посланник от Рея, с приглашением посетить карнавал.
-Что, у нас уже  февраль? - спросил Сифа давно не следивший за календарем Апис.
-Сегодня  "Жирный вторник", - ответил Сиф  незамедлительно.
-Что за карнавал будет у нас? -  обратился Апис к посланнику.
-Рэй сказал, что это будет смешение всех карнавалов, которые праздновались на  Земле. Маски одевать не обязательно.
Все уже отвыкли от праздников, и поэтому  разбавить скуку нудной жизни карнавалом  было  более чем своевременно. 
 

ГЛАВА   23

КАРНАВАЛ


      -О! Наконец-то нас посетили боги! - вскричал Рэй, подбегая к Гору и сопровождающим его Апису и Сифу, и дергающееся лицо его, дико раскрашенное, в лунной мгле вполне заменяло отсутствующую маску. Он кривлялся и шутовски раскланивался, и несколько  теней  на траве, от  позади него весело, суматошно горящих костров, плясали и взмахивали  руками.
- Предлагаю роль принца карнавала, - развязно обратился он к Гору, разгоряченный суматохой, весельем, молодостью.
-А нам, значит, останутся роли крестьянина и девушки? -  спросил Сиф.
-Вот я шут карнавала, и горжусь этим! - вскричал Рэй, не обратив внимания на иронию. - Мы низводим, мы высмеиваем все, что вбивал в нас Разум. Разум умер!  Долой святость, почтение к старшим, долой любовь к детям, старикам, женщинам! Глумись над всем миром!  Делай что желаешь! Теперь доступно все!
       У костров, запах гари от которых распространялся по всей общине распугивая комаров, гремели самодельные литавры; мальчишки били палками в натянутые на согнутый бамбук высушенные коровьи кожи, положенные на выдолбленные отрезки пней, которые служили им подобием барабанов, извлекая отвратительные звуки;  крутилась скрипучая деревянная карусель с орущими детьми, которую, упершись в поручни, толкали два подростка. Два совершенно голых гимнаста, так как хитоны сковывали движения, выделывали штуки на тростниковых  ковриках. У самого костра трое жонглировали круглыми фруктами. С плетенными кузовками, висящими на шее, громко расхваливали свой товар старики-разносчики, и тут было все:  кусочки жареной на прутиках  рыбы, печеные пирожки из плодов  хлебного  дерева, фрукты, сушеные травы, коренья, выпаренная из соленых озер соль в папирусных пакетиках, птицы и мелкие животные в плетеных ивовых клетках. На грубо сколоченных столах лежали острые осколки обсидиана, кинжалы из бамбука, стрелы и наконечники стрел, искусно сплетенные соломенные шляпки с торчащими перьями, раскрашенные куски ткани, которыми модницы с недавнего времени  украшали свои нескромно приподнятые хитоны.
-Только товары создают социальные категории, структурируют жизнь и упорядочивают общество, -  восторженно  заметил Сиф,  рассматривая  совершенно невозможное прежде великолепие.
       И везде тьма народа. Казалось, вся община, все еще живые её жители вышли  ночью на площадь. Молодые и старые, очень старые и дети. Трава на площади впервые за тысячелетия была вытоптана и в вонь  гари примешивался  тонкий запах пыли.
   У самих костров карнавал еще больше поражал воображение. Несколько напившихся неизвестной бурды пьяниц картинно развалились недалеко от огня, в который дети, пораженные невиданным зрелищем бушующего пламени, с визгом подбрасывали все новые ветки. Бродили старики, очевидно для заработка, с серыми папирусами  на груди, надписи на которых предлагали развлечения с девушками, юношами, детьми и даже с козой. Указывались номера комнат во дворце, куда можно было обращаться. Апис подошел, прочел некоторые, вернулся к своим.
-Докатились до зоофилии? – оторопело воскликнул он, комментируя объявления.
-Но она была запрещена еще  Кодексом Хаммурапи! – возмутился  Сиф.
– Сам человек не что иное, как одомашненное животное, - возразил Рэй, - а потому в зоофилии нет ничего предосудительного. Еще доисторические люди использовали своих полудиких собак для секса и отражали это в наскальных рисунках. У царицы Хатшепсут были собаки, наученные делать куннилингус. Жены римских сенаторов не имели права отказать псам Тиберия.
-Но Библия подвергла зоофилию осуждению! – возразил Сиф - «Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоего ни по какому обету, ибо то и другое есть мерзость пред Господом Богом твоим», говорится во Второзаконии.
-Это потому, что иудеи, считая себя избранным народом, желали отделить себя от соседей, а потому Старым Заветом провозглашен был  запрет любого секса в храмах, когда все остальные только тем и занимались. А Фома Аквинский так вообще верил, что демон может принять обличие животного и произвести отпрыска от человека. Кроме того с переходом от охоты и собирательства к земледелию любой сексуальный акт, не направленный на производство новых работников, становился  невыгодным. Но мы то свободны от этих глупостей, а потому нельзя отрицать право животных на секс с человеком, чтобы не усиливать разделение между людьми и животными! Если разрешать секс только с равными, то и секс с женщиной — низшим в религиозной традиции существом — станет недопустим для мужчины, а гомосексуальность будет моральным долгом. Да вот вам и пример, - указал Рэй на  стоявших невдалеке двух целующихся однополых подростков.
-Ты здорово обосновываешь все извращения, до которых дотягивается демократия, - заметил Апис, - но я уверен, что оправдать педофилию не удастся.
-Детство – вымышленное понятие. До Эразма и Локка детей не было. Вот перед моими глазами  картины Ван Дейка, Якова Иорданса,  Брейгеля. Не дети на картинах, а просто маленькие взрослые. Это теперь мы заперли детей в концлагерь детства, уверены в их асексуальности, хотя вспомните самих себя! Человек в сексуальном плане обычная обезьяна бонобо. Меня в восемь лет обучил мастурбации товарищ, года на три меня старше. И я не чувствую себя травмированным подобным развращением, а даже благодарен ему за информацию. Ведь сексуальный опыт не травматичен, и становится таким только тогда, когда индивиду навязывается мнение нашей глупой христианской морали, что акт имел травмирующее значение.
-Может быть естественная мораль примитивных обществ подскажет нам, как отделить присущие человеку черты от культурных и религиозных наслоений, и мы будем использовать её как эталон? - осторожно спросил Апис.
-В Папуа Новой Гвинее среди народа Гебузи практиковали инициацию мальчиков через фелляцию старшим, и всем эта процедура нравилась, хотя и  не была добровольной. Возможно, это и есть исконно  человеческие черты, проявляющиеся в примитивных обществах?
-Но должна же быть граница?
-Если мы привязываемся не к способности рожать, а лишь испытывать оргазм, то возраст согласия, а только он в этом случае должен определять доступность, может быть уже в младенчестве. Демократия должна  прекратить практику лишения ребенка прав, а не защищать идеологию. Более того, и запрет на инцест, когда секс отделен от репродукции, становится бессмысленным.
Рэй замолчал, а слушатели, подавленные его логикой, молчали тоже.
Апису были противны пояснения Рэя. Лишь о том мечтал он, чтобы найти повод очутиться в крепости, хоть одним глазом увидеть Марию, так как его жадный взгляд не нашел её в толпе.
Между тем карнавал продолжался. Сидели на круглых пнях татуировщики, предлагающие еще и вдевание колец в нос. Бесновались на потеху детям куклы, которых двигали спрятавшиеся за занавеской актеры.  На одном из грубо сбитых столов возле костра обнаженная девица, лежа на спине и расставив ноги, смотрела, приподняв голову, как через тонкую бамбуковую трубочку, вставленную в её задний проход, какой-то парень, придерживающий одной рукой трубочку, каплями выдавливал некую жидкость  из мокрой тряпки.
-Что это? - брезгливо кивнул в их  сторону Апис.
-Модный  способ введения растительных наркотиков, - отмахнулся Рэй.
- И это все  проявления новой культуры?
-У нас демократия. Мы не можем запрещать что-то, связывать инициативу, ущемлять свободу самовыражения.
-Однако этими людьми  руководят извращенные желания. Правильно говорил Риши, что лишь умерив желания можно стать разумным и счастливым человеком. Вот до сегодняшнего дня в Эдеме никто не желал  ничего лишнего, и все были счастливы, и общество было стабильным.
-Посмотрите на эти  грязные лица и волосы паклями, -  вмешался в их беседу  Сиф, глядя на молодых  парней и девушек, нарочито отстегнувших деревянные фибулы и неряшливо распахнувших хитоны. - Видно, что многие отказались от утренних омовений. Представляю, какой от них исходит запах. Все эти издевательства над своим внешним видом: выдирание шерсти, нанесение себе ран, характерно для животных, живущих в зоопарках. Оказывается, наш коммунизм действовал на многих так же, как на обезьян тесная клетка!   
-Сейчас это  модно, - отмахнулся Рэй.
- Мода на психическую неполноценность? А еще я посмотрел на героев, которых вот там изображают куклы. Сверхсильные люди, которые решают свои проблемы, круша и уничтожая все живое и неживое на своем пути. Когда-то этот эффект в психиатрии назывался гипоидная шизофрения, в которой сочетается юношеская патологическая жестокость с патологическим же отупением сердца, то есть болезненная бесчувствием.
-Ничего подобного! - возмутился Рэй. - Это обычное проявление человеческого желания выделиться, обойти на тропе жизни своего ближнего. А что делать, если им нечем выделиться из толпы кроме как одеждой или телом? Инстинкты управляют нами, как те актеры за занавеской уродливыми куклами?  Вот такие, - указал Рэй  на  распластавшиеся  тела у костра и девушку на столе, - иллюстрируют нам  проделки полового отбора. Только кажется, что они лежат. На самом деле они  кричат "выбери меня, ведь я такой крутой! Ведь если я могу пить дурман, принимать яды даже таким ужасным способом и выживаю, значит мои гены великолепны!" Вспомни, Сиф, как в школе мы своей маленькой группкой  втихую настаивали вино из ягод, добавляя туда мед, и пили, когда выключалось последнее солнце и уходил дежурный преподаватель. И старались, чтобы девчонки знали об этом и восхищались нами. Мы даже выучили древний гимн: "Когда я пьян, а пьян всегда я...".  Да что говорить о людях. Посмотри хотя бы на птиц! Павлин, демонстрируя хвост, показывает самкам,  что у  него  прекрасные гены,  он такой здоровый и ловкий, что, даже распуская  огромный  хвост,  в любой момент может  ускользнуть  от хищников. 
      Так и у людей. Нужно показать противоположному полу, что ты крутой. Можешь выдержать одну, две дозы, и тебе ничего не будет. А значит,  ты здоровяк и тебя нужно  выбрать  в отцы или в матери.
- Но ведь наркотики убивают! - ужаснулся  Апис.
- Это уже побочный эффект. И если бы мозгов у наркоманов было больше, они никогда бы не связывались с негодным средством демонстрации превосходства.  Это как если бы тот же павлин привязал к себе еще один хвост, но  сдвинуться с места уже не мог и кончил бы жизнь в лапах лисы не успев оставить потомство.
-Ну а эти дворцы?  И здесь зачинщик половой отбор?
-В какой-то мере да. Но в основном здесь основную роль играет другое чувство. Я не могу остановиться и перестать вырубать леса, хотя мне они и не нужны уже. Более того, я и без тебя знаю, что такое поведение может привести к катастрофе. Но если не я, то  мой сосед будет вырубать их, и его дворец станет больше моего, а я потеряю уважение своих воинов, а с ним и власть!
-И что же это за чувство, которое руководит тобой и твоим соседом? - не отступал Апис.
-Признание!
-Ах, да! О признании, которое является основным двигателем истории, нам говорил Риши.
-Человек не мог осознать себя как  отдельное человеческое существо, - как всегда стал поучать  Сиф, - пока  не был признан таковым  другими. Лично я думаю, что без признания окружающими ни один из нас не может быть убежден в том, что как его положение в группе, так и его личные свойства позволят ему оставить потомство и защитить его.  Эту жажду признания  еще  Платон обозначал как "тимос", Макиавелли говорил о стремлении человека к славе, Гоббс - о гордости и тщеславии, Гегель - о признании,  Ницше - о человеке как "звере, имеющем красные щеки".
-Ты хочешь сказать, что  добиться   признания  для  человека настолько важно? 
-А ты попробуй объяснить  стремление к власти, к войне у современных  предводителей  общинами наци, скотоводов, да вот и у нашего друга Рея,  основываясь на учении Маркса. Ничего не выйдет! А Гегель первый догадался, что история движется не только в интересах экономики, но основана также на "борьбе за признание",  и развил  нематериалистическую диалектику истории, которая куда богаче в понимании побудительных мотивов людей, нежели ее марксистская версия. Жажда признания,  жажда самоутверждения является истоком революций,  тирании  и стремления к господству.
-Однако признание есть также  психологический фундамент таких добродетелей, как храбрость, дух гражданственности и справедливость, - заметил  Гор  глухо. - И это чувство могло бы сохранить порядок в Эдеме.
-Добродетелей! - воскликнул Рэй, заводясь. - Какие к черту добродетели! Да вот, взгляните!
Он схватил за руку проходившую мимо девушку, одним движением распахнул  её  хитон, обнажив  полные груди.  Девушка не возмутилась,  а  встала,  уперев руки в бока и гордо подняв голову,  демонстрируя  себя.
-Зачем ей носить такие большие  груди всю жизнь,  даже когда в них нет молока? Такой роскоши не может позволить себе ни одна обезьяна! Очень просто - это честная  реклама генетического качества. А еще приманка для мужчины, чтобы он не мог отличить кормящую от не кормящей. Но не помогло даже то,  что лишь она единственная среди самок обезьян готова к сексу в любое время, лишь бы привязать к себе мужчину, необходимого для долгого воспитания детенышей.  Под влиянием нашей нынешней культуры самец голой обезьяны потерял даже инстинкт отцовства и отказывается растить детей. Но это к слову. А вот другой дух гражданственности - мой человеческий член, - кричал Рэй, отпустив руку девушки. Он откинул полу хитона, взял член рукою, поднял его и стал кружиться вокруг оси, демонстрируя,  и окружающие останавливались и указывали пальцем, и смеялись.
-Он гораздо больше членов ближайших наших родственников - шимпанзе! - кричал, кривляясь, Рэй. - Если мы стали двуполыми чтобы эффективнее противостоять паразитам, атакующим нас, то уж огромным он стал из-за наших амбиций.
-Эволюционно длинный член бесполезен, - заметил Сиф. – Он служил объектом полового отбора только потому, что в глазах женщин был привлекателен, как синий с красным окрас яичек и члена у павиана мандрила.
-Фи! – ехидно хихикнула девица, поправляющая хитон. – Что привлекательного в этой примитивной картине? Гладкий и скучный предмет. Простецкий, как у термита.
-Чем он тебе не нравится? – возмутился Рэй.
-А ты посмотри на мелких обезьянок, бегающих возле моей хижины. Не пенис, а страшный пыточный инструмент! - с вожделением воскликнула девица.
-Ты действительно постеснялся бы выставлять такой скучный предмет на обозрение, - приглушенным голосом заметил ему  Сиф. – Вот я недавно рассмотрел, прищурившись,  пенис изящной стрекозы. Фантастическое сооружение! В нём имеется подобие воздушного пузыря, а от основания свешиваются пара усиков. А у одного из мотыльков так это вообще музыкальный инструмент. Потирая одну  часть о другую он производит звуки, очевидно очаровывающие его подругу. Вот если бы ты смог сыграть на своем хотя бы простенький скрипичный концерт…
-Я все исправлю, - воскликнул уязвленный Рэй. - Завтра же изготовлю фаллокарп, чехол для моего члена из бамбука длиною  метра  в два, украшу  его перьями, и будут нести его, ступая впереди, два оруженосца как самую главную мою ценность, гордость и символ власти! 
-Даже в этом случае тебя посрамит аргентинская озерная утка. Сама она мала, но пенис достигает 20 сантиметров в длину и весь покрыт шипами. Впрочем, пусть фаллокарп поможет тебе скрыть скромные размеры, - уколол Рэя Сиф.  - Это не я! Это девчонки отмечали, - шутливо поднял он обе руки. – А ведь именно женщины заправляли отбором. Теперь большой дом, масса ненужного имущества компенсируют в их глазах недостатки твоего члена. Ну и остановись на этом! Так нет же! Прославляя рабство, ты сам раб окружающих. Стремление к тому, чтобы тебя признали твои же тупые солдаты, заставляет тебя еще и  рисковать собственной жизнью.
- К примеру, для получения таких нематериальных вещей, как лавровый венок, в котором иногда ходит наш друг Рэй, - догадался Апис. - Ведь ни одно животное подобного предмета не оценит.
-Верно! Только ради собственного престижа предводители ввергают наши общины ещё и в смертельное противостояние, - резюмировал Сиф.
- Тот, у кого этой жажды не было, - парировал  Рэй, -  не мог рисковать  жизнью,   уступал  более активному  и  в итоге становился рабом. Я говорил уже, чем полезно для нас рабство. Человек не может жить при коммунизме. Вы сами убедились, что как только мы стали свободны от гнета Разума, сразу проявились скрытые до этого желания разделиться, как это наблюдали у  крыс, на эксплуататоров и эксплуатируемых! Появление частной собственности на сады, а, следовательно, на собираемое продовольствие, лишь ускорило процесс. И чего бы вы ни говорили, я не стыжусь того, что теперь ничто не мешает свободным, смелым людям, жажда признания которых разрушило ненавистное  равенство, установить более естественный порядок! Отринуть все запреты!
     Апис был потрясен. Нужно было смириться с рабством, распущенностью, убийствами, которые, оказывается, и были настоящей сутью человечества.  Это слон не решался разорвать тонкую веревку; человеческая жажда признания тут же разрывала путы порядочности и стыда. Но не лучше была и другая крайность, где равенство и коммунизм приводили к деградации и человека, и общества.
Костры горели, бегали возбужденные, орущие дети, крутилась карусель, менялись акробаты, бухали барабаны.
-Мальчики, вы записываетесь в общество  свободных от детей?
Рядом, неслышно подойдя,  стояла девушка, которая, помнил Апис, училась на несколько классов старше его. Теперь  это была   расползшаяся, дородная  дама, с лицом из сырого теста,  и, верно, успела стать такой  за последние месяцы,  после того как  Разум перестал  следить за здоровьем, весом и внешним видом жителей. Хитон был мал ей и прикрывал лишь толику тела. Впрочем, вопрос был странный. С ней Апис и не хотел бы иметь детей.
-Что это еще  за общество? -  брезгливо буркнул бог  Гор, безмолвно стоявший до этого позади молодых черной тучей.
-Я и мои подруги не желаем быть свиноматками или рожалками! Мы хотим здесь, на карнавале, провести пятиминутку ненависти к рожающему быдлу. И призываем мужчин присоединиться к нам.
-И много вас таких?
-Пока не очень. Но мы представляем собою прогрессивное социальное явление, и  стремимся стать большинством. А потом и оставшееся меньшинство наставим на путь истинный! Ведь такие свободолюбивые люди, как мы, могли появиться  лишь  в развитом социуме, и нам нужно и остальных подтянуть к себе, повысить их интеллект!
-Чем вам не нравится традиционное общество?
- Общество, созданное на основе семейных традиций, отсталое, отстойное. Оно подавляют в людях свободную волю и желание жить для себя. Но это не удел  для умных, избранных. Только отказавшись от общественных догм, от  детей,  станешь успешным!
"Наверное, тебе не удается найти пару, оттого с такой ненавистью говоришь об успешных", подумал  Апис.
-Успешной в чём? Человек прежде всего животное, и, восставая против животного в себе, он становится бессмысленным. Ты вся, с головы до ног, предназначена для вынашивания потомства. Не желая рожать, вы вымрете без смысла. Это тупик для вас и ваших последователей. Отдайте в таком случае заранее скотоводам  остаток лесов и садов, свои хижины! - воскликнул Гор.
-Вы что?  Ведь это все наше!
-Но вас-то не будет!
Грохот открывшейся громадной калитки в заборе  прервал  диалог. Со двора,  затянутого дымом  многочисленных костров, потянуло сквозь проем тягучим, жирным, плотным запахом жареного мяса, так что впору было просить горчицы.
       -Вот чего все ждали!  - воскликнул Рэй, в порыве восторга  подняв обе руки над головой.  - Месяцами люди не видели мяса, и сегодня я устроил карнавал,  и оправдал его итальянское название.
      Один за другим на площадь потянулась  вереница  воинов, которых можно было отличить от остального населения по  длинным кинжалам из обсидиана, подвешенным к поясам. К ограде из врытых в землю деревянных столбов были прислонены их копья. Каждый из воинов нес по нескольку шампуров из бамбука, на которых были нанизаны крупные куски сочащегося  жаркого.
Взрыв восторга потряс воздух, долетев, очевидно, до общины буддистов, так как в  зените,  на противоположной стороне Эдема, где находились их хижины,  загорелись тревожные  светляки  светящихся столбов,  реагирующих  на проснувшихся обитателей.
Двое воинов поднесли мясо богам и протянули шампуры с легким поклоном.
-Нет-нет! Раздайте в первую очередь детям! - воскликнул Апис, сглотнув слюну и ладонью отклоняя приношение.
-Я понял, я понял! - вскричал вдруг Гор, подняв свой корявый посох и погрозив  им в воздухе, глядя  вслед  убегающей  за мясом  ненавистницей   детей. - Понял,  что  должно было привести к вымиранию  человечества на Земле, после того, как выполнило оно свою функцию по изъятию  и возврату в жизненный  кругооборот  ископаемых. Не могло  же это произойти просто так, без причины.
-И какая  же это причина? - без энтузиазма произнес Сиф, полным носом вдыхая забытый  аромат и проклиная про себя галантность  Аписа.
-С одной стороны мечта человечества - коммунизм - становится его могилой, так как бездеятельность и отказ от борьбы за престиж ведет человека к деградации. Вот как у нас.
-Но вот мы избавились от гнёта Разума, и оказалось, что борьба за престиж не прекращается и при коммунизме! - воскликнул Сиф. – Более того, борьба эта в конце концов коммунизм уничтожает, а, значит, коммунизм невозможен! А потому не он будет могилой человечества.
 -Вот и я думаю, - продолжал Гор, - что при демократии толерантность извращает культуру, что уж точно ведет к вырождению и гибели.
- Но культура не может убивать! - воскликнул Апис. - Она должна вселять в людей любовь, надежду... 
- Псевдокультура, порожденная демократией, не имеющей ни Бога, ни мировоззрения, которые только и создают ценности и дают перспективу и цель существования, приводит к терпимости к любым разрушающим человеческую общность веяниям. Никто теперь не может возразить против разврата, однополой любви, горевать о потере материнского и отцовского инстинктов, ведущих к снижению рождаемости и вымиранию. Подобная культура и есть великий фильтр,  стоящий  перед разумной жизнью  во всей Вселенной.  Разумное существо, не успевшее заменить Бога подходящим мировоззрением, теряет смысл существования и вымирает! Вот почему мы не видим развитых цивилизаций, которые  должны бы  быть старше нашей на миллиарды лет.
-Мы видим лишь стремящихся вымереть демократов, - возразил Апис. - Но вот Риши хотел бы иметь детей больше двух, Касим ради детей  пошел на конфронтацию с нами.  Наш охранник Велеба, в общине наци, желал иметь больше детей, дабы лишь  количеством вытеснить вици.
-Ты только подтвердил мои мысли. Кого-то от вымирания пока еще спасает национализм, других религия, третьих мировоззрение. Но все направления развития человечества сворачивают постепенно к демократии, как тропы зверей к  водопою. А у демократов нет ничего. Они теряют Бога! Их толерантность – это отсутствие идеалов и границы между добром и злом, это разрушение человечности! Они вытравливают из себя национализм, а мировоззрения, которое придавало бы смысл их существованию, сплачивало их, сами не имеют. Культура превращается в муляж, в фальшивку, в чудовище. Объяснение появившихся извращений правом свободного выбора - есть просто рационализация глубокой психической деградации такого животного, как человек. Отсутствие жизненной идеи, культура, дошедшая до карнавала, убивают  общество вернее чумы. Все пути развития человечества ведут к демократии, и на ней заканчиваются.
-Но почему? - беспомощно воскликнул Апис.
 -Отученные мыслить, погруженные в виртуальное пространство люди уже не могут справиться со сложными поведенческими моделями поведения, включающими в себя поиск пищи, заботу о потомстве, а потому в условиях полного довольства они уже не желают размножаться. Тем более что и общество от них этого не ждет, - попытался разъяснить Сиф.
 -Вот и ты подтвердил мою мысль, - согласно кивнул головой Гор. - Человека не нужно убивать! Он вымрет сам, опьяненный демократией. Взгляните  вокруг! Этот карнавал не на день, и не на неделю. Этот карнавал  навсегда!
-А я думаю, - очередной раз нагло возразил Сиф, -  причина в том,  что  Вселенная очень проста, если открывает тайны  даже  нашему животному мозгу.  Как только познаем все её законы - и конец! Не к чему будет стремиться. Разочарование в смыслах, вот препятствие, которое не могут пережить цивилизации.  Возможно, и на Земле была не одна цивилизация, и одна за другой погибали от бессмысленности. А потому мы и в Космосе не видим тех, кто миллиарды лет тому назад уже достиг нашего уровня.  Искать  нужно не развитые цивилизации, а их остатки.
    Рэй побежал было в гущу толпы, но вдруг остановился, обернувшись к богам: - Напоследок советую вам навязать атеистам суррогат религии -  учение Риши. Оно не менее эмоционально, нежели религия, ведь и атеизм может вызывать экстаз; барон Гольбах когда-то упал на колени перед Дидро. Учение простое, как мычание, но логически безупречное. Никаких истуканов на небе, а в то же время позволяет вести осмысленное существование. Только в его учении эгоизм становится альтруизмом. Ведь, заботясь о других, фактически я забочусь о себе. Как и конфуцианство когда-то, оно сможет сделать общество  стабильным! Но меня не загоняйте снова в стадо! Мне не надо рая и справедливости!
       Из калитки выходили все новые воины. К ним бросались, тянули руки к вожделенному мясу.
До богов, стоявших поодаль, доносились довольные возгласы:
"Чувствуется, держали в настое трав! Необычный вкус."
  "И поджарено отлично, с кровью!" 
-Тащите сюда туши! – закричали не получившие еще мяса. - Мы сами разделаем, облегчим труд  поваров.
-Давай, давай неси! - поддержали остальные.
Несколько воинов вернулись во двор. Через некоторое время  вынесли нечто черное, осмоленное, насаженное  на толстую прогнувшуюся  бамбуковую палку. 
Обступили со всех сторон. Богам невозможно было разглядеть.
Вдруг стихло оживление. И полный ужаса крик, которого  никогда не приходилось слышать  стенам Эдема, разорвал наступившую тишину.
-Да ведь это человек!
Некоторое время слышно было лишь потрескивание сухих ветвей в кострах.
-Ну и что в этом  невероятного? - возмущенный голос Рэя, казалось, был слышен во всем Эдеме. - Во все времена на Земле, когда начинался голод, процветал каннибализм. Все города, от Иерусалима до Ленинграда, во времена блокад становились городами каннибалов! Еще в десятом веке предки берлинцев поедали своих родителей. Теперь мы устаревший термин «людоедство» заменим словом антропофиллия, и все дела! Наш мозг требует мясной пищи. Мы не должны повторить ошибку парантропов, которые ели  горы растительной пищи, и зашли в тупик. Homo же стали охотниками, и решили проблему роста мозга, в том числе они съели парантропов. Я призываю испытывать отвращение к своим недавним, ужасным обычаям, когда умерший не удостаивался чести быть съеденным неутешными родственниками и друзьями, а превращался в пепел, а в последнее время этот ценный продукт так вообще выбрасывался на свалку! И нечего некоторым кривить рожу! Все вы в церкви с детства ритуально пили кровь и ели плоть собственного Бога, но не обвиняете же в каннибализме христианскую церковь?  Пленников из общины скотоводов,  кормить  которых все равно было нечем, мы просто обязаны были пустить на питание нашей общины, а не убивать бессмысленно? В государстве ацтеков блюда из человеческого мяса были предметом гурманства и пищей аристократов. А в некоторых племенах Новой Гвинеи уважаемого человека съедали, чтобы сделать его силу и ум достоянием всего коллектива. Показываю пример!
Богам было видно, как над головами появилась рука с зажатым в ней кинжалом, затем исчезла, и вновь появилась с куском насаженной на него плоти.
-Я отрезал  грудь бывшей женщины. Если верить свидетельству предателя собственного народа Иосифа Флавия, то изголодавшиеся защитники Иерусалима, если им подворачивалась женщина с ребенком, хватали её не для того, чтобы насиловать, а высасывали вначале молоко из её груди, и лишь затем поджаривали вместе с ребенком. К сожалению, эта грудь была суха, и вот, я беру хорошо прожаренный кусок этой груди в рот!
Народ молчал.
-Если толерантность либералов  обозначает запрет на табу, запрет на исправление и предупреждение губительных для общества отклонений, - проговорил Апис тихо, обернувшись к Гору,  - то нет невозможного и недозволенного, нет идеалов, нет понятия добра и зла. И мы вновь среди первобытного стада, и у каждого булыжник в руке, но теперь нет никакого предубеждения против убийства ближнего, никакого страха перед умершими, а внутривидовая агрессия чрезмерна. Вот он, еще один вариант конца человечества!
-Подойди-ка ко мне, дитя! – еще чавкая, еще давясь, прокричал между тем Рей, все еще скрытый от богов толпой. – Возьми камень! Бей  им по колтуну из сгоревших волос! Молодец! Еще раз. А теперь черпай мозг ладошкой!  Ни одно животное не может разгрызть череп, и когда-то наши предки-падальщики  спасались от голода, разламывая их камнями!
- На костер его, вашего вождя!
Будто металлические стружки к магниту все головы в едином порыве повернулись в сторону человека  прервавшего монолог Рэя, стоявшего поодаль от всех, у самого частокола. Это был Руф. Огонь всех костров одновременно отражался в его широко раскрытых  глазах,  светился в огненной шевелюре.
 -  Если вы его съедите, то, по его же утверждению, сила и ум его станут вашим достоянием! Хотя постойте! Этот человек не вождь! Он не наш глава, не наш лидер, не наш духовный наставник!  Его не выбирали старейшины! Глава общины его дед! А перед вами  самозванец, призывающий к людоедству!
      - Правильно! – проглатывая, наконец, среди ужасной тишины, прерываемой лишь треском костров, спокойно согласился  с ним  Рэй. -  Я сам, как глава политической партии  «Единая демократия», давно желал обратиться к демократическим процедурам, чтобы  приобрести легитимность. Однако у нас нет времени на настоящие выборы. Да и зачем нам старейшины, отупевшие от старости развалины со слюною, стекающей с дрожащих подбородков?  Просто  поднимите руки те, кто хотел бы видеть меня вашим  главой! Ведь только я смогу накормить вас. Только я избавлю от внешних врагов. Стоит мне издать указ, как вы станете жить долго, без болезней и в полном довольстве!
-Но здесь, на площади,  нет всех жителей общины, нет кворума!
-Выборы будут действительны при любом количестве  голосовавших, - безапелляционно произнес  Рэй, взмахнув кинжалом с ещё насаженным на него черным куском. -  Друзья,  посчитайте голоса!
Воины безропотно вонзились в толпу и стали считать, направляя  палец на очередного и глядели требовательно, ожидая реакции. Под их взглядами руки сами поднимались вверх.
-Единогласно! - воскликнул Рэй буквально через минуту. - Теперь могу потребовать  права диктатора и венок на мое чело!
-Но я не голосовал! - вскричал Руф. - Как можно считать выборы единогласными, если хотя бы я один  против?
-В нашем бюллетене нет графы «против», - нагло заявил Рэй.
-Вот тебе и демократия!  За минуту выбрали  главой  людоеда!
-Община наша разделяет идеи французской революции - свободу, равенство и братство!- завопил раздасованный его характеристикой Рэй.
-Свобода в понимании таких как ты, местных олигархов, присвоивших путем воровства недра, леса и сады, принадлежащие до того всей общине, это дешево или бесплатно производить нужные товары, используя труд собственных общинников, практически превращенных в рабов, и дорого их продавать. Равенство и братство - это равенство безмолвного рабочего  скота. Скажите друзья, вы разделяете подобное глумление нашей элиты над демократией?
Толпа молчала.
-Это не я, и не мои друзья элита! - вскричал Рэй. - Элита - это они, наши граждане, создающие все блага, воспитывающие детей...
-Твоих будущих рабов? Разве вы не понимаете, что он просто насмехается над вами как над  детьми? Чего молчите?
В голосе Руфа слышалось отчаяние. - Или это проявление стокгольмского синдрома? Теперь вот наши олигархи во главе с Рэем готовят войну со скотоводами, прячась за вашими спинами. Нужна ли война вам?
Молчание последовало и после этих слов.
-Вы же все подохнете только ради того, чтобы десяток воров сохранили свой статус! Я понимаю, они присвоили себе право говорить от имени родины, нации, а инстинкты коллективного охотника, укоренившиеся за миллионы лет, не дают вам возможности возразить вожаку стаи, уклониться от участия. Вот так из-за глубинных инстинктов  нашей психики никогда не исчезнут человеческие  войны!
-Вот ты говоришь будто бы правильные слова, но тебя не слышат, - воскликнул Рэй. - Не только инстинкт древнего охотника виноват. Разум, как когда-то социализм, отобрал у людей инициативу, и теперь им нужен лидер, отец, вождь, тиран, который бы думал за них, который бы защитил их стадо. Подобные ущербные люди и на Земле не могли жить без барина, и заранее клонили шею под его ярмо,  как, к примеру, в странах после крушения социализма. И как же им меня не любить, если я и есть тиран?
-Есть лишь один способ остановить войну, - продолжал Руф. - Выдернете колья из этого забора! Разрушьте дворец! Все эти предводители только на словах радетели общества, но если окажутся на переднем крае, без защиты стен и ваших тел, то сразу найдут оправдание для мира. Это как в свое время ядерное сдерживание действовало лишь потому, что ни один из тогдашней "элиты" не чувствовал себя от этого оружия защищенным. Потому что все оказались вдруг на переднем крае.
Ответить ему уже никто не смог.


ГЛАВА  24

ВОЙНА


 Стрела, пущенная из тьмы,  вонзилась  в руку одного  из воинов.  Тот вскрикнул и наклонился, прижимая раненую руку к телу.
Вторая стрела  сбила с ног старика.  Затем стрелы посыпались градом. Послышались крики раненых. Дикий вой из жуткой тьмы со стороны скотоводов накрыл всех с головой. Глаза, ослепленные пламенем костров, ничего не могли разглядеть во мраке.
-Немедленно во дворец. Нападение скотоводов!
 Повторять не было нужды. Все бросились к широкой калитке, около которой сразу  случился затор. Крики ужаса, стоны, призывы военачальников сопровождали бегство.
Воины похватали копья, на время пиршества прислоненные к забору, и, подчиняясь приказам неведомых  предводителей, бросились во тьму. Поток стрел иссяк.
Постепенно  все жители оказались внутри крепости. Благоразумный Сиф подтолкнул богов к калитке, и все трое в числе последних втиснулись внутрь.
Гор и Сиф вместе с толпой направились к стене, Апис же остался у покинутой всеми калитки, озираясь, ища глазами Марию, которая должна была быть где-то здесь, внутри крепости.
Вскоре шум битвы, крики, топот  стали приближаться, и вот, освещенные трепещущим светом костров, появились воины, отбивавшиеся от наседавших на них противников длинными копьями. Постепенно они стягивали круг и оказавшиеся в тылу стали просачиваться в калитку. Наконец последний воин впрыгнул во двор, и калитка тут же захлопнулась перед разъяренным  лицом одного из преследователей.
 Бессильные удары еще сотрясали её снаружи, но это уже никого не пугало.
-Ты решил охранять вход?
Апис обернулся.  Позади него, скрестив руки на груди, стоял Руф.
-А ты почему не на стенах? Ведь там сейчас все твои друзья!
-Друзья? – с чувством воскликнул Руф. – Разве могут быть друзья у людей, которые, пользуясь случайной властью, написав нужные им законы, приватизировали, а проще украли леса, озера и даже хижины своих соплеменников. Все только для себя! Эгоисты до мозга костей! И кто я, и кто остальные после этого? Неприятие неравенства свойственно даже животным. Помнишь, у нашего учителя истории были две маленькие собачки. Если он доставал из синтезатора одной из них более вкусную еду, вторая отказывалась от менее вкусной, которую до этого ела с удовольствием. Чувство справедливости гнездится не в мозгу, а в сердце. Еще Дэвид Юм говорил,  что разум раб страстей.
      -Почему ты удивляешься их поведению? Эгоизм естественное состояние человека, которое позволило ему выживать в течение миллионов лет, - возразил Апис, вспомнивший речь Касима. – А потому глупо считать человека аморальным только потому, что он все делает для своей выгоды. Если же альтруистом ты считаешь того, кто расшибется в лепешку ради других, то это Рэй, убивший пленников не для своей выгоды, а исключительно только чтобы накормить  общину мясом.
     Руф озадаченно почесал затылок. Между тем шум битвы затих. Противники с обеих сторон, видимо, обдумывали дальнейшие действия.
-Действительно, я не могу назвать аморальным Адифаима, который тоже делает все ради собственной выгоды, - медленно проговорил он, лихорадочно размышляя. – И будучи эгоистом, он, тем не менее, приносит пользу всей общине. Восстанавливает давно утраченные навыки создания украшений. Переделывает для девушек мешковатые хитоны, о форме которых за тысячи лет никто не задумывался, в элегантный наряд. Из бревен, которые он заработал, не строит дворец, а вырезает чудные игрушки и продает их. И у него появились последователи. Возрождается искусство!
-А если бы он делал все для других бесплатно, как альтруист, - обрадовался Апис подобному развитию мысли Руфа, - то, значит, его талант, его время использовали бы ничего не умеющие и не желающие что-либо делать, а ведь это вопиющая несправедливость! 
-Следовательно, главное не ценности, которые человек приобретает, работая ради себя, а способ добывания этих ценностей, - с облегчением сделал вывод Руф. - Да вот, приходит на ум приватизация в России. Точно как у нас, небольшая банда захватила страну, из социалистической превратив её в феодальную. Какое значение имеет то, что  вместо топора был применен бандитский закон?
-Но у них была демократия!
-Демократия - это толпа идиотов под управлением подонков, как сказал еще Нобель. Естественно, мораль была растоптана, государственная идеология была отменена. Да и какая  идеология могла быть у жуликов, ограбивших всех остальных? И ты ведь помнишь из истории, каким ужасом все это закончилось!
-Но я не чувствую революционного духа у нашего населения! И я вообще хотел бы сохранить мир и порядок, - примирительно проговорил Апис, - и надеялся на тех, кто ныне стал элитой.
-Пока произносится само слово "элита", общество не свободно и полно противоречий. А разве возможен мир среди людей, если унижен хотя бы один человек?  Показное благополучие достигнуть можно силой, не давая меньшинству возможности высказаться, и зомбируя большинство населения Разумом, как когда-то телевизором, но, в конце концов,  и это большинство уйдёт на баррикады.
-И ты уйдешь?
-Я уже ушел.  Считай, что  я  на другой стороне частокола! Я даже открою калитку!
-Но это предательство!
-Предательство предателей? Пусть проиграет моя сторона, пусть все погибнут, лишь бы справедливость восторжествовала!  Первыми унизили меня бывшие друзья. Ты что же, считаешь справедливым чтобы я, жертвуя жизнью, защищал наворованное ими имущество? Вот эту деревянную клетку? Да пусть она сгорит! Эта община и так обречена. Даже наши люди в глубине души не приемлют несправедливости, и это молчание на площади было красноречивым. Вот-вот должен был вспыхнуть бунт. Удовлетворяя, как говорят нынешние лидеры, свою потребность в признании, они ущемили эту потребность в других, разбудили в окружающих такие отвратительные чувства, как зависть, ущемленное достоинство, ненависть. И чувство справедливости, которое рождается лишь в угнетенной твари. Они навязали людям ненужные потребности и возродили рабство! И это среди жизни полной счастья  в течение веков! Вспомни Древний Рим! Для того, чтобы пасть, ему  не нужен был Атилла, также  как и нам теперь скотоводы. Рим разрушился  сам.
-Но ведь сейчас мы видим войну цивилизаций, а мы должны примирить...
-Каких там цивилизаций! Оставь это объяснение для двадцатого века. Возня мелких божков, которыми движут низменные амбиции.
-И все это произошло по моей вине! – с отчаянием воскликнул Апис. – Я позволил изменить программу Разума? И вот, мы видим рабство там, где была свобода. Голод на месте изобилия.  Смерть вместо жизни.
-Согласен! Я хотел все исправить.
-Мария сказала мне, что ты боялся это делать.
-Ничего я не боялся. Она обманула тебя.  Властители сегодняшнего мира пригрозили мне убийством за попытку вернуть прежний порядок. Они уже почувствовали вкус власти, удовлетворение тщеславия, и возвращение в прежний рай означало потерю наворованного, означало утрату престижа. Они говорили, что пока Разум заставлял кланяться и улыбаться, быть добрыми, они были унижены и оскорблены, и только теперь чувствуют себя настоящими людьми с реальными чувствами.  Им не нужен рай для всех.
-Но, с другой стороны, без таких людей  нет развития! Да, они воруют, унижают...
-Они украли у меня будущее, украли достоинство, а я не безмозглый овощ, не старик, потерявший разум. Но главное в том, что они извратили душу каждого из нас. Воровская идеология скатилась по социальной лестнице до самого низа. Если им можно, то и мне на моем месте. И быстрее, пока все не расхватали. Ведь если не успею, оставлю детей ни с чем. И все, воспитанное в течение тысячелетий, исчезло в мгновение, и теперь человек человеку волк! Если раньше, встречая человека, ты видел улыбку, то теперь оглянись вовремя, не желает ли он ударить тебя по голове. Впрочем, я занят.  Меня ждут два малолетних самоубийцы, готовые ради своей общины…
-Это безумцы, которые жертвуют...
-Это истинные альтруисты! – спокойно, будто ни крики врагов за калиткой, ни  стоны оставленных у внутренней стороны забора раненых, ни приманчивый для голодного желудка запах горелого мяса не стоили внимания, объяснял Руф. - У этих детей нет за душой ничего, кроме инстинктивной любви к своим, которая всегда сочетается к ненавистью к чужакам, вот как у муравьев и пчел.  Они жертвуют собой в интересах родной группы. Ведь именно такой комплекс: патриотизм и национализм, любовь к своим и ненависть к чужим в одном флаконе, повышал шансы группы на выживание во вражеском окружении, а потому и закреплялся в процессе развития человеческого общества на уровне инстинкта. Психологи называли его парохиальный, местечковый альтруизм. Этот механизм любви и ненависти, нетерпимость к другой точке зрения действует в любой группе, основанной на вере. Вере в национальную исключительность, в единственность своего Бога, в правильность своей идеологии. Ведь вера не совместима с разумом, не предполагает знания. Это психическое состояние, это болезнь, которая не признает дискуссию, не позволяет мыслить рационально и при которой не бывает ремиссии. Даже святого вера утянет в пропасть мракобесия.  Конечно, интеллектуально развитый, образованный человек не поддастся подобным стадным чувствам. По степени приверженности к такой форме альтруизма можно судить об интеллекте... .
-И ты просто пользуешься этими детьми как бездумными автоматами?
-Но я же не успею их перевоспитать! И давай обсудим это позже, если это "позже" у нас будет.
     Апис бросил ищущий взгляд на толпу, собравшуюся на насыпи. Деревянная стена закрывала   их по грудь. Различить Марию на таком расстоянии было невозможно.   
     -Строители ориентировались на  крепости типа  Форт-Росс в Калифорнии, либо еще более ранние  деревянные Нижегородскую и  Шлиссельбургскую  крепости, - неверно понял его взгляд Руф. – Однако задняя стена у дворца практически отсутствует. Хорошо еще, что этого не знают скотоводы.
    Апис кивнул благодарно за сведения и побрел на насыпь, различив на ней Сифа.
Местность перед стенами хорошо освещалась лунами и кострами. И вот,  разочаровавшись в усилиях выбить калитку, слева на освещенное место вывалилась толпа скотоводов.
Один из них подбежал совсем близко,  достал рупор, согнутый из бересты.  Апис узнал его. Это был Касим. 
На стене все затихли.
-Рэй!  Я знаю, это ты зачинщик нападений на наш скот, а теперь вот и на людей. Верни нам тех, кого вы угнали вчера, и мы уйдем.
-Так я и поверил тебе! - крикнул  Рэй в ответ.
-Иначе вы все погибнете! Вот ты, человек с копьем,  стоящий  рядом с Реем  на стене! Скажи, ты верующий?
-Нет! Я не раб божий. Я свободный человек! - ответил один из воинов.
- В  таком случае  как на тебя могут полагаться  твои командиры?  Я знаю, что ты не муж-чи¬на! Ты  ока¬жешь¬ся прос¬то тру¬сом! Если с тобою  ид¬ти  на по¬гибель,  ты все равно  ус¬ту-пишь. Вот я, ве¬ру¬ющий, иду за пра¬вое де¬ло и знаю, что  в лю¬бом слу¬чае  после смерти  по¬паду в рай. А потому готов идти до конца. А ты сдашься, по¬тому что  со смертью  теряешь все. И у тебя нет оправдания своей смерти! Так вот подумай! Смерть твоя мне не нужна. Ты и друзья твои будут жить, и вернётесь в свои хижины, только откройте ворота и выпустите пленников!
-У нас лучшее оружие, нас больше, и мы обороняемся в крепости, а они стоят в поле, а потому мы победим! – объяснил, обернувшись  назад, к стоящим во дворе  воинам, Рэй. –Иначе пусть погибнет всё! Зачем мне Эдем, зачем мне все человечество, если не будет моей общины, если не будет моего дворца!
Калитка грохнула.
Все головы обратились в её сторону. Воин вставлял засов.
-Кто вышел? - крикнул Рэй.
Но в ответе уже не было необходимости.
Бог Гор показался из-за угла стены слева, от калитки, и вышел на освещенное кострами место. Белоснежная борода его сияла в прыгающем пламени.
-Ну вот, - зло сплюнул Рэй, - нашелся сокол,  выступающий  против сил тьмы.
-Я призываю всех обрести разум, - громко, так, чтобы треск костров не заглушал, и  слышно было и на стенах, и в поле, где, метрах в двадцати от него стояла шеренга скотоводов, начал Гор. - Наш маленький мир существует две тысячи лет, и может просуществовать миллионы, в течение которых все живущие, вы сами, ваши дети и правнуки, не будут ни в чем испытывать недостатка. И для этого нужно всего лишь прекратить бесчинства, которые начались после неведомого мне сбоя в работе Разума. Вернуться в свои хижины.
-И предать своего Бога, который оскорблен, который унижен нашим  соседством  с неверующими? - вскричал  Касим.
-И вернуться в прежнее рабство? - донеслось со стены.
-Речь идет о жизни вашей и ваших детей. Боги, рабство, нации – в эти игры мы играем лишь по эту сторону бытия. В смерти все теряет цену и все исчезает. Право на жизнь более  фундаментально. Оно важнее Бога, важнее Нации, важнее Демократии. Если вы не остановитесь, нас всех ждет неминуемая смерть! И с ней исчезнут понятия добра и зла, станут безразличными Боги и вещи. И мы предадим мечту предков: прервем существование человечества,  не достигнем дальних звезд! А причина катастрофы - лишь мелкие амбиции  и заблуждения нескольких ничтожных предводителей. И если вы не можете понять такой простой мысли, значит  мозг ваш запрограммирован на самоубийство. А я стою на пути прорвавшей плотины, и смешон.
     -Это для тебя, бог Гор, - вскричал  Касим, - нет ничего за пределами жизни! А каждого из моих соплеменников ожидает вечность рядом с Создателем. Сущность моей веры в том, что она придает жизни смысл, который не уничтожается смертью. Настоящее - лишь ничтожный по сравнению с вечностью эпизод, во время которого мы должны показать свою преданность Всевышнему. Ради него обязаны уничтожить неверных. В их святынях нет правды, а потому их нужно превратить в пыль. И если мы сделаем это, то окажемся в Раю!
     -Вы уже  жили в раю, и вот восстали! Ту же картину предчувствую я и на небе. Вижу, вижу  я! Вот в раздор восставших встревает Господь с распростертыми дланями, и сметают его с пути души, требующие признания! Если в вере в Бога есть истина, и она в любви, то, отрицая веру чужую, вы разрушаете чужую любовь, и чужую истину, а с ней и свою веру!
   -Среди  пленных  моя мать, и я не могу уйти назад! - перебил Гора Касим. 
   -Бог Гор! - закричал Рэй со стены, -  Мы не можем уже управлять событиями! Это они управляют нами, и даже если мы будем уверены, что все погибнем, традиционное поведение, общечеловеческая глупость  не позволит  остановиться.  Твоя  проповедь не имеет смысла!
-Во дворе крепости раздались  громкие голоса. Апис обернулся на выкрики: "зачем нам эта война!", "бог Гор говорит правду".
-Где здесь миротворцы, согласные с богом? Валяйте, идите к нему на поле! - истерично заорал Рэй, обернувшись во двор. – Это у нас демократия, мы ценим права и жизнь каждого человека, а для них вы не люди, и они сразу пустят вам кровь, вот те, стоящие за Касимом с копьями и вилами! А не выйдете, воины силой выгонят вас за ворота!
-Вот прием коллективного наказания за вымышленную вину, - вполголоса сообщил Сиф Апису. - Известный способ удержания власти, когда жертвы солидаризируются с мучителем.
Шум затих. Толпа во дворе будто съежилась, потухла.
-Ну как, поддерживаете вы бога?
-Нет-нет! - послышались быстрые голоса. - Он виновен в подстрекательстве! Он наш враг! Пусть скотоводы убьют его!
- Если нам не вернут пленников, -  кричал в это время Касим, - мы перебьем всех! Вам не помогут стены! 
- Да если бы мы и вернули пленников, вы не остановитесь, я знаю, а потому  убирайтесь прочь!  Иначе пойдете вслед за  вчерашними. Мясо твоей матери, Касим,  застряло у меня в зубах! -  закричал в ответ взбешенный Рэй.
Толпа перед частоколом замерла, затем взорвалась  проклятиями. В едином порыве скотоводы бросились к стенам, и вновь туча стрел обрушилась на защитников.
-Бог дал нам больше оснований убивать друг друга, нежели подставлять другую щеку, - прокомментировал, когда они пригнулись, спрятавшись  за бруствер, Сиф.
Как только стук попадавших в стену стрел иссяк, Апис осторожно выглянул на поле.
Двое скотоводов подбежали к Гору, еще не опустившему руки, обращенные к воображаемым небесам. Два копья пробили ему  грудь.
Рыдания недостойные бога застряли в горле Аписа. Он ничем не мог помочь богу Гору. Он, который обязан был что-то предпринять. С семьей видеться он права не имел, а потому оставалось лишь найти свою богиню. Символ чистоты и незапятнанности. Найти Марию! Он уведет её отсюда. Они вместе убегут от своей одичавшей общины, от скотоводов, пораженных освященным безумием туда, к мудрому Риши, где, наверное, по утрам еще включаются солнца, где люди улыбаются друг другу, где нет современной  культуры.
Оставив Сифа, он сбежал по насыпи к дворцу, а проще к деревянной, неказистой избе. С тыльной, не освещенной кострами стороны забора, ко входу во дворец, крались две фигуры с горящими факелами в руках. Апис уже видел такие, сделанные из сухой, пропитанной  древесной смолой пеньки. Скорее всего, это были лазутчики, пробравшиеся с тыльной неукрепленной стороны и  желающие поджечь деревянного монстра.
Но какое дело было до них Апису? Это была не его война. Аргументы богов были в ней бессильны. Только гибель одного из  противников могла положить ей конец, а потому не имело смысла вмешиваться,  принимать чью-то сторону.
В этот момент зацокали по деревянной стене дворца слабые стрелы.  Скотоводы пошли на очередной штурм.
Во дворе, на забытых вертелах над кострами, чернели трупы, издающие  тревожный запах горелого мяса.
      Открыв массивную, неуклюжую деревянную дверь, висящую на матерчатых петлях, впервые окунулся в спрессованный до водянистости, душный, провонявший мочой, отходами, потом, гниющими досками  коридорный воздух. Как он и предполагал, далеко не все жители были на стенах. Пиликали самодельные флейты, слышался смех откуда-то из множества дверных проемов, выходящих в коридор и завешенных лишь бамбуковыми занавесками.
Раздвинув подобный бамбуковый водопад, подвешенный в первом от входа дверном проеме,  вошел в просторное прохладное после коридора  помещение. И сразу понял, что ошибся. Ствол светящегося дерева, прислоненный изнутри  сбоку от  двери,  давал желтоватый, немощный, увядающий свет, но и в нем можно было разобрать образа, расставленные вдоль стен, большой деревянный крест в глубине совершенно пустой комнаты. Справа, в красном углу, нечто белелось, но было не разобрать. Часовня при замке, догадался он. Но как было скучно здесь, уныло, запущено, затхло. Резкий запах мочи и кучки экскрементов, еле различимые в сумраке, намекали на реальное использование святого места. Выскочив из часовни, вновь задохнулся спертым, жарким коридорным воздухом. Стены, потолок были выполнены из кое-как ошкуренных бревен.        Здание, быть может, было хорошо для сибирской тайги, но в Эдеме было бессмысленным, смешным, как теплое одеяло во влажной, душной  парной.
    Анфилада дверных проемов, освещенная светящимися столбами, тянулась вдоль коридора. На бамбуковых занавесках, висящих в дверных проемах, были прикреплены  аляповатые картинки, намекающие  на содержимое.
Затрещала одна из занавесок, и из комнаты метрах  в трех от Аписа вывалилась в коридор девушка, явно нетрезвая, отчего перед  его глазами  вспыхнул образ лежащей с воткнутым в прямую кишку бамбуком...
Вихляющей походкой  направилась к Апису. Будто сам Азазелло разукрасил её.  Он успел отметить растрепанные волосы, блудливое ярко красное пятно рта, грубо, толсто подведенные черным глаза, так что она стала похожа на панду. Вывалившаяся из небрежно надетого хитона  грудь, нисколько не прикрытая новомодным шарфом, который изображала  шкурка какого-то  мелкого  животного, перекинутая через плечо,  довершала картину.
-О, Апис! - невнятным голосом воскликнула девица, и,  нагнув голову, с вытянутой в его сторону рукой стала наступать, качаясь.
Апис, с омерзением глядя на приближающийся ужас, думал лишь как избежать тошнотворного захвата, как продолжить путь к божественной, прекрасной цели.
-Пойдем, я подарю тебе удовольствие, - пьяно растягивая слова, проговорила...
Вдруг  будто током прибило... Он узнал. И сердце остановилось.
Это была Мария.
Апис не мог двинуться с места. Не мог говорить.
Дон Кихот, заставший пьяную  Дульсинею в кабаке.  Петрарка, наткнувшийся на  Лауру   с нищим в кустах.
Мария схватила его за руку, подняла мутный взгляд. - Ты что, не узнаешь меня?
Вихляние, тяжелый запах  изо рта.
-Сейчас у меня никого нет. Тебе повезло.
У него хватило сил, чтобы подхватить.
-Ух, чуть не упала. Отведи меня...
Он поддержал, стараясь  касаться как можно меньше. Застучали  кастаньеты занавески.
Мария легла на спину  на единственный в маленькой комнатке топчан, раздвинула ноги, и он еле вырвал край своего хитона из её вдруг сильной хватки.
-Ты скачешь как счастливый богомол, которому во время интима самка не успела откусить голову!
Апис пришел в себя. Он стоял у выхода из дворца перед ухмыляющимся Руфом. У входной двери лежала горка сухой травы, которой не было лишь минуту назад. Но это нисколько не занимало Аписа. Пусто было в голове, пусто в груди. Он не понимал, что делают руки, припаянные к его телу. "Я схожу с ума?" - ужаснула мысль. Он нуждался в опоре, но Гор был мертв, Сиф пропал среди защитников, Риши был далеко. Последняя надежда осталась - Бог! Он отстранил Руфа, почувствовав вдруг, что вот именно сейчас ему нужно найти смысл дальнейшего существования, основанный не на логике, но на тайне, которая никогда не будет раскрыта, в которую нужно лишь поверить.   
     Раздвинул знакомую занавеску,  вошел в часовню. Вонь грязным червем втиснулась в нос, однако нетвердыми шагами он двинулся вперед по утрамбованному грунту, не сворачивая, голыми ступнями наступая на омерзительные кучи, и, подойдя к красному углу, поднес правую руку ко лбу, поднимая одновременно взор.
     Будто ударило по глазам. Черный квадрат висел на месте иконы. Черный квадрат, намалеванный углем на листе грязного папируса. Копия некогда знаменитой картины. Черная дыра в сакральном месте. Вместо лица провал. Вместо иконы - тьма, пустота, пропасть! 
Апис опустил руку.
У выхода, куда он вернулся с каменным сердцем, двое детей лет десяти из скотоводов, которых легко было узнать по их лицам, готовили что-то. Один держал два горящих факела, наполнявших коридор удушливой вонью, второй, с помощью Руфа, помогающего ему снаружи,  запирал входную дверь.
-Что вы делаете? - безразлично проговорил Апис.
-Мы  должны поджечь этот дом! – горящими безумными глазами глядя куда-то перед собой, ответил один из мальчиков,  слабой рукой  держащий факелы.
-Но вы сгорите и сами! Зачем же вы запираете дверь? Ведь здесь больше нет выхода!
-А мы здесь и умрем!
 -Зачем же погибать?
-Мы попадем в рай! Мы не будем в земле дожидаться  Дня Суда, а сегодня же увидим Бога! И все, кто там, за воротами, защищают свой народ и религию, если посчастливится им  погибнуть, предстанут перед Всевышним тоже.
-Но здесь же люди! За этими занавесками!
-Они не верят в Бога. Значит, они не люди.  Их нельзя жалеть.
-Реальный рай вы уничтожили, неужели с этой же целью вы стремитесь в рай мифический?  А перед богом вы уже стоите.
Он отстранил от двери опешивших малолетних  самоубийц, и вышел во двор. Руф молча отстранился.
Апис остановился у входа. Он даже подумал, не вернуться ли назад? Из-за боли за грудиной было трудно дышать. Равнодушно отметил, что мог поддерживать разговор, тогда как исчез смысл  самой жизни.
Дворец уже горел с тыльной стороны, искры летели за пределы двора. По двору бегали люди с факелами. Слышались крики борьбы и боли, стоны.
-Рэй! – перекрикивая шум, закричал один из воинов, - дворец горит! За ним складирован лес на дальнейшую постройку. Если и он загорится, весь Эдем погибнет от угарного газа.
-А для чего мне  Эдем, если нашей общины, если моего дворца не будет? – громко повторил уже раз сказанное Рэй в ответ.
-Я так и знал, что ты будешь во дворце!
-Ты здесь? - безразлично отозвался Апис, обернувшись на голос.
Сиф, запыхавшийся, возбужденный, сдернул с себя белый хитон, скомкал и сунул в руки Аписа. Затем сорвал с него черную  материю  и быстро напялил на себя.
-Что ты делаешь?
-Я слышал крики Касима,  призывавшего   схватить  бога.
-Зачем?
-Ты что,  забыл свои прегрешения? Убегай в открытую калитку!
-А ты? Я не хочу уходить без тебя!
-Я не уйду! Здесь мои родители. Да и за твоими  присмотрю. К тому же захватывающе глядеть на безумную жизнь толпы. Вот здесь, сейчас проявляется стадный инстинкт, который заглушает все более ранние инстинкты. Он заставляет общинников жертвовать жизнью за тех, кого они в другое время ненавидят. К тому же я, возможно последние минуты жизни, побуду богом! -  восторженно вскричал Сиф, убегая в сторону колеблющегося пламени догорающих костров и путаясь с непривычки в длинных полах черного хитона.
 Апис пошел к выходу пьяной походкой, с затвердевшим сердцем, и желал, чтобы его убили. Но никому не было дела до еще одного голого защитника  дворца.
Два голеньких малыша четырех-пяти лет, освещенные колеблющимся светом недалекого костра, сидели на земле сбоку от калитки, и, не обращая внимания на крики, стоны, мечущихся людей, пытались посадить в кучку собранной их ладошками сухой пыли цветок, вырванный откуда-то вместе с корнем. И эта сюрреалистическая картина привела Аписа в чувство.
 Калитка была открыта давно, очевидно Руфом. Апис  вышел в ночь.
Здесь, за воротами, стали видны луны. Как ряд тусклых оловянных пуговиц, вделанных в глухую небесную черноту, запачканных грязными пятнами  дыма.
   Только у костров, еще горевших за воротами, натянул белый хитон, вышел на пустую ныне, так как бой шел уже во дворце, площадь перед стеной, и увидел Гора. Бог лежал  на спине.  Из  груди его  торчали два копья.
На враз ослабевших ногах Апис подошел к трупу, снял ключ, висящий на шее Гора, и повесил его на свою, затем подхватил тело под мышки и, тяжело ступая, поволок к ближайшему костру. Голые пятки бога чертили две линии в пыли. Опустил тело у края костра, затем поднял за ноги и с трудом, мешали торчащие из груди копья, перевалил на горящие поленья, которые пыхнули, выстрелив искрами. Поднес дров из заготовленной детьми кучи,  навалил их на труп. Принес еще, задыхаясь в едком дыму, распределил дрова так, чтобы не видно было седых волос и  босых  ног. Не стал смотреть на разгорающиеся дрова, и под треск огня, крики со стороны двора, не оглядываясь больше, пошел в направлении поляны богов.
      Никогда еще путь домой  не был так горек и труден. С детства он так сильно не сбивал ног, как на не освещенной ныне тропе вдоль оголенного от деревьев озера, пугающего своей глухой шелестящей тьмой, вонью протухшей  воды и гнилой рыбы. Невозможно  было представить, что всего несколько дней тому светящиеся деревья окаймляли водоем,  который до поздней ночи  оглашался  веселыми  криками и смехом.
Гарью пропиталось все черное враждебное  пространство. Он даже закрыл нос тканью хитона, лишь бы уменьшить вонь, царапающую горло.
Избегая корней на бывшей тропе, пошел по песчаному  берегу. Вдруг плеск раздался со стороны невидимой воды. Ещё один. Ещё. А затем на его голову обрушилось что-то, и он, инстинктивно схватившись за предмет, понял, что держит птицу. Еще теплая, еще билось в маленькой груди бешеное сердце. Он положил отравленный гарью  комочек на песок, и, продолжая путь, еще некоторое время слышал глухие удары легких тел о землю.
   Апис не помнил как, преодолевая головную боль, временами  буквально теряя сознание,  доплелся, наконец,  до своей хижины, лег на родную жесткую кушетку и забылся тяжелым сном.
    Утром очнулся поздно, с прежней головной болью.  От скудного ночного дождя на полегшей  траве появились траурные полоски осевшего пепла.  Давно включились все солнца, но был полумрак, так как лучи их  тонули в коричневом, с грязными разводами, воздухе. Посмотрел вверх, на обратную сторону Эдема, и вот, вокруг солнца все смазано, нечисто. Всполохи огня, черные дымовые кляксы на месте общины буддистов будто просвечивают сквозь закопченное стекло. Краски потускнели, даже лес вверху стал грязно-желтым.
    Апис прошел к пруду с горестно поникшими головами цветов по его краю, немного поплавал, и вновь из окружающих зарослей на берегу теперь уже черными бляхами глаз крупной  панды глядела на него  Мария.
    Оказывается, что лес вокруг поляны  успели вырезать, и пришлось пройти достаточно, чтобы лишь у самого болота встретить его остатки.
   В низине у болота гарь чувствовалась особенно сильно. Комары исчезли. Голова болела и есть не хотелось. Апис  почувствовал необычную слабость, не пересекая болота вернулся назад, лег  под одно из оставшихся  деревьев  на подернутую пеплом траву на берегу и забылся еще на несколько часов.
Крики.  Крики ярости и отчаяния.
Апис открыл глаза. Шум листвы в верхушках деревьев. И только, напрягшись, различил далекие, теряющиеся звуки.
Крики шли с другой стороны болота, летели над  саванной и тонули в тонкой стене леса на этой стороне.
Он встал и вышел к кустарнику, непосредственно примыкающему к заросшему багульником  краю  болота.
Над землей общины буддистов, находящейся уже не прямо над головой, а на боковой по отношению к нему стене, стояло облако дыма.
В этот момент погасло последнее солнце, и в наступившей тьме сквозь дымную вату стали проступать  красные всполохи.
В общине буддистов горели хижины.
Апис бросился к тропе. Что-то случилось там, и он обязан был помочь.


ГЛАВА  25

ПОСЛЕДНИЙ  РАБ


    Труп болота был окутан белесым, в свете лун, дымным туманом. Он приглушил звуки, а, может, и не было уже живого, издающего их. Помимо щекотавшей горло гари смердящая вонь  прогнившей  трясины  висела   в воздухе.  Болото покрывала крепкая засохшая корка. Апис пошел по ней, не желая забираться на гранитные тумбы. Уже перед самым  окончанием бывшей топи он почувствовал ступнями ног вязкую сырость и, приглядевшись, с омерзением разглядел во тьме горы  дохлых, разлагающихся лягушек, тянущихся прибойной  полосой  вдоль  края  болота.  Отступил,   с трудом  влез на выступающую над болотом  ближайшую из гранитных  тумб, и пошагал по ним  вплоть до травянистого берега.
Саванна запомнилась лишь полегшей, как после урагана,  колкой, хрустящей травой.
Возле омертвелой фигуры монаха стоял, с безвольно  обвисшими  ветвями  и сухими скрученными листьями, эвкалипт.
Измученный дорогой Апис посидел, временами отключаясь, недалеко от старика пока, наконец, не вспыхнуло первое солнце. И вместе с его светом порыв ветра от общины пахнул вдруг и острый запах гари с тошнотворным смрадом  гниющей плоти  перехватил дыхание.
Апис бросился в кустарник  сквозь сухо зашелестевшую листву под ногами. 
Сразу за опоясывающим  общину  иссохшим, сгорбившимся, потерянным лесом взору предстали  закопченные несгораемые остовы десятков хижин, за которые цеплялись дымящиеся, осыпающиеся останки тростника.  Оранжевые бревна  раздувшихся трупов валялись под костлявыми деревьями с обугленными нижними ветвями. Ни стона, ни шороха.
 Но вот среди шума косной природы - треска догорающих тростниковых стен и возмущенного  шелеста сухих  листьев, трепещущих  на оставшихся деревьях и пальмах от  вздымающегося горячего воздуха - проклюнулся  где-то в чаще  истошный детский плач. Он быстро  приближался, и  вот, метрах в двадцати от ещё не вышедшего на опушку Аписа, из леса выскочила женщина с распущенными волосами, прижимающая к груди  маленького  ребенка. С напряженным лицом, не глядя по сторонам  она бросилась к  догорающим хижинам по тропе, которую когда-то, опасающийся  случайно убить живое существо, подметал согнутый годами старик.
Однако убежать ей  было не суждено. Буквально вслед  из чащи выскочили  две огромные черные фигуры с поднятыми над головами дубинами.
В отчаянии женщина повернулась к преследователям лицом,  рухнула на колени, прижимая ребенка к груди, и   умоляюще снизу вверх глядела на  приближающийся ужас.
Первый подбежавший  нанес страшный удар дубиной сбоку, чуть не оторвав ей голову,  так что ребенок вылетел из рук и был добит, как мяч в бейсболе, прямо в воздухе вторым преследователем. Тишина наступила.
Убийцы бросили дубины,  вынули из-за поясов ножи с склонились над трупами.
Тяжело переставляя деревянные ноги  Апис заставил себя подойти ближе.
Вонзив пальцы во Вселенную мозга, в жирное месиво белого с красными прожилками, убийцы искали что-то, как показалось Апису, в костяном крошеве.
-Ты посмотри, да тут шастают и демократы в своих белых туниках! - обернулся на шаги  один из убийц. Он подобрал дубину, отложенную было в сторону, сразу запачкав её ошметками белых мозгов, стекающих с его рук, и вскочил, явно готовясь опустить смертоносное орудие  на голову Апису.
-О-о-о! Бог  Апис собственной персоной! - изумленно воскликнул  второй, стоявший поодаль над трупиком ребенка, сверкая белизной зубов  и  белками глаз,  держа в руке  окровавленный бамбуковый нож.
 - Кто  бог? - опешил поднявший  дубину, - он же в белой тунике! Да, к тому же, короткой.  Обычный  демократ!
-Мне ли не знать его! - добродушно заявил  Велига. -  Ведь я охранял его всю ночь, пока вы бегали за вици. 
-Действительно, его нет в памяти Разума, а он не ребенок, - пробормотал первый убийца.
Только теперь Апис понял, как он очерствел  душою за последнее время. Несмотря на гарь, сладковатый запах тления и варварские убийства у него на глазах он, зачем-то провидением оставленный жить среди этого ужаса, со спокойным даже лицом мог   говорить  с убийцами.
-Что вы здесь делаете?
- Очищаем землю от конкурирующего вида, как говорит нам  наш великий предводитель, наш вождь Всполох.
"Уже стал великим предводителем и вождем", отметил про себя Апис, не почувствовавший к  Велиге  благодарности за спасение. - Но ведь в общине буддистов жили такие же люди, как и вы.  Никто из них не желал вам плохого. Они готовы были  поделиться с вами  всем, что имели. К вам были посланы дети-музыканты...
-Ах, эти первые четыре молоденьких уха в моей коллекции! - восторженно вскричал попутчик Велиги. - Искусство объединяет, а потому музыканты были опаснее отряда врагов.  А делиться с нами не нужно. Мы и так забрали всё! – удовлетворенно обвел он рукой вокруг, указывая на завоеванное, и вновь  опускаясь на колени возле трупа женщины.
-Вы хуже диких зверей, - голос  Аписа зазвенел, - ты ударил женщину,  которая смотрела в твои глаза снизу, упав на колени! Не только волки, но даже галки и сороки не убивают сородичей, когда те принимают позу покорности!
-  Когда мы резали  своих свиней, так как они съедали пищи больше, чем давали мяса, так даже те во время  забоя  визжали и дергались. Настоящий человек отличается от большинства живых организмов тем, что предвидит смерть и боится её.  А эти животные  только поднимали руки к голове, как будто так можно было защититься от моей дубины. Да и эта бежала только потому, что инстинкт диктовал ей защищать ребенка. И после этого ты  говоришь, что они  мои сородичи?  Вот мы  действительно люди!  А они - обычные  обезьяны,  непригодные даже в пищу.  Так что не людей я убивал, а потому совесть моя спокойна!
-А что вы делаете сейчас?
-Мы соревнуемся, кто из нас  убьет  больше, а для счета должны принести судье  правое ухо убитого, - вступил в разговор Велига, желая разрядить обстановку. - Некоторые предлагали снимать скальпы побегами тростника, как это делали индейцы мускоги и ирокезы, но резать уши проще.   Смотри, - протянул  он  окровавленный кусочек  Апису, -  почувствуй, как хрустят хрящи!
-А  откуда  у вас огонь? - Апис  рукой отстранил  предложенный предмет.  - Я не помню, чтобы передавал огонь вашей общине.
-Мы  увидели  его у этих обезьян и, как видишь, сразу приспособили к делу. Подожгли их норы.
-  Если вы допустите огонь  к саванне, то сгорит  половина  Эдема. Ведь болото протянулось рядом с вашей общиной, и саванна тоже. Дети могут играть огнем, а  высохшая  трава горит  как  порох. Но главное -  не останется кислорода в воздухе, а  окись углерода нас всех отравит.
-  О,  взгляните на небо! - вскричал вдруг  Велига,  - Вон там, между  первым и вторым солнцем, оранжевые  полоски! Это хитоны монахов.  Наши ребята  загнали часть местного скота  в самый конец Эдема. Там  же невесомость!  Там  этих  идиотов любой порыв ветра отрывает от почвы, и они улетают. Подождем немного. Скоро полюбуемся дождем из оранжевых трупов. Вот уж посмеемся! А ты, - неожиданно сразу переключился он на бога, - лучше уходи отсюда, а то кто-нибудь из наших, не знающий тебя, ударит  дубиной по голове, да еще и  потеряешь правое ухо. Видишь, - он показал на процессию, появившуюся в глубине догорающих построек, впереди которой несли  носилки подобные тем, в каких когда-то носили римских патрициев, - это рабы несут нашего вождя, Всполоха, а вокруг охрана из лучших воинов. Они с чужаками  не церемонятся!
-Из-за этого вождя вам приходится убийствами добывать себе еду. Он и его друзья ограбили всех в вашей общине.  Присвоили  и уничтожили сады, озера, но ничего не создали.
-Он ни в чем не виноват! Нам стало хуже жить только потому, что кругом враги. Это все их происки! А он защищает нашу общину, сохраняет мир и культуру наци, расширяет  границы...
-А его ухо не лишено обаяния! - воскликнул  подельник Велиги, с явным неудовольствием слушающий  беседу и  кровожадно поглядывающий  на бога  снизу вверх.
-Ты иди себе, - миролюбиво посоветовал Апису Велига. - Мы занимаемся нужным делом. Если я принесу мало ушей, меня засмеют товарищи.
 Апис  повернулся и  пошел  в сторону хижины  Риши. Он не желал, он боялся идти туда, но ноги сами несли его. У знакомого места вновь развел руками лианы, сбросил, как и прежде, хитон на старый термитник, раздвинул кусты и нырнул, чувствуя, как обмываются грязные ступни, все тело от вони пожара. Однако вода была не та, что прежде. Будто жирная пленка оставалась на коже. Прогорклый, застарелый запах шел от стерильной, потерявшей рыбу воды.  Выйдя на берег  по инерции раздвинул кусты, и вот, три куска грязного гниющего мяса, туча мух и густая вонь давно разлагающейся плоти. Присмотрелся внимательнее. Это был всего лишь распустившийся цветок Раффлезии. Зато поодаль, почти скрытые от него осыпающимся, осклизлым из-за дождей и черным от копоти  песчаным дворцом, обнаружились трупы. Голого Риши, лежащего на животе с проломленной головой, прикрывающего и после смерти раскинутыми руками два детских трупика, Кумара и его маленькую сестренку,  лежащих также  с разбитыми головами  по обе стороны от  него. Убийцы содрали с лежащих белые хитоны, тогда как оранжевые, Апис помнил,  оставались на монахах.
        Мир осиротел. Апис уже должен бы привыкнуть к жестоким картинам, но эта потрясла его.  Обессиленный, опустился он на песок. "А кто будет меня тискать?" - вдруг прозвучало в ушах. Еле оторвал взгляд от раскроенных черепов, но когда осыпающиеся  стены песчаного  дворца, этот символ временности и распада, попался еще раз  на глаза, он зарыдал.
-Где ты, проклятый Разум? - причитал Апис сквозь рыдания, бросившись вниз лицом,  колотя кулаком и царапая землю, и вонючий жирный песок, будто напичканный уже гниющей плотью, вязко застревал под отросшими ногтями. - Неужели  не видишь, не чувствуешь, не понимаешь того, что творится в Эдеме?  Или тебе не дано осознать  все горе, к которому привело  твое бездействие.  Или  тебе это безразлично?  Как космосу!  Как Богу?
       Еще длился постылый жаркий день, когда Апис  очнулся после  тяжкого  забытья. Голова болела. Привыкнуть ко все усиливающемуся запаху гари и тяжелому трупному смраду было невозможно. Гулко бухало и отдавало мучительной болью  в голове,  когда он с трудом поднимался, боясь смотреть на быстро распухающие  трупы. Задом выбрался  через кустарник  на  тропу  и  побрел, с трудом натянув белую материю, не разбирая дороги,  назад через  лысый, потерявший сухие листья  лес, бесстыдно голые прутья которого хлестали по лицу. Миновал открывшееся среди прозрачного леса мертвое озеро, из которого можно было когда-то ловить по три рыбины в день на каждого из тех, кто лежал теперь с отрезанными ушами у своих хижин. Захват новых земель  часто сопровождался тотальным геноцидом, как в Тасмании, в Америке, сказал бы Сиф.
Когда  очутился у сухого эвкалипта, погасло последнее солнце.  Кто-то побывал тут. С мумии монаха сорвано было одеяние, глубокие не кровоточащие раны на плечах указывали на безуспешную попытку тупыми кинжалами отрубить руки. Одно ухо было оторвано, глаза  выколоты, но черные провалы смотрели вдаль по-прежнему сосредоточено.
  Переход через топь можно было оставить до утра, но Апис не смог бы дальше  оставаться на земле мертвецов.
Свет лун тонул в дымном мареве, пробираться приходилось на ощупь. По саванне,  приближение к которой  угадал  по  резкому  запаху  пересушенных трав,  идти было колко.
"Достаточно  искры, - тяжело думал  Апис, - и вся  трава  вспыхнет как порох".   
   Глухое, немое, смердящее болото встретило  могильной  тьмой.  Из брезгливости  он не  решился  идти по его подсохшей корке, но  понадобились часы,  пока,  переступая с одной еле видимой  кочки на  другую, отмахиваясь от редких, не боящихся дыма комаров, Апис  пересек  его. Он желал только одного, в темноте подойти к последнему своему  убежищу в гранитной скале, укрыться в нем, чтобы не видеть более ужаса погибающего мира.
Уже на берегу он наступил в темноте на какие-то шарики, и они взорвались, как сухие дождевики, выпустив облако спор. «Это и есть наше будущее - миксомицеты,» - мелькнуло у него в голове.
Вдруг стало светлее. Апис  был  уже  на опушке, где спал сутки назад перед походом  к буддистам. Оглянувшись в сторону света понял: худшее, что могло произойти, произошло. Где-то далеко, на краю земли, в стороне расположения общины наци, вспыхнуло  и бешено  взметнулось ввысь пламя над саванной. Это был конец. Мало того, что кислорода в воздухе не хватало  и теперь,  он начинал задыхаться лишь чуть прибавляя шагу,  так  новый  пожар должен был выжечь и оставшийся. Количество  окиси углерода  в воздухе, понимал он, также превысит смертельный уровень. Сухие леса вспыхнут тоже. Победителей в Эдеме не будет.
Апис остановился.
Смысл движения исчез.
Не имело значения, где умереть.
И через вечность ударило по перепонкам.
Громовой  звук  далекого взрыва будто перевернул сознание.
Он вспомнил вдруг, что остался один, кто знал, кто помнил Риши. И как же мог забыть, что он, Апис, не умрет навсегда. Может быть лишь материя, что составляла его тело здесь, в Эдеме, на краткий, по сравнению с жизнью Вселенной, миг исчезнет из жизненного кругооборота в блуждающем астероиде. Но дух его, осознание собственного бытия, никак не связанное с определенной материей, его Я будет существовать всегда. Ведь Вселенная может смотреть на себя лишь его глазами. Стоит обернуться, и вот, прямо за спиной, дверь в новый мир, а за ней другая, и далее анфилада миров в бесконечной перспективе. И окружающий мрак, и пожар не ужасный конец, а лишь последние аккорды сиюминутной жизни.
  Упрямо нагнув голову,  Апис двинулся вперед.  Вновь вместо травяного шелка исколотые стопы натыкались на иссушенную стерню.
Нет, - думал  он сквозь боль в голове, -  не  имею я  права умереть бессмысленно, как обычный  человек, с  мышлением, задавленным Разумом. И за себя сегодняшнего, и учителя своего, бога Гора, обязан  оправдаться за гибель доверенного  рая перед теми неизвестными, которые когда-нибудь появятся здесь, в их Эдеме. И он сам, как утверждал когда-то в далекой, мифической жизни Риши, будет среди них. Более того, он будет каждым из этих неизвестных. Сквозь миллионы лет должен он протянуть руку самому себе,  дать  совет, как жить, во что верить людям, чтобы не деградировать и не вымереть во время долгой дороги к звездам. Возможно, советы запоздают, и это будут не совсем люди, и отнесутся к их жизни в Эдеме так, как он к жизни неандертальцев, но сейчас он должен достойно завершить очередное свое существование. Он доберется до логова богов и напишет несколько советов на грифельной пластиковой  доске, которая не истлеет, подобно бумаге, и пролежит тысячелетия. И это единственное, что он ещё может, так как, оставшись один, стал бессмыслен, как гусь, лишенный партнера для триумфального крика.
   Природа замерла. Ни шороха ящериц, ни крика птиц, ни звона цикад. Лишь гул дальнего огня, приближающегося неумолимо, как лезвие замедленной гильотины.
       "Я напишу, как писали воинские уставы. Кратко, где каждая строка оплачена кровью."
Сделал несколько шагов. И вдруг воздух разволновался. Его потянуло к пожару. Заскрипели прутья на высохших деревьях. Зашелестела высохшая трава. Пожар вдалеке пожирал и выбрасывал вверх, до местной  луны,  раскаленные газы, и притягивал снизу взамен холодный воздух, еще содержащий кислород.
И тут же зашевелилось что-то во тьме.
Он прислушался, и вот: отрывистый топот кабанов, легкая поступь антилоп. Все еще живое спасалось, бежало прочь от огня в ночь, в темень, в гибельную невесомость, чтобы там, потеряв вес, взлететь.
Апис  постарался отрешиться от окружающего,  сосредоточиться на главном. 
  "Прежде  упомяну  главные  опасности."
Еще несколько шагов натужно, с одышкой, против ветра.
   «Не допускайте в своей среде разгула национализма. Это благородное чувство объединяет своих лишь для противостояния чужим. У ограниченного человека любовь к своей нации  не может существовать без ненависти к чужой. Национализм убивает."
      Апис  оглянулся назад, туда, где еще недавно хозяйничали наци,  но лишь безобидные искорки вместо пожирающего человеческие жизни и жилища пламени увидел за дымным пологом, висящим над болотом.
       -Религия также не должна быть основной идеологией, - негромко проговорил он, с трудом облекая мысль в слова. - В ней нет объекта, доступного для изучения; противоречия не могут быть проверены опытом, а потому неразрешимы. Верующий отвергает абсолютизм собственного сознания, его разум теряет контроль над реальностью. И вот, я уже не отличал верующих, как и националистов, от сумасшедших.
    Он давно потерял тропу, пробираясь  между пней  и  то и дело перелезая через груды обрубленных когда-то и высохших до звона веток. Шел натужно, тяжело, в гору. Воздух  наждаком  царапал  горло, будто в нем не дым растворен был, но песок. Вдруг что-то темное пролетело со свистом и ухнуло невдалеке. За ним второе, третье. Он  скорее догадался, нежели увидел, что именно здесь  пришел конец  парению некоторых из  оранжевых  тел. С ужасом  поднял глаза чтобы  разглядеть,  увернуться, избежать. Но грязный  свет  тусклых лун увязал в прилегающих тучках.   Непроницаемая тьма вверху, как крышка гроба.
   Между тем  зарево все приближалось,  окрашивая испод  дымных  туч в  розовый  цвет, и  отсвет  от них  падал на уродливые  клыки  истерзанных деревьев. Усилился низкий, сводящий с ума гул далекого еще пламени, свистел ветер между  пней. 
И вдруг пни кончились. Он   понял, что находится  на поляне богов.
Апис напрягся, выдавливая  сквозь пульсирующую головную боль  простую, но важную мысль.
       "Не доверяйте бездушным  демократам, не   имеющим  мировоззрения. Во Вселенной нет ценности большей, нежели жизнь. Человечество должно существовать вечно, потому что каждый из нас раз за разом проживает его бесконечную эстафету, и эта высшая моральная ценность определяет все остальные ценности, все наше поведение. Добро есть все, что служит сохранению жизни, а потому цель жизни каждого человека - делать добро. Без этой идеи, придающей смысл существованию, ясность мышлению, ведущей к осознанной любви к окружающим, демократия вырождается в упадок нравов, в утерю нравственности, в разгул избыточного   потребления, приводит общество к разрушению  и гибели. А потому подобная демократия - зло". 
Вдруг ветер, сошедший с ума, порывом сорвал завесу  пыли  и тумана, будто протер грязное стекло перед ним, и вот, толпа в  кровавых хитонах.  Кричат что-то, но слов не разобрать, плывут, словно дым.
Он пригляделся, прищурив глаза. Саваны были белые. Это пожар придавал им необычный цвет.
-Вот он! Это бог Апис! Хватай его!
Орут в несколько глоток. Подбежали, схватили, стали рвать и тянуть в разные стороны,  бить кулаками по лицу, по голове, пинали, высоко поднимая босые, все в пыли и пепле,  ноги. Некоторые забежали вперед, плевали.
Апис пытался  увернуться, закрывал  глаза, а когда открывал их, жуткие, гадкие   картины представали перед ним. Старики с покрытыми копотью, в лишаях и язвах лицами. Остатки волос в колтунах. Зазубренные зубные пни в грязных могилах  разверстых в крике ртов.
-Этот мальчишка Сиф хотел обмануть нас твоим черным хитоном, но мы разглядели его разбитую голову, и догадались! Потому и пришли сюда,  рассчитаться с последним врагом, который и виновен  во всем!
Апис вгляделся. Оскал над острой бородкой, грязные спутанные волосы. Наклонил голову  и заглядывает снизу в лицо налитыми кровью глазами. Или это лишь отсвет приближающегося огня?  Касим! 
-Чего вы хотите? - выдавил Апис сквозь враз опухшие, разбитые губы.
-Тащи на костер? Быстрее покончим с ним!
-Тише! - прикрикнул Касим. - Разве зря мы целые сутки ждали его здесь голодные, неприкаянные! Разве не больше всех от бога потерпел я, убив любимую дочь? Казнь должна компенсировать наше ожидание и наши потери. Мы распнем его, как уже одного бога когда-то. Несите крест!
-Распять его! Распять! - восторженно закричали вокруг.
Откуда-то поднесли, положили на спину, отпустили, и Апис чуть не рухнул под тяжестью хитонами, в виде креста, спеленатых бревен.
-Жаль, что нет тернового венца, - сокрушался один из толпы. - Только на Земле у кустов бывали колючки.
Обливаясь потом, сбивая дыхание, почти теряя сознание от головной боли Апис на дрожащих от напряжения ногах потащил крест к гранитной глыбе, и кто-то палкой бил его по рукам, по пальцам, разбивая их.
-Где взять гвозди для распятия?
-Гвозди будут в логове, - перекрикивал гул быстро приближающего пламени и шум толпы Касим. - Я пойду с ним. Пока установите крест!
Крест приподняли. Касим взял Аписа за руку,  поволок к гранитному изваянию. Остальные отступили, побежали выполнять задуманное.
  - Я в восторге! Вот, освободился от еще одной мороки, навязанной Разумом,  понуждающей бояться  тебя, слабое, смертное, жалкое существо,  - приговаривал  Касим по пути. - Все вы, демократы, оказались безнравственными людьми. Управляли вами воры и мошенники. Потому мы победили, сожгли их вонючие дворцы  и убили всех. Вы бы вымерли и сами, но я не желал ждать.  Это с вашей точки зрения мы ограничены, фанатичны и злобны. Мы же  сильны духом, потому что у нас есть будущее, которое дарит нам Всевышний.  И пусть во мне сейчас вопят, разрывая мозг, откуда-то выползшие души уже умерших прежних моих друзей, наставников и  родителей, призывающие  остановиться,  пощадить!  Но нет!  Я  должен  рассчитаться с  тобою за  прежнюю мою боязнь, а  все кричащие теперь,  так и  не успокоившиеся на том свете,  пусть  увидят погибающий мир моими сумасшедшими глазами!
Апис еле разбирал  слова.  Он  успел  провернуть в замочной скважине снятый с шеи   ключ, открыть. Вошел первым и хотел тут же  закрыть за собою дверь, но  босая нога  Касима была вставлена в щель.
Последовала короткая борьба, во время которой Касиму удалось преодолеть  сопротивление слабого мальчишки, молодого  бога,  оттянуть дверь на себя и пролезть  внутрь.
Дверь захлопнулась за ними. Замок щелкнул. Вспыхнуло слабое освещение. Они оказались отрезанными от внешнего мира. Теперь борьба переместилась в полутьму   оглохшего пространства.
 И вдруг страшный удар в металл двери временно оглушил обоих.
-Что это? - вырвалось у Касима.
-Со взрывом  вспыхнула  саванна, -   догадался  Апис. - Взрыв снаружи убил всех. В Эдеме теперь не осталось живых. Отпусти мои руки!
-Ну  нет! -  с придыханием, со стоном даже приговаривал  Касим через небольшое время,  заламывая руки Апису, пытаясь связать их выпрастываемым концом собственного хитона, - теперь тебе конец и без распятия. Тем более ещё император Константин отменил подобную казнь. Поверни голову,  посмотри  мне в глаза!  Лишь удар моего ножа отделяет тебя от смерти. Теперь каждый из нас бог! Теперь каждый может убивать безнаказанно! Но лучшее, что я придумал только что, это не убивать тебя! Нет! Как сладостно иметь в рабах самого  бога! Говори же, что ты мой раб, и я  развяжу,  отпущу тебя. Признай меня господином!  Признай,  и  останешься жить!
Касим будто не слышал, будто не понимал, что тишина за дверью наступила навсегда. И простиралась теперь до ближайших звезд.
Апис молчал. Он закусил губу, чтобы не закричать от боли в руке, от унижения, от стремления удержаться и не заплакать.
-Так и будешь молчать?
    Касим  поднялся над поверженным, голый, с черными, запачканными землей  пятнами на  коже. Хитон  весь  пошел   на укутывание врага.
-Если я поддамся страху  смерти  и  стану рабом, -  расслабив  мышцы  и  отдышавшись, медленно проговорил Апис, еле шевеля разбитыми губами и повернув голову в сторону противника, - удовлетворит ли тебя мое признание? Тем более совершенное под принуждением.  Это тебе не крики  осанна восторженной толпы. Ведь раб не совсем человек. Он  вообще не человек.  Раб недостоин дать тебе признание, да  и ты не будешь им удовлетворен.  Так что не чувствуй себя победителем. Победу некому оценить,   а потому она ничтожна.
      Апис замолчал. Говорить более  не было смысла. И жить тоже.   
    Вдруг взорвалось в голове. Оглушительные,  отчаянные крики  откуда-то из глубинных недр  его  мозга долбили череп изнутри, и Апис понял, что в пылу борьбы они скатились  в запретный  круг, Разум инициировал  его на время, о чем предупреждал его когда-то Гор, и вот все бывшие, ныне мертвые друзья и знакомые, о чем когда-то сообщал ему по секрету  Адель,  вопили ныне электронными голосами:  "Остановитесь! Живите! Только вашими  глазами глядим, ушами слышим! Без вас ослепнем и оглохнем на миллионы лет, запертые в электронной болванке, и будем вечно глядеть в непроницаемую тьму без чувств и желаний, без права на помилование,  без возможности  удавиться.  Хуже   ада  невыносимая,  неизбывная,  бесконечная  скука.  Умоляем, если умираете,  убейте и нас тоже!"
     И в этот самый  момент где-то на воле, вне мрачного, убогого логова, наступило утро.  Вспыхнуло первое солнце, лучи которого с трудом пробились сквозь сажу и дым и сгинули, утонули в  черной, покрытой пеплом  земле. Но, откликаясь на присутствие  жизни в собственном чреве, жизни ущербной, потерянной, мучающейся,  Разум ожил,  и  перед глазами последних живых вспыхнуло безмятежное спокойствие зеленого, ослепительного  райского сада и чистый, звонкий,  проникновенный мальчишеский голос в самой глубине их мозга  торжественно произнес: "С новым веселым,  ясным днем в веренице счастливых дней твоей  жизни, которая не угаснет никогда!"