Оптимистки

     Наташа не понимала, где она и что с ней. Помнила, как на скорой привезли в больницу, делали лапароскопию. А что дальше – провал. Осмотревшись, предположила: реанимация, не иначе.
     Санитарка, увидев открытые глаза женщины, обрадовалась:
     - Вот и пришла в себя наша красавица. Радуйся, дочка, да хирурга Павла Петровича благодари: спас он тебя.
     - А что со мной?  – недоумённо спросила Наташа.
     Женщина удивилась:
     - Неужто не помнишь? Кишечник лопнул – перитонит. Пришлось стому выводить.
     - Стому?! Что это такое? Никогда не слышала.
     - Сейчас увидишь, - вздохнула санитарка и отогнула простыню.
     Наташа ахнула:
     - Ничего себе! Мало того, что перепахали живот вдоль и поперёк, так ещё и мешок какой-то повесили.
     - Это и есть стома. Ох, и намучаешься с ней, девонька...
     - Вот это да! Съездила в больничку! Думала, вирус подхватила, а тут вон что! Жить-то я смогу? - и Наташа улыбнулась так, как будто ничего не произошло.
     Санитарка утвердительно кивнула:
     - Раз улыбаешься – значит, сможешь. Запомни, дочка: оптимизм – лучшее лекарство. А его у тебя, чувствую, в избытке.
     Через несколько дней Наташу перевели в палату, а на десятые сутки вынужденного отдыха она узнала диагноз: рак, третья стадия. Удивительно, но женщина не испугалась, не запаниковала, не заплакала – сделала глубокий вдох, а на выдохе спросила:
     - Доктор, что же теперь делать?
     Тот, взглянув на пациентку поверх очков, по слогам произнёс:
     - Хи-ми-о-терапию. Её, родненькую. Без неё никак.
     И началась борьба за жизнь.
     Наташе казалось, что время остановилось: так долог был путь к восстановлению. Многочасовые системы, непереносимость запахов, отвращение к пище, постоянная слабость, болевые приступы вплоть до потери сознания…  А рядом, в палате номер тринадцать онкологического отделения, - женщины с таким же диагнозом, угрюмые, погружённые в свою болезнь и проклинающие судьбу. В такой обстановке даже здоровый человек непременно заболеет. Уходили одни, получив нужную дозу «яда», приходили другие. Однажды дверь резко распахнулась, и вошла она, Валя, Валюша:
     - Ой, девчата, как же у вас душно? Надо бы воздуху подпустить. Глядите, от химической атаки даже мухи подохли. – И, смахнув с подоконника в ладонь уснувших навсегда насекомых, распахнула окна. – Ну, рассказывайте, - продолжила она, - как тут? Терпимо или бежать надо сломя голову?
     Маша, самая молоденькая из больных, пробурчала:
     - Надо бы бежать да нельзя. Терпим, куда же деваться.
     Валя перебила: 
     - Вот и хорошо, будем терпеть вместе, - и, доставая из большой сумки продукты, предложила: Налетайте, девчата! Всё своё. Всё сама вырастила.
     На столе появились овощи, фрукты, куры и даже буженина.
     Наташа, рассматривая яркий маникюр новенькой, удивилась:
     - Неужели всё своё?  У тебя, что же, и скотина есть?
     - А как же без неё? Без неё в деревне не прожить. – И лукаво улыбнулась: Я ещё и самогоночку гоню. Она у меня - ух! На травках!  Жаль, конечно, что нам нельзя, а то бы я вас непременно угостила.
     Проходили дни. После утомительных процедур Валя всегда предлагала:
     - А что, девчата, не рассказать ли вам анекдот?  - И, не дожидаясь ответа, доставала из памяти – одну за другой – весёлые истории, заставляя больных, хоть ненадолго, забыть о своём несчастье. Когда палата наполнялась громким смехом, в неё заглядывала медсестра и приговаривала:
     - Вот молодцы, девки! Вот молодцы! Дополнительное лекарство в виде смеха – дело хорошее.
     Потом анекдоты сменялись частушками, игривыми песнями и прогулками за "сладеньким" в ларёк, расположенный в больничном скверике.
Всем казалось, что у этой женщины нет семейных проблем. Но Наташа, будучи психологом, понимала: это не так. И однажды Валя не выдержала, разоткровенничалась:
     - Эх, девчата! Что-то нынче загрустила я. Мужа вспомнила... Хороший он был, заботливый. Дом для нас выстроил большой, двухэтажный. Погиб он. Неожиданно, прямо на рабочем месте. Забыл выключить рубильник во время ремонта заводского электрооборудования. Пять лет прошло с тех пор. Осталась я одна с тремя сыновьями. Старшему было всего семь лет. Жизнь пошла кувырком. Пришлось уволиться из магазина, где работала товароведом, пойти в уборщицы – махать тряпкой, как говорит соседка. Тяжело было и физически, и морально. Да что делать? Дети, сад, огород, скотины и птицы полон двор. Привыкла. Потом случайно познакомилась с приезжим мужчиной – он в деревне нашей коровник строил. И к нему привыкла - попросила остаться. Прописала его: без прописки на постоянную работу не принимали. Уж и не помню, как уговорил он меня дарственную на полдома оформить. Оформила на свою голову! Возвращаюсь однажды с работы, а на крылечке женщина, цыганка, сидит и документы о покупке этой самой половины дома показывает. Плакала я, плакала, а что делать? О покое пришлось забыть: цыганские семьи большие, шумные. Да и родственников у них не счесть. И к этим изменениям в жизни постепенно привыкла. Сыновьям моим нравилось «гостить» у цыган: детей много, весело. Домой только ночевать приходили, а я всё одна да одна. Злилась на цыганку эту, Лалу, даже ненавидела её. Когда заболела, поняла: зря злилась, зря ненавидела. После операции валялась я в больнице двадцать дней, а за сыновьями всё это время присматривал Лала. И меня навещала, гостинцы приносила. Запомнила её слова: «Знай, Валентина, детей не обижу и тебя не обижу – помогу, чем смогу. Цыгане своё слово держат». Всё так и вышло. Вот и теперь дети с Лалой остались. Как они там? - Валя ненадолго замолчала, а потом сама себя успокоила: Всё будет хорошо. Лала нагадала, что отступит болезнь моя, и буду я снова бабой в самом соку - и засмеялась, звонко, от души. - Оптимистка я, все говорят.
     - Вот и меня оптимисткой называют, - отозвалась Наташа. – Значит, будем жить!
     Закончился первый курс химиотерапии, второй, третий, а на четвёртый Валя не приехала. Наташа пыталась дозвониться до неё – безуспешно.  Однажды, возвращаясь из аптеки,  она увидела на скамейке возле ворот цыганку с грудным ребёнком на руках – сердце ёкнуло.
     - Я Лала, - пропела приятным голосом незнакомка. – Вот... письмо от Валентины привезла.
     Развернув его, Наташа прочитала:
     «Натуля, не волнуйся, я жива. Только не дома сейчас – в Германии. Там буду лечиться. Четвёртая стадия у меня уже - надо срочные меры принимать. Врачи посоветовали в немецкую клинику обратиться. Лала постаралась: по родственникам прошла, по знакомым... Собрала нужную сумму.  Я таких денег никогда в руках не держала: полтора миллиона.  Теперь уж точно всё будет хорошо. Очень прошу, помоги ей: дочка у неё болеет. Сельские врачи не могут понять, что с ней. А у тебя, помнится, родственница в детской больнице работает. Как только вернусь, обязательно увидимся. Держись! Обнимаю. Валя.»
     - Вот и слава Богу, - с облегчением выдохнула Наташа и пригласила гостью в дом.
     Это был незабываемый вечер: Лала пела цыганские романсы, да так, что слёзы наворачивались. Голос у неё был красивый, сильный, настоящий. Потом рассказывала о своей судьбе, о детях, о Валентине. Наташа слушала, не перебивая: такие истории завораживают. 
     Через шесть дней маленькой Земфире врачи поставили диагноз, назначили домашнее лечение. Прощаясь с хозяйкой гостеприимного дома, Лала взяла в свои ладони её руку и проговорила: 
     - Руки у вас с Валентиной об одном говорят: жить будете долго и счастливо. Не умеете вы отчаиваться – боретесь до конца. В этом ваша сила. 
    
     ...Прошло семь лет – живут девчата... Живут!  А ещё ...каждый месяц встречаются у Лалы – заряжаются от неё оптимизмом и добротой .