Литераторы о гастрономических пристрастиях

                Еда Державина воспринимается глазами,
                еда Гоголя - душой, еда Гончарова - только желудком,
                а у Чехова - языком... Может проверим?

Антон Павлович Чехов
********************

О бренности
(Масленичная тема для проповеди)

Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина... Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли
стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч.
Подтыкин глядел на все это и жадно глотал слюнки... Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем...
- Ну, можно ли так долго? - поморщился он, обращаясь к жене. - Скорее, Катя!

Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами... Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он
медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!..
Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул,
раскрыл рот...

***

Чехов посвятил обжорам множество произведений. Особенно знаменит в этом смысле рассказ "Апоплексический удар", где подробно выписывался желудочный экстаз гурмана, готовившегося проглотить блин с различными закусками. Секретарь мирового съезда говорит о еде, как поэт, с ним от аппетита почти истерика делается. "Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели мы ее кусочек с лучком и горчишным соусом, сейчас же, благодетель вы мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе, или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки, но все-таки лучше, благодетель, рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли, с луком, с прованским маслом - объедение! Но налимья печенка - это трагедия!.."

Описания продолжаются долго: тут и щи, и борщок, и суп, и рыбное блюдо, и дупеля, и индейка, и запеканка... И все заканчивается тем, что соблазненные этими разговорами чиновники бросают дела и отправляются в ресторан.

Опять-таки здесь описания еды не самоцель, не воспевание русской кухни. Да и блюда простые, разве что приготовлены с вдохновением, о котором сегодня мы почти забыли. Да и вся русская классика оставляет в этом смысле жизнерадостное впечатление. Герои литературных произведений то и дело садятся за стол, встают из-за стола, со вкусом выпивают, закусывают, звенят столовыми приборами, передают друг другу блюда с аппетитною начинкою.


Иван Шмелев, "Лето господне"
****************************

"В буфете остались самые расхожие тарелки, с бурыми
пятнышками-щербинками, - великопостные. В передней стоят миски с желтыми
солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой
капустой, кислой, густо посыпанной анисом, - такая прелесть. Я хватаю
щепотками, - как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост.
Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут
варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох,
маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые
баранки,"кресты" на Крестопоклонной... мороженая клюква с сахаром, заливные
орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки, изюм кувшинный,
пастила рябиновая, постный сахар - лимонный, малиновый, с апельсинчиками
внутри, халва... А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные
пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам... а кутья с
мармеладом в первую субботу, какое-то "коливо"! А миндальное молоко с белым
киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а...великая кулебяка на
Благовещение, с вязигой, с осетринкой! А калья, необыкновенная калья, с
кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками... а моченые яблоки по
воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая "рязань"... а "грешники", с
конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри!.."

***

А у Гоголя в "Старосветских помещиках" другая смысловая нагрузка: умение и возможности использовать разные домашние припасы и страстное желание хозяйки радовать мужа этими благами. Постоянно варилось варенье, желе, пастила, деланные на меду, на сахаре, на патоке.... Обедать садились в 12 часов. Кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной вкусной кухни".

***

Иначе живут россияне во времена "Обломова" в романе Гончарова.

На страницах, описывающих его детство, много разговоров о еде. "Об обеде совещались целым домом... Всякий предлагал свое блюдо: кто суп с потрохами, кто лапшу или желудок, кто рубцы, кто красную, кто белую подливку к соусу... Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке."

***

В "Семейной хронике" Аксакова уже почти нет детализации приготовлений, лишь обобщенная оценка обеда: "Блюд было множество, одно другого жирнее, одно другого тяжелее: повар Степан не пожалел корицы, гвоздики, перцу и больше всего масла".

***

Сколько вкуснейших блюд приготовили для нас такие мастера русской прозы, как Александр Пушкин, Николай Гоголь, Андрей Мельников-Печерский, Иван Гончаров и многие-многие другие "великие повара" русской литературы.

***

Даже городская интеллигенция открыто заявляет о своих гастрономических пристрастиях. Находящийся на пике популярности поэт-либерал, удачливый издатель и игрок Н.А. Некрасов пишет, в чем именно он видит смысл жизни:

В пирогах, в ухе стерляжьей,
В щах, в гусином потрохе,
В няне, в тыковнике, в каше
И в бараньей требухе…

***

А вот как обедал главный персонаж русской словесности Евгений Онегин:

Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.

***
Русскую классику надо читать с завистью не к тем блюдам, которые ели наши предки, а потому, что люди эти были так полны жизни и восторга перед ее чудесами. Вот, к примеру, Державин:

Багряна ветчина, зелены щи с желтком.
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь - икра, и с голубым пером
Там щука пестрая: прекрасны!

***

Или, например, повесть Салыткова-Щедрина "Как один мужик двух генералов прокормил": "Вчера, - читал взволнованным голосом один генерал, - у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и "шекснинска стерлядь золотая", и питомец лесов кавказских, - фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника....."

***

И напоследок, у классиков часто встречаются упоминания забытых ныне блюд, таких как няня, перепеча, саламата, кулага, кокурка... Есть повод восстановить утраченное...


В сборнике использованы материалы с интернет-сайтов:
storyfiles.blogspot.com
www.bludakchr.ru
library.narfu.ru
iledebeaute.ru
fine-eating.ru
new-retail.ru