Гессе. Игра в бисер. Отшельник...

Отшельник....


Отшельник  встал  и   принялся   хлопотать   по   хозяйству   в
несимметрично   построенном   помещении,  временами  поглядывая
сощуренными глазами на Кнехта, и неожиданно спросил:
     -- Готов ли ты надеть сандалии и удалиться отсюда?
     Помедлив, Кнехт ответил:
     -- Если надо, я готов.
     -- А если случится так, что ты сможешь побыть здесь, готов
ли ты проявлять послушание, быть тих и нем, как золотая рыбка?
     И снова студент сказал, что готов.
     Покуда Кнехт с великим любопытством и не меньшим почтением
смотрел на Старшего Брата, "тих и нем, как золотая рыбка",  тот
достал из деревянного сосуда, похожего на колчан, набор палочек
-- высушенные стебли тысячелистника. Внимательно пересчитав их,
он  снова  положил несколько палочек в колчан, одну отодвинул в
сторону, а оставшиеся  разделил  на  две  равные  части;  держа
половину  в  левой  руке  я  доставая  тонкими  чувствительными
пальцами правой несколько палочек из второй половины, он считал
их и откладывал, покуда не  осталось  совсем  немного  палочек,
которые  он зажал между двумя пальцами левой, руки. После этого
ритуального счета, когда от половины осталось две-три  палочки,
он  повторил  ту  же  процедуру с другой половиной. Отсчитанные
палочки он отложил, перебрал вновь обе половины, одну за другой
пересчитал, снова взял оставшиеся между двух пальцев,  все  это
проделывая с какой-то экономной, тихой быстротой, что выглядело
как   некая   тайная,  тысячу  раз  игранная  и  доведенная  до
виртуозности игра. Так он  сыграл  несколько  раз,  и  в  конце
концов осталось три небольших, кучки, палочек, по числу их он и
определил  знак,  который  нанес  тоненькой кисточкой на листок
бумаги. Затем весь сложный ритуал повторился, палочки  делились
на   две   небольшие  кучки,  их  пересчитывали,  несколько  --
откладывали, зажимали между  пальцев,  покуда  в  конце  концов
опять  не  остались три небольшие кучки и не был записан второй
знак. В каком-то таинственном,  ни  разу  не  нарушенном  ритме
палочки,   тихо   постукивая   друг   о  друга,  передвигались,
пританцовывая,  меняли  свои  места,   составляли   кучки,   их
разделяли  и  вновь  пересчитывали. В конце каждого тура пальцы
записывали очередной знак, так что в результате положительные и
отрицательные знаки стояли в шесть  строчек  друг  над  другом.
После  этого  палочки  были аккуратно собраны и вновь уложены в
колчан. Сам же маг сидел на тростниковой циновке и долго  молча
рассматривал результат вопрошания оракула на своем листочке.
     --   Это  знак  Мон,  --  произнес  он  наконец.  --  Знак
именуется:  безумство  молодости.  Наверху  гора,  внизу  вода,
наверху  Инь, внизу Кань. У подножия горы бьет источник, символ
юности. Толкование гласит:

          Безумство юности удачливо.
          Не я ищу юного безумца,
          Юный безумец ищет меня.
          На первый вопрос оракул ответит.
          Докучать расспросами -- это назойливо.
          Назойливому я ничего не скажу.
          Настойчивость благотворна.

     От напряжения Кнехт затаил дыхание. В  наступившей  тишине
послышался  вырвавшийся у него вздох. Он не смел расспрашивать.
Но ему  казалось,  что  он  понял:  юный  безумец  прибыл,  ему
разрешено  остаться.  Еще  в  то  время, когда пальцы и палочки
двигались подобно  марионеткам,  они  заворожили  его  какой-то
осмысленностью,  и  хотя  смысл  этот  невозможно было уловить,
результат уже был налицо. Оракул изрек приговор, он решил  дело
в его пользу.
     Мы   не   стали   бы   описывать   этот  эпизод  с  такими
подробностями, если бы Кнехт не  рассказывал  его  столь  часто
своим   друзьям   и   ученикам,   притом   не   без  очевидного
удовольствия. А теперь вернемся к нашему повествованию.
     Многие месяцы провел Кнехт в  Бамбуковой  роще  и  овладел
действом   с   палочками   из  тысячелистника,  проделывая  все
церемонии почти так же искусно, как и  его  учитель.  Последний
каждодневно  упражнялся с ним в пересчете палочек, посвятил его
в грамматику  и  символику  языка  оракулов,  заставил  выучить
наизусть  и  записать  шестьдесят  четыре  знака,  а в особенно
удачные дни рассказывал одну из историй Чжуан-Цзы.
     В свободное время ученик ухаживал  за  садом,  мыл  кисти,
растирал  тушь,  научился  варить  и  суп,  приготавливать чай,
собирать  хворост,  следить  за   погодой,   читать   китайский
календарь.  Но редкие его попытки во время немногословных бесед
заговорить об Игре, о музыке не приносили успеха. Казалось,  он
обращается к глухому.