Миссия

     …Вернулся Глеб через шесть лет. Почти не изменившийся. Такой же простой, веселый, морщинки смешливые вокруг глаз. Но приглядишься – а лицо-то лицо обветренное. Посуровевшее. Отпечатались испытания на лице. Через многое лицо прошло, много чего повидало, много с чем столкнулось. Гордое лицо. Смотрит на нас душевно, но будто свысока. Как на детей несмышленых. Не знаете вы жизни, говорит оно, не знаете.

     «Глеб, расскажи, что случилось! Ты вышел в коридор и пропал! Нам ничего не объяснили! А начальник вообще приказал забыть об этом! Слышали мы, что ты в тюрьме, но почему?!»

     Улыбнулся он, сел на стул, взял чашку, и начал рассказывать. Не спеша, сухарик в чай обмакивая.

     – Понес я, значит, документы на подпись. Шел, помню, ни о чем не думал. Мелодию насвистывал. Хорошо было на душе, спокойно. Я в родном Министерстве, чего мне бояться? Зашел к начальнику, глядь – мама родная! В кабинете не только он, но и еще кто-то. Неместный с виду. Невысокий, немолодой, в сюртуке, на мундир похожем. Глаза добрые, но доброта эта особенная. Мурашки от такой доброты, спрятаться от нее хочется. И начальник наш, смотрю, сидит напряженный, пот на лбу документами промокает. Кивнул он мне, присаживаться попросил. Вот, говорит, знакомьтесь, Николай Иванович, из судебного департамента. Услышал я, и еще больше испугался. А ноги и вовсе захотели разогнуться и побежать, но Николай Иванович улыбнулся, сказал «останьтесь, пожалуйста», и ноги его послушались. Конечно, должность у него такая, что лучше послушаться. Ноги это хорошо понимают, не дураки ведь. Взял я себя в руки, качнул головой понятливо, дескать, готов помогать всячески. Не первый год в Министерстве, все понимаю, хотя не понимал ничего. Посмотрел на меня Николай Иванович еще ласковей, еще кошмарней и заговорил.

     – Наступили сложные времена, – произнес он, – упали в суде показатели! Изрядно по сравнению с прошлым кварталом. А все потому, что отдел проверок изъял на обыске большую партию коньяка. В протокол, по обыкновению, записали не все бутылки, и сидят теперь пьют, вместо того, чтобы суду народ поставлять, своей работой заниматься. Никаких людей не приводят, даже самых завалящих! Дел-то всего ничего – написал пару бумажек, и хватай кого угодно, но некогда им! Заняты! Выпивают так, что грибы стали без надобности. Галлюцинации – обзавидуешься. Материальные почти. Заходил к ним недавно, увидел одного чиновника, схватил его за грудки, где, говорю, обвиняемые, суд изголодался, а он мне, ухмыляясь, отвечает – чего вы от меня хотите, я галлюцинация! Захохотал страшно, и в пол огненным столбом ушел. А суд без работы не может! Механизм ржавеет и рушится на глазах! Судьи теряют квалификацию, хотя и  тренируются друг на друге ролевыми играми, из-за которых несколько человек уже получили травмы, а один судья и вовсе пропал, похоже, заигрались и отправили его в тюрьму по-настоящему. Судьи – они как дети. Посадят, и не заметят. В залах слышны таинственные стуки, документы самовозгораются. Уголовный кодекс час летал под потолком, пока в него не пальнули из ружья. В зеркалах появились рожи отвратительные, машинки печатают ерунду и норовят укусить за палец. Мантии оживают и пытаются придушить владельцев. Ночью в коридоре видели призрак судейской совести, завывал он страшно и гремел цепями, пока не окропили его коньяком. Механизм разрушается! Великий механизм, частью которого мы все являемся. Я, вы, судьи. Все! Болеет, кашляет, рассыпается. Что мы можем для него сделать? Проникнитесь ситуацией!

     И голос такой, что нельзя не проникнуться. Проникся.

     – Что, – говорю, – от меня требуется?
     – Осудить вас надо, товарищ. За что-нибудь. Окажете этим большую услугу Министерству. Поднимите своим телом показатели, внесете вклад в спасение судебной машины. Не переживайте, статью подберем нормальную. Утрату документов и доверия руководства, например. Преступление тяжкое, нестыдное, не мелочь смешная. За него дают до десяти лет, но поскольку вы ранее не судимы, получите восемь; меньше – никак, суд очень голодный.
     – Напишем вам в тюрьму очень хорошую характеристику, – вставил начальник, – а потом еще и грамоту вручим!
     – Выйдите условно-досрочно, – продолжал Николай Иванович, – с испытательным сроком. Через пару дней после освобождения вам гирю двухпудовую на ногу повесят, походите с ней по кабинету, не так это и тяжело, привыкните, а через годик ее снимут. Постарайтесь не сломать, они дорогие. Но вы не сломаете! Мы вас хорошо знаем! Долго выбирали, кого послать на такое ответственное дело. Сколько бумаг в отделе кадров перелопатили. Вроде подходит кто-то – а нет, есть в нем какая-то закавыка, скверный эпизод в биографии. Или родственник его что-то натворил – как доверять такому человеку? Но к вам у компетентных органов никаких претензий! Философский вопрос о том, существуют ли идеальные люди, разрешился после изучения вашего личного дела. Существуют, с гордостью заявляем мы! Ни одного замечания по работе, характер выдержанный, доброжелательный. Патриот, семьянин, общественник, работает, как проклятый, и при этом вопросов не задает – потрясающе! С лупой изучали бумаги на вас, между строк, думали, найдется что-то – не нашлось!

     Улыбнулся он, развел руками.

     – Посидите в тюрьме в Министерском подвале. Там залежи старых документов. Кирку, противогаз от пыли и налобный фонарь вам выдадут. В вагонетке будете возить добытое к столам, перепечатывать, и в архив отправлять. Только и всего! Бумаги на нары подстелить можно, спать на них мягче. Начальников тюрьмы я знаю! Заместитель главного – неоднозначная фигура! Сложная, где-то противоречивая. Есть и хорошее, и плохое. Плохое – то, что людей погубил немеряно, а хорошее – что в быту аскетичен, за роскошью не гоняется. Другой заместитель – тоже неоднозначен. Садист и убийца, но патриот Министерства. Тюрьму так наладил, загляденье! В их начальнике, признаться, хорошего нет, но поскольку его замы – фигуры неоднозначные, то и он – неоднозначная. И не стоит забывать, что испытания только на пользу пойдут! Подвал Министерства – чистилище эдакое. Проверяет запас прочности и духовных сил. Полезная штука! Страдания, которых изведаете там сполна, возвысят и укрепят. Нельзя победить человека! Можно уничтожить, но не победить!
     – Вот и вся история, – сказал задумчиво Глеб. – Согласился я, и ничуть не жалею. Исполнил долг свой. Спасибо Министерству! Допью чай и пойду за гирей и за грамотой.