Книга бытия

     …Кабинет, в котором мы живем, довольно большой. Окон нет, дверей тоже. Потолок высоко, не добраться, поэтому покинуть кабинет невозможно. Впрочем, никто и не пытается. Поодаль другая комната, маленькая, что-то вроде туалета и душевой. Вода бьет из дырок в трубах. Яма там еще есть. Умерших или убитых в драках туда сбрасываем.

     Столы по всему залу, на них – печатные машинки. Спим рядом с ними, на полу. Раз в несколько дней через люк в потолке спускается еда и бумаги. Перепечатываем, и назад отдаем.
 
     Сколько людей тут, не знаю. Детей и женщин нет. Лампа у нас одна, у левой стены, где сижу я и другие главные. Те, кто вдали, к свету приходят только за едой. Щурятся, отвыкли. Им в темноте лучше, хахаха. Тени, а не живые люди.

     Как они документы видят, неясно. Хотя, что мне до этого.

     …Откуда мы здесь? Почему? Что было раньше? Не знаю. Никто не знает. На лбу у всех шрамы от операции. Может, поэтому ничего и не помним. Что поделаешь, не помним, значит, не помним. Стоит ли горевать?

     Скажу точно, что мы не клерки третьего класса. Как сравнивать себя с теми существами? Они даже говорить почти не способны.

     Жизнь вне кабинета представить не могу. Как это? Пытаюсь вообразить, и сразу страх налетает. Нет, лучше не думать. Наверное, в безмыслии есть какая-то мудрость. Темный смысл. Кто мы такие, чтоб знать непонятное?

     Не помню, сколько я здесь. Год, два, десять? Часов нет. Печатаю документы, затем ложусь на пол, закрываю глаза и вижу во сне этот же кабинет. И так изо дня в день. Сколько лет мне, тоже не знаю. Старше некоторых, но моложе других.

     …Главный у нас – Макар. Как ему не быть главным, у него руки толщиной с  ногу обычного человека. Велик он. Огромен и сумасшедш. Настоящий лидер. В ярость впадает без повода, или когда блохи донимают. Разбегаемся мы, потом успокаивать его начинаем. Порычит он, побормочет, и засыпает.

     Рядом с ним – Алешенька. Ростом мал, но любим Макаром. Алешенька тряпки ему перестелит, чтоб мягче спалось, сапоги снимет, еще что-нибудь приятное сделает. Трогать его нельзя, Макар заступится.
 
     Дальше у нас Матвей. Сильный, злой, и железяку где-то острую достал, нож почти, запросто порезать может. 

     Ну а я, получается, четвертый. Четвертый в очереди за едой. Уважаю себя за это. Достиг, добился. Не какой-нибудь средний класс. Через сколько драк прошел! Ножа у меня нет, но кусок трубы имеется. Хороший, увесистый. Немало черепов им пораскроил. Многие на мое место претендовали, и где теперь эти неудачники?

     …Все у нас, в общем-то, хорошо. Жить можно. Без излишеств, но все, что нужно, есть. Достойное существование. Спасибо Тому, кто нам его обеспечил.
 
     Эх, еще бы еды хватало.

     Мало ее! Раз в несколько дней ведро на веревке спустится – и все. А народу здесь уйма. Даже мы, элита, голодаем, а как выживают в темной части зала – не понимаю.

     К сожалению, весь провиант себе оставить нельзя, надо что-то дать простым людям. Они, конечно, привыкли недоедать, но совсем без еды могут и взбунтоваться.

     Большая политика - держать людей голодными, но настолько, чтоб роптать не начинали. Тонка граница, ее надо чувствовать.

     Еду дают нерегулярно. То через день, то через два, а бывает и реже. Понятно, что день тут условен. Часов нет, но живот подсказывает, сколько времени прошло.

     Вот и сейчас кормежка задерживается. 

     Документы сделаны, мы сидим и неподвижно смотрим на потолок. Голод сводит с ума, но никто не стонет. Тишина, молча упрашиваем открыть люк. Не любит стонов Тот, кто дает нам еду. Не знаю, почему. Кто-то из нас однажды сказал это, и все ему поверили. В темноте легко верить.

     Суров Он. Имеет право. Кто мы рядом с ним? Да и как можно быть рядом с Ним?
Приди, прошу его. Знаю, что и остальные просят. Молят неслышно.

     И вспомнил Он о нас.

     Наверху что-то лязгает, шуршит, люк отодвигается, льется свет неземной, не подземный. Слепит нам глаза, не видим мы Того, Кто Пришел.

     Зато слышим.

     Он недовольно ворчит, ругается, тащит что-то волоком, а потом веревкой медленно опускает нам ведро. Лица не видно, но руки я наблюдал много раз. Рукава будто наши, чиновничьи, закатаны только, торчат руки по локоть. Волосатые, неизящные, на правой – татуировка. Вот так выглядят руки Высшего! Милостивые, дарующие, справедливые.

     Помнят Они о нас. Как бы мы без них жили?!

     Текут у меня слезы счастья и благодарности. Скоро поем.
 
     Все документы напечатаны. Вот они, лежат стопкой. С ними ведро назад поднимется. Мы хорошо себя вели, и будем вознаграждены. Заслужили, но гнетет мысль, что сделали что-то не так. Мало, недостаточно. Наверняка допустили ошибки, поленились еще раз проверить. Грешны и виноваты перед Ним.

     …Стукается ведро о пол. Сердце выпрыгивает, пятна застилают глаза, я забываю обо всем.

     …Так и должно быть, через минуту продолжаю думать я, урвав свой кусок и укладываясь на лохмотья, заменяющие постель. Все справедливо. Мир имеет форму темного кабинета без дверей и окон; в знак особой милости высшие силы пробили дыру в потолке.
 
     Верю в это. Не верить страшно. Накажут за неверие. Может, кто-то из нас не верит, потому и так редко кормят? Эх, попадись он мне.

     ...Не знаю, хочу ли оказаться наверху. Даже ненадолго. Что я там буду делать? Как это, наверху?!

     …Хватит думать, говорю себе. Отдыхай. Все хорошо. Почти сыт, что еще нужно человеку.

     …А может, все это сон.