Вражий лагерь

   Вражий лагерь спал. Располагался он через забор из профнастила, который Григорий Маркович сам установил. Повыше, чтобы враг не пролез и чего доброго не выглядел. Так надёжнее, сказал Григорий Маркович своей супруге, которая была против высокого забора на участке.

   - Людей не видно, Гриша!

   - Так и людям тебя не видно. Иди себе из летнего душа, в чём мать родила.

   - Гриша, мне есть что надеть и людям показать.

Григорий Маркович был неумолим: высокий и точка! В душе он был человеком не жадным. Но то в душе. А мысли имели свой порядок ценностей. Да и честно сказать, не понравились ему соседи с левого фланга. С правого давно никто не жил: тишина и заросли были добрыми соседями. А вот с левого ... Это были не соседи, а колонизаторы! И Григорий Маркович ощущал себя аборигеном. Колонизаторы имели четверых детей, постоянно висевших на ветках, но не своих деревьев, а на ветках абрикоса Григория Марковича. Колонизаторы любили гульнуть на всю катушку. И гуляли так, что не только близкие соседи ночами не спали, но и часть улицы. На все замечания купившие усадьбу отвечали, что они намаялись от запретов в квартире и теперь хотят пожить по-людски. С началом их людской жизни закончилась человечья жизнь у остальных.
    Так вот. Вражеский лагерь, всю ночь гулявший на пепелище от шашлыка, бегавший друг за другом, чтобы сказать что-то важное, ибо из-за громкой музыки докричаться было невозможно, угомонился. Григорий Маркович, багровый и смурной, вышел во двор. Утро. Тихо... Аж в ушах звенит. Хотя то звенела гипертония. Изольда Тихоновна вышла следом.

   - Гриша, пока тихо, может поспишь?

   - Пока тихо? А что там за полочки ты хотела, чтобы я смастерил?

   - Ой, да какие полочки! Воскресенье, отдыхай. Хотела в кухонных шкафах дополнить, неразумно там пространство поделено.

   - Пойдём, покажешь.
 
   Измерив шкафы, Григорий Маркович вынес во двор инструменты. Сверлил, пилил, стучал молотком. И так громко и с таким упоением! Особую радость доставляло ему сверло. Вспомнил, что обещал супруге крепления на следующий год под клематис, который должен был лечь на кирпичную стену, затеняя окно. И решил осенью приблизить весну. Все эти работы шли с энтузиазмом под забором у окон колонизаторов. Григорий Маркович потирал руки: вражеский стан загудел, как улей. Но пощады гордо не просили. Кто-то из гостей, оставшихся на ночёвку, чертыхнулся, обозвал соседа му..., ну что-то там из закона Ома и зашёл в дом. Следом раздался звук закрывающихся наглухо окон.
    Давно у Григория Марковича не спорилась так работа! Он починил за утро всё, что планировал на месяц. А Изольда Тихоновна не могла нарадоваться в этот раз на... вражеский лагерь. И конечно же, на своего Григория Марковича.