Мужчина всего лишь человек

Высокие заиндевелые ели и лиственницы по бокам зимника расступились, и впереди показалась изба. Водитель бензовоза оживился, повеселел.

- Вот и половина дороги. Сейчас перекусим, с Василичем пообщаемся – ещё тот балагур, – поделился он своим настроением. – Кукует здесь в одиночку истопником, чтобы шофера могли в тепле передохнуть, размять мышцы, подкрепиться. Поговорить ему особо не с кем, и когда кто-то останавливается, он навёрстывает.

Как только наливник остановился, и хлопнули дверки кабины, из избы вышел худощавый мужичок лет под пятьдесят с седой окладистой бородой, в распахнутой телогрейке, и приветственно приподнял руку.

- Я уж думал у шоферов выходной сегодня, ещё никто не проезжал.
- Окстись, Василич. Отдыхать будем, когда ледовую переправу на реке закроют.
- Да-к это: послал гонца за пузырём, а его всё нет и нет. Всякое передумаешь, вплоть до того, что тот сам оприходовал и отсыпается теперь где-нибудь.
- Ну, ты придумаешь! Кому нужен твой пузырь? Да и отсыпаться - себе дороже. Не переживай.
- А это кто с тобой? – бородач посмотрел на меня, пропуская нас в избу. – Что-то не видел раньше, хоть уж зима на исходе. Может, запамятовал?
- Нет, не запамятовал, я недавно здесь объявился, – улыбнулся я непосредственности истопника.
- И откудова пожаловал? С каких краёв? С северов али с югов?
- Прилетел из Якутска, но работал раньше неподалёку от монгольской границы.
- Значит, южанин. Север – это то, что за полярным кругом. Якутск – это тоже юг.
- Ничего себе! Морозы ведь там совсем не южные.
- Если Солнце на Новый год выглядывает из-за горизонта – всё, юг. Зима на севере – это сплошная темень, хоть иногда и с сиянием. Когда я работал на руднике в Депутатском…

И Васильевич принялся вдохновенно повествовать о своей прошлой заполярной жизни, вплетая в речь ядрёные словечки, и одновременно раздувая притухшую железную печку, на которой возвышался покрытый копотью чайник. Затрещали разгорающиеся дрова. А когда вода в чайнике закипела и на нём задребезжала крышка, послышался шум подъехавшей машины и через минуту в дверях появился с пакетом в руке пожилой водитель.

- Здорово всем! Слышь, Василич, со мной дама едет. Чаем угостишь? Только культурно, без выражений.
- Ты заказ привёз? – вместо ответа вопросил истопник.
- Так вот, – поднял «гонец» руку с пакетом.
- Годится! Приглашай свою даму, и не сомневайся, во мне она увидит самого культурного человека зимника.
- Так здесь я, – послышался сквозь мужской смех женский голос, и¬ из-за спины водителя показалась молодая женщина в короткой шубке и меховых сапожках. – Приятно встретиться с самым культурным человеком.

Нисколько не смущаясь, хозяин «половинки» пригласил гостей к столу, забрал пакет и сунул его под дощатые нары в тёмном углу избы. И потом, повернувшись к гостье, пояснил:
- Это я мужикам сказал, а Вам, юная сударыня, поведаю, что женщина стократ культурней мужчины. Конечно, мужики сочиняют стихи и скульптуры ваяют, но только то, что нравится женщинам. Если б не вы, мы бы до сих пор дубасили мамонтов и нечленораздельно мычали. Мужик-то всего лишь человек, а женщина – Богиня!
- Вот это да! Не слова, а мёд, – улыбнулась гостья. – Если б все мужчины так думали, был бы рай на Земле.
- Эй, человек, ты чего бороду распушил, – съязвил мой попутчик. – Помнится, в прошлый раз говорил, что бабы дуры.
- Тьфу, взял и всё испортил, загубил вдохновенье, – махнул рукой истопник. – Мало ли кто чего говорил. То был частный случай, касающийся падших богинь. Сейчас я говорю о тех, которые не пали…
Он сделал небольшую паузу.
- Однако справедливости ради, замечу, что и у Богинь бывают промашки. Вот, к примеру, на носу у нас 8 марта. Что это за праздник? Чем думали эмансипированные европейки Роза и Клара, затеивая праздник для женщин почти зимой? Ведь на севере в это время морозы и волчьи свадьбы, а женщины же не волчицы.

Он обвёл взглядом слушателей, но те, сидя у стола, молча прихлёбывали чай из эмалированных кружек, и тогда он сам продолжил:
- Так они хотели увековечить свою соплеменницу Эсфирь, при участии которой зародился в это время года праздник Пурим и поедание пирожков с названием «уши Амана». Так те события произошли в южной Персии. Нашим-то красавицам-северянкам лучше праздновать в пору цветения, например, в майский день Лады…
- Так Вы не только культурный, – удивилась гостья, – а и начитанный. Вот уж не думала, что посреди тайги услышу такие сведения, об этом и в городе-то не услышишь…
- В городе, сударыня, много соблазнов, о них и судачат. А когда соблазнов нет и поговорить не с кем, появляется осмысление бытия.
- Жаль, что мы заглянули к Вам на минутку.
- Мы, красавица, если начнём его слушать, то застрянем здесь надолго, – вставил мой попутчик, поднимаясь из-за стола. Вслед за ним покинул «застолье» второй водитель, направился к выходу и я.
- Вот, не зря я сказал, что женщины культурней… – истопник кивнул в нашу сторону, – не то, что эти. Не дают взлететь ни мыслям, ни чувствам, – пожаловался он гостье.

Пожилой «гонец», приостановившись у двери, в тон ему продолжил:
- Известное дело, как только за нами дверь эта закроется, достанешь из-под нар заначку, и полетят мысли твои в поднебесье.
- А ну вас, – Васильевич махнул рукой. – Вы только в конторе об этом не трезвоньте… Культуру им подавай…

Потом в кабине бензовоза я узнал, почему истопник опасался огласки. Перебрав спиртных градусов, тот становился невменяемым и даже буйным, за что и сослан был на «половинку» зимника с предупреждением об окончательном изгнании из «конторы» при первом же рецидиве.