Черный копатель одним файлом

Черный копатель.
Городское фэнтэзи.

Посвящается Гигантской Белочке.

Рассказ основан на реальных событиях из астрального мира. Другими словами - хотя для рассказа в стиле фэнтези это излишне, все же, учитывая привычку некоторых граждан видеть несуществующие детали, намеки и тому подобное там, где их нет и не могло быть, предупреждаю: все имена, равно как и клички животных, а также события и населенные пункты в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, животными и событиями случайны. Страна, в которой происходит действие рассказа, также вымышлена и существует только в больном воображении автора.

1.
Сейчас мне уже трудно воссоздать в деталях события того долгого года. Точно помню, что в день, когда мы получили ответственное задание, в городе шел холодный осенний ливень. Если быть точной, на тот момент город уже несколько месяцев как переименовали в экопоселение «Веселая Радуга».
Веселье началось еще в феврале: тогда рабочие бензопилами срезали самый большой в городе рекламный экран. Он с треском рухнул на брусчатку и взорвался, а вместе с ним рухнули и надежды горожан на спокойную жизнь. Сначала запретили автомобили и повсюду прочертили велосипедные дорожки. Потом этого им показалось мало, и под запрет попали велосипеды, самокаты и гироскутеры, а также все прочие изделия, содержащие металл в любом процентном отношении. Передвигаться разрешили только пешком или на полностью деревянных скейтбордах.
Несчастным государственным служащим и это было недоступно: им выдали для передвижения пластмассовые машинки «толокары» - вроде детских ходунков. На них ездили, отталкиваясь от земли ногами, а депеши передавали только нарочно, потому что сотовые телефоны, фотоаппараты и рации тоже повсеместно запретили. Лишь редкие приезжие из других городов могли щеголять на улицах указанными техническими благами цивилизации, но только до той поры, пока их не замечали полицейские либо другие надзирающие структуры, коих в экопоселении развелось невиданное доселе количество.
Меня зовут Тамара Викторовна, и я – бывший водитель трамвая. На тот момент я уже полгода как была без работы. Трамваи запретили после серии подозрительных дорожно-транспортных происшествий, когда был нанесен ущерб нескольким десяткам автомобилям. Трамваи заперли в депо, а рельсы выкорчевали в течение месяца после этого. Общим распоряжением администрации под угрозой повешения были запрещены фотографии и видео с трамваями, и даже любое упоминание о них в случайном разговоре.
Конечно же, мало кто верил, что истинной причиной запрета были происшествия на дороге, которых, к слову, с участием автобусов и троллейбусов происходит ничуть не меньше. На тот момент все думали, что трамваи пали жертвой объявленного старостой экопоселения табу на железо. А табу было всеобщим, и его предписания выполнялись с фанатизмом, характерным для времен инквизиции или культурной революции в Китае.
Тяжелые грузовики с дюжими молодцами срезали стальные ограды и ворота вокруг парков, школ, больниц, ломали и увозили дорожные знаки, светофоры, километры железных кабелей. Они выкопали все трубы водоснабжения и канализации и оставили по всему городу длинные ямы, в которые по ночам проваливались инвалиды и старики. Владельцы биллбордов пытались объединиться и противостоять модному поветрию, но безуспешно – их фирмы бесследно исчезли в течение одной ночи, причем вместе с владельцами.
Потом совет экопоселения вынес решение о полном запрете использования стальных изделий в быту, а также о переходе на современные стандарты цивилизованного мира в отношении окружающей среды, животных и растений. По всем квартирам прошлись вооруженные комиссии: поголовно конфисковали газовки, стиральные машины, меховые изделия, микроволновки и унитазы.
Вы спросите: при чем тут унитазы? – оказывается, в передовых западных странах люди полностью уравнены в правах с животными. А, если животных нельзя приучить к унитазам, то вот людей вполне можно низвести к санитарной культуре животных, что и было сделано.
В итоге, постановили, что люди не имеют права использовать животных и растения для одежды, еды, развлечений и других целей. Разрешено только сыроедение и веганство. И когда они говорят «сыроедение» - это вовсе не поедание сыра (размечтались, сыр – это вкусно, а все вкусное и радующее глаз было запрещено), а употребление в пищу только сырых продуктов.
Впрочем, в унитазах и раковинах необходимость отпала сама собой, поскольку трубы выкопали уже давно, и все это перестало работать. В каждом дворе и парке теперь существовала общая выгребная яма, от которой исходил смрадный запах. Начались повальные болезни. Люди кинулись в аптеки, но их тоже скоро закрыли. Совет экопоселения призывал народ вернуться к естеству, а лекарства, по убеждению старосты, являются порождением алчных фармацевтических компаний и разрушают организм человека. Аптекари стали торговать из-под полы, и тогда по городу прошлись так называемые «флэшмобы», организованные советом экопоселения. Молодые люди в черных масках молча несли развернутые вдоль пустынных улиц огромные, размером едва ли не с футбольное поле, флаги экопоселения (веселая радуга и розовый единорог на фоне голубого неба), а вслед за полотнищами шагали сотни других активистов с закрытыми лицами. В руках они несли длинные тяжелые палки. В ходе массовых флэшмобов аптеки были уничтожены и разорены, а фармацевты – повешены на столбах. Потом в течение одной ночи трупы бесследно исчезли.
Последним из известных мне достижений старосты был призыв вовсе отказаться от любой еды и питаться энергией солнца. Сам староста уже много лет ничего не ел и не пил, сидел в одной долгой медитации, а весь совет экопоселения, кроме него, состоял из собак, кошек и крыс. Животных, и особенно крыс, убивать и употреблять в пищу строжайше запретили еще весной. Они расплодились в диком количестве и в поисках еды охотились на одиноких детей и стариков.
Такая вот обстановка была в городе в тот вечер, когда я покинула свою холодную квартирку и вышла под промозглый ливень. Потоки холодной воды с неба несколько приглушили вонь от выгребных ям и гарь от костров, которые люди разжигали повсеместно для того, чтобы тайком приготовить себе еду (естественно, большинство нормальных людей так и остались грешниками-мясоедами и потребителями прочей запрещенной пищи; только все это ушло в глубокое подполье). Деревьев во дворе и во всем городе сильно поубавилось – несмотря на строжайший запрет, их постепенно рубили на костры.
Комендантский час еще не начался, однако на улицах уже появились полицейские патрули. Они ездили по трое-четверо, на приземистых пластмассовых ходунках-толокарах. Спрятавшись за угол, я пропустила один такой патруль. После того, как полицейские, чертыхаясь и неуклюже отталкиваясь от асфальта грязными ботинками, укатили в сторону проспекта, появился другой патруль. С десяток мрачных солдат в наглухо закрытых костюмах химической защиты шли цепью, проверяя металлоискателями остатки железа во дворах. Позади них шли трое с автоматами наперевес. Они открывали огонь на поражение при малейшем подозрении, что кто-то еще прячет у себя запрещенный металл.
Я убежала от страшных искателей железа вниз по проспекту. Поперек каждого перекрестка были протянуты транспаранты с призывами вернуться к естеству, охранять животных, есть сырую пищу и питаться от солнца, отказаться от лекарств. Из разграбленного, зияющего пустыми глазницами темных витрин супермаркета «Столешный» вылетела целая армия тощих ворон. На моих глазах огромные стаи голодных собак вступали в сражения с полчищами обнаглевших крыс. Немногочисленные прохожие, худые, оборванные и запуганные, в страхе обходили места этих сражений стороной.
Я вспомнила, что работники «Столешного» во все времена славились своим особенным, характерным только для этого магазина хамством. Они хамили посетителям не просто так, на ходу или от несчастной жизни, а расчетливо, с подготовкой, выбирая наиболее меткие слова и выражения, с яркой, неугасимой ненавистью в глазах. Испортить посетителю настроение было главной задачей их жизни и деятельности, за это они, как я думаю, даже получали премии. По всей видимости, в «Столешном» еще с восьмидесятых годов проводились специальные тренинги по хамству, а персонал имел на рабочем месте особые тетради с записью различных манер поведения, отторгающих людей от магазина любым доступным и недоступным способом. Причем люди продолжали туда ходить, так как больше магазинов в округе не было, и этот факт доставлял продавцам дополнительную радость. Так дворовый хулиган замирает от счастья, когда, сидя на крыше, видит внизу знакомую голову, оплеванную им на прошлой неделе. В «Столешном» для обхамленного посетителя в следующий раз был наготове новый способ обмакивания его в моральные помои, поскольку к прежним методам хамства человек уже к тому времени привыкал, и со временем этот факт непрерывных гадостей даже начинал доставлять отдельным покупателям некое сатанинское, мазохистское удовольствие.
Теперь же я скучала по крикам и пренебрежительным взглядам из-за касс «Столешного», была готова выслушать миллионы хамоватых замечаний и взглянуть в наглые глаза не одному, а всем работникам супермаркета, и все это для того, чтобы в итоге подойти к витрине со свежими кусками мяса, почувствовать холодок от бутылки с молоком и набрать домой целую корзину продуктов.
Размечталась, конечно. «Столешный», как и все остальные магазины города, давно уже не работал, а его продавцы разбежались – видимо, хамили теперь всем встречным на улицах и в микрорайонах, чтобы не потерять навыки.
Только на Старой площади царило оживление. Несколько сот активистов столпилось перед деревянной трибуной, с которой выступал с очередным воззванием староста экопоселения. Я остановилась и послушала его в течение десяти минут. Говорил он то же, что и всегда: дикий, сумбурный набор общих фраз об охране окружающей среды, любви к животным, призывы еще раз сплотиться и поднажать, чтобы войти наконец-то в первую двадцатку цивилизованных стран. Много раз прозвучало надоевшее гражданам за последние месяцы выражение «метод Джона Гейна» - то есть, по мнению руководства экопоселения, нечто высокое и недостижимое, к чему мы все должны стремиться.
- Мы не должны останавливаться! – кричал староста. – Конечно, мы многого достигли за этот год, действуя по методам Джона Гейна. Мы запретили все вредные химические вещества, в том числе стиральные порошки и другую мерзость, невинно прозываемую «бытовой химией». Мы отключили электричество и центральное отопление и уничтожили тем самым наиболее опасные для окружающей среды факторы загрязнения. Мы сделали в нашем поселении обыденными такие полезные практики, как сыроедение, солнцеедение, веганство. Сегодня мы можем гордиться тем, что наши жители стопроцентно примкнули к полезному движению закаливания, причем не выходя из собственных квартир! И все это мы делаем совершенно добровольно и по инициативе самих жителей, а также исходя из нашей главной и единственной задачи – заботы о наших дорогих поселенцах! И помните – Джон Гейн бы гордился нами!
Несмотря на промозглый холод, староста был босоног и одет по последней моде – в костюм из листьев натуральной капусты. Его движения, как обычно, были скованными, однообразными и деревянными, а лицо не выражало никаких эмоций и напоминало маску китайского болванчика. Его сподвижники столпились вокруг старосты живым щитом и не подпускали к нему восторженных поклонников на расстояние ближе десяти метров.
По окончании своей яростной речи староста взял в руки саксофон и заиграл печальную мелодию. Играл он неплохо – все-таки, это была его основная специальность, на саксофониста он много лет обучался где-то в Филадельфии – там, кстати, он и нахватался цивилизованных идей, в которые теперь вверг целый город.
Под заунывную мелодию я направилась вниз по проспекту Радости и спустя десяток перекрестков оказалась на вокзальной площади. Было ровно семнадцать часов – а именно на это время меня пригласил на строго секретную встречу следователь линейного отдела внутренних дел Темиржол Ментыбаев.

2.
Сколько себя помню, железнодорожное ведомство всегда было государством в государстве. Даже в самые захудалые времена у них имелись деньги и связи. Не стала исключением и наша унылая пора. Железная дорога не входила в юрисдикцию экопоселения и отгородилась от него глухим каменным забором. В стенах вокзального офиса меня встретили цветущие лица охранников и запах свежих пирожков.
Следователя Ментыбаева тоже, судя по размеру его живота, фортуна не обошла стороной. Красный свитер с рождественскими оленями с трудом облегал грушеобразное тело следователя, а мощные челюсти Ментыбаева пережевывали шоколадное печенье.
Несмотря на кажущееся благополучие, лицо следователя выражало серьезную озабоченность текущим положением дел. Ментыбаев сидел за компьютером у окна, а остальная часть его большого кабинета была покрыта мраком. Видимо, общий кризис задел и железную дорогу, поскольку в здании экономили свет.
Следователь указал мне на стул, поставил на паузу игру Plants vs Zombies и обратился к темной части кабинета. К этому времени мои глаза привыкли ко мраку, и я с удивлением заметила, что за обширным столом квадратной формы, кроме меня, сидят еще три человека. Лиц не было видно – можно было различить только неясные очертания фигур.
Сам стол был пуст, если не считать лежавших на нем четырех красных кирпичей. В последнее время я видела столько, что кирпичи на письменном столе меня совершенно не удивили.
Забыла упомянуть о странном явлении, которое произошло сразу, как только я вошла в кабинет следователя. Денег у меня на тот момент, как вы сами понимаете, было немного, поскольку уже несколько месяцев я перебивалась случайными заработками. Но несколько старых купюр в кошельке я всегда держала на всякий случай. Когда я переступила порог кабинета, кошелек во внутреннем кармане куртки задвигался и самопроизвольно расстегнулся. Несколько банкнот выпорхнули из кармана и стремительно полетели в направлении темного стола. Только двадцатилетний опыт вождения трамвая позволил мне среагировать моментально и перехватить все купюры еще до того, как они смогли удалиться в неосвещенную часть комнаты. Следователь прекрасно все это видел, но удивления на его лице не отобразилось. Он лишь зевнул и едва заметно покачал головой.
Я села за стол. Банкноты в кошельке продолжали заметно вибрировать – мне приходилось прижимать их рукой. Следователь прошел к столу и зажег маленькую лампу с зеленым абажуром. В приглушенном таинственном свете я впервые увидела других посетителей кабинета. Крайний слева оказался мужчиной лет тридцати пяти, одетым в нескладный костюм мышиного цвета и шапку-обманку из искусственного меха, которую он не снимал даже в помещении. Лицо мужчины было настолько неприметным, что я напрочь забывала, как он выглядит, стоило лишь на мгновение отвлечь внимание на что-нибудь другое.
Посередине сидела совсем молодая девушка в новомодном плаще и с распущенными черными волосами. Мне показалось, что на меня она посмотрела с виноватым выражением лица.
Человека справа я уже где-то видела. Это был молодой крупный парень в синем спортивном костюме. На его большой коротко стриженой голове красовалась детская вязаная шапочка с помпоном. Глаза под огромными очками выражали крайнюю степень инфантильности и наивности. Молодой человек непрерывно елозил на стуле, что-то жевал и шарил по карманам. Смотреть на это было невыносимо, и я обратила взор на следователя Ментыбаева. Тот как раз прикрикнул на парня справа:
- Я что тебе говорил, Дастан! Выброси это немедленно!
Молодой человек посмотрел на следователя с изумлением и вынул изо рта короткую бумажную трубку, тщательно закрученную с обеих сторон. Он также пытался украдкой спрятать в карман зажигалку.
- Да что вы, господин полицейский, - пробубнил верзила, честно глядя следователю прямо в глаза. – Я это только что нашел вот на этом самом месте. Я даже не знаю, что это такое, вот и думал проверить, понять…
- Не вздумай здесь это курить! – строго отчеканил Ментыбаев. – Я не для этого тебя пригласил.
Как только следователь произнес имя верзилы, я его узнала. Еще в те времена, когда в городе работало телевидение, имя этого парня периодически мелькало в выпусках новостей. Он разъезжал по ночным улицам на отцовском джипе и беззастенчиво давил прохожих, причем делал это не из ненависти ко всему миру и даже не из хулиганских побуждений, а просто потому, что ему никто не объяснил, что так делать нельзя. Он настолько простодушно и убедительно говорил это в полиции, что его всякий раз прощали, настрого приказав больше не давить людей, не садиться за руль пьяным и не употреблять запрещенные вещества. Даже когда он попадался на том же в очередной раз, полицейским стоило взглянуть в его наивные детские глаза, после чего все вопросы к Дастану отпадали, и его отпускали на все четыре стороны. В народе за эти подвиги его прозвали Неуязвимый Дастан.
Два других посетителя тоже посмотрели на Дастана с неподдельным интересом. Следователю пришлось слегка постучать по столу, чтобы привлечь всеобщее внимание.
  - У нас мало времени, коллеги, - сказал Ментыбаев. – Думаю, я уже могу называть вас коллегами, поскольку у нас есть одно общее дело. Сначала вкратце опишу ситуацию. На днях у нас пропало определенное количество колесных пар. Ну, вы понимаете – это те штуки, на которых ездят вагоны. А колесная пара – это не золотое колечко, ее украсть не так-то просто. Вес стандартной колесной пары – около двух тонн, и чтобы провернуть такую кражу, необходима техника и обученные люди. Между тем, пропала не одна пара, а шестьдесят восемь. Вы представили себе 68 колесных пар? Это же целый состав, столько добра так просто не украдешь. Но вот – украли. А вместе с парами исчезли фуры, на которых их перевозили, все шоферы этих фур, а также два наших складских работника: кладовщик и экспедитор, сопровождавшие груз.
- Это произошло на трассе? Есть свидетели? – неожиданном тонким плаксивым голоском спросил мужчина в мышином костюме. Детский голос прозвучал столь внезапно и так контрастировал с важным тоном, каким эти слова были сказаны, что девушка рядом невольно усмехнулась. Правда, тут же извинилась и виновато потупила взор.
- Свидетелей нет, - вздохнул Ментыбаев. – Я же говорю, что все участники этого перегона исчезли. А насчет того, как это произошло, позвольте мне нарисовать схему.
Следователь выдернул из блокнота разлинованный листок и быстро нарисовал на нем схему инцидента.
- Смотрите, - Ментыбаев ткнул ручкой в листок, и все остальные, включая меня, подались вперед, склонившись над примитивной картой. – На окраине города у нас есть депо. Это главное депо, из которого выезжает большинство поездов нашего отделения. Километрах примерно в пяти южнее, то есть ближе к центру города, находится ремонтная база со складами. Не спрашивайте меня, почему все так построено – этого я не знаю, и база, и депо существуют еще с советских времен, когда-то они были частью Турксиба. Примерно недели две назад депо понадобились колесные пары. Заказ передали в склады и планировали транспортировать по железной дороге. Но перед самой отправкой недалеко от базы произошел взрыв цистерны с топливом. Почти сто метров путей оказалось испорчено. С рельсами и шпалами сейчас проблемы, поэтому ремонт затянулся, и колесные пары решили перевезти по обычной асфальтированной трассе. Мы стараемся избегать выхода на территорию города, но депо настоятельно требовало колесные пары, поэтому экспедитору было дано задание нанять несколько больших фур и перевезти груз. Так и было сделано. Колонна выехала из ворот склада после обеда в 14.30, но в депо так и не приехала. Около 14.45 с рации экспедитора был сделан звонок на центральный пульт базы. Но это говорил не экспедитор, а водителей одной из фур. Он успел сказать только следующее: «Это маршрут 101…», после чего послышался звук глухого удара, и связь прервалась. Этому звонку не придали значения и вспомнили о нем только вечером, когда хватились колонны.
- Сто первый маршрут – это автобусный? – уточнила я.
- Вот видите – я не зря вас пригласил, - удовлетворенно отметил следователь. – Вы сразу догадались, в чем дело. Я тоже думаю, что исчезновение колонны как-то связано с этим маршрутом, ведь часть его проходит по трассе между базой и депо. Место там пустынное, но колонна из нескольких огромных фур, груженных почти семью десятками колесных пар, не может сгинуть бесследно.
- На трассе или хотя бы на воротах базы есть камеры, которые мы можем посмотреть? – заинтересовалась девушка.
- Камер нет, иначе мы бы не звали на помощь вас, - ответил следователь.
- А что мы можем сделать? – развел руками Дастан.
- Во всяком случае, намного больше, чем мы, - заверил Ментыбаев. – У нас с городскими властями четкая граница компетенции. Нам даже за черту железной дороги выходить запретили. Эти, как они сейчас называются – какое-то там экопоселение. У меня самого квартира в минуте ходьбы от «золотого квадрата» улиц, но я туда уже несколько месяцев как не хожу, даже не знаю, что там сейчас происходит. Ночую на тупике в пассажирском вагоне. А вы – люди городские, вам туда проход открыт. Я собрал вас по личным рекомендациям, и, судя по всему, каждый из вас – лучший в своем деле.
- Может, вы нас представите? – вновь раздался крохотный голосок мышиного человечка. Девушка опять расхохоталась, и на этот раз уже не сдерживалась, чем весьма разрядила обстановку.
- Вот эта, которая смеется – налоговый инспектор из столицы, Акшагуль Салыкова, - сказал Ментыбаев, слегка улыбнувшись. – Вы спросите – при чем тут налоги? А при том, что налоговый комитет давно подозревает местный автобусный парк №26 в серьезных махинациях. Как только они узнали о похищении колесных пар, сразу же предложили свои услуги. В этом деле предстоит много считать и заполнять документы, и никто не сделает этого лучше, чем Акшагуль. Далее, - следователь указал на человека в мышином костюме, - познакомьтесь, бывший деятель торговли Берик… Я не расслышал, как ваша фамилия?
- Берик А-га-га… - ответил бывший деятель торговли. Он повторил фамилию несколько раз, но никто так ничего и не понял.
- Хорошо, тогда можно – просто Берик? – осведомился Ментыбаев. И, получив молчаливое согласие, продолжал: - Берик многие годы работал на дорогах города. Сейчас их организация переживает не лучшие времена, многих отправили в отпуска без содержания, поэтому Берик сегодня с нами, и применит свой опыт на пользу нашей маленькой опергруппе. Также прошу обратить внимание на Тамару Дмитриеву. Тамара Викторовна – заслуженный водитель трамвая, а ряд улик в этом запутанном деле тянется к трамвайному депо. Кстати, именно оттуда, из трамвайного депо предлагаю начать ваше расследование. Ни для кого не секрет, что непомерно длинный 101-й автобусный маршрут пущен в том числе по тем же улицам, где совсем недавно пролегали рельсы, то есть он во многом повторяет маршрут старого трамвая. Поэтому Тамара Викторовна совсем не случайно оказалась в нашей команде. И, наконец, думаю, этот человек в представлении не нуждается, - Дастан. Я не могу внятно объяснить, зачем пригласил его в опергруппу. Тут, скорее, сработала интуиция. Ни для кого не секрет… В общем, город – место опасное, а Дастан обладает неиссякаемым запасом везения. Удача вам понадобится.
- Можно спросить? – подняла руку Акшагуль. – А почему вы постоянно говорите – вы? Это что, значит, вы сами с нами не будете заниматься этим делом?
- Почему – буду, - твердо ответил следователь, отводя, тем не менее, глаза в сторону. – Только вот я намереваюсь руководить из кабинета. Я же сказал – нас, работников железной дороги, в город не пускают… - и быстро предложил в наступившей тягостной паузе: - Давайте не будем отвлекаться. Не я отдавал приказ о создании группы, это совместная операция нескольких центральных органов. 101-й маршрут относится к автобусному парку №26. Руководство и водители этого парка ведут себя подозрительно. Ваша задача – не привлекая к себе внимание, изучить маршрут и водителей, понять, как они связаны с пропажей каравана с колесными парами. Изучите трамвайное депо, биллборды, - все, что может иметь отношение к этому делу. Мы должны вернуть эти колесные пары любой ценой.
- У нас будет служебная машина? – не унималась Акшагуль.
Следователь глубоко вздохнул и ответил:
- Нет, не будет. И самый главный признак, по которому мы всех вас выбрали, и, поверьте, это согласовано с вашим руководством – каждый из вас в чем-то нуждается. Акшагуль, мне поручили вам передать, что на должность начальника отдела вы сможете претендовать только после удачного завершения этого расследования. Вы ведь уже не первый год грезите об этой позиции? Дастан, вы сами знаете, чем обязаны моему другу полковнику полиции Кылмысбекову после того, как вас задержали в прошлом месяце с очередным пакетом сами знаете, чего. Фотографии, отпечатки пальцев – все это он будет хранить до тех пор, пока вы не поможете нам разобраться с этим делом. Что касается Берика, он здесь по своей воле и выполняет задание своей организации. Думаю, он сам вам как-нибудь все объяснит. А вы, Тамара Викторовна… Вот вас я никак задержать не могу. Только слышал, что с деньгами у вас в последнее время... скажем так, есть затруднения. Так вот, это аванс.
Следователь выразительно посмотрел на четыре кирпича, лежащие перед нами на столе.
- Загляните под кирпичи, только очень осторожно, - попросил он.
Каждый из нас приподнял краешек кирпича и обнаружил под ним крупную сумму денег.
- После того, как закончите расследование, получите вдвое больше. Если по ходу дела возникнут дополнительные расходы, обращайтесь ко мне. На все я даю вам три дня. Дольше не могу, руководство в вопросе сроков расследования было категорично. Я и три дня с трудом выбил. Так что, вы в деле?
Деньги выглядели очень заманчиво. Официальных магазинов в городе уже почти не осталось, но на стихийных рынках без зеленых бумажек делать было нечего. Я взяла свою долю первой, за мной потянулись остальные.
- Отлично, - коротко заключил следователь. – Только держите банкноты крепко, они так и норовят улететь от вас. Думаю, как будет время, Акшагуль расскажет, почему деньги так себя ведут… И еще, забыл сказать. Теперь вы предоставлены самим себе. Если вас поймают или с вами случится еще какая-нибудь неприятность, помните – вы не знаете Темиржола Ментыбаева.
Деньги в кошельке рвали и метали, – даже ткань куртки начала трещать. Я взглянула в глаза своих коллег на предстоящие три дня и увидела в них то же, что чувствовала в данный момент сама – полную растерянность.
3.
Следующий день начался с бумажной работы. Сначала мы проверили документы на базе.
Железнодорожная база представляла собой кучку унылых серых зданий древнесоветской постройки. На стенах проходной еще сохранились таблички семидесятых годов с призывами выполнить и перевыполнить, догнать и обогнать, а также с различными угрозами в адрес опоздавших и нарушителей трудовой дисциплины.
Пройдя обширный двор с автомобилями и разной технической рухлядью, мы попали в производственный цех, где люди в касках ремонтировали прямо на рельсах два огромных темно-зеленых локомотива с красными звездами. В остальных помещениях все было так же: станки, рельсы, колесные пары, вагоны, тепловозы и многочисленные ремонтники в оранжевых тужурках.
Затем мы попали на внутренние пути базы. Путей и стрелок тут было великое множество, по ним медленно плыли десятки тепловозов и дрезин. Передвигаться приходилось по мелкому щебню, смешанному с углем и смазкой, от чего наша обувь быстро приобрела черный налет. Особенно это утомляло Акшагуль Салыкову, приехавшую из столицы в изящных белых сапожках, явно из последней коллекции «Луи Виттон» или еще чего-то в этом роде. В течение дня столичная модница превратилась в типичную обитательницу нашего мрачного экопоселения: чумазую, сопливую, вечно кашляющую и хронически недовольную жизнью.
Особенно на базе ее, да, впрочем, и остальных участников нашей команды, угнетал вездесущий запах дегтя. Он сопровождал нас всюду: на путях, в цехах, в офисе. Он перебивал даже крепкий запах общественного туалета. На обед в столовой мы ели плов, так вот, даже этот весьма неплохой с виду плов на поверку имел все тот же опостылевший аромат железнодорожного дегтя. Да что там запах – в процессе еды у нас было четкое вкусовое ощущение, что мы старательно пережевываем и заглатываем одну ложку дегтя за другой. К концу дня любой из нас легко мог одним дыханием испортить целую сотню бочек с медом. Еще несколько дней после визита на базу нам казалось, что весь мир вокруг состоит из сплошного запаха дегтя.
Возле котельной с приземистой кирпичной трубой мы обнаружили офис, где провели несколько часов, зарывшись в бумаги.
Акшагуль заключила, что с документацией тут происходит форменный бардак:
- Никто не может дать мне внятный ответ, как и когда оформлялись накладные на вывоз колесных пар. Согласно последним инструкциям Министерства, накладных должно быть не две, как раньше, а четыре: одна остается на складе, вторая передается охране при выезде с территории базы, третья вручается в депо, а последняя остается у экспедитора. Как я поняла, здесь оформили только одну накладную, и ее экспедитор увез с собой. В журнале ничего не отметили, как будто груз никто не отпускал. Скорее всего, к этому небольшому перегону между базой и депо местные работники относились как к своему внутреннему двору и не считали должным оформлять какие-либо бумаги. Либо надеялись сделать все после отправки груза, по возвращении на базу. В общем, если бы я тут была не с особой миссией, а с проверкой, железнодорожное ведомство лишилось бы не одного миллиона.
- Они и так многого сегодня недосчитаются, - ядовито ухмыльнулся Берик. Между ним и Акшагуль с самого начала возникла стойкая неприязнь, и он не упускал случая, чтобы злобно подшутить над коллегой.
- Я уже говорила, что не виновата в… этом, - устало вздохнула девушка, посмотрев на нас с обычной смущенной миной. – Такой уж я появилась на свет.
Всего несколько часов общения с Акшагуль позволили нам определить источник таинственного поведения «взбесившихся» денег. Где бы ни появлялась девушка, она притягивала к себе любые деньги в радиусе примерно десяти метров. К ней прилипали купюры и монеты прохожих и собеседников, а если она проходила вблизи дома или офиса, мы видели, как банкноты внутри помещений взлетали и прижимались к оконным стеклам в стремительном полете по направлению к нашей коллеге. Стоило ей отойти на небольшое расстояние, они мягко опадали на пол. Акшагуль никак не могла объяснить свой феномен, она знала лишь, что была такой столько, сколько помнит себя.
Берик поначалу обрадовался и принялся шантажировать девушку, обещая, что никому не расскажет о ее удивительной способности - с условием, если она будет делиться с ним половиной намагниченных денег. Но тут его ждало фиаско, поскольку Акшагуль и сама не могла воспользоваться полученными суммами. Стоило купюрам и монетам долететь до ее одежды, как они тут же волшебно растворялись в воздухе, словно никаких денег и не существовало. Акшагуль даже позволила Берику обшарить все ее карманы и полупустую сумочку, дабы тот убедился, что девушка не врет. После этого деятель торговли опечалился и возненавидел коллегу пуще прежнего.
- Какой тогда от нее толк? – отрезал Берик, скорчив презрительную гримасу. – Мы так и сами без денег останемся.
- А документы ты сам вычитывать будешь? – вырвалось у меня.
- А что там читать да проверять? – хмыкнул Берик. – Роемся в бумагах уже полдня и ничего особенного не нашли. Давайте оставим ее тут, если ей нравится копаться в архивах, а мы пойдем на трассу. Фуры с грузом сами просто так не найдутся, если их не искать.
- У вас есть какие-то идеи? – внимательно спросила Акшагуль.
- Пока нет, да и откуда они тут появятся? – ответил Берик, потянув на себе куртку таким движением, словно ему не хватало воздуха. – Вот выйдем на трассу, там и определимся. Эх, был бы у меня жезл, как в прежние времена…
При этих словах лицо бывшего деятеля торговли исказилось, и он с грустью поник головой.
- Ну хорошо, давайте, пойдем на улицу, - согласилась девушка. – Только дайте мне еще полчаса, я закончу с документами парка.
Поскольку в автобусный парк нас все равно бы не пустили в силу полной закрытости этой организации, Акшагуль попросила, чтобы ей скинули всю имеющуюся по нему информацию на компьютер директора базы. Теперь она изучала бумаги, а я в это время наблюдала за своими новыми коллегами.
С первого взгляда было понятно, что все они – мягко говоря, большие оригиналы, и в ходе совместной работы тому находилось все больше улик. Так, Берик, когда я осталась с ним наедине во дворе базы, принялся жаловаться и с плачем вспоминать о прежних счастливых годах, когда он продавал полосатые черно-белые, а потом красно-полосатые палочки, а затем палочки у них отобрали. Я многое слышала и даже часто сама сталкивалась раньше на дороге с представителями их некогда могущественного торгового клана, которые брали плату за проезд на всех городских путях, но не имела понятия об их внутренней иерархии. По словам Берика выходило, что палочка или, как они называли ее, жезл, была основой их мировоззрения и концептуальных взглядов на будущее человечества, а также единственное, что как-то позволяло определить их принадлежность к мужскому полу. В связи с чем лишение их палочек указом правительства было актом величайшего злодеяния. Через некоторое время после исчезновения палочек на их форме самопроизвольно растаяли знаки отличия в виде накладных погон и прочих цацек, которыми они любили себя наряжать, а затем все деятели клана осипли и стали говорить женскими либо детскими голосами. На этом их вырождение не закончилось, о чем я могла наглядно судить по яркому представителю древнего и когда-то знаменитого клана.
Расчувствовавшись, Берик захотел в туалет. При этом выяснилось, что, согласно древнему регламенту их клана, продавцам красно-полосатых палочек разрешено мочиться только сидя, высунувшись наружу из легкового автомобиля. Он принялся бегать по двору базы, нашел служебную «Приору», забрался в нее без разрешения и, нимало не стесняясь окружающих, сотворил акт облегчения у всех на виду. После этого он успокоился и ожидал выезда на трассу в полном молчании.
Четвертый участник нашей миссии, Неуязвимый Дастан, вообще никак себя не проявлял в общем деле. Он рыскал по базе, подбирал окурки, клянчил еду у местных работников и всей своей внешностью демонстрировал состояние абсолютной праздности. Учитывая его героическое прошлое, для нас это было самой лучшей моделью поведения Дастана.
Акшагуль завершила бумажный этап работы и вышла к воротам базы в некоторой задумчивости.
- Дело явно нечистое, - сказала она. – Автобусный парк №26 перевозит девяносто процентов пассажиров двухмиллионного города, имеет на балансе несколько тысяч транспортных средств, но при этом по всем документам проходит как безнадежно убыточная организация. У них нет ни прибыли, ни доходов, ни закупок, и при этом они умудряются эффективно функционировать. Этого дела так оставлять нельзя. Да, и еще, директор подарил мне фотографии пропавших работников.
С помятого листа обычной офисной бумаги, на нас глядели два распечатанных на цветном принтере лица мужчин лет сорока, явно не отягощенных разумом и заботами. Мы внимательно их изучили, запомнили и вышли, наконец, на трассу.
Поскольку недалеко от базы находилась остановка, и к ней как раз подошел автобус 101-го маршрута, мы вошли в него и принялись наблюдать за водителями.
4.
Где это я?
Передо мной закопченная стена, допотопные кирпичи выглядывают из-под обширных проломов в облезлой штукатурке. Потеки склизкой плесени, ползающие многоножки, неприятное попискивание крысиных полчищ…
Вместе с оттаявшим сознанием в голову хлынули потоки боли. Попытавшись двинуться, я обнаружила, что связана по рукам и ногам куском монтажного провода. Соленый привкус крови во рту. Откуда-то сверху проникали робкие лучи солнца – значит, на дворе день, вот только какое сегодня число?
С трудом развернувшись, я обнаружила, что нахожусь в тесном подвальном помещении, заваленном старыми электродами, треснутыми датчиками и прочим техническим скарбом. Рядом со мной постанывал связанный человек с избитым лицом. В его искаженных диким страхом чертах лица с трудом узнавался деятель торговли Берик.
- Эй, - негромко позвала я.
Берик открыл глаза и лихорадочно затряс головой, видимо, предостерегая меня от лишнего шума.
- Что случилось? Почему мы здесь? – шепотом спросила я.
- Ты что, ничего не помнишь?
Едва шевеля разбитыми в кровь губами, Берик несколькими предложениями восстановил утраченные кластеры моей пострадавшей памяти. Хотя вышло все равно довольно схематично, я постараюсь воссоздать то, что запомнила.
Так вот, эта печальная история началась с того момента, как мы зашли в 101-й автобус.
Несколько часов мы провели в автобусах, сходили и заходили на разных остановках, пытались заговаривать с местным персоналом, и в итоге у нас получился небольшой список таинственных закономерностей 101-го маршрута:
- На конечной остановке в горах автобусы отдыхают минут по двадцать – об этой традиции нашего города ниже. При этом водители заходят в закрытую будку и проводят там минуты по три-четыре. В будке сидит закутанная бабка, которая записывает что-то в тетрадь и дает водителю загадочные таблетки в небольших серых коробочках.
- Маршрут идет через весь город и насчитывает не менее восьмидесяти остановок. На определенных остановках ритуал повторяется. Водитель подходит к неприметным бабкам, принимает из их рук бутерброды и напитки, курит и чертыхается. Бабки при этом тихо зачитывают ему непонятные записи из своих тетрадей. На некоторых остановках водители, как и на конечной, получают таблетки, которые тут же выпивают. Пассажиры все это время (не менее пятнадцати минут) терпеливо ждут, за исключением отдельных личностей (о них ниже). Вот названия этих промежуточных остановок: Мост, Санаторий, Университет, Пивзавод, Кондитерская фабрика, Тарный цех, Роща, Элеватор.
- Водители исключительно агрессивны и обладают непомерной физической силой. Пассажиры, посмевшие выразить неудовольствие долгими остановками в пути, тут же избиваются и выбрасываются из автобусов (часто через окно), причем бабки на остановках тут же добивают их большими металлическими контейнерами, в которых хранят еду.
- Пассажиров берет только около трети автобусов, выезжающих на маршрут. Остальные автобусы, а таких большинство, проезжают мимо с табличкой «В парк».
Одной из самых трудных загадок детства были для меня загадочные простои городских автобусов. Даже в зрелом возрасте, когда я посетила много других населенных пунктов и сама не одно десятилетие проработала водителем общественного транспорта, загадка осталась актуальной и действующей только на территории нашего населенного пункта. Для меня и простых людей было очевидно: если автобус выехал из парка на линию, то на промежуточных остановках он стоит ровно столько времени, сколько необходимо для выгрузки и принятия пассажиров. Всё! – больше ему делать на остановках нечего. Но целый ряд маршрутов нашего города опровергал на практике этот несложный вывод. Взять хотя бы ныне почивший двадцать девятый маршрут, которым я часто пользовалась на выходных, поскольку ездила на отдых в горы. 101-й маршрут извилистой пунктирной линией проходил через весь город, объединив в себе более десятка исторических рейсов, в том числе и 29-й. Возможно именно от синих «двадцать девятых» автобусов и передалась сто первому эта отвратительная привычка.
Мы катались по маршруту часа два, и почти все это время за нами внимательно наблюдали три пассажира типично шоферской наружности: низенькие, кругленькие, смуглые и весьма недобрые. Мне особенно запомнился один, самый маленький, с выдвинутой вперед нижней челюстью. К его голове, походившей на кочан капусты, прилепилась плоская кепочка. Подозрительный тип раз десять прошел по салону автобуса мимо нашей дружной команды и явно прислушивался к разговорам. Я кивнула Акшагуль, указав на маленького, и она дала понять, что тоже давно его заметила. Ну, мало ли кому мы приглянулись. Времени отвлекаться на подозрительных типов у нас не было. Скоро они сошли с рейса, и мы тотчас же о них забыли.
Мы попытались проникнуть в автобусный парк номер двадцать шесть, прикинувшись заболтавшимися пассажирами, случайно пропустившими свою остановку. Как бы не так, нас заботливо ссадили метров за двести до ворот парка, и внутрь мы так и не попали.
Движимые чувством служебного долга и желанием получить от следователя вторую часть денег, мы двинулись к автобусному парку пешком. К огромным воротам подходить было страшно: лица десятка вооруженных охранников ничего хорошего не предвещали. Мы повернули направо и прошли километра полтора вдоль глухой стены автопарка. Перед стеной не было никаких рвов с водой, кольев и прочих фортификационных сооружений, но сама ограда, высотой метров в пять, сложенная из железобетонных блоков и увенчанная целыми зарослями колючей проволоки, сразу же отбивала желание забраться в таинственную организацию нелегальным путем. В стене не было никаких отверстий, проходов либо второстепенных пунктов пропуска. Только в одном месте мы обнаружили стальную дверь, но открыть ее не было ни малейшей возможности: снаружи отсутствовали какие-либо ручки, запоры и замочные скважины, то есть дверь открывалась только изнутри.
Автобусный парк был огромен, и обойти полностью его периметр на своих двоих явно не было хорошей идеей. Мы вернулись к трассе ни с чем, уставшие и запыленные.
Тогда мы решили подойти с другой стороны и направились в бывшее трамвайное депо. Место, где я проработала долгие годы, в этот раз совершенно не вдохновляло: тут было пустынно и заброшенно. Каменный забор накренился, посреди него зияла огромная дыра, - все, что напоминало о торжественных чугунных воротах с выкованными цветами.  Несколько унылых рабочих выдирали перед депо низкую оградку палисадника, их охраняли солдаты с автоматами.
- Куда? – грубо спросил один из них, наставив оружие на шедшую впереди остальных Акшагуль.
Я пробилась к охраннику и показала служебный бэйджик:
- Мы тут работали, вещи хотим забрать.
Солдат опустил ствол и растерянно кивнул:
- Ну, идите, раз надо. Если вы что-то там сможете найти, конечно. Кажется, там все уже давно растащили…
Мы прошли линию забора и ступили на жалкие остатки рельсов, покрытые засохшим бурьяном. Перед красным зданием депо чернел остов разобранного на металл трамвая – я с трудом узнала в этом скелете ремонтную дрезину. Зеленые металлические ворота депо, само собой, отсутствовали, но вход был завален деревянными балками, и нам пришлось обходить здание сбоку, чтобы забраться в него. Ловить тут, правда, было нечего, от депо остались лишь голые стены и кучи мусора. Вышли на двор и увидели людей: несколько мужчин в строительных спецовках изучали нас с безопасного расстояния. Как только их окликнули, они немедленно скрылись в лабиринте внутренних строений подсобного хозяйства. Среди деревьев у каменной стены осталась лишь одна неподвижно сидящая фигура, и мы направились к ней.
В печальном лице чумазой, одетой в разнообразное тряпье нищенки угадывались знакомые черты. Девушка сидела в скособоченном, лишенном одной ножки пластиковом стуле с летней площадки, и отрешенно смотрела куда-то вдаль.
- Прошу прощения, - обратилась к ней Акшагуль.
Девушка вздрогнула и дико на нас посмотрела. Потом опустила голову и принялась бормотать себе под нос полную несусветицу, одновременно дергаясь всем телом и выделывая руками замысловатые кренделя.
- Чего ты от нее хочешь? – с сомнением протянул Берик. – Она же не в себе. И зачем мы вообще сюда пришли?
- А у тебя есть другие предложения? – строго взглянула на торговца Акшагуль. – Насколько я могу судить, наше расследование ни на шаг не продвинулось. Предлагаю опрашивать любых свидетелей, кого только сможем здесь найти. Девушка, вы давно тут сидите? Ничего подозрительного не видели?
Безумная хитро, исподлобья взглянула на налогового инспектора и тонким голоском констатировала:
- Я есть хочу.
Берик махнул рукой и собрался уходить. Но в этот момент я узнала нищенку.
- Это же наша стажерка. Она вела трамвай в тот самый день, когда произошло последнее ДТП – ну, после которого трамваи запретили. Почему-то она вышла в тот рейс одна, без наставника. После происшествия она сбежала, и никто ее так больше не видел. Как же ее звали? – Валя, Варя, не помню точно.
- Это не я, - неожиданно твердым голосом заявила стажерка. – Я не виновата. Дайте чего-нибудь поесть.
Акшагуль вынула из сумки половину бутерброда с сыром и протянула нищенке. Та жадно схватила и принялась жевать.
- Можно уточнить – почему вы утверждаете, что не виновны в аварии? – осторожно спросила Акшагуль.
- Потому что не виновна, - уверенно повторила стажерка. – Там был еще один человек. Он запрыгнул на ходу.
- Что за человек, как выглядит?
- Не помню. Он схватил меня и повалил на пол. А трамвай ехал на полной скорости. Пока я поднималась, трамвай врезался в стоявшие на пути машины. Десять штук.
- Точнее, двенадцать, я помню тот случай, - вмешался Берик. – Трамвай протаранил двенадцать автомобилей. А вы сбежали.
- Зачем вы убежали, если на вас было совершено нападение? – спросила Акшагуль. – Почему не обратились в полицию?
- Он вытащил меня из вагона и потащил в парк, - печально сказала нищенка. – Потом он бил и бил, по голове, ногами. Я очнулась тут, через много дней, когда трамваи отсюда уже ушли. Где дом, не помню.
Мы все переглянулись.
- Ее нельзя тут оставлять, - решила я. – Надо отвести ее в ЛОВД, к следователю.
- Я тоже так думаю, - согласилась Акшагуль. – Ее показания очень помогут нашему расследованию.
- Я не хочу к следователю, - плаксивым голосом выдала стажерка.
- Не бойся, мы свои, мы не дадим тебя в обиду, - попыталась успокоить ее Акшагуль и взяла нищенку за руку.
Тут безумная вдруг вскочила, издала дикий вопль и с огромной скоростью помчалась в сторону подсобных зданий депо. Мы, не сговариваясь, бросились за ней.
Как оказалось, быстро бегать из нас умели только я и Берик. Акшагуль на своих сапогах от Луи Виттон отстала, а вечно пребывающий вне этой реальности Дастан, кажется, даже не сдвинулся с места, проявив абсолютное равнодушие к погоне.
Пробежав мимо нескольких складов, мы сквозь распахнутые двери устремились вслед за нищенкой в обветшалое здание ремонтного цеха.
В огромном помещении царил полумрак. Ловко перепрыгивая смотровые ямы и кучи сваленного на полу тряпья, беглянка в мгновение ока промчалась сквозь все здание и покинула его сквозь дальние ворота. Берик в темноте споткнулся и чуть не упал в яму. Я остановилась и протянула ему руку, но в этот момент кто-то сзади с размаху опустил на мою голову неизвестный мне тяжелый предмет. Мое тело сразу же обмякло, и я в бессилии встала на колени. На глаза нахлынула пелена, слух тоже отключился. Словно во сне, я видела меркнущим взором, как Берика поднимают и начинают избивать люди в спецовках ремонтников. Потом все пропало – я потеряла сознание.
5.
Раздался скрип открываемой двери. В каморку, где нас с Бериком держали в качестве пленников, вошли несколько неразговорчивых мужчин в спецовках. Они подняли нас и потащили в ремонтный цех. Тут интерьер значительно изменился со времени нашей погони за стажеркой. По углам помещения горели самодельные лампады с керосином, а в центре, образовав круг, собралась толпа в несколько десятков человек. Часть из них была одета в строительные робы и комбинезоны, другие носили оранжевые жилеты дорожных рабочих. В центре стояли трое главных, которых мы моментально узнали – это были те самые подозрительные типы из автобуса. Сейчас они глядели на нас с явной, нескрываемой агрессией.
Нас привели в центр круга и бросили к ногам этой троицы. Я с трудом поднялась и потребовала развязать нас.
- Молчать! – прошипел маленький в кепке. – Здесь я буду говорить!
- Да говори сколько хочешь! – парировала я, порядком обозленная невежливым обращением с нами. – У вас нет никакого права связывать нас.
- Я сказал – молчать! – заорал маленький, в то время как Берик отчаянно мотал головой, призывая меня успокоиться. – Пробрались сюда, вынюхивают… Я вас насквозь вижу! Признавайтесь, вы из Братства Крылатых Всадников? Да, точно, из Братства, сразу видно, что сидите на первитине - зрачки расширены. Отвечайте, зачем притащились сюда? Вы у нас и так все забрали, что вам еще от нас надо? Говори, или я сейчас…
Маленький вытащил из кармана спецовки здоровенный тесак и приставил его к горлу Берика. Торговец жалобно заверещал и принялся извиваться всем телом, пытаясь вырваться из железных рук наших похитителей.
- Я сейчас ничего не поняла, - призналась я, ибо в сбивчивой речи главного по спецовкам было больше загадок, чем конкретики. – Какие зрачки? Вы что, обкурились?
- Да я вообще не употребляю! – разгневался маленький. – Это ваше Братство поголовно сидит на метамфетамине! Вот сейчас я твоего дружка прирежу, тогда разговоришься!
- Не знаю я никакого Братства! – закричала я. – Мы тут по заданию линейного отдела, ищем колесные пары! Можете на вокзале спросить!
- Так я и поверил! – прорычал маленький и занес тесак над побелевшим от страха Бериком.
Стоявший рядом, чуть выше ростом и не с такой невозможной физиономией, как у маленького, перехватил его руку с ножом и спокойным рассудительным тоном проговорил:
- Обожди, Шопырбек. Кажется, они говорят правду.
- Да ты что, брат? – возмутился маленький. – Ты что, веришь этим…
- Да, верю, - подтвердил второй. – Посмотри на них, они точно не похожи на Всадников. У нее на шее бэйдж трамвайного депо, а этот, которого ты чуть не порешил, больше смахивает на торговца полосатыми палочками.
- Ну и что? Братство могло их нанять! Пусть признаются!
- Опусти нож, - сквозь зубы процедил рассудительный, жестко посмотрев на Шопырбека. Тот заколебался и убрал нож, проворчав в сторону нецензурную тираду.
- Мы с твоей добротой так далеко не уедем, - сказал маленький. – Да, я это тебе говорю, Жургизбай. Ты мне хоть и брат, но…
- Да успокойся ты, - бросил Жургизбай и прикрикнул на остальных. – Чего собрались, других дел нет, что ли?
Толпа, видимо, настроенная на кровавое зрелище, разочарованно загудела и начала медленно распадаться. Часть зрителей разбрелась по обширному помещению цеха, остальные вовсе покинули здание.
Подчиняясь немому требованию брата, Шопырбек недовольно разрезал наши путы. Растирая пострадавшие от тугого провода мышцы, я спросила:
- Где наши коллеги? Что вы с ними сделали?
- Да ничего мы не сделали, - признался Жургизбай. – Они, как нас заметили, такого стрекача задали, только мы их и видели.
- Да, бросили вас дружки, - подчеркнул Шопырбек с явным злорадством.
Старший брат искоса на него посмотрел и вздохнул.
- Чего? – злобно прошипел маленький. – Слова уже нельзя сказать?
- Хотите чаю? – спросил Жургизбай.
Братья провели нас в бывшее здание администрации, и я спустя долгое время оказалась в комнате, где раньше помещался конференц-зал, или, как его называли в старину, красный уголок. Тут было относительно чисто и прибрано. Жургизбай набрал воды в древний закопченный чайник и поставил его на едва живой примус. Младший брат сел в кресло в углу и откинул голову на сиденье, все еще демонстрируя к нам абсолютное презрение.
- Что вы делали в автобусе? – спросил Жургизбай.
- Тот же самый вопрос я могу задать вам, - резонно заметила я.
- Это будет долгая история, - старший брат бросил задумчивый взгляд в окно, покрытое разводами грязи и мелкими трещинами.
- Как и наша, - отвечала я.
Жургизбай усмехнулся и отметил:
- А вы, я смотрю, крепкий орешек. Нам бы такие люди не помешали. Давайте так – сначала вы расскажете нам свою историю, а потом, так уж и быть, я раскрою вам наше печальное положение дел. Договорились?
Я посмотрела на Берика. Он все еще с ужасом наблюдал за огромным тесаком психованного брата и поэтому был полностью за. Я кратко описала Жургизбаю злоключения последних дней, добавив в конце:
- Если честно, мы так особо ничего и не выяснили. Поездка в автобусе была просто поездкой, в парк нас не пустили, а я чувствую, что разгадка похищения колесных пар покоится именно за воротами этого треклятого автобусного парка. И, раз уж мы с вами так неожиданно познакомились, то, может, вы нам поможете отыскать эти пары?
- Зачем нам помогать линейному отделу? – раздался голос с кресла.
- Ну что ж, все очень логично, - кивнул Жургизбай, не обратив внимания на замечание брата.
Он поднялся и разлил кипяток по нескольким треснутым кружкам. Потом поочередно макнул туда пакетик чая и каждому персонально поднес по кружке. Сам Жургизбай подошел к висевшей на стене доске – огромной зеленой доске, знакомой мне не одно десятилетие. На ней чертили схемы движения, тут проводили бесчисленные тренинги и минутки техники безопасности, здесь чествовали ветеранов. На мгновение я окунулась в то время, которое уже было не вернуть, и мне стал понятен грустный взгляд Жургизбая, который он временами направлял в мутное окно.
- Ты что, собираешься все им рассказать? – воскликнул Шопырбек, не вставая с кресла. Он явно не поверил своим глазам, когда его брат взял в руку мел и начал чертить на доске некую схему.
- Не думаю, что это такая страшная тайна, - предположил Жургизбай, не отрывая мела от доски. – Особенно по нынешним временам.
Шопырбек яростно выплеснул из кружки кипяток, поднялся с кресла и вышел из комнаты.
Старший брат невозмутимо пожал плечами и обратился к нам, не переставая двигать мелом по зеленой поверхности доски:
- Как вы, наверно, знаете, с древних времен миром правят две силы: добро и зло. В разные моменты какая-то из этих сил перевешивает, и для того, чтобы сохранять равновесие, в мире действуют различные организации, в основном тайные. Каждая из этих организаций действует на своем уровне. Есть уровень правителей, уровень торговцев, также существуют свои сообщества среди землепашцев и рабочих. Иногда, очень редко, мы сталкиваемся с представителями других организаций, но в основном действуем только на своем уровне. Наш пласт общения – это каста воинов. Когда-то, еще в древности были созданы два равноценных клана: Братство  Крылатых Всадников, они же – Синие воины, и Зеленый Легион. Многие века эти два клана поддерживали равновесие в касте воинов. Так сложилось, что в этом городе кланы поделили между собой автобусные парки. Крылатые Всадники ездили на синих автобусах, а Зеленый Легион, соответственно – на машинах прекрасного изумрудного цвета.
- Да, помню такие, - неожиданно отозвался Берик. – В них еще встречались кондиционеры, и водители не включали в жару печки. Было удобно. Но сейчас в городе только синие автобусы…
Жургизбай печально кивнул и нарисовал над двумя квадратами, обозначающими кланы воинов, прямоугольники несколько большей величины.
- Равновесие нарушилось на уровне правителей, - пояснил он. – На протяжении нескольких поколений городом правило общество «Ангран лие де си», что по-русски означает - Великая Ложа Бордюра и Пилы. Но вот уже более полугода, как к власти неизвестным нам путем пришел мрачный средневековый Орден Черных Копателей. И Братство Крылатых Всадников перешло на его сторону. На практике это значило, что все тендеры отдали двадцать шестому автобусному парку – а там и окопались эти проклятые Синие Воины. Хороша была Ложа Бордюра и Пилы, или плоха – люди говорили разное, но, по крайней мере, при этих правителях Зеленый Легион имел средства к существованию. Сейчас же нас просто выбросили, как ненужную вещь, наши автобусные парки разорили и разрушили полчища их наемных хунвейбинов, и нам стоило больших трудов спрятать остатки машин и оборудования в нескольких секретных местах, к которым относится и это пустующее депо. Вы сами видели, в каком мы плачевном состоянии. Но мы не сдаемся. Мы регулярно ездим на их маршруте, прислушиваемся, собираем улики. Если мы накопим доказательства, что тендеры проводятся незаконно, а 26-й автобусный парк – это сборище негодяев, мы сможем отправиться в столицу и попытаться отстоять наше право на существование. А ваша команда нам показалась подозрительной, потому что вы тоже ко всему присматривались и записывали, а потом и вовсе пришли в наше логово. Так что не обессудьте, что пришлось вас обездвижить и связать.
- Да, печальная история… - пробормотала я.
- Понимаю, с первого раза в это не верится, - улыбнулся Жургизбай, окинув нас проницательным взглядом. – Да я и не прошу вас поверить. Вы многое видели своими глазами. Все Синие Воины поголовно сидят на таблетках метамфетамина. Они производят его по германскому рецепту времен Второй Мировой войны и называют «первитин». Наркотик дает рядовым солдатам нескончаемую энергию и неустрашимость, а их главари легко таким образом держат подчиненных в узде – попробуй прекратить глотать первитин хоть на несколько дней, ну, вы сами понимаете, что случится с таким человеком. Они по двадцать минут стоят на остановках, где принимают таблетки – ровно столько времени необходимо, чтобы у них произошел полноценный наркотический «приход» …
- А почему не все автобусы берут пассажиров? – спросила я. – Можно даже сказать, что только очень немногие из них работают на линии – остальные ездят туда-сюда пустые, это ведь бессмысленно…
Жургизбай закатил глаза и простодушно засмеялся. Потом взял себя в руки:
- Прошу прощения, не удержался. Так вы еще не поняли, что весь 101-й маршрут – это одна большая фикция, прикрытие, легенда? И что это – ключ ко всему безобразию, происходящему в нашем городе на протяжении стольких месяцев?
- Ну, вообще-то, да, - я развела руками. – У нас не было так много времени, как у вас, чтобы разобраться в этом. И потом, нам помешали. Кто-то ударил нас по голове и связал…
- Вы теперь это всю жизнь будете мне припоминать? Ну ладно, мне придется вам помочь, приоткрыть, так сказать, завесу тайны. С древних времен главный смысл существования Ордена Черных Копателей – это сбор железа и прочих металлов. Приходя к власти в любом месте, они объявляют металл вне закона, сносят все ограды, ворота, машины и прочие металлические конструкции. Знакомая картина, правда?..
- Этому есть объяснение, - предположила я. – Официально наш город является экопоселением, и ни о каком Ордене Копателей я никогда не слышала. А как же староста, ну, этот, босоногий, одетый в капусту?
- Староста и экопоселение… - покачал головой Жургизбай. – Вы хоть раз его видели? Это же комедия: мальчик, играющий на саксофоне и непрерывно разглагольствующий о здоровом питании, велосипедных дорожках и прочей ерунде. Орден мог бы придумать легенду получше.
- Считаете, что вся идея экопоселения – просто прикрытие? А истинные хозяева положения – ваши копатели?
- Не считаю, а знаю, - заверил меня собеседник. – Орден никогда не выступает открыто, их стихия – подводные течения. В этот раз у них какое-то там секретное соглашение с Крылатыми Всадниками. Во всех синих автобусах есть второе дно и полости под крышами. Там они перевозят металл, метамфетамины, а также, как мы думаем, у них есть специальные автобусы-труповозки. Вы ведь обратили внимание, что люди пропадают уже много месяцев подряд, и это, как правило, не согласные с режимом Черных Копателей. А за изъятые ворота и ограды жителям никто компенсаций не предлагал, их просто увозят в неизвестном направлении. Неужели никто из вас, обывателей, ни разу не задумался, куда делся весь металл? И все эти трамваи, рельсы, троллейбусные провода – вы представляете, сколько тонн металла можно собрать с двухмиллионного мегаполиса?
- Зачем им столько железа?
- А-а-а! – протянул Жургизбай, подняв указательный палец и придав лицу многозначительное выражение. – А вот это – правильный вопрос! Вы почти докопались до истины!
- И в чем же истина? – растерянно спросила я.
Жургизбай промолчал и неожиданно предложил:
- Хотите посмотреть нашу технику?
Он провел нас в далекий ангар, внешне создававший впечатление чего-то страшного, заплесневелого и брошенного людьми лет двести назад. Внутри ангара, однако, было чисто, и стоял характерный для автомобильных боксов запах солидола и различных масел.
Нашему взору открылись четыре автобуса средней величины. Они утеряли благородный изумрудный оттенок и вместе с угрожающим бездонно черным цветом обрели новые линии кузова. Автобусы ощетинились торчащими во все стороны острыми балками, кольями и пулеметными дулами. В таком виде они напоминали пустынную армию Безумного Макса.
- Мы усилили конструкции всех машин, - с гордостью отрапортовал Жургизбай. – Теперь каждый из этих автобусов может выдержать прямое столкновение с большегрузной фурой. Много железа потратили на ходовую часть и боевые рубки. И, конечно же, заменили на всех машинах двигатели. Теперь внутри них рычат настоящие звери. Если бы Черные Копатели узнали, сколько мы припрятали железа, они бы умерли от зависти.
- А где гарантия, что они не узнают? – спросил Берик.
- Да, такой гарантии нет, - кивнул Жургизбай, посмотрев на него с сомнением. – До настоящего момента все шло гладко. Если вы, конечно, не проболтаетесь…
Берик понял, что перегнул, и промолчал в ответ.
- Мы не храним все яйца в одной корзине, времена не те, - продолжал Жургизбай. – Здесь только небольшая часть нашего парка. Зато тут представлены все основные типы наших машин: Бронированный Пазик, Панцер-КаВЗ, Рогатая Газель и, конечно же, китайская боевая телега, именуемая «Мудан». При тюнинге наши ребята попросили оставить загнутые вперед зеркала заднего вида, за которые его прозвали Бешеным Зайцем. Хотя при этом он все же остается редкостным Муданом, - проблем в обращении с ним больше, чем со всеми остальными.
Я потрогала черные бока автобусов, обшитые тяжелыми листами блиндирования, оценила пулеметное вооружение и осведомилась:
- Вы что, на войну собрались?
- У нас не остается другого выхода, - кивнул Жургизбай. – Патрули Крылатого Братства и полиции с каждым днем зажимают нас все сильнее. Скоро, думаю, нам придется выступить. Вот почему сотрудничество с вами так важно для нас. Мы знаем, что железная дорога не подчиняется Черным Копателям, иначе они давно бы уже содрали все рельсы в стране и переплавили бы тепловозы в листовую сталь. Прошу вас - сведите меня с вашим куратором, мне очень нужны связи в вашем ведомстве. Наши автобусы нуждаются в топливе и дополнительном бронировании, - все это есть у железной дороги. Просто устройте мне встречу, а дальше я сам все сделаю. Поверьте, у нас одна дорога…
Вдохновенную речь Жургизбая прервало внезапное появление Шопырбека – он был очень взволнован.
- Что случилось? – спросил старший брат.
- Нас атакуют, - захлебываясь, поведал маленький.
- Кто, как? – всполошился Жургизбай.
- Идемте скорее, похоже, нас обложили. Их очень много! – прокричал Шопырбек и бросился вон из ангара.
Мы с Жургизбаем переглянулись и ринулись за ним.
6.
Мы подбежали к основному зданию депо. Тут уже собралось несколько десятков зеленых легионеров. Они сжимали в руках колья, штыковые лопаты, ломы и другое холодное оружие, и напряженно вглядывались в ту сторону, где раньше были ворота депо. На знакомом нам стуле с летней площадки снова восседала покинувшая нас нищенка. Она успокоилась и даже напевала детскую песенку.
- А она что тут делает? – спросил Берик.
- Это Виктория, наша сестра, - очень серьезно отозвался Шопырбек. – Ваши трамвайщики ее изгнали, а мы приняли в наше братство.
- Ее никто не изгонял, - возразила я.
- Потом поговорим, - шепнул Жургизбай. – Нашли, о чем спорить. У нас, вообще-то, есть дела поважнее.
Вечернее небо заволокло тучами, и из пугающей мглы доносились непонятные звуки, похожие на шарканье. Звуки приближались. Жургизбай подозвал одного из легионеров и велел выводить автобусы сквозь черный ход.
- Что, все так серьезно? – спросила я.
- Я знаю эти звуки, - пояснил старший брат. – Похоже, они нас накрыли, а значит, эту базу придется оставить.
- Кто – они?
Вместо ответа Жургизбай указал взглядом вперед. Я посмотрела в сторону входа в депо и увидела, как оттуда нестройной цепью выезжает десятка три полицейских на детских машинках – толокарах. Они неуклюже отталкивались ногами от земли и передвигались со скоростью черепахи, однако бросить машинки и атаковать в пешем строю не могли – это им запрещали инструкции.
Я не могла сдержать улыбку.
- Вы что, их боитесь?
- Я боюсь не их, а того, кто явится вслед, - ответил Жургизбай, и в его голосе чувствовалась обреченность.
Полицейские остановились, и один из них проорал в ручной мегафон:
- Поступила оперативная информация о нарушении законодательства о собраниях и комендантского часа. Вам должно быть известно, что любые не санкционированные сборища в количестве более пяти человек приравниваются к государственной измене. А если не известно, это все равно не освобождает вас от ответственности. Если вы храните запрещенные предметы, металл, сотовые телефоны, и во всех остальных случаях, - приказываю выйти с поднятыми руками и сдать все в бюджет экопоселения. Согласно административному кодексу, при добровольной сдаче срок исправительных работ по посадке свеклы и рапса в экологическом хозяйстве имени Полпотбая Пирметова для вас составят не пять лет, а всего лишь четыре года, одиннадцать месяцев и пятнадцать дней. Даю вам на это двадцать секунд. Я начал отсчет: двадцать, девятнадцать…
К нам подбежал парень в спецовке и сообщил:
- Ворота с черного хода перекрыты, там полицейские патрули. Вывести машины без боя не сможем.
- Вот они… - Жургизбай хотел выразиться, но сдержался, посмотрев на меня. – Шопырбек, отправляйся туда, а мы здесь организуем небольшое веселье. Как только патрули от черного хода подтянутся сюда, сразу же выводите автобусы и отправляйте их на третью базу.
Шопырбек ушел, а Жургизбай окинул взглядом легионеров и энергичным, но совершенно не боевым тоном воскликнул:
- Ну что, водилы? Покажем им, чья это собственность?
В ответ раздался общий яростный рев, и разгоряченные легионеры бросились в контратаку на толокары. У входа в депо началась форменная свалка. Полицейские несколько минут отбивались от наседавших на них водителей дубинками, а затем, получив изрядную порцию тумаков, позорно бежали, оставив свои толокары в качестве трофеев. Легионеры радостно завопили, но Жургизбай быстро их успокоил и остановил наиболее ретивых, бросившихся вдогонку за полицейскими.
В темноте раздался новый звук: громкий размеренный стук, словно копёр средних размеров забивал в грунт сваи. С каждым стуком легионеры по знаку своего вожака медленно отступали к зданию депо.
Не успели. Стук прекратился, и из мглы прямиком в центр отряда водителей упал небольшой тяжелый пакет. Жургизбай посмотрел на него и крикнул:
- Бежим! – но в то же мгновение пакет взорвался у ног Жургизбая и разнес нашего нового знакомого на тысячу кусочков. Около десятка легионеров попадали с ног, другие подхватили их под руки и потащили к депо.
Вслед за первым пакетом из темноты вылетело еще два, они разорвались с еще большей силой, но на этот раз не принесли вреда: водители успели отступить, и только разбросанные толокары и останки почившего Жургизбая напоминали теперь о произошедшей на этом месте недавней драке.
Затем начался абсолютный ад. Возле зданий и внутри них один за другим раздавались мощные взрывы, стены депо рушились, падали сраженные осколками легионеры. Мы с Бериком сцепили намертво ладони и носились в этой круговерти дикой парой, не видя ничего в темноте и не в силах найти выход.
Неожиданно взрывы прекратились. Спотыкаясь об убитых и раненых, мы с Бериком на ощупь пробирались сквозь клубы дыма и столбы пыли. Откуда-то слева послышался уже знакомый размеренный стук. Он приближался с пугающей скоростью, и внезапно мне стало ясно, что это не просто стук, а топот ног неизвестного, но ужасного исполина. Мы бросились прочь от этого топота, но уперлись в стену одного из зданий трамвайного депо. Около минуты мы пробирались вдоль стены, словно слепые, но далеко нам уйти не удалось.
Неимоверная сила швырнула меня к стене, а потом мою шею обхватили огромные пластмассовые клещи. Я попыталась их оттолкнуть, но клещи сжались с еще большей силой. Затем меня подбросило в воздух, и я так и зависла в этой петле в полуметре от земли. Чтобы не задохнуться, пришлось подтянуться на руках и висеть в такой позе, пребывая в полной беспомощности и глядя, как недалеко точно так же корчится Берик, подвешенный на второй гигантской клешне.
- Мы… сдаемся… - смогла прохрипеть я, и это был последний воздух в моих легких.
Клешни раскрылись, и мы с Бериком рухнули вниз, как два полупустых бурдюка. Пока мы охали и пытались собрать наши пострадавшие кости, из пыли и дыма к нам вплотную приблизилось нечто. В первое мгновение я не могла найти подходящее слово, чтобы хоть как-то идентифицировать это – то самое, что к нам подошло. Машина? Здоровяк? Самоходный строительный кран? Больше всего явившийся из дыма исполин напоминал, как ни странно, игрушечного робота из далекого детства: такой же прямоугольный, пластиковый, смешной, раскрашенный в веселые цвета: голубой, красный, белый… Только ростом этот робот был не менее трех метров, и добротой совершенно не отличался. Второе стало понятно в тот момент, когда робот вытащил из большой корзины пакет с взрывчаткой и электронным голосом предупредил нас:
- Вы обвиняетесь в контрабанде металлом. Предлагаю выдать весь укрываемый вами запрещенный товар, иначе вы будете распылены с помощью бризантного взрывчатого вещества. Даю вам двадцать секунд, после чего приведу в действие детонатор.
- Нет у нас никакого металла, офицер, - сказал Берик. – Поищи других подозреваемых…
- У вас осталось пятнадцать секунд, - отреагировал робот, и нам стало предельно ясно, что этот кусок пластика не задумается, прежде чем отправить нас на тот свет.
Нам повезло. Когда робот бесстрастно объявил, что до нашей смерти осталось менее пяти секунд, из клубов дыма появилась взволнованная Акшагуль. Она смело закрыла нас своим телом, выставила вперед раскрытое служебное удостоверение, и, смотря роботу прямо в красные окуляры, спросила:
- Ну, что ты теперь скажешь, жестянка?
Робот слегка наклонил огромную голову, в течение мгновения рассматривая нового персонажа. Затем обратился к девушке:
- Гражданка, вы обвиняетесь в оскорблении офицера полиции при исполнении им служебных обязанностей. Перед вами полицейский робот «Толокоп-ИП-1». Изделие выполнение с максимальным использованием пластика, композитных и экологически чистых материалов. Металл во мне содержится только в некоторых элементах скелета, микросхемах и стандартном оборудовании, не являющемся частью конструкции. В связи с чем ваше обращение классифицируется как оскорбление должностного лица, и в соответствии с действующими инструкциями профильного ведомства вы подлежите немедленному распылению.
- Ага, давай, попробуй, - невозмутимо предложила Акшагуль, даже не пытаясь сдвинуться с места.
Робот сделал движение вперед, но тут же остановился, словно упершись в невидимую стену. Затем Толокоп дернулся всем корпусом, судорожно отодвинулся и обвис. Внутри его пластикового механизма раздался печальный свист.
- Что, слегка неймется? – заботливо спросила девушка. – Шестеренки заело?
- Во мне нет шестеренок, - плаксиво ответил робот. – Пластиковый экзоскелет, созданный с помощью нанотехно…
Толокоп замолчал на середине фразы. Его веселые лампочки погасли, а пакет с гексогеном автоматически втянулся внутрь боевой корзины. Акшагуль сочувственно погладила робота по огромной ноге и заметила:
- Ну прости, ты, кусок пластика. Понимаю, что вмешиваюсь в твою деятельность, но ведь и я тоже при исполнении.
Я осторожно посмотрела из-за плеча Акшагуль на присмиревшего Толокопа и шепнула:
- Привет, давно не виделись. Как это ты его смогла успокоить? Ты бы видела, что он тут до этого творил.
- Я видела, - прошептала девушка. – Это ведь я и вызвала полицию. Вы думали, мы вас тут бросим с этими грязными бандитами?
- Вообще-то, они оказались вполне нормальными… - возразила я. – У нас уже с ними была почти достигнута важная договоренность, но… забудь, похоже, нам пора отсюда убираться.
- Что за договоренность? – заинтересовалась девушка. – Это как-то может помочь нашему расследованию?
- Могло помочь, - уточнила я. – Но, учитывая, что человека, с которым мы говорили, несколько минут назад разорвала на куски взрывчатка этого робота, нам лучше очень быстро отсюда убираться, пока не пришел психически неустойчивый брат этого человека… В общем, долго рассказывать, ты можешь нас отсюда вывести? Пока этот робот стоит перед нами, я побаиваюсь выходить из твоей тени.
- Хорошо, тогда продолжайте стоять за мной и очень медленно, по стеночке, двигаемся в сторону…
Но не тут-то было. Только мы двинулись, как Толокоп ожил и последовал за нами.
- Понятно, - разочарованно пробормотала Акшагуль, останавливаясь. – Так просто он от нас не отстанет.
- Он же тебя слушается, скажи ему, чтобы стоял на месте, - пискнул Берик, старательно пытаясь сложиться в комочек за спиной девушки.
- Он меня не слушается, - прошептала Акшагуль. – Он не может причинить мне вред.
- Почему? Вы что, подружились?
- Скажешь тоже. Ну, в общем, так получилось, что я принимала участие в создании этой груды пластика.
- Интересные вещи узнаем друг о друге. Ты что, робототехник?
- Да нет, в технике я не разбираюсь. Это был проект профильного министерства, а деньги выделяло правительство. Вы же знаете, в таких случаях создают большие комиссии из представителей разных органов, чтобы было потом на кого спихнуть ответственность в случае чего. Я в той комиссии отвечала за налоговый контроль. Как-то мне попался на глаза листок с директивами этого робота. И я решили преподнести полиции маленький подарок от налогового комитета…
- Что за директивы?
- Правила, согласно которым он действует в реальной жизни. В комиссии решили не изобретать велосипед, а просто внедрили в его пластиковые мозги основные директивы стандартного этического кодекса местной полиции Аякталдинского района Курдыбурдинской области – указанный район был признан лучшим по итогам прошлого года - по раскрываемости преступлений в среде тяжких сэлфи, сопряженных с особым цинизмом, и хищений пирожков в школьных столовых, а это, как известно, наиболее опасные преступления согласно решениям восемьсот сорок девятого пленума министерства. Там в комиссии собралась веселая компания, работать было скучно, поэтому некоторые из директив для легкости усвоения облекли в форму народных пословиц и поговорок…
- Интересно бы почитать.
- Я отксерила себе копию на память, дам почитать потом…
- А что за подарок от налогового комитета?
- Все очень просто: в Толокопа по моему настоянию загрузили секретную директиву, согласно которой ему запрещено действовать против налоговых инспекторов. А вот приказывать ему я, к сожалению, не могу…
- Как же мы от него избавимся? Сейчас еще и друзья его приедут на своих детских машинках.
- Там за оградой никого уже нет, все в страхе разбежались. А вот он не уйдет просто так, ведь согласно моему заявлению в этом депо хранятся большие запасы металла, а это его основная задача на данный момент – искать железо.
- Что же делать?
- Возьми деньги у Берика…
- Чего? – прошипел Берик, даже привставая от возмущения.
- Это единственная возможность отправить его восвояси. Или вы тут хотите всю ночь проторчать, а потом он все равно ваши карманы выпотрошит?
- Ты что, он же полицейский!
- Вот именно!
- Хватит болтать, давай деньги! – прошептала я.
- Пусть она сама ему деньги дает!
- Ты знаешь, что происходит, когда мне в руки деньги попадают! – сказала Акшагуль. – Поэтому держи их крепко, не выпускай, дашь Тамаре, как только я закончу переговоры.
- Какие переговоры?
- Ну, не переговоры, а скорее торг… - и Акшагуль обратилась к Толокопу: - Господин офицер, я намерена отозвать свое заявление. В этом депо нет металла и других запрещенных предметов.
Толокоп вновь засветился лампочками и заявил:
- Статья четыреста девятнадцатая уголовного кодекса – заведомо ложный донос о совершении преступления наказывается…
- Может, договоримся?
Последняя фраза произвела на робота магическое воздействие. Он засиял самыми яркими красками и даже начал заметно пританцовывать.
- Вы ведь в курсе, это очень тяжкое преступление…
- Сто долларов, - быстро проговорила девушка.
- Тысяча, - робот моментально переключился на режим торга.
- Хорошо, сто пятьдесят.
- Девятьсот, и считайте, что я очень добрый.
- А скидки у вас предусмотрены?
- Какие скидки? Средства на техобслуживание выделяют очень мало, а мне надо поддерживать себя в постоянной форме. И потом, перебои с электричеством постоянные…
В течение пятнадцати минут Акшагуль виртуозно скинула цену до трехсот долларов. Робот картинно вздохнул, и в его гигантской ноге открылось окошечко со счетной машинкой, очень похожее на полость для приема денег в банкомате. Я вырвала деньги из рук упиравшегося Берика, добавила свои и положила в окошечко, после чего едва успела отдернуть руку, – дверки окошечка закрылись с огромной скоростью, щелкнув, как зубы агрессивной акулы, и, если бы не моя реакция, ходить мне сейчас без правой кисти.
Получив деньги, Толокоп немедленно удалился за ограду депо. Еще долго в темноте слышался его мощный топот, а потом все звуки стихли.
Пыль и дым к тому времени улеглись, и из различных укрытий начали выходить уцелевшие легионеры. Они подбирали павших и раненых товарищей и уносили их к зданию администрации. В атмосфере общей скорби мы не смогли уйти, не разделив с этими людьми их печаль. Хорошо, что никто из них не подозревал, кто на самом деле вызвал полицию... На место гибели Жургизбая пришел его мрачный брат. Хмуро оглядев останки вожака легионеров, он дал задание собрать их для похорон, а затем обратился к нам:
- Он уже много раз спасал мне жизнь. И каждый раз так – сам остается в опасности, а меня отправляет вроде бы на важное задание, а на самом деле, чтобы уберечь от беды. Вот и в этот раз…
- А как автобусы? – спросил Берик.
- Что? – не понял сначала Шопырбек. – А, ты про это. Ну да, автобусы мы вывели, как только брат отвлек на себя патрули, с этим все в порядке.
- Что теперь будете делать?
- Ну, первым делом надо организовать похороны. А потом я найду тех, кто за всем этим стоит. Я так понимаю, брат вам все рассказал, так что тайн у нас теперь друг от друга нет. Можно было бы найти этого робота-полицейского, но он всего лишь орудие в руках тех, кто всем этим заправляет. Вы уже в курсе, что они сидят в автобусном парке. Собирают металл, хотят выпустить на свет старинное зло…
- А можно уточнить, что это за зло? – спросила я. – В каком конкретно виде, имею в виду? Ведь это и есть та самая цель, к которой стремятся Черные Копатели?
- Не знаю точно, мы с братом как раз и пытались это выяснить, - признался Шопырбек. – Но думаю, они там, в парке, собирают нечто вроде огромной машины, с помощью которой надеются захватить власть во всем регионе, а может, и мире. Во всяком случае, все их древние манускрипты направлены на порабощение человечества.
- Вы читали их манускрипты?
- Я не читал, но мой брат кое-что из этого видел. Знаете, в нашем Легионе принято посвящать в тайны ступенчато и по старшинству. Жургизбай в свое время часто ездил на семинары в Россию, где ему многое рассказали, а вот мне все это известно только с его слов. Зато я прекрасно знаю техническую часть, и когда мы обрушим на их парк всю мощь наших легионов, ничто нас не остановит. У нас тоже найдется взрывчатка, и в куда большем количестве, чем у полиции. Давно следовало это сделать, только брат меня сдерживал…
- И когда вы нападете?
- Сразу же, как только завершим похороны. А вы можете идти к своему начальству и доложить, что скоро искать в двадцать шестом автобусном парке будет нечего. Я сотру его с лица земли.
На город уже опустилась ночь, но смуглое от природы лицо Шопырбека в этот момент было темнее самой беспросветной мглы.
Мы вышли из разрушенного депо. За оградой к нам присоединился, как обычно, невозмутимый Дастан.
- А ты где был, когда мы деньги платили? – спросил Берик. – Не мог помочь, что ли?
- Если б знал – помог, - ответил Дастан.
- Да, если мы так и дальше будем вести дела, скоро без копейки останемся, - заметила я.
- Следователь обещал возмещать наши непредвиденные расходы, - вспомнил Берик. – Надо будет завтра связаться с ним и представить счет. Я свои личные деньги не собираюсь тратить на служебные дела.
- Это само собой, как раз завтра мы с ним и свяжемся. А вы слышали, что сказал этот водитель в кепке? – обратилась ко всем Акшагуль. – Они собираются нападать на парк и стереть его с лица земли. Это значит, нам надо максимально ускориться и завершить задание, иначе не получим основную часть оплаты от следователя. Начнем завтра с раннего утра, поскольку скоро, чувствую, нечего будет искать.
- И что мы будем делать?
- У меня есть один план, мы его обговорили с Дастаном, пока ходили в полицию.
- С Дастаном? – мы с Бериком взглянули на невозмутимого члена нашей команды с большим сомнением.
- Да, большинство людей именно так на него и смотрят, - согласилась Акшагуль. – Видят его недостатки, но не замечают достоинств. А главное его достоинство – он неуязвимый.
- И что с того? – хмыкнул Берик.
- А вот что, - сказала Акшагуль и посвятила нас в свой хитроумный план.
Примечание к главе 6.
Позже Акшагуль, как и обещала, дала мне копию основных директив Толокопа. Ниже я привожу наиболее интересные выдержки из этого редкого документа:

Изделие полицейское Толокоп-ИП-1.
Прототип бета-версии для действия в городских условиях.

1. Основные директивы:
1.1. Служить своему начальнику;
1.2. Защищать себя;
1.3. Соблюдать закон, если рядом видеокамера;
1.4. Гражданин всегда не прав;
1.5. Все, что не разрешено, запрещено; а запрещено вообще все.
1.6. (секретно).

2. Расширенные директивы (следствие из основных):
2.1. Сделал дело – гуляй смело; после нас – хоть потоп. Данные директивы применяются в связке. Разъяснение: Преступления совершаются в соответствии с планом районного отдела. Выполнил план на сегодня – можешь отдыхать с чистой совестью. Преступники не будут  превышать количество происшествий, спущенных сверху в соответствии с инструкциями отраслевого ведомства.
2.2. Заботься только о себе и о своем кармане.
2.3. Дави слабого, опасайся сильного, раболепствуй перед вышестоящим.
2.4. В любой непонятной ситуации спасайся бегством.
2.5. Бери все, что плохо лежит.
2.6. Кто успел, тот и съел.
2.7. У каждого своя цена. Разъяснение: начинай торг с суммы, завышенной в три раза по сравнению с предполагаемыми возможностями подозреваемого.
2.8. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Разъяснение: никого не отпускай просто так, свобода стоит денег. Однако к каждому субъекту необходим индивидуальный подход с учетом возраста, национальности, одежды и других явных внешних факторов.
2.9. Моя хата с краю. Разъяснение: не во все ситуации надо влезать, особенно если ситуация явно не принесет выгоды.

3. Список самых опасных потенциальных преступников (задерживать в любом случае, отпускать только после тщательной проверки и с обязательным соблюдением пунктов 1.4, 1.5, 2.7 и 2.8):
3.1. Старички с палочками. Опасны в категории: холодное оружие.
3.2. Бабки с тележками. Опасны в категории: наркокурьеры, взрывчатка.
3.3. Подростки, делающие сэлфи. Опасны во всех категориях.
3.4. Дети до десяти лет. Крайне опасны и подозрительны во всех категориях.
3.5. Беременные женщины. Проверять на наличие шахидского пояса в особо крупном размере.
3.6. Среднеазиатские торговцы зеленью и овощами. Примечание: при применении пункта 2.7 будут давить на жалость и приводить доказательства своей бедности, склоняя полицейского к применению пункта 2.8. В таком случае проверить особый внутренний карман трусов, в котором данная категория нарушителей всегда носит приличную сумму денег.

Список стандартных фраз для общения с лицами категории «3»:
1. Вы сами виноваты в том, что с вами произошло.
2. Я не собираюсь извиняться.
3. Это не в моей компетенции.
4. Мы будем жестко реагировать…
5. Можете не открывать нам двери – мы все равно найдем и способ, и статью.

4. Список нежелательных контактов (система обнаруживает их самостоятельно и обходит за несколько кварталов, в случае неожиданного контакта робот включает режим стэлс-невидимости и незаметно удаляется со сверхзвуковой скоростью, на безопасное расстояние, с обязательным соблюдением пунктов 1.2, 2.4 и 2.9):
4.1. Группы с огнестрельным оружием.
4.2. Рецидивисты.
4.3. Похитители автомобильных зеркал.
4.4. Разбойники и грабители.
4.5. Вооруженные убийцы.

Список стандартных фраз для общения с лицами категории «4»:
1. Я тут ни при чем.
2. Я просто мимо проходил.
3. Мне неприятности не нужны.
4. Все люди братья, все должны помогать друг другу.

Список стандартного оборудования Толокопа:
- Машинка для счета купюр;
- Мощный радар, способный обнаружить деньги в радиусе пятисот метров;
- Набор лент и резинок для упаковки денежных купюр;
- Пакеты и коробки для денег;
- Вакуумный упаковщик банкнот;
- Детектор валют;
- Счетчик монет;
- Пластиковая взрывчатка в корзине;
- Переносная катапульта для метания взрывчатки.
7.
Идея была простой и опасной, и Дастан в самом деле казался единственным человеком на земле, подходящим для совершения этой авантюры.
Автобусы на 101-м маршруте начинали ходить ранним утром; я подозреваю, что некоторые из них работали круглосуточно: как раз те, что занимались разными темными делами. Именно такой автобус мы и решили подстеречь в километре от двадцать шестого парка.
Погода стояла промозглая; дул холодный ветер, моросил дождик. Уличные фонари во всем городе забрали на металл еще несколько месяцев назад, а отсутствие электричества превращало ночь в абсолютно непроницаемую мглу. Только небольшое розовое зарево на востоке разгоняло темноту, да и небо начинало понемногу сереть: наступало неприветливое, тяжелое утро.
На остановке, состоящей из одной деревянной скамейки, кроме нас, не было ни души. Город казался обезлюдевшим и покинутым, только уханья совы не хватало для создания полной картины сельской глуши.
Вдали запрыгал огонек: по трассе к нам приближалась одинокая машина. Учитывая общий запрет на автомобили, это мог быть только 101-й рейсовый автобус. Мы забились в придорожные кусты, спугнув там целую свору огромных крыс; только одинокая фигура Дастана продолжала бдеть на остановке. Его круглые очки светились в приближавшихся фарах автобуса, а толстенький животик заметно подрагивал от холода и осознания предстоящего подвига во имя общего дела.
Никто из нас до конца не верил, что Дастан на самом деле решится на этой шаг. Но он это сделал. Когда автобус был метрах в пятидесяти от остановки, Дастан выбежал на дорогу и принялся махать руками, изображая спешившего пассажира. Автобус недовольно загудел и прибавил скорость. Тогда Дастан бросился на середину дороги и попал под колеса.
Интересно, что автобус даже не пытался затормозить. Дастан отлетел от удара метров на десять, потом автобус еще протащил его под собой порядочное расстояние, и только когда водитель понял, что эта туша мешает движению, завизжали тормоза, и огромная синяя машина нехотя остановилась.
Даже зная о неуязвимости Дастана, мы с трудом верили, что после такого наезда от него что-то останется. Мы опустили головы и иногда смотрели друг на друга с большим чувством вины, как соучастники преступления.
Двери автобуса открылись, и на дорогу спрыгнули два человека в черном одеянии. Они извлекли из-под колес неподвижное тело Дастана, с минуту совещались, а потом открыли нижнюю панель автобуса, где обычно возят багаж, и запихали покойника туда. Затем автобус быстро скрылся в направлении парка.
- Ты по-прежнему уверена, что  это была хорошая идея? – обратился Берик к Акшагуль.
- Нет, теперь уже не уверена, - прошептала девушка, потрясенная сценой безвременной гибели товарища.
- Что будем делать? – спросил Берик. – Может, пока нас никто не видел, вернемся по домам? Вряд ли нас обвинят…
- Хватит! – оборвала его я. – У нас есть план, и мы должны ему следовать.
- Вы думаете, что после такого он сможет подняться?
- Я повторяю – мы должны действовать по плану.
Берик пожал плечами, и мы понуро отправились вдоль дороги к двадцать шестому парку. Не доходя ворот, свернули направо и долго брели вдоль ограды. Потом ждали часа полтора у двери, которую приметили еще во время нашего первого обхода вокруг автобусного парка.
Дождь прекратился, и уже стало довольно светло.  Камер на ограде не было, но стоять так на виду все равно было неприятно. Нас легко могли увидеть, и нетрудно представить, что с нами в таком случае сотворили бы не отягощенные моралью и перманентно находящиеся под воздействием наркотиков Крылатые Всадники.
- Ну что ж, - проговорила Акшагуль, в сотый раз посмотрев на часы. – План был хорош… Думаю, пора уходить…
Даже я в этот раз не стала ее отговаривать. Осознавая, что это конец не только плана, но и всей нашей безумной миссии, мы в самом траурном настроении поплелись обратно к дороге.   
Позади нас раздалось тихое лязганье и скрип засовов. Не веря своим ушам, мы бросились обратно и обнаружили дверь приоткрытой. За дверью нас встретил грязный, измученный, побитый, но живой и здоровый Дастан.
Не обращая внимания на грязь, мы с Акшагуль обняли его и тут уж не пытались сдержать слезы. Берик стоял рядом и качал головой, все еще не в силах прийти в себя от демонстрации беспредельных возможностей человеческого организма.
- Да прекратите вы, - устало сдерживал нас Дастан. – Вы меня сейчас задушите.
- Верно, ему и так досталось, - опомнилась Акшагуль.
- Заходите внутрь, - торопил Дастан. – Они не должны видеть эту дверь открытой.
Он запер дверь на три огромных засова. Мы оказались посреди целого леса громадных контейнеров.
- Чуть не умер, пока нашел эту дверь, - сказал Дастан.
- Вернее, умер, - поправил его Берик. Акшагуль толкнула его за проявленную бестактность, но Дастан не обиделся, поскольку был неуязвим не только физически, но и во всех остальных аспектах.
- Я не знаю, как у меня это получается, - оправдывался он. – Помню, вышел на дорогу, потом сильный удар и темнота. Очнулся в темном помещении, меня куда-то везли. Открыли, вытащили меня и кучу ржавых железок – похоже на ограду палисадника. Железо повезли в одну сторону, а меня на тележке – в другую. Открыли вонючий сарай и бросили меня в дикий холод. Темно, мороз продирает, а я поднялся и иду по каким-то бревнам. Вижу – маленькое оконце, оттуда свет идет. Подошел ближе и смотрю под ноги, а сарай весь забит замороженными трупаками. Их там несколько сотен, не меньше. Нашел дверь, открыл ее и вылез – изнутри ничем не было закрыто. Ну да, вряд ли мертвецы будут пытаться вылезти, особенно если их превратили в морозные бревна. Потом долго бродил по местности, прятался от людей и автобусов. Еле сориентировался, куда идти…
Пройдя зону контейнеров, мы вышли на окраину широкой асфальтированной площадки, где стояло множество синих автобусов. Справа были склады, куда при нас с автобусов сгружали металлолом. Слева виднелось высокое длинное здание, показавшееся мне очень похожим на вокзал. Мы решили пойти к этому зданию, чтобы проверить мою догадку.
Сначала мы крались вдоль забора, прячась за подсобными строениями. Потом в одной из бытовок нашли склад спецодежды и, по совету Дастана, напялили на себя желтые дорожные жилеты со светоотражающими элементами, белые строительные каски и огромные защитные сапоги, в которые наши ступни свободно поместились вместе с обувью. Нацепив оранжевые защитные очки и мягкие беруши, цепляемые особыми шнурками к каске, мы окончательно мимикрировали под складских работников и теперь уже открыто направились к зданию предполагаемого вокзала. На то, что это вокзал либо депо, указывали многочисленные рельсы, сходившиеся с разных концов парка к данной точке.
Охраны тут не было, зато во множестве сновали рабочие в таких же ярких одеяниях, как мы. Мы свободно вошли в длинный ангар и тут разом остолбенели. Перед нами во всей красе, на новеньких рельсах и мощном бетонном постаменте, предстали все семнадцать трамваев нашего депо, соединенные в один длинный состав. Здание оказалось не совсем вокзалом, скорее его можно было назвать ремонтным цехом, в связи с наличием большого количества мостовых кранов и прочих подъемных механизмов. Пройдя вдоль состава, мы поняли причину ремонта. Трамваи в этом цеху лишали их родных колес, а взамен цепляли к ним те самые колесные пары, которые неизвестные воры увели у железнодорожного ведомства. Впрочем, мы уже догадывались, кто были те воры, - уж слишком все теперь было прозрачно. Нападение на фуры произошло на пути следования 101-го рейса, а все шестьдесят восемь пропавших колесных пар обнаружились в автобусном парке. Было, правда, не понятно, зачем понадобилось снимать трамвайные колесные тележки и приделывать к трамваям железнодорожные колеса. Хотя рельсы, проложенные по здешней территории, все сплошь были железнодорожные, то есть под них состав и делали. Вот только куда они собрались на нем ехать?
Я узнала свой родной трамвай, в котором проездила долгие годы. Он был настежь открыт, сиденья внутри отсутствовали, а несколько сварщиков деловито крепили к полу непонятные упоры.
Со всех трамваев были сняты токоприемники, а в качестве локомотива выступал флагман нашего депо, удлиненный метров на десять и переделанный в тепловоз.
- Что это за ужас? – пробормотала я, не в силах вынести такое издевательство над моим любимым видом транспорта. – Зачем понадобилось трамвай переделывать в поезд? Кто до такого мог додуматься?
- Да, тут явно поработала чья-то буйная фантазия, - согласилась Акшагуль. – Но для нашего задания это не имеет значения. Мы нашли колесные пары, и теперь должны связаться с Ментыбаевым. Свою задачу мы выполнили, а как он будет возвращать имущество, нас уже не касается. Я сделала тайком несколько фотографий снаружи и внутри цеха, так что доказательств будет достаточно. Теперь, думаю, можно выбираться, пока нас не вычислила местная служба безопасности.
Мы согласились с Акшагуль, только Берик отреагировал довольно вяло. Как только мы пересекли ограду автобусного парка, он вел себя странно, отвлекался, несколько раз сворачивал в сторону от общего маршрута, так, что его приходилось возвращать. Казалось, Берик что-то искал, но в то же время пытался скрыть от нас этот факт, то есть вел собственное тайное расследование. Назад к ограде его пришлось тащить буквально силой.
Когда мы пришли в зону контейнеров, Берик снова отклонился от маршрута и свернул по направлению к складам.
- Эй, нам в другую сторону, - позвал его Дастан.
Берик остановился и посмотрел на нас безумным взглядом. Затем он внезапно сорвался с места и бросился бежать в сторону крайнего склада. Это было настолько предательски и неожиданно, что мы несколько мгновений не могли прийти в себя.
- Куда это он? – задумчиво спросил Дастан.
- Не знаю, но он всех нас подвергает опасности, - отозвалась Акшагуль.
- Может, бросим его здесь? – предложил Дастан. – Дело мы раскрыли…
- Мне тоже эта идея кажется очень правильной, - кивнула Акшагуль, которую Берик к тому времени сильно утомил своими придирками и несносным поведением.
Я тоже нехотя с ними согласилась. Хотя не в моих правилах было оставлять товарища в беде, даже такого, как Берик, но в данной ситуации он поставил под удар всю команду, а нам действительно следовало выбираться как можно скорее.
Мы возобновили движение к ограде, но в десятке метров от двери остановились и спрятались за контейнеры. У двери стояли несколько вооруженных охранников. Они внимательно изучали засовы, а старший связывался с кем-то по рации. Слышались обрывки разговора:
- Да, произошло размыкание контактов. Да, думаю, было несанкционированное проникновение на территорию. Не знаю, когда, эта дверь уже давно не используется. Понимаю, что отреагировали поздно, но хорошо, что вообще отреагировали. Мой помощник заметил мигание сигнальной лампы на резервном пульте… Так точно, понял, сейчас организуем поиск…
Мы переглянулись в страхе. Прервалась единственная ниточка, соединявшая нас с городом. Не сговариваясь, мы окольными путями покинули зону контейнеров и отправились к складам, где была надежда найти Берика и обговорить план спасения из автобусного парка. Минут двадцать мы ходили вокруг складов, рискуя быть замеченными, и, наконец, заметили промелькнувшие жилет и белую каску.
Возле большого кирпичного склада несколько десятков грузчиков выносили коробки из трех автобусов. Два менеджера в жилетах оформляли груз. Берик по стеночке прокрался к открытым воротам склада и шмыгнул туда настолько ловко, что его никто не заметил. Пока мы стояли у склада в полной растерянности, где-то вдалеке, у входа в автобусный парк, заревела тревожная сирена. Мы догадывались, что это объявили всеобщий поиск нарушителей, то есть нас. Времени на размышления не оставалось. К счастью, вой сирены отвлек менеджеров и грузчиков. Пока они совещались между собой, мы, замирая от страха, повторили маневр Берика и оказались в просторном темном помещении. Направо вел длинный коридор, куда мы и направились.
В боковом ответвлении коридора слышалась неясная возня. Мы осторожно выглянули из-за угла и застали Берика за весьма нелицеприятным занятием: он напал сзади на местного складского работника и душил его куском стальной проволоки. Мы вызволили несчастного из лап кровожадного деятеля торговли, но сразу же вслед за этим кладовщика пришлось связать и заткнуть ему рот кляпом, чтобы не позвал на помощь, причем для этого мы использовали веревку с пожарного щита, печально красневшего в конце коридора. Берик схватил ключи складского работника, но физически сильный Дастан оттолкнул его и сунул вязанку ключей в свой карман. Берик принялся вымаливать у него ключи, но тут вмешалась Акшагуль. Она пристыдила Берика и осведомилась, зачем ему понадобилось откалываться от группы и выкидывать трюк с удушением кладовщика.
- Вы не понимаете, - угрюмо ответил Берик, отворачивая взгляд. – И не поймете никогда.
- Ну хорошо, мы и не будем пытаться, - решила Акшагуль. – Как только выберемся из парка, наши пути разойдутся. Можешь действовать сам, а до той поры не смей подставлять под удар всю группу!
- Отдайте мне ключи, - попросил Берик. – Вы не знаете, в этих складах может быть… Я должен тут все обыскать.
За окнами склада послышался рев автомобильных двигателей, к которому позже добавились крики охранников.
- Похоже, нам лучше и вправду отсидеться на складе, - заключил Дастан. Он открыл боковую дверь, и мы вошли в обширное помещение с множеством контейнеров и коробок. Мы внесли в помещение связанного охранника, а Дастан аккуратно закрыл дверь на ключ.
Поскольку делать все равно нам больше было нечего, Дастан и Берик принялись рыться в коробках. Мы с Акшагуль смотрели сквозь крошечные окна на рыщущих перед складами охранников и с печалью высчитывали, сколько времени нам еще отведено. Была еще крошечная надежда досидеть тут до темноты, а потом выбраться из склада и попытаться найти выход в город.
Дастан тем временем нашел контейнер с первитином и рассовал серые коробочки по всем своим карманам. Он предложил первитин и нам. Акшагуль отказалась, а я взяла одну пачку на память.
Прошло около двух часов, и нас, благодарение богу, пока не нашли. Берик облазил все помещение и, судя по недовольному виду, не нашел того, что искал. Он стал проявлять признаки беспокойства и даже попытался отобрать у Дастана ключи, но тот, уже принявший к тому времени таблетку первитина, залепил деятелю торговли такую оплеуху, что Берик отлетел на три метра и лежа принялся хныкать и оплакивать свою несчастную долю. Разревелся он совсем некстати, потому что охрана автобусного парка и не думала униматься. Мы попытались его успокоить, но Берик вырвался, подбежал к двери и принялся барабанить ее с воплями:
- Откройте, выпустите меня! Помогите, убивают! – и тому подобное.
Мы навалились на него и скрутили, но было уже поздно – нас услышали.
Дверь открылась, и в помещение вбежало несколько охранников. Нам заломили руки за спину и повели наружу. Тут нас при скоплении местных зевак посадили в охранный фургон и куда-то повезли.
Никто из нас не сопротивлялся, только Берик продолжал плакать и требовал вернуть его на склад.
- Я еще не закончил! – тонким голоском орал деятель торговли. – Вы не понимаете, я должен завершить миссию!
Дюжий охранник треснул его дубинкой по голове, и Берик отключился.
Наши перспективы, всего несколько часов назад выглядевшие радужно, теперь заметно померкли. Некстати вспомнился рассказ Дастана об огромном холодильнике с трупами.
8.
Охранники в черных робах, военных касках и бронежилетах смотрели на нас бесстрастно, но дубинки в их руках заранее рассеивали любые иллюзии по поводу их отношения к нам либо попыток уповать на некие законодательные требования. По всей видимости, нас везли в здание охраны или администрации, где с нами будет говорить кто-то из руководства. Я обратилась было к Акшагуль, чтобы обсудить нашу линию защиты, но ближайший верзила красноречиво толкнул меня дубинкой в плечо, и пришлось замолчать.
К сожалению, в этот раз нам не посчастливилось пообщаться с руководством автобусного парка. Со стороны входа в парк послышались сначала отчетливые хлопки, потом явственные звуки взрывов. Охранники в тревоге поднялись, старший по отряду принялся звонить куда-то по рации.
На обочине дороги перед фургоном взлетели на воздух три припаркованных синих автобуса. Фургон резко затормозил, мы все попадали на пол.
- Всем лежать! – заорал на нас старший охранник.
Двери фургона открылись, и охрана выбежала наружу. В это время воздух сотрясли еще три близких взрыва. Мы скорчились на полу, закрыв головы руками, и это нас спасло. Однако вскоре фургон заволокло дымом и гарью – машина загорелась. Видя, что охрана не возвращается, мы поднялись и спешно покинули фургон.
Десяток охранников и водитель фургона лежали в различных позах вокруг автобуса. Их накрыло последним взрывом, выживших не было.
Боевые действия тем временем продолжались, и к взрывам добавился стрекот многочисленных пулеметов. Территорию базы заволокло дымом и пылью.
- Что будем делать? – заорала я в ухо Акшагуль, поскольку все иные звуки, кроме крика, перекрывала канонада.
- Попробуем пройти к выходу, - ответила девушка. – Это наш единственный шанс выбраться.
Стараясь держаться ближе к строениям, мы пошли туда, где, по нашему мнению, находился выход из парка. Скоро мы вышли к небольшой площади, и тут задержались в тени высокого здания, поскольку на открытом пространстве разыгрался настоящий бой. У двух горящих синих автобусов несколько десятков охранников держали оборону против наседавших на них машин противника. В нападавших мы без труда узнали боевые Пазики и Газели Зеленого Легиона. Охранники стреляли по автобусам из автоматических винтовок и бросали в них ручные гранаты, в ответ их поливали пулеметным огнем из вращающихся турелей. Бронирование автобусов оказалось отличного качества, в результате пятиминутный бой закончился гибелью половины охранников и бесславным бегством остальных. Десятка полтора боевых автобусов проследовали в глубь базы, а один подъехал к нам. Дверь открылась, и на пороге показался мрачный Шопырбек. Жестом он пригласил нас внутрь.   
Одного взгляда на внешность и интерьер автобуса было достаточно, чтобы исключить его из числа стандартных боевых единиц Легиона. Усиленная броня, несколько пулеметов и безоткатных орудий в свободно вращающихся башнях, оборудованный капитанский мостик на площадке у первой двери: все говорило о том, что это не простой автобус, а флагманская машина, спроектированная для ведения долгого боя и руководства остальными легионерами. Марку первоначального автомобиля, из которого сконструировали данное чудо кустарной мысли, определить было уже практически невозможно: видимо, его сварили из нескольких машин с добавлением корабельной брони, цепей с уличных ограждений и грибков с детской площадки.
- Ну как вам? – спросил Шопырбек, заведя нас на мостик. – Впечатляет? У меня тут пятьдесят боевых автобусов, четыреста легионеров, восемьдесят два пулемета и тонны взрывчатки! Такого они точно не ожидали, особенно когда мои шпионы заложили заряды под их ворота. Видели бы вы, как одновременно порхали над оградой семь или восемь их охранников!
- Очень, очень впечатляет, - поспешила согласиться Акшагуль. – А вы не могли бы подвезти нас за ворота – точнее, за ту линию, где утром были ворота? Может, даже будет свободная машина, чтобы довезти нас к вокзалу, к Второй Станции. Мы вас полностью поддерживаем, но мы гражданские, и у нас есть задание…
- Да выполните вы свое задание, - отмахнулся Шопырбек. – Нашли о чем думать в такую минуту. Вы же все веселье пропустите! Вот сейчас мы тут все разбомбим, а потом я вас лично доставлю на вокзальную площадь. Садитесь и смотрите, там в ящике за сиденьем есть закуски и компот в пластиковых бутылках.
Несмотря на грохот, взрывы и пыль, мы вдруг вспомнили, что уже очень давно не ели, и набросились на закуски. Автобус по приказу младшего брата двинулся вперед.
Шопырбек восседал на капитанском мостике, словно Наполеон на поле битвы при Ватерлоо. Он напряженно всматривался в пуленепробиваемые окна, принимал по рации десятки сообщений и отрывистым, не терпящим возражений тоном отдавал короткие и ясные распоряжения. При виде успехов Зеленого Легиона мне стало казаться, что вся эта история закончится намного раньше и не так, как мы предполагали.
Флагманский автобус подъехал к железнодорожной ветке, перед которой столпились ранее обогнавшие его пятнадцать боевых машин Легиона.
- Чего встали? – спросил по рации Шопырбек.
- Впереди большая цель, - ответил ему надтреснутый голос. – Не можем определить, что это.
- Дайте бинокль, - негромко приказал маленький полководец.
Адъютант принес ему артиллерийскую оптику в кожаном футляре. С жужжанием открылся люк перед верхней пулеметной турелью. Шопырбек залез на крышу автобуса и принялся разглядывать в бинокль вероятного противника.
- Да, штука большая, - услышали мы сверху его голос. – Похоже на…
В этот момент что-то просвистело, и один из автобусов Легиона завалился на правый бок от взрыва мощного снаряда. Затем последовали еще выстрелы. Автобусы открыли ответную стрельбу.
Шопырбек слетел по лестнице обратно на мостик и сердито запыхтел в рацию:
- Рассредоточиться! Стоите в одной куче, как несушки в курятнике. Так вас за минуту расстреляют!
Автобусы разъехались, продолжая палить в северном направлении. Тем временем из клубов дыма приблизился и вытянулся на железнодорожной ветке короткий состав из трех вагонов и крошечного локомотива, а точнее, дрезины. С виду это были обычные рефрижераторные вагоны, но блиндированные медными самоварами, чугунными решетками газовых плит, мангалами и прочей утварью. На крыше каждого вагона помещалась прикрытая мешками с песком 76-миллиметровая пушка. Правда, стреляли Синие Братья из рук вон плохо, - метким оказался только первый выстрел, а дальше пушки стали мазать, разнося в щепки различные строения автобусного парка. Тем не менее, было ясно, что Легион с его легким вооружением скоро будет вынужден отступить, или автобусы один за другим погибнут от пушек вражеского бронепоезда.
Шопырбек и не помышлял об отступлении. У него в рукаве оказался припасен еще один козырь.
- Выпускайте кондукторов, - процедил он в рацию.
Сзади подъехали два бронированных Пазика и высадили десант из дюжины молодых ребят в топорщившихся на животах зеленых безрукавках. Каждый из них торжественно выпил по стопке водки из рук водителей Пазиков, после чего ребята направились к бронепоезду, старательно пригибаясь к земле и используя для укрытия стреляющие автобусы.
- Похоже, у ваших солдат проблемы с лишним весом, - иронически заметил Берик.
- Это не лишний вес, - отреагировал Шопырбек. – Это взрывчатка. Когда-то эти кондукторы-камикадзе без всякого страха бросались в любую толпу пассажиров, способную раздавить их, как ноготь - клопа. Их девизом было: Умереть, но найти и обезвредить зайца. Теперь у них снова есть возможность отличиться, в последний раз.
- Как же они согласились на это? – Акшагуль закрыла лицо руками, не в силах смотреть на это самопожертвование.
- Все нормально, - печально протянул Шопырбек. – Им сказали, что в тех вагонах находятся злостные безбилетники, обманывавшие их всю предыдущую жизнь. Теперь кондукторы готовы на все, чтобы предотвратить нарушения билетного режима раз и навсегда.
Видимо, мы посмотрели на маленького полководца с заметным осуждением. По крайней мере, он пожал плечами и заявил, как бы оправдываясь:
- Это их выбор, они пошли на смерть добровольно.
Еще минута, и все было кончено. Кондукторы с дикими воплями преодолели расстояние до бронепоезда и залезли под вагоны, где привели в действие взрывные устройства. Последнее, что мы слышали, был общий дикий крик камикадзе: «Валидатор не работает, платите наличкой, выход только через переднюю дверь! Поняли, с…и смрадные?!..»
Страшный взрыв потряс автобусный парк, и, когда дым немного рассеялся, на месте вагонов и пушек остались только дымящиеся развалины.
Шопырбек снял кепку и похоронным тоном произнес:
- Их подвиг не будет забыт никогда. Кондукторы всех стран из поколения в поколение будут помнить…
- Шеф! – раздался тревожный голос из рации. – Это группа «Лиаз». Мы тут видим в ангаре большой поезд. Похоже, сделанный из трамваев.
- Ну, так захватите его, - раздраженно ответил Шопырбек. – Целым или нет – сами смотрите. Трамваи – не наша специфика.
- Они сопротивляются. Сожгли два наших «Бешеных Зайца». Еще три машины сильно повреждены. У них тут гранатометы. Попробуем зайти с фланга.
- Подождите, - сказал шеф. – Пока отойдите метров на пятьдесят, я сейчас приведу подкрепление.
- Понял, так и сделаем, - прошипела рация.
- У них там автобусов в два раза больше, чем на этом направлении, - проворчал Шопырбек. – А между тем топчутся на месте, будто кисейные барышни. Все приходится делать самому.  Группа «Икарус», вы меня слышите? Поворачиваем налево, бездельникам из группы «Лиаз» нужна помощь.
Автобус развернулся и принялся набирать обороты. Но не успели мы проехать и десятка метров, как рация вновь ожила.
- Шеф, похоже, с бронепоездом еще не покончено, - доложил гнусавый голос.
- Прекратите отвлекаться, сосредоточьтесь на задании, - устало промолвил Шопырбек. – Вам уже черт знает что кажется.
- Шеф, посмотрите сами, - посоветовала рация.
Шопырбек велел остановить автобус, и мы все напрягли взгляды, направленные в сторону развалин бронепоезда. Там из пыли и дыма к нам двигалась титаническая фигура.
Мы не поверили своим глазам. Тяжело переступая и кроша останки бронепоезда четырьмя громадными лапами из вороненого металла, пугая до смерти красными глазищами диаметром с бочку, линию железной дороги пересекла нереальная, титаническая – метров пятнадцать в холке – собака-киборг. Причем собака оказалась вполне определенной породы. Даже я, беспредельно далекий от кинологии человек, сразу узнала в этом железном чудище немецкого дога.
- Это что за… - пробормотал абсолютно потрясенный Шопырбек.
Не успел он закончить фразу явно нецензурными словами, как гигантская собака остановилась, нагнула голову и пальнула ярко-красными лучами из обоих глаз в один из автобусов. Боевой КаВЗ сразу же вспыхнул, как спичка, и из его дверей и турелей повыпрыгивали обожженные легионеры. Не делая никакой паузы, собака точно так же подожгла еще четыре автобуса, после чего Шопырбек, наконец, очнулся и заорал в рацию что есть силы:
- Отходим! Все назад! По собаке – общий заградительный огонь!
Правда, его приказ несколько запоздал, поскольку оставшиеся автобусы и так уже бросились наутек, стреляя по догу из всех пулеметов.
- Шеф, что у вас там происходит? – спросил по рации руководитель группы «Лиаз».
- Валим, валим отсюда! – раздалось в ответ сразу несколько голосов.
Пока легионеры отступали к линии разрушенных ворот, собака уничтожила еще десятка три автобусов, причем заградительный огонь не приносил ей ни малейшего вреда. Пули и гранаты отскакивали от ее черной брони, словно горох, и рикошетом уничтожали все живое на десятки метров вокруг.
За воротами отступление превратилось в бегство. Полтора десятка выживших автобусов ринулись по трассе в город. Ехать быстро в своей броне они не могли – максимум развивали тридцать километров в час. Собака неотступно их преследовала, показывая удивительную для своих размеров скорость и прыть.
Войдя в центр города, дог, видимо, почувствовал вкус крови и принялся крушить все подряд: здания, прохожих, патрульных на толокарах. Увлекшись всеобщим погромом, гигантский киборг позволил автобусам оторваться на безопасное расстояние.
Шопырбек был глубоко подавлен. Он сошел с капитанского мостика и сел в обычное пассажирское сиденье. Нам стоило большого труда растормошить его.
- Какой я идиот, - пробормотал он. – Думал, что так легко взять Крылатое Братство. Столько ребят полегло. А ведь брат меня предупреждал…
- Не казните себя так, - сказала Акшагуль. – Этого огромного робота победить невозможно, и вы тут не виноваты.
- Если бы мы не напали на их базу, они бы не выпустили собаку, - возразил маленький брат. – Так что это поражение – всецело на моей совести.
- Но это не значит, что надо сложить руки…
- А что прикажете делать с этой железной зверюгой?
- Я попробую достучаться до Толокопа, - не совсем уверенно пообещала Акшагуль. – Он хорошо меня понимает.
- Да ваш Толокоп раз в пять меньше этой собаки, - прорычал Шопырбек. – Что он сможет сделать?
- У него много взрывчатки, - доложила Акшагуль. – А собакам, даже металлическим, приходится иногда спать. Так что тут есть о чем подумать.
- Ладно, ваше дело, - махнул рукой маленький полководец. – Я вас тогда высажу, а сам поеду собирать остатки Легиона. Пусть не думают, что нас можно раздавить. Мы еще последнего слова не сказали.
Когда мы вышли на обочине улицы, было уже темно. Мы все были подавлены увиденным, говорить не хотелось.
- Ну, я пойду искать Толокопа, - робко проговорила Акшагуль.
- Пожалуй, нам всем надо отдохнуть, - высказала я свое предложение.
- Давайте завтра в девять утра встретимся перед вокзалом, - отозвался Берик. – Мы ведь свое задание выполнили.
- Если собака к тому времени не сожжет вокзал, - скептически заметила Акшагуль.
Дастан вообще ничего не сказал, а просто развернулся и ушел в неизвестном направлении.
- Хорошо, в девять на вокзале, - громко воскликнула Акшагуль так, чтобы Дастан ее услышал.
- Как вы собираетесь уговорить Толокопа на это дело? – спросила я. – У него ведь одна из главных директив – спасать свою шкуру.
- Прежде всего, собака – это несметная гора железа, - возразила Акшагуль. – А главное задание Толокопа на данный момент – это сбор металла. С этого и начнем, а потом, думаю, поможет вдохновение. Ну давайте, до завтра.
Мои коллеги разошлись, и я в одиночестве побрела в родной двор. Огненная собака еще не добралась до наших мест, и тут царила обычная сонная атмосфера грязи, мусора и нечистот.
Я зашла в свою холодную квартиру и по привычке заглянула в пустой шкаф на кухне. Из продуктов в квартире оставался только графин с водой. Я долго на него смотрела тупым взглядом, вспомнила про серую коробочку в кармане и, за неимением лучшего, приняла две круглые таблетки. Потом легла в кровать и забылась.
9.
Ночью мне стало душно. Я проснулась, надела на себя все, что подвернулось в ночную пору, и спустилась во двор. Здесь было привычно темно и грязно. От выгребных ям и наваленных в несколько огромных куч бытовых отходов исходили флюиды вони и неблагополучия. Однако во дворе чувствовался хоть какой-то ветерок, в отличие от непроветриваемой квартиры, и я решила постоять тут минут десять в полной тишине.
Ветер приносил с собой запах гари из нижней части города, основательно сожженной гигантской собакой. Я подошла к деревянной скамье посреди двора, на которой в прежние времена спали бомжи, и увидела, что ее в данный момент облюбовали четыре кота из соседнего подвала. Я попыталась их согнать, но в ответ неожиданно услышала целую тираду. Серый кот с черной отметиной на носу возмущенно произнес:
- А почему, скажите на милость, людям можно поступать по-свински, а стоит честной кошке посидеть в комфорте или, скажем, немного погрызть тапки, так это сразу – преступление вселенского масштаба? Вот из принципа не сойду, ищите себе другое место.
Я ошалело посмотрела на кота и оглянулась вокруг, затем пощупала пульс и убедилась, что это не сон. Кошки между тем завели непринужденный разговор о наглых крысах из канавы и ценах на Вискас на черном рынке. Я вспомнила о таблетках, выпитых перед сном, и с облегчением вздохнула:
- Это все первитин. Теперь понятно.
- Первитин, на самом деле, всего лишь символ расслабления, - раздался позади скрипучий голос, словно говорила древняя седовласая прапрабабушка. – Лишь немногие люди могут нас понимать, и этот дар передается генетическим путем. Вы всегда это умели, а лекарство только сняло психологический блок.
Обернувшись, я увидела дворняг из соседской квартиры: маленькую старушку Чепушилу, походившую на рыжую облезлую болонку, и психически ненормального Главврача, коротконогого, белого с черными пятнами, вечно покрывавшего любого прохожего самым неистовым лаем. Сейчас они смотрели на меня вполне осмысленным взором, а Чепушила продолжала слова наставления:
- Древняя Книга Старших по подъездам, как всегда, права. Пророчество свершается на наших глазах. Возрадуйтесь, собаки и коты!
Главврач воодушевленно завыл, а коты на лавке хором промяукали некую победную скороговорку.
- Кажется, я схожу с ума, - выдавила я. – Чепушила, ты что, говоришь? А где ваш хозяин – старец Авраам?   
- Он спит, зачем будить ветерана, - Чепушила решительно махнула хвостом. – Да он нам и не нужен. У нас к тебе разговор, Викторовна.
- Можно, я присяду? – спросила я, внезапно почувствовав слабость в ногах.
- Конечно, сейчас я все устрою, - кивнула Чепушила и недовольно гавкнула на котов: - Ну-ка, приблудные, освободите жилплощадь!
Коты яростно заверещали:
- На себя посмотри… Да она даже своей мамы не помнит… Лахудра рыжая… Пусть уходит…
Главврач подбежал к скамейке и разразился порцией отборной нецензурщины. Голос у него оказался низкий и глумливый, и в повседневной речи Главврач употреблял только и исключительно самые похабные матерные выражения, причем настолько правильно с точки зрения грамматики, что мог подобными фразами целый роман написать. Вдобавок этот псих не ограничился словами, а зубами схватил пятнистого кота за хвост. Кошки моментально очистили скамейку и отошли на безопасное расстояние, а Главврач вернулся на исходную позицию, продолжая ворчать себе под нос что-то вроде: «С…, б…, всех урою, век воли не видать…»
- Что-то я сомневаюсь в его кличке, - прошептала я Чепушиле. – Ему больше подошло бы прозвище Сиделец или Каторжанин…
- Ну, так и есть, - весело отозвалась собачка. – В прошлом воплощении он был Главврачом больницы, что от нас через дорогу, - той, где лечат бабок, которые еще при Иване Грозном на пенсию вышли. Там он изрядно проворовался и набрал взяток на семь воплощений вперед. Теперь, по крайней мере еще три жизни ему придется провести в теле пса, и будет чудо, если в следующий раз он родится породистой собакой, а не маленьким кривым уродцем, как сейчас. Ему еще повезло, что его подобрал сердобольный Авраам, когда Главврач два месяца наворачивал круги вокруг своей бывшей работы и питался объедками с помойки «Театрального» кафе. Таких, как он, всегда к бывшему месту работы неосознанно тянет. А как человек он свои дни окончил в исправительном учреждении ЛА 155/8 в поселке Заречном, совершив вместе с восемью другими заключенными акт членовредительства путем вскрытия живота. В учреждении характеризовался с крайне отрицательной стороны, большую часть времени провел в карцере, устраивал драки, нападал на представителей администрации и так далее.
- А зачем животы себе вскрыли? – не поняла я.
- Это была акция неповиновения. Обычно заключенные делают подобную операцию с умением, не задевая жизненно важные органы, но Главврач, несмотря на свои медицинские навыки, не привык проделывать это заточенным о бетон черенком ложки, и взял слишком глубоко. Умер от заражения крови, о чем теперь весьма сожалеет. Ну, что мы все про Главврача… Времени у нас мало, пора переходить к сути дела.
Во дворе между тем становилось многолюдно, точнее, многозверно. Подошли кошки и собаки с Театралки, Недельки, Столешного, пустырей над улицей Шевченко и с других окрестных кварталов. Были даже коты из дворов за улицей Пурманова и со стадиона «Спартак», некоторых из них я узнал, как, например, пушистую кошку с угла Чуковского-Джамбула и злющего старого котяру со двора за 556-й гимназией. На деревьях расселись сотни птиц, а из канав и помоек шкодливо выглядывали огромные крысы. Сейчас животные не трогали друг друга, очевидно, соблюдая некое молчаливое соглашение о перемирии. Я торчала на скамейке одиноким представителем несчастного вида хомо сапиенс посреди этого биоразнообразия.
- Ты готова к познанию истины, Викторовна? – торжественно спросила Чепушила, когда животные под ее тяжелым взглядом притихли и устремили свои взгляды в центр двора.
- Видимо, да, - пожала плечами я, хотя, если честно, в данный момент познание истины находилось далеко не на первом месте в моей пирамиде потребностей (на первом было острое желание чего-нибудь съесть, а потом завалиться спать).
- Она готова! – приглушенно продекламировала Чепушила, и звери с птицами вторили ей, словно эхо: «Готова, готова, готова…»
- Знаешь ли ты, Викторовна, кто мы – все звери, собравшиеся здесь?
- Ну, да, - неуверенно отозвалась я. – Собаки, кошки…
- Нет, это не так, - покачала головой Чепушила. – То есть, да, мы находимся в телах животных, но на самом деле мы – участники самого древнего на свете сообщества – Совета Старших по Подъездам.
И звери вторили ей хором: «По подъездам, по подъездам…»
- Вроде бы это Авраам у нас старший по подъезду, - высказала я предположение. – Можете в КСК спросить…
Чепушила посмотрела на меня с легким осуждением, как на наивного ребенка.
- Так вот, знай теперь, Викторовна, что настоящие Старшие по Подъездам – это мы, а вовсе не те, кто называют нас своими хозяевами. С древних времен наш Совет регулировал множество вопросов в этой местности, а потом и в этом городе. Первый из Старших по Подъездам был назначен в нашем городе еще в середине девятнадцатого века.
- Как вы можете что-то регулировать? Вы же… ну, не люди.
Звери вокруг неодобрительно зашумели, а Чепушила обвела всех красноречивым взглядом и обратилась ко мне снисходительным тоном:
- Хорошо, я оставлю это замечание без ответа, учитывая вашу темную человеческую натуру. Отмечу только, что при любых значительных исторических событиях всегда присутствовало какое-нибудь незаметное, но обязательное животное. Банкиры договариваются о сделке, - все слышит присутствующая на встрече кошка. Чиновники решают судьбы мира, - при этом дежурят попугаи в клетке или рыбы в аквариуме. Даже сбежавший преступник, закапывающий клад, спрятавшись на отдаленном пустыре, ошибается, думая, что он – единственное живое существо на свете, являющееся хранителем тайны. Крысы подтвердят, что это не так. Все тайны мы передаем друг другу и из поколения в поколение. И все это – затем, чтобы в трудный момент научить людей, как выкрутиться из очередной катастрофической ситуации, в которую, кстати, только люди и затягивают наш город. Для передачи знаний существуют особые индивидуалы, мы называем их медиумы. Вы – как раз из таких.
- Теперь понятно, - сказала я, почему-то совершенно не удивившись рассказу Чепушилы. – Скажите только одно: зачем это вам? Вас хозяева кормят и поят, выгуливают. Сдался вам это город?
- Я не знаю, почему так сложилось, - сказала Чепушила, - но раса людей считается более продвинутой и высокоразвитой, нежели звери и птицы. В общем колесе перерождений она находится значительно ближе к выходу и окончанию всех страданий, поэтому нет для нас лучшей доли, чем оказаться в следующей жизни в теле человека, хотя бы и такого никчемного, как тщедушный пьяница из первого подъезда. Да, да, как ни печально, но этот трус, обманщик и альфонс когда-то тоже был в теле самого обыкновенного гуся, а переродился после чудесного спасения птицами одного древнего города. Ну, знаете, есть такая легенда… Правда, с тех пор его душа уже много раз появлялась на свет в облике человека, и каждый раз во все более отвратительном теле, но это уже – на совести его людских воплощений, звери тут ни при чем. Так вот, если птица или зверь совершит добрый и одновременно значительный поступок, то скорее всего – хотя и не обязательно, что переродится в следующей жизни в человека. А что может быть значительнее, чем спасение целого города?
– Спасибо, с этим разобрались, - сказала я. - И что вы хотите передать людям в этот раз?
- Информацию, которая может помочь множеству людей, - просто ответила Чепушила. – Мы доверим вам Тайну Великой Белки…
При этих словах звери и птицы возбужденно зашевелились и повторили: «Тайну Великой Белки, Тайну Великой Белки…»
- Товарищи, - воскликнула я, обращаясь ко всем, - а можно без этих ваших коллективных хоровых пений? На нервы, знаете ли, действует!
К Чепушиле подошел огромный старый крыс и громко предостерег:
- Извините, а вы уверены, что великую тайну можно доверять этой человеческой самке? Она же очень тупая, впрочем, как и большинство остальных людей.
- У нас нет выбора, - грустно качнула хвостом Чепушила. – Оракул указал именно на нее.
Все посмотрели на огромного белого английского бульдога, который с отсутствующим видом дремал в сторонке. Я вспомнила, как он окатил меня мощной порцией собачьей струи, когда я, уставшая, возвращалась вечером домой, и поняла, что это и был великий знак Оракула.
Крыс посмотрел на меня с величайшим сомнением, но ничего больше не сказал и скрылся в толпе.
Чепушила окинула взглядом собравшихся и прокричала:
- У кого-то еще есть возражения?
Звери и птицы молчали. Чепушила перевела дух и голосом былинного сказителя пропела:
- Эту историю мне поведал странный человек с длинными волосами и в очках, который говорил на вашем общем языке с сильным акцентом. Как ты знаешь, староста экопоселения любит собирать вокруг себя сотни собак и кошек. В тот день я была на таком приеме и забрела в одну из дальних комнат серого замка на холме – администрации вашего экопоселения. Иностранец в очках сидел на полу, прикованный к батарее наручниками, и горько плакал. Тут я увидела, что он находится в измененном состоянии сознания после выкуривания огромного количества сушеной травы, скрученной в бумажную трубку. Он подозвал меня и рассказал, что придет черный день, и на город опустится проклятие Дог-Зиллы. Для защиты от старинного зла он построил Великую Белку. Проект белки ему когда-то доверил старый японец, который называл ее Механическая Кайдзю-Белка либо Бой-Белка, то есть Боевая Белка, а сокращенно – Меха-Белка. Это огромное механическое создание высотой в двенадцать метров, состоящее из каркаса и соломы, пропитанной специальным составом от огня и воды…
- Постойте… - осенило меня. – Вы случайно, не о той белке, что стоит возле выставки? Вы хотите сказать, что это, с позволения сказать, произведение искусства поставили не просто так… Имею в виду, не по пьяни и не в состоянии умопомрачения… А то многое говорят…
- … Лишь Меха-Белка сможет на равных сразиться с Дог-Зиллой, - продолжала Чепушила, не обратив внимания на мой возглас. – Ее построили как инструмент сохранения равновесия в том случае, если Дог-Зилла выйдет из-под контроля. Только человек сможет активировать Белку для начала защитной миссии.
- Знаете, я видела ту белку, и страшную Дог-Зиллу тоже видела, - сказала я. – И, честно говоря, сомневаюсь, что соломенное чучело с желудем в лапах победит стальную машину смерти.
- Белка на площади – только основа боевой машины, - продолжила Чепушила. – Вы ведь в курсе, что, помимо Белки, по городу разбросано много других инсталляций, которых вы, горожане, по темноте своей считали безумием и расточительством? Так вот, ничего подобного. Иностранец знал, что бронированная и вооруженная Белка привлечет к себе ненужное внимание, поэтому разделил ее на множество деталей и расставил их по городу в виде бессмысленных скульптур, уродливых настолько, что даже сборщики металла боятся к ним подойти. Как только мы активируем Белку, она в течение нескольких часов сама соберет все инсталляции и предстанет перед нами в полном образе. И еще, Викторовна, поскольку я вижу, что ты все еще колеблешься, я хочу напомнить одну легенду из Книги Старших по Подъездам. Согласно древнему пророчеству, придет час, когда четыре воина света придут в Черный Замок и сокрушат огромного железного монстра. По описанию этот монстр полностью соответствует Дог-Зилле…
- И где в вашей легенде Белка? И что это за Черный Замок?
- Про Белку там ничего не написано, но я чувствую, что мы на верном пути, а ощущения меня никогда не подводили, я ведь собака, а не человек. Впрочем, это ваше дело, не хотите – не верьте. А пока я скажу только, что мы тратим время на разговоры, тогда как город находится в реальной опасности. Наличие опасности, думаю, вам доказывать не надо, вы ведь сами были свидетелем боевой мощи Дог-Зиллы. Короче говоря, пора тут во дворе закругляться и отправляться к Великой Белке.
- На выставку, что ли? – испугалась я. – Среди ночи? Вы знаете, какое это расстояние? Машины сейчас не ездят, шестой троллейбус отменили бог знает сколько лет назад, да и вообще, о чем я говорю? Сейчас же действуют правила экопоселения, и ночью патрули могут расстрелять на месте за нарушение комендантского часа! Я никуда не пойду, мне с утра на вокзал надо.
- А кто сказал, что вы пойдете? – спросила Чепушила и посмотрела вверх.
Птицы, коих во дворе были уже тысячи, разом поднялись в воздух, и словно порыв могучего ветра всколыхнул верхушки деревьев. Кошки принесли из подвалов несколько десятков крепких веревок и потащили их на деревья, чтобы передать птицам.
- Нет, нет, вы что, с ума сошли? – пыталась я сопротивляться, как только до меня дошел смысл их ужасной идеи.
Меня никто не слушал. Звери опутали мое тело веревками, а птицы по сигналу Чепушилы подняли меня на высоту пятого этажа. Я чуть не задохнулась, когда веревки стянули грудную клетку и почти перекрыли доступ воздуха в легкие. Пришлось интенсивно поработать руками и извиваться всем телом, как червяк на крючке, чтобы принять наиболее комфортную в этих обстоятельствах позицию, если только позу краковской колбасы на крючке в мясном магазине можно назвать удобной.
- Чепушила! – в сердцах заорала я сверху. – Я до тебя доберусь, чертовка!
- Ничего, Викторовна, все нормально! – раздался снизу еле слышный голос. – Расслабься, они довезут тебя быстро и в полной сохранности.
Ногами я касалась кроны самого высокого во дворе тополя. Была еще надежда зацепиться ногами за ветки и сползти вниз по стволу. Но подлые птицы взмыли вверх метров на тридцать и понесли меня над ночным городом со скоростью воздушного змея.
Я старалась не смотреть вниз, но иногда украдкой опускала взгляд, и тогда моим глазам представала фантастическая картина – широкая темная волна, двигавшаяся вслед за мной по улицам и крышам. Это бежали что есть силы тысячи собак, кошек, крыс и прочих тварей. Все в едином порыве неслись на выставку. Редкие прохожие шарахались в стороны, едва завидев это диковинное и пугающее зрелище, а патрули полиции на толокарах, вместо ареста за нарушение комендантского часа, прятались в переулки и подворотни.
До выставки мы добрались минут за десять максимум. Птицы бережно опустили меня на остатки асфальта, и я сердито сбросила веревки на асфальт. Подошла к взмыленной Чепушиле и указала на нее пальцем:
- Еще раз… Если еще хоть раз такое себе позволите, я за себя не отвечаю.
- Да пожалуйста, - просто ответила собачка. – Только выполни эту работу, а потом делай со мной что хочешь. Мне и так недолго осталось.
- Да иди ты, старая, - огрызнулась я.
Звери и птицы окружили соломенную двенадцатиметровую белку, занимающую солидную часть площади перед выставкой. Громадная желто-коричневая фигура с щенячьим взглядом больших глаз величиной с лобовое стекло автобуса держала в лапах гигантский спелый желудь, своими размерами свидетельствующий о торжестве генно-модифицированных организмов в экономике нашей планеты. Позади распушился широкий хвост, похожий на титанический веник.
- И это – великий воин? – спросила я, уперев руки в бока. Белка вызывала много эмоций, но среди них начисто отсутствовали страх, поклонение, замирание сердца либо банальная настороженность. Огромная куча сена с желудем. Самый большой на свете веник. Кубышка, стог, снеговик из соломы… Но – даже ни намека на воинственность.
- Подойди к ней, - серьезно потребовала Чепушила, в то время как звери и птицы столпились вокруг тесным кольцом радиусом метров в пятьдесят.
Я выполнила приказ и положила руку на обширное брюхо чучела.
- Да, именно тут, - кивнула Чепушила. – Теперь раздвинь солому.
Сделать это оказалось не так-то просто. Соломенные снопы были крепко перевязаны и пропитаны масляным, на редкость прогорклым составом. Дело пошло быстрее, когда на помощь мне пришли несколько больших псов с крепкими лапами, с щенячьих лет приученные к ремеслу копания нор. В итоге мы наткнулись на небольшую черную коробочку с надписью «Инструкция». Внутри оказалась схема и алгоритм действий к ней. Только мое техническое образование и опыт работы позволили разобраться в нарисованных от руки каракулях иностранца, писавшего по-русски, возможно, в первый или второй раз в жизни.
На выполнение всех пунктов инструкции ушел битый час. Мне пришлось ползать по всей белке, раскапывать в соломе многочисленные кнопки, тумблеры и экраны, поворачивать, нажимать, набирать коды и даже отгадывать небольшие кроссворды. Под конец птицы снова взялись за веревки и подняли меня на черепушку белки, где я повернула финальный вентиль.
По соломенному туловищу чудища пробежала дрожь, и птицы едва успели ссадить меня на асфальт. Белка издала шумный вздох и повернула голову вниз, с интересом разглядывая собравшееся вокруг зверье и меня.
- Послушай, белка, - сказала я, по-прежнему не испытывая почтения к потенциальной спасительнице города. – Мне тут сказали, что ты, вроде бы как, можешь одолеть Дог-Зиллу – так называют огромную железную собаку, которая намедни сожгла половину города. Так вот, если это правда, то тебе надо поторопиться, через несколько часов рассвет, и эта машина возобновит уничтожение кварталов…
Белка ничего не ответила, но ее коричневые глаза на мгновение вспыхнули. Затем огромная голова повернулась налево, а глаза титанического грызуна загорелись ярким светом, проецируя изображение на пустующее белое здание бывшей гостиницы. Тело Белки загудело и зашипело, и из забитых пылью динамиков послышалась звуковая дорожка к небольшому видеоролику. Звери и птицы внимали Белке с благоговением, хотя это оказался обычный рекламно-агитационный фильм, снятый по заказу администрации. На экране появилась роскошная девушка и хорошо поставленным голосом начала комментировать появляющиеся за ее спиной картинки:
- Как мы уже объявляли ранее, на улицах нашего благополучного экопоселения появилось несколько десятков новых арт-инсталляций. Все работы изготовлены всемирно признанными деятелями искусства, они выполняют эстетическую, психологическую и прочие полезные функции, а также поднимают наш город на первое место в мировом рейтинге культурных столиц, далеко оставляя за собой Париж, Рим, Пекин и другие места, теперь уже безнадежно отсталые в сравнении с экопоселением «Веселая Радуга».
На экране возникли две огромные уродливые птицы, выполненные из дубленой кожи, металла и дерева, и поразительно напоминавшие гигантские средневековые ботинки. Один ужас сменял другой: вслед за птицами-ботинками камера выхватила из темноты что-то вроде жестяного паяца на ниточках либо исхудалого жирафа высотой в пять-шесть метров. Как ни странно, это тоже оказалась птица, о чем радостно сообщил видеоролик.
- Легкие и в то же время прочные птицы содержат в себе аллегорию единения города с царством животных, - комментировала ведущая.
Страшные птицы все же имели некое подобие крыльев, клювов и хвостов, что позволяло при наличии буйной фантазии определить их принадлежность к миру летающих тварей. В большинстве остальных арт-объектах чувство реальности оставило их бедных авторов.
На экране вспыхнула скорбная и в то же время похабная картина: шесть деревянных гитар с грифами в виде огромных мужских достоинств выполняли роль гробов для людей, повешенных внутри пустых корпусов. Головы повешенных тоже были сделаны в форме мужских органов. Как ни странно, автор инсталляции известный скульптор Дебилбеков таким образом видел своих родственников. Наверно, пришла мне в голову неожиданная мысль, родственники здорово ему задолжали.
Гробы-члены сменились вылепленной удивительно точно с анатомической точки зрения скульптурой человеческого заднего прохода, сделанной в виде металлической спортивной площадки. В этом проходе людям предлагалось улучшать свою физическую форму. Потом было несколько огромных рассыпавшихся в труху железных инсталляций, на создание которых авторов вдохновила… ржавчина. Вот уж не думала, что ржавчина способна кого-то вдохновить, так нет же, я ошибалась.
Сразу бросалось в глаза, что работа была проведена титаническая, а авторов этих, извиняюсь за выражение, произведений искусства, администрация экопоселения искала и выбирала долго и тщательно из миллионов претендентов, поскольку найти таких людей не в соответствующих лечебных учреждениях очень тяжело, практически невозможно.
Но это было еще только начало. С замиранием сердца ведущая поведала зверям и птицам о гвозде программы: четырех бронзовых скульптурах мужских ягодиц, торжественно открытых старостой экопоселения в лучших районах города. Огромные мужские задницы красовались теперь у музеев и перед зданием администрации. Ведущая долго и самыми заумными терминами расписывала великое значение бронзовых задов и заключила:
- Несомненно, такое количество огромных и передовых скульптур человеческих ягодиц означает, что с настоящего момента наш город находится в полной…
Динамики внутри Белки затрещали, а изображение на стене гостиницы смазалось: долгие месяцы пребывания под открытым небом не прошли для грызуна даром. Спустя полминуты трансляция возобновилась, и ведущая продолжала:
- … в полной гармонии с окружающим миром и в единении с лучшими деятелями искусств Европы, Азии и Америки.
Потом голос девушки понизился, и она рассказала действительно страшную историю. Всемирно признанный датский скульптор Ян Геенна два года создавал из металла и композитных материалов Шлем ужаса по мотивам скандинавской мифологии. Когда он закончил работу и выставил ее в королевской галерее, несколько тысяч человек сошло с ума либо покончило с собой в первые же дни, и выставку срочно пришлось свернуть. Высохший, истощенный скульптор, дергая глазом, похоронным голосом поведал с экрана, что заключил в Шлем ужаса всю свою боль, боль всех поколений на Земле, бедствия, страдания, болезни, страхи и прочее непотребство, и, судя по реакции людей, его замысел вполне удался.
- И вот теперь, - заявила ведущая, снова расцветая улыбкой и меняя тон на радостный, - теперь мы с вами несказанно счастливы, что эта знаменитая инсталляция с сегодняшнего дня украшает главную площадь нашего города!
Сам Шлем показали мельком: действительно, гигантская кожаная шапка древнескандинавского воина с огромными рогами и крестом на челе. Несмотря на то, что Шлем ужаса полностью оправдывал свое название, этот Ян Геенна лично мне показался единственным из всего списка, кто с определенной точки зрения мог иметь некоторое отношение к искусству.
Потом быстро показали еще несколько безумных арт-объектов, а в заключение ведущая сладким голоском преподнесла на десерт огромную деревянную какашку, установленную в самом центре города. Толстая, длинная, с завитком на конце, какашка выглядела очень натурально, несмотря на то, что была выполнена из некрашеного дуба.
Если бы Чепушила не предупредила меня, что безумные инсталляции предназначены Белке сугубо в утилитарных целях, я бы сошла с ума в результате просмотра видеоролика.
Меха-Белка не дала мне времени на переваривание этой отдающей тухлятиной духовной пищи. Отключив кинопроектор, Белка нагнулась и вытянула лапу по направлению ко мне. Я приняла приглашение и быстро вскарабкалась на нее, удобно устроившись в лапах рядом с желудем. В глазу белки высветился адрес, и я поняла, что мне необходимо показывать дорогу к арт-инсталляциям. Я молча указала рукой направление, после чего белка выпрямилась и быстрым шагом направилась на восток по улице Тимирязева. Звери и птицы побежали вслед за нами.
Эта была величественная и странная процессия: огромная шагающая белка, от чьего топота сотрясались здания, и несколько тысяч животных, бегущих и летящих вместе с ней посреди темного города. Часа два белка ходила по улицам и собирала инсталляции, разбросанные в разных частях города.
Мне постепенно становилось понятно предназначение идиотских скульптур. Четыре огромные бронзовые задницы выполняли роль бронежилета. Приделанные к верхней и нижней части туловища Белки, они закрыли ее соломенный корпус и спереди, и сзади. Птицы-башмаки украсили широкие ступни грызуна, а Шлем ужаса – его обширную голову. Прочие инсталляции пошли на детали боевого облачения Меха-Белки. Разорив старое, бездействующее хранилище газа в одном из дворов, Белка достала из ямы несколько больших пластмассовых желудей. В довершение она схватила в лапы гигантскую деревянную какашку. Тут все оказалось просто: какашкой предлагалось разить врага, словно дубиной.
Закончив с арт-объектами, Меха-Белка посмотрела на нас и произнесла металлическим голосом:
- Все модули собраны и находятся в полной боевой готовности. Ведите меня к противнику.
- Что-то негусто у тебя с оружием, - отозвалась я. – У этой Дог-Зиллы одни искры из глаз чего стоят…
Белка спокойно повторила свою просьбу, и мы повели ее в центр города.
Промозглую ночь сменило хмурое утро. Небо было пасмурное, шел холодный дождь, но на востоке уже занималась слабая алая заря.
10.
Я очнулась, сидя на скамейке посреди двора. Вокруг меня не было ни единого зверя или птицы. Раздался дикий лай – это старец Авраам вывел из подъезда своих питомцев для утренней прогулки. Я поспешила к нему.
Чепушила и Главврач посмотрели на меня и приветственно гавкнули.
- Послушай, Чепушила, - сказала я. – А где Белка? Помнится, мы обещали проводить ее к Дог-Зилле.
В ответ собака прогавкала что-то долгое и, казалось, вполне осмысленное, но совершенно непонятное.
Авраам дико на меня посмотрел и поспешил увести собак на улицу.
Я грустно поднялась к себе. На часах было уже семь тридцать утра. К восьми часам я вышла и направилась в сторону вокзала. Каково же было мое изумление, когда на перекрестке улиц неподалеку от дома я увидела громадную белку в защитных доспехах. Белка громоздилась перед зданием бывшего детского сада и, казалось, замерла в ожидании.
Увидев меня, Белка вопросительно повернула огромную голову в мою сторону и произнесла голосом чревовещателя:
- Ведите меня к противнику, - а затем уже знакомым жестом пригласила забраться на нее.
Пришлось подчиниться, и тут мне пришло в голову, что я не знаю точно, где в данный момент находится Дог-Зилла. Поскольку мне все равно надо было идти на вокзал, я решила воспользоваться бесплатным транспортом и направила громадину вниз по улице.
Горожане останавливались и провожали нас удивленными взглядами. Полиции и других представителей власти после вчерашних беспорядков на улицах не было: они по традиции взяли паузу, решив, что все само собой рассосется со временем.
Когда Белка довезла меня к зданию линейного отдела на вокзальной площади, перед ним пребывала только Акшагуль. Она со страхом вжала голову в плечи, когда гигантская туша приблизилась к ней на расстояние нескольких метров, а потом в изумлении открыла рот, увидев меня спускавшейся с этого чудища.
- Тамара, вы не говорили, что у вас есть домашние животные, - сказала Акшагуль, как только я подошла к ней.
- Долгая история, потом расскажу, - отозвалась я. – Как там наш следователь?
Акшагуль отрицательно покачала головой и протянула мне короткую записку. На клочке бумаги было нацарапано следующее:
«Убываю в командировку на три дня. Сохраните вещдоки любой ценой. Первоначальную ставку утраиваю. Ментыбаев.»
- Не поняла, - я озадаченно почесала затылок. – Он что, сбежал?
- Да нет, в отделе сказали – неожиданно руководство в столицу вызвало. Он оставил для нас только это.
- Тут написано – сохраните вещдоки. Ему мало того, что он узнал, где находятся колесные пары, так он теперь требует, чтобы мы их ему доставили?
- Да, я тоже так подумала, когда прочитала записку, - кивнула Акшагуль.
- Если бы мы сочетали в себе опергруппу, а вернее, спецбатальон внутренних войск, а также компанию по предоставлению в аренду тяжелой техники, тогда да – конечно. Но что мы четверо можем сделать, когда один из нас к тому же еще и Берик?
- А я тут при чем? – раздался знакомый сиплый голос, и к нам одновременно подошли Берик и Дастан.
- А к чему мне сдерживаться? – раздраженно спросила я. – После вашего-то вчерашнего поведения?
- Это был минутный срыв, - заявил Берик.
- Мне так не показалось.
- Следователь просит, чтобы мы сохранили для него колесные пары, - вмешалась Акшагуль. – Обещает поднять оплату втрое.
- А Белку вы зачем сюда притащили? – спросил Дастан.
- Она сама пришла, - ответила я.
- А что там с Толокопом? – вспомнил Берик. – Удалось вчера договориться?
- Да... – печально подтвердила Акшагуль. – После моих уговоров он прельстился на кучу металла, содержащегося в Дог-Зилле, и попытался арестовать ее. Но силы были неравны. Дог-зилла схватила его зубами за голову и держала так, пока не приехали Крылатые Братья на автобусе. Они связали Толокопа проводами и увезли куда-то вниз, наверно, на свою базу.
- И что будем теперь делать?
- Вы сами прочитали, - пожала плечами Акшагуль. – Нам тоже надо как-то пробраться в автобусный парк и, не знаю как, но удержать колесные пары до приезда следователя.
- Куда уж проще! – воскликнула я.
Нашу дискуссию прервала Белка, нагнувшись к нам и громко потребовав отвести ее к противнику.
- Кстати, а где Дог-Зилла? – спросила я.
- В последний раз я видела ее на Сейфуллина, - сказала Акшагуль. – Она там ночью поймала Толокопа, а потом сломала мост через Ташкентскую улицу.
- Ведите меня туда, - безапелляционно заявила Белка.
- Ну что ж, давайте, - сказала я. – Видите, мне деваться некуда.
- Мы с вами, - быстро решил Берик, и к его мнению присоединились остальные.
Таким образом, наша команда приняла новое предложение следователя и направилась к сломанному ночью мосту. Дог-Зиллу мы увидели издалека: она стояла в рухнувшем центральном пролете и молчаливо наблюдала за опустевшей улицей Сейфуллина. Объяснение, почему она не продолжала разрушение города, мы увидели, когда подошли ближе. Рядом с металлической собакой припарковался синий автобус с нарисованной на борту молнией. Как мы поняли, ввиду отсутствия электричества в городских сетях Дог-Зилла подпитывалась от мобильной станции, и времени на полную зарядку уходило достаточно много.
Белка при виде противника издала громкий вздох удовлетворения, переложила желудь в боковой карман и пошла в атаку с гигантской дубиной наперевес. Дог-Зилла тоже ее заметила издалека: зарядка немедленно прекратилась, и автобус уехал на базу. Собака вышла из пролета и приняла боевую стойку.
Мы благоразумно остановились метрах в двухстах от моста и наблюдали за сражением с безопасного расстояния.
Первой напала Дог-Зилла. Когда Меха-Белка приблизилась на расстояние около ста шагов, Дог-Зилла пальнула в нее лазером из глаз. Однако светоотражающие панели, собранные ночью из различных инсталляций, благополучно отбили лучи смерти, и мощным световым «рикошетом» снесло псевдо-колониальную башенку на китайской гостинице, расположенной неподалеку. Башня взорвалась с оглушительным хлопком, а ее осколки засыпали часть улицы Сейфуллина.
Не давая собаке-киборгу опомниться, Меха-Белка с разгона ударила ее деревянной какашкой-дубиной по плечу. Удар был такой силы, что дубина раскололась на две части, а левое плечо Дог-Зиллы помялось, и собака с этого момента заметно прихрамывала.
Белка отбросила бесполезный огрызок дубины, а Дог-Зилла сделала неожиданный выпад и попыталась вцепиться белке в ее веселый курносый нос. Однако самый большой представитель отряда грызунов оказался, несмотря на свой вес, чрезвычайно проворным. Белка тут же пустила в ход свой огромный хвост и так с размаху хлобыстнула им по левому боку собаки, что та не удержалась и с грохотом повалилась на остатки моста.
Белка задрала голову к небу и издала громкий воинственный клич: «В бой-Белка, В бой-Белка!!! О-о-о!!!»
Дог-Зилла между тем далеко еще не была повержена. Она отползла в дальний угол перекрестка, к розовой каменной ограде бывшего автохозяйства и там с трудом поднялась на ноги. Оглянувшись по сторонам, Дог-Зилла увидела ограду и принялась лягаться задними ногами, ломая забор на куски.
Как только Меха-Белка прекратила праздновать и неторопливо зашагала к противнику, в нее полетел град огромных кусков каменной стены. Белке досталось прилично: ей порвало щеку, снесло две пластины импровизированного бронежилета и сильно повело правый бок. Тем не менее, она выстояла и дала достойный отпор, катапультировав в Дог-Зиллу несколько огромных желудей. Дубовые плоды оказались наполненными мощной взрывчаткой. Один из них попал собаке в спину и едва не разнес ей хребет. Другие взорвались рядом и осыпали Дог-Зиллу осколками.
После этого обстрела передняя левая лапа Дог-Зиллы перестала двигаться. Волоча ее за собой, собака-киборг, к тому же ослепшая на один глаз, с неуемным желанием убийства все же бросилась в контратаку. У Меха-Белки закончились желуди, и она теперь могла сражаться только в ближнем бою.
Роботы сошлись в середине рухнувшего центрального пролета моста. Тяжелые удары сыпались один за другим. Меха-Белка могла бить только хвостом и пострадавшим туловищем, тогда как Дог-Зилла наносила удары тремя оставшимися лапами и кусала мощными челюстями. На землю градом сыпались солома вперемешку с железными деталями и остатками собранного из латунных задниц бронежилета. Дог-Зилла ростом превышала Меха-Белку на несколько метров, и это позволяло ей кусать грызуна за макушку. Скоро она полностью изжевала кожаный шлем белки и несколькими укусами обнажила ее металлический каркас. Меха-Белка заметно устала и начала понемногу отступать. В какой-то момент она покачнулась и удержалась на ногах только благодаря мощной корме. Однако становилось понятно, что огромная собака может одержать верх в бескомпромиссной схватке.
К звукам борьбы двух титанов прибавился рев далеких моторов, и спустя минуту с верхней части улицы Сейфуллина приехали восемь зеленых автобусов из тех, что уцелели во вчерашнем страшном разгроме на базе. Боевая колонна остановилась перед завалившими улицу осколками китайской гостиницы. Из автобусов выбежало несколько десятков легионеров с ручными противотанковыми гранатометами. Впереди шел разъяренный Шопырбек.
- Эй, ты, шавка! – заорал он на всю улицу.
Дог-Зилла отвлеклась от избиения белки и повернулась в его сторону. В тот же момент в ее направлении полетело множество гранат. Меха-Белка едва успела завалиться в сторону, как правая задняя лапа Дог-Зиллы разорвалась в куски.
Легионеры подоспели как раз вовремя. После их меткого удара Дог-Зилла больше не могла сражаться. Но неизвестный создатель вложил в нее огромный запас живучести. Побитая, разорванная, Дог-Зилла не сдалась и не упала, а бросилась наутек вниз по Сейфуллина – очевидно, в родной автобусный парк.
- Вперед! – скомандовала Акшагуль, и мы подбежали к сильно пострадавшей Меха-Белке. Никакие травмы не могли поколебать решимость грызуна истребить гигантскую собаку. Меха-Белка позволила всем нам вскарабкаться на нее и устремилась вдогонку за Дог-Зиллой. Провожаемые воодушевленными криками Зеленых Братьев, мы на огромной скорости тряслись в беличьих лапах, а Дог-Зилла, с ее колченогой походкой, ковыляла метрах в пятистах впереди. Когда мы спустя час или полтора увидели разрушенную ограду двадцать шестого автобусного парка, казалось, наши кишки вот-вот вывернутся наружу.
Преодолев границу базы, Дог-Зилла внезапно замерла и, постояв как бы в раздумье несколько секунд, рухнула, словно подкошенная. Оставшиеся лапы свело судорогой, а единственный глаз медленно погас: Дог-Зилла сдохла.
Меха-Белка подошла к останкам противника и остановилась. Мы с трудом сползли на землю, мучимые тошнотой.
Нам не удалось отдохнуть – со стороны ремонтного цеха раздался протяжный гудок отправлявшегося состава.
- Они уходят! – закричал Берик, и мы со всех ног бросились к цеху.
- Белка, помоги нам! – позвала я спасительницу города.
Меха-Белка с готовностью бросилась вслед за нами.
Когда до ремонтного цеха оставалось метров пятьсот, Меха-Белка вдруг резко затормозила, повернула голову направо и долго принюхивалась. Потом радостно покачнулась и издала визг, очень похожий на поросячий. Мы не могли понять, что с ней происходит, пока не увидели расстеленное на земле огромное белое полотнище, посередине которого лежала кучка громадных орехов.
- Белка, стой! – проорала я. – Это ловушка!
Но огромного грызуна переклинило. Меха-Белка в несколько прыжков преодолела расстояние до полотнища,  с размаху прыгнула к орехам и – с треском провалилась в бездонную яму с кольями. Высокотехнологичная современная машина пала жертвой первобытного метода охоты.
Мы тихо подошли к яме и поняли, что все кончено. Тело Меха-Белки, пробитое многочисленными арматурными пиками, истекало маслом, а голова билась в предсмертных конвульсиях. Потом и голова затихла.
Сзади к нам вкрадчиво подошли десятка полтора охранников в черном. Молча наставили автоматы.
- Ты посмотри, какие люди! – раздался саркастический возглас.
Я взглянула на двоих, отличавшихся от охранников гражданской одеждой, и узнала тех самых кладовщика и экспедитора, которые исчезли на перегоне вместе с колесными парами.
- Кто это такие? – спросил второй.
- Да те ребята, которых линейный отдел отправил нас искать.
- Ну что ж, вот они нас и нашли.
- Слышите, вы нас нашли! – издевательски закричал первый. – Можете гордиться.
Мы ничего не ответили – нас продолжала одолевать тошнота.
Потом нас погрузили в отходивший состав и запихали в темную комнату без окон и мебели.
Поезд медленно набрал скорость, и наша команда в очередной раз отправилась навстречу неизвестности.
11.
Сидя на деревянном полу, мы под размеренный перестук колес немного пришли в себя после адской погони в лапах Великой Белки. Минут через двадцать после отхода поезда дверь каморки открылась, и охранники в черном приказали нам выходить. Мы прошли под заботливым конвоем несколько вагонов, забитых металлоломом под завязку: для проходов оставили крошечные щели, протискиваться сквозь которые приходилось боком, но даже со всеми ухищрениями эта процедура доставляла массу неудобств.
После долгих мучений мы пробрались в вагон-ресторан, в котором я моментально узнала трамвай-кафе, ездивший не так давно по городским улицам. Его немного переделали, удлинили и добавили сквозные проходы в соседние вагоны, но в целом это был все тот же ресторан: ярко-красные диванчики, коричневые столики, желтые бра, фотографии в красивых рамках на сводах, гладкий отсвечивающий потолок.
Нас подвели к самому дальнему столику, занимавшему всю корму трамвая. Диван тут был длинный и торжественный. За столиком сидел... староста экопоселения «Веселая радуга». Только, вопреки своим убеждениям, он был одет в кожаную куртку, сапоги из крокодила и прочие экологически опасные вещи, а на тарелке красовался наполовину съеденный стейк и, о ужас – початая бутылка кока-колы!
Мы все так привыкли к классическому, не зависящему от времени года облику старосты: босоногий, завернутый в капусту, словно готовый к купанию в кастрюле голубец, с неизменным саксофоном в руках, и непрерывно проповедущий на тему спасения окружающей среды, - что при виде открывшейся картины остолбенели и с минуту смотрели на него, точь-в-точь, извиняюсь, как бараны на новые ворота.
Молчание прервал сам староста. Он усмехнулся и обратился к нам:
- Ну, и чего мы встали? Не видели, как человек обедает?
- Но, извиняемся, староста, - за всех осторожно высказалась Акшагуль. – А как же ваши слова об экологии, о голодании, солнцеедении...
- Да бросьте вы, - замахал руками староста. – Неужели я так на него похож? Нам всегда говорили, что даже при первом знакомстве нас легко можно различить.
- Вы хотите сказать...
- Да, тот, в капусте, это не я, а мой брат. Даже не брат, а, как бы вам сказать... В общем, долгая история. Вы лучше присаживайтесь, раз уж изволили присоединиться к нашему путешествию. Подайте им стулья. И поесть еще принесите, будьте вежливы с гостями.
Мы сели за стол на предложенные стулья, а охранники быстро сервировали нам несколько блюд с закусками и колу в бутылках. При этом наш статус нисколько не изменился: охрана все так же стояла неподалеку, показывая своим грозным видом решимость пресечь любую попытку неповиновения. Угрюмые лица верзил даже старосту вывели из терпения.
- Отойдите немного, - прикрикнул он на своих подчиненных. – Столпились тут как в очереди за колбасой. Отодвиньтесь, дайте людям пройти!
Конвой нехотя отошел к середине трамвая. Зато к нам приблизились те самые кладовщик и экспедитор, которых мы так долго и безуспешно искали. Сияя глумливыми улыбками, они сели за соседний столик.
- Вы, кажется, уже заочно знакомы? – осведомился староста. – Линейный отдел ведь снабдил вас фотографиями моих приятелей? Тем не менее, все же представлю: это Коймаш, он кладовщик, а Тыншыбек, соответственно, экспедитор. Как они тут оказались, вам, надеюсь, объяснять не надо?
- Вы подкупили их, чтобы ограбить фуры? – спросила я.
- Как прямо и грубовато сказано... – пробормотал староста. – Иногда люди демонизируют меня без всякого на то повода. Никакого подкупа, к вашему сведению, не было, а фуры мы реквизировали, на время. Коймаш всегда был моим человеком, а на железную дорогу внедрился для того, чтобы добыть колесные пары. Тыншыбек присоединился к нам добровольно. Оба они ударно поработали и заслуживают лишь похвалы. Вы знаете, насколько трудно организовать взрыв и испортить сотню метров рельсов на железной дороге? У них же повсюду эта навязчивая военнизированная охрана. Но мои ребята смогли, и подошли к делу творчески, так что не надо обвинять их в мздоимстве.
- А что с водителями фур? Тоже добровольно присоединились или мерзнут в вашем морге вместе с остальными пропавшими без вести?
Староста на это ничего не ответил и сменил тему:
- За последние дни вы и эти идиоты из Зеленого Легиона доставили мне массу неудобств. Пришлось менять планы и ускоряться, но в целом мы свои задачи выполнили... А вы ловко это устроили с той белкой, я бы ни за что не догадался...
- Можно вопрос? – подал голос Берик. – Так вы староста или его брат?
Теперь, вблизи, мы отчетливо видели, что перед нами определенно другой человек. Черты его лица были жестче, рот постоянно кривился в неком подобии улыбки, но глаза, внимательные и злые, с улыбкой резко контрастировали. Из-за этого контраста казалось, что наш собеседник носит китайскую театральную маску.
Наш собеседник вздохнул и ответил:
- Можете называть меня просто – Диггер. Это прозвище я получил, когда жил за границей.
- Вы принадлежите к секте черных копателей? – спросила Акшагуль.
- Ну зачем сразу так? Это не секта, а древний орден. Впрочем, я был копателем еще до вступления в их ряды. Для меня это не просто промысел. Я с детства ощущал тягу к металлу. Помню, как в школе ежегодно собирали металлолом и сдавали на завод. Мне больно было смотреть, как уходит бесплатно такая масса железа. Потом я подрос и занялся сбором цветных металлов. Девяностые были золотым временем. Я продавал металл сотнями тонн, отправил на слом несколько старых заводов, целые дивизии старых заржавленных танков... Китай готов брать и перерабатывать любые объемы металла, за что мне и нравится эта страна. Но потом дармовая сталь закончилась, и наступили другие времена. Финансовая полиция завела на меня выдуманное дело, и пришлось срочно уходить за границу. Однажды я столкнулся в аэропорту с директором департамента одного из местных госорганов. Познакомились, и я угостил его первитином. За те несколько дней, которые он провел в Амстердаме, чиновник полностью подчинился моей воле. Он был готов прыгать на задних лапках за очередную таблетку моего лекарства. Тогда я понял, как смогу не только вернуться домой, но еще и стану основателем могущественной империи...
- Так получается, все чиновники сидят на ваших таблетках? – прервала его Акшагуль. – Почему же я никогда их не принимала?
- Вы, если не ошибаюсь, из налогового комитета? – спросил Диггер. – Как только вы активно влезли в наши дела, Коймаш и Тыншыбек навели о всех вас кое-какие справки. И к тому же, героически трудитесь в морозной столице? Там мы работали только с отдельными госслужащими, которые задействованы в нашей схеме. А вот что касается этого города... Как вы думаете, почему все чиновники здесь нервные, чуть что лезут в драку, дико потеют и не могут двух слов связать? – правильно, все из-за мета. Они тут поголовно сидят на первитине.
- Зачем это вам понадобилось?
- Знаете, мой брат… Да, мы все-таки братья, двойняшки. Но мне всю жизнь приходилось работать в поте лица, а он – баловень судьбы. Еще в университетские годы его отыскали проклятые вербовщики из Ложи Бордюра и Пилы. С тех пор он непрерывно поднимался по служебной лестнице, пока не его не поставили руководить этим городом. Фактически, конечно, он ничем не руководил, я же его с детства знаю, он вообще ничего не умеет, кроме как играть в машинки и сосать леденцы. Но я не мог позволить Великой Ложе одержать верх. Пришлось вмешаться, и тут кстати попалась идея Джона Гейна сделать город экопоселением.
- Вы что, устранили родного брата и правите городом вместо него? – спросила Акшагуль.
- Вот только не надо обвинять меня в братоубийстве. Ваш староста жив и здоров, а леденцов у него столько, что на несколько жизней хватит. Я его обеспечил всем необходимым и держу вдали от вредной работы. Вы что, хотите, чтобы я позволил своему брату одеваться в капустные листья, и отправил его босиком на мороз? У меня, конечно, была идея самому выполнять его общественные обязанности. Но, во-первых, как я и говорил, мы не так уж сильно с ним похожи, а, во-вторых, единственное, что он умеет делать лучше всех на свете – это играть на саксофоне. Я, к сожалению, к музыке не предрасположен, мне медведь на ухо наступил. Тогда я придумал заказать в Китае робота-куклу, не отличимую от человека. Китайцы сделали роботу лицо по фотографии моего брата и встроили в него программу саксофониста. Что касается государственных функций, тут все еще легче – я записал на внутренний диск робота несколько десятков речей известных политических и экологических деятелей. На митингах кукла декламирует произвольный набор фраз из разных источников, и это прекрасно работает, – робот, если чем-то и отличается от любого другого чиновника, то - лишь в лучшую сторону.
- То есть вы заменили старосту куклой только для того, чтобы лишить власти Великую Ложу? – догадался Берик.
- Не только для этого, - сказал Диггер. – Вековое соперничество двух мистических организаций тоже, конечно, имеет место, но лично для меня главное – воплотить в жизнь свою мечту. Я собрал в этом городе столько металла, что даже сделка с продажей танков – капля в море по сравнению с моими сегодняшними масштабами. Были и трудности, без них бизнеса не бывает. Например, мне нужен был транспорт для перевозки металла, но железная дорога вагоны не дала, они там ко всем, кроме своих, относятся с крайней подозрительностью. За все время удалось через посредников достать только три вагона-рефрижератора. Вы их видели, мы сделали на основе тех вагонов бронепоезд, который взорвали ненормальные камикадзе из Зеленого Легиона. Можно было возить металл на автобусах, но это неинтересно, да и дороги постоянно патрулируют, пришлось бы платить за проезд каждого конвоя. Тогда мне и пришла в голову идея о моей собственной железнодорожной ветке. Такая ветка существовала еще с советских времен, начиналась за городом и шла глубоко в область, на секретный когда-то объект. Мы эту ветку нашли, почистили, оставалось только соединить ее рельсами с автобусным парком. Потом я придумал поставить трамваи на железнодорожные колеса и вышел с выгодным предложением на директора трамвайного депо. Однако тот парень оказался несговорчивым, и пришлось его... Как только депо и трамваи были объявлены вне закона, мы забрали все рельсы, немного их переделали и продлили ветку до нашего автобусного парка. Трамваи мы тоже забрали, вот тут нам понадобились колесные пары. Дальше вы знаете: Коймаш и Тыншыбек провернули операцию с ювелирной точностью, но линейный отдел не захотел мириться с потерей колесных пар и нанял вас. Наш состав прекрасно функционирует, мы уже сделали несколько рейсов в… Китай, правда, до этого ездили в усеченном варианте: семь, восемь, десять вагонов. На этот раз мы поставили на новые колеса все трамваи, и это – наша финальная поставка, обратно мы уже не вернемся.
- Вы очень откровенны, - задумчиво сказала Акшагуль. – Рассказали нам все, как есть. Это означает, что вы совершенно уверены либо в том, что мы ничего не выдадим, а это вряд ли, либо вы собираетесь нас…
- Не буду я вас убивать, - махнул рукой Диггер. – Я же сказал – мы пересечем границу, и больше я в эту страну не вернусь. Останусь жить в Китае, сделаю себе паспорт на имя какого-нибудь Хунь Ляня, и на следующий же день все забудут, что был когда-то на свете такой человек.
- Так вы просто собирали металл на продажу? – спросила я. – Зачем же вам понадобилось делать помойку из нашего города? Вы даже унитазы из квартир забрали. Я уже не говорю про уничтожение арыков, закрытие подземных переходов и другие ваши дела. Вот вы говорили, что ваш брат вроде как слабоумный, а сами, получается, недалеко от него ушли.
Нижняя челюсть Диггера задрожала, а глаза налились кровью. Похоже, я невольно проехалась по его самому больному месту. Диггер отодвинул тарелку и, сорвавшись на фальцет, прокричал:
- Значит, вы хотите сказать, что я какой-то псих или садист и напрасно поиздевался над городом? Ну да, языком молоть ведь намного легче, нежели хоть немного применить мозги, проанализировать ситуацию. Да вы даже не представляете, сколько энергии было затрачено, сколько мне пришлось работать, чтобы сделать этот город таким, каким я всегда хотел его видеть! Асфальт – зачем он вообще нужен, когда у нас такая хорошая земля? Да, говорят, пыльно, грязно, но, знаете ли, падать на мягкую землю намного приятнее, чем на асфальт. Я в детстве слетел как-то с качелей и треснулся физиономией об асфальт. Было очень, знаете ли, больно. Тогда я сказал себе – вырасту и уничтожу этот противный асфальт. И уничтожил, как видите, а куски асфальта мы выкинули в цветочные клумбы по всему городу. Асфальт, как известно, лучшее на свете удобрение, и в таком качестве его использовать намного правильнее, чем строить из него дороги. А унитазы? Чего вы к ним пристали? Не можете на улицу лишний раз сходить? Совсем уже обленились. Вы, видимо, в детстве не застревали в унитазе, поэтому не осознаете страшной опасности этого вредного изобретения. А я – застревал. Арыки. Ну вот кому, скажите на милость, они нужны? Я по студенчеству как-то напился до чертиков и, если бы на пути не оказался этот дурацкий арык, сам дошел бы до общежития. А так – я в него свалился, весь вымок, а потом меня еще и полиция забрала в участок. Моей репутации был нанесен непоправимый ущерб, и виной тому – ужасный арык. Про подземные переходы вы не правы – я их не закрывал, а только запретил там торговлю. Вы знаете, что со мной случилось в подземном переходе? Как-то в детстве я очень хотел в туалет, и переход был моей единственной надеждой. Я вбежал туда, но позабыл про этих вездесущих торговцев. Пока я бегал по переходу и искал укромное место, я, извиняюсь, обмочился, и не только, знаете ли, обмочился… А эти зловредные торговцы долго надо мной смеялись… Да, или эти тактильные дорожки для слепых, которые мы наставили по всему городу. Сразу же появились гражданские активисты – как же я ненавижу эти слова!.. Скажите на милость, кто их назначал активистами? Граждане, гражданское общество? А их самих кто назначил гражданами и так называемым гражданским обществом? Кто? Кто? – Покажите мне бумажку с подписью и печатью, и чтобы лицо, назначившее их, обладало компетенцией для этого! Покажите? – Хрен вам! Нет никаких граждан и активистов, есть только я, потому что меня назначили!.. Идите сейчас, поищите гражданских активистов – фига с два найдете, они все уже давно заморожены и слиплись в один гигантский ледяной брикет вместе с владельцами биллбордов и фармацевтами! На улицах после этого стало намного чище. И вот, эти самые активисты вдруг заявили, что наша плитка, мол, слишком неудобная, слепцы на ней спотыкаются, а в дождь и снег падают, разбивают себе головы… И еще мол, пандусы для инвалидов у нас тоже расположены под слишком высоким углом, скользкие, коляски с них слетают, инвалиды бьются и становятся еще более инвалидами, и так далее. Да вы посмотрите на показатели нашего города с тех пор, как я навел в нем порядок! Количество инвалидов снизилось на девяносто восемь процентов! Слепых вообще не осталось! А как еще снижать поголовье неполноценных, если они производят на свет только таких же неполноценных! И после этого говорят, что дорожки и пандусы у нас ни к чему не пригодны! Да вообще все, что я делаю, направлено только на развитие и благополучие этого мира! И так я могу продолжать до бесконечности. Все мои действия строго обоснованы и направлены только на улучшение этого мира, так что оставьте свои обвинения при себе! Я долго страдал, все хорошее всегда доставалось моему брату, а я мучился! Мы оба происходим из династии цирковых уродцев, и мои предки никогда не жили счастливо...
На этом месте Диггер внезапно замолчал, видимо, поняв, что в сердцах наговорил лишнего. Очень странно на нас посмотрев, он достал из кобуры пистолет и нервно щелкнул затвором. Вопреки уверениям Диггера в своей полной вменяемости, на его лице промелькнуло безумное выражение. Мы замерли в ужасе, поскольку в диких глазах черного копателя ясно читалось желание всех нас безжалостно перестрелять.
Спасла нас в этот момент, как ни странно, охрана Диггера. Двое громил в черном вбежали в вагон-ресторан и хором проорали:
- Шеф, шеф, нас атакуют!
- Кто атакует? – воскликнул Диггер, вскакивая с места и пряча пистолет в кобуру.
- Опять эти зеленые автобусы!
Мы прильнули к окнам и увидели, как с обеих сторон к составу приближаются по несколько боевых автобусов. По всей видимости, им пришлось изрядно попотеть, прежде чем они нагнали в степи поезд. Легионеры не стреляли по вагонам, возможно, боясь задеть нас; зато на крышах автобусов собралось по пять-шесть вооруженных десантников, готовых в любой момент перепрыгнуть на поезд.
- Ну-ка отошли от окон! – скомандовал нам Диггер и обратился к своим подчиненным: - Огонь по автобусам! Бейте по водителям и шинам, нам это бесплатное сопровождение ни к чему.
Нас посадили на пол и приказали не двигаться. Крылатые солдаты распахнули двери и окна вагона, после чего открыли по автобусам ураганный огонь из винтовок и гранатометов. Мы слышали взрывы и грохот разлетавшихся на куски машин, но наблюдать перестрелку не могли в силу нашей заниженной позиции.
Потери несли и защитники поезда: видимо, в автобусах ехали подготовленные снайперы, которые меткими выстрелами отправили к праотцам с десяток охранников. Диггер в пылу боя отдавал различные приказы и яростно стрелял в преследователей из пистолета. Что касается его верных соратников: кладовщика и экспедитора, - то они трусливо прижались к полу и даже головы боялись приподнять.
Бело-синему автобусу «КаВЗ» удалось приблизиться к вагону-ресторану вплотную, и оттуда в поезд впрыгнуло трое легионеров. Они сцепились с охранниками врукопашную. Диггер закричал, схватил с пола гранатомет одного из поверженных громил и выпустил смертоносный заряд сквозь окно в автобус. Раздался страшный взрыв, и автобус перестал существовать, засыпав вагон сотнями осколков. За секунду до взрыва на поезд успели перепрыгнуть еще двое. Я узнала в них Шопырбека и безумную Викторию. Затем нас накрыло взрывной волной, и я потеряла сознание.
12.
Я очнулась в полной тишине. Поезд остановился, и за окнами царила темнота. Но это было не ночное небо со звездами, а некое таинственное, не освещенное помещение. В трамвае мерцал неверный колеблющийся свет двух оставшихся не разбитыми бра. На полу рядом со мной стонали мои товарищи: раненные осколками, помятые, но живые.
Поднявшись на ноги, я обнаружила, что охрана, кладовщик и экспедитор мертвы. Также погибли три ворвавшихся в поезд легионера и их предводитель, неуемный Шопырбек. А вот Викторию осколки пощадили – ее даже не задело. Она сидела на корточках у тела своего шефа и плакала, держа в руке его кепку.
- Привет, девушка, - сказала я. – Ты здесь какими судьбами?
- Страшно было одной оставаться, - всхлипывая, ответила Виктория.
Я нигде не могла найти черного копателя: его не было ни среди мертвых, ни в рядах выживших.
- Сбежал, гад, - поняла я.
Пока остальные приходили в себя, Берик поднялся и, не говоря ни слова, вышел из трамвая. Я пыталась его остановить, но Акшагуль махнула рукой:
- Пусть идет. Он живет в каком-то своем мире, не будем ему мешать.
Мы покинули вагон так же, как и Берик – через выбитую в перестрелке дверь. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и мы увидели, что находимся в огромном круглом зале высотой метров в восемьдесят, а диаметром никак не меньше двухсот. По всему залу стояли металлические колонны, подпиравшие сложную систему балок, мостовых кранов, блоков и цепей, - так что зал походил на фантастический ремонтный цех либо станцию для подготовки к старту космических аппаратов. К залу примыкала длинная вымощенная рельсами галерея: в ней полностью помещался состав из семнадцати трамваев. Мы пошли вперед, дабы выяснить судьбу машинистов поезда, и обнаружили, что локомотив кто-то успел отцепить и спрятать в неизвестном ангаре.
- Да, загадок все больше и больше, - заключила Акшагуль.
В самом центре круглого зала мы наткнулись на огромную бездонную яму. На ее дне слышались мерные звуки: казалось, там работали скрытые от чужих глаз механизмы. Спускаться в яму никому не захотелось, поэтому мы продолжили исследование зала. Дошли до стены и в уходящем в глубину коридоре увидели несколько закрытых крепкими решетчатыми дверями комнат, а вернее, камер.
В первой камере было очень комфортно. Из стен, обитых мягкими одеялами, лился приглушенный свет, а на диване перед телевизором сидел взрослый мужчина в белой пижаме, покрытой рисунками собачек и кошечек. Мужчина возил по дивану игрушечную машинку, а во рту держал леденец. На столике у телевизора в специальной пластмассовой подставке было натыкано еще около сотни разнообразных леденцов и чупа-чупсов. Когда обитатель камеры повернул к нам лицо, мы узнали старосту. То, что это был именно староста, а не Диггер, стало понятно по взгляду: он у него был детский, совершенно не отягощенный разумом, тогда как в глазах его безумного брата читались тревога и подозрение. Если бы не взгляд, братьев нереально было бы идентифицировать: попробуйте-ка найти хоть одно отличие в двух фабричных китайских болванчиках.   
- Его надо освободить, - сказала Акшагуль.
По счастью, в числе многочисленных непризнанных талантов Дастана оказалось и умение открывать сложные замки. Подняв с пола несколько проволочек, Дастан провозился с замком минуты две-три, после чего дверь со скрипом открылась.
- Вы свободны, староста, - торжественно проговорила Акшагуль, входя в камеру и указывая узнику путь к свободе.
Староста отвернулся и недовольно буркнул:
- Заклойте двель и не тлогайте мои иглуски.
Больше мы от него ничего не добились. Пришлось последовать его просьбе и оставить старосту в одиночестве. В следующей камере внезапно обнаружился Толокоп. Очевидно, его привезли сюда вскоре после пленения его Дог-Зиллой. Толокоп выглядел жалко: его лампы потухли, а корпус безвольно согнулся. Акшагуль минут десять пыталась его пробудить, но все тщетно.
В третьей камере было темно и грязно. Прямо на голом полу сидел молчаливый поникший человек с длинными спутанными волосами. Увидев нас, он встрепенулся и с трудом поднялся. Худощавое тело, вытянутое лицо, круглые очки, характерная прическа: мне показалось, что перед нами стоит Джон Леннон: воскресший, хотя и порядком сдавший. Незнакомец оказался единственным, кто обрадовался нашему появлению.
- Hi guys! – воскликнул он. – Наконец-то, хвала господу, меня спасли!
- Как вы тут оказались? – спросила Акшагуль. – И как ваше имя?
- Меня зовут Джон Гейн, - сказал иностранец. – И я думаю, меня тут держат за мои нетрадиционные убеждения. Простите меня, пожалуйста, но должен с прискорбием отметить - в вашей стране плохо относятся к людям с особыми взглядами на жизнь.
- Джон Гейн? – удивилась Акшагуль. – Тот самый? А мы думали, вы так и работаете в своей конторе в Голландии.
- What did you say? Какая контора? У меня никогда не было никакой конторы, это все выдумки мистера Диггера.
- Так это он вас сюда упек?
- Да, - вздохнул Джон. – It was as a knife in the back. С его стороны это было форменным предательством. Но сначала мои дела шли хорошо, даже слишком хорошо. Мы встретились с мистером Диггером в амстердамском кофе-шопе, я там работал поваром. Ну, слышали, наверно: hemp biscuits, hemp bud cookies, ganja kitchen revolution, - и прочее, там это весьма модно. И, заверяю вас, очень вкусно. В тот момент я ничего не готовил, а сидел в палатке и пытался поймать свою голову, – она слетела с плеч, взобралась под самый свод шатра и оттуда скалилась и дразнила меня, называя обкуренным Джейми Оливером. Тут в палатку входит очень симпатичный молодой человек с раскосыми азиатскими глазами и без лишних предисловий зовет меня с собой сюда, на просторы Евразии. Он сказал, что теперь я буду проектировщиком и получу кучу денег. Он навел где-то справки, что я по молодости закончил два с половиной курса архитектурного института в Гааге и в свободное от работы время подрабатывал, помогая студентам с начертательной геометрией. Кстати, вы никогда не слышали в русском названии этого курса слова «а на черта мне все это надо»? Ну, вот и я так подумал на третьем курсе. Хотя, если честно, меня погнали оттуда за дебош в общежитии… Но я отвлекся, извините. Это был он, Диггер, только в тот момент он представился своим настоящим именем – Темирбек. Он сказал, что есть один город, жители которого устали от рутинной жизни и мечтают о радикальном переустройстве всех улиц и кварталов, причем не о какой-то эфемерной, а о той, которую предложу им я, в соответствии с моим планом развития экологического поселения. Я спросил, как жители неизвестного мне города в центре Евразии могут знать о концепции, которую я еще даже не придумал. Темирбек ничего не ответил, пригласил меня в кафе, заказал самые лучшие блюда и положил передо мной чистый блокнот. Пиши, сказал он. Что писать? – Опиши идеальный город с твоей точки зрения. От тебя мне нужна только основная идея, а реализацией я займусь сам. Зачем мне это? – спросил я. Вот за этим, - сказал Темирбек и положил передо мной конверт с деньгами. Ты будешь получать такой конверт каждый день, только стань моим личным проектировщиком. Да, господа, признаюсь, меня подкупили, и я, как дурак, поверил в светлые замыслы этого человека и поехал с ним сюда. Но проект для него я все-таки сделал, и очень этим горжусь. Как он и просил, я описал самый лучший город на Земле - экопоселение «Веселая Радуга», райское место, абсолютно свободное от агрессивных женщин, ворчливых болезненных стариков и кричащих сопливых спиногрызов. Всего этого там не будет. В этом райском городе могут жить только веселые, красивые молодые мужчины. Взявшись за руки и распевая песни, они под радужным флагом будут строить светлое будущее, а над всем этим счастьем талисманом всеобщего благоденствия нависнет гигантская, оптимистично настроенная соломенная Белка… И еще, по всему городу будут воздвигнуты статуи мужских достоинств, ягодиц и задних проходов, поскольку нет на свете ничего прекраснее… Я все это спроектировал в деталях, в том числе Белку и ягодицы. Вот так бы все это было… Но как только я закончил проект, - а в это время мы как раз приехали в ваш город, - меня арестовали и посадили в маленькую комнату в его огромном сером дворце. Они украли мое имя, назвав концепцией Джона Гейна нечто совсем другое. Они присвоили название моей идеи, забрали проекты моих памятников, а все остальное извратили до невозможности. Меня отстранили от общего замысла, а взамен наняли безвестную фирму какого-то непонятного Шнипельсона, и она сделала город таким, каким вы его знаете сейчас. Меня же заставили проектировать огромную железную собаку с инстинктами наемного убийцы и оружием массового уничтожения. It’s impossible, guys, это peace-death, причем полный!
Судя по расстроенному лицу иностранца, он был крайне оскорблен поведением Диггера. Однако Джон, видимо, умел держать себя в руках. Во всяком случае, он извинился за срыв и тихим голосом продолжал:
- У каждого, даже самого сильного человека всегда должна быть своя отдушина, место, куда он приходит расслабиться и излить кому-то душу. Для Темирбека таким местом стала моя каморка, где меня держали прикованным к батарее. Он приходил ко мне по вечерам, угощал косяком, садился рядом со мной на пол и, попивая виски «Джеймсон» прямо из бутылки, смеялся над моим жалким положением. Потом он насмехался над жителями этого города, которых называл слабаками и кретинами. Знаешь, Джон, говорил он, я ведь не идиот и прекрасно понимаю, что все эти гигантские белки, бронзовые задницы и прочая дребедень – никакое не искусство, а еще та отрыжка массовой культуры из подворотен; да и ты – далеко не Рембрандт или Микеланджело, а обычный, воняющий отбросами, европейский хиппи. Также я прекрасно осознаю, что в этом городе после моего появления невозможно жить нормально, - так, как  привыкли все эти никчемные, вшивые жители. Повальные запреты, аресты, плата за переход улицы, за въезд в любой двор, за одежду не по сезону, все эти гигантские штрафы по сущим пустякам и другое – это все придумал я и мои помощники, но отнюдь не для того, чтобы сделать этот мир лучше, – я всегда глубоко и от души плевал и на тупых обывателей, и вообще на всю эту планету. Но точно также ошибаются и те, кто думает, что я все дни напролет занимаюсь распилом бюджета и набиванием своих карманов. Нет, для нас, черных копателей это не является самоцелью, наоборот, это основная задача наших заклятых врагов, Ордена Бордюра и Пилы. Это – большая ошибка. Денег у меня достаточно, еду я тоннами не потребляю, шопоманией не страдаю, Бентли и Майбахи мне ни к чему. Зачем же я это делаю, спросишь ты? Я сам думал над этим долгими осенними ночами, и внезапно догадался. Есть такой анекдот. Приходит к директору цирка самый обыкновенный человек и говорит: я придумал номер. Только для этого вы должны заказать мне белый фрак. Хорошо, кивает директор, купим, если описание иллюзиона понравится. Подождите, подождите, - говорит парень, захлебываясь от волнения. Я во фраке, в белой рубашке, бабочке, в белых перчатках и лакированных туфлях выхожу к публике, становлюсь на широкую круглую платформу, и силачи с помощью блоков и канатов возносят меня под самый купол цирка. На арену выкатывают огромный чан со свежим дерьмом и тоже поднимают вверх. Барабанная дробь, публика застыла в ожидании… И тут чан неожиданно падает с высоты десятка метров и с оглушительным звуком раскалывается, а дерьмо расплескивается по всему цирку, заливает все ряды и всех зрителей с головы до ног! С жужжанием приходят в движение софиты, яркие фонари освещают меня, играет торжественная музыка, и я смотрю сверху на цирк и зрителей!.. Ну, как? Директор не понимает: я извиняюсь, так в чем, собственно, смысл вашего номера? Парень вздыхает: ну как вы не поймете? Только представьте себе: все поголовно безнадежно и глубоко в дерьме, а я один – на самом верху и в ослепительно белом фраке! Так вот, этот парень – я не знаю, существовал ли он на самом деле, но если бы так было, я бы мог назвать его своим великим учителем, ибо в его словах – вечная истина. Я прожил на этом свете несколько десятков лет, и все эти годы меня больше всего раздражали обыватели с их низкими, отвратительными душонками, и дешевыми жестами, к которым они склонны. Эти якобы благополучные семьи в развлекательных центрах, эти демонстративно целующиеся на виду у всех парочки, эти мамаши, подкидывающие своих детенышей: все они такие… чистенькие, гладкие, и все так старательно сигнализируют – посмотрите, какие мы счастливые и радостные, как нам хорошо, - что становится нескончаемо гадко и противно на душе. А я всегда был беден, едва сводил концы с концами, пытаясь продать очередную тонну металла, и не знал ни счастья, ни радости. Теперь же – посмотри, все эти никчемные жители выглядят именно так, как я вижу их души – мелочные и грязные. И когда они мучаются без воды, электричества, без одежды и тепла, облепленные сотнями паразитов, - то есть находясь в самом натуральном, прекрасном, свежем дерьме, - я, стоя над этим миром в белом фраке, осознаю, что справедливость, наконец-то, восторжествовала. Вот она, истина, вот ради чего стоит жить. Не изображать из себя филантропа и не просто тупо хапать деньги, а открыто показать всему миру, что мне далеко и откровенно на всех вас плевать, и не только плевать, что я просто так могу выкинуть на ветер миллионы, триллионы долларов, и потрачу их на свои сокровенные желания; показать этим кретинам, что я и дальше буду ставить дебильные статуи, нанимать за баснословные гонорары иностранных аферистов вроде тебя, и все это – официально и за те деньги, которые они в нелепом забытьи почему-то считали своими либо общественными. И – смотреть после этого, как кретины мучаются, пыхтят в бессильной злобе, вечерами на кухнях ругают меня на чем свет стоит, но сказать в лицо мне ничего не могут, поскольку боятся – ужасно страшатся потерять остатки своего жалкого бытового мирка, своих копеечных привилегий отпущенного на пенсию хромого и беззубого раба… Я слышал подобные россказни Диггера каждый вечер, и постепенно до меня стало доходить, какую фатальную ошибку я совершил, помогая этому маньяку. Тогда я притворился, что привык к новым условиям и абсолютно доволен своей судьбой, и попросил вернуть мне проект Белки и других статуй. Я долго работал над проектами и сделал из Белки секретное оружие на случай, если сотворенная мной собака Дог-Зилла выйдет из-под контроля. Секрет Белки я передал во время очередного психоделического трипа странной собачке по имени Чепушила. А потом начались совсем скверные времена. Как только Диггер понял, что из меня больше ничего не выжмешь, он, как самый обычный капиталист, решил от меня избавиться. Меня отвезли в темном вагоне в этот огромный купол, и я сижу здесь в одиночестве уже несколько месяцев…   
Джон замолчал, и мы все тоже выдержали солидную паузу, впечатленные его рассказом. Потом Акшагуль тихо спросила:
- Джон, а в этом огромном помещении еще люди, кроме вас, имеются? Мы тут ходим уже порядочное время, но ни одной живой души не встретили. А ведь в поезде, на котором мы приехали, были еще люди. Куда они могли исчезнуть? Может, у них тут есть офис?
- Тут есть охрана, - ответил Джон Гейн. – Меня регулярно кормили, и сегодня утром в камеру тоже заходил надзиратель. Я слышал, как внутрь купола въехал поезд, а потом охрана, судя по звукам, побежала наружу. С внешней стороны купола началась перестрелка, а затем все стихло. Больше я ничего не знаю.
- Может, устроите нам экскурсию по куполу? Очень интересно, куда подевался господин Диггер. Мы с ним довольно мило беседовали, а когда очнулись после взрыва, его уже не было.
- Конечно, давайте выйдем, вы не представляете, как мне надоела эта камера, - согласился Джон. – Только вот в экскурсии вам помочь не смогу, я ведь и сам этот купол практически не знаю.
В куполе раздалось громкое лязганье, и мы быстро вышли в основное помещение. Тут мы увидели фантастическую картину: мостовые краны ухватили состав, привели его в движение, и один за другим скидывали трамваи в огромную яму посередине купола. Несчастные вагоны летели в бездну и с грохотом приземлялись где-то очень глубоко внизу.
Мы бросились к яме и заглянули вниз: оттуда с неимоверной глубины раздавался гул механизмов, и вырывались огромные языки пламени. За несколько минут все трамваи отправились в бездну, все, кроме головного локомотива, который бесследно исчез.
Джон смотрел в яму с дрожью и ужасом. Потом отошел от края и в страхе произнес, глядя на нас:
- Holy Hell! Он все-таки создал ее!
- Кого создал? – не поняла я.
- Дог-Зиллу! Дог-зиллу!
- Ну да, мы это знаем. Вы еще не в курсе, но Дог-Зиллу победила ваша Меха-Белка…
- Да не та Дог-Зилла, что в городе! Та собака – это так, мелочь, отвлекающий маневр. Посадив меня в камеру, Диггер однажды пришел ко мне и признался, что городская Дог-Зилла – просто модель, на основе которой он строит новую, огромную механическую собаку, для завоевания всего мира! Тогда я подумал, что он сильно перебрал виски, но теперь вижу, что он не блефовал. Так вот для чего ему понадобилось столько металла! Вся разгадка – здесь, в этой гигантской яме.
- А что это за яма?
- Весь этот комплекс – это заброшенная советская база запуска межконтинентальных баллистических ракет. Тут держали самые большие в мире ракеты судного дня. Диггер построил глубоко внизу цеха по отливке металла и сборке частей огромной собаки. Ваш состав, как я понял, это последняя партия железа для Супер-Дог-Зиллы. Скоро она восстанет из тьмы, и тогда ничто в мире не сможет ее сломить.
- Что же нам делать? Бежать? – в отчаянии воскликнула я.
- Думаю, это уже бесполезно, - покачал головой Джон. – Этому миру пришел конец. Супер-Дог-Зиллу не остановить. Нам всем пришла крышка.
- Так вот он куда спешил! – протянула Акшагуль. – А нам наврал, что едет в Китай, да еще все о себе рассказал.
- Да он просто был уверен, что никто из вас не выберется отсюда живым, - предположил Джон. – И, как видим, оказался прав.
- Еще не все потеряно, - раздался тонкий голос, и из темноты к нам шагнул сбежавший прежде Берик.   
- Появился, не запылился, - разочарованно отозвалась Акшагуль. – Иди, отдыхай, ты нам больше не нужен, можешь бегать, сколько пожелаешь.
- Я никуда не уйду, - твердо заявил Берик. – А вы должны меня выслушать.
13.
Мы отошли от страшной ямы, боясь в нее свалиться, и у стены купола Берик начал свой рассказ:
- Помните, в трамвайном депо тот водитель чертил на доске схему? Так вот, я тоже кое-что знаю об устройстве этого мира и могу дополнить ту историю. И начну я с крестовых походов. Не бойтесь, я не псих, прошу немного запастись терпением, и поверьте, вы будете вознаграждены. Как известно, в Святую Землю отправились много рыцарских орденов. Были среди них знаменитые, такие, как госпитальеры, тевтоны, тамплиеры. Были секретные ордена, которые позже переродились в Великую Ложу Бордюра и Пилы, а также в зловещий Орден Черных Копателей. Встречались также организации вольных солдат и наемных убийц, как, например, Братство Крылатых Всадников или Зеленый Легион. У них тоже есть своя история, и летописцы написали об этих организациях сотни древних свитков. Но мало кто задумывается: в то время, пока рыцари воевали и молились, кто их обеспечивал и, прошу прощения, выливал за них ночные горшки? А ведь были и такие специалисты, хотя про них не удосужился написать ни строчки ни один сказитель. Таким был клан евнухов-торговцев. Поначалу евнухи отвечали лишь за ночные горшки, прочистку канализации и уборку самого смрадного мусора – того, который не желали выносить обычные штатные уборщики Средиземноморья. Потом они начали приторговывать разной мелочевкой. Евнухи следовали за рыцарями повсюду. Потом, когда рыцари вернулись в Европу, разбогатели и построили замки, клан евнухов продолжал выливать за них горшки и торговать. В знак благодарности Ложа Бордюра и Пилы наградила орден евнухов отличительным знаком – полосатой нефритовой палочкой. Так у каждого евнуха появилась хотя бы по одной выступающей части тела, и с тех пор наша организация гордо именуется Кланом Торговцев Полосатыми Палочками. Уже в современности, когда Великая Ложа пришла к власти в большинстве стран, она в благодарность за долгую службу дала Полосатому Клану на откуп улицы городов. В полосатые палочки с помощью древних мистерий была внедрена наша главная суперсила – одним взмахом этого жезла мы могли остановить любой транспорт и любое механическое средство передвижения. Правда, после этого у нас всегда начинали сильно чесаться ладони, и только когда чесотка проходила, транспорт мог ехать дальше. Так евнухи клана собирали дань на улицах десятилетиями: абсолютно бесполезные и вредные для водителей, но ценные для Великой Ложи. Но наступили темные времена, и власть кое-где захватили Черные Копатели. Они постановили изъять у Клана палочки и спрятать в надежном месте. Что было дальше, вы знаете: наши знаки отличия растворились, и все мы находимся на последнем издыхании, поскольку в этих палочках заключалась вся наша жизнь и сила. Я оказался в вашем отряде не просто так: меня направил к вам Верховный Магистр нашего клана. Моя задача – любой ценой вернуть клану нефритовые жезлы…
- Это очень интересно, товарищ, - сказала Акшагуль. – Но у нас сейчас есть дела поважнее, и, если честно, всем нам на твой клан…
- Я не договорил! – Берик строго поднял указательный палец, на глазах обретая решительность и мужественность. – Вы видите, что со мной происходит? Мой голос меняется, а мышцы крепчают! Это значит, что жезлы где-то очень рядом, в этом здании! Черные Копатели мечтают поработить этот мир уже на протяжении нескольких столетий. Еще в девятнадцатом веке они наняли группу инженеров, спроектировавших огромную механическую собаку-монстра, способную уничтожить любые по численности армии. Чертежи хранились в секретном отделении библиотеки города Гаага. Ваш уважаемый Джон Гейн – не кто иной, как самозванец и воришка, укравший эти чертежи и торговавший ими на черном рынке. Вот почему Диггер обратился именно к нему и позволил взамен придать экопоселению весьма голубой оттенок.
- Неправда! – возмутился Джон. – Total crap! Bullshit! Прикажите этому человеку замолчать!
Берика, однако, никто больше не пытался остановить, и он продолжал:
- В команде инженеров затесался один безвестный герой. О нем сегодня мы знаем лишь то, что он многие годы до этого состоял в Клане Полосатых Палочек, а внедрила его в группу проектировщиков Великая Ложа. Герой приложил массу усилий и добился своего: встроил в проект Дог-Зиллы устройство самоуничтожения, приводящееся в действие полосатым жезлом! Я ведь говорил, что наши жезлы способны остановить любое механическое средство передвижения, вне зависимости от размеров…
В последнее время мы слышали не одно сенсационное признание, но слова Берика поразили нас по-настоящему. Пока мы смотрели на него в диком изумлении, Берик обратился к нам с просьбой:
- Не буду скрывать: я ищу нефритовые жезлы только для того, чтобы вернуть их моему родному клану и лично себе. Но вы же понимаете, что никто из нас не выберется отсюда, и спокойной жизни всей нашей планеты придет конец, лишь только громадная собака вырвется на свободу? Поэтому я прошу вас помочь мне сокрушить ее! Там, в северном коридоре, находится массивная дверь с пятью замками. Коридор очень высокий и широкий, и сквозь него проходит железнодорожная ветка, то есть в эту дверь въезжал поезд и разгружался там! Я чувствую, что жезлы находятся за дверью, но в одиночку не могу справиться. Если мы объединимся, как уже делали раньше, у нас все получится, я уверен!   
В этот момент в яме послышался неимоверный скрежет, и по всему куполу пронеслась волна горячего воздуха. Раздался мрачный гул, и Джон закричал:
- Оно поднимается! Нам конец!
- Хватит паниковать! – воскликнула Акшагуль. – Берик, веди нас к жезлам!
Мы бросились в северный коридор и увидели перед собой высокую и широкую дверь, больше похожую на тяжелую надгробную плиту. Своей массой и непробиваемостью дверь вселила в нас уныние. Однако Акшагуль не сдавалась.
- Дастан, за работу! – распорядилась она. – Берик, помогите ему!
Опасность чувствовалась настолько близко, что даже Джон Гейн позабыл о неприязни к скромному евнуху и бросился к двери. Пока мужчины возились с замками, мы с Акшагуль с ужасом наблюдали, как из шахты судного дня медленно поднимается стальная зверюга титанических размеров. Как Джон нас и предупреждал, Дог-Зилла, погибшая в городе, и в подметки не годилась чудовищу из ямы. Супер-Дог-Зилла выглядела немного по-другому: передние лапы были значительно короче задних – так, что она передвигалась вертикально, опираясь на длинный волочащийся по земле хвост и напоминая скорее огромного древнего ящера, нежели собаку. Но некоторые различия в конструкции меркли перед размерами новой Дог-Зиллы – в высоту она вымахала никак не меньше шестидесяти пяти метров, а возможно, там было и все семьдесят. Поднявшись с помощью специальной платформы на уровень пола, Супер-Дог-Зилла грузно шагнула по направлению к нам и громко захохотала. Это был демонический и в то же время издевательский хохот, усиленный громкоговорителями и искаженный в замкнутом пространстве настолько, что нам в первый момент показалось, что это и в самом деле говорит сама механическая собака. Потом мы с трудом узнали голос Диггера-Темирбека.
- Ну что, дорогая опергруппа, добро пожаловать в мою скромную обитель! Вы что, когда заходили, не увидели табличку «Осторожно, злая собака»?
И Диггер повторно залился истерическим смехом. Потом он сменился злобным кваканьем:
- Вы, дебилы, всерьез думали уйти просто так, не попрощавшись? Ходите тут, как у себя дома, мои замки ломаете, выпускаете из камер кого попало. Пользуетесь случаем, что тупая охрана разбежалась. Ничего, сейчас я вас немного встряхну.
Мы пытались определить, где в долговязой конструкции сидит Диггер, и сошлись во мнении, что это маленькая кабинка на самой макушке собаки, а обзор ему обеспечивают многочисленные камеры, развешанные на корпусе чудовища. Кроме всего прочего, мы увидели и пресловутые колесные пары: их впаяли в броню Супер-Дог-Зиллы, придавая ей дополнительную прочность.
Диггер между тем шутить не собирался. Он привел в действие пушки и лазеры, коих на гигантской машине было бесчисленное количество. Купол наполнился грохотом, огнем и пылью. Мы решили, что на этот раз нам точно пришел конец, однако спустя минуту Супер-Дог-Зилла продолжала стрелять, а мы все еще оставались живы. Разобравшись, мы поняли, что целью Диггера были выходы из здания: он палил по ним и заваливал проходы – видимо, чтобы мы не смогли выбраться. При этом он дико хохотал под громкий хэви-метал-рок, а огромная собака после каждого выстрела приседала, переступала и выполняла другие танцевальные движения в такт музыке.
- Похоже, разум окончательно его оставил, - покачала головой Акшагуль. – Надо уходить, и как можно скорее.
- Куда уходить? – скептически проговорила я. – В куполе больше нет выходов.
Радостный крик Джона позади подарил нам вспышку надежды. Мы бросились в коридор и увидели массивную дверь открытой. За дверью оказался длинный узкий туннель с рельсами и небольшой платформой – выглядело очень похоже на станцию захудалого метро. На рельсах дремал трамвай-локомотив, отцепленный от состава, на котором мы приехали. К трамваю был прицеплен короткий самодельный полувагон.
В то время как снаружи продолжались взрывы и грохот, мы, затаив дыхание, следили, как Берик лунатическим шагом приблизился к полувагону и одним широким жестом открыл раздвижную дверь. Дастан нашел на стене рубильник, и яркий свет залил маленький тупик с нависшими темными сводами. Берик стоял в оцепенении и молча смотрел на проволочные ящики, заполненные полосатыми черно-белыми и красно-белыми жезлами. Ящиков было много – почти целый вагон.
- Что же ты медлишь? – спросила я. – Пора действовать!
- Я столько месяцев искал, терпел лишения, уже решил, что никогда их не найду… - вздохнул Берик. – И вот, теперь, они передо мной… Я не верю своим глазам.
Грохот и музыка в куполе утихли, и мы услышали громкие, твердо произнесенные слова Диггера:
- Эй, придурки! Хватит прятаться, выходите. Время пришло, у меня много других дел. Выходите, или я засыплю вас в этом дурацком коридоре!
Берик встрепенулся и с благоговейным трепетом взял из ящика один жезл. Затем подошел к Дастану и положил свою ладонь на его жирное плечо:
- Слушай, друг, сам я вряд ли уже смогу это сделать, но можно тебя попросить об одной услуге?
- Все, что угодно, друг, - кивнул Дастан, поправил съехавшие на нос очки.
- Если не вернуть клану эти жезлы в течение одной луны, все адепты полосатых палочек заболеют и скоро умрут. Прошу тебя, отвези жезлы Верховному Магистру, и уверяю, он тебя достойно вознаградит! Вот адрес, - Берик вложил в руку Дастану сложенный клочок бумаги.
- Конечно, друг, обещаю, - дрогнувшим голосом ответил Дастан.
Сцена была настолько трогательной, что у всех нас на глаза навернулись слезы.
Поблагодарив Дастана, Берик моментально отбросил раздумья и превратился в хладнокровного, презирающего опасность, воина. Кивнув нам на прощание, он вышел из коридора и быстрым шагом направился к Супер-Дог-Зилле.
- Я не понял! – загремели громкоговорители голосом Диггера. – А чего – только один? Где остальные? Вы сейчас у меня дождетесь! Эй, ты куда пошел? Стоять на месте, я сказал!
Высунув головы из-за бетонных стен туннеля, мы наблюдали, как Берик приблизился к огромной собаке. Диггер, почуяв опасность, открыл по нему огонь из расположенных в нижней части машины лазеров и пулеметов. Берик мастерски уходил от пуль и смертельных лучей, прятался за стальными контейнерами и упавшими с купола кусками кирпичных стен, поднимался, прыгал, короткими перебежками перемещался от одного укрытия к другому, и – добрался-таки до левой ноги гигантского дога. Зажав шнур жезла в зубах, Берик забрался по ноге к животу Супер-Дог-Зиллы и принялся там копаться. Диггер пытался его смахнуть передними лапами, но Берик прижимался к корпусу собаки и, используя выступы на его поверхности, уходил от ударов.
Развязка наступила спустя несколько минут. Берик издал радостный крик: «Нашел!» - с усилием воткнул жезл по самый шнур в секретное отверстие, расположенное в правой части огромного брюха Супер-Дог-Зиллы. В следующий момент громадная лапа собаки прихлопнула Берика, словно комара, и от него в буквальном смысле осталось одно мокрое кровавое место.
Гибель торговца полосатыми палочками не прошла даром. Огромная машина затряслась, и с нее градом посыпались куски обшивки. Затем с грохотом отвалились хвост и передние лапы.
- Идиоты! – заорал Диггер в громкоговоритель. – Не понимаете, что вы наделали! Этот мир уже никогда не будет прежним!..
Мощный взрыв оборвал его речь, и голова Супер-Дог-Зиллы разлетелась на мелкие кусочки по всему куполу. Туловище, лишенное верхних лап и хвоста, застыло гигантской мертвой статуей.
Мы вышли из коридора и осмотрели труп Супер-Дог-Зиллы, надеясь отыскать хоть какие-то останки Берика. Эта миссия провалилась, и мы стали думать, как выбираться из купола.
Огромная собака неожиданно ожила, и мы с криками отскочили к стенам. Но оказалось, что включился лишь один динамик. Хриплым женским голосом почившая машина предупредила:
- Активирован режим самоуничтожения. Всем срочно покинуть зону в радиусе одного километра. До детонации сорока тонн взрывчатки осталось шестьдесят минут…
Затем включился громкий звук часов – это был отсчет до нашей гибели.
Лица моих друзей посерели. Только что мы оплакивали Берика, а теперь ясно почувствовали, что сами скоро разделим его судьбу.
Мы в отчаянии принялись бегать внутри купола в поисках выхода. Потратив на это минут двадцать, мы обнаружили, что Диггер педантично завалил взрывами все выходы, даже самые мелкие и пожарные. Времени на панику у нас не было: сквозь один из завалов проходил слабый поток воздух, и мы начали его расчищать. Убрали небольшие камни, но с огромными кусками стены справиться не смогли: их нереально было даже сдвинуть с места.
К завалу шла железнодорожная ветка. Джон посмотрел на северный коридор и обратился ко мне:
- Если нам удастся подвести сюда локомотив, мы можем разогнаться и попытаться пробить им завал.
- Не получится, - ответила я. – Камни слишком большие, и их много. Только трамвай разобьем.
- Подождите, есть идея! – воскликнула Акшагуль. – Тамара, выводите тепловоз из туннеля и ставьте его перед завалом.
- А ты куда собралась? – я пыталась понять ее мысль.
- Не забывайте, что у нас есть Толокоп, - сказала девушка. – А он посильнее всех нас будет.
Акшагуль пошла в камеру к Толокопу, а я отправилась в туннель.
На холодной платформе перед трамваем в одиночестве сидела безумная Виктория и мрачно глядела на кабину. Я тихо подошла к ней. Виктория посмотрела на меня и коротко бросила:
- Это тот самый.
Девушка узнала вагон, который разделил ее жизнь на до и после аварии. Теперь смотрела на него, замирая от страха и обиды.
Я внезапно поняла, что делать. Взяла девушку за руку и предложила:
- Садись за руль. Ты можешь это сделать. Ты поведешь этот трамвай.
Виктория резко отдернула ладонь и протянула:
- Ну не-ет…
В ее глазах снова промелькнуло безумие.
- Тебя ведь обучали, не бойся, - настаивала я. – Ты будешь не одна, я всегда рядом, помогу и подскажу.
Виктория молчала, опустив голову.
- Вика, - я решила применить строгий подход. – Хватит бездельничать. Купол скоро взорвется и, если мы не выберемся, нас тут засыпет. Немедленно садись за руль и выезжай из туннеля.
Тут я, конечно, слегка перебрала. Девушка закрыла лицо ладонями и дико закричала. Она орала не меньше минуты.
«Ладно, не буду трогать психическую», - подумала я и сама вошла в кабину.
Несмотря на переделку в тепловоз, всю систему управления трамваем оставили как было. Топлива в баках хватало еще сотни на две километров. Я привычным жестом включила машину и с замиранием сердца прислушалась к знакомым звукам двигателя.
Трамвай выехал из туннеля, а Виктория так и осталась сидеть на платформе.
Поставив локомотив перед завалом, я вышла из кабины и обнаружила, что рядом нет ни души. Отправилась в камеру к Толокопу и увидела, как Акшагуль, приведя робота в чувство, уговаривает его помочь, а Джон Гейн и Дастан наблюдают за вялотекущим процессом. Судя по усталому лицу и потному лбу, Акшагуль к этому моменту уже сильно намаялась с тупым киборгом.
- В сотый раз тебе объясняю, дубина ты пластиковая. Если ты останешься, через полчаса взрыв разнесет тут все в щепки, и ты тоже погибнешь! Не понимаешь? Материнская плата отказала или памяти не хватает?
- Директива один-два, - бесстрастно отозвался робот. – Защищать себя. В этом помещении крепкие стены. Толокоп останется невредим.
- А у тебя – тугие пластмассовые мозги! – прокричала Акшагуль, наклоняясь к упрямому агрегату. – В этой махине только одной взрывчатки сорок тонн! Примени свои нанотехнологии, дебилоид, посчитай, и поймешь, что стены тебя не спасут! Тут вообще ничего от этого купола не останется!
- Директива один-два, - повторил Толокоп.
Тогда Акшагуль взорвалась. Она схватила робота за его огромную пластиковую голову и принялась что есть силы бить по ней кулаками. При этом Акшагуль вовсю рыдала и кричала:
- Вставай, жестянка, поднимайся, иначе не представляешь, что я с тобой сделаю! Как вы все мне надоели, тупые, упрямые, заносчивые мужики! Без разницы, из чего вы сделаны, да хоть из пластмассы, все равно вы уроды! Вместо того, чтобы работать и честно бороться за свое место под солнцем, всегда ищете какие-то кривые обходные пути, по линии наименьшего сопротивления ходите! Я столько лет работаю, каждый день без выходных до десяти вечера, каждый квартал по две недели провожу в офисе безвылазно, я знаю наизусть все кодексы, постановления, инструкции, прошла миллион семинаров, меня уважают во всем комитете и министерстве, а начальником отдела поставили этого кретина Серикбая, только потому, что, видите ли, у него папа депутат, а мама – крутая шишка из правительства! И это уже второй раз! Еще три года назад я могла стать начальником отдела, но и тогда на это место нашелся чей-то племянник! Как вы мне надоели, всюду лезете, наглеете, а вот когда от вас требуется проявить хоть немного инициативы и помочь, то вы вспоминаете какие-то дебильные правила и директивы и отказываетесь! Вставай, я сказала, иначе я тебе сейчас череп разобью! Я не могу здесь оставаться! Я выберусь из этого проклятого купола, и тогда руководство меня повысит, мне обещали! Слышал ты, дубина?
Акшагуль так сильно колотила голову робота, что кожа на костяшках ее кулаков разбилась, и гладкий пластик Толокопа покрылся бурыми разводами крови. Но девушка не замечала боли и продолжала стучать по безмозглой голове киборга.
В какой-то момент в организме разъяренной девушки что-то произошло, и из ее головы, рук и туловища посыпались денежные купюры. По всей видимости, все деньги, которые притягивались к ней в течение предыдущих лет, а потом бесследно исчезали, теперь возникли из небытия и пролились на тупого робота благодатным дождем.
Робот моментально ожил, его лампочки засияли ярким светом, а руки принялись с космической скоростью собирать разбросанные вокруг купюры. Дастан сделал попытку поднять несколько бумажек, но Толокоп с легкостью выпрямился во весь рост и оттолкнул конкурента к стене. Дастан сильно ударился и едва не потерял сознание, а робот тут же сгреб выпавшие у него деньги и отправил в выдвижной ящик, возникший, словно по волшебству, из его необъятного живота.
Акшагуль даже в состоянии отчаяния прекрасно соображала. Поняв, что надо делать, она бросилась из камеры, продолжая браниться и плакать. Толокоп отправился за ней, ловко подбирая выпадающие из девушки купюры.
Я помогла Дастану подняться с пола и обратилась к Джону Гейну:
- Идемте быстрее, похоже, мы все же выберемся отсюда.
- Подождите, а как же молодой человек из соседней камеры? – озаботился Джон.
- Его ничего не интересует, кроме игрушек и конфет, - сказала я. – Оставьте, это дохлый номер. Только если у вас где-нибудь случайно не завалялся саксофон…
- Идите, я что-нибудь придумаю, - решил Джон. – Это не в моих правилах – оставлять человека в беде.
Джон Гейн зашел в камеру к старосте, а я подвела ковылявшего Дастана к трамваю. На завале тем временем происходила интересная сцена. Акшагуль прыгала с камня на камень, бросая деньги в щели между валунами, а Толокоп ни на шаг от нее не отставал, легко отбрасывая далеко в сторону самые большие плиты. Завал расчищался, и скоро сквозь небольшие отверстия в купол начали проникать первые робкие полоски дневного света.
- Садитесь в трамвай и будьте готовы пробиваться в любой момент! – закричала Акшагуль, с трудом переводя дыхание от невиданной гонки.
- До самоуничтожения осталось пять минут, - послышался голос из динамика. – Всем срочно покинуть помещение.
Я затащила Дастана в кабину, следом туда проник Джон. Он все-таки придумал способ – утащил у старосты коробку с конфетами и теперь подманивал его леденцом. Староста с крайне недовольным лицом взобрался в трамвай и скромно сел на пол позади меня – там, где Джон Гейн поставил коробку. Обняв машинку, староста взял один леденец и затих. Джон уселся рядом с ним и укрылся плотным одеялом из камеры.
Завал становился все меньше, а Толокоп и Акшагуль продолжали стремительную игру с купюрами. Вот далеко отлетел последний валун, рельсы теперь были свободны. Но своды купола задрожали, сверху посыпались десятки больших и мелких камней, – видимо, в результате обстрела, устроенного Диггером, нарушилась структура здания. Мощная верхняя балка, поддерживавшая проезд, начала медленно съезжать вниз. Стало очевидно: если она упадет, проезд снова будет завален, и тогда у нас не хватит времени расчистить его.
Акшагуль тоже это поняла и намертво встала прямо под балкой – с той стороны, где та начала проседать. Толокоп последовал за ней. Одной рукой он поддерживал балку, а другую вытянул до пола и собирал купюры, сыпавшиеся из девушки мощным потоком.
- Проезжайте! – что есть силы закричала Акшагуль.
Я запустила трамвай в проезд, и в этот момент сверху прямо на кабину упал огромный валун. Крыша задержала его, но одним из отделившихся кирпичей выбило переднее стекло, и осколки попали мне в лицо. Удар был сильный, я сразу же наполовину ослепла и, истекая кровью, упала на пол.
- Бегите, быстрее! – вопила Акшагуль. – Он долго не продержится!
Я пыталась подняться, но тщетно – ударом меня практически оглушило. Сквозь пелену я словно в замедленной съемке видела, как согбенная фигура в лохмотьях занимает мое место за рулем, и трамвай неторопливо, тягуче, но в то же время легко трогается с места, набирает ход и выезжает из-под страшного купола.
Мы ехали около минуты, после чего позади раздался сокрушительный, выбивавший барабанные перепонки взрыв. Трамвай засыпало камнями, грязью и тоннами пыли, и на несколько минут наступила полная тьма.
Я с трудом поднялась, стряхивая с себя пыль и осколки стекла. Левый глаз вообще перестал видеть, зато, протерев правый, я увидела картину дикого погрома в кабине. Дастан, староста и Джон в последний момент успели спрятаться под одеялом и теперь боязливо из-под него выглядывали. За рулем трамвая сидела молчаливая Виктория. Я поднялась и ободряюще потрепала ее по плечу. Девушка посмотрела на меня, и в ее глазах впервые за все время нашего знакомства появилось осмысленное выражение, присутствовала даже спокойная уверенность.
Смерч, вызванный взрывом, постепенно улегся. Мы вышли из трамвая и бросили взгляд на гигантскую кучу обломков, под которой остались погребены Супер-Дог-Зилла, Диггер, Берик, Толокоп и Акшагуль.
- Она могла спастись, - сказал Джон, неотрывно глядя на обломки купола. – Проход был открыт, ей стоило только сделать несколько шагов. Почему она осталась и вместо этого спасла нас? Ее ведь ждала новая должность в столице?
- Этого мы уже никогда не узнаем, - отозвалась я. – Иногда люди совершают поступки, которых от них совершенно не ожидаешь.
- Смотрите, что я тут нашел, - позвал нас Дастан.
На склоне железнодорожной насыпи в разных позах лежало около полусотни трупов. Мы насчитали примерно поровну черных охранников Крылатого Братства и воинов Зеленого Легиона. Неподалеку стояло три боевых автобуса легионеров. Охрана не бросила Диггера, как он уверял нас. Его подчиненные вышли из купола и приняли последний бой с верными солдатами Шопырбека. Судя по безрадостной картине, не выжил никто.
Дастан проверил пострадавшие в сражении автобусы и нашел, что один из них находится во вполне рабочем состоянии. Он тут же подогнал автобус к вагону и принялся переносить в него ящики с жезлами.
- Ты куда? – спросила я.
- Было весело, но, думаю, тут наши пути расходятся, - пыхтя от напряжения, ответил парень.
Мы с Джоном помогли ему, и Дастан помахал нам на прощание из автобуса.
- Куда ты теперь? – спросила я.
- Ну, есть некоторые дела, - уклончиво ответил Дастан, свешивая руку из кабины.
- Поедешь к Верховному Магистру? – я понимающе кивнула.
- Да я уже думал про это, - Дастан скорчил кислую мину. – Их Верховный Магистр – это политический труп, и я, честно говоря, сомневаюсь, что он мне достойно заплатит. Есть у меня один знакомый барыга на Северном Кольце, вот он точно отвалит за это добро хорошую сумму. Я уже даже знаю, под каким названием продам эти штучки – влет уйдут.
- Ты же обещал, - я от неожиданности закашлялась. – Берик столько для нас сделал…
- Ему уже все равно, - махнул рукой Дастан. – А то, что он сделал, я его делать не просил. И потом, не нравится мне эта публика – торговцы палочками. Без них как-то лучше. Ну ладно, бывайте!
Автобус стремительно набрал скорость, и больше Дастана мы не видели.
- Смотри как бывает, - пробормотала я. – Через такое вместе прошли, а человек вдруг оказывается…
- Пусть едет, это его путь, и не нам судить чужие поступки, - философски заметил Джон Гейн.
Я вошла в кабину, где меня ожидали оставшиеся товарищи. Виктория тронула рычаги, и трамвай медленно отправился назад в город.
На востоке поднималось красное солнце. Мы отъехали достаточно далеко от взорванного купола и на небольшой скорости могли теперь полностью насладиться запахами свежей степи и предгорий. Позади сидели укрытые одним одеялом Джон и староста, - каждый - погруженный в свои мысли. Я стояла рядом с Викторией и видела, как она улыбается сама себе, получая явное удовольствие от процесса вождения.
Я подставила раненое лицо потоку влетавшего в кабину прохладного воздуха и свободно вздохнула – полной грудью. Это свершилось – мы выполнили задание и ехали домой.
14.
С той поры прошло много времени. Помню, как я сразу же по возвращении в город сдала трамвай и старосту с иностранцем следователю Ментыбаеву. Он приехал в разгромленный двадцать шестой автобусный парк и с разинутым ртом взирал на взорванные здания, останки автобусов, бронепоезда, поверженную Дог-Зиллу, и на гигантскую белку в огромной яме.
- Что вообще тут произошло? – спросил обалдевший от всего увиденного следователь.
Мой рассказ привел его в такое изумление, что он, не торгуясь и не заостряя внимание на факте возвращения лишь нескольких колесных пар вместо шестидесяти восьми, отдал мне обещанное троекратное вознаграждение, и не только мое, но также деньги Берика и Акшагуль.
- Доли Неуязвимого Дастана у меня нет, - сказал Ментыбаев. – Он еще до вас заехал и забрал. Сказал, что задание выполнено, а остальное вы расскажете.
- Ну да, наш пострел везде поспел, - процедила я. – Этот Дастан еще тот тип, скажу я вам.
- Это вся страна знает, - вздохнул следователь.
Потом наступили мрачные недели: в экопоселении вспыхнула эпидемия, унесшая чуть ли не половину населения. После этого цены на недвижимость упали окончательно: например, в нашем подъезде остались только две занятые квартиры: моя и старца Авраама. Викторию я взяла к себе, мы теперь ведем хозяйство вместе.
Я оставила Вику дома, а сама впервые за долгое время вышла из дома. Светило яркое весеннее солнце, в ветвях деревьев вовсю заливались птицы. Обходя гигантскую кучу мусора и нечистот, собравшуюся у нашего дома в течение года, я нашла на земле свежую газету. Подняла ее и прочитала, что Неуязвимого Дастана недавно подвергли суду за то, что он еще осенью пытался сбыть целый автобус с запрещенными предметами сексуального предназначения. Его продержали в следственном изоляторе несколько месяцев, но на суде он сказал, что не знал, что это за товар, и вообще в первый раз его видит. С фотографии в газете смотрели чистые, наивные глаза, подкупающие любого своим обезоруживающим взглядом. И точно – в финале статьи было написано, что Дастана оправдали по всем пунктам обвинения и отпустили на волю в зале суда. Запрещенные предметы раздавили катком.
В этой же газете сообщалось о долгой болезни и массовых смертях всех поголовно торговцев полосатыми палочками в стране. Также писали, что национальная валюта, из-за ее стомиллионного обесценивания, отменена, и законным платежным средством в стране стал юань. Последнее меня не особенно волновало: никто уже давно не видел национальной валюты, а следователь, как и все прочие нормальные люди, заплатил мне в долларах. Теперь, подумала я, надо бы и юаней прикупить.
На Старой площади все было по-старому. На деревянном помосте староста исполнял на саксофоне унылую мелодию. Теперь староста был одет в строгий костюм с иголочки и лакированные ботинки. В последующей речи он жестко прошелся по борцам за экологию, которые, на его взгляд, допустили множество перегибов.
Наши новые приоритеты, по словам старосты, это велосипедные дорожки и бордюры из гранита. Дороги для автотранспорта и пешеходные тротуары отменяются в принципе. Все теперь будет очень просто: одна сплошная огромная велосипедная дорожка и вокруг нее – новые блестящие гранитные бордюры. Бордюры должны быть повсюду: на улицах, площадях, во дворах, подъездах и квартирах. Именно бордюрами будет вымощена дорога в светлое будущее.
- Нет, я не слепой и прекрасно осознаю истинные потребности народа, - тон старосты изменился на мягкий, отеческий. – А ведь народ за это время обнищал. Мы слишком долго закрывали глаза на ваши чувства и желания, а ведь только вы, жители этого города, налогоплательщики, только вы можете определять, что мы должны делать и на что будут расходоваться бюджетные средства. Поэтому… - староста выдержал многозначительную паузу. – Поэтому я очень рад объявить, что в скором времени на все оставшиеся в городском бюджете деньги знаменитый архитектор Джон Гейн построит для всех нас трехсотметрового плюшевого медведя, самого большого плюшевого медведя на Земле! Эта редкая удача и привилегия, выпадающая не каждому городу, и мы должны гордиться таким счастьем! Наш плюшевый медведь войдет в Книгу рекордов Гиннесса, что даст нам радость, надежду и привлечет к нам туристов! Ну что вы так носы повесили, давайте смотреть на мир веселее, не будьте скептиками! Вы все, знаете ли, большие пессимисты. Недавно один пожаловался, что у него зимой зад примерзает к велосипеду. Надо же до такого додуматься, зад – к велосипеду! Ведь выход элементарен – просто возите с собой лопатку и отдирайте его! Неужели непонятно? Неужели так трудно самим догадаться, или вам постоянно надо все разъяснять? Мне достался самый неблагодарный город на свете, злые вы, уйду я от вас…
Десяток чиновников в костюмах и галстуках, столпившиеся вокруг старосты и никого к нему не подпускавшие, переполошились и наперебой стали его уговаривать не уходить. Староста в ответ устроил форменную истерику, затем поломался минут десять и, наконец, к общей радости чиновников, согласился-таки остаться. Человек двести местных жителей, как обычно, истощенных, грязных и оборванных, наблюдали за этой сценой в полном безмолвии.
Староста вернулся к микрофону и вновь принялся разглагольствовать. Мне внезапно показалось, что я уловила на его лице ту самую издевательскую китайскую улыбку, которая перманентно украшал физиономию Диггера. Да и говорил староста подозрительно грамотно, не искажая буквы и не глотая слоги, как он делал это ранее. До меня вдруг дошло, что никто из нас не видел своими глазами смерти Диггера. А что, если он подстроил свою гибель? …Но ведь Диггер говорил, что не умеет играть на саксофоне. Так что это перед нами – снова кукла, которой нам пудрят мозги?
Я приблизилась к помосту и сделала попытку пробраться к старосте, чтобы рассмотреть черты его лица. Ко мне сразу подошел молодой откормленный чиновник в дорогом костюме. Коротко спросил:
- Чего надо?
- Вопрос старосте можно задать? – быстро сориентировалась я.
- Прием по личным вопросам в первый вторник каждого месяца, с четырнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль, - раздался дежурный ответ.
- Так вот же он стоит, зачем мне к нему записываться? Мне всего-то две минуты достаточно.
Последнюю тираду я сказала намеренно, поскольку точно знала, что за этим последует. Чиновник резко развернулся и отошел, демонстрируя абсолютное отсутствие интереса.
Когда я сделала вторую попытку подойти, два мускулистых парня в костюмах вытолкали меня в шею и еще надавали вдобавок тумаков.
Пока я стояла в сторонке и почесывала битую макушку, ко мне подошел старый знакомый – Джон Гейн.
- Тамара, это вы? – произнес он с радостью.
Я оглядела иностранца с головы до ног. Он поправился и был одет не в прежние лохмотья, а в хорошую одежду из «Харродса». Прическа, очки и взгляд, однако, остались прежними, и вкупе со всем остальным придавали Джону внешность внезапно разбогатевшего ист-эндского хиппи.
- А, вы смотрите на мой костюм, - понял Джон и рассмеялся. – Да, мне самому немного стыдно так одеваться. Но по-другому в контору Шнипельсона меня бы не пустили.
- Вы теперь с ними работаете?
- Ну да, а что мне делать? Шнипельсон взял меня в штат, а теперь я уже дорос до начальника отдела. У меня есть два подчиненных: итальянец Мартини и немец Рейхстаг. В честь нашего отдела мистер Шнипельсон даже недавно утвердил новый логотип фирмы, на котором изображен он сам с бокалом мартини, на фоне пылающего рейхстага… Слушайте, Тамара, а идите работать ко мне, я для вас специальную вакансию открою.
- Зачем мне это? Я ведь не проектировщик.
- Да какая разница, у нас в штате вообще нет никаких проектировщиков и архитекторов. Мартини, например, раньше за деньги изображал древнеримского солдата перед Колизеем, а Рейхстаг – ночевал у берлинского вокзала и был рад, если за день насобирает мелочи на банку пива. Шнипельсон, в отличие от них, преуспевал до этого назначения – он пас коз на границе Сирии и Ливана. И никто не стыдится того, чем занимается сейчас. Хоть мы и находимся в презренной стране, но изо всех сил терпим, ведь платят очень даже хорошо. Тамара, приходите ко мне, у меня для вас уже есть и стол, и ноутбук. Знаете, вы единственная на свете женщина, которую я уважаю…
- Хорошо, я подумаю, - пообещала я и отправилась домой.   
По пути я размышляла, кого же все-таки я видела выступающим на помосте перед жителями. В итоге решила, что особой разницы нет, поскольку решение в любом случае будет тяжелым, если выбирать необходимо между мизантропом с манией величия, инфантильным психом и китайской фарфоровой куклой.
По пути я зашла в Столешный супермаркет – да, он снова заработал, и все там было в лучших традициях. На кассе меня привычно обругали и нахамили так, что аж на сердце потеплело. Сдачу дали юанями, и я долго с интересом разглядывала красные бумажки.
Уже рядом с домом я внезапно заметила интенсивное шевеление в огромной куче нечистот. Подошла ближе и – о чудо – увидела, как из кучи дерьма торчат две маленькие детские головки. Дети были маленькие, практически новорожденные, и с плачем тянули ко мне руки. Я бросилась на помощь и вытащила детей из кучи. Это были мальчик и девочка. Вместе с мальчиком из грязи вытянулся продолговатый предмет в полиэтиленовой обертке.
Дома мы с Викторией их отмыли, и нам обоим показалось, что малыши кого-то сильно нам напоминают.
Из моего кошелька вылетели десять юаней и стремительно понеслись по направлению к девочке. Я перехватила купюру на лету и, не веря своим глазам, с дрожью развернула полиэтиленовый пакет, прилагавшийся к мальчику. Так и знала – это оказался нефритовый полосатый жезл.
Все еще сомневаясь, я обратилась к малышам:
- Акшагуль, Берик, это вы?
Дети завизжали и заплакали с такой силой, что мы окончательно утвердились в своей догадке.
Впоследствии я для себя объяснила чудо тем, что оба предшественника малышей погибли героически, а отличие от большинства других представителей их профессий, и это дало им возможность переродиться в новых телах. Только вот почему они достались именно мне, я понять так и не смогла. Вроде не так много я грешила в этой жизни. Неужели это из-за их гонорара, который следователь отдал мне?
Дети быстро растут, и характеры их ухудшаются с каждым днем. Деньги мы дома уже не храним, поскольку они исчезают моментально и в любых количествах, причем абсолютно без всякой пользы.
Как только маленький Берик немного подрос, он тут же принялся размахивать жезлом и настойчиво требовать мзду за проход из комнаты в комнату, и даже за посещение туалета. На его теле проступили форменная одежда, погоны и знаки отличия.
Сначала на погонах появились маленькие поперечные полоски. Потом полосок стало по две, по три… В один прекрасный день полоски исчезли, и вместо них с нестерпимой чесоткой на плечах вылезло по одной маленькой звездочке. С той поры Берик стал абсолютно невозможен. Он вечно задирает нос, хамит и матерится на каждом шагу, каждого встречного требует предъявить документы. Да, и писается он бесстыдно, на виду у всех и где угодно, но только не в туалете. Обмочить стену, асфальт, чью-то голову с балкона, для него это – вопрос чести. Не знаю, сколько еще смогу это выдержать.
Иногда меня посещают крамольные мысли: эти маленькие бездельники едят, спят, отправляют все свои потребности за мой счет, я их полностью одеваю, купаю, выношу их грязные пеленки, обучаю жизненным премудростям, выгуливаю, да что уж там мелочиться, – не будь меня, не вытащи я их из той кучи нечистот, их давно бы уже не было на этом свете. Но при этом каждый день я все более убеждаюсь в их полной бесполезности и даже, не побоюсь этого слова, вреде и опасности для моей жизни и свободы. Ибо они, вместо благодарности, непрерывно, каждый день и каждый час забирают и превращают в труху все мои деньги, хамят, наглеют, отказываются меня выслушивать, требуют от меня выполнения бредовых, только им понятных правил и процедур, а в последнее время, как подросли, еще и постоянно угрожают мне тюрьмой за выдуманные ими самими проступки! Причин такому поведению может быть несколько: либо я полная дура и сама посадила их себе на шею, либо я – вселенская мать Тереза, отдающая всю себя служению незнакомым мне случайным людям и при этом согласная терпеть немыслимые страдания, чтобы в итоге попасть в райские кущи и только там обрести полный покой. Но потом, спохватившись, я сама себя бью по щекам за такие мысли: да как ты вообще посмела такое думать, они же дети, а все лучшее – детям!
Только в одном не могу себе отказать: поскольку моя жизнь с недавних пор, благодаря двум маленьким негодяям, превратилась в один сплошной кошмар, я начала понемногу писать воспоминания и философские заметки. В этом занятии я нашла свою отдушину. Может, когда-нибудь я все это опубликую. А пока я сижу за столом и обдумываю истоки и изнанку неприглядной современности.
Нашим миром правят тайные организации, это уже давно ни для кого не секрет, и история, которую я вам поведала – лишнее тому доказательство. Все уже за нас обдумано, принято на секретных собраниях и записано в толстые, закрывающиеся на замки, книги, доступ к которым имеют только избранные. Кто, к примеру, мог подумать, что бесполезная на первый взгляд Белка окажется спасителем города, а синие и зеленые автобусы – две чаши весов, одних из многих весов, сохраняющих мировое равновесие? Так почему мы, в своей простоте и темноте, не прекращаем жаловаться, обсуждать и чего-то требовать? Может быть, надо остановиться хотя бы на час и хорошо все расставить по полочкам, чтобы увидеть, наконец, полную картину мира в ее мудрости и разнообразии?
И тогда нам станет ясно, что все на этом свете находится на своих местах. Бордюры повсюду вкапывают и меняют каждые несколько месяцев не ради наживы, а для придания миру равновесия, ибо только геометрически правильно расчерченные страны могут из года в год избегать войн, болезней и социальных потрясений. Великая Ложа Бордюра и Пилы рассчитала это еще в стародавние времена, и не нам, тупым обывателям, дано их судить. И со всем остальным также: бесчисленные пустующие велосипедные дорожки в городах, где пять месяцев в году лежит снег, а автовладельцы задыхаются в гигантских пробках; ежегодная смена асфальтового покрытия на одних и тех же центральных улицах, с полным игнорированием окраин, разбитых еще в советскую пору; снос нормальных автобусных остановок и постройка вместо этого дырявых жестяных корыт, исходящих ржавчиной (да, ведь ржавчина – это часть высокого искусства!); вываливание старого асфальта в цветочные клумбы, а старых бордюров – на пустыри в центре города; выбрасывание огромных средств на фейерверки и празднования, тогда как в больницах умирают онкологические пациенты, и эти средства могли бы их спасти; превращение всего города в одну огромную платную стоянку с дикими тарифами; поголовная вырубка традиционных лесных парков и покупка взамен этого в далекой Америке заведомо мертвых ростков за две тысячи долларов каждый, и так далее, – я могу продолжать до бесконечности, - на самом деле за всем этим стоит не тупость и мракобесие, как думают некоторые недалекие натуры, а не что иное, как мудрый отеческий расчет и забота о нашем с вами будущем, - просто мы не знаем всей подноготной, да и нужно ли нам это?..
Мой папа всю жизнь проработал бухгалтером в совхозе, и любил повторять: если ты чего-то не знаешь, значит, скорее всего, ты и не должна этого знать. Раньше мне был непонятен смысл этой фразы, но в какой-то момент я внезапно и остро осознала его. Мы склонны резко реагировать на любые внешние раздражители и ничем не отличаемся этим от безмозглых существ вроде амеб или гидр. В них тоже ткнешь иголкой – и они недовольно сжимаются, и небось, еще и ругаются на чем свет стоит. Но ведь нам-то, хомо сапиенсам, природа зачем-то дала мозги, а мы их не используем!
А между тем, как я уже говорила, во всем есть свой тайный смысл. Если вас не пускает охранник в государственное учреждение, да еще и смеется над вашей беспомощностью, это не значит, что он гад, садист и тупица, а таким образом он приучает вас к трудностям и нарабатывает для вас, лентяев, хорошую карму. Если чиновник, чье предназначение в соответствии с законом – помогать гражданам, в реальности вместо этого считает вас букашкой, орет, топает ногами и угрожает засадить вас за действия, которые, вообще-то, правонарушением не являются, то просто расслабьтесь и принимайте его летящую на вас злобную слюну как прохладный благодатный душ. В одной запрещенной сектантской церкви есть такой семинар: слушателя закрывают в тесном кабинете, и яростный преподаватель несколько часов орет на него, материт, угрожает, хамит, поминает всех его предков в самых непотребных выражениях, и так далее. Так вот, за эти часы слушатель очищается в психологическом плане настолько, что выходит оттуда уже совершенно другим человеком. Большинство внедренных с детства чужеродных программ, направленных на высокомерие, самоуничтожение, лень и прочие вредные состояния, после такого семинара автоматически улетучиваются. Слушатели за границей платят огромные деньги за такие семинары. А у нас есть возможность пройти их совершенно бесплатно – стоит только отправиться в любое государственное учреждение или, например, в супермаркет «Столешный», как тебя там так обматерят и обхамят, что ощущаешь себя просто заново рожденным, и непроизвольно впадаешь в состояние блаженства. В какой еще стране вы обретете такой высокий уровень сервиса даром, в любое время и бесконечное количество раз, без всяких абонементов и подписок? Так что не буду много об этом распространяться, а еще раз посоветую гражданам хорошо подумать, прежде чем жаловаться на свою несчастную судьбу – а вдруг, на самом деле она самая что ни на есть на свете счастливая?   
И напоследок еще немного. Недавно хоронили Чепушилу на пустыре за улицей Шевченко. Собрались старшие по подъездам со всей округи. Из людей были только старец Авраам и я. Звери провели потрясающий ритуал, по окончании которого дух Чепушилы, а на самом деле – самого древнего на свете Старшего по подъезду, - перешел в нового щенка. Теперь он растет дома у старца, а до его совершеннолетия обязанности Старшего по подъезду исполняет Главврач. Правда, он ничего не делает, а только очумело бегает по району и материт всех от души, но это уже не мое дело, звери с этим сами как-нибудь разберутся.
Так и живем, чем дальше, тем интереснее. Иногда я просыпаюсь посреди ночи, смотрю на полную луну и думаю, – это все взаправду со мной произошло, или я до сих пор нахожусь под кайфом от двух таблеток первитина, принятых после визита в автобусный парк? Если и так, то лишь одно радует и вселяет в меня надежду на стабильность – и в реальности, и в астральном мире кассиры и работники Столешного, как и в стародавние времена, яростно хамят и орут на посетителей. Поэтому, где бы я ни находилась, мне всегда есть куда пойти: сделать покупки, да заодно серьезно подшаманить свою пострадавшую карму.