Глава двадцать четвертая. Решение Тигеллина

Помещение оказалось просторным, светлым, но ужасно захламленным. Кругом, на полу, низкой кушетке, маленьком столике и диванах валялась куча мятой одежды и множество разнообразных, непонятных на первый взгляд предметов. Тигеллин закрыл дверь и уселся на ближайший к нему тюфяк, предварительно скинув с него вещи.

— Теперь говорите, — он обвел друзей ясным, немигающим взглядом.

Фабий почувствовал, как по спине пробежал холодок.

“Убивать вроде не собирается, — успокоил он себя. — По крайней мере, не прямо сейчас”.

— Следует торопиться, — заявил Фабий, ощущая себя весьма неуютно под пронизывающим буквально насквозь взором начальника гвардейцев. — Убийство императора запланировано на сегодня.

Тигеллин вскинул вверх брови, в остальном ничуть не изменившись в лице.

— Откуда информация? Где и кем готовится нападение?

— Слышал собственными ушами в доме Флавия Сцевина.

— Сцевин, значит? — Тигеллин пожевал губами. — Где?

— Во время скачек в цирке.

— Время выходит еще есть, император дворец пока не покидал… Еще имена знаешь?

— Антоний Натал, Фений Руф, Кокцей Нерва. Насчет последнего до конца неуверен.

И Фабий принялся рассказывать. Про приключившееся с отцом несчастье, про собственное расследование и про события сегодняшнего утра. Тигеллин слушал молча, морщил лоб, разглядывал ухоженные руки, а в конце, после того, как Фабий умолк, тихим голосом произнес:

— Благодарю за сознательность, но твоя история больше смахивает на выдумку. Ты не привел никаких доказательств. Все сводится к твоему слову против слов Сцевина, Руфа и как там зовут третьего?..

— Антоний Натал, — мрачнея, напомнил Фабий.

— Без внимания я, разумеется, все это не оставлю, но и арестовывать никого сейчас не могу.

— Они же убьют императора, — воскликнула Туллия.

— Вы с ними заодно? — простонал Феликс, вскакивая с дивана, на край которого присел в самом начале рассказа Фабия.

— За меньшее оскорбление языки отрывал, — процедил Тиггелин сквозь сжатые зубы. — Следи за словами мальчик, либо они могут оказаться последними.

Брат моментально побледнел и, словно подкошенный, рухнул обратно на диван.

— А мой папа? — уже без всякой надежды спросил Фабий. — Его осудили и собираются казнить.

— Я не судья и всего не знаю, — временщик развел руками. — Право миловать находится исключительно в руках Божественного Цезаря. Я лишь его слуга и как и ты могу только молить его о снисхождении.

Фабий встал, тяжело дыша и сжимая кулаки.

— Вы мне не верите?

— Мы говорим правду! — становясь рядом с ним, вскричала Туллия.

— Отчего не верю? Верю. Пошлю нужных людей, они все проверят. Просто, детки, поймите… Знаете, сколько таких приходят и, надеясь на награду, плетут разные небылицы. Бывает, и правду говорят. Хотя чаще врут.

“Неужели все кончено?” — Фабий отказывался верить в происходящее. Непохоже, что префект участвовал в заговоре, но бросаться его искоренять он явно не спешил.

На ватных ногах он медленно поплелся к двери.

— Вы пожалеете, — прошипел он, не глядя на Тигеллина.

Раздался громкий, настойчивый стук. В начале Фабий решил, что помешался рассудком и слышит отголоски метавшихся в мозгу мыслей, но звук казался настолько реальным, что он начал к нему прислушиваться.

— Войдите, — крикнул начальник гвардейцев и дверь сразу открылась. На пороге стоял высокий, молодой преторианец. — Чего тебе? — Холодно поинтересовался Тигеллин.

— Один раб с раннего утра желает вас видеть, говорит очень срочно.

— Гони прочь. Еще чего не хватало. С такой ерундой ко мне соваться.

— Я так и сделал… — солдат замялся.

— Что еще? — сверкнул глазами Тигеллин.

— Он постоянно плетет, про какую-то опасность, но нам говорить отказывается. Хочет сообщить лично вам. Вначале думали пьяный, оказывается, трезв, как утренняя роса.

— Утренняя роса? — скривился начальник преторианцев. — Ладно, давай его сюда.

“Заговорщик? — напрягся Фабий, слушая разговор. — А что если вместе с Нероном принято решение устранить и одного из начальников гвардейцев. Тогда останется только Фений Руф, а он участник заговора”.

Солдат быстрым шагом исчез в коридоре. Фабий повернулся к Тигеллину. Не испытывая к нему никакой симпатии, он все же произнес:

— Вам может грозить опасность.

— Теперь уже и мне?

Проглотив обиду, Фабий продолжил:

— Мне кажется подозрительным, что пришедший так настойчиво добивается встречи с вами. Вдруг вас хотят убить?

Тигеллин прищурился и положил ногу на ногу.

— Благодарствую, — сухо бросил он. — Как-нибудь разберусь…

Разозлившись, Фабий, больше не слова не говоря, вышел в коридор.

“И что теперь? Все кончено? Надежды никакой нет? Отца казнят? — горестно размышлял он. — Про заговор слушать не хотят и даже если все же предпримут меры, никто после не вспомнит тех, кто сообщил о нем. И в благодарность папу не помилуют…”

Впереди показалось двое преторианцев, за ними семенил пожилой человек, с испугом озираясь по сторонам. В руках он держал большой платок, ежесекундно прикладывая его ко лбу.

“Не очень похож на убийцу. Или весьма искусно претворяется”.

Фабий пригляделся и узнал в посетителе Милиха.

“Юпитер Милостивый, спасибо тебе”.

Слуга Сцевина, завидев Фабия, изобразил на лице сдержанную улыбку, больше похожую на гримасу отчаяния.

“Все же пришел. Не обманул”.

— Есть свидетель! — он без стука влетел обратно в кабинет и быстро пояснил, заметив вопросительное выражение на лице Тигеллина. — Слуга Флавия Сцевина. Он готов подтвердить мои слова.

Временщик мгновенно положил на стол глиняную табличку, на которой секундой назад что-то сосредоточенно писал.

— И где он?

Милих осторожно вошел и низко поклонился.

— Выйди! — приказал Тигеллин Фабию. — И вы тоже! — Скомандовал он заглянувшим Туллии с Феликсом.

Фабий попытался было упрямиться, но встретившись с холодным, не допускающим никаких пререканий взглядом сановника, подчинился.

— Не отпускать их никуда, — добавил тот, обратившись к преторианцам. — Пусть посидят в соседней комнате. И следите за ними хорошенько.

И когда Фабий оказался в коридоре, но дверь еще закрыть не успели, продолжил спокойным, ледяным тоном:

— Ну, рабская душа, что ты так настойчиво хотел сообщить про своего господина?

— Я не раб, — заплетающимся языком, пролепетал Милих, испуганный таким началом. — Я вольноотпущенный, получил свободу в позапрошлом году…

“К чему устраивать бедняге форменный допрос с пристрастием? — удивился Фабий, немного жалея слугу Сцевина. — Он от страха готов лишиться чувств”.

Помещение, в которое их провели, оказалось маленькой спальней, с узким окошком в стене, широким ложем под ним, толстым пыльным ковром на полу и закрытым шкафом возле входа. Выглянув на улицу, он увидел прекрасный сад с необычными, экзотическими растениями. Вдалеке небесной синевой блестел пруд, возле берега стоял самый настоящий лев и спокойно пил воду.

— Настоящий? Живой? — не веря своим глазам, прошептал Феликс, указывая на животное. — Что он там делает? Мы же не пойдем туда? Вдруг он голоден? Как я, например…

К ним заглянули только через весьма продолжительное время, часа два, а то и три, не меньше. Высокий, белокурый преторианец велел им следовать за ним. До его прихода, томясь ожиданием и не имея возможности покинуть место заключения, Фабий успел передумать обо всех возможных вариантах развития событий, известись от безделья и буквально по косточкам обсудить с друзьями дальнейшие планы.

На сей раз вновь шли долго, петляя запутанными коридорами. Спустились по лестнице, оказавшись в подвале. Фабий переглянулся с Туллией, бросив настороженный взгляд на Феликса. Брат ответил непонимающим взором, дочка адвоката обеспокоенно закрутила головой.

— Куда вы нас ведете? — попробовала она узнать у солдата.

— К начальнику, — отрывисто буркнул тот.

— К какому? Для чего? — не пожелала довольствоваться таким неопределенным ответом юная матрона.

— Скоро поймете, — резко бросил блондин и Туллия предпочла больше к нему не приставать.

Фабий осторожно нащупал кинжал. Мало ли придется воспользоваться. Хотя если их ведут на смерть, им не поможет и боевой меч.

Сделалось темно, редкие факелы, развешанные вдоль стен, больше чадили, чем давали свет. Преторианец остановился и, постучав, открыл дверь. Внутри просторного помещения толпилось много людей, в основном преторианцев, мрачных, серьезных, злых. Мелькнуло бледное лицо Милиха, согнувшегося на стуле и отрешенно глядящего в пол.

“Жив”, — облегченно выдохнул Фабий, значит и нас привели сюда не убивать.

В дальнем конце, за деревянным столом сидел Тигеллин и без всякого удовольствия на лице ел жареную курицу. Отодвинув еду в сторону и ополоснув руки в чаше с водой, взглянул на подошедших.

— Натал и Сцевин во всем сознались. Вы оказали услугу государству. — Молвил он тихим, усталым голосом. Чтобы расслышать едва различимые слова, Фабию пришлось напрячь весь свой слух. — И в его лице Божественному Цезарю Нерону. Благодарю вас еще раз. Вы свободны.

— И все? — возмутился Фабий. — А мой папа?

— Твой папа?.. — Префект вытер руки, выглядел он взволнованным и довольно нервным. Фабий догадался об этом по сильно дрожащим пальцам. — Против твоего отца множество улик, указывающих на виновность и, напротив, ровным счетом ничего, что доказывало бы его непричастность к преступлению.

— Петрония Вера убили заговорщики. Я же вам говорил.

— Петрония Вера погубил наемник, по твоим словам якобы посланный заговорщиками.

— Хорошенько допросите и они во всем сознаются.

— Сейчас не до этого, — холодно отрезал Тигеллин. — В заговор оказалось вовлечено слишком много людей. Ситуация критическая. В любой момент могут возмутиться преторианцы. — Он мрачно оглядел находившихся в помещении солдат. — Я их едва удерживаю. Твоим отцом просто некому заниматься.

— Мы, рискуя жизнями, спасли жизнь императора, — напомнил Фабий. — А заодно и вашу, между прочим…

Начальник гвардейцев сложил на груди руки.

— Все что могу сделать — отложить казнь. Приведете того наемника и, если он во всем сознается, отпустим твоего отца.

Фабий по холодному, суровому взгляду понял, что разговор окончен. Дернулся было что-то сказать, но, подавив клокотавший внутри гнев, стиснул зубы и, развернувшись, молча двинулся прочь.

— Вот мерзавец! — возмутился Феликс, едва они оказались в коридоре.

— Не все так плохо, — попыталась успокоить Фабия Туллия. — По крайней мере, смертный приговор отложен.

— И что? — не унимался брат. — Все что нам сказали — это едва слышное “спасибо”. Да и то с таким видом, словно общались с грязной стеной. А Туллии, как быть? Про ее отца мы так ничего и не выяснили.

— Выход один, — заявил Фабий. — Разыскать Диодота.

— Шансов мало, — с грустью в голосе молвила Туллия. — Наверняка он сбежал, если уже не убит. Заговор провалился, его членов арестовывают. Наемник либо затаился, либо сбежал.

Мимо двое солдат провели бледного, едва передвигающего ногами вельможу в мятой тоге с широкой красной каймой. Фабий узнал его. Сенатор Кальпурний Пизон, очень богатый и влиятельный человек. На мгновение волосы на голове встали дыбом, заговор действительно поражал своими размерами и теперь становилось понятным перепуганное поведение Тигеллина. В настоящий момент временщик сражался не за Нерона, он бился за свою жизнь.

— У нас нет шансов, — согласился Феликс.

— А дядя Эмилий? — высказал предположение Фабий. — Если обратиться к нему? Ты говорил у него куча информаторов. Вдруг отыщут?

— А что? — оживился брат. — Мысль. К тому же это его работа. Прямая обязанность, можно сказать.

На лестнице встретили еще одного арестованного. Тот мельком взглянул на друзей и Фабий прочел в его глазах страх.

— Это же сам Анней Лукан, — прошептала Туллия. — Я обожаю его поэму “Орфей”. Зачитала до дыр…

Фабию стало жалко поэта. Он слышал истории о том, как Нерон, сам любивший сочинять стихи, испытывая к Лукану зависть и ревность, всячески принижал и критиковал его творчество.

“Не раскисай, — одернул он себя. — Следует заняться делом. Пришла пора Диодоту заплатить за все зло, что он причинил моей семье и моим друзьям”.