Эскалатор

Сквайр Трелони, доктор Ливси и другие джентльмены иногда спрашивают, как такое пришло мне в голову. И каждый раз я не знаю, что им ответить. Я что-то, конечно, отвечаю, но сам про себя думаю: «Разве это так сложно понять? Я делал это с детства. Только в детстве всё казалось забавой, а теперь стало восхождением».
Я и сейчас помню лицо той женщины, я видел его секунд десять, но, как оказалось, те мгновения сделали мою жизнь именно такой и никакой больше. Женщина поднималась на эскалаторе, а я на соседнем спускался вниз, глаза её были закрыты, и она не открыла их, пока двигалась мимо меня. Мне было девять лет, и я стал думать, что так она может пропустить момент, когда нужно спрыгнуть с движущейся ленты на бетонный пол вестибюля станции, и что если она забудется во сне, то может упасть. Я никогда не видел, чтобы поднимаясь на эскалаторе люди спали, видел как спали в вагонах электричек, в трамваях, в троллейбусах, за столиками в кафе, перед телевизором, в залах ожидания железнодорожных станций и в аэропортах, но никогда не видел, чтобы люди дремали на эскалаторе. И мне захотелось попробовать точно так же встать на движущуюся вверх ленту, закрыть глаза и не открывать их, пока не поднимусь наверх к металлической зубчатой пластине в полу, под которой исчезают ребристые ступени эскалатора, и там вовремя спрыгнуть. Несколько раз я падал наверху на пол, и однажды следом за мной споткнулась женщина и стала громко ругаться, схватила меня за рукав и стращала, что сдаст в милицию. Сначала это была игра, я пытался точно угадать момент, когда нужно сойти с эскалатора, и никогда не угадывал. Не так-то просто это сделать в самом глубоком метро в мире, когда поднимаешься и уже после десятой попытки понимаешь, что чувство времени у каждого своё, что даже часы, предназначенные измерять точное время, ошибаются на секунды и минуты, что время - это не такое очевидное понятие, как кажется. И само движение с закрытыми глазами - это ни что иное, как возможность увидеть, насколько всё относительно: движение вниз, движение вверх, когда мы произносим слова «быстро», «долго», «вовремя». В том возрасте я, конечно же, не задумывался настолько основательно. Для меня эта была ещё одна игра.

Однажды я задумался над пословицей «ученье - свет, а неученье - тьма», вдруг вспомнил женщину, которая поднималась с закрытыми глазами на эскалаторе, как я в это играл и тоже закрывал глаза, и решил, что неученье так и выглядит, когда люди поднимаются наверх с закрытыми глазами, а люди с открытым взором - это те, кто тянется к свету. И большинство, на самом деле, живут с закрытыми глазами. Так нас учили. Люди с открытыми глазами не падали, выходили из метро и шли к своей цели, и всё у них получалось. А у остальных жизнь выходила бестолковой. И внутри меня вдруг родился протест: почему только так?
Но я тоже всегда открывал глаза наверху, пока не совершил своё первое восхождение. Не знаю, как это получилось в первый раз и как это вообще получается. Я решил, что это произошло от сильного переутомления. Я ехал сдавать экзамен в институт и закрыл на эскалаторе глаза, потому что часто так делал. Но всегда успевал их открыть. В тот раз я открыл глаза на трамвайной остановке, очень далеко от станции метро, на которой должен был выйти, через два дня жизни с открытыми глазами, с таким чувством, как будто сквозь меня пронёсся локомотив времени под музыку Свиридова «Время, вперёд!», только он не раздавил меня, а лишил чувства времени.
До того момента я думал, что хорошо бы добиться такой жизни, чтобы никуда не спешить, жить в расслабленном, деятельном покое и при этом не нуждаться. Но для этого нужно было постараться, считали не только мои родители. В моём кругу считалось, что нужно вечное отделять от суеты и никогда их не смешивать, иначе собьёшься с ритма и ничего не добьёшься. Мы часто говорили, как нужно правильно расставлять приоритеты, о смысле жизни, решали проблемы с практической стороны. Я придерживался позиции не принимать близко к сердцу всё, что происходит в мире, плохое или хорошее, думал, что это позволит находится как бы над всем. Так называемая позиция бога. Ещё я слышал, что бесконечность, живущую в нас с самого рождения и проявляющуюся в том, что мы не верим в реальность смерти, не нужно отвергать, и тогда жизнь станет проекцией этой самой бесконечности и придаст силы. Но, лишённый чувства времени, я увидел всё другим. Я говорю «лишённый», но это ничего не значит, с таким же успехом я могу сказать «освобождённый» и это тоже будет бессмысленным. Чувство времени привносит в нашу жизнь цвета, к которым мы привыкаем и всячески их оберегаем, как древние люди огонь, подспудно зная, что эти цвета изменчивы и в настоящем они не такие, какими станут в прошлом, или в каких цветах мы представляем будущее. Ещё это называют опытом, но я назвал цветами. О преступниках я понял, что среди них есть люди с половинчатым чувством времени, если бы они были подобными мне, у них не было бы проблем с законом, а так они всё время не попадают в момент времени и нарушают норму, а норма - это и есть цвета времени. Или сумасшедшие, они видят все цвета сразу и оттого такие. А я закрываю глаза и вижу чёрный космос, в нём нет цветов времени, нет чувства времени.

Доктор Ливси попробовал восхождение на станции метро «Чернышевская» - это лучшее место для новичков. Он отсутствовал три дня (мы называем отсутствием этот период, хотя времени не существует тогда), очнулся под детской горкой в Коломягах, сжимая в руках клочок бумаги, на котором кто-то с издёвкой написал «бох взял, бох даст», потому что у доктора вытащили всё из карманов. Ещё мы называем отсутствие «чисткой», подразумевая под этим совсем другое. Своё состояние доктор Ливси описал, как если бы он сам себя перестал одёргивать и слышать суждения всех на свете людей, и заставлять себя следовать общепринятым правилам.
Эскалатор на «Василеостровской» аналогично действует на новичков. Я говорю «на новичков», потому что там проще всего достичь восхождения. И опять же проще - не значит, что сразу. Очень давно я прочитал слова, приписываемые Исааку Ньютону: «Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющем на морском берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камешек, более цветистый чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным». Я знаю, что эти «более цветистые» камешки никто не берёт сам, их всё время протягивают. И пока не перестанешь их искать, блуждая умом и глазами, так и будешь подниматься наверх на эскалаторе с закрытыми глазами, падая в тот момент, когда ступени сложатся в гладкую ленту и начнут исчезать под зубчатой пластиной, как будто тебе, как самолёту, не хватило скорости и взлётной полосы. Жаль, что даже эти слова искажены цветами времени. Мы странно изменяемся после того, как восходим, нам открывается продолжение ступеней, которые для остальных превращаются в гладкую ленту, а гладкая лента в страх падения. Они сходят, а мы совершаем восхождение, чтобы не обманываться всякий день прелестью движения в ногу со временем, быть чистыми, а не испачканными его цветами.

Отрывок из сборника "Снег или соло, мой друг"
https://ridero.ru/books/sneg/