Селекция под дождем Аушвица. Рассказ отца

На планете, с тысячами богов у разных народов, ветер собрал тучи. Зачем?

Между тучами и землей птицы летели высоко-высоко. Курлыкали. И кричали!   Небеса слышали смятение, надежду и радость спасения  в их криках.

Откуда и куда они летели так рано? Кругом война! Да и зима же еще не закончилась!

А на земле, как на громадной театральной сцене, стояли они - молодые,  коротко стриженные парни.

Ожидали зрителей? Слагали оды бурлящей вокруг жизни и воде?!

Еще недавно  они, казалось, держали на своих руках всю Вселенную! А теперь стояли молча.

Кто они?

Там были англичане.  Гордые, любознательные, постоянные по характеру. Они видели океан Атлантический! Вода в нем испарялась и распространялась по всей земле…

Там были французы. Жизнелюбивые, подвижные, вежливые. Они видели  Средиземное море и  Атлантический океан,   пролив Ла-Манш...

Там были даже итальянцы, эмоциональные, веселые актеры, общительные, как мы. Они видели   Средиземное море…

Там были грузины.  Прямые и откровенные. Они видели горы и  свое море…

Там были немецкие коммунисты,  евреи… Они, в древности,  видели Мертвое море…

Там были поляки. Шустрые, самовлюбленные, с гонором. Они видели море, воды Балтики…

Там были славяне восточные.  Уже без погон и знаков отличия. Покорные, но не покоренные, ссорящиеся между собой, мечтательно-задумчивые.  Они были готовы к худшему, забыв что матери рожали их на счастье.  Они видели много морей и рек!

Среди них  был и Дмитрий. Он видел, раньше, Азовское и Черное море…

Там падал зимой холодный белый снег…

Из какой воды, из какого океана, из какой реки, из чего он образовался?…

Потом всех их разъединили,  колючей проволокой разбив на сектора.

Славяне,  вместе с Дмитрием, а также грузины, татары и даже казахи,  были в одном самом большом секторе,  именуемым русским.

Стойте, стойте!  Я узнал его на фото, это – отец мой!!…. Рука забинтована!...

Наших парней, собрав из нескольких бараков, наконец-то повели в баню!

Ну и скажите, кто не любит зимой баньку?!

Хлопцы, забыв все тяготы и лишения, плескались в теплой бане, шутили, смеялись, напевали Катюшу, оттирали и отмывали грязь на своих ребрах, на спинах друг-другу!

Дмитрий помылся одной рукой. В другой сидели осколки, пойманные  в последнем бою, под Керчью 19 мая сорок второго года. Тогда противник успешно завершал свою операцию "Охота на дроф".

Не заживала рана, кровь продолжала сочиться. Перестирал бинт и вышел в предбанник, ожидая. Обсох.

В бане еще минут пятнадцать бушевало веселье…

А тут свисток! Этот звук ворвался в уши каждого,  неожиданно, словно буря.
 
И громкая команда надсмотрщиков - не одеваться!

По свистку все начали выбегать на плац, площадку возле банного барака.

Вокруг разогретых  голов клубился пар, словно нимбы у святых. Бывшие солдаты охали от радости и щиплющего мороза.

Пританцовывали и негромко ругались. Потом  затихли.

Большим кольцом их окружили  эсэсовцы с автоматами, люди в зловещей форме. Люди?

- Нет, они тогда не были людьми!  На рукавах  у них эмблема – мертвая голова.   Человек тридцать, с собаками. Эти…

Собаки рвались к ним. Поводки натянуты в руках конвоиров!  Становились на дыбы и лаяли с кровавой пеной у ртов!

Конвой спокойно стоял.   В форме.  А их командир, с повязкой на глазу, ехидно улыбался!

- Может быть, закаляют нас холодом? - мелькнуло в голове Дмитрия. – А потом - снова в баньку…

В ней продолжают топить.  Дым  и водяной пар идут вверх, как и от недалеко расположенного крематория!

А холод начал пробирать все тело. Но, сначала мерзнут ноги. Печет в ступни, словно стоишь на сковородке!

- Хорошо, что заранее обсох в предбаннике, - подумал Дмитрий, глядя как на плечах и руках рядом стоящих, таких же худых как он парней, начала образовываться ледяная корочка. Им ведь еще хуже!

Парни молча начали плотнее жаться друг к другу.

Собаки рвались с поводков, неистово лая!

Минута, две, три… вечность! Стучит в висках! Но все стоят!

Стоят славяне, втянув головы в плечи! Переминаются с ноги на ногу. Все трясутся от холода! Пытаются протиснуться в центр круга. Ожидают, надеются, как нищий возле собора…

Кто они и куда собрались?

О, Господи, помоги выстоять! Помоги...

И тут сверху на них полился теплый дождь!

Вода - источник жизни!  Вода из брандспойтов! С четырех сторон. Навесом. Не холодная. Градусов четыре-пять. Там капли падали вниз!

Зондеркоманда начала работать, как часы!

- Так вот зачем они подключали пожарные рукава, когда он с парнями только заходил в баню, - наконец-то понял Дмитрий.

– А может быть это методика закалки у них такая?

- А может быть – "селекция", новое водное чистилище на морозе?!

Так, ведь они уже не раз проходили чистилище.

Первый раз, когда на рампе в Аушвице от них отделяли группу евреев, человек 50-60, более сильных, преимущественно для работы в «зондеркоммандо». А остальных евреев, вместе с   цыганами, строили в другую колонну и куда-то уводили.

Второй раз – когда удаляли тяжело раненных и больных, не пригодных для работы…

Третий раз - когда им, советским военнопленным, предложили перейти на службу врагу, стать падшими ангелами.

Наш бывший генерал, похожий на Андрея  Власова, молча стоял тогда с "агитаторами" и офицерами концлагеря метров за десять от Дмитрия, в генеральской шинели, без погон.

И, примерно, каждый десятый добровольно выходил  из строя, в две шеренги. А если стоял во втором ряду, то клал руку на плечо впереди стоящему, чтобы тот пропустил его...

Тогда даже курьез случился. Наш военнопленный, выходя из строя, споткнулся на ровном месте! Упал прямо под ноги Власову с "агитаторами". Возможно, кто-то ему подножку сделал!! Оставшиеся в строю слегка улыбнулись.

Кто они и куда ушли?...

- Хотя бы не упасть первому, - стучало в голове Дмитрия, хотя бы не упасть!  Нельзя закрывать глаза! Нельзя засыпать с открытыми глазами!...

Мысли путались. В клубах дыма крематория начал видеть какие-то химеры… Становилось на мгновение совсем жарко, рассудок мутился. Только внутренняя команда поддерживала его - хотя бы не упасть!

Хлопцы продолжали дрожать от холода, а крайние молча начали падать, в конвульсиях. То там, то рядом ...

Заскрежетали, зацокали металлические тачки.
 
Прибежали  натренированные работники крематория, зондеркоманда. Упавших быстро хватали за руки и ноги, бросали в тачки и бегом везли к двум печам  крематория.

Тачки, вслед за первой, выстроились непрерывным конвейером и быстро, словно черные птицы, летели к топкам крематория. А что?…

Вдруг, как во сне, из центра еще живого круга послышался молодой, но с хрипотцой голос. Он пел Интернационал! Может быть последний раз!  Еще несколько голосов полумертвых, но непокоренных тихо подхватили его…

Собачий лай усилился и  быстро  оборвал песню.

У всех, кто еще способен был мыслить,  головы  были повернуты в сторону крематория. Люди не отводили глаз с печей!

Возле самих печей, потерявших сознание хлопцев, работники зондеркоманды быстро перегружали на вагонетки–загрузчики и толкали их в огонь… Дверь топок не закрывали.

Конвейер работал!

-Хотя бы не упасть, не потерять сознание! – сверлила мысль в голове Дмитрия. - Не упаду! - говорил уже сам с собою!

К его ногам, спасибо Богу,  начала стекать не очень холодная вода, стоять стало легче. На плечах, тонкую корочку льда разрушал, дергая плечами, переминаясь с ноги на ногу.

Конвейер, груженных и пустых тачек зондеркоманды, работал.

Вдруг какой-то парень, очнувшийся на холодном металле тачки, соскочил  с нее на середине пути к крематорию. Живой брат, живой!

Но следующая тачка сбила его с ног! Он упал в нее сверху. Их вместе проглотило жерло крематория...

По припорошенному снегом асфальту быстро шел, опираясь на палочку, офицер  в униформе СС. Подойдя к старшему офицеру с перевязанным глазом, о чем-то живо начал спорить.

Потом, махнув левой рукой, стал в круг возле наших замерзающих парней...

На него тоже лилась вода, на одетого!

Кто он и почему пришел?!...

Через несколько минут,  с двухсотой может быть тачки, везущей в ад,  соскочил, придя в сознание, парень!

Высокий и худой, как все они, бывшие солдаты. Петляя между тачками, расставив руки в стороны, как крылья, заплетаясь ногами - побежал!
 
Кто он и куда бежит?...

Побежал от крематория.

Побежал к своим, братьям по оружию!

Побежал к спасению!

Побежал туда, где все продолжали умирать …

Побежал туда, где он уже  был ранее мертв …

Побежал, невзирая на лай собак и стук передернутых затворов!

Побежал с надеждой, мгновение дополнительно прожить!!

И тут ему позавидовали боги?! ...

Работник зондеркоманды остановил свою нагруженную тачку. Ударом кулака сбил его с ног! Погрузил сверху лежащего. Повез!

Конвейер работал!

В центре круга оставалось все меньше и меньше парней.

Офицер, с завязанным глазом, смеялся!

Крематорий захлебнулся, не успевал… Едкий, своеобразный запах гари...

Славяне догорали в нем!

Кто они?... Исчезнувшие люди?!

- Все равно мы победим! Все равно...

Остальных хлопцев, потерявших сознание, стали складывать рядом с кучей дров, а потом - заносить в газовую камеру, возле крематория. Там места много было. 

Какой-то голый показался из-за приоткрытой двери газовой камеры, но сразу же вернулся... А мог бы спрятаться за бараками! Не сообразил солдат! Или не захотел?

Работник зондеркоманды, в противогазе, высыпал из банки порошок, очевидно,  циклон-Б. Дверь камеры закрыли.

Ну, вот и все?!...

Нет, конвейер зондеркоманды продолжал методично работать!...

Потом, минуты через три,  пришел комендант лагеря, кажись - Хёсс Рудольф (Rudolf Franz Ferdinand). О чем-то громко говорил, или спорил с одноглазым офицером. А тот оправдывался и кричал по-немецки, что его родного брата убили под Сталинградом…

Воду закрыли. Комендант так приказал.

Безумно улыбался одноглазый вампир. Даже, без тени раскаяния!

Выстоявших, чистых перед Богом, примерно триста из восьмисот парней, отконвоировали  в бараки.

Вечером дневальные бараков принесли на разносе аккуратно сложенную  полосатую одежду и деревянные  башмаки в фанерном ящике. Бывшие  солдаты оделись.

Кто они и куда ушли?! ...

- У воды есть память, - говорил отец в моем далеком детстве, когда я еще не ходил в школу. И, выпив стакан браги, рассказал мне  все это...

Правда,  мама  просила его  не вспоминать о войне и не рассказывать детям! 

 - У океана есть память, у моря, у реки, у капелек дождя…