Юрий Хван
123181, Москва, ул.Кулакова, 1-2-5
Моб.тел. 8- 926-403-60-61
E-mail:hwang1@yandex.ru
Skype: yurhwang
ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу защищены законами России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается ее издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, помещение спектаклей по ней в интернет, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст пьесы при постановке (в том числе изменение названия) без письменного разрешения автора.
Действующие лица:
- На сцене:
Собакевич – мягкая механическая игрушка в форме собаки породы шит-цу с дистанционным управлением
Иван, 35 лет
Елена, 30 лет
Анна Семеновна, соседка, 60 лет
Мужичонка неопределенного возраста
Полина, 27 лет
-За сценой:
Гавкающий актер, он же оператор дистанционного управления мягкой игрушкой.
Действие первое
На сцене - обстановка обычной квартиры: стол, стулья, платяной и книжный шкафы, кресло. На сцене – мягкая игрушка в форме собаки породы шит-цу – пока наполняется зрительный зал, совершает круги вокруг пустой миски. У стены - пластмассовый лоток. Появляется Иван. В руках у него наполненные покупками пластиковые пакеты и букет цветов. Собакевич подкатывает к нему. Гавкает.
Иван. Привет, Собакевич, привет!
Иван кладет пакеты и цветы на стол. Подходит к Собакевичу, поднимает его на руки, гладит по голове. Ставит на пол. Заглядывает в миску и лоток.
Иван. Ага, все умял и дела свои сделал… Молодец!
Поднимает ванночку, уходит с нею. Собакевич следует за ним. Слышен звук сливающейся из унитаза воды. Иван входит, кладет ванночку на пол. Собакевич выкатывается следом.
Иван. Ну, вот, с этим порядок. Сейчас, Собакевич, я тебя покормлю. Проголодался, небось?
Идет к столу, вытаскивает из одного из пакетов коробку с собачьи кормом.
Иван. Так, это – тебе…
Раскрывает упаковку с собачьим кормом, идет к миске, насыпает в нее корм.
Иван. Давай, Собакевич, угощайся.
Собакевич подкатывает к миске. Иван возвращается к столу. Собакевич гавкает.
Иван ( Собакевичу). А это для кого? К нам, Собакевич, сегодня в гости придет женщина.
Собакевич гавкает.
Иван. Что значит – опять?
Берет пакеты и цветы, уходит. Возвращается цветами, поставленными в вазу. Ставит вазу на стол, рассматривает.
Иван. Ах, да, скатерть забыл…
Убирает вазу со стола, открывает шкаф, достает скатерть, расстилает, водружает вазу с цветами посередине.
Иван. Вот теперь – порядок. Ну, была Маша…
Уходит. Возвращается со столовой посудой и приборами расставляет их на столе. Собакевич гавкает.
Иван. Ну да, потом Людмила…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну ладно-ладно, ну, Оля еще была, да…
Уходит. Возвращается с подносом, на котором стоят хрустальные бокалы, бутылка шампанского, расставляет на столе. Собакевич крутится у его ног.
Иван. Ну, что ты так на меня ехидно смотришь? Да, были еще и Света, и Нина…
Ты думаешь, что я – ходок? Ну, в какой-то мере, да, не отрицаю, но главное все-таки не в этом. Понимаешь, Собакевич, когда встречаешь женщину, и она тебе нравится, то кажется, что, это она и есть, та самая... Но проходит какое-то время…
Собакевич гавкает.
Иван. И это ощущение как –то так… улетучивается. Расплывается. Черт его знает, почему это происходит со мной. Хотя, я подозреваю, что не только со мной.
Собакевич гавкает.
Иван. И опять как-то само собой появляется надежда, что, может, следующая женщина будет той самой… Единственной. На которой ты уже точно остановишься. Ну, и чего ты молчишь? Ты думаешь, Собакевич, что это так просто - найти себе настоящую пару? Да если бы это было просто, то - живи – не хочу! Все было бы –другому, вообще, мир был бы совсем другой… Представляешь, встретил свою женщину – и все, никаких больше колебаний, исканий, разочарований, ссор, нервов, разводов… Приключений на стороне…
Собакевич гавкает.
Иван. Но так бывает в одном случае на миллион. А, может, на 10 миллионов.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, я тут, конечно, переборщил: получается, на всю нашу страну 15 счастливых пар всего? Конечно, больше. Ну, 20 тысяч, от силы 40 тысяч, конечно, наберется. Но не больше – уж в этом я абсолютно уверен.
Собакевич гавкает.
Иван. Почему уверен? Потому что, кого ни спросишь, у всех после 10-15 лет брака зубы от своей второй половины сводит.
Собакевич гавкает.
Иван. Да, с Машей у меня внутри уже через три месяца все заныло: нет, не она…
Собакевич гавкает.
Иван. Наружность у нее была, согласен с тобой, вполне. Но остальное….
Собакевич гавкает.
Иван. Что – остальное? Ну, внутренние параметры…
Собакевич гавкает.
Иван. Какие? Ну, тут много всего… Сразу и не скажешь… Но интуитивно, вот здесь и здесь возникло ощущение, что что-то в ней не то… Не то – и все тут!
Собакевич гавкает.
Иван. Да, и с Людмилой, и с Ольгой - тоже… С ними месяца хватило…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, а что Светлана? С ней уже через неделю…
Собакевич гавкает.
Иван. А с Ниной вообще на следующее утро…
Собакевич крутится у его ног.
Иван. Ну, и что, что она тебе приглянулась – а жить-то с ней мне? И что – жить со стиснутыми зубами? Ну, уж нет, уволь… Ты не думай, Собакевич, что я такой привередливый… Просто хочется жизнь прожить по-человечески…
Уходит. Возвращается с подносом. Выставляет на стол салаты, красную рыбу, икру, колбаску.
Иван. Вообще, Собакевич, знаешь, чему я радуюсь?
Собакевич гавкает.
Иван. Что родился сейчас, а не 100 лет назад. В те времена нравы, знаешь какие были? Можно сказать, бесчеловечные! Поцелуй, а уж тем более половой акт был равноценен обязательству жениться! А к чему это вело, Собакевич? К тому, что общество состояло преимущественно из несчастных, озлобленных друг на друга мужей и жен. Это только в пословице было, мол, стерпится-слюбится, а на самом деле нередки были смертоубийства…
Собакевич гавкает.
Иван. Нет, не обязательно мужья своих жен, но и жены – мужей порешали!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, такие были раньше нравы.
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен с тобой – жуть! А все почему? Деваться людям было некуда! Они же не сами выбирали друг дружку, а за них – родители, родственники. И разводы были предосудительны. А в наше время, Собакевич, есть возможность искать свою настоящую половинку! До упора!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, чего ты опять ехидно улыбаешься? На то и дана нам свобода сегодня, чтобы не заклиниваться, понимаешь, на ошибочных решениях! Зелень забыл!
Уходит. Возвращается с зеленью, раскладывает по тарелкам. Осматривает стол.
Иван. Салфетки надо положить!
Уходит. Возвращается с салфетками, раскладывает их.
Иван. Ну, вот, теперь – вроде все! Понимаешь, Собакевич, вообще-то людьми от природы движет инстинкт совокупления. Так мы устроены.
Собакевич гавкает.
Иван. А уж вы, собаки, тем более. Но, положа руку на сердце, этот инстинкт совсем не является признаком любви. Взять, к примеру, пресловутых Ромео и Джульетту! 500 лет, почитай, с легкой руки Шекспира во всем мире они - пример великой любви. А если вдуматься: им ведь всего-то было по 14 лет! И что в этом возрасте имеет место? Любовь? Ерунда! Один лишь инстинкт совокупления! Так, свечи забыл!
Уходит. Возвращается со свечами. Ставит на столе. Собакевич гавкает.
Иван. Теперь-то мы, слава Богу, понимаем, что к чему. Секс – это секс, а главное, все-таки, в другом…
Собакевич гавкает.
Иван. В чем именно? Все-таки, Собакевич, в продолжении человеческого рода!
Оглядывает стол.
Иван. Ну, вот, теперь все!
Собакевич крутится у его ног. Иван берет его на руки, садится в кресло.
Иван. Ну, да, согласен, Собакевич, можно было бы и раньше до этого додуматься, но… Как-то раньше об этом не думалось… А недавно, знаешь, я стал ощущать… Что со мной происходят какие-то нехорошие перемены… Понимаешь, Собакевич, стало исчезать прежнее обаяние, исходившее от женского пола. Раньше оно кружило голову, заставляло двигаться, и голова вертелась, как флюгер, во все стороны, где наблюдались женские особи… А теперь это стало исчезать.
Собакевич гавкает.
Иван. Я не сказал, Собакевич, что исчезло совсем. Но это, согласись, уже симптом. Все закоренелые холостяки говорят: с течением времени в женщинах видны одни и исключительно недостатки! А если это так, то я же вообще не женюсь!
Собакевич гавкает.
Иван. Почему я только сейчас до этого додумался? Понимаешь, Собакевич, молод был, а потому гормоны настраивали меня совсем на другой лад…
Собакевич гавкает.
Иван. Нет, Собакевич, раньше бороться с этими гормонами было совершенно невозможно. И вообще, Собакевич, опыт жизни, который я приобрел вначале с Машей, потом с Наташей, затем с Олей…
Собакевич гавкает
Иван. Ну, ладно-ладно, и со Светланой и даже с Ниной … Так вот, Собакевич, весь этот разнообразный опыт общения с ними подвел меня к очень важному выводу…
Собакевич гавкает.
Иван. А к такому, Собакевич, выводу, что на чувствах, а фактически на гормонах, нельзя строить семейную жизнь! Это глубочайшее заблуждение! . А все потому, что чувства вслед за гормонами, они, знаешь, имеют обыкновение улетучиваться, исчезать, блекнуть и гаснуть… И в конце концов практически ничего от них не остается… Только память. А одной памятью жив не будешь… Поэтому к выбору нужно подходить рационально!
Собакевич гавкает.
Иван. Иван. Что значит «рационально»? Понимаешь, Собакевич, со временем начинаешь осознавать, что в принципиальном смысле все женщины одинаковы…
Собакевич гавкает.
Иван. Что значит – в принципиальном смысле? С точки зрения физиологии все они одинаковые.
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, что я циник? Совсем нет, Собакевич…
Собакевич гавкает.
Иван. А я тебе сейчас докажу! Я вовсе не свожу все только к физиологии, как некоторые… Таких, знаешь, среди мужиков пруд – пруди! Они как раз помешаны на голом сексе!
Собакевич гавкает.
Иван. А вот я в отличие от них недавно понял самое главное: физиологическая одинаковость женщин вовсе не означает их однообразия!
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич! Дальше начинается их огромное разнообразие – с точки зрения внешности, психологии, темперамента, привычек, уровня образования, соответственно, широты взглядов, понимания жизни…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, да, хорошо, что напомнил: женщины различаются и по их умению готовить еду, содержать дом или превращать его в авгиевы конюшни, разумно тратить или транжирить деньги, воспитывать детей или пускать этот процесс на самотек… И вот среди всего этого многообразия нужно рационально сориентироваться…
Раздается дверной звонок.
Иван. Это она! Пришла!
Смотрит на часы.
Иван. Минута в минуту! Это уже о многом говорит, согласись, Собакевич!
Направляется к двери. Входит Соседка. В руках у нее плечики с постиранными и отглаженными рубашками.
Иван. Ах, Анна Семеновна, здравствуйте, это вы…
Собакевич подъезжает к соседке, крутится вокруг нее.
Анна Семеновна. Здравствуй, Ваня! Привет, Собакевич!
Собакевич гавкает.
Анна Семеновна. Вот, рубашки твои, постирала, погладила…
Соседка протягивает Ивану рубашки.
Иван. Спасибо, Анна Семеновна.
Берет рубашки, разглядывает.
Иван. Что бы я без вас делал… Вот я все по дому могу, а гладить рубашки для меня – форменное мучение.
Вешает рубашки в шкаф, вытаскивает из кармана деньги, отдает Анне Семеновне.
Анна Семеновна. А ты, я вижу, гостью ждешь?
Иван. А как вы догадались?
Анна Семеновна. Ну, так это же ясно по столу, по цветам.
Иван. Да, Анна Семеновна, жду.
Анна Семеновна. Да, и вправду жениться тебе давно пора. Тебе уже сколько?
Иван. 36 скоро.
Анна Семеновна. Припозднился.
Иван. Так ведь время-то сейчас, Анна Семеновна, какое? Пока работу хорошую найдешь, пока на квартиру накопишь, да еще какую-никакую машинешку купишь… Женщины ведь сейчас с претензиями.
Анна Семеновна. Ой, не говори, Ваня, еще с какими! У моего сына жена… Совсем его заездила… То это она хочет, то это ей подай. А теперь чего вздумала? Недвижимость заиметь за границей! Да не где-нибудь, а в Испании!
Иван. И давно ваша сноха такой привередой стала?
Анна Семеновна. Раньше –то она сына моего за один поводок держала… Ну, ты понимаешь…А появились дети – так это уже настоящая сбруя! Сын же в них души не чает! Ну, она и взнуздала его теперь по полной программе!.
Иван. А как вы думаете, Анна Семеновна, это только ваша сноха такая, или это присуще вообще всем женщинам?
Анна Семеновна. Да все мы такие, Ваня, что греха таить. Мы же слабый пол, вот и приходится место под солнцем отвоевывать. Ну, ладно, заговорилась я с тобой, пойду. Есть что еще постирать-погладить?
Иван. Я уже приготовил.
Иван вытаскивает заготовленный пузатый пластиковый пакет, как очевидно, со следующей партией рубашек. Анна Семеновна забирает пакет. Кивает на накрытый стол.
Анна Семеновна. Хозяйку заведешь – вот и не нужна я тебе буду? И лишусь я приработка…
Иван. А если для нее тоже гладить – мучение.
Анна Семеновна. Какое же это мучение? Ради любимого человека?
Собакевич гавкает.
Иван. Вашими устами бы да мед пить. Еще раз спасибо вам, Анна Семеновна.
Соседка уходит. Иван смотрит на часы. Собакевич гавкает.
Иван. Да, она опаздывает. Но это, Собакевич, для женщин нормально.
Собакевич гавкает.
Иван. Почему нормально? Они считают, что если прийти тютелька в тютельку – это ниже женского достоинства.
Собакевич гавкает.
Иван. Как быть с мужским достоинством? Думаю, они полагают, что ожидание повышает мужское достоинство.
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич, для них чем выше мужское достоинство, тем лучше. Где познакомился? Она к нам на работу три месяца назад пришла.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, да, Собакевич, это похоже на служебный роман, но на работе, Собакевич, все люди как на ладони! Это на отдыхе, где –нибудь, на море, все надевают маски белых и пушистых…
Собакевич гавкает.
Иван. Почему? А это, Собакевич, в нас срабатывает инстинкт, о котором я тебе говорил- инстинкт совокупления.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, так уж мы все устроены. И мужчины, и женщины! На море нас хлебом не корми – только дай совокупиться!
Собакевич гавкает.
Иван. Но с Еленой у меня возникли другие мысли.
Собакевич гавкает.
Иван. А такие, Собакевич: с Еленой можно подумать о продолжении рода.
Собакевич гавкает.
Иван. На основании чего я пришел к такому выводу? Понимаешь, Собакевич, она умная, организованная, очень четкая, конкретная, знает, как и за счет чего добиваться результата… На фоне Маши, Наташи, Оли, Светы, а тем более Нины – я, думаю, Елена будет рачительной хозяйкой дома, ну, и, конечно, женой и матерью!
Собакевич гавкает.
Иван. В нынешних условиях, Собакевич, Елена – просто находка!
Собакевич гавкает.
Иван. Почему ? Понимаешь, Собакевич, у нас же сейчас капитализм, хоть и все еще дикий… Теперь ведь все определяется частной собственностью. Это раньше ни у кого, в общем-то, голова не болела, чего потомкам оставить. А теперь все перевернулось!
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич, они сейчас такие, смотрят по сторонам, видят, что происходит. Одних родители в лимузинах к школам подвозят, другим всякие накрученные гаджеты дарят, третьих за границей отправляют учиться! Я уж не говорю о том, что некоторым уже зарубежные счета открыли и нехилую недвижимость подготовили! И вот попробуй я своих потомков оставить без приличного наследства! Проклянут ведь!
Собакевич гавкает.
Иван. А что ты думаешь, Собакевич, они, молодые, сейчас такие... Чуть чего – сразу… А в одиночку, Собакевич, пупок надорвешь наследство для них зарабатывать! Вот для этого должна быть соответствующая жена – с характером, волевая, организованная, знающая, чего хочет. Ну, представь, Собакевич, что в упряжке с тобой окажется какая-нибудь размазня? Типа Нины или Светы?
Собакевич гавкает.
Иван. Вот видишь, Собакевич, ты согласен…. А одному мне это чертово наследство не создать, я уже об этом думал.
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, что я расписываюсь в собственной слабости? Наоборот, Собакевич, в этом моя сила – в умении смотреть правде в глаза! Да, мне нужно грамотное руководство, направляющее влияние, потому что по натуре я – не лидер! Не всем же быть лидерами!
Собакевич гавкает. Иван смотрит на часы.
Иван. Согласен с тобой… Опаздывает больше, чем на 25 минут…
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен, женское достоинство у нее…
Показывает, какое у гостьи достоинство. Раздается дверной звонок.
Иван. Пришла!
Идет к двери, открывает ее. Входит Елена.
Елена. Извини, Иван, я немного опоздала!
Иван. Леночка, добрый вечер! Наоборот, как хорошо, что ты задержалась! А то я тут немного по времени не рассчитал подготовку… Давай я тебе помогу раздеться!
Помогает Елене снять плащ. Собакевич гавкает.
Иван. Собакевич, фу!
Собакевич заливается лаем.
Иван. Собакевич, я кому сказал, фу! А то я не знаю, что с тобой сделаю!
Собакевич смолкает.
Иван. Пожалуйста, проходи. Вот, мое, так сказать, бунгало.
Елена оглядывается по сторонам. Собакевич кружит вокруг них и лает.
Иван подхватывает его на руки.
Иван. А это мой Собакевич. Прошу любит и жаловать.
Собакевич гавкает.
Елена. Давно он у тебя? Ух, ты, какой злой…
Иван. 5 лет. Он, вообще-то, мирный. Вот, видишь… Успокоился… И на тебя уже смотрит дружелюбно… Видимо, до него дошло, что с тобой нужно ладить…
Елена. Ты думаешь?
Иван. Я уверен. Погладь его…
Елена протягивает руку. Собакевич в руках Ивана дергается и хватает ее за палец.
Елена. Ай! Гадина!
Иван. Собакевич, да что же ты творишь?!
Собакевич гавкает.
Елена. Ой, больно! Ой, у меня кровь!
Иван отшвыривает Собакевича в сторону, берет Елену за руку.
Иван. Дай, я посмотрю?
Она отдергивает руку.
Елена. Говорю тебе, больно!
Иван. Я сейчас.. Бинт, йод…
Выбегает. Раздается собачий лай – это Собакевич облаивает Елену. Она с криком вскакивает на стул. Вбегает с бинтом и пузырьками Иван.
Елена. Убери от меня этого гада! Сейчас же! Убери!
Иван, Собакевич, фу! Фу, я кому сказал! Да что же это за напасть?!
Бросает бинт и пузырьки на стол, хватает Собакевича и выбегает с ним. Возвращается без него. Подбегает к Елене, снимает ее со стула. Бежит к столу за бинтом и йодом. Слышен собачий лай.
Иван. Леночка, я сейчас…
Иван разрывает упаковку бинта, разматывает его, открывает пузырек с йодом. Приступает к врачеванию.
Елена. Боже мой! А если у твоего ужасного пса бешенство?..
Иван. Сейчас будет щипать…
Елена. Ай! Больно! Больно!
Иван. Я же предупредил… Леночка, он у меня привитый!
Елена. Мало ли что привитый? Собаки же носятся по всем помойкам и могут запросто подхватить всякую заразу!
Иван. Леночка, он у меня полностью домашний, он у меня только дома….
Елена. Ну, и что? Все равно - это же собака, животное!
Иван заканчивает перевязку пальца.
Иван. Да, я понимаю, Леночка…Но он привыкнет к тебе, я уверен!
Елена. Значит, ты так ставишь вопрос? А я?! Я, думаешь, привыкну к нему?! После этого?!
Иван. Ты меня неправильно поняла…
Елена. Нет, я поняла правильно! Это что же выходит? Я должна зависеть от благорасположения твоей собаки!
Иван. Ни в коем случае!
Елена. Тогда вот что я тебе скажу… Или ты избавишься от этого своего… зверюги…Или…
Иван. Ты не беспокойся, я его отдам кому-нибудь…
Елена встает.
Елена. Уж будь любезен. Я пойду.
Иван. Леночка, но как же так? Мы же с тобой так и не поужинали…
Елена. Извини, Иван, у меня уже нет настроения! Совсем!
Иван. Я понимаю. Я провожу тебя!
Елена. Не надо. А то я сорвусь, наговорю тебе всяких гадостей…
Иван. Понимаю…
Елена выходит. Иван закрывает за нею дверь, садится в кресло. В комнату вкатывается Собакевич. Подъезжает к Ивану. Гавкает.
Иван. Знаешь, кто ты после всего? Негодяй, подлец и мерзавец, вот кто ты!
Собакевич гавкает.
Иван. Замолчи, кому говорю! Ты же, сволочь ты эдакая, быть может, будущее мое сегодня разрушил ! Я же все тебе объяснил, почему для меня так важна Елена!
Собакевич гавкает.
Иван. Ты хоть понимаешь, что на мне может закончиться мой род? Тыщи лет продолжался род Кузовлевых, а из-за тебя он прекратит существование? Да все мои предки восстанут из своих гробов, придут и скажут: что же ты, негодяй, наделал? Мы из века в век старались, продлевали род, а ты?!
Собакевич жалобно скулит.
Иван. Ты мне это брось – цитатами Экзюпери прикрываться! Да, я тебя приручил, и был готов нести за тебя ответственность! В отличие от тебя, между прочим! Что смотришь? А ты… А ты… Я даже не знаю, как к тебе теперь относиться!
Собакевич подъезжает к ногам Ивана, кружится вокруг них.
Иван. Вот если ты дашь мне слово, что… Ну, хотя бы будешь терпеть Елену - любить ее я не требую – но хотя бы терпеть?
Собакевич разражается лаем и выкатывается со сцены. Иван смотрит ему вслед.
Иван. Значит, компромисса не будет! Ну, ты сам тогда во всем виноват!
Свет гаснет.
Конец 1 акта
Второй акт
Свет зажигается. Раздается телефонный звонок. Дверь спальни открывается. Входит Иван. Подходит к телефону. Рядом с ним начинает кружить Собакевич.
Иван. Алло? Да, объявление давал. Все именно так: я не продаю собаку, а именно отдаю в хорошие руки. Хотите посмотреть? Хорошо, записывайте адрес: улица Вишневая, 17, квартира 43. Домофон тоже 43.
Кладет трубку. Собакевич кружит вокруг Ивана.
Иван. И нечего теперь подлизываться! Решение принято и обжалованию не подлежит!
Собакевич гавкает и уезжает за кулисы. Раздается звонок телефона. Иван снимает трубку.
Иван. Алло? Да, это мое объявление. Почему не продаю? Послушайте, вас что-то не устраивает? Вам это кажется странным? Послушайте, если вам собака не нужна, то зачем вы звоните? Ах, вам просто интересно? До свидания!
Кладет трубку.
Иван. Вот тип! Почему, видите ли, бесплатно?
Оглядывается по сторонам.
Иван. Собакевич, ты где?
Заглядывает в миску и в лоток.
Иван. А что это ты ничего не съел, и дела свои не сделал? Это что еще за номер? Собакевич, выходи!
Заглядывает под стол, кресло, выходит со сцены. Слышен голос Ивана: « Ах вот, ты где!» Возвращается с Собакевичем на руках.
Иван. Ты чего, Собакевич, нос воротишь? Это что такое? Настроения нет? А ты думаешь, у меня оно есть? Из-за твоих каких-то диких, совершенно непонятных предубеждений я Елену могу потерять! Ну, за что ты на нее взъелся?
Собакевич гавкает. Раздается телефонный звонок. Иван идет с Собакевичем на руках к телефону, поднимает трубку.
Иван. Алло? Какая порода? Шит-цу! Извините, а вам сколько лет? Почему спрашиваю? Нет, вы меня неправильно поняли… Дело в том, что шит-цу – идеальная собака для пожилых людей. Ах вы не пожилой… Извините… А какие они верные! Стоит вам проснуться и пойти, например, на кухню, как он тут же тоже просыпается и следует за вами! Нет, не за жратвой. Просто он чуткий и верный! Несмотря на то, что он маленький, он очень сильный! А у вас есть дети? Дело в том, что детей шит-цу воспринимают как себе подобных и очень любят играть с ними. Да, это китайская порода. Ах, вы не любите «китайцев»? Ну, и зря! Бросил трубку. Вот, расист!
Кладет трубку. Собакевич гавкает.
Иван. Не бойся, Собакевич, я тебя такому не отдам! Расизм не пройдет! Собакевич, может, ты все-таки поешь, а?
Кладет Собакевича рядом с миской.
Иван. Не хочешь? Слушай, Собакевич, а ты не заболел случаем?
Берет его на руки, трогает его нос.
Иван. Температура, вроде, нормальная…
Идет к с Собакевичем к креслу, садится.
Иван. Обещаю, Собакевич, я отдам тебя только, если новый хозяин будет тебе по душе.
Раздается сигнал домофона. Иван кладет Собакевича на пол. Собакевич уезжает за кулисы. Иван идет к двери, снимает трубку домофона.
Иван. Алло?
Мужской голос из домофона: Я по поводу собаки, я вам звонил…
Иван. Да-да, открываю.
Нажимает на кнопку, вешает трубку. Отходит от двери.
Иван. Собакевич, ты где? Может, это твоя судьба?
Раздается дверной звонок. Иван открывает дверь. В луче прожектора - мужичонка в потрепанной одежде.
Мужичонка. Здравствуйте?
Иван. Здравствуйте…
Мужичонка. Я за собакой.
Иван. Погодите… Расскажите, вначале, у вас вообще-то собаки раньше были?
Мужичонка. А как же!
Иван. И какой породы?
Мужичонка. Да разные! Овчарки, в основном. Бульдоги.
Иван. Здесь другое дело. Шит – цу – это маленькая, комнатная собака.
Мужичонка. Мне это как раз подходит. Эти овчарки и бульдоги такие прожорливые, никаких денег не напасешься!
Иван. А сколько вы зарабатываете? И какая у вас квартира?
Мужичонка. А это еще зачем?
Иван. А затем, что я хотел бы понять, сможете ли вы обеспечить моей собаке достойные условия, корм, шампуни, прививки от болезней – они, между прочим, тоже денег стоят.
Мужичонка. Я понял… Слушай, мужик, дай сто рублей – и я пошел.
Иван. Сто рублей? А за что?
Мужичонка. А за моральный ущерб.
Иван. За какой моральный ущерб?!
Мужичонка. А такой: ты меня своими вопросами загнал, можно сказать, ниже плинтуса!
Иван. Так, значит, у вас нет квартиры и денег для содержания собаки?
Мужичонка. Если ты уже меня просек, чего лишние вопросы задаешь?
Иван. Не понимаю, на что вы тогда рассчитывали?
Мужичонка. Рассчитывал? Что возьму у тебя собаку – и загоню ее кому-нибудь.
Иван. И на какую сумму вы рассчитывали?
Мужичонка. Ну, рублей за 500, за тыщу отдал бы.
Иван. И сильно продешевили бы. Она стоит 40 тысяч рублей. Минимум!
Мужичонка. Ско-о-олько?!
Иван. А то и больше!
Мужичонка. Ё – ка - лэ –мэнэ! Это правда?
Иван. Чистая правда.
Мужичонка. Ну, спасибо, тебе, мужик!
Иван. Не понял?.. За что?
Мужичонка. За просветление мозгов! Я же, дурак, бутылки на помойках собираю… Это мой бизнес!
Иван. Ну, и что?
Мужичонка. А то, что ты мне новое направление бизнеса открыл!
Иван. Какое направление? Какого бизнеса? Ничего не понимаю!
Мужичонка. Если собаки так дорого стоят…
Иван. Ну?...
Мужичонка. Чем бутылками заниматься, я лучше собак буду разводить! Да я теперь…
Исчезает. Иван запирает за ним дверь. Прожектор над прихожей гаснет. Иван входит в комнату. Собакевич выезжает из-за кулис.
Иван. Мда… Слышь, Собакевич, тебя хотел будущий олигарх к рукам прибрать…
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен – нам будущий не подходит. Нам настоящий нужен.
Раздается телефонный звонок. Иван идет к телефону, берет трубку.
Иван. Алло? По объявлению? Слушаю вас? Да, он приучен ходить в лоток. Гулять по улице? А вы в Интернете смотрели, что представляет собой шит-цу? У вас нет Интернета? Странно, как же вы тогда живете… У шит-цу длинная шерсть… Да, прямо по полу… Поэтому с ним нельзя гулять на улице. Если подстричь? Вы, что, с ума сошли?
Бросает трубку. Смотрит на Собакевича.
Иван. Нет, это надо додуматься – подстричь тебя? Каких-только идиотов не бывает... Мда, Собакевич, хорошие руки, это, оказывается, большой дефицит…
Раздается телефонный звонок. Иван берет трубку.
Иван. Алло? А, это снова вы? Почему бросил трубку? Потому что нам не о чем с вами разговаривать! Не звоните мне больше!
Бросает трубку. Снова раздается звонок. Иван хватает трубку.
Иван. Я же сказал вам, не звоните больше! Ах, это ты, Леночка? Нет, еще не избавился…. Да, вот, звонят всякие идиоты, или приходят всякие сумасшедшие… Тебе кажется, что я тяну время? Леночка, ну как ты могла такое подумать, я вовсе не тяну, я готов расстаться с Собакевичем хоть завтра, но, понимаешь, это не так просто… Почему? Я хочу отдать его в хорошие руки, все-таки он у меня уже пять лет… Не могу же я его предать… Это ведь бесчеловечно… Он мне как… Ну, не знаю, как ребенок что ли… Кто ты мне? Леночка, ну что за нелепый вопрос? Как ты можешь сомневаться в моем отношении к тебе? Ты та женщина, с которой я бы хотел прожить всю жизнь и умереть в один день… Алло? Бросила трубку… И я тоже остолоп! И чего мне втемяшилась эта католическая формула семейного счастья?! Остолоп!
Собакевич гавкает. Иван смотрит на Собакевича.
Иван. Ну чего ты ухмыляешься? Да, с нею непросто, она, я тебе говорил, очень четкая, конкретная, знает, чего хочет. А жена такой и должна быть.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну и что, что ты сомневаешься! В конце концов, это мне с Еленой жить, и мне виднее, что мне нужно!
Раздается телефонный звонок. Иван поднимает трубку.
Иван. По объявлению? Да, все правильно – не продаю, а отдаю. Нет, собака не больная. Можно ли посмотреть? Да, можно, но только у меня одно условие: если вы не понравитесь Собакевичу… Да, у него такая кличка… Так вот, если он не примет вас, то я не смогу его вам отдать. Почему же это дурацкое условие? Да пошел ты сам!
Бросает трубку на базу.
Иван. Что же делать? Кому же тебя отдать, Собакевич? Ведь время, действительно идет… Елене и впрямь может показаться, что я тяну резину…
Раздается дверной звонок. Иван открывает дверь. В луче прожектора – соседка. В руках у нее на плечиках отглаженные рубашки.
Иван. Здравствуйте, Анна Семеновна.
Анна Семеновна. Здравствуй, Ваня. Вот, постирала и погладила.
Иван. Я вижу, спасибо.
Берет у нее рубашки.
Иван. Вы проходите…
Входят в комнату. Иван развешивает рубашки в шкафу. Собакевич подкатывает к соседке.
Анна Семеновна. Здравствуй, Собакевич!
Собакевич гавкает.
Иван. Что-то вы выглядите неважно?
Анна Семеновна. Да, как сказать… Всю ночь не спала… Ой, Ваня!
Плачет навзрыд.
Иван. Да что случилось-то?
Анна Семеновна. Сноха… Змея подколодная!
Иван. Что? Умерла?!
Анна Семеновна. Если бы! Подговорила сына моего…
Рыдает.
Иван. На что подговорила?
Анна Семеновна. Квартиру мою продать – и купить в этой… В Болгарии! Или в Черногории! Мол, все умные люди покупают недвижимость за границей. Она поначалу замахнулась на Испанию…
Иван. Да, вы говорили.
Анна Семеновна. Да по деньгам за мою квартиру там не выходит!
Иван. Так она на вашу квартиру рассчитывала? А вы как же?
Анна Семеновна. Так… Сноха говорит, что если я не эгоистка, то ради внуков должна жить в Болгарии!
Иван. В Болгарии? А что же вы там будете делать?
Анна Семеновна. Ой, Ваня! Караулить квартиру. А они будут приезжать в отпуск, на праздники, на каникулы. Так сноха рассчитала…
Иван. Там, я слышал, воздух чистый… И фрукты дешевые…
Анна Семеновна. Да что же мне этими фруктами объесться?
Иван. И что же вы решили? Откажетесь?
Анна Семеновна. Да как откажешься, Ваня? Сноха же меня тогда живьем съест. Она и так меня в упор не желает видеть… А сын у нее под каблуком… Буду я у него во всем виноватая… Ой, Ваня…
Иван. Мда… И как же вы там будете одна…
Анна Семеновна. Да в том-то и дело! Ни одной родной души рядышком… Лучше удавиться…
Иван. Анна Семеновна, вы не отчаивайтесь… Послушайте!!! Я вот что подумал…
Анна Семеновна. Да? И о чем?
Иван. Анна Семеновна... А что если… Вам же Собакевич не чужой?
Анна Семеновна. В каком смысле?
Иван. Вы же сами сказали: там у вас ни одной родной души не будет?
Анна Семеновна. Ну, а при чем тут Собакевич?
Иван. Ну, так… Будет у вас рядом родная душа! Пусть и собачья… Возьмите с собой Собакевича. Бесплатно. И вам хорошо, и ему…
Анна Семеновна. А с чего это вдруг?
Иван. Я же жениться хочу! А он мне не дает! Понимаете, он женщину мою не признает, укусил даже!
Анна Семеновна. Ревнует, что ли?
Иван. Не знаю. Наверное…Вот я и подумал… Он вас знает, вы его тоже - вам там веселее будет?
Анна Семеновна. Да я бы рада, Ваня, но моя сноха ни за что не согласится!
Иван. Вы думаете?
Анна Семеновна. Что я, свою сноху не знаю? Она всякую живность терпеть не может, что кошек, что собак, что попугаев.
Иван. Да, она у вас ненормальная!
Анна Семеновна. Ну, это с какой стороны посмотреть! Вы, собачники, тоже ненормальные!
Иван. Это почему же?
Анна Семеновна. Да потому, что вы ведь со своими собаками как с писанными торбами носитесь! Кормите их отборными продуктами, холите, шампунями моете, прически им делаете, прогуливаете! Сколько денег и времени на них тратите! А ведь вокруг столько детей-сирот, или брошенных родителями! Нет, чтобы кого-то взять в семью! У вас даже мысли такой не возникает! Неправда, что ли?
Иван. Ну, в общем…
Соседка. А все почему? Потому что для вас собака – это блажь! Она же бессловесная, на нее можно и голос поднять, и выбросить на улицу, как надоест! Сколько таких собак развелось! А с ребенком так ведь не поступишь, за него нужно ответственность нести, его надо по-настоящему любить! А любовь к ближнему сегодня у людей в дефиците! Только к самим себе любовь – тут дефицита нет!
Иван. Я же не выбрасываю Собакевича на улицу… Я его хочу в надежные руки…
Соседка. Ну, да, а стал он неугоден твоей даме, так ты и решил его сбагрить. А то, что он привык к тебе, что он будет страдать – ты же об этом не думаешь?
Иван. Почему? Я думаю…
Соседка. Думать-то, может, и думаешь, а что толку? В Болгарию даже готов сбагрить А то, что он там по тебе тосковать будет, об этом ты подумал?
Иван. Ну, в общем-то…
Раздается телефонный звонок. Иван идет к телефону, поднимает трубку.
Иван. Алло? Здравствуй, Наташа. Анну Семеновну? Да, можно. (Соседке). Это вас. Сноха.
Передает соседке трубку.
Анна Семеновна. Алло? Наташа? Да я тут… Сейчас-сейчас, бегу-бегу!
Кладет трубку.
Анна Семеновна. Побежала.
Направляется к дверям. Оборачивается.
Соседка. А я тебе, Ваня, вот что скажу: если Собакевич не принимает твою женщину, значит, с нею что-то не то! Помяни мое слово!
Уходит. Иван запирает за нею дверь. Задумчиво возвращается в комнату. Смотрит на Собакевича.
Иван. Ты тоже так думаешь?
Собакевич гавкает.
Иван. А вот, скажи, почему ты и к Маше, и к Наташе, и к Ольге…
Собакевич гавкает.
Иван. Не забыл, не забыл… Ведь ты и к Нине, и к Светлане относился нормально! Почему ты всех их принимал, а вот на Елену взъелся?
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, и что это означает?
Собакевич гавкает.
Иван. А-а, понял! Ты чувствовал, что я на них не собираюсь жениться, и не видел в них соперниц? Я угадал?
Собакевич гавкает.
Иван. Значит, угадал! Негодяй ты, Собакевич, вот что я тебе скажу!
Раздается телефонный звонок. Иван поднимает трубку.
Иван. Леночка, ты? Как хорошо что ты позвонила – я только что о тебе подумал… Что? Забыть тебя? Но, Леночка… Бросила трубку.
Кладет трубку на базу. Подходит к Собакевичу и берет его на руки. Садится в кресло.
Иван. Вот и кончился сабантуй…
Собакевич гавкает.
Иван. Да, она волевая, знает, чего хочет…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, ладно-ладно, признаЮсь, что у меня тоже были смутные сомнения… Когда ты цапнул ее, и она стала обзывать тебя гадиной, животным…
Собакевич гавкает.
Иван. А особенно, когда поставила ультиматум: или ты, или она…У меня тогда мелькнула мысль…
Собакевич гавкает.
Иван. Что за мысль?
Собакевич гавкает.
Иван. Как просто все-таки было раньше! Раньше мужики добывали огонь, гонялись за мамонтами, были единственными добытчиками пищи,- и попробуй женщины с этим не считаться! Голодным кому охота быть?
Собакевич гавкает
Иван. А сейчас?.. Мужики сидят за компьютерами, и женщины за ними сидят, мужики водят машины – и женщины тоже, мужики руководят бизнесом, и женщины. Ну, а если у нас нет уже никаких преимуществ, и если мы не являемся единственными добытчиками пропитания, то какое у женщин может быть уважение к мужикам? Вообще, Собакевич, я подозреваю, что налицо все признаки нарождающегося матриархата.
Собакевич гавкает.
Иван. На основании чего я делаю такой вывод? Сегодня нужно быть слепым, чтобы не увидеть: чем дальше, тем больше мужики становятся зависимыми от женщин существами! По сути дела, это они нас оценивают, именно они решают, выходить им замуж, или нет, рожать им от нас или не рожать! Готовить нам – или иди сам к плите! Хочешь ходить в чистой рубашке – что, тебе трудно самому включить стиральную машину? А возьми такую проблему, как их непрекращающуюся головную боль? Мужикам хочется, а у них голова болит! Ну, и так далее!
Собакевич гавкает.
Иван. Что с этим делать, спрашиваешь?
Собакевич гавкает.
Иван. Я вон недавно прочитал в одном журнале размышления мужика, что такое хорошая жена. Мол, она умеет любить. Она заботится о погоде в доме. Ваше место в ее жизни неприкосновенно.
Собакевич гавкает.
Иван. Идеалист! Сегодня с помощью анализа ДНК достоверно установлено: до 40 процента детей рождаются совсем не от мужей!
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен с тобой: наука вообще лишает нас всяких иллюзий. А как без них жить?
Собакевич гавкает.
Иван. А еще этот идеалист выдал такой перл: мол, хорошая жена должна давать вам необходимое пространство.
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен с тобой, он просто идиот! Все женщины только и делают, что занимают все твое пространство! Так они устроены! А как тебе такое его высказывание: мол, в жене должна сочетаться чувствительность и сила… Ты можешь себе такое представить? Чтобы сила танка сочеталась с чувствительностью?
Собакевич гавкает.
Иван. Я вначале подумал, Собакевич, что этот мужик – слабый умом, а потом понял, что это он от отчаяния. Желаемое выдает за действительное.
Собакевич крутится у его ног.
Иван. Конечно, трудно смириться с новой реальностью. Но что же делать? Времена мамонтов-то не вернешь?
Иван встает, начинает расхаживать по комнате.
Иван. Да… А как же мне теперь быть, Собакевич? С кем свой род продолжить? Молчишь? Как женщин кусать – так ты герой.
Собакевич крутится у его ног.
Иван. Ну, может быть… Может быть и вправду, новое – это хорошо забытое старое…
Встает, кладет Собакевича на пол. Идет к телефону, снимает трубку, смотрит на монитор, нажимает на кнопки, перебирая номера.
Иван. Ага, Света…
Нажимает на кнопку, подносит телефон к уху.
Иван. Алло? Добрый вечер? Будьте добры, Светлану? Кто я? Извините, я, кажется ошибся номером.
Нажимает на кнопку отбоя.
Иван. Да, свято место пусто не бывает… Какой-то мужик… Интересно, что он в ней нашел – без макияжа?
Снова смотрит на монитор трубки, нажимает на кнопки.
Иван. А что у нас с семейным положением Ольги…
Подносит трубку к уху. Дождавшись ответа, нажимает на кнопку. Опускает трубку.
Иван. И здесь уже мужик появился…
Собакевич гавкает.
Иван. Тут, Собакевич, гавкай- не гавкай, а эти поезда ушли...
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич, так мы и живем. Как на вокзале. Поезда приходят и уходят. А мы остаемся…
Свет гаснет. В темноте слышен телефонный звонок. Затем стихает. Открывается дверь, в проеме виден силуэт Ивана. Слышен щелчок выключателя. Свет зажигается, освещая одинокого Собакевича на середине сцены и вошедшего Ивана. Он в зимней куртке. В руках у него пластиковые пакеты. Собакевич начинает кружить вокруг Ивана.
Иван. Привет, Собакевич! На улице холодина, ужас! А все талдычат про потепление! Хорошо тебе, дома, все время в тепле…
Кладет пакеты на стол, подходит к Собакевичу, поднимает его на руки, гладит по голове. Заглядывает в миску и ванночку.
Иван. Ага, все умял и дела свои сделал… Молодец!
Поднимает лоток, уходит с нею и Собакевичем. Слышен звук сливающейся из унитаза воды. Иван входит, кладет ванночку на пол.
Иван. Ну, вот, с этим порядок. Сейчас, Собакевич, я тебя покормлю. Проголодался, небось?
Ставит Собакевича на пол. Идет к столу, вытаскивает из одного из пакетов коробку с собачьи кормом.
Иван. Так, это – тебе…
Раскрывает упаковку с собачьим кормом, идет к миске, насыпает в нее корм.
Иван. Давай, Собакевич, угощайся.
Возвращается к столу.
Иван ( Собакевичу). А это для кого? А это исключительно для меня, Собакевич.
Собакевич гавкает.
Иван. Почему больше не привожу женщин? А потому, Собакевич, что все, финита ля комедия!
Собакевич гавкает.
Иван. Свершилось, я теперь – закоренелый холостяк!
Собакевич гавкает.
Иван. Честно говоря, Собакевич, я понял, что если бы женился на Елене, то мы с ней скоро стали бы как космонавты…
Собакевич гавкает.
Иван. При чем тут космонавты? Да при том, что они после совместных полетов в упор друг друга не могут видеть! У них психологическая усталость друг от друга! А если бы я на Елене женился, то мы с ней все 24 часа были бы вместе, и на работе, и дома! И скоро бы на стенку друг от друга полезли бы! Как космонавты!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, да, это твоя заслуга. Я это признаю, так что можешь не напоминать!
Уходит с пакетами. Возвращается. Собакевич гавкает.
Иван. Что теперь с продолжением рода, спрашиваешь? Видимо, Собакевич, все, на мне род Кузовлевых прекратит свое существование.
Собакевич гавкает.
Иван. А что предки? У них не было таких проблем, как у нас, вот они и размножались себе, сколько им вздумается! Вон, у моего прапрадеда было восемнадцать детей! Ты представляешь, сегодня ему пришлось бы им покупать только одних смартфонов восемнадцать штук, да не каких-нибудь завалящих, а как у друзей. Я уж не говорю о ноутбуках и других гаджетах!
Собакевич гавкает.
Иван. Вот именно, тут сто раз подумаешь, нужно ли тебе потомство! Которое женится черт его знает на ком, а потом гадай, где тебе на старости лет доживать, в Болгарии, или же в доме престарелых.
Собакевич гавкает.
Иван. И нет никакой гарантии, Собакевич, что все будет иначе… Вырастишь ты своих детей, а потом поводья-то на них окажутся в руках у совершенно чужих. Возьми Анну Семеновну… Вроде бы хорошего сына воспитала…
Раздается дверной звонок. Иван открывает дверь. Входит Анна Семеновна. Собакевич гавкает.
Анна Семеновна. Здравствуй, Ваня. Здравствуй, Собакевич. Вот, попрощаться пришла…
Иван. Значит, все-таки, уезжаете?
Анна Семеновна. Уезжаю, Ваня. Подумала-подумала… Сын и внуки будут довольны…А что мне –то кобениться? Да и все ж-таки в Болгарии экология, не то что у нас, и фрукты дешевые…
Иван. Счастливо вам там жить, Анна Семеновна… Не знаю, что еще сказать…
Анна Семеновна. Да что тут еще говорить, Ваня…
Иван обнимает ее. Соседка, зарыдав, уходит. Собакевич гавкает.
Иван. Дожала-таки сноха бабку…
Собакевич гавкает.
Иван. В сущности, Собакевич, женитьба – это все-таки неволя. И что же получается? Вся история человечества – это борьба за освобождение от всех и всяческих оков! А тут ты сам себя обрекаешь на несвободу! Это же нонсенс, согласись!
Собакевич гавкает.
Иван. В конце концов, я и сам по дому могу управиться…
Собакевич гавкает.
Иван. А рубашки буду в прачечную сдавать!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, а что секс? Сейчас с этим вообще проблем нет.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, я рад, что ты солидарен со мной. А вот интересно, Собакевич, это только у нас все в девках хороши, а потом из них злые жены получаются? Или это интернациональное явление?
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, интернациональное?
Собакевич гавкает.
Иван. В мусульманском мире, значит, такого нет?
Собакевич гавкает.
Иван. И у буддистов все в прядке? И у индусов?
Собакевич гавкает.
Иван. А у иудаистов?
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, у них, как у нас? И у католиков?
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, значит, нам с ними не повезло…
Собакевич гавкает.
Иван. Что делать? Что делать… Дальше, Собакевич, жить…
Свет гаснет. Свет загорается. Раздается дверной звонок. Выходит Иван, направляется к двери. Открывает ее. В луче прожектора – женщина. Это – Полина.
Полина. Здравствуйте!
Иван. Добрый день.
Полина. К вам приходила моя соседка, по поводу собаки… Полная такая… Пенсионерка.
Иван. А, помню, была такая дотошная старушка. Диссидентка.
Полина. Да что вы! Ольга Сергеевна ни в чем таком не замешана, ни в каких уличных акциях…
Иван. Ну, значит, она скрытая диссидентка.
Полина. Вы явно наговариваете на нее…
Иван. Ничего подобного. Как она услышала, что на содержание собаки нужно как минимум 4 тысячи в месяц, стала ругмя ругать правительство.
Полина. Ну, тогда все наши пенсионеры – диссиденты. И за что им хвалить правительство? После уплаты коммуналки Ольге Сергеевне на питание в день остается всего 120 рублей. А ведь еще нужны лекарства, обувь, одежда…
Иван. Да, несладко сейчас старикам, что там говорить. Но ваша соседка с Собакевичем не ужилась бы.
Полина. Это почему же? Потому что она такая бедная?
Иван. Да дело даже не в этом… Видите ли, Собакевич… Он же у меня, можно сказать, жертва телевизионного вещания, и ему недоступны альтернативные точки зрения. Так что в политическом плане, я думаю, они бы с вашей соседкой оказались на ножах.
Полина. А можно на него взглянуть? На вашего патриота?
Иван. Ну, вообще-то можно, конечно… Но, знаете…
Полина. Меня зовут Полина.
Иван. Очень приятно. А меня – Иван. Пожалуйста, проходите.
Слышен лай Собакевича. Полина идет мимо Ивана в комнату. Собакевич начинает движение по направлению к Полине.
Полина ( увидев Собакевича). Ой, какой он у вас милый! Ну, здравствуй! (Ивану). Вы сказали, его зовут Собакевич?
Иван. Собакевич.
Полина. Это вы хорошо придумали! Я вот не понимаю, когда люди дают собакам какие-то нелепые клички: Тяпа, Кузя,Маня, Маргоша. По-моему, это нелепо!
Иван. Я с вами полностью согласен.
Полина. А можно я его на руки возьму?
Иван. Можно-то можно, но, знаете, он бывает весьма агрессивен.
Полина. Не верю!
Подходит к Собакевичу, берет его на руки. Иван с удивлением смотрит на Собакевича, потом переводит взгляд на Полину. Та гладит Собакевича.
Полина. Вот мы какие ласковые, дружелюбные, и почему твой хозяин на тебя наговаривает?
Иван. Я не наговариваю! Он три месяца назад облаял мою… знакомую, да к тому же еще и укусил, представляете?
Полина. Нет, не представляю! Этого просто не могло быть, правда, Собакевич?
Иван. Зачем мне вас обманывать?
Полина. Ну, значит, она ему сильно не понравилась. Ага, и вы поэтому его хотите отдать?
Иван. Знаете, Полина, вы извините, но теперь я его никому не хочу отдавать.
Полина. И я вас понимаю. Отдавать такое чудо – это преступление. Это все равно, что отдать незнакомым своего ребенка!
Иван. Да, вы правы ! Я просто раньше об этом не думал. Но, слава Богу, додумался!
Полина. Ну, тогда я очень рада. За вас. И за тебя, Собакевич!
Собакевич гавкает.
Полина. Какой же ты умный, все понимаешь!
Иван. Но это для меня очень странно. Он целых три месяца никого к себе не подпускал. У вас раньше были собаки?
Полина. Была. Тоже шит-цу. Тоже мальчик. Барбосик.
Иван. Мне нравится. Собачья сущность сохранена. Значит, вы фанатка шит-цу?
Полина. Фанатка! Я про шит-цу все-все знаю.
Иван. Вот как? А у меня только самое общее представление…
Полина. Что вы, это так интересно! В Китае, например, в средние века эту породу мог держать только император! Представляете – всем другим было запрещено! С китайского шит-цу означает ЛЕВ. И есть легенда, что шит-цу охранял самого Будду, и в случае опасности превращался в настоящего льва, чтобы его защитить! А в Европе шит-цу появился только в 1930 году - благодаря норвежскому послу, которому китайцы подарили одного щенка –девочку, а он тайно приобрел еще мальчиков, и потом стал их разводить у себя дома, в Норвегии, и делать на этом деньги.
Иван. Да, европейцы – они такие… На всем делают деньги… И давно вы открыли для себя шит-цу?
Полина. Мне подарили Барбосика, когда мне было 12 лет. Вот, с той поры.
Иван. Говорят, шит-цу живут максимум 17-18 лет?
Полина. Да. Барбосик был со мной пятнадцать. Он бы еще прожил, но… Мой муж погиб… Он его любил, и не выдержал разлуки. Собаки, все-таки, если привязаны, то на всю жизнь. Не то что люди…
Иван. Да, вы, наверное, правы. Собакевич бы тоже, я думаю… Затосковал без меня.
Полина кивает.
Полина. Конечно! А вашему Собакевичу сколько?
Иван. Пять лет.
Полина. Значит, еще как минимум 10 лет у вас будет верный друг.
Иван. Надеюсь.
Полина. Значит, вы передумали отдавать своего Собакевича?
Иван. Передумал.
Полина. А как же ваша женщина?
Иван. Эта женщина… уже в прошлом.
Полина передает Собакевича Ивану.
Полина. Понятно… Ну, прощай, милый Собакевич! Мне, конечно, жалко, что твой хозяин передумал. Я бы тебя без всяких сомнений взяла к себе. Но в то же время я очень рада за тебя! Прощайте, Иван! Извините за беспокойство.
Выходит. Собакевич начинает скулить.
Иван. Что с тобой, Собакевич?
Скулеж Собакевич усиливается.
Иван. Она что, понравилась тебе?
Собакевич гавкает.
Иван. А ты знаешь и мне – тоже! Ах, Собакевич, я перестал ощущать себя старым холостяком! И мне кажется, что для меня еще не все потеряно! И будут у меня еще дети, а потом – внуки, будет большая семья! И род мой, род Кузовлевых , пребудет отныне и навсегда!
Собакевич радостно гавкает.
Иван. Но ты учти, это я ее выбрал, а не ты! Это мое самостоятельное решение, понял?
Собакевич гавкает.
Иван. Значит, согласен?
Собакевич гавкает.
Иван. Тогда я сейчас ее догоню!
Кладет Собакевича на пол. Выбегает. Слышен его голос: « Полина, подождите, пожалуйста!»
Собакевич заливается радостным лаем. Свет гаснет.
Занавес
Примечание: Будет справедливо, если на поклон к зрителям выйдет и закулисный участник спектакля. Причем, гавкающий актер (или актриса) появятся с Собакевичем на руках и обозначат свою замечательную роль заключительным торжествующим лаем.
Юрий Хван
123181, Москва, ул.Кулакова, 1-2-5
Моб.тел. 8- 926-403-60-61
E-mail:hwang1@yandex.ru
Skype: yurhwang
Собакевич и другие действующие лица
Комедия
ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу защищены законами России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается ее издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, помещение спектаклей по ней в интернет, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст пьесы при постановке (в том числе изменение названия) без письменного разрешения автора.
Действующие лица:
- На сцене:
Собакевич – мягкая механическая игрушка в форме собаки породы шит-цу с дистанционным управлением
Иван, 35 лет
Елена, 30 лет
Анна Семеновна, соседка, 60 лет
Мужичонка неопределенного возраста
Полина, 27 лет
-За сценой:
Гавкающий актер, он же оператор дистанционного управления мягкой игрушкой.
Действие первое
На сцене - обстановка обычной квартиры: стол, стулья, платяной и книжный шкафы, кресло. На сцене – мягкая игрушка в форме собаки породы шит-цу – пока наполняется зрительный зал, совершает круги вокруг пустой миски. У стены - пластмассовый лоток. Появляется Иван. В руках у него наполненные покупками пластиковые пакеты и букет цветов. Собакевич подкатывает к нему. Гавкает.
Иван. Привет, Собакевич, привет!
Иван кладет пакеты и цветы на стол. Подходит к Собакевичу, поднимает его на руки, гладит по голове. Ставит на пол. Заглядывает в миску и лоток.
Иван. Ага, все умял и дела свои сделал… Молодец!
Поднимает ванночку, уходит с нею. Собакевич следует за ним. Слышен звук сливающейся из унитаза воды. Иван входит, кладет ванночку на пол. Собакевич выкатывается следом.
Иван. Ну, вот, с этим порядок. Сейчас, Собакевич, я тебя покормлю. Проголодался, небось?
Идет к столу, вытаскивает из одного из пакетов коробку с собачьи кормом.
Иван. Так, это – тебе…
Раскрывает упаковку с собачьим кормом, идет к миске, насыпает в нее корм.
Иван. Давай, Собакевич, угощайся.
Собакевич подкатывает к миске. Иван возвращается к столу. Собакевич гавкает.
Иван ( Собакевичу). А это для кого? К нам, Собакевич, сегодня в гости придет женщина.
Собакевич гавкает.
Иван. Что значит – опять?
Берет пакеты и цветы, уходит. Возвращается цветами, поставленными в вазу. Ставит вазу на стол, рассматривает.
Иван. Ах, да, скатерть забыл…
Убирает вазу со стола, открывает шкаф, достает скатерть, расстилает, водружает вазу с цветами посередине.
Иван. Вот теперь – порядок. Ну, была Маша…
Уходит. Возвращается со столовой посудой и приборами расставляет их на столе. Собакевич гавкает.
Иван. Ну да, потом Людмила…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну ладно-ладно, ну, Оля еще была, да…
Уходит. Возвращается с подносом, на котором стоят хрустальные бокалы, бутылка шампанского, расставляет на столе. Собакевич крутится у его ног.
Иван. Ну, что ты так на меня ехидно смотришь? Да, были еще и Света, и Нина…
Ты думаешь, что я – ходок? Ну, в какой-то мере, да, не отрицаю, но главное все-таки не в этом. Понимаешь, Собакевич, когда встречаешь женщину, и она тебе нравится, то кажется, что, это она и есть, та самая... Но проходит какое-то время…
Собакевич гавкает.
Иван. И это ощущение как –то так… улетучивается. Расплывается. Черт его знает, почему это происходит со мной. Хотя, я подозреваю, что не только со мной.
Собакевич гавкает.
Иван. И опять как-то само собой появляется надежда, что, может, следующая женщина будет той самой… Единственной. На которой ты уже точно остановишься. Ну, и чего ты молчишь? Ты думаешь, Собакевич, что это так просто - найти себе настоящую пару? Да если бы это было просто, то - живи – не хочу! Все было бы –другому, вообще, мир был бы совсем другой… Представляешь, встретил свою женщину – и все, никаких больше колебаний, исканий, разочарований, ссор, нервов, разводов… Приключений на стороне…
Собакевич гавкает.
Иван. Но так бывает в одном случае на миллион. А, может, на 10 миллионов.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, я тут, конечно, переборщил: получается, на всю нашу страну 15 счастливых пар всего? Конечно, больше. Ну, 20 тысяч, от силы 40 тысяч, конечно, наберется. Но не больше – уж в этом я абсолютно уверен.
Собакевич гавкает.
Иван. Почему уверен? Потому что, кого ни спросишь, у всех после 10-15 лет брака зубы от своей второй половины сводит.
Собакевич гавкает.
Иван. Да, с Машей у меня внутри уже через три месяца все заныло: нет, не она…
Собакевич гавкает.
Иван. Наружность у нее была, согласен с тобой, вполне. Но остальное….
Собакевич гавкает.
Иван. Что – остальное? Ну, внутренние параметры…
Собакевич гавкает.
Иван. Какие? Ну, тут много всего… Сразу и не скажешь… Но интуитивно, вот здесь и здесь возникло ощущение, что что-то в ней не то… Не то – и все тут!
Собакевич гавкает.
Иван. Да, и с Людмилой, и с Ольгой - тоже… С ними месяца хватило…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, а что Светлана? С ней уже через неделю…
Собакевич гавкает.
Иван. А с Ниной вообще на следующее утро…
Собакевич крутится у его ног.
Иван. Ну, и что, что она тебе приглянулась – а жить-то с ней мне? И что – жить со стиснутыми зубами? Ну, уж нет, уволь… Ты не думай, Собакевич, что я такой привередливый… Просто хочется жизнь прожить по-человечески…
Уходит. Возвращается с подносом. Выставляет на стол салаты, красную рыбу, икру, колбаску.
Иван. Вообще, Собакевич, знаешь, чему я радуюсь?
Собакевич гавкает.
Иван. Что родился сейчас, а не 100 лет назад. В те времена нравы, знаешь какие были? Можно сказать, бесчеловечные! Поцелуй, а уж тем более половой акт был равноценен обязательству жениться! А к чему это вело, Собакевич? К тому, что общество состояло преимущественно из несчастных, озлобленных друг на друга мужей и жен. Это только в пословице было, мол, стерпится-слюбится, а на самом деле нередки были смертоубийства…
Собакевич гавкает.
Иван. Нет, не обязательно мужья своих жен, но и жены – мужей порешали!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, такие были раньше нравы.
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен с тобой – жуть! А все почему? Деваться людям было некуда! Они же не сами выбирали друг дружку, а за них – родители, родственники. И разводы были предосудительны. А в наше время, Собакевич, есть возможность искать свою настоящую половинку! До упора!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, чего ты опять ехидно улыбаешься? На то и дана нам свобода сегодня, чтобы не заклиниваться, понимаешь, на ошибочных решениях! Зелень забыл!
Уходит. Возвращается с зеленью, раскладывает по тарелкам. Осматривает стол.
Иван. Салфетки надо положить!
Уходит. Возвращается с салфетками, раскладывает их.
Иван. Ну, вот, теперь – вроде все! Понимаешь, Собакевич, вообще-то людьми от природы движет инстинкт совокупления. Так мы устроены.
Собакевич гавкает.
Иван. А уж вы, собаки, тем более. Но, положа руку на сердце, этот инстинкт совсем не является признаком любви. Взять, к примеру, пресловутых Ромео и Джульетту! 500 лет, почитай, с легкой руки Шекспира во всем мире они - пример великой любви. А если вдуматься: им ведь всего-то было по 14 лет! И что в этом возрасте имеет место? Любовь? Ерунда! Один лишь инстинкт совокупления! Так, свечи забыл!
Уходит. Возвращается со свечами. Ставит на столе. Собакевич гавкает.
Иван. Теперь-то мы, слава Богу, понимаем, что к чему. Секс – это секс, а главное, все-таки, в другом…
Собакевич гавкает.
Иван. В чем именно? Все-таки, Собакевич, в продолжении человеческого рода!
Оглядывает стол.
Иван. Ну, вот, теперь все!
Собакевич крутится у его ног. Иван берет его на руки, садится в кресло.
Иван. Ну, да, согласен, Собакевич, можно было бы и раньше до этого додуматься, но… Как-то раньше об этом не думалось… А недавно, знаешь, я стал ощущать… Что со мной происходят какие-то нехорошие перемены… Понимаешь, Собакевич, стало исчезать прежнее обаяние, исходившее от женского пола. Раньше оно кружило голову, заставляло двигаться, и голова вертелась, как флюгер, во все стороны, где наблюдались женские особи… А теперь это стало исчезать.
Собакевич гавкает.
Иван. Я не сказал, Собакевич, что исчезло совсем. Но это, согласись, уже симптом. Все закоренелые холостяки говорят: с течением времени в женщинах видны одни и исключительно недостатки! А если это так, то я же вообще не женюсь!
Собакевич гавкает.
Иван. Почему я только сейчас до этого додумался? Понимаешь, Собакевич, молод был, а потому гормоны настраивали меня совсем на другой лад…
Собакевич гавкает.
Иван. Нет, Собакевич, раньше бороться с этими гормонами было совершенно невозможно. И вообще, Собакевич, опыт жизни, который я приобрел вначале с Машей, потом с Наташей, затем с Олей…
Собакевич гавкает
Иван. Ну, ладно-ладно, и со Светланой и даже с Ниной … Так вот, Собакевич, весь этот разнообразный опыт общения с ними подвел меня к очень важному выводу…
Собакевич гавкает.
Иван. А к такому, Собакевич, выводу, что на чувствах, а фактически на гормонах, нельзя строить семейную жизнь! Это глубочайшее заблуждение! . А все потому, что чувства вслед за гормонами, они, знаешь, имеют обыкновение улетучиваться, исчезать, блекнуть и гаснуть… И в конце концов практически ничего от них не остается… Только память. А одной памятью жив не будешь… Поэтому к выбору нужно подходить рационально!
Собакевич гавкает.
Иван. Иван. Что значит «рационально»? Понимаешь, Собакевич, со временем начинаешь осознавать, что в принципиальном смысле все женщины одинаковы…
Собакевич гавкает.
Иван. Что значит – в принципиальном смысле? С точки зрения физиологии все они одинаковые.
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, что я циник? Совсем нет, Собакевич…
Собакевич гавкает.
Иван. А я тебе сейчас докажу! Я вовсе не свожу все только к физиологии, как некоторые… Таких, знаешь, среди мужиков пруд – пруди! Они как раз помешаны на голом сексе!
Собакевич гавкает.
Иван. А вот я в отличие от них недавно понял самое главное: физиологическая одинаковость женщин вовсе не означает их однообразия!
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич! Дальше начинается их огромное разнообразие – с точки зрения внешности, психологии, темперамента, привычек, уровня образования, соответственно, широты взглядов, понимания жизни…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, да, хорошо, что напомнил: женщины различаются и по их умению готовить еду, содержать дом или превращать его в авгиевы конюшни, разумно тратить или транжирить деньги, воспитывать детей или пускать этот процесс на самотек… И вот среди всего этого многообразия нужно рационально сориентироваться…
Раздается дверной звонок.
Иван. Это она! Пришла!
Смотрит на часы.
Иван. Минута в минуту! Это уже о многом говорит, согласись, Собакевич!
Направляется к двери. Входит Соседка. В руках у нее плечики с постиранными и отглаженными рубашками.
Иван. Ах, Анна Семеновна, здравствуйте, это вы…
Собакевич подъезжает к соседке, крутится вокруг нее.
Анна Семеновна. Здравствуй, Ваня! Привет, Собакевич!
Собакевич гавкает.
Анна Семеновна. Вот, рубашки твои, постирала, погладила…
Соседка протягивает Ивану рубашки.
Иван. Спасибо, Анна Семеновна.
Берет рубашки, разглядывает.
Иван. Что бы я без вас делал… Вот я все по дому могу, а гладить рубашки для меня – форменное мучение.
Вешает рубашки в шкаф, вытаскивает из кармана деньги, отдает Анне Семеновне.
Анна Семеновна. А ты, я вижу, гостью ждешь?
Иван. А как вы догадались?
Анна Семеновна. Ну, так это же ясно по столу, по цветам.
Иван. Да, Анна Семеновна, жду.
Анна Семеновна. Да, и вправду жениться тебе давно пора. Тебе уже сколько?
Иван. 36 скоро.
Анна Семеновна. Припозднился.
Иван. Так ведь время-то сейчас, Анна Семеновна, какое? Пока работу хорошую найдешь, пока на квартиру накопишь, да еще какую-никакую машинешку купишь… Женщины ведь сейчас с претензиями.
Анна Семеновна. Ой, не говори, Ваня, еще с какими! У моего сына жена… Совсем его заездила… То это она хочет, то это ей подай. А теперь чего вздумала? Недвижимость заиметь за границей! Да не где-нибудь, а в Испании!
Иван. И давно ваша сноха такой привередой стала?
Анна Семеновна. Раньше –то она сына моего за один поводок держала… Ну, ты понимаешь…А появились дети – так это уже настоящая сбруя! Сын же в них души не чает! Ну, она и взнуздала его теперь по полной программе!.
Иван. А как вы думаете, Анна Семеновна, это только ваша сноха такая, или это присуще вообще всем женщинам?
Анна Семеновна. Да все мы такие, Ваня, что греха таить. Мы же слабый пол, вот и приходится место под солнцем отвоевывать. Ну, ладно, заговорилась я с тобой, пойду. Есть что еще постирать-погладить?
Иван. Я уже приготовил.
Иван вытаскивает заготовленный пузатый пластиковый пакет, как очевидно, со следующей партией рубашек. Анна Семеновна забирает пакет. Кивает на накрытый стол.
Анна Семеновна. Хозяйку заведешь – вот и не нужна я тебе буду? И лишусь я приработка…
Иван. А если для нее тоже гладить – мучение.
Анна Семеновна. Какое же это мучение? Ради любимого человека?
Собакевич гавкает.
Иван. Вашими устами бы да мед пить. Еще раз спасибо вам, Анна Семеновна.
Соседка уходит. Иван смотрит на часы. Собакевич гавкает.
Иван. Да, она опаздывает. Но это, Собакевич, для женщин нормально.
Собакевич гавкает.
Иван. Почему нормально? Они считают, что если прийти тютелька в тютельку – это ниже женского достоинства.
Собакевич гавкает.
Иван. Как быть с мужским достоинством? Думаю, они полагают, что ожидание повышает мужское достоинство.
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич, для них чем выше мужское достоинство, тем лучше. Где познакомился? Она к нам на работу три месяца назад пришла.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, да, Собакевич, это похоже на служебный роман, но на работе, Собакевич, все люди как на ладони! Это на отдыхе, где –нибудь, на море, все надевают маски белых и пушистых…
Собакевич гавкает.
Иван. Почему? А это, Собакевич, в нас срабатывает инстинкт, о котором я тебе говорил- инстинкт совокупления.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, так уж мы все устроены. И мужчины, и женщины! На море нас хлебом не корми – только дай совокупиться!
Собакевич гавкает.
Иван. Но с Еленой у меня возникли другие мысли.
Собакевич гавкает.
Иван. А такие, Собакевич: с Еленой можно подумать о продолжении рода.
Собакевич гавкает.
Иван. На основании чего я пришел к такому выводу? Понимаешь, Собакевич, она умная, организованная, очень четкая, конкретная, знает, как и за счет чего добиваться результата… На фоне Маши, Наташи, Оли, Светы, а тем более Нины – я, думаю, Елена будет рачительной хозяйкой дома, ну, и, конечно, женой и матерью!
Собакевич гавкает.
Иван. В нынешних условиях, Собакевич, Елена – просто находка!
Собакевич гавкает.
Иван. Почему ? Понимаешь, Собакевич, у нас же сейчас капитализм, хоть и все еще дикий… Теперь ведь все определяется частной собственностью. Это раньше ни у кого, в общем-то, голова не болела, чего потомкам оставить. А теперь все перевернулось!
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич, они сейчас такие, смотрят по сторонам, видят, что происходит. Одних родители в лимузинах к школам подвозят, другим всякие накрученные гаджеты дарят, третьих за границей отправляют учиться! Я уж не говорю о том, что некоторым уже зарубежные счета открыли и нехилую недвижимость подготовили! И вот попробуй я своих потомков оставить без приличного наследства! Проклянут ведь!
Собакевич гавкает.
Иван. А что ты думаешь, Собакевич, они, молодые, сейчас такие... Чуть чего – сразу… А в одиночку, Собакевич, пупок надорвешь наследство для них зарабатывать! Вот для этого должна быть соответствующая жена – с характером, волевая, организованная, знающая, чего хочет. Ну, представь, Собакевич, что в упряжке с тобой окажется какая-нибудь размазня? Типа Нины или Светы?
Собакевич гавкает.
Иван. Вот видишь, Собакевич, ты согласен…. А одному мне это чертово наследство не создать, я уже об этом думал.
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, что я расписываюсь в собственной слабости? Наоборот, Собакевич, в этом моя сила – в умении смотреть правде в глаза! Да, мне нужно грамотное руководство, направляющее влияние, потому что по натуре я – не лидер! Не всем же быть лидерами!
Собакевич гавкает. Иван смотрит на часы.
Иван. Согласен с тобой… Опаздывает больше, чем на 25 минут…
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен, женское достоинство у нее…
Показывает, какое у гостьи достоинство. Раздается дверной звонок.
Иван. Пришла!
Идет к двери, открывает ее. Входит Елена.
Елена. Извини, Иван, я немного опоздала!
Иван. Леночка, добрый вечер! Наоборот, как хорошо, что ты задержалась! А то я тут немного по времени не рассчитал подготовку… Давай я тебе помогу раздеться!
Помогает Елене снять плащ. Собакевич гавкает.
Иван. Собакевич, фу!
Собакевич заливается лаем.
Иван. Собакевич, я кому сказал, фу! А то я не знаю, что с тобой сделаю!
Собакевич смолкает.
Иван. Пожалуйста, проходи. Вот, мое, так сказать, бунгало.
Елена оглядывается по сторонам. Собакевич кружит вокруг них и лает.
Иван подхватывает его на руки.
Иван. А это мой Собакевич. Прошу любит и жаловать.
Собакевич гавкает.
Елена. Давно он у тебя? Ух, ты, какой злой…
Иван. 5 лет. Он, вообще-то, мирный. Вот, видишь… Успокоился… И на тебя уже смотрит дружелюбно… Видимо, до него дошло, что с тобой нужно ладить…
Елена. Ты думаешь?
Иван. Я уверен. Погладь его…
Елена протягивает руку. Собакевич в руках Ивана дергается и хватает ее за палец.
Елена. Ай! Гадина!
Иван. Собакевич, да что же ты творишь?!
Собакевич гавкает.
Елена. Ой, больно! Ой, у меня кровь!
Иван отшвыривает Собакевича в сторону, берет Елену за руку.
Иван. Дай, я посмотрю?
Она отдергивает руку.
Елена. Говорю тебе, больно!
Иван. Я сейчас.. Бинт, йод…
Выбегает. Раздается собачий лай – это Собакевич облаивает Елену. Она с криком вскакивает на стул. Вбегает с бинтом и пузырьками Иван.
Елена. Убери от меня этого гада! Сейчас же! Убери!
Иван, Собакевич, фу! Фу, я кому сказал! Да что же это за напасть?!
Бросает бинт и пузырьки на стол, хватает Собакевича и выбегает с ним. Возвращается без него. Подбегает к Елене, снимает ее со стула. Бежит к столу за бинтом и йодом. Слышен собачий лай.
Иван. Леночка, я сейчас…
Иван разрывает упаковку бинта, разматывает его, открывает пузырек с йодом. Приступает к врачеванию.
Елена. Боже мой! А если у твоего ужасного пса бешенство?..
Иван. Сейчас будет щипать…
Елена. Ай! Больно! Больно!
Иван. Я же предупредил… Леночка, он у меня привитый!
Елена. Мало ли что привитый? Собаки же носятся по всем помойкам и могут запросто подхватить всякую заразу!
Иван. Леночка, он у меня полностью домашний, он у меня только дома….
Елена. Ну, и что? Все равно - это же собака, животное!
Иван заканчивает перевязку пальца.
Иван. Да, я понимаю, Леночка…Но он привыкнет к тебе, я уверен!
Елена. Значит, ты так ставишь вопрос? А я?! Я, думаешь, привыкну к нему?! После этого?!
Иван. Ты меня неправильно поняла…
Елена. Нет, я поняла правильно! Это что же выходит? Я должна зависеть от благорасположения твоей собаки!
Иван. Ни в коем случае!
Елена. Тогда вот что я тебе скажу… Или ты избавишься от этого своего… зверюги…Или…
Иван. Ты не беспокойся, я его отдам кому-нибудь…
Елена встает.
Елена. Уж будь любезен. Я пойду.
Иван. Леночка, но как же так? Мы же с тобой так и не поужинали…
Елена. Извини, Иван, у меня уже нет настроения! Совсем!
Иван. Я понимаю. Я провожу тебя!
Елена. Не надо. А то я сорвусь, наговорю тебе всяких гадостей…
Иван. Понимаю…
Елена выходит. Иван закрывает за нею дверь, садится в кресло. В комнату вкатывается Собакевич. Подъезжает к Ивану. Гавкает.
Иван. Знаешь, кто ты после всего? Негодяй, подлец и мерзавец, вот кто ты!
Собакевич гавкает.
Иван. Замолчи, кому говорю! Ты же, сволочь ты эдакая, быть может, будущее мое сегодня разрушил ! Я же все тебе объяснил, почему для меня так важна Елена!
Собакевич гавкает.
Иван. Ты хоть понимаешь, что на мне может закончиться мой род? Тыщи лет продолжался род Кузовлевых, а из-за тебя он прекратит существование? Да все мои предки восстанут из своих гробов, придут и скажут: что же ты, негодяй, наделал? Мы из века в век старались, продлевали род, а ты?!
Собакевич жалобно скулит.
Иван. Ты мне это брось – цитатами Экзюпери прикрываться! Да, я тебя приручил, и был готов нести за тебя ответственность! В отличие от тебя, между прочим! Что смотришь? А ты… А ты… Я даже не знаю, как к тебе теперь относиться!
Собакевич подъезжает к ногам Ивана, кружится вокруг них.
Иван. Вот если ты дашь мне слово, что… Ну, хотя бы будешь терпеть Елену - любить ее я не требую – но хотя бы терпеть?
Собакевич разражается лаем и выкатывается со сцены. Иван смотрит ему вслед.
Иван. Значит, компромисса не будет! Ну, ты сам тогда во всем виноват!
Свет гаснет.
Конец 1 акта
Второй акт
Свет зажигается. Раздается телефонный звонок. Дверь спальни открывается. Входит Иван. Подходит к телефону. Рядом с ним начинает кружить Собакевич.
Иван. Алло? Да, объявление давал. Все именно так: я не продаю собаку, а именно отдаю в хорошие руки. Хотите посмотреть? Хорошо, записывайте адрес: улица Вишневая, 17, квартира 43. Домофон тоже 43.
Кладет трубку. Собакевич кружит вокруг Ивана.
Иван. И нечего теперь подлизываться! Решение принято и обжалованию не подлежит!
Собакевич гавкает и уезжает за кулисы. Раздается звонок телефона. Иван снимает трубку.
Иван. Алло? Да, это мое объявление. Почему не продаю? Послушайте, вас что-то не устраивает? Вам это кажется странным? Послушайте, если вам собака не нужна, то зачем вы звоните? Ах, вам просто интересно? До свидания!
Кладет трубку.
Иван. Вот тип! Почему, видите ли, бесплатно?
Оглядывается по сторонам.
Иван. Собакевич, ты где?
Заглядывает в миску и в лоток.
Иван. А что это ты ничего не съел, и дела свои не сделал? Это что еще за номер? Собакевич, выходи!
Заглядывает под стол, кресло, выходит со сцены. Слышен голос Ивана: « Ах вот, ты где!» Возвращается с Собакевичем на руках.
Иван. Ты чего, Собакевич, нос воротишь? Это что такое? Настроения нет? А ты думаешь, у меня оно есть? Из-за твоих каких-то диких, совершенно непонятных предубеждений я Елену могу потерять! Ну, за что ты на нее взъелся?
Собакевич гавкает. Раздается телефонный звонок. Иван идет с Собакевичем на руках к телефону, поднимает трубку.
Иван. Алло? Какая порода? Шит-цу! Извините, а вам сколько лет? Почему спрашиваю? Нет, вы меня неправильно поняли… Дело в том, что шит-цу – идеальная собака для пожилых людей. Ах вы не пожилой… Извините… А какие они верные! Стоит вам проснуться и пойти, например, на кухню, как он тут же тоже просыпается и следует за вами! Нет, не за жратвой. Просто он чуткий и верный! Несмотря на то, что он маленький, он очень сильный! А у вас есть дети? Дело в том, что детей шит-цу воспринимают как себе подобных и очень любят играть с ними. Да, это китайская порода. Ах, вы не любите «китайцев»? Ну, и зря! Бросил трубку. Вот, расист!
Кладет трубку. Собакевич гавкает.
Иван. Не бойся, Собакевич, я тебя такому не отдам! Расизм не пройдет! Собакевич, может, ты все-таки поешь, а?
Кладет Собакевича рядом с миской.
Иван. Не хочешь? Слушай, Собакевич, а ты не заболел случаем?
Берет его на руки, трогает его нос.
Иван. Температура, вроде, нормальная…
Идет к с Собакевичем к креслу, садится.
Иван. Обещаю, Собакевич, я отдам тебя только, если новый хозяин будет тебе по душе.
Раздается сигнал домофона. Иван кладет Собакевича на пол. Собакевич уезжает за кулисы. Иван идет к двери, снимает трубку домофона.
Иван. Алло?
Мужской голос из домофона: Я по поводу собаки, я вам звонил…
Иван. Да-да, открываю.
Нажимает на кнопку, вешает трубку. Отходит от двери.
Иван. Собакевич, ты где? Может, это твоя судьба?
Раздается дверной звонок. Иван открывает дверь. В луче прожектора - мужичонка в потрепанной одежде.
Мужичонка. Здравствуйте?
Иван. Здравствуйте…
Мужичонка. Я за собакой.
Иван. Погодите… Расскажите, вначале, у вас вообще-то собаки раньше были?
Мужичонка. А как же!
Иван. И какой породы?
Мужичонка. Да разные! Овчарки, в основном. Бульдоги.
Иван. Здесь другое дело. Шит – цу – это маленькая, комнатная собака.
Мужичонка. Мне это как раз подходит. Эти овчарки и бульдоги такие прожорливые, никаких денег не напасешься!
Иван. А сколько вы зарабатываете? И какая у вас квартира?
Мужичонка. А это еще зачем?
Иван. А затем, что я хотел бы понять, сможете ли вы обеспечить моей собаке достойные условия, корм, шампуни, прививки от болезней – они, между прочим, тоже денег стоят.
Мужичонка. Я понял… Слушай, мужик, дай сто рублей – и я пошел.
Иван. Сто рублей? А за что?
Мужичонка. А за моральный ущерб.
Иван. За какой моральный ущерб?!
Мужичонка. А такой: ты меня своими вопросами загнал, можно сказать, ниже плинтуса!
Иван. Так, значит, у вас нет квартиры и денег для содержания собаки?
Мужичонка. Если ты уже меня просек, чего лишние вопросы задаешь?
Иван. Не понимаю, на что вы тогда рассчитывали?
Мужичонка. Рассчитывал? Что возьму у тебя собаку – и загоню ее кому-нибудь.
Иван. И на какую сумму вы рассчитывали?
Мужичонка. Ну, рублей за 500, за тыщу отдал бы.
Иван. И сильно продешевили бы. Она стоит 40 тысяч рублей. Минимум!
Мужичонка. Ско-о-олько?!
Иван. А то и больше!
Мужичонка. Ё – ка - лэ –мэнэ! Это правда?
Иван. Чистая правда.
Мужичонка. Ну, спасибо, тебе, мужик!
Иван. Не понял?.. За что?
Мужичонка. За просветление мозгов! Я же, дурак, бутылки на помойках собираю… Это мой бизнес!
Иван. Ну, и что?
Мужичонка. А то, что ты мне новое направление бизнеса открыл!
Иван. Какое направление? Какого бизнеса? Ничего не понимаю!
Мужичонка. Если собаки так дорого стоят…
Иван. Ну?...
Мужичонка. Чем бутылками заниматься, я лучше собак буду разводить! Да я теперь…
Исчезает. Иван запирает за ним дверь. Прожектор над прихожей гаснет. Иван входит в комнату. Собакевич выезжает из-за кулис.
Иван. Мда… Слышь, Собакевич, тебя хотел будущий олигарх к рукам прибрать…
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен – нам будущий не подходит. Нам настоящий нужен.
Раздается телефонный звонок. Иван идет к телефону, берет трубку.
Иван. Алло? По объявлению? Слушаю вас? Да, он приучен ходить в лоток. Гулять по улице? А вы в Интернете смотрели, что представляет собой шит-цу? У вас нет Интернета? Странно, как же вы тогда живете… У шит-цу длинная шерсть… Да, прямо по полу… Поэтому с ним нельзя гулять на улице. Если подстричь? Вы, что, с ума сошли?
Бросает трубку. Смотрит на Собакевича.
Иван. Нет, это надо додуматься – подстричь тебя? Каких-только идиотов не бывает... Мда, Собакевич, хорошие руки, это, оказывается, большой дефицит…
Раздается телефонный звонок. Иван берет трубку.
Иван. Алло? А, это снова вы? Почему бросил трубку? Потому что нам не о чем с вами разговаривать! Не звоните мне больше!
Бросает трубку. Снова раздается звонок. Иван хватает трубку.
Иван. Я же сказал вам, не звоните больше! Ах, это ты, Леночка? Нет, еще не избавился…. Да, вот, звонят всякие идиоты, или приходят всякие сумасшедшие… Тебе кажется, что я тяну время? Леночка, ну как ты могла такое подумать, я вовсе не тяну, я готов расстаться с Собакевичем хоть завтра, но, понимаешь, это не так просто… Почему? Я хочу отдать его в хорошие руки, все-таки он у меня уже пять лет… Не могу же я его предать… Это ведь бесчеловечно… Он мне как… Ну, не знаю, как ребенок что ли… Кто ты мне? Леночка, ну что за нелепый вопрос? Как ты можешь сомневаться в моем отношении к тебе? Ты та женщина, с которой я бы хотел прожить всю жизнь и умереть в один день… Алло? Бросила трубку… И я тоже остолоп! И чего мне втемяшилась эта католическая формула семейного счастья?! Остолоп!
Собакевич гавкает. Иван смотрит на Собакевича.
Иван. Ну чего ты ухмыляешься? Да, с нею непросто, она, я тебе говорил, очень четкая, конкретная, знает, чего хочет. А жена такой и должна быть.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну и что, что ты сомневаешься! В конце концов, это мне с Еленой жить, и мне виднее, что мне нужно!
Раздается телефонный звонок. Иван поднимает трубку.
Иван. По объявлению? Да, все правильно – не продаю, а отдаю. Нет, собака не больная. Можно ли посмотреть? Да, можно, но только у меня одно условие: если вы не понравитесь Собакевичу… Да, у него такая кличка… Так вот, если он не примет вас, то я не смогу его вам отдать. Почему же это дурацкое условие? Да пошел ты сам!
Бросает трубку на базу.
Иван. Что же делать? Кому же тебя отдать, Собакевич? Ведь время, действительно идет… Елене и впрямь может показаться, что я тяну резину…
Раздается дверной звонок. Иван открывает дверь. В луче прожектора – соседка. В руках у нее на плечиках отглаженные рубашки.
Иван. Здравствуйте, Анна Семеновна.
Анна Семеновна. Здравствуй, Ваня. Вот, постирала и погладила.
Иван. Я вижу, спасибо.
Берет у нее рубашки.
Иван. Вы проходите…
Входят в комнату. Иван развешивает рубашки в шкафу. Собакевич подкатывает к соседке.
Анна Семеновна. Здравствуй, Собакевич!
Собакевич гавкает.
Иван. Что-то вы выглядите неважно?
Анна Семеновна. Да, как сказать… Всю ночь не спала… Ой, Ваня!
Плачет навзрыд.
Иван. Да что случилось-то?
Анна Семеновна. Сноха… Змея подколодная!
Иван. Что? Умерла?!
Анна Семеновна. Если бы! Подговорила сына моего…
Рыдает.
Иван. На что подговорила?
Анна Семеновна. Квартиру мою продать – и купить в этой… В Болгарии! Или в Черногории! Мол, все умные люди покупают недвижимость за границей. Она поначалу замахнулась на Испанию…
Иван. Да, вы говорили.
Анна Семеновна. Да по деньгам за мою квартиру там не выходит!
Иван. Так она на вашу квартиру рассчитывала? А вы как же?
Анна Семеновна. Так… Сноха говорит, что если я не эгоистка, то ради внуков должна жить в Болгарии!
Иван. В Болгарии? А что же вы там будете делать?
Анна Семеновна. Ой, Ваня! Караулить квартиру. А они будут приезжать в отпуск, на праздники, на каникулы. Так сноха рассчитала…
Иван. Там, я слышал, воздух чистый… И фрукты дешевые…
Анна Семеновна. Да что же мне этими фруктами объесться?
Иван. И что же вы решили? Откажетесь?
Анна Семеновна. Да как откажешься, Ваня? Сноха же меня тогда живьем съест. Она и так меня в упор не желает видеть… А сын у нее под каблуком… Буду я у него во всем виноватая… Ой, Ваня…
Иван. Мда… И как же вы там будете одна…
Анна Семеновна. Да в том-то и дело! Ни одной родной души рядышком… Лучше удавиться…
Иван. Анна Семеновна, вы не отчаивайтесь… Послушайте!!! Я вот что подумал…
Анна Семеновна. Да? И о чем?
Иван. Анна Семеновна... А что если… Вам же Собакевич не чужой?
Анна Семеновна. В каком смысле?
Иван. Вы же сами сказали: там у вас ни одной родной души не будет?
Анна Семеновна. Ну, а при чем тут Собакевич?
Иван. Ну, так… Будет у вас рядом родная душа! Пусть и собачья… Возьмите с собой Собакевича. Бесплатно. И вам хорошо, и ему…
Анна Семеновна. А с чего это вдруг?
Иван. Я же жениться хочу! А он мне не дает! Понимаете, он женщину мою не признает, укусил даже!
Анна Семеновна. Ревнует, что ли?
Иван. Не знаю. Наверное…Вот я и подумал… Он вас знает, вы его тоже - вам там веселее будет?
Анна Семеновна. Да я бы рада, Ваня, но моя сноха ни за что не согласится!
Иван. Вы думаете?
Анна Семеновна. Что я, свою сноху не знаю? Она всякую живность терпеть не может, что кошек, что собак, что попугаев.
Иван. Да, она у вас ненормальная!
Анна Семеновна. Ну, это с какой стороны посмотреть! Вы, собачники, тоже ненормальные!
Иван. Это почему же?
Анна Семеновна. Да потому, что вы ведь со своими собаками как с писанными торбами носитесь! Кормите их отборными продуктами, холите, шампунями моете, прически им делаете, прогуливаете! Сколько денег и времени на них тратите! А ведь вокруг столько детей-сирот, или брошенных родителями! Нет, чтобы кого-то взять в семью! У вас даже мысли такой не возникает! Неправда, что ли?
Иван. Ну, в общем…
Соседка. А все почему? Потому что для вас собака – это блажь! Она же бессловесная, на нее можно и голос поднять, и выбросить на улицу, как надоест! Сколько таких собак развелось! А с ребенком так ведь не поступишь, за него нужно ответственность нести, его надо по-настоящему любить! А любовь к ближнему сегодня у людей в дефиците! Только к самим себе любовь – тут дефицита нет!
Иван. Я же не выбрасываю Собакевича на улицу… Я его хочу в надежные руки…
Соседка. Ну, да, а стал он неугоден твоей даме, так ты и решил его сбагрить. А то, что он привык к тебе, что он будет страдать – ты же об этом не думаешь?
Иван. Почему? Я думаю…
Соседка. Думать-то, может, и думаешь, а что толку? В Болгарию даже готов сбагрить А то, что он там по тебе тосковать будет, об этом ты подумал?
Иван. Ну, в общем-то…
Раздается телефонный звонок. Иван идет к телефону, поднимает трубку.
Иван. Алло? Здравствуй, Наташа. Анну Семеновну? Да, можно. (Соседке). Это вас. Сноха.
Передает соседке трубку.
Анна Семеновна. Алло? Наташа? Да я тут… Сейчас-сейчас, бегу-бегу!
Кладет трубку.
Анна Семеновна. Побежала.
Направляется к дверям. Оборачивается.
Соседка. А я тебе, Ваня, вот что скажу: если Собакевич не принимает твою женщину, значит, с нею что-то не то! Помяни мое слово!
Уходит. Иван запирает за нею дверь. Задумчиво возвращается в комнату. Смотрит на Собакевича.
Иван. Ты тоже так думаешь?
Собакевич гавкает.
Иван. А вот, скажи, почему ты и к Маше, и к Наташе, и к Ольге…
Собакевич гавкает.
Иван. Не забыл, не забыл… Ведь ты и к Нине, и к Светлане относился нормально! Почему ты всех их принимал, а вот на Елену взъелся?
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, и что это означает?
Собакевич гавкает.
Иван. А-а, понял! Ты чувствовал, что я на них не собираюсь жениться, и не видел в них соперниц? Я угадал?
Собакевич гавкает.
Иван. Значит, угадал! Негодяй ты, Собакевич, вот что я тебе скажу!
Раздается телефонный звонок. Иван поднимает трубку.
Иван. Леночка, ты? Как хорошо что ты позвонила – я только что о тебе подумал… Что? Забыть тебя? Но, Леночка… Бросила трубку.
Кладет трубку на базу. Подходит к Собакевичу и берет его на руки. Садится в кресло.
Иван. Вот и кончился сабантуй…
Собакевич гавкает.
Иван. Да, она волевая, знает, чего хочет…
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, ладно-ладно, признаЮсь, что у меня тоже были смутные сомнения… Когда ты цапнул ее, и она стала обзывать тебя гадиной, животным…
Собакевич гавкает.
Иван. А особенно, когда поставила ультиматум: или ты, или она…У меня тогда мелькнула мысль…
Собакевич гавкает.
Иван. Что за мысль?
Собакевич гавкает.
Иван. Как просто все-таки было раньше! Раньше мужики добывали огонь, гонялись за мамонтами, были единственными добытчиками пищи,- и попробуй женщины с этим не считаться! Голодным кому охота быть?
Собакевич гавкает
Иван. А сейчас?.. Мужики сидят за компьютерами, и женщины за ними сидят, мужики водят машины – и женщины тоже, мужики руководят бизнесом, и женщины. Ну, а если у нас нет уже никаких преимуществ, и если мы не являемся единственными добытчиками пропитания, то какое у женщин может быть уважение к мужикам? Вообще, Собакевич, я подозреваю, что налицо все признаки нарождающегося матриархата.
Собакевич гавкает.
Иван. На основании чего я делаю такой вывод? Сегодня нужно быть слепым, чтобы не увидеть: чем дальше, тем больше мужики становятся зависимыми от женщин существами! По сути дела, это они нас оценивают, именно они решают, выходить им замуж, или нет, рожать им от нас или не рожать! Готовить нам – или иди сам к плите! Хочешь ходить в чистой рубашке – что, тебе трудно самому включить стиральную машину? А возьми такую проблему, как их непрекращающуюся головную боль? Мужикам хочется, а у них голова болит! Ну, и так далее!
Собакевич гавкает.
Иван. Что с этим делать, спрашиваешь?
Собакевич гавкает.
Иван. Я вон недавно прочитал в одном журнале размышления мужика, что такое хорошая жена. Мол, она умеет любить. Она заботится о погоде в доме. Ваше место в ее жизни неприкосновенно.
Собакевич гавкает.
Иван. Идеалист! Сегодня с помощью анализа ДНК достоверно установлено: до 40 процента детей рождаются совсем не от мужей!
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен с тобой: наука вообще лишает нас всяких иллюзий. А как без них жить?
Собакевич гавкает.
Иван. А еще этот идеалист выдал такой перл: мол, хорошая жена должна давать вам необходимое пространство.
Собакевич гавкает.
Иван. Согласен с тобой, он просто идиот! Все женщины только и делают, что занимают все твое пространство! Так они устроены! А как тебе такое его высказывание: мол, в жене должна сочетаться чувствительность и сила… Ты можешь себе такое представить? Чтобы сила танка сочеталась с чувствительностью?
Собакевич гавкает.
Иван. Я вначале подумал, Собакевич, что этот мужик – слабый умом, а потом понял, что это он от отчаяния. Желаемое выдает за действительное.
Собакевич крутится у его ног.
Иван. Конечно, трудно смириться с новой реальностью. Но что же делать? Времена мамонтов-то не вернешь?
Иван встает, начинает расхаживать по комнате.
Иван. Да… А как же мне теперь быть, Собакевич? С кем свой род продолжить? Молчишь? Как женщин кусать – так ты герой.
Собакевич крутится у его ног.
Иван. Ну, может быть… Может быть и вправду, новое – это хорошо забытое старое…
Встает, кладет Собакевича на пол. Идет к телефону, снимает трубку, смотрит на монитор, нажимает на кнопки, перебирая номера.
Иван. Ага, Света…
Нажимает на кнопку, подносит телефон к уху.
Иван. Алло? Добрый вечер? Будьте добры, Светлану? Кто я? Извините, я, кажется ошибся номером.
Нажимает на кнопку отбоя.
Иван. Да, свято место пусто не бывает… Какой-то мужик… Интересно, что он в ней нашел – без макияжа?
Снова смотрит на монитор трубки, нажимает на кнопки.
Иван. А что у нас с семейным положением Ольги…
Подносит трубку к уху. Дождавшись ответа, нажимает на кнопку. Опускает трубку.
Иван. И здесь уже мужик появился…
Собакевич гавкает.
Иван. Тут, Собакевич, гавкай- не гавкай, а эти поезда ушли...
Собакевич гавкает.
Иван. Да, Собакевич, так мы и живем. Как на вокзале. Поезда приходят и уходят. А мы остаемся…
Свет гаснет. В темноте слышен телефонный звонок. Затем стихает. Открывается дверь, в проеме виден силуэт Ивана. Слышен щелчок выключателя. Свет зажигается, освещая одинокого Собакевича на середине сцены и вошедшего Ивана. Он в зимней куртке. В руках у него пластиковые пакеты. Собакевич начинает кружить вокруг Ивана.
Иван. Привет, Собакевич! На улице холодина, ужас! А все талдычат про потепление! Хорошо тебе, дома, все время в тепле…
Кладет пакеты на стол, подходит к Собакевичу, поднимает его на руки, гладит по голове. Заглядывает в миску и ванночку.
Иван. Ага, все умял и дела свои сделал… Молодец!
Поднимает лоток, уходит с нею и Собакевичем. Слышен звук сливающейся из унитаза воды. Иван входит, кладет ванночку на пол.
Иван. Ну, вот, с этим порядок. Сейчас, Собакевич, я тебя покормлю. Проголодался, небось?
Ставит Собакевича на пол. Идет к столу, вытаскивает из одного из пакетов коробку с собачьи кормом.
Иван. Так, это – тебе…
Раскрывает упаковку с собачьим кормом, идет к миске, насыпает в нее корм.
Иван. Давай, Собакевич, угощайся.
Возвращается к столу.
Иван ( Собакевичу). А это для кого? А это исключительно для меня, Собакевич.
Собакевич гавкает.
Иван. Почему больше не привожу женщин? А потому, Собакевич, что все, финита ля комедия!
Собакевич гавкает.
Иван. Свершилось, я теперь – закоренелый холостяк!
Собакевич гавкает.
Иван. Честно говоря, Собакевич, я понял, что если бы женился на Елене, то мы с ней скоро стали бы как космонавты…
Собакевич гавкает.
Иван. При чем тут космонавты? Да при том, что они после совместных полетов в упор друг друга не могут видеть! У них психологическая усталость друг от друга! А если бы я на Елене женился, то мы с ней все 24 часа были бы вместе, и на работе, и дома! И скоро бы на стенку друг от друга полезли бы! Как космонавты!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, да, это твоя заслуга. Я это признаю, так что можешь не напоминать!
Уходит с пакетами. Возвращается. Собакевич гавкает.
Иван. Что теперь с продолжением рода, спрашиваешь? Видимо, Собакевич, все, на мне род Кузовлевых прекратит свое существование.
Собакевич гавкает.
Иван. А что предки? У них не было таких проблем, как у нас, вот они и размножались себе, сколько им вздумается! Вон, у моего прапрадеда было восемнадцать детей! Ты представляешь, сегодня ему пришлось бы им покупать только одних смартфонов восемнадцать штук, да не каких-нибудь завалящих, а как у друзей. Я уж не говорю о ноутбуках и других гаджетах!
Собакевич гавкает.
Иван. Вот именно, тут сто раз подумаешь, нужно ли тебе потомство! Которое женится черт его знает на ком, а потом гадай, где тебе на старости лет доживать, в Болгарии, или же в доме престарелых.
Собакевич гавкает.
Иван. И нет никакой гарантии, Собакевич, что все будет иначе… Вырастишь ты своих детей, а потом поводья-то на них окажутся в руках у совершенно чужих. Возьми Анну Семеновну… Вроде бы хорошего сына воспитала…
Раздается дверной звонок. Иван открывает дверь. Входит Анна Семеновна. Собакевич гавкает.
Анна Семеновна. Здравствуй, Ваня. Здравствуй, Собакевич. Вот, попрощаться пришла…
Иван. Значит, все-таки, уезжаете?
Анна Семеновна. Уезжаю, Ваня. Подумала-подумала… Сын и внуки будут довольны…А что мне –то кобениться? Да и все ж-таки в Болгарии экология, не то что у нас, и фрукты дешевые…
Иван. Счастливо вам там жить, Анна Семеновна… Не знаю, что еще сказать…
Анна Семеновна. Да что тут еще говорить, Ваня…
Иван обнимает ее. Соседка, зарыдав, уходит. Собакевич гавкает.
Иван. Дожала-таки сноха бабку…
Собакевич гавкает.
Иван. В сущности, Собакевич, женитьба – это все-таки неволя. И что же получается? Вся история человечества – это борьба за освобождение от всех и всяческих оков! А тут ты сам себя обрекаешь на несвободу! Это же нонсенс, согласись!
Собакевич гавкает.
Иван. В конце концов, я и сам по дому могу управиться…
Собакевич гавкает.
Иван. А рубашки буду в прачечную сдавать!
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, а что секс? Сейчас с этим вообще проблем нет.
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, я рад, что ты солидарен со мной. А вот интересно, Собакевич, это только у нас все в девках хороши, а потом из них злые жены получаются? Или это интернациональное явление?
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, интернациональное?
Собакевич гавкает.
Иван. В мусульманском мире, значит, такого нет?
Собакевич гавкает.
Иван. И у буддистов все в прядке? И у индусов?
Собакевич гавкает.
Иван. А у иудаистов?
Собакевич гавкает.
Иван. Ты считаешь, у них, как у нас? И у католиков?
Собакевич гавкает.
Иван. Ну, значит, нам с ними не повезло…
Собакевич гавкает.
Иван. Что делать? Что делать… Дальше, Собакевич, жить…
Свет гаснет. Свет загорается. Раздается дверной звонок. Выходит Иван, направляется к двери. Открывает ее. В луче прожектора – женщина. Это – Полина.
Полина. Здравствуйте!
Иван. Добрый день.
Полина. К вам приходила моя соседка, по поводу собаки… Полная такая… Пенсионерка.
Иван. А, помню, была такая дотошная старушка. Диссидентка.
Полина. Да что вы! Ольга Сергеевна ни в чем таком не замешана, ни в каких уличных акциях…
Иван. Ну, значит, она скрытая диссидентка.
Полина. Вы явно наговариваете на нее…
Иван. Ничего подобного. Как она услышала, что на содержание собаки нужно как минимум 4 тысячи в месяц, стала ругмя ругать правительство.
Полина. Ну, тогда все наши пенсионеры – диссиденты. И за что им хвалить правительство? После уплаты коммуналки Ольге Сергеевне на питание в день остается всего 120 рублей. А ведь еще нужны лекарства, обувь, одежда…
Иван. Да, несладко сейчас старикам, что там говорить. Но ваша соседка с Собакевичем не ужилась бы.
Полина. Это почему же? Потому что она такая бедная?
Иван. Да дело даже не в этом… Видите ли, Собакевич… Он же у меня, можно сказать, жертва телевизионного вещания, и ему недоступны альтернативные точки зрения. Так что в политическом плане, я думаю, они бы с вашей соседкой оказались на ножах.
Полина. А можно на него взглянуть? На вашего патриота?
Иван. Ну, вообще-то можно, конечно… Но, знаете…
Полина. Меня зовут Полина.
Иван. Очень приятно. А меня – Иван. Пожалуйста, проходите.
Слышен лай Собакевича. Полина идет мимо Ивана в комнату. Собакевич начинает движение по направлению к Полине.
Полина ( увидев Собакевича). Ой, какой он у вас милый! Ну, здравствуй! (Ивану). Вы сказали, его зовут Собакевич?
Иван. Собакевич.
Полина. Это вы хорошо придумали! Я вот не понимаю, когда люди дают собакам какие-то нелепые клички: Тяпа, Кузя,Маня, Маргоша. По-моему, это нелепо!
Иван. Я с вами полностью согласен.
Полина. А можно я его на руки возьму?
Иван. Можно-то можно, но, знаете, он бывает весьма агрессивен.
Полина. Не верю!
Подходит к Собакевичу, берет его на руки. Иван с удивлением смотрит на Собакевича, потом переводит взгляд на Полину. Та гладит Собакевича.
Полина. Вот мы какие ласковые, дружелюбные, и почему твой хозяин на тебя наговаривает?
Иван. Я не наговариваю! Он три месяца назад облаял мою… знакомую, да к тому же еще и укусил, представляете?
Полина. Нет, не представляю! Этого просто не могло быть, правда, Собакевич?
Иван. Зачем мне вас обманывать?
Полина. Ну, значит, она ему сильно не понравилась. Ага, и вы поэтому его хотите отдать?
Иван. Знаете, Полина, вы извините, но теперь я его никому не хочу отдавать.
Полина. И я вас понимаю. Отдавать такое чудо – это преступление. Это все равно, что отдать незнакомым своего ребенка!
Иван. Да, вы правы ! Я просто раньше об этом не думал. Но, слава Богу, додумался!
Полина. Ну, тогда я очень рада. За вас. И за тебя, Собакевич!
Собакевич гавкает.
Полина. Какой же ты умный, все понимаешь!
Иван. Но это для меня очень странно. Он целых три месяца никого к себе не подпускал. У вас раньше были собаки?
Полина. Была. Тоже шит-цу. Тоже мальчик. Барбосик.
Иван. Мне нравится. Собачья сущность сохранена. Значит, вы фанатка шит-цу?
Полина. Фанатка! Я про шит-цу все-все знаю.
Иван. Вот как? А у меня только самое общее представление…
Полина. Что вы, это так интересно! В Китае, например, в средние века эту породу мог держать только император! Представляете – всем другим было запрещено! С китайского шит-цу означает ЛЕВ. И есть легенда, что шит-цу охранял самого Будду, и в случае опасности превращался в настоящего льва, чтобы его защитить! А в Европе шит-цу появился только в 1930 году - благодаря норвежскому послу, которому китайцы подарили одного щенка –девочку, а он тайно приобрел еще мальчиков, и потом стал их разводить у себя дома, в Норвегии, и делать на этом деньги.
Иван. Да, европейцы – они такие… На всем делают деньги… И давно вы открыли для себя шит-цу?
Полина. Мне подарили Барбосика, когда мне было 12 лет. Вот, с той поры.
Иван. Говорят, шит-цу живут максимум 17-18 лет?
Полина. Да. Барбосик был со мной пятнадцать. Он бы еще прожил, но… Мой муж погиб… Он его любил, и не выдержал разлуки. Собаки, все-таки, если привязаны, то на всю жизнь. Не то что люди…
Иван. Да, вы, наверное, правы. Собакевич бы тоже, я думаю… Затосковал без меня.
Полина кивает.
Полина. Конечно! А вашему Собакевичу сколько?
Иван. Пять лет.
Полина. Значит, еще как минимум 10 лет у вас будет верный друг.
Иван. Надеюсь.
Полина. Значит, вы передумали отдавать своего Собакевича?
Иван. Передумал.
Полина. А как же ваша женщина?
Иван. Эта женщина… уже в прошлом.
Полина передает Собакевича Ивану.
Полина. Понятно… Ну, прощай, милый Собакевич! Мне, конечно, жалко, что твой хозяин передумал. Я бы тебя без всяких сомнений взяла к себе. Но в то же время я очень рада за тебя! Прощайте, Иван! Извините за беспокойство.
Выходит. Собакевич начинает скулить.
Иван. Что с тобой, Собакевич?
Скулеж Собакевич усиливается.
Иван. Она что, понравилась тебе?
Собакевич гавкает.
Иван. А ты знаешь и мне – тоже! Ах, Собакевич, я перестал ощущать себя старым холостяком! И мне кажется, что для меня еще не все потеряно! И будут у меня еще дети, а потом – внуки, будет большая семья! И род мой, род Кузовлевых , пребудет отныне и навсегда!
Собакевич радостно гавкает.
Иван. Но ты учти, это я ее выбрал, а не ты! Это мое самостоятельное решение, понял?
Собакевич гавкает.
Иван. Значит, согласен?
Собакевич гавкает.
Иван. Тогда я сейчас ее догоню!
Кладет Собакевича на пол. Выбегает. Слышен его голос: « Полина, подождите, пожалуйста!»
Собакевич заливается радостным лаем. Свет гаснет.
Занавес
Примечание: Будет справедливо, если на поклон к зрителям выйдет и закулисный участник спектакля. Причем, гавкающий актер (или актриса) появятся с Собакевичем на руках и обозначат свою замечательную роль заключительным торжествующим лаем.
Собакевич и другие действующие лица. Комедия в дву
© Copyright: Юрий Хван 3, 2020
Свидетельство о публикации №220033101110
Свидетельство о публикации №220033101110
Рецензии