3. В созвездии Волка. 3 глава

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Что такое теплый субботний вечер? Лучше всего это знают жители огромного мегаполиса, наторчавшиеся за день в автопробках и натолкавшиеся в метро. Это легкий ветерок над окраиной, подпертой трубами заводов. Это зеленая трава на грязном газоне. Это коты, завывающие на все лады и октавы в подъездах. Это девчонки, с ногами туго затянутыми в лайкру и капрон. Это старушки, вылезшие из дома на лавочку погреть задницы и почесать языки в свободное от сериалов время. Все это и есть составляющие теплого весеннего вечера в большом городе.

* * *

– Слышь, – Квас посмотрел на Симона, – Глина конечно же хват, без б, но тут ньюансик маленький. Братки-то эти – гастролеры, а столица – как большой муравейник. Лягут на дно и ищи их, свищи. Вот чтоб ты, зема, на их месте сделал?
– Ну, – Симон почесал в затылке, – затихарился бы. Это первое. Лаванду они по-хорошему срубили. А здесь куда ни плюнь – одни хибары в спальниках. Полежал бы на грунте месяцок и на лыжи бы встал.
– Не, эти не встанут, – Квас покачал головой, – слышь, а че там с машиной Семеновской?
– Да напарили ее одному кексу с Подмосковья. Так, в поряде чувак, под блатного канает, а по жизни фуфло. Рулит там тремя палатками у себя в Заднепроходске. Я с ним поболтал – машина на одного человечка была оформлена по ксиве левой. И в этот же день ее и втолкнули. Тот его даже на рожу не помнит.
– Да на фейс их Кондаков помнит. Ты вот чё, братан, смотри, – Квас воткнул в пасть зубочистку, – делаем мы тачки отъем. Тачка дорогая. На запчасти нам ее бросать – времени нету. С документами левыми заморачиваться некогда. А потом, машина – эксклюзив. Че мы тогда делаем?
– Канаем к Ваське – адвокату, цепляем терпилу, и все чики-пуки. Коня в стойло, бабос в карман.
– Рубишь ты, они же доверенность с правом продажи оформляли. И походу пассажир, который толкучку поставил – ихний и знает их хорошо. 
– А ты чё думаешь, они об этом не позаботились? По ходу там все шито-крыто.
– Да не, – Квас покачал головой, – не та там маза. Я бы эту тачку спалил бы за городом, а для босоты двадцать штук – ох и бабки!
– А с чего ты решил, что они босота? Вон, чернявые с ними не рубятся, значит фраера они.
– Да не, братан, куда черным рубиться– то? За ними косяпоры со всех сторон. А потом, знаешь, если б они по крупной играли, они б общак Аладдина ломанули и слушок бы пошел. А они так, на рэпете взяли, по-легкому, да соскочили. Да и времени им особо думать нету. Знали, чьего сынка чпокнули. Позвони-ка ты этому другу и узнай юриста или нотариуса, как там его, кто сделку с машиной оформлял.

* * *

Нотариус Авилов давно привык ничему не удивляться. И когда к нему зашли двое явно бандитской наружности, он оторвался от своих бумаг и внимательно посмотрел на них:
– Чем могу помочь?
– Сделочку одну провернуть надо, – внимательно посмотрел Квас, – машину помыть одну надо.
– Не понимаю, – искренне удивился тот.
– Да ладно, не гони, – уселся напротив него Симон, – мы от Жеки Сизова. Тебе раз плюнуть, знаем.
– От Уксуса что ли? – успокоился юрист, – тогда какие проблемы. Давайте документы. Таксу знаете?
– В десяточку, – переглянулись Симон и Квас. Рука Кваса схватила Авилова за горло и сильно сдавила, – где твой Уксус сейчас?
– Да я не знаю, – тот попробовал вырваться, но рука железом сдавила горло.
– Не шлепай! Мне Уксус нужен. Так где он? – Квас притянул его к себе, выдернув из-за стола.
– Да не знаю я, отпусти! – Квас разжал руку. Тот поправил галстук и уселся на свое место, – я с ним не товарищ. Так, иногда… – он покрутил растопыренной ладонью, – сами понимаете.
– Он у тебя машину Кондакова оформлял, «Ауди»? – прищурив глаза, спросил Симон.
– У меня. Он позвонил мне из-за города, я подъехал. Там человек избитый был. Уксус сказал, что его должник. Мы быстро все оформили. Уксус мне денег дал, и мы разбежались.
– А как с Уксусом связывались? – спросил Квас.
– У меня, кажется, его номер в памяти остался, – Авилов потянулся к своему мобильному, – вот, – он назвал номер.
– Звони, – процедил Квас, – они по ходу трубу уже сбросили.
– Да нет, работает, – протянул трубку юрист, – Квас и Симон вплотную приблизились к нотариусу…

* * *

– Мозгов у тебя нету, Уксус! – Владлен плюнул прямо на пол, – ну чё, довыебывались?
– Ты подожди, – урезонил его Холод, – что они тебе сказали?
– В общем, сказали, если деньги не привезу – ****ец адвокату. Да бля буду, мне по хую на него! – он выключил трубку и швырнул в помойное ведро, – нету меня больше! Испарился! Всё! Вопросов больше нет? Да, лоханулся. Режьте, убивайте!
– Уймись, – сказал Слон, – чё за люди-то были?
– А они ни *** не представились. Деньги, мол, привези к супермаркету, и ты свободен!
– За лохов держат, – улыбнулся Слон.
– Не за лохов ни ***, а за дебилов! – зло сплюнул снова Владя, – давай, пацаны, собираемся! Это Семена папик шустрит. Они уже по твоей трубке пробили где мы находимся. В МВД такая система есть – через спутник по звонку просматривают координаты на плоскости. GPS – навигатор называется. Короче, едут уже к нам, по ходу.
– Да ладно, ты гонишь, – удивился Слон.
– Нет, не гонит. Есть такая муля у красных. В натуре соскакивать надо и трубки все скидывать раньше надо было. Вот, ****ь, чайники мы! – покривился Холод.
– Лузеры, – сплюнул Слон и пошел в комнату, – а ты, Уксус, мудила! – раздалось оттуда и загремело железо.

* * *

Они уже выходили из подъезда, груженые сумками с оружием. Ночь, теплая и ласковая. Как две хищные акулы два джипа блокировали выход из подъезда. Холод и Владлен поняли все без лишних слов и схватились за оружие. Знаешь ли ты, читатель, чем тяжел бой в условиях города? Много объектов, а укрыться негде. Дверь, пискнув, захлопнулась. Отступать было некуда. И загрохотал адский фейерверк. Уксус чуть замешкался и тут же словил пулю прямо в сердце. Прижатые к закрытому входу в подъезд, они отчаянно сопротивлялись. Из джипов вели шквальный огонь. Пуля чиркнула Холода по левой половине лица. Слон спрятался за входом в мусоросборник и стрелял оттуда одиночными выстрелами. Холод бил с обоих рук – рана на щеке была незначительной, да и обращать на нее внимание просто не было времени. Пистолеты плевались огнем. Из джипа в ответ отрывисто отстукивал «калаш». Казалось, с ними должны были расправиться за считанные секунды, но спасли железные столбы на входе, от которых пули рикошетили в разные стороны. Да и ночь была ласковая и нежная, с темным, непрозрачным покрывалом. Да и стрелки были не так хороши… И только потом неожиданно вспыхнули фары, ослепив оборонявшихся. Холод нырнул к Слону и выстрелил в лобовое стекло одного из джипов – прямо на свет. Звон. И тут произошло то, чего никто не ожидал. Владлен выхватил из сумки «Муху». Огненная змея с размаху ударила в один из джипов, завыли сигнализации, сноп огня подкинул машину вверх, расколол на две части и бросил на асфальт. От подъезда до второй машины было около двадцати пяти метров. Огонь с той стороны усилился, но он не мог заглушить крики истошно ревущего раненого.
– Ништяк, – Владлен повернулся к Холоду и Слону, в его руках был еще один железный тубус.
Заряд ударил аккурат между фар машины, – и снова взрыв. Из джипа выскочило горящее тело и с размаху врезалось в детскую горку. Огонь пожирал разодранные в клочья джипы, освещая разбросанные возле них останки человеческих тел. Казалось, во всем доме одновременно загорелись окна, но люди почему-то не спешили выглядывать из своих квартир. Холод и Слон вышли из укрытия. Владя склонился над Уксусом:
– Готов, бедолага. Возьми его, Слон, – он поднял тяжелую сумку и повернулся к Холоду, – валим, братан. Тут сейчас через пару минут вся мусарня Москвы будет.
Они сели в машину и сорвались с места. Минут через пять во дворе стало светло как днем от милицейских мигалок. Приехавшие пожарные тушили подожженные машины. Молоденький следователь обходил квартиры, опрашивая жителей, которые, естественно, «крепко спали, никого не видели, ничего не слышали». Вызвавшая милицию бабуля с четвертого этажа уже было обрадовала его, заявив, что только она все видела и все знает, но, когда она начала нести околесицу о школьниках с петардами и сыне – алкоголике, следователь развернулся и махнул рукой. В соседней квартире долго вообще не открывали. Потом заспанный голос с акцентом спросил: «Кто там?», и услышав волшебное слово «милиция» ответил, слегка задумавшись с паузой: «Нет никого». Дальнейшее молчание напрягло следователя, он вызвал двух человек для подкрепления, выставил дверь и застал семью таджиков из двадцати пяти человек, которая высыпала в унитаз героин, доставленный столицу сегодняшним поездом «Душанбе – Москва».
Капитан Кольцов поднял оторванную руку, сжимавшую пистолет. Указательный палец с набитым на нем перстнем лежал на курке. Он оглянулся по сторонам. Два молоденьких сержанта совковыми лопатами сгребали с асфальта остатки человеческого тела и сбрасывали их на металлические носилки «труповозки». Ее водитель сидел внутри и крутил в руках, судя по всему, конечность, парную той, которую держал Кольцов. На татуированном запястье болтался массивный золотой браслет.
– «Квас», – вслух зачитал шофер…И стянул браслет.
… А Холод с парнями тем временем был уже далеко…

* * *

– Да, Макар, – Глина отшвырнул от себя в сторону тарелку с огурцами, – я сегодня из-за твоего блуда семь человек похоронил. И Кваса. Сучки-то эти резвыми оказались, ушли огородами!
– А я тебе о чем говорил? – Кондаков почесал щеку, – я тебе говорил! Ты что думаешь, я тебе зря такие бабки предлагал? Нее-ет!
– Да-а, хлопцы лихие. Кусаются. Я их теперь сам искать буду. Вот только боюсь, в бега они подались. Не сыщешь их. Но расстараюсь, Бог мне в подмогу. Тут теперь интерес мой, личный. Ребят-то каких, а? Суки! Где их искать-то?
– Они вернуться, Глин, я им теперь как кость в горле. Они не дураки. Знают, что я всех собак на них спущу. Затихарятся на недельку, выждут и будут меня ловить.
– А ты чё делать будешь?
– Мы, Глина. Думаю, я с полицией нашей связаться. Дать им ориентировочку на этих господ. Пусть тоже ищут. А ты что предложить можешь?
– Есть у меня человечек один. Не хотел, правда, к нему обращаться, да видно судьба. Он такой же, как они – рожа беспредельная. Вот ему, думаю, и цинкану за ситуацию. Он, конечно, за так работать не будет. Но, думаю, за деньги можно договориться и подрядить. Да и сам я за этих сучат возьмусь. Они должны мне теперь.
– Давай, подсуетись, – Макар посмотрел на него, – денег если надо я теперь и сам дам. Только смотри, Глина, не вздумай по-своему мстить. Я ж тебя хорошо знаю. Вор слово дал – вор слово взял…
– Не с теми ты ворами, Макарка, общался. Мое слово, дружок, верное, как кремень. Если сказал – будь положь. За базар привык отвечать, не фраер с мыльного завода. Будь спок, найдем. Только вот ты базаришь – они за тобой пойдут. Так что это получается? Ты вроде наживки? Так ведь сожрать-то могут.
– А это уже твои проблемы, Глина, чтобы меня не сожрали. Сожрут – и ты пузыри пустишь. Кровавые пузыри, Глина. Ведь Холод – он ушлый, догадался, что блатные вальнуть его хотели. А как он работает – ты у своих корешей мертвых спроси, у Саида с Попиком, у Белочки. Так-то вот, дружище.

* * *

Псих постоянно мерз. Сказалась привычка к теплому южному мандариновому климату. Он потянулся к пачке сигарет и закурил. Воспоминания вместе с табачным дымом полетели наружу через открытую форточку. Ничем не примечательно было детство Ивана из Анапы. Шкодил так же как все, бузил, дрался с одноклассниками, дергал соседку по парте за косу. Вот только большая часть этого детства на улице прошла. Тянуло его постоянно к старшим, к их блатной романтике с гитарами, там он научился пить «Портвешок», потягивать «Беломор» и решать все свои проблемы по-взрослому. Как учили старшие, он поговорил с папой утюгом по затылку за то, что тот сделал замечание по поводу прибытия пятнадцатилетнего сына домой «в не очень трезвом виде». Ивану это понравилось, и он стал ежедневно отрабатывать полученные в подворотне навыки на отце, потом добавилась мать. На семейном совете было принято решение снабдить сына деньгами на первое время и отправить к дедушке с бабушкой в Свердловск подальше от дурной компании и южного солнца. Прибыв на место, он быстро нашел себе новую компанию, с которой и пропил выданные на самостоятельную жизнь деньги, после чего плотно «присел» на иждивение стариков, ежемесячно раскулачивая их на большую часть пенсии. Водки было много, а денег не хватало. Пришлось идти воровать. Первую судимость он даже не запомнил, да и прошлась она по нему «условно». Запомнился только дед, бывший учитель, с его моралью «о нравственном разложении молодого поколения». Всю ночь после суда он пил с друзьями, а потом под утро вернулся домой, взял топор и порешил мирно спящих пенсионеров. Уже в КПЗ он понял, что сидеть ему долго и много. Но на зону пошел. Отсидев там года три из пятнадцатилетнего срока, случилось с ним следующее. Завалило его на лесоповале бревнами, после чего стали зажигаться в голове Ивана непонятные лампочки и мерещиться всякая хрень. В общем, признали его слабоумным и отправили в закрытое мед учреждение, откуда через полгода выписали с диагнозом «излечен и социально неопасен». Поселился он в квартире убитых им же стариков и крепко надолго забухал. Потянулся к нему молодняк со всех районов и скоро сколотил из них Псих, как его стали называть, зондер-команду, которая грабила фуры дальнобойщиков на трассе. Пиратствовали они года три, после чего все, кроме Психа, отправились на скамью подсудимых, а Псих поправлять пошатнувшееся здоровье. Отсидев положенный для реабилитации срок, возвратился Ваня в родные пенаты. Там его и посетили местные авторитеты и посоветовали свернуть свою агитационную деятельность среди малолетних недоумков и убраться из города подальше. Взвесив все «за» и «против», Псих вспомнил увесистые кулаки гостей, собрал остатки своих дебилов, сумевших избежать наказания, и дернул в Москву. Там он нарушил все законы здравого смысла и обрел себе покровителей, которые не брезговали прибегать к услугам работников ножа и топора, действующих с особой жестокостью. Так началась его карьера в столице.

* * *

На встречу с Глиной и с Кондаковым Псих приехал нарядный с еще более нарядным другом на салатовом «Форде – Мустанге», семьдесят хрен знает какого года выпуска. Попробуем для тебя, дорогой читатель, в нескольких словах дать портрет данного субъекта. Тактично умолчим о его желтом спортивном костюме в сочетании с коричневыми замшевыми ботинками, в которые он умудрился заправить широкие штаны. На голове его красовалась ярко оранжевая бейсболка с надписью «PUMMA», которую создатели модного лейбла где-то в провинции Шанхая выделили неизвестно для чего второй буквой «M». На худой шее Психа, очень похожего на велосипедиста только без прищепки на штанине, висел крест на огромной золотой цепи, который стукался по его худому животу. Рядом с крестом на малиновом шнурке болтался «смартфон» последней модели. Из-под желтой куртки, одетой на голое тело, выглядывали татуировки в виде целующихся голубей, якоря и двух русалок. Все десять пальцев были украшены массивными золотыми кольцами, возможно даже с бриллиантами, но Психу было на это насрать. За поясом у него торчал пистолет, а во рту попыхивала сигара. О его друге достаточно сказать только одно – одет он был примерно также, только поверх этого на нем был надет кожаный плащ и фетровая белая шляпа.
Макар вопросительно посмотрел на Глину:
– Ты ничего не перепутал, старый? Это точно он?
– Он. Ты не удивляйся, он немного странный. На прошлый мой День Рождения, а я его в «Пекине» отмечал, он ко мне в ватнике приехал с шапкой норковой. И подарил мне велотренажер. Он его, кстати, прямо туда и припер.
– Ага, – залыбился Псих, – меня еще пускать не хотели.
– А чё у тебя с лицом? – посмотрел на украшенное огромным шрамом, идущим от переносицы через левый глаз к уху, лицо Психа Кондаков, – ты что ли у Буденного служил?
– Не, это меня дальнобойщик лопатой саперной уебал, когда мы фуры стопорили, – Псих без спросу взял с тарелки огурец, отправил его в глотку целиком, а потом взял соль и посолил рот, – чё звал-то меня, а, Глин?
– А может быть не надо? – всерьез забеспокоился Макар.
– Да не, успокойся, Макарушка, – Глина потер рука об руку, – был мне один человечек денег должен был, полгода бегал, в деревню глухую уехал, а Псих его там нашел. Так, родной?
– Ага, – влез друг Психа, – мы тогда пол села спалили. Пять машин с города тушить приехало. Красиво было!
– Он деньги быстро нашел, – Псих затушил об руку сигару, запахло паленой кожей и мясом, – они у него за печкой спрятаны были. Я потом его сам повесил на турнике возле школы как деньги забрал.
– А зачем вы село сожгли? – всерьез удивился Кондаков.
– Так ведь искали, – заржал друг Психа, – а помнишь, Псих, как мы одному банкиру голову лобзиком отпилили?
– Хорош, Будыла, языком гонять, – Псих посмотрел на Глину и Кондакова, – чё хотите-то?

* * *

– Ты точно уверен? – еще раз переспросил Кондаков Глину, когда Псих с Будылой ушли.
– Все нормально, Макарушка, – успокоил Глина, – ты не смотри, что они дебиловатые, они свое дело туго знают. Найдут они этого Холода. Это для них как спорт. Спать не будут, пока не найдут. Не сомневайся, этот Псих только дурачком прикидывается, а соображалка у него хорошо работает.
– Ну, как знаешь. Я все-таки ментам сообщу об этом Холоде. Не верю я этому Психу, перестрахуюсь лучше.
– Дело твое, только помяни мои слова, через неделю найдут они твоего Холода и в мешке целлофановом привезут. Я этого душегуба сам побаиваюсь: где у него мозг клину даст – бес его знает. Вот был случай у нас. Пришел как-то ко мне владелец игровых автоматов, мол люди появились и обчистили три его точки – что-то там с электроникой навертели и наказали его почти на пятьдесят штук зелени. Видиокассетку привез, правда качество поганое! Не видно ничего, как в снегу. Так вот я Психу это доверил. И ведь нашел охальника! Правда человек трех не тех убил сначала, но ведь нашел! Он его огнетушителем до смерти забил и деньги все вернул! А через неделю мне этот «автоматчик» позвонил, мол, убери Психа с друзьями из моего зала – они играть повадились. Проиграют по пятьсот рублев и давай автоматы крушить – убытки. Я тогда Психу кафешку купил за МКАДом, думал, к бизнесу пристроить. Так он вместе со своими драгунами все там выпил, кафе черным продал и ко мне приехал: давай, дядя Петя, работу. А я его спрашиваю: «Сынок, у тебя же место бойкое было, как же ты прогорел?», а он: «Клиентов не было. Мы там сидели, пили, так туда никто и не заходил». А вот еще они балерину ограбили. Два кольца золотых с рубинами уперли, а в шкафчик заглянуть не догадались, а там сто тысяч долларов лежало. А я его спрашиваю – чего ж ты не позыркал? А он мне: «Зачем? Я и так наварился». Золото цыганам за двести пятьдесят баксов продал. Эта балерина потом рассказывала: ей эти кольца шейх один нефтяной подарил. Так они вместе на сто штук зеленых тянули. Странные люди, непрактичные какие-то. Не думают о завтрашнем дне.

* * *

Холод, Владлен и Слон не стали изобретать велосипед, сняли у одной бабульки квартиру, предусмотрительно заплатив за три месяца вперед и представились летчиками-космонавтами на пенсии. Бабулька, схватив тысячу долларов, сразу испарилась, намекнув, что «участковый сюда и не заходить», так как побаивается ее сына, у которого он три года назад увел жену. Напоследок она взглянула на три огромные сумки…
– Научно-техническое космическое оборудование, – успокоил ее Слон, – не бойся, мать, мы через него за звездами наблюдаем, – и вежливо закрыл прямо перед ее носом дверь.
Владлен связался с одним знакомым человечком, который за небольшую сумму «превратил» Владлена и Холода в старших лейтенантов – пожарных, а Слона в прапорщика войск радиохимической защиты. Пока «прапорщик» разбирал оружие, которого хватило бы для ведения Третьей Мировой, «офицерский состав» разрабатывал стратегический план, направленный на уничтожение господина Кондакова – старшего. Пока Холод отсыпался, Владлен приобрел военную форму и отправился по месту жительства товарища депутата с актом осмотра пожарного состояния жилых помещений. Не застав никого дома, он прошелся по соседям, где ему сообщили, что Кондаков уже больше недели дома не живет. И есть у него дача в районе Троицка. Выходя из дома, Владлен просек наглухо тонированный «Чероки», из которого громко ревела музыка. В такт ритмам суровой американской рэпчины, за стеклом, опущенным на половину, покачивалась маленькая голова в кепке и со шрамом через все лицо. «Срисовав» их, Владлен вернулся домой. Холод ел пельмени.
– О! Заходи, товарищ лейтенант, – он поприветствовал Владю. Тот уселся за стол.
– Короче, Холод, был я у Кондакова дома, там глухо. Соседи цинканули, что он в Ватутинках на даче, адресок дали. А когда вертался, смотрю, «джипарек» пасется. Там укурки какие-то по нашу душу. Четыре рыла. В общем, вот такая маза.
– Ну и ништяк всё. Я к Кондакову– старшему поеду, а вы с этими разберитесь. Сегодня же.
– А не поспешим? – снял фуражку Владя.
– А *** ли ждать? – в дверном проеме появился Слон, – пока они чухаться будут, мы им клизму и вставим. А дальше побегим. Лаве у нас не меряно. Дернем за бугор, в Чехию. Паспорта сделаем, у меня дружбан по армейце в ОВИРе есть. Без вопросов. Вы как? – он посмотрел на Коркина и Холода.
– Нормально, – Холод пожал плечами, – тема. Я думаю, Семин папка не мусорнулся, за сынком сквозняков  не меряно.
– А *** его знает? – Владя почесал за ухом, – он дядька мутный. Этих типов он подрядил, а чьи они – хрен знает…
– А что ты вообще про Кондакова – старшего знаешь? – посмотрел Холод.
– Сам у себя на уме. Генерал бывший. В думе рулит. С кем они там якшаются?
– Сема трепался по-пьяни, – вспомнил Слон, – что папан его с одним вором столичным корешится. У Адмирала проблемы с общаковыми были, так вот тот тогда базар и разрулил. Может те кексы в джипе его?
– Да не, не похожи, – мотнул головой Владя, – они больше за гопоту канают.
– Ну пусть канают, – Холод отодвинул тарелку, – а тебе какая разница?
– Так ведь общаковые!!! – удивился Коркин.
– А тебе какая хрен разница? Валить их надо, Владя, Слон хорошую тему задвинул. Короче, на вас эти гангстеры, на мне Кондаков. Сегодня ночью добьем всю эту шнягу и на соскок, в Злату Прагу. Звони своему человеку, Слон.

* * *

Капитан Кольцов после встречи с депутатом Кондаковым обескураженный пришел домой, достал из холодильника бутылку водки и уселся за кухонный стол. Пролистывая пухлые папки с записями и фотографиями, он никак не мог понять личный интерес депутата в этом деле. Да, у него убили сына. Но при чем здесь разборка между блатными, о которых тот неосторожно обмолвился. Он знал, что Квас был подручным Глины, но никак не мог уловить связь между бывшим генералом, старым законником, генеральским сынком, бандой отморозков и человеком, которого много лет назад убили. Он слышал о Холоде. Этакая химера, мститель, похороненный где-то на сельском кладбище в Тамбовской области в могиле без креста. Он смотрел на фотографии и запутывался еще больше. Допустим, этот Холод жив. Но как Семен Кондаков был связан с ним? Что общего между преуспевающим бизнесменом и диким отморозком? Депутат что-то не договаривал. Кольцов посмотрел на часы и налил себе полстакана водки. Он позвонил в родной город сына генерала одному знакомому следователю. Тот мялся, но все-таки выдал, что Кондаков – младший был так называемым «крестным отцом» и возле него всегда терлась банда, которая с ним же и расправилась. Ни о каком Холоде там не знали, зато вскрылась одна интересная вещь. После смерти Семена обнаружилась большая недостача в городском бюджете, а его вдова и тесть стали наследниками огромного состояния. В архиве УВД лежало несколько по просьбе Кондакова закрытых дел, связанных с хищениями и банкротством. Больше всего Кольцова заинтересовало дело с фермерским хозяйством «Раздолье». Часть акций этого предприятия принадлежала Кондакову – младшему и его убиенному партнеру Адмиралу. А вот другая бравым молодчикам из «Севастополя». Проведенная ОБНОНом проверка выявила, что в мясном цеху фасовали привезенный из Средней Азии героин. Партнеры Кондакова, так же, как и он, были мертвы, а на самого Семена посыпались обвинения коллег во взяточничестве, подкупе и коррупции в масштабе города. Кольцов взял листок бумаги и нарисовал три кружка: первый – С.К., второй – «Севастополь», и третий – «братки С.К.», соединил их линиями и налил себе снова. Прорисовалась очень неприятная картина. Кондаков – младший стал жертвой разборки в своих же кругах. Когда-то ручные «звери» вышли из-под контроля, убрали стоявшего над ними, поквитались с его партнерами, забрали деньги и ушли. Только вот при чем здесь Квас?! Ведь именно с бывшими друзьями Кондакова – младшего пересеклись их пути.
Кольцов набрал номер телефона:
– Алё, Грыц, давай-ка сегодня на нашем месте через часок встретимся. Разговор есть.

* * *

Грыц поджидал Кольцова на скамейке в сквере. Потрепанный жизнью мужичонка лет пятидесяти в старом драповом пальто. Последние лет десять, не в силах тягаться с молодым поколением «крещеных», он отошел от дел и медленно спивался. Его поймали на кармане, и тогда весь отдел, в котором служил Кольцов, искренне удивился, что перед ними стоит патриарх столичной уголовщины, который остался не у дел и которому нечего жрать.
– Как дела, начальник?
– Нормально, Грыц. Ты сам-то как?
– Хреново. У врача был. Цирроз. Жрет печень изнутри.
– Так ты не бухай.
– А че тогда делать-то? Зачем звал?
– Ты за Глину что знаешь?
– Сидит хорошо. Пристроился.
– Слыхал, что с Квасом произошло? – Кольцов достал пачку сигарет и протянул Грыцу, – закуривай.   
Тот вытащил сигаретку:
– Убили Кваса. И еще шестерых. Разборка была.
– А с кем разборка?
– Хрен его знает, залетные. Глина побожился, найдет – семь шкур спустит. Он человечка под них зарядил. Застуженный на всю голову. Психом зовут. Может слышал?
– Да нет, вроде. А Глина с кем дружбу водит?
– Да у него корешей много. Бизнесменов. Депутат даже один есть.
– Не Кондаков случаем ли?
– Вроде он, а че?
– Да нет, просто так спросил для интереса.
– Темнишь ты, начальник, – Грыц закурил сигарету, – ты спрашивай, чё знаю – скажу. Мне на эту блатную шушеру наплевать по жизни. Я свое открестил, пора лыжи в сторону погоста двигать.
– А кто такой Холод?
– Не понял тебя…
– Ну был один, – Кольцов посмотрел на Грыца, – беспредельный тип. Ты о Монголе слышал?
– Ну это-то да-а. Серьезный мужчинка был. Ох, кулак железный! Я с ним в Надыме в семьдесят шестомом чалился, он тогда зону держал. Его Прокоп, блатарь московский поставил. Погодь… А Холод – это не тот, который с Кисой общался? После Монгола остался. Киса помер потом. А Холод как навроде Монголу сыном был.
– Даже так? – Кольцов удивился, – а я и не знал.
– Был у Монгола грешок – семейный он был. Вот ****юк после него и остался. Звереныш вырос. Я что-то запамятовал. Слышал я о нем. Тогда слушок пошел, что он с Белкой и его кодлой расправился, а потом награда нашла героя. Прокоп еще толковище собрал, развел все непонятки. Мол, Белка мусорнулся, не по понятиям жил. Они тогда Холода в покое оставили, а менты его замочили. А вот что дальше было – не знаю.
– Холод этот снова появился.
– Шустряк, – присвистнул Грыц, – и по чью душу сейчас?
– Ну, судя по всему по Глинину и его друга – депутата.
– Значит не жилец Глина, – пристально посмотрел на Кольцова Грыц, – он с Белкой и его пассажирами за три дня расправился. Слушок тогда пошел о «Белой стреле». Только нет никакой «Белой стрелы», все это ваши мусорские байки, развод для пингвинов. Но воры на кипеш упали. Рамсили с ними по понятиям. И спрашивали юшкой кровавой за беспредел сучий.
– Кто спрашивал?
– Холод этот и спрашивал. Его тогда хорошо зарядили. Прокопа рук дела, узнаю волчину. Но Прокопа самого шмальнули. И вот чё я, начальник, думаю. Этот мальчишка – палач. Наказание всему нашему фуфловому миру, и вашему тоже. Не живой он. Он квитается. Это система целая, покрепче вашей, мусорской. Этот находит и отправляет к Богу в белых подштанниках.
– Ты сегодня не допил, Грыц.
– А ты мне и не наливал Кольцов. Думаешь брешу? Ты с людьми поговори. Они тебе еще не то расскажут. Дело, кажись, в восьмидесятом году было, когда Высоцкий умер. Не поделили два урки что-то, пацанов своих стравили, кровушки пролили не меряно, ну один и мусорнулся. Закрыли ваши того, второго, и ребят его закрыли, всех на нары бросили. А первый один остался, землю его себе забрал. Так вот, я тогда на хиваре одной отсиживался, и он туда приконал, мадистке денег сует, тысяч десять, а то и поболе – схорони меня. Та баба добрая была, вот и пригрела его. Ну а мы с ним за жизнь разговорились. Он мне во всем покаялся: как стучать бегал, как в дудку с легавыми дудел. Козлина! Фраер тухлый! И еще цинканул он мне, что людей его убивать начали, а последним – братана его, «семейника». За неделю десять рыл как с куста. Так вот брат его на больничке подыхал и все про собаку рассказывал, огромная псина такая. Он домой возвращался поздненько от ****и одной и та ему навстречу – зыркнула глазищами и как завоет! Аж душа в пятки. Трезвяком шел, а с утра его в подъезде с проломанной башкой нашли. Так и умер со словами «собака». Эта козлина со мной пару дней пошкерилась, а потом свинтила в Сочи, вроде. Так вот до Сочи она не доехала – под поезд попала. Вот так вот, начальник.
– А к чему ты мне это все?
– Бойся той собаки. Она не только за крещенными идет. Где сучатиной попахивает – она там. Не лезь ты в это дело. Голову сломаешь. На водяру дашь? – посмотрел на Кольцова Грыц.

* * *

Слон и Владлен подъехали к дому Кондакова – старшего ближе к вечеру. Джипа на прежнем месте не оказалось, они развернулись и со спокойной душой и чистой совестью поехали на съемную хату. Владлен рулил и смотрел из окна. Они влились в поток и вышли на МКАД. За ними, словно приклеенная «Моментом» шла темно-зеленая «Девяносто девятая». Владя перестроился в другой ряд, преследователи совершили точно такой же маневр.
– Вот они, суки, по ходу на арапа взяли, прищучили. Не дрыхни, Слон! – он толкнул посапывающего на заднем сиденье друга – у нас на жопе!!! Висят! – он резко дал по газам.
Машина сзади не отставала, следом за ней шла красная «Mazda». Коркин петлял, безбожно подрезая идущие в плотном потоке машины, выскакивал на обочину, рвал педаль газа, но висящие на хвосте плотно держали их. Проснувшийся Слон нервно оглянулся назад и вытащил из-под сиденья ствол.
– Давай, Владя, съезжай с кольца, здесь не в жисть не оторваться.
Владлен резко дернул руль и съехал с трассы под указатель «Солнцево». Последователи не отставали. «Субару» бодро бежало, обгоняя движущиеся машины. «Мазда» резко рванула вперед и плотно прижалась к заднему бамперу машины Коркина и Слона. Не обращая внимание на довольно оживленное движение, из окна «Мазды» высунулся типчик в бейсболке с автоматом и дал короткую очередь по уходившей от погони «Субару». От неожиданности Владя на секунду выпустил руль, и машина потеряла управление. Несколько раз она вильнула и подскочила, ударившись о бордюр. Владлен вывернул руль и вдарил по газам. Из «Мазды» снова начали стрелять. Пули разбили заднее стекло. Слон пригнулся и дал два выстрела в ответ. Товарищ в бейсболке опять застрочил, на этот раз явно по колесам. Несколько пуль достигли своей цели. «Субару» понесло и, резко закрутив, вынесло на обочину. Коркин не сумел справиться с непослушным рулем. Машину подкинуло, и она, совершив несколько оборотов, завалилась на бок и пошла под уклон. Слон умудрился выскочить из нее. Владлен не успел и со всего размаху уткнулся головой в руль. Машина катилась под откос. «Мазда» остановилась и из нее выскочили двое молодчиков – автоматчиков и еще один с помповым ружьем. Слон выстрелил, но те не останавливались и продолжали стрелять в валявшуюся вверх колесами в овраге «Субару». Владлен пытался выкарабкаться из железного хлама. Ногой он выбил лобовое стекло. Слон, стреляя по людям из «Мазды», рванул на помощь Владе, скатившись на жопе в овраг. Очередь полоснула прямо возле него. Подхватив Коркина, он потащил его на себя, к каким-то недостроенным гаражам. «Мазда» рванула вперед, а двое стали преследовать убегающих. Факелом вспыхнула «Субару». Над головой Слона, тащившего Коркина, свистели пули. Укрыться было решительно негде… Слон усадил Владю на груду битого кирпича. Преследователи заплутали среди гаражного лабиринта и немного отстали.
– Хреново, – простонал Владя, – кажись, нога сломана.
– Тише ты, – Слон зарядил новый магазин.
В это время в недостроенном проеме возник силуэт с автоматом, этаким расплывчатым черным пятном. Слон несколько раз надавил на спусковой крючок. Силуэт выронил оружие и упал. Слон подобрал автомат и выскочил наружу. Второй преследователь, не ожидавший такого поворота событий зачем-то отреагировал залпом картечи в воздух. Он дернул затвор и хотел выстрелить еще раз, но Слон уже приклеил палец к курку автомата. Длинная очередь подбросила парня и оттолкнула прямо в стену, по которой он сполз, раскинув руки. Белый  свитер на животе окрасился в бордовый цвет. Слон замер. Откуда-то издалека раздался рев мотора. Он схватил Владлена и, закинув на спину, поволок. Неожиданно он увидел бетонный кубик канализационного коллектора. Не раздумывая, Слон запихнул туда Владю и спустился сам. Огромный коридор вел в никуда. Слон повесил автомат на шею и потащил потерявшего сознание Коркина. Часа через два он уперся в дверь, вышиб ее и оказался на воздухе около железнодорожной станции. Слон выкинул в кусты шиповника автомат. Владя висел у него на плече, пока они ловили тачку. Часа в три ночи таксист привез их домой. Холода там не было. Явился он почти под утро, грязный и перемазанный кровью.
– У нас хреново, – встретил его в дверях Слон, – в замануху попали, Владя покалечился.
– А у меня ништяк, – Холод снял куртку, и Слон уставился на окровавленный бок друга, – нет больше Кондакова.
– Значит валим? – обрадовался Слон.
– Куда, ****ь? Это чмо нас и блатным и ментам сдало. В полной жопе мы, Слонидзе…

* * *

Старая добрая пословица – «кто ищет, тот всегда найдет». Иногда мы уверены, что ищем то, что нужно, в нужное время и в нужном месте, радуемся, как дети, когда находим, но чаще всего это «находим» оказывается приключениями на свою жопу. Об этом Холод совершенно не задумывался, разыскивая дачу Кондакова. Строения современных дизайнеров – архитекторов поражали неординарным подходом к решению жилищного вопроса. Тут тебе и готические замки, и арабские минареты. Наблюдались постройки в стиле «а-ля Гитлер капут» и «блеск и нищета куртизанок». Больше всего Холоду понравились огромные кованные ворота, внутри замысловатого вензеля которых позолоченными буквами было втиснуто чисто по-пацански «ВОВАН – III». Холод задумался о бренности бытия и прошлом двух остальных Вованов, пока не подъехал к огромному дому, похожему на сундук. Не зная почему, он вдруг вспомнил фильм о тюрьме «Алькатрас», вглядевшись в суровые бойницы окон. Серая глыба бетона говорила о том, что в годы перестроечного распутья хозяин данного укреп – района имел отношение к какому-то военному заводу ЖБИ, а маскировочная сеть и новенькая колючая проволока над забором ясно говорили, что владелец данного бомбоубежища помнит о своем боевом прошлом. Несколько охранников на входе в камуфляже прозрачно намекали на то, что людям внутри есть чего бояться.
Холод проехал мимо дома, спустился вниз к речке и стал дожидаться вечера. Странное дело… Но думал он совсем не о том, как проникнуть на данный охраняемый объект. В башку лезли совсем другие мысли – о Воване Третьем. Злая ирония судьбы. Вполне возможно, что этот, наверняка с бульдожьей мордой человек, в недалеком прошлом жил в мире условностей и воровских понятий. Жил. А потом, перехоронив десятка два друзей, отмотав положенное на зоне, и вдруг с ни хрена себе взял и стал добропорядочным гражданином с телевизором, газетой и тапками. Возможно даже с дурой женой из модельного агентства. Но ведь все-таки стал! Вот только для чего? Чтобы, проходя каждый раз мимо зеркала, глупо улыбаться? Сажать в огороде редиску и стричь газон? Ездить на заседание в Английский клуб и, куря вечером возле камина сигару, гладить глупую гончую породы «афган»? Нет, дело наверняка не в этом. Тут что-то свое, личное. Возможно, Вован Третий устал вот так вот ходить в этом дремучем лесу и срать самому себе под ноги. Холод улыбнулся. А может быть все проще? Может просто захотел Вован Третий выебнуться? Тряхнуть понтами и объявить себя хозяином жизни? Может на *** не нужны ему никакие тапки? Есть у человека бабло – вот он и гуляет. И тогда, годика через полтора этой тупорылой гульбы, вырисуется новый Вован, оторвет циферку «III», приделает туда «четверочку» и заживет так же беспонтово и глупо… пока не появится «пятый» Вован, а за ним «шестой». Будут покупать они дома у вдов убиенных бандитов и жить счастливо, но недолго, пока на очередной разборке не проделают дырку в их голове и все начнется сначала. Вованов много. А цифр еще больше.
– У каждого дома своя карма, – вслух заключил Холод.

* * *

Охранник мирно дремал внутри служебной постройки. Неожиданно он увидел тень, скользнувшую вниз с забора. Почесав под свитером живот, он прихватил резиновую дубинку и вышел на улицу. Неизвестно откуда раздалась трель соловья. Здоровый детина, раскрыв от удивления рот, заслушался и постарался вникнуть в звуки живой природы… Но ему помешали. Крепкий паренек возник на пороге и хорошо поставленным «свингом» отправил его в нокаут:
– Сколько вас в доме? – уставился на него Холод, – жить хочешь? – тот кивнул:
– Четверо.
– Кондаков где?
– У себя. На третьем этаже. Спит.
– Еще люди есть?
– Да, двое на участке и один на воротах.
– Оружие?
– Да, два помповых ружья.
– Вы с агентства? Лицензированные?
– Да, – закивал тот, – с «Барракуды».
– Откуда?! Из чего?! Ну ладно, не важно. Веди к тем четверым, где они?
– В подвале, там гараж, они там сидят. Трое. А один на этаже с шефом.
– Пошли, – скомандовал Холод.
Трое охранников, игравших в карты, не сумели быстро отреагировать и так и застыли, увидев Холода, взявшего их на прицел:
– Оружие сбрасываем, – прикрикнул Холод, – только тихо, без фокусов.
– Уже ложим, – промямлил один из них, вытаскивая из кобуры пистолет и швыряя на пол. Двое других последовали его примеру.
– Не ложим, а кладем, – Холод подтолкнул вошедшего вместе с ним к столу. Он поднял карты и посмотрел на ответившего ему «ложим», – а он мухлюет, мужики, – и вытащил у него из-под куртки бубнового туза. Тот покраснел и опустил глаза.
При помощи своего экскурсовода Холод быстро связал всех троих, а помощника пристегнул наручниками к стояку.
– Я же тебе говорил – не убью. Видишь – не обманул.
Тот хотел поблагодарить, но Холод с размаху приклеил на рот скотч.
– Дальше я сам управлюсь.
Он пружинистой походкой вышел из гаража, закрыл дверь и осмотрелся уже на первом этаже дома: дубовые лестницы, модный интерьер, кожаные кресла, картины и кухня… из которой на Холода уставился амбал с «ремингтоном» в одной руке и куском «краковской» колбасы в другой.
– Покушал? – Холод направил на него пистолет. Тот кивнул, – не хорошо втихаря хозяйскую хавку жрать. Ты человек, ты не крыса! Давай мне свою ружбайку, только аккуратно. Молоко твое? – Холод указал в сторону стола, тот снова кивнул, – тогда запей и пойдем, покажешь, где хозяин живет.
Тот трясущимися руками поднес пакет ко рту и отхлебнул. Белые усы струйкой потекли вниз на форму.
– Вот видишь, дотихарился. Офаршмачился. И вообще, – Холод щелкнул затвором «помповика», – жрать всухомятку вредно! Иди давай.
Они поднимались по лестнице – Холод с ружьем и охранник с пакетом молока «Домик в деревне 6%». Дверь в комнату распахнулась и перед ними предстал старший Кондаков, сидевший за письменным столом. От неожиданности он поднялся.
– Садись, – Холод посмотрел на него. Но сел почему-то грозный секьюрити с пакетом, причем прямо на пол, а Кондаков так и остался стоять, – хорошо, будем разговаривать стоя, – Холод вплотную подошел к письменному столу, – я тот самый Холод, если Вы еще не догадались.
– Зачем ты здесь?
– Это у Вас спросить надо. Столько вокруг моей не очень весомой персоны ненужного шума. Вы не знаете, почему?
– Хватит паясничать! Чего ты хочешь?
– Встречный вопрос – Вы что хотите?
– Ну ты даешь! – Кондаков опустился на стул, – я смотрю, ты артист, брат!
– Ага, из театра одного актера. И, судя по всему, у меня сегодня аншлаг, – он улыбнулся, – пьеса называется «Лучшее влагалище – очко маго товарища».
– Какого товарища?
– Сына Вашего, Семена. Извините за то, что его нет среди нас. Всех участников соревнования собрать не удалось. Кто-то не добежал до финишной прямой.
– Ты еще и глумишься, – зло посмотрел Кондаков.
– А что, плакать надо?
– А я бы на твоем месте поплакал. Ты очень далеко зашел, и тем, что сюда явился, нажил себе крупные неприятности. Я вот что тебе скажу – вали ты отсюда к чертовой матери! Ты покойник, сынок.
– Ага, зомби. Хожу туда-сюда, а вот по чьей милости?! – Холод уставился на Кондакова, – не по Вашей ли вместе с убиенным сынулей?
– Это дело прошлое. Ты людей Глины замочил. Я бы может тебя и простил за глупость твою, таких как ты Бог наказывает, а вот Глина… Ты знаешь, кто такой Псих?
– А мне без разницы.
– Так вот, молодой человек, жить Вам осталось совсем чуть-чуть, недолго. Так что иди и доживи спокойно свои оставшиеся дни. Место на кладбище закажи, с друзьями попрощайся… хотя, у таких как ты – нет друзей. Ты же герой – одиночка…
– Кому ты меня еще сдал? – скривился Холод.
– А это не я, ты сам себя сдал. Менты тебя ищут, и поверь, рано или поздно либо блатные, либо органы правосудия найдут тебя и кастрируют, как блудливого кобеля. Они тебя даже убивать не будут – ты своим дерьмом захлебнешься, – Кондаков рукой нащупал рукоятку наградного «ПСМа», лежащего в столе, – ты будешь жрать его и срать.
– А вот дерьмо мы вместе, дядя, хавать будем.
В это время Кондаков достал пистолет и выстрелил. Пуля ударила Холоду в бок. Зарычав, он нажал на курок ружья. Огромной силы выстрел опрокинул Кондакова со стула. Добрая порция свинца разворотила голову. Охранник с молоком дико закричал и, не выпуская из рук пакета, бросился к двери. Холод, сморщившись от боли, выстрелил ему вслед. Ноги секьюрити запутались в ковре, он споткнулся и упал на пол.
– Сука! – процедил Холод, поднял чудом уцелевший пакет молока, отхлебнул и швырнул его к мертвому телу, – ни *** себе! Кровь с молоком! – он посмотрел на белые струи, сливающиеся с багровым ручейком.
На лестнице его поджидал охранник с улицы, привлеченный криками и выстрелами в доме. Разрядив в него оставшиеся в «ремингтоне» патроны, Холод с интересом наблюдал, как тот кубарем скатился вниз по лестнице. А вот второй охранник оказался порезвее. Он догнал Холода, когда тот уже спешил к забору, и опрокинул на землю мощным ударом приклада:
– Давай, вставай, гадина, – на лежавшего на земле Холода уставилось крупнокалиберное дуло.
– Ага, – приподнялся Холод и со всей силы врезал ему ногой по яйцам.
Затем последовал удар в голову, но охранник выдержал и его и обхватил Холода руками. Дальше борьба перешла в партер, причем преимущество было на стороне «барракудовца», судя по всему знакомого с приемами греко-римской борьбы. Сильные руки стальным захватом проводили на кожаном воротнике куртки Холода удушающий прием. Холод бил наотмашь, но не попадал – охранник уворачивался, увеличивая давление «воротника» на шее. «Амба», – промелькнуло в голове Холода, но тут левая рука нащупала скользкий булыжник. Пальцы сжали его и приклеили к виску нападавшего. Тот захрипел и всем телом навалился на Холода. Отпихнув его, Холод с трудом перелез через забор, в клочья изодрав кроссовки, и бессильно бухнулся на землю. Боль в боку нещадно саднила. Дышать было трудно. Он коснулся рукой лица и почувствовал сто-то липкое и горячее. Прихрамывая, он доплелся до машины и плюхнулся на сиденье. Уже в салоне он расстегнул куртку – алое пятно на белой майке и багровый синяк на шее от ворота. Холод посмотрел в зеркало: перемазанное кровью грязное лицо. Он сплюнул себе под ноги и вышвырнул в окно неизвестно для чего прихваченный «помповик».
– Вот ****ское семейство! И охранники у них ****ские. И молоко ***вое. Проценты не те – изжога.

* * *

– И что тебе Кондаков нового сказал? – Владлен смотрел на бинтующего бочину Холода.
– Сдал он нас, Владя, и ментам, и братве.
– Так это чё, мы теперь не уйдем? – Слон покачал головой, – зачем его тогда убивать было?
– За надом! – покривился Холод, – вы как будто первый день родились! Вопросы, вопросы… Не знаю я на них ответов! Это не математика, это жизнь, пацаны. Причем ВАША жизнь и к тому же не очень ****евая. Семен вами рулил. Это просто стечение обстоятельств, что я к Вам приблудидся. Он вас один черт слил бы. Вы одного понять не можете – такими как мы по жизни играть будут.
– А нам что делать? – посмотрел на Холода Коркин, – нам как жить, Холод? Тебе хорошо, тебя нет. А у нас родные есть.
– А ты об этих родных думал раньше? Поздно ты, Владя, об этом заговорил. Мамку с папкой вспомнил. Баба, поди, у тебя есть. И у Слона то же самое. Жить вопреки надо. И не думать ни о чем.
– Это как это? – удивился Слон.
– А вот так вот. Кверху каком. Есть они, а есть мы. И все, кто не мы – значит, они. А тут вариантов не бывает. Это догонялки по жизни, с кровью догонялки и салят здесь свинцом. Вот и приходится надрезывать в хрен знает куда, забыв о семье, о близких. Да ладно, о чем это я? – Холод натянул свитер, – на *** вам этот ликбез? Сами все шурупите. Драться надо со всеми. Пока никого не останется, грызть, рвать и победить.
– А если никого не останется? Зачем тогда драться? – удивился Владлен, – ради чего?
– А дерутся ни ради чего. Это «тупО». Такая игра. Биться и выжить.
– Для чего?
– Чтобы хотя бы на один день стать королем и трахнуть во все щели этот гавенный мир, – Холод взял пистолет, – ну что, прободаемся?