Иситнофрет Книга первая Принцесса Египта гл. 1-5

Глава 1

         Вода, пронизанная расплавленным золотом солнечных лучей, с ленивой добродушиной приняла её ноги в своё лоно. Она села на ступеньку каменной лестницы уходящей глубоко к самому дну пруда. В этот час заката ни кого не будет здесь, и ей ни что и ни кто не помешает вдоволь полюбоваться на свои любимые цветы лотоса. Все ещё ужинают, и ни кому нет дела до неё. Наконец-то выпал шанс хоть немного перевести дух от бесконечной дворцовой суеты и жары. Ноги пылали от усталости. Она даже не сняла сандалии:-"а, пусть себе помокнут немного, хоть чуть-чуть, продлю удовольствие от водяной прохлады, когда пойду назад в пекло" - протянула руку к ближайшему лотосу, что бы поздороваться с ним, она часто так делала. Эти цветы считались священными, а для неё они были молчаливыми друзьями, нежными и чуткими соглядатаями жизни. Она говорила с ними, советовалась и секретничала, а они спокойно и величаво отвечали ей, поддакивая, грациозно покачиваясь над поверхностью пруда. В этот раз её движение оказалось не осторожным: деревянная статуэтка богини Исиды*, которая служила не столько идолом, сколько игрушкой, вдруг выскользнула из за пояса, где было её обычное место, и упала в воду. Деревяшка поплыла к лотосу. Но вдруг, не понятно почему, статуэтка окунулась в воду и стала медленно уходить на дно. Такого оборота она ни как не ожидала. А разве дерево тонет? Но тут произошло ещё кое что: вдруг раздался стрекочущий резкий звук и на лотос опустилась огромная стрекоза и уставилась нагло и открыто на неё своими глазами - сферами. И, сначала из далека, как из-за двери, а потом всё отчётливей и громче она услышала, как стрекоза стала почти истошно орать:
 - О, величайшая из богинь! О, солнце земли нашей! О, мать бога и надежды небес Пробудись и воспрянь ото сна божественного своего!  Уже бог Хепри* принёс нам новое утро, и бог Кук* отступил в свои тёмные покои ночи!
Голос до боли был знаком, и постепенно его звук сносил пелену сна с усталого разума. Ну, конечно же - это Бентришур. Вот принесло её! Какой хороший был сон, побывала в детстве, и снова почувствовала себя как новенькая, ещё сырая глиняная табличка, без единого корявого иероглифа на поверхности. - "Вот, не буду открывать глаза. Пусть хоть оборётся. Начинать свой день с неё? Боги помогите! Великая Нут*, забери её от меня! Сколько можно меня терзать? Не дай ей меня доесть!" - Металась она мыслями, делая вид, что ещё спит.
       Это была, жрица богини Хатхор* Бентришур. Она ходила в статусе её подруги и главного советника. Что было на самом деле между ними, знает только время и память. Бентришур всегда манипулировала ею, хотя все думали наоборот. Она устала от бесконечных интриг и выкрутас жрицы. Она устала от бесконечных намёков и устрашающих недомолвок, предназначенных для того, что бы держать её в узде. Она устала от бесконечных тёмных людишек, подсылаемых Бентришур, соглядатаев и шпионов. Она от неё устала.
       Зашумели раздвигаемые тяжёлые оконные шторы под властной рукой диктаторши. Стража загремела своей экипировкой, видимо она их отправила из комнаты. И уже без свидетелей перешла на свой обычный фомильярно-уничижительный тон:
- Давай вставай, хватит тебе нежиться. Иситнофрет! Ты что оглохла? Вставай. Есть новости!
Как не хочется открывать глаза! Делая вид что только проснулась, Иситнофрет томно потянулась. Раз уж к ней с уничижением, и она ответит тем же:
- Что тебе, ворожица, от меня ещё надо. Опять ты врываешься как необъезженная ослица ко мне в опочивальню, тревожа мой сон и смущая мой дух. - Перекатившись на край кровати она наконец-то приоткрыла один глаз, и с мнимой ленцой взвыла - О, боги, когда я отдохну от твоих покушений на мой покой! Бентришур, ну, ты совершенно обнаглела. - Милое воркование далеко не было безобидным парированием на весёлую шутку. Как хотелось бы отрубить ей голову, или разодрать конями, или, на худой конец, высечь до полусмерти. Но нет! Ей приходится терпеть эту змею, только из за того, что та когда то помогла ей, и они завязли обе в тайне, которая могла бы им стоить головы, откройся она.
- Ладно не скрипи, ты без меня всё-равно пропала бы. Ну кто бы тебе сопли подтирал, когда твоё царское величество садилось в очередную лужу.
Привычное уничижающее поведение Бентришур, когда они оставались наедине, приводило Иситнофрет в бешенство. Но ей приходилось сдерживать себя. Слишком много нитей её прошлого держала в своей руке эта дочь скорпиона. Пришлось снова одевать маску царственного равнодушия к глупости плебеев. Нарочито зевая, она лениво отпарировала.
 - Ты что, с утра пораньше решила потоптаться на моей голове, пощекотать своё самолюбие? Это другие пусть себе думают, что ты «святая жрица богини Хатхор*» - драматично закатывая глаза, Иситнофрет изображала надутого индюка. - А мне не надо песком шлифовать мозги. Ты, как была рыночной гадалкой, так ею и осталась.               

Да, слишком много лет прошло, и трудно уже сосчитать кто кому сделал больше добра или зла. Совсем молодыми они обе служили во дворце: Иситнофрет была дочерью дворцового смотрителя Тримидата, а Бентришур тогда прислуживала в храме богини Исиды при дворце, она - сирота и жила при храме сколько себя помнила, её подкинули новорождённой. Им было по шестнадцать, когда они встретились. И эта встреча определила судьбы Египта.


 *Хепри: солнечный бог, изображавшийся в виде жука-скарабея. Из-за своего поведения (навозные жуки скатывают из навоза шарики и катят их к своему жилищу) скарабеи ассоциировались с силами, которые катают Солнце по небу. Ночью Хепри не прекращал свою работу, катая Солнце под Землёй.
;*Кук: бог ночной темноты;
 *Нут: древнеегипетская богиня Неба.Ежедневно проглатывает звезды и солнце, а затем рождает снова (смена дня и ночи).
 *Исида: одна из величайших богинь древности, ставшая образцом для понимания египетского идеала женственности и материнства.
 *Хатхор («дом Гора», то есть «небо») — в египетской мифологии богиня неба, любви, женственности и красоты.               


Глава 2

Отец Иситнофрет  Тримидат служил во дворце смотрителем хозяйства. Его должность гласила так: «начальник послушных призыву дома его величества». Мать её ушла в землю предков при родах, давая ей жизнь. На руках у отца остались её старший брат Атумхех и она, беспомощная новорождённая, вечно кричащая и голодная. Братику было всего семь лет. Положение отца было отчаянное. Слава великому богу Ра! Отец подискал кормилицу для новорождённой давольно быстро, по совету кого-то из дворцовых. Женщина часто бывала во дворце, её что то связывало то ли с принцем Моисеем, сыном дочери фараона Меритамон, то ли с его кормилицей. Как раз новорождённый сын Мириам, так было её имя, покинул этот мир, только родившись, и предложение Тримидата помогло ей справиться с горой своего горя. Мириам отдала девочке весь потенциал своей любви. Этот маленький, вечно кричащий и голодный грачонок, превратился в настоящее сокровище её сердца. Разлившимся Нилом, любовь потопила остатки горя и отчаяния, и Мириам направила этот неиссякаемый поток на сиротку. Дети Тримидата заменили ей семью, которая жила в посёлке израильтян где то далеко за окраиной города они были рабами.               
    Тримидат, по должности управляющего хозяйством дворца, жил со своей семьёй в служебном крыле дворца. После того, как мать Иситнофрет и Атумхеха ушла в землю мёртвых, отец уже никогда не женился. Не смотря на бесконечные заботы о хозяйстве дворца, обязанности, отнимавшие большую часть его времени, Тримидат ни когда не упускал возможности побыть с детьми, поучить их чему-нибудь, поиграть с ними.  Дети не были обделены семейным теплом и любовью, благодаря заботам отца и кормилицы. Брат с сестрой были связаны невероятной, жертвенной любовью. Отсутствие матери было компенсировано их заботой друг о друге. Ещё ребёнком Атумхех взял ответственность за свою сестру. Он всячески защищал её и заботился о ней с особым трепетом и рвением. Мир Иситнофрет был наполнен любовью и теплом родных людей. Она всегда чувствовала, что Исида благоволила к ней. Не даром её имя означало Прекрасная Дочь Исиды.      
   Чудный голосок Иситнофрет звенел под сводами дворцовых анфилад в дружном хоре принцев и принцесс, столь многочисленных по неиссякаемому жизнелюбию Великого и Вечного Рамзеса Второго. Его многоликая армада жён каждый год приносила младенцев. Сыновей было шестьдесят один, а уж за дочерьми счёт и не вёлся. Иситнофрет и её брат Атумхех вместе с детьми фараона учились у тех же учителей и играли, с ними как все дети. А, собственно, такой толпе венценосных отпрысков не так уж много было уготовано в будущем. Так или иначе править будет только старший из живущих после смерти родителя. А Рамзес и не думал уходить в объятия сердобольной богини Нут*. Он даже не выбирал себе приемника, как это делают фараоны по обычаю, сажая его на престол с собой в соправители, тем самым обучая его править. Нет, кажется был случай, когда он выбрал своего второго сына себе в приемники. Его первенец погиб на одной из воин с Хеттами и его место занял следующий сын. Но и ему не суждено было долго править. Не процарствовав с отцом и пяти лет, он скончался от болезни, которая преследовала его долгие годы. Отец опять остался без соправителя. На время он отложил эту затею. Годы шли, он здравствовал и о приемнике не думал. Тем не менее его сыновья были при деле. Как только они подрастали им непременно находилось место при дворе: кто становился полководцем, кто начальником стражников, кто писцом или хранителем закромов. Кстати Тримидат был вот таким второго круга принцем. Он был сыном Тиа дочери Сети Первого и его венценосной супруги Туйя. Рамзес и Тиа были старшими детьми Сети. Соответственно Тримидат являлся племянником Великого и Вечного Рамзеса Второго. С детства он был привязан к Великой Матери Иситнофрет любимой жене Рамзеса. Именно поэтому он назвал свою дочь тем же именем.   
    Совсем маленькой, Иситнофрет постоянно приходила вместе с Мириам в покои принца Моисея, сына дочери фараона Меритамон. Девочка по долгу сидела на коленях у Принца. Он учил её разным замысловатым песням, не похожим на египетские, а малышка нежно мурлыкала их, тщетно пытаясь повторить за ним. Она отличалась звонким и чистым голосом, и очень любила петь. Став немного постарше, она научилась играть на мимзаре. Своими нежными струнами он был столь созвучен её голосу. О, во истину богиня Мерит, покровительница пения, музыки и радости, поцеловала эту девочку при рождении! Принц Моисей и маленькая певунья в сопровождении кормилицы часто ходили к дворцовому пруду и он срывал для неё прекрасные лотосы, вплетал ей в волосы и носил её на плечах. Иногда он куда то пропадал, и Иситнофрет замечала как Мириам нервничает и исчезает куда то. Потом она разъяснила девочке, когда та стала постарше, что принц уезжал. А ещё позднее она объяснила, что такое война и зачем на неё уезжал Моисей.    
    Принц Моисей был сыном дочери фараона, но на трон он никогда претендовать не мог, он принадлежал ко второй ветви династической иерархии. Но Рамзес Великий всё же заметил его ум и военный талант, царевич явно выделялся из толпы венценосных собратьев. Уже будучи молодым человеком, к своим двадцати шести годам, он уже командовал частью армии фараона, и приносил победы. Однажды, когда Иситнофрет присутствовала вместе со своим отцом на каком то празднике, (скорее всего это была очередная победа в какой то из бесконечных войн: то ли с Сирией, то ли в Палестине) она слышала, как Рамзес выразил своё довольство Моисеем, и сказал, что сын царицы Меритамон - его сын, превосходит многих из  своих собратьев талантом военачальника и организаторскими способностями. Мириам тогда не находила себе места от распирающей её гордости. Даже мать Моисея царица Меритамон не торжествовала столь открыто и безудержно, как кормилица дочери дворцового смотрителя. Девочка всё яснее понимала, что кормилицу и принца связывает что-то очень глубокое, многое было ей не ведомо. Лишь только спустя годы Иситнофрет поняла почему Мириам была так рада за принца. И лишь только тогда, когда девочка повзрослела, кормилица поведала ей реальную историю принца Моисея. 
    Для Иситнофрет принц Моисей был олицетворением идеального брата и друга. Правда, когда ей миновало пятнадцать лет, неожиданно пришло осознание, что образ принца превратился во что-то большее: он снился ночами; сердце источало нежность при мысли о нём; их обычные прогулки к пруду или по саду превратились в бурный водоворот восторгов и радостных ощущений. Мир затанцевал от счастья. Иситнофрет ещё не понимала, что это, но летела на крыльях мечты на встречу этим неизведанным ощущениям.    
    Царевич к тому времени был уже зрелым мужчиной, повидавшим виды, переживший ужасы войны, и прошедший испытания славой и потерь. Иситнофрет робела в его присутствии, благоговела перед ним. Сказать по правде, ей нравилась эта тайна - это был её, и только её, остров счастья. Конечно, очень хотелось узнать мысли принца, но юная дочь богини любви Исиды не смела даже намёком выдать себя. Ждала ли она чего-то? -  Скорее страшилась. Дочь смотрителя дворца была  взрослой не по годам, и прекрасно понимала, что такая пропасть в возрасте, какая была между ними, не всегда становится благословением:- «Он столь блистателен, совершенен и величествен, разве моё маленькое сердце может достучаться до его огромного». - рассуждала юная дева, и все глубже врастала душой в своего кумира, не отдавая себе отчёта. Царевич Моисей закрыл собой всё небо. Пришла первая любовь.               

Обычно, Иситнофрет делилась с братом самыми "потаёнными" секретами. Но в этот раз она построила вокруг своей тайны огромную стену, и не хотела её ломать. Тем более Атумхех бесконечно пропадал в казармах корпуса стражи. Отец устроил его туда, и новоиспечённый стражник нёс свою службу с большим усердием. Но времени у него совсем не осталось для семьи. Ночевал Атумхех, большей частью, в казармах, приходил домой только на две ночи и безудержно отсыпался. А когда, всё-таки, у него находилось время на сестру, он бесконечно рассказывал о своих казарменных делах и друзьях. Ему уже миновало двадцать два года. Он считал себя взрослым и опытным мужчиной, и старался вырабатывать в себе мужественное поведение. Поэтому не терпел больше разговоров на душевные темы. Такое проходит каждый юноша, взрослея. Что бы поскорее оставить детство, он нацепляет маску молчаливой суровости, и считает, что непрошибаемость - это достоинство мужчины. Поэтому Иситнофрет и не надеялась на его уши. Отцу и подавно не следовало бы рассказывать: последнее время он немного сдал, стал жаловаться на тяжесть в груди и зачастил к дворцовому лекарю. Тот надавал ему целую тележку снадобий, настоев и амулетов, даже не помещавшихся на одной полке в отцовском чуланчике. Так что в этом направлении не следовало строить иллюзий. Отцу нужен покой. Оставалась только кормилица, но и с ней надо было быть поосторожнее, она оказалась...

  *В Нут заключена тысяча душ. Была связана с культом мертвых — поднимает умерших на небо и охраняет их в гробнице.   
  *Мимзар: струнный инструмент, подобный лютне.

               
 Глава 3       

     Там было, что-то связано с израильскими младенцами. Кажется, в самом начале правления, Рамзес Второй решил, что израильтяне становятся слишком многочисленны и сильны. Ещё будучи ребёнком он слышал легенды об их появлении в Египте. Якобы, во времена семилетнего страшного голода один из рабов, который, как раз был израильтянином, каким-то образом оказавшимся проданным в рабство, спас всю страну от погибели. Это, кажется было около четырёх сот лет назад во времена Тринадцатой династии.  Фараон не только освободил его, но и дал ему слишком много власти. Бывший раб стал вторым человеком после фараона в царстве. Он перевёз весь его клан в Египет. А их не больше, не меньше было двенадцать семей, их семьи были, по обыкновению, многочисленны. Ещё тогда они проявляли чрезмерное свободолюбие, упрямство и строптивость. Им отвели земли Гесем под их обитание. Одни из самых плодородных земель. И с тех времён их развелось слишком много. Хорошо, что, кажется, фараон Камос довёл дело до конца и поработил это племя. Рамзес прекрасно понимал, что такие качества народа рано или поздно доведут его до бунта. И кто знает, чем это может закончиться. Тем более они столь многочисленны.  И что бы предотвратить угрозу и не дать им поднять головы, Рамзес приказал уничтожать каждого новорождённого мальчика. Он просто старался обеспечить в будущем более покорное поколение рабов: женщины слабы физически, но более выносливы и менее агрессивны. Чем меньше израильтян-мужчин будет тем быстрее они нарожают смешанных детей и рабов станет больше, но не непокорных израильтян.      
   Сложно сказать, как матери Моисея удалось скрыть рождение сына от надсмотрщиков. И повитуха оказалась сердобольной, не выдала, не смотря на то, что всем повитухам было дано предупреждение, что под страхом смерти они должны докладывать о рождении любого ребёнка, тем более мальчика. Как мать смогла не только бесшумно родить, но и затыкать новорождённому всё время ротик, что бы его крик не погубил их обоих? А как она догадалась, и где ей хватило духу отправить трёхмесячного малютку в плавание по реке в просмоленной корзине? Собственно, это Мириам посоветовала матери сделать так: отдать новорождённого братика на волю Бога. Дочь была восьми лет отроду, но идея эта не показалась матери сумасшедшей. Она цеплялась за любую возможность, что бы сохранить жизнь сыну. Только так надсмотрщики могут не найти ребёнка. А Мириам не оставляла маленького братика всю дорогу, бежала по берегу реки и следила за его сохранностью. Хорошо, что эта импровизированная лодка причалила, как раз, ко ступенькам  дворцового спуска к Нилу, и именно в том месте, куда обычно приходила купаться дочь фараона, и именно в тот час, когда она спустилась к реке. Ну разве это не божье покровительство? Вот только кого из богов? И  чудо произошло: царица Меритамон его нашла. Вот тогда всё пошло, как по маслу: царица поняла, что ребёнок, который был у неё на руках из племени евреев, родители успели сделать ему обрезание; но царицу не смутил этот факт.         
    Много лет Меритамон ждала собственного дитя, но Исида так и не дала ей  возможности узнать что такое материнство. Она была одной из старших дочерей Рамсеса Великого. Внезапно и слишком рано, её мать, столь любимая Фараоном, царица Нефертари, ушла в землю мертвых. Рамзес был неутешен и в знак своей любви к ней, женился на её дочери. Меритамон получила статус “Великой Супруги Царской”. Брак этот был номинальный и она ни когда не родила ему ребёнка.  Она уже была готова остаться навсегда в храме богини Нут. Там, по крайней мере, были очень жёсткие порядки. Царица считала, что это могло бы ей помочь преодолеть боль одиночества. Но её отец - муж не разделял решения дочери-жены, и приказал ей остаться во дворце. И, вот, она влачила придворное существование полна отчаяния, одиночества и скуки. Жизнь  была для неё серой, неприглядной и невыносимо тоскливой.    
   Решение пришло мгновенно: неважно чей это ребёнок - это Исида послала ей дитя, смилостивившись, глядя на её отчаяние. Значит этот малыш её, и все вопросы отпадают. Малыш раскричался, голод разбудил его. Вот и пришла первая забота для новоиспечённой мамы : чем кормить младенца - он ещё столь мал. Компаньонки и служанки, сопровождавшие царицу к реке, наперебой затарахтели. Одни говорили: можно вскормить молоком священной коровы или козьим, другие утверждали, что это молоко неудобоваримо для человеческих младенцев. Спор разгорелся не на шутку. И ни кто не заметил девочки вышедшей из прибрежных камышей. Она подошла к Меритамон, приклонилась перед ней, коснувшись  её стоп.
- О, великая царица возлюбленная Владыкой Обеих земель, дочь царская во дворце господина празднеств, услышь свою самую нижайшую рабу! Прости меня рождённую из грязи и уходящую в грязь, что смею говорить с тобой лучезарной. Я не достойна целовать подошвы твоих сандалей. Прости меня, дочь Ра! Я пришла сюда что бы набрать воды для питья, ведь здесь самая чистая вода во всём Ниле, но я  услышала вашу тяжбу. И знаю как вам помочь. - девочка не отнимала своих рук от ступней принцессы
- Дитя, встань. Если твоя весть добавит мне ещё больше счастья, то я выслушаю тебя. Не бойся, молви! Я так благодарна богине за её милость, и если она мне принесёт ещё больше радости через тебя, я награжу тебя - от радости царица ни на секунду не задумалась откуда взялась эта девочка.
- Царица, не ищи священную корову и не приказывай найти дойную козу. Я знаю женщину в нашем стане, у которой только что надсмотрщики отняли новорождённого сына. Она полна горя и тоски, сосцы её полны молоком, которое предназначалось её сыну. Но его больше нет, и она сможет отдать всё, чем наделила её  Исида твоему сыну. - Это была ложь во спасение. И на тот момент это то, что всем было нужно. Меритамон немедленно послала своих служанок вместе с Мириам в стан израильтян, что бы найти эту скорбящую мать и привести её во дворец.   
   Когда мать Мириам увидела дочь, бегущую к их хижине в сопровождении женщин из дворца, (по одежде можно было понять к какому дому принадлежит тот или иной слуга, дворцовые слуги все имели одежду цвета охры), она не знала, что думать. Ею овладело смятение: что натворила её дитя, а тем более во дворце? Неизвестность о сыне снедала её, а тут дочь, явно попала в какую то передрягу. Мириам подбежав, стала истошно орать, что бы не дать возможность матери выдать себя и назвать её дочерью.
- Сестра Йохевед вот служанки дочери фараоновой, они пришли просить тебя прийти во дворец! Сегодня царица Меритамон вышла купаться к Нилу и нашла корзинку с младенцем в ней! Они не знают чей это ребёнок! Царица решила усыновить его, но не знает как кормить его! А у тебя только что отняли сына и твои сосцы полны молока! Оставь свою скорбь об убиенном сыне, прими милость Бога и помоги царице вскормить это дитя! - девочка выкрикивала фразу за фразой, бешено вращая глазами, давая понять матери, что бы она не говорила ни чего в ответ. Йохевед не была глупа и всё прекрасно поняла. Сердце её забилось радостью: «её сын жив и даже принят самой дочерью фараона. Слава Богу Яхве! Он будет жить! О таком она и не мечтала, это - во истину провидение Бога! Да, этот ребёнок - носитель особой судьбы! И это её сын!» Показать свою чрезмерную радость она на могла. Под предлогом, что бы взять что-то из дома, она вбежала в хижину, в бессилии плюхнулась на колени и утонула в слезах радости, молясь и благодаря Всевышнего. Но долго это не могло продолжаться, она похватала какие то безделушки для вида, вернула обратно на своё лицо маску скорби и вышла из хижины.
 
  Для наречённого сына царицы  Меритамон и его "кормилицы" отвели отдельные покои.  Йохевед непрестанно благодарила Бога Яхве, Он вернул ей сына и позволил видеть, как он растёт. Раз в день она убегала домой на пару часов, пока малыш спал, что бы позаботиться об остальной своей семье. Там оставались двое старших Мириам и Аарон, которому ещё было около шести лет. А отец, как любой раб-израильтянин, целыми днями пропадал на фараоновых работах. Так что дети были совершенно одни, и мать разрывалась, но даже не помышляла сетовать, ведь все её дети были с ней, ей больше ни чего не надо было.   
   "Мама" Меритамон постоянно прибывала в объятьях богини Бастет, покровительнице всех счастливых. Она бесконечно приносила жертвы богине Исиде дающей жизнь, а также не были забыты и толстая гиппопотам Таурт покровительница женщин и детей, белая корова-мать Хесат, и конечно же охранительница Менхит*. Особые почести отдавались богу Нила Себеку*, это его стараниями дитя было доставлено в целости и сохранности. Теперь она вновь поверила в милость богов. Она опять стала чаще появляться в храме Хатхор, как это было всегда, до её впадения в уныние. Вновь её голос зазвучал под сводами храма. В честь этого своего самого главного приобретения в жизни она велела поставить свои статуи как жрицы Амона* во многих храмах, и в Ахмиме, и в Бубастисе, и в Саисе. Она велела увековечить свою радость на своём колоссе в Амоне и составила надпись сама: "та, чей лоб умиротворён уреем, возлюбленная господином своим, играющая систром для Мут*, играющая менатом для Хатхор, певица Атума*. Она с головой окунулась в свои обязанности жрицы культа богини-матери.
   Царица Меритамон была очень занята. Но почти каждый день она приходила посмотреть, как дела идут у сына. Она нарекла его Моисеем, говоря: я нашла его в воде. Она обожала его, и свято верила, что он был дан ей богами. ;   

   Обо всех этих событиях Мириам поведала пятнадцатилетней Иситнофрет. Кормилица решила, что её «лилия»  уже вполне повзрослела, что бы понять, наконец-то, что связывало дочь рабыни с принцем крови, и почему кормилица дочери дворцового смотрителя оказалась кровной сестрой принца, сына дочери фараона. По существу, всё это сложное сплетение семейных связей оказалось делом рук маленькой, но очень смышлёной израильтянской девочки, которая оказалась в правильном месте в правильное время, и правильно распорядилась своим положением. Позднее, как дочь кормилицы принца, Мириам постоянно бывала во дворце, навещая мать. Вся челядь во дворце знала её с детства. Тем более, когда произошла трагедия с её новорождённым сыном, он родился мёртвым, об этом знала половина прислуги дворца. Поэтому отцу Иситнофрет удалось так быстро найти кормилицу для своей новорождённой малышки.

  *Таурт: в древнеегипетской мифологии богиня-покровительница рождения, беременных женщин и новорождённых. Изображалась в виде стоящей самки гиппопотама или крокодила с львиными ногами.
  *Хесат: имя божественной коровы в египетской мифологии.
  *Менхит: богиня-львица с функциями охраны, защиты и отчасти плодородия.
   *Урей: принадлежность царского убора фараонов, представлявшая собой крепившееся на лбу вертикальное, изображение богини-кобры Уаджит;
   *Систр: один из самых известных египетских инструментов, использовался в религиозных процессиях и имел символическое значение.
   *Мут: (собственно «мать») — древнеегипетская богиня, царица неба, богиня-мать и покровительница материнства.
   *Себек: древнеегипетский бог воды и разлива Нила, изображавшийся с головой крокодила; считается, что он отпугивает силы тьмы и является защитником богов и людей.
   *Амон: древнеегипетский бог Солнца, царь богов и покровитель власти фараонов.
   *Атум: бог первотворения в древнеегипетской мифологии. Он символизировал первоначальное и вечное единство всего сущего.


                Глава 4               

    Иситнофрет не выдержала и поделилась своим сокровищем, своей тайной первой любви с кормилицей. Она очень удивилась реакции той, которая была с ней всю жизнь. Точнее ни какой бурной реакции не последовало. Женщина мягко улыбнулась и ничего так и не сказала. Иситнофрет рассчитывала, что услышит, либо восторженные всхлипывания, либо надоедливые нотации. Но ни того, ни другого не последовало. Мириам как-то ускользнула от этой темы, перейдя плавно в другую.   
    "Всё-таки странные они какие-то эти израильтяне: скрытничают, недоговаривают, всегда себе на уме, и вечно молятся этому своему единственному богу, как там его? Ядова? Ихода?* А, кто сможет выговорить эти странные семитские имена. И как это у них может быть один бог? Как он может справляться со всеми обязанностями, с которыми даже весь сонм египетских богов не всегда успевает управиться? Какой-то он у них странный: позволил им стать рабами, да ещё на своей земле не оставил. Нет, наши боги куда лучше. Все же они не такие взбалмошные. Да, может они и требуют жертв, но они же и защищают, и помогают. Исида всегда была добра ко мне и всегда покровительствовала. Вот и теперь именно богиня-мать вложила эти чувства в сердце, и это приносит радость и придаёт сил. Пусть израильский бог тешится своей властью над этими бедными людьми, но Исида и Хатхор сильнее его и мудрее." - Так рассуждала пятнадцатилетняя Иситнофрет, кстати, совершенно позабыв в этот момент о той любви, которую дарила ей эта израильская женщина, и что принц Моисей, её драгоценный принц, тоже оказался из того же народа, она тоже, как-то не учла этот факт. Ах молодость, молодость, молодость! Кипит и не думает о последствиях, которые приносят слова - она всегда права и всегда всё лучше знает, всегда скора на суждение и не спешит с осмысливанием. У одних со временем это постепенно перерастает в подлость, а у других  атрофируется и жизненный опыт заставляет задуматься над многим. Вот и у Иситнофрет пришёл тот самый момент,  когда начался этот процесс: либо её маленькая планета столкнётся с огромным метеоритом, и она изменит свою орбиту в огромном холодном космосе полном горечи, страха и одиночества. Либо же метеоритный дождь судьбы принесёт новые элементы на поверхность этой планеты и обогатит её опытом. И вот метеорит судьбы не заставил себя долго ждать. От этого столкновения её маленький мир разлетелся на мелкие куски и газовое облако боли, горечи, озлобления и непрощения заполнило всё её пространство.   

   Это был день первого дождя после столь сухого и жаркого лета. Климат в Египте уже давно не был столь мягким как прежде, и дождь воспринимался людьми, как подарок богов. Даже праздники устраивались в честь богини влаги Тефнут*. И, естественно, превозносилась богиня пива Менкет чрезмерными возлияниями. Так было и в этот раз. Весь город пришёл в движение. Люди танцевали под струями дождя. Перед капищами Тефтун собирались толпы подвыпивших горожан и восхваляли богиню песнопениями. Во дворце так же ни кто не отставал от народа.         
      Принц Мернептах возжелал поехать вместе с Моисеем покататься под дождём на колеснице. Царевич Мернептах - тринадцатый сын Рамзеса, детина двадцати восьми лет. Они дружили с Моисеем ещё со второго нубийского похода, не смотря на двенадцать лет разницы в возрасте. Изрядно повеселевший и почти уже не соображающий куда ведёт коней, Мернептах направил свою двойку далеко за город, несмотря на бурные возражения не настолько повеселевшего Моисея. Кони их принесли на постройку храмового комплекса отца. Там по прежнему кипела работа. Огромные глыбы поднимались измождёнными рабами на очередную высоту постройки. Дождь хлестал камень, трапы, верёвки и обнажённые спины.  Всё было скользким и грозило сорваться каждую минуту. Принцы остановили коней. Моисей, видя, что их занесло не туда попросил Мернептаха поехать обратно. Но тот, то ли от излишка возлияний, то ли от природной взбалмошности, выскочил из колесницы и стал карабкаться на близлежащий огромный каменный блок. Глыба была скользкой и не сдавала свои позиции. Раза три попытка преодолеть вершину закончилась позорным падением. От злости и досады, что рабы видели его падающим и одежда совершенно измазалась грязью, Мернептах начал искать жертву на ком бы сорвать своё зло. Далеко ходить не пришлось. В этот момент на нижнем трапе произошла небольшая заминка: один из рабов поскользнулся, упал и выпустил огромный канат из рук. Это повлекло за собой падение ещё нескольких человек. Во избежания катастрофы, поднятие блока было приостановлено, его опустили обратно на землю. Раба виновника инцидента один из стражников выволок на площадку и стал неистово хлестать плёткой. Перекинув своё внимание на эту суматоху  Мернептах  подскочил к месту происшествия и стал подстрекать стражника, "что бы тот не жалел плётки для этого ленивца". Он скакал вприпрыжку вокруг этой безобразной сцены и во всё горло орал, что бы перекричать дождь и визг плётки. Моисей, наконец-то, нашёл охранника не столь занятого инцидентом, оставил на него колесницу и помчался к месту происшествия. Мернептах чувствовал себя как на петушиных боях, ему разгоняла кровь картина, которую он лицезрел. Моисей подбежал к нему и стал тащить в сторону колесницы. Мернептах, видимо, от того, что столь бурное поведение разогнало чудодейственное воздействие пития и тело сдало позиции, как то сразу обмяк, и Моисею пришлось его просто волочить до колесницы. Моисей посадил Мернептаха в колесницу и тот сразу же затих и уснул, завалившись на бок. Совершенно протрезвевший Моисей вдруг обнаружил, что оставил свой возничий хлыст там, откуда он волок Мернептаха. Он решил вернуться на место происшествия. Охранник всё ещё издевался над бедным рабом. Даже толпа разошлась, им не хотелось больше развлечений в виде истязания собрата, да ещё и так долго. Сам охранник уже устал, но какая то животная жажда отыграться на слабейшем заставляла его снова и снова поднимать свою руку с хлыстом. Как заведённый он не мог остановиться. Раб уже был без сознания. Моисей же с ужасом обнаружил, что это был не кто иной, как его племянник Еххуда сын его брата Аарона. (Конечно же он знал от своей "кормилицы" о своём истинном происхождении и существовании своей еврейской семьи. И, конечно же знал их каждого, и с ними у него были тесные взаимоотношения). Кровь прилила к голове. Потеряв контроль над собой, он подскочил к стражнику и неистово огрел его своим тяжёлым кулаком по голове. Но в тот момент, охранник повернул голову, стараясь понять кто к нему приблизился, и удар пришёлся прямо в висок. Бедолага не смог даже вскрикнуть, тут же рухнул бездыханным - жизнь его оставила во мгновении ока. Моисей вовсе не хотел убивать кого либо. Он всего лишь пытался остановить насилие. Но Бог распорядился иначе. Он убил  египтянина. И не просто египтянина, а в эту секунду когда охранник повернул к Моисею лицо, последний узнал в нём брата Иситнофрет. Но рука уже была занесена и удар был неизбежен. Доля секунды изменила всё. Первой его реакцией была оторопь. Он не сразу понял что произошло. Он подумал, что Атумхех просто без сознания, подошёл к лежащему и обнаружил, что тот не дышит. Последовал весь спектр эмоций приводящих человека к страху: от недоумения к осмыслению величины трагедии; от осмысления к чувству вины; от самобичевания к пониманию ответственности, от страха перед законом к страху за собственную жизнь. Цепь замкнулась на инстинкте самосохранения. Первой и единственной мыслью было избавиться от доказательства своего преступления. Он даже не задумался о том, что его племянник нуждается в помощи. Что-то надломилось в нём в эту минуту, и сильный , видавший виды, блистательный полководец, встречающийся со смертью почти каждый день на поле сражения, превратился в испуганного лиса заметающего следы. Он знал законы прекрасно, и знал, что убийство египтянина карается смертью. Инстинктивно он посмотрел по сторонам, понял, что почти ни кого не было сейчас на этом месте. Вроде бы ни кто из рабов и надсмотрщиков не обращает внимания, они все вернулись к работе.  Дождь и, спустившаяся тьма стыдливо прикрыли этот позор любимца фараона. Он кое-как доволок тело Атумхеха до горы песка, который был свален здесь и дожидался своей очереди быть смешанным в специальный раствор, который соединяет плиты друг с другом. Это было единственное место, которое было прикрыто специальным огромным навесом. Песок не намок, и Моисею, хоть и с большим трудом, но всё-таки удалось, закопать тело.  Он рыдал и разрывал песок руками. Он думал о том, как же это случилось. Почему всё это произошло? Почему это оказался брат его маленькой Иситнофрет? Почему пострадал его племянник? Как признаться Иситнофрет? Что предпримет Рамзес? Моисей знал, что его отец непреклонен в отношении закона. Он деспотичен и жесток. Он не посмотрит, что Моисей его сын. Тем более, что и отец, и сын знали, что их родство только лишь номинальное. Рамзес не был бы собой если бы не последовал предписанию закона, а он жестоко карает тех, кто повинен в убийстве египтянина. Чем больше об этом думал Моисей, тем ужаснее и невыносимее становились его тоска и страх. Закапывая тело Атумхеха, он не заметил, что неподалёку стояла пара Израильтян и молча следила за его конвульсивными действиями. Видимо они возвращались домой с работ и, проходя обычной дорогой обнаружили странного человека роющегося в песочной куче. К тому времени дождь уже прошёл, и  приблизившись, они узнали принца.  Их факелы охватили эту странную сцену. Принца не трудно было узнать, и по одежде, и по крупной золотой пластине на груди, знаку принадлежности к царскому дому. И, к несчастью Моисея, к тому времени он ещё не полностью закопал тело Атумхеха. Эти люди слишком хорошо знали охранника, который обычно не был любезен с ними. Они не стали стоять там долго, дабы самим не привлечь к себе внимания и не нажить себе очередную проблему. Моисей так был увлечён своими погребальными работами, что даже не обратил внимание на факельный огонь, который осветил его скорбный труд на короткое время. Он не заметил свидетелей своего преступления, которое так старался скрыть. Наконец, кое-как зарыв тело в песке, он устремился проверить как там его племянник. Но того уже не было на месте избиения. То ли собратья, наконец освободившись от работ, подняли его избитого, без сознания оттащили куда то, либо же он сам очнулся и поплёлся окровавленный домой. Моисей не стал долго размышлять на эту тему, он кинулся к своей колеснице, там поджидала его ещё одна проблема - спящий Мернептах. Теперь надо как-то изловчиться и доставить его во дворец на двухколёсной колеснице, предназначенной для двух стоячих человек. Он передвинул брата в глубь челночка колесницы. Пространство было, прямо сказать, не велико. Самому пришлось стоять почти на одной ноге и управлять конями. Мернептах, как будто понимая, что ситуация требует его уменьшения в пространстве, мирно посапывая, свернулся калачиком и продолжал сладко спать. Тем самым хоть немного облегчив жизнь своему брату. Моисей пустил коней лёгкой рысцой и только далеко за полночь вернулся во дворец. Поручив Мернептаха слугам, он влетел в свои покои, забился в угол и прорыдал полночи. Он так и уснул, съёжившись в углу.             

    Утро не принесло облегчения. Очнувшись от своего полу-обморока, полу-сна, принц Моисей ни как не мог найти себе место в своих покоях. Как загнанный в ловушку зверь он метался по комнате, не находя себе успокоения. Пришла мама Меритамон. Он старался как мог скрыть свои метания. Он не слышал, что она спрашивала и о чём рассказывала. Он невпопад отвечал ей. Мать почувствовала беспокойство сына, попробовала его расспросить, но он что-то пробубнил ей о головной боли, прекрасно понимая, что она этим не удовлетворится. Она пригрозила ему, что сейчас вызовет лекаря. Он противостал этой идее с мнимым похмельем после вчерашнего. Она велела принести ему лимонный сок разбавленный водой. Он мучительно выпил, сделал вид, что ему стало лучше и постарался спровадить мать под предлогом множества дел, естественно, не уточняя каких. Вполне осознавая, что её мальчик уже давно вырос, мама Меритамон из уважения к его зрелым годам не стала больше вдаваться в подробности, и поникшая, удалилась. С тяжёлым сердцем она поплелась в храм бога Туту*- защитника. Она сама даже не понимала почему она молилась о его защите. Тяжёлый камень лёг на её душу. Мать всегда болеет душой за сына, и не важно сколько ему лет четыре или сорок. Она всегда в тревоге за него.
     Моисей, как в бреду, не разбирая дороги, поплёлся прочь из дворца. Если бы он только мог знать, когда он вернётся туда. Он каким то образом очутился на ярмарочной площади. Там - как всегда суета и толчея. Потеряться в толпе-бывает иногда полезным, что бы побыть одному. Толпа поглотила его, но не смогла спрятать его от самого себя. Душа и сердце принца разрывались. Тяжеленной плитой от пирамиды страх и вина придавили, некогда свободный, дух названного сына жены фараона. Моисей знал: узнай об этом Рамзес - ни титул принца, ни военные заслуги, ни слёзы дочери-жены не остановят его свершить правосудие. А это - либо смерть, либо пожизненный данджин* или работы на постройках вместе с рабами. Принц знал всё. На его глазах таким образом погиб один из его лучших друзей, его брат, семнадцатый сын Фараона его мать была нубийская принцесса. Он был одним из соратников Моисея в армии фараона, отчаянный воин, ни когда не стоял перед выбором страх или смерть - вечно лез в самое пекло. Но вот когда в случайной армейской потасовке: солдаты были недовольны одним из офицеров и решили его проучить, принц вступился за офицера и ранил одного из солдат. Через пару дней раненый умер, а принца сам же отец засудил на вечные работы на строительстве своего храма в Абу-Симбел в Нубии, откуда родом была его мать. Ни слёзы матери, ни слёзы жены принца и его двоих детей не помогли. Он был отправлен туда, и через пару лет пришло известие что его больше нет: огромная каменная глыба, которую подготавливали для новой статуи фараона, сорвалась и придавила нескольких человек, он был одним из них. Смерть его нашла не в бою и с честью, но в посрамлении и забвении.   
     Лицо брата сейчас постоянно стояло перед глазами Моисея. Он знал, что его может постигнуть что-то похожее. С понурой головой продирался он сквозь толпу зазывал, кликуш, торговцев и зевак. Одна странная сцена вдруг привлекла его рассеянное внимание. Люди столпились около одной лавки, плотным кричащим кольцом окружив кого-то. Моисей, очнувшись от своего забытья, подошёл и увидел двоих Израильтян почти дерущихся, а остальные зеваки окружили их, как на петушиных боях. Люди всегда легки на подъём, когда касается развлечений и мордобоя.
- Что они не поделили и о чём все спорят? - спросил он у близстоящего человека. Тот узнал по одежде принца крови и с почтением и поклоном ответил ему, что те двое не поделили какой-то товар, и один обвинил другого, что тот украл у него покупку. Вот все и собрались тут, что бы выявить виновного, кто кого обманул. Страсти накалялись и вдруг один ринулся на другого. Завязалась драка не на шутку. Моисей по своей армейской привычке вторгся в самый центр сражения, подскочив он попытался разнять петухов. Получив, как следует в челюсть, он не успокоился на этом.  Всё ещё пытаясь усмирить обоих, он выкрикнул:
- Еврей, зачем ты бьёшь ближнего своего?!
И вдруг один из них неожиданно остановился и уставился на принца и его золотую табличку на груди. Прищурив глаз, ещё тяжело дыша от пыла сражения, он харкнул кровью и с наглостью ответил:
 - А ты что судья над нами или начальник? Кто тебя поставил? Не ты ли вчера  нашего стражника прибил, и закопал его в песок, может тебя на его место поставили? Что, принцем прикинулся а сам египтянина убил?! Я сам вчера видел, как ты его в строительный песок зарывал! Может и меня сейчас убить надумал, как того злыдня? Он может и поганцем был, но тебе он ничего не сделал. Папаша тебе этого не простит!
   Моисей как ошпаренный вырвался из толпы, крики еврея ещё доносились через кольцо тел, окружающих происшествие, но он уже не понимал и не слышал, что тот орал. Животный страх гнал его на окраину города.   
     Тем временем на строительстве пирамид обнаружили тело Атумхеха. Понадобилась новая партия песка для замеса и сухой, сыпучий свидетель преступления, открыл всю тайну миру. В казармах Атумхеха ещё не хватились, его черёд был в ночи, и обычно после ночной службы стражники часто уходили утром домой. Когда тело обнаружили, поднялась большая суматоха. Начальник стражи приказал найти убийцу. Рабы подверглись давольно-таки жёсткому опросу, и вот один под градом плёточного огня проорал:
- Не ищите убийцу среди нас, вчера двое принцев приезжали сюда! Один из них был пьян, а другой может тоже, но он попытался защитить одного из нас, когда этот стражник стал его наказывать! Что было потом я не знаю, нас погнали назад на работу! 
     Начальник стражи немедленно послал гонцов во дворец узнать кто из принцев вчера выходил из дворца. Конечно же, этот вопрос задавался каждому дворцовому служащему. Таким образом новость достигла ушей дворцового смотрителя Тримидата. Сначала он не мог сопоставить факты, он ещё не понял кто погиб, и не знал кто убийца. Расследование смыкалось кольцом огня вокруг принца Моисея. Опросили Мернептаха, тот от вчерашнего возлияния валялся хворый у себя в покоях и не мог припомнить и минуты вчерашней ночи. Сначала подумали на него. Мол: в забытьи и горячности мог натворить что угодно. Уж дворцовым были известны вспыльчивость и заносчивость принца. Тем более, что в фараоны ему пробиться была не судьба, вот он и жил пока живётся и не задумывался особо о субординации. Но стража подтвердила, что его поздно ночью привёз принц Моисей в беспамятстве. Стали искать Принца Моисея. Дело повисло в воздухе. Но вдруг с рынка пришла новость о заварухе, которую устроили израильтяне, и каким-то образом там был замешан принц. Стали расспрашивать как  может принц быть причастен к этой потасовке. Выяснилось, что один из израильтян обвинял его в убийстве египтянина. Он так орал, что толпа разнесла эту весть по закоулкам города. Круг замкнулся.
     Великому и Вечному Правителю обоих Нилов верхнего и нижнего, Сильному Правдою Ра  Фараону Рамзесу Второму доложили о том что расследование об убийстве египетского стражника привело к его сыну принцу Моисею. Осерчал Вечный, раскидал золотые подставки с масленными лампадами вокруг трона, когда вскочил с него, услышав весть о случившемся. В гневе хлестанул раба с опахалом, стоящего неподалёку от трона. Бедняга даже заслониться не успел, как царская плетка благословила его широченным красным, всё больше опухающим рубцом на всё лицо. Фараон необуздан в гневе.
    Летит первый приказ: «найти, привести, и обезглавить!» Отцовские чувства в счёт не идут, когда касается закона. Победы и достоинства сына забыты. Испепеляющий гнев прожёг огромную дыру в сердце отца, именно там где должно быть место для любви и милосердия. 
     Не смотря на то, что поиском мятежного принца занимался целый отряд дворцовой стражи и специально обученных шпионов по всему городу, было уже поздно, он был далеко. Не раздумывая, прямо с рыночной площади, в том в чём был, без каких либо приготовлений и припасов, Моисей устремился к окраинам города. Расчитывать на помощь израильской семьи не приходилось. Видимо весть о его падении их уже настигла. Они не смогли и не успели бы чем-либо помочь ему, ищейки пришли бы к ним первым, там бы его и схватили. Моисей был один: чувство горькое и давящее. Плана не было, и голова гудела от напряжения и безисходности. Ему повезло, в придорожной харчевне у окраины города он услышал разговор двух погонщиков о том, что этой ночью отходит караван идущий по Великому Аравийскому пути в землю Медианитян. План созрел. 
    Во дворце шла интенсивная работа по поимке беглеца. Приказы летели со скоростью стрелы: перекрыть ворота, расставить посты, усилить наряд стражи, опросить всех, кто был близок с принцем, наказать тех, кто просмотрел и не предотвратил преступление. Огромная государственная машина всеми своими шестерёнками заработала. Мятежнику не скрыться!


  *Иегова: имя бога Израильтян. В переводе с древне арамейского означает « Я есмь»
  *Тефнут: в египетской мифологии богиня влаги. Её земное воплощение — львица. Центр культа Тефнут — Гелиополь.
  *Туту был утверждён как «обеспечивающий защиту от демонов», «продлевающий жизнь» и «защищающий людей от мира мёртвых».
  *Менкет: богиня пива и покровительница пивоварения. Изображалась как женщина с пивными кувшинами в руках. Пиво играло важную роль в жизни древних египтян. Это был напиток, который потребляли для получения удовольствия от опьянения, использовали в религиозных ритуалах, а также в медицинских целях (анестезия).
  * Данджин: тюрьма

               
 Глава 5

    Когда весть о смерти Атумхеха достигла дверей обитания дворцового смотрителя, оба и отец и дочь не могли поверить в это. Слишком неожиданно и чудовищно было известие. Но весть постепенно укоренилась, и трагедия получила новый виток. Сердце Тримидата не выдержало, и его постиг сердечный удар. Врачеватель сделал всё что мог, отец в последствии чуть оправился, но сил на управление таким огромным хозяйством у него больше не было, и он оставил пост смотрителя дворца.      Иситнофрет сразу повзрослела. Её трагедия была необозрима: в один день потерять горячо любимого и близкого брата и узнать, что его убийцей явился, столь любимый и боготворимый ею человек. Страх потерять и отца, преследовал её даже во сне. Глубочайшее разочарование, неиссякаемый поток скорби и сердечной боли стали повседневной реальностью для неё.  Боль, боль и боль - ничего больше. Её сердце было испепелено огнём гнева и непрощения. Откуда-то появилась циничность и равнодушие. Брата больше нет и не будет, и как осознать это? Лучше спрятаться в ракушку озлобления, так уж, по крайней мере, ни кто не сможет подойти ближе и ранить ещё больше. А тот, которому открылось сердце, канул в неизвестность. Известия, что он был пойман не  было. Значит, наверняка присоединился к одному из караванов, идущих по Великому Аравийскому Пути, когда выбрался из города. А там уж затеряться и пропасть - дело обычное: либо сгинешь в песках, либо караванщики с лёгкостью тебя, продадут в рабство, и оттуда уж не выбраться, будь ты принц или бродяга безимянный.   
    То, что родилось таким прекрасным цветком в душе, превратилось в бесконечную пытку. Сердце Иситнофрет перестало что либо чувствовать, оно онемело от боли. Только благодаря Исиде, она не сошла сума. Иситнофрет верила и чувствовала, что богиня по прежнему благоволит ей. А иначе как? Мириам - единственная, кто остался у неё, но  даже любовь и самоотдача кормилицы не могли утешить. Отец ушёл в глубочайшее уныние, полностью отошёл от дел и постоянно пропадал в храме Осириса*, умоляя бога принять его в своё царство мёртвых. Иситнофрет даже стала на него обижаться, потому что считала, что когда Анубис забрал Атумхеха, отец забыл о том, что у него есть ещё и дочь, которая жива и ждёт его, отцовского участия. Ей очень не хватало отца.   
    Так в одну ночь было разрушено столько жизней. Вот тогда она стала посещать храм Исиды каждый день. Ей казалось, что богиня не будет защищать её если она пропустит хотя бы один день. Там она заметила девочку-жрицу, которая была  в начальной стадии жреческого обучения. Иситнофрет удивилась, что раньше не замечала её в храме, хотя ходила туда почти каждую неделю до трагедии. Однажды она набралась смелости и подошла к служке, когда та меняла священное масло в лампаде.
- Я так часто приходила сюда раньше, но не замечала тебя до сих пор. Кто ты?
— Моё имя Бентришур. И ты права принцесса…
— Я не принцесса, просто живу во дворце, мой отец был смотрителем покоев.
- Прости меня я пока плохо разбираюсь в иерархии. И ты права, дочь смотрителя, я была привезена в Пи-Рамсес из Мемфиса. Мне говорили, что я там родилась…
- Как так - говорили, а твои родители разве не от туда?
- Меня нашли на ступенях храма богини Нут, и жрицы вырастили меня. А когда я немного повзрослела, они отправили меня в этот храм, говоря, что Нут велела им.
- Меня зовут Иситнофрет, у меня тоже нет матери, я только что потеряла брата и отец почти одной ногой на дороге в царство мёртвых.
- Твоя история печальна, о, дочь смотрителя. А что постигло твоего брата?
- Он был убит.
- Кто посмел поднять руку на египтянина, да ещё и в мирное время?
- Тот, кто был очень дорог сердцу моему, его я тоже потеряла.
- Его казнили?
- Нет он убежал, похоже. Известия о его поимке не было оглашено, значит он смог скрыться.
- Жив.
- Вероятно, но мне его не дождаться. Его отец непременно его убьёт, если он появится, а значит он не вернётся.
- Он так его ненавидит?
- Нет, но он очень предан закону, и никогда не позволит его нарушить.
- Даже сына родного не пощадит?
- Уже не пощадил. Это он отдал приказ о розыске и казни того, кто мне так дорог.
- А-а, видно его отец очень богат и знатен раз имеет власть отдавать такие приказы.
- Он имеет всю власть в этой земле.
- Несчастная, так твой возлюбленный был принцем крови?!
- Он и остаётся таковым, а ты не смейся надо мной!
- Я сочувствую, а не смеюсь.
- Мне уже всё равно кем он был, его уже нет, и я устала от боли. Поэтому каждый день я здесь. Исида - моя поддержка, иначе бы я очень скоро последовала за братом, от своей собственной руки.
- Не открывай свои уста, если хочешь сказать что-то против себя! Думай о будущем, его папирус ещё не раскручен.
- Слишком много боли…
- Переживёшь. Вода в реке утекает и её поток не возвращается к тем же берегам, и твоё горе смоет эта же вода.
- Откуда в тебе столько мудрости ты так молода?
- Исида знает кого выбирает.
- Да будет она прославлена в веках.
- Приходи завтра, я дам тебе снадобье, и оно постепенно восстановит твой воспалённый рассудок.
- Я каждый день здесь, завтрашний день не исключение. Спасибо за то что твоё сердце откликнулось.
- Эй, разве мы можем знать, что богиня нам уготовила и зачем нас сводит? У неё свои интересы и нам не дано постичь всю глубину её замыслов. Очнись, принцесса от своего забытья, тебе послана помощь.
- Я не принцесса…
- А я не жрица Исиды.
- Я не понь…
- Ступай к жертвеннику, богиня тебя заждалась.
    Столь неожиданное и странное знакомство взбудоражило дух «принцессы».  Она ни как не могла понять о чём так таинственно, с небольшой лукавинкой говорила юная Бентришур. Весь следующий день Иситнофрет провела вместе с Бентришур. Эликсир оказался на удивление не слишком противным, как обычно бывают лекарства. На вопрос из чего он приготовлен, Бентришур, прищурясь на один глаз, лукаво известила: «маги своих секретов не раскрывают». Куда бы не следовала Бентришур исполняя свои обязанности по храму, Иситнофрет тянулась за ней хвостом. Она вдруг почувствовала абсолютную необходимость присутствия этой девочки в своей жизни. Некая нить протянулась между ними. Две обездоленные жизни переплелись.
     Теперь ежедневное посещение храма наполнилось двойным благословением: встреча с богиней и дружба юной жрицы. Иситнофрет тянуло к Бентришур. У неё ещё никогда не было близкой подруги, да и вообще друзей. Единственный близкий человек - Мириам, но она - няня и с ней многим не поделишься, хотя девочка всегда чувствовала её материнскую любовь и только ей доверяла. Во дворце не могло быть и речи обзаводиться дружескими отношениями с принцами или принцессами: субординация всегда стояла выше личных взаимоотношений. Даже в детстве, когда они были ещё совсем маленькие и играли вместе, у каждого были няньки, они ни когда не были одни и не могли играть как обычные дети - от души. Принцы и принцессы всегда побеждали и всегда их уводили няни. Взаимоотношения - это проблема при дворе. Власть не допускает душевной близости. Дети власти подвержены постоянному давлению этикета, правил и традиций двора, загоняющих их души в саркофаг неприступности, гордости, самодовольства и равнодушия. Все эти гири тянут бедную душу глубоко в могилу, крылья её либо атрофируются, либо вообще остаются в состоянии рудимента.
    Дружба, зародившаяся в жизни Иситнофрет, дала ей новое дыхание, что бы жить. Она знала, что это была милость богини. Бентришур казалась ей очень умной и полной жизни. Она всегда умела подшутить, разогнать уныние и ободрить. Но порой Иситнофрет не всегда могла понять её речей. Она имела особенность говорить полунамёками и недомолвками, тем самым окружая себя неким ореолом таинственности. «Принцессе» казалось, что её подруга знает всё на свете и даже больше, что ей доступны тайны богов, и она может управлять будущим. По крайней мере такое впечатление производила юная жрица всеми своими недомолвками и лукавинками. Прозвище «принцесса» закрепилось за дочерью бывшего смотрителя покоев. И частенько, когда Бентришур звала её так, она бросала многозначительные взгляды, о значении которых Иситнофрет ни как не могла понять. 
     Прошло около года после их знакомства. Иситнофрет по обычаю пришла в храм, воздала почести богине и пошла искать подругу. Та была занята подготовкой жертвоприношений в задних комнатах храма и не сразу заметила Исетнофрет, которая только вошла в комнату. Вдруг Бентришур остановилась и как бы застыла на минуту, её глаза были сфокусированы на одной точке. Иситнофрет не посмела даже шелохнуться, она вдруг поняла, что её подруга сейчас общается с богиней. А иначе, что могло вот так властно остановить человека по средине дела, которое он делал? Внезапно Бентришур глубоко вздохнула и очнулась от своего забытья. Не видя подруги, она произнесла:- «да, принцесса, я то знаю». Иситнофрет была ошеломлена увиденным. Она не могла сдвинуться с места, даже затаила дыхание. Вдруг Бентришур повернулась прямо в её сторону:
- Слава богине! Ты пришла уже. 
- Я только что вошла, как ты узнала, что я здесь, на этом месте стою?
- Я всегда знаю где ты. У меня есть особый глаз, который тебя видит, где бы ты не находилась - опять весёлая лукавинка в глазах.
- Тебе везёт, Исида тебя наградила своим общением, поэтому ты всё знаешь.
- А ты что думаешь, что Исида забыла про тебя?
- Но мне-то она ни чего не говорит. А вот ты…
- Когда надо скажет.
- А как услышать? Я такая глухая!..
- Услышишь. Это не твоя забота. Богиня знает, как разговаривать с такими глухарями как ты. - и опять этот многозначительный взгляд.


*Осирис: главный бог загробного мира, его царь. Один из самых важных богов в египетском пантеоне божеств.