Гришино сафари часть 1

   

   Рано утром, когда ещё в вагончике раздавался богатырский храп его обитателей, Гриша проснулся с тяжёлой от вчерашнего застолья, головой. В вагончике стоял сизый туман из густого сивушного перегара. Недельный запах пота от портянок, лежавших на сапогах и спящих на двухэтажных нарах шести здоровых мужиков, сгущал краски застоявшегося воздуха в вагончике. Киевский бизнесмен-неудачник потянулся, зевнул и слез со второго этажа нар. Намотал портянки, сунул ноги в сапоги и вышел по нужде как был; - в сапогах, трусах и майке.

   Отойдя от вагончика на десяток шагов, с блаженством, освободил свой мочевой пузырь. Организм избавившись от излишков и выпустив с лёгких стойкое, ночное амбре переполненного помещения, заработал в обыденном режиме. Лёгкие, наполнившись свежим таёжным воздухом, задышали полной грудью, на душе стало веселей. Тихое июньское, солнечное утро пробудило мелких пичуг и лес наполнился их разноголосыми трелями. На часах у него было пятнадцать минут шестого.

   Над небольшой, лесной речкой обрамлённой осотом, извивающейся меж деревьев и уходящей в таёжную даль, медленно рассеивался ночной туман. Тёмные воды таёжной речки, закручиваясь на бурунах, с весёлым журчанием уходили вглубь тайги. Там, оторвавшись от горизонта, поднималось солнышко. По глади воды расходились круги жирующего хариуса. На берегу речки, опустив свои ветки до самой воды, плакали ивы роняя с листьев в воду, искрящиеся на солнце, алмазы блестевшей всеми цветами радуги прозрачной росы. В десяти шагах стояла невысокая, разлапистая сосна с хитро закрученными природой длинными ветвями, тянущимися к реке. Новичок-сборщик постоял, наслаждаясь утренней прохладой и хотел уже вернуться в вагончик, как взору его открылась такая картина…

   На стволе сосны резвились два красивых полосатых бурундучка, гоняясь друг за другом. Лучи утреннего солнышка играли на их полосатых спинках. Метрах в ста от вагончика, окружённая цветущим багульником и тысячелистником, уходила вдаль, густо усеянная жарками, оранжевая поляна. Среди них желтели цветущие одуванчики и редкие кустики пижмы.

   На полянке возле речки, мирно паслись пять рябых кополух . Три крупных красавца-глухаря, издавая щёлканье кастаньет и скрежет не смазанных колёс телеги, переходят на шипение. Сходятся попарно и задиристо, словно деревенские петухи налетают друг на друга, задрав высоко краснобровые головы. Высоко подпрыгивая стараются сбить противника, отливая на солнце чёрно-зелёным оперением. Бьют соперника крыльями, крепкими когтями и клювом. Рыже коричневые с желтизной глухарки кормятся семенами, листьями и цветами трав. Не пропускают и встречающихся насекомых, кузнечиков, пауков, бабочек, оводов и гусениц косо поглядывая на дерущихся.

   Гриша впервые в жизни увидел такое зрелище. Засмотрелся, но утренний холодок дал о себе знать. Беглый киевский бизнесмен поёжился от утренней прохлады, развернулся и быстро направился в вагончик.

   – Сейчас уж парочку-то этих рябых куриц я точно принесу, будет у нас суп с кополухой и жареная дичь. – Думал Гришка, - Повезёт, так и глухаря подстрелю, если не парочку, за одно и ружьё по живой цели опробую, это вам не по консервным банкам стрелять.

   Заскочил в вагончик. Мирный храп молодых организмов сотрясал застоявшийся воздух в помещении. Никто из спящих не проснулся, досматривая свои сны. Взбудораженный охотник-новобранец тихо достал трясущимися руками своё ружьё и патронташ. Вытащил шесть патронов, затем оглядел вешалку с одеждой, на глаза почему-то попал чей-то плащ защитной раскраски. Быстро сунул патроны в карман плаща, накинул плащ, схватил ружьё и пулей вылетел за двери, боясь, чтоб дичь не разлетелась.

   Стайка глухарей как ни в чём не бывало разгуливала по полянке. Крадясь от дерева к дереву охотник с замиранием сердца приближался к цели. Спокойные самочки, совершенно не обращая на него внимания деловито продолжали набивать свои зобы. Красавцы глухари выясняли отношения возле них, им тоже не было дела до чудного человека без штанов. Расстояние между охотником и беспечными жертвами стремительно сокращалось. Гриша с колотящимся от волнения сердцем подкрался к намеченной жертве на расстояние тридцати шагов. Замер за деревом, медленно снял ружьё и вытащил патрон с кармана, но скользкий патрон выпал с трясущихся рук неумелого охотника. Наступил на сухой сучок и тот с треском разломился под сапогом нарушив гармонию природы.

   Глухари, услышав треск прекратили выяснения, издав шипение, замолкли, напряглись, и хлопая крыльями взлетели словно по команде. За ними последовали и затихшие самочки. Пролетев вдоль речки полторы сотни метров опустились в кустах цветущей голубики и как ни в чём небывало, продолжили своё занятие. Солнце поднимаясь над тайгой разогнало туман над речкой согревая таёжных жителей своим теплом. В отдалении, где-то глубже в тайге раздался призывный зов лосихи.

   Григорий, переломил ружьё, зарядил упавший патрон и с упорством охотника-промысловика продолжил подкрадываться к не дождавшимся его отлетевшим птицам. Подкрался почти на верный выстрел, но тут, почти из-под его ног вылетела стайка не замеченных им, куропаток.

   Громко хлопая крыльями и со свистом разрезая воздух они, мелькая за кустами, устремились прочь от растерявшегося охотника. Пока тот соображал, что делать, стрелять или нет в куропаток, те хлопая крыльями над самой землёй растворились в ближайшем ельнике. Стайка глухарей, учуяв опасность, поднялась на крыло и последовала за предателями куропатками. Гриша с досадой, проклиная куропаток, проследил за полётом глухарей и заметив где они приземлились двинулся им в след.

   – Что там есть-то в тех куропатках, - успокаивал себя «ворошиловский стрелок», - в глухаре, в том мяса кил пять-шесть будет, если не больше, а в этих рябых курицах как в наших бройлерах, не меньше наверно трёх. Ну а в этих куропатках, - он со своей точки зрения предпринимателя «бизнесмена» презрительно посмотрел в след исчезнувшим куропаткам, - всего-то грамм четыреста, - усомнившись в своём предположении, сам себя поправил, - ну пятьсот, не больше.

   Он уже аккуратней стал приближаться к спугнутой глухариной компании. Оглянувшись горе-охотник уже не увидел вагончика, тот скрылся за закрывавшими его деревьями и густыми зарослями берёз и осин. Гришу это нисколько не смутило, внезапно обретённый охотничий азарт гнал его вперёд, увлекая его всё дальше и дальше в глубь тайги.

   Упитанные кополухи в мыслях беспортошного охотника уже жарились на вертеле над костром, шипя капающим на угли жирком. В его воспалённом сознании сами глухари, сваренные и разложенные на части, большой горкой лежали в большой тарелке издавая аромат приготовленной дичины. От таких мыслей у него засосало под ложечкой. Желудок, обманутый такими мыслями, начал добросовестно вырабатывать желудочный сок, предвкушая обильную, здоровую пищу. Гриша, сглотнув слюну, упорно продолжил преследование, не обращая внимания на обрадовавшейся ему как родному, гнусу, облепившего его голые ноги. Злыдни-комары соревновались с мошкой. Полы плаща хлопали по ногам раздражая зудящих кровопийц, от этого они становились ещё злее и настырней.

   Вот на небольшой полянке увлёкшийся преследованием охотник увидел всю стайку кополух и их избранников бородатых красавцев глухарей. Те с бормотанием выписывали круги возле своего гарема. Гриша подошёл на расстояние выстрела, прислонился к сосне для успешного завершения охоты. Взвёл курок, прицелился и начал плавно нажимать на курок.

   В самый ответственный момент круживший над головой зловредный овод, сделав пируэт в воздухе вонзился своим жалом в веко над глазом Гриши. Тот дёрнулся, пытаясь прогнать зловредного кровопийцу, палец резко нажал на курок. Прозвучал выстрел, приклад, не прижатый к плечу от отдачи больно ударил по ключице. Ружьё вылетело с рук, неудачник отлетел за ствол дерева.

   Дробь прошелестев по кустам пронеслась в метре над головами птиц, они закрутили удивлёнными головками. Их избранники дёрнули бородкой, раскрыли клюв и прислушиваясь, замерли на месте с поднятой головой. Хлопнув пару раз красными бровями недовольно забубнили, как старые деды и, захлопав крыльями, взмыли вверх. Крепкие, чёрные крылья со свистом и громким хлопаньем рассекали воздух. Стайка их послушных подруг-избранниц не раздумывая последовала за своими бойцами досматривать исход битвы. Отлетев в глубь леса на безопасное расстояние, они опустились под тремя большими лиственницами.

   Гриша вскочил и потирая ушибленное место со злостью посмотрел на удаляющихся птиц. Раздосадованный охотник, чертыхаясь на овода, зудевшей над головой мелкой мошкары, и проклиная всё на свете, упорно двинулся к лиственницам на ходу заряжая ружьё. Правый глаз медленно начал заплывать, верхнее веко опухая, стало увеличиваться в размере. Ноги чесались от наглых комаров. До лиственниц оставалось метров пятьдесят, когда он увидел гулявших на небольшом пятачке ягеля знакомых ему уже птиц. Кополухи тихо переговаривались меж собой, видно обсуждая своих кавалеров. Те же выясняли свои отношения на спарринге кто же из них круче.

   Увлёкшийся охотник по-пластунски начал медленно приближаться к своим будущим трофеям сокращая расстояние. Возле трухлявого пня когда-то спиленной сосны прилёг, раскинул ноги и как заправский партизан в засаде перед врагом, начал прицеливаться в ближайшую мирно пасущуюся самочку. Прижал приклад покрепче к всё ещё болевшему плечу, и плавно нажал на курок. Выстрел разрезал тишину вековой тайги. Рябая кополушка, раскрыв крылья, перевернулась и забилась на белом ягеле. Остальные птицы не стали ждать, когда Гриша зарядит ружьё и с шумом полетели вглубь леса, лавируя между деревьями.

   Обрадованный стрелок вскочил на ноги и бегом направился к затихшей подстреленной глухарке. До птицы оставалось уже каких-то пять шагов…. Гриша обрадованный удачному выстрелу бросил заряженное ружьё со взведённым курком на землю. Ствол ружья мягко лёг на белоснежный ягель, а приклад резко ударился о небольшой пенёк. Неожиданный выстрел привёл в сознание затихшую на время контуженую птицу. Она вскочила на ноги и волоча одно крыло резво, лавируя между кустов и огибая деревья устремилась в гущу деревьев.

   Растерявшийся охотник опешил от выстрела и наглости «убитой» им рябы-переростка. Пару секунд он стоял как вкопанный, затем схватив ружьё бросился вслед ускользающей добыче. Резвая птица, набирая темп и волоча подбитое крыло убегала от своего бесштанного преследователя с треском ломившегося за ней сквозь кусты.

   В беге на длинные дистанции лидерство держала рябая курица-подранок, Гриша, значительно отставал, ему мешали заросли кустарника, но не терял птицу из вида. Вот птица-спринтер выскочила из кустов на открытое место и расстояние между ними начало сокращаться, но силы у обоих иссякли. Гриша еле дышал, раненая кополушка тоже выбивалась из сил.

   – «Такой марафон нам не нужен», - думал горе-охотник, задыхаясь от бега, сердце его колотилось словно тракторный двигатель. Спина под плащом покрылась потом. - «Когда же ты несчастная курица устанешь, может передохнём?» - с мольбой в голосе обратился он к преследуемой бегунье с препятствиями.

   Та, словно поняв его слова, остановилась спрятавшись за ствол сосны тяжело дыша открытым клювом. Крыло её висело, сердце стучало об рёбра, словно дятел по сухому стволу дерева. Вокруг пели мелкие пичуги, где-то вдалеке куковала кукушка. Глумились над обессиленным охотником озверевшие комары и слепни. Мелкий гнус грыз голые ноги, руки и открытые участки бренного тела. Гриша положил ружьё и лёг на ягель, словно на матрас, зорко следя за затихшей за деревом кополухой. Ноги его гудели, портянки сбились в сапогах, тело почувствовав отдых, расслабилось. Оба спринтера отдыхали.

Отдохнув, Григорий тихонько поправил портянки, достал очередной патрон и вставил в ствол ружья. Отдыхавшая рябая курочка высунула голову из-за ствола, с любопытством наблюдая за соперником по бегу. Дробь смачно вошла в ствол дерева над её головой. Подпрыгнув от неожиданного выстрела возмущённая предательством соперника, контуженная ряба-переросток продолжила забег на длинные дистанции без команды. Затянувшийся марафон снова возобновился….

   А в это время в вагончике потягиваясь и зевая во весь рот просыпались его обитатели. В растопленной печке потрескивали дрова, а на плите уже разогревалась гречневая каша с тушёнкой, чайник с кипятком стоял рядом. Никто не обратил внимания на то, что отсутствует новый сборщик Гриша.

   На участок, где он работал, завезли трактором бочки для живицы и их надо было срочно расставить по всей территории участка. Вчера за ужином он сказал всем, что завтра с утра пораньше пойдёт на свой участок работать, то есть раскатает бочки по участку, который находился в пяти километрах от вагончика. Поэтому никто не обратил внимания на его отсутствие. Проснувшиеся в вагончике даже не заметили его одежду под простынёй вместо подушки, и отсутствие Гришиного ружья.

   Ну а наш охотник продолжал ловить убегавшую от него подранка-кополуху лавирующую по кустам голубики и малинника. Стрелять было невозможно, мешали кусты. Он так увлёкся гонкой с препятствиями, что уже не замечал ни высоко поднявшееся солнце, ни давно исчезнувший из поля зрения вагончик. Комары попрятались в тень, их сменил мелкий и кусучий гнус.

   Подранок-спринтер, прячась за редкие кустики цветущей голубики, выбежала на небольшое болотце, посреди которого обрамлённое очеретом сверкало на солнце маленькое озерцо. Преследующий её Гриша остановился, не решаясь следовать за ней по игравшим под ногами торфяным кочках, покрытых мхом. Кополуха оббежала озерцо и скрылась за кустами ежевики в конце болота.

   Раздосадованный такой развязкой наш охотник чертыхаясь обошёл болото, но раненой птицы ни где не было видно. Подранок как в воду канул, исчез бесследно в чащобе густо переплетённых, высоких кустов ежевики. Он попытался пробраться сквозь кусты, но оцарапавшись об длинные колючки ежевики, отставил эту затею. Решил обойти кусты стороной и вдалеке за деревьями охотник-неудачник увидел, не спеша удаляющуюся лису. В зубах плутовка держала его не пойманную добычу. Линяющая шерсть на лисе висела клочьями. Гриша не ожидавший такой наглости от плутовки лисы вскинул ружьё и почти не целясь выстрелил. Дробь срезала мелкие ветки на молодых осинках в двух метрах от лисы.

   Та остановилась, нисколько не испугавшись выстрела, положила затихшего на веки подранка на ягель. Присела и почесав задней лапой ухо, уставилась на странного охотника. Мол, ты что это тут шумишь, я же тебе ничего не сделала? Забрала добычу и спокойно удалилась восвояси, растворившись в лесной чаще. Гриша от такой лисьей наглости чуть не разрыдался. Столько сил и времени было потрачено и всё в пустую. Он в изнеможении опустился на пенёк, ружьё упало рядом, с глаз охотника неудачника текли слёзы. 

   Солнце уже давно перекатило за полдень. Желудок недовольно урчал, требуя пищи, но в карманах плаща было только два патрона и неполный коробок спичек, оставленный хозяином плаща. Раздосадованный Гриша решил идти обратно к вагончику. Но долгая погоня за подранком закрутила его по тайге так, что он теперь понятия не имел в какой стороне находится речка и тем более спасительный вагончик.

   Отдохнув и перемотав сбившиеся портянки пошёл в обратный путь, уверовав в то, что он правильно выбрал направление. Проходя через ельник увидел небольших, сереньких птиц, перелетавших с ёлки на ёлку. Те перелетев на ветки очередного дерева, прятались в гуще хвои и начинали свистеть. Поняв по рассказам вздымщиков, что это рябчики, решил подстрелить хоть одного из них. Зарядив ружьё, наш замученный, заблудившийся охотник выследил парочку свистящих птиц, подкрался к ним почти под самую ёлку. После удачного выстрела обе птицы замертво упали под ёлку.

   Обрадованный Григорий, не веря своим глазам, подобрал рябчиков, безжизненно лежащих под ёлкой. До сих пор не веря в удачу, осмотрел впервые в жизни добытых им самим птиц. Две рябеньких, красивых птицы величиной с обычного голубя безжизненно лежали на ладони. У одного пол головы было срезано дробью, вторая же птица была убита одной дробинкой в грудь. Сунул добычу в большой карман плаща, посмотрел на оставшийся патрон и решил его пока поберечь.

   С сияющей улыбкой отправился дальше, оставив перелетевших на соседние ёлки остальных рябчиков. Уставшее за день солнце перевалив зенит, медленно опускалось к горизонту, когда заплутавший охотник вышел на вырубленную делянку леса. С делянки тракторами трелёвщиками были собраны только кедры, сосны, лиственница, пихта и ёлки, и вывезены в конец делянки, а там лесовозами на Енисей и железную дорогу.

   Лишённая деревьев большая площадь тайги выглядела как Куликово поле после побоища. Почти все лиственные деревья; - берёзы, клёны, осины, ольха были безжалостно подавлены тракторами и представляли удручающую картину. Ломаные, раздавленные тракторами стволы безжизненно лежали и гнили на большой площади вековой тайги, изувеченной гусеницами трелёвщиков. Бывшая часть тайги, населённая когда-то животными и птицами, теперь больше походила на своеобразное кладбище. Пни и кучи мелких поломанных деревьев напоминали кладбищенские кресты. Сваленные в кучи ветки и подавленные гниющие деревья напоминали могилы. Голосов мелких птиц тут не было слышно. Даже привыкшего к бесхозяйственности, подлогам и бардаку на складах, равнодушного к таким вещам киевского жителя Гришу удручала эта картина.

   На часах у Гриши было двадцать минут девятого, солнце клонилось к закату. Заброшенный в красноярскую тайгу судьбой случая киевлянин был растерян и напуган предстоящей ночью. Раньше он бывал с ночёвкой на рыбалке с местными на Кольском. Но там он никогда не был один, да и ночью там было в июне светло как днём. Здесь же ему было страшно одному в тайге, незнакомая ему тайга, пугающие его звуки наступающей ночи, всё это было непривычно и страшно.

   Возмущённый долгой голодовкой его желудок урчал как трактор и сильно хотелось пить. Заблудившийся горе-охотник решил развести костёр, надрал бересты с поваленной берёзы, собрал кучу веток и зажёг костёр. Устроился возле большой кучи деревьев размолотых гусеницами тракторов и пока разгорался костёр, ощипал обоих рябчиков, и опалил их на уже разгоревшемся огне. Разрезал осколком плоского камня брюшки и вытащил внутренности. Помыл в небольшой лужице свою добычу и насадил обе тушки на ветку.

   Обжарив их на огне, попробовал. Мясо было прожаренным, но жестковатым и не хватало соли. Несолёная дичь была неприятна, но голод требовал своё. Гриша съел сначала грудку, а потом и остатки рябчика, обсосал все косточки и бросил их в костёр. Второго зарумяненного на огне рябчика решил оставить на утро воткнув ветку с ним рядом с костром. Несколько пригоршней чистой воды с глубокой лужи утолили жажду.

   Удивлённый такой поздней и несолёной пище желудок перестал урчать и занялся расследованием своего содержимого. Солнце скрылось за горизонтом. Насобирав на ночь побольше толстых сучьев положил их рядом с костром. Наложил лапника с пихты между деревьев и улёгся на них. Тепло разгоревшегося костра пригревало с одной стороны, но прохлада наступающей ночи чувствовалась с другой и не давала уснуть.

   Комары, и особенно гнус, отогнанные дымом от костра, уже не доставали Гришу. Со страхом прислушиваясь к наступившей ночи заблудившийся охотник сытый, но напуганный неизвестностью завтрашнего дня разлёгся на лапнике. Разгоревшийся костёр грел насытившееся тело, ноги гудели от усталости и чесались от укусов ненасытных комаров. Сапоги и плащ насыщаясь теплом костра приятно грели тело. Портянки сушились, прикрывая голые ноги. Подбросив парочку поломанных трактором стволов потолще и закутавшись плащом, он задремал….

   Вернувшиеся с работы в вагончик вздымщики и сборщики, не увидев киевлянина начали беспокоиться. Нашли его одежду под подушкой, Гришиного ружья и Димкиного плаща не было. Смутно понимая, что он в охотничьем азарте мог просто заблудиться, что не редко бывало с новичками в химлесхозе, решили сообщить в посёлок начальству. Связались по рации с мастером Валерой и объяснили ситуацию. Начальство посовещавшись и матерясь за самовольство и обычную глупость вербованных сборщиков, решило прекратить на завтра работы близлежащих участков, и организовать поиски затерявшегося горе-охотника.

   Гриша же всю ночь крутился на лапнике как уж на сковородке, грея то один, то другой бок от горевших в костре брёвен замирая и прислушиваясь к пугающим его звукам ночной тайги. Звёздное небо и половина растущей луны освещали небольшую часть вырубки. Вот где-то недалеко заухал филин. Потом замолк и затерявшийся горе-охотник увидел плавно и совершенно бесшумно кружившую недалеко большую птицу с широко расставленными крыльями. Филин замер в воздухе и резко опустившись к земле, взмыл вверх с трепыхавшимся в когтях, и заверещавшим словно ребёнок, зайчонком. Пара ударов клювом в голову, зайчонок затих и обвис в когтях улетающего филина.

   Поваленные и торчащие как попало поломанные берёзы и осины создавали жуткую для него картину. Его уставший мозг сквозь дрёму представлял то молча бродившего по делянке медведя, то мерещились лешие и кикиморы. Они вылазили из своих потаённых нор и убежищ в кучах сваленных деревьев и медленно приближались к дремавшему, скорчившемуся от страха и ночной прохлады Грише. Он в испуге открывал глаза и жуткие тени лесных страшилищ исчезали. Так прошла вся ночь….

   В четыре часа утра уже начало светать, а через полчаса над горизонтом начало подниматься солнце. Исчезли ночные страхи, Гриша подкинул дров в догорающий костёр и принялся за горячую тушку рябчика. Мясо было на много мягче и вкуснее, правда не хватало соли. За ночь от близкого огня тушка покрылась хрустящей корочкой и разломленная, парила на утренней прохладе издавая аромат. Доев свой завтрак попил с уже знакомой лужи, словно тот Иванушка из сказки, но козлёночком не стал. Намотал на отдохнувшие ноги высохшие за ночь портянки и сунул ноги в сапоги. Подождав немного, когда солнце пригрело землю и потух раскиданный костёр, решил двинуться дальше.

   Он направился туда, откуда пришёл на вырубку, и даже вышел недалеко от болота, где так нагло и бесцеремонно плутовка лиса присвоила его добычу. Обрадовавшись, что он идёт в правильном обратном направлении, ускорил шаг. К полудню показалась знакомая вырубка, но с противоположной стороны. Получилось так, что он сделал большой круг и пришёл на ту же вырубку. Пройдя немного он наткнулся на свою ночёвку, крупные головёшки костра ещё тлели, превратившись в небольшие угли.

   Гриша сел на пихтовые ветки своего ночного ложе и заплакал. – «Наверно леший меня водит и теперь я так и останусь в этой проклятой тайге.» - Причитал заблудившийся окончательно охотник неудачник, утирая кулаком слёзы, катящиеся по щекам. Гриша со страхом вспомнил слова вздымщика Арсена что от вагончика ближе восьмидесяти километров нет ни каких посёлков, а почти все участки вздымщиков находились на другой стороне речки. Воля и самообладание городского жителя были сломлены, голод усиливал его страхи. Он окончательно потерял веру в то, что он когда-то сможет выбраться к какому-либо жилью, не говоря уже о тёплом вагончике.

   Рядом с ним в ветках пихты что-то зашуршало и между веток показалось и тут же исчезло тёмно-бурое змеиное тело с чёрными зигзагами на спине. Его прошиб пот, и он как ужаленный вскочил на ноги, страх сковал тело.

   – Я же тут спал, - в испуге подумал он, - и как эта гадина меня не ужалила? Выходит, я из-за этой змеюки мог и до утра не дожить, гляди-ка какая здоровая гадина? – разговаривал сам с собой опешивший горе-охотник.

   В трёх шагах от него на ствол растерзанного трактором дерева выползла почти метровая змея, свернулась кольцом греясь на солнышке. Буровато-зеленоватое её тело с чёрным, зигзагообразным рисунком замерло на солнце. Гриша медленно нагнулся и поднял длинный, толстый сук. Подняв его над головой, медленно приблизился к замершей гадюке, та приподняла голову и замерла.

   Удар палкой был такой силы, что змея, словно пружина, скрутилась, завертелась на бревне и упала на землю, позвоночник её был перебит. На спине возле головы, между чёрными зигзагами, зияла большая рана, обнажая мышцы и хребет крупной гадюки. Тело змеи беспомощно двигалось в конвульсиях. Пасть её раскрывалась, обнажая два тонких, острых зуба с кончиков которых стекли несколько капель желтоватого яда. Тонкий, раздвоенный язык гадюки слабо шевелился в её раскрывающейся пасти. Тело змеи скрутилось в кольцо и затихло. Гриша довольный своей победой отбросил палку к собранным в кучу головёшкам помаленьку разгоравшегося костра. Избавившись от опасного соседа, задумался что же делать теперь с так напугавшей его этой змеюкой.

   Вспомнил рассказ припятского вздымщика Володьки в вагончике, накормившего  двух братьев гуцулов со Львова убитой гадюкой. Те косили траву на сено для лошади возчика Бороды рядом с его избушкой. Убили гадюку на поле и подкинули её на крылечко к избушке вздымщика ради прикола. Но тот, придя со своего участка, увидел свёрнутую спиралью змею и, раскусив их злую шутку, сам прикололся над ними.

   Отрубил змее голову и выбросил в речку. Снял шкуру с гадюки, разделал, промыл в протекающей рядом речке и пожарил её. Когда пришли голодные как волки львовские братья, накормил тех их же добычей сказав им, что это только что наловленные налимы. Ну, а так как те и в глаза не видели такой рыбы как налим, приняли его шутку за чистую монету. Проголодавшись на сенокосе и не заметив подвоха, съели почти всю жаренную змеюку с макаронами ещё и нахваливая жаренного «налима». Глядя на братьев, уплетающих за обе щёки «налимов» заинтересовался, - «Неужели действительно эта змеюка такая вкусная» - попросил оставить и ему пару кусочков на пробу, ему понравилось. Но говорить о том, что они ели побоялся, братья были крепкого сложения.

   Вспомнив эту историю Гриша решил и сам попробовать зажарить мясо гадюки на костре. Тем более, что хотелось чем-то заморить червячка, так как недовольный желудок уже намерен был устроить забастовку, а выбирать с имеющейся пищи не приходилось. Аккуратно положил змею на большой, плоский камень и прижал голову палкой. Взял небольшой камень, которым разделывал вчера рябчиков и как первобытный человек, острым краем камня отрезал голову и палкой отбросил к костру.

   Снял чулком шкуру и вытащил внутренности, по брюху гадюки шёл белый, длинный, словно икра у рыбы, кусок жира толщиной с палец. Свернувшаяся трубкой шкура гадюки полетела в костёр за внутренностями, от костра пошёл смрад горелого мяса на половину с запахом горелых перьев. Современный «неандерталец» покрутил гадючий жир в руках и решил, что с жиром куски его добычи будут аппетитней. Порезал длинное тело змеи на куски, промыл всё возле знакомой лужи, в них положил по кусочку жира и разложил на плоских камнях возле огня.

   Через пять минут его жаркое уже пузырясь жирком начало покрываться поджаристой корочкой. Прожарив кусочки со всех сторон, отщипнул маленький кусочек и нерешительно отправил в рот, пожевал хрустя корочкой. Жареные куски напоминали шейку курицы, только мяса на них было побольше, а по вкусу мясо даже превзошло отдающих дичиной рябчиков. Одно плохо, не хватало соли.

   Вместо соли он решил использовать золу. Макал в кучку собранной золы хрустящие кусочки мяса. Странно, но зола давала малость солоноватый вкус. Удивлённый такому открытию, Гриша с удовольствием съел несколько обжаренных кусочков, приправляя их золой вместо соли. Опыт первобытного человека удался. Встал и пошёл за очередным куском «деликатесного» мяса….

   Голова убитой гадюки лежала около часа недалеко от костра. Гриша, проходя мимо её, хотел сапогом откинуть её в костёр. Но та, приподнявшись на обрубке шеи, открыла пасть и извернувшись, вцепилась зубами прямо в сапог. Глаза её, как ему показалось с перепугу, загорелись красным огнём. Внутри у него всё похолодело, ещё не веря увиденному, он остолбенел от ужаса, по спине его побежали мурашки. Боясь, что она прокусила сапог, он палкой скинул ожившую вдруг голову прямо в костёр.

   – Всё! Теперь я точно здесь помру, и никто меня уже не найдёт. И за что мне такая смерть лютая от какой-то паскудной, ползучей гадины? – запричитал он, утирая закапавшие слёзы. – И чего мне в вагончике не сиделось, чего я за этими проклятыми глухарями то попёрся? Тоже мне охотник выискался, зачем я послушал этого чёртового татарина ружьё купить? – со слезами на глазах спрашивал сам себя горе охотник.

   Змеиная голова, корчась в огне и открыв пасть с минуту шевелилась на углях, потом затихла уже на веки медленно жарясь в костре. Через пару минут она исчезла под осыпавшимися на неё головёшками. Бледный и перепуганный Григорий сел на бревно, дрожащими руками стащил сапог, и осмотрел пальцы на ноге. Ни ожидаемой боли, ни ран от зубов не было. Зубы гадины не смогли пробить твёрдый носок сапога, по которому медленно стекали две желтоватых капли яда. Все мурашки со спины медленно сбежали в трусы и там затихли. Мстительная улыбка расплылась по вымазанному в саже лицу несчастного;

   - Что падла, съела!? – дребезжащим фальцетом закричал ликующий Григорий, - Не на того напала! Теперь сгоришь чёртово отродье и следа от тебя не останется. Ты же сдохла? Сдохла же гадина, я же сам видел! Хотела меня с того света достать? А вот на-ка выкуси! – и он показал исчезнувшей в костре голове мокрую от слёз дулю, вымазанную в саже.
Успокоившись, он завернул остатки жаркого в сорванные листья лопухов, найденных неподалёку и положил на своём разделочном камне. Потом недоверчиво посмотрел в костёр и подбросил дровишек.

   Ночь прошла в кошмарах. Как только он начинал дремать, сразу из-под веток и сучьев выползали здоровые, разномастные змеи. Глаза их горели красными углями, они открывали свои пасти из которых высовывалось длинное, чёрное, раздвоенное жало. С белых острых зубов у них стекал на землю жёлтый яд. Капли яда падали на землю, каменные плиты и сучья, прожигая их на сквозь. С образовавшихся дыр шёл белый, едкий дымок. Увидев Гришу, они коварно улыбались ему и загадочно манили его за собой:

   – Пошш-ш-шли с на-а-ми, пошш-ш-шли в наш-ши пещ-щеры, там так ххорош-шо, так с-сыро и прох-хладно, -шипели хищно улыбающиеся змеи, - мы нау-учим тебя ползать, это так пр-риятно. Ты забудеш-шь свет солнца, полюбиш-шь тьму наш-ших пещер. Огромные, немигающие, красные глаза гипнотизировали его.

   Гриша чувствовал, как исчезают его руки, тело покрывается змеиной чешуёй, вместо ног у него рос длинный хвост. Тело его удлинялось, становилось мерзким и холодным. Ему не хотелось ползти за змеями, но его тело, помимо его воли, извиваясь, начинало сползать с нагретых пихтовых веток устремляясь в сырую, неизведанную пустоту.

   Когда первые лучи солнца осветили макушки дальних деревьев, он открыл глаза и все его видения исчезли. Тело несчастного охотника покрылось холодным, липким потом, его мутило, голова его раскалывалась от невыносимой боли. Отошёл от наваленного лапника, наклонился и всё, что он съел вечером, вывалилось из его желудка на землю. Гришу рвало, выворачивая внутренности наружу. Отдышавшись, он подошёл к луже и сполоснув лицо, выпил несколько пригоршней воды. Желудок через минуту выхлестнул воду наружу с остатками пищи. Замученный кошмаром и возмущённым желудком, несчастный прилёг на ветки глядя на набежавшие облака. Те, словно барашки, медленно двигались по лазури неба.

   Уставший от пережитого и кошмарной ночи заблудившийся киевлянин равнодушно провожал их потухшим взглядом. Очищенный от чрезмерной и незнакомой пищи хозяина-экспериментатора желудок успокоился, теперь его тело бил озноб. Слабость, чувствовавшаяся в организме к полудню, прошла, остался только противный запах во рту. Головная боль сверлила мозг как короед умирающее дерево. Гриша, посмотрев на солнце подходящее к зениту, поднялся и шатаясь подошёл к луже.

   Прополоскал рот и помыл горящее жаром лицо. Прохладная, чистая вода немного освежила его. С омерзением посмотрел на завернутое в листья лопухов свое поварское произведение. Повар-экспериментатор оставил своё жаркое на месте, не рискуя ещё раз испытывать свой разбалованный городскими деликатесами разборчивый в пище желудок. Посидел, уставившись опустошённым взглядом на догорающий костёр, равнодушно думая о своих дальнейших поисках хоть какого-нибудь жилья. Подумав, решил идти наугад;

   - Всё равно куда нибудь да приду, или так и сгину в этой дикой тайге. Может там в вагончике уже поняли, что я заблудился и ищут меня!? - мелькнула в воспалённом мозгу искрой надежды здравая мысль, но тут же погасла, - Да кому я там нужен, небось выдрыхались, да и как ни в чём небывало работают себе на своих участках, да вечером брагу жрут. – плаксиво бубнил себе под нос Гриша, перематывая портянки.

   А в это время все работники из вагончика и присоединившиеся к ним с ближних участков шли по двое-трое по тайге в надежде найти беглого киевлянина. С утра люди бросили работу и теперь в дебрях тайги эхом отдавались их ауканья, отражаясь от стены кедров и сосен теряясь в гуще непролазной глуши, распугивая всю живность леса. Они не могли и предполагать, что беглец смог удалиться от вагончика больше чем на полсотни километров за такое короткое время. Что теперь он на много ближе к большой реке, чем к их давно обжитому вагончику. Никто не ожидал от него такой прыти. Кучевые облака сменились надвигающимися свинцовыми тучами. Те, кто искал заблудившегося Гришу вблизи вагончика, повернули в обратный путь чтоб не попасть под надвигающийся дождь. Ушедшие на много дальше строили себе временный шалаш, укрывая его пихтовыми и еловыми ветками от непогоды. Готовили дрова на ночь и разжигали костёр возле шалаша....