Возле дома родного...

Опрятная распивочная. Посетителей достаточно - все столы заняты. Лёгкий гомон и дымка витают над головами - народ отдыхает, покуривает, неторопливо беседует. За дальним столиком - мужчина лет пятидесяти. На столе три кружки пива с шипящей пеной. Мужчина худощав, с редеющими волосами, торчащими в разные стороны. На нём не первой свежести футболка. Руки трясутся, на лице - тяжёлое отражение многих литров выпитого. Взгляд потухший, но в глазах ещё мелькают остатки ума. И он опять сбежал от жены, прихватив из своего тайника припасённую чекушку беленькой! «Ну куда это годно –- пилит и пилит каждый божий день! Пила какая-то! Нервов уже не хватает! - Впору утопиться или... напиться!» И вот он здесь - в привычной пивнушке.

Крадучись, как будто кто-то отнимет, дрожащей рукою плескал в пену граммульку из чекушки и, снова спрятав в карман остатки водки, выпивал ядрёный коктейл крупными глотками, быстро, с жадностью. Переведя дыхание и успокоившись, он брался за вторую кружку. Отпивая и посасывая рыбий хвост, мужчина не смотрел ни на кого – был занят своими мыслями. И от мыслей слёзы выступали на его глазах. Захмелев, он вытягивал тощую шею, мотал головою и, бурча себе под нос, колотил по столу кулаком и последними словами ругал жену и свою проклятую жизнь.

- Власька! Пашутин? – услышал наш герой и встрепенулся. – Ты что ли? А я смотрю-смотрю: ты – не ты... Сколько лет, сколько зим!

К нему с кружкой пива спешно подошёл улыбчивый господин с холёной бородкой и румяными щеками. «Ромка! Как я рад!» Да, Власий без труда узнал Ромку – дружка по институту – совсем не изменился. «У тебя свободно?» - «Свободно!» - Разговорились. Вспомнили минувшие дни.
Однокашник коротко рассказал о себе: Сразу после института женился. А в стране вовсю бушуют девяностые! Ни работы, ни денег. Как выживать? Вместе с женой уехали к её родственникам в Саратов. Жена сумела в больницу устроиться санитаркой – это с высшим-то строительным образованием! Ему - работы нет. Решил заняться челночными делами – «купи-продай». Родители жены отдали сумму, скопленную за всю жизнь на чёрный день. Стал мотаться: Турция-Россия-Китай-Таиланд... Торговля шла красиво – не голодали. Но однажды так прогорел, что за душой – ни гроша. Спасибо жена и родственники помогли-поддержали. Назанимали там-сям. И опять: Турция, Китай, Россия... Жена бросила больницу, открыли с тёщей швейный цех на дому. Шили всякую всячину. Дела пошли. Сейчас имеет несколько магазинов, строительный бизнес и кое-что ещё. Вполне обеспечен. И доволен. Здесь – по бизнесу, можно сказать, в командировке. Дети? Да, есть и четверо внучат вдобавок! Сын – программист, женат, внуков-близняшек подарил. Дочка с зятем – врачи. От них - внучка уже вполне взрослая: 12 лет в танцевальный ходит – фигурку оттачивает. И внучок в садик бегает. Сын и дочка живут своими семьями. Тоже неплохо – слава богу.

– Короче, всё путём! Ты-то как? Чё-то вид у тебя не совсем... Ты... с Алькой? Дети, внуки?.. Ничё не знаю – сто лет не виделись.

- Да, Ромка,  рассказываешь историю... прямо как мою под копирку. Только в конце у меня результат неизбежно стремится к минусу.

- Чё так?

- А вот так... Со свету сживают, особенно Алька: прямо поедом ест. Белый свет уже не мил. А было всё здорово поначалу. – Поженились. Институт закончили. Оба устроились в строительное управление. Алька в производственный отдел. Я - на участок мастером. Нормально. Обитали в семейном общежитии. Потом въехали в однокомнатную - от управления получили. Дети появились один за другим: мальчик и девочка. Жить бы да радоваться. А тут в стране – полный развал и бардак. И – всё перевернулось с ног на голову: управление закрыли, в магазинах пусто. Работы нет. Денег нет. Да чё тебе рассказывать – сам это хлебнул. Чё делать? Как детей кормить? Я, глядя на всех, тоже решил челночными делами себя попробовать, торговую точку открыть. Бабуля моя продала свою хату и переехала к нам - помочь с детьми нянчиться. Все деньги вручила мне на закупку товара. Ну и я несколько раз туда-сюда скатался, товар привёз. Встал вопрос: торговлю узаконить. Да... Взятки раздавали – налево и направо, и всё же киосочек с Алькой открыли недалеко от нашего дома. Удобно. Наловчились торговать. Пошло, вроде, ничего. И тут... братки разного калибра нарисовались: «здрассьте вам!» Стали приставать - плати, мол, проценты, а то... сам знаешь, чё будет. Другие накатывают: плати, крышуем за плату. Третьи... Короче, если всем платить – самим работать в убыток. Мы заартачились, да и, правда, где столько денег-то набрать? И однажды, в одну несчастную ночь, проснулись от пожара – полыхало наше торговое хозяйство со всем товаром! Но беда, как говорят, не приходит одна – скоропостижно умирает моя дорогая бабуля – сердечко не выдержало такой хрени. Да... Вот это было горе! Бедная моя бабулечка... Душа моя и до сих пор плачет. –

Власий вытер ладонью глаза. Через минуту заговорил снова:

- И опять встал классический вопрос: чё делать, как жить? Денег-то нет на второй рывок. И занять не у кого – у всех свои проблемы. И пошёл я по шабашкам: «бери больше-кидай дальше». И мебель таскал, и бетон кидал, и песок на горбу разгружал. Надорвался – язву получил – не по моей комплекции такая нагрузка. Тогда сколотил бригаду из таких же бедолаг. Подряжались, в основном, на стройках за мизер. А бывало, что и не платили вовсе, но столько унижений... То, что удавалось сколымить я почти всё приносил в семью. Оставлял себе на курево да на пиво, ну и на покрепче иногда с ребятами – хоть как-то нервы успокоить. А иначе и до инфаркта недалеко – таких случаев сколько угодно. Ну дак вот, я, значит, на халтурах, Алька – дома с ребятишками крутится. Потом она устроила в квартире... типа, детского садика – соседских малышей взялась присматривать. Стала чё-то зарабатывать. И вижу: какое-то раздражение её донимает, высокомерие какое-то - грубит, обзывать начала. А тут я договорился с одним богачом особняк поставить. «Все деньги, - сказал он, - получите после завершения». Ладно. Даёт нам по мелочи на... поддержку штанов, остальные, мол, позже получите. Месяца три круглыми сутками вкалывали без выходных и проходных. Стройка почти подошла к концу – нашего богача убили! Вот и всё. Мужики на меня взъелись, чуть не пришибли: оно и понятно - у каждого семья. Ну как тут не запить? Алька и вообще всех собак спустила. Ежедневно одно и то же: «Ну что ты за мужик? Размазня какая-то. Алкаш несчастный! Какой ты отец семейства? Ни денег от тебя, ни толку!» Ну и так далее в том же духе. Прихожу домой – жрать нечего. Готовить перестала, дескать, не заслужил, не заработал. Дети, глядя на неё, тоже словечками обидными отца поливают: «папка – дурак, папка - алкаш» Я наказывать детей не могу, а ей говорю: «Объясни им, что нельзя так с отцом»  Она смеётся с издёвкой: «А что, неправда, что ли? Даже дети видят, что ты – тряпка: не украсть, не покараулить» Ром, ты понял, да? Она согласна даже, чтобы я воровал! Ну я детям говорю, что некрасиво так вести себя... А толку что? -

Роман глядел на приятеля с большим интересом. А тот рассказывал и рассказывал свою печальную историю. И получалось, что пьёт он не от весёлой жизни. С работой и до сих пор не везёт. Вот жена и заела: «прям, жрёт, грызёт по-живому». И дети, глядя на неё, - туда же, хоть они уже взрослые.

- Да, Рома, незаметно как-то выросли. И нет, чтобы им понять отца, посочувствовать... куда там! Алька без стыда при детях всю жизнь унижает: «Ты такой-сякой, ребята тебя, пьянчужку, стесняются». Перед друзьями-подругами, мол, стыдятся.

Рассказчик перевёл дыхание, отпил из кружки. Медленно продолжил. Язык уже заметно его не слушался, однако, речь была довольно связной:

- А, знаешь, Рома,  дети у меня... талантливые. Особенно дочка. Красавица – на бабулю мою похожа. Бабулю мою помнишь? Ну дак вот... дочка университет закончила... на учительницу. К цели своей идёт, можно сказать, прёт, напролом! К какой цели? - В артистки! Поёт она. Ага. А в детстве на балет ходила, на самбо – все приёмы знает, пояс имеет. Но... артисткой большой хочет стать. Понял? Не учительшей какой-то там... Арти-иисткой! Уж и на телевидении мелькает. Ну вот... поставила себе цель и - напропалую! Она у меня упорная – жуть! Ром, ты...ты ещё не устал от... от моей истории-то?

- Нет, Влас, не устал. Наоборот.

Власий закурил. Глубоко затянулся, прокашлялся.

- Да-а, уж замахнулась моя доча, о-ё-ёй! Но на мечту эту сейчас, как понимаешь, одного желания мало. Вот именно! Деньги нужны... ого-го какие деньжищи! А откуда они? Откуда, Рома? Вот она и злится на меня да ищет знакомства с богатыми... спонсорами. Мужиками, естественно. Щас это особенно модно. Живёт с ними и тянет с них же. Хоть и дочь, а честно тебе, Рома, скажу то, что вижу: доит она их. Понял? Доит, как молочных бурёнок. И алчность какая-то в ней сидит. Тут... с одним «золотым мешком» жила, дак он на её раскрутку столько денег ухлопал да ещё и по заграницам возил – хотел жить по-семейному – со мной делился, было дело.  А у неё... нет, у неё только... поп... попса на уме. Любыми путями. Ну вот у них отношения и поползли по швам. Дак она тогда две... может... три квартиры у него оттяпала! Вот, хватка! Вся в мать пошла, стрекоза! Когда мужик своё затребовал, дочка с Алькой да с Алькиной... этой... сеструхой судами стали мужика пугать. Ром, ты понял-нет? Щас вот опять... нашла... э-э-э.. забыл, как зовут... короче, ещё дурачка какого-то... да и неважно. – Власий отхлебнул пивка, пососал рыбёшку, щёлкнул языком от удовольствия. - Конечно, и хорошо быть на экране, так сказать... на виду. Меня, с одной стороны, и гордость берёт, но, с другой-то стороны... эта шумная и гла... ох... гламурная мишура с музыкой, танцулями... к чему такая жизнь приведёт? А, Ромка? И оба, Рома, оба, что сын, что дочка... о чём думают, не знаю. Мотыльком-бабочкой промелькают впустую на белом свете, а земная жизнь прошмыгнёт мимо: была и - нет её! Щас артистов-то этих, звездулей и звездулек всяких, как.. как собак нерезанных! А дочка-то ведь... женщина уже. Взрослая.  Не молодеет - четвёртый десяток разменяла, а... ни семьи, ни детей. И этот... сынок мой... тоже... без семьи. – Он... Эх... внуков бы понянчить... За дочку больше обидно, сама ведь потом жалеть будет, что так жизнью распорядилась. Уж с какими большими талантами люди-артисты меняют жизнь человеческую на... сцену.  А... а потом  все  жалеют, что просрали эту, свою единственную, единственную жизнь! Остаются одинокими... без семьи, без детей. Ром, скажи, я не прав?

- Прав, конечно.

- А тут.. прикинь, дочка-то  вообще  детей не любит. Услышит плач ребёнка – изозлится вся: «терпеть не могу!». Понял-нет, чё происходит? Сын, он – мужик. А мужик, как ни крути, – всегда молодой, в любое время детей может народить, а вот женщина...– Власий поднял указательный палец, погрозил. – Да... Оттого и переживаю за дочку. Вот... им за меня стыдно, а  я...  я за них всем сердцем переживаю. Горько всё, Рома. Горько. – у Власия надтреснул голос. 

- Да, неприятная история. Не ожидал.

- Дак.. я тебе больше расскажу – чего уж скрывать. Ты - свой.  Другим не рассказываю – ни боже мой.  Кстати, Рома, ты не торопишься-нет?

- Да, нет, что ты! Я рад встрече. Ты говори - освобождай душу, не переживай, я потом на такси отвезу тебя до места.

- Спасибо. Ну дак вот, – Власий собрался с силами, - моей-то, Альке, вечно денег не хватает. И что интересно, Рома, теряет их без конца. Памяти что ли уже нету? Ну и кто виноват всегда? Конечно, я. «Украл, пропил». И вот буквально на днях, в поза... в позапрошлое воскресенье, не скрою – да, выпил немного, ну и сижу спокойно у стола, телевизор смотрю. Слышу: Алька всхлипывает чё-то и в своём кошельке роется – мелочью звенит. Потом как швыранёт кошель на стол – мне чуть ли ни в морду! «Ты, что ли, зараза, украл?»
Я ничё не понял, какие деньги? Она ревёт и матерится. Рома, матом прямо матерится! Треплет вещи в шкафу, орёт. Книжки с полок на стол сгребла – перелистывает, страницы трещат. Ругается на меня последними словами, хуже самого пьяного сапожника: «Вот же тварина... навязался на мою шею!» - «Да какие деньги-то?» - спрашиваю. Не успел я рта открыть, она побежала на кухню: «Прровались ты! С тобой и говорить-то противно! Навязался!» Ну и на кухне кастрюлями-банками гремит, видать, деньги ищет. Я сижу на стуле, как оплёванный, прислушиваюсь... И в это время... влетает в комнату дочка, артистка моя, махом сбросила книжки со стола – они с грохотом разлетелись. Подскакивает ко мне: «Ты долго будешь над нами издеваться? Алкаш несчастный!», - и неожиданно с силой выбивает ногой стул из-под меня, я упал. – «Как же ты надоел, сволочь!» - и так пнула меня... в пах своими сапогами с толстенными каблуками, что я взвыл от дикой боли и согнулся на полу в три погибели. А она... Рома, пинает и пинает, будто гвозди вбивает... Растрёпанная вся, глаза сумасшедшие: «Скажи, когда ты уже напьёшься наконец, а? Ну сколько можно тебя обоссанного из канав вытаскивать? От людей же стыдно! Сдох бы ты скорей, скотина!»

-Это... дочка так?

- Ну. Пинала бы ещё, да мать, заходит, я слышу, говорит: «Вот, нашла деньги, слава богу, все целы!» Долго я потом с синяками ходил. Хорошо, хоть под брюками не видно.
- Ничего себе...
Рассказчик вздохнул и, как будто даже протрезвел. Через минуту продолжил:

- А и сын вон тоже не отстаёт. Тоже к своей цели идёт – в художники. Правда, на дне стакана вдохновение ищет. А хлебнёт, о-о... лучше на глаза ему не попадайся! Никого не терпит - крушит всё подряд! Тут как-то осенью он на садовом участке отсиживался – всё картины рисовал, пейзаж деревенский, речку. Мать ему поесть приготовила – меня отсылает отвезти. На улице жара на удивление прямо. Я по дороге пивка выпил холодного да стопку водочки. Чё-то развезло маленько. На лавке в скверике – сумку под голову и прикорнул. Спасибо, милиция разбудила. Кое-как от них отделался – забрать хотели. Ну вот, приехал уж под вечер, во дворе сынок картину рисует, но вижу – не в себе он, вроде: смурной. Ну, собрал на стол ему, как мог – чин по чину, приглашаю в дом: «Садись, мол, покушай». Сам вышел во двор, лопатой в огороде покопаться – траву порубить. «Ты чё так поздно? – спрашивает, - опять нажрался? Ты когда должен был прийти, а? – показывает на мобильник, - мать сказала к обеду приедешь, а ты.. только щас заявился».  Я ему что-то пытаюсь... в ответ. Он не слушает, кричит – наступает на меня: «А, ну, дыхни!» Я аж даже испугался – вот сын родной, как с цепи сорвался! «Дыхни, тварь!» - орёт. Тварью назвал! Отца родного!

Переживая события снова, Власий раскраснелся. Он задыхался от волнения, судорожно тискал в руках носовой платок, вытирал пот.

- Подлетел ко мне, я даже не успел очухаться. Выхватил лопату и замахнулся со всего роста, а ростом на голову выше меня: «Убью, зараза! Ты долго мать будешь мучать!» Выхватил у меня лопату и – так ударил!  Хорошо,  хоть черенком попал. У меня от боли искры из глаз посыпались! Рука тут же вся распухла и повисла плетью. Я-то рукой оборонился. А так-то... и не знаю... убил бы сынок, наверно, точно. А я не могу в себя прийти и не столько от боли физической, как... Ну, что это?  Сын ведь он мне! Сын! Родной. А на отца... руку поднял. – Слёзы катились по лицу Власия, губы дрожали. Он допил пиво, отставил кружку. – Сын-то, видно, тоже испугался – мог ведь и прибить насмерть. Вызвал «скорую».  Рентген, то да сё, короче, обнаружили тяжёлый перелом. Я, конечно, сказал, что сам запнулся о булыгу и с размаху ударился. Ну а как скажешь, что от сына такой подарок?..

Да, Роману было не по себе. На усталом, потном лице приятеля отпечаталась острая и постоянная безысходная грусть. А Власий всё говорил и говорил, выворачивая душу свою наизнанку.

- А чё Алька-то? – спросил Роман, - как реагировала? Ничё себе - дети отца избивают! Жесть!

- Хм, Алька... А чё Алька? Ей это в радость! С её молчаливого согласия всё и делается, а, может.. и не с молчаливого. - Власий сердито замял сигарету.

- Не заявил в органы?

- В какие? Ты что! Нет, конечно. Как ни говори, а родные же. Сам так воспитал, или... не воспитал.

- Ну и чё, простил? Помирились с сыном, с дочкой?

- А куда я денусь? Правда, дочка налетала на меня ещё не раз, но это так... мелочи. Обоих простил, конечно, и сына и дочь. Дочке песню свою отдал – сочинил недавно. Она и пела её несколько раз на день Победы. По телевидению показывали с этой песней.

- Что за песня?

- «По военным дорогам» называется. Ты уж забыл, наверно, что я сочиняю? Про мою бабулю песня. Она ведь, ты же знаешь, фронтовичкой была. После школы окопы рыла да на курсах шоферов училась. Всю войну баранку полуторки крутила. И раненых возила, и снаряды, и продукты. Однажды машина загорелась, и машину потушить сумела - сберегла. Про неё столько можно писать – рука устанет! Говорила, что зимой не сходили с ладошек кровавые мозоли. Трескучий мороз. Полуторка не заводится. Чтобы завести мотор, до одури, до слёз наяривала металлическую рукоятку, аж руки примерзали. А он, зараза, не заводится и всё! И, конечно, в войну и голод и холод донимали. Обмундирование – фуфайка, ватные штаны, кирзовые сапоги, да шапка-ушанка. Днём немцы обстреливают, а ночью... волки страх нагоняют! Ужас! Бортовушка ковыляет через поле на передовую со снарядами, рядом - голодные волки бегут, зубами щёлкают. Не отстают, ждут, когда машина заглохнет. Слава богу, проносило.

- Да.... молодец была твоя бабуля. – Роман посмотрел на Власия, - так ты... с ними живёшь, или как?

- Или как! - В сараюшке, Рома, с граблями-метёлками щас соседствую. Там тепло. Обустроил маленько, гитару взял, приёмничек. Топчан есть, стол, плитка, Кастрюля, чайник.

- А ведь такая любовь была...

- Любовь... Правильно бабуля как-то заметила: «завяжи себе глаза и загляни в душу будущей жены». В душу! А тут.. говорю же: каждый день придирки: то не так, это...  встал не так и сел не так, ем не так... Денег мало. Как мужчину меня вообще не подпускает. Ну что это?.. Она без скандалов дышать не может. А я не люблю скандалов, вот и молчал – терпел.

- Да, слушай, Власий, пока не забыл!.. На тебе визитку мою – там все координаты,

- Роман протянул карточку, - приезжай ко мне в Саратов. Помогу и с работой и с проживанием. Приезжай – не пожалеешь! Ты же неглупый мужик! Помню, как ты на всех олимпиадах побеждал. Сколько грамот получил! Встряхнись!
*
А, вроде,  вчера это было –
Они познакомились в институте. Она – красотка двадцати с небольшим лет, и он – без пяти минут инженер-строитель. Родители его наградили старинным именем Власий
– Власий Иванович Пашутин. Она – Алевтина.

- Я знаю, Вы – Аля.

- А Вы...

Бабуля не противилась их браку – уважала выбор внука.
*
Память-память... Она часто возвращает Власия в детство. –
Небольшой город. Площадь с огромным транспарантом на здании горкома партии: «КПСС – партия Революции, партия Перестройки!». На здании института – плакат поменьше: «Товарищ, стань строителем – сделай свой город краше!» Многолюдный базар, и голуби - видимо-невидимо! Эта безгрешная птица, ростом с хорошую курицу, деловито снуёт между рядами, подбирая, что бог послал.

Почему парню особенно помнятся эти места? – Потому что Власий в свои сиротско-мальчишечьи годы ходит в школу через базар и площадь. И учится он отлично, не то, что оболтусы, которые от зависти орут: «Власька-Иваська!». Обзываться могут, а вот ума – ни на грош! Учителя и устроители разных олимпиад не устают хвалить и вручать грамоты Власию. Бабуля плачет от умиления и показывает грамоты внука соседям: «Даст  бог - большим человеком будет!» - «Да, умненький мальчик! И вежливый какой!» - соседи тоже хвалят парнишку и радуются вместе с бабушкой.

Ещё помнит Власий комнатку, у широкого окна придвинутый к стене длинный стол, серебряная вазочка с леденцами и ближе к углу, развёрнута толстая книга с тёмно-коричневой обложкой, и над книгою - склоненное старое лицо в очках на резинке с крупным носом-картошкой. Это бабушка Настя, слегка опершись о стол рукою, бубнит молитву и, периодически отрываясь, крестится на чёрный образ с лампадкой под потолком: «...упокой их душу. Дай мне, Господи, здоровья и силы, чтоб поднять внучонка на ноги и передать в хорошие добрые руки жены его...»

А после поставит бабушка пластинку Утёсова и разольётся по комнате трогательный, пронизывающий душу, вальс. Она поймает внучонка в охапку и как запоёт любимую фронтовую. И закружат они по комнате:               
"Я как будто бы снова
Возле дома родного...
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоем,
Так скажите хоть слово,
Сам не знаю, о чём..."

«Власёнка, помогай!» - И мальчишка подхватывает тонюсеньким голоском:

"Утро зовёт
Снова в поход.
Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот".

И поют они и танцуют, и так им тепло и радостно! И видит Власик перед собою молодую девчонку – Настеньку, которая признается: «Под этот вальс мы и познакомились с твоим дедом – царство ему Небесное. Так я его любила...»
*
А ведь еще несколько лет тому назад, когда Власик был совсем маленьким, он жил в другом городе, и бабушка наезжала в гости. В погожие дни из открытых окон их квартиры была слышна беготня, смех и весёлый говор. То была пора, когда последний год были ещё живы дочь бабушки Насти, зять и двое её старших внуков. К ним приходили друзья, они забавлялись с маленьким Власием (Власёнком, как называли малыша), рассматривали фотокарточки. Особенно внуки гордились фронтовыми снимками бабушки-Насти. Молоденькая Настенька в военной форме и в беретке со звёздочкой, лихо надетой на косички, смеялась с фотокарточки и, вроде... подмигивала ребятишкам! Ямочки играли на пригожем лице. А на заднем плане стояла полуторка, за баранкой которой Настенька всю войну приближала победу! «Во, Бабуля! какая ты у нас красивая!» - «Да, молодые - все красивые!» - смеялась бабушка.

И вдруг - неожиданная весть: в автокатастрофе погибли дочь с зятем и двое старших внуков. Младший – Власик, остался сиротой. Думали свихнётся от такого горя баба Настя, что от слёз ослепнет. Но нет. К счастью, бывшая фронтовичка стойко перенесла тяжелейший удар судьбы. Внучонка перевезла к себе и воспитывала его, как умела, ни в чём мальцу не отказывала.
*
Школьные годы... Насыщенная интересная жизнь Субботники всем классом, металлолом, макулатура. Школьные концерты, походы с песнями у костра. Исполнитель собственного сочинения – Власий-гитарист. И всегда на почётном месте - песни о бабушке, которые он сочинял в её честь. И песни о фронтовиках, погибших и живых. О подвиге и в мирное время, где человек не сдаётся, борется со стихией, борется за свою судьбу. Подвиг – его любимая тема. Стенгазеты. Олимпиады. Кружки: литературный, музыкальный. В школе Власий был главным поэтом. К нему приклеилось прозвище «Лирик» «Лирик, давай стихи – колонка пустует!» И он сочинял. Девчонки с ума по нему сходили. Ну что ты – такой красавчик! Белолицый, улыбчивый, с копной кучерявых волос на тонкой шее, он чем-то был похож на свою молоденькую бабушку-Настеньку с фотокарточки.  И вот он - последний школьный звонок. Аттестат - в кармане. Прощальный вальс.

Бабуля видела своего талантливого внука только с дипломом института. «Средств нам хватит, думаю, здоровье, с божьей помощью, не подведёт – учись! Нет-нет, только не музыка, не песенки, не отъезды-разъезды! Артистов нам не надо. Мужчина должен иметь настоящую профессию, которая кормить будет его семью!» Внук был согласен с бабушкой, хотя душа тянулась к прекрасному! На кого ж тогда пойти-то?..
В стране бушует Перестройка. Плакат зовёт в строители – значит, так тому и быть: строитель, так строитель! Полетели студенческие годы, полные кипучей жизни... Ну и, поскольку, ни умом, ни сердцем Бог его не обидел, Власий и здесь был первым студентом. И здесь вечера, концерты, олимпиады. И награды.
*
Сегодня Девятое Мая. Святой День Победы. Власий в задумчивости сидел на топчане в сараюшке. А на столе белела, нет, не чекушка, белела визитка Романа, около - фотокарточка бабули-Настеньки. «Да... есть у кого-то жизнь иная, а есть вот такая - моя. Но ведь она тоже – жизнь». - Так он судил, тяжко вздыхал, вспоминал слова Романа: «Встрепенись! Ведь ты талантливый, и жизнь ещё не пройдена. Начни сначала – помогу!» Власий смотрел на фото и видел Настеньку-девочку с её хрупкими плечами, на которых она вынесла все тяготы войны и всё, что выпало ей после войны. «Столько горя и не сломалась бабушка». Бабушка... единственный родной человек, который и любил его и понимал. И вдруг... Власий отчётливо услышал... живую бабушку: «...дай мне силы поднять внучонка на ноги и отдать в добрые руки жены его...» И всколыхнулась душа Власия до самого дна! И эхом прокатилось в голове: «... в добрые руки... жены его...» 
И неожиданно из нутра Власия сквозь слёзы и всхлипывания стали прорываться слова... Слова ложились на знакомую музыку, явившуюся из ниоткуда... И... Власий запел... Он плакал и пел всё громче и громче любимую песню своей любимой бабули. ...Издали... послышался тонюсенький голосок... Голосок крепчал... и  вторил мужскому:
«Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок».

И вот уже красивым унисоном громко под гитару два голоса сотворяли оду Настеньке – девочке из войны:

"Я как будто бы снова
Возле дома родного...
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоём,
Так скажите хоть слово,
Сам не знаю, о чём..."
***
_________________________________________________
Случайный вальс (раннее – офицерский вальс) 1943г.
Музыка М. Фрадкина, Слова Е. Долматовского
 
Рисунок - интернет